Почему мы противимся Божьему прощению

Евангелие – это благая весть о прощении грехов. Как сказал апостолам воскресший Искупитель, «так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима» (Лк.24:46–47).

В Иисусе Христе «мы имеем искупление Кровию Его и прощение грехов» (Кол.1:14). Писание много раз уверяет, что как только люди покаются, так сразу с радостью и великой охотой Бог их простит: «Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1Ин.1:9).

Образы прощения неверной жены у Осии (Ос.2:19), блудного сына (Лук.15:22–24) или благоразумного разбойника (Лк.23:43) подчеркивают, что Бог прощает даже самые возмутительные грехи и оскорбления – как только люди в них каются.

Тем не менее люди часто предпочитают тащить бремя греха по жизни, отравляться его ядом и упираться с великим усилием, чтобы как-нибудь не рухнуть прямиком в Божье прощение, которое их поджидает всё это время.

Почему? Что мешает людям принять милость Бога? Мы попробуем это рассмотреть.

Как-то в новостях я прочитал историю человека, который не справился с управлением грузовиком и стал виновником автокатастрофы. Погибло несколько человек. Водитель покончил с собой.

Бывает, что до самоубийства не доходит, но человек губит себя, разрушает свою жизнь, отвергает всякую радость и утешение именно из подсознательного желания наказать себя. У Экзюпери в «Маленьком принце» есть очень реалистичный диалог между принцем и пьяницей:

Пьяница: Я пью, чтобы забыть...

Маленький принц: Но ты пьёшь, чтобы забыть о чём?

Пьяница: Забыть, что мне стыдно.

Маленький принц: Чего ты стыдишься?

Пьяница: Мне стыдно пить.

За человеческой тягой к саморазрушению может стоять это неискупленное чувство вины. Люди пьют, принимают наркотики, совершают грехи за грехами и преступления за преступлениями, иногда даже прямо наносят себе раны, чтобы избавиться от чувства вины. Чтобы как-то искупить её, «отстрадать» и выйти на волю из своей внутренней тюрьмы.

В результате их вина только растёт. Популярные психологи пытаются помочь делу, говоря что-то вроде: «вам не в чем упрекать себя», «вы не виноваты» и тому подобное. Обычно это помогает мало – в сердце своем человек знает, что он виноват, и эта вина грызет его изнутри.

Как-то одна из западных газет напечатала фотографию – участник (или участница? Из-за густого грима это было трудно понять) какой-то антицерковной демонстрации в майке с надписью: «Нет Бога – не чувства вины. Раскреститесь немедленно!» Конечно, лозунг противоречит сам себе – человек, которого не гнетет чувство вины, не станет устраивать демонстраций, чтобы кричать об этом, а просто займется своими делами.

Люди постоянно говорят именно о том, что у них болит. И это глубочайшая боль человеческого сердца – мы согрешили. Мы виновны. Что же нам делать? Пытаться забыть об этом? На какое-то время это удается, но красная лампочка где-то в уголке сознания всё равно мигает – «мы согрешили».

И главное, у нас проблема не с чувством вины. У нас проблема с реальностью вины, на которую указывает это чувство. Это как с физической болью. Боль – это симптом, она указывает на то, что вы нуждаетесь в лечении. Самые опасные болезни, грозящие смертью, – это именно те, которые развиваются незаметно, без болевого синдрома.

Избавиться от вины не трудно – нужно исповедать свои грехи и принять прощение. Гораздо труднее тащить вину за собой, пытаясь как-то заглушить тревожный сигнал. Это может потребовать совершенно выматывающих усилий. Но люди часто предпочитают именно это.

Определенного рода пресса существует, продавая скандалы, – людям почему-то нравится читать об аморальности или преступности других.

Это невозможно объяснить тем, что люди хотят быть предупрежденными об опасности, – как правило, никакой опасности для читателей разоблаченные безобразники не представляли.

Особенно острое удовольствие вызывает публичное разоблачение тех, кто притворялся людьми достойными, высоконравственными, столпами общества. Кажется, это должно бы огорчать – мир оказался более зыбким и ненадежным местом, чем мы надеялись. Но это вызывает радостный энтузиазм, новости такого рода поднимают тиражи и расходятся как горячие пирожки.

Пламенный проповедник попался в публичном доме, уважаемый политический деятель застигнут за тем, что «срамно и глаголати», а уж многие деятели искусств как будто подписали контракт на поставку скандалов и безобразий.

Более того, люди жаждут, чтобы порочащие слухи оказались правдой. Любые сообщения такого рода подхватываются без исследования.

Какое утешение люди находят в чужих грехах?

Существует бесовская радость о грехе как таковом, но здесь преобладает другое явление. Людям кажется легче бремя их собственных грехов, когда другие рядом с ними грешат так же – или тяжелее. «Раз им можно, то и мне», «как можно обвинять меня, когда такие-то делают то же самое и без последствий?»

Взять на себя роль прокурора – другой очевидный способ облегчить чувство вины. Это было всегда, но интернет предоставляет для этого особенно богатые возможности.

Целые массовые движения вырастают из этой потребности показать пальцем на каких-нибудь обвиняемых. Обвиняемыми могут быть конкретные личности или целые сословия, народы или расы. Принципиально тут то, что человек с невероятным облегчением устанавливает, что мировое зло обнаружено – и это не он.

Он не виноват – виноваты «они». При этом «они» могут быть, действительно, далеко не святыми. Но это разоблачительское рвение, стремление обвинять и выставлять других в самом черном свете имеет мало общего с установлением истины – обвинитель страстно хочет, чтобы его враги были предельными, абсолютными мерзавцами, и ни в коем случае не примет ничего другого.

Другая стратегия убегания от вины – это отрицание нравственного закона, который обличает нас в грехе. Люди утверждают, что такого закона просто не существует. Сознание добра и зла – результат того, что в детстве в нас забили определенные представления, необходимые для жизни в обществе. Мы постепенно перестали воспринимать их как навязанные извне, и требования общества стали для нас «голосом совести».

А сами эти требования сложились в ходе биологической, а потом социальной эволюции, когда нашим предкам приходилось проявлять солидарность и взаимовыручку, чтобы выжить в суровых условиях палеолита.

Чувство вины – это просто ожидание социального неодобрения. Это иллюзия, обусловленная нашим воспитанием.

У такого взгляда несколько проблем, но самая бросающаяся в глаза – это то, что никто не может последовательно придерживаться такой позиции хотя бы на протяжении двух абзацев.

Люди, которые скажут, что объективной справедливости не существует, тут же заявят, что их требования справедливы – и вы должны их выполнять, что у них есть права – и вы должны их уважать, или что их противники злы и достойны осуждения, и вы должны с этим согласиться.

Бросающийся в глаза пример – известный атеист Ричард Докинз, который сочетает провозглашение, что «во вселенной нет ни добра, ни зла» с пламенным обличением «зла» религии.

Шила в мешке не утаишь – мы все верим в реальность нравственного закона, и мы сразу выдаем эту веру, когда обвиняем других в его несоблюдении. Как говорит святой Апостол Павел, «Итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий [другого], ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя [другого], делаешь то же» (Рим.2:1).

Еще одну стратегию уклонения можно обозначить как «медикализация» – объявление нравственной проблемы медицинской.

Например, если я груб и гневлив с людьми – это грех, в котором мне следует покаяться.

Но я могу сформулировать проблему иначе – «я страдаю раздражительностью». Мои вспышки гнева – что-то вроде приступов кашля. Нельзя упрекать меня за то, что я наорал на домашних или на подчиненного на работе. Напротив, я заслуживаю сочувствия из-за моей проблемы, которая сильно портит мне жизнь.

Раз это проблема сродни болезни, бесчеловечно упрекать меня. Моя тяжелая наследственность, высокое давление и плохое пищеварение ответственны за мое поведение, которое ранит других людей. Им следует относиться ко мне с пониманием – иначе это они будут заслуживать упрека в недостатке любви.

Такой взгляд на вещи кажется привлекательным. Никто не хочет, чтобы его обвиняли; гораздо лучше заслуживать жалости, а не упреков.

Если я украл, то я виноват – а если я страдаю клептоманией, то это вы виноваты, что не проявляете сочувствия и понимания к моей болезни.

Такой взгляд подкрепляется некой частичной истиной, которая за ним есть. Мы всегда принимаем решения в определенных условиях, под давлением различных факторов – как внешних условий, так и, действительно, состояния организма. Некоторые болезни могут сделать нас более раздражительными. Тяжелый жизненный опыт – сформировать полуавтоматические реакции, которые срабатывают раньше, чем человек успевает их обдумать.

Человек холодный и флегматичный от природы просто не сталкивается с теми искушениями, которые одолевают человека темпераментного. Большинство людей даже не испытывает тяги к некоторым специфическим грехам, например половым извращениям или азартной игре.

Поэтому мы и не должны судить других – мы не знаем, с чем им приходится иметь дело.

Но эти условия, в которые мы можем быть поставлены без нашей личной вины природой или обстоятельствами, не отменяют реальности нашего выбора.

Например, будучи гневлив, я могу предаваться гневу – и оправдывать его, мол, нечего было меня доводить. А могу противиться ему, признавать ответственность за свои срывы и приносить людям извинения.

Медикализация привлекательна тем, что объявляет меня невменяемым и поэтому невиновным. Да, мое поведение может быть разрушительным и причинять тяжкий вред мне и другим людям. Но я просто болен, с меня нельзя спрашивать. Это может приносить внутреннее облегчение – но за это приходится платить огромную цену, причем в нескольких отношениях.

Во-первых, это представление приводит к тому, что я утрачиваю контроль над моей жизнью.

Оно внушает мне веру, что я ничего не могу сделать – меня тащат по жизни внутренние импульсы, над которыми я совершенно не имею власти.

Я могу вылететь с работы, лишиться семьи или даже сесть в тюрьму из-за моего неадекватного поведения – но при этом мне скажут: ты не виноват, такие у тебя проблемы. Это, может, и утешительно – считать, что я не виноват, но моя жизнь всё равно полетела под откос.

Другое дело, если я виноват – у меня есть какой-то, хотя и ограниченный, контроль над ситуацией. Я могу что-то исправить –искать помощи, принимать решения, которые будут делать мою ситуацию лучше, а не хуже.

Пока я не соглашусь, что расхлебываю последствия именно моих плохих решений, я ничего не могу исправить.

Химическая зависимость, например, несомненная болезнь. Но чтобы начать лечить её, человек должен признать ответственность за свою жизнь.

Во-вторых, сведение греха к болезни лишает меня прощения – и человеческого, и Божьего.

Чтоб примириться с обиженными людьми, я должен признать, что поступил плохо и больше так не буду. Обычно мы учимся произносить эти слова: «Я больше не буду» – в раннем детстве. Но это предполагает, что мое поведение – это не симптом болезни, а результат моих личных решений. Это я решаю, буду так поступать или нет.

Болезнь бессмысленно прощать. Если я преступник, сидящий в тюрьме, то могу подать прошение о помиловании и выйти на свободу. Но если я больной, изолированный в больнице, мне бессмысленно просить о прощении. Меня ни в чем и не обвиняют. Я буду и дальше сидеть в этих стенах.

Допустим, вы водитель автобуса, и внезапный приступ вашей болезни поставил под угрозу жизнь пассажиров. Вы в этом совершенно не виноваты – но вас немедленно уволят, не дожидаясь следующего приступа за рулем. Просить прощения тут без толку – вас и не обвиняют. Вас просто находят непригодным для этой работы.

Списывание всех своих поступков на «болезнь» может давать временное облегчение – но при этом лишает всякой надежды. Прощение дается только виновным – и оно освобождает их от наказания. Если мы отказываемся признать в своих поступках вину, достойную наказания, а видим только проявление болезни, мы делаем себя недоступными прощению.

Традиционно в Писании и Предании грех рассматривается и как «преступление, ... беззаконие, подлежащее суду» (Иов.31:11), и – реже, но этот образ тоже присутствует – как болезнь, например, когда Спаситель говорит: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф.9:12).

Но элемент болезни, присутствующий в грехе, не освобождает нас от вины. От вины освобождает прощение.

Прощение предполагает признание вины. Такое признание затрудняется тем, что мы живем в мире, где вина является инструментом обмана и манипуляции.

Есть множество примеров травли (которая развивается, главным образом, в интернете, но имеет последствия в реальном мире), когда человека обвиняют в каких-то неправильных поступках и высказываниях – часто многолетней давности, – поднимая крик о том, как несознательные граждане еще могут давать такому негодяю приют и работу. Иcпуганные работодатели под давлением общественного негодования разрывают контракты с разоблаченным врагом народа, враг с жалким видом извиняется и пытается заверить публику в своей совершеннейшей благонадежности, но тщетно. Ему остается только залечь на дно и надеяться, что когда-нибудь это забудется.

Покаянием в этой ситуации называются попытки жертвы смягчить сердца сетевых гонителей, выразив глубокое сожаление об «ошибках прошлого», принять позу полной покорности и подчинения, предоставив каким-то безвестным активистам из интернета решать, что такое хорошо и что такое плохо, судить или прощать.

Беда в том, что подобный сетевой суд работает только в одну сторону – он может травить и преследовать, но не может оправдывать или прощать. Там просто некому.

Обвинения и требования покаяться – хорошо известный способ манипуляции в культах (хотя, увы, нечто подобное может проникать и в Церковь). При этом всегда оказывается, что ты недокаялся, недоисправился и вообще не исполнил требований, которые должен был, чтобы получить прощение.

Как описывает это норвежский христианский автор Эдин Ловас,

«Люди власти, подвизающиеся в «раскрытии» чужих пороков, разрушают и уничтожают в своей жертве всякое чувство уверенности. Цель при этом всегда одна и та же: сломить её сопротивление, после чего они сами становятся единственными повелителями. Малейшее отклонение от правил беспощадно бичуется. Раны держатся открытыми, на них сыплют соль. Способствуя возникновению чувства неполноценности и неуверенности у других людей, они затем извлекают из этого пользу для себя».

Люди, которые сталкивались с чем-либо подобным, – в религиозном или светском контексте – чрезвычайно болезненно воспринимают мысль о признании своей вины хоть в чем-то. Кажется, сделать такое признание – значит подставиться под удар, позволить хитрым манипуляторам надеть себе на шею хомут.

В своих промахах нельзя признаваться даже себе – из опасения, что это как-то заметят.

Однако для подобного рода манипуляций всегда необходима определенная ложная вера – вера в недоступность прощения.

Одно из ложных представлений о Божьем прощении – это вера в его труднодоступность. Люди смутно осознают, что грех необходимо загладить, компенсировать, искупить. За этим есть определенная истина – если я кого-то обворовал, я должен вернуть украденное. Если я кого-то оклеветал, я должен восстановить его доброе имя, публично признав акт клеветы.

Но такое восстановление возможно далеко не всегда.

Но что если я прожил всю жизнь, отвергая или игнорируя Бога и Его заповеди? Смогу ли я когда-нибудь это компенсировать?

Иногда люди пытаются загладить свои грехи, намеренно причиняя себе страдания или делая свою жизнь унылой и несчастной. Чтобы обрести прощение, говорит им внутренний голос, они должны как следует отмучаться.

«Ты думаешь, Бог может просто взять и простить? Нет, не всё так просто, ты должен будешь всю жизнь мучиться во искупление твоих грехов».

Но и эти усилия ничего не обещают – ты никогда не знаешь, расплатился ли ты по счетам.

Но чаще всего человек видит себя несостоятельным должником, которому не остается ничего другого, как избегать кредитора.

Сама мысль о Боге становится болезненной – как СМС-ка из банка, напоминающая о неподъемном долге. Человек взрывается острой враждебностью – отстаньте от меня с Богом! – даже когда никто к нему особенно и не пристает.

Мы привыкли, что долг можно реструктурировать, несколько смягчить условия его выплаты, но просто снять его с человека – нет, такого не бывает.

Но Евангелие – это Благая весть о том, что мы искуплены, и нам нужно только принять это покаянием и верой.

На каждой Литургии мы слышим слова Спасителя: «сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф.26:28).

Как пишет святитель Феофан Затворник, «Пусть в каком-либо городе много должников и какой-нибудь богач объявит заимодавцам, разным или одному, что какой должник представит расписку или свидетельство от меня, того долг считать оплаченным из моей кассы, а его свободным от долга. Вот эту расписку или свидетельство от лица Господа и должен каждый грешник представить правде Божьей, чтобы стать пред нею свободным от долга грехов своих. Какая же это расписка или свидетельство? Вера в Господа нашего Иисуса Христа. Уверовавший в Господа прав пред лицом Бога правды».

Исповедание греха приносит прощение. Как говорит святой Иоанн Златоуст,

«Ты грешник? Не отчаивайся, но приди, принеси покаяние. Ты согрешил? Скажи Богу: „я согрешил”. Какой тут труд? Какое обременение? Какая скорбь? Какая тягость – сказать слово: „я согрешил”? Если сам ты не назовешь себя грешником, то разве не будешь обвинен дьяволом? Предупреди же и лиши его этой чести; а его честь состоит в том, чтобы обвинять. Почему же не предупреждаешь его, и не исповедуешь греха, и не изглаждаешь преступления, когда знаешь, что есть против тебя такой обвинитель, который не может умолчать? Ты согрешил? Приди в церковь, скажи Богу: „я согрешил”. Ничего другого я от тебя не требую, кроме одного этого. Божественное Писание говорит: Глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися (Ис.43:26): скажи грех, чтобы разрешить грех. Для этого не нужны ни труд, ни многословие, ни денежная издержка, ни что другое подобное; произнеси слово, откройся в грехе и скажи: „я согрешил”».

Как говорит Апостол, «Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1Ин.1:9).

Это так просто? Просто, в том смысле, что ясно и незапутанно, доступно и выполнимо.

Но как только человек слышит это, некий голос начинает ему внушать – нет, это так не работает, ты сам должен мучиться и искупать, а раз ты не можешь, то тебе лучше забыть о Боге.

Но это голос обманщика и человекоубийцы дьявола. Голос Бога звучит совершенно по-другому: «Изглажу беззакония твои, как туман, и грехи твои, как облако; обратись ко Мне, ибо Я искупил тебя» (Ис.44:22).

Христос установил в Церкви Таинство Покаяния – и мы можем исповедать наши грехи и принять прощение, чтобы, сбросив этот невыносимый груз, начать новую жизнь в благодати Божьей.