Избранные духовные концерты для хора a capella. А.А. Архангельский. Воспоминания современников

В настоящее издание вошли некоторые материалы, опубликованные, в «Русском Хоровом Сборнике» (издание Общественного Русского хора имени А.А.Архангельского, Прага, 1930 г.), в котором своими воспоминаниями о композиторе и хоровом дирижере делятся представители русского зарубежья, а также профессор Петр Динев и чешский этнограф, собиратель народных песен, друг Архангельского Людвиг Куба.

В нотном разделе использованы материалы прижизненных изданий композитора разных лет (издательство Г.Шмидта). Для удобства исполнения, теноровая партия перенесена на отдельный нотоносец, а партитуры концертов снабжены нумерацией тактов.

Мы надеемся, что данное издание приоткроет еще одну страницу в жизни и творчестве одного из виднейших деятелей русской хоровой и, прежде всего, духовной музыкальной культуры Александра Андреевича Архангельского.

Олег Бычков

(Воспоминания, посвященные светлой памяти А.А. Архангельского)

Перевод с чешского

Это было в памятном 1877 году, когда я попал в Прагу в школу органной игры.

Русские войска переходили Дунай, чтобы освободить южных славян, другие тянулись через Кавказ в Малую Азию; и наш молодой писатель Б. Гавласа спешил им на помощь, чтобы лихим кавалеристом геройски пасть при осаде Эрзерума.

Шел мне 14-й год, но я был весь захвачен этими событиями. В школе о ином не говорилось. Некоторые мальчики так разгорелись, что решили перейти в православие. Узнал я от них, что ходят они к Св. Николаю – в русский храм. Восторгались пением, сопровождавшим богослужение. «Пойдем с нами! Вот послушаешь! Это – пение! Сам Бендель управляет!»

В ближайшее воскресенье пошел я, и под величественно-возносящимися богатыми, сводами, на легких волнах нежных, как будто действительно ангельских, хоров – я перенесся на далёкие Балканы, мысленно видел Скобелева, Гурко переходящими Старую Равнину на Шипке, мечтал о величии России, о будущем величии освобождённого славянства, о пришедшей уже очереди славян южных и о том, что, может быть, когда-нибудь (когда только?) придет и наша очередь . Тогда мне не верилось, что я дождусь этого.

С тех детских лет не был я в храме Св. Николая до ноября 1924 г. – целых долгих 46 лет.

Те же величественные своды и опять те же звуки изумительных гармоний, как бы навеянные с облаков. На этот раз пели здесь настоящие русские и храм был переполнен настоящими русскими.

Но какая разница в чувствах, которые наполняли мою грудь тогда и теперь.

Не тяжесть лет моих причиной тому. Только здесь полностью я ощутил недавние огромные перевороты, которые совершились с нами, славянами.

Посреди храма, перед царскими вратами, окруженное колеблющимся лесом свечей, лежало в открытом гробу тело Александра Андреевича Архангельского, апостола русской церковной и народной музыки.

Я опять оглядывал великолепные колонны н величественновозносящиеся ввысь своды храма. Сын уже освобождённого народа – тщетно призывал я светлое настроение своего детства. Как жерновами, дробилась моя душа от мысли о двух совершившихся в наше время событиях, из которых мы ни одного не чаяли: мы, чехи, теперь свободны и самостоятельны, а те, которые так много сделали для нашего освобождения, – лишены родины и изгнаны из той России, которая ни нас, ни славянство теперь не хочет знать и наших друзей оставляет гибнуть в изгнании .

Я упрекал себя в том, что может быть я недостаточно чех, если чувство радости не может побороть глубокую грусть. Но из гроба белело прекрасное покатое чело А. А., человека, о работе и заслугах которого я писал еще в 1888 году и которого так недавно обнимал и приветствовал на нашей земле.

Потрясающие события последних лет рисовались в моей мысли со всей остротой.

16 ноября 1929 г. был я вновь у Св. Николая. 5 лет уже, как разлучилась с телом артистическая душа благородного короля русской песни. Вновь вспоминал я детство и видел мысленно – одухотворенное, нежное улыбающееся лицо добрейшего А. А., который таким прибыл к нам и с молодым жаром взялся за работу. И невольно вставал неотвязный вопрос: неужели же наша освобожденная земля действительно должна была послужить ему только гробом?

Передо мной, распростершись ниц, лежала женщина, согревая своим горячим лбом холодные плиты.

Молитва «Господи, помилуй, Господи, помилуй» доносилась до слуха, как и тогда, 14-летнему мальчику, но не узнавал я ее. Тогда казалась она легкой, как перышко, теперь – как стопудовая тяжесть давила сердце и заставляла падать на колени .

Людвиг Куба.

«Блажен разумеваяй на нища и убога»

Александр Андреевич Архангельский родился 11-го² октября 1846 г. в селе Тезиково (Краснослободского уезда, Пензенской губ.), в бедной семье сельского священника. Рано лишившись отца, (отец Ал. Ан-ча утонул, спасая во время рыбной ловли своего служителя), детские свои годы Ал. Андр. провел со своей матерью и тремя своими братьями.

Эти первые годы протекали в материальной необеспеченности. Мать Ал. Андр., оставшись после своего мужа с 4-мя малолетними сыновьями в бедном приходе, должна была вести сама все хозяйство, как полевое, так и домашнее. Когда наступил школьный возраст, двоих своих детей, Ивана (старшего) и Александра (младшего), мать отвозит за 80 верст в уездное училище в Краснослободске. О школьном периоде жизни Ал. Андр. сохранилось очень мало сведений, известно лишь, что маленький Александр был очень впечатлительным мальчиком, соединявшим в чертах своего характера задор и смирение, резвость и апатию. 12-ти лет, в результате слишком горячей школьной свалки, из которой он выходит несомненным победителем (у противника поцарапано до крови все лицо и под глазами солидные синяки) – он дает себе слово, что никогда никому не причинит боли; до конца своих дней он не нарушил этого слова.

По окончании школы в Краснослободске, Ал. Андр. был, как сын священника, переведен в Пензенскую Духовную Семинарию. Здесь впервые проявилась прирожденная музыкальность юного Архангельского; состоя в семинарском хоре, он увлекается пением, без труда заучивает наизусть сложнейшие партии и как один из лучших певчих, зачисляется в Архиерейский хор.

Обладатель прекрасного голоса (альт), незаменимый «исполатчик» и исполнитель альтового соло в излюбленном в те времена концерте Д. Бортнянского «Вскую прискорбна еси, душе моя» – молодой Архангельский обращает на себя внимание Пензенского архиерея, Владыки Варлаама, который, почувствовав его непреодолимое влечение к музыке, устраивает ему бесплатное обучение игре на скрипке. Весь семинарский период жизни Ал. Андр. проходит под знаком жадного, но беспорядочного увлечения музыкой; знакомство с богатой нотной библиотекой Архиерейского хора, скрипка, особенности церковных распевов, первые попытки собственных аранжировок голосовых партий – вот что заполняет досуги ученика семинарии – Александра Архангельского. Результат сказался быстро: когда заболел регент Архиерейского хора, то регентом хора назначается молодой Архангельский; без спевок он проводит первую службу (всенощная под Благовещение), проводит ее так успешно, что обращает на себя внимание не только музыкальных кругов Семинарии, но и любителей и ценителей церковного пения из прихожан. На этой почве завязываются первые знакомства: пензенский губернатор (Панчулидзе), просвещенный меломан, живущий недалеко от Пензы в своем имении, известный музыкальный деятель и церковный композитор Потулов, П. Л. Федотов, один из лучших пензенских регентов – первые музыкальные друзья и наставники молодого Архангельского. Оставаясь временным регентом Архиерейского хора, Ал. Андр. продолжает ревностно заниматься музыкальным самообразованием и, по окончании Семинарии, остается при ней в качестве преподавателя пения. Казалось бы, что молодой Архангельский мог без труда упрочить свое положение в Пензе и по местным масштабам сделать блестящую карьеру. Однако, у Ал. Андр. зарождаются иные планы. Согласно выписке, из юбилейного издания Пензенской Духовной Семинарии за 10 лет (1800–1900 гг.) – «Архангельский, А. А., в учителя пения поступил в январе 1870 г., а в августе того же года оставил службу при Семинарии».

Сговорившись с двумя своими товарищами, Ал. Андр. покидает Пензу и едет искать счастья в Петербург. Без денег, не имея друзей и знакомых, Ал. Андр. удается все же поступить вольнослушателем в Медико-Хирургическую Академию. Трудно сказать, что заставило молодого музыканта, все стремления, которого сводились к хоровым партитурам – заниматься изучением медицины. А. А. всегда был сторонником той мысли, что независимо от своих душевных склонностей, человек всегда должен получить высшее образование. Как бы то ни было, но Ал. Андр. с ревностным упорством изучает внутренние болезни и хирургию, живя впроголодь и являя собой достаточный образец массового студента тех времён: нищенское существование и высокие идеалы. Быть может, Ал. Ан-чу и удалось бы закончить Академию и стать врачом, если бы не неожиданная катастрофа, происшедшая с его сожителем и другом, студентом Рождественским: Рождественский, доведенный до отчаяния нищенской жизнью, перерезает себе горло и умирает. Эта неожиданная и трагическая гибель земляка так потрясла Архангельского, что он уходит с III курса Медицинской Академии и поступает на Химический факультет Петербургского Технологического Института. Условия жизни, однако остаются, теми же: один в громадном городе, без денег, пробиваясь случайным заработком, чаще всего перепиской бумаг. В это время Ал. Андр. начинает сознавать, что он идет по совершенно ложной дороге, что ни медицина, ни технические науки, ни ничто иное, кроме музыки, не может принести ему радости, не сможет осмыслить его жизнь. Эти колебания, внутренний разлад, концерты Петербургских хоров, которые Ал. Андр. неукоснительно посещает, настойчивые увещевания его знакомых – делают свое дело.

По природе своей чрезвычайно застенчивый и скромный, Ал. Андр. решается все же «войти в музыку» и не без внутреннего трепета отправляется в Придворно-Певческую капеллу, где и сдает успешно экзамен на звание регента. При содействии тогдашнего министра путей сообщения, Ф. П. Неронова (уроженца Пензенской губ.), Ал. Андр. получает место учителя пения, сначала в школе солдатских детей, а затем в одной из школ Придворного Ведомства. Это последнее давало не только жалованье, но и небольшую казенную квартиру (на Малой Конюшенной). Немного наладив материальную сторону своей жизни, Ал. Андр. со всем пылом молодости продолжает свою музыкальную работу и, прежде всего, начинает брать уроки пения у известного в то время проф. Заннети и, как одержимый, посещает концерты Петербургских хоров (гл. образом, светских), систематически изучая в то же время работу больших столичных церковных хоров. В 1883 г. Ал. Андр. получает предложение организовать хор при Георгиевской общине Сестер Милосердия и одновременно руководит хором при Почтамтской церкви. Особенное внимание Ал. Андр. уделяет хору почтамтской церкви; подбирается хороший голосовой состав, технически хор совершенствуется настолько, что у хора появляется значительная группа почитателей, убеждающих уже Ал. Андр. выступить с отдельными самостоятельными концертами.

В этом хоре Ал. Андр. впервые заменяет существовавшие тогда везде в церковных хорах детские голоса – женскими. Вначале эта весьма сильная по тому времени реформа вызвала явное неудовольствие церковных кругов; первое впечатление, однако, скоро сгладилось и потом постепенно целый ряд Петербургских смешанных хоров – вместо детских голосов – предпочитает иметь женские голоса. Уступая настойчивым просьбам своих друзей выступить с самостоятельным концертом, Ал. Андр. начинает деятельно готовиться к первому концерту. Первое выступление состоялось в Озерках, по Финляндской железной дороге, второе – в «Аквариуме» (Каменноостровский проспект). Оба эти выступления были чрезвычайно неудачны; реклама была поставлена слабо, само имя Архангельского было широкой публике еще совсем неизвестно, и ко всему этому – оба раза – проливной дождь. В результате – полный дефицит. Ал. Андр., очень опечаленный всем этим, решает, однако, что причина этого неуспеха – не в одной только плохой организации; по его мнению, необходима более серьезная и более длительная, чисто-музыкальная подготовка. И с удвоенной энергией Ал. Андр. начинает работать над собой, над расширением своего музыкального кругозора.

Ал. Андр. усиленно знакомится с современным ему русским музыкально-певческим миром: входит в известный кружок Я. Полонского, посещает собрания Думского Кружка, не пропускает собраний у Бородина, сближается с известными собирателями народной песни Палечеком, Истоминым, Некратовым, В. Орловым, проф. консерватории С. А. Малоземовой, Ирецкой.

Вместе с этим Ал. Андр. находит время и для изучения французского языка и для усиленных занятий на фортепиано. Рабочий день начинается обычно в 7 часов утра и заканчивается в 7–8 ч. веч., а вечером – либо репетиция со своим хором, либо посещение концертов или музыкальных собраний.

Летом Ал. Андр. обычно работал на учительских курсах, занимаясь с учителями постановкой голоса и в то же время обучая их регентскому делу, иллюстрируя хоровую литературу всех направлений.

С этого же времени начинается и участие хора А. А. в ряде частных концертов и музыкальных собраний. Хор регулярно выступает в домашних концертах Великой Княгини Екатерины Михайловны и, наконец, дает первый большой концерт исторической музыки. Концертом этим заинтересовались широкие музыкальные круги. Выступления следуют за выступлениями.

А.      Г. Рубинштейн, организовавший ряд общедоступных концертов в цирке Чиннизелли, приглашает к участию в этих концертах хор Ал. Андр. со специальной целью пропагандировать русскую народную песню³.

Хор поет и во дворце, по приглашению Государя Александра III, и особенно часто, у Великого Князя Константина Константиновича.

К этому периоду относится начало и собственно композиторской деятельности Ал. Андр.: написана и издана значительная часть переложений и аранжировок песен славянских народов. Материальные итоги первых издательских опытов оказались чрезвычайно неблагоприятны, ко всему этому А. А. заболевает тифом и концерты временно прекращаются.

Весьма кстати в этот момент явилось получение 3.000 рублей: Государь (Александр III), узнав о бедственном материальном положении Ал. Андр., приказал выдать ему эту сумму.

Едва оправившись от болезни. Ал. Андр. снова принимается за прерванную хоровую работу, но его ожидает новая неприятность. Хор при Георгиевской общине сестер милосердия, руководить работой которого Ал. Андр. начал одновременно с хором Почтамтской церкви (с 1883 г.), в материальном отношении был на попечении у графа А. Д. Шереметьева. Дирижировал хором один из помощников Ал. Андр. – г. Газов. В результате внутренних несогласий и интриг, Ал. Андр., вынужден был отказаться от дальнейшего руководства работой хора. Пережил это Ал. Андр. очень тяжело: за три года работы он успел привыкнуть и полюбить созданное им детище – хор.

Через три года после этого, в 1889 г., граф А. Д. Шереметьев вновь приглашает Ал. Андр. сформировать хор у себя в домовой церкви на Шпалерной улице; Ал. Андр. формирует смешанный хор из 30 человек, работая с которым, достигает высокого совершенства в исполнении.

Частые домашние концерты у графа – с непременным участием хора – приводят в восторг многочисленных и требовательных слушателей.

В следующем 1890 г. Ал. Андр. с хором в 64 челов. впервые отправляется в Москву, где дает 5 концертов духовной и светской музыки с самой разнообразной программой.

Концерты эти были организованы, с рекламной стороны, весьма неудачно: предварительная продажа почти ничего не дала, наличного капитала не было; вечером, перед первым концертом, администрация зала требует уплатить за помещение вперед, денег нет – администрация отказывается освещать зал и Ал. Андр. в полном отчаянии. Случайно на лестнице большой Московской гостиницы, где остановился с хором Ал. Андр. – он встречает П. И. Чайковского – рассказывает ему о своих злоключениях, и Чайковский делает на свое имя заем у управляющего гостиницей. Деньги получены, зал освещен – и перед небольшой горсточкой любителей пения, пришедших на концерт, – впервые в Москве зазвучал хор А. Архангельского. Все пять концертов прошли с большим подъемом и, хотя в материальном отношении оказались дефицитными, но за то в Москве заговорили о хоре Архангельского. С. В. Смоленский (директор Синодального училища), С. Орлов (дирижер Синодального хора), П.И. Сахаров (дирижер Чудовского хора) – одни из первых признали заслуги А. Андр. в деле создания образцового хора. Чудовский хор вводит даже в свой репертуар сочинения А. А.; позднее, во время 30-летняго юбилея хора Архангельского – Чудовский хор подносит Ал. А-чу диплом почётного члена своего О-ва.

Вернувшись в Петербург, Ал. Андр. отдается кипучей и разносторонней деятельности: в Патриотическом Институте⁴, Александровском Лицее, Екатерининском Институте, Училище Правоведения – он преподает пение, организует хоры и управляет ими; работает с хором графа Шереметьева; усиленно изучает партитуры старых мастеров (Палестрина, Гайдн, Бетховен, Моцарт); работает над аранжировками народных песен и, кроме всего этого, находит еще время сам брать уроки у профессора Консерватории Н. А. Соколова по изучению фуги.

Естественно, что такая «нагрузка» не могла быть под силу Ал. Анд-чу по той простой причине, что на все это физически не хватало времени. Ал. Андр. отказывается от уроков в целом ряде учебных заведений, продолжая заниматься по преимуществу двумя вещами: хором и контрапунктом.

В результате занятий А. А-ча с проф. Н. Соколовым, происходит знакомство последнего с графом А. Шереметьевым. Соколов убеждает гр. Шереметьева расширить сферу музыкального меценатства: организовать оркестр и устраивать общедоступные концерты со строго подобранной программой. Граф, сам музыкально одаренный человек, увлечен новой идеей: разрабатываются новые положения для хора и оркестра, намечаются программы. В этом периоде организационно-подготовительной работы принимает участие и Ал. Андр.; однако, целый ряд нововведений для хора (система штрафов и иных видов денежных взысканий с хористов и т. п.) вызывает с его стороны большие неудовольствия, в результате которых Ал. Андр. оставляет работу с хором гр. Шереметьева. Главные мотивы такого решения Ал. Андр-ча, выраженные в письме его к графу, сводятся к тому, что никогда, за свою продолжительную работу с хорами Ал. Андр. не прибегал ни к каким способам денежных взысканий, полагая, что лучшим залогом художественных достижений хора является внутренняя связь дирижера с певцами.

От всех этих огорчений Ал. Андр. уезжает отдохнуть в деревню Каликино (Чухновск. уезда); здесь у него зарождается новый план – создать свой собственный концертный хор для путешествий с ним по России. Здесь же, как завершение невысказанных огорчений, он пишет музыку на псалом «Боже, во имя Твое, спаси мя: яко чуждии возсташа на мя и крепцыи взыскаша душу мою».

Возвратившись в августе в Петербург, Ал. Андр., отдохнувший и успокоившийся, начинает собирать новый хор, гл. обр., из лиц, свободных от каких-либо постоянных занятий, из «рыбарей», как любил выражаться Ал. Андр.

Два месяца Ал. Андр. работает с хором и, преодолев большие трудности, достигает желаемых результатов: хор отшлифован до последних пределов – хор готов к концертам.

С 1 /XI 1898 г. начинается первое концертное турне по России хора Архангельского. Псков, Вильно, Гродно, Белосток, Новогеоргиевск, Лодзь, Брест-Литовск, Варшава – первый район. Смоленск, Вязьма, Калуга, Тула, Орел, Курск, Белгород, Харьков, Полтава, Кременчуг; далее – на юг – Елизаветград, Екатеринослав, Ростов н/Д., Таганрог, Одесса, Кишинев, Новочеркасск; по пути к дому – Воронеж и Рязань.

Поездку по всем этим городам хор закончил к 1/1 1899 г. В истории русской хоровой жизни это турне хора Архангельского, по своему охвату, по программам и, главное, по художественности исполнения было едва ли не первым. С 4-го концерта в Варшаве хор поет все программы уже наизусть, без нот.

Естественно, что поездка по России в то время, с хором в 30 человек, была делом очень сложным и тяжелым. Целый ряд неожиданных препятствий и неприятностей пришлось преодолевать и переживать Ал. А-чу и хору. Дорожные непорядки, полицейские формальности и т. п. создавали много волнений и забот; в Новочеркасске, перед самым началом концерта, полиция требует немедленного предъявления паспортов – лишь после вмешательства Донского Атамана разрешили поднять занавес и начать концерт и т. д.

Возвратившись в Петербург, в январе хор едет в Финляндию, в Гельсингфорс. Предварительная продажа билетов на первый концерт почти ничего не дала. Ал. Андр. отправляется к одному из виднейших музыкальных критиков и приглашает его на концерт. Первый концерт проходит при пустом зале; на утро, однако, хозяин отеля, в котором остановился Ал. Андр., с чрезвычайной ласковостью преподносит ему утреннюю газету, с большой статьей известного критика о концерте и призывом ко всем пойти послушать удивительный Русский Хор. Остальные три концерта прошли с аншлагом – Гельсингфорс был покорен. Через год Ал. Андр. получает приглашение на юбилейный концерт Гельсингфорского Университетского хора, знакомится там с дирижерами Стокгольмского Королевского оркестра – Лигхелином и Кнорингом, записывает финляндскую крестьянскую свадьбу и ряд народных песен. В следующую свою поездку с хором в Финляндию Ал. Андр. исполняет финскую свадьбу и народные песни – и окончательно завоевывает горячие симпатии недоверчивых ко всему русскому финляндцев.

Ко времени концертной поездки в Прибалтику, в Риге происходит знакомство Ал. А-ча с Ю. И. Блейхманом, молодым музыкантом. Знакомство это переходит в дружбу и Ю. И. Блейхман неоднократно оказывал Ал. А-чу существенную помощь в урегулировании денежных дел Ал. А-ча.

После турне Ал. Андр. готовит хор к выступлениям в симфонических концертах (Павловск, Гатчина), увеличивает численный состав хора и получает ряд Петербургских церквей, где поют небольшие хоры (от 8 до 16 чел). Управляли этими хорами регента по назначению Ал. А-ча, репертуар же и обработку вещей проходил со всеми регентами сам Ал. Андр.

С наступлением весны Ал. Андр. с группой своих певцов и певиц (в 30 чел.) отправляется в двухнедельное путешествие по Волге, чтобы отдохнуть.

С осени Ал. Андр. надумывает новое, более длительное турне по России и заграницей. Хор в 30 чел., подготовленный Ал. Андр., остается петь в домовой церкви гр. Шереметьева и на концертах. Собственный хор в 50 человек Ал. Андр. оставляет петь в Петербургских церквах и театрах, для путешествия же собирает новый хор, с которым и проводит сам всю работу по прохождению репертуара.

На этот раз турне было рассчитано на полгода с тем, чтобы через каждые два месяца устраивать небольшой отдых с возвращением в Петербург. Маршрут по России был такой же, как и в первом турне, со специальным заездом во Владикавказ, Ригу и Киев. Как и в первую поездку, художественный успех превзошел все ожидания. Почти во всех университетских городах устраивались, кроме объявленных концертов, специальные концерты по удешевленным ценам для учащейся молодежи. В Варшаве, в Харькове – эти концерты неизменно кончались бурными овациями по адресу Ал. А-ча и хора и к подъезду своей гостиницы Ал. Андр. попадал не иначе, как несомый на руках своих восторженных слушателей-студентов.

После четвёртого месяца путешествия, из Киева через Варшаву хор Архангельского впервые выехал заграницу, по маршруту: Берлин, Лейпциг, Бреславль. Первый же концерт в Берлине⁵ прошел с исключительным художественным успехом. Пять концертов в Берлине вызвали многочисленные хвалебные отзывы немецкой прессы; по мнению немецких музыкальных критиков, Русский Хор Архангельского своим исполнением Баха, Гайдна, Генделя открыл самим немцам пути для более широкого и глубокого понимания церковных композиций этих национальных немецких композиторов.

Как результат этих первых заграничных выступлений, через год последовало приглашение Ал. Андр. на три концерта в Дрезденский королевский, театр. После окончания второй своей поездки с хором, Ал Андр., возвратившись в Петербург, кроме очередной работы с хором (подготовка к собственным концертам), продолжает готовить хор к выступлениям в симфонических концертах. Бетховен (9-я симфон. месса), Моцарт, Верди, Берлиоз (реквием) – исполнялись петербургскими оркестрами с дирижерами Галкиным, Никишем, Фризом, Сазоновым – при непременном участии хора Архангельского. Всего чаще хор выступал в концертах С. Кусевицкого. Все черновые репетиции с хором проводил всегда сам Ал. Андр., лишь с генеральной репетиции хор вверялся иной дирижерской палочке. В концертах С.Кусевицкого при участии хора Архангельского исполнялись такие капитальные вещи, как «Колокола» (симфонич. поэма С. Рахманинова), «Прометей» А. Скрябина, «По прочтении псалма» С. Танеева.

Попутно с этой работой хор участвует в целом ряде пьес почти во всех крупнейших петербургских театрах (Императорский Александринский, Малый театр, театр В.Ф. Комиссаржевской); свыше 50 пьес из репертуара этих театров шли с участием хора Архангельского, причем репертуар хора был чрезвычайно разнообразен: кроме русских песен, в таких пьесах, как «Гроза», «Мещане», «Козьма Минин Сухорукий», «Царь Феодор Иоаннович», «Светит, да не греет», «Снегурочка» – хор участвовал в целом ряде пьес иностранных авторов – «Синяя Птица», «Сестра Беатрисса», «Стойкий Принц» (пьеса испанского писателя Кальдерона, шла в Александринском, в постановке Мейерхольда, с очень сложным вокальным сопровождением), «Ганнеле» и др.; в некоторых случаях музыка писалась Ал. Андр.

Кроме работы, связанной с выступлениями отдельных групп из хора в театрах, Ал. Андр. составляет до 15-ти небольших хоров для постоянного пения в церквах (Мин. Вн. Дел, Департ. Уделов, Мин. Земледел., Технолог. Инстит., Инст. Пут. Сообщ., Инжен. Замок, Пажеский Корпус, Сенат, Военно-Медиц. Академия, Придворная Богадельня и др.). Сам Ал. Андр. дирижировал своим хором в церквах очень редко, в исключительных Случаях (похороны В. Ф. Комиссаржевской, П. И. Чайковского). Постоянный рабочий состав хора Ал. Андр. доходит до 90 чел., концертный же состав – до 110 человек.

В этой неустанной и разнообразной работе Ал. Андр. находит время и для своей композиторской деятельности. К этому именно периоду относится написание им главнейших своих церковных сочинений.

После двух поездок по России, после целого ряда блестящих концертов в крупнейших российских центрах, после триумфальных выступлений заграницей, после издания серии церковных песнопений и переложений – имя А. А. Архангельского становится чрезвычайно популярным в музыкально-певческих кругах. Но Ал. Андр. еще очень далек от бездействия славы; он постоянно в работе, в душевном напряжении, в стремлении сделать еще что-нибудь для развития певческого дела.

Давно уже, в самом начале своей хоровой концертной деятельности, Ал. Андр. задумывался о судьбе своего хора, о том, что будет с хором, когда он, его основатель и дирижер, не в состоянии будет работать и оплачивать труд певцов и певиц? Условия русской музыкальной общественности и культуры были в то время таковы, что барабанщик, напр., самого даже захудалого оркестра считался все же музыкантом, а хористы и хористки, хотя бы и известнейшего хора, не то, чтобы не считались музыкантами, но о них как-то не принято было говорить; во всяком случае, звание это считалось столь мало почетным, что в случае потери трудоспособности (преклонный возраст, потеря голоса), о каком-либо обеспечении не приходилось и думать. Ал. Андр. больше, чем кто-либо другой, чувствовал всю безвыходную остроту этого положения. Созданный им первоначальный план – организация кассы взаимопомощи для членов хора Архангельского (был выработан уже и устав) – в дальнейшем кажется ему очень малым: речь идет не об обеспечении 100 человек-членов своего собственного хора, а о сотнях и тысячах хоровых певцов и певиц, разбросанных по всем углам России. Так зародилась мысль об организации профессионального Певческого Благотворительного Общества. Первые шаги, предпринятые Ал. Андр., характеризуют его, как предусмотрительного организатора: Ал. Андр. начинает со столпов хорового пения и приглашает к себе на первое собрание виднейших петербургских регентов: Н. Я. Тернова (Митрополичий хор), И. А. Соколова (Исаакиевский Собор), В. А. Фатеева (Казанский Собор), Пархоменко (Смольный Собор), К. К. Бирючева (Андреевский Собор) и др. Ознакомив собравшихся с целями и задачами организуемого о-ва, Ал. Андр. предложил каждому внести свою лепту натурой, т. е. приготовить каждому в отдельности свой хор на черно для участия в концерте объединенных хоров. Петербургские регенты отнеслись к этому предложению с большим сочувствием, была выработана программа первого концерта и дирижером выбран Ал. Андр. Кроме указанных хоров, были привлечены также и военные хоры (хоры Семёновского и Преображенского полков); существовал еще хор т. н. «диких», пожелавших участвовать в подготовительной работе к концерту лишь под руководством Ал. Андр.; участвовал, естественно, и хор Архангельского в полном своем составе.

По прошествии двух-трех недель, предоставленных каждому хору на разучивание, Ал. Андр. стал разъезжать в каждый хор для черновой поверки и для ознакомления с ритмами. Первая общая репетиция происходила в зале Городской Думы. Казалось, что хоровая масса в 570 человек не сможет дать даже элементарных нюансов, что получится только крик; так думали и многие из музыкантов. Однако, уже с первой репетиции Ал. Андр. добивается нежного, еле слышного pianissimo – звук нарастает, увеличивается и в нужных местах обрушивается со всей силой грандиозного forte или fortissimo. Первый концерт превзошел все ожидания; художественный успех был небывалый: с материальной же стороны – чистый сбор выразился в сумме до 7000 рублей. Устав О-ва был утвержден, и оно стало функционировать. Каждый год давалось два концерта (постом Рождественским и во второе воскресенье Великого поста). Второй концерт (в марте 1900 г.) Объединенных Петербургских Хоров посетил Государь Николай II, близко заинтересовавшийся задачами нового Общества и в беседе с Ал. Андр. высказавший пожелание об организации таких О-в по всей России. Позднее Государь пожертвовал на нужды О-ва значительную сумму. Большею частью концертами дирижировал Ал. Андр. За 15 лет существования О-ва выступали в качестве дирижеров Объединенных Петербургских Хоров, кроме Ал. Андр.: И. Я. Тернов (Александро-Невская Лавра), Е. С. Азеев и А. А. Копылов (Придворная Капелла).

Петербургский почин Ал. Андр. не остается без ответа: организуются церковно-певческие Благотворительные Об-ва в Москве, Харькове, Ростове, Пензе, Чернигове, Саратове. Эта работа по объединению певческих сил в России явилась, несомненно, одним из толчков по созыву первого всероссийского съезда регентов в 1908 г. Съезд этот был интересен не только, как первая попытка профессионально-музыкального объединения, но и как показатель основных течений русской хоровой жизни вообще и церковно-певческой музыки в частности. Еще задолго до открытия съезда ожидалась напряженная борьба между поборниками нового течения в русской церковной музыке и приверженцами старых традиций и канонов. Ал. Андр. в письме к одному из своих помощников пишет: « . Лишь только я вернулся в Петербург, как тотчас же отправился в Москву на всероссийский съезд регентов. Съезд этот организован московскими синодалами почти со специальной целью утвердить исключительно новое направление в церковной музыке для исключительного его употребления всеми церковными хорами в России. Мое появление на этом съезде было неожиданностью для синодалов и еще большим сюрпризом для них было единогласное избрание меня председателем съезда. Для членов съезда были организованы хоровые собрания при участии московских хоров. Выступали 6 хоров; программа исключительно нового направления (Компанейский и др.). Исполнение этих хоров произвело на собравшихся регентов отрицательное впечатление». Ал. Андр. являлся на съезде примиряющим началом, своеобразным и связующим звеном между новаторами, искателями новых музыкальных форм в церковной музыке, и людьми, стремившимися сохранить чистоту подлинных старых церковных гармонизаций.

Возвратившись в Петербург, Ал. Андр. снова отдается любимому делу – хоровой работе. В этот же период он пишет большую часть своих церковных сочинений и переложений и дополняет серию гармонизованных им народных песен.

Попутно Ал. Андр. энергично работает в деле упрочения его нового детища – Церковно-Певческого Благотворительного О-ва. Ежегодно в день основания О-ва (30/1) служилась в одном из Петербургских Соборов (чаще всего в Исаакиевском Соборе) торжественная обедня при участии соединенных Петербургских хоров. Чаще всего хором этим дирижировал Ал. Андр. Случайно присутствовавший на одной из таких служб А. М. Ушаков, большой любитель церковного пения, знакомится с Ал. Андр., посещает очередной концерт Церковно-Певч. О-ва, принимает близко к сердцу его интересы и в результате нескольких встреч – Петербургское О-во не только получает от щедрого мецената в собственность участок земли (за Нарвской заставой), но на этом участке строится и большой дом, в котором живут хористы и хористки. На доме скромная надпись: «Дом С. Петербургского Церковно-Певческого Благотворительного Общества».

Так, в неизменной напряженной работе проходили годы. Для А. А. наступила уже пора заслуженных юбилеев. 20-летний юбилей существования своего хора (1903), 25-летний юбилей концертной деятельности хора (1908) и в 1913 г. – тридцатилетний юбилей, отмеченный особенно парадным концертом (программа в 3 отделения, с 23 номерами произведений иностранных и русских авторов от Орландо Лассо до А. Гречанинова).

В день 10-летняго существования Церковно-Певческого О-ва (в 1911 г.), – состоялся юбилейный духовный концерт соединенных С.-Петербургских хоров; составом в 500 человек; этим грандиозным концертом дирижирует Ал. Андр.

Скромная квартира Ал. Андр. (Стремянная ул. д. № 7) заполнена венками, ценными подношениями, богатыми фотографиями. В архиве его имеются и иные, менее заметные, но более ценные знаки его широкой популярности.

Приводимые нами ниже краткие выдержки говорят сами за себя.

Новогоднее поздравление Ал. Андр-чу (1893 г.) из глухой деревушки Русский Кочан (Пензенская губ.):

«Ученики мои в восторге от Ваших песен. Больше всего их удивило то, что их деревенские звуки удостоились внимания композитора. Они почему то, знакомясь в школах с песнями, так сказать, культурными, начинают презирать свои и никогда я не слыхал, чтобы они их пели. Теперь иное дело; они увидели, что их песни получили право на гражданство. Несмотря на крайнее обилие обычных занятий, мы все же успели хорошо выучить три песни: «Как под яром», «Поле чистое Турецкое», (это очень нравится), еще «Эх, ты Ваня». Эту разучили в совершенстве. Надеюсь, что весной по вечерам у нашей школы будут громко раздаваться Ваши песни. Ребята певчие пожелали сами выразить Вам свою благодарность».

Из адреса Русского Хорового О-ва в Варшаве (в день 30-летн. юбилея):

«К началу 90-х годов прошлого века Ваш хор становится исключительным явлением в музыкальной жизни страны. Как ни сложны и трудны обязанности дирижера, они, однако, не лишили Вас возможности проявить и другие стороны Вашего дарования. Из-под Вашего пера стали выходить духовные и светские композиции В настоящее время их поет, слушает, ими восторгается вся Россия, от простолюдина до музыкального специалиста . Сосредоточив свою деятельность в столице, Вы не забыли и бедную глухую провинцию. Поездки Вашего хора дали ей возможность познакомиться с таким совершенством хорового исполнения, о которых она и мечтать не могла . Вашей энергией в провинциальную глушь брошены первые семена высшей музыкальной культуры, и как их прямой результат, то здесь, то там начинают возникать правильные хоровые организации .»

К двадцатилетнему юбилею: « .Из дальнего Петровска, с берегов синего Каспия, любители церковного пения . спешат присоединить свой далекий, но искренний голос к общему хору приветствий».

К 10-летию Церковно-Певческого О-ва: « .Вы пожелали принять участие в судьбе людей, большинству которых грозила нищета и убожество с потерей трудоспособности. Первый в России Вы посадили и вырастили хрупкое растение, названное Вами С.-Петербурск. Церковно-Певческ. Благотвор. О-во. Вы работали на Общество: как председатель Правления, как композитор, как дирижер – и невозможно сказать, в какой области Ваши труды были полезнее и плодотворнее . Прошло 10 лет, и.… у нас есть, где преклонить голову старому, безголосому певчему».

Эти выдержки можно было бы продолжать без конца, ибо действительно « . на всем необъятном пространстве Российской земли нет такого уголка, где бы не слышали имени А. А. Архангельского, как и нет православного русского храма, в котором не раздавались бы церковные песнопения, написанные или переложенная Архангельским» (из адреса церковных хоров г. Петербурга).

Но все эти юбилейные даты и связанные с ними торжества отнюдь не означили завершения работы, и Ал. Андр. не только не «почил на лаврах», но еще с большей энергией уходит в работу: готовит новый репертуар, организует новые хоры.

Начавшаяся Великая война, естественно, отразилась на мужском составе постоянного хора Ал. А-ча; он пополняет хор и, кроме обычной работы (церковь, театр, собственные концерты), организует и проводит бесконечные выступления хора на нужды военно-благотворительного характера.

Надвигавшаяся на Россию политическая буря совсем не трогала Ал. А-ча: он настолько был далек от всего, что так или иначе не касалось музыки и пения, что к сменам министерств, переворотам относился в большинстве случаев совершенно безучастно.

Весной 1918 г., как обычно, Ал. Андр. уехал с семьей в деревню Каликино; здесь, в глуши Костромской губ., Ал. Андр. еще в 1903 г. приобрел небольшой участок земли и домик, где и отдыхал летом. «Отдых» его протекал довольно своеобразно: с утра до обеда он у рояля и возится с нотами, после обеда, после небольшой прогулки, переписка, составление программ, вечером он шел туда, где раздавались деревенские песни. На этой почве, за несколько приездов в Каликино, у него завязались дружеские знакомства с Калининскими «запевалами» и «запевальщицами».

Лето 1918 г. протекало не совсем обычно: для Калинкинских жителей Ал. Андр. стал уже не чудаковатым старичком, большим любителем Машкиного пения, добрым и отзывчивым на деревенские горести и нужды, а злостным буржуем, несомненно подпадавшим под сокрушительное действие новых декретов. В августе 1918 года Ал. Андр. был объявлен местными революционными властями лишенным своих имущественных прав и должен был очистить свой дом «для нужд трудящихся». Ал. Андр. принял все это безропотно и молча; не смог смолчать он лишь тогда, когда, кроме всякой домашней утвари, восемь вооруженных людей сгребли в мешок и ноты. «Зачем вам ноты?» – спросил Ал. Андр. На это последовал классический российский ответ, что «начальство разберёт».

Без денег, без вещей, проживши неделю на маленькой станции Антропово, Ал. Андр. на средства, собранные Антроповскими любителями пения, поехал обратно в Петербург.

Этот переезд был необычайно мучителен для Ал. А-ча; с наружностью итальянского маэстро, уже седой, он значительную часть пути был безропотной мишенью для издевательства привилегированных путешественников того времени – солдат и матросов. Однако, и здесь нашелся солдат, слышавший хор Ал. А-ча, узнавший его – и под авторитетным покровительством своего неожиданного поклонника, Ал. Андр. более спокойно добрался до Петрограда. Здесь он собирает хор, начинает с ним заниматься, еще не зная, что и как из этого получится. О хоре вспомнили сами власти. Хор приказано было переименовать в 1-й Государственный Хоровой Коллектив, со скромной пометкой в скобках: «бывш. Архангельского», с причислением его по службе к музыкальному отделу Комиссариата Просвещения. Для хора начинается трудное время: хор буквально рвали на части; это был период, когда новая власть, если не давала хлеба, то, зато усиленно предлагала зрелища. Выступления следовали за выступлениями – в театрах, казармах, учебных заведениях, на заводах. Исполнялись, главным образом, Русские народные песни. Ряд самостоятельных концертов хора был посвящен и серьезной музыке. В Зимнем Дворце, в Георгиевском зале, состоялся ряд исторических концертов (см. прилагаемую программу).

Эта усиленная работа в условиях полуголодного существования, при ежедневных репетициях в промерзших, нетопленных помещениях – не могла, естественно, не сказаться на состоянии здоровья Ал. Андр.: он не выдерживает и серьезно заболевает воспалением мочевого пузыря. В Петроград спешно вызывается жена Ал. А-ча, Пелагея Андреевна, верная и заботливая спутница его жизни.

Ал. А-ча она застает в ужасном положении, с температурой около 40°. Энергичное вмешательство Пелагеи А-ны спасает на этот раз Ал. А-ча. К больному приглашается уролог-специалист, Пелагея Андреевна делает все возможное, чтобы обеспечить больному нужный уход и необходимое питание, и кризис благополучно миновал – Ал. Андр. начал, хотя и очень медленно, крепнуть и оправляться. Нельзя не отметить здесь той трогательной заботливости, которую проявили к Ал. А-чу за время его болезни его друзья и почитатели, часто совсем неизвестные. В самом Петрограде, где максимум жизненных благ приравнивался в то время (1918 г.) к лишнему полену и черствому куску хлеба, находились люди, которые приносили по полену, чтобы согреть комнату, где лежал больной Ал. Андр. В Киеве, узнав о бедственном положении Ал. А-ча, в Владимирском соборе устраивается концерт из произведений Ал. А-ча; концерту предшествует краткое слово об Ал. Андр-че и после концерта, на собранные суммы, Ал. А-чу посылается с верным человеком в Петроград мука, сало, сахар.

На время своей болезни Ал. Андр. пригласил для работы со своим хором Е. С. Азеева, с которым хор и выступал под управлением Коутса в 9-й симфонии Бетховена.

Оправившись от болезни, Ал. Андр. начинает ревностно работать с хором, усиливает состав, расширяет программу. В этот именно период он с особенным увлечением исполняет произведения С. Танеева («Прометей», «Забытая могила», «По прочтении псалма»).

Хору приходится выступать не только в самом Петрограде, но и в окрестностях: ряд общедоступных концертов был проведен в Сестрорецке, Царском Селе, Павловске и др. Репертуар хора вырабатывался при ближайшем участии Музыкального Отдела; нередко хору приходилось разучивать те или иныя вещи в порядке безоговорочных предложений, поступавших от Музыкального Отдела Наркомпроса и имевших, по существу, характер приказаний.

Таким именно образом хору предложено было разучить ряд произведений А. Лурье, (на текст А. Блока), заведующего Музыкальным Отделом Ком. Просвещения, и поэму «Звездоликий» И. Стравинскаго. Произведения Лурье были настолько трудны по своей музыкальной конструкции, что Московские хоры не смогли удовлетворительно их исполнить. Начались репетиции, на одну из них пожаловал и сам автор с целой свитой чиновников и секретарш. Большой зал в квартире Архангельского, где обычно происходили репетиции, являл необычайную картину: 60 человек мужчин и женщин, одетые в самые фантастические костюмы (закутывались так, чтобы сохранить каждый кусочек тепла), в зале, где клубами стелется пар от дыхания, с восковыми свечами в руках (света не было), – и за роялем, с трудом извлекая из него звуки (клавиши примерзали), в шубе – Архангельский, упорно убеждающий своих певцов и певиц, что все это не беда, лишь бы ему дали в нужном ему месте – самое нежное pianissimo. И певцы, и певицы, полузамерзающие от холода, послушно вступали едва слышными аккордами по знаку старческой, так знакомой им руки, и блоковские слова «о всех усталых в чужом краю» – передавали с такими тончайшими оттенками безнадежной скорби, что сам автор, едва узнавая свою же музыку, был ошеломлен.

Через некоторое время, в Зимнем Дворце, хор демонстрировал свое искусство перед двумя главными слушателями – А. Луначарским и А. Лурье. Это было генеральной репетицией, после чего, в Дворянском собрании, в очередном Симфоническом концерте (дирижировал С. Кусевицкий) была исполнена 1-м государ. хоровым Коллектив, (бывш. Архангельского) произведения Лурье.

После этого концерта хору было присвоено название «Государственного Академического Хора», с причислением к Филармонии, и Ал. Андр. было дано звание заслуженного артиста Республики (1921 год).

При наличии бывшей Придворной певческой Капеллы – создавалась невольная двойственность: одновременно стали существовать два государственных хора – бывш. Придворная Капелла и бывш. хор Архангельского. Переговоры о слиянии двух этих хоров не привели ни к какому результату и, в результате этих административных неувязок, хору Ал. Андр-ча было предложено перейти на службу в Политпросвет (Управление Политического Просвещения), без определённого вознаграждения. Собрав хор, Ал. Андр. познакомил его с положением вещей и с поступившим предложением.

Решивши для самого себя вопрос о переходе в Политпросвет в отрицательном смысле, Ал. Андр., со своей стороны, сделал хору предложение стать снова тем, чем они были и раньше, т. е. – называться хором Архангельского, давать самостоятельные концерты и т. д.

Хор оказался в большом затруднении: нужно было выбирать между службой при казенном учреждении, что естественно, учитывая умонастроения и экономический кризис того времени, сулило более спокойную и сытую жизнь, и между необеспеченной работой со своим первым дирижером. В хоре произошел раскол, голоса разделились. Этому способствовало еще и следующее обстоятельство: новый заведующий Музыкальн. Отдел. Комисс. Просвещения Б. Красин – предложил Ал. Андр. организовать Государственную Капеллу в Москве.

Поехав в Москву для этих переговоров, Ал. Андр. предполагал по возвращении в Петроград – предложить это на обсуждение самого хора. Однако, еще до его возвращения – в хоре разнеслись уже слухи, что Ал. Андр. покидает сам хор. В результате долгих и жарких дебатов в хоре, большая часть хора (гл. образом, самые молодые по времени пребывания) – перешла в Политпросвет, меньшая (более опытная) осталась у Ал. Андр.

Все эти волненья, естественно, не прошли даром для Ал. Андр. – чувствовал он себя физически очень плохо, стал быстро уставать. Это, однако не могло ему помешать немедленно начал собирать новый хор. Собралось 35 челов. и Ал. Андр. начал уже разучивать с ними репертуар. В это время Пензенские почитатели Ал. Андр. предложили ему проехать в родную Пензу и дать с пензенским хором несколько концертов. Ал. Андр. с радостью принял это предложение: это давало ему возможность посмотреть еще раз на родные места и утешиться немного от пережитых волнений.

На обратном пути в Петроград, в Москве, Ал. Андр. случайно встречает А. Т. Гречанинова, сообщившего ему о возможностях переезда Ал. Андр. заграницу в Прагу, для работы с Общестуденческим Русским Хором. В результате переписки с Прагой, Ал. Андр. дает свое согласие и начинает готовиться к далекой поездке.

К моменту выезда у Ал. Андр. начинается боль в ноге настолько сильная, что он не может ходить. Так, почти больным, Ал. Андр. отправляется из Петрограда и 10 июня 1923 года прибывает в Прагу. Через четыре дня назначается первая репетиция, для взаимного ознакомления хора и дирижера. Не трудно представить, с каким волнением собрался хор, ожидая увидеть «самого» Архангельского (по возрастному составу в хоре преобладала молодежь, до этого почти не певшая в больших хорах). В помещении Hlahola (одно из самых больших чешских хоровых обществ) встреча эта, наконец, состоялась и молодой хор, по просьбе Ал. Андр., исполнил со своим дирижером (ныне покойным И. Р. Вебером) ряд трудных и сложных композиций (Хор из «Демона», из «Онегина» и т. д.). Ал. Андр. с большой похвалой отозвался о хоровом исполнении, пожалел лишь, что в репертуаре мало народных песен и предложил тут же пропеть с ним всем известную «Вниз по Волге реке». После 10-ти минутной работы хор зазвучал вдруг так, что простая мелодия народной песни подействовала на самих певцов сильней, чем оперные пассажи и сложные гармонии. Хор почувствовал, какой высокий мастер стал за дирижерский пульт.

С этого момента начинается последний этап жизни Ал. Андр., недолгий и тяжелый для него (половину своего времени он вынужден был проводить в лечебницах, прикованный к постели своим недугом – туберкулезом кости), но по-старому – блестящий в артистическом отношении.

Уже в сентябре месяце (29/VIII и 1 /IX) Ал. Андр. дает с мужским хором два концерта в Братиславе (граница Австрии и Чехии), которые проходят с большим художественным успехом. После последнего концерта, на котором Ал. Андр. еле мог стоять (болезнь ноги прогрессировала), ему спешно пришлось возвращаться в Прагу и ложиться в клинику для серьёзного и длительного лечения. Ал. Андр. был помещен в одной из лучших пражских клиник, где пролежал целый месяц. Единственный раз, когда ему было разрешено встать – это визит с хором к президенту Республики. Здесь произошла встреча Ал. Андр. с его давнишним почитателем, просвещенным меценатом г. Ч. Краном, очень много сделавшим для пропаганды русской хоровой (по преимуществу церковной) музыки в Америке. 14/ХI Ал. Андр. выписался из клиники и начинает деятельно готовиться к своему первому большому концерту в Праге. Все лучшее, что имела русская Прага в голосовом отношении, приходит к Ал. Андр.; хор насчитывает уже свыше 100 человек, активно работающих певцов и певиц. С первой же репетиции установилась совершенно-особенная атмосфера поразительной дисциплины и готовности, со стороны хора, сделать все, что захочет дирижер. Дирижер же, прежде всего и после всего, требовал стройности. Стройность хора – первое условие выразительности пения – Ал. Андр. удавалось создавать поразительную⁶).

13/ХI, через месяц после первой репетиции, в Пражском Сметановом зале состоялся концерт, прошедший не только с аншлагом, но и с исключительным художественным успехом. Чешская и немецкая пресса дали ряд статей, посвященных русской хоровой музыке и блестящему мастерству Ал. Андр.

Особенно содержательными и ценными были статьи Д-ра Л. Кубы, еще в восьмидесятых годах прошлого столетия, писавшего об Ал. Андр., и о том культурном значении, которая имеет его работа для славянства вообще.

После концерта Ал. Андр. снова укладывают в кровать, – теперь уже с несомненностью установлено, что у него на ноге – туберкулез кости. Но и лежа в постели с гипсовой повязкой на ноге, Ал. Андр. занимается гармонизацией чешской народной песни и руководит черновой подготовкой к следующему концерту. Так как по всей Чехии готовились юбилейные музыкальные празднества в честь национального чешского композитора Б. Сметаны (столетие со дня рождения), то и Ал. Андр. в программу очередного концерта включает три лучших мужских хора Б. Сметаны.

Концерт состоялся 22.II, на котором были исполнены также и произведения католической церковной музыки (Палестрина, Лотти, Россини). Следующий концерт (в начале апреля) был посвящен русской народной песне. Нога Ал. Андр. к этому времени была уже в таком плачевном состоянии, что дирижировать концертом он был вынужден сидя, – стоять он уже не мог. После концерта пришлось снова ложиться в клинику, применять искусственное горное солнце, но все это помогало очень мало; лучшие специалисты торопили Ал. А-ча с отъездом к морю и к настоящему солнцу, рекомендуя особенно Италию.

При поддержке Чешского Красного Креста, при содействии г. Папскаго Нунция (посетившего Ал. А-ча со специальной целью поблагодарить за исполнение «Gloria Patri» Палестрины) – Ал. Андр. в июне 1924 г. выехал в Италию, в Аббацию.2 месяца пребывания в Аббации, на солнце, в прекрасном климате дали благотворные результаты. Ал. Андр. смог уже двигать ногой, понемногу ходить, к нему вернулась обычная бодрость, он полон планов и еще из Аббации дает распоряжение хору в Праге снять помещение для первого концерта в новом сезоне на 16/ХI с тем, чтобы сбор с этого концерта пошел на усиление средств по сооружению часовни на Русском кладбище в Праге.

2/Х Ал. Андр., помолодевший и бодрый, возвратился в Прагу. Физическое его состояние не внушало особенных тревог, ходил он без больших усилий и весь был полон какой-то юношеской стремительностью – работать, работать и работать. Начались первые репетиции; Ал. Андр. был особенно ласков, особенно разговорчив и ко всем благожелателен. В это же время он начал работу по записи и гармонизации казачьих песен по просьбе живших в Праге казаков, желавших сохранить в художественной гармонизации свои родные напевы⁷.

На 16/ХI была назначена утром репетиция к предстоящему концерту. Ал. Андр. утром встал, сел к столу, на обращенный к нему вопрос жены успел лишь промолвить «грудь» и.… перестал жить.

***

18/ХI 1924 г. Ал. Андр. был похоронен на Ольшанском кладбище в Праге. В октябре 1925 г. тело Ал. А-ча, согласно высказанной им воле, было перевезено его женой в Петроград и там, после соборно совершенной заупокойной литургии в Казанском соборе, при пении «бывшего» хора Архангельского, было предано погребению на Тихвинском кладбище в Александро-Невской Лавре.

П. Милославский

1900 год. Петербург

Отделение I.

«Ave Regina» (8 голосов) Томас де Витториа (ок.1548–1619)

«Kyrie eleison» Дж. да Палестрина (1525–1594)

«Dixit Dominus» Клаудио Монтеверди (1567–1643)

Хорал «Христос, моя радость» И.С.Бах (1685–1750)

Хорал «Что тебя смущает» И.С.Бах (1685–1750)

Хорал (заключительный)

«Сгиньте, злые духи» И.С.Бах (1685–1750)

«На реках Вавилонских» Ш. Гуно (1818–1893)

Отделение II.

«Вечери Твоея тайныя» П.Турчанинов

«Призри на ны, Всепетая Богородице» А.Львов

«Иже херувимы» М.Глинка

«Отче наш» П.Чайковский

«Тебе поем» А.Архангельский

«На Тя, Господи, уповах»      Д. Бортнянский

1903 год. Петербург. Зал Дворянского Собрания

В день 20-летия существования хора

Отделение I.

Из мессы «Gaudeamus»

«Christe eleison» Жоскен Депре (1445–1521)

«Miserere» (покаянный псалом) Орландо Лассо (1520–1594)

«Impoperin» Палестрина (1514–594)

Заключительный хор из «Passione» Г. Шюц (1585–1672)

Фуга из кантаты № 106 И.С.Бах (1685–1750)

«Mein Gotte» Ф. Мендельсон (1809–1847)

«Ave Магіе». Джузеппе Верди (1813–1901)

Отделение II.

«Тик Так Ток» Комический мадригал Орацио Векки (1550–1605)

«Море широкое» А.Танеев

«Ангел»      Э.Направник

«Повеяло черемухой» А.Копылов

«Устало все кругом» А.Аренский

«Ручей»       Б. Гродский

«Солнце и месяц» А. Гречанинов

«Осень» А.Гречанинов

«Грозовые тучи» Ц. Кюи

1 декабря 1900 год.Петербург. Зал Дворянского Собрания

Духовный концерт Петербургских церковных хоров под управлением А. А. Архангельскогов пользу Церковно-Певческого Благотворительного общества

Отделение I.

«В Чермнем мори» (Богородичен 5 глас) (знаменного распева) Свящ. М.Виноградов

‘‘Тебе одеящегося». А. Львов

«Блажени, яже избрал» Г. Львовский

Тропари в Великую Субботу (болгарского и знаменного распева) А. Кастальский

‘‘Помышляю день страшный» А. Архангельский

Отделение II.

«Верую» В. Фатеев

«Иже херувимы» П. Чайковский

«Волною морского» (ирмос-ризник на Рождество Христово). А. Гречанинов

"Отче наш» (на 8 голосов) Дж. Сарти

«Кто Бог велий» (для 2-х хоров) Д. Бортнянский

Воскресенье. 9 октября. 1906 год. Петербург. Зал Дворянского Собрания.

Концерт хора А. А. Архангельского в пользу сызраньских певчих-погорельцев

Отделение I.

Messa (на 8 голосов) Оскар Верман

Psalm 42 (на 8 голосов) Ф.Мендельсон

Отделение II.

«Зной и сушь» Н.Черепнин

«Кондор» Викт. Калинников

«Обвал» М. Анцев

«Слезы людские»       В.Золотарев

«Два врага» Ц. Кюи

«Ушла, ушла весна» Ц. Кюи

«Слава» Ц. Кюи

Пятница. 16 декабря. 1907 год. Берлин. Большой зал новой Биржи.

Концерт русского хора из Петербурга, дир. А. А. Архангельский

Отделение I.

«Kyrie eleison» Джованни да Палестрина

Motetto № 1 И.С. Бах

«Mein Gott» (псалом) Ф. Мендельсон

«Ave Магіе» Ф. Мендельсон

Фуга из кантаты Na 106       И.С.Бах

Отделение II.

«Солнце и месяц» А. Гречанинов

«Море и утес» А.нцев

«Анчар» Аренский

«Элегия» В. Калинников

«В темном аде» Кенеман

а)»Вечер на Саве» (сербская песня)

б) «Дунай» (русская песня) обработка А. Архангельского

Воскресенье. 13 декабря. 1908 год.

Концерт А.А. Архангельского по случаю 25-летия концертной деятельности его хора.

Отделение I.

Motetto VI (Der 149 Psalm) Jah. Seb. Bach

al Allegro moderato «Пойте Богу» Jah. Seb. Bach

б) Poco allegro «Будь славен      Бог» Jah.      Seb. Bach

в) Allegro vivace «Всякая тварь да хвалит вселенной Творца» Jah.Seb. Bach

Credo (на 16 голосов) из «Missa solemnis» Ed. Grell

Отделение II.

Татарский полон Н. Римский-Корсаков

Русские песни (переложенные для хора) А. Лядова

а) Колыбельная

б) Святочная

в) Хороводная

г) Протяжная

«Ты не пой, соловьюшка» (для муж.хора) из сборника Лопатина

Русские песни (переложения для хора) А.Архангельский

«Светит месяц»

«У ворот, ворот»

«Разненастный день, суббота»

«Ночка»

Воскресенье. 27 ноября. 1911 год. Петербург. Зал Дворянского Собрания.

Юбилейный духовный концерт в честь 10-летнего существования Церковно-Певческого Благотворительного Общества

Отделение I.

«Отче наш» (для мужского хора) Д. Направник

«Гласом моим» (из 17 и 76 псалмов)      Д. Бортнянский

«Творяй Ангелы» П. Чесноков

«Херувимская песнь» Ю. Сохновский

«Верую (баритон соло) А. Архангельский

«Блажен разумеваяй» (псалом 40)      А. Архангельский

Отделение II.

Великая ектения Епископ Серафим

Псалом 21-й Ц. Кюи

«Достойно есть» Е. Азеев

«Благослови, души моя, Господа» А. Гречанинов

«К Богородице прилежно»      А. Гречанинов

«Тебе Бога хвалим» Д. Бортнянский

Четверг. 2 декабря. 1920 год. Зал Хоровой Академии.

Второй Исторический концерт Государственного Хорового коллектива (бывш. Архангельского) под управлением А.А.Архангельского Итальянская хоровая музыка XVI, XVII и XVIII вв.

Отделение I.

«Ave Regina» Томас Луис де Викториа

Месса для 2-х хоров Григорио Аллегри (1560–1652)

«Magnificat» (на 12 голосов) Дж. Габриэли (1540–1612)

»Benedictus» (на 12 голосов) Дж. Габриэли

«Jubilate Deo» Дж. Габриэли

Отделение II.

Алессандро Скарлатти (1660–1725)

Из Missa

а) Kurie eleison, Christe eleison;

б) Sanctus;

в) Agnus Dei.

Клаудио Монтеверди (1567–1643)

Dixit Dominus (на 6 голосов)

Антонио Лотти (1667–1740)

Из Missa

а) Sanctus (на 4 голоса);

б) Crucifixus (на 8 голосов).

Среди духовных композиторов русской Православной Церкви за последнее время одно из виднейших мест принадлежит покойному А. А. Архангельскому. Едва ли найдется хор, который бы не пел его произведений, начиная от стильных ученых хоров в столицах и кончая скромными деревенскими хорами. Многие вещи Архангельского пелись наизусть, без нот, в ряду прочего обиходного пения, так они уже сроднились с русским клиросом, что перешли в обиход, вошли в круг, так сказать, канонического церковного, пения, наряду с распевами.

Русская церковно-певческая литература необыкновенно богата⁸. Но из множества имен композиторов весьма немного имен знакомы всей Руси, всему русскому клиросу. Из тьмы этих композиций немногим выпало на долю войти во всероссийский обиход. К числу таких имен, конечно, принадлежит имя Архангельского.

Каковы же причины такой популярности Архангельского? В чем секрет его творчества, сроднивший русский клирос с его произведениями? Да и не только русский клирос. Лет 8 тому назад, в Болгарии, мне пришлось слышать в болгарской церкви, в глухой провинции, как почти импровизированный хор пел «ныне отпущаеши» нашего Архангельского. Регент хора не мог мне сказать, кто автор этого «ныне отпущаеши», и называл его просто «русским». – «Наши люди очень любят это «ныне отпущаеши» – прибавил он – и требуют, чтобы мы только его и пели».

Мы не можем сказать, что близость произведений Архангельского сердцу верующего кроется только в музыкальной красоте. Это для церковного и духовного композитора слишком неопределенно. Есть много музыкально красивых вещей, которые, однако, совершенно чужды нам. Вопрос о красоте в церковном пении – вопрос очень сложный, и мы не будем его подробно разбирать. Но, конечно, красота нашего богослужения не зависит только от красоты обстановки и красоты пения. Красота церковная состоит в красоте, возвышенности тех чувств и представлений, которые возникают у человека, слушающего богослужение. Поэтому православная Церковь не допустила в свое богослужение инструментальной музыки, ибо она, несмотря на всю свою звуковую красоту и мощное воздействие на душу человеческую не создает конкретных образов. Она вызывает лишь известное состояние духа, остающееся, в сущности, всегда несколько неопределенным. Между тем, в церкви Православной не может быть допущено такой неопределенности. Слово – логическое осознание и выражение, именно отчетливое и определенное, своего чувства или воззрения. Музыкальный же звук выражает основной тонос этого чувства и связанную с ним мысль. Поэтому в Православном богослужении слово господствует над звуком, поэтому, кроме музыкальной красоты, церковному пению предъявляется требование красоты духовной.

Завоевать клирос можно только будучи понятным большинству слушающих. Вопрос о церковности и духовности какой бы то ни было формы искусства нельзя отделять от вопроса о религиозном опыте и жизнепонимании, ибо всякое искусство отражает в себе прежде всего внутренний мир человека, тонос его отношения к внешнему миру, к людям и самому себе. Творец – художник появляется на фоне жизнепонимания и стремлений его эпохи и его общества. Ему, чтобы быть понятным большинству, прежде всего нужно быть причастным общему тоносу этого большинства. Нужно как бы слиться душой с другими людьми, переживать все так же, как они переживают – и затем, по таинственным путям гения выявить творчеством то, что чувствуют, но не умеют выразить другие. В этом, думается, тайна доступности того или иного художественного произведения, а вместе с тем этим и определяется в главных чертах направление и самый характер художественного творчества. Каждый художник в сущности – дитя своей эпохи, как бы самостоятельно он в своем творчестве ни стоял. Поэтому, говоря о творчестве духовного композитора, мы обязаны рассматривать его творчество в связи с религиозным и церковным состоянием современного ему общества.

После радикальной ломки всего церковно-бытового уклада народной жизни, наступившей при Петре Великом, религиозная жизнь русского народа потекла по совсем другому руслу. Русское общество, в лице образованных классов, все больше и больше отходило от церковной жизни, которая раньше наполняла собой всю жизнь русского человека. В силу этого терялась ясность и определенность переживания отдельных праздников, разница между ними понемногу стушевывалась. От углубления в созерцание тайн домостроительства Божия люди все больше и больше переходили к сосредоточиванию на собственных переживаниях. Постоянное горение духа, бывшее у наших предков, сменилось лишь временными проблесками религиозного сознания. Эти временные проблески сосредоточиваются уже не на всем мире, а лишь больше на определении моего отношения к миру, на моей борьбе с волнами житейского моря.

Этот мотив весьма характерен для религиозного чувства современного нам общества.

В силу этого, в религиозном жизнепонимании современного нам русского общества совершенно отсутствует созерцание, но зато ярко выражена внутренняя борьба, внутренние смущения, подчас мучительно ищущие себе смысла, оправдания и умирения. Поэтому большинство современных русских людей не могут удовлетвориться бесстрастными созерцательными древними мелодиями. Эти мелодии не находят себе отклика в душе, ибо выражают духовные созерцания, а не душевные движения.

Вот выразителем этого тона религиозной жизни большинства русских и явился Архангельский. Он не был созерцателем. Но он прислушивался к тем таинственным глаголам, которые звучат в душе человека, обуреваемой волнами житейского моря. Он живописует нам не образы, предносящиеся духу, но самые его трепетанья. В своих лучших вещах он вводит нас в тайники души страдающей и ищущей смирения в Боге, или души умиренной непостыдной надеждой на Бога, души безмятежной, либо умиленной, либо кротко скорбящей. Мастерски пользуясь голосами хора, он чутко передает ими все изгибы души, как бы сливая каждый голос с душою слушающих. Каждый вздох мелодии в одном из голосов – это вздох моей собственной души. Каждый аккорд – это аккорд и моего сердца.

Отсюда – кажущаяся некоторым сентиментальность. Но сентиментальность в церковном пении – искусственное, шаблонное, театральное (почти всегда очень условное) преувеличение чувства. У Архангельского этого нет. Известная мягкость его произведений – излияние подлинного умиления, конечно, по-своему переживаемого. Но ведь так точно переживают и все слушающие – и потому так близка и понятна им песнь Архангельского. Чувства, наполняющие его сердце – такие же, как у большинства других, и он передает их «не мудрствуя лукаво».

Быть может, Архангельский не удовлетворит учёного археолога, посвящённого во все глубины литургического богословия. Быть может, ученый литургист-богослов или аскет найдет некоторые неправильности в религиозном восчувствовании Архангельского. Но массе он понятен, ибо говорит не ученым языком, а простым языком непосредственного чувства.

В отношении живописания им внутренних душевных движений, его концерты могут считаться образцовыми. Вспомните его дивную передачу чувства страха, трепета, жесты смущения сердечного на словах «страх и трепет прииде на мя… сердце мое смятеся во мне»... и как все это смятение, все это беспокойство разрешается и оправдывается уверенным, полным надежд, величественно спокойным последующим «аз к Богу воззвах».

Или в концерте «Гласом моим ко Господу воззвахъ» – сколько слышите утомления от бурь и скорбей житейских, – и в то же время, сколько надежды на Бога, надежды, которой всё оправдывается, надежды, изливающей в больную душу полный мир и служащей опорой во всей жизни.

Размеры этого очерка не позволяют нам войти в более детальное рассмотрение многочисленных произведений Архангельского. Наша задача – только указать на, так сказать, психологические стороны его творчества, делающие его таким понятным всем верующим.

Интересно отметить, что Архангельский необычайно популярен среди массы молящихся. Среди знатоков обычая и устава Архангельский значительно менее популярен.

Почему?

Потому, что последние лица отличаются в своем религиозном восприятии от главной массы нашего общества. Мы уже указывали, как произошло изменение направления и характера религиозной жизни у русского народа.

Интеллигенция отошла от полной церковной жизни.

Между церковным и духовным композитором существует разница. Духовный композитор прислушивается к голосу субъективных религиозных переживаний. Он религиозный лирик. Таков, без сомнения, и Архангельский. Таково по настроению, и наше общество.

Как таковой, религиозный, духовный лирик может иногда несколько отклоняться от общецерковного чувства. Каждый духовный композитор, передавая священный текст, передает не столько то, что дано в этом тексте; сколько то, как он воспринимает этот текст, какие чувства возникают в нем при чтении или размышлении об этом тексте.

Церковный же композитор субъективен в значительно меньшей степени, и в силу этого – он более созерцатель. Он передает не свои чувства, а чувства всей церкви. Он передает, обратно духовному композитору – не то, как он воспринимает и переживает данный текст, но то, что в данном тексте дано. Церковь, как тело Христово, как совокупность всех верных, переживает в своих богослужениях все спасительные для нас события. Постоянное пребывание в этом переживании, слияние моего субъективного чувства и сознания с чувством и сознанием всей Церкви – и есть церковность.

Но насколько церковность доступна нам? Вряд-ли церковные созерцания доступны среднему интеллигенту. Ему более доступны субъективные переживания композитора, выражающие понятным ему музыкальным языком его же собственные чувства.

Возьмем для сравнения три Великих Славословия: 1) Архангельского, 2) Комарова и 3) Мясникова.

Спокойное, умиленное, благозвучное славословие Архангельского обращает наш умственный взор в нашу душу. Эта песнь как бы льется из нашей собственной души, возбуждая в ней чувства сладкого умиления.

Славословие Комарова – совершенно другое. Оно – неземное. Оно не звучит в душе слушающего, а как бы доносится из горнего мира, само напоенное не умилением, но спокойной бесстрастностью. Оно влечет душу в мир созерцания. А потому оно не всем и доступно. Оно именно не субъективно.

Что же касается Славословия Мясникова, то оно все аффектировано, оно не столько звучит в душе, в сердце, сколько в голове и в ушах, искусственно возбуждая умиленные, неискренние вздохи, так противоречащие спокойному настроению этой древнейшей христианской песни.

Я нарочно привел здесь эти три примера, чтобы отметить характер творчества нашего композитора.

Мы не будем касаться здесь техники Архангельского, ибо техника не может нам в достаточной степени уяснить секрета обаятельности произведений Архангельского. Секрет этот, помимо простоты и непосредственности изложения музыкальной мысли, кроется в родственности характера религиозных переживаний композитора и общества, гениальным выразителем религиозной настроенности которого он и явился.

Напрасно будем у Архангельского искать бездонную глубину созерцания. Её мы не найдем. Но если дух наш истомился, если просто хочется «молитву пролить ко Господу и Тому возвестить печали моя» – кто проще, естественнее и понятнее это сделает, как не Архангельский?

Итальянствующие композиторы отстали от религиозного состояния нашего общества. Их внешне-напыщенная, деланные композиции, где каждое чувство, вопреки психологической правде, подчеркнуто, экзальтировано, более подходит к сантиментальной эпохе Карамзина, и не может нас удовлетворить. Сердце верующего человека сейчас же чувствует фальшь. Вот этой фальши и нет у Архангельского.

Архангельский – певец молитвы.

Он – истолкователь скорби сердца человеческого, он – певец надежды непостыдной, утверждение в вере в нашу эпоху общего шатания...

И это делает его близким сердцу каждого верующего. Эта его особенность сделала его любимым автором на всех русских, а иногда даже и не русских клиросах.

Еще одна черта: его произведения дышат умиряющим смирением, в противоположность чванству или «уничижению паче гордости» итальянствующих сочинителей музыки на церковный текст.

Кто не слыхал его «Хвалите» – «Милость мира» – «Крест Хранитель»? – Эти произведения по праву стали классическими не только по своей простоте, но по необычайной правдивости передачи душевных движений.

В этой естественности передачи общего религиозного настроения, простоте и задушевности и заключается, по нашему разумению, причина того, что Архангельский стал едва-ли не самым популярным композитором современного русского клироса, постепенно вытесняющим печальные остатки религиозно фальшивой итальянщины.

Православный

Югославия

Ни один из восточно-православных народов не почувствовал так сильно влияния русской церковной музыки, как болгарский народ.

Когда болгары, после освобождения, впервые услышали русское церковное пение, исполняемое русскими войсковыми частями, – они всецело были объяты чарующим впечатлением, произведенным на их сердца. Обаянье было так велико, что хоровое пение тотчас же было воспринято нашей православной церковью и постепенно стало вводиться в городских храмах по русскому образцу. Целых 50 лет русское хоровое церковное пение употребляется у нас за Литургией, да и в будущем остается, как образец совершенного религиозного пения, трогающего христианскую душу своим величием и звучностью.

В религиозном-музыкальном своем творчестве болгарские церковные композиторы всегда будут стремиться достичь выразительности и величия, до каких дошла русская церковная музыкального искусства, эмоции переживаемых религиозных экстазов.

Произведения всех почти русских композиторов исполняются в Болгарских церковных хорах.

Однако, ничьи произведения не соответствуют так близко настроению болгарской души, как творенья Александра Андреевича Архангельского.

Общий минорный дух, веющий от них, и приятные для уха мотивы, понятно разработанные в трогающем гармоничном стиле, всегда производили самое глубокое впечатление на религиозное настроение как слушателей, так и исполнителей.

А. А. Архангельский – самый любимый церковный композитор в Болгарии, самый популярный своими умилительными концертами, в особенности же своей Литургией.

Произведения А. А. Архангельского являются обязательными в репертуаре нашего церковного регента, как противовес композициям Бортнянского, Веделя и др. русских авторов, носящим другой характер.

Как творение глубоко верующей души, произведения А. А. Архангельского вносят успокоение в настроение каждого христианина, испытывающего минуты покаянья, особенно в Великие Посты.

Помимо всего сказанного, уважение, испытываемое нами, болгарами, к А. А. Архангельскому, получило и внешнее выражение в готовности нашей принести свою лепту на увековечение памяти приснопамятного Великого Покойника, чье имя будет прославляемо в Болгарии на вечные времена!

12 ноября 1929 года, София

Петр Динев. Лектор Болгарской Музыкальной Академии

Русские издавна любили хорошее церковное пение и потому именно оно достигло на Руси такого развития.

Государи наши всегда покровительствовали церковному пению. С 15 века при Дворах их неизменно состоял «Хор Государевых певчих диаков», превратившийся в 18 веке в широко известную всей России и заграницей придворную певческую капеллу. Цари Иоанн Грозный и Феодор Иоаннович лично участвовали в жизни «Государева Хора» и положили на ноты ряд песнопений.

Государевы певчие пользовались при пении так называемыми «восьмигласным знаменным» и «демественным» распевами. Употреблялись также и другие православные напевы: византийский (греческий), сербский, болгарский, записанные тогдашними нотными знаками – «знаменами» или «столпами» (славянскими нотами), замененными лишь в 17 в. при патриархе Никоне линейными нотами.

Монастыри наши создали свои умилительные напевы, сохранившиеся до нашего времени.

В Киево-Печерской Лавре, в период 15–17 век., под влиянием ряда болгар – Митрополитов, установилось своеобразное пение – несомненно болгарского происхождения, распространившееся из Киева по всей Руси и записанное тогда же в церковно-певческие рукописи. В дальнейшем наш ученый, церковно-певческий археолог Профессор С. В. Смоленский много способствовал обработке и сохранению «сладкоголосовых» староболгарских напевов для православного нашего церковного пения. Протоиерей Турчанинов, а за ним Кастальский, Гречанинов и др. много дали произведений в духе этих старых славянских напевов.

Со времен Императрицы Екатерины Великой подлинное православное русско-славянское церковное пение подвергается влиянию так называемой «концертной итальянщины»; все больше и больше вносится светско-концертный элемент.

Исполнение произведений композиторов: Галуппи, Сарти, Бортнянского (первого периода его творчества), Березовского, Веделя, Дегтярева и многих других превращало Церковь в. концертный зал: шли «послушать концерт и затем уйти», как возмущенно выразился П. И. Чайковский в своем знаменитом письме к Преосвященному Михаилу, Ректору Киевской Духовной Академии. Старое наше исконно православное пение было забыто.

По счастью, последующие творцы церковных песнопений поставили себе задачей возвращение к старине: начало церковности одержало верх. Прот. Турчанинов (начало 19 в.), Балакирев, Римский-Корсаков, Чайковский, Гречанинов, Архангельский, Чесноков, Кастальский и др. спасли наше церковное пение, закрепили в своих трудах старые напевы и дали, кроме того, много ценного для области так называемой «оригинальной церковно-певческой литературы¹¹.

Произведения Александра Андреевича Архангельского, этого композитора «Божиею Милостию», занимают в церковно-певческой нашей литературе почетное, выдающееся место.

Они как нельзя более подошли к духу русского православного Богослужения, основанного йена внешних эффектах, а на стремлении приблизить молящегося к Богу, открыть его душу для покаяния и горячей молитвы.

Все же, как замечает один видный знаток старого русского церковного пения, влияние «итальянизма» сказалось на творчестве А. А. Архангельского.

Отчасти это объяснялось теми условиями, в которых А. А. приходилось работать. Организатор Хора, – единственного (кроме Придворной Капеллы) из церковных хоров, выступавшего на эстраде с программой светской музыки, – вынужденный соответственно этому заместить мальчиков более эффектными женскими голосами, он самой жизнью толкался к созданию вещей эффектных и эстрадных. Как естественное последствие, было появление его удивительных духовных концертов той музыкальной формы, которая разнилась от русского церковного пения Старой Руси. При создании их играли, конечно, роль и личные мелодические и гармонические вкусы талантливого автора, нашего русского самородка.

Исключительная близость А. А. Архангельского к Церкви (по происхождению, школе и деятельности) и глубокое религиозное чувство спасли творчество его от итальянизма, – творчество его не утратило церковного духа и тем обогатило нашу церковно-певческую библиотеку.

Заупокойная его Литургия Св. Иоанна Златистого (особенно «Иже Херувимы» и «Отче наш»), большое «Хвалите Имя Господне», «Слава в вышних Богу» (за исключением сольных выступлений явно концертного характера), затем «Воскресение Христово видевше» – чудесное переложение обычного напева, – при большой музыкальной красоте, – все это – вещи, проникнутые теплым религиозным чувством.

Даже концерты, столь не соответствующие мистическому содержанию Православной Литургии и особенно не терпимые с церковной точки зрения в трактовке Бортнянского, Веделя, Дегтярева, – у Архангельского становятся вполне церковными («Господи, услыши», – особенно вторая часть, «Внуши Боже»), – но самым ярким доказательством наличия религиозного духа в творчестве А. А. является его Панихида. Панихида эта, несмотря на наличие у нас «обиходной» панихиды, такой родной и таящей глубокие и сильные красоты, – воспринимается благодатно и тепло благодаря жизненным переживаньям, ею возбуждаемым.

Привившийся в нашей Церкви, особенно в Южной Руси, староболгарский распев вызывал восхищение А. А. Архангельского.

В результате оценки им оригинальных художественных качеств этого напева явились следующие его сочинения и переложения:

1. Гимн Святым Кириллу и Мефодию,

2. «Да исправится молитва моя» (из 1 вып. № 17, трио и хор),

3. Песнопения на Вход Господень во Иерусалим и в Страстную Седмицу (вып. 2),

4. Ирмосы первой и Страстной Седмицы Великого Поста,

5. «Достойно есть» – в духе древних напевов (из Заупок. Литургии Св. Иоанна Златистого),

6. Концертные переложения «Молитву пролию ко Господу» и «Помилуй нас, Господи».

Заканчивая краткий сей очерк, хочется пригласить всех верующих православных людей мысленно поблагодарить почившего нашего дорогого учителя, давшего нам возможность «Едиными сердцем и едиными усты» славить Имя Божье.

Верим, что не умрет его память во веки...

Мы – певчие – никогда его не забудем.

София

А. Савельев-Ростиславич. Регент Посольского Хора в г. Софии

Имя Ал. Андр. Архангельского знакомо всякому русскому церковному человеку. Кого не захватывали его своеобразные напевы «Милость мира» и «Тебе поем», кто не задумывался при исполнении его концертов «Господи, услыши молитву мою», «Помышляю день страшный»? Чем же близко его творчество душе молящегося? Несомненно – искренностью чувства, традиционностью формы и необычайной пластичностью. Самый маленький хор и самый скромный по подготовке регент поймут произведения А. А. Молящийся же очаровывается не только красотой голосоведения, но, что самое главное, загорается под влиянием музыки Архангельского еще более сильным религиозным чувством. Причина этого влияния в глубоком религиозном чувстве самого автора.

Мне редко приходилось встречать людей, так радостно, до конца своих дней, воспринимающих жизнь. Тот, кто как я, по обязанности врача, видел нежный свет в глазах А. А. в нерадостную пору болезни, поймет, почему он никогда не заканчивал свою музыкальную мысль на печальном стихе псалма, а всегда приводил ее к успокаивающему разрешению. Мне не кажется поэтому случайностью, что многие из своих самых многолюдных концертов А. А. начинал простой, но умилительной вещью: «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя».

Глубокое религиозное чувство оберегало его и от зависти к другим. Однажды я спросил А. А.: «каких композиторов Вы рекомендуете исполнять в церкви?»

«Всех, в ком горит религиозное чувство» – было ответом. Не удивительно поэтому, что вся Россия любила молиться под звуки песнопений А. А. Архангельского.

Мне не довелось знать Ал. Дмитр. Кастальского. Но все, что касалось творчества Кастальского еще с лет юности, глубоко интересовало меня. Я помню восторженную статью петербургского композитора, свящ. Лисицина, посвященную представителям русской национальной школы, где на первое место автор выдвигал Ал. Дмитр. Никогда не забуду впечатления от «С нами Бог», «Дева днесь», «Тебе поем» в исполнении Синодального хора.

Что же привлекает слушателей в творчестве Кастальского? Не сразу входит Кастальский в душу молящегося. Слишком строгими, суровыми кажутся сначала аккорды его песнопений. И только лишь ощутив всю близость их подлинной русской стихии, полюбишь произведения Ал. Дм. Здесь не место разбирать манеру его письма. Думаю, не ошибусь, если скажу, что в творчестве Кастальского наше подлинное, русское церковно-певческое прошлое сливается с совершенными формами современности.

Не могу удержаться от одной маленькой экскурсии. Кто был в Подкарпатской Руси, тот не мог не заметить, что там в церковных песнопениях, как и во всей жизни, и доселе слышны отзвуки давно Минувшего прошлого. Те же отзвуки вы найдете и в музыке Кастальского. Но что удивительней всего, мотив одного из лучших его произведений «Милосердия двери отверзи нам» вполне идентичен с тем, который поет карпаторусский крестьянин, выходя после литургии из храма. Так бесхитростными устами лучше всего доказывается близость творчества Ал. Дм. к его народным истокам.

Как и все, что дышит самобытностью – и творчество Кастальского с трудом завоевало себе почву. Особенно элегический юг России, любивший Веделя, Архангельского, долго сторонился напевов «московской школы». Но не устоял ни Харьков, ни Киев пред звуками Кастальского и П. Чеснокова, и лучшие хоры этих городов разнесли славу блестящих представителей «национальной русской школы», главное место между которыми бесспорно принадлежит А. Д. Кастальскому.

Занимательна судьба Архангельского и Кастальского, композиторов, так не похожих друг на друга. Оба они в меру своих сил служили делу Русской Православной Церкви и России и оба умерли, лишившись любимого детища: Архангельский – своего хора, Кастальский – хора Синодального. Оно и понятно – нет места развитию национальной стихии в пределах С. С. С. Р. И лишь из-под спуда иногда выглянет лицо Русского народа. Так было во время погребения А. Д. Кастальского в Москве, когда впервые за много лет раздались на улицах первопрестольной стройные, печальные звуки «Святый Боже». То пел снова собравшийся проводить своего руководителя Синодальный хор под руководством Данилина, прославившего и заграницей русскую церковную музыку.

То же случилось и при погребении А. А. Архангельского в Петрограде. Его хор отдал последний долг своему творцу и руководителю.

Эти два кажущиеся малозначительными факта показывают, что национальная мысль и её музыкальная форма не уничтожены. Будем верить, придут лучшие времена. И как после татарского ига, по свидетельству знатока церковной музыки проф. В. М. Металлова, Русь шла от одного достижения к другому, так, надеемся, и после большевизма музыкальный гений России воплотится в еще более ярких и совершенных формах. И образы А. А. Архангельского и Ал. Дм. Кастальского будут служить потомству всегдашним напоминанием о горячем религиозном чувстве и глубоком понимании как души, так и национальных музыкальных форм русского народа.

Ф. Ф. Никитин

Среди произведений покойного А. А. Архангельского, композитора церковной музыки по преимуществу, особое место занимают обработанные им для хора народные песни разных народов. Целая серия их (34 песни – 6 испанских, 4 – неаполитанских, 1 – итальянская, 7 – французских, 8 – русских, 4 – польских, 2 – сербских и 2 – хорватских) была издана в 1893 – 94 годах. Позднее эта серия год от года пополнялась новыми номерами. Ал. Андр. не покидал этой работы до последних дней своей жизни. Так, уже живя в Праге и работая с общестуденческим русским хором, он обработал для него целый ряд славянских песен, которыми можно было выполнить программу не одного концерта.

На первый взгляд может показаться, что работа с народными песнями была для покойного композитора чем-то придаточным, второстепенным. При внимательном же рассмотрении всего жизненного пути покойного, надо признать, что эта работа была органическою частью его разносторонней творческой деятельности.

Дело в том, что А. А. Архангельский был по преимуществу не теоретик, а практический деятель русского музыкального искусства и свое служение этому искусству проявлял всеми формами своей музыкальной деятельности.

Как известно, А. А. Архангельский по приезде в Петроград в 70-х годах прошлого столетия, составил свой хор, с которым начал работу в Почтамтской церкви. В 1883 г. А. А. в первый раз выступил с своим хором в концерте и с тех пор ежегодно давал от 5 до 6 концертов с ясно выраженной задачей: дать образцовое исполнение русских народных песен. Начиная с 1888 года, А. А. расширил свою задачу и стал давать уже исторические концерты, посредством которых знакомил общество с музыкальным искусством разных народов и представителями музыки разных эпох и стилей – от Палестрины и Орландо Лассо до Баха, Генделя и Керубини.

Эта сторона деятельности в жизни Ал. Андр. занимала не меньшее место, чем его плодотворная, композиторская деятельность в области русского церковного пения. Более того, она дополняет последнюю и сливается с нею в одно целое на протяжении всего жизненного пути композитора, во всей полноте обрисовывая нам контуры крупного и своеобразного музыкального деятеля, в истории музыкального развития России сыгравшего видную роль.

А. А. Архангельский был с искрою Божией певец, душою и телом преданный своему искусству и русскому хоровому делу. Это же последнее он знал, как никто другой и знал, и чувствовал все его нужды и задачи. Это-то и определило и род его творчества, и круг, и самое направление его музыкальной деятельности.

Задачу служения своему искусству и русскому хоровому делу А. А. Архангельский решил без долгих теоретических споров, просто, прямо, естественно и вместе с тем – по-своему. Архангельский основал свой хор, добился с ним образцового исполнения и был живым примером для многих хоров. Всякий поймет, что это значило в стране, где хоровая певческая культура только еще создавалась.

Нельзя забывать к тому же, что это происходило в то время, когда во всей остроте стоял болезненный вопрос о репертуаре церковных песнопений. На клиросах господствовали крикливые произведения итальянцев и их русских подражателей¹⁰. Это шло в разрез с духом русского православного богослужения. Архангельский и тут просто решил вопрос. Руководствуясь духом православного богослужения, Архангельский написал целые службы и целый ряд отдельных церковных песнопений, стройных и молитвенных, приличествующих церкви. Правда, он не открыл новых горизонтов для русской церковной музыки, как Н. А. Римский-Корсаков (1885 г.) или позднее А. Д. Кастальский, но своими церковными произведениями он сделал очень много. Можно смело утверждать, что с ними и под их влиянием на русские клиросы стало проникать и там утверждаться благопристойное пение.

Можно даже сказать более, а именно, что дорогу для всей новой русской церковной музыки на церковные клиросы проложил Архангельский, потому что его музыка приготовила этот иначе немыслимый переход.

Такой крупный успех может быть объяснен только тем, что Архангельский хорошо знал очередные нужды и задачи русских хоров.

Не меньшую услугу оказал А. А. Архангельский и русскому светскому хоровому пению.

Будучи мастером хорового дела, Ал. Андр. знал, какие огромные и еще неиспользованные организующие и воспитывающие силы таит в себе хоровое пение.

Выведенное за сравнительно узкие пределы церковного пения оно могло-бы послужить и «миру», проникнуть в общественную и народную жизнь и стать сильным воспитательным и образовательным средством. Кризис народной песни, уже явно тогда обозначившийся, и падение певучести в народе еще более побуждали раздвинуть рамки деятельности существующих хоров и включить в программу их работы светское пение. Во многих местах обозначились уже и определённые стремления к такого рода работе. Нужен был только почин и образец¹¹.

А. А. Архангельский и тут также просто и естественно явился желанным образцом и примером. Он раздвинул рамки работы своего хора и сделал его образцовым очагом широкой музыкально-просветительной деятельности.

Уже одна начертанная Архангельским программа этой деятельности говорила о серьезности и широте предприятия. Разработка и осуществление этой программы потребовали много труда и усилия. Если и сейчас хоровая литература на русском языке невелика, то тогда (в 80-х годах прошл. стол.) она была совсем незначительна. Архангельскому нужно было ее создавать самому.

Этому и обязан своим появлением упомянутые в начале статьи песни разных народов. Они и изданы под общим названием: «Репертуар концертов А. Архангельского (мадригалы и песни), положенные для 4-голоснаго смешанного хора или квартета» (некоторые изданы и в обработке для однородного хора).

Современный критик может, пожалуй, сказать, что в этих песнях нет ничего особенного, ни в их подборе, ни в гармонизации, что есть хоры более эффектные.

Сорок лет тому назад, однако, особенной была уже самая идея систематического ознакомления общества с песнями разных народов. Архангельский был одним из первых музыкальных деятелей, который начертал такую программу и сам создал репертуар для неё. До него такой работы и в таком объеме в России никто не делал.

И не только в России, но и в Западной Европе такая работа не была делом обычным, а скорее была редкостью.

Сравнение с Архангельским в этом отношении мог выдержать только разве Людвиг Куба, позднейший друг Архангельского, тогда только начинавший свою деятельность и от 1884 до 1893 г. издавший уже две трети (10 книг) своего известного «Славянство в своих песнях» («Slovanstvo ve svych zpevech»), а именно – песни чешские, моравские, словацкие, польские, лужицко-сербские, Русские (великорусские, малорусские и белорусские), словинские, черногорские, хорватские и далматские, всего 1281 песня в 61 выпуске¹². Но это, вообще, случай единичный и по замыслу, характеру и размерам работы единственный. Л. Куба поставил себе специальную задачу: собрать песни всего славянства. Притом большинство изданных песен было записано им самим.

Что же касается остальных народов, то систематическим собиранием и обработкой песен разных народов никто не занимался, и лишь в последнее время ок. 1925 г. в Германии в изд. Шотт и сыновья в Майнце стали выходить сборники д-ра Моллера «Das Lied der Volker¹³"

Как видно, в своем предприятии – в ознакомлении общества с песнями разных народов – Архангельский шел своим, еще не пробитым до него путем.

Что касается выбора песен, то руководящим началом для него была звучность и известный музыкальный интерес.

При обработке песен Архангельский всегда схватывал дух и характер песни, не прибегая к чрезмерным сложностям в фактуре песен и не требуя от певцов крайнего напряжения голосов. Разработку песен он создавал на безукоризненном знании хора, наивыгоднейшем сочетании отдельных голосов и хоровых групп, на искусной имитации и вполне возможной при его способе письма чистоте интонирования. Кто знает его обработки хотя бы русских песен, как напр. «Ночка» или «Как под лесом», или позднейшие его обработки чешских песен, как напр. «Kudy, kudy, kudy cestick», тот согласится, что эти обработки сделаны мастерски. При значительной нарядности и притом изящной простоте, и исполнимости характер песен вполне сохранен и ярко выражен.

Без сомнения, Архангельский мог писать еще наряднее и ещё изысканнее, и сложнее для больших, исключительно опытных хоров, но он был практический музыкальный деятель и имел в виду очередные задачи русского хорового пения.

Такой взгляд Архангельского был совершенно правильным и для всего русского хорового дела оказался весьма плодотворным.

Русские хоры учились от Архангельского и светскому хоровому пению, как они учились от него и пению церковному. Первыми песнями в русских хорах зазвучали песни А. А. Архангельского. Насколько в русских хорах было популярно имя Архангельского, видно из того, что когда, напр., А. А. приезжал в Москву давать концерты, оживали и приходили в волнение все московские и подмосковные любительские хоры. Певцы, даже рабочие и молодые крестьяне непременно ехали послушать Архангельского. Оттуда они привозили желание разучить в своем хоре какой-нибудь «Зеленый луг», «Заря потухает» или «Сумрак ночи», не говоря уже о «Ночке» и т. п.

М. б., этот репертуар был и не так эффектен, как скажем, некоторые хоры Гречанинова, Черепнина, Калинникова, Ю. Сахновского, но он был безусловно нужен тянущимся к музыкальному искусству средним русским хорам.

Архангельский хорошо делал, что работал именно в этом направлении, в направлении поднятия хорового дела в широких массах. В этом отношении он делал то дело, которого никто не делал или, во всяком случае, никто так хорошо не делал.

Авторитет его признавался, однако, не только средними любительскими хорами, но и всем русским музыкально-певческим миром. Как сейчас помню торжественный концерт, происходивший в марте 1911 года в большом зале Московской консерватории, где участвовало 600 певцов из лучших хоров города Москвы, включая и Синодальный хор.

Вся эта армия певцов была вверена опытной руке Александра Андреевича.

Более, чем пятидесятилетняя его работа не прошла бесследно, и в истории русского музыкального развития она займет почетное место.

С.      Орлов

Помещая ниже сведения о суммах, поступивших в фонд по увековечению памяти А. А. Архангельского, Коллегия Хора приносит свою искреннюю признательность всем организациям, учреждениям и отдельным лицам, откликнувшимся на призыв к созданию фонда.

На средства из сумм фонда была сооружена памятная доска на доме, где жил и скончался в Праге А. А. Архангельский (торжественное открытие и освящение памятной доски состоялось в присутствии представителей городского самоуправления города Праги).

Остальные суммы пошли на издание первого номера «Русского Хорового Сборника

Подробный отчет будет дополнительно помещен в органах русской зарубежной печати.

Коллегия Общест. Русск. Хора имени А. А. Архангельского в Праге.

Прага

Помышляю день страшный

Вскую мя

Помилуй нас, Господи

Гласом моим ко Господу воззвах

Молитву пролию ко Господу

Хвалите Господа с небес

Внуши, Боже, молитву мою

С вышних призирая, убогия приемля

Господи, услыши молитву мою

Не имамы иныя помощи

Милосердия двери отверзи нам

О всепетая Мати

К Богородице прилежно ныне притецем

Крест хранитель всея вселенныя

На реках Вавилонских

Многолетие