В. П. Титову от 5 июня 1851 г.

С первого дня настоящего года усилился двадцатилетний недуг мой, сосредоточенный в левой полости живота моего и обнаруживающийся ударами в голову, а при сырой погоде даже обмороками. Прежде я чувствовал эти страдания только по ночам и в сырое осеннее и зимнее время; а теперь они непрерывно беспокоят и истощают меня днем и ночью и в самую лучшую летнюю погоду. Такое страдальческое положение мое тем более жалко, что в Иерусалиме нет ни искусных врачей, ни даже тех лекарств, которыми я пользовался в других местах моего жительства. По одному старому рецепту моему не могли здесь приготовить мне лекарства ни в аптеке английской, ни в монастыре латинском за неимением тех составов, какие в нем прописаны. В таком положении и еще при глазной болезни я крайне нуждаюсь в искусном лекаре, в целительных пособиях и в хорошем климате; и так как естественный закон самосохранения побуждает меня искать спасения там, где можно найти оное, а с другой стороны, рвение к службе порождает во мне желание восстановить мои телесные силы для соразмерения их с моими обязанностями: посему я, в чаянии найти врачебную помощь в знакомой мне столице Австрийской империи, покорнейше прошу ваше превосходительство исходатайствовать мне, где следует, отпуск в Вену сроком на шесть месяцев для излечения обдержащей меня болезни, так чтобы я мог отправиться туда из Иерусалима в последние дни августа и возвратиться к месту моего служения через Италию, известную благорастворенным климатом, и согласно с сим прошением моим снабдить меня заграничным паспортом. Живя милостынями и щедротами Великого Монарха, я не смею и думать об усугублении их в настоящих моих обстоятельствах. Всякое вспомоществование моему убожеству и простоте жизни было бы милостью незаслуженной, величайшей, беспредельной. Поскольку же мне в болезненном состоянии и в дороге нужна помощь ближнего, посему я осмеливаюсь просить ваше превосходительство употребить ваше милостивое ходатайство об отпуске со мною находящегося при нашей духовной миссии в Иерусалиме студента Петра Соловьева, который воспользовался бы временем лечения моего для усовершенствования себя в живописи и тем был бы полезнее в Иерусалиме, где это искусство стоит на самой низшей степени.