Надо ли молиться за усопших?

Отвержение молитвы за усопших было связано с протестантской Реформацией XVI века, и было порождено возмущением против злоупотреблений, сложившихся вокруг этой практики. Люди полагали, что могут жить в очевидном нечестии, а потом завещать некую сумму денег монахам на помин своей души, и монахи обеспечат им вечное спасение. В конце концов, это их работа, и им за нее платят.

В нашем контексте мы можем вспомнить о старухе-процентщице из романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Она тоже собиралась отдать все деньги, собранные ростовщичеством, «на помин души».

Разумеется, вести безнравственный образ жизни в расчете на то, что после смерти тебя отмолят те, кому ты за это заплатил, – грубый самообман.

Но, как было известно еще древним римлянам, Abusus non tollit usum – «Злоупотребление не отменяет употребления». То, что люди извращают какую-то церковную практику, не обесценивает саму традицию. Люди, увы, могут извратить и испортить всё что угодно – в чём и сами протестантские реформаторы вскоре убедились.

Но крайняя ожесточенность полемики между протестантами и католиками привела к тому, что любые обычаи, которые воспринимались как «католические» – иногда до празднования Рождества включительно – объявлялись «небиблейскими» и подлежащими искоренению.

Рассмотрим основные возражения, которые выдвигаются против молитв за усопших.

Первое возражение, которое мы услышим, – это то, что будто бы в Библии нет прямого указания молиться за усопших ближних. Это возражение подразумевает, что любая церковная активность должна иметь основанием строго сформулированное библейское требование, и исходит из провозглашенного Реформацией принципа Sola Scriptura – «Только Писание».

Но в реальности ни одна протестантская община не придерживается этого принципа. Люди неизбежно совершают множество действий, в Писании не указанных. В самом деле, где же написано «и снимите евангелизацонный фильм «Иисус» и показывайте его в кинотеатрах», или «и создайте группу прославления и играйте в ней на электрооргане и барабанах». В Писании не то что про группу прославления, в нем и про сборник «Песнь Возрождения» ничего нет.

Любая община формирует своё предание – люди понимают Библию так, как это делали авторитетные для них богословы, и совершают богослужение, воспевая гимны, которые сложили любимые и чтимые у них гимнотворцы.

Не стану бранить гимны Уэсли или Уоттса, которые проникнуты искренним религиозным чувством, но они совершенно точно не являются частью Писания. Когда люди поют их, они следуют своему преданию, а не Библии как таковой.

Поэтому принцип «Только Писание» неосуществим, и в реальности мы выбираем между различными преданиями – и Православная Церковь следует тому непрерывному Преданию, которое восходит ко Христу и апостолам.

Более того, первичным в Божественном Откровении является община, а не текст. Бог не сбрасывает Библию на парашюте. Он заключает завет с людьми – Авраамом и его потомками, народом Израиля. В этом народе Он воздвигает пророков, которые несут людям Его слово. В этом народе на протяжении столетий формируется текст Священного Писания Ветхого Завета.

В Новом Завете Церковь очевидным образом предшествует Писанию. Когда Апостол Павел только пишет свои послания (а это наиболее ранние из новозаветных документов), Церковь уже существует, проповедует Благую Весть, принимает новых членов через Крещение и совершает Евхаристию – а текста Нового Завета еще нет.

Христос не говорит: «Я дам вам книгу». Он говорит: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мат.16:18).

Святой Апостол Павел ссылается на уже существующую практику Церкви как на авторитетный источник: «А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии» (1Кор.11:16). Говоря о Евангелии, он имеет в виду не текст, а возвещение, которое он принял и передает дальше: «Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, И что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию» (1Кор.15:3–4).

Поэтому «на этого нет прямого указания в тексте Священного Писания» – это не довод, который опровергал бы саму практику молитвы за усопших.

Одна из неканонических книг, входящих в состав Ветхого Завета, II книга Маккавейская, рассказывает о молитве, совершенной за павших воинов.

«И нашли они у каждого из умерших под хитонами посвященные Иамнийским идолам вещи, что закон запрещал Иудеям; и сделалось всем явно, по какой причине они пали. Итак, все прославили праведного Судию Господа, открывающего сокровенное, и обратились к молитве, прося, да будет совершенно изглажен содеянный грех; а доблестный Иуда увещевал народ хранить себя от грехов, видя своими глазами, что случилось по вине падших. Сделав же сбор по числу мужей до двух тысяч драхм серебра, он послал в Иерусалим, чтобы принести жертву за грех, и поступил весьма хорошо и благочестно, помышляя о воскресении; ибо, если бы он не надеялся, что павшие в сражении воскреснут, то излишне и напрасно было бы молиться о мертвых. Но он помышлял, что скончавшимся в благочестии уготована превосходная награда, – какая святая и благочестивая мысль! Посему принес за умерших умилостивительную жертву, да разрешатся от греха» (2Мак. 12:40–45).

Конечно, нам возразят, что это неканоническая книга, и её авторитет несравним с каноническими книгами Библии. Но, так или иначе, она является свидетельством того, что практика молитвы об умерших существовала и в ветхозаветном народе Божьем. Она никак не могла явиться знаком «порчи» или «удаления» Церкви от первоначальной веры апостолов, потому что она даже предшествует апостолам.

Некоторые религиозные общины (например, «Свидетели Иеговы» и Адвентисты Седьмого Дня) придерживаются концепции так называемого «сна души». Смерть означает прекращение сознательного бытия человека – до того момента, когда Бог воскресит его из мертвых. Писание, в самом деле, делает упор на предстоящем всем нам воскресении мертвых – Бог создал человека как духовно-телесное единство и никогда не замышлял нас бесплотными духами.

Но Писание ясно говорит о том, что мы продолжаем наше сознательное существование и в промежутке между нашей смертью и общим воскресением. Например, Христос говорит благоразумному разбойнику: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лук.23:43).

В притче о богаче и Лазаре мы читаем: «Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово» (Лук.16:22), то есть он не остался в небытии до дня общего воскресения, но был перемещен в некий иной план бытия, «на лоно» (аллегорически мы бы сказали – на колени) к Аврааму, отцу всех верующих. В той же притче богач обращается к Аврааму со словами: «Прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им, чтобы и они не пришли в это место мучения» (Лук.16:27:28).

То есть братья богача еще живы, и вся сцена разворачивается задолго до общего воскресения. Кроме того, богач знает, что его братья еще живы и пребывают в нераскаянии.

В сцене Преображения Господня мы читаем о том, что «явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие» (Матф.17:3). Очевидно, эти великие пророки Ветхого Завета не были «временно воскрешены», чтобы явиться рядом с Господом, а потом лечь обратно дожидаться общего воскресения. Все эти века ожидания они уже были живы где-то.

Христос говорит: «Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел и возрадовался» (Ин.8:56). Авраам мог увидеть день Христов только с небес – его бесчувственные кости, ожидавшие общего воскресения, ничего увидеть бы не могли.

Святой Апостол Павел, описывая своею мученическую кончину, говорит не про «умереть и прекратить свое сознательное существование до дня Воскресения», а, напротив, «разрешиться (от плоти) и быть со Христом»: «Влечет меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас» (Фил.1:23:24).

Воскресение мертвых – в будущем – определенно предполагается, но в ближайшей перспективе души верных ожидает нечто иное – пребывание «на небесах»:

«Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. От того мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище» (2Кор.5:1:2).

Там, на небесах, уже обитают души святых, прежде нас прошедших земной путь: «Но вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живаго, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства» (Евр.12:22:23).

При этом святые на небесах сознают происходящее на земле, как это видно из молитвы мучеников о пресечении зла, творящегося на земле: «И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число» (Откр.6:10:11).

Таким образом, души умерших продолжают сознавать себя и происходящее вокруг них, испытывают сознательное блаженство или муку, знают о происходящем на земле и могут общаться с другими душами и – если речь идет о праведниках в раю – с Богом.

Однако общины, отвергающие концепцию «сна души» и признающие, что между смертью и общим воскресением усопшие продолжают сознательное существование, выдвигают другой довод против молитвы за усопших. Он связан с верой в ясность, окончательность, и неизменность посмертной участи человека. Если человек умер в вере во Христа – с ним и так всё в порядке, если нет, то ему уже ничто не поможет. Рассмотрим этот довод по порядку.

Святой Апостол Павел выражает уверенность в том, что после смерти «будет со Христом»: «Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше» (Фил.1:23). Если, разрешившись от тела, верующий оказывается со Христом, в совершенном блаженстве небес, то как он может нуждаться в наших молитвах?

Такие молитвы могут быть уместны и необходимы по целому ряду причин.

Во-первых, спасение предполагает не только избавление от осуждения, но и внутреннее преображение человека, соделывание его пригодным для рая. Это преображение продолжается всю жизнь христианина, но не завершается к моменту смерти. Господь, наставляя нас в молитве «Отче Наш» просить об оставлении грехов, явно подразумевает, что мы до самого конца нашей земной жизни будет нуждаться в таком оставлении. Как и Апостол Иоанн говорит: «Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1Ин.1:8).

Это предполагает, что процесс духовного преображения, не завершившись в момент смерти, продолжится в какой-то другой форме по ту её сторону. И тут молитвы о помощи Божьей этому человеку будут вполне уместны.

Во-вторых, мир не делится, неким ясным и понятным образом, на тех, кто несомненно внутри, и тех, кто несомненно снаружи. Есть огромная область неопределенности – например, человек верит в Бога и просит Его о милости, но его трудно назвать ревностным христианином. Относятся ли к Нему обетования Священного Писания? Мы не можем знать это определенно, но мы можем просить о нём Господа.

В-третьих, молитва это не инструмент достижения каких-то наших целей, к которому мы теряем интерес, как только полагаем эти цели достигнутыми (или недостижимыми). Молитва – это живое общение с Богом, в котором мы «изливаем, как воду, сердце наше пред лицем Господа» (см. Плач.2:19). Мы молим Бога о тех, кого любим – и, поскольку мы верим, что они не прекратили своего бытия и после физической смерти, мы продолжаем о них молиться: пусть Бог окажет им милость и даст им блаженный покой во свете Его лица. Воздержание от такой молитвы было бы чем-то крайне искусственным и принужденным.

Конечно, нам могут сказать, что если эти люди умерли в вере во Христа, Бог, по Своему обетованию, даст им это и без наших молитв. Но тогда мы могли бы выдвинуть тот же довод и против молитв о живых – Бог и без наших напоминаний даст им то, что сочтет нужным.

Мы, однако, молимся, потому что любовь Божья действует в этом мире через молитвы Его людей. Нет ничего несообразного в том, что молитвы верных служат подобным инструментом Божьей любви и по ту сторону смерти.

Обратная сторона довода против молитвы за усопших говорит о её бесполезности в случае, если человек умер в нераскаянном грехе. Он, как предполагается, погиб, и ничего для него сделать нельзя. Тут обычно вспоминают стих из притчи о богаче и Лазаре: «сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят» (Лук.16:26).

Может ли это быть доводом против молитвы об усопших? Нет, ведь молитва обращена к Богу – а не к Лазарю или даже Аврааму. Пропасть между раем и адом непереходима для самих душ. Но она, несомненно, не является непреодолимой для Христа, который Сам прямо говорит: «имею ключи ада и смерти» (Откр.1:18).

Это перекликается со свидетельством еще ветхозаветного псалмопевца: «Бог для нас – Бог во спасение; во власти Господа Вседержителя врата смерти» (Пс.67:21).

Слова святого Апостола Петра указывают на то, что Христос не только может перейти эту «великую пропасть» – однажды Он именно это и сделал, и Его проповедь звучала и в «темнице», то есть в аду, «потому что и Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных, быв умерщвлен по плоти, но ожив духом, которым Он и находящимся в темнице духам, сойдя, проповедал, некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению, во дни Ноя, во время строения ковчега, в котором немногие, то есть восемь душ, спаслись от воды» (1Пет.3:18–20).

Итак, практика молитвы за усопших отражает нашу веру в то, что жизнь человека как сознательного существа, продолжается и после физической смерти – он может сознавать происходящее с ним, испытывать утешение или муку, и знать о происходящем на земле. Мы можем проявить любовь к нашим усопшим близким, молясь о них.

Практика такой молитвы существовала еще в ветхозаветные времена – как свидетельствует II книга Маккавейская – и проходит через всю историю Церкви.