Диакониссы в Русской Церкви

Обычно в исследованиях, касающихся истории чина диаконисс, или молчаливо предполагается, или прямо заявляется, что чина диаконисс в Русской Церкви не существовало. Между тем уже на основании одних теоретических соображений можно усомниться в справедливости такого взгляда. Посвящение диаконисс существовало в Константинопольской Церкви до второй половины XI века, а непосвященные внеалтарные диакониссы существовали здесь и потом. Между тем Русская Церковь начиная с X века несколько веков была нераздельной частью Церкви Константинопольской, и ее устройство было точной копией устройства Церкви Константинопольской, насколько это позволяли местные условия, и потому вполне естественно предположить, что и чин диаконисс, как часть такового устройства, существовал и в Русской Церкви, тем более что их помощь особенно была нужна при крещении женщин новообращенного народа, да и храмы у нас в древности, как и у греков, имели женские отделения.

На сторону такого предположения решительно становится наш знаменитый покойный историк Е. Е. Голубинский. Он считает наших просвирен преемницами древнерусских диаконисс и полагает, что должность просфорен, не существовавшая у греков¹, установлена у нас после половины XII века и не позднее второй половины XIII века, но создана была у нас эта должность просфорен не совсем вновь, а ими были сделаны или стали женщины, уже прежде бывшие при церквах в должности диаконисс.

Упомянув о существовании диаконисс у греков как в древнее, так и в настоящее время, Е. Е. Голубинский пишет: «Есть большая вероятность думать, что эти диакониссы или смотрительницы женских отделений церквей были и у нас, и что они-то и стали у нас просфоропеками, соединив в себе две должности. И не только весьма вероятно предполагать, что у нас эти диакониссы были, но даже едва ли не должно будет усвоять им за древнее время особое, так сказать, совсем причетническое значение. Вальсамон о современных ему диакониссах Константинопольской св. Софии говорит: “...в Святейшей Церкви престола Константинопольского диакониссы рукополагаются (προχειρίζονται точно – проручествуются), и не имеют только одного участия в жертвеннике (в котором имели участие древние диакониссы, о которых он говорит выше), но церковничествуют многое (ἐκκλησιάξουσι δὲ πολλὰ) и заведуют по-церковнически (ἐκκλησιστικῶς) женским отделением”². Не совсем понятное “церковничествуют многое” в связи речи заставляет подозревать, что тут дело о пении диакониссами тех церковных служб, которые могут быть петы вне алтаря³. Это подозрение превращается в уверенность, когда мы припомним другие, сами по себе тоже не совсем понятные свидетельства. В слове на обретение мощей св. Климента Римского, рассказывающем историю этого обретения, совершенного Константином Философом, первоучителем славянским (“Слово на пренесение мощем, историческую имуще беседу”), говорится, что когда обретенные в море и принесенные в город Херсонес мощи были поставлены в одной церкви, то по приказанию архиепископа было совершено всенощное бдение, “до полунощи убо мужеским полом, а от полунощи до утра черноризицами и благоверными женами, обычай так сущ верными теми (sic) до скончания”. Архиепископ Новгородский Антоний в своем Константинопольском Паломнике говорит, что в Софии Константинопольской недалеко от южного бокового алтаря есть место, где “мироносицы поют”⁴. Снесение приведенных мест не оставляет в нас никакого сомнения в том, что в Греции, везде или, по крайней мере, инде, совершаемы были под руководством наших диаконисс, так сказать, совсем женские внеалтарные церковные службы, т.е. службы, отправлявшиеся или певшиеся исключительно женщинами⁵. Есть некоторые основания предполагать, что и у нас нечто подобное было в древнее время. В Стоглаве читаем: “Безчиние (творится) у проскурниц: боголюбцы дают проскурням деньги на проскуры о здравии или за упокой, и она спросит имена о здравии, да над проскурою сама приговаривает, якоже арбуи в Чуди, а за упокой также мертвых имян спрашивает, да над проскурою приговаривает, а те проскуры попу дает, и поп людем дает и к себе относит, а на жертвеннике тех проскур о здравии и за упокой не проскомисает” (глава 5, ответ на 11-й вопрос); а в деяниях Владимирского Собора 1274 года, по всей вероятности, разумеются те же проскурницы под некими несвященными, о которых говорится, что они “освящают приносимая к Церкви плодоносил, рекше крупы или кутья за мертвыя” (у Павл. col. 98, § 6). Можно, конечно, предполагать, что наши просфорницы усвоили себе свое странное как бы священствование без всякого повода; но вероятнее предполагать повод и именно – что сейчас указанное было малым и искаженным остатком их древнего причетничества».

Как можно заключить из этих приводимых Е. Е. Голубинским свидетельств, диакониссы в древнее время существовали и у нас, и преемницами их явились просвирни.

Так же как и диакониссы, просвирни в наших древних канонических памятниках причисляются к клиру⁶. В клире просвирни состояли до недавнего времени – до 1869 года⁷. Также как в древности диакониссам, просвирням запрещалось и второбрачие⁸. Запрещалось второбрачие и обычным кандидаткам в просвирни – вдовам священнослужителей. Об этом писал еще митрополит Фотий. Основываясь на мысли Вальсамона о «тождестве» тел супругов, он запрещает второбрачие не только вдовым священнослужителям, но и вдовам священнослужителей, коим «такожде нелепо ходити замуж, понеже едино бысть тело преж с мужем своим, и то убо есть яко полтела мертваго. Ата попадья, не сохранив чистоту единаго своего тела с первым своим мужем и достоит тех разлучити»⁹. И такой взгляд господствовал в Русской Церкви до 1733 года, когда он был признан Святейшим Синодом суеверным¹⁰. Таковы последние следы существования чина диаконисс в Русской Церкви.

Бывали в Русской Церкви и попытки восстановить чин диаконисс. Помимо попытки последних лет, историю которой пока писать преждевременно, таких попыток нам известно две: одна из них связана с именем алтайского миссионера архимандрита Макария (Глухарева), другая – с именем приходского деятеля в Санкт-Петербурге священника Александра Васильевича Гумилевского.

Впервые мысль о восстановлении чина диаконисс явилась у знаменитого миссионера архимандрита Макария (Глухарева), и вызвана была она жизненными нуждами миссии. Подобно проповедникам христианства первых веков, отец Макарий увидел, что помощь женщины нужна при приготовлении женщин к крещению, и что он не может быть руководителем и помощником новообращенных женщин во всех случаях их жизни, что алтайские христианки нуждаются особенно во время болезни в помощи со стороны женщины же, и притом не инородки, так как, по наблюдению отца Макария, алтайцы боялись как смерти и трупов, так и болезней, и к уходу за больными их было трудно побудить. Все это представлялось архимандриту Макарию таким «огромным камнем», возясь с которым он чувствовал себя «как ребенок малосильный». Кроме того, сотрудница миссии, по мысли отца Макария, могла бы быть учительницей грамоты и рукоделий, как постоянная проводница в грубую инородческую среду культурных начал понятий гражданственности и христианских навыков и обычаев. И вот он уже в начале своего миссионерского служения задумал устроить на Алтае женскую общину миссионерок-диаконисс.

4 мая 1833 года он писал Е. Ф. Непряхиной¹¹: «Требования, настоятельно повторяемые, дают мне дерзновение открыть Вам, что в душе моей зачалось, когда я находился еще в Тобольске. Но Вы примите слово мое не как заповедь и даже не как совет, а только как мнение человека, желающего любить в своей должности волю Божию, который все, что ему представляется благопотребным к делу служения, хотел бы втянуть в свою систему. Я никак не могу своевольно расстаться с тою мыслию, что Вы нужны в Сибири, нужны для Царствия Божия в сей стране... Вы бы дали обет помогать Христовой Церкви в болезнях рождения теми средствами и способами, которые вашему полу приличны и с вашими немощами и другими обязанностями совместимы. Быть может, под сие знамя Креста Господня, если бы восприяли оное, собралась бы дружина единомысленных девиц и вдов, из которых каждая по очереди и по способностям, в известные сроки, несла бы послушание настоятельницы или старшей сестры, – дружина вначале малая, но мало-помалу умножилась бы, получила бы полный вид правильного общежития, и в месте благоприятном и к содействию миссии церковной благопотребном, окоренившись, уподобилась бы горчичному семени»¹².

В том же 1833 или следующем году приглашал он для этой цели и свою землячку Веру Ильиничну Верховскую, племянницу старца Зосимы Верховского, прежде жившую в Сибири, а в это время бывшую сестрой Одигитриевской общины в Московской епархии. Что отвечала Верховская – неизвестно, но Е. Ф. Непряхина по болезни и домашним обстоятельствам не могла прибыть на Алтай.

Тем не менее архимандрит Макарий своей мысли не оставил. В 1836 году он официально ходатайствовал пред преосвященным Тобольским Афанасием об устройстве женской общины. Последний хотя и сочувственно отнесся к такому ходатайству, но официально хода делу не дал¹³. Не смущаясь этим, архимандрит Макарий в 1837–1838 годах, разрабатывая обширный проект реформы миссионерского дела в России¹⁴, внес в него несколько глав (28–31) о значении и необходимости участия в христианизации инородцев женщин – жен миссионеров и особенно диаконисс. Он проектировал устройство двух миссионерских заведений – женского и мужского – нечто вроде общежительных монастырей, в которых жили бы как монахи, так и светские лица, склонные к миссионерской деятельности. При этих заведениях должны быть устроены миссионерские институты. Воспитанницы женского института по окончании учения в нем или выходят замуж за миссионеров, причем дают обещание помогать делу миссии, или избирают путь иноческого звания и остаются в образовательной миссионерской общине женской под искусом, а некоторые, довольно испытанные и уже пожилые, посылаются под названием диаконисс в известную церковную миссию, и начальствующий миссионер назначает им всем места служения в частных станах, занимаемых миссионерами женатыми, а некоторым – в том селении, где миссия имеет свой центральный стан¹⁵.

Подробно описывает архимандрит Макарий положение и круг деятельности таких диаконисс:

«Диакониссы при частных станах миссии находились бы в непосредственном попечении женатых миссионеров; иногда они и жили бы в домах их, а иногда, получивши благословение от начальствующего миссионера, иждивением Церкви и Государства устрояли бы оныя себе жилища в тех же селениях, в которых находились бы частные станы миссионеров женатых и при них походные церкви.

Диакониссы при частных станах миссии исполняли бы в походных церквах дела: чтеца, звонаря, просфорни.

Поскольку жены миссионеров и по супружескому состоянию и по многим развлечениям в жизни хозяйственной могут иногда не иметь времени для обучения девочек, то помогали бы им и самим миссионерам в содержании деревенских школ диакониссы.

Диакониссы принимали бы новокрещеных сирот женского пола на воспитание иждивением миссионерской казны и обучали бы их грамоте и рукоделиям.

Диакониссы посещают больных, служат им, внушают им истины Евангельские, возбуждают их на покаяние; ободряют надеждой на милосердие Божие и заслуги Ходатая; если болезни простые, дают простые и безопасные снадобья; а между тем настоятельно советуют призвать священника, исповедаться и причаститься Святых Таин Христовых. Добрая диаконисса ночью бодрствует у одра болящей, которая сна не имеет; говорит с ней о земном и небесном, о рае и аде, об Ангелах, человеках, о смерти и вечной жизни, а наипаче о жизни, страданиях и смерти Спасителя... Одр болезни есть в высшей степени школа Христова; и здесь-тο благовестница имеет случай посеять на земле сердца, приготовленного страданием, семена Слова Божия... Скончается ли больная, диаконисса немедленно призовет все семейство к молитве и псалмопению, потом помогает домашним омыть по-койницу к погребению; посещает и после сего дом плача; утешает сетующих надеждою свидания с отлучившеюся в Небесном Царствии и советом обращается внутренно к Отцу щедрот и Богу всякого утешения.

Диаконисса соглашается читать Псалтирь в пользу живущих и творить молитву между кафизмами в пользу преставившихся...

Недугующим из инородцев новокрещеным диакониссы служили бы по большей части в миссионерской больнице...

Диакониссы помогают женатым миссионерам в приготовле-нии оглашаемых ко святому Крещению и в наставлении новокрещеных».

Далее отец Макарий рисует картину этой помощи диаконисс:

«Вообразим, что целое семейство какого-нибудь племени черновых татар пришло креститься; в нем кто здоров, а кто болен, кто стар, кто млад, дети обоих полов разных лет, младенец на груди матери, другие на ногах у ее колен плачут, дрожат от стужи... Что с ними будут делать диакониссы? Прежде всего введут всю семью в теплый покой и обогреют, потом детей и стариков накормят, дадут поесть и прочим, потом отсылают мужчин к женатому миссионеру, а женщин с девочками ведут в баню... умывают всем ноги и говорят им тут же, что истинный Бог Иисус Христос ходил по земле в человеческом теле, что Он Святыми руками своими умывал ноги... и таким образом будет принят этот первый урок оглашения в бане. Потом оденут их в белые, но поношенные рубашки (новые даны будут им при крещении), напоят чаем кирпичным, дадут уснуть, потом опять будут говорить им об истинном Боге Иисусе Христе...

Иногда нелегко бывает приготовлять инородцев здешних, особенно женщин, ко святому Крещению: надобно бегать по деревне, чтобы найти для них восприемников, надобно принимать терпеливо отказы; иногда надобно будет самой диакониссе шить рубашки для оглашаемых, между тем возвращаться к учению; потом думать о таких предметах, как платки головные и обувь и прочее; потом снова учить, изобретая соразмерные с кратким понятием выражения, чтобы объяснить, в чем состоит сущность Крещения... и снова думать, нельзя ли у кого-нибудь в селении найти этим бедным приют и содержание, нельзя ли купить им у кого-нибудь хижину и прочее. Без сомнения, все эти попечения и труды разделят с ними женатые миссионеры и жены их; но поэтому также и для женатых миссионеров помощь диаконисс всегда благопотребна, а иногда будет необходима. Ибо не все дело крещением оканчивается, напротив, только еще начинается. Надобно этих новокрещаемых женщин учить печь хлеб, делать квас; прясть умеют многие, но ткать ни одна: празднолюбие и леность в порок не ставятся; надобно водить их на помочах, чтобы они мало-помалу сделались трудолюбивыми; надобно вместе с ними садить картофель и огурцы в грядках, огород и овощи убирать летом; а между тем и в бороздах между грядами искать путей для слова Божия в эти по большей части открытые и непритворные души... В этом великом служении и попечении миссионеры и жены их имели бы верных и самых благонадежных помощниц в добрых диакониссах.

Диакониссы должны тщательно удаляться от всяких сплетней, и что слышат в одном доме, не должны передавать о том в другом, с прибавлениями и приправами; долг их водворять мир Божий в семействе и дружество между семействами. Они стараются всеми благословенными образами приобретать доверенность, уважение, любовь женского пола в селении. Всегдашние собеседницы и гостьи их, без сомнения, новокрещеные женщины и девицы; но они могут с многостороннею пользою по временам составлять у себя вечерние собрания, в которые имели бы вход вместе с новокрещеными русские замужние женщины, девицы и вдовы; но никто из мужчин, кроме священников с женами их, не имели бы в этих случаях права на участие с ними в утешении, хотя оно христианское и невинное, для того чтобы не сделалось совершенно мирским и греховным. Все собеседницы приходили бы в эти собрания с рукодельем... и одна диаконисса читала бы жития святых; по окончании чтения пели бы церковные гимны... За чтением следовало бы простосердечное разглагольствие о разных предметах в сельском хозяйстве, потом опять было бы предлагаемо чтение из житий угодников Божиих, и потом паки Священное Писание, и таким образом сие христианское соутешение их общею верою простиралось бы до глубокой ночи. Словом, диакониссы производили бы, при Божием благословении, много успеха в распространении христианских истин и правил между новокрещеными инородцами и между русскими, первоначально действуя на девиц, вдов и женщин, в супружестве находящихся; а женским полом был бы и мужской в добро увлекаем...

Диакониссы, как и все миссионеры, получали бы способы к содержанию от Российского Миссионерского Общества посредством начальствующего в миссии, живущего в центральном стане ее; ему отчет во всех действиях службы давали бы и его слушались бы во всем по службе миссионерской, как и все братия, миссию составляющие. Он же отчеты, как о своем служении, так и о действиях братий и о содействии диаконисс, представил бы непосредственно самому епископу епархии».

В дальнейшем описании деятельности миссионеров архимандрит Макарий упоминает также о выдаче диакониссам богослужебных книг и книг для келейного чтения и о служении их в миссионерской больнице больным женщинам. Высказывает он также надежду, что среди сестер миссионерской общины «найдутся и такие диакониссы, которые, будучи знакомы с иностранными языками и зная хорошо русский, представляли бы миссионерскому обществу прекрасные переводы лучших Творений в духовном роде». Как «общее правило», он предписывает, чтобы «миссионеры и диакониссы наблюдали бдительнейшую осторожность в своих сближениях; лучше всего, чтобы сии сближения были при свидетелях; а если нужно было бы нечто сказать без свидетелей, диакониссы сообщали бы это миссионерам, а сии диакониссам записками».

Таков продиктованный апостольскою ревностию и обширным личным миссионерским опытом проект учреждения диаконисс отца Макария. Как мы видим, проект о восстановлении диаконисс был связан с грандиозным проектом реформы всего миссионерского дела, а этому проекту не скоро суждено было осуществиться. Свои «Мысли» архимандрит Макарий отправил при особом представлении¹⁶ преосвященному Томскому Агапиту с просьбой представить их в Святейший Синод, и сверх того, в особом письме на имя государя Николая Павловича отец Макарий «передал его священной воле» государя¹⁷. Но и последний список был переслан в Святейший Синод Комиссией прошений на высочайшее имя приносимых. 14 апреля 1839 года по выслушании и рассмотрении рукописи состоялось определение Святейшего Синода: «...прошение миссионера архимандрита Макария оставить без действия, а рукопись возвратить к преосвященному Томскому при указе»¹⁸. По-видимому, из Святейшего Синода один из двух списков «Мыслей» был переслан митрополиту Филарету, писавшему архимандриту Макарию, что его мысли о диакониссах дошли до начальства и не встретили сочувствия»¹⁹. Но если широкий проект отца Макария о восстановлении диаконисс вообще в русских миссиях так и остался проектом, то в миссии, находившейся под управлением отца Макария, начало восстановлению диаконисс было положено отцом Макарием на свой риск и страх. В 1838 году в деревне Майме поселилась Прасковья Матвеевна Ландышева, мачеха сотрудника миссии С. П. Ландышева, и на нее были возложены обязанности диакониссы²⁰. Прибыв в 1839 году в Петербург (март-август), а потом и в Москву (август 1839 – март 1840 г.), архимандрит Макарий и здесь искал миссионерок, как показывает письмо к нему казначеи Тверского Христорождественского монастыря Серафимы от 8 декабря 1839 года²¹. Его планами прониклась София Густавовна де Вальмон (р. 1800) дочь капитана русской службы, католичка по рождению, окончившая Смольный институт и в 1837 году по убеждению перешедшая в Православную Церковь²². 24 января 1840 года она подала митрополиту Филарету заявление о своем «усердном желании посвятить остаток дней своих на служение Господу в деле спасения душ человеческих, искупленных Им Своею честною кровию, и способствовать при помощи Его новокрещеным женского пола при Алтайской церковной миссии, в познании Иисуса Христа распятого и святых Его заповедей». И сам архимандрит Макарий писал об этом митрополиту Филарету, хотя письмо его не сохранилось²³. В ответ митрополит писал 7 февраля 1840 года отцу Макарию, между прочим, следующее:

«Что касается до Ваших распоряжений по миссии: благословение на оные Вы можете иметь от Святейшего Синода и от местного архипастыря, а от меня только совет. Совет же Вам от меня в настоящем случае состоит в том, чтобы Вы посмотрели на предприемлемое оком осторожности. Век сей лукав, чистому добру неохотно верит, случаи к нареканию и клевете ловит жадно, жалом насмешки, даже не основательной, язвит, иногда не без вреда успехам добрых предприятий. Если бы особа с такими способностями и расположениями, как девица Вальмон, нашлась живущею в местах действия миссии и стала принимать к себе иноверных женского пола для наставления в вере, или посещать их для сего, и принимала бы бедных детей женского пола для образования, это был бы добрый вспомогательный отряд для духовного воинствования миссии, для распространения побед Христовых над царством тьмы. Иное дело, если заведение сего рода присоединится к самой миссии, поместится в ее жилищах, будет во всем от нее зависеть. Польза быть может, но могут встретиться и большие неудобства, и Вам трудно будет отбросить бремя, которое приняли на рамена свои, с обнадежением принятых и болезненно, если велят отбросить оное. По моему мнению, девица Вальмон не должна Вам сопутствовать, и Вы на случай ее путешествия не должны ей ничего обещать, не сносясь с епархиальным преосвященным.

Вы говорите о диакониссах, но отчего сей чин прекратился в Церкви? От того ли, что отцы наши меньше нас знали, что для Церкви полезно и что по времени удобно или неудобно? Я не почитаю восстановление сего чина ни бесполезным, ни невозможным, но Вы видели, что Ваши мысли о диакониссах дошли до начальства и встретили только молчание».

Отец Макарий последовал совету осторожного святителя, но только отчасти. Вальмон выехала из Москвы в один день с отцом Макарием, но несколькими часами позже, и на Алтае она поселилась в деревне Майме в восьми верстах от Улалы, где жил тогда отец Макарий. Здесь она вместе с Ландышевой полностью выполняла программу деятельности, начертанную в «Мыслях» отца Макария для диаконисс.

«Ревностные труды и сей благородной сестры, – пишет отец Макарий 6 февраля 1841 года, – доныне явно содействовали к успехам служения миссии в здешнем краю. Она помогает больным, при помощи Божией, иногда аллопатическими, а преимущественно гомеопатическими лекарствами²⁴, старается путями приветливого обращения с девицами, вдовами и замужними женщинами распространить между ними познание истин Евангельских, приглашает их в домик свой по вечерам, преимущественно субботним, и в сих собраниях читает им святое Евангелие и разные нравственно-духовного содержания книжицы; читает новокрещеным и оглашаемым женщинам написанное на татарском языке краткое изложение учения христианской веры и приучает их к молитве и труду, раздает им волну и лен, чтобы пряли, потом берет у них пряжу и холстом за нее платит им, а другим ради Христа помогает втуне с благоразумием; между тем учит девочек грамоте; и в числе учениц ее находятся дочери новокрещеных, а некоторые из них и живут в ее домике; после чтения девочки учатся петь церковные гимны и другие духовные песни и знакомятся с первоначальными арифметическими соображениями по пальцам»²⁵.

Помогала она также отцу Макарию в переписке его перевода Библии. Новокрещеные именовали ее «матушкой» и «диакониссой», так что отец Макарий предупреждал ее, чтобы она не впала в тщеславие²⁶. Деятельность ее в миссии продолжалась недолго. Когда отец Макарий решил уехать из Сибири, она в середине мая 1843 года поступила в Арзамасскую Алексеевскую общину. В 1844 году она хотела вернуться в миссию, но ни митрополит Филарет²⁷, ни архимандрит Макарий²⁸ этого не одобрили. И в последующее время она интересовалась миссией и помогала ей, чем могла, отдавая иногда свои последние средства²⁹.

Называет также диакониссами архимандрит Макарий жену миссионера Ст[епана] Васильевича] Ландышева Агриппину Ионовну³⁰, с которой переписывалась Вальмон, и проживавшую в Москве девицу Прасковью Петровну Глебову-Стрешневу, оказывавшую миссии великую помощь³¹. Интересно, что переписка с отцом Макарием относительно диаконисс не осталась без влияния на самого митрополита Филарета, и он пошел даже далее, чем архимандрит Макарий. В том же 1840 году, к которому относится вышеприведенное письмо его, он посвятил настоятельницу Спасо-Богородицкого монастыря Марию (Маргариту Михайловну Тучкову) в сан игуменьи по чину диаконисс с возглашением слов «повели», «повелите» и «аксиос» трижды³².

На этом сделанная великим русским миссионером попытка восстановить чин диаконисс и остановилась. Но можно надеяться, что выработанный им глубоко жизненный проект учреждения диаконисс-миссионерок еще пригодится в будущем. Биографы отца Макария³³ обращают внимание на тот знаменательный факт, что, хотя на «Мысли» отца Макария в свое время и не обратили должного внимания, все дальнейшее развитие миссионерского дела в России шло как раз по тому пути, который предначертан был в этих «Мыслях». Перевод Библии на русский язык, учреждение «Православного Миссионерского общества», основание миссионерского журнала, открытие миссионерского отделения в Казанской академии и миссионерских курсов – все это было предусмотрено в проекте отца Макария, и при дальнейшем развитии миссионерского дела в России, несомненно, осуществится и заветная мысль его, подкрепленная таким мудрым и осторожным святителем, как митрополит Филарет, – мысль о восстановлении чина диаконисс. В таком случае 31-я глава «Мыслей» отца Макария, посвященная диакониссам, должна лечь в основу устава чина диаконисс-миссионерок наряду с Дидаскалией и Постановлениями апостольскими.

Через четверть века³⁴ снова была сделана попытка, – по-видимому, без всякой связи с попыткой отца Макария. Попытку эту сделал в Петербурге крупный церковно-общественный деятель того времени, священник Христорождественской церкви на Песках Александр Васильевич Гумилевский³⁵ в Крестовоздвиженской общине сестер милосердия³⁶.

Община эта основана была [великой княгиней] Еленой Павловной во время Крымской войны и долгое время оставалась без устава. Когда священник общины И. JI. Янышев в 1858 году был переведен в Берлин, великая княгиня хотела придать общине характер чисто духовного учреждения и подчинить ее Святейшему Синоду. По этому проекту община должна находиться под духовным руководством мужского братства, из среды которого избирались бы духовные пастыри общины, члены этого братства должны преследовать те же цели, что и сестры, т.е. заниматься делами христианского милосердия во всех его видах. Предполагалось привлечь в мужское братство монахов Оптиной пустыни, начальником братства и общины поставить отца Леонида Кавелина, послать нескольких сестер в Иерусалим, Назарет и Константинополь³⁷, но все эти планы не осуществились.

Тем не менее, великая княгиня не оставила мысли придать общине характер религиозного учреждения, но, узнав, что диакониссы существовали и в Православной Церкви, она пришла к мысли сделать из Крестовоздвиженской общины не монастырь, а общину диаконисс. В начале 1860 года место священника в общине было предложено отцу Гумилевскому, но он отказался, так как это место было связано с обязанностью ехать в Германию и там ознакомиться с устройством диаконисс на Западе, чего он брать на себя не хотел. Тем не менее, он стал в близкие отношения к общине, и в 1860 году ему было поручено великой княгиней Еленой Павловной составить устав для Крестовоздвиженской общины сестер милосердия. Устав был закончен 4 августа того же года. В своем уставе отец Гумилевский из общины сестер милосердия хотел сделать «общину православных диаконисс». Вот главнейшие параграфы устава³⁸:

«Проект устава Крестовоздвиженской общины православных диаконисс:

§ 1. Цель общины. Крестовоздвиженская община православных диаконисс устанавливается с целию во имя Христово служить меньшей братии делом милосердия, заповеданным Христом Спасителем в Евангелии.

§ 2. Обязанности ея. Община принимает на себя обязанность по мере возможности и средств, чрез своих членов: питать алчущих, напоять жаждущих, одевать неимущих, давать приют странным, служить больным, посещать заключенных в темницах, утешать скорбящих, защищать озлобленных, воспитывать бедных детей, исправлять женщин, погрязших в пороках, и наставлять заблуждающихся в вере».

Община состоит из членов внутренних и внешних (§ 4). Внутренними членами считаются пресвитер диаконисс и диакониссы (§ 5). Пресвитер диаконисс есть непосредственный духовный настоятель общины (§ 6), руководитель дела благотворения и духовник диаконисс (§ 7) с весьма широкими правами и значительными преимуществами (§ 8). Диакониссы разделяются на испытуемых, послушниц, сестер и собственно диаконисс (§ 9). Изложив условия приема и требования относительно испытуемых (§ 10), послушниц (§ 11) и сестер (§ 12), устав переходит к собственно диакониссам:

«§ 13. 1) Диакониссы составляют высшую степень служительниц христианского милосердия. 2) Диакониссы избираются общим советом общины из сестер, которые имеют не менее 25 лет и прослуживших в звании сестры три года, состоящие в девстве или во вдовстве, но только после первого брака, и желающие принять обет всегдашнего безбрачия. 3) Будучи избраны, по решению общего совета общины, утверждаемому высокопреосвященным митрополитом, после литургии они посвящаются в звание диаконисс по особому чину, причем дают обет полного самоотверженного служения Господу, соединенного с безбрачием. Затем на левое плечо их возлагается широкий диаконский с крестами орарь, с чтением молитвы и с возложением рук высокопреосвященного митрополита. 4) Кроме обета христианского милосердия диакониссы обязуются: приготовлять женщин, присоединяющихся к Православной Церкви из иноверия, к крещению или миропомазанию, наставляя их, как они должны отвечать на вопросы при крещении или миропомазании и как вообще вести себя после этих таинств; помогают священнослужителям церкви при самом крещении или миропомазании этих женщин, ходатайствуют за бедных женщин пред преосвященными архиереями. 5) Обет диаконисс пожизненный и может быть слагаем диакониссами на основаниях, одинаковых с монашескими. 6) В случаях же не достойного поведения диакониссы (от чего да сохранит Господь Бог общину) она, по представлению общего совета общины и по решению высокопреосвященного митрополита, лишается всех знаков служения диакониссы на основаниях, одинаковых с монашескими».

Далее проект устава говорит о внешних членах общины, оказывающих ей всякого рода помощь (§ 14–16) и потом снова переходит к диакониссам и говорит об их качествах (§ 17), правах и преимуществах (§ 18–19). «Диакониссы всех степеней, обязуясь помогать меньшей братии исключительно во имя Христово, тем самым отрекаются от всех вещественных приобретений и во время своего служения в общине пользуются от нее содержанием, сообразно с общими и частными постановлениями общины (§ 18), призреваются в благотворительных учреждениях общины (§ 19) и, по прослужении 15 лет, удостаиваются награждения Мариинским знаком отличия беспорочной службы. § 21–26 говорят об управлении общиной двумя советами – общим и частным и, наконец, § 27–32 говорят о ее содержании.

К проекту отцом Гумилевским была присоединена записка «Священные изображения и надписи, которыми полезно было бы украсить дом диаконисс», где в числе таких изображений указаны тексты Священного Писания и изображения святых диаконисс.

Осенью того же года проект поступил на рассмотрение, и в конце зимы 1861 года отец Гумилевский получил и замечания на проект, составленный какой-то близкой к общине женщиной. Здесь указывалось главным образом на излишнюю широту и разнообразие целей общины, на ненужность наград для диаконисс, на сложность системы управления общиной и т.п., и в заключение говорилось: «Мне не совсем нравится название членов общины – диакониссами. Название членов общины сестрами для меня является приятным и доступным для всех. Каждый несчастный знает, что такое сестра, а каждый ли поймет ученое название – диаконисса?»

В ответ на эти замечания отцом Гумилевским 19 марта 1861 года была составлена обширная записка, выясняющая его взгляд на необходимость и характер служения диаконисс.

Отец Гумилевский исходит из той мысли, что в основе благотворительности должна лежать религия. «Что бы ни говорили о могуществе чисто гуманитарных начал, – пишет он, – но я остаюсь при убеждении, что все, что не зиждется на религии, не имеет твердых оснований... Предвижу и Ваше возражение. Зачем, скажете Вы, заковывать в формы свободную решимость женщин служить страждущим?.. Но без известной формуляции, без определенного ограничения прав и обязанностей не может существовать ни одно общество, не только религиозное, но и гражданское». Далее указывает автор записки, что за границей существуют две крайности – протестантским диакониссам «предоставлено слишком много свободы», а «католические учреждения основаны на началах совершеннейшего религиозного самоотречения, убивающего самосознание в сестре милосердия и обращающего ее в какую-то машину...

Как пройти между свободою германскою и самоуничижением католическим?

Средний путь – лучший путь, и я пошел этим путем; но, знакомый с состоянием нашей Церкви и народа, я находился в особенном положении, чем составители уставов германских и католических. Чтобы понять мое положение, укажу Вам в общих чертах повременное состояние 1) нашей Церкви и 2) нашего народа...

Наша Церковь неизменно хранит предания Церкви Вселенской не только в догматах веры, но даже в богослужении, в обрядах и во всех учреждениях... Если же это так, то значит, что в нашей Церкви никогда не будет допущено религиозное учреждение, оснований которого не было в Церкви Вселенской.

Наш русский народ, воспитанный Православной Церковью на указанном мною начале, в своей религиозной жизни руководствовался тоже мыслию о неизменности православного вероучения и православных обычаев, даже самых малых». Этим обстоятельством и объясняет отец Александр развитие у нас монашества и в то же время неуспех общин сестер милосердия: «Представши в глазах народа не с церковным характером, но в народной форме одежды, они не оказали никакого влияния на изменение народного взгляда на христианское милосердие и до сих пор ограничиваются тесными пределами той рамки, в которую поставлены... Как привить к нашему народу дела христианского милосердия?..

Единственный и самый верный путь к этому – путь церковный. Пусть наша Православная Церковь в слух всех чад своих провозгласит жизнь милосердную, наравне с созерцательной, средством к спасению души, и пусть формулирует эту жизнь в определенном религиозном учреждении, которое могло бы охватить духовную жизнь всего народа русского, – тогда дело будет сделано верно, прочно, вековечно.

Опять рождается вопрос: в какое же религиозное учреждение формулировать у нас жизнь милосердия? Если в какое-нибудь новое, то при указанном мною выше начале, которого держится и наша Церковь, и наш народ, – такое учреждение не будет принято ни Церковью, ни народом, и мы будем хлопотать о невозможном. Остается одно средство: искать в коренных учреждениях древней Вселенской Церкви такое учреждение, которое обнимало бы собою религиозную жизнь христианского милосердия, о которой мы хлопочем, и вместе освящено было Церковью как учреждение душеспасительное. Подобное учреждение было в древней Церкви одно – диакониссы. Правда, диакониссы Древней Церкви имели еще некоторое особенное, собственное церковное назначение, но, вместе с тем, одною из существенных черт сего служения было и христианское милосердие. Ограничив сообразно с настоящим устройством Православной Церкви их церковное назначение, – назначение их как служительниц христианского милосердия можно оставить во всем обширном объеме дел милосердия.

Спросите: согласится ли наша Православная Церковь восстановить учреждение диаконисс в таком виде? Должна согласиться, потому что за это учреждение голос всех Вселенских Соборов. Если же наша Русская Церковь сама собою не согласится восстановить это учреждение, то нет никакого сомнения, что она вполне согласится на это при согласии всех восточных патриархов... Не думайте, что это горделивые несбыточные мечты: нет, по моему убеждению, если кто хочет делать какое-нибудь прочное дело, тот не должен останавливаться на неверных и слабых полумерах и должен идти прямым и верным путем к цели. Вот вам основа, на которой я создавал проект устава. Имя диаконисса, как видите, не случайное, а необходимое по самому существу предпринимаемого учреждения. Я верую во всесильную благодать Божию, незримо передаваемую в Церкви чрез возложение рук епископских. Это мое убеждение, основанное на собственном самоиспытании и на учении нашей Святой Церкви: но не здесь, а в жизни я намерен раскрывать его».

В дальнейшей части записки отец Гумилевский защищает отдельно параграфы своего проекта и в заключение пишет: «Быть может, я ошибся в частностях, но в основах общины, сколько мне кажется, я нимало не ошибся. Теперь все толкуют о возвышении положения женщины в жизни общества, и мне кажется, что выше того положения, единственно высокого, которое я даю русским женщинам в проекте устава, быть не может. Была при этом и другая мысль – пробудить духовенство к той деятельности, о которой мы хлопочем, и вместе возвысить его хоть сколько-нибудь в глазах народа».

Эти же мысли подробно развивал отец Александр в своей записке «Несколько мыслей по поводу проекта устава Крестовоздвиженской общины»³⁹. «В России иноземное не скоро привьется, – писал он, – а если и привьется, то во вред многим святым убеждениям нашего православного народа. Поэтому, чтобы придать общине характер религиозно-православный, необходимо изменить существующую ныне форму одежды сообразно с духом нашего народа и с древнею одеждой диаконисс. Эта форма должна быть такова. Черное, подходящее к монашескому, платье, пожалуй, с белыми нарукавниками; на голове черный платок, пожалуй, с белым чепцом; через плечо одетый крестовидно белый или голубой с крестами диаконский орарь, который должен возлагаться на сестру при полном уже совершении обета, с возложением епископских рук, с крестным знамением и молитвами о ниспослании благословения Божия к достойному прохождению служения, крест на груди пусть останется. Вот наша православная сестра милосердия, или лучше – православная диаконисса. В таком почти виде изображается она у нас на святых иконах в лице двух древних святых диаконисс – Олимпиады и Татианы. О, если бы сделано было это изменение в одежде! Предсказываю, что в общину пошли бы тогда все, даже из монастырей наших, и вы распространили бы по всей России, во всем нашем народе стремление к подвигам христианского милосердия... Устав для таких сестер можно бы создать на тех же основаниях, с изменениями применительно к уставу, например, преподобного Иосифа Волоколамского, который к подвигам иноческим считал непременною обязанностью присоединять попечение о бедных и больных; с означенною целью он устроил возле своего монастыря даже особый дом».

Проектирует далее он здесь устройство подобных общин и по всей России. Как центральная Крестовоздвиженская община, так и все другие должны находиться под управлением пресвитеров диаконисс, избираемых духовенством и подчиненным управлению центральной общины, а не епархиальной власти.

Проект отца Александра осуществления не получил, а в мае 1862 года автор проекта был отстранен от всякого участия в делах общины главным образом из-за того, что называл институт сестер милосердия не народным и не православным. Нужно сказать, однако, что и проект самого отца Александра также таковым не был. В сущности, весь проект отца Александра был попыткой не восстановления православного чина диаконисс, а попыткой объединить три разнородных института – институт католических сестер милосердия, институт протестантских диаконисс и древний институт диаконисс православных. Все устройство общины диаконисс по проекту ближе походило на устройство католических женских конгрегаций⁴⁰, а из православного чина диаконисс взято было лишь название, посвящение и отчасти одежда. Так как древние диакониссы всегда были диакониссами приходскими, по проекту община диаконисс должна была быть не только совершенно независимой от приходского духовенства, но полунезависимой и от епархиальной власти, находясь в ней в таких же отношениях, в каких находятся влиятельные католические ордена к местным епископам. Отец Александр не хотел даже подчинять общину и Святейшему Синоду. Главной причиной такого уклонения отца Александра от цели, им же самим поставленной, – восстановить православный чин диаконисс было, помимо недостаточного знакомства его с историей этого чина, то обстоятельство, что ему приходилось считаться с уже существующим учреждением – Крестовоздвиженской общиной и ее приспособлять к своей цели, причем уклонения от цели были неизбежны. Помимо того, ему был присущ узко утилитарный взгляд на женское служение в Церкви, почему он, отрицательно относясь к женскому монашеству, хотел путем учреждения диаконисс направить стремления благочестивых женщин к подвижничеству на другой путь.

Но еще прежде чем план отца Александра преобразовать Крестовоздвиженскую общину потерпел окончательное крушение, сама жизнь натолкнула его на более верный путь к восстановлению чина диаконисс. 28 марта 1861 года ему пришлось натолкнуться на особенно вопиющий случай бедности и беспомощности одного больного ополченца Отечественной войны. Причастив ветерана, отец Александр пошел в церковь, где сказал проповедь о благотворительности первых христиан и служении диаконисс. После службы собраны были пожертвования, а одна бедная вдова, Параскева Краюхина, заявила, что желала бы служить бедным личным трудом, как служили диакониссы. «Такое небывалое явление, – пишет отец Александр, – тронуло меня, и я решился направить эту женщину на прямой путь благотворительности. Прочитав ей 25-ю главу Евангелия от Матфея, я объяснил ей богоугодность ее желания и благословил ее на подвиг милосердного служения». И подвиг этот она несла с большим успехом.

Этот случай сильно повлиял на отца Александра, и он пришел к новой мысли устроить общину приходских диаконисс, уже почти отказываясь от своего прежнего проекта. «До сих пор я старался об устройстве христианского милосердия в России под влиянием временных обстоятельств, в каких находилась Крестовоздвиженская община, – писал он великой княгине Елене Павловне, – теперь сама жизнь, или лучше Сам Господь, управляющий жизнию, привел меня к созданию служения милосердия под влиянием религиозно-народной русской жизни».

Описав затем деятельность Краюхиной, он сообщает, что о восстановлении сестер милосердия хлопочет теперь и Греческая Церковь в лице митрополита Перского Дорофея, и просит великую княгиню о содействии этому делу. «Вот что нужно для этого:

1) Предложить Константинопольскому патриарху чрез епископа Дорофея восстановить диаконисс в Церкви Православной на основании Вселенских Соборов, направив диаконисс исключительно на дела христианского милосердия и оставив из собственно-церковного назначения их только то, что указано в моем проекте устава.

2) Предложить Константинопольскому патриарху, по сношении с другими Вселенскими патриархами, определить характер и чин посвящения диаконисс на основаниях вселенских.

3) Сообщить потом сведения об этих определениях Святейших патриархов нашему Святейшему Синоду. Диакониссы, как теперь убеждает меня опыт, прежде всего должны образоваться в приходских церквах под непосредственным ведением священников и ближайшим ведением местных епископов; затем они должны сформироваться в епархиальные общины; наконец, должны сосредоточиться в одном общем учреждении диаконисс, каковым для России будет Крестовоздвиженская община⁴¹, для Греции – Константинопольская. Для вернейшего направления дела можно отправить к Перскому епископу Дорофею копию с моего проекта устава диаконисс, для руководства и соображения, и сочинение о диакониссах, которое через два месяца будет окончено⁴².

Ваше Императорское Высочество! Не упускайте минуты, потому что настал час возрождения диаконисс в Православной Церкви!..»

Однако отец Александр оказался плохим пророком: час возрождения диаконисс был неблизок. Он делал все, что было в его силах, для того чтобы поддержать и развить общину диаконисс в своем приходе. Он тратил на это дело и свои небогатые средства. 15 декабря 1861 года он обратился с письменным воззванием ко всем православным христианам о содействии по устройству общины приходских служительниц милосердия. В мартовской книжке «Духа христианина» за 1862 год он поместил статью, где, критикуя институт сестер милосердия как не народный и не церковный, предлагает духовенству «дружно взяться за дело милосердия и устроить оное на началах не западных, а на началах нашей православной религиозно-народной жизни», т.е. учредить православных диаконисс; сообщает, что начало этому делу им уже положено, и просит присылать пожертвования в редакцию журнала.

Пожертвования действительно стали поступать, хотя и небольшие, число диаконисс возросло сначала до двух, потом до четырех. 7 апреля 1863 года отцом Александром основан на Песках братский приют для больных, престарелых и малолетних нищих, и одним из десяти его отделений была «братская община сестер, служащих братству, по примеру древних православных диаконисс». Из отчетов Христорождественского братства видно, что в первый год таких сестер-диаконисс было 12, а во второй – 7. Эти сестры трудились в братском приюте «безмездно», «ради Христа» и «способствовали нравственным успехам братского приюта»; одни из них занимались обучением детей, другие работали в приютской кухне, третьи посещали квартиры бедных, четвертые ходили за больными и т. д.

Весьма возможно, что эта община мало-помалу упорядочилась бы, развилась и послужила бы образцом для подобных учреждений в других приходах, но в 1866 году отец Александр был перемещен в Нарву, а возвращенный потом по высочайшему повелению в Санкт-Петербург, он был назначен не в свой прежний приход, а в Обуховскую больницу, и здесь, причащая больную, заразился тифом и скончался 20 мая 1869 года. Так закончилась вторая попытка восстановления диаконисс.

4 февраля 1864 года протоиерей церкви русского посольства в Лондоне Евгений Иванович Попов послал товарищу обер-прокурора Святейшего Синода князю Сергею Николаевичу Урусову статью⁴³ «Об учреждении диаконисс в Кайзерверте на Рейне и в Англии на севере Лондона», причем писал, между прочим, что «это явление, так много занимающее протестантский мир и имеющее положительное основание в истории Церкви, и особенно Церкви Восточной... не должно остаться незамеченным и для нас, православных», и выражал надежду, что эти «сведения окажутся небесполезными при сравнении разных исследований по этому предмету, какие делаются по распоряжению Ее Императорского Высочества Елены Павловны».

Статья была отправлена 10 марта того же года профессору И.Т. Осинину для передачи великой княгине⁴⁴. Дальнейшая судьба статьи нам неизвестна, но вряд ли она могла иметь какое-либо значение. «Составленная, по заявлению автора, на основании разных анонимных брошюр и замечаний старшей лондонской диакониссы», статья эта сообщала лишь самые поверхностные и элементарные сведения о протестантских диакониссах, почти не касаясь диаконисс православных, и даже для того времени в сравнении, например, со статьями о диакониссах И. Маслова в «Духе христианина» не представляла никакого интереса.

Только через сорок лет вопрос о восстановлении диаконисс поднимается снова в связи с подготовкой к Поместному Всероссийскому Собору.

Среди представленных Святейшему Синоду отзывов епархиальных преосвященных по вопросам церковной реформы два отзыва высказываются за желательность восстановления чина диаконисс.

Так, епископ Могилевский Стефан в своем отзыве от 26 ноября 1905 года находит нужным восстановить институт приходских диаконисс. «Диакониссы, – пишет он, – по примеру древней христианской Церкви избираются из пожилых, высокой нравственности девственниц или вдовиц и служат, главным образом, делу приходского христианского благотворения; по роду своих обязанностей они участвуют в Приходском совете с правом совещательного голоса⁴⁵.

Точно так же и преосвященный Николай, архиепископ Карталинский и Кахетинский – экзарх Грузии, представил проект о церковном приходе, выработанный комиссией Грузинской епархии, где в § 16 говорится: «Диаконская степень должна быть рассматриваема как обязывающая вести дело церковной благотворительности. Где нет диакона, желательно возрождение института диаконисс»⁴⁶.

Наконец, обсуждался вопрос о диакониссах на Предсоборном Присутствии. Ему посвящено несколько страниц «Журналов и Протоколов»⁴⁷ сего Присутствия. Так, на заседании IV отдела Присутствия 20 и 21 марта 1906 года были сообщены отзывы епархиальных преосвященных о восстановлении древнего церковного института диаконисс, и после обсуждения принято было постановление: «Желательно восстановление института диаконисс – в особенности в тех приходах, где существуют женские благотворительные кружки; из числа этих, преданных Церкви женщин достойнейшие девственницы или вдовицы, достигшие 40-летнего возраста, могли бы быть посвящаемы в диакониссы по чину, который существовал в древности. Круг их деятельности: забота о чистоте храма, особенно же научение взрослых грамоте и молитвам, и участие во всех делах благотворения в приходе». На заседании соединенных отделов IV и VII 20 апреля 1906 года был заслушан доклад протоиерея А. П. Мальцева «О внутренней миссии за границей, в том числе и диакониссах, как одном из органов этой миссии»⁴⁸. На заседании, проходившем 7 июня, тот же отдел, рассмотрев проект «Правил для жизни и деятельности православных диаконисс», составленный протоиереем Ф. Успенским, одобрил его и постановил приложить к нормальному уставу православных приходов, к примечанию § 12, что и было сделано⁴⁹. [Приводим эти правила⁵⁰:

1. Диакониссами называются православные христианки, изъявившие желание быть постоянными служительницами Церкви Христовой и принявшие на такое служение посвящение от архиерея.

2. Причисляясь к клиру церковному, диакониссы служат храму Божию и приходу.

3. Служение храму состоит в трудах по соблюдению чистоты в нем, по содержанию в исправности священных облачений и церковной утвари и вообще в содействии благолепию храма Божия.

Примечание. Для уборки алтаря диакониссам, как посвящен-ным дозволяется входить в оный, но воспрещается касаться престола и напрестольной утвари.

4. Присутствуя за богослужением, диакониссы наблюдают за поведением в храме женщин и детей, помогают подносить детей к причащению, в случаях крещения взрослых лиц женского пола диакониссы услуживают при крещении таковых и вообще содействуют поддержанию порядка при богослужении.

5. Служение приходу состоит в том, что диакониссы прилагают усердное попечение о научении неведающих христианского учения, особенно женщин, готовящихся к святому крещению, и о вразумлении заблуждающихся, но при этом они по познаниям своим должны быть правоспособны к сему и во всем поступать по указанию пастырей Церкви.

6. Диакониссы помогают священнику и приходскому совету в заботах и трудах по призрению сирот, и вообще в делах благотворительности. Они содействуют в изыскании на это средств, посещают квартиры бедных и больных, входят в их положение и по возможности облегчают тяготу их жизни. В тех приходах, где есть богадельни, приюты и другие благотворительные учреждения, диакониссы могут служить в таких учреждениях или иным способом содействовать благосостоянию их.

7. Имея такие святые обязанности, диакониссы для поддержания в себе ревности о служении Господу и святой Церкви должны быть прилежны к молитве и слушанию Слова Божия; для сего каждый день начинать и оканчивать чтением положенных молитв, присутствовать по возможности за каждым богослужением в своем приходском храме, а в случае невозможности быть за богослужением, должны восполнять это опущение домашним чтением Евангелия, Псалтири и положенного Церковью правила.

8. Диакониссы по возможности часто, особенно в великие праздники и вообще не менее четырех раз в год, исповедуются и причащаются Святых Христовых Тайн и ведут жизнь строго благочестивую, подражая преподобным и праведным женам и девам, причтенным к лику святых. В случае уклонения от подобающего диакониссам образа жизни они подвергаются за сие всем каноническим последствиям.

9. В одежде они должны соблюдать скромность, а с разрешения епископа могут носить и особую одежду наподобие монашеской.

10. В диакониссы посвящаются архиереем вдовы и девицы, имеющие не менее 40 лет от рождения. Возведение в это звание достойных лиц, с возложением на них иподиаконского ораря, совершается архиереем или по его личному усмотрению или по ходатайству настоятеля прихода. Посвящение диаконисс совершается или за литургией во время малого входа, с возглашением древней молитвы, или, когда нет литургии, за особым молебствием, применительно к изложенному в примечании чи нопоследованию, с возглашением древней молитвы, по прочтении Евангелия (текст древней молитвы при поставлении диаконисс помещен в «Церковных ведомостях» 1906 года, № 23, С. 1716. Древний чин поставления см. у Гоара «Εύχολογιον» изд. 1730 года, С. 218).

11. Вдовы и девицы, желающие принять звание диаконисс, но не достигшие сорокалетнего возраста, допускаются к исполнению их обязанностей с званием церковниц, с благословения настоятеля прихода, но без посвящения и без права входить в алтарь.

12. Служение диаконисс есть подвиг добровольный и безвозмездный, но в случае их немощи и старости они имеют преимущественное право на призрение от прихода, которому служат.

13. В тех приходах, где есть «кружки сестер», таковые объединяются около диаконисс.]

На заседании 2 и 5 декабря того же года отдел, обсудив докладную записку настоятельницы Леснинского женского монастыря Холмской епархии игумении Екатерины с ходатайством о восстановлении служения и звания диаконисс и рапорт преосвященного Холмского Евлогия Святейшему Синоду с соображениями по этому предмету и согласившись с замечаниями, сделанными протоиереем Успенским, постановил замечания эти внести в журнал заседания, а выработанные ранее отделом положения относительно диаконисс оставить в прежней редакции и вместе с тем признал необходимым «поставить приходских священников в условия более благоприятные для пастырского дела», между прочим, и «восстановлением диаконисс»⁵¹.

Несмотря на большое внимание, уделенное диакониссам на Предсоборном Присутствии, нужно признать, что вопрос об этом чине был выяснен на Предсоборном Присутствии недостаточно, чем и объясняются последующие, также не приведшие ни к какому прочному результату споры по этому вопросу. Немало было высказано и даже принято здесь и положений совершенно ошибочных. Так, протоиерей Ф. Успенский заявил и не встретил возражений, что «Лаодикийский Собор (правило 11) показывает, что в древней Церкви были не только диакониссы, но и пресвитериды»⁵². На самом же деле пресвитериды, т.е. высшие диакониссы, соответствующие пресвитерам служительницы Церкви, были лишь у еретиков, а в Православной Церкви были лишь пресвитиды, т.е. старшие вдовы, стоявшие все же ниже диаконисс, как свидетельствует св. Епифаний Кипрский. Протоиерей М. Н. Казанский заявил, что «нужно держаться церковных правил... и возводить в диакониссы лишь по предложению прихода»⁵³. Но никаких правил об участии прихода в деле избрания диаконисс нет, и, наоборот, везде дело избрания этих служительниц предоставлялось одному епископу. Протоиерей Мальцев, приведя чин посвящения диаконисс в Постановлениях апостольских, включил сюда и епископское приветствие: «Благодать Божия, всемогущая в немощетвующих, да будет с тобою», тогда как на самом деле в Постановлениях апостольских нет ничего подобного, а между тем ссылка на этот чин делается в принятом Присутствием проекте правил для жизни и деятельности диаконисс⁵⁴. Он же заявил, что «Постановление I Никейского Вселенского Собора о посвящении диаконисс через святительское рукоположение было впоследствии отменено на Лаодикийском Соборе»⁵⁵. В одной этой фразе содержится четыре ошибочных положения: 1) Никейский Собор не устанавливает посвящения диаконисс и лишь свидетельствует о существовании такой практики до него; 2) никаких постановлений Вселенского Собора Поместный Лаодикийский Собор отменить не мог; 3) Лаодикийский Собор упоминает не о диакониссах, а лишь о пресвитидах, т.е. старших вдовах, и 4) он отменяет не святительское рукоположение, которого вдовы никогда не имели, а лишь назначение их.

В принятом Присутствием проекте правил для жизни и деятельности диаконисс разрешается возлагать на них несуществующую богослужебную одежду – иподиаконский орарь. Посвящение диаконисс совершается за литургией во время малого входа⁵⁶, тогда как в это время оно никогда не совершалось. Здесь же объявляется, что «служение диаконисс есть подвиг добровольный и безмездный»⁵⁷, тогда как бедные диакониссы всегда пользовались церковным содержанием.

По мнению преосвященного Евлогия, институт диаконисс существовал на Востоке до XII века, а на Западе до VI века. На самом же деле на Востоке до XII века прекратилось лишь посвящение диаконисс, да и то не везде, а не самый чин. На Западе же, точнее, в Южной Галлии и Италии в VI веке чин диаконисс только появляется и существует здесь спорадически до XI века. Прекращение существования диаконисс он объясняет понижением христианского воодушевления и недостатком достойных лиц, готовых посвятить себя этому служению⁵⁸. Но мы видели, что причины тут были совершенно другие, и процветание женских монастырей доказывает, что недостатка в кандидатках диаконисс не было.

Наконец, IV отдел рассматривал иногда вопрос о диакониссах вне исторической перспективы, уделив излишнее внимание современным протестантским диакониссам, не имеющим почти ничего общего с древними православными диакониссами, по сознанию самих же протестантов⁵⁹. Отсюда естественно, что отдел совершенно упустил из виду и исторические традиции собственно Русской Церкви. В речах о диакониссах ни разу не было упомянуто о существующих и ныне прямых преемницах диаконисс – наших просвирнях, по большей части состоящих из вдов священно- и церковнослужителей. А между тем, эти вдовы должны бы явиться основным ядром восстанавливаемого чина. За это говорит и высокий умственный и нравственный ценз таких вдов, и традиции Православной, и в частности Русской, Церкви, и печальное материальное положение нашего приходского духовенства, а его вдов и сирот в особенности. Наконец, отдел совершенно упустил из виду те опыты восстановления диаконисс – миссионерок и диаконисс приходских, которые были сделаны в Русской Церкви в прежнее время, а между тем, в них нашлось бы немало поучительного.

Все эти недочеты и ошибки имеют, однако, второстепенный характер, а основной взгляд Предсоборного Присутствия на служение диаконисс как служение приходское нужно признать правильным, и выработанный им проект правил для жизни и деятельности диаконисс в общем целесообразным. Отсюда не следует, однако, что рассадники и общежития диаконисс излишни. Такие рассадники и общежития («парфеноны» и «дома диаконисс») существовали и в древней Вселенской Церкви и могут быть весьма полезны и даже необходимы в настоящее время. Но образцом для устройства их должны служить не католические конгрегации и не протестантские общины диаконисс, а женские же православные монастыри, так как антагонизм между служением диаконисс и монашеством есть лишь протестантская выдумка, а на самом деле в Восточной Церкви служение диаконисс гармонически объединялось с монашеством.