Люба-юродивая
Во дворе Илорского храма, в деревянном доме, построенном для приезжих богомольцев, поселилась женщина по имени Люба. Кто она была, больная или юродивая, одержимая бесом или тайная подвижница,– неизвестно. Раздобыв метлу, совок и лопату, она целый день с утра до ночи убирала двор, чистила туалет, мыла пол и соскабливала грязь с плит, которыми был выложен вход во двор храма под колокольней. Она ходила босиком, как видно, никогда не умывалась, и ее ноги и лицо были покрыты слоем грязи. Она почти не отдыхала, все время находила себе работу. Но при этом сквернословила. Когда Люба видела приезжих паломников, она выбегала им навстречу, бранилась, а иногда кричала: «Ура!». Ей были свойственны странные выходки, похожие на детские проказы: то сдернет с головы женщины платок, то спрячет обувь паломников, остававшихся на ночь, но это ей прощали как больной. Старый священник Димитрий Какубава ценил ее за труды.
Храм святого Георгия каждый день посещали паломники, чаще всего из Мегрелии, и приводили скот в жертву. К рогам козла или барана прилепляли зажженные свечи и трижды обводили животное вокруг храма. Затем пламенем свечи делали отметку на лбу животного. У храмовой стены было специальное место, где животных резали, подвесив их к перекладине за задние ноги. Тут же стоял большой котел: считалось, что мясо жертвенного животного должно быть вареным. Потом паломники садились за трапезу, часть мяса отдавалась служащим церкви. Люба очищала землю, пропитанную кровью, посыпала это место песком. Внутрь храма она никогда не заходила, также никогда не отдыхала в сторожке, где горел бухар.
В Илорском храме находился выкованный из железа полукруг в форме лука – напоминание о победоносном оружии святого Георгия, и у богомольцев был обычай трижды проходить через этот лук, держась за железную тетиву; считалось, что это особенно помогает бесноватым и душевнобольным. Бывали случаи, когда в Илорский храм приводили буйных одержимых. Один раз в храме больной разорвал веревки и хотел ворваться в алтарь; только несколько человек смогли с трудом удержать и связать его. На моей памяти в Илорском храме случались чудеса и исцеления: так, например, больной, о котором я упоминал, через несколько недель пришел в храм здоровым.
Люба постоянно сквернословила, но глаза ее были добрыми, и на лице иногда появлялась улыбка, застенчивая, как у девушки. Все это не вязалось с бранью, которой она поносила людей. Некоторые считали ее юродивой, а другие – одержимой бесом и смотрели как на приблудную собаку, которая прижилась в чужом дворе. Когда никто не останавливался на ночлег в храме, то она спала в доме для паломников, а если там был народ, то уходила в угол двора и спала там между стеной и туалетом. Вставала она раньше всех и начинала уборку двора. Когда священник встречал ее приветствием, она не отвечала. Тогда он обращался к ней с ее любимым «ура», и она радостно кричала в ответ: «Ура!». Некоторые, слыша ее брань, спрашивали отца Димитрия, почему он не выгонит ее; священник отвечал: «Может быть, она человек Божий, и если я выгоню ее, то случится какая-нибудь беда».
Однажды в храм приехал епископ Леонид (Жвания). Увидев женщину, которая размахивает руками и бранится, он подозвал ее к себе. Она подбежала; он посмотрел на нее и сказал спокойно, как будто ожидал увидеть ее во дворе храма: «Зачем вы волнуетесь? Если вам что-нибудь не нравится и вы недовольны, то можете обращаться по инстанции». Эти слова, как видно, были неожиданными для Любы, и она ответила: «Нет, я всем довольна». Епископ благословил ее и сказал: «Все будет хорошо» – и пошел в храм. Люба следовала за ним поодаль, держа какой-то кусок материи, кажется, скатерть, в поднятой руке, как флаг, и радостно кричала: «Ура!». После встречи с епископом она стала заметно меньше сквернословить.
Прошло ровно шесть месяцев, и она так же внезапно исчезла, как и появилась. Кем она была: бесноватой или юродивой, которая дала обещание жить при храме полгода,– кто знает?
Однажды в Илорский храм приехал иеромонах с послушницей, молчаливой девушкой, которая смотрела в землю, не поднимая глаз. Он возил ее по монастырям и даже в пустыню. После посещения храма он выразил неудовольствие священнику в том, что Люба, вместо того чтобы подойти под благословение, продолжала сквернословить. Отец Димитрий ответил примирительным тоном: «Надо носить тяготы и болезни друг друга». Иеромонах продолжал: «Если бы я был один, то не обратил бы внимания, но со мной девушка, я обязан защищать ее от оскорблений». Тогда священник вспыхнул и, отведя его в сторону, сказал: «Очень жаль, что вы, монах, не один,– с вами девушка; это большее оскорбление для монашества, чем брань юродивой,– и добавил: – Что у юродивых на языке,– показав на Любу,– то у некоторых в уме; она, может быть, обличает нас». Иеромонах оскорбился и уехал вместе с послушницей, отказавшись от трапезы.