1869 г.

Апреля 23 д. Общество ревнителей Православия и благотворителей в Северо-Западном Крае было открыто, но только лишь 14-го сентября того же года оно имело первое общее собрание членов. В этом торжественном собрании, в присутствии Литовского архиепископа⁸⁷⁷, произведены были выборы в члены совета и между 10-ю избранными лицами к удивлению, не оказалось имени г Спичакова, главного виновника и деятеля при образовании Общества. Это, как слышно было, очень опечалило его, и он едва ли тотчас же не оставил это Общество.

15-го числа, известный автор многих книг церковно-исторического содержания граф Мих. Влад. Толстой⁸⁷⁸, препровождая ко мне экземпляр 3-й книги своих Рассказов из Истории Русской Церкви», писал мне:

«Прилагая экземпляр третьей кииги моих «Рассказов из Истории Русской Церкви» покорнейше прошу ваше преосвященство принять его на память об авторе, глубоко чтущем вас и искренно вам преланном. Тут же вложена и 2-я книга, не дошедшая до вас прошедшею весною.

Глубокою скорбию поразила всех нас кончина нашего великого и приснопамятного Святителя. Для меня особенно прискорбно было то, что я не мог отдать последнего долга почившему, как бы желал. В самый день выноса тела в Чудов монастырь я занемог и пролежал две недели: не был ни при отпевании, ни при погребении в Лавре.

Не знаем, кто будет преемником почившего о Господе старца. Я спрашивал об этом обер-прокурора Св. Синода⁸⁷⁹, постившего меня во время болезни, но он отозвался незнанием. Впрочем, весьма хвалил преосвящ. Димитрия Херсонского⁸⁸⁰ и Антония Казанского⁸⁸¹. Не один ли, из иих?».

В ответ на это я писал графу от 19-го числа:

«Спешу принести вашему сиятельству искреннюю благодарность за ваш приятный для меня дар. Усердно желаю, чтобы Господь помог вам довершить начатый вами столь полезный труд, во славу его пресвятого имени и в, назидание чад православиой церкви.

Скорбь Москвы о лишении великого ее архипастыря есть скорбь не только целой России, но и всего Православного, Востока».

Я был, можно сказать свидетелем зарождения «Рассказов из Истории Русской Церкви» Графа М. В. Толстого. В 1860–1861 г. напечатаны были в Москве даровитою писательницею Г-жею Бахметевой «Избранные Жития святых, кратко изложенные по руководству Четиих-Миней, по месяцам, в 12-ти книжках». Сочинение это подало Графу мысль составить и напечатать в таком же роде Жития собственно Русских Святых. Раз летом, – это было, кажется, в 1863 или 64 г., – я приезжаю утром к Графу Толстому, который в это время жил в собственном доме за Пресненскими прудами, и между разговорами он сообщил мне, что он начал писать Рассказы о Русских святых по примеру «Избранных житий святых» Бахметевой. Рассказы эти, начиная с св. Владимира, писатель-Граф начал помещать с 1865 г. в Душеполезном Чтении и довел их до XVIII столетия. Рассказы очень обстоятельные и написаны легким и приятным языком⁸⁸².

17-го ч. писал мне из Петербурга (разумеется, чужою рукою) известный путешественник по Востоку, слепец Гр. Ив. Ширяев⁸⁸³, прося моего содействия к распространению по церквам Полоцкой епархии составленной А. С. Князевым, а им изящно изданной, книги, под заглавием: Проповеднические подвиги Апостолов Славян свв. Кирилла и Мефодия, Спб. 1866 г., в 4 д.

Так как назначенная за эту книгу цена 3 руб. была не по средствам бедных церквей вверенной мне епархии, то я не признал возможным удовлетворить просьбу издателя – слепца, ревнителя духовного просвещения.

Слепец Шярев был лично мне известен. Однажды при мне, когда я был Синодальным Ризничим, он явился к покойному Митрополиту Филарету и вручил письмо от Новгородского Митрополита Никаннора⁸⁸⁴. Владыка, прочитав письмо обратился к иконе, и довольно громко произнес: «Благодарю Тебя, Господи, что Ты обращаешь ко мне сердце Первостоятеля Русской церкви».

Вероятно, не без особенной цели произнесены были вслух эти слова. Затем сказав Ширяеву несколько слов, Владыка отпустил его, а я остался.

Того же 17-го числа писала мне из Москвы Н. П. Киреевская:

«До сей минуты я не могла собрать сил написать к Вам, а жаждала душою иметь слово утешения от Вас, Владыко Святыый! Ваше долгое молчание печалит меня; не понимаю причины, по которой лишаюсь утешения Вашей любезной для меня беседы?!

Искренно-истинная моя преданность Вам не подлежит изменению, ни уменьшению, она Вам твердо доказана и основана бе на камени. Усердно прошу Вас сохранить и Ваше ко мне расположение духовно-дружественное, – я им дорожу сердечно, – и теперь, в грустную эпоху общего нашего несчастного сиротства; единодушные, единомысленные и истинно чтившие и любившие Отца-Благодетеля, в Бозе почившего Владыку Митрополита Филарета, должны быть, еще ближе друг к другу связуясь чувством любви к почившему.

Господь привели мне быть близкой к Великому Святому Старцу в продолжении 28-ми лет, а 1842 г., по кончине старца нашего, о. Филарета Новоспасского⁸⁸⁵, Владыка Митрополит не отказал принять меня недостойную под свое руководство духовное и был моим Старцем. Мое сиротство настоящее – горчайшее; никто и никогда не-уменьшить глубокой горести – вечной разлуки с Отцем Благодетелем моим.

Но должна благодарить милосердого Бога что имела счастье быть у Владыки 16-го Ноября и это случилось вот почему: я была 9 числа у Владыки и, кажется, простудилась и пришлось проболеть несколько дней. В среду, ночью на 16-е Ноября, я сильно разнемоглась и всю ночь не могла заснуть, чувствуя в мозгу боль нестерпимую. Наконец, измученная страданием после благовеста к утрени, начала задремывать, и вижу, что я у Владыки Митрополита, где оканчивается служение утрени. Владыка берет меня за руку и вводить в свою спальню, в которой диван от его кровати разделен ширмами, и говорит: успокойтесь, вот на диване ложитесь.... Я прошу Его благословить меня говоря, что ужасно мучительная боль в голове. Владыка накладывает обе руки свои мне на голову, благословляет и, указывая на диван на котором вижу мои две подушки, опять говорит: успокойтесь лягьте. Я легла по слову Владыки, а Он пошел за ширмы и, слышу, лег на свою кровать. Мысль, что мне неприлично лежат тогда, когда лег отдыхать Владыка, боролась с мыслью, что по Его св. благословению я легла. Но опять мысль, как бы не было неприятности от этого Владыке, заставила меня встать и идти за ширмы к постели Владыки. Он лежал на правом боку и милостиво спросил: что Вас беспокоить? Я ответила: благословите меня пойдти, Владыко, и перекрестите меня. Владыка привстали, я стала пред ним на колена. Он благословил меня, перекрестил и простился со мною. Я взяла одну из подушек и вышла из Его спальни; заутреня окончилась совсем и монах в камилавке меня встретил и очень сурово взглянул на меня, вышедшую из спальни Владыки. Мне подумалось: хорошо, что я ушла, а то неловко бы было от переговоров. Пришла к семье и в эту минуту удар колокола приходской церкви к ранней литургии разбудил меня….

Радость, чувствуемую от этого сновидения, я не могу выразить Вам, – и боль моя мучительная была исцелена благословением Владыки! Жажда видеть Его и получить Его святое благословение на яву была непреодолимая, и я расположилась ехать ко Владыке, в обычный час в 2½ по полудни. Это было 7-мь часов утра. В 9-ть часов мне подумалось поделиться счастьем видеть Владыку с друзьями Мухановыми⁸⁸⁶, потому что они были у него только один раз на несколько минут, т. е. по приезде Его из Лавры. Я написала к ним мое предложение, они с радостью его приняли и мы поехали вместе. Они спрашивали меня, что по назнанечению ли Владыки я еду сегодня. Я ответила: нет. Ну так может нас, и не примут, Владыка не так здоров. Я утвердительно отвечала, что нас примут, что мы увидим Владыку. И действительно не медля минуты. Владыка нас милостиво принял, беседовал много, приятно и весело; давно не был таков Владыка. До двух раз удерживал нас и мы более часа просидели у него. Неоднократно благословил меня провожал в зале опять всех благословил; и, когда мы пошли, еще раз, благословил нас вслед и поклонился нам.

Я не могла при Мухановых сказать Владыке о сновидении моем, но ясно видела из взгляда и улыбки его, что знает о исцелении им меня. Трое суток радость дивная обитала в душе моей, а в воскресенье, в 4 часа пополудни, письменная весть с Троицкого подворья поразила меня и всю семью мою горем, увеличивающимся день от дня более и сильнее.

Здесь говорят много, ломать хотят много и многое и вырвалось слово: «наконец развязал мне руки». Это Об. Пр.!⁸⁸⁷

Места покойного желают и ищут многие, белое духовенство желает для своих целей Преосвящ. Димитрия⁸⁸⁸. Дивный человек, но не администратор, и потому все, что кому угодно, будет деяться… Говорят и о Преосвящ. Леониде⁸⁸⁹; а желают: Митрополита Арсения⁸⁹⁰, который уже вероятно, и к 40-му дню придет, преосвящ. Нила⁸⁹¹, у которого золотые прииски, и проч. Кто бы ни был назначен, а и тени покойного в нем не будет. Зная духовность твердость Православия преосвящ. Филофея⁸⁹², нельзя не желать Его, но едва ли он согласится принять такое великое место, на котором придется ломка заповеданной вселенскими соборами святыни. Простите, много уже сказала, истребите мое письмо, но сохраните мне доброе Ваше отеческое чувство. Не оставьте меня и всех нас Вашими святыми молитвами и святительским благословением и примите выражение моего к Вам уважения, любви, преданности и готовности всегда к услугам вашим».

В ответ на это скорбное послание я писал от 23-го числа:

«Примите от меня и разделите со всем вашим любезным семейством, с вашими чадами и внучатами, мое искреннее, сердечное поздравление с великим и торжественнейшим Праздником Рождения Христа Спасителя. Всемирная радость, воссиявшая из Вифлеемского вертепа коснувшись и Вашего сердца, да умерит Вашу, глубокую скорбь о лишении великого старца и общего нашего отца и благодетеля!

Нечаянная весть о кончине Московского Святителя, достигшая до меня в 10-ть часов вечера 19-го ноября, потрясла меня до глубины души. Три телеграммы с этою роковою вестью одна в след за другою, как три стрелы, пронзили мое сердце… Но, когда узнал об обстоятельствах блаженной кончины Святителя, я увидел здесь точное исполнение моего давнего предчувствия, простиравшегося до убеждения. Не знаю, говорил ли я когда-либо вам, но я многим рассказывал в Москве, что еще в бытность мою на должности Синодального Ризничего, я многократно видал во сне владыку митрополита умирающим среди служения в храме. Поистине дивная и блаженная кончина!...

По причине отдаленности и по некоторым другим обстоятельствам я не мог предпринять вторичного путешествия в Москву, чтобы воздать последний долг сыновнего поклонения Усопшему Рукоположителю моему и Отцу, но я почитаю себя счастливым и благодарю Господа, что он устроил мой путь в Москву в прошедшем августе. Я имел тогда утешение получить от милостивого и мудрого юбиляра-архипастыря истлшно – отеческое наставление и успокоение в моих душевных скорбях.

Последствия кончины Московского первосвятителя и для Москвы и для всей церкви неисчислимы и возбуждают в душах всех благомыслящих людей страшные опасения. Единственная надежда на милость и благодатную помощь Великого Пастыреначальника Господа Иисуса Христа.

Как будете в сороковой день в Лавре, не забудьте воспомянуть меня в Ваших молитвах пред св. мощами великого угодника Сергия и прошу Вас к Вашему поклонению пред свежею могилою нового молитвенника о нас пред престолом Божиим присоединить и за меня земное поклонение почившему в Бозе Святителю. Все, чего требовал от меня долг признательности по отношению к усопшему рукоположителю и благодетелю моему, мною исполняется здесь неопустительно. Кроме того, по моему распоряжению, не только во всх церквах Полоцкой епархии совершена заупокойная литургия о приснопамятном рабе Божием преосвящ. митроп. Филарете, но и внесено имя его в синодики для вечного поминовения.

Что скажу вам нового о себе? Особенно ничего, кроме того, что с недавнего времени начал употреблять в помощь естественным очам искусственные глаза. От постоянного чтения и письма, без малейшего развлечения, зрение мое до того начало ослабевать, что оказалась потребность в очках. К счастию моему, наш Витебский окулист – немей пожобрал мне такие хорошие очки, что с помощью их мое зрение совершенно возродилось, и я без особенного утомилния могу читать при огне часов по пяти и по шести».

18-го ч. писал мне преосвященный Леонид в ответ на мое письмо от 22-го ноября:

«Дружественное, в первые дни скорби пришедшее от вас слово тронуло меня глубоко. Прежде нежели получить письмо ваше, я уже неоднократно вспоминал о ваших снах. Великий Отец наш телом так незаметно истаевал, что я имел малодушие страшиться смерти его внезапной, без всякого ожидания и приготовления. Но Господь в дальний этот путь не восхотел без Себя отпустить того, кто был всегда вседушевно погружен в страдания Христовы и из сея тайны: почерпал свои силы.

Москва всецело объята была чувством скорби: никогда не видала она такого многолюдства на улицах своих, никогда не был столь строен ход церковный, и едва ли когда-либо к чему-либо было такое сочувствие и такое единодушие во всех обществах, во всех домах. Дела овладели всем моим временем, кроме часов богослужения и тех, в которые по истомлению не могу работать. Ни к прошедшему обратиться, ни в лицо будущего взглянуть некогда. Благодарен буду глубоко, если иногда долетать будет до меня ваше сердечное слово.

Простите и подкрепите молитвою вашею святою».

19 ч. писала мне из Москвы П. А. Муханова:

«Приносим вам наши поздравления с наступающим праздником Рождества Христова и новым годом. А мы, увы! совсем осиротели, и пусто и грустно, по отшествии праведного Филарета милостивого. Однако сколь милостив к нам Господь Бог, мы за два дня видели возлюбленного, незабвенного святителя нашего, вместе с Наталией Петровной Киревской были у него, и час целый бесежлвади с ним, и он казался менее слаб, нежели во время своего юбилея. Несколько раз хотели встать, но владыка продолжал беседу, и что-то такое чрезмерно ясное и любвеобильное читалось во взоре его, что, возвращаясь домой, мы с утешением замечали друг другу, что, кажется, здоровье владыки несколько опять укрепляется, и вот внезапно узнаем, что светильник угас и мы все остаемся во мраке и сени смертной, а он вероятно, получает венец труженической и подвижнической своей жизни. Кто будет его преемником, еще неизвестно; – кто б ни был, а все не он! Троицкое подворье опустело, но притекают все с молитвою и упованием к месту, где покоится тело Его столь долго бывшего храминою Духа Святого».

На письмо я отвечал 30 числа:

«Взаимно приношу и Вам мое усерднейшее поздравление с преходящим великим праздником Христовым и с наступающим новым годом. Господь времен и Царь веков да продлит к Вам и во грядущем лете свои великие милости.

Нечаянная весть о внезапной кончине великого Святителя Московского поразила меня до глубины души. Но среди отой глубокой скорби я действительно находил утешение в том,

что имел счастье в минувшем Августе, видеть почившего в Бозе Рукоположителя и Благодетеля моего и получить от него отеческое наставление и утешение – А время идет своим чередом: вот уже миновал и сороковый день по кончине незабвенного Архипастыря. Теперь, вероятно, скоро уже последует и назначение преемника усопшему Святителю. Кто-то будет? Вопрос великой важности!...»

В письме от 20-го числа изливала предо мною свою скорбь о кончине великого Московского Святителя Зосимовского Старица-Игумения Вера⁸⁹³. Она писала мне:

Теперь наступает великий праздник Рождества Христова и потом новый год. Вот, я и осмелилась принести Вам от всей души моей и от всей обители усерднейшее поздравление, с усерднейшим желанием Вам здоровья и долголетия. В эти торжественные дни Святая Церковь святыми гимнами своими призывает и небо и землю радоваться. Но, милостивый и любвеобильный Владыко, посудите сами, можно ли радоваться нам осиротелым?! Угас Светильник наш, закатилось наше светлое и теплое солнышко! Лишились мы милосердого Отца и Покровителя Нашего! С помощью Божию я успела приехать к обедни; после которой совершено было отпевание почившего; после оного, за ужасною теснотою, едва, едва я могла прикоснуться, поцеловать святую ручку Святого Владыки, но как я обрадовалась узнавши, что по окончании погребения гроб его не закрыли, и что днем и ночью допускают всех. В два часа пополуночи я с Магдалиною и с келейнииею приехали в Чудов и в церкви, хоть и много было народа и входящего и выходящего, было просторно и свобоно. У Владыки только лицо было покрыто воздухом, а ручки и весь лежал в гробе открыт Иеромонах читал Евангелие, четыре диакона в черных стихарях стояли над гробом с рипидами, народ во множестве ставил свечи к гробу, точно как к мощам ставят, некоторые служили панихиды и мы удостоились сие исполнить. До 5-ти часов мы пробыли у гроба Нашего Отца и Покровителя и ни один рраз прикладывались к обеим ручкам его, и простились с ним с горячими слезами; ибо в 5-ть часов заблаговестили к ранней обедне, и хлынуло множество народа и ждали прибытия духовенства и мы поспешили уехать от тесноты. Три часа у гроба Владыки нам показались за три минуты. И горько простились с Ним до вечности. Последний же раз я была у него 18-го Октября. Милостиво принимал меня, отечески занимался со мною, и сборную книгу, по Его резолюции, выдали нам из Консистории, в коей он начале своею рукою подписал 30 руб. В обители нашей глубокое уныние; ежедневные заупокойные обедни после которых ежедневные панихиды; до сих пор сильная печаль наполняет мою грешную душу».

Того же 22-го ч. писал мне из Москвы К. И. Невоструев:

«О преемнике Владыки ничего еще нет определенного. Весьма прискорбно и обидно как для чести приставившегося, так и для самых прав гражданства и небезопасно для многпх бывших в интимных отношениях к Первосвятителю и открывавших ему свои воззрения и чувствования то, что, по распоряжению Св. Синода, все бумаги Владыки велено взять и прислать в С.-Петербург на имя Обер-Прокурора. Вследствие сего забрано все, что на бумаге найдено, вся переписка, все лоскуточки, и то, что не следовало бы отнюдь знать экотерикам⁸⁹⁴, попадет, именно, в руки человека, Вам известного⁸⁹⁵».

27-го числа, писали мне из Троицкой Лавры профессор Московской Д. Академии С. К. Смирнов:

«Истекающий год был роковой для Церкви русской и вселенской!... Грустное слово: «Митрополита Филарета не стало» долго еще будет оглашать слух сынов Православной Церкви! Не пройти скоро этой глубокой скорби всех поразившей. Вся Россия так свыклась с этим великим именем, что оно пребудет во век незабвенно.

Ваше Преосвященство более других были счастливы, как будто по благодатному внушению возымев неодолимое желание насладиться беседою с великим Святителем; беседа была неоднократная, продолжительная и оторваться Вам от нее не хотелось, как будто, по тайному предчувствию, что беседа эта последняя. Известна Ваша глубочайшая преданность Вашему Отцу, можно быть уверенным, что и скорбь Ваша о разлуке с ним глубока и сильна. Да дарует Вам Господь найти облегчение скорби во благодати молитвы!»

Казначей Московского Высокопетровского монастыря, Иеромонах Иосиф письмом от 28 числа, Редактор Русского Архива», П. И. Бартенев⁸⁹⁶, желает пожертвовать для церквей Полоцкой епархии 100 экземпляров издаваемого им журнала за 1867 г. – Вскоре затем действительно я получил от Г. Бартенева означенное количество экземпляров Рус. Архива. Выразив жертвователю усердную благодарность я распределил большую часть экземпляров по церковным библиотекам, по экземпляру или по два раздал в библиотеки духовно-учебных заведений, а несколько экземпляров оставил у себя для подарков.