Прошение, отправленное 30 января 1854 года в Азиатский департамент министерства Иностранных Дел¹³²

Нашей духовной миссии в Иерусалиме до сих пор неизвестно: обязана ли она оставаться на своём месте во все время войны Турции с Россией, или должна выехать, и куда именно?

Если начальству угодно, чтобы она оставалась в св. Граде во всё это грозное время, то да благоволит оно выслать ей через Афины все причитающиеся ей деньги за майскую и сентябрьскую трети прошлого года русским золотом на имя греческого монастыря в Яффе, куда дважды в месяц приходят австрийские пароходы; в противном случае пусть укажет ей место, где она должна пребывать, и пусть обеспечит как путевые издержки, так и содержание её.

Личная заботливость моя о благосостоянии её достигла своего крайнего предела, так что я остался без копейки и принуждён был выпросить в долг у греческого монастыря 300 руб. серебром на содержание себя и состоящих при мне лиц, каковой суммы едва ли достанет до следующей Пасхи.

Поставляю всё это на вид Азиатскому департаменту в полной надежде, что начальство немедленно учинит всестороннее распоряжение касательно участи нашей духовной миссии в Иерусалиме.

При сем сообщаю некоторые верные известия.

После перехода турецких войск через Дунай и после первых военных действий в Азии, мусульманская чернь в Дамаске, Бейруте, Акре, Яффе, Лидде и Рамле, образованная молвой о победах султана на суше и море, начала угрожать христианам, но везде скоро усмирена была местными властями, так что восстания её не приняли больших размеров и окончились одними ругательствами и кое-какими неприятностями. В Лидде мусульмане сожгли новые церковные ворота, но за то головщики их приговорены были к ссылке в Яффу и помилованы только по просьбе тамошних единоверцев наших и греческого монастыря. Таким образом, ожидание больших страданий христиан на Востоке в настоящую эпоху не сбылось. Безопасность и спокойствие их справедливо приписывают не столько строгим мерам турецкого правительства, сколько сближению мусульман с христианами, основанному на взаимных житейских взглядах.

Победы нашего христолюбивого воинства на суше и море огласились между мусульманами и, усилив в них давнее сознание своего ничтожества и нашего превосходства, содействовали большему успокоению христиан и большему усмирению врагов их под гнётом веры их в предопределение Аллаха.

В Иерусалиме и Хевроне свирепствует оспа и люто пожинает детей и взрослых обоего пола, наипаче в семействах магометан. Они видят в ней наказание Божие, присоединённое к несчастиям войны.

Турецкое правительство покупает лошадей в Палестине, Сирии и Аравии для своей кавалерии. При этом случае все зажиточные владельцы охотно и безмездно жертвуют ему коней, каждый по своему состоянию. Как это пожертвование, так и не неохотное поступление арабов в турецкую армию в настоящее время, арабов, которые до войны страшились рекрутского набора, доказывают, что в магометанах патриотическое чувство не слабо. В набулусском округе Палестины новобранцы (более 2.000), назначенные в эрзерумскую армию, все получили вперёд значительную часть жалованья для семейств своих и все пошли к месту своего назначения, а на Ливане некоторые из них, взяв подобные задатки, разбежались. Замечательно, что эти задаточные деньги собраны только с магометан, христиане же по старинному праву освобождены от сей обстоятельственной подати.

Около 26 дня прошлого декабря сверх чаяния прибыли в Иерусалим три архитектора, турок, грек и армянин, посланные Портой для починки купола над гробом Господним. Очевидно, Порта сделала это распоряжение в настоящую неблагоприятную годину в видах обаяния своих подданных греков и дипломатического уверения, что она motu proprio намерена исправить помянутый купол. Но никто не верит этому самопроизвольному движению её, зная, что оно начато силой северной. Хитрость не есть мудрость. Однако она приводится в дело. Архитекторы осмотрели купол (28 декабря) и решили возобновить его в прежнем виде, заменив некоторые сгнившие дерева новыми и покрыв его свинцовыми листами, внутри же отштукатурив по-прежнему. Работы ещё не начинались, потому что не готовы строевые материалы, за которыми один из архитекторов отправился в Атталию. Говорят, что отверстие в темени купола будет заменено стекольчатым фонарём.

Хозяйство Порты в Святогробском храме не нравится ни грекам, ни католикам, ни армянам здешним, хотя они давно ожидали его по неоднократным предсказаниям моим. Их недовольство служит только выражением их старой привычки к сутяжничеству. Кто же не заражён этой язвой, тот не может не порадоваться новому направлению хозяйственных распоряжений на св. местах, которое обуздывает соперников и оберегает их деньги на другие нужды их. После этого направления остаётся дипломатии довершить упрочение мира в Иерусалиме склонением представителей трёх вероисповеданий к тому, чтобы они вовсе не священнодействовали ни у яслей, ни у гроба Христова, ни на Голгофе, ни в Гефсимании, по примеру древних христиан, а только поклонялись бы там. Средство к достижению благой цели весьма верное! Но предварительно надобно бы говорить громко в Париже, Риме и Константинополе о том, что священнодействие на помянутых св. местах есть недавнее нововведение. Даже желательно, чтобы кто-либо из учёных и добросовестных мужей написал такую книжицу об этом предмете, которая пленила бы общее мнение и послужила бы предтечей нового дипломатического действия, изъяснённого мною.

Пребывающий в Иерусалиме французский консул Ботта заодно с латинским патриархом Валергой усиливается изгнать из Палестины францисканских монахов, как неспособных к распространению римского вероисповедания, и заменить их лазаристами, дабы посредством их нанести удар православию и утвердить полное влияние Франции на св. Земле. Такое усилие его возбудило явную нерасположенность чад Франциска к нему и к Валерге и соревнование правительства австрийского, неаполитанского и испанского, которые поддерживают францисканцев. Посему здесь ожидают прибытия консулов из Неаполя и Мадрида.

Ботта и Валерга, под влиянием своего замысла, в конце прошлого года и ныне причинили столько соблазнов и беспокойств, как здешнему начальству, так и греческому монастырю, что возбудили общее негодование. Описываю кратко их проказы.

«Близ Вифлеема есть большая деревня Бетжала, населённая только православными христианами. Один из них просил у греческого монастыря 2.000 пиастров для уплаты своего долга и отдавал в залог свой дом. Но ему отказано было в просьбе. Тогда он обратился к Валерге и получил от него желаемое. Валерга же воспользовался этим случаем и переместился из Иерусалима (15 октября) в дом должника своего, устроив его по своему вкусу. Греческий монастырь, как только узнал о сем, предъявил паше фирман, которым воспрещено франкам жить в этой деревне. Паша сколько ни старался действовать в пользу сего монастыря, но не смог убедить ни Вотту, ни Валергу, чтобы они уважили сей фирман. Первый перенёс это дело в Бейрут и потом в Константинополь и там домогался водворения латинского духовенства в Бетжале на основании каких-то старых воспоминаний о существовании молитвенного дома католиков в сей деревне. А второй всегда отвечал паше, что он не выйдет из нового местопребывания своего, хотя бы угрожали ему смертью. В 17 день ноября бетжальские христиане, соблазнённые поведением латинского патриарха, не постящегося и часто ходящего на охоту с ружьём, подали прошение паше, чтобы он выслал сего нечестивого франка из их деревни. Паша убеждал Ботту и Валергу успокоить просителей, но тщетно. Около 27 дня того же месяца греческий монастырь, по совету иерусалимских эфендиев, купил тот дом, в котором поселился упорный римлянин. Но и эта мера не помогла. Когда бетжальские шехи объявили Валерге (27 ноября) о совершившейся покупке дома и начали принуждать его выехать из деревни, он ударил одного из них палкой. Эта дерзость озлобила их и они, разбив окна и двери и разломав крышу дома, вытолкали из него буйного пожильца и выбросили на двор все пожитки его. Но, несмотря на такое бесчестие, он остался в деревне и на другой же день введён был иерусалимским начальством в тот же дом. Это распоряжение огорчило греческий монастырь так, что кроткий наместник патриарший сказал одному турецкому чиновнику: «Если вам теперь приказано мучить и убивать нас, то начинайте с меня первого». Ботта требовал, чтобы бетжальские шехи сосланы были на каторгу за поругание латинского патриарха. Но паша не выдал их. В пятый день декабря сей градоначальник, отозванный Портой, выехал из Иерусалима. После него дело пошло ещё хуже для греческого монастыря. Ибо из Константинополя прислали визирское предписание иерусалимскому начальству, чтобы оно не препятствовало союзным с Турцией франкам жить в деревнях, если нет каких особых препятствий к тому. Это предписание прочтено было в здешнем диване в 15 день января и по настоянию французского консула исполнено, так что Валерга остался полным хозяином в доме, принадлежащем греческому монастырю. Несправедливость, вопиющая на небо! Однако бетжальские христиане, огорчённые и обиженные подлым римлянином, причинили ему столько неприятностей и преследовали его такими насмешками, говоря ему в слух, что из предлинной бороды его хорошо было бы сделать решето или помело для очищения помета, что он выехал (27 января) из их деревни в Яффу вместе в Боттой, заперев дом, в котором бесновался. Говорят, что оба эти сподвижника намерены отправиться далее и домогаться, где они знают, чтобы греческий монастырь и некоторые из иерусалимских эфендиев наказаны были примерным образом за возмущение против них.

Подобное отвратительное дело в прошлом году учинил и английский консул Финн в Набулусе. Он с дерзостью требовал от тамошнего дивана дозволения устроить в сем городе молитвенный дом для весьма малого числа арабов, обращённых им из православия в протестантство, отмежевать для них часть кладбища наших единоверцев и некоторых из сих последних послать в каторгу за драку с этими новыми чадами Лютера. Но диван не согласился на его требования, сказав, что он не знал в Набулусе никаких протестантов.

Итак, в Палестине не турки, а европейские консулы делают нападки на православную церковь. Вот настоящие враги её! Не знаю, по какому праву или по какому консульскому уставу дозволено этим господам соединять в своих особах должность досмотрщика жидов со званием миссионера.

В 24 день прошлого декабря Ботта настоял на здешнем диване, чтобы меня выслали из Турции, как лицо значительное. Но диван отвечал ему: «Мы знаем, что русский архимандрит живёт здесь для спасения души своей, и не мешается ни в какие дела, и потому нет причины, по которой надлежало бы выслать его отсюда. А значительное ли он лицо, об этом мы учиним справку». Сей случай доказал, каким уважением самих мусульман пользуется наша миссия. Однако я думаю, что Ботта, который едва знает меня в лицо, будет домогаться в Константинополе изгнания моего.

Новый дом для нашей миссии отстраивается внутри великолепно и скоро будет кончен. Здешние турки знают, что он приготовляется для помещения нашего, однако молчат. Новое доказательство доброго расположения их к нам, снисканного скромным житием нашим в тайне лица Божия.