Слово говоренное при первом случае прихода своего в Лавру, февраля 4 дня, 1767 года

Взошед в сию Богохранимую обитель, и в сей священный храм, во-первых, за долг свой почитаю принесть благодарение Господу Богу, что по благому Его Промыслу сподобился узреть вверенное мне духовное стадо со всяким благочинием предстоящее. Принося же благодарение, молю духом моим милосердие Его, да подаст мне силу сказать братии моей слово утешения, дабы при сем благословенном случае не остались мы без желаемой пользы духовной.

Что ж повелеваешь Ты, Божия премудрость! что повелеваешь твоему рабу? Слышу я, слышу Твой всесильный глас, который, во-первых, касается души моей. Напоминаешь Ты мне святость звания моего, и тяжесть возложенного бремени. Напоминаешь, чтоб неленостно делать в вертограде Христовом, чтоб вверенное других спасение почитать за собственное свое; чтоб держать в руках возженную Евангелия свечу, и светом сим руководствовать к оному неприступному свету, в котором обитает Бог; чтоб уметь править сим священным жезлом, и оной употреблять благим в руководство, а не наказанным во исправление: напоминаешь, прилагать попечение, дабы посвятившие себя Богу иноки, были избранное Божие стадо, чтоб обещания наши самым делом были засвидетельствованы, чтоб обитель была местом святости, чтоб монастырь был школою благочестия, а монашествующих жизнь примером добродетели.

Слыши душе моя и внимай! соответствуй Божественному гласу, и помни, что надобно дать ответ о приставлении домовнем!

Тойже глас Божественный касается и вас, мои возлюбленные о Христе братия! Он воспоминает и вам звание ваше, долг данного вами Богу обещания, и святость благочестивого вашего жительства. Да отверзется слух сердца вашего: и сей глас приимите усердием души вашей. Но чтоб напоминание сие было в нас действительно, не на сей только час, но и на всю нашу жизнь: хочу я кратко вам изъяснить, какое в древние времена было, и какое ныне должно быть начало или побуждение к монашескому житию?

Начало или побуждение к монашескому житию в древности было, чтоб удалиться от мира. Но сие слово требует изъяснения. Ибо где б кто ни был, в пустыне ли, в лесах ли, или в горах, везде окружен миром; да и сам он, хотя малая, однако некоторая есть мира часть. Так как же можно удалиться от мира? да и должно ли? ибо мир заключает в себе прекрасные мудрого Создателя дела, на которые если мы взираем, и об них рассуждаем со вниманием, руководствуют они нас к своему Творцу, и возбуждают в нас благочестивое к верховному их Правителю почитание. Так должно ли от такового удаляться мира, хотя б и можно было?

Но чтоб сие сомнение было отнято, мы под именем мира не разумеем сии Божеских рук создания; а разумеем все то, что худое в мир грехом введено; а именно: излишние мирские суеты, бесчестные других примеры, вредные с худыми людьми обхождения, всякие соблазны и препятствия к добродетельному и благочестивому житию. И потому удалиться от мира, значит от сего всего удалиться; и избрать себе место и состояние, в котором беспрепятственно можно б было в святых упражняться богомыслиях, духом и устами восхвалять своего Господа, в сладкой тишине сидеть при каком-либо рукоделии, и отогнав от себя праздность, благословенными своими трудами пользовать не токмо себя, но спомоществовать и недостаткам других. Такое в древности было начало и побуждение к монашескому житию. Начало святое, побуждение спасительное, намерение Духу Святому приятное.

А что подлинно такое было древних оных святых монахов к уединенному житию побуждение, послушаем в том святых свидетельства.⁵⁷ Святой Кассиан,⁵⁸ и Палладий, которые прилежно описали древних Египетских Монахов порядок и житие, о трудолюбии их пишут так: Иной, де, работает делая землю, иной виноград, иной медь кует, иной печет хлебы, иной плотничает, иной красит, иной выделывает кожи, иной плетет кошницы большия и малыя: а при том все святое писание умеют наизусть. Сие трудолюбие, не только не препятствовало, но паче помогало, чтобы уста их всегда наполнены были хвалами Господними. О чем так пишет блаженный Иероним, великий в добродетели подвижник.⁵⁹ По собрании, де, общем монахов начинают греметь псалмы, греметь писание; по совершении же молитвы, садятся все, и тот, которого они отцем называют, в средине их начинает поучение; и при сей беседе толикое бывает молчание, что один на другого посмотреть, или харкнуть не смеет. Сколь похвально он говорит, сие доказывает слушателей плачь: катятся тихо по устам слезы, и болезнь свою во внутренности скрывают. Когда же, де, начнет он говорить о царстве Христовом и о будущем блаженстве о славе грядущей, в то время у видел бы ты, что все они кротко воздыхают, и вознося к небу очи, в себе говорят, кто даст мне криле, яко голубине и полещу и почию! Вот какое было древних оных блаженных иноков, коих мы последователями называемся, житие и состояние!

А отсюда видим, что если кто монашество восприять желает, должен он к святому сему званию себя определить не с тем, чтоб больше найти себе покоя и прохлады, не с тем, чтоб отдать себя праздности, и златое время потерять во сне, в лежании, в суетных разговорах, и в других излишествах; не с тем, чтоб других трудами себя питать, и потом трудолюбцев утучнять себя; не с тем; но чтоб преподобные свои руки каким-либо трудом иметь занятые, уши отверзать на слушание полезного учения, уста посвятить на хвалу Господню, язык на исправление слабостей ближнего, мысль на познание истины, душу на добродетель, всего себя на жертву Богу.

Да и подлинно: ежели бедный земледелец печется жаром солнечным, и кровавыми трудами собирает себе скудную пищу; ежели купец в дальние странствует земли и пучины преплывает, ища пропитания дому своему; ежели художник в глубокую ночь не погашает своей свечи, и прегибаяся, руки свои работою утомляет: то отрекшийся ли мира инок будет сидеть в покое? Мы ли их трудиться будем меньше? Нам ли пристойно опорочить себя праздностию, нам, коих мир справедливо желает видеть святее других? Нельзя того сказать, что светские имеют дом, и потому, де, нужда трудиться им. А нам что же делать? Молиться Богу, скажем мы. Изрядное и благочестивое дело! и подлинно никто столько не должен молитвою душу свою освящать, сколько посвятивший себя Богу инок. Но хотел бы я знать, сколько ты, святый отец, содержишь себя в молитвенных упражнениях? Ежели весь день и большая часть ночи у тебя во устах гремит Божие слово, а в сердце горит истинное умиление, то я должен отдать честь твоей добродетели и в пример тебя взять к своему спасению. Но понеже сила нашей души не может быть столь тверда и напряжена, чтоб мы непрестанно в молитве пребывали то в каком же святом упражнений прочее время наше проходит? Ежели мы бываем в церкви в сутки часа четыре или пять, так куда же пропадают прочие благословенные часы? Я больше молчу: а отдаю сие следствие всякому на суд своей совести. А только с сожалением говорю, что некоторых монашествующих (сохрани Боже, чтоб я заключал тут всех!) некоторых, говорю, монашествующих праздная жизнь причиною бывает многих пороков, а именно уныния или расслабления душевного. Но кто впадает в уныние, тот начинает скучать, что он избрал такое для себя состояние, которое уже ему представляется несносным: от таковой скуки рождается задумчивость; а задумчивость к дурным согласиям, предприятиям и роптаниям повод подает. Такие мысли беспокойны: сие внутреннее мучение несносно: что ж делать? Надобно стараться их вином погашать: от сего родится к пианству привычка, которая, когда кем овладеет, то и последнее добродетели чувствие в нем истребляет: от чего напоследок выходит ужасная и многих слез достойная души своей погибель.

Да все ли тут? Подлинно страшно и сие. Но кроме того таковые некоторых иноков пороки привлекают бесчестие, и изощряют других языки на все монашеское состояние. Мир видит все; и некоторые из них сожалеют, что не находят они святости и в тех, коих и обещание; и общежительство; и самая одежда увещевает и побуждает к святости: а другие, следуя может своей страсти, не только осуждают, но и при всяком случае осмеять стараются. Таковые суть праздной жизни печальные следствия!

Нельзя нам того сказать, что монашеское житие так препроводить, как надлежит, есть не возможно. Нельзя нам того сказать; понеже добровольно мы к тому себя обязали; а к невозможному никто себя обязывать не должен. К большему нашему в сем уверению и подражанию представил бы я древних святых иноков, коих добродетель доселе прославляется; представил бы я Павлов Фивейских, великих Антониев, Иларионов, Макариев, Марков Фряческих, Арсениев, Герасимов, Савов, Евфимев, Афанасиев Афонских, и прочих многочисленных; представил бы я их: но вот пред очами нашими предлежит сея обители основатель, преподобный и богоносный Сергий, светило Российское монашествующим всем святейший пример. Положив твердое в душе своей основание посвятить себя всего на службу Богу, столь возвысил он свою добродетель, что сияние ее и доселе служит руководством к нашему просвещению. Трудолюбия его и нестяжания в самой сей обители славные находим мы следы и драгоценные остатки. Кротость блаженной души его видна была при всяком случае, а наипаче когда он на степень Всероссийской митрополии возводим был. Роптание ложных братий столь терпеливо он сносил, что его великодушие приводило их в стыд, следовательно, во исправление. Внутреннее же богомыслие его, ум углубившийся в чистом воображении божества, и жар молитвенных приношений, кто исповесть?

Сей блаженный отец, который прежде богодухновенным языком, а ныне посредством своих священных мощей, так говорит к нам: Духовною восхищаюся я радостию, что вижу вертоград, руками моими насажденный, я напоенный моим потом, неувядающий. Процветайте в дому Господни, собранная Богом чада моя. Приносите плоды достойны покаяния. Моя жизнь да будет вам святости примером: мои трудом изможденные руки да прогонят от вас праздность; моя от поста увядшая плоть да научит вас воздержанию; мои мудрым молчанием запечатленные уста да наставят вас благоразумию; тело мое от Бога нетлением благословенное, кое вы всегда пред очами своими имеете, да будет вам уверением, что добродетель ваша пред щедротами Божиими забвенна быть не может. Впрочем да будет над вами Божие благословение и мои содействующие тому молитвы.

Сие отца нашего увещание да напечатаем мы, братие, на скрижали сердца своего, и оное исполняя, да утвердим себя упованием, яко Бог всему есть мздовоздаятель праведный. А чтоб нам в сем прекрасном течении подвизаться благопоспешно, призовем вкупе все божественную помощь: Боже милосердия! собравый нас во едино, соедини крепчайшим любви Твоей союзом: и в подвиге нашем да споспешествует благодать Твоя, и молитвы угодника Твоего: рцы и нам, человеколюбче, якоже некогда Апостолам Твоим рекл еси: Не бойся малое стадо; яко Отец небесный благоизволи дати вам царство. ⁶⁰ Аминь.