КОНСТАНТИНОПОЛЬСКИЙ ЭПИЛОГ. ИОАНН МАЛАЛА

По кончине Гефестовой правил египтянами сын его Гелиос дней четыре тысячи четыреста семь, сиречь годов двенадцать и еще дней девяносто семь; но во времена те ни египтяне, ни прочие народы не умели еще счет вести, но одни числили за годы обращения луны, иные же обращения дневные. Счисление же по двенадцати месяцам измышлено было после того, как нареклись человеки у царей подданными.

Оный Гелиос, сын Гефестов, славолюбив был и могуществен. Узнал он от кого-то, что жена некая египетская, в достатке и чести живущая, возымев вожделение к мужу некоему, впала с ним в блуд; прослышав же сие, искал Гелиос уличить ее по законоположению Гефестову, дабы не ушла она от кары. Дознавшись о часе блудных ее свиданий и взяв воинов из дружины своей, ворвался он к ней в отсутствие супруга ее и обрел ее возлегшей с любодеем своим. Захватив ее, повелел он немедля со срамом водить е по всей земле Египетской; и сделалось со времени того целомудрие великое в пределах египетских. Любодея же того казнил он и тем благодарность себе стяжал. О деле сем повествует поэтически Гомер стихотворец, баснословя, будто уличил Гелиос Афродиту, смесившуюся в ночи с Аресом; Афродитой же назвал он вожделение блудное, от царя Гелиоса изобличенное. Истину же, нами выше изложенную, Палефа записал, летописец премудрый.

По кончине ж Гелиоса царя, сына Гефествоа, правил египтянами Сосис, а после царствования его воцарился Осирис, а после Осириса воцарился Гор, а после Гора воцарился Фулис, каковой покорил себе с силою великою всю землю даже до Океана. По возвращении же из похода, африканскими проходя землями, вошел он в прорицалище, гордынею обуянный, и вопросил, жертвы принеся, так:

– Прореки мне, Огнемощный, правдивый, Блаженный, в высях эфирных стезю свою стремящий! Кто прежде владычества моего возмог все покорить себе или кто после меня возможет?

И было ему прорицание такое:

– Первым – Бог; и Слово – по Нем; и Дух с Ними купно.

Сродны Трое сии, Едины, и власть Их вовеки.

Спешной стопой удались, о смертный, чей век ненадежен.

И тотчас же, по выходе из прорицалища, был он в земле африканской умерщвлен своими же людьми, заговор на него составившими.

Записал предания сии о древних и начальных временах царства Египетского Манефон. А еще явствует из писаний его же, что некогда иные были у пяти планет имена: звезду, нарицаемую ныне Кроновой, называли «Светящей», звезду Зевесову – «Лучезарной», Аресову – «Огнезрачной», Афродитину – «Всепрекраснейшей», Гермиеву – «Блистающей»; каковые имена изъяснил впоследствии Сотат Премудрый.

По скончании же времен тех воцарился над египтянами первым из сынов Хамовых Сострис. Сей, ополчась на ассирийцев и сразившись с ними, покорил их, и халдеев, и персов даже до Вавилона. Равным образом подчинил он себе Асию, и Европу всю, и Скифию, и Мисию. Когда же поворачивал он назад в Египет из земли Скифской, отобрал он себе мужей скифских, юношей воинственных, в числе пятнадцати тысяч; переселив их в Персию, там и повелел он им обитать, землю же дал ту, что сами они избрали себе. И остались в Персии скифы те даже доныне, наречены же они от персов «парфянами», что есть наименование скифов на языке персидском. И одежду, и речь скифскую, и законы скифские держат они даже доныне и весьма воинственны по время бранное, как написал Геродот Премудрый.

Во времена же царствия прежде именованного Состриса жил Гермий Трижды Величайший, муж египетский, ужасный мудростию своею. Говорил он, что у Демиурга Неизреченного имя – три ипостаси величайшие, Божество же едино. Сего ради и был он от египтян наречен «Трижды Величайшим». В речах же его многоразличных ко Асклепию обретаем его учившим о естестве Божием таковое:

– Если бы не действование Господа всего, мне слово сие открывшего, не снедал бы вас толикий пыл вопрошать о сем. Невозможно открыть таинства столь великие непосвященным; но внемлите умом своим! Единый есть Свет умный, прежде Света мысленного; и от века был Ум Ума пресветлый, и ничего не было иного, как только единство его; от века пребывает он в себе, но и вечно умом, и светом, и духом своим все объемлет. Вне его нет ни бога, ни ангела, ни демона, ни иной какой сущности; всего Господь Он и Бог, и все под Ним и в Нем есть. Ибо Слово Его, от Него исходящее, всесовершенное, породительное и демиургическое, в породительное пав естество, в воду породительную, оживотворила воду ту к зачатию.

Сказав же сие, молился он так:

– Заклинаю тебя, о Небо, великого Бога творение премудрое, милостиво буди! Заклинаю тебя, о Глагол Отчий, первым от Него изглаголанный, когда мироздание утверждал Он по воле Своей!

И в книгах, против царя Юлиана Кириллом благочестивейшим написанных, упоминается, что Гермий Трижды Величайший, о грядущем не зная, исповедал, однако, Троицу единосущную.

Царь же Сострис, вернувшись после победы своей в Египет, скончался; и воцарился по нем над землею Египетскою Фараон, Марахон тож; и впредь были у египтян цари из рода его.

Во времена же преждереченного царя Пика Зевеса явился в землях западных некто из племени Иафетова, в крае Аргивском, звали же его Инах; он первым воцарился в крае том. И основывает он там град, каковой по имени Луны, им почитаемой, нарек он Иополис; ибо и доселе нарекают аргивяне Луну в таинствах своих именем сокровенным сим, Ио. Создал он и святилище Луны во граде том, поставив ей столп медяный, на коем написал: «Ио, Блаженная, Светоченосная».

И взял Инах тот себе жену, звали же ее Мелия; и от нее имел он чад троих – Каса, и Вила, и дочерь, каковую наре он Ио по имени Луны. И была дева та прекрасна весьма.

И тогда Пик, Зевес тож, царь земель западных, прослышав про Иназа, что есть у того дочь, дева прекрасная, через подосланных похитил Ио, до Инахову, и вот лишает ее девства и творит непраздной; и родила она ему дочь, каковую нарек он Ливией. Но Ио, возмутившись сердцем о приключившемся с нею и не желая более иметь с Пиком общения, дочь свою оставила, отца же своего Инаха узреть устыдилась и бежала на корабле в Египет. Придя же в землю Египетскую, Ио там проживала; узнав же по некоем времени, что царюет над Египтом Гермий, сын Пика Зевеса, и убоявшись Гермия сего, бежит оттоле в Сирию, на гору Сильпий, ту, на коей впоследствии Селевк Никатор, царь македонский, заложил град и назвал его по имени собственного своего сына Антиохиею Великою. Отойдя же в Сирию, Ио там и преставилась, как написал Феофил Премудрый; другие, впрочем, рассказывали, что-де в Египте скончалась Ио.

Мех тем Инах, отец ее, разыскивать ее послал братьев ее и родичей, а с ними Триптолема и аргивян, каковые, повсюду розыск чиня, не обрели ее; когда же узнали аргивяне, иополитяне тож, что преставилась Ио в земле Сирийской, пришли они туда и пробыли там время малое в том, что стучались в каждый дом, приговаривая:

-Душа Ио да будет спасена!

Совершая же гадание, увидели они в видении сонном телиц, говорившую им человеческим голосом:

– Здесь я, Ио!

Пробудившись же, долго дивились они, какую силу имеет сонное сие видение; и, рассудив, что на горе оной почиет Ио, воздвигли они ей святилище, да и жили там, на горе Сильпии, основав и град свой, каковой нарекли они Иополис, и сами наречены были по причине той от сирийцев ионитами до сего дня.

Сирийцы же антиохийские от того времени, творя воспоминание, как пришли аргивяне разыскивать Ио, каждый год стучатся об оное время в домы эллинов даже доныне. Виною же, что остались аргивяне тогда в Сирии, было повеление Инаха, царя аргивского, отца Ио, сказавшего:

– Если не приведете ко мне дочерь сою Ио, не возвращайтесь в землю Аргивскую!

И основали там иониты святилище Кроново на горе Сильпии.

Что до Ливии, дщери Ио и Пика, Зевеса тож, то сочеталась она с мужем неким, по имени Посейдон, и родились у них трое сынов – Агенор, Бел и Эниалий. И отошли Агенор и Бел в Сирию, сведать, не жива ли Ио и где братья ее, кои приходились им родичами; не сыскав никого, повернули они назад. И направил Бел путь свой в Египет, где, взяв в жены Сиду, имел от нее сыновей двоих, Египта и Даная. Агенор же, отойдя в Финикию, взял в жены Тиро; и основывает он там град, каковой нарекает Тиром по имени супруги своей. И воцарился он там и породила ему Тиро сыновей – Кадма, Финика, Мира и Килика, и сними дочерь, каковую нарек он Европою. И процарствовал Агенор в землях тех шестьдесят лет и три года.

О Европе же поэты сказывали, будто дочерь она Финика, сына Агенорова; но в сем не согласны они с хронографами.

И приступил ко граду Тиру Тавр, царь Критский, и после сражения морского взял Тир оный к вечеру и, расхитив град, увел в полон многих, в числе коих взял и Европу, дочерь Агенорову. Агенор же и сыны его сражались в то время на рубежах; о сем-то проведав, и напал нежданного Тавр, царь Критский, на край тот с моря. Память же вечера того творят тиряне даже доныне, называя его Зловечерием.

И увел Тавр Европу в землю свою, и взял ее в жены; а была она дева, и весьма красива. И назвал он края свои по имени ее «европейскими». И родила она ему сына Миноса, как написал и Еврипид Премудрый, когда говорит в стихах своих, что-де Зевес, в Тавра, сиречь Быка, обратясь, Европу похитил.

И заложил оный царь Тавр на Крите острове град великий, каковой назвал он Гортиною по имени матери своей из рода Пика, Зевеса тож; Судьбу же града того назвал он Килиникою, по имени девы, от него в жертву закланной.

Меж тем царь Агенор, воротясь из похода своего в Тир и услыхав о случившемся нежданном нападении Тавровом и о расхищении столицы своей. Тотчас послал Кадма за Европою с деньгами немалыми и с воинством. На смертном же одре своем царь тот Агенор наказал, чтобы вся земля, им покоренная, поделена была между тремя сынами его. И приял Финик град Тир с прилежащими к нему землями, и назвал землю ту по имени своему Финикиею; так же и Сир соделал, нарекши полученную им землю по имени своему Сирией; так, наконец, и Килик нарек по имени своему доставшуюся ему землю Киликией.

И жил по дни царства Финикова Геракл Философ, по прозванию Тирский, который изобрел употребление пурпура. Идучи однажды по прибрежию града Тира, увидал он пса пастухова. Пожиравшего так называемую конхилу, каковая есть род малой морской раковины; пастух же, помыслив, будто окровавлена пасть пса его, взял от овец своих пригоршню шерсти и обтер влагу с пасти песьей, окрасив тем шерсть. Геракл же, приметив, что отнюдь не кровь то, но сила неведомой некоей влаги, изумился. И вот, вызнав, что у ракушки взята влага, шерсть окрасившая, взял он шерсть у пастуха и понес ее Финику, царю Тирскому, как дар великий.

Подивился и тот зрелищу краски цвета невиданного, и восхищен был изобретением новым, и повелел погружать в сок ракушки той шерсть и ткать ему ризу его царскую; и носил он первый из царей порфиру, и удивлялись все царскому его наряду, чему подобного прежде не видели.

И от того времени повелел царь Финик, да никто из подданных его не дерзает носить наряд таковой, из даров земли и моря устроенный, но только сам он и те, что будут по нем в Финикии царевать, дабы приметен был царь воинству своему и всему народу по одеянию своему дивному и чудному. Ранее же не умели люди риз окрашивать, но какова есть сама по себе шерсть овечья, такие и творили себе ризы, и носили их; и цари носили ризы верхние того же цвета из какой ни придется шерсти, и нелегко было распознать царя серди множества людей его. Но оттоле в каждой земле цари, государи и топархи, прослышав о сем измышлении, украсились нарядом, кто запонами златыми, кто порфирою, кто ризою червленою, окрашивая ее соком неких трав, и красовались так, дабы отличали их от людей их; а написал о том Палефат Премудрый.

А много времени спустя римляне, покорив себе землю финикийскую, истинное сие и носимое издревле одеяние царское себе усвоили, наименовав его на языке своем римскою «тогою»; и носят его консулы римские даже доныне.

Нума же, Помпилий тож, в Риме царевавший после Ромула и Рема, приняв посланцев из земли так называемых пелазгов, каковые посланцы носили хламиды с клавами красными, как носят и ныне выходы исаврийские, и видом их усладившись, первый в Риме положил хламиды носить: для царей порфировые, с клавами златыми, а для синклитиков своих, для сановников и военачальников хламиды белые с клавами пурпуровыми, знаком наряда царского, указующими на достоинство гражданства и подданства римского; и повелел он, чтобы впредь никто не входил к нему в палатий его иначе, как в хламиде. Но и стража дворцовая не впускала в палатий никого без хламиды, являющей честь одеяния царского, как написал Транквилл Премудрый, спасатель дел римских.

Сир же, сын Агеноров, муж был мудрый и написал письменами финикийскими книгу любомудрия счислительного; и учил, что-де начала бестелесны суть, души же меняют тебя и переселяются в тварей чуждых. Сему учил он первым, как написал Климий Премудрый.

Во времена те родился Фалек, сын Еверов, муж богобоязненный и мудрый, живший годов триста тридцать девять, о котором написал пророк Моисей. От Адама же до Фалека годов три тысячи, по слову пророческому.

Во времена Давидовы царил над Илионом, сиречь над землей Фригийской, Приам, сын Лаомедонтов. В царствование же его и сам Илион, и Дардан, и Троя, и вся земля Фригийская разорена была от ахейцев, меж коими ведомы Агамемнон и Менелай с Неоптолемом Пирром и прочие, пришедшие походом на Илион видны ради Париса, именуемого также и Александром. Который похитил Елену, распалясь на нее страстию.

Была же Елена та хороша станом, прибрана, с отменною грудью, бела как снег, хороша бровями, хороша носом, хороша всем лица устроением, кудревласа, светлоруса, большеока, благоуветлива – страшное для жен зрелище; лет же было ей двадцать шесть.

Началу же бед, погубивших Трою, и всю землю Фригийскую, и царство земли той, причина сыскалась таковая.

Когда родился Парис от Гекабы, Приам, отец его, пошед в прорицалище Фебово, вопросил о родившемся у него сыне; и дано было ему вещание:

– Родилось у тебя чадо, Парис злопаридственный; и сей, тридцати годов достигнув, разорит царство Фригийское.

Услышав сие, Приам тотчас изменил имя дитяти, нарекши его Александром, и отослал его в селение, именуемое Амандр, предав земледельцу некоему на воскормление, покуда не исполнится ему тридцати лет, о коих говорила вещание. И оставил оного Александр, иначе Париса, отец его Приам в селении; возведши же стену вокруг селения того, нарек он место Парием, градом великим.

Парис же пребывал в мете том, возрастая и прилежа к чтению, так что стал речист и в науках искушен. И слово похвальное сочинил Афродите, мудрствуя, что-де ни Паллада, не Гера ее превзойти не могут; Афродита же, сказывал он, вожделение есть, и от вожделения-де все порождается. Сего ради баснословствуют, будто судить призван был Парис меж Палладою, Герою и Афродитою и присудил Афродите яблоко, сиречь победу. Витийствовал же он так, что-де вожделение, которое есть Афродита, все порождает: и чад, и премудрость, и воздержанность, и художества, и все прочее. Как в человеках разумных, так и в скотах бессловесных; и нет будто ничего ни превыше вожделения, ни отменнее его. Оным же Парисом сочинен был и гимн к Афродите, написанный «Пояс».

Когда же минул ему год тридцать второй, Приам, разочтя, что проку тридцатилетнему, вещанием оным о Парисе предреченному, конец пришел, послал за Александром тем, Парисом же, и повелел привести его из деревни со всякою честию; ибо любил его Приам.

И вышел Приам во сретение сына своего; и сам он, и синклитики его с ним, и все братья его, и все люди градские. И так вступил в Трою Парис оный, на тридцать третьем году жизни своей, в месяце ксанфике, сиречь апреле.

И нашел Приам, что все и Парс хорош – и красотою, и силою, и беседою; и повелел ему взять дары и плыть в Элладу, дабы пожрать там жертву Аполлону Дафнейскому, каковой, мыслил Приам, умилится над старостию его и пронесет беду; ведь минул уже срок, вещанием предреченный. И написал царь Приам для Париса грамоты ко всем царям и топархам земли Эллинской, прося принять сына своего Париса, Александра тож, отходящего молебствия ради, сиречь Аполлону жертву пожрать; и отпустил Париса оного, послав с ним и дары царям тем. И отплыл тот в месяце десии, сиречь июне, в день осьмнадцатый, скончав дней пребывания своего в Трое пятьдесят и семь, имея с собою дары царские во множестве, а сопровождаемый сотнею мужей фригийских, юношей бодрых.

И прибыл он во град эллинский, именуемый Спарта, управляемый же царем, или топархом, Менелаем, сыном Плисфеновым. А был Менелай тот воспитан при дворе Атрея, царя аргивян, купно с Агамемноном, сыном царевым; сего ради называли обоих Атридами.

Собирался же Менелай немедля плыть со сродниками своими на Крит, жертвы пожрать желая Зевсу и Европе в Гортине, городе критском, когда прибыл к нему во град Спарту Парис. А был у Менелая обычай такой: на каждый год в те же дни вершить обряды положенные и жертвоприношения, память чествуя Европы, прародительницы своей. Но принял он Александра, Париса тож, и грамоту Приама. Царя Фригийского и Асийского, и царские дары взял; самого же Париса Александра обнял, и оказал ему благоволение, как собственному сыну, и всякую честь воздал, и определи ему проживать и кормиться в собственных своих палатах, и дозволил оставаться во граде том, сколько тот пожелает, попросив продлить пребывание свое, пока не отдохнет Парис от тягот пути, и лишь потом идти в святилище Аполлоново, дабы исполнить повеление о жертве. После же, устроив его и даровав слуг многих и в собственные свои палаты приняв, поспешно отплыл Менелай на Крит.

Итак, пока пребывал Менелай на Крите, жертвы принося Зевсу Астерийскому и Европе во граде Гортине, случилось Елене сойти в сад возле палат своих, прогуливаться купно с Ефрою, сродницею Менелаеваю через Пелопа, и Клитемнестрою из рода Евроцина. Парис же, украдкою в сад заглянув и цвет красоты Елениной приметив, уязвлен был любовию к ней; действуя через Ефру, сродницу Менелаеву из рода Пелонова, и Клитемнестру из рода Европы, совратил он Елену, похитил ее и бежал на кораблях троянских, с ним бывших, захватив с собою денег триста литр, и драгоценностей много весьма, и серебра, – купно с Ефрою из рода Пелопова и Клитемнестрою из рода Европы, и еще с пятью рабынями, постельничими Елены. И направился он к Синоду, а оттуда к Протею, царю Египетскому, и думать позабыв о посещении святилища Аполлонова и о принесении жертвы в земле Эллинской.

Когда же проведали воины, дворец Менелаев стерегшие, о бегстве Еленином, устрашились они и отрядили немедля воинов трех из Спарты, града эллинского, в Гортину, град критский, к царю Менелаю с вестью о том, что похитил Елену Парис. А с нею прихватил и Ефру, сродницу цереву, и Клитемнестру. И был Менелай, услышав сие, как в уме поврежден, и много гневался на Ефру, ибо возлагал прежде не целомудрие ее надежду особливую. Немедля вернулся он морем в Элладу, во град Спарту, и всюду разослал людей на поиски Елены, и Париса, и сущих с ними. Но не нашли их.

По прошествии же времени прибыл из Египта в Трою Парис, везя с собою Елену, и деньги, и все богатство ее. Когда же увидели Приам и Гекаба Елену подле Париса, изумились они красоте ее и вопросили ее, кто она и кто предки ее. Елена же ответила:

– Сродница я Александру, Парису тож; и ближе мне Приам и Гекаба, нежели Плисфенов сын Менелай. Ибо от Даная и Агенора, сидонян, и от предков Приамовых веду я род мой. От Плесионы, дочери Данаевой, Родились Атлант и Электра, от Электры царь Дардан, а уж от него пошел Трои и цари Илионские, в череде коих через Финика, сына Агенорова, порожден был Дина, отец Гекабин; меж тем из рода Дины того и Леда происходит.

Сказав сие, молила Елена Приама и Гекабу клятву дать, что не выдадут ее, и уверила, будто не взяла ничего от богатств Менелаевых, но все ее достояние есть. Тогда Гекаба, обняв, лобызала ее и от того часа возлюбила ее перед всеми.

Проведав же, что Елена в Трое с Парисом обретается, послов отправили Агамемннон и Менелай с требованием выдать Елену. Досаждала ведь и сестра ее Клитемнестра мужу своему Агамемнону, царю Аргиевскому, ища возвратить Елену, сестру свою; и написала она, и вручила Менелаю послание к Елене, долженствовавшее убедить ее.

И пришел Менелай к Приаму, требуя Елену, супругу свою, прежде, нежели начать войну; но не склонились Приамиды выдать ее. И тогда стали собираться походом на Илион Атриды и звали с собою царей союзных, или топархов. И упрашивали они Пелея и Фетиду, жену его, Хирона, отца ее, царя-любомудра, отпустить с ними Ахилла, сына Фетиды и Пелея оного, Хиронова внука. И посла Хирон за Ахиллом; а тот обретался у царя Ликомеда, тестя своего, отца Деидамии. И пошел с Атридами Ахилл тот, ведя с собою войско свое из мирмидонян, именовавшихся тогда так, ныне же болгарами именуемых; было же их три тысячи, и с ними Патрокл стратопедарх и Нестор, кои упрошены были Хироном, Пелеем и Фетидою, да с Ахиллом пребудут неотлучно.