Пролог

Божественная литургия есть сердце православного богослужения, да и самой жизни Церкви. В ней Церковь становится тем, что она есть в своей сущности: народом Божиим, Телом Христовым, причастием Святого Духа, предвкушением Царства Небесного¹. Мера, в которую эта истина переживается верующими, как мирянами, так и священнослужителями, определяет успех или неудачу миссии Церкви в мире. А опытное переживание этой истины в большой степени зависит от того, как совершается Божественная литургия в том или ином месте. Образ совершения литургии может способствовать этому опыту Царства и Божественной природы Церкви, но может быть и большим препятствием для него. Под образом совершения Божественной литургии мы понимаем не столько качество её практического служения, сколько само содержание службы. Основные элементы литургии остаются неизменными, но элементы меньшие в разных богослужебных традициях разнятся, и именно эти «детали» и создают атмосферу литургии. Например, что именно поётся в те или иные моменты литургии? Каково положение царских врат? Какие элементы обрамляют св. причащение?

Нужно сразу оговорить, что эти «меньшие» элементы, разнящиеся в разных богослужебных традициях, не обусловлены, как покажет наше исследование, различной культурой народов, принадлежащих к этим традициям. В разных Поместных Церквах литургия может совершаться на разных языках и петься на различные мелодии. Однако в том, что касается содержания самого чина Божественной литургии, мы имеем дело с одной общей византийской традицией, кодифицированной в XIV в. в «Уставе Божественной литургии» свт. Филофея Коккина. Распространившись во всём православном мире, эта кодифицированная традиция почти не допустила в чин Божественной литургии новых элементов, которые были бы культурно обусловлены. И это не случайно. Ведь литургия, как главное богослужение Церкви, должна яснее всего выражать единство Православной веры, в которой несть иудей, ни еллин.., ибо все мы суть едино о Христе Иисусе (Гал.3:28). Основной смысл литургии един, и он должен выражаться всем понятным образом. А все элементы чина литургии призваны способствовать раскрытию этого смысла.

Поэтому вопрос о том, насколько образ совершения Божественной литургии являет этот её основной и последний смысл – осуществление Церкви, имеющее целью воссоздание и освящение человека и мира, – всегда заботил автора этих строк. Приникая на протяжении ряда лет к богослужению в России и в Греции, я увидел, что и в русской, и в греческой литургии существуют элементы, явно способствующие явлению этого глубинного смысла литургии, но есть и такие элементы, которые, к сожалению, препятствуют ему. Учёба в аспирантуре в Греции дала мне возможность изучить греческий чин Божественной литургии, сопоставить его с русским чином и, на основе внимательного изучения различных источников, проверить истинность этого ви́дения.

Результатом этого явилась настоящая работа. Не могу не выразить благодарность тем, без чьей помощи она не появилась бы на свет. С греческой стороны это, прежде всего, митрополит Тиролойский и Серентийский Пантелеймон (Родопулос), создавший условия для проживания и получения знаний в монастыре Влатадов в Салониках; мой научный руководитель, профессор Салоникского университета им. Аристотеля Панайот Скальцис; и его учитель и предшественник в должности профессора Литургики покойный Иоанн Фундулис, который принял сердечное участие во мне и моей работе и дал ценнейшие научные рекомендации.

С российской стороны я весьма благодарен диакону Михаилу Желтову, заведующему кафедрой литургического богословия ПСТГУ, всегда поощрившему меня заниматься этой темой и помогавшему в моих исследованиях в Москве, а также клирикам Патриаршего подворья б. Высоко-Петровского монастыря, сотрудникам Отдела религиозного образования и катехизации Московского патриархата, священникам Димитрию Лину и Игорю Кирееву и игумену Даниилу (Ишматову), с неизменной готовностью консультировавшим меня относительно деталей современной русской богослужебной практики.

Наконец, не могу не упомянуть имени профессора литургического богословия Св.-Владимирской Духовной Академии в Нью-Йорке П.И. Мейендорфа, под чьим руководством я начинал изучение православного богослужения.