Христианство

Христианство есть религия, проповеданная и утвержденная на земле Христом. Христианство есть истина о Боге и мире, о человеке и человеческой жизни, как она есть, какой она должна быть и будет. Содержание христианства не исчерпывается и всем богословием, тем более, настоящая статья может сказать лишь несколько слов о самом существенном. Первоисточник христианского учения есть Священное Писание, в особенности – Новый Завет; ничто не может заменить его знания для ознакомления с христианством и для христианской жизни.

Сущность христианства – в соединении людей с Богом, между собой и со всей тварью. В этом двойном единстве – основа христианства; при этом одно единство неотделимо от другого: мы не можем быть с Богом, если мы разъединены враждой; мы можем быть подлинно соединены между собой только в Боге... Христос есть Тот, Кто соединил в Себе всех с Богом. Вертикальная линия креста Христова символизирует единение с Богом; горизонтальная – единение людей, и обе линии пересекаются в едином средоточии – Христе.

Как возможно единение с Богом и почему оно необходимо? Дух человека во всём, кроме совершенства, подобен Богу; мы можем восходить к Богу, как к Всесовершенному Духу, а Бог нисходит к нам, как к подобному Ему творению. Он есть Основа и Полнота, Идеал и Mepa нашего бытия.

В нашем опыте мы видим, прежде всего, свою душу, то есть мир наших переживаний: мыслей, желаний, чувств; сам внешний мир открывается нам не иначе, как в наших ощущениях, представлениях и понятиях. Вся жизнь человека есть преимущественно жизнь его души, хотя она и связана с телом. Как были бы возможны без воли, разума и чувств наши отношения с людьми, общество, культура, даже самая простая работа? По большей части мы отдаем свои силы внешней жизни, но сама возможность господства души над телом и природой обнаруживает ее превосходство над ними. В любви, познании и творчестве мы можем идти дальше житейских задач. Познание природы и созерцание ее красоты создает в нас идеальный образ мира. Отношения с людьми, если только они имеют внутренний, нравственный характер, открывают нам глубину человеческого духа. В науке и искусстве мы выражаем все то богатство знания и красоты, которым способен жить человек. Если бы человек мог ограничиться духовными богатствами, которые он находит в себе и мире, он бы и не задумался о Боге. Но в духовной жизни человек никогда не удовлетворяется своими достижениями и, во всяком случае, сознает, что любая степень достигнутого им совершенства может быть превзойдена. Кто из нас скажет, не впадая в тупое самодовольство: я достаточно люблю, достаточно свят; я достаточно знаю, все прекрасное мне открыто, я совершенен! Напротив, известно, что чем более совершенствуется человек, тем более он сознает свое несовершенство. В этом сознании нашей ограниченности, которое является нам на бесконечном для нас пути совершенствования, нам открывается Бог: Он есть то Всесовершенное Существо, к Которому мы стремимся; в Нем осуществлено все то, чего мы только добивается; в свете Его абсолютного совершенства мы видим и наше ничтожество, и вместе с этим возможность беспредельного движения к Всесовершенному. Важно понять, что если человек вообще стремится к совершенству, то только потому, что он фактически признает Его существование, каковы бы ни были его теоретические убеждения. Но ни в нас, ни в мире нет совершенства: оно может быть только над миром, в Совершенном Существе, Которое мы и называем Богом. Без Бога человеческий дух есть бессмыслица, ибо вся нравственная, познавательная и эстетическая жизнь человека основана на стремлении к совершенному. Если всякая степень нравственности, знания и красоты одинаково достаточна, то никто бы не старался достичь добра, истины и красоты, но все вели бы животный образ жизни, не подозревая даже, что есть что-то высшее... Человеческий дух естественно стремится к Совершенному как к идеальному своему Пределу; поэтому все легко понимают, что такое Бог, и отрицание бытия Божия всегда предвзято, надумано и лживо.

Если Бог есть Всесовершенное или Всеблагое Существо, то все совершенства или блага ведут к Богу. Если нет Бога, нет ни добра, ни зла, ни истины, ни лжи, ни красоты, ни безобразия; все безразлично, ибо ничему нет абсолютной Меры. Если есть Бог, то всякое благо от Бога и к Богу.

Первое благо есть само бытие: как может тот, кого нет, вообще пользоваться какими бы то ни было благами? Если все мы как-то существуем, то Бог есть Сущий, то есть Тот, Кто обладает предельной полнотой бытия, Кто есть само Бытие. Бытие Божие само в себе имеет свою причину или основание; оно абсолютно цельно, неделимо, неизменно; оно обладает всем сразу в совершенном всеединстве. Все свойства Божии проникают друг друга: так, например, нельзя сказать, что любовь в Боге не мудра, а мудрость не проникнута любовью, что свобода бессильна или могущество несвободно и т. д. Жизнь Божия не есть мертвенный покой, но многоединый всемогущий акт бытия, в котором Бог осуществляет все то, что мы не можем достичь и тысячами усилий. Таким образом, Бог выше времени и пространства, вечен и прост... Наше бытие, напротив, не имеет само в себе основания: все возникает, все исчезает, все меняется, переходит одно в другое; все делится, все смешивается, все ограничено, бедно; одно свойство вытесняет другое; сильный бывает глуп, умный – слаб, добрый – безобразен, красивый – безнравственен. Время и пространство господствуют более или менее над всем... Какое же соотношение между нашим и Божественным бытием? Все мы знаем, что наше бытие колеблется между двумя противоположными стремлениями: одно ведет к увеличению бытия, другое – к разрушению и небытию, одно – к Богу – Сущему, другое – в бездну, в ничто. В мире есть темная бездна небытия; всюду, где есть разделение, между двумя частями, между двумя мгновениями, есть пустота; все когда-то не существовало, всего некогда не будет. Вместе с тем, даже в малейшей частице материи заключена великая мощь. Силы притяжения и отталкивания борются в мире в неустойчивом равновесии; равновесие между ними означало бы мертвую неподвижность всего; преобладание одной из них – распадение или слияние всего в одну точку... Среди всех этих противоречий мирового бытия мы ощущаем присутствие животворящей и сдерживающей Силы, которая все проникает, чтобы все укреплять, повсюду разделяется, чтобы все соединять. Когда мы смотрим вокруг, мы видим вещи, растения, животных, людей, и в то же время мы видим, что все состоит из каких-то частиц бытия, плавающих в пустоте, и все готово исчезнуть, хотя все существует и может возрастать в бытии, потому что питается из бесконечного Источника бытия в вечном обновлении. Присутствие Божие в мире очевидно для всякого, кто не поглощен поверхностью мира и отвлеченными обобщениями науки: в мире и в каждом сущем есть большее, чем оно само. Мир могущественен, мудр, великолепен, но в нем открывается другая величайшая Мощь, Премудрость и Великолепие... Бог есть Творец не только в прошлом: Он Творец-Промыслитель и сейчас, и мы ощущаем всегда Его творческую силу. Но мы исповедуем Его и изначальным Творцом всего, так как только Он мог сотворить мир. Сказать, что все произошло от того, что было раньше, а последнее от того, что было еще раньше, и т. д., – значит, ничего не сказать. Если кто-нибудь объяснит, что лампа висит потому, что есть цепь со многими звеньями, к которой она привешена, а крюк, на котором висит сама цепь, совсем не нужен, то он скажет глупость. Не более умны и атеистические объяснения происхождения мира... Только Бог есть Первопричина, потому что Сам не нуждается в причине.

Бог есть Жизнь, и мы имеем жизнь. Но наша жизнь дается нам непрестанным усилием, и все непрестанно уходит в прошлое, проваливается в какую-то тьму; иной раз мы теряем и наше самосознание. Как будто под нами темный поток, а мы перескакиваем с усилием и в страхе с камня на камень. Но с другой стороны, мы можем не только быть, но умножать нашу жизнь, становиться жизненно богаче и сильнее, становиться большими, чем мы есть. Если человек идет путем совершенствования, то он все время превышает самого себя; иногда мы в несколько минут восходим на такую высоту, о которой едва мечтали. Это возможно потому, что в глубине нас есть неиссякаемей Источник жизни, и сверху нисходит к нам Полнота бытия. Без Бога иссякают наши желания, наш разум, наше сердце, то есть они делаются мелкими, пошлыми, злыми; в Боге же мы достигаем Желанного: Истины, Добра и Красоты. Жизнь наша, если только она действительно есть жизнь, а не прозябание и умирание плоти и духа, питается от божественных корней и увенчивается Богом. Бог есть Жизнь: подлинная жизнь от Бога и в Боге. Это одно из самых глубоких, животворных и радостных переживаний, доступных человеку.

Бог есть не только творческая Сила, Источник Жизни. Он Сам в Себе есть Сущий – Жизнь; Он имеет Свою сокровенную для нас жизнь, которая не только совершенна и блага, но выше всякого совершенства и благости, доступных нашей мысли и воображению. Но именно недоступное Совершенство влечет к Себе человека; только в Нем подлинная цель и предел его жизни. Однако превосходство Бoгa над человеком так велико, что, когда мы приближаемся к Богу, нам кажется, что мы отрываемся от мира, как бы выходим из себя и погружаемся, как капля в океан неизреченного света, в бездну божественного всесовершенства. Но мы не исчезает в Боге: в Нем есть место всему, мы находим в Нем и себя.

Быть – значит быть единым; если что-либо полностью разделится, то оно перестанет существовать.

Единство есть основа святости, как осуществленной любви; основа знания, потому что частичное знание несовершенно; основа красоты, как гармонии... В материальном мире нет подлинного единства; материя стремится соединиться в огромные скопления, звезды и созвездия, но в то же время и созвездия, и звезды, и любая вещь непрестанно распадаются, пока не исчезнут. Почему не распадается весь мир?.. Всякая частица делится еще на части, и этому делению не может быть конца. С другой стороны, все в мире объединяется во всё большие и большие целые, которые в свою очередь оказываются лишь частями чего-то большего; мы никогда не можем достигнуть единого вселенского целого, но все, что мы видим, все же относительно едино... Чья-то мощь соединяет все: от тысячей созвездий до микроскопической системы электронов, и всюду за великолепной пестрой завесой мира мы видим таинственного, всё связующего и животворящего Единого, для Которого нет различия между атомом и вселенной.

Дух наш объединен в нашей личности, но мы знаем, как трудно нам владеть всем, что наполняет нашу душу, какое множество часто противоречивых переживаний делят и расслабляют нас. Опыт духовной жизни учит, что, когда человек углубится в себя, стремясь к предельной внутренней собранности, он находит в себе нечто более глубокое, чем он сам, как бы первооснову своего бытия, которая является началом единства и для него самого, и для всего сущего, то есть он находит в себе Бога. Легче почувствовать Бога во вселенной, но прямее идти к Богу через наше сердце¹; трудность этого пути заключается в том, что с величайшим трудом дается нам внутренняя сосредоточенность, особенно в обычной мирской жизни. Чтобы углубиться в себя, в молитву, в собирание всех наших духовные сил и способностей в последнюю глубину нашего духа, многие уходили в пустыню, отдавая этому подвигу всю жизнь; подвиг этот требует очищения души от всех, хотя бы мелких, страстей и от всякой суеты, пустых мыслей и мелких искушений. Как бы ни был труден этот путь, ни один религиозный человек не может им пренебрегать. Кто любит Бога, тот захочет встретить Его не только на просторах мира, но и в своей душе... Если внутренняя собранность необходима для богообщения, то не менее необходимо единение с другими людьми. Отдельная человеческая личность не есть всецелый человек, ибо люди сотворены как единое человечество. Поэтому никакой человек не может быть даже внутренне един, если он отделен от других. Каждый из нас воспринимает Бога частично; полнота богообщения доступна только единству всех: тогда каждый соединяется с Богом через всех. Но, главное, где разделение, там вообще нет Бога; пребывающий в любви пребывает в Боге, потому что уподобляется Богу, жизнь Которого есть любовь, и еще потому, что сама любовь как всякая сила единения – от Бога.

Бог есть начало единства всего сущего, потому что Он един Сам в Себе. Все богатство Его бытия соединено в Нем в некое тождество, но так, что ничто в нем не теряет своего своеобразия. Бог един, потому что нет другого Бога; Бог един, потому что все в Нем единственно: есть один только Отец, Сын и Святой Дух, одно добро, одна истина, одна красота в Боге; Бог един, потому что единство есть основа бытия... Чем ближе мы к восприятию нераздельного единства Божия, тем ближе мы к Богу, тем ближе мы к последней Вершине бытия, к которой сходится все сущее.

Бог есть не только единство, но и полнота бытия. Когда человек ищет богатства жизни, он инстинктивно ищет Бога. Даже материальные богатства невольно вызывают в душе религиозного человека мысль о Провидении. Беспредельное многообразие бытия вселенной также обращает нас к Богу. И в религиозной жизни мы ищем духовную силу, которая бы освящала и оплодотворяла все наше существование. На всем, что не есть зло, лежит печать богоподобия, но Бог не есть вселенная в ее единстве, как думают пантеисты: Он есть полнота всех благ, всех положительных свойств и образов бытия, которые только могут существовать. Однако как Творец Он извечно любовью и мыслью обнимает всю вселенную; сотворив же мир, Он исполняет его Своим присутствием. Если Бог есть Полнота всех благ, то понятно, что человек в одном лишь Боге находит удовлетворение всем своим стремлениям и готов жизнь свою отдать, чтобы хотя бы когда то быть в Боге. Отвергая или забывая Бога, человек сразу творит себе бога из самого себя, из мира, из животной жизни, из общества, науки или искусства. Но надо понять, что это величайший и разрушительный самообман. Мы можем быть богами в единстве с Богом, но сами по себе мы ничтожны, беспомощны и злы. Все величие и великолепие мира есть не более чем бессмысленная масса материи, если нет Бога. Животная жизнь как таковая никогда не может удовлетворить человека; наслаждаясь ею, мы вносим в нее всю страстную силу нашего духа, насилует и разрушает ее. Животное прекрасно, но человек-животное – отвратителен. Обожествленное общество есть страшное чудовище, пожирающее людей; оно опустошает и мучит человека. Обожествленная наука есть лживый кумир, потому что она никогда не обладала и не будет обладать ни всеведением, ни непогрешимостью; напротив, нет ничего легче, чем использовать науку для лжи к разрушения мира. Искусство, ставшее кумиром, вырождается в двусмысленную фантастику или погоню за оригинальной, поражающей формой... Общество не может быть без Бога, ибо оно должно быть укоренено в добре, а добро есть Бог. Наука и искусство питаются истиной и красотой, но абсолютная Истина и Красота есть Бог… Возможен, конечно, путь скептицизма, отрицания чего бы то ни было абсолютного и совершенного, но тогда человек вступает в борьбу с собственным своим духом и угашает его, ибо и в желаниях, и в познании, и в чувствах, и в добре, и в истине, и в красоте человек ищет всегда полноту… В Боге мы не теряем ничего, ни малейшей ценности тварного мира; но мы приобретаем то, что невозможно найти во всей вселенной.

Если Бог есть Дух, Он есть Личность, ибо безличный дух есть выдумка философов. Безличная сущность, разум или безличный закон, господствующие над миром, не только немыслимы, но они были бы, скорее, страшны для нас, как несвободные, несознательные силы, подчиненные безликой необходимости. Бог же есть свобода, сознание и благость; ко всему Он имеет личное отношение, полное снисхождения и готовности учесть всякую особенность нашей жизни. Мудрость Божия есть свободная, творческая, благая Мудрость, и Правда Божия есть правда Отца для детей, а не мертвенный закон, не знающий пощады. И наши отношения к Богу должны быть глубоко личными – отношениями детей к Отцу или человека к своему Другу. Такое отношение проще всего выражается в молитве. Молитва есть обращение к Богу не с одними просьбами, благодарениями или прославлением: главное в ней есть предстояние перед Богом, как перед живой Личностью, живое общение с Ним. Поэтому именно молитва есть один из главных путей к Богу. Молитва есть безошибочная мера нашей религиозности: если Бог чужд нам, если душа наша самодовольна, рассеяна, охвачена заботами, страстями, раздражением, озлоблением, нам почти невозможно молиться. Углубление молитвы есть долгий путь углубления и очищения души и оживления нашей веры, но на этом пути нас ждет встреча с Богом, беседа с Ним, постижение Его и Его воля о нас. Молитва должна быть постоянна; она должна обнимать всю нашу жизнь, которую мы таким образом приносим перед лицо Божие. Молитва есть мучительный труд, потому что все злое восстает в нас против нее, но она же есть великая сила и радость. Если общение с человеком может укрепить, обновить, утешить нас, то, что же сказать об общении с Богом?.. Наша молитва особенно сильна и угодна Богу, когда она есть общая молитва – единым сердцем и едиными устами – с другими людьми.

Материальный и органический мир не есть мир мысли. Только человек мыслит, познавая себя и все окружающее; в нашем уме рождается целый идеальный мир, в котором отражается все познанное нами. Но мы видим, что вселенная исполнена мудрости, что, познавая истину, мы не выдумываем ее, но усматриваем ее духовным взором. Истина о вселенной не есть ни материя, ни человеческое представление.

Откуда же эта истина и мудрость, которая проникает все сущее, не сливаясь с ним, пребывает в мире, но не есть сам мир? Философы выдумывали, будто бы самостоятельно существующий идеальный мир или душу мира, но все духовное – лично; вселенная не есть единое живое существо, имеющее душу; мир мыслей-идей должен принадлежать чьему-то уму. Чьи же мысли наполняют вселенную? Очевидно, что только абсолютное Существо может мыслить все сущее, когда бы то ни было существовавшее; каждая мысль как идея Божия есть извечный замысел чего-либо действительно существующего; в соответствии с этими замыслами Бог творил все во вселенной и творческая Его мысль продолжает сообщать всему осмысленное, цельное бытие; силы и действия Божии – всегда осмысленны, а мысли Божии – действенны. Именно в божественных идеях мы находим идеальную меру истины, к которой мы стремимся, познавая, что бы то ни было... Всякая истина открывает нам не только то, что есть, но и то, что должно быть, ибо сама действительность непонятна нам без этого. Если мы не знаем того, что должно быть, как мы можем отличить добро от зла, здоровье от болезни, красоту от безобразия и т. д.?.. Божья мудрость есть мудрость мира; она должна стать и нашей мудростью. Поскольку тварь подобна Богу и поскольку основание бытия твари в Боге, постольку, зная мир, особенно мир духовный, мы уже знаем Бога. С этой точки зрения, Бог является нам, как Идея всех идей, как Первообраз всего сущего, как Творец и Промыслитель. Такое знание о Боге уже чрезвычайно богато, потому что оно включает в себя представление о Боге как о Совершенном Существе. Можем ли мы знать Бога, как Он есть Сам в Себе? Подлинное знание есть непосредственное опытное созерцание; мы не можем созерцать Бога в сокровенной глубине Его бытия, но Сам Бог открывает Себя нам, и мы можем углублять наше богосозерцание подвигом всей нашей жизни. Бог есть Дух; все наши образы и слова не в силах выразить духовную природу; поэтому и все книжное знание о Боге условно: от слов мы должны восходить нашим умом к тому, о чем они говорят, то есть к Самому Богу. Мы не должны быть пленниками отвлеченного, книжного знания; богосозерцание возможно, но путь к нему лежит, конечно, не только через всю нашу духовную жизнь, но, особенно, через веру в то учение о Боге, которое дано нам в Писании и церковном Предании; это учение должно вести нас не только к его рассудочному толкованию, но и к богообщению, в котором принятое на веру и облеченное в понятия станет самой божественной действительностью. Каждое слово богооткровения, как и все сущее в мире, может быть окном, через которое мы можем увидеть Бога, хотя бы в одном из образов Его бытия... Бог есть Истина, потому что Он всецело знает Себя, потому что Он обладает совершенным истинным бытием и потому что от Heгo происходят и Им измеряются все истины.

Сказанное о мудрости как пути к Богу приложимо и к красоте. Красота внешнего мира и внутренняя красота человека приводят нас к идеальной красоте, в которой мы видим первообразы твари, как они существуют в Боге, ибо Бог вложил во вселенную не только мудрость, но и красоту. Именно в этих идеальных, божественных прообразах красоты мы должны искать подлинную меру красоты всего человеческого, земного и небесного. Но Бог есть само Прекрасное, ибо Он есть живая гармония; вся божественная жизнь проникнута идеальной мерой, согласием и миром. Чтобы постичь божественную красоту, мы должны идти путем духовной меры, согласия и мира... Писание и все религиозное искусство (богослужения, обряды, иконы, храмы) открывают нам внешним образом нечто о божественной красоте; от нас зависит взойти от этих образов к Первообразу прекрасного.

Правда есть истина или закон жизни. Бог есть Правда, потому что живет в истине. Нравственный путь к Богу наиболее очевиден: наша совершенная жизнь должна вести нас к Тому, Кто есть сама совершенная Жизнь. В нравственности мы сообразуемся Богу, и высочайший предмет нашей нравственной жизни есть Бог. Перед Ним мы должны быть более всего смиренны, Его более всех любить, в Нем мы находим истинный мир, Ему мы должны служить Во всех положительных добродетелях (то есть таких, которые не являются простым воздержанием от зла) отражается правда божественного бытия; таковы – смирение, любовь, мир, доброделание. Вообще, все законы вселенского бытия происходят от Бога – и духовные, и материальные, и по ним мы можем судить о Боге в той же мере, в какой судим о Нем по мудрости и красоте твари. Бог есть Законодатель и Судия. Он судит не только прямо, лицом к лицу, как на суде после смерти каждого из нас или в конце мира; Он судит также скрыто через внутреннее действие Своих законов; все бедствия, душевные, духовные и телесные болезни, которым мы подвергаемся вследствие греха, суть проявления нарушенных нами богоустановленных законов... Основное начало всех законов бытия есть начало многоединства и совершенства: Бог хочет, чтобы не только в Нем, но, насколько это возможно, и повсюду, была полнота бытия в единстве и согласии и в устремлении к совершенству.

Мы неоднократно видели, что Бог есть одновременно и Всесовершенное Существо, запредельное тварному миру и даже недоступное ему по причине Своего бесконечного превосходства над ним, и Существо, обнимающее Собой вселенную и снисходящее ко всему. Почему Бог, будучи абсолютным Духом и абсолютным Благом, не ограничивает Себя Своей абсолютностью, не живет только Своей собственной Личностью? Ответ на это прост, но чрезвычайно важен для понимания всего христианства. Для Бога ценно всякое положительное бытие, как бы мало и сравнительно несовершенно оно не было²; тем более Ему ценно такое бытие, которое равно Ему или приближается к Его совершенству. Если всякое благо ценно для Бога, то Он, очевидно, и любит его, ибо любовь есть не что иное, как воля к тому, чтобы любимое было и пользовалось всеми доступными ему благами; вместе с тем, любовь есть стремление к общей жизни с любимым, к отданию себя любимому и обладанию им. Поэтому любовь рождает, производит, творит, делает добро, ищет соединиться с любимым в одно существо, хочет жить им, в нем и для него. Важно, что любовь сама стремится дать бытие любимому, а не только любить то, что уже существует, ибо любовь побуждает любящего выйти из себя и жить не только собой; поэтому любовь умножает то, что можно любить. Бог любит Себя, потому что хочет жить Собой, но Он любит и все благое и всему дает бытие. Божественная любовь имеет три существенно различных выражения: она осуществляется в бытии Пресвятой Троицы, во всем мире божественного самооткровения, к которому и мы можем быть причастны, и, наконец, в тварном мире... Бог не восхотел одиночества и потому извечно родил Сына и извел Святого Духа. Это христианское учение кажется странным, но в нем предельная мудрость христианства. Бог есть Дух, следовательно, Он есть Личность. Может ли личность быть довольной своим бытием, если, даже обладая всеми благами, она не имеет рядом с собой подобной себе личности? Возможна ли полнота жизни и блаженства в одиночестве? Мы ищем выразить себя, осуществить все богатство бытия, данное нам, но мы можем сделать это только в другой, подобной нам личности, ибо все безличное ниже нас; что может быть выше в этом мире для человека, чем другой человек? Все, что мы делаем великого на земле, не для того ли мы делаем, чтобы передать другим людям? Нет большего блаженства, чем дать другому жизнь, дать ему все самое лучшее, самое заветное, что в нас есть, и видеть, как он живет им, осуществляет в себе нашу мудрость, наши идеалы, все богатство нашей жизни. Кого любить в одиночестве? С кем быть в общении? Что может быть подлинно нового и своеобразного, кроме новой личности? Что может обогатить нас более чем общая жизнь с другими‘?.. Итак, то, что Бог есть три Лица, не только не странно, но, напротив, одинокий Бог был бы беден и несовершенен. В Сыне Бог Отец обладает в новом личном Образе всей Своей мудростью, всем содержанием Своей сущности; в Духе Святом Он обладает в другой личности всей Своей Жизнью, Своей Любовью. Бог Отец есть Первопричина всего сущего, Сама Любовь или Первоволя о всеобщее бытии; от Него все произошло и в единении с Ним заключается цель всего. В Отце, Сыне и Святом Духе выражаются три совершеннейших, не сводимых друг к другу образа личного бытия. В Их общении заключается неизреченное богатство взаимной любви. Отец, Сын и Святой Дух суть три абсолютно своеобразных, свободных, сознательных, любящих, творческих Личности, и, вместе с тем, Они – один Бог, одно Существо, имеющее одну сущность, то есть те же божественные совершенства и тождественное содержание бытия – одну и ту же волю, разум, истину, правду, красоту, мир, святыню, блаженство.

Внутренняя жизнь Пресвятой Троицы есть вершина божественного бытия. Но подобно тому, как солнце наполняет своим светом все пространство, так Бог открывает все содержание Своего сокровенного трехличного бытия в бесчисленных произволениях, мыслях, действиях и, наконец, в Своей Славе. Таким образом, Бог исчерпывает все возможности духовного бытия, совместимые с Его божественным достоинством. Эти действия и мысли Божии относятся не только к тварному миру: Бог выражает в них Самого Себя и безотносительно к твари. Однако именно через все эти проявления Божии мы познаем Бога и входим с Ним в общение; именно через них Бог творит мир и промышляет о нем... В Славе Божьей божественное совершенство является в таких формах, которые могут быть доступны даже нашему чувственному восприятию, то есть зрению, слуху, ощущению. Явления Славы Божией всегда великолепны и могущественны; это тот свет, в котором живет Бог. В Славе Своей Бог предельно приближается к нашему тварному бытию, делает Себя ощутимым для нас.

Если бы Бог не хотел или не мог выходить из Своей абсолютности, он не мог бы быть Творцом. Но Он не только возжелал исчерпать все возможности бытия для Самого Себя, но сделал это и для нас, ибо Бог сотворил все, что только можно было сотворить, не пренебрегая и мельчайшей тварью. В творении Божием еще раз проявляется Его сознание, что драгоценно всякое бытие, пусть даже ничтожнейшее, и что все достойно любви. В творении, промышлении и спасении мира открывается нам величайшее смирение и любовь Божия. Бог нисходит ко всем и всех соединяет с Собой. Поэтому и для нас нет другого пути к Богу, как через смирение и любовь. Чем ближе мы к Богу, Который ничего не исключает из Своего благоволения, тем больше мы осознаем, как драгоценно все сущее, даже атом и букашка, не говоря о людях, о мирах и о Самом Творце всего. Чем больше мы любим и делаем добро, чем больше стремимся к единой жизни со всем сущим и с Богом, тем ближе мы к Богу, потому что и Он всех любит, всем делает добро и соединен со всеми.

Верить в Бога – естественно и нетрудно; не верить – противоестественно и неразумно. Но большинство религиозных людей ограничивается признанием бытия Божия и более или менее благочестивой жизнью. Богообщение кажется большинству совершенно недоступным, хотя в нем и заключается сущность религиозной жизни. Все дело в том, что нас поглощает мирская жизнь, а духовная жизнь отпугивает нас, потому что мы представляем ее себе, как что-то скучное, трудное, почти профессиональное и едва ли не внешне лицемерное. Духовная жизнь не во внешней форме поведения; она, прежде всего, в любви к добру, истине, правде, красоте, а более всего – в любви к Богу, людям и миру, как бы робка эта любовь по первоначалу ни была. Тот, кто полюбил все это, кто испытал, хоть немного, что есть любовь к Богу и твари, кто имеет терпение шаг за шагом преодолевать слабость и тяжесть своей души, тот будет всю жизнь приближаться к Богу. Если мы любим только себя или только внешнее и чисто человеческое, то богообщение для нас и невозможно, и ненужно. Если мы увлекаемся церковной или общественной жизнью, наукой или искусством не из любви к Богу и людям, к истине и красоте, а по каким угодно другим причинам, то, конечно, такое увлечение нисколько не может приблизить нас к Богу. Что бы жить в Боге, надо жить тем, чем живет Бог.

Зная нашу плотяность, слабость и развращенность, Бог открыл нам новый, более доступный, хотя и необычный, путь соединения с Ним: через Своего Сына, ставшего Человеком, и через Своего Духа, ниспосланного Им в Церковь.

Во Христе Бог сошел на землю и явился нам как Человек. Поэтому всякий, кто знает Христа, знает Бога; кто любит Христа, тот любит Бога, и кто живет Христом, тот живет Богом. Поразительно, как христиане мало ценят эту великую возможность соединения с Богом через Человека. Достаточно внимательно всмотреться в образ Христа, чтобы черта за чертой явился перед нами образ Бога. Христос исполнен силы жизни: Он творит чудеса, исцеляет, воскрешает и воскресает Сам, господствует над природой, являет божественную Славу, исцеляет от греха, преображает всего человека, приобщая его вечной жизни в духе к истине и даруя нам те же силы, какими обладал Он Сам, ибо Бог есть Жизнь. Христос соединяет в Себе всю вселенную с Богом, ибо Бог есть единство. Христос есть живая Личность, живущая в полноте свободы и самосознания, потому что Бог есть личное Существо. Христос есть само смирение, ибо Бог полон смирения и снисхождения ко всему.

Вся жизнь Христа есть любовь, ибо Бог есть Любовь. И жизнь, и учение Христа есть истина и правда, потому что Бог есть Истина и Правда. Христос был прекраснейший из всех людей, потому что Бог есть Красота. Христос полагает всю свою жизнь на то, чтобы показать силу Духа, а не плоти, ибо Бог есть Дух и внешняя мощь в Нем второстепенна... Речь идет не о простом подобии, но о том, что Божество во Христе проникает и определяет все человеческое³. Когда мы живем Христом, мы живем Богом, потому что Христос есть Бог, и достаточно, если мы будем жить человечеством Христовым, чтобы жить Его Божеством... Как же мы можем приобщиться Христу? Сам Христос установил два таинственных способа соединения с Собой: Крещение и Евхаристию⁴.

В Крещении Христос вселяется в нас, и мы рождаемся как христиане: как бы некое незримое семя Христовой жизни вкладывается в нашу душу. В Евхаристии мы воспринимаем Тело и Кровь Христовы и через них входим в общение со Христом и приобщаемся Его крестному подвигу и Его духовному Телу, то есть Церкви. Таинства дают нам дар особого присутствия Божия, но всякий дар Божий требует усвоения с нашей стороны, иначе он остается в нас, как талант, зарытый в землю. В чем же должно заключаться наше усилие. Первое – это наша вера во Христа, но она не должна исчерпываться простым исповеданием факта существования Христа как Богочеловека. Образ Христа должен всегда присутствовать в нас во всей доступной нам полноте, и все, что относится ко Христу, должно быть для нас так же действительно, как наше собственное существование. Образ Христа дан нам в Новом Завете. Читая и перечитывая его, мы должны, прежде всего, запечатлевать в нашей душе все, что рассказано о жизни Христа. Вторая задача – понять учение Христа и Его Апостолов, ибо учение Апостолов или вполне совпадает с Христовым, или лишь разъясняет и расширяет его. Учение Христа есть Сам Христос в Своем слове, и слово Его, усвоенное нами, имеет в себе благодатную, преображающую силу жизни. Христос жил так, как учил жить других. И земная жизнь, и учение Христа одинаково исходят из той Истины, которой Он жил и которой Он был. Всякий, кто имеет в себе образ Христа и Его учения, живет в свете и может приобщиться Христу, если полюбит Его и будет жить подобно Ему. Кто любит Христа, тот захочет принадлежать Ему и жить общей жизнью с Ним. Непрестанно помня о Христе, мы будем обращать к Нему наши мысли и чувства и искать личного общения с Ним, сперва, может быть, в безответной молитве к Нему, потом – в молитвенной с Ним беседе и внутреннем созерцании Его действительного присутствия в нас. Когда мы почувствуем присутствие Христово, мы увидим Его и во всем положительном содержании духовной жизни, и во всем, что есть благого в мире, ибо Христос есть Бог, Премудрость Божия, Которой все сотворено и существует. Всякая истина есть явление Христа... Многие заблуждаются, думая, что можно быть в единении со Христом и Богом, не живя сообразно Христу Даже два человека не могут сойтись, если живут совершенно разно. И любовь есть именно общая жизнь. Как мы будем едины со Христом, если вся наша жизнь вне Христа? Напротив, жить по-христиански – значит уже быть близким Христу.

Христос пришел, чтобы через Свое Человечество соединить нас с Богом. Но мы и тут находим причину, по которой нам невозможно следовать Христу. Главная причина – наше бессилие; грехи и заботы так овладевают нами, мы так малодушны, что не в силах приблизиться и ко Христу-Человеку, не только к невидимому Богу. Бог предвидел и это и дал нам возможность преодолеть и это препятствие, послав нам Святого Духа. Явление Духа Божия есть, прежде всего, действие Его благодати; в благодати Своей Дух Святой действенно присутствует в нас. Образы благодатного действия столь же бесчисленны, как многообразна наша жизнь. Благодать укрепляет нашу волю, умножает нашу веру, просвещает разум, вдохновляет наши чувства, помогает нам совершать всякое доброе дело, угашает наши греховные порывы, исцеляет болезни и извращения нашего тела и души, утешает в страданиях, приводит ко Христу, возносит к Богу. Благодать может действовать неприметно, может с такой мощью овладевать нами, что мы как бы поглощаемся Духом Божиим... Как мы можем получить благодатные дары? Через Таинства (особенно Миропомазание) и через все, что нас соединяет с Богом: через веру и истину, через любовь и всякое добро. Бог требует с нашей стороны твердую решимость на добро и молитву. Если мы колеблется в самом решении, нам невозможно помочь, как нельзя помочь идти тому, кто не хочет встать. Молитва нужна Богу только потому, что она открывает Ему нашу душу, делает возможным Его общение с нами.

Первый признак благодати – это присутствие в нас силы, превышающей наши силы; мы ощущает, что наши действия и переживания заключают в себе большее, чем то, на что мы сами способны. Благодать вдохновляет и согревает нашу душу; она есть свет, в котором мы ясно видим истину и отличает добро от зла; она есть радость божественной жизни в свободе и силе; она есть любовь Божия, возбуждающая в нас любовь; она есть огонь, который обжигает и животворит нас, и этот огонь мы можем передать другим. Благодать изнутри преображает нас по образу Христову, соединяет нас со Христом и дает нам силу жить по-христиански. Надо помнить, что Дух Святой совершает только то, что соответствует Христу и приводит к Нему, ибо Он есть Дух Христов. Всякое вдохновение, чуждое Христу, – не от Святого Духа... Мы рождаемся от Духа в крещении, мы живем Его благодатью. Дух Святой животворит не только нас, но и всю вселенную. Все, что имеет бытие, имеет Духа Божия. Но наше отношение ко Святому Духу не должно исчерпываться одним стремлением жить Его силой. Дух Святой есть такое же живое Лицо, как Христос, Сын Божий. И Его образ отчетливо открыт нам в Писании; мы должны сообразоваться и Его божественным чертам. Естественно, чтобы мы стремились к личному общению с Духом. В Нем мы встречаем Жизнь Божию, в ее личном образе; Он Дух Святыни, Дух Истины и Красоты, Дух Мира и Радости Божьей. Веяние Духа Божия и огненно, и тихо, и кротко в самом Его всемогуществе; Он молится за нас вместе со Христом воздыханиями неизреченными перед Богом Отцом.

Итак, Бог посылает Своего Сына и Своего Духа, чтобы привести нас к Себе. Конечная цель боговоплощения и явления Духа в том, чтобы соединить нас с Богом Отцом, чтобы мы стали детьми Божиими. Быть сыном – значит происходить от отца, быть coобразным ему и иметь его природу; быть сыном – значит быть любимым отцом и находиться под его покровительством, любить отца и служить ему. Мы происходит от Бога Отца уже потому, что Он есть наш Tвopeц; но мы, христиане, происходим от Него еще в особом смысле, поскольку мы живем жизнью Его Сына и Его Духа. Живя во Христе благодатью Святого Духа, мы приобщаемся божественной природе. Все люди подобно Богу, но зло в значительной степени исказило наше богоподобие. Христос, Сам, будучи вечным Образом Божиим, восстановил в Себе истинный образ человека; в Нем и мы вновь становимся подобными Богу… Бог Отец извечно любил нас, ибо потому только и сотворил нас и не дал нам окончательно погибнуть во зле; но любовь к грешнику останавливается перед его грехом: грешник отвергает любовь Божию; Бог нужен ему разве что для того, чтобы просить у Него внешние блага; грешник боится Бога или отвергает Его. Но поскольку мы живем во Христе, мы всецело открыты любви Божией и следуем добру, не как лукавые рабы, но потому что хотим быть подобными Богу, и ничто не может отлучить нас от любви Отчей... Всякий христианин находится под особым покровительством Божиим и может с дерзновением обо всем просить Бога. Только наше маловерие и малодушие лишает нас покровительства Божия. Если мы живем Богом, то и испытания, и смерть не страшны нам потому, что в Боге мы уже имеем вечную жизнь. Христиане свободны от власти мира именно потому, что они зависят от Бога, а не от мира, и знают, что без воли Божией с них не упадет и волоса. Доверие ко всемогуществу любви и правды Божией освобождает нас от рабства миру и житейских страхов... Если мы дети Божии, мы принадлежим Богу и живем исполнением Его воли, подобно Христу, совершившему на земле дело Божие, порученное Ему Отцом, даже до приятия креста. Христианин не только внутренне погружен в божественную жизнь: он должен быть во всем служителем Бога. Мы должны исполнять заповеди Божии, быть Его представителями на земле, вдумываться в пути Провидения и полагать наши силы на то, чтобы быть сотрудниками Божиими в осуществлении тех задач, которые Бог ставит перед нами в данное время.

Сын Божий и Святой Дух не только Посредники между Богом и нами: Бог извечности Сам в Себе есть Троица, единство трех равнобожественных Лиц. Для нас, христиан, причастие к жизни Пресвятой Троицы есть высшее блаженство, ибо это есть причастие к полноте жизни и любви трех Совершенных: Отца всего сущего, Его Сына – Истины и Его Духа – Жизни.

Путь к Богу есть путь от внешнего к внутреннему, от духовного к божественному. В Боге мы находим все высочайшие блага, к которым стремится наша душа, и притом в их абсолютном совершенстве. Но выше всего – наше общение с Пресвятой Троицей. С тех пор, как Сын Божий стал единосущным нам человеком и мы стали духовно рождаться от Святого Духа, Бог есть наш Отец, и Брат, и Матерь, и в этом – предел нашей жизни. Но дает ли что-нибудь богообщение для земной жизни? Мы уже указывали, что только от Бога исходит подлинное добро, истина и красота, следовательно, вся нравственная, культурная и общественная жизнь будет неизбежно ложной и пагубной, если она не связана с Богом как с совершенным Основанием всех духовных ценностей. Бог есть Творец и материального мира; в Его власти все, что не зависит исключительно от нашей свободы; поэтому напрасно думать, что наша внешняя жизнь может быть независима от Бога. Вся судьба человека в руке Божьей. К тому же, внешняя жизнь, как отдельного человека, так и целых народов, зависит от их внутренней жизни. Следовательно, религиозное начало должно быть и основанием, и средоточием, и завершением всей человеческой жизни. Пренебрежение религиозной жизнью легкомысленно, тем более что Бог остается нашим Творцом и Владыкой, даже если мы отрицаем это.

Перейдем теперь ко второй стороне христианства – к единению людей в Боге. Христианство исповедует незаменимую ценность каждой человеческой личности, высочайшую ценность личного бытия вообще. Только личность может быть духовна; только личность может обладать неповторимым своеобразием, быть источником новой жизни, нового творчества, источником любви и носительницей счастья. Так велика ценность каждой личности, что Бог творит даже тех, кто станет злым... Однако ценность каждого человека никак не исключает общего единства людей. Люди едины по происхождению и по природе; между ними существует множество связей: исторических, идейных, культурных, национальных, семейных, политических, трудовых к т. д. В душе каждого из нас живут все те, с кем мы имеем отношения. Нет сомнения, что духовно люди соединены настолько глубоко, что это единство не зависит от их воли; не случайно, что отрыв от людей, тем более – ненависть к ним, внутренне разрушает самого человека. Одиночество есть опустошение. В каждом человеке, с которым мы вступаем в общение, мы находим целый новый мир, новую возможность любви и взаимного обогащения. В каждом из нас есть возможность всего, но никто из нас не может все осуществить. У каждого есть свой особый личный дар, свое особое назначение, и это назначение всегда связано с нашим отношением к другим людям. Только в единстве и сотрудничестве мы составляет подлинное целое, только общая жизнь есть подлинная жизнь. Каждое общество и все человечество есть как бы единое многоликое существо.

Люди могут быть связаны чем-либо одним: работой, профессией, общим интересом к чему-либо, общим идеалом или задачей. В таком случае ценность их объединения прямо пропорциональна ценности того, что их объединяет; при этом всегда остается сама односторонность... Общество может объединять людей и всесторонне, например, в семье или народе. Семейное или народное единство само по себе, конечно, положительно, но очень важно обратить внимание на то, что содержание семейной или народной жизни может быть крайне различно: оно может быть и бедно, и богато, и хорошо, и плохо. Если мы считаем, что все, чем живет наша семья или народ, прекрасно – только потому, что это наша семья или народ, то мы идолопоклонствуем.

Христианство не отрицает ценности всякого единения людей, лишь бы только оно было в чем-то положительном. Но оно видит высшую ценность отношений между людьми там, где они основаны на любви человека к человеку, только потому, что он человек. Быть человеком есть достаточное основание, чтобы быть любимым, и нет причины любить в человеке, например, только его талант, или какое-либо одно свойство, или класс, или национальность, а не все, что в нем есть положительного... Если бы мы любили всех людей, как людей, то наша любовь распространилась бы на все человечество. К этому и призывает христианство.

Однако ни отдельный человек, ни все люди вместе не являются самодостаточными существами. Стремление к совершенному сразу же уводит человека за пределы его природы, ибо мы по природе ограничены и не имеем основы в самих себе. Если люди объединяются только чисто человеческим, содержание их единства ограничено и ненадежно: если добро, истину, красоту и вообще все блага мерить меркой человека, то все будет сомнительно и мелко и будет зависеть от произвола каждого из нас; если идеалы навязаны нам целыми партиями или государствами, они не становятся от этого более правильными и убедительными. Поэтому подлинное единство людей есть единство их в Боге, ибо только Бог может быть Средоточием, Идеалом и Мерой всего положительного, что только может объединять нас. Будем ли мы объединяться на пути любви или нравственности, знания или красоты, идеалов или творчества, вершина нашего пути будет в Боге: в Нем совпадают все наши стремления к высшему. Только общая живая любовь к единому живому Богу, только общая вера в абсолютное Добро, Истину и Красоту могут совершенно объединить людей в едином и всестороннем идеале человеческой жизни. Бог есть и совершенная сила единения, ибо Он есть Любовь. Любовь соединяет в себе всех, кто существует, и дарует бытие тем, кого еще нет, чтобы и их соединить в единую жизнь. Любовь Божия, как и человеческая любовь, умножает человечество и соединяет всех в одно.

Люди потеряли Бога и потому потеряли единство. Тогда Христос был послан Богом, чтобы опять соединить всех. Христос был одним из людей, но в духе Своем, как Богочеловек, Он соединил всех людей, открыл им Бога и совершенный идеал человека, открыл единую Истину и Правду для всего человечества. Христос восстановил в человеке само стремление его к Богу и ко всему высокому, восстановил любовь к Богу и к ближним и низвел любовь Божию на землю. Поэтому Христос стал Соединителем и Примирителем всех. Христос взял на Себя грехи всех людей и потому мы никого не можем осуждать во Христе. И Дух Божий есть Дух любви; бесчисленными дарами Своими Он приводит всех к Богу. Где разъединение, там нет ни Бога, ни Христа, ни Духа. Христос и Святой Дух приводят нас к единому Отцу, для Которого мы все едины и равны. Единство Пресвятой Троицы есть и идеал, и сила нашего единения. Идеал, потому что мы все должны стремиться составить одно существо, жить одним содержанием добра, истины и красоты, сохраняя в то же время полное своеобразие каждой нашей личности, подобно тому, как Отец, Сын и Святой Дух имеют одну сущность и есть одно Существо. Пресвятая Троица есть сила единения, так как через Христа и Святого Духа мы соединяемся; как дети Божественного Отца, в единую Богочеловеческую семью.

Единство людей во Христе и есть Церковь, семья Божия, или Царство Божие, или тело Христово. Единство есть сущность Церкви. В Церкви все едино, хотя все и многообразно.

Как легко было бы единение, если бы зло не разделяло людей, если бы мы не враждовали и не становились друг другу отвратительны в нашем зле. Путь соединения для нас долог. Начало его в смирении, то есть в признании безусловной ценности для нас всех людей, как бы ни казались они нам ничтожны или злы. Нетрудно, при доброй воле, быть ко всем доброжелательным и сострадательным; не так уж трудно и сорадоваться чужому доброму счастью. Трудно перейти от внешних отношений с людьми к внутренним; это связано с общей нашей поверхностностью; надо учиться проникать внутрь всего, надо постигнуть ценность духа и его силу. Общение с людьми тем больше привлекает нас, чем оно более содержательно. Общая жизнь, хотя бы первоначально с немногими, возможна для каждого из нас. Между верующими она естественна и необходима. Нет более грустной картины, чем распад церковного общества. Если в настоящее время нельзя мечтать о тесном объединении миллионов верующих, то ближайшей задачей всех, для кого в христианстве заключается весь смысл жизни, должно быть образование хотя бы небольших групп христиан, поистине объединенных верой и любовью. Такие группы, соединенные между собой, были бы закваской общего единства и обновления.

Христос принял в Себя всех нас, грешников, всех искупил и преобразил в Себе. Поэтому в Нем есть идеальный образ каждого человека, и Сам Христос пребывает в каждом из нас. Когда зло вызывает в нас ненависть к человеку, смиримся перед смирением Христа, Который не возгнушался им и ждет его спасения. Задача христианина – исцелить другого от зла; если же мы бессильны сделать это (часто потому что сами злы), то будем терпеть... Совершенная любовь изгоняет страх не только перед Богом, но и перед злом, потому что она верит в победу добра над злом всюду, где зло окончательно не укрепилось сознательным выбором. Любящий видит доброе; он знает, что все доброе уже соединено во Христе, в Царстве Божием, что зло сильно только над теми, кто добровольно обрекает себя на духовную смерть по ненависти к Богу, к людям и ко всему благому. В любви Христовой мы принадлежим не злому миру, но Царству Божию, сокровенно существующему уже здесь, на земле. Христос собирает и соберет всех в единое Царство.

Если единство людей основано в Боге и во Христе, то понятно, почему в Церкви имеют такое большое значение святые и Ангелы, которые с очевидностью принадлежат Царству Божию. Святые открыты для нас, потому что живут любовью. Они соединяют нас со Христом, потому что в них – Христос. Общение со святыми не должно ограничиваться их почитанием: оно должно быть подлинным общением, в котором мы могли бы обогатиться их святостью и мудростью, разделить радость их совершенной жизни. Поскольку мы живем во Христе, мы все святые.

Следуя Христу и вдохновляясь Его духом, мы не можем грешить. Если мы подчиняем нашу волю вере, если мы живем, как члены Царства Христова, мы одушевлены добром и можем делать только доброе. В ту меру, в какую мы злы и делаем зло, мы не во Христе и не принадлежим Его Царству… Чрезвычайно важно понять, что в земной жизни каждый христианин принадлежит одновременно и Христу, и Его Царству и вместе с тем – этому миру со всем свойственным ему злом. Главное: чему принадлежит само наше сердце? Мы можем грешить по слабости, глубиной своей души будучи обращены к Богу; мы можем отдать наше сердце миру, Богу же отдавать лишь остатки нашей души и жизни. Конечно, во многих из нас происходит постоянная борьба между Богом и мирскими соблазнами так, что мы не можем решить, что для нас главное; но такое положение не может длиться бесконечно: когда-то мы сделаем выбор... В своей личной и во всей церковной жизни надо уметь строго различать подлинно христианское, то есть обоснованное во Христе, не только от явно злого, но даже просто от мирского, сомнительного по своему духовному качеству. И христиане, и нехристиане часто смешивают христианство с тем, что лишь прикрывается его именем.

Если во Христе нельзя грешить, то во Христе нельзя также ни лгать, ни заблуждаться. Если мы искренне и всецело отдаем ум наш Христу, молясь о том, чтобы Он просветил нас Своим Духом, мы приобщаемся Истине. Поэтому Церковь и не заблуждается, что ум Ее есть ум Христов. Церковь ищет не своей мудрости, но мудрости от Бога во Христе... Мы заблуждаемся, когда отдаем наш ум мирской мудрости, не проверяя ее божественной мерой. И все мы неизбежно ошибаемся, поскольку принадлежим грешному миру. Потому так и необходим строжайший суд правды над всеми нашими знаниями и убеждениями. Полнота святости свойственна только Христу. В праведности каждого христианина осуществляется лишь один из возможных образов святости; отсюда и разные чины святых: Апостолы, пророки, мученики, отцы (то есть святые богословы), святители (святые епископы), преподобные (святые монахи), целители, бессребренники, святые князья и т д. Только весь сонм святых как бы уравнивается в святости со Христом... Подобно этому, и полнота ведения открыта одному Христу, потому что Он – Богочеловек. Каждый христианин познает истину с какой-то одной стороны, хотя Истина всецело стоит перед ним во Христе. Но единству всех Истина открыта в полноте. То же можно повторить и о красоте... Не надо забывать, что в многоединстве, то есть в совершенном сочетании единства и множества, своеобразия и тождества, заключается основание и добра, и истины, и красоты, и самого бытия, почему и Бог есть совершенное Триединство.

В начале статьи мы упоминали, что христианство призывает человека к единению не только с Богом и людьми, но и с миром. Под миром мы подразумеваем в данном случае материальный, растительный и животный мир. Наше обычное отношение к нему – жестоко эксплуататорское. Современный человек быстро и повсеместно уничтожает природу и усиленно изучает ее, чтобы тем лучше ее использовать. Иногда мы спохватываемся: устраиваем заповедники, парки, зоологические сады, едем отдыхать и любоваться природой. Но в целом, трудно ожидать, чтобы отношение человечества к природе коренным образом переменилось до конца истории: человек должен быть эксплуататором природы и убийцей животных, чтобы отстоять свое собственное существование. В частности, если бы, начиная с сегодняшнего дня, люди перестали убивать животных, они были бы уничтожены ими, вероятно, через сотню лет... С точки зрения христианства, разрушительная борьба с природой есть следствие общего грехопадения. Идеал заключается не в борьбе, но в любви к природе. Чем оправдана эта любовь? Во-первых, сам человек принадлежит природе: каждый из нас есть и животное, и организм, и материальная вещь. Следовательно, природа сродна нам, и мы соединены с ней самим фактом нашего существования. Во-вторых, наше тело и материальная среда открывает нам огромную возможность творчества; вся человеческая культура, особенно искусство, связано с материей (например, со звуками, красками, материалами); при этом легко убедиться, что материя и тело обладают совершенно удивительной способностью выражать тончайшие и глубочайшие духовные явления и переживания; достаточно напомнить музыку... В-третьих, сама природа – о чем мы уже неоднократно говорили – полна мудрости и красоты и, более того, божественного присутствия. Природа есть великая книга богооткровения и великий храм Божий. В мире мы учимся богопознанию, в мире мы можем встретиться с Богом. Бог любит не только нас, людей, но и всю вселенную, и всякую тварь... В замысле Божием человек должен быть добрым хозяином природы, ее устроителем вместе с Ангелами, которые наполняют небо и землю. Мы – старшие братья всей твари, особенно животных, которые и в нашем падшем мире бывают так трогательно преданы человеку. Великие святые бывали друзьями природы, и Церковь любовно освящает ее. Общение с природой нам жизненно необходимо; без него мы становимся сухими и ненормальными существами в нашей механической и фантастической городской цивилизации. Однако лишь в отдаленной перспективе преображения вселенной мы можем надеяться на соединение всей преображенной твари с людьми и Богом.

Почему внутреннее единство человечества и мира неотделимо от их соединения с Богом? Мы уже достаточно говорили о зависимости людей и мира от Бога. Но очевидно и то, что Бог неотделим от мира. Он Сам соединил Себя с нами, восхотев стать нашим Творцом, Промыслителем и Спасителем. Тот же, Кто есть Совершенный Дух, есть и Творец вселенной. Мы не должны делить Бога. Поэтому ложно разделять в нашей религиозной жизни наше отношение к Богу от нашего отношения к твари. Любящий Бога должен любить и брата своего, потому что Бог любит его.

Почему мы так упорно говорим о добре, истине и красоте? Нет ли тут плохой отвлеченности? Но вся незаменимая и необходимая ценность добра, истины и красоты заключается в том, что в них мы соединяемся с самой действительностью, то есть с Богом, людьми и миром. В самом деле, добро есть не что иное, как жизнь в правде, но сущность правды для христианства есть любовь; следовательно, добро, в сущности, есть любовь и все то, что с ней необходимо связано (смирение, делание добра, мир, святость и т. д.). Любовь же есть не отвлеченность, но основа жизни; она дает жизнь; она соединяет нас со всем живым и со всем благим; в ней и осуществляется все- общее единство... Истина может представляться нам, как плод отвлеченного знания. Такой взгляд ошибочен. Отвлеченное знание есть знание упрошенное: ученый, ставя себе какую-то одну определенную цель познания, освобождает себя от труда мыслить действительность во всей ее полноте и заменяет ее условными схемами. Но истина не есть человеческая мысль: она есть самое сущее, открывающееся знанию. Поэтому Истина есть Бог и Христос, и во всем сущем есть истина. Вне познания истины невозможно духовное общение: если я не знаю Бога, или человека, или мир или ложно знаю их, как я буду общаться с ними? С другой стороны, если я духовно един с Богом или людьми, то тем самым я знаю их. Истина есть едва ли не сущность духовной жизни, потому что в ней мы встречаемся со всем сущим. Истина связует всех, потому что она едина для всех... И красота не есть условное создание нашего воображения: в ней выражается само совершенство бытия, ибо совершенное бытие есть согласие, мера, сила, такое сочетание всего, в котором и малейшее необходимо, и нет ничего лишнего. Совершенство жизни открывается нам в красоте более чем в чем бы то ни было другом. Совершенное всегда прекрасно. Следовательно, и в красоте мы входим в общение с самой действительностью – с Богом и всем сущим. Лишь выдуманная подделка красоты может быть опасна. Надо избавиться от отождествления истины и науки, красоты и искусства: не наука и искусство определяют истину и красоту, но, напротив, они сами должны определяться истиной и красотой. Когда мы говорим о добре, истине и красоте, мы говорим не об искусственных произведениях человеческого духа, но о том, что открывает нам Бога и мир и что связывает нас с ними. Поэтому Царство Божие не может не быть Царством добра, истины и красоты.

Итак, сущность христианства есть жизнь в Царстве Божием. Царство Божие есть единство людей во Христе; во Христе же весь мир соединен с Богом. Вся жизнь человека может возводить его к Богу, ибо Бог есть Жизнь. В любви, в единстве, в мудрости, в правде, в святости, в красоте, в мире, во всех совершенствах мы соединяемся с Богом, Который есть единство всех совершенств. Бог есть Личность, и наше общение с Ним лично, как общение любящих друг друга, как общение мужа и жены, по слову Писания. Вселенная исполнена Богом; Бог и в душе нашей; Бог среди нас, как Человек. Мы рождаемся в Боге и Христос рождается в нас. Мы возрастаем во Христе, питаясь словом Его Истины и Им Самим. Сила нашей жизни есть Дух Божий, и Сам Дух есть наша Жизнь. Бог становится нашим Отцом, ибо мы живем Его Духом единой жизнью с Его Сыном. Мы пребывает в любви Отчей под Его всемогущим покровом. Мы принадлежим Богу и служим Ему на всех путях Его Правды и Провидения... Царство Божие есть Царство Пресвятой Троицы; жизнь Троицы есть наш абсолютный идеал; жизнь в Троице есть наша цель и блаженство. Царство Божие есть семья Божия... Кто обратил сердце свое к Богу к Христу, тот принадлежит Его Царству. Все, вошедшие в Царство Христово, – братья друг другу; у всех одна душа и одна жизнь; существо Царства – одно, хотя бы миллионы вошли в него... Царство Божие есть Царство любви, ибо любовь соединяет всех; Царство Истины, потому что в истине открывается Бог и Правда Его и подлинный лик человека; оно есть Царство мира, ибо согласие и внутренняя тишина господствуют в нем; оно есть Царство красоты, ибо жизнь его совершенна; Царство радости о Боге, о людях и мире в надежде на общее спасение от зла.

Царство Божие – в мире, но происходит от Бога и Христа; оно не зависит от мира; мера нашей принадлежности к нему зависит только от нас. Никто никаким насилием не может отлучить нас от Бога, или от любви, или от истины, или от какого бы то ни было духовного блага. Только неверие или маловерие, грех или малодушие может заставить нас отказаться от Царства Божия. Сама судьба наша в мире зависит от Бога; поэтому христианин не чувствует себя беззащитным перед злом; он может быть свободным от мирских влияний, от мучительной озабоченности, и страха бедствий, и гибели. Но пребывающий в Царстве Божием имеет и большее: он верит, что духовная победа Христа над миром уже совершилась, потому что совершенная жизнь утверждена во Христе для всего человечества, а все, что противно христианству, есть путь смерти, греха, безобразия, лжи, ненависти, вражды, суеты. Все положительное фактически уже принадлежит христианству, хотя бы само того не сознавало. Рано или поздно все благое соберется в Церковь, и в конце мировой истории вселенная станет Царством Божиим; злое отпадет в ад; только доброе останется с Богом, Христом и святыми в преображенном мире. Все, кто на земле еще воскресают для истинной жизни, воскреснут для вечной жизни в будущем мире; все, кто здесь окончательно утвердятся во зле, будут в особом мире зла, который и называется на церковном языке «адом»; Бог не принуждает никого войти в Его Царство; каждый свободно выбирает добро или зло; но смешение добра и зла в одном мире должно прекратиться.

Сущность христианства и Церкви – в Царствии Божием. Как же оно связано с земной жизнью, как можно войти в него? Церковь утверждается на земле силой веры и христианского знания, силой таинств, молитвы, церковной организации, силой нравственной и творческой жизни и христианским отношением к миру. Вера есть начало христианской жизни. Вера есть совершенная убежденность в христианской истине на основании свидетельства Церкви, которое восходит к Самому Христу. О Христе Церковь знает по преданию, идущему из глубины веков, знает и непосредственно, по опыту жизни во Христе. Вера не есть только теоретическое знание, умножающее наше ведение; знание веры обращено к каждому из нас как руководящая жизненная сила. Маловерие в том и заключается, что мы признаем истину вообще, но боимся применить ее к себе... Подлинное знание основано на личном опыте, но наш личный опыт всегда ограничен. Девять десятых всего нашего знания основано на доверии к окружающим или ученым. Мы не можем иметь религиозного опыта, пока мы не начали религиозной жизни; мы не можем иметь религиозной жизни, пока мы не уверуем в Бога. Изначально мы можем поставить два вопроса: во-первых, заслуживает ли доверия Новый Завет и опыт святых и учителей Церкви, в личной жизни осуществлявших христианство; во-вторых, разумно ли христианство, нет ли в нем противоречий или бессмыслицы? Отвергнуть историческое свидетельство Нового Завета о Христе у нас нет основания; жизнь святых показывает, что никто из тех, кто жил по-христиански, не разочаровался в нем. В христианстве нет противоречий; в осмысленности любого христианского понятия можно убедиться, если мы внимательно изучим его подлинный смысл.

Должен ли христианин принимать христианское учение всегда только на веру? Если мы живем по-христиански, если мы углубляемся в смысл христианства всей душой и всем разумением, то наша вера постепенно становится знанием: опыт и созерцание подтверждают принятое на веру, размышления открывают нам целостный смысл вероучения. Мы веруем, чтобы знать. В Царстве Божием вера становится знанием. Христианство есть религия знания; духовная жизнь есть разумная жизнь. Общение с Богом невозможно вне мысли; Бог есть Дух, и Дух постигается только мыслью; поэтому вечная жизнь совпадает с богопознанием. Так и со Христом мы не сможем быть в общении, если не узнаем Его учения и жизни. Вообще, только в любви и знании мы можем объять все сущее: Бога, людей и мир. Расширение знания есть расширение жизни; сама любовь, соединяя нас с любимым, дает нам о нем знание.

Содержание вероучения мы первоначально находим в книгах. Всякий христианин должен знать Священное Писание, ибо в нем записано то, что открыто Самим Богом, и то, что рассказано Апостолами о жизни Христа. Всякий должен знать Символ Веры и важнейшие постановления Вселенских Соборов, ибо в них выражено суждение Церкви о важнейших истинах. Мы должны знать главные идеи отцов Церкви, поскольку ими наиболее авторитетно изложено церковное учение. По той же причине важно знать тексты таинств и основных богослужений. Необходимо знать и историю Церкви как историю христианской жизни, особенно жития святых... Однако надо избегать опасности самодовольного и отвлеченного знания; книги даны для того, чтобы через них идти к самой действительности; мы должны помнить, что мысль, выраженная в словах и понятиях, всегда условна и ограничена: важно дойти до всестороннего созерцания самого познаваемого, не отрывая его при этом от всего остального. Путь христианского познания невозможен без молитвенного размышления и созерцания.

Знание есть свет жизни, сила же христианской жизни – в благодати, то есть в действии в нас Духа Божия. Вся христианская жизнь должна быть благодатной и привлекать к нам Бога. Без прямого содействия Божия христианская жизнь невозможна; мы слишком слабы и испорчены, чтобы жить в добре своими силами. Бог ждет нашей молитвы о помощи; по большей части мы просим о внешнем; вместе с тем, если бы у нас была твердая решимость на добро, и если бы сердце наше было обращено к Богу, многое из того, что нам кажется недоступным во внутренней и внешней жизни, стало бы осуществимым для нас... Самый доступный источник благодати дан нам в Таинствах, потому что благодать сообщается нам в них через какое-либо внешнее посредство: молитвенные слова, обряд, воду, хлеб и вино, миро, елей, возложение рук. Однако усвоение благодатной силы Таинства совершается по мере нашей веры, духовной чистоты и искренности стремления к жизни, соответствующей духу таинства; каждое таинство имеет свою определенную жизненную цель... Христианство верит в возможность проявления духовного и божественного в материальном. Бог действенно пребывает в материальном мире, в Теле Христовом, в храме, в иконах, в кресте, в священных предметах, в церковных священнодействиях, мощах святых. Поэтому мы можем через них прикоснуться к божественной силе. Это не суеверие, но сознание теснейшей связи между материей и духом и возможности их взаимоприкосновения.

Значение молитвенно-богослужебной жизни Церкви достаточно очевидно: молитва есть прямой путь к Богу; в общей молитве выражается вся сила церковного единства... Известно, что православное богослужение и по тексту, и по построению есть настоящее произведение искусства. Такими же созданиями искусства должны быть и наши храмы, и иконы. Вообще, Православие призывает не только к внутренней красоте; оно стремится, чтобы вся жизнь Церкви и верующих имела прекрасную форму: конечно, и эта внешняя красота имеет внутренний смысл и побуждает нас обратиться к духовно-прекрасному.

Организация необходима для Церкви, как для каждого общества, но она имеет и более глубокий смысл, поскольку речь идет о духовенстве и соборности...

Церковь возникла сразу, как целое общество. Духовенство принадлежит к составу Церкви и не призвано главенствовать над ней, как внешняя сила. Церковь есть тело, в котором все члены служат друг другу; и возглавление Церкви есть служение. Господь Иисус Христос, будучи Главой Церкви, есть и ее член, и служитель... Церковь нуждается в том, чтобы кто-то был живым средоточием ее жизни, тем, кто бы заботился о всех сторонах церковной жизни, был бы посредником между Христом и паствой, не с тем, чтобы заслонять собой Христа, но чтобы приводить к Нему. Основная задача духовенства есть задача духовная: воспитать истинных христиан и умножить их число. Ради этой задачи духовенство наделено властью управления и руководства всей церковной жизнью, обязанностью совершать богослужения и таинства, долгом учительства и духовничества и всеми бесчисленными пастырскими обязанностями, ибо епископ и священник, как отец своей паствы, должен иметь попечение о всей ее жизни, для всех быть всем, чтобы всех привести к Богу и охранить по возможности от всех зол, даже и внешних... Соборное начало в Церкви не есть простое выражение равноправия. Каждый христианин безусловно несет ответственность за всю церковную жизнь и должен принимать в ней участие в подобающих формах, по мере своих дарований. Но в соединении всей Церкви на собраниях и соборах проявляются все стороны великой силы единства, которой вообще живет Церковь. Церковь существует для соединения всех в Боге; только в этом единстве может быть достигнута полнота любви, ведения и той авторитетности, которая необходима для решения самых ответственных церковных дел и вопросов. Поэтому Православие не признает на земле большей власти, чем Вселенский Собор⁵. Но и вся жизнь Церкви должна быть непрестанным соборованием, то есть общением всех членов Церкви, духовенства и мирян, ради того, чтобы все в церковной жизни происходило в общем согласии, сотрудничестве к взаимопомощи. Такое соборование должно проникать жизнь каждого прихода, каждой епархии, поместной Церкви и всего православного мира... В церковной жизни никогда не надо забывать двух истин: во-первых, духовная жизнь, то есть любовь к Богу, к людям и миру, познание истины и красоты, есть главное; во-вторых, никакие человеческие различия – половые, материальные, профессиональные, образовательные, классовые, национальные, расовые – не могут делить Церкви: церковное единство основано во Христе, и все христиане, приходы, епархии, Церкви должны быть едины, несмотря ни на какие различия, возможные среди людей. Не забудем, что сущность всякого бытия от Пресвятой Троицы до атома, а также сущность добра, истины и красоты есть многоединство, то есть такое сочетание многого в одном, в котором нет ни разделений, ни потери своеобразия каждого.

Церковная деятельность не должна ограничиваться одними богослужениями. Церковь нуждается в школах, издательствах, просветительских, юношеских, благотворительных организациях и т. д. Только насилие может лишить Церковь всего этого. Печально, когда само христианское общество не видит нужд в христианской культуре и в подлинно церковной общественности.

Если нравственная жизнь есть смирение, любовь, мир, правда, то значение ее, как пути в Царство Божие, – самоочевидно. Но важно обратить внимание, какое огромное значение живая любовь и проповедь истины имеют для Церкви в ее отношении к миру. Церковь не призвана замыкаться в своих настоящих границах, с равнодушием или страхом относясь к окружающему миру. В замысле Божием Церковь есть закваска, которая должна постепенно преобразить весь мир; она есть воинство Христово, призванное завоевать человечество Христу; она должна быть для мира источником добра и истины. Всем этим Церковь может быть только в том случае, если христиане будут одушевлены любовью к человечеству, если судьба других людей будет им так же близка, как своя собственная. Разумеется, не менее важна твердая и ясная вера в истину христианства и его духовную силу; большинство же христиан даже не имеет правильного и достаточно широкого представления о христианстве.

Вера и любовь проявляются в делах. Христианство призывает любить всех и всем делать добро. Вера и любовь без дел мертвы и лицемерны. Все с этим согласны, но это не мешает тому, что среди христиан «здоровый и благоразумный эгоизм» распространен почти так же, как среди всех людей мира... Но призваны ли христиане к творчеству, то есть к созданию своеобразного, в чем отражался бы человеческий гений? Высшее назначение христианского творчества есть создание собственной души и других душ, создание Церкви; мы не творим, конечно, душ в буквальном смысле, но важнейшая задача нашей жизни – создавать нашу душу по тому идеалу, который мы находим для нас во Христе, и не только свою душу, но сделать так же все, чтобы помочь и другим возрасти до образа Христова. Та же задача может относиться и к целому обществу – создать из него истинное Тело Христово, общество, в котором бы господствовал Христос. Исполнить это дело – главное дело жизни для всех христиан – необычайно трудно; все наше зло, вся наша слабость сопротивляется ему; мы должны вынести тяжелую борьбу и напрячь все творческие силы нашего духа, чтобы с помощью Самого Бога увидеть образ Его Сына запечатленным в самой сущности нашего духа или, тем более, духовного тела целого общества. Первое дело в этом духовном творчестве – ясно увидеть идеал, который мы хотим осуществить. Этот идеал дан во Христе и дан особо для каждого человека, для каждого общества; мы не создаем его, но усмотрение его требует глубокой, чистой, напряженной веры, истинной жажды преображения себя и других; мы можем увидеть его только, когда поймем и переживем сущность христианства. Однако наша творческая задача заключается не в усмотрении идеала, но в том, чтобы осуществить его, несмотря на то, что мы бесконечно далеко от него отстоим. Претворить свою или чужие души, очистить и преобразовать их, возвести их к полноте жизни Царства Божия – не может быть делом механического труда или книжных знаний; только крайнее напряжение воли, ума, художественной чуткости, постоянное вдохновение и озарение от Бога может обеспечить нам успех. Но плод этого творчества выше, чем, что бы то ни было в мире, – живые люди, ставшие драгоценными камнями, из которых строится Град Божий. Христос, пророки и Апостолы всё оставили ради этого творчества, и Бог и мир прославил их более всех гениев человечества.

Из сказанного, конечно, не следует, что христиане не должны отдавать свои силы на те роды творчества, о которых обычно говорят в мире, то есть общественную деятельность, науку, искусство и т. д. Они оправданы, поскольку они служат добру, истине, красоте, а через них – Богу и людям. Все дело в том, чтобы они им действительно служили.

Внешняя жизнь Церкви чрезвычайно богата: мы упоминали уже о церковной организации, богословии, богослужениях, церковном искусстве, о многообразных видах деятельности христиан и Церкви. Всему этому богатству церковной жизнедеятельности можно только радоваться; достоин славы всякий, кто сумеет внести в это богатство еще что-то новое. Для каждого христианина церковно-общественная, храмовая, богословская жизнь есть путь в Царство Божие и проявление его в мире. Однако многовековой опыт церковной истории и то, что мы видим вокруг, показывает нам, что огромное количество христиан видят во всем перечисленном не путь, но само содержание христианской жизни, думая, что одна только набожность, или церковная деятельность, или богословские знания, или качество знатока церковного искусства уже дают право считаться истинным христианином. Это одно из самых пагубных заблуждений в церковном обществе, прямой путь и лицемерие, потому что видимости христианство и репутации церковного человека здесь не соответствует настоящая религиозность, которая заключается в духовной жизни. И понятие духовной жизни постоянно упрощается среди христиан до простой сосредоточенности на религиозной или молитвенно-аскетической жизни. Апостольское понимание духовности не таково: духовность есть пребывание в нравственной чистоте, любви и истине, жизнь и благодать и во Христе... Очень часто церковное общество возглавляется людьми, в которых нет христианской духовности⁶, и именно по таким людям судят о христианство. Этот круг церковников усиленно поддерживает взгляд, что люди спасаются внешним благочестием и послушанием, реже прибавляя к ним и церковную культуру. Так учили и книжники, и фарисеи. Христианское фарисейство есть жестокое оскорбление Христа, распятого древними фарисеями... Повторим еще раз: сущность христианства – в действительном соединении с Богом и людьми во Христе, что равносильно жизни в любви и истине; все остальное есть лишь путь к сокровищу Царства Божия или явление его.

Какое отношение должно быть у Церкви и каждого христианина к миру? Очевидно, что оно должно быть христианским. К сожалению, это слишком часто забывают. Иные христиане совершенно отворачиваются от мира, забывая, что он сотворен Богом и населен живыми людьми. Другие, отдаваясь мирской жизни, думают, что в мире невозможно и не требуется быть христианином, потому что христианство будто бы создано только для церковной, а не для мирской жизни, которая имеет свои законы и цели. Такое разделение удобно для нашего малодушия; оно сохраняет у нас видимость христианской жизни с надеждой на вечное спасение и на помощь Божию в трудных обстоятельствах, а вместе с тем оно позволяет нам жить в мире, как нам угодно.

Верно, что мир лежит во зле и что он имеет свои, часто злые, законы существования. Но в основе своей мир продолжает быть творением Божиим и каждая живая личность, хотя бы и отравленная грехом, продолжает быть ценной Богу. Христос пришел в мир из любви к нему и ко всякой грешной душе. Поэтому христиане должны любить мир, хотя и ненавидеть его зло и сознавать, что он тяжело болен злом. Христианин не должен увлекаться мирским, поскольку мирское двусмысленно и суетливо; наша жизнь в мире должна служить вере и любви, быть сетью, увлекающей мир в Церковь... Христианин должен быть добросовестным работником во всякой деятельности, должен по-человечески относиться ко всем людям, во всяком деле; он должен все освещать христианским сознанием и повсюду вносить христианский дух. Все это нравственно обязательно для всех христиан. Однако из этого не следует, что все христиане должны принимать участие в тех обычных формах мирской жизни, которыми живет большинство людей, то есть в политической, семейной, культурной и хозяйственной жизни. Церковь считает позволительным отказ от этих форм жизни для тех, кто хочет всецело сосредоточиться на внутренней жизни, в уединенном молитвенном подвиге: таков идеал монашества; разумеется, любовь к ближнему и дело помощи ему остается в силе и для монаха. С другой стороны, Церковь благословляет и тех, кто живет всеми формами мирской жизни, лишь бы они вели к добру, а не ко злу.

Церковь никогда не отвергала государства. Она видит смысл государства в осуществлении справедливости и попечении о земном благосостоянии общества. Но государство может быть одушевлено и добром и злом, и оно ограничено в своих средствах действия: оно опирается на силу организации и внешнего воздействия; оно по существу не может оплодотворять и определять духовную, то есть религиозную, нравственную, научную, художественную жизнь, которая вдохновляется Богом, добром, истиной и красотой, а не государственными распоряжениями. Государство не может устроить и личную жизнь человека, ибо никакие законы и общие меры не могут дать все необходимое для личной жизни каждого из нас. В духовной и личной жизни человек должен свободно избирать свой путь; государство может в этой области лишь помогать и поощрять или вредить и насиловать…. Церковь должна быть независима от государства; управление Церковью может принадлежать только самой Церкви, иначе она перестанет быть собой. И духовенство не призвано управлять государством; оно может только нравственно судить государство и проповедовать правду Прочная связь между христианством и государством – в христианах-гражданах данной страны. Христианин и в политике должен быть христианином. Христианская политика возможна в той мере, в какой политика связана с вопросами о человеческих взаимоотношениях, о нравственных правах и обязанностях человека и о его духовных нуждах.

Чрезвычайно важно помнить, что все основы личной нравственности остаются в силе и для любого общества. Если каждый человек должен подчиняться истине и жить в смирении, любви, правде и мире, то это относится и к обществу. Только соединение всех людей, классов, народов и рас в одной истине и правде, во взаимном уважении, симпатии, согласии и сотрудничестве может считаться христианским идеалом. Эгоизм, гордыня, вражда, ненависть во всех своих формах отвратительны христианству. Будущее всего мира и каждого народа зависит от принятия этой истины; классовая, национальная и расовая ненависть готовы погубить человечество. Никто не может отрицать этой очевидности. Надо понять, что быть человеком неизмеримо важнее, чем быть рабочим или капиталистом, русским или немцем, белым или черным; всякое эгоистическое и горделивое обособление в каких бы то ни было границах – личных, классовых, национальных, расовых – есть чистое зло. Люди не поймут этого, пока не поймут, что главное в человеке есть дух, а дух человеческий живет Богом. Бог, добро, истина и красота не делятся по расам, народам и классам. С другой стороны, каждый человек и каждое общество имеет право на внутреннюю свободу, достоинство и своеобразие в пределах общего единства.

Христианство одобряет и безбрачие, и брак. Смысл безбрачия – в возможности всецело отдать себя на служение Богу и людям; семья связывает, хотя более слабые люди не могут жить здоровой жизнью без семьи, и, вообще, во многих случаях, семья дает гораздо больше сил, чем отнимает их... Бог сотворил человека как мужчину и женщину. Мужской и женский тип человека по-своему одинаково ценны и дополняют друг друга. Мужчина и женщина имеют свое особое призвание даже и помимо семейной жизни, но в браке осуществляется главное назначение пола. Отношение между мужчиной и женщиной может иметь общечеловеческий характер, но если к нему примешивается стремление к исключительному взаимному обладанию, то характер такой любви становится уже собственно половым. Такая любовь может осуществиться только в браке и должна вести к нему; весь ее смысл – во всецелости и исключительности, в нерасторжимости в ней души и плоти и, вообще, всех сторон жизни. Муж и жена есть одно существо во всём. Разврат начинается там, где мужчина и женщина хотят обладать друг другом только частично, на время или, разделяя это обладание с другим; в таком случае по большей части речь идет об удовлетворении поверхностного увлечения или плотской страсти. Целостность есть начало чистоты; она возможна только в браке. Дело пастырей и педагогов – объяснять, что разделение духовного и плотского в отношениях между мужчиной и женщиной противоестественно и унизительно и что сама сущность взаимной любви мужчины и женщины – в ее исключительности и всецелости, без чего они превращаются в животных и калечат друг друга, потому что оставляют неосуществленной основную цель любви – иметь другого человека, который всецело принадлежал бы тебе. Кто искренне любит, всегда будет страдать не только от измены другого, но и от частичности, тем более, от грубости или эгоизма его любви. Основа брачной любви не в плотском влечении, но в совершенной взаимной преданности; плотское соединение лишь восполняет духовное... Если перемена увлечений до брака есть признак легкомыслия, то расторжение брака есть преступление. Церковь отговаривает от второго брака даже вдовцов, напоминая, что любящие супруги встретятся вновь в том мире; второй брак разрешается только из снисхождения к слабости. Единобрачие, понимаемое не только формально, но во всей его глубине, как вечное торжество всецелой любви мужа и жены, соединенных в одно существо, есть одна из величайших нравственных идей христианства... Рождение детей в браке есть его увенчание; прекрасно, что любовь двух людей дает жизнь новому человеку; все родители знают, как дети их еще больше связывают. Отношения между родителями и детьми не ограничиваются только детством: они вечны, если дети получили от родителей не только телесное существование, но и духовную основу жизни... Семья не исчерпывается личными отношениями между супругами и детьми: она есть целое, которое само по себе ценно. Надо любить и хранить семью как таковую. В положении мужа, жены и ребенка есть особое содержание и особый долг, превышающий личные связи. Христианская семья есть малая церковь, в которой все семейные отношения должны быть по-христиански осмыслены.

Христианство не отрицает науки. Всякое знание возводит к Богу. Истина одна для богословия и всей науки. Ложно думать, что христианство верно в религиозной области, а наука – хотя бы она утверждала прямо противоположное христианству – верна в области знания. Всякое противоречие между христианством и какой-либо научной теорией может быть разрешено более углубленным пониманием богословия и критическим пересмотром научной теории. Ученые слишком часто заблуждаются; человеческое знание ограничено и ненадежно; им легко можно злоупотреблять. Поэтому христианство не принимает без разбора всякого утверждения ученых. Наука не может иметь абсолютного авторитета. Естественные науки сравнительно объективны и достоверны, хотя многое и в них оказывается ложным и исправляется дальнейшими открытиями. Но науки, связанные с историей, психологией, социологией и, вообще, с изучением человека и человеческого общества, несмотря на их огромное развитие, часто настолько же сомнительны, насколько смелы в своих теориях. Причина этого очевидна: господствующее ложное и извращенное понимание человека; отрицается существование души, Бога и духовной жизни; все сводится к психофизиологии, к темному плотскому подсознанию; социология переходит от крайности индивидуализма к другой крайности коллективизма (коммунизм, расизм и т. д.). Христианство, обладающее совершенным знанием человека и человеческого общества, имеющее трехтысячелетний (считая с Ветхим Заветом) опыт истории и провидение ее конечного смысла, может дать единственно здравое основание для гуманитарных наук. Связью между христианским вероучением и наукой должна быть христианская философия или философски построенная догматика; к сожалению, мы еще не имеем ее в православном мире.

Искусство прекрасно, если служит прекрасному. Красота существует объективно; основа ее – Бог, божественные идеи о мире и Христос, как идеальный Человек. Не видеть красоты – значит быть слепым от близорукости или грязи. Мировое искусство (не только христианское) в прошлом было сокровищницей прекрасного. Так называемое новое искусство⁷ сознательно отреклось от красоты; оно тупо и предвзято, когда следует социальному заказу; оно отвратительно, подчас зловонно, когда следует больной фантастике и мертвому оригинальничанию современных творцов искусства, среди которые есть сотни подлинных талантов, но таланты эти приносятся в жертву духовному нигилизму. Ссылаются на то, что искусство девятнадцатого века изжило себя и что сам современный мир разлагается, увлекая за собой и искусство, котоpoe изображает то, что видит и переживает... Мы не зовем к повторению старого; новое искусство необходимо. Но художник не должен быть в плену у темной, гниющей действительности: он призван видеть большее – ту красоту, которую ничто не может уничтожить в нас и в мире, ибо она не от нас и, в сущности, совпадает с подлинным бытием; живое и жизнь всегда прекрасны, и за ними скрыта божественная красота... Многие видят в Достоевском одного из вождей современной литературы; это недоразумение: Достоевского нет без идеального видения человека, которое не покидает его и тогда, когда он пишет об убийцах и развратниках. Современные авторы не видят ничего, кроме тьмы, психопатии и животности; то, что называют сейчас христианской литературой, есть изуверство и риторика, часто грязная, и двусмысленная, христианства в ней нет... Ищут обновления в примитивном искусстве; подражают его форме, забывая, что оно было одушевлено верой в божественную красоту и Бога, и мира. Если говорить о языческих примитивах, то странно не замечать их безобразия, вызванного судорогой страха перед мистическим злом (идолы, маски и т. д.) или просто темным сладострастием... Мы верим, что рано или поздно искусство обратится к вечным источникам прекрасного и тогда найдет и новые формы творчества, не растрачивая таланта на дикое оригинальничание.

Христианство вполне своеобразно подходит к материальной жизни. Оно подчеркивает ее второстепенность, но запрещает пренебрегать ею, особенно в отношении других. Современный гипноз богатства и технической цивилизации, одинаково свойственный капитализму и коммунизму, глубоко противен христианству; но ему не менее глубоко симпатично стремление уничтожить ту мрачную нищету, которая и сейчас владеет большинством человечества... В отношении верующих христианство утверждает, что они никогда не погибнут от нищеты, если только будут трудиться с надеждой на Бога. Христианство ценит всякий труд, полезный для людей, но, конечно, выше всего ценит труд, приносящий духовную пользу. Бедность выше богатства, потому что она хранит от соблазна самодовольства, эксплуатации других, жадности, скупости, веры в превосходящую все силу денег; разумеется, бедный, полагающий всю жизнь на приобретение богатства, болен теми же соблазнами, которые страшны богатому… С исключительной силой Новый Завет призывает к взаимопомощи: имущий должен поделиться с неимущим, чтобы у всех было достаточно для жизни... Свобода труда, свобода хозяйственного творчества и предпринимательства соответствуют духу христианства; ему противен, как всегда, эгоизм, в равной степени и у предпринимателей и рабочих; все должно служить общему благу, то есть благу всех, а не только организованному коллективу или государству. Духу христианства соответствует, несомненно, и общественный контроль над хозяйственной жизнью, и идея согласования всеобщей хозяйственной деятельности, без превращения всех в рабов государства или трестов... Материальные средства должны служить действительным потребностям и духовной культуре, а не роскоши, которая неизбежно разлагает людей и целые народы, чему мы были свидетелями в период между 1920 и 1940 годами.

Христианство радуется всякой радости, если только она не основана на зле. Слава Богу, если кто счастлив на земле! Лишь бы ему не впасть в самодовольство и забвение, что рядом с ним есть и несчастные; лишь бы не поверить в прочность своего счастья, ибо на земле все непрочно. Истинную радость и даже блаженство христианин достигает только в Царстве Божием. И весь мир не в состоянии угасить ту радость о Боге, радость новой Жизни в любви и истине, радость несомненной надежды на грядущее торжество правды, которая открывается христианину в Царстве Божием.

Однако, мир полон зла. Христианство исповедует, что первопричина зла – в свободе и только в свободе. Зло есть всегда первоначально злой акт воли, смысл которого в отрицании, обособлении, вражде, презрении, ненависти. Но если бы зло было только действием человека, то оно прекращалось бы, как только наша воля обращалась бы к добру. На самом деле, каждый злой акт оставляет след в нашей природе, искажает и отравляет нас; искаженную природу мы получаем уже от наших родителей и предков. Более того, вся среда, в которой мы живем (общественная жизнь, культура, нравы) уже проникнута злом. Мы рождаемся в злом мире и своими личными грехами увеличиваем зло. Поскольку зло поразило саму природу человека, оно есть болезнь, в сущности, смертельная болезнь, потому что человеку грозит от зла и телесная, и духовная смерть. Наше внутреннее уродство заключается в крайней односторонности (глупость при сильной воле, ум при безволии т. д.), во внутренних противоречиях и борьбе, в страстях, которые могут доводить нас до одержимости, в комплексах, то есть образовании в нас как бы «связок» мыслей, чувств и влечений, от которых мы не можем отделаться и которые постепенно разлагают и отравляют всю нашу душу. Вообще, всякое искажение нашей жизни отражается на всем нашем существе... В глубине зла всегда лежит гордость, то есть сознание себя исключительной ценностью и презрение к другим; от гордости – себялюбие: забота только о себе, подчинение всех своим интересам; если наша гордость и эгоизм встречают сопротивление, в нас возникает ненависть; от ненависти – стремление к разрушению и убийству Зло есть обособление и разрушение, убийство и самоубийство, ибо человек не может жить в полном отрыве от всех... Но в зле есть еще другая сторона: это разрыв личных отношений с Богом и людьми. Всякий грех есть грех против Бога, ибо все законы бытия – от Бога: нарушая их, мы идем против Бога. Громадное большинство грехов так или иначе направлено и против людей. Отсюда всякий грех делает нас виновными перед Богом, людьми и самими нами, потому что мы причиняем им вред себе и другим. Писание учит, что зло возникло первоначально в ангельском мире и что диавол соблазнил человека. С тех пор царство зла есть царство диавола: он постоянно внушает людям зло и, так сказать – организует и направляет его во всем мире. Когда люди делают зло по влечению какой-то темной силы, которую они не чувствуют своей, то эта темная сила есть действие диавола. Без диавола зло не было бы ни так бессмысленно, ни так объединено. Зло часто бывает совершенно фантастично и с очевидностью бесполезно даже для человеческой гордыни и эгоизма; вместе с тем, оно бывает тончайшим образом продумано и согласовано, очевидно, помимо сознания осуществляющих его.

Христианство утверждает необходимую связь между злом, страданиями и смертью. В страданиях мы переживаем те болезненные искажения, которые зло вносит в нашу душу и телесную жизнь. Смерть есть окончательное разложение. Болеет и умирает не только тело, но и душа; если душа не уничтожается, то только благодаря особой воле Божьей, сохраняющей ее бытие даже во зле, но путь духовного зла есть путь внутреннего разложения и умирания.

Как возможна борьба со злом? Первый шаг есть покаяние; начало его – в исповедании своих грехов, но сущность его – во всестороннем суде над собой и над всей своей жизнью в свете образа и учения Христова и в решимости начать новую жизнь во Христе; эта новая жизнь не есть подправленная грешная жизнь, но действительно новая, основанная на вере и благодатной силе. Глубокое покаяние есть внутреннее самораспятие, отречение от всего, быть может, привычного и приятного нам, поскольку оно не от Бога и не выдерживает суда Христова. Цель христианина – войти в Царство Божие и бдительно устранять из своей жизни все, что противно его духу... Но любовь к Богу и людям, любовь к правде и добру выводит нас на борьбу со злом в человеческом обществе; грубая ошибка думать, что только личное зло должно возмущать христианина; равнодушие ко злу в общественной и мировой жизни и в культуре есть начало расслабления и разложения христианского общества. Путь общественной борьбы почти всегда приводит к необходимости жертвы, страданий, возможно, к смерти. Если мы любим Бога и людей, добро и истину, мы должны быть готовы к испытаниям. Когда мы малодушествуем, мы не избавляемся от страданий, так как совесть обличает нас, и мы внутренне надламываемся... Борьба со злом ограничивает его; но даже если она не сразу дает плоды, она, во всяком случае, отделяет добро от зла и показывает силу добра, хотя бы в мученичестве. Поскольку мы чувствуем себя виновными перед Богом и людьми, наша жертва ради них приобретает искупительное значение. Надо помнить, как глубока наша вина и, следовательно, как мы заслуживаем те страдания, которые вольно или невольно выпадают на нашу долю. Вина человека может быть снята только совершенной любовью к обиженному, готовой на любую жертву ради него.

Страдания, иногда и смерть, неизбежны в борьбе со злом; они имеют искупительный смысл, но в них есть еще иное значение. Страдания обнаруживают зло; люди давно бы погибли от болезней и грехов, если бы страдания не заставляли нас обращать внимание на внешнее и внутреннее зло, остерегаться его и бороться с ним. Также и страх смерти часто удерживает нас от зла, хотя в других случаях он толкает нас к малодушию. Но главное, смерть освобождает от зла всех тех, кто подчиняется ему как бы нехотя, затянутых в зло падшим миром; для таких людей смерть открывает возможность совершенной жизни с Богом. Если бы не было смерти, падшее состояние мира продолжалось бы бесконечно... Из сказанного никак не следует, что мы не должны стремиться уменьшить страдания и удлинить жизнь людей, но это возможно сделать только борьбой против зла.

Какое значение имеют для нас страдания и смерть Христа? Прежде всего, они доказывают их неизбежность для человечества: если Христос, будучи совершенным Человеком, страдал и умер, то мы не имеем возможности притязать быть избавленными от страданий и смерти. Значит, крестный путь абсолютно неизбежен. Христос страдал по тем же причинам, что страдаем и мы, но Он страдал только ради нас и довел положительный смысл страданий до предела. Если страдания предупреждают о зле, то страдания Христовы изобличают трагическую обреченность падшего мира. Если страдания неизбежны в борьбе со злом, то гонения на Христа доказывают совершенную непримиримость добра со злом и невозможность для зла победить добро даже гонениями. Если страдания, как жертва любви к Богу и людям, искупают наши грехи против них, то крестная жертва Христа, Принесенная Им вместо нас, чтобы явить совершенную любовь человека к Богу, искупила наши грехи перед Богом. Во Христе распяты все наши грехи... Христианство верит, что приобщение ко Христу и сообразность Его жизни открывает нам совершенную жизнь; оно верит также, что внутреннее приобщение страданиям и смерти Христа и взятие на себя креста ради веры и любви есть путь избавления от зла и путь искупление наших грехов. Добровольное несение креста соединяет нас со Христом, делает нас драгоценными Богу, очищает нас и укрепляет в добре и истине; крест есть и путь мудрости.

Христос принял смерть не с одной лишь искупительной целью, но для того, чтобы преодолеть ее совершенно. Смерть не могла угасить то начало божественной жизни, которое было во Христе: Христос воскрес, основал Царство Божие на Небе и ниспослал людям Святого Духа, чтобы основать Царство Божие и на земле. Поэтому все, чьи души ныне воскресают для жизни во Христе, воскреснут всецело в конце времен для вечной жизни. Смерть для христианина есть переход в Царство Небесное в ожидание всеобщего воскресения.

Христос победил диавола. Oпopa диавола – наша греховность. Диавол бессилен в отношении Христа и Его Царства. Христианин не боится диавола; Христос и Святой Дух – наш щит против зла. Поскольку мы в истине, диавол не может обмануть нас; поскольку мы не сомневаемся в вечной жизни, диавол не может держать нас страхом смерти, из-за которого мы иной раз готовы на любую подлость; поскольку мы берем крест Христов, страдания и гонения ведут к победе добра, а не к поражению... Диавол продолжает господствовать лишь над теми, кто во зле. Мы призваны проникать во все хитросплетения зла и его мировые планы, и разрушать зло добром в терпении и надежде. Страх перед злом опаснее зла. Зло отвратительно, но более всего сильно нашим бессилием. Христианство дает человечеству возможность победить зло в самом его корне – в отпадении от Бога, всеобщей вражде и лжи. И Бог, и любовь, и истина пребывают уже по Христе на земле.

Итак, христианство не обещает на земле избавления от страданий и смерти; в мире есть и жизнь, и радость, но он болен злом и обречен смерти. Крестный путь необходим христианину, но он есть путь к жизни и ради жизни, путь окончательного преодоления зла. Зло окончательно изживается страданиями и смертью, если они совершаются во Христе ради Царствия Божия.

Христианство есть Благая Весть о Царстве Божием, то есть о соединении всех и всего в Боге. Мы страдаем оттого, что мы сами и все в мире несовершенно, искажено, двусмысленно, непрочно. В Царстве Божием мы всё находим очищенным и преображенным во Христе и Духе: и нас самих, и других людей, и всю вселенную. Мы находим в нем совершенный образ добра, истины и красоты. Конечно, и мы, и мир входят в Царство Божие лишь медленно и частично; но мы видим в нем идеальный образ всей твари и верим, что он осуществится когда-то всецело, потому что во Христе уже все спасено. Бог пребывает и в нашей душе, и в падшем мире, но только в Царстве Божием мы живем с Ним общей жизнью; мы соединяемся с Ним во всех духовных совершенствах и в самой жизни в добре, ибо Он есть Жизнь, единство и Источник всех совершенств; мы соединяемся с Hим и выше всех совершенств – в личной встрече с Отцом, Сыном и Святым Духом. Высший дар Царства Божия есть причастие жизни Пресвятой Троицы. Все христианство и вся вселенная есть откровение Триединого Бога: откровение о бесконечной ценности личного и своеобразного в каждом, даже малейшем существе, и равной ценности всеобщего, совершенного единства. Сказано: «Будет Бог все во всем» (1Кор.15:28); это значит, что все будет богоподобно, все исполнено бытия, все соединено в Боге. Уже и ныне мы видим все это.

В падшем мире люди одинаково боятся одиночества и единения с другими. Одиночество есть зло. Но единение тоже становится злом, когда мы соединяемся в суетливой пустоте или во зле. Величайшее благо для нас – жить в единстве с другими людьми, но только тогда, когда нас соединяет любовь и истина в общении с Богом и служении Ему во всем. Господь Христос и Дух Святой соединяют нас в усыновлении единому Отцу. Это и есть единство во Всесовершенном Духе, истине, любви и всяком добре, единство, в котором мы можем объять всех людей и все сущее... Если трое соединятся во имя Христово, то они будут сильны и счастливы. Если тысячи соберутся в Царстве Божием, здесь, на земле, христианский мир начнет преображаться. Если миллионы захотели бы соединиться в Боге, все человечество покорилось бы Церкви, по слову Христа: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф.5:5).

Счастье человека – в единстве с Богом и людьми, в близости ко всей твари, в любви, истине и красоте, в благом творчестве. Все это на земле осуществляется в Церкви; в ней пребывает Царство Божие; она ведет нас к нему через веру и знания, таинства и богослужения, церковно-общественную жизнь и деятельность. Кто останавливается в Церкви на внешнем и земном, тот внутренне изменяет Христу; но никто не должен пренебрегать даже простейшими формами церковной жизни: все они могут привести нас к Царству Божьему.

Христианство не от мира сего, но обращено к миру, чтобы привести его к Богу. Христианин не может отречься от своего долга перед людьми; но те, кто живут мирской жизнью; сугубо призваны и в ней быть христианами. Христианство не может отказаться от мирного завоевания всего человечества. Без христианства человечество не найдет истинного идеала человека и человеческого общества, не найдет истинного Бога, истинной мудрости, добра и красоты. Мы несем тяжелую ответственность за то, что происходит в мире.

Христианство не обманывает нас, обещая немедленно избавить от зла, страданий и смерти: они будут длиться до конца истории. Но для христианина крест есть сила и путь к радости. Новый Завет заключается вестью о том, что подвиг людей и народов увенчается общим преображением вселенной, в которой Бог Отец, Христос и Дух Святой будут жить с нами явным образом в блаженстве, свете и славе. Христиане и сейчас, до времени, переживают это в Царстве Божием, невидимом для мира.