Слово 78

(1) Кто таков тот, кто кается, и какое делание его? – (2) Если не стяжем добродетелей, то никакой не принесет нам пользы свобода от страстей. – (3) Кто таковы те, которые работают, Богу, каковы дела их, и по чему можно распознать их?

1. Пoелику мы думаем, что христиане есмы, по тому одному, что приняли божественное Крещение, хотя не делаем дел христианских; пoелику думаем так, что мы – верные, так как веруем во Отца, Сына и Святого Духа и в воплощенное домостроительство Господа нашего Иисуса Христа, и, таким образом, просто по привычке говорим, что мы рабы Божии и, пиша к другим письма, помещаем это в подписи: раб Божий такой-то, не зная, может быть, что такое раб Божий, и кто есть, и кто достоин именоваться рабом Божиим, то я решился растолковать это слово и показать: кто таковы рабы Божии, и из чего познаются, и каковы дела, делаемые ими для Бога, чтобы всякий по делам своим мог определительно познать, кому угождает он делами своими и кому работает, и уразумел, кому угождал и кому служил доселе, дабы не случилось иному почитать себя рабом Господа, тогда как он работает себе самому.

И слово мое – не к мирянам, которые живут в мире и имеют жен, ибо Апостол явно говорит: неоженивыйся печется о Господних, како угодити Господеви; а оженивыйся печется о мирских, како угодити жене (и миру) (1Кор.7:32–33), но к тем, которые удалились из мира и от мирских дел самоохотно и, вступив на поприще покаяния, подвизаются в монашеском житии, то есть к новоначальным монахам и к пребывающим долгое уже время в монашестве, которые думают, что Господу работают и надеются оправдаться делами своими. Ибо некоторые из них не внимают свету Божественных Писаний, но, всегда ходя вне оного и находясь во тьме своих лукавых помышлений, не знают, что есть многое и великое различие между теми, кои каются, и теми, кои подвизаются в добродетели, и теми, кои работают Господу. Те, которые каются в злых делах своих, ищут получить прощение в грехах своих, каковы – мытарь, блудница, Апостол Петр, который, от страха трижды отрекшись Христа, потом горько плакал, и другой кто-либо, как блудный сын, зле иждивший отцовское наследие с блудницами и мытарями. Такие и подобные им не называются работающими Господу; но они, быв врагами Богу, виновными пред Ним, только еще примиряются теперь с Ним посредством покаяния и исповеди. Опять те, которые упражняются в делании добродетелей, всеусердно подвизаются в том, чтоб после покаяния победить страсти, то есть, показав с великим тщанием и ревностию покаяние в прежних своих грехах, подвизаются еще стяжать утверждение в себе добродетелей вместо страстей, какие имели прежде. Тот, кто кается, тому свойственны следующие делания: он сокрушается, плачет, постится, лишает себя сна, спит на голой земле, охотно всем служит и переносит всякие неприятности и скорби, помышляя всегда о грехах своих, – и как почитает себя достойным великого наказания, без смущения претерпевает все, случающееся с ним, чтоб получить прощение грехов таким терпением своим.

2. Тот опять, который подвизается не о том (только еще), чтобы получить прощение грехов своих, но уже о том, чтоб победить страсти, также делает все сказанное и гораздо еще большее того, и с радостию приемлет всякую находящую скорбь, и, если не приходит ничто скорбное, сам себя оскорбляет, но при этом еще всеусильно старается проходить всякое доброе делание, о котором слышит, что его проходили древние отцы, или видит, что его проходят отцы, живущие с ним, чтобы разными добродетелями и добрыми деяниями изгладить многие и разные страсти, чрез кои приобретают власть над нами демоны, и совсем изгнать их из души, а вместо этих страстей усокровиществовать внутри себя добродетели со всею ревностию души своей. Ибо если не восподвизается он стяжать добродетели, то не будет иметь полного успеха в искоренении страстей, хотя и может успеть утомить их до значительной степени. Не тот достоин похвалы, кто не лихоимничает, но кто еще и милует; не тот уже и спасен, кто целым сохранил данный талант, то есть данный ему дар благодати, но тот, кто и умножил его; не тот ублажается, кто удаляется от зла, но тот, кто и добро делает; не тот любовь свою к царю являет, кто не входит в согласие с врагами его, но тот, кто и вооружается против них и противовоюет им по любви к царю. Об этом свидетельствует Сам Владыка наш Христос, когда говорит: иже несть со Мною, на Мя есть; и иже не собирает со Мною, расточает (Мф.12:30). Этим словом Он ясно показывает, что кто всяким образом и со всем усердием не соблюдает заповедей Его, не стяжавает добродетелей посредством исполнения сих заповедей и не преуспевает чрез то паче и паче в исправлении сердца, а только воздерживается, как ему кажется, от злых дел, в добродетелях же не пребывает долгое время, но, предаваясь нерадению в исполнении заповедей Божиих, пресекает некоторым образом собирание сих добродетелей, тот не может сохранить даже того добра, которое, как ему думается, имеет, но чрез неделание заповедей теряет и его. Это именно и показывает слово Господа: иже не собирает со Мною, расточает.

В житейских делах не всегда бывает так, чтобы кто не собирает, а сидит бездейственно, уже и расточал, но в делах духовных всегда так бывает. Ибо Писание Божественное того, кто не делает добра, почитает грешником и объявляет, что он осужден будет, когда говорит: ведущему добро творити и не творящему, грех ему есть. И опять: проклят человек, творяй дело Божие с небрежением, – чего одного достаточно к тому, чтобы подвергнуть осуждению меня, нерадивого и ленивого. Если же тот, кто заповеди Господни творит с небрежением, проклят есть, не тем ли паче тот, кто совсем никакой не творит, или из тех, какие может творить, творит только некоторые? Стань рассматривать сие, и найдешь, что то же самое бывает и в мирских делах и по гражданским законам. Ибо раб, который, видя, как воры пролезли в дом господина его и окрадывают его, не препятствовал им и не кричал, а допустил им забрать все и убежать, осуждается господином своим, как наветник и вор, наравне с теми, покравшими его добро, хотя он и не содействовал им. Да и вы сами не осудите ли такого лукавого раба? То же самое всеконечно будет и со мною, – удерживаюсь сказать: и со всеми вами, – если мы удерживаемся только от худых дел, а не подвизаемся всеусильно стяжать и добродетели вместо худых навыков, и стяжать в такой полноте, чтобы явиться мужами совершенными, достигшими в меру возраста исполнения Христова, как заповедует нам святой Павел. И совершенно справедливо. Ибо если мы не сделаемся такими, то как можем именоваться и быть рабами Господа, воинами Христовыми? Как можем стать облеченными во всеоружие духовное, достойными зачисления в воинство Бога живого и способными явиться страшными врагам? Нет, нет; не можем мы сподобится этого.

3. Почему, когда кто постится, или бдения совершает, или томит себя алчбою и жаждою, или спит на голой земле, или слезы проливает, или переносит поношения и другие искушения находящие, пусть не думает, что он (по тому самому) уже служит Богу, или пользует такими подвигами другого кого, но только себя самого, если терпеливо проходит их, и особенно если при том блюдет смирение и действует с духовным разумом, ибо если не таким образом он проходит их, то и себе самому не приобретет чрез то никакой пользы. То дело, которое делается не с смиренномудрием и духовным разумом, каково бы оно ни было, никакой не приносит пользы тому, кто его делает. Как же это так? – спросит кто. – Кому угодно, тот может найти объяснение сему в Божественных Писаниях. Я же имею в намерении показать только то, что ни те, которые проходят еще покаяние, ни те, которые долгое уже время подвизались в добродетелях, не Господу еще служат, а только самих себя пользуют. И, если находите то благословным (имеющим достаточную причину. – Ред.), подтвердим слово наше примерами. Кто настоящие слуги царя земного? Те ли, которые сидят в домах своих, или те, которые всюду следуют за царем? Те ли, которые занимаются своими делами, или те, которые составляют его воинство? Те ли, которые покойно в свое удовольствие проводят время в домах своих, или те, которые геройствуют на войне и то наносят раны, то сами получают их, убивают многих из врагов, освобождают из плена братий своих и посрамляют врагов? Золотари ли, медники и каменщики, каждодневно трудящиеся и с трудом добывающие потребное для себя и товарищей своих, или военачальники, и тысяченачальники с прочими чинами и с многочисленным воинством, состоящим у них под командою? Явно, что последние служат царю, а не первые. Золотарь, медник и каменщик, что бы ни сработали для царя, берут за то у царских приставников условленную плату и, как чужие и незнакомые там, опять возвращаются в дома свои, даже не видавши царя, а не только не спознавшись и не подружившись с ним. Но военачальники и прочие чины суть слуги царя знаемые, а некоторые даже и друзья ему, чрез которых делается знаемым и любимым царю и все множество воинов, состоящих под ними. Подобное бывает и между Царем небесным и теми, которые служат Ему. Все люди – верные и неверные, рабы и свободные, богатые и бедные, иереи и архиереи, цари и начальники, – все мы рабы Богу, как творение Его. Но из всех нас те, которые соблюдают заповеди Его с доброю целию и всеусильно, и при соблюдении заповедей Его веру к Нему являют твердую, суть благие и верные рабы Его; те же, которые не отказываются служить Ему и исполнять заповеди Его, но делают это с нерадением и леностию, называются рабами лукавыми и ленивыми; а те, которые делают или говорят противное повелениям Божиим, суть враги Его, хотя ничтожны суть и никакой не имеют пред Богом силы.

Итак, мы, которые, послушав Господа, рекшего: иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет (Мк.8:34), и Апостола, сказавшего: не любите мира ни яже в мире (1Ин.2:15); ибо любы мира сего вражда Богу есть; и: иже восхощет друг быти миру, враг Божий бывает (Иак.4:4), – оставили по видимому все и последовали за Спасителем нашим Богом, или, прямее сказать, оставили мир, так как он препятствует добродетели, и вступили в монашество, – оставили некоторым образом место врагов Божиих, в коем проживали доселе и рабствовали им добровольно, и перешли в область Господа нашего и Царя Христа. Но да ведаем, что мы только надели одежду воинов Христовых, воинствующих под Ним, а еще не сделались настоящими воинами; мы слуги Его еще только по одежде, а не настоящие. Как надевающие одежду воинов не делаются чрез то воинами царя, так и мы, говоря теперь, что сделались подданными царства Христова, потому что облеклись в монашеское одеяние, не говорим, однако ж, что чрез то мы сделались уже и настоящими воинами Его. Ибо оружия воинства нашего не плотская (2Кор.10:4), но духовные, яко несть наша брань к крови и плоти, но к началом, и ко властем, и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебесным (Еф.6:12). Итак, когда облечемся во оружия света, в броню, говорю, в шлем и в прочее, о чем говорит святой Павел, и возьмем в руки свои изощренный меч Духа, тогда можем говорить, что сделались настоящими воинами, добре снарядившимися к брани.

Но рассудим, что делаем мы, облекшиеся уже в монашеское одеяние и вступившие в поприще покаяния и подвижничества. – Плачем? Но для чего? – Для того, чтобы получить отпущение грехов наших и очиститься от скверн, причиненных нам грехами. Постимся? – Для того, чтобы укротить буйство и стремления плоти нашей и сердце свое сделать более мягким и удобосокрушительным. Совершаем бдения и поем псалмы? – Для того, чтоб не распложались злые помыслы, и ум наш не блуждал туда и сюда. Молимся? – Для того, чтоб не уводил нас враг в мысленный плен, и мы могли со временем помышлять об одном добром и полезном и молиться всегда и непрерывно в сердце своем. В сердце сокрушаемся? – Для того, чтоб приять радость и утешение, которые порождает сей плач сердечный. Одеваемся в смиренные, власяные одежды? Спим на голой земле, и большая часть из нас носит вериги? Для чего? Для того, конечно, чтоб обуздать и укротить это тело буйное, чтоб оно, не быв удерживаемое уздою, не бросилось, подобно необузданному мулу, в стремнины и не низвергло и себя, и седока своего – ум, в ров пагубы и огня вечного. Делая же все сказанное, какое благо доставляем мы тем, которые нас видят? Конечно никакого. Но если мы никакого не делаем блага для тех, кои нас видят, то тем паче ничего не делаем мы для Бога, давшего нам и мудрость, и силу к самосохранению. Но, скажешь, мы с благодарностию переносим поношения, осуждения, скорби находящие, не позволяя оставаться в сердце и следу страсти, тем возбуждаемой? – Но и этим опять мы себе самим делаем добро, а не другому кому. Слушай, что говорит Господь: аще не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших (Мф.6:15). Удостоверься же, что если, когда нас поносят и насмехаются над нами, или когда бьют по ланитам и оплевывают, или другое что оскорбительное причиняют нам, мы переносим то с благодарностию, от всей души сожалея о тех, которые подвергают нас таким искушениям, то мы чрез то самим только себе благодетельствуем, удостоиваясь за то получить отпущение наших пред Богом согрешений. Если же удержим при сем в сердце страсть неприязни к ним и будем разные употреблять способы к отмщению им, то и самим себе не стяжем добра, а, напротив, повредим, став сами для себя причиной того, что грехи наши останутся непрощенными нам. – Безмолвствуем в келлии? Убегаем в горы? Поселяемся в пещерах? Восходим на столпы? Для чего все то? – Конечно для того, чтобы удобнее убегать от того, кто как лев ходит, страшно рыкая против нас и ища, кого поглотити. Но если Бог поможет (ибо куда бы мы ни убегали, без Божией помощи не можем избежать зубов его и его многообразных сетей) избавиться нам от этого страшного зверя и не быть пожранными от него, все же как можно будет нам сказать, что мы такими деяниями работаем Господу? Для меня кажется это неблагословным; полагаю, что и для вас. Ибо гонимый врагом своим и убегающий от него, как может сказать, что послужил тому, кто принял его в дом свой, потом стал у ворот своих, чтоб не пропустить до него врага его, и таким образом избавил его от преследователя. Не может он этого сказать, никак не может, но паче должен всегда благодарить его, что столько облагодетельствован им, быв избавлен им от врага своего. Или бедные, милостыню просящие и трудиться не хотящие, или по немощи тела, или по привычке ничего не делать по лености, как могут сказать, что они делают что-либо для тех, которые подают им милостыню, или служат им, тогда как очевидно: бедные получают от милостивых благодеяния и подачи? Так и мы, бедные и во всем недостаточные по причине прежних грехов своих, не можем никогда сказать, что работаем Богу, милующему нас и благоутробствующему к нам в бедном состоянии нашем. Ибо, как я сказал, все мы бедны, – иные по причине прежних грехов своих, иные по дурным привычкам, иные по лености и нерадению о заповедях Божиих, иные по злому произволению, иные по падкости на удовольствия, иные по неведению Божественных Писаний и неверию им, иные по гордости и потому, что им думается, будто им ничего более не нужно ко спасению души их, – и вообще сказать – все мы бедны, голы, изранены и немощны разными немощами, – и, сидя в келлиях своих (уединенно) или живя в монастырях, будто лежим в разных больницах и странноприимницах, и вопием, плачем и рыдаем, призывая самого Врача душ и телес наших (которые то есть пришли в чувство и ощутили боль от ран и страстей своих, ибо иные столь несмысленны, что не сознают и не чувствуют немощей своих и страстей, кои над ними господствуют), да приидет и уврачует сокрушенные сердца наши и подаст здравие душам нашим, лежащим на одре греха и смерти. Так и божественный Апостол говорит, что все мы согрешили и имеем потому нужду в милости и благодати Божией.

Находясь убо в таком бедном состоянии, можем ли мы дерзнуть когда-либо сказать, что сколько-нибудь работаем Тому, Кто нас так милует, так к нам благоутробствует, так врачует души наши, так научает нас спасению и подает исцеление ран наших и уврачевание болезней наших? – Нет, конечно не можем мы так сказать. Как о том, кто, израненный по всему телу разбойниками, лежал при пути полумертвым, не говорится, что он послужил тому, кто поднял его на свой скот, привез в странноприимницу и ходил за ним, возливая елей на раны его, но паче говорится, что ему оказана милость, что он вылечен тем благодетелем и приведен в прежнее здравое состояние, так и мы, параличные, прокаженные, ранами покрытые и притом нерадящие о том, что пригодно к уврачеванию нашему, и не подвизающиеся нисколько исполнять то, о чем я сказал, – как мы такие – можем дерзнуть сказать, или хоть подумать, что работаем Господу? Нет, не работаем мы Господу, но (если восчувствуем, в какую глубину зол ниспали) просим, как я сказал, и молимся, да уврачует нас Врач душ и телес от всех немощей наших. Потом, когда получим уврачевание и сбросим с себя мало-помалу всякую немощь, как какую-либо ветхую одежду, изодранную и испачканную, и облечемся в здравие, как в некое царское одеяние, светлое по всему телу, от головы до ног, тогда и мы, если послужим другим и поврачуем их, возлагая елей на раны их и другие употребляя врачевства и пластыри, – тогда, говорю, и мы можем быть причислены к тем, кои работают Господу, рекшему: понеже сотвористе единому сих братий Моих менших, Мне сотвористе (Мф.25:40). Если же не будем мы прежде уврачеваны, но, будучи еще немощны и страстны, покусимся врачевать других немощных, то Господь скажет нам: врачу, исцелися сам (Лк.4:23).

А ты, слыша слова мои, что здравие душевное есть царское некое одеяние светлое, смотри не истолкуй криво сего речения по непониманию дела и не подумай, будто я говорю о здравии телесном. Нет, не о телесном говорю здравии, а об ином некоем, бестелесном, духовном, божественном, которое обыкновенно не врачебными травами доставляется и не собственными нашими трудами достигается, чтоб кто не вздумал хвастаться им. Как подбирающий и прикрепляющий мертвые кости к костям и сустав к суставу (костями и суставами я называю добрые дела и добродетели) не делает никакой пользы, если не сможет облечь их мясом (мускулами) и нервами; но если и это сделает, если свяжет суставы жилами и мертвые те кости покроет мясом и кожею и из всего сделает целое тело, то и при сем опять всуе он трудится, без всякой пользы, если тело это останется без души, которая оживляла бы его и двигала; так это же самое представляй себе бывающим и с душою, которая была умерщвлена грехами. Пусть в ней все уже члены восстановлены, то есть имеются все добродетельные деяния, как то: пост, бдение, долулегание, нестяжательность, непощадение тела и подобное, – которые набираются, как мертвые кости, последуя одно за другим, подлаживаются между собою и, связуясь, составляют некоторым образом цельное тело души. Но что пользы от них, если это тело души лежит бездушно и бездыханно по той причине, что еще не вселился в нее Дух Святой? Ибо только когда Он войдет и вселится в нас, – сочетавает и связует нервами духовной силы добродетельные деяния, которые сами по себе остаются мертвыми, отделенными одно от другого, как бездушные члены, – связует любовию к Богу и таким образом соделывает нас новыми и живыми из ветхих и мертвых, каковы мы сами по себе. Другим способом невозможно ожить и жить душе. Как тело наше, здорово ли оно, или болезнует, не может без души не только движение иметь, но и совсем жить, так и душа наша, грешит ли она, или не грешит, без Духа Святого мертва есть и совсем не может жить жизнию вечною. Если грех есть жало смерти, то, когда кто грешит, всеконечно ужален бывает им и умирает. Как нет никого безгрешного, – потому что, как говорит Апостол, вси согрешиша, и лишени суть славы Божия (Рим.3:23), то явно, что все мы, яко грешные, умерли и мертвы есмы.

Помышляя таким образом, что ты мертв душою, скажи, как можешь ты стать воистину живым, если не соединишься с истинною жизнию, то есть с Духом Святым, Коим возрождается всякий христианин и возоживляется во Христе, рекшим: Аз есмь истина и воскресение и живот (Ин.14:6), и еще: приемляй Мене, приемлет Пославшего Мя (Ин.13:20). Итак, пoелику мы мертвы и только Он есть вечная жизнь, то прежде чем соединимся с Ним и жить станем Им, да не глаголем, что работаем Господу. Ибо как возможно, чтоб мертвые когда-либо работали кому? Пока знательно не облечемся во Христа, как в царское одеяние, да не думаем, что освободились совершенно от душевных наших болезней, или от страстей, тяготящих нас. Ибо, как не отходит тма, если не приходит свет, так не изгоняется болезнь души, если не придет Тот, кто болезни наши носит, и не соединится с нами. Когда же придет Он, то прогоняет всякую немощь и всякую болезнь душевную и дарует здравие душе нашей, почему называется здравием. Также, пoелику Он просвещает нас, называется светом, будучи выше всякого света, – пoелику животворит нас, называется жизнию, будучи выше всякой жизни, – пoелику облиставает нас всех, объемлет и покрывает божественною своею славою, называется одеянием, и мы говорим посему, что облекаемся в Него, неприкосновенного и неуловимого, – пoелику соединяется несмесно с душою нашею и всю ее делает как свет, говорится, что Он обитает в нас и как бы описуется неописанный. О чудо! Бог, сущий выше всего, бывает в нас все, – хлеб, покров, вода, от которой если кто испиет, как сказал Господь Самарянке, не возжаждет уже никогда; так что если ты жаждешь еще, то знай, что ты еще не пил доселе от воды той, ибо неложен Тот, Кто сказал это. И я слышал от одного, который говорил: с тех пор как человеколюбивый Владыка дал мне досыта напиться от воды оной, если случалось мне забыть, что я пил от нее, и опять искать, да дано будет мне пить от нее, как бы я совсем не пил ее, тотчас сама вода сия, которой я напился прежде, воскипала внутрь сердца моего и начинала бить ключом, как некий поток световой, – и я видел это ясно. Она же самым сим воскипением внутри меня говорила как бы мне: не видишь, что я здесь с тобою? Откуда же ищешь, чтоб я дана была тебе, или пришла к тебе? Не знаешь разве, что я всегда нахожусь с теми и в тех, которым дам напиться от меня и бываю для них источником бессмертным?

Итак, брате мой, если и с тобою было то, о чем я теперь говорю, то счастлив ты и блажен. Если же не видел еще ты Христа и Он не дал еще тебе напиться от пития того, – припади и умоляй, плачь и рыдай, бей себя в грудь и лицо, как Адам, когда изгнан был из рая, не ложись уже на кровать или постель, но земля да будет для тебя кроватию, где придется, не давай сна очам своим и веждам своим дремания, не обращай очей своих посмотреть что-либо земное или небесное, потому что, если имеешь пред очами своими Творца всяческих – Бога, то какая тебе нужда смотреть на что-либо другое? Не наполняй никогда чрева своего яствами, не услаждай гортани своей сладким ястием и питием вдоволь, не любопытствуй о том, что делается вокруг, и не смотри на тех, кои живут безразлично и с небрежением, чтоб не возгордиться над ними и не осудить их, но и не садись с ними, чтобы не дойти до бесполезных речей; не ходи туда и сюда, ища именитых и славных монахов, и не любопытствуй о жизни их, но если, по милости Божией, нашел ты доброго духовного отца, то ему одному открывай деяния свои и помыслы свои; если же еще не нашел, то, видя Христа, к Нему единому взирай, Его единого имей зрителем своим, да видит Он печаль и сокрушение души твоей. Покажи Ему или, лучше сказать, пусть Сам Он увидит нищету твою и нестяжательность, и несребролюбивый нрав твой, так что хоть бы, как река, текло к тебе откуда-либо богатство всего мира или попалось тебе брошенным безмерное множество золота (ибо и это бывает по козням диавола и клевретов его), ты не восхотел бы даже одним глазом взглянуть на то, при всем том, что взять не представлялось бы грехом, под благовидным предлогом раздать бедным. Он пусть видит, как бьют тебя, а ты не противишься, поносят тебя, а ты не поносишь поносителей своих, осуждают тебя, а ты хвалишь осуждателей своих; пусть Он видит, что ты не ищешь славы, или чести, или покоя; и вообще скажу, пусть Он видит, что, делая все сие, ты положил не отступать и не возвращаться вспять, пока Он не умилосердится к тебе и не даст тебе испить от оного страшного, неизреченного и неопределимого пития. Когда удостоишься испить его, тогда уразумеешь, что говорю тебе. Ибо мы, как говорит божественный Павел, премудрость глаголем не века сего, престающую, но глаголем премудрость Божию, в тайне сокровенную (1Кор.2:6–7). Если же ты не сподобился видеть Самого Христа, то, что тебе кажется, уж жив ли ты? И как можно тебе думать, что ты работаешь Господу, когда еще не видал Его? Если не сподобишься увидеть Его и услышать глас Его, то от кого узнаешь волю Его, святую, угодную и совершенную? Если скажешь, что ты научаешься познанию ее из Божественных Писаний, то я замечу тебе, что читаемое в Писании настоящим образом познается, когда делом исполняется. Тебе же, который весь мертв еси и лежишь во тме, как возможно даже услышать (от Писания) волю Божию, а не только сотворить ее, и живу быть? Никак невозможно.

Итак, пoелику мы с тобою мертвы и находимся во тме, то какая же есть возможность ожить нам, или узреть Христа, истинный Свет, сошедший на землю? Слушай со вниманием и, не оправдывая себя, смирись пред Богом, и скажи:

Господи! Ты, Который не хочешь смерти грешника, но хочешь, чтоб он покаялся и начал жить духом опять, – Ты, Который того ради и на землю сошел, чтобы воскресить умерщвленных грехом и сподобить их увидеть Тебя, Свет истинный, сколько возможно человеку видеть Тебя, пошли мне, молюся Тебе, человека, знающего Тебя, чтобы я со всею силою подчинился ему ради Тебя и, служа ему, служил Тебе, и, его волю исполняя, исполнял Твою волю, и таким образом благоугодил Тебе, единому Богу, я, грешный, и сподобился царствия небесного.

Если ты пребудешь в молитве сей долгое время, всеусильно и от всей души умоляя Господа и толкая неустанно в двери милосердия Его, то будь уверен, что Он не оставит тебя, но научит тебя, – или Сам, или чрез какого-либо раба Своего, – тому, что тебе подобает творить, и по благодати Своей и молитв ради того раба Своего, подаст тебе силу и совершит все то. Ибо без Божией помощи не возможешь ты ничего сделать, но, как я сказал, Бог будет для тебя все. При таком порядке, пусть Христос еще не все для тебя, и ты не все еще совершаешь во Христе, по крайней мере ты подчиняешься друзьям Его и приставникам, и чрез посредство сих друзей Его являешься рабом Ему, – по крайней мере творишь волю рабов Божиих, а не свою (воля же рабов Божиих есть воля Божия), – по крайней мере делаешь нечто Бога ради и не остаешься праздным, и находишься в состоянии смирения, а не превозношения. Вспомни, что я сказал прежде, что из военачальников и начальников всех, иные суть рабы царя, иные – друзья, чрез посредство коих делаются друзьями царя и те, кои состоят под властию каждого из них, которые, хотя не видят царя и не беседуют с ним, но, служа верно военачальнику или начальникам своим как самому царю, надеются, что чрез посредство тех, кому служат, получат от царя дары и чины. Некоторые из них, пользуясь ходатайством начальников своих, получают от царя дары, каких ожидали; некоторые же сами делаются именитыми чрез свое мужество и преуспеяние, за что царь берет их к себе, чтит их и делает начальниками и ходатаями о других. Тогда они удостоиваются лицом к лицу служить царю своему, беседовать с ним и слышать глас его.

Если ты не хочешь искать лучшего, как я указал, а хочешь лучше причислиться к наименьшим и быть в подчинении у простых воинов, не именитых, хочешь быть кое-каким послушником между другими кое-какими, подобными тебе, а не желаешь быть в служении духовным начальником, то чего ради осуждаешь меня, когда я называю тебя мертвым, или слепым, или больным, или параличным, устраненным от служения Царю Христу? – Но се слышу речь твою ко мне, что ты сидишь в келлии и в уединении внимаешь себе самому, и никому никакой не причиняешь обиды. Спрошу тебя и я: скажи мне, был ли бы ты доволен, если б то, что ты теперь делаешь, делал слуга твой или послушник, – если бы и он, вознебрегши о тебе, оставил служение тебе, пошел и сел в келлии своей, думая, что не делает обиды ни тебе, ни другому кому? Какой человек даже слышать это может равнодушно? Как же ты, сидящий в келлии своей и от других только принимающий услужение, дерзаешь говорить, что служишь Богу? – Скажи мне, какими это делами ты служишь Ему? Ты, который даже и в том случае, если б сам себе во всем служил и рукоделием своим добывал все потребное для тела твоего, даже и в таком случае не должен бы был говорить, что служишь Богу? Слугу не хвалят, если он питается и одевается сам от себя, а между тем господину своему не отдает должного от труда рук своих, – что обычно называется оброком, или уроком. Напротив, за это его не только осуждают, но и наказывают. Как же мы с тобою, – которые живем, как вельможи, предаемся покою, беспечности и бездействию, и не только ничего не делаем и не служим другим, но, когда не видим услужения себе от других, негодуем, бранимся и ропщем, – как, говорю, мы дерзаем говорить, что служим Богу и никого не обижаем! Ибо, кто может кому послужить чем и не хочет им послужить тем, тот обижает их и делает себя повинным Страшному суду Господа, Который речет им: идите от Мене, проклятии, в огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его. Взалкахся бо, и не дасте Ми ясти и прочее (Мф.25и далее). Был Я в болезни, и вы не послужили Мне. Как же и каким лицом будем мы смотреть на сего страшного Судию, когда Он приидет испытать дело каждого из нас?

Не прельщайтесь. Бог есть огнь, и когда пришел на землю и сделался человеком, вверг огнь на землю, как Сам говорит (Лк.12:49). Огнь сей всюду обходит, ища себе вещества, то есть доброго сердца и произволения, чтобы пасть внутрь его и возжечься. В ком возжигается он, в том восходит в пламя великое, досязающее до небес, и не даст уже ему быть в бездействии или предаваться покою. Он не опаляет души, в которой возгорается, хотя возгорание сие бывает не без восчувствования его душою, как думают некоторые из мертвых (душою). Душа не есть бесчувственное вещество, но есть существо чувствующее и разумное. Почему она в самом начале чувствует и сознает возгорание огня того, – и сие тем паче, что оно сопровождается чрезмерным и нестерпимым болезнованием (сердечным). Потом, когда огнь сей очистит нас совершенно от всякой скверны страстей, тогда навсегда уже делается внутрь нас и пищею, и питием, и светом, и радостию, – нас самих делает светом по причастию, – в той мере, в какой делаемся мы сами причастными света его. Как печь возжженная сначала только коптит от дыма, исходящего из дров, а когда разгорится посильнее, тогда вся делается светлою, подобно огню, и не омрачается уже никакою копотью от дыма, так и душа, начавшая гореть божественным желанием, сначала видит вместе с огнем Духа внутрь себя и тму страстей, исходящую наподобие дыма, и, сознавая, что эта сущая в ней мрачность от тмы страстей есть ее собственное дело, плачет и сокрушается, – чувствуя же, как лукавые помыслы и злые пожелания попаляются тем огнем, как терны и волчцы, и превращаются в прах, радуется. Когда же все сие сгорит и естество души останется одно без страстей, тогда существенно с нею соединяется и божественный оный огнь и начинает гореть и светить в ней, тогда и она делается причастною сего мысленного огня, как печь причастною огня вещественного, – равно и тело причащается тогда сего божественного и неизреченного света и бывает огнь по причастию. Да ведаем, однако ж, что этому всему невозможно совершиться в нас, если мы не возненавидим мира и всего, что в мире, с готовностию даже и живот свой положить за сие дело Божие, как говорит Господь (Лк.14:26). И иным образом огнь сей в нас не возгорается.

Которые сподобились приять в себя сей огнь, те не только сами освободились совершенно от всех болезней душевных, но и других многих, которые были немощны и больны душевно, извлекли из сетей диавола и уврачевали, – и принесли их как дар Владыке Христу. Божественный огнь оный научал их всякому ведению и искусству духовному и всякой премудрости, – и они всю жизнь свою благоугождали Богу. Таков был Петр, божественный Апостол, приявший ключи царствия небесного; таков был Павел, восхищенный до третьего небесе, и прочие Апостолы. Таковы были святые богоносные отцы наши и учители, которые силою сего божественного огня пожгли, как терния, и уничтожили все ереси, которые повелевали демонам, как непотребным рабам, и те со страхом повиновались им. Таковыми были и бывают всегда те, которые так возлюбляли Бога, что не жалели ради угождения Ему самой жизни своей.

Вот эти и другие, подобные им, справедливо называются рабами, всегда работающими Богу, а не те, которые еще в грехах суть и которые подобны рабам лукавым, погрешающим против господина своего, – не те также, которых еще борют страсти и которые походят на боримых и противоборствующих, и таким образом всегда воюющих с врагами своими, – и не те, которые не стяжали еще добродетелей, но подвизаются о стяжании их, и которые походят на увечных, у которых недостает или рук, или ног, или носа, или ушей, или других каких частей тела. По заповеди Апостола, нам, во-первых, надобно преуспеть во всякой добродетели и соделать своего по Богу человека совершенным и всецелым, так чтобы в нем не было недостающим ни одного члена, то есть ни одной добродетели. И не иначе, как уже пришедши в меру сию, получим мы от небесного Царя благодать Духа, как воины получают оброк от царя земного. Тогда-то, наконец, как сделавшиеся уже мужами совершенными, достигшими в меру возраста исполнения Христова и сопричислившиеся к воинам и рабам Господа, тогда-то, говорю, как воины Христовы, поднимем мы решительную брань против врагов. Кто, как говорит божественный Апостол, воинствует своими оброки когда? (1Кор.9:7). – И что называет он оброком? Царский кошт. Если таким образом и мы не получим от Бога хлеб оный, который сходит с неба и дает живот миру, то есть благодать Святого Духа (ибо это есть духовный кошт, коим питаются делавшиеся воинами Христовыми, и в это облекаются они духовно вместо всякого оружия), то, скажи мне, каким образом можем войти в строй воинства Божия и сопричислиться к рабам Его?

Но приидите, умоляю вас, проснемся от тяжкого сна беспечности, все желающие освободиться от рабства страстей. Притечем ко Христу, истинному Владыке, с готовностию соделаться рабами Его. Восподвизаемся и мы явиться делом такими, какими слово наше изобразило истинных рабов Божиих. Перестанем с небрежностию относиться к делу спасения своего и обманывать себя самих, придумывая извинения себе во грехах своих и говоря, что никак невозможно быть сему, то есть достигнуть показанного совершенства в настоящем роде, – и философствуя таким образом в ущерб спасению нашему и на пагубу душ наших. Ибо, если захотим, возможно, и так удобовозможно, что одного произволения нашего достаточно к тому, чтобы воззвать нас на такую высоту. Где готово произволение, там нет уже никакого препятствия. И что говоришь ты, человече? Бог хочет соделать нас из людей богами (произвольно, однако ж, а не принудительно), – а мы время выставляем в предлог и отвергаем благодеяние. Не безумие ли это и не крайнее ли невежество? – Бог так сильно сего желает, что сошел на землю и воплотился именно для этого только. Почему если только восхощем и мы, то совершенно ничто не может уже воспрепятствовать сему, – только прибегнем к Нему с теплым покаянием. Когда же и Он приближится к нам и коснется сердец наших хоть лишь краем пречистого перста Своего, тогда возжжет светильники душ наших и не даст уже им погаснуть до скончания века, – и вовеки, – и еще. Ему подобает слава, честь и поклонение ныне и присно, и во веки веков. Аминь.