Почему «благословение однополых пар» – это отказ от веры

Прежде всего, нам стоит определиться с корнем наших разногласий – что именно нам предлагают изменить и какие взгляды – пересмотреть. Иногда люди говорят так, будто возможно заменить одну деталь – отношение к браку и сексуальности – оставив все остальное на своих местах. Но это невозможно – вопрос, с которым мы неизбежно сталкиваемся, это вопрос о мотивах (зачем мы производим те или иные действия) и вопрос об учительном авторитете: исходя из чего мы их производим – или отказываемся производить.

Один из тезисов, который постоянно выдвигают в защиту того, что консервативные западные христиане называют «гомоересью» – «христиане всегда спорили между собой», то есть спор вокруг «гомобраков» подобен другим спорам в христианской истории, про-ЛГБТ общины – это «тоже христиане», которые (эка невидаль!) расходятся с вами во мнениях. Их позиция, как нам говорят – это одна из многих возможных позиций в христианском сообществе – как будто отношение к этому вопросу есть предмет допустимых разногласий.

Это не так; при всех спорах между собой, христиане – даже самые заблудшие христианские еретики – были согласны в некоторых принципиальных истинах, в отсутствии которых сам их спор терял бы смысл. Все соглашались на том, что Бог существует, Он открыл Себя людям в Иисусе Христе, и самое важное, что только может быть в человеческой жизни – это как можно более точно познать Его волю, и как можно лучше ее исполнить, чтобы обрести ту жизнь вечную и блаженную, для которой Бог нас создал.

Мотивом для тех или иных действий – или отказа в действиях – для всех верующих была (и остается) воля Бога, познаваемая из Его Откровения.

При всех разногласиях христиане обращались к одному и тому же авторитетному источнику – Священному Писанию и Священному Преданию, стремясь обосновать, что они понимают волю Божию правильно, а их оппоненты заблуждаются.

Именно Бог был и остается во всех этих спорах точкой отсчета, именно к Нему, как к основанию и цели всего возводятся все доводы. Христиане (и даже самые бедственные еретики) всегда исходили из картины мира, в которой у мироздания – и у нас самих – есть Создатель, имеющий благой и спасительный замысел о мире и человеке – в том числе, о человеческой сексуальности.

Мы склонны заблуждаться и грешить, удаляясь от этого замысла – и призваны, покаянием, вернуться к нему. Благословлять грех и заблуждение как бы от имени Бога есть предательство по отношению к Богу и людям.

В частности, Бог создал мужчину и женщину, которые и образуют «единую плоть» в браке – и извращение этого замысла является грехом и не может быть принято Церковью.

Христианские еретики – как, например, ариане – не разделяли с нами истины, но они разделяли отношение к истине. Существует истина, открытая Богом, и она важнее всего остального; предназначение человека состоит в том, чтобы познать ее и жить сообразно ей.

Либеральные реформы, следствием которых является практика благословения однополых пар, исходят из радикально иного взгляда на мир. Мы расходимся не в выводах – а в основаниях.

Мотивом является не поиск воли Божией, а как это формулирует один либеральный католический Епископ, «поиск компромисса между сильно изменившимся обществом и пасторской практикой».

Мотивом для смелых реформ является все что угодно, кроме воли Бога, явленной в Его откровении; если еретики прошлого ошибались в понимании воли Божией, то либеральных христиан она не интересует вообще. Вместо этого говорят о том, что церковь должна быть «открытой», «понятной современному человеку» и «релевантной», то есть интересной и понятной нашим современникам.

Источник авторитета находится не в Писании или Предании, а в «обществе». Не мир должен оцениваться с точки зрения Откровения – но Откровение подвергаться критике и пересмотру с точки зрения мира. В этом отношении характерна фраза либерального епископа (из американской епископальной церкви) Джона Спонга: «Идея, что Иисус – единственный путь к Богу или что только те, кто омыт кровью Христовой могут считаться спасенными, превратилась в проклятие и стала опасной в нашем уменьшающемся мире… Миссионерская активность, направленная на обращение «язычников» отражает только наше чувство превосходства и нашу враждебность к тем, кто от нас отличается»

Это немедленно вызывает вопрос – какой же властью Джон Спонг отвергает недвусмысленные слова самого Господа Иисуса (Ин.14:6, Мк.16:16, Мф.28:19)? Какой источник авторитета оказывается намного более важным, чем Писание? Очевидно, некие идеи, подхваченные Спонгом в миру – которые и определяют его убеждения. Христианам – в том числе, христианским еретикам – это показалось бы вопиющей нелепостью. Еретики могли превратно понимать Писание – но объявить слова Господа «опасным проклятием» и «враждебными» им не могло прийти в голову; это значило бы вырвать фундамент из под любых своих построений.

Либеральные христиане отличаются от, собственно, христиан, тем, что для них источник учительного авторитета лежит вне христианского Писания или христианской традиции вообще. Текущая идеологическая мода воспринимается как гораздо более заслуживающая доверия и послушания, чем Откровение.

Любые попытки переистолковать Писание в духе «гомоереси» отличает не только их грубая натянутость, но и, прежде всего, сам мотив – подчинить христианскую веру совершенно внешним по отношению к христианской традиции авторитетам. Если даже самые крайние сектанты христианского мира верят (часто искренне) в то, что приводят свои взгляды в соответствие с Библией, то здесь мы видим обратное явление – Библия должна быть, с очевидным насилием над смыслом текста, приведена в соответствие с внешними идеологическими установками.

И эти установки несовместимы не только с христианской этикой в области пола – но и с верой в Бога как таковой.

Общества, в которых живут западные христиане, действительно претерпели радикальную трансформацию – можно сказать, революцию – в течение последних десятилетий. Человек, отказывающийся признавать однополое сожительство «браком» серьезно рискует погубить свою карьеру. Пастыри сталкиваются с сильным давлением своих прихожан, которые разделяют либеральные представления общества. Епископы должны или вписаться в общий тренд, или столкнуться с маргинализацией – и финансовыми потерями, из-за того, что прихожане, особенно богатые и влиятельные, откажутся их поддерживать. К счастью, в России, как в обществе в целом социально консервативном, мы не сталкиваемся с таким давлением. Но на Западе оно более чем чувствительно.

Каждая из сторон – либеральное общество и Церковь – исходит из своих мировоззренческих установок – и эти установки несовместимы.

Если все споры в христианском мире подразумевали теизм – картину мира, в которой Бог реален и важнее всего на свете, и мы призваны обрести вечное спасение через правую веру и благочестивую жизнь – то либеральное общество исходит из того, что Бога, на самом деле, нет (хотя надрывно кричать об этом, как кричат «новые атеисты», считается невежливым).

Атеизм – то есть вера в то, что Бога нет, может быть декларативным, а может быть и подразумеваемым – когда люди поступают так, как если бы атеизм был бесспорной истиной.

Если я, например, распоряжаюсь найденным мной имуществом как своим, я определенно исхожу, из того, что у него нет хозяина. Если я раздаю гражданство Орландии исходя из моих личных предпочтений – то я точно уверен, что никаких орландских властей, которые могли бы предъявить мне претензии, не существует.

Если я, назвавшись послом Государя, раздаю выражения поддержки и обещания помощи от его имени, как лично мне больше нравится – я демонстрирую полную уверенность, что никакого Государя, который спросит с меня за такое самоуправство, просто нет. И, тем более, если я переписываю заповеди Божии по требованию общественности, это просто означает, что я исхожу из того, что Бога нет – независимо от того, что я говорю людям – или даже самому себе.

Если Бог реален, переписывать его заповеди – по чьему бы то ни было требованию – не в нашей власти. Это как если бы люди, недовольные посланием Президента, требовали от меня его изменить. Как я могу это сделать? Его написали помощники Президента, он авторизовал и опубликовал – требовать от меня его переписывать явно не по адресу. У меня нет таких полномочий. Тем более у меня нет полномочий переписывать Божественное Откровение – если бы я согласился это делать, я бы просто показал, что ни в какое откровение не верю.

Господь Иисус дает свое определение брака – «В начале же создания, Бог мужчину и женщину сотворил их. Посему оставит человек отца своего и мать И прилепится к жене своей, и будут два одною плотью; так что они уже не двое, но одна плоть» (Мар.10:6–8).

Готовность переписывать его по чьему-то требованию означала бы, что я считаю кого-то еще (в данном случае, либеральное общество) более авторитетным, чем Иисус. А это никак не совместимо с признанием Иисуса воплощенным Богом.

Прогиб под требования либерального общества означает в этом случае имплицитное, но неизбежное признание того, что Бога, во всяком случае, Бога христианской веры, просто нет.

Это не значит, что религия не имеет смысла – напротив, она может отлично работать, как средство психологической поддержки, социальной интеграции или благотворительности. Если она веками отвечала на глубочайшие психологические и социальные запросы людей – в общении, в ритуале, во взаимопомощи – то пусть отвечает и дальше.

Религиозные ритуалы имеют свой смысл – они выражают одобрение и принятие со стороны людей, это возможность для соседей похлопать тебя по плечу, а что при этом упоминается Господь Бог – ну, так уж исторически сложилось в данной культуре.

Характерно, что большинство людей, которые требуют проведения таких обрядов – и горячо одобряют тех, кто их проводит – ни минуты не скрывают своего неверия. Однополые пары требуется благословлять не с тем, чтобы в самом деле призвать на них Божие благословение – оно никого не интересует, потому что в него никто не верит – а чтобы обозначить социальную поддержку «угнетенных меньшинств».

Но такая позиция (какие бы декларации ее не сопровождали) есть позиция фактического атеизма – и речь в нашем споре с либералами идет не о несчастных гомосексуалистах, а о самом бытии Божием.

Итак, пойти на изменение учения, тем более в таком серьезном вопросе, как отношение к человеческой сексуальности и браку – значит расписаться в своем неверии. Люди обладают грандиозной способностью к самообману – и могут искренне заявлять о своей горячей приверженности десятку несовместимых мировоззрений. Однако ввести в заблуждение других не так легко, как себя. Общины, пошедшие на требования прогрессивной общественности – как, например, та же Американская Епископальная Церковь, к которой принадлежит Джон Спонг – стремительно теряют прихожан и вынуждены распродавать свои здания. Готовность менять учение по требованиям общественности неизбежно разрушает любые притязания на учительство.

Если община две тысячи лет учила, что должное, уместное и благословенное место телесной близости – в браке между мужчиной и женщиной, в то время как блудники, прелюбодеи и мужеложники должны покаяться и оставить прежний образ жизни, а потом – когда изменилась общественная мода во внешнем мире – переменила свое учение, она неизбежно провоцирует вопрос – «ну и когда вы лгали, все эти 2000 лет или сейчас?»

Какое доверие могут вызывать люди, которые черпают все свои учительские полномочия у сообщества, которое долгие столетия учило, как теперь объявлено, злой неправде?

Полномочия Епископа (как и священника) преподавать наставление и благословение держатся на том, что он – преемник Апостолов, наследник и хранитель их веры. Если он берется эту веру переписывать, он уже ничей не преемник – а просто странный человек в нелепом одеянии.

Нам обычно говорят, что это не такая уж катастрофа – ведь Церковь меняла свое учение под влиянием мира. Например, в отношении рабства – сегодня Церковь его порицает, а во времена Апостолов (и много позже) призывала рабов быть покорным своим господам. Этот довод стоит подробно рассмотреть – но для начала можно отметить, что это аргумент в пользу атеизма, а не благословения однополых пар.

Если бы было правдой, что Церковь, под влиянием внешних обстоятельств, меняет свое учение в принципиальных для вечного спасения человека вопросах – то это (как уже было сказано выше) разрушило бы ее притязания на то, что она возвещает спасительную истину, полученную от Бога. Перемена учения означала бы, что в каком-то из случаев Церковь (в целом, как сообщество) учила неправде.

Но сам довод «от рабства» основан на путанице. Апостол не поддерживает – и не порицает – рабства. Он вообще не выражает к нему своего отношения, а исходит из него как из данности, которую адресаты его посланий не могут изменить. Процитируем слова Апостола: «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не как человекам, зная, что каждый получит от Господа по мере добра, которое он сделал, раб ли, или свободный. И вы, господа, поступайте с ними так же, умеряя строгость, зная, что и над вами самими и над ними есть на небесах Господь, у Которого нет лицеприятия» (Еф.6:5–9)

То есть Апостол вообще не рассуждает о том, хорошо ли рабство как социальный институт – он преподает наставления людям в их конкретной ситуации, причем цель этих наставлений – их вечное спасение, а не социальные реформы. Конечно, на это нам могут сказать, что жизнь вечную и блаженную придумали эксплуататоры, чтобы отвлекать трудящихся от классовой борьбы – но было бы несколько странно ожидать от христианского Апостола согласия с такой точкой зрения. Для него спасение души человека несравненно важнее его социально-экономического статуса. Рабом или господином человеку предстоит быть годы или десятилетия – спасенным или осужденным – вечно. Человек призван творить добро там, где он оказался, на месте раба или господина, помня о своей ответственности перед Богом. Это нравственное наставление Апостола ничуть не изменилось – изменилось устройство общества и экономики. Признание ценности и достоинства за каждым человеком – сотворенном по образу Божию и искупленном во Христе – в итоге привело к тому, что в христианском мире рабство пришло в упадок. В наше время мы можем сказать, что и разнорабочий в торговой сети, и владелец этой сети призваны добросовестно исполнять свои обязанности и творить добро, помня о воздаянии Божием – и это не будет означать одобрения (или порицания) торговых сетей.

Для Апостола каждый человек призван к вечному спасению – и его социальный статус ему не может в этом ни помешать, ни помочь. Раб, а равно господин, может быть благочестивым человеком и наследником жизни вечной и блаженной. Как вы ведете себя в отношении других людей – в частности, в сексуальной сфере – влияет на ваше вечное спасение. А вот ваше социальное положение – нет.

Адепты «гомоереси» постоянно говорят о «любви». Но что имеется в виду? Если готовность исполнять любые заказы есть знак любви к людям, то оркестр при ресторане превосходит в этом кого угодно.

Любовь есть желание ближнему блага – и ее конкретные проявления зависят от того, в чем мы это благо видим. И здесь мы опять оказываемся перед лицом двух фундаментально разных взглядов на мир.

Сам Господь Иисус, очевидно, исходил из того, что величайшее благо для человека – знать Бога и пребывать в общении с Ним. «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (От Иоанна 17:3)

Это благо определяет для нас Бог (не мы сами для себя). Он нас сотворил и знает, что для нас хорошо. Любовь – к Богу и людям – проявляется в соблюдении заповедей. «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди» (Иоан.14:15)

«Ибо это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его; и заповеди Его нетяжки» (1Иоан.5:3)

«Ибо заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай [чужого] и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего твоего, как самого себя. Любовь не делает ближнему зла; итак любовь есть исполнение закона» (Рим.13:9,10)

Вера предполагает принятие заповедей – даже если человек их не понимает. Мне доводилось беседовать с человеком, который не понимал, что же небогоугодного в его визитах к проституткам. Мои попытки объяснить это были неуспешны. Все что я мог ему посоветовать – это поверить, что Бог имел веские причины запретить такое поведение – причины, которые станут ясны ему позже, а пока ему просто стоит поверить слову Божиему. Любовь, которой учил Иисус – и Апостолы, которых Он избрал – состоит в соблюдении заповедей. То, что побуждает вас к нарушению заповеди (в данном случае, заповеди «не прелюбодействуй») совершенно точно не имеет отношения к любви, о которой говорил Иисус.

В случае с «благословением» однополых союзов мы имеем дело с совершенно другим представлением о любви – и о благе. Представлении, опять таки, по умолчанию атеистическом. В мире без Бога никакого блага, предназначенного для нас Создателем, нет, как нет никакого Божиего замысла о человеческой сексуальности, от которого мы могли бы уклониться. Люди вольны считать благом для себя что хотят. Можно, конечно, говорить о физическом вреде гомосексуализма – катастрофически, в десятки превышающей средний уровень по населению, частоте заражаемости ВИЧ и тому подобном, можно указать на полную неприспособленность мужского тела для рецептивной роли в контакте. Но в мире, где никакого объективного блага нет, человек волен считать однополые контакты благом столь великим, что это перекрывает все издержки. «Любовь» же оказывается желанием человеку того блага, которое он сам таковым считает – даже если речь идет о саморазрушении или прямом самоубийстве. Мысль о том, что человек может быть неправ, находиться под влиянием больной страсти или ложных убеждений, натыкается на то, что никакого объективного, истинного блага, с точки зрения которого мы могли бы оценить его выбор как ложный, просто нет.

Проповедь Иисуса исходит из того, что «Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу» (Ис.53:6) – люди грешны, и нуждаются в покаянии и спасении. Любовь проявляется не в том, чтобы поощрять людей блуждать и дальше – а в том, чтобы побудить их к покаянию, чтобы они «спаслись и достигли познания истины» (1Тим.2:4)

Побуждать людей оставаться во грехе – это, в контексте проповеди Господа Иисуса, прямая противоположность любви.

Христианство есть религия Откровения – Бог сообщил людям Свою волю и указал путь вечного спасения. Конечно, вы или я можем ошибаться в интерпретации Откровения каких-то сложных вопросах – но вопрос о том, какова христианская этика в области пола, не относится к их числу. Христианин призван либо жить в воздержании, либо хранить верность в браке. В этом соглашались все христиане, даже христианские еретики, и это никогда не было предметом споров – пока не появилась чисто внешняя идеология, требующая от Церкви изменить ее учение.

Если мы не располагаем откровением, достаточно ясным хотя бы в вопросе о том, как нам вести себя, чтобы унаследовать Царство – существование Церкви становится бессмысленным. Как и испрашивание у нее благословения.

Но и нам самим следует поставить вопрос к нашим оппонентам – почему, если пересмотр заповедей признать допустимым, мы должны остановиться на гомосексуалистах? Чем хуже, например, традиционные, гетеросексуальные блудники? Я ставил этот вопрос адептам гомоереси – и он повисал в воздухе. Если сильное и настойчивое желание, которое побуждает нас нарушить заповедь, служит достаточной причиной для того, чтобы эту заповедь пересмотреть, то почему только гомосексуальное?

Что если босса тянет не к охраннику, а (что бывает гораздо чаще) к секретарше? Должна ли Церковь в этом случае предостерегать его, говоря, что «блудники, [как и мужеложники] Царства Божия не наследуют» (1Кор.6:9)? Если да, то на каком основании он должен подвергаться столь возмутительной дискриминации?

Отменив заповедь для одного вида греха, мы неизбежно лишимся всяких оснований сохранять ее для других.

Таким образом, речь идет не о том, чтобы проявить снисходительность и понимание по отношению к людям, подверженным определенной больной страсти – но об отказе от веры в Бога и Его откровение. Фактически, у нас спрашивают, не будем ли мы так любезны признать, что нет никакого Божиего замысла о браке, да и Бога никакого нет, как нет и вечного спасения, все это время Церковь просто обманывала людей.

Не требуется заявлять это вслух – нужно продемонстрировать это в своих действиях. Преподание «благословения» однополой паре – это как раз такая демонстрация.

Людям не стоит удивляться или обижаться на нас, если мы эту просьбу отклоним. Все мы бедные грешники, терзаемые разного рода искушениями – но Бог любит нас и желает спасти. Спасение – это именно спасение от греха; нам обещано и прощение, и помощь, и, в конце пути – рай небесный. Но от нас требуется, чтобы мы признали наши падения – падениями, наши немощи – немощами, и наши больные страсти – больными. Служители, которые объявляют грех нормальным, предают доверие людей – как предавали бы его врачи, которые объявили бы «нормальными» вредные привычки.