О четках

Я помню, как в 60-х годах, во время моего пребывания в Сухумской епархии, между духовенством произошел спор: имеет ли право мирянин молиться по четкам. По моему мнению, этот спор показал только одно: насколько бездуховным стало наше время. Люди, которые по своему сану и долгу призваны учить молитве, перестали понимать, что значит внутреннее молитвенное предстояние перед Богом, которое называется также «трезвением», «тайным поучением», «памятью Божией» и Иисусовой молитвой. Они считают, что слова апостола Павла: непрестанно молитесь ¹¹⁵ – относятся не ко всем христианам, а только лишь к избравшим особую аскетическую жизнь, то есть в настоящее время к монахам.

Четки – это одно из внешних орудий молитвы; пользуясь ими, человек, согласно церковным правилам, может заменить суточные службы и другие молитвословия (разумеется, кроме церковных Таинств) определенным количеством Иисусовых молитв. Кроме того, четки являются постоянным напоминанием человеку о молитве.

В исторической литературе сохранилось немало свидетельств о том, что еще два столетия тому назад четки носили ремесленники, крестьяне и даже солдаты. В греческих церквах и на Востоке молитва по четкам никогда не вызывала сомнений и принималась как церковное предание. Теперь потеря внутренней молитвы, переход на внешнюю деятельность с забвением самого главного – сочетания сердца с Богом – привела современных христиан к искаженному пониманию молитвы, как будто она должна ограничиваться только определенным временем и местом и кроме этого ум и душа могут беспрепятственно вращаться в кругу земных предметов и представлений. Поэтому теперь многие смотрят на четки только как на атрибутику монашества наравне с клобуком и мантией. При виде четок на руках мирянина они говорят: «Кто позволил ему носить четки; что он – монах? Это нарушение правил!» – а каких, не знают сами. Надо сказать, что древнее предание – молиться по четкам – осталось не только у православных на Востоке, но также и в таких конфессиях, как монофизитство и католичество, кроме того, в старообрядчестве, представляющем собой консервацию обрядов Русской Церкви XVI–XVII столетий; четки существуют также у мусульман, буддистов и так далее.

В древних монашеских уставах, где объясняется символическое значение монашеских одежд, нет упоминания о четках. В Требниках, изданных до XVIII столетия, также нет обряда благословения четками, так как в то время четки были обычным предметом христианской жизни, и только в XVIII веке надо было ввести в чин монашества благословение на непрестанную молитву вместе с четками именно потому, что такая молитва стала забываться. Я спрашивал об этом архимандрита Серафима ¹¹⁶. Он ответил, что «четкоборчество» происходит от незнания, но прибавил, что монастырские старцы считали, что мирянам надо получить от духовного отца – старца благословение «на четки», так как для Иисусовой молитвы нужно руководство и обучение, особенно в первое время; он считал, что ношение четок требует от человека непрестанного молитвенного труда, иначе сами четки на Суде Божием будут обличать его в нерадении или в лицемерии. Отец Серафим говорил, что глинские старцы благословляли своих чад на молитву по четкам, но из-за богоборческого времени не советовали носить четки открыто.

Одна старая монахиня рассказывала мне, что ее бабушка была в Палестине и привезла оттуда икону Рождества Христова, вырезанную на дереве, и четки, также сделанные из дерева и украшенные тонкой резьбой. Впоследствии дети разделили между собой эти четки по двадцать бусинок и по ним читали Иисусову молитву. Она говорила, что особым искусством делать резные иконы и четки славились православные арабы Вифлеема. Многие паломники привозили с собой четки из Палестины, и они хранились в их семьях как святыня. Я видел четки из кожи, которые были распространены в Древней Руси, они назывались лествицей (что значит на церковнославянском «лестница»),– молитва по ней возводит ум человека от земли к небу. На Кавказе многие христиане постоянно носили четки из янтаря. У епископов и князей были четки, сделанные из слоновой кости и драгоценных камней. Диавол, когда не может разрушить христианство путем гонений и клеветы, старается лишить человека внутренней духовной жизни и сделать христианство внешним. Поэтому враг восстал против Иисусовой молитвы и Причастия, внушив многим людям, в том числе и священникам, что Иисусова молитва – это дело одних монахов, а частое причащение может лишить человека благоговения и привести к прелести, то есть к духовному обольщению.

Когда в 60-х годах я служил в Сигнахи, в храме святого Георгия ¹¹⁷, то мне захотелось посетить Хирсский монастырь, где находится гробница одного из учеников преподобного Иоанна Зедазенского – святого Стефана Хирсского ¹¹⁸. Недалеко от Сигнахи в небольшом кахетинском селении жил священник. Он уже не мог совершать храмовые службы, а крестил у себя на дому детей, отпевал усопших и исполнял другие требы в своей и соседних деревнях. К сожалению, я забыл его имя. Он иногда посещал Бодбийский монастырь. Я решил попросить его проводить меня в Хирси и вместе с церковным старостой отправился в его деревню.

Кахети – это уголок Грузии, где можно увидеть картины минувших веков: дома из деревянных бревен, посуда из старой керамики, оружие, передающееся из поколения в поколение. Пожилые кахетинцы на праздники любят надевать свой традиционный костюм: препоясанную чоху и небольшую шапку, похожую на монашескую скуфейку. Там время не гонит человека, люди живут, не торопясь и не спеша, и кажется, будто над Кахетинской равниной само солнце движется медленнее.

Старый священник сразу же согласился проводить нас в заброшенный и опустевший монастырь, с которым, как я узнал впоследствии, было связано его детство. При Хирсском монастыре до революции действовало духовное училище. Когда-то здесь был один из духовных очагов, откуда свет христианства распространялся в восточные области Грузии, называемые Эрети, а также в западную область Кавказской Албании. Много древних храмов, построенных грузинами, находится в Саингило ¹¹⁹, древней части Эрети, населенной грузинами, которые приняли мусульманство во время персидских завоеваний, но часть из них до сих пор осталась православной. Они говорят на особом диалекте грузинского языка, сохранившем много исторических архаизмов. Эта область была просвещена частично при царе Бакаре в IV веке, затем учениками Иоанна Зедазенского в VI–VII веках. После арабской экспансии и насильственного насаждения ислама этот край был вновь просвещен царем Давидом Строителем (XI–XII века). В XIII веке здесь прославились своими миссионерскими трудами преподобные Антоний и Пимен ¹²⁰. В середине XVIII столетия великий святитель Иоанн, митрополит Манглийский ¹²¹ , которого можно назвать последним равноапостольным мужем, основал монастырь, одной из целей которого было обращение ингилойцев-мусульман в Православие.

Мой спутник рассказывал, что Хирсское училище было бесплатным. В воскресные и праздничные дни ученики присутствовали на всех богослужениях; они пели на клиросе, а некоторые прислуживали в алтаре. День начинался и оканчивался молитвой. Нередко игумен присутствовал при утренних и вечерних молитвах. Молитвы читал лучший из учеников, это было для него наградой. В монастыре был обычай: монахи перед тем, как расходиться по келиям, собирались вместе, и один читал Иисусову молитву, а другие слушали в молчании, затем расходились по келиям. Такой обычай существовал во многих монастырях: монахи собирались в церкви и в полумраке, при свете только нескольких лампад, занимались Иисусовой молитвой.

. Святитель Василий впоследствии вспоминал, что первыми словами, которые он произнес, было имя Иисуса Христа. Священник рассказывал, что он в молодости хотел стать монахом, но родители были против. Он послушался их и вступил в брак. У него были дети, и он решил у себя дома сделать подобие маленького монастыря. По вечерам вся семья молилась вместе. Он обучал детей читать молитвы и сам поощрял их к чтению. Он говорил, что молитва вместе с малыми детьми доставляет особое утешение, сравнимое с тем, которое приносит молитва монастырская. Как в монастыре, после вечерних молитв дети по очереди читали Иисусову молитву. В житии святителя Василия Великого написано, что когда он был еще младенцем, то его учила Иисусовой молитве старшая сестра Макрина

Я помню также, как в 70-х годах в Самтаврском монастыре остановилась молодая мегрелка с четырехлетним ребенком. Этот ребенок удивительно любил храм и молитву и не отходил от старых монахинь. Они сшили ему длинную рубаху, похожую на подрясник, и дали ему четки. Ребенок молился по четкам и показывал эти четки посетителям монастыря; он даже пробовал объяснить им, что это такое. Некоторые из преподавателей семинарии, находившиеся при монастыре, порицали монахинь и говорили, что четки – это не детские игрушки. Но мне кажется, что сердце ребенка могло глубже, чем наши сердца, понять силу и дивную красоту имени Иисуса Христа. Никакой садовник не скажет, что еще рано поливать молодое растение, а нужно, чтобы вначале оно выросло. В древности были семьи, где все занимались Иисусовой молитвой; она прививалась детям с первым проблеском их сознания. Дети, которые читают Иисусову молитву, озарены благодатью и становятся другими.

Хирсский храм похож на каменный утес или на крепостную башню, господствующую над окрестностями. Когда-то здесь находилась епископская кафедра. Недалеко от собора, в бывшем церковном дворе, теперь расположилось музыкальное училище. Доносившиеся оттуда звуки фортепиано диссонировали с величественной картиной древнего святилища; они как будто врывались в безмолвие древнего монастыря, как захватчики – дикие кочевники – в города и села. Но священник, мой проводник, не слышал этих звуков, он забыл о нас, он казался погруженным в прошлое.

Я выходил из монастыря с двойственным чувством: радости, что посетил эту святыню, поклонился гробнице преподобного Стефана, был на месте, освященном в продолжение четырнадцати веков молитвами монахов и кровью мучеников за Христа, и – скорби, сжимавшей сердце, как будто я видел царственного пленника, закованного в цепи.

За стеной монастыря – кладбище. Когда мы проходили мимо, то услышали плач: женщина в черном одеянии стояла над могилой – холмиком недавно вырытой земли – и громко рыдала. Мне показалось, что это образ Грузии, которая скорбит о своих поруганных святынях.

Я спросил священника, когда прощался с ним, есть ли у него четки и читает ли он Иисусову молитву. Тот посмотрел на меня с обидой и сказал: «Я храню четки, которые получил еще в молодости в Хирсском монастыре, но надеваю их редко, чтобы они не истерлись и не разорвались; а как мне, священнику, не читать Иисусову молитву, неужели, по-твоему, я магометанин? Я читаю ее даже когда работаю в своем саду. Мои дети разъехались по сторонам, некоторые из них уже умерли, я остался один, но когда я молюсь, то не чувствую себя одиноким, я знаю, что Господь со мной».

О четках я спрашивал у пустынников. Один из них сказал мне: «Многие великие старцы, жившие в пустыне, не носили четок; им четки были уже не нужны – молитва непрестанно текла в их сердце, они только прислушивались к ней». Он говорил: «Для пустынников четки – это только период обучения молитве». Я спросил: «А какие последующие периоды в делании молитвы?». Он сказал: «Многие старцы учат соединять молитву с дыханием. Само дыхание напоминает о молитве, как внутренние четки. Но затем, когда ум соединяется с сердцем (молитва как бы “садится” в сердце), тогда уже ум не следит за дыханием, а молитва более обращена к биению сердца и сочетается с ним; дыхание при этом сдерживается само собой; но и это не последний предел молитвы, а только ее ступень». Я спросил: «А что дальше?» – и услышал ответ: «Не знаю; старцы не любили говорить об этом». Я спросил опять: «А как у тебя идет молитва?». Он ответил: «Я вспоминаю свои грехи и прошу: “Господи, помилуй мя” – вот и вся моя молитва. Некоторые говорят, что надо молиться так, как ребенок просит своего отца, а я, как из болота, взываю ко Господу о помощи и спасении».

Я вспомнил слова одного опытного старца: «Где нет покаяния, там нет Иисусовой молитвы. Иисусова молитва – это продолжительный внутренний плач о своих грехах. К Богу можно приблизиться только через покаяние».