Т. Б. Потемкиной от 29 января 1857 г.

Небесная роса напоевает цветы живые. А я – былие посохшее. Меня бросили в огонь, и я горю. Благоговейте перед тайной духовного горения, по окончании которого внутренний человек обновляется, и не огорчайтесь искренним отказом очищаемого страдальца. Бог, оживотворяющий маститые кедры ливанские, да продлит жизнь вашу драгоценную для многих. Вот вам привет мой в день вашего рождения.

P. S. Ранее духовного очищения своего не желаю видеть людей.

Елисавете Павловне Эйлер от 11 февраля 1857 г.

Многими дарами наделил человека премудрый и всеблагий Творец. К числу их принадлежит наше слово, выражаемое звуками, или письменами. Посредством слова молитвенно проникает в нас благодать Святого Духа. Посредством слова разговорного, или письменного, душа душе светит и отсвечает. Какой чудный и драгоценный дар Бога – слово.

Пользуюсь им и отвечаю на письмо ваше от 12 января, в котором вы прислали мне цветочки из садов, или с гор Ниццы.

Надлежало бы мне отдарить вас подобными кринами. Но в нашем снегу не растут фиалки и розы. Правда, есть кусты и березы на стеклах моей холодной горницы; но я не умею ни сорвать, ни прислать их к вам. Напоминаю о них, и это напоминание прошу принять вместо букета с родимой, белоснежной сторонушки, где вас любит мать, любит брат, помню я, и поминает вся церковь, когда молится о плавающих, путешествующих.

Вы гуляете в садах и по горам, наслаждаетесь природой, много размышляете и сознаете, что душа ваша по милости Божией спокойна и светла.

Ваше благополучие радует меня. Природа, эта ненаглядная подруга моя, сделалась и вашей подружкой. Не ревную, напротив, радуюсь, что и вы любите эту красавицу Божию. Дружиться с ней хорошо. Безгрешная, она ничем не соблазняет, не огорчает, не раздражает, напротив, успокоивает, радует, назидает всякого, кто умеет жить и беседовать с ней. В просторном лоне ее сознаешь себя свободным, независимым, первым, любишь не себя, а Творца ее, надеешься не на себя, а на Вседержителя, силой Которого она существует, когда же любуешься красотами и величием ее, тогда забываешься до того, что не замечаешь течения времени, ничего не хочешь, ни о чем не думаешь и только чувствуешь свое блаженство. Такое самозабвение немного поясняет райское состояние души, когда она, чистая, будет созерцать вечную красоту и всех совершенств полноту.

Ваше знакомство с протестантами и даже с главой их Пилатом (вероятно, не Понтийским, хотя он изменил папе) нимало не беспокоит меня. Променяете ли вы брильянты на стекла, жемчуг на бисер, цветы на осоку? Поверите ли вы, que Dieu eût retiré la verité et la grâce de son Esprit Saint à toute une assemblée dʼévêques, pour la donner à un seul¹⁶², напр., Лютеру, или Водуанскому пастору Пилату? Поверите ли вы, que la sagesse divine ne garde plus dans lʼombre de son sanctuaire les germes des facultés extraordinaires, que possédaient autrefois les prophètes, les apôtres et les saints pères de lʼéglise? Les protestants les croient perdues et peut-être nient même, quʼelles aient jamais existé. Pourtant elles sont là, toujours prêtes à refleurir comme la verge dʼAaron, quand les temps et la service de lʼéglise réclameront le secours de leur presence¹⁶³. Поверите ли вы, что богословская ученость протестантов может заменить благодатные дары прозорливости, чудотворения, исцеления болезней? Понадеетесь ли вы, что какой-нибудь пастор одним искусственным словом своим может спасти душу разгульной актрисы, как некогда спас антиохийскую лицедейку, любодейку Маргариту святой епископ Нонн своей проповедью и молитвой? Понадеетесь ли вы, что подле кафедры Пилата или Вальтера внезапно выздоровеет такая семнадцатилетняя расслабленная госпожа¹⁶⁴, какую я видел в Одессе после исцеления ее у раки св. Митрофана? Какая другая литургия заменит вам нашу? Удовлетворит ли вас одно историческое воспоминание об установлении евхаристии без сочетания душ с херувимами после отложения всякого житейского попечения, без приглашения их к вольному преданию себя самих вместе с другими Христу Богу, без единодушного призывания Утешителя, Духа истины, сокровища благих и жизни подателя? Отринете ли вы данное вам Спасителем право прощать, хотя однажды в год, не смертные грехи кающимся и исповедающимся ближним вашим, прощать устами избранного пастыря душ, когда не он собственно, а живущий в вас Христос прощает их? Перестанете ли вы просить милости Божией, царства небесного и оставления грехов у Бессмертного Царя тем скончавшимся в вере, которых вы любили, и которые любили вас? Нет, нет, нет! Вы у меня столп православия. Вы у меня голубица Ноева: покружитесь над горькими водами и опять прилетите в ковчег свой, целая, чистая, радостная, чтобы вместе с нами питаться духовным брашном нашим.

Сочинений Монода я не читал. А о Сведенборге скажу вам мнение свое. Я не отрицаю способности его видеть будущее, потому что сам часто вижу оное во сне и вижу ясно и верно, но учение его о загробной жизни душ считаю грезой воображения. Nous sommes trop élevés au dessus de nous mêmes et nous ne saurions nous comprendre, dit saint Augustin¹⁶⁵. Как же можем мы понять то, чего не видало око наше, не слыхало ухо наше, и что уготовал Господь любящим Его? Блаженный Павел восхищен был духом в рай и, слышав там неизреченные глаголы, никак не мог передать их языком человеческим. Преподобный Иоанн Лествичник, этот великий подвижник и светильник церкви, однажды вопрошал ангела о некоторых райских предметах, но слышал следующий ответ: «Сего и ангелы не ведают, и этого не можешь понять ты». Итак, Сведенборг ли, который сам себя не почитал святым, мог знать, как живут души в обителях Отца Небесного? Сам Господь лишь немного приподнял завесу, скрывающую от нас мир загробный, дабы мы не охладели к земной жизни нашей. По слову Его там никто не женится и не посягает, но все живут, как ангелы Божии. А Дух Святый устами апостола Павла открыл нам, что тела наши по воскресении соединятся с душами, но будут уже нетленные, духовные, безболезненные, светоносные. Довольно с нас этих откровений Божиих! Они утешительны и целебны. Abstenons nous donc de tout jugement téméraire sur les matières impénetrables¹⁶⁶, и, как православные, будем довольствоваться священной простотой веры и надежды. Нам из рая принесена белая лилия; не испортим ли мы этого цветка, когда позовем шведского живописца и велим ему раскрасить его, как угодно прихотливому воображению нашему?

О настоящем политическом состоянии Европы я не намерен беседовать с вами. Мысли мои об этом предмете отчасти известны вам. В нашей столице радуются тому, что у нас скоро будут сделаны железные дороги. В нашем синоде теперь два обер-прокурора: граф Толстой и родня его Потемкина. Недавно она намекнула мне, что ей желательно видеть меня в Крыму в сане архиерейском. Итак, я похожу на мячик, перебрасываемый в разные стороны. Время покажет, где установится этот битый мячик.

Иорданский голубок наш где летает, о том никто не знает. А я в келье сижу и что-нибудь пишу. Почта берется доставить вам печатные творения мои, но так, что не я, а вы должны заплатить за пересылку их от нашей границы. Вот это уж не хорошо! Ведь и книги-то мои не стоят того, что вам придется заплатить за доставку их. Итак, пусть они лежат здесь до возвращения вашего. Вам кланяется Тютчева. Я бываю у нее. Христианская душа! Благовонный цветок в вертограде Божием! Поручаю вам сказать Эдитте Феодоровне, что неистовство ее при вести о нападках на меня я признал за тот душевный огонь, который, если бы она была правительница, как Деворра, истребил бы Толстого Сисару. Ее и вашим добрым расположением ко мне объясняется одна тайна души моей, именно, видение вас обоих во сне в ночь под первый день нового 1854 года, когда я жил еще в св. Граде и не знал вас. Это видение тогда же записано мною; и я про себя вспомнил его тотчас, как впервые увидел вас у г-жи Ширман, а Эдитту в Ораниенбауме. По этому видению обе вы уже были знакомы мне. Душа моя – зеркало, в котором отражается многое будущее, как настоящее, и отражается всегда в верных эмблемах. Такая способность моя изумляет меня самого и нередко пугает. Если бы вы прочли описание всех вещих и исполнившихся сновидений моих, то искренно сказали бы: «Верно слово св. Августина: nous sommes trop élevés au dessus de nous mêmes!».

Не хочется прекращать беседу с вами, а пора умолкнуть. Умолкаю, сказав последнее слово:

Благословение Господне на вас! Цветите на радость мне и многим и вместо меня молча взгляните на великую сестру милосердия с благоговением, любовью и беспредельной преданностью.