Зачем все это? Есть ли смысл у нашей жизни

Один из самых известных текстов в мировой литературе – знаменитый монолог Гамлета «To be or not to be», в переводе Бориса Пастернака «Быть или быть». Гамлет рассуждает о тяготах и несправедливости жизни и задумывается о том, почему бы не оборвать ее самому – но его, как и других, удерживает страх перед неизвестным и пугающим посмертием:

А то кто снес бы униженья века,

Неправду угнетателей, вельмож

Заносчивость, отринутое чувство,

Нескорый суд и более всего

Насмешки недостойных над достойным,

Когда так просто сводит все концы

Удар кинжала! Кто бы согласился,

Кряхтя, под ношей жизненной плестись,

Когда бы неизвестность после смерти,

Боязнь страны, откуда ни один

Не возвращался, не склоняла воли

Мириться лучше со знакомым злом,

Чем бегством к незнакомому стремиться!

На вопрос «стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой?» многие прямым текстом отвечают – нет. Дэвид Бетанар, южноафриканский философ и писатель, профессор Кейптаунского университета, полагает, что привести в мир ребенка – или даже вообще любое существо, способное чувствовать боль, – значит причинить ему вред. Жизнь есть страдание, и возможность удовольствий этого никак не перекрывает – общий баланс не на стороне бытия. Не быть – гораздо лучше. Бетанар принадлежит к числу «антинаталистов», то есть принципиальных противников чадородия.

Такая позиция производит впечатление какой-то мрачной болезненности, но она по-своему последовательна. Если нет ни Бога, ни вечной жизни, никакого другого смысла, кроме избегания страдания и поиска удовольствия, а смерть означает прекращение какого бы то ни было сознательного бытия, то просто жестоко навешивать на невинное существо бремя существования. Более того, непонятно, зачем тащить его самому.

Фридрих Ницше как-то заметил, что тот, у кого есть «зачем» жить, способен вынести любое «как». Это истина, которую известный психолог Виктор Франкл подтвердил, наблюдая за заключенными в нацистском концлагере – где находился и он сам. Выживали в этих невыносимых условиях те, кому было «зачем». Люди, у которых была цель – вернуться к любимым или завершить свою работу, – справлялись с давлением, быстро уничтожавшим других.

Там, где люди не видят цели и смысла в своей жизни, они делаются неспособными жить даже в полной безопасности и комфорте. Как пишет французский философов (атеист) Альбер Камю, «Я вижу, как умирает множество людей, ибо, по их мнению, жизнь не стоит того, чтобы ее прожить».

Чтобы жить, мы нуждаемся в ответе на вопрос «зачем?»

Некоторое время назад один из самых известных психотерапевтов в мире, Ирвин Ялом, дал подробное интервью о своей работе. Ялом – атеист, но как психотерапевт он отмечает, что у людей есть потребность в смысле. Как он говорит, «Мы все – существа, ищущие смысл жизни, и все мы испытываем беспокойство оттого, что нас поодиночке закинули в эту бессмысленную вселенную. Чтобы избежать нигилизма, мы должны поставить перед собой двойную задачу.

Во-первых, изобрести проект смысла жизни, достаточно убедительный для поддержания жизни. Следующий шаг – забыть о факте изобретения и убедить самих себя в том, что мы просто открыли смысл жизни, то есть у него независимое происхождение».

Человек – особенно в дни испытаний – не может вынести, что его жизнь бессмысленна. Для поддержания жизни в ней нужно видеть смысл. Ялом не верит в то, что такой смысл существует – поэтому он предлагает «изобрести проект смысла жизни», а потом заняться самообманом: внушить себе, что этот смысл реален.

Потребность в смысле может быть намного более сильной, чем потребность в пище, продолжении рода или даже физическом выживании. Множество людей отказывались от семейной жизни, подвергали себя самым суровым испытаниям и шли на смерть ради того, в чём они видели смысл жизни.

Причем речь не обязательно идет о религиях, обещающих блаженное посмертие.

Например, камикадзе, которые рвались умереть за императора и Японию, не верили ни в какое загробное воздаяние. Они шли на смерть, потому что полагали, что она обладает смыслом. Тоталитарные идеологии в Европе (или в Китае) тоже не обещали своим адептам жизни вечной – они обещали им жизнь осмысленную.

Эта потребность является природной в том отношении, что она не внушена нам модой, рекламой или культурой. Ее проявляют люди в самых разных странах и в самые разные эпохи.

Существование такой потребности, резко выделяющей человека из мира животных, – это факт, который сам по себе требует объяснения.

Если принимать атеистическую картину мира, то мы, люди, обладаем глубочайшей потребностью в том, чего нет. Мы – существа, ищущие смысла в бессмысленной вселенной. Эта картина выглядит не просто трагичной – она выглядит нелепой.

Наши природные потребности говорят нам нечто о мире, в котором мы живем. Мы жаждем, потому что существует вода; мы испытываем голод, потому что существует пища. Мы тяготимся одиночеством, потому что существует общение. Мы испытываем половое влечение, потому что существует брак.

Аппетит не мог бы существовать в мире, обитатели которого не нуждались бы в пище. Половое влечение не могло бы существовать в бесполом мире. Так же трудно поверить, что наша потребность в смысле существует в бессмысленном мире. Сама эта потребность указывает на то, что в мире – и в нашей жизни – смысл есть. Нам только следует его найти.

Но давайте попробуем более чётко сформулировать, что такое смысл. Смысл предполагает наличие цели. Например, мы называем работу бессмысленной, если она не служит никакому результату. Если охранники в лагере заставляют заключенных перетаскивать камни с места на место, это бессмысленное мучительство. Другое дело, если камни приносятся рабочими на строительство дома. Физически это может быть столь же утомительно, но у этой работы есть цель, она является осмысленной.

Смысл также предполагает ценность. Цель наших усилий должна обладать ценностью – достаточно значительной, чтобы делать их осмысленными. Стив Джобс как-то иронически заметил, что цель многих людей – сделаться самым богатым покойником на кладбище. Обладает ли богатое захоронение ценностью? Стоит ли оно наших усилий?

Смысл также предполагает существование более широкого контекста. Чтобы книга – переплетенные листы бумаги, неравномерно покрытые типографской краской, – обладала смыслом, нужен контекст языка, на котором она написана, и культуры в целом, частью которой она является. Текст книги опирается на что-то, что уже должно быть известно читателю. Литературные памятники других культур издаются с огромным справочным аппаратом, который должен хоть немного прояснить контекст, в котором было создано это произведение.

Действия строителей обретают свой смысл в контексте строительства дома, дом – в контексте жизни людей, которые в него заселятся.

Когда мы говорим о том, что жизнь человека осмысленна, мы говорим о том, что у неё есть цель, она обладает ценностью, и она включена в более широкий осмысленный контекст.

Тот метод избавления от невыносимой бессмысленности бытия, который предлагает Ирвин Ялом, – выдумать себе проект, а потом забыть о его выдуманности – неосознанно уже практиковался (и практикуется) миллионами людей.

Это хорошо видно на примерах идеологий, которые пытались наделить жизнь людей смыслом после того, как они утратили веру. Идеологии предлагали грандиозную картину истории, охватывавшую века и континенты, в которой находилось место для решений и поступков каждого человека.

Многие из нас ещё застали такую идеологию в нашей стране. Мы помним плакаты с изображениями сильных, красивых, достойных людей, занятых важной работой на благо грядущих поколений. Лозунги «Мы строим коммунизм», книги, фильмы, радиопередачи и газетные статьи, которые должны были поддерживать это чувство великого «мы», принадлежности к огромному проекту. Он охватывал не только нашу страну, но и «всё прогрессивное человечество», которое в итоге должно было с исторической неизбежностью прийти к коммунизму, построить мир всеобщей гармонии и братства, насадить «яблони на Марсе» и полететь к звездам.

Идеология предлагала своим адептам переживание коллективной идентичности, единства с другими и место в мире. Работа отдельного человека вписывалась в грандиозный проект строительства светлого будущего, бесконечная ценность которого наделяла смыслом все усилия, страдания и даже преступления в настоящем.

Идеология избавляла человека от бремени личного поиска и личного выбора – государство решало за него, во что ему верить и в чём полагать смысл жизни.

Хотя в итоге эта идеология продемонстрировала свою ложность, согласно тому самому критерию, который она провозглашала, – практике, многие люди продолжают испытывать острую ностальгию по временам её господства, несмотря на всю скудость и тотальный дефицит того времени. Почему?

Потому что человек жаждет смысла намного больше, чем джинсов или колбасы.

Мы видим – и у нас, и в других странах, – как люди продолжают конструировать идеологии, в которых их жизнь имела бы значение, их усилия были бы важны и их страдания обладали бы смыслом. Иногда эти идеологии выглядят поразительно нелепыми и производят впечатление какого-то принудительного безумия. Но как голодный человек может пытаться насытить голод чем-то очевидно несъедобным, так и человек, тяготящийся бессмысленностью своей жизни, может ухватываться за что-то очень и очень странное.

Однако проблема с любой атеистической идеологией в том, что она пытается конструировать смысл в мироздании, которое считается фундаментально бессмысленным. Как очень хорошо заметил известный атеистический автор Ричард Докинз, «Во вселенной нет ни добра, ни зла, ни цели, ни замысла, ничего, кроме слепого, безжалостного безразличия».

Откуда во вселенной, в принципе лишенной цели и замысла, может взяться смысл? А если это так – откуда смысл у человеческой истории или отдельных ее участников? Ирвин Ялом прав – любой смысл в атеистическом мироздании оказывается придуманным.

Но, кроме идеологий, есть и другие суррогаты смысла – причем, в отличие от идеологических лжеучений, это вещи необязательно плохие сами по себе. Работа, или искусство, или наука, или бизнес, или, тем более, семья – вещи сами по себе хорошие и важные. Однако они разваливаются – и разрушают человека, – если становятся предметом предельного смысла.

Конечные и ограниченные вещи не могут наделить нашу жизнь вечным и окончательным смыслом – они сами нуждаются в том, чтобы обретать смысл в чём-то другом.

В Сети легко найти фотографии заброшенных городов – в нашей стране и в других странах. Месторождение, вокруг которого вырос город, иссякло, завод закрылся, порт потерял своё значение – и люди, оставшись без заработка, уехали. Пустые дома постепенно разрушаются, и только любители таинственной, печальной и слегка жутковатой атмосферы «заброшек» иногда приезжают в это место, чтобы сделать несколько снимков.

Дороги, ведущие в эти города, тоже заброшены – их никто не ремонтирует, вдоль них не стоят заправки и кафе, а те, что были построены раньше, медленно рассыпаются. Это понятно – никто не будет тратить средства на поддержание в порядке дороги, которая никуда не ведет. Смысл дороги в том, что она ведет к населенному городу; если город давно мертв, она никому не нужна.

Если наш жизненный путь заканчивается небытием, а сознание навсегда угасает, наша жизнь оказывается такой дорогой, ведущей в никуда. Все наши мечты и надежды обречены исчезнуть вместе с нами. Конечно, мы можем оставить свой след в жизни других людей. Но если они обречены уйти в небытие так же, как и мы, – это ничего не меняет. Через миллион лет после нас вселенная будет выглядеть так же, как за миллион лет до нашего появления.

Христианство говорит, что мы идем не к небытию. Наша жизнь – это дорога, которая должна вести к населенному Городу – Небесному Иерусалиму. У нас есть родной Дом, и мы призваны к тому, чтобы жить в нём. Существует Бог, Который создал нас для жизни вечной и блаженной, для счастья, превосходящего всё, о чём мы могли бы мечтать здесь, на земле. Он – и причина нашего существования, и наша цель. Мы созданы, чтобы познать Его и возрадоваться Ему во веки.

Многие из нас ещё застали время, когда нам внушали, что поиск небесного блаженства мешает устраивать достойную жизнь здесь, на земле. В реальности дело обстоит ровно наоборот – земная жизнь человека часто приходит в порядок именно благодаря тому, что он обращается к её подлинной цели – вечному спасению.

Когда мы обретаем эту цель, наша жизнь наполняется смыслом – оказывается, что всё то доброе, что мы делаем ближним ради Бога, имеет вечную ценность и значение. Ничто не пропадает, всё приносит великие плоды в вечности – даже беды и скорби, которые мы переживаем с терпением и надеждой (а часто – они особенно), становятся фундаментом вечной радости.

Как говорит библейский пророк, «внимает Господь и слышит это, и пред лицем Его пишется памятная книга о боящихся Господа и чтущих имя Его» (Мал.3:16).

В этом падшем мире люди нередко плохо обращаются друг с другом; но ещё чаще они ужасно обращаются с собой. Алкоголик или наркоман, разрушающий своё здоровье, показывает, что ценит свою жизнь крайне низко и не видит в ней смысла. То же самое можно сказать о людях, безрассудно подвергающих себя смертельной опасности, чтобы сделать пару экстремальных фотографий для социальных сетей. Люди, совершающие преступления, вредят другим – но более всего, себе. Они пускают под откос собственную жизнь, часть которой проведут за решеткой. Все эти люди могут быть «самолюбивы» в том смысле, что будут крайне болезненно реагировать на проявления пренебрежения со стороны других – но они совершенно не любят себя. В том смысле, что не желают себе блага. Их жизнь не обладает ценностью в их собственных глазах.

Христианство говорит, что наша жизнь обладает огромной ценностью в глазах Бога. Он сотворил каждого из нас отдельно, по особому Своему замыслу. Как говорит псалмопевец, «Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было» (Пс.138:16). Он – Тот, Кто всегда желает нам блага, даже если мы себе никакого блага не желаем. Человек может считать себя ничтожным и никому не нужным – но Богу он нужен настолько, что Христос взошел на Крест ради его спасения.

Нам может казаться, что наши поступки не имеют значения и ни на что не влияют, но истина состоит в том, что их видит, признает и оценивает Создатель вселенной.

И если мы доверимся Ему и последуем за Ним, мы обретём нечто бесконечно ценное – то, для чего мы были созданы, то, что сделает нас по-настоящему и навсегда счастливыми. Господь в Евангелии рассказывает притчу о жемчужине: «Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал всё, что имел, и купил ее» (Матф.13:45:46).

В конце нашего земного пути мы призваны обрести нечто настолько ценное, что это оправдает и наполнит смыслом всё, что нам нужно будет претерпеть по дороге.

Итак, христианская вера даёт нам цель в жизни – и цель, обладающую бесконечной ценностью. Она же задает контекст, в котором мы находимся.

Вселенная, какой её видит наша вера, исполнена смысла – всё включено в огромную и таинственную симфонию и драму истории. Всё является частью великого повествования, которое начинается с творения, идет через грех, отпадение, через долгие века подготовки к Воплощению, Голгофе и Воскресению, и дальше – разворачиваясь в истории Церкви, устремляется к грандиозному финалу, когда Бог будет всё во всём.

И Вы – как и я – призваны быть активным участником этой грандиозной драмы. Наши молитвы, наши слова и наши поступки имеют значение в этом общем замысле. Они совершаются перед лицом Бога, ангелов и святых. Ничто, сделанное ради Бога, не пропадает, всё приносит плод – и если мы не видим его по эту сторону бытия, то увидим по другую.

Когда мы обращаемся к вере: решаемся принять истины, которые нам открывает Церковь, дать им пропитать наше сознание и определять наши поступки – всё, что происходит с нами, наполняется глубоким и спасительным смыслом.

Это дает нам возможность встречать трудные времена (а они приходят неизбежно) с сознанием того, что всё это происходит не зря, и «любящим Бога, призванным по [Его] изволению, всё содействует ко благу» (Рим.8:28).

Апостол Павел тоже переживал тяжелые времена в своей жизни. Вернее, сказать так было бы очень сильным преуменьшением. Он сидел под стражей в ожидании казни и хорошо понимал, что его жизнь приближается к концу.

Обычно сознание приближающейся смерти ввергает людей в глубокую подавленность – или, как часто любят писать, в пять стадий горя: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Но с Апостолом это было не так.

Вот что он писал своему ученику Тимофею: «Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его» (2Тим.4:6–8).

Перед лицом верной смерти Апостол оглядывается на свою жизнь и с удовлетворением отмечает, что прожил её не зря. Он не напрасно страдал и трудился; и не напрасно умрет. В его жизни был смысл. Она принесла добрые плоды в жизни других людей. Апостол оставил наследие, которое будет жить и плодоносить веками. А теперь, исполнив свою миссию, он ожидает возвращения домой – на Небеса.