Соловьёв
Соловьёв Владимир Сергеевич (1853–1900), русский православный философ, богослов, поэт, публицист и переводчик.
Родился в Москве, сын историка С.М.Соловьева (1820–1879), происходившего из потомственного священнического рода. Среди предков Соловьева по матери был украинский философ *Сковорода. Вся семья Соловьевых отличалась одаренностью (два брата Соловьева были писателями, сестра – поэтессой, племянник – священником, поэтом, богословом). В юности Соловьев пережил кризис неверия, из которого вышел в процессе глубокого изучения классической европейской философии (*Спиноза, А.Шопенгауэр, *Шеллинг, *Гегель). Поступив в Московский университет на естественный факультет, Соловьев затем перешел на историко-филологический факультет, который закончил в 1873. Затем в течение года Соловьев был вольнослушателем Московской Духовной академии, где у него сложился замысел (неосуществившийся) написать философскую историю дохристианских религий.
В 1874 Соловьев защитил в Петербурге магистерскую диссертацию «Кризис западной философии», в которой показал односторонность как *рационализма, так и авторитарного *фидеизма. После этого он читал лекции, работал над докторской диссертацией, а в 1875 был командирован Московским университетом в Англию. В Британском музее Соловьев изучал философскую и оккультную литературу и разрабатывал основы своей синтетической системы.
Поездка в Египет, связанная с особыми мистическими переживаниями, сыграла большую роль в его духовном развитии. В 1880 Соловьев защитил в Санкт-Петербургском университете докторскую диссертацию «Критика отвлеченных начал». Хотя взгляды Соловьева претерпевали известную эволюцию, в них с самого начала прослеживается единая мысль: возможность философского осмысления христианства в стройной системе, где нашли бы свое место эмпирическая наука, отвлеченное познание и мистическое постижение. Такую систему Соловьев называл «свободной теософией» (в отличие от синкретической *теософии, ориентированной на индийские доктрины).
В 1881 университетская карьера Соловьева прерывается (в связи с его лекцией о помиловании цареубийц), и он окончательно становится свободным философом и богословом. Богословские труды Соловьева «Чтения о богочеловечестве», «Духовные основы жизни» (Сочинения, 2-е изд., т.3) и другие, с одной стороны, еще несут влияние славянофилов, но с другой, отмечены отходом от этого влияния. В 80-е гг. Соловьев целиком отдается идее соединения церквей, находя поддержку у загребского католического епископа Штроссмайера. Вначале он полагал, что соединения христиан можно будет добиться под эгидой русского царя и римского папы. Он был убежден, что единство Церкви станет залогом прогрессивного развития человечества, но, потерпев неудачу, постепенно пришел к мысли, что христиане в конце времен будут в меньшинстве и соединятся перед лицом опасности, идущей от антихриста (этот «эсхатологический экуменизм» нашел отражение в одной из последних книг Соловьева «Три разговора»). В 1896 Соловьев причастился у католиков, что для него, однако, не означало ухода из православия (это было личным актом исповедания веры в Неразделенную Церковь). Через 4 года, перед смертью, он принял Св.Тайны у православного священника.
Творческая деятельность Соловьева была необыкновенно разносторонней. Он работал как переводчик (переводил Платона, Вергилия, Шиллера, Канта), прославился как острый публицист и литературный критик. Его стихи оказали влияние на зарождающуюся символистскую поэзию (А.Блок, А.Белый). В круг его интересов входили история догматов, история религий, этика, эстетика, политические вопросы.
Большое впечатление на современников производила сама личность философа, в которой было нечто «пророческое». Он вел жизнь бездомного странника, отличался бескорыстием и преданностью своему служению. По мнению большинства исследователей, Соловьев был первым крупным самостоятельным философом в России. Известный русский мыслитель Л.М.Лопатин считал, что значение Соловьева для русской философии аналогично значению Пушкина для русской литературы. И действительно, целая плеяда православных мыслителей конца19 – 1-й половины 20 в. в той или иной мере шла по пути, проложенному Соловьевым (*Трубецкой, прот.*Булгаков, *Бердяев, Н.О.Лосский, священник П.Флоренский, С.Л.Франк, Г.П.Федотов, протоиерей В. Зеньковский и др.).
Библия в трудах Соловьева. Свою философию библейской истории Соловьев особенно подробно изложил в трудах «История и будущность теократии» (Сочинения, 2-е изд., т.4) и «Россия и Вселенская Церковь» (М.,1911). В них он сосредоточился на богословской стороне вопроса, обходя проблемы *критики библейской, к которым пытался привлечь его внимание С.Трубецкой, ученик *Гарнака. Сам Гарнак, прочтя книгу Соловьева о теократии, отозвался о ней отрицательно именно потому, что в ней отсутствовали критические элементы. В свою очередь, Соловьев полемизировал с крайними выводами библейской критики. Он показал произвольность многих ее методов, в частности, при разборе книги о *пророках Эрнеста Авэ, ученика *Ренана. По словам Соловьева, один лишь исторический подход к книгам пророков неоправдан.
«Относиться к этому величайшему памятнику всемирной истории, отвлекаясь от его собственного содержания или внутреннего смысла, видеть в нем только отражение внешних исторических обстоятельств – это значит брать предмет не таким, каков он есть, – значит поступать несправедливо, фальшиво, ненаучно. С другой стороны, смотреть на свидетельства исторического действия Бога живого как на окаменелую и неприкосновенную святыню, значит показывать мертвую веру и грешить против Духа Святого, говорившего через пророков. Истинная научность требует понимать в Библии то, что в ней действительно есть существенного, именно дух пророческий, а истинная религиозность требует понимать этот дух как вечноживущую силу, которая не только определяла в прошедшем судьбы еврейского народа, но от которой должно зависеть и созидание нашей собственной будущности» («Когда жили еврейские пророки?» Сочинения, 2-е изд., т.7).
Герменевтические взгляды Соловьева наиболее полно изложены им в «Преуведомлении» к труду о теократии (опубликовано во 2-м томе 3-го издания Сочинений). Отдавая дань усилиям «познающего человеческого ума» в изучении Библии, Соловьев подчеркивает *богочеловеческую природу Священного Писания, которая не позволяет подходить к нему только с позиций научного исследования.
«Вера моя, – пишет Соловьев, – в существенную истину и божественный (точнее: богочеловеческий) характер Св. Писания значительно выиграла в сознательности и отчетливости благодаря знакомству с новейшею библейскою критикою, преимущественно отрицательной школы. Я говорю не о крайних выводах этой школы. Конечно, и они полезны, ибо своею произвольностью и явной тенденциозностью они должны производить на всякий беспристрастный ум впечатление, обратное тому, которое было желательно для самих критиков. Но помимо этой косвенной пользы отрицательная библейская критика в своей целости обуславливает, на мой взгляд, и некоторый прямой успех в понимании Слова Божия».
Развивая эту мысль, Соловьев проводит сравнение между Библией и Шекспиром. Если литературная критика может установить те источники и материалы, которыми пользовался великий драматург, это не умаляет его гения, но, напротив, подчеркивает его величие. Точно так же и существование источников Библии, на которые указывает историко-литературная критика, не может ослабить ее духовного значения. Далее Соловьев подчеркивает, что «Церковь, установив то общее положение, что известные книги Ветхого и Нового Завета богодухновенны и составляют истинное свидетельство божественного откровения, не определила, однако, как именно следует понимать эту богодухновенность, и не дала своей санкции ни одной из распространенных традиционно-богословских теорий по этому вопросу». Для его решения в православном духе Соловьев привлекает догмат о Богочеловечестве Христа, сформулированный на Халкидонском *Вселенском соборе.
«Как в живом Логосе, – пишет он, – Божество нераздельно и неслиянно соединено с человечеством, так же нераздельно и неслиянно соединены божественная и человеческая стихии в писанном Слове Божьем. И как в Христе человеческая природа представляется не одною только внешностью, – так и в Священном Писании элемент человеческий состоит не в одном только внешнем материале (письмен, языка и т.п.), а распространяется на все содержание, обнимает самую душу и разум Писаний. Оно не только имеет человеческую оболочку – оно дышит человеческою жизнью, и неразрывное сочетание этой жизни с Божеством составляет внутренний смысл священной книги. Другими словами, как Христос при Своем совершенном Божестве есть совершенный человек, так и Святом Писание есть совершенно человеческое произведение... С тою, однако, разницею, что в индивидуальном характере Христа совершенная человечность могла явиться сразу и сразу стать носительницей совершенного Божества. Тогда как человеческая подкладка Святого Писания, то есть вся совокупность национально-еврейских и вселенских человеческих элементов, лишь постепенно достигает обожествления и только в своей целости, в своем завершении является носительницей Божественного совершенства. Поэтому в целом Святом Писании и божественность его обнаруживается всецело и безусловно; отдельные же его части божественны лишь в силу своей реальной исторической связи с целым делом откровения и по мере своего значения в общем смысле Слова Божия».
Тот, кто ограничивается научно-историческим анализом Библии в ущерб богословскому синтезу, будет иметь дело с разрозненными элементами целого, не имеющими «никакого существенного отличия от таковых же элементов других религиозных памятников, как отдельные камни Соломонова храма едва ли различались существенно от камней египетских пирамид или индийских капищ». Столь же ошибочной считал Соловьев и вербалистскую герменевтику, которая затушевывала человеческий аспект Библии. С признанием богочеловеческой природы Писания «слепой супранатурализм прежней догматики нам не нужен, а бездушный материализм новейшей критики – не опасен».
К толкованию Библии С. подходил с широких историософских позиций. Он был убежден, что «мессианское приготовление» к тайне Богочеловека совершалось у всех народов. Диалектика религиозного развития раскрыта Соловьевым в «Чтениях о богочеловечестве». Основными началами этой диалектики является восприятие людьми Божества, природы и самих себя. В языческом «натурализме» человек ищет Абсолютное в природе. Натурализму противостоят спиритуалистические системы индийских религий, отрицающие ценность природного начала во имя Духа. В античной философии это противоречие снимается тем, что основу мироздания она видит в идеальном царстве идей. Однако в греческой мысли нет понимания Бога как Личности. Такое понимание дает Ветхий Завет. «Если в индийском буддизме божественное начало определялось отрицательно, как нирвана, или ничто, если в греческом идеализме оно определялось объективно, как идеальное все или всеобщая сущность, то в иудейском монотеизме оно получает внутреннее субъективное определение, как чистое я или безусловная личность. Это есть первое индивидуальное, личное откровение божественного идеала».
Существует, по Соловьеву, и другой аспект религиозно-исторической диалектики. На Востоке (в широком смысле этого слова) Божественное начало подавляло человека, растворяло его в Себе, на Западе же человеческое начало нередко сознавало само себя как высшую ценность. Только в религиозном сознании Ветхого Завета сочеталась абсолютная вера с признанием значимости человека и посюстороннего бытия. Библейский идеал не был спиритуалистическим. Иудеи верили, что Божья правда должна восторжествовать в тварном мире, преобразить его, а не растворить в Абсолютном Духе. В этом Соловьев видел причину того, что тайна Боговоплощения совершилась не в Индии или Греции, а в Израиле. Но в искаженном виде те же черты иудейства воспрепятствовали ему принять уничиженного Мессию» «Еврейство и христианский вопрос», Сочинения, 2-е изд., т.4).
Вся библейская история спасения рассматривается Соловьевым с точки зрения учения о Богочеловечестве. «Истина откровения одна и не делима. От первых глав Бытия и до последних глав Апокалипсиса, от Эдема на Востоке и до Нового Иерусалима, сходящего с небеси, эта истина состоит в одном и том же, ей принадлежит одно и то же название – богочеловечество, сочетание Бога с творением. Эта единая и неизменная истина, заложенная в человечестве сначала как чаяние (для языков) и как обетование (для народа Божия), становится событием чрез явление во плоти действительного Богочеловека Иисуса Христа, как личного средоточия для вселенского богочеловечества» («История и будущность теократии» I, VIII).
Соловьев изучал еврейский язык и намеревался сделать перевод Ветхого Завета с комментариями. Это намерение не осуществилось, но в «Истории теократии» можно найти первые наброски такого толкования и фрагменты перевода. Согласно Соловьеву, Завет между Богом и людьми имел своей конечной целью торжество нравственных заповедей в жизни общества (теократия) и последующее преображение мира. К этой цели Бог вел человечество, постепенно отбирая тех, кто служил Его Домостроительству. Готовность Авраама следовать велениям Божьим положила начало теократии. На протяжении ветхозаветной истории она развивалась в национальных рамках. В этих же рамках «укоренилась и созрела» идея *мессианизма – новой, вселенской ступени теократии. Христос принес в мир весть о Царстве Божьем, Ему «дана всякая власть на небе и на земле». Истинная церковная теократия есть собирание человечества в «полноте любви» во Христе, в «совершенной взаимности свободного богочеловеческого соединения».
Как уже было сказано, Соловьев сначала верил, что такая теократия может осуществиться скоро, при соединении всех христиан под эгидой преемников апостола Петра и России. Когда же он осознал утопичность этой надежды, он написал «Повесть об Антихристе», включив ее в свою книгу «Три разговора» (Сочинения, 2-е изд., т.10). Эта повесть есть своего рода толкование на Апокалипсис, созданное в форме, напоминающей романы-антиутопии. Если прежде для Соловьева общественный прогресс был делом Божьим (кто бы ни участвовал в его становлении), то теперь он видел в нем дело антихриста. Его сатанинской власти откроет ворота секулярный гуманизм 21 в. Даже большая часть христиан примет его. На последнем Вселенском соборе, куда будут созваны католики, православные и протестанты, лишь малая группа верных узнает и изобличит антихриста. Она покинет собор и объединится, забыв о конфессиональных различиях. За этим событием наступит мировая катастрофа и кончится история.
В «Tpex разговорах» выразилось глубокое разочарование Соловьева в тех церковных и общественных силах, на которые он прежде возлагал много надежд. Книга вызвала противоречивые суждения. Позднейшие критики отмечали слабость Соловьева как футуролога в сравнении с другими писателями, пытавшимися изображать будущее.
К последним по времени произведениям Соловьева принадлежат его «Воскресные письма», в частности, знаменитое письмо к *Толстому о Воскресении. В творчестве Соловьева было много незавершенного и недосказанного, но импульс, исходивший от него, был значительным и продолжал сказываться в 20 в. в самых разных сферах религиозной мысли, поэзии и философии.
♦ Собрание сочинений Вл.С.Соловьева, т.1–9, СПб.,1901–1907; то же, т.1–10, СПб., 1911–19142; Письма, т.13, СПб.,1908–1911; Письма, т.4, Пг.,1923; Собрание сочинений Вл.С.Соловьева, Брюссель, 1966–1970 (репр. со 2-го изд.), с дополнит. томом: Письма и Приложения, Брюссель, 1970; Стихотворения и шуточные пьесы, М.,1974; Сочинения, т.1–2, М.,1988.
● Величко В.Л., Владимир Соловьев. Жизнь и творения, СПб.,1904; Лопатин Л.М., Философское миросозерцание Вл.Соловьева, ВФП, 1901, №11; Лосев А.Ф., Вл.Соловьев, М.,1983; Мочульский К., Владимир Соловьев Жизнь и учение, Париж, 1936; Никольский А., Русский Ориген XIX века Вл.С.Соловьев, ВиР, 1902, №10,24; О Владимире Соловьеве, М.,1911 (сборник статей); Радлов Э.Л., Владимир Соловьев. Жизнь и учение, СПб.,1913; Соловьев С.М., Жизнь и творческая эволюция Владимира С.Соловьева, Брюссель, 1977; Трубецкой Е., Миросозерцание Вл. Соловьева, т.1–2, М.,1913; прочую русская и иностранная библиография о Соловьеве, насчитывающая несколько сотен названий, приведена в 12-м т.3-го издания его сочинений.