О покаянии

Архиерей:

– И я готов на это, и не поленюсь изложить суть дела, насколько смогу, потому что после крещения покаяние есть и главизна спасения для всех верных, и второе очищение, и второе крещение, совершаемое посредством исповеди и сокрушения, посильными трудами и слезами.

Предначинатели покаяния – мытари и грешники, и блудницы, приходившие в покаянии ко Христу и не отринутые Им; также и разбойник на кресте, уверовавший, и исповедавший Христа, и возопивший: Помяни мя; равно как и первый из учеников, горько плакавший после того, как пал через отречение, и помилованный, и по троекратном вопрошании восстановленный каким был, или даже более – поставленный пастырем овец Христовых, дабы пас овец с внимательностью и снисходительностью, научившись из того, что пал и снова был принят Христом, поставленный принимать раскаивающихся падших.

А не падшего нет между людьми вовсе, и первый падший, и более всех из всех верных – я, и я прошу помилования и спасения.

Клирик:

– Поистине, владыка, все мы в этом имеем нужду, потому что все постоянно согрешаем.

Архиерей:

– Правда, брат. Ибо кто похвалится чисто имети сердце? Или кто чист от скверны, как написано, «аще и един день жития его на земли» (Иов. 14:4–5), тогда как всякий грешен или от греха первородного, или, после просвещения крещением, тотчас и невольно как-нибудь впадая в грех, ибо для этого достаточно согрешить случайно по отношению к кому-нибудь: к родителю, или другу, или родственнику, чему невозможно не случиться. И если это даже случится и с неразумным младенцем, то всё же становится причиной греха, и ему тотчас сообщаются скверна и грех.

И сие всяк человек, при всём том, что он принял благодать. Он тотчас, как родится, желает плотского неразумно и неосознанно, и это – следствие преступления прародителей, почему и грешит, едва родившись и еще не понимая. Ибо, как сказано Давидом, и зачинается во грехах (Пс. 50:7).

Итак, если невозможно, чтобы не гнездился какой-нибудь грех в новорожденном и новопросвещённом младенце, то тем более во всех нас, и вольно, и невольно. А в особенности вольно – во всех, как в существах словесных и добровольно нерадящих о том, что постоянно грешим. Сами грехи забвения и неведения – от нашего нерадения, и невозможно найти им оправдания.

Итак, нужно каяться, как проповедали и Креститель, и Господь, и ученики Его. И нужно каяться всем: мирским и монашествующим, клирикам и иереям, и архиереям, и никому не отстраняться от покаяния, потому что все согрешили и согрешаем, и каяться должны все. Часто и Спаситель наш говорил, и Креститель Его: «покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 3:2; Мф. 4:17), т. е. Сам Царь Небесный, бывающий близко к кающимся, потому что «близ Господь всем, призывающим Его во истине» (Пс. 144:18). А я громогласно взываю, обращая это и к себе: покаемся по благодати Спасителя нашего, чтобы спастись, ибо близко Царство Божие. Скажу и с божественнейшим Павлом: «И ныне ближе к нам спасение» (Рим. 13:11), потому что грядет Спаситель и Судия наш. «Отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света» (Рим. 13:12). А что исповедь и покаяние необходимы иереям так же, как и монахам и мирянам, об этом и апостол свидетельствует, говоря: «Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться» (Иак. 5:16.), и научая, как нужны всем исповедь и покаяние в том, в чём пали.

Покаяние проповедовал и Креститель, как мы уже сказали, и совершал Спаситель, когда принимал исповедание грешников, в особенности мытаря, блудного, блудницы и разбойника на кресте, и исповедь весьма многих других согрешивших. То же Он внушает и притчами, и в особенности притчей о блудном сыне, который исполнил всё, что относится к покаянию. Говоря: «отче! я согрешил против неба и пред тобою» (Лк. 15:18), он совершает исповедание, а словами: «и уже недостоин называться сыном твоим» (Лк. 15:19), обнаруживает сокрушение и самонаказание с самоукорением. Говоря же: «прими меня в число наемников твоих» (Лк. 15:19), смиренное моление, соединенное с надеждой, ибо никому не должно отчаиваться.

А вот, по Евангелию, и плоды покаяния, которых требует Креститель (Мф. 3:8): это отвращение от греха, ибо так сделал и помилованный блудный сын. Оставив разврат, он притёк к Отцу с исповеданием: «согреших», откровенно говорит он, и не просто «согрешил», но: «на небо и пред тобою». «На небо» – поскольку, творил дела беззаконные и враждебные Небесам; «и пред тобою» – так как презрел Тебя и нисколько не убоялся, не устрашился и не устыдился Тебя, Святого Творца моего.

Затем мы видим истинное самоосуждение: "недостоин, – говорит он, – называться сыном твоим». Далее – молитву и стремление к делам, которые свойственны уничиженным, виновным и должникам: «прими меня в число наемников твоих».

То же совершал и тому же учил и Собор апостолов, и ещё более того: они, несмотря на утомление, ходили с проповедью покаяния. И даже будучи при смерти стремились обратить грешников. Их они и наказывали, и утешали, и отлучали, когда было нужно, и принимали, и были готовы служить всем ко спасению.

О проповеди покаяния должно заботиться и нам – освященным. И об этом я взываю и к своей душе, и к иерархам, которые со мною. Взываю о том, что мы более чем кто бы то ни было обязаны совершать это прекрасное дело, то есть приводить к покаянию, и что это – служение проповедничества, подобно тому, как обращение безбожных к вере. Ибо прекрасно это дело Спасителя и Его апостолов – привлекать неверных к вере.

Но ныне оно редко, и потому, что не стало ревности мужей апостольских, и потому, что недавно были большие гонения²⁰. После же него всего прекраснее и равно ему – охранять верных²¹ и всей силой и со всей ревностью обращать к покаянию. А потому не должно оставлять их и дожидаться, пока они придут с обращением. Нет, совершители Таинства покаяния должны всюду, где возможно, всматриваться и искать падающего, всеми способами убеждать его поспешить к Богу, отводить от греха и приводить к Богу.

И это да будет для иерарха вместо проповеди Евангелия, или лучше сказать, самой проповедью. Ибо какая другая цель у проповеди, как не спасение погибших, возбуждение падших и обращение к лучшему удалившихся от этого лучшего?

Таким образом, обративший к Богу тех, кто заблуждался в вере, является по отношению к ним как бы устами Божиими, так как он недостойных сделал достойными. То же относится и к обращению согрешившего. Ибо обративший грешника от ложного пути к истинному – также как бы уста Божии и сам достоин Христа, и, по Писанию, «спасший душу от смерти и покрывший множество грехов» (Иак. 5:20).

Потому и слово учения Духа должно проповедоваться в Церкви, и оно заповедано иерарху, и необходимо ему, и есть долг его – только слово не высокоумное и цветистое, составленное из изречений, изобретаемых внешним искусством, но простое, направленное к восстановлению душ, к исправлению нравов и к доброму состоянию, к поддержанию стоящих, к воодушевлению падших, к возвращению отдалившихся, к утверждению смятенных, ко всевозможной для всех пользе.

Ибо искусства и различные методы явились не вместе с природой, но впоследствии изобретены природой, а Бог, исправляющий природу, исправляет её данными природе простыми и безыскусными средствами. Потому и воплотился Он, через собственную природу нашу вновь образуя и воссоздавая естество.

Итак, учитель должен учить простыми словами и преимущественно исполненными Духа, дабы и исправить других, и получить пользу самому, будучи смиренным, не тщеславясь цветистыми словами, не оставаясь бесполезным для слушателей и удовлетворяя их духовные потребности, и считая это целью всякой проповеди и учения.

"Горе мне, – говорит Павел, – если не благовествую!» (1Кор. 9:16). Мы часто видим, что апостол не столько совершает священные действия и Таинства, и даже самое крещение, сколько проповедует, дабы больше обратить, и говорит: «Христос послал меня не крестить, а благовествовать» (1Кор. 1:17). Конечно, он крестил: крестил Тимофея и дом Стефана, и весьма многих других, но предпочитает этому проповедь. Почему? Потому что сначала нужно обратить неверного к вере и тогда уже его крестить.

Крестить – это дело всякого иерея, а обращать – учителя. А ныне – увы! – вижу, что многие нерадят ни о священных Таинствах, ни о слове богодуховенной и спасительной проповеди. И вообще – священнодействуют выставляясь и с каким-то тщеславием, редко молятся и никогда не проповедуют, но пышно восседают, заботятся о мирских суждениях, от которых рождаются раздор и всяческая смута, вражда и бесполезные, даже более – душепагубные споры. Они пекутся о тленных приобретениях, а о собственной духовной жизни, к которой они призваны, как более просвещённые, и о жизни тех, которые им вверены, у них вовсе нет речи. Они не заботятся ни об изучении священных Писаний, ни о соблюдении правил церковных или о другой какой-либо священной деятельности, на которую указывают отцы. У них вовсе нет попечения о церквах и о духовном стаде Спасителя нашего. И это притом, что Павел говорит: «внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею» (Деян. 20:28), и это тогда, когда волки не только намереваются прийти, но уже здесь.

Многие много говорят о доходах и собственности, а о сокровищах спасаемых душ на Небесах речь коротка. Я же не отделяю от таковых и себя самого, потому что и я, беспечный с беспечными, дам за то ответ. А потому, размышляя и о моем собственном долге, я плачу о себе и братьях моих. И так как необходимо говорить о долге нашем, говорю о нём, поскольку мы имеем неизбежную нужду спешить приводить братьев к покаянию. Ибо покаяние есть одно из Таинств, и совершать его для верных – обязанность епископов. Нужно подвизаться для этого. И вместе с епископами да стараются об этом те, которые с разрешения епископского получили такое служение.

И пусть не имеет в виду кто-нибудь (ибо я не обо всех говорю, как и не обо всех епископах) плотскую прибыль, которая есть ущерб и, по сути дела, убыток. И пусть не судят вопреки правилам, дабы тот, кто действует против правил, не навлек на себя грехов другого.

Кроме того, пусть никто не впадает в заблуждение и не принимает себе за правило быть строже самих отцов, ибо кто непорочнее их в таких делах, кто внимательнее и чище? Пусть не впадает в самообман и не воображает быть и снисходительнее их, будучи слабым и бессловесно падая вместе с падающими. Да и кто так смел, чтобы дерзнуть быть человеколюбивее отцов? И откуда получит он на это власть, если отвергает отцов и действует не в границах, положенных ими? Он неизбежно будет действовать от себя, и не будет прочным сделанное им, потому что оно не по преемству от отцов.

Итак, пусть всякий твёрдо решит ничего не делать вопреки определениям и правилам отеческим. Ибо они составлены различными богоносными мужами, и верны, как согласные с Духом, и весьма способны врачевать всякую страсть, и вполне целительны. О них излишне и говорить нам, так как они весьма ясны и во многих книгах есть, и многими объяснены для большего уразумения их.

Итак, все должны судить по церковным правилам и не внимать каким-либо другим, составленным не по определениям этих правил, потому что благодать – по преемству, ибо от источника благодати – Господа и Спасителя нашего она перешла на Его апостолов, от апостолов – на отцов, а от отцов наших – на нас.

Таким образом, если мы соблюдаем правила отцов, то и преемство благодати будет в нас, и слово наше будет твердо. Иначе, если будешь поступать не по определенному ими, то и слово будет нетвёрдым. Да и что вынуждает нас поступать не по определениям отцов?

Если видишь чьё-то искреннее раскаяние, чистое исповедание падений, сокрушение из глубины души и уничижение, истинное воздержание от злых дел, и от всего сердца ненависть ко греху, и удаление от него, и ревность к делам покаяния, которые обнаруживаются в воздержании и милосердии, то это прекрасно, и отцы учат, как поступать в подобном случае. Ты прими такого, утверди в нём любовь, поддержи брата и тщательнее исследуй покаяние, испытай кающегося. И если, при истинном покаянии, он будет желать сокращения времени епитимии и какого-нибудь смягчения её, то не останавливайся приобщить его Блага, потому что и вся цель – в том, чтобы всем соединиться с Благом. А коли так, то не бойся дозволить ему приобщиться, потому что и у отцов найдёшь указание на такое позволение, и от них получишь власть на это. Таковой – сотрудник твой и соревнитель.

Одобри того, кто выказывает более ревности, и прими его с распростёртыми объятиями, и послужи, сколько в силах, по мере ревности кающегося.

Если же кто из кающихся холоден и двоедушен и обращение его только на словах, а на деле нисколько, и если он не только не имеет ревности сделать что-либо полезное, но и готов обратиться вспять, как «пёс на свою блевотину»(2Пет. 2:22), например, смеётся и издевается над святыней или при внешнем смирении и рвении, будучи слегка испытан, делается по принятии Даров равнодушным и холодным и снова предаётся прежнему, то такой да не будет с тобою, чтобы и тебе не стать участником в чужих грехах.

Не должно вливать миро в грязный сосуд и не должно – получили мы наставление –

метать бисер перед свиньями и давать святыни псам (Мф. 7:6), которые кажутся дружески расположенными и действующими на благо господина.

Но, между тем, и относительно таковых отчаиваться не должно и не следует отвращаться от кого-нибудь из них. Но нужно их принимать и стараться, как мы сказали, привести к сознанию греховности, и побудить к покаянию, и всегда ожидать, что они придут к нему (потому что и надежда должна быть до конца), хотя и не сподоблять Святыни, дабы она не была в осуждение как им, так и тем, кто неразумно преподает её.

Исповедь же должна совершаться не просто, но как указал Спаситель, когда принял Закхея и блудницу.

Первый торжественно и с сокрушением высказал всё, чем согрешил, и обещал исправить обиды и начать творить дела божественные. "Господи! – говорит он, – половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо» (Лк. 19:8).

А вторая, взяв «алавастр мира и став позади (ибо не смела перед Ним) у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром» (Лк. 7:37, 38). А потому и сказал Иисус: «прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит» (Лк. 7:47). Закхею же сказал: «ныне пришло спасение дому сему» (Лк. 19:9).

Видишь ли, что за ревность и стремление к истине при обращении тотчас даруется отпущение грехов со спасением? А нераскаивающимся Спаситель говорит: «отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мф. 7:23).

И хулящим Духа Святого сказал: «кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению» (Мк. 3:29).

И не хотящим отпускать согрешения других сказал, что и им не отпустятся. И «если не покаетесь», говорит, «все так же погибнете» (Лк. 13:3).

И не веровавшим в Него говорил: «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23:38).

Посему нужно истинно каяться, и притом со смирением, а не так, как утверждают некоторые (что смеха достойно), – будто когда ешь и пьёшь отверзается сердце для исповедания грехов, и поэтому они с похмелья (чтобы не сказать больше) осмеливаются исполнять христианский долг покаяния, делая противоположное покаянию и идя наперекор Сказавшему: «Смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством и заботами житейскими, и чтобы день тот не постиг вас внезапно» (Лк. 21:34). Как может прийти в сокрушение тот, у кого сердце в таком состоянии? Как будет печалиться? С каким вниманием и смирением исполнит долг исповеди?

Итак, не должно быть выше указанного. Принимающий исповедь должен в подобающем и священном месте, наедине и без шума, сидеть с благоговением, быть веселым и с кротостью в душе и взоре, а в его действиях должна выражаться любовь Божественная. А исповедующийся – с дерзновением, и страхом Божиим, и с благоговением должен стоять перед принимающим исповедь, как перед Самим Христом, потому что через того, кто принимает грехи, он исповедует их Христу, Который и даёт прощение. И на вопросы исповедующего должен отвечать без сомнения, смиренно и правдиво, и ничего не утаивать.

Поскольку в нас действуют три силы: словесная, раздражительная и желательная, – постольку исповедующийся должен подробно исповедовать падения по всем им. Если же он не знает, какие они, то исповедующий обязан напоминать ему и спрашивать. Ибо в соответствии с этими тремя силами, как говорит великий Григорий Нисский²², мы или живем хорошо, или погрешаем.

В словесной заключается вера и всё, что принадлежит уму. А потому и нужно спрашивать о вере, не поколебался ли в ней кающийся, или не богохульствовал ли?

Это совершается и в уме и в слове, ибо мы получили и другие три силы, по отношению к которым или делаем хорошо, или падаем: ум и то, что относится к уму, слово и то, что относится к слову, действия и принадлежности действий; и во всем этом действует и сила словесная, и раздражительная, и желательная.

Во-первых, ум, действуя в сердце, порождает или благие помыслы (при внимании), или злые (при невнимании). Отсюда, у внимающих себе ум порождает память о Боге и правую веру, молитву и внимание, славословие и благодарение Богу, что, как мы сказали, есть действие силы ума. А от силы раздражительной, через посредство ума, порождаются пламенная и напряженная ревность и стремление к благочестию, и священным песням, и благодарению Бога. От силы же желательной посредством ума рождаются истинная и искренняя любовь к Богу и ближнему, и сердечная привязанность к предметам божественным, и добрые и духовные помыслы.

Совершенно противоположное бывает у того, кто не бодрствует умом. Силой словесной производится в нём то, что он неправо мыслит о благочестивой вере и о Едином в Троице Боге, о воплощении Слова и о прочем, относящемся к Богу. Кроме того, в нём порождаются неблагодарность, и богохульство, и мечтания отступнические и демонские.

А сила раздражительная побуждает его к злым делам, замыслам против брата своего, к зависти, злословию, неистовству и мстительности, и весьма многому другому, в меру раздражения. Желательною же порождается то, что человек любит славу, сребролюбив в сердце и желает того, что принадлежит ближнему. Он пристрастен к чужим благам или к увядающей красоте плоти, размышляет о страстном, и питает в душе нечистоту и всякую скверну, и бывает подобен скоту, и через помыслы даже хуже скота.

Это-то и подобное тому совершается умом в этих трёх силах.

Далее, в слове человек обнаруживает добродетели ума, когда благочестиво и благоговейно говорит о вере, с дерзновением православно исповедует Бога и славословит Его, и благодарит, и воспевает, изучает и изъясняет предметы божественные, и истину говорит во всём, судит суд праведный и вообще говорит только о добром и божественном.

А по отношению к силе раздражительной он совершает добро, когда с ревностью побуждает словом к добродетелям, стоит за Бога и за ближнего, возражает богопротивникам, обличает нечестивых и беззаконных, пред лицом царей и начальников говорит с дерзновением и без боязни, и борется за правду.

По отношению к силе желательной – когда восхваляет Бога, повествует о делах Божиих и превозносит их, говорит о том, что спасительно, хвалит и возвышает ближних, молится за них, умиротворяет, примиряет друг с другом, ходатайствует за них пред царями и владыками, и всё говорит ради их пользы.

Человек же погрешает в слове по отношению к уму злыми движениями сердца, когда хулит в речах своих Бога, отрекается от Него, бывает неблагодарен, ничего не говорит по совести, ложно клянётся, лжёт и ничего не говорит полезного.

По отношению к силе раздражительной он погрешает тем, что поносит других словесно, обижает, ябедничает, изменяет слову, лжесвидетельствует, клевещет, бесчестит, унижает и, когда говорит, говорит только злое для ближнего.

По отношению к силе желательной погрешает словом, если имеет пристрастие к блудным песням, сквернословию, дурным речам, к болтовне, возбуждающей похоть, к пустословию и баснословию и скор на всякое нечистое слово. Таковы действия слова.

Добрые дела человека, внимающего себе, суть:

• по отношению к уму – продолжительные песнопения, усиленное славословие, внимательность к самому себе, сосредоточенность ума в себе самом, непрестанная молитва, готовность к труду или даже к мучениям за православную веру в Бога, чествование и славословие Его и неизменное пребывание в делах добрых и богоугодных;

• по отношению же к силе раздражительной, во внешней деятельности человека обнаруживаются: мужество в добродетелях, справедливый образ действий, страдание за правду, ревность к исполнению заповедей, щедрая милостыня из своего имущества, нищета Христа ради, пренебрежение плотскими влечениями, удаление от мира и презрение к тому, что в мире, служение ближним, бдение, нагота, простиранье на земле, бодрствование, стояния, коленопреклонения, пост, телесные скорби Христа ради, а часто и мученичество, которое есть высшее из дел Христовых;

• по отношению к силе желательной – непорочность ради Христа, девство, милосердие и любовь к убогим, посещение ради Христа больниц и темниц, заступничество за сирот и вдов, жертвование собственностью для помощи брату и, наконец, по любви, иногда предание и самого себя за братий, как и Христос сделал ради нас.

Напротив, когда человек погрешает, то в действиях его по отношению к силе ума обнаруживается, что он не посещает Божественных храмов, не заботится о богопочитании, не трудится ради Бога и вещей божественных и, что ещё хуже, похищает божественное и делает подобное этому; святотатствует и нападает на рабов Божиих, злословя их и делая им зло.

А по отношению к силе раздражительной – бьёт ближних, убивает, заключает в темницы и всеми способами вредит им.

По отношению же к желательной – блудодействует, прелюбодействует и делает всё, что относится к нечистоте, кровосмешению и распутству, а кроме того, обижает и похищает по корыстолюбию, ворует, пьянствует, объедается и совершает многое другое, страшное посредством действий пожелания.

Во всем, о чём мы сказали, всякий исповедающийся должен испытывать себя, а принимающий исповедь – о каждом деле спрашивать. И если исповедующийся сделал что-нибудь доброе, то хвалить его и укреплять в этом, а если найдёт, что тот в чём-либо погрешил, то посредством исповеди и покаяния исправлять его насколько возможно и возводить падшего к Богу, следуя правилам отцов и их духовному рассуждению. Впрочем, и те, которые думают, что они не пали (что, как я полагаю, невозможно), – все должны каяться.

Думать, что не пал, значит – пасть, и это наибольший из всех грехов, в котором, по безумию своему, повинны и стоящие ошуюю, говорящие: «когда мы видели Тебя...?» (Мф. 25:41, 44) – то есть: «мы не согрешили». А что это – тягчайший грех, свидетельствует возлюбленный ученик Христов и девственник Иоанн Богослов, говоря: «Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1Ин. 1:8–9).

Видишь ли силу исповеди? Поспешим же к ней все, потому что все и нужду в ней имеем. И брат Божий Иаков свидетельствует: «Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться» (Иак. 5:16), ибо все уязвлены и покрыты следами ударов и нет никого, кто бы не нуждался во врачевании. Один только безгрешен – Тот, Кто, придя в уничижении, уврачевал нас и в смирении даровал нам врачевство, заповедав припадать и смиряться друг пред другом и взаимно исцеляться.

Но и тот, кто, уже уврачевавшись, ревнует о преуспеянии в добродетели, не сам по себе должен устремляться к этому, но действовать с благословения отца духовного и держать не свой собственный канон, но принимать его через живой голос духовника и жить под руководством последнего. И никто никоим образом не должен, полагаясь на себя, управлять самим собою, потому что это не сообразно с христианской жизнью, ибо жить самовольно – не есть установление Христово, так как Христос послушен был Отцу Своему до смерти крестной. Итак, если Он поступал таким образом, то кто больше Него? И каким образом тот будет Христов, кто живет не по примеру Христа? Ибо Христов – тот, кто, по примеру Христа, живет смиренно, не делает ничего от себя, но исполняет только волю Божественную и пребывает в послушании, как и Спаситель, молившийся: «впрочем не Моя воля, – т. е. воля человеческая, – но Твоя да будет» (Лк. 22, 42). А Божественная воля есть и воля Его со Отцом, и Святого Духа.

Так, будучи двойствен по естеству и имея две естественные воли, единый Богочеловек при человеческой непорочной и чистой воле повиновался Отцу, изглаживая добровольное преслушание Адама и Евы. И обладая двумя естественными действиями, Он, будучи (что выше всякого описания) един совершен по ипостаси и двоякий по естеству, посредством их всецело обновив, обожил нас.

К покаянию относится и ангельский образ покаяния, о котором мы говорили ранее. Впрочем, снова нужно рассмотреть, как он совершается, и то, что касается его обрядов.

Может быть, кто-нибудь скажет: почему образ покаяния называется ангельским, ведь Ангелы не падают, поскольку падать не в их природе? Таковой пусть знает, что неизменяемость и невозможность падения свойственны только Богу, всегда сущему и пребывающему неизменяемым, а всем, получившим бытие и созданным, свойственна изменяемость. Известно, что некоторые из Ангелов пали, да и быть Ангелами – значит внимать себе, быть смиренными и послушными Богу, чистыми служителями Его и исполнять волю Его, как написано. Ибо Ангел (άγγελος) есть вестник (αναγγέλλων) Божий.

Так и монах, хотя имеет склонную к падению природу человеческую, но, возревнов, приемлет силу наступать на змей, и скорпионов, и на всю силу вражию, и ничто не повредит ему. Удаляясь от житейских забот и оставив мир, родственников, жену, детей и братьев, он подражает житию Ангелов, ибо они не привязаны к дольнему и не имеют потомства плотского. Да и дать обет восприять на рамена крест Христов, идти по стопам Его, быть послушным Ему, отречься от всего и не исполнять своей воли – дело ангельское. «Благословите, – говорит Писание, – Господа, вси Ангели Его, сильнии крепостию, творящии слово Его, услышати глас словес Его. Благословите Господа, вся силы Его, слуги Его, творящии волю Его» (Пс. 102:20–21).

Видите? Вот подобие образа ангельского и даже Самого Иисуса Христа, молившегося Отцу: «не Моя воля, но Твоя да будет». Посему-то Дионисий и говорит, что этот образ по чистоте выше жизни и епископов, живущих в мире.

Церковь Христова большую часть возводимых в епископство ещё прежде посвящения украшает божественным монашеским образом и только потом поставляет епископами, ограждая великое и святое святых этим всесвятым и священным образом.

Посмотри, как совершается во Христе божественное священнодействие посвящения в монашеский образ.

Желающий быть монахом добровольно приходит и, дав обет жизни по Богу, испытывается в течение определенного времени. И когда он докажет веру своей жизнью и станет сам искать посвящения в образ монашеский, дабы не казалось, что он это делает по принуждению и насильно, тогда приводится в храм, потому что, сам себя удаляя от мира, он приносится Богу подобно дару.

Он останавливается перед вратами, так как ещё не принадлежит к числу Ангелов и людей равноангельных, но как кающийся стоит пред раем и Небом, умоляя о входе. И как скоро начнется священное Тайноводство литургии, тогда после первого входа во святое святых, указывающего на введение нас, людей по естеству, в горний мир, приводится и он в этот мир, как погибавшая и обретенная Господом овца, которую принял Он и принёс на раменах в Своё стадо.

Постригаемый лишён мирских одежд, бос и не покрыт по следующим причинам: во-первых, потому что он сбросил с себя все лишнее и мирское, а во-вторых, потому что он беден и нищ, как лишенный богатства разбойниками, страшно избитый и израненный, оставленный нагим и лежащий полумёртвым, и притом лишённый злыми гражданами имущества и иссохший от голода и недоброй пищи из рожков (Лк. 15:13–16).

Когда добрые рабы Божии, подобные Ангелам и ведущие жизнь равноангельскую, приводят постригаемого, лишённого покровов, тогда громогласно поется: «Объятия Отча отверзти ми потщися», и зажигаются светильники, изображающие даруемую благодать, и просвещение, и радость Небесную.

Приводимый трижды, в честь Троицы и в свидетельство решимости стать монахом, совершает три земных поклона и также три раза встает, в ознаменование восстания от падения. Подойдя к священным вратам, как к вратам на Небо, он припадает перед настоятелем как пред Отцом Небесным и радостно приемлется им, как заблудший сын. Потом он встает и кланяется братиям, прося прощения за то, что оскорбил их своей жизнью, подобной бессловесным тварям, и умоляя их, как старшего сына (Лк. 15:12–32), не гневаться на него, и вместе с ними обращается к Отцу Небесному.

Затем ему повелевается отверзть уши и уста и нелицемерно и без притворства, но искренне исповедать истинное покаяние. На вопрос «зачем пришел», он отвечает, что желает жития подвижнического и хочет приобщиться к лику монашествующих и что приступает по доброй воле, а не по принуждению. Постригаемый обещает соблюдать себя в девстве, целомудрии и воздержании, и хранить до смерти послушание настоятелю, терпеть всякую скорбь и тесноту ради Царства Небесного, и оставаться в монастыре и подвижничестве до последнего издыхания.

Когда он произнесёт такие обеты пред Богом и людьми, тогда оглашается как принесший Творцу добровольную жертву, живую и словесную. Иерей изъясняет ему образ жизни совершеннейший: что ему предстоит алкать, жаждать и терпеть наготу ради Христа, за нас потерпевшего это, терпеть обиды, насмешки, гонения, и всё ради Него, и притом радоваться, что всё претерпел ради Христа, потому что это – величайший дар.

Становясь монахом, он принимает второе крещение, очищается от грехов и делается сыном света. И Господь наш радуется о нём со Своими Ангелами, закалая для него тельца упитанного, который есть Тело и Кровь Его.

Иерей внушает ему удалиться от прекословия, непослушания, превозношения и всех других порочных наклонностей, преуспевать же в смирении, покорности, братолюбии, должном прилежании, чтении Божественного слова, соблюдении сердца от скверных помыслов и, кроме того, в посильном делании внешнем и в исповедании сокровенных движений сердца, как внушают священные и Божественные заветы.

Отсюда видно, как верно сказано, что святой образ монашеский состоит в покаянии.

Итак, когда посвящаемый в монахи исповедует всё это в надежде на силу Христову и решится пребывать в этом до конца своей жизни, так как добровольно посвящает себя Христу, тогда на голове его крестообразно постригаются волосы во имя Троицы. Троицей он освящается, а посредством креста показывает, что умер для мира, и знаменуется Распятым за нас. А то, что пострижением снимаются волосы являющиеся частью тела, означает, что постригаемый приносит Господу, как жертву, и начатки тела, ибо всего себя приносит и посвящает Христу, и отвергает все излишнее и мирское.

Перед пострижением волос, после произнесения обетов постригаемый принимает от иерея священные молитвы.

Во-первых, иерей молится, чтобы Всещедрый Бог принял посвящаемого как обратившегося и обнял его, как блудного, и защитил от присно ратующих врагов, и пребывал с ним всегда, веселя и услаждая сердце его утешением Божественного Духа, сподобляя его и части преподобных, в образ которых он облекается. И чтобы постригаемый, как и они, унаследовал Царство Небесное в Самом Христе, во имя Которого, со Отцом и Святым Духом, иерей благословляет посвящаемого. Такое призывание подает ему все Божественные дары и освящает его.

Затем, осенив его крестом и повернувшись на восток, иерей произносит совершеннейшую молитву, между тем как посвящаемый лежит долу: «Сый Владыко Господи с Живым и Ипостасным Словом Твоим и от Тебя исходящим Духом истины, – иерей называет Господа и Богом Ангелов, – пред которым и Серафимы, песнословя, предстоят, свидетельствует, что Бог есть истинный Свет, просвещающий всех и всё, и что Его умоляет вся Небесная Церковь первородных на Небе».

Иерей молится, чтобы Господь призрел на смирение посвящаемого, исповедавшего перед людьми обеты; и чтобы через этот ангеловидный образ приобщил его данного во святом крещении дара сыноположения; чтобы посвящаемый сохранился в нем и укрепился на брань против невидимого врага, силою Духа низложил восстания плоти и, оставив ветхого человека, облекся в нового. Он молится, чтобы постригаемый, укрепившись во всём, и посредством молитвы приобретя силу для жизни в преподобии и правде, и сделавшись орудием Божиим и жилищем Духа, вместе со всеми избранными удостоился Царства Небесного.

Затем в возглашении славословит Троицу, Которая нам подаёт всякий совершенный дар. И когда священник возгласит: «Мир всем», а также: «Преклоните главы», все преклоняют их в знак подчинения вместе с посвящаемым монахом, на котором во время чтения священных молитв рука иерарха не простёрта (так как он не хиротонию принимает), но на главе его лежит только молитвослов.

Далее иерей читает другую молитву: «Святый Господи сил, Отче Господа нашего Иисуса Христа, приими раба Твоего (имя рек)», и запечатлевает его трижды в знак посвящения его и во славу Троицы. Освящая его этим знамением и произнеся оставшуюся часть молитвы, иерей снова возглашает и славословит и, обратившись к лежащему, поднимает его, показывая этим, что тот восстал от греха и получил прощение и что Отец принял его и вновь усыновляет, возвращает ему прежнюю одежду чистоты и приобщает к Ангелам. Посему, взяв его за правую руку и указав на Евангелие, как на образ Самого Спасителя, иерей повелевает посвящаемому облобызать эту святую Книгу, чем показывается, что он пришел в объятия Отца и облобызал Его.

Затем иерей говорит: «Се Христос невидимо предстоит здесь», и наказывает посвященному быть внимательным, чтобы не пасть, так как никто не принуждает его идти против воли, но он приходит сам, по собственной воле. Посвящаемый исповедует, что идет по своему изволению.

Потом иерей опять говорит: «Се Христос невидимо предстоит здесь», то есть: смотри, к Кому приступаешь – ко Христу, и с Кем сочетаешься – с Самим Христом. И помни, от чего отвращаешься – от мира и того, что в мире. И дав ему ножницы, иерей говорит: «Возьми и подай мне», дабы тот показал свое изволение.

Если постригающий иерей есть и восприемлющий отец, то он сам берёт ножницы у постригаемого в монахи, который перед тем целует их. А если берёт их иной восприемник, то он и подает их иерею. А иерей снова подаёт их посвящаемому, который снова целует их и дает восприемнику, а тот вновь подаёт их иерею. И так до трёх раз – в честь Святой Троицы и в подтверждение совершающегося. Подавая в третий раз, иерей говорит: «Се от руки Христовы приемлеши я!» Страшные слова, приводящие слышащих в трепет! Потом, взяв ножницы, он прибавляет: «Благословен Бог, хотяй всем спастися», и прочее, ибо нужно благодарить Бога за все спасительные дела.

Вслед за тем иерей постригает посвящаемого во имя Троицы, крестообразно остригая сверху, а волосы полагает на жертвенник, выражая этим, что они суть начало и дар Богу, как и посвящаемый, который всецело принёс себя Богу в жертву живую и богоугодную.

Далее иерей надевает на посвящаемого и принадлежности монашеского образа, запечатлевая каждую крестным знамением и произнося: «Облекается раб Божий, и: препоясуется, и: Покрывается, и т. п. – во имя Отца и Сына и Святого Духа, и: Рцем о нем: Господи, помилуй», что и говорится всеми каждый раз трижды в знак того, что посвящаемый обретает себе защиту в Троице, и что на нем милость Божия, и что именно эта молитва, по преимуществу, приличествует монаху, так как испрашивает милости у Иисуса Христа.

Облекается, говорит иерей, в первую очередь в ризу правды и радования, взамен прежней наготы и стыда, и тленности, последовавшей за преслушанием и грехом, взамен смерти и скорби, которые святой монашеский образ низлагает через послушание и жизнь нетленную.

Потом – в паллий великого образа, во одежду, говорит иерей, нетления и чистоты, как знак покровительства Божия, дарующий за святость жизнь принимающему его жизнь вечную, и в знак божественного одеяния, которое благодать Духа дает взамен кожаных риз.

Затем – в кукуль беззлобия, шлем спасительного упования, ради осенения Божией благодатью и преобладания владычественной силы (т. е. ума) посредством смиренномудрия и свойственного невинным младенцам незлобия, в знак охранения Божия и осенения главы со всеми органами чувств.

Кукуль спускается и спереди на грудь – ради силы мысли и сердца, а также и на спину. Он обшит вокруг червлёными крестами, для того чтобы этим царственным и страшным знамением отгонять врагов, спереди и сзади нападающих на нас.

Затем облекается в аналав, сшитый из кожи, в ознаменование смерти для мира, и спереди и сзади от плеч имеющий знамения креста, или, лучше сказать, изображающий самый крест.

Иерей произносит: «Восприемляй крест свой на рамех и последуяй Владыце», как это исповедал сам посвящаемый.

Потом постригаемый поверх этих одежд надевает кожаный пояс – препоясует, говорит иерей, чресла своя – в умерщвление плоти и в обновление духа, ради целомудрия и чистоты, и в умерщвление, насколько возможно, движений плоти, а также в укрепление против страстей и в утверждение в исполнении заповедей.

Затем посвящаемый надевает сандалии, во уготование благовествования мира, дабы он не повредил мысленных стоп души своей и не был уязвлен мысленными змиями в пяту помыслов, но чтобы наступал на них и попирал льва и змия, невидимых и губительных злобных зверей, чтобы неуклонно поспешал по пути евангельскому, постоянно востекая горе, где уготована нам жизнь Небесная.

И наконец, одевается в мантию, в которую облекается весь, причём иерей громогласно произносит: «Брат наш (имя рек) прият великий и ангельский образ во имя Отца и Сына и Святого Духа», так как мантия есть одежда священносовершительная. Она охватывает всего постригаемого и выражает и означает охранительную и промыслительную силу Божию, а также строгость, благоговение и смирение жизни монашеской, и то, что у монаха ни руки, ни другие органы не свободны для мирской деятельности и не принадлежат ей, но все мертвы для мира. Свободна только голова, взирающая к Богу – Главе всяческих и мыслящая о божественном, и лишь к Богу стремящаяся. Но и она покрыта кукулем в знак смиренномудрия и не имеет открытыми находящиеся в ней органы чувств.

Поскольку монах считается мёртвым для жизни мирской и словно уже пребывает во гробе, постольку мантия и есть как бы гроб, а погребальные принадлежности суть нижняя риза и прочая одежда.

Аналавом и прочими одеждами изображается страдание крестное, потому что монах распялся для мира и дал обет в этом.

Кукулем же изображается головной сударь, а весь вообще монах уподобляется распятому за нас, умершему и повитому погребальными пеленами и сударем Господу. Всё это для того, чтобы, сораспявшись с Ним для жизни мирской и соумерев, монах совосстал, совознесся и явился сонаследником Отчего Царства Его, и сделался общником тех благ, которые уготованы нам прежде сложения мира.

Об этом и молится над ним иерей после принятия им святого образа. Ибо тотчас снова присовокупляет молитву и молится, дабы Благой Бог, верный в своих обетованиях и неложный в дарованиях, дал ему жизнь благообразную, жительство добродетельное и незазорное, да соблюдёт, пожив в освящении, нескверным образ, в который облекся. Поэтому иерей перечисляет силу и значение каждой одежды.

С хитоном облекся монах в Божественную правду вместо преступления. Вместе с поясом опоясал себя умерщвлением плоти и целомудрием, так как стянул себя по чреслам, чтобы быть мертвым для похотений и мужественным в добродетели.

С кукулем он возложил на себя смиренномудрие во спасение, дабы владычественной силой (умом) смиренномудрствовать и верно управлять чувствами, почему и постригающий его называет кукуль шлемом спасения.

С аналавом, говорит иерей, он украсился крестом и верою, так как аналав имеет вид креста, которым свидетельствуется вера во Христа и мертвенность для мира.

С паллием и мантией он облекся в одежду нетления и как бы в крепкие латы и вместо кожаных риз украшен и освящён Божественной благодатью.

С сандалиями получил силу шествовать по пути, ведущему ко спасению и миру, будучи обязан, по Евангелию, шествовать и стремиться по стезям миротворчества и благовествовать мир. Ибо и он стал учеником Христа, учеником, всё оставившим и Христу последовавшим.

А мир наш, путь к Отцу, и истина, жизнь и свет есть Христос. И идущий по стопам Его получит свет животный и достигнет жизни.

Кроме того, монах называется в молитве подражателем Илии и Крестителя, как начальников отшельнической жизни; в ней говорится, что он облечётся нетлением ангельским, сподобится предстоять одесную Христа и услышит блаженный глас Его: «приидите, благословенные Отца Моего» (Мф. 25:34), при этом иерей просит, дабы все сподобились услышать этот глас.

По возглашении он произносит, как обычно, славословие Троице и, сказав: «Мир всем», и повелев преклонить главы Господу, как служащих Ему, дабы получить благословение свыше, снова молится Богу, да введёт Он постригаемого в Свой Божественный и духовный двор, т. е. да соделает его Своим, причтёт его к друзьям Своим и к Своему Лику, и да сделает его помыслы чистейшими и высшими всего житейского, Во еже непрестанно поминати подлежащих благ распеншим себе житию сему ради Христа.

И опять возгласом прославляет Бога в Троице как Пастыря и Посетителя душ наших, потому что от Него исходит для нас и руководство к лучшему, и промышление, и управление.

Потом иерей берет у диакона святое Евангелие и говорит: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Лк. 9:23). И предлагает ему, если он освящённый, самому взять крест, а если нет, то подаёт ему его. И тот, принимая, делает поклон и целует крест, показывая этим, что он последовал за Христом и принимает это следование как долг.

Затем иерей подаёт ему свечу в ознаменование света, который получил посвящаемый, подаёт как обязанному проводить чистую жизнь. Посему иерей говорит ему слова Спасителя: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16).

Потом ставит его пред святыми дверями как приближающегося ко вратам Небесным и примирившегося с Господом, а посвящаемый держит Евангелие и зажжённую свечу, так как он должен жить по-евангельски и чисто во славу Бога, Который призвал его в чудный Свой свет.

Тотчас вслед за тем иерей, поцеловав его ради любви и единения во Христе и в ознаменование лобзания Отца Небесного – после того, как нашёл Он погибшего сына и весьма возрадовался, – становится близ него, так как он сделался близким к Богу. А все братия вместе с отцом-настоятелем, держа в руках свечи в знак веселья, и Божией благодати, и радости Ангелов, отходят и, поочередно целуя священное Евангелие и иерея, носящего образ Христа, и крест Его, и целуя принявшего монашеский образ, в веселии воспевают: «Познаим, братие, таинства силу».

В чём же эта сила? В том, что от греха к Отеческому дому востекшаго преблагий Отец предусрет лобызает и, возвратив ему прежнее достоинство, радуется и ликует с вышними Силами, заклав тельца упитанного.

Наконец, после целования, совершается священнодействие Живаго Тельца и по чину читается зачало Апостола и Божественного Евангелия. Принявший монашеский образ идет со свечой перед тем, кто несет Евангелие и Святые Дары, так как он стал воином и слугой Христовым и в прошениях удостаивается упоминания, ибо имя его написано на Небесах и он причтён к лику братий.

Затем он сподобляется причащения Божественнейших Даров, так как сделался общником пренебесной и живой Трапезы.

После чего он радостно приступает и к чувственной трапезе, разделяя эту радость с единочинными себе, и все поют и молятся о том, что он прилепился к винограднику Господню.

С этого дня он упражняется в молитвах, послушании и трудах, и в смирении проходит жизненный путь, и идёт по стопам Христа, да сподобимся и все мы, по милости Его, славы Его и общения с Ним.

Итак, мы изложили, как умели, и обряды Таинства покаяния и посвящения в монашеский чин, хотя и ангельский, но вместе с тем и образ покаяния.

Далее же кратко скажем и о двух остальных Таинствах Церкви, чтобы выполнить своё обещание, и приведем речь к концу.

Клирик

– Хорошо для нас, святейший владыка, узнать и об этих Таинствах, как и о других.