Письмо № 119. Н.С. Фуделю

5 II [1956, Усмань] ⁷⁴¹

Дорогой Николашенька.

Спасибо за письмо. Я бы не бюллетень взял на 5 дней, чтобы полежать, как хочет Тамара, а с великой бы радостью целый отпуск на месяц, да поехал бы к вам, посмотреть внучку ⁷⁴², побыть с Тамарой и многие другие сердечные дела справить. И годы и силы уходят, и теперь уже все время боишься, что ничего не успеешь сделать, никак уже не успеешь прожить так, как хочет любовь. Ты не можешь себе представить, как страшно кончать жизнь с сознанием, что многое, большинство из того, что хотел и мечтал, не сделано, что почти все данное тебе время потрачено зря.

Но ехать, конечно, невозможно (разве только Господь захочет этого же), т<ак> к<ак> ни отпуска, ни денег мне никто не даст.

Достал здесь в магазине «Идиота» и «Село Степанчиково», а «Войны и мира» нет, т<ак> что, если сможешь, пришли. «Идиота» я перечитываю с великой благодарностью автору. Был он несомненно учитель христианства, и его только тот не понимает и не любит, кому непонятна христианская нищета («блаженны нищие духом» ⁷⁴³, «будь безумным, чтобы быть мудрым» ⁷⁴⁴; «мы сор для мира») ⁷⁴⁵. Читаю, ухожу на работу на весь день и среди дня часто ловлю себя на том, что стараюсь быть лучше, чище, терпеливей, любовней, великодушней, проще, стараюсь подражать бедному Идиоту! Вот она, проповедь христианства, и я вновь услышал ее. Лишнего, конечно, много, сам Достоевский так и говорит об этом (о лишнем), но тот, кто полюбит основную идею, головную цель всей вещи, вот это явление небывалого дерзновения – евангельская простая правда в искусстве – тот по всему это<му> лишнему (нагромождению вставными психологическими проблемами и персонажами) только скользнет глазами, почти не утомляясь. Мышкин и Алеша Карамазов – это одно лицо, но в 80-х годах Достоевский осмелел и снял с него маску идиотства.

В одном месте, где его пьяница и шут Лебедев за графиню Дюбарри молится ⁷⁴⁶, я поймал себя на том, что я, кажется, уже молился за Мышкина. Настолько это для некоторых «живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого» ⁷⁴⁷.

Морозы все еще дикие (до 40°). В комнате еще тепло, но уже начинает промерзать в углах и там лежит снег. С потолка льет какая-то грязь у трубы. Машенька пробыла, прочирикала и уже ее нет. Про ее дела никому не говори, там в конце концов все это еще не окончательно и может выйти неприятность, если будут говорить ⁷⁴⁸.

Заканчиваю письмо тем же, чем начал: мечтаю приехать, побыть у вас, поехать в теплый день с тобой на Новодевичий ⁷⁴⁹. Чувствую быстрое течение «реки времени». Целую дорогую Лялю и девочку. Да сохранит их Бог от всякого холода и всякого зла.

Твой п.