Прельщенный подвижник

В 70-х годах я служил в Сухумской кладбищенской церкви. Однажды поздно вечером я услышал лай овчарки, которую сторож приводил с собой и привязывал на ночь в церковном дворе, находящемся в конце кладбища. За воротами меня звал какой-то человек. На мой вопрос, кто он и что ему нужно ночью, он ответил: «Разве ты не узнаешь меня, я пустынник В., ведь мы виделись с тобой». Я пригляделся; это действительно был он, одетый по обычаю пустынников в длинный плащ. Я сказал: «В темноте мне было трудно сразу узнать тебя, тем более мы встречались с тобой только несколько раз». Тот ответил: «А разве ты не мог узнать меня по голосу? Спроси кого хочешь в Сухуми и не найдешь человека, который бы не слышал обо мне; даже монахи из лавры приезжают повидаться со мной, только не могут меня найти, потому что дорога ко мне открывается не всем». В это время пришел сторож с ключами и открыл ворота.

В. вошел во двор, как-то боязливо покосился на храм, который белым силуэтом вырисовывался на темном фоне ночного неба и кладбища, погруженного в сон, направился в мою келию и вошел, даже не сказав привычной для монахов молитвы. Я спросил: «Ты пришел переночевать или какое-нибудь неотложное дело привело тебя ко мне?». Он ответил: «Я пришел рассказать тебе о схиигумене Серафиме и предупредить тебя об опасности, ведь Серафим обманул нас: он, оказывается, колдун, и не простой, а один из главных. Он наколдовал, чтобы закрыли Глинский монастырь, а теперь приехал сюда, чтобы разорить пустыню. Наши об этом не знают, только мне было открыто. Когда я говорю нашим братьям, то они не верят, настолько затмился их ум». Я спросил: «Кто же тебе открыл, что он колдун?». Он ответил: «Сам открыл. Приходит он ко мне ночью во сне точь-в-точь таким, как наяву, и смотрит на меня страшными глазами, а потом начинает смеяться. Я говорю ему: “Зачем мучаешь меня?”. А он молчит, только смотрит на меня глазами как у демона. После этого нападает на меня уныние, все валится из рук. Однажды я даже повеситься хотел, но не нашел веревки. Я знаю, что ты встречаешься с ним, не подозревая, что это оборотень. Беги от него, а то погибнешь. Он не успокоится, пока всех нас не выгонит из пустыни. Я все келии в пустыне обошел и разъяснял братии, чтобы не верили Серафиму и не ходили к нему, но они отвечали: тебя отчитывать надо. Что происходит, не понимаю: или они ослепли, или Серафим самих их научил колдовать. Мы с объездчиком раньше были друзьями, а в последний раз он приехал ко мне злой и кричит: “Я тебя в психушку сдам, а то что-нибудь натворишь”,– а за что сдаст, за правду?».

Кто был В.? Что стряслось с ним? Как демон мог овладеть пустынником? В юности В. связался с ворами, попал в тюрьму. Несколько лет сидел в камере с самыми тяжелыми преступниками. Там его стали посещать видения, о которых он впоследствии только упоминал, но подробно не рассказывал никому. В. обратился к вере и стал подолгу молиться, он дал клятву: когда окончится срок заключения, принять монашество,– и действительно исполнил свое слово. Кто его благословил идти в пустыню, неизвестно. Он построил себе келию в самом глухом месте и затворился там. Был он очень немногословен, с братией встречался редко. Его уважали за подвижническую жизнь, но в то же время боялись, что может произойти срыв, так как он пришел в пустыню без подготовки прямо из мира, не имея духовного наставника; он хотя и говорил, что живет в послушании, но почти не выходил из пустыни, а когда бывал у братии, то не рассказывал им о своей духовной жизни и не спрашивал совета. Может быть, послушанием он называл веру в свои собственные мысли, которые он принимал как голос Божий,– не знаю. Лицо у него было исхудавшее, бледное и изможденное. Говорил он тихо, в споры не вступал, а когда приходил к братии, то недолго посидит у них в келии, отдохнет от пути или попросит, что ему нужно, и уходит прочь. А теперь я видел перед собой как бы другого человека.

Он торопливо продолжал: «Я пришел к Серафиму, чтобы объясниться с ним, но меня не пустили к нему. Я просил передать, чтобы он перестал мучить меня, но не получил никакого ответа. Опять просил и умолял. Мне сказали, что Серафим говорит: “Полезней ему уйти из пустыни и жить в каком-нибудь монастыре, а то может случиться плохое”. Значит, он знает, что мне будет плохо, так как сам наводит на меня колдовство. Я стал требовать строже – опять никакого результата. Может быть, ты напишешь архиерею, чтобы Серафим отстал от меня и не доводил до отчаяния?».

Разубеждать его было бесполезно. Я предложил ему трапезу. Он испытующе и тревожно посмотрел на меня, но затем согласился. Видно, он давно не ел. Затем я спросил его, как он молится, сколько кафизм и канонов вычитывает ежедневно. Он ответил: «Последний год, когда я только начинаю читать молитвенное правило, то слышу такое сладостное пение, что не могу продолжать молитву и слушаю его; я думаю, что это Ангелы поют». Я спросил: «О чем они поют?». Он ответил: «Я слов не разбираю, а музыка похожа на флейту со скрипкой, но это какой-то другой инструмент». Я спросил: «А занимаешься ли ты Иисусовой молитвой?» Он ответил: «Занимаюсь, как пришел в пустыню. Вначале она шла туго, я уставал, а затем случилось чудо: я приобрел особый дар молитвы; теперь когда я молюсь в келии, то чувствую благоухание цветов и со словами Иисусовой молитвы на вдохе втягиваю в себя их аромат, а при выдохе выбрасываю из себя, как грязь, прежние свои мирские грехи, которых становится все меньше и меньше. Я даже вижу их: как будто вылетают черные жуки». Выслушав его, я спросил: «А новых грехов у тебя нет?». Он промолчал. Я спросил вновь: «Ты читаешь “Добротолюбие”? Там отцы учат Иисусовой молитве по-другому». В. отвечал уклончиво: «Кому что открыто», затем добавил: «Только не рассказывай никому про мою молитву, а то, если до него дойдет, он позавидует и своим колдовством отнимет ее у меня».

Ночевать в комнате В. отказался, а попросил, чтобы ему постелили в полупустом холодном сарае. Утром он сказал мне, что хочет поехать в Почаев и побеседовать с тамошними отцами. Не знаю, доехал ли он до Почаева или направился в какой-нибудь другой монастырь, но через несколько недель он уже вернулся в пустыню. Братия говорила, что он стал тише, уже не кричит, что Серафим колдун, но о духовной жизни с ними не советуется и так же надолго запирается в келии.

Что будет с В.? Неужели его многолетние пустыннические труды пропадут даром?

Мне вспоминаются слова преподобного Иоанна Лествичника: «Блудников могут исцелить люди, тщеславных – Ангелы, а гордых – один Бог» ⁸². В этом не только суровое предостережение – как приговор, но еще мерцающий луч надежды, потому что все возможно Богу.