Начертание жизни и деяний Московского Митрополита Платона

Московский Митрополит Платон, столько прославивший себя не токмо в России; но и во всей Европе своими делами и сочинениями, родился 1737 года, от сельского Священника Георгия, в селе Чашникове, не в дальнем расстоянии от древней Столицы, в которой свыше суждено ему некогда быть пастырем душ и сердец. В светском звании именовался он Петром Левшиным. Обучаясь с младых лет, в Московской Духовной Академии, пред прочими отличался он природными способностями и рвением своим к учению. В сем училище оказал он примерные успехи в преподаваемых науках: прилежал к Латинскому и Греческому языкам. Читая знаменитых Ораторов и Поэтов, углублялся в Философию и Богословие; на девятнадцатом году окончил курс богословских наук – и тогда поручено ему было, по указу Святейшего Синода, публичное изъяснение по воскресным дням Катехизиса¹ в Академии, и класс Латинского и Российского Стихотворчества. Отличные успехи его в преподавании и ревность к занятиям оправдали сей выбор – и юноша, поучавший закону Божию с жаром и красноречием Златоуста, возбудил внимание своих начальников, любовь и почтение слушателей. Все предзнаменовало в нем ревностного Пастыря, великого Витию и знаменитого мужа. Ранний блеск его дарований был предвестником грядущей его славы. Вступив в Лаврскую Cеминарию учителем Риторики, он решился отрещись от мiра и во младости своей принять монашеский чин – и в сем чине наречен Платоном. По истечении года, произведен будучи в Префекты Семинарии, преподавал студентам Философию; потом сделан Наместником Троицкой Лавры, и тогда-то успел обратить он на себя внимание великой ЕКАТЕРИНЫ, которую приветствовал поздравительной речью. Прозорливая Государыня, прибывшая в Лавру воздать поклонение мощам Преподобного Сергия, заметила в юном ораторе великие способности и отличные дарования; и держанный им диспут, касательно богословских предметов, удостоила Она высочайшего присутствия своего и монаршего благоволения. При вторичном посещении Императрицею ЕКАТЕРИНОЮ Троицкой Лавры, Платон в присутствии Ее говорил проповедь о пользе благочестия. Тогда еще более удостоверилась Она в дарованиях и знаниях юного проповедника. Платон был призван ко Двору, где открылось ему блистательное поприще, на коем ожидала его слава и должность Фенелона: в 1763 году он объявлен Богословия Учителем блаженной памяти Государя Императора ПАВЛА ПЕТРОВИЧА, Наследника Всероссийской Империи и придворным Проповедником – и через несколько времени в Петергофе посвящен во Архимандрита. Таким образом многие счастливые происшествия распространили круг его мыслей, укрепили душу его опытами – возбудив деятельность ее, родили стремление к славе, которое всегда производит великие дела. Платон жил при таком Дворе, где все дышало славою, где все возбуждало поревнование, все льстило честолюбию и все старалось соответствовать великим намерениям мудрой повелительницы своей, покровительницы истинных талантов; – к блистательному Двору сему стекались отовсюду великие и знаменитые мужи: там является вдруг из уединенной обители инок, коему надлежало, не уклоняясь от всеобщего вкуса, поддержать сан свой – учить Закону Божию, правилам Веры Наследника Престола.

Исполненный великих надежд, он принял на себя великие обязанности на столь трудном и славном поприще, на коем все слова его должны быть уроками, все поступки примерами. Чего Платон желал для счастья человечества и отечества – все то старался он посеять в сердце Августейшего воспитанника своего. Часто беседуя с ним, он говорил ему: «Когда десница Вышнего венцом увенчает главу Твою: желания наши исполни, славу умножь, благополучие продолжи, и докажи благородство крови Пресветлейшего Всероссийского Дома».

Храня долг свой, Законоучитель обязан был говорить святую правду, обнаруживать блестящее лжемудрование, обличать закоснелое неверие, не уклонясь от пределов умеренности и приличия, свойственных его сану и его званию; но одарен будучи природным вкусом, остроумием и особливою способностью распознавать людей, он умел обращать себе в славу и пользу то, что могло послужить ему в бесславие и во вред.

Один из славнейших последователей всеразрушительной Философии XVIII века, мнивший быть воспитателем Наследника Российского Престола, прибыв в Санкт-Петербург, явился ко Двору; это был Дидерот, наперстник Вольтеров! Он желает видеть Государева наставника в Законе Божием, и увидев его, говорит ему: знаете ли, преподпобный отец, что Философ Дидерот сказал, что нет Бога? – Платон с величавым спокойствием и кротостью ответствует ему словами венценосного Давида: «Рече безумен в сердце своем, несть Бог² – и мудрец умолкает, и в смущении расстается с Платоном.

Мы ограничимся сею единственно чертою его жизни при Дворе ЕКАТЕРИНЫ Великой, где он не пропускал случая наставлять других и образовать себя, обогащая сердце и ум свой, примерами и размышлениями.

Наконец из Архимандритов Троицкой Лавры Платон сделан был Членом Святейшего Правительствующего Синода и наречен Архиепископом Тверским.

Во время управления сею Епархией он установил новый порядок учения в Семинарии, завел по уездам многие училища, сочинил для благочинных Иереев и Протоиереев инструкции, для ставленников сокращенный Катехизис, и краткий Катехизис для обучения малолетних детей православному Христианскому Закону. Ревностно распространяя свет Евангелия, он разнасаждал и науки, яко добрый Пастырь и Учитель вверенного ему стада Христова.

Так как мужу известному и опытному, Платону поручено было руководствовать в догматах Греко-Российской Церкви Великую Княгиню Наталию Алексеевну, Принцессу Гессен-Дармштадскую, нареченную невесту ПАВЛА I, коей он был духовником. «Обращение сей Принцессы к правоверию – так пишет сама ЕКАТЕРИНА II к Вольтеру, – произведено старанием и убеждением Епископа Платона, который принял ее в недро Греко-кафолической соборной Церкви, единой православной, на Востоке основанной³.».

Когда Императрица путешествовала с великим Князем Павлом Петровичем в Москву: тогда Платон встречал Ее в Твери и сопровождал в Москву, где он пожалован был Архиепископом Московским, коим был двенадцать лет беспрерывно. Он вступил на Паству древнего первопрестольного города России, 1775 года, по убиении Пастыря, по претерпении пасомыми страшных бедствий. Ему предлежало восстановить и освятить спокойствие и порядок; искоренить⁴ суеверие и изуверство, обагрившее руки свои в крови неповинного, но ревностного Амвросия; вещать истину, не раздражая, и утешать, не потворствуя, являться ревностным, не простирая ревности своей за пределы обязанностей своих. Вот пример, вот и подвиг! Но Божия Богови; Кесаря Кесареви. Платону, родившемуся просвещать Царей в Законе, надлежало снова оставить свою паству – и отправиться в Санкт-Петербург, для изъяснения Государыне Императрице МАРИИ ФЕДОРОВНЕ, прежде присоединения Ее к Российской Церкви, православного учения оной (а).

При открытии ж Калужского наместничества, Архиерей наш споспешествовал делу сему пастырскими поучениями »кои были, – как изъясняется сама ЕКАТЕРИНА Великая в рескрипте к нему, – новым свидетельством его усердия к престолу и любви к отечеству».

Возвращаясь в 1787 году из путешествия своего по южным провинциям России, Императрица встречена была Платоном в Москве – и тогда совсем неожиданно, во время совершения им литургии в Успенском Соборе, торжественно провозглашен был Митрополитом Московским⁵. С ревностью и бдительностью управляя вверенной ему паствою, сей великий Архипастырь, особенное прилагал попечение о восстановлении и усовершенствовании духовных училищ, о благолепии и благочинии Церкви и церковнослужителей; иногда не пренебрегал он входить в самые мелочные подробности церковного управления; нередко осматривая обители и сельские церкви, везде поучал, назидал и исправлял: то духом кротости, столь приличном пастырю-учителю, то силою данной ему власти, то силою слова своего, вразумляя закосневших в расколах, или впавших в безверие и суемудрствование. Иногда Пастырь, именующийся смиренным, долженствовал быть, если не жестоким в наказании, то строгим в обличении, непреклонным в защищении истины – но всегда верным своему священному долгу и своему святительскому сану.

Многие монастыри, пустыни и богадельни Платоном возобновлены, украшены и вновь учреждены и освящены; там давал он надежное пристанище юноше и старцу, бедному и немощному. Одна Лавра и Вифания засвидетельствовать могут о его попечениях о благолепии Дома Господня; там воздвигнуты им памятники святости, мудрости и любви к отечеству; там все гласит о Платоне: начиная от великолепных зданий, удивительных по своей огромности до скромного монумента ученому и правдивому Максиму Греку и обелиска Келарию Авраамию.

Уединяясь нередко в сей толико славный в отечественной Истории нашей монастырь, он там подвизался в проповедовании слова Божия и в служении, смотрел за учением тех юношей, кои предназначались быть верною подпорою и украшением Церкви.

При ученых состязаниях в Семинарии, он нередко вступал в ученые споры, решая сомнения младых умов, или ободряя их успехи, возбуждал в них соревнование; многие полезные и прекрасные книги питомцев Платона вышли в свет под его руководством и покровительством; отличившихся учением посылал он для усовершенствования или в Московский Университет, или в чужие края на своем и казенном иждивении; избранные им воспитанники, обучавшиеся на его иждивении, именовались Платоновыми; многие из его питомцев ныне уже Архипастыри, в полной мере оправдавшие попечения и надежду Платона. Московская Духовная Академия, коей он был Директором и Протектором, также многим обязана его стараниям и ревности о распространении учения. В пособие Академии завел он три малые училища: в Перерве, в Звенигороде и Дмитрове; в Спасо-Вифанском монастыре, им воздвигнутом еще в 1783 году, учреждена особенная Семинария. Для обучающегося юношества в духовных училищах, он сочинил на 68 году своей жизни: Краткую Церковную Российскую Историю, в 2 частях. Об ней в предисловии он сам говорит следующее: «я о сем моем сочинении не велемудрствую и не почитаю оное в своем роде совершенным, но еще может быть, и недостаточным, а негде, мню, и погрешительным.». И о прочих своих сочинениях сей Архипастырь отзывается с такою же скромностью и смиренномудрием; что можно видеть из предисловия к I тому его проповедей.

Таким образом Платон споспешествовал общему благу своими попечениями, писаниями и наставлениями, ревностно защищая и охраняя церковь Божию. Сей Пастырь желая найти себе спокойствие от трудов своих, просил об увольнении своем; оставляя столь знаменитое место свое, хотел он жить в уединении, коего приятности может знать одна только великая душа. Порфирородный его ученик убедил его не оставлять паствы своей, толико любившей и почитавшей его. И так Платон, при всех последовавших в политическом мире переменах, не разлучался более с возлюбленною ему паствою, всегда противопоставляя измене счастья твердость духа своего -протекал путь к славе, не измеряя его.

Отличия Митрополита Московского умножались с продолжением его жития, к пользе духовного стада его, служения Богу и Царю. В начале XIX века, ознаменованного столь великими событиями, удостоился он совершить священное помазание на Царство Российского Давида – АЛЕКСАНДРА благословенного, Коего Августейших родителей поучал закону Божию. При сем торжестве всероссийском, маститый Платон вещал Царю священную истину в священном храме Царя Царей. Сколь выразительно и трогательно было слово в сладкоречивых устах его! И единое слово сие пребудет вечным памятником его славы – отзовется и в дальнем потомстве⁶.

Не исчисляю других заслуг и отличий описуемого мужа; они бесчисленны в течение долголетней его жизни и службы. Подобный ему муж отказывается от самого себя и живет для других – живет для славы, хотя дух его всего менее должен питаться славолюбием. Но как часто великие дарования, подобно великим добродетелям, естественно смежны с недостатками и заблуждениями!

Хотя лета и труды уже склоняли Платона к немощам и слабости – неразлучным спутницам многотрудной жизни и старости; но старость святила его гений и доблесть; дух его парил и бодрствовал – даже и тогда, когда тело его немоществовало – сила в немощах совершалась!

Человек, принадлежащий обществу по духу своему, по сану и талантам, не может быть спокоен; если когда он и не действует: то размышляет, все свои деяния и мысли направляя к какой-нибудь цели, и особенно к общественной пользе; он не может быть недеятелен в самом бездействии своем; не может быть спокоен в самом спокойствии: что себе позволяет он вместо отдохновения и рассеяния, то самое обращает на пользу свою и других.

Платон сколько для поправления своего здоровья, столько из благочестивого желания посетить Киево-Печерскую Лавру и воздать поклонение святым угодникам, в нетлении почивающим, восприял туда путешествие в 1804 году. На пути своем собирал он повсеместно дань почтения и любви; так что всюду – как и сам он изъясняется с приличной ему скромностью – жадно теснились окрест его, яко добрым Христианам, увидев служителя церкви Христовы, свойственно. Знаменитый старец относит чувство сие к Христианской любви, почитая себя как бы недостойным мирских похвал. Там беседует он с заблудшимися сынами Церкви, желая им сердечного обращения; и вообще находит множество предметов к размышлению и наблюдению. Проезжая Смоленск, сей прозорливый муж еще тогда заметил, что стены его должно на всякий случай восстановить. С какою радостью и благоговением встретили Киевские жители прославленного Архипастыря Московского! Вот чувства их, прекрасно выраженные в следующей речи достопочтенного талантами, добродетелями и летами Леванды, при встрече Платона:

Преосвященнейший Владыко!

«Слава всегда писала и на нашем сердце то, что писала на всех и именно, что ты для Христа и Церкви Его, во днех пастырской жизни твоей творил и твориши. Коль громкою умам, коль любезную ты Истину Христову очам и сердцу соделал! Коль любезен ты сам истине, народам, царям, Христу! коль радовалась и радуется тобою Церковь! Коль награждались подвиги твои на земли! С какими наградами ждет тебя вечность! Мы не так удалены, чтоб не знать сего; зная и быв счастливы лицезрением твоим, позволим ли себе быть немыми и чувствий своих не сказать? Мы и то, что ты по следам Царей, следам, коль ни древним, всегда для нас новым и неизгладимым, грядешь видеши у нас бессмертие смертных, нетление тленных, – относим к ревностной любви твоей к Богу и Святым – да наградит же и сей подвиг твой, Бог наш милостями своими, да испросят тебе у Бога долготу дней: дни твои Церкви нужны, ея надежды не все свершились. Она по десяти талантам, многого ждет от тебя. Да возьмут и приложат небожители воздыхания наших сердец к воздыханиям своим. Вышний человеколюбив! Да светится еще и не угасает с жизнию свет твой пред человеки, да видит еще сии дела твои, и да прославят Отца нашего, иже на небесех, толико нам в пастырех, толико в хранении тебя милосердующего о Церкви своей.»

Описанное Платоном путешествие в Киев и по другим Российским городам⁷, содержащее в себе любопытные замечания и важные известия, вышло в свет после его смерти; при жизни своей он хотел сам издать его; однако не успел.

Наконец Платон, как бы восчувствовав отвращение от мира, возлюбил тишину и уединение пустынь и обителей, которые святил он мольбами своими к Престолу Вышнего и духовными размышлениями. Любимыми местами его жития были: Вифанская, Махринская и Перервинская обители и село Черкизово, некогда принадлежавшее Св. Алексию Митрополиту. Там сложив с себя все велелепие священного сана своего, жил он как простой монах; иногда беседовал с посещавшими его; часто любовался и восхищался искренностью нравов сельских жителей, притом повторяя любимое свое выражение: В простоте сердца почивает Бог.

Когда за войной 1807 и 1808 годов последовали в Европе различные перемены, в коих Государь Всероссийский принимал деятельное участие, и совершив в 1809 году многие важные для России дела и распоряжения, прибыл в древнюю столицу свою, зреть Его давно желавшую: тогда древний летами Платон оставив мирное уединение свое, вышел радостно во сретение Царю своему и встречая его в Успенском Соборе со знамением Креста, в последний раз сподобился зреть венчанного им на Царство АЛЕКСАНДРА и еще изрек Ему: Царю! во век живи! и указывая на знамение креста, воскликнул: сим победиши!. Тогда в последний раз отправлял он в присутствии Государя своего, торжественное Богу благодарение по случаю полученного в тот же день известия о победе над Турками и о взятии крепости Браилова.

В 1811 году Московский Митрополит испросив себе, по умножавшимся немощам своим, увольнение от дел Епархиальных, кои поручены были Викарию – пребывал, по большей части, в любимой им Вифании, где он предуготовил себе гроб, бестрепетно ожидая своего отшествия в вечную отчизну свою. Достигнув далее семидесяти лет, так он писал за несколько времени до смерти, болезнями удручаемый и разными искушениями ослабляемый, жду сего страшного, но и вкупевожделенного часа; ибо и младый и старый не весть, егда Господь придет."

Тогда обманчивая тишина царствовала в политическом мире, как на море пред наступлением бури – и знаменитый муж наш мнил и надеялся в тишине и спокойствии скончать дни свои; как внезапно бурливый дух войнолюбивого Корсиканца восколебав столпы Европы, грозил России гибелью и рабством; он вторгнулся в пределы ее с полмиллионом разноплеменного воинства: тогда омрачились унынием и скорбью сердца Россиян, тогда-то АЛЕКСАНДР I приезжает в древнюю столицу свою, которой суждено было пылать огнем спасения России. В твердом уповании обрести во всех сословиях древнее мужество, веру и верность – Он взывает к ним – и по гласу Его тьмы подвинулись на брань.

Платон, собирая остатки изнемогающих сил своих, хочет явиться перед Царем своим и народом, и если не словами, умиравшими уже на медоточных устах его – то появлением своим, с движением сердечным, с слезами на ланитах, сединами осененных, подействовать на души пасомых своих, воздеть руки к престолу Царя Царей, молить да благословит великий подвиг России, и да спасет спасая; но горесть душевная и немощи телесные осилили его ревность. Бодрствующий духом Платон, подобно угоднику Божию Сергию, некогда благословившему Дмитрия Донского на брань против кровожадного Мамая, токмо начертал дрожащею рукою своей к Государю писание, и отправил с оным образ преподобного Сергия, как древнего ревнителя о благе отечества нашего, моля сильного во бранях Господа, да увенчает победами Помазанника Своего. Государь Император соизволил пожаловать образ сей Московской военной силе, да оградится она заступлением угодника Божия⁸.

Тогда Платон писал к Монарху своему следующие достопамятные для всякого Россиянина слова: «Государь! вы по духу Христианского благочестия благословили новооружаемых героев принесенною Вам от меня иконою Чудотворца Сергия. Много может молитва праведного споспешествуема. Покусится алчный враг простерть за Днепр злобное оружие – и этот Фараон погрязнет здесь с полчищем своим, яко в Черном Море. Он пришел к берегам Двины и Днепра провести третью новую реку, страшно выговорить! реку крови человеческой. О, каждая крови капля воззовет от земли к Небу. Франция познает в Боге, Господа отмщений, а Россия возчувствует, исповедует и воспоет к нему: «Авва Отче, Царю Небесный!»

Быстро, подобно огненной лаве, текло пламя войны от пределов России до самой древней столицы – и древняя столица воспылала, и в ней совершены врагами ее все ужасы, насилия и бешенства. Святотатственные руки разноплеменных раскопали священные алтари, гробовой покой мертвых нарушили – и места святые исполнили мерзости и запустения⁹.

Тогда в скорби сердца своего, маститый Первосвященник, пребывая в Вифании своей, проливал слезы, воссылая ко Всевышнему теплые молитвы. Уже алкающий враг приближался к скромной обители наук и благочестия, к смиренному жилищу Московского Митрополита: путь был отверст – и местам, освященным двухвековым спокойствием, угрожал меч и огонь; но внезапно разразился гром небесного мщения – новый Сеннахирим, ослепленный безумием и неистовством, исчез, оставив грозные следы злодейств своих.

Вот последний отзыв Платона к Святейшему Синоду о чудесном сохранении от врагов Святотроицкой Сергиевой Лавры: «Святейший Правительствующий Синод! острое лезвие кровавого меча извивалось над несчастными сынами Первопрестольной Матери; огнь, возгнетенный адскою злобою, пожрал всюду сопредельное; новорожденный Иулиян бешенствовал против Неба, и потрясал в Москве самое сердце земли; между тем Лавра и Вифания, по судьбам Провидения, не испытали на себе пагубоносных перунов. Падет от страны твоея тысяча, и тьма одесную тебя, к тебе же гибель не приблизится. Это суть места, где мир и тишина положили селение свое. Это суть остатки гроздия, восхищавшего здесь благопопечительные взоры Российского Виноградаря! И странное чудо! от Москвы, где огонь истощил силу, к Лавре и Вифании не более расстояния, как с одной стороны – к ним от Дмитрова, а с другой до Богородска, где меч пресек свои действия – в расстояниях разности совсем нет никакой, или самая малейшая. Дивен Бог во святых своих – дивен в преподобном Сергие! Аще не его ради, Аз погубил бых вас. Сему верую, на сем утверждаюсь, сие исповедую.»

Горесть, снедавшая сердце старца, болезновавшего об отечестве своем – старца, удрученного и дряхлостью лет и немощью тела, сократили наконец дни его. В нем слабость человеческой природы, которая никогда не встречает разрушения своего без содрогания, укреплялась живой верой, препобеждающею все ужасы жизни и смерти. Вера закрыла вежды его, отяготевшие вечным сном. По самый последний день жизни совей, не переставал он склонять трепещущие колени свои перед Искупителем своим. Еще за несколько лет до кончины своей сделал он, по примеру Тихона Воронежского, духовное завещание (б), которое завещал прочесть при погребении своем.

Воздав Богу благодарение, в заключении между прочим обращает ко всем следующее трогательное слово: «Прости Господи! и всем, чем либо меня или по неведению, или по общей слабости оскорбившем и обидевшим – и я их прощаю пред лицом Твоим. А паче прости, Господи, мне многих по неведению или по действию страсти оскорбившему и обидевшему и расположи их, да простив мне от сердца, помолятся о мне лицу Твоему.» Таковы чувствования великого в Пастырях Российских Платона! Их разделили и разделяют все знавшие его или слышавшие о нем, их разделяют все почерпавшие в духовных его наставлениях и беседах отраду и утешение. И так, сей знаменитый не только в России, но и в целой Европе Архипастырь скончал исполненную трудов и славы жизнь свою на 76 году от рождения, почти полвека нося архипастырский сан. Давно приуготовленный им гроб орошен искренними слезами признательных его питомцев – жертвою, достойною душ великих. Вифания, в коей некогда посетил Наставника своего ПАВЕЛ I – сей вертоград, обязанный ему своим существованием, вмещает тленные останки знаменитого основателя. Погребение его совершил со всеми подобающими почестями достойный преемник его Преосвященный Архиепископ Августин.

Редкий из Пастырей мог заслужить такое всеобщее уважение и такую славу, какую заслужил себе Платон: от трех Монархов удостоился он получать блистательные знаки отличия и благоволения; одного Царя поучал закону Божию, другого венчал на Царство. Первым возложены на него ордена: Св. Андрея первозванного и Александра Невского, а другим орден Св. Равноапостольного Князя Владимира I^й степени. Не только соотечественники, но даже иностранцы любили Платона и уважали, и доселе многие отзываются о нем не иначе, как с чувствами истинного почтения и восторга. Самые иноверцы (в) и противники веры воздали похвалы и почести этому поборнику веры Христовой¹⁰. Чужестранные Министры и Посланники, бывшие при коронации Государя Императора АЛЕКСАНДРА, видя Архипастыря Московского, толико убеленного сединами, почли его столетним старцем, чудесно обновившемся юностью душевных и духовных сил; тогда он казался древним Платоном, воскресшим для того, чтобы излить небесный свет на землю. Самый вид его, при первом взгляде, внушал невольное благоговение; всякое движение его было трогательно и слово веры в устах его важно, выразительно и сладостно¹¹. Сила слова его изображала силу духа; что в устах другого было бы незначащим и даже дерзким, то у него казалось необыкновенным и пристойным. Он умел обладать душами своих слушателей; возбуждая страсти, умел и укрощать их; речь его всегда была знамением высокого помазания. Вещал ли он когда перед Царем, приемлющем скипетр на Царство; или перед гробницею Полтавского Ироя, глася праху его о победах ЕКАТЕРИНЫ ВЕЛИКОЙ¹², или перед паствою своей, или облеченный в простую ризу Преподобного Сергия, перед святыми мощами его – всегда был он силен и пленителен, выспрен и плавен, всегда убедителен и важен; иногда душа его и слово сообщали величие предметам обыкновенным; но чаще облекая великую мысль в простое выражение, он еще более поражал умы и сердца слушателей своих, приспособляя высокие истины к простейшим понятиям – сам всегда казался выше своих мыслей. Часто без приготовления, делал он блестящие и остроумные ответы на тонкие вопросы, требующим пищи духовной давал спасительные наставления. Скажем короче: самый взор Платона был уже красноречием, улыбка любовью, речь остроумием, наблюдение благоразумием, незаимствованным от науки, но как бы внушенным самой природой. Видя маститого старца сего, можно ли не уважать его – слыша, можноль не пленяться и не трогаться им? Кто созерцая его благоговение при священнодействии, сам не ощущал оного в сердце своем – кто взирая на слезы его, сам не проливал их – кто внимая словам его, его убеждался ими?

Жизнеописателю Платона следовало бы здесь изобразить духовные его свойства и совершенства; но сие предлежит изображать мужу духовному и совершенному: ограничимся тем, что указует нам слава дел его и глаголов в мире сем; что вещают воздвигнутые им памятники; что подтвердят современники его и потомки. – Родясь с пылким характером, Платон показывал в самом себе пример терпения и великодушия и когда нетерпимость потребовала бы себе жертвы, тогда он довольствовался одними состязаниями и словопрениями. Он знал, что Пастырю, именующемуся смиренным, надлежит убеждать духом кротости и истиной; ибо он на земле представлял собою лицо предвечного Архиерея. Зная, что возведший его на сию степень, склоняет слух свой к молениям и праведника и грешника, он, кажется, всегда внимал грозному гласу Пророка: « о пасущии суетная, и оставлшии овец!, меч на мышцу его, и на око ему десное: мышца его, изсыхающи изсхнет, и око ему десное ослепая ослепнет.

В этих словах читая небесный приговор нарушителю пастырских обязанностей, Платон стремился к совершенству, как мудрец, добрый Пастырь, Христианин, благодетель и друг человечества, великий покровитель наук, и сын к отечеству приверженный. Говоря о муже, славном по своему имени, по своим добродетелям, по своему святительскому сану и по другим доблестям, нельзя ничего прибавить и выдумать; ибо все явно и блистательно пред очами света. Послушаем, что говорит духовный Вития о душевных свойствах и характере Платона: «Иные долгою жизнью приобрели уважение: он задолго до старости заслужил и благоволение Монархов, и почтение Двора, и любовь народную, и уважение подчиненных, не подделываясь под все вкусы, по примеру двоедушных, но истинными достоинствами и заслугами делая себя всем полезным и любезным. Какие ни проходил степени: не он местом, но место им украшалось и возвышалось. Ибо все дары, кои в раздельности доставляют многим славу, он имел совокупно и в высочайшей степени. От наружности до внутренности, от простейших до высочайших талантов, все в нем было образцовое. В теле статность с гибкостью, в движении осанка без надменности, в лице красота с важностью, в улыбке приятность с целомудрием, во взорах проницательность с доверием; голос нежный, но мужественный, грудь твердая, произношение светлое; а речь его – это Златоуст Российский. На священной кафедре вещал он божественно, в домашней беседе говорил ангельски¹³. Самые его выговоры в грозных выражениях всегда вдыхали какую-то тайную надежду прощения. Таков он был по наружности! Прочие души его качества и обычаи столь же просты, сколько и неподражаемы. Будучи добросердечен и откровенен, любил слушать советы других; но будучи полон света и разума, редко мог им последовать. Будучи зорок и проницателен, он не опровергал многоречиво лукавые хитросплетения, но ударяя в самый корень страсти, обнаруживал и приводил в ужас коварство. Соединяя в купе и остроту ума и твердость духа к обузданию своевольства и усмирению надменных – поражал всенародно гордость и буйство в кратких словах, но с такою силою истины и благочестия, что после взор его был назидательнее длинных поучений. Будучи и по природе и по рассудку страстен к деятельности, а посему и пылок и стремителен, не терпел малейшего закоснения, когда оно истекало от нерадения: напротив с глубочайшим молчанием выдерживал самое несносное медление, когда оно происходило от необходимости. Самое злоречие, внимательное к одним порокам и слабостям, ища пятен в его уме и сердце, впрочем признается торжественно, что он имел добродетели неподражаемые и был солнцем своего времени¹⁴.

Платоновы сочинения – как драгоценнейшие сокровища истины и добродетели – составляют около тридцати томов, содержащих в себе, по большей части, проповеди, рассуждения и речи, из коих многие переведены на иностранные языки и приняты с особенною похвалою: они изданы в пользу учащихся в Академии сирот. Христианская Богословия, писанная им для наставления в православном законе Императора ПАВЛА I, недавно преложена на Английский известным Пинкертоном¹⁵.

Из сочинений Платона сделан прекрасный выбор одною почтенною особой, под заглавием: Дух Митрополита Платона, в 2 частях¹⁶.

По просьбе английских Богословов, граф С.Н. Воронцев, бывший полномочным Министром при Дворе Великобританском, отнесся к Митрополиту Платону письмом, убеждая его сделать объяснения на примечания Г.Дютенса, относящиеся до учения православной Греко-Российской Церкви. Платон долгом себе поставил исполнить достохвальное желание Российского Посланника и английских Богословов; для сего написал он ученые и любопытные Примечания касательно разделения и разности восточной Церкви от западной, о Крещении, почитании св. икон, и прочих важных предметов Греко-российского исповедания со свойственною ему убедительностью, ясностью и красноречием, послав к Г^ну Дютенсу книгу свою о Христианском Богословии, с тем намерением, дабы из нее лучше мог он понять силу того учения, коему следует Грекороссийская Церковь, и убедился бы, что люди, чрез меру мудрствующие, всегда покушаются смешивать новое с древним и неизвестное с известным.

Обозревая столь великое поприще жизни и деяний Платона: в училище как ученого, в монастыре как монаха, при Дворе как Царского Законоучителя, на пастве Архипастыря и священного витию – и как человека – рассматривая различные его отношения духовные и политические, различные его обстоятельства, душевные качества и характер, трудно юному и неопытному писателю исчислить и описать все его доблести, взвесить все его таланты, оценить его произведения, изобразить духовные его свойства, с точностью определить, где добродетель великих мужей начинается и где она кончится!

Для наблюдательного и прозорливого ума жизнь Платона представляет пространнейшее и плодовитое поле для размышления; ибо вся жизнь его была размышлением. Имя и сочинения его известны всей Европе, многие творения его читают почти на всех Европейских языках. Деяния его пребудут назидательными примерами; писания его – спасительными для юношей и старцев уроками. Таков Российский Платон, муж превосходный в божественной и человеческой мудрости, наставник Царей, священный Вития народа, коему духовное красноречие одолжено своим возвышением, сановитый Первосвященник, помазавший на Царство АЛЕКСАНДРА Благословенного – вступивший на престол святительский, прославленный столь многими великими и знаменитыми в Греко-Российский Церкви Святителями, и окончивший архипастырское служение свое вместе с жизнью своей, по сожжении древней столицы новым Сеннахиримом и по совершенном и чудесном его поражении!

(а) Государыня ИМПЕРАТРИЦА МАРИЯ ФЁДОРОВНА узнав о кончине Митрополита Платона, в рескрипте своем к Преосвященному Августину так выражается:

Преосвященный Епископ Августин!

Из письма Вашего от 18 числа Ноября, Я имела удовольствие усмотреть усердные распоряжения с каковыми вы приняли мое предложение, и которые совершенно ответствуют моему ожиданию. Я уверена была, что Вы охотно разделите со мною утешение, обретаемое в облегчении участи страждущих. Но заключающееся в сем письме печальное известие о кончине Преосвященного Платона, исполнило душу мою чувствительным прискорбием. Кроме Архипастырского его сана, требующего достодолжного почитания, и личных достоинств усопшего, Я в особенности уважала еще в нем Наставника моего и блаженныя памяти ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, любезнейшего Моего Супруга, и всегда сохраняла к нему искреннюю признательность. Препоручая себя впрочем молитвам Вашим, я повторяю здесь уверение особливого уважения, с каковым пребываю всегда Вам доброжелательною

МАРИЯ.

С.П. ноябрь 26, 1812.

(б) Письмо Г.Вольтера к Императрице ЕКАТЕРИНЕ II. Ферней, 15 мая 1771.

Всемилостивейшая Государыня!

Прежде всего должно мне уведомить Вас, что я имел честь видеть у себя в пустыне Княгиню Дашкову – и от нее получил проповедь Тверского Архиепископа Платона, произнесенную при гробнице Петра Великого, на другой день, как ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО получили известие о совершенном истреблении Турецкого флота. Сия речь, обращенная к основателю Петербурга и Ваших флотов, есть, по мнению моему, знаменитейший в свете памятник. Я думаю, что никогда и ни одни Оратор не имел столь счастливого предмета к основанию своего слова, не исключая и Греческого Платона. Тот день, в который сия Августейшая церемония происходила, почитаю я за славнейший день жизни Вашей; но здесь я разумею только прошедшее; ибо надеюсь, что Вы насладитесь впредь достославнейшими днями.

Поскольку Вы в Петербурге имеете уже Платон: то я уверен, что Графы Орловы заменят собою в Греции Мильтиадов и Фемистоклов.

Имею честь отправить к ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ в промен на Платонову проповедь перевод с Литовской. Она содержит смиренный ответ Польским Конфедератам на их грубые и смешные лжесплетения, напечатанные в Париже.

Не знаю, о чем Австрийцы готовятся проповедовать в Венгрии. Может статься, будут склонять к миру; а может быть, и к крестовым походам. У нас слышно, что будто бы Султан Алибей, в Сирии, в одной из своих проповедей замешался – и будто б почти онемел. Однакож я этому не верю; я думаю, что Вы его сделаете красноречивее прежнего. Мустафе будут делать поучения с правой и с левой стороны до тех пор, что наконец он принужден будет у Архиепископа Платона исповедаться – и потом признаться, что он превеликая свинья, которая, без всякой причины, досаждала Августейшей Героине моей. Всегда имею честь сколько растущую луну ненавидеть, столько к блистающей Северной звезде исполнен приверженностью, почитанием и благодарностью, и проч.

Письмо Принца де Линь к Маркизе N**¹⁷

… Если бы Вы узнали здешнего Архиепископа то чрезвычайно бы его полюбили, а он Вас. Его зовут Платоном, но гораздо превосходнейшим того, которого некогда называли божественным. Доказательством, что он Платон земной, послужило мне то, что когда он выходил из своего сада, а Княжна Голицына подошла к нему просить благословения: он сорвал розу – и ею благословил Княжну.

(в) Префект Верхне-Алпийского Департамента Платону, Архиепископу Московскому и проч.

Ваше Высокопреосвященство!

Осмеливаюсь представить Вам опыт о старости, читанный мною в публичном заседании общества соревнования при верхних горах Альпийских. Желаю чтобы конец сего малого сочинения не показался Вам слишком недостойным своего предмета. Общие рукоплескания доказали восторг, который внушало Ваше Имя.

Примите, Ваше Высокопреосвященство,

жертву всего моего почитания!

Ладусет.

Февр. 10, 1803.

Заключение и обращение к Платону из Ладусетова сочинения: опыт о старости.

Прежде были оракулами одни старцы: они были хранилищем хороших правил и чистых понятий. Их верный орган таинственным, но вразумительным для юных сердец языком объяснял им средства, могущие доставить славу Государствам – и, что еще более, добрые законы, утверждающие истинную свободу.

Царство веры, сколь ни сильно, однако имеет нужду в подкреплениях старости. Юноша неспособен служить алтарю; убеленный старец есть надежнейший посредник между Небом и земными жителями.

Обратите мысленные взоры ваши к стране, близ лежащей к исходищу древнего Бористнена; посмотрите на сего Священнейшего Патриарха, помазавшего Государей. Он возливает миро на главу Наследника сея великия Державы, на младого человека, носящего на себе столь страшное в Истории Света имя; Он возвышает глас, поразивший слух Владык земных; Он призывает мир; Он начертывает народам круг их обязанностей к Государю; начертывает Государю круг его обязанностей к народу. Это не смертный уже более; он несется превыше АЛЕКСАНДРА и Его престола; сто пять лет ¹⁸ не ослабили ни гласа его, ни дарований, ни бодрости. Слова его ни дерзновенны, ни безрассудны; но они были б и дерзновенны и безрассудны в устах всякого другого. Владыки народов! говоря к одному из Вас, он говорит всем вам; ваша польза заставляет вас внимать ему; он имеет великую и достойную совей великой души цель: он хочет даровать вам право на любовь подданным, и предохранить вас от проклятия потомства. Имя ему Платон – и он кажется древним Платоном, воскресшим для того, чтобы излить небесный свет на землю.

Опытный Первосвященник! О Платон! я повергаю перо мое пред Тобою; Твое имя и Твое бытие суть прекрасная похвала старости!

(г) ДУХОВНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ¹⁹ покойного Преосвященного Митрополита Платона, которое завещал он прочесть при погребении его, по прочтении Святого Евангелия. Но как во время погребения не явилось в Троицкой Ла вре завещания сего, а было отправлено с Лаврскою ризницею в город Вологду: то здесь сообщается оно во известие всем, кои чтут незабвенное имя покойного.

Господи Боже мой! Ты создал мя еси, якоже и вся твари, даровав душу бессмертную, и соединив оную с телом смертным и тленным.

Сей состав должен во свое время разрушиться. Всем бо детям Адамовым предлежит единожды умрети, потом же суд.

Достигши далее семидесяти лет, болезнями удручаемый и разными искушениями ослабляемый, жду сего страшного, но вкупе и вожделенного часа; ибо и младый и здравый не весть, егда Господь приидет.

Яко уже наступившу сему часу, и оглашающу уши мои сему судеб Твоих гласу: исповедаюсь Тебе, Господи, всем сердцем моим, и

Благодарю Тя, яко просветил еси меня светом Евангелия Твоего.

Благодарю Тя, яко отродил мя еси новым таинственным рождением, во усыновление Христом Твоим.

Благодарю Тя, яко восприял еси мя в сообщение крове искупления через Христа Твоего.

Благодарю Тя, яко удостоил еси быти мне, хотя малейшим членом святейшего Тела Церкви Христа Твоего.

Благодарю Тя, яко благоволил еси быти мне в причте Владычнего дома Твоего, Церкви Твоей; и хотя сосуд есмь скудельный; но не возгнушался Ты обратити его в малейшее служение и употребление в священном и царском Доме Твоем.

Благодарю Тя, яко во многих моих делах, к назиданию премудрого устроения Церкви Твоей, во благий успех мне содействовать, и благодатию спомоществовать благоволил еси.

Благодарю Тя, яко во многом мое нерадение, многих и благих дел, через злые намерения превращение, прикрывал Ты долготерпением Своим.

Благодарю Тя, яко Ты, Господи, щедрый и милостивый, долготерпеливый и истинный не по многим моим и скверным беззакониям сотворил еси мне, и не по тяжким грехам моим воздал еси мне, вдыхая ко обращению моему чувствие обличения и раскаяния.

Благодарю Тя, яко во многих моих искушениях и напастях, праведно на меня ниспосланных, не попустил Ты мне впасть в уныние и отчаяние; но подкреплял Ты мя силою свыше, по мере веры моей, яже есть дар Твой.

Благодарю Тя за многие дары Твои, и по телу и по душе, кои злоупотребляя, являл я мое безумие и неблагодарность. Аще же кое благое их употребление принесло какой-либо благий плод, буди Тебе единому благодарение и честь и слава.

Благодарю Тя, яко в надежде милосердия Твоего, даровал Ты мне таинство покаяния; паче же бесценные заслуги и Святейшую Жертву Тела и Крови Христа Твоего, Искупителя моего, Ходатая моего, великого и вечного Архиерея, сего небесного и святейшего Жреца, единожды на кресте Себя за мя принесшего, и во веки освятить мя могущего.

Прими, Господи! сие мое сердечное исповедание.

Прости мои грехи, и прикрой их честною ризою Христа Твоего. Даруй воспети со всеми святыми: Блажени, их же оставишася беззакония, и их же прикрышася греси: Блажен муж, ему же не вменит Господь греха!

Благослови, Господи, православную Церковь Российскую, и утверди оную в вере и благочестии, во веки непоколебиму.

Благослови, Господи, всех благодетельствовавших и доброжелательствовавших мне в пути жизни моей, и милостиво восприими на Ся долг моего им обязательства к воздаянию.

Прости, Господи, и всем, чем-либо меня, или по неведению, или по общей слабости оскорбившим и обидевшим, и я их прощаю пред лицом Твоим.

А паче прости, Господи, мне многих, по неведению, или по действию страсти, оскорбившему и обидевшему, и расположи их, да простив мне от сердца, помолятся о мне лицу Твоему.

Прошу и молю всю Церковь Божию, да пред священным жертвенником, приносимой таинственно духовной и умилостивительной жертве Христовой, и о мне грешном рабе Платоне, прольются Богоугодные молитвы во отраду души моей.

Земля! разверзи свои недра, и приими от Тебя взятое.

Господи! приими дух мой! Господи! В руце Твои предаю дух мой!

Вем, ему веровах и извещен есьм, яко силен есть залог мой сохранити в день он.

1801. Февраля 20 дня, в Вифании.

Тоже утверждаю, 1806 года

Тоже утверждаю, 1807 года.

Скончался великий муж! Российский Златоуст!

Вифанский вертоград явился мрачен, пуст.

Уже прияла в снедь готовая пещера

Скудельный храм того, кого взрастила вера;

Бессмертная душа на небеса парит,

И гроба в тишине унынье приседит,

И прах его кропя чувствительной слезою,

Святителя блажит, любимого Москвою.

Четыредесят лет Христов подвижник сей

Владычня дома страж – наставник был Царей.

Умолкла проповедь, которой все пленялись,

И Князи – и рабы – и старцы умудрялись;

Вещаниям его жадали все внимать:

Из уст его текла рекою благодать.

Кафедры не сквернил он лестью фарисейской,

Язык его был меч на брани здесь житейской,

Единому Творцу, как верный раб, служил,

А ближнему, как друг, живот свой посвятил;

Напитанный прямым Евангельским ученьем,

Он крест различных зол умел носить с терпеньем.

Любил величить дом небесного Царя,

И все, что ни стяжал – поверг у алтаря,

Пел Богу сладку песнь во храмах и пустыне,

И руки простирал со трепетом к Святыне.

В училищах отец – в беседе любослов,

В обители монах – а в кельи философ.

Грядущего искал средь временного града;

Зря волка на пути не бегал прочь от стада;

И Бог, смутя врага, не попустил его

Ступить на мирный праг Левита своего.

Се ныне день настал душевныя свободы!

Путь узкий совершив, кинь ризу здесь природы;

И смертное сие, в бессмертье облекись,

О пастырь добрый наш! в Эдеме водворись.

Нетленной жизни зря денницу совершенну,

На лоне Праотец наследуй мзду блаженну.

А вы воздайте дань владыке своему!

Смиритеся пред ним, простите все ему!

Еще в последний раз, служители церковны,

Составьте в честь его печальный лик духовный.

Реките в полный слух – и вам восплещет свет:

Владык собор великих, – но, ах! Платона нет

Князь И. Долгорукий.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИЖКИ

Преосвященный Архиепископ Московский! Подвиг, который Вы подали при открытии Наместничества Калужского на основании Моих учреждений, споспешествуя делу сему Вашими пастырскими поучениями, есть новое свидетельство Вашего ко Мне усердия и любви к отечеству, усугубляющее и Мое к Вам отличное благоволение и удовольствие. В долг для себя непреложный поставляя пещися о распространении благоденствия Империи, не премину и в свое время распорядить и дела, относящиеся к церковному управлению, дабы и оные во славу Божию и во благо Христианам восприяли сходственнейшее и лучшее течение. Я не сомневаюсь, что Ваше Преосвященство присоединяете к Моим молениям и свои ко Всевышнему, чтобы Он низпослав Святую помощь свою во всех намерениях Моих на пользу общую. Есмь впрочем Вам доброжелательная

ЕКАТЕРИНА.

В С. Петербург.

4 Февраля 1777.

Преосвященный Митрополит Московский Платон!

Другое уже истекает десятолетие, как Ваше Преосвященство подъемлете бремя правления вверенной Вам паствы к славе Божией, к пользе Церкви и к особливой Нашей благодарности, проходили Вы сие возложенное на Вас служение, а потому и сожалительно Нам видеть из писания Вашего от 2^го числа сего месяца обстоятельства, нудящие Вас просить увольнения от Епархии. Но Мы находим, что и без увольнения можете Вы быть свободны. Время пребывания Вашего в Троицкой Лавре предоставляем Мы Вашей воле; правление ж Епархиальное можете Вы поручать Викарию, Вам данному, всегда, когда немощи Ваши того требовать будут, чрез что и облегчатся труды Ваши. Мы уверены, что Вы примете сие за новый опыт Монаршего Нашего к Вам благоволения, с которым пребываем

ЕКАТЕРИНА.

1782 года.

В С. Петербург.

Пресветлейший Государь Наследник!

Неоднократно приметил я достохвальное Вашего Императорского Высочества желание познать, кто такой был Мельхиседек, и почему он называется: без отца, без Матери, без причта рода и проч. Которому благочестивому Вашего Высочества желанию чтоб удовлетворить, почел я за долг все то, что до оного Мельхиседека принадлежит, по возможности своей, ясно и кратко, последуя руководству С. Писания, в следующем предложить рассуждении.

Мельхиседек, сколько мне известно, поминается в С. Писании в трех местах. Во первых Бытия в гл.14. с.18. Второе в Псалме 109 с.4. Третие в послании Павловом ко Евреем.

В книге Бытейской пишется об нем, что когда преславный оный Патриарх Авраам возвращался домой по победе, полученной им над неприятелями: тогда Мельхиседек (которого там же Писание называет Царем Салимским и Священником Бога Вышнего), стретил Авраама в оном радостном путешествии с хлебом и вином, и по пристойности своего Священнического сана благословил Авраама, препоручая его всегдашнему Вышнего покровительству, и принести за него благодарение Богу Неба и земли.

Сие с таким почтением принял Авраам, что отделил ему десятую часть полученныя у неприятелей добычи; которым действием явственно признал Авраам несомнительное быть Священство в лице Мельхиседековом. Более сего в Бытейской книге о Мельхиседеке не упоминается.

Второе о Мельхиседеке очень краткими словами напомянул Давид в Псалме 109, где пророчествуя, по толкованию самого Евангелия, о Божественном Мессии, объявляет, что Он кроме высокого царского достоинства, означенного сими словами: жезл силы послет ти Господь от Сиона и господствуй посреде врагов твоих; будет и Священник, изъясняя то сими словами: Ты Иерей во веке по чину, или по подобию Мельхиседековову. Вот опять поминается Мельхиседек; а для чего, о том объяснения тут никакого больше нет.

Третие Святый Павел входит уже в довольно пространное рассуждение о Мельхиседеке в послании к Евреям, в главе 5, 6, и 7, где в лице Мельхиседековом, и в подобии Священства его с Христовым Священством, сокровенный находит разум, достойный Павла и достойный небесныя премудрости.

Чтобы понять Павлов разум, и к большему познанию предложенной нам материи, надобно знать намерение Павлово, которое он имел, пиша вышеупомянутое послание. Писал он к Иудеям, то есть к таким людям, которые ревностно защищали закон свой, не нравоучительной токмо, ибо и мы его не отвергаем, но и церемониальной о духовных обрядах, какие обряды между прочими были знатнейшие приношения в жертву различных животных, которые на алтаре с проливанием крови закалаемы и приносимы были Богу от Священников. Сии обряды Иудеи защищали упорно, и не могли склониться, дабы принять, что обряды сии должны быть некогда уничтожены. Павлу была нужда вывесть их из сего заблуждения и доказать им из Ветхого Завета, которого Иудеи держались, что жертвы служили на время, что Священство, которое приносило их, было также временно, что следовательно и прочие обряды, которые на том Священстве основаны были, должны современем перестать. Как же он в сие входит дело, посмотрим!

Уступает Павел Иудеям, что они по узаконению Божию имели священство, которое, понеже началось от Аарона, называется Священством Аароновым. Также признается, что им надобно было приносить кровопролитные жертвы по повелению Господню. После сего начинает доказывать, что сии жертвы сами через себя нимало не могли умилостивить Бога и очистить грехи, и что они определены были только на время. Причины тому дает следующие:

1.    Не вместительно, де, рассуждению, чтоб кровь бессловесного скота, на прим: козла или тельца, очистила грех, который как не есть нечто вещественное, никакою влажностию обмыт быть не может. Также, де, не может сходно быть с величеством Божества, чтоб Правосудие Его переменялось на милосердие, усмотря проливаемую бессловесного животного кровь. гл.10.4.

2.    Самыя Иудеями святопочитаемые Богодухновенные книги о том явственно предсказали, что Священство их, следовательно и обряды все должны иметь конец. Между прочими Ветхого Завета свидетельствами взял Апостол к доказательству следующее Давидово слово: Ты Иерей во веке по чину Мельхиседекову.

По признанию самих Иудеев, как весь 109 Псалом, так и сии слова, сказаны Духом Святым о будущем ожидаемом ими Мессии. Сии слова ясно присвояют Мессии Священство вечное, да и Священство не по чину, не по подобию Ааронову, которое тогда у Иудеев было, но по чину Мельхиседекову, о котором Иудеи мало что знали. Из сего твердо заключает Апостол, что не было бы причины Духу Святому предсказывать о установлении нового некоторого Священства по чину Мельхиседекову, ежели бы Иудейское Аароново должно пребывать всегда. Вот точные Апостольские слова: Аще убо совершенство Левитским (или Аароновым, все одно, ибо Аарон от Левия произошел) Священством было, людие бо на нем узаконени быша, кая еще потреба по чину Мелхиседекову иному востати Священнику, а не по чину Ааронову глаголатися?

Сими резонами сильно премудрый учитель убеждает, что Священство Иудейское со обрядами жертв не может быть навсегда, но должно по силе слов Духа Святого, уступить со временем другому лучшему Священству, которое было бы по чину Мельхиседекову.

После сего Апостол приступает ко изъяснению, что оный вечный по чину Мельхиседекову Священник есть Спаситель наш Господь Иисус Христос, и что в лице Его точно исполнилось подобие Священства Мельхиседекова.

Священство Христово утверждает из того, что он Духом Святым Самого Себе принесе непорочна Богу в жертву на Крестном алтаре, да очистит совесть нашу от мертвых дел, во еже служити нам Богу живу и истинну.

Священство сие называет он вечным. 1) Что оно никакому другому Священству уступить не может; ибо Христу в Священстве Его подобного преемника нет. 2) Что силою Священства сего принесенная за нас жертва есть толикой силы и действия, что все грехи ради заслуг оныя от Небесного Отца заглаждаются, ежели токмо верою мы ее прилагаем к себе. И потому, как она повторения не требует, так и Священство оное остается никогда непременяемым. 3) Что другие Священники, яко смертные, смертию своею возбраняются быть неизменными Священниками. А Христос, занеже пребывает во веки, непреступное имать Священство. гл. 7. 24. После сего не преминул премудрый Павлов язык изъяснить и то, для чего Священство Христово было по чину или по подобию Мельхиседекова, а не по подобию Ааронова Священства.

Сходство Священства Христова с Мельхиседековым, а несходство с Аароновым поставляет он в следующем:

Христос Священник, Мельхиседек Священник, и Аарон так же; в сем сходны все.

Христос кроме того, что Священник, есть Царь, царствующий духовно в Церкви своей: и Мельхиседек, кроме Священства, был и Царь, а Аарон токмо Священник; ибо царское достоинство единственно присвоено было к Иудину, а не к Левиину колену.

Христово Священство не стояло в приношении животных в жертву: так же и о Мельхиседеке ни мало не поминается, чтобы он по должности Священства своего животных когда жертвовал. Но Аароново Священство неотменно требовало заклания животных.

Мельхиседек почтен Священным Писанием за истинного Священника, хотя он нимало не производил рода своего от колена Левиина, к которому колену Священство Ветхозаветное было привязано; ибо впрочем не возможно было никак в Священство Аароново вступить, не доказавши на перед род свой от Левиина колена. И Христос так же, хотя от Духа Святого названный Священником, по человеческому естеству не происходил от колена Левиина, но от колена Иудова, из которого колена никто же приступи ко олтарю. А Аарон был от колена Левиина. Вот опять несходство с Аароновым Священством!

О Мельхиседековом роде в Святом Писании совсем умолчано; не известно нимало о его предках: кто был его отец, кто мать, кто сродники, когда родился, когда умер; и потому можно почесть: акиб он был без отца, без матери, без причта рода; будто ни начала дням, ни конца житию своему он не имел.

Из чего не должно думать, акиб он не был человек; никак: но потому только так о Мельхиседеке Апостол сказал, что родословие его Святое Писание умолчало.

Умолчало же не без важнейшей причины, а именно: чтоб в лице его представить подобие верховного Священника Иисуса Христа, Который, яко Бог, родословия никакого не имеет, и самою вещию, ни начала, ни конца бытию своему не знает. Вот паки Мельхиседека с Христом сходство: но нет сходства с Аароном, которого родословие нарочно в Святом Писании положено.

Отсюда видно намерение Павлово, для чего он о Мельхиседеке написал: без отца, без матери и пр. Намерение его было, чтоб из умолчания родословия Мельхиседекова доказать, что было Священство от рода Левиина не происходящее, и что есть Священство Христово вечное, хотя также Левиина колена непричастное: а тем самим убедить Иудеев, что назначено от Бога другое Священство не от колена Левиина, и что следовательно Аароново Иудеями защищаемое Священство должно сему от Бога назначенному уступить.

Продолжение показуемого сходства между Мельхиседеком и Христом.

О Мельхиседеке не понимается, чтобы он имел кого в Священстве своем преемником, и потому кажется, что Священство его в одном его лице состояло. Но и Христос в Священстве своем никакого подобного преемником не имеет. А Аарон имел преемников.

Мельхиседекова Священства не поминается, разве едино действие, а именно, что он по характеру Священства своего благословил Авраама.

И Христова Священства едино было действие, когда Самого Себя принес в жертву Богу, и единым приношением совершил есть во веки освящаемых. Но Аарон и преемники его имели по вся дни нужду прежде о своих гресех жертвы приносити, потом же о людских.

Мельхиседеково Священство было превосходного достоинства, нежели Аароново. Понеже от Мельхиседека сам Авраам не токмо, яко от Священника принял благословение, но и отделил ему десятую от корыстей часть; чем отдал достойную Священству его честь. Но как Авраам был верховный всех Иудеев родоначальник, и сам Левий, от которого шло Священство Аароново, происходил от Авраама, то надобно сказать, что и сам Левий со всем своим Священства Ааронова потомством в лице своего прадеда Авраама благословился от Мельхиседека, и в засвидетельствование Священства его отделил ему десятую часть. Итак, вот и здесь Священство Мельхиседеково, по своему превосходству, было сходно с Священством Христовым, которого подлинно действие было выше и действительнее, нежели все жертвоприношения Аароновы.

Из всего сего, и подобного (ибо я для краткости много оставляю) Великий Павел заключает, что Аароново Священство должно окончено быть вступлением на его место вечного Христова Священства, что следовательно и весь церемониальный закон, яко с Священством Аароновым связанный, должен оставлен быть; ибо по Апостольским же словам, прелагаему Священству по нужде и закону применение бывает. гл.7.12.

Из краткого рассуждения сего ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО по данному Вам от Бога дарованию можете усмотреть не токмо то, в каком разуме Мельхиседек называется без отца, без матери, и прочая; но вместе с достодолжным благоговением удивитесь, какими высокими тайнами Христианское благочестие наполнено. Впрочем желаю, чтобы ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО веселым духом всегда пред Господом пели сей пророческий стих: Ты просвещаеши светильник мой, Господи!

Преподобный отец!

Рассуждение Ваше о Мельхиседеке читал я с крайним удовольствием, почитая оное подтвердительным опытом усердия Вашего в изъяснении мне учения Христианского, и усматривая в нем основательные и сановитого Учителя достойные толкования, с каковыми Ваше Преподобие священные истины предлагаете. Довольно я от Вас наслышался, что Вы поставляете за правило, показывать всегда заключающихся в Священном Писании уставов и бытий с естественным разумом согласование, и утверждать оные доводами здравого человеческого рассуждения. Сей действительно есть наисильнейший способ к благоуспешному в сердцах насаждению Божественного семени, и к неминуемому Богодухновенныя благодати распространению.

Несказанно расширилось и возросло учение светское с тех времен, как ревнующий по правде поборник Картезий, отложась от порабощения Аристотельского, любопытствующий разум на путь явственного и бодрствующего исследования поставил. Взошло новое светило, представилися науки в новом прекрасном виде и привлекли к себе множество любителей, коих до того распростертая по ученому владычеству темнота от них удаляла. В нынешние благополучные дни наши, выключая сообщество называемых людей ученых, нет почти ни единого благовоспитанного человека, который бы не привлекаем был наук красотою, и на упражнение в оных не полагал времени. Кроме красоты их, и кроме услаждения с учением соединенного, велика и польза от него происходящая. И в отдаленных оных веках видели уже сию пользу и знали. Порфирою и премудростию украшенный Соломон написал, что множество премудрых спасение миру, и Царь премудр утверждение людям. И еще, что все злато пред премудростию песок малый, и сребро яко брение пред нею вменится. А под именем премудрости не иное что он разумеет, как знания остроумием человеческим открытые. Нет состояния, где бы не видны были широко разливающиеся от науки прибытки. Науки приучают разум к порядочному и глубокому размышлению, и изощряют силы оного; проницая во глубину сердца человеческого, видят все склонности его и побуждения, и связь и причины их открывают, укрощают и исправляют нравы, служат к совершенству всех дел житейских; обращаясь в обширности всего создания, величие дел Творческих показывают ясно. Небеса поведают славу Божию в полном великолепии тем только, кои стройное их расположение, неизмеримое пространство и союзное движение усматривают. Век, в котором науки процветают, есть век просвещения и век людей великих во всяком роде.

Правда, что приступ к наукам несколько труден и неприманчев; но терпение и прилежание, употребленные на преодоление первых трудностей, награждаются вскоре неизобразимым удовольствием и очевидною пользою. По собственному своему искусу я сие ведаю. Признаться должен, что при начале учений моих не без скуки мне было; но последуя доброохотным советам преодолевал оную, и вижу, что она ничто в рассуждении последующего за нею удовольствия.

Все приносимое науками просвещение и неоцененное ими приобретаемое сокровище, много бы потеряли своего достоинства, или бы еще и во зло обратились, если бы всему учению за основание положен не был союз и утверждение человеческого сообщества – Закон Божий.

Помянутый высотою разума блистающий Соломон говорит: Бог премудрости предводитель есть и мудрых исправитель: в руку бо Его и мы словеса наша, и всякий разум и дел художество. В книге премудрости Иисуса Сына Сирахова також читаем: источник премудрости слово Божие в вышних, и шествия ея заповеди вечныя. Итак каждому первым поучением для себя надлежит поставить Закон Господний, дабы узнать волю Сотворившего нас и украситься Христианскими добродетелями. На сем-то основании утвержденные науки видны во всем их изяществе, для того, что тогда они прямо служат ко всеобщему наставлению и блаженству. Не могу изъяснить Вам, сколько я тем увеселяюсь, что для сооружения в сердце моем такового основания, имею такого, как Вы, священного Строителя. Ради вожделенного в сих трудах Ваших успеха не престану я никогда приносить сие к Подателю всех благ моление: Настави мя Господи на путь Твой и пойду во истине Твоей!

Желательно, дабы при воспитании Российского юношества никогда не оставлялось в забвении, коль для цветущего состояния всех Государственную громаду составляющих членов необходимо, чтоб прилежному к наукам руководству предшествовало основательное наставление в православном нашем Законе. Сие единое действительное есть средство произвесть добрых граждан, и достойных сынов отечества. Науками просвещены будучи, не впадут они в погрешности, невежеству свойственные, и неисчетные откроют пути, ведущие к благополучию народному; утверждены православием, удалять от себя все развращенные мыслей покушения, и непоколебимым постоянством оградятся.

Ваше Преподобие с своей стороны распространению Христианского в России учения споспешествовать можете изданием книг, до истолкования и вкоренения Слова Божия касающихся. Не безызвестны мне Ваши в сем деле Богоугодные упражнения. Побуждением к оным, кроме вышеупомянутой обществу пользы, служить могут Вашему Преподобию и многие в самом Священном Писании места, где о мужах, на расширение благочестия и Святые Церкви учения труды свои положивших, с несказанными хвалами упоминается. Читаем мы там о таковых мужах, что пребудет довека семя их, и слава их не потребится. Какое заслужил себе уподобление великий оный Иерей Симон Ониин своим о утверждении Слова Божия усердием! О нем то написано, что он яко Солнце сияющее на церковь Вышнего, и аки дуга, светящаяся на облацех славы .

Верьте, что с приращением душеполезных трудов Ваших прирастает и мое особливое удовольствие, в рассуждении совершенного почтения, которое Я к Вам имею.

Павел.

Ноября 20,

1764 года.

«Письмо Вашего Преосвященства, несколько дней тому назад полученное, с обыкновенным бы удовольствием было мною принято, если б Вы не открыли своего намерения оставить место свое. Сие намерение не только меня удивило, но и опечалило как любящего свое Отечество, и как друга Вашего; я нахожу его осудительным и с другой стороны… В необыкновенном течении вещей качества душевные показываются; а при трудностях, где они испытываются, тут прямое их достоинство и цена им узнается. Извините, если противоречу Вам; но к сему долг меня обязывает. Если чему либо научило меня путешествие: то тому, чтоб в терпении искать отрады во всех случаях… Исправляя свою должность, взирая спокойным оком на те вещи, которые собою исправить не можем (ибо слабости повсюду существуют): мы можем на всяком месте иметь безмятежную совест;, а сие на всяком месте владычествует. Не знаю, не успею ли в моем предприятии, отвратить Вас от Вашего намерения; но иного во мне быть не может, как, сообразуясь Вашему добру, я Вас люблю и есмь Ваш верный друг

Павел.

Декабря 7, 1787

С. Петербург.

Уже известно В. Пр. о посетившей нас печали смертию Графа Никиты Ивановича. Известны вы и о всем том, чем я ему должен; следственно и обязательствах может в рассуждении его. Судите же, прискорбно ли душе моей? Я привязан по долгу и удостоверению к Закону и не сомневаясь, что получающему награждение в той жизни за добродетели всеконечно отрада и покой; но поскольку души, остающиеся еще со слабостями тела соединенные, то нельзя нам не чувствовать печали от разлуки: разделите оную со мною как с истинным Вашим другом

Павел.

1783 года

Апреля 11

образ преподобного Сергия

Всемилостивейший Государь Император!

Первопрестольный град Москва, новый Иерусалим, приемлет Христа своего, яко мать в объятия усердных сынов своих и, сквозь возникающую мглу провидя блистательную славу своея Державы, поет в восторге: Осанна, благословен грядый! Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; но кроткая вера – сия праща Российского Давида – сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего Отечества, приносится ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезным ВАШИМ лицезрением.

Теплые воссылаю к небесам молитвы, да Всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания Вашего Величества.

Всемилостивейший Государь,

ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА

всеподданейший богомолец

Платон, Митрополит Московский.

Июля 14, 1812 года,

Троицкая Лавра.

Преосвященнийший Платон!

Я получил от Вас письмо, и при нем Образ преподобного Сергия. Первое принял Я с удовольствием, как от знаменитого и Мною столь уважаемого Пастыря Церкви, второе с благоговением. Образ святого Поборника Российских военных сил велел Я отдать составляющемуся для защиты Отечества Московскому ополчению: да сохранит он его своим предстательством у Престола Божия, и да продлит молитвами своими украшенные честию и славой дни Ваши. Препоручая Себя молитвам Вашим, пребываю Вам благосклонный

АЛЕКСАНДР.

Тверь.

1812 года, Июля 19.

АВГУСТЕЙШИЙ МОНАРХ,

ГОСУДАРЬ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ!

Старец Симеон имел в жизни блаженнейший удел – приять на руки свои Предвечного Младенца, и из глубины восхищенной души воспел священный гимн Владыке мира. Я недостойный удостоен ответа АВГУСТЕЙШЕЙ Особы Вашей, в восторге лобызаю ВЫСОКОМОНАРШУЮ десницу; ношу бремя скучной старости; но как бы юною в сладостных чувствиях, благоговея к любезнейшему имени – АЛЕКСАНДР.

Государь! Вы по духу Христианского благочестия благословили новооружаемых героев принесенною ВАМ от меня иконою чудотворца Сергия. Много может молитва праведна споспешествуема. Покусится алчный враг простерть за Днепр злобное оружие – и этот Фараон погрязнет здесь с полчищем своим, яко в Черном море. Он пришел к берегам Двины и Днепра провести третью новую реку -, страшно выговорить! реку крови человеческой. О! Каждая крови капля воззовет от земли к Небу. Крови брата твоего взыщу от руки твоея. Франция познает в Боге Господа отмщений, а Россия восчувствует, исповедает, воспоет к Нему: Авва Отче! Царю небесный! Ты изведеши яко свет правду Монарха и судьбу России яко полудне.

Августейший монарх!

всеподданейший усердный богомолец

Платон, Митрополит М.

Июля 23, 1812 года.

Вифания.

Итак, сподобил нас Бог узреть Царя своего венчанна и превознесенна!

Что же теперь возглаголем мы? Что сотворим, о Российстии сынове! Возблагодарим ли Вышнему Царю Царей за таковое о любезном Государе нашем и о нас благоволение? И мы благодарим всеусерднейше. Возслем ли к Нему моления, да доброте сей подаст силу? И мы молим его всею верою нашею. Принесем ли что либо в дар Господу? И Он благих наших не требует: а и сей самый Венец, и Скипетр, и Державу, и Россию, и всех нас сердца и утробы приносим ему и вручаем ему. Приветствовать ли ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО с сим облечением славы? И мы приветствуем всеподданейше. Изъявлять ли нам ВАШЕМУ ВЕЛИЧЕСТВУ свое усердие и верность? И мы то свидетельствуем пред лицом Неба и Земли: пред лицом сего Олтаря, и пред лицом Бога и Ангелов Его. Пожелать ли ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ счастливого и долголетнего царствования? О! забвенна буди десница наша, аще не всегда будем оную воздавать к небесам в жару молений наших. Молиться ли, да Бог сам управляет Тобою, просвещая мысль и удобряя сердце? О! прилпни язык наш к гортани нашей, аще на что другое он будет обращен, а не на таковыя токмо моления. Пасть ли нам пред Престолом величества Божия, да находя в Монархе своем чадолюбивого отца, будем мы к Нему привержены любовию, яко чада? И мы падаем, и громко пред Ним вопием: Премудрый художник! мы пред Тобою брение – сотвори из брения сего сосуды не в бесчестье, но сосуды в честь!

Таковым образом многоразличные обращая в сердцах чувствия, усматриваем нечто, особого внимания и озабочивания достойное.

Вселюбезнейший Государь! Сей Венец на главе Твоей есть слава наша: но Твой подвиг. Сей Скипетр есть наш покой: но Твое бдение. Сия Держава есть наша безопасность: но Твое попечение. Сия Порфира есть наше ограждение: но Твое ополчение. Вся сия утварь царская есть нам утешение: но Тебе бремя.

Бремя поистинне и подвиг! Предстанет бо лицу Твоему пространнейшая в свете Империя, каковую едва ли когда видела вселенная: и будет от мудрости Твоей ожидать во всех своих членах и во всем теле совершенного согласия и благоустройства. Узриши сходящие с небес весы правосудия, со гласом от Судии неба и земли: да судиши суд правый, и весы его да не уклониши ни на шуее, ни на десное. Узриши в лице благого Бога, сходящее к Тебе милосердие, требующее, да милостив будеши ко вручаемым Тебе народам. Достигнут бо Престола Твоего вдовицы, и сироты, и бедные, стесняемые во зло употребленною властью и лицеприятием, и мздоимством лишаемые прав своих, и вопить не перестанут, да защитиши их, да отреши их слезы, и да устроиши их везде проповедовать Твою промыслительную Державу. Предстанет и самое человечество в первородной своей и нагой простоте, без всякого отличия порождений и происхождений: взирай, возопиет, общий Отец! на права человечества. Мы равно все чада Твои. Никто не может быть перед Тобою извергом, разве утеснитель человечества, и подымающий себя выше пределов его. Наконец, благочестию Твоему предстанет и Церковь, сия мать, возродившая нас духом, облеченная в одежду, обагренную кровию единородного Сына Божия. Сия Августейшая дщерь Неба, хотя довольно для себя находит защиты в единой Главе своей, Господи нашем Иисусе Христе, яко огражденная силою креста Его: но и к Тебе, благочестивейший Государь, яко к первородному Сыну Своему, прострет свои руки, и ими объяв Твою любезнейшую выю, умолять не престанет: да сохраниши залог веры цел и невредим: да сохраниши не для Себя токмо; но паче да явиши Собою пример благочестия: и тем да заградиши нечестивые уста вольнодумства, и да укротиши злой дух суеверия и неверия.

Но с Ангелами Божиими не усумнятся предстать и духи злобы. Отважатся окрест Престола Твоего пресмыкаться и ласкательство, и клевета, и пронырство со всем злым порождением; и дерзнут подумать, что, аки бы под видом раболепности, можно им возобладать Твоею прозорливостью. Откроет безобразную главу свою мздоимство и лицеприятие, стремясь превратить весы правосудия. Появится бесстыдно и роскошь, со всеми видами нечистоты, к нарушению святости супружеств, и к пожертвованию всего единой плоти и крови, в праздности и суете.

При таковом злых полчищ окружении, объимут Тя истина, и правда, и мудрость, и благочестие, и будут, охраняя Державу Твою, вкупе с Тобою желать и молить, да воскреснет в Тебе Бог, и расточатся врази Твои.

Се подвиг Твой Державнейший Государь! се брань, требующая да препояшеши меч Твой по бедре Твоей, и наляцы, и успевай и царствуй: и наставит Тя дивно десница Вышнего. Дивно глаголем: ибо от всего того предохранит себя, все то превозмочь, все управить в мире и благоустройстве, требует сил более, нежели человеческих. Почему судя о Тебе, хотя превознесенном паче всех человек, но яко о человеке, и должны бы мы свои радости и восторги торжественные в своих пределах удержать.

Удержать? Но что же означает сие днесь над Тобою совершившееся действие? Состоит ли оно в одной наружности? Составляет ли только один простой обряд? Ах, нет! О Давиде, егда избран был он Богом в Царя Израилю, и святым елеем помазан, слово Божие гласит: И ношашеся Дух Господень над Давидом от того дне и потом. Сие Духа Господня ношение в день сей осенило и освятило главу Твою. Не тщетны желания всея России: не тщетны моления всея Церкви. Презирает Господь на молитву смиренных, и не уничижит моления их.

Да и самое души Твоея расположение привлекает таковое призрение Господне. Ибо точно можем мы о Тебе, Государь, тоже сказать, что сказано о помазаннике Давиде: И Давид красен, добр очами и благ взором Господеви. И наш любезнейший Давид красен лицем, добр очами, и благ взором Господеви. Что само по себе нестолькоб было важно, ежелиб оно не было точным знамением Твоея красоты душевныя, доброты мыслей и благости сердечной.

Итак, Всемилостивейший Государь! Сим укрепися и ободрися. С таковою помощью небесной, с таковым дарованным Тебе духом Владычным, подвиг Твой будет удобен, бдение Твое будет сладостно, попечение Твое будет успешно, бремя легко, и ополчение Твое будет победительно и торжественно.

Но се и еще подает Тебе Бог своего о Державе Твоей промышления печать видимую. Вложил Он в сердце ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ, да и любезнейшую Свою Супругу, ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО, сотвориши участну Своея чести и славы, венчания и помазания. Сие сходственно с уставом Предвечного. Когда священный супружества союз совокупил Вас во едино, и когда установлено Богом быти жене помощницею своему мужу: то и честь их должна быть нераздельна. Благоразумие же и добродетели ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА оправдают благую всех нас о Ней надежду: конечно оправдит Она Слово Господне, дабы быть верною ВАШЕМУ ВЕЛИЧЕСТВУ, в ношении общественного бремени, помощницею!

Видя таковым образом отвсюду огражденна и укрепленна Тебя, Великий Государь, и радуемся и торжествуем, и приветствуем и благодарим Господу, и вопием: Благословен Господь, яко посети и сотвори избавление людям своим, и вознесе рог Христа Своего.

Но прежде всех, и паче всех, да возрадуется душа Твоя, Благочестивейшая Государыня ИМПЕРАТРИЦА МАРИЯ ФЕДОРОВНА, о благословенном плоде чрева Твоего. О коль сладостен, коль питателен для нас есть сей плод Твой! Святая Твоя кровь течет по жилам Его, и все, что в ней есть животворное и добротное, сообщено и Ему. Давно Апостол провозгласил: Аще корень свят, то и ветви. Корень ветви оживляет; а ветви корень украшают. Не есть ли сие в сердце Твоем, Благочестивейшая Государыня! живоносным источником полныя радости? Ежели какая была и есть в душе Твоей скорбь, не доволен ли источник сей оную усладить? Ежели какие бурные тучи помрачали мысль Твою, сие воссиявшее от Тебя светило не довольно ли разогнать весь мрак сей?

И так, видя днесь, яко матерь Соломонова, Сына Своего венчанна и превознесенна, возрадуйся и возвеселися, и возблагодари Господу, столь милостиво Тя посетившему. А мы все вкупе, со всею Россиею, последуя Тебе, яко ликоначальнице Мариам, ударяя в шимпаны и кимвалы наших сердец, пред Священнейшим лицом Боговенчанного Монарха нашего, возиграем и возопием, и услышано будет до последних земли: с нами Бог! разумейте язы́цы и покаряйтеся: могущии покарайтеся. Аще бо паки возможете, и паки побеждены будете, яко с нами Бог!²⁰

Если мужа праведного память должна быть с похвалами, да и с похвалами вечными, по словам Духа Святого; то, собравшись мы в сей священный храм, ничего прежде вообразить не можем; ни на что прежде с большею похвалою язык наш не должен устремиться, как на Основателя сего храма и царствующего града сего, Петра, глаголю, именем славного, делами Великого, истинного Отца Отечества нашего.

Но при сем случае видя нас приуготовляющих уже Мужу сему сердечные приношения, и наши жертвы уже курящиеся, может кто, удивившися, вопросить: какая бы причина была, которая бы возбудила нас к нынешнему Мужа сего особливому прославлению? Ибо имя Его никогда в забвении быть не может. Аще мы умолчим, камение сие возопиют: аще мы умолчим, возопиют о Нем стены града сего, бесчисленные дел и рук Его останки. Ибо на что ни обратим взор свой, все Ему одолжено началом, все плод Его благоразумия и просвещения. Он ввел во Отечество наше художества и науки. Его рука открыла нам завесу видеть случаи света, и в них проникая, предварять все противных замыслы. Его геройский дух привел воинство в сие состояние, в котором мы его ныне видим и радуемся; в котором его ныне видит свет и удивляется. Его десница открыла нам сокровища земная, и нас обогатила. Его просвещению самая Церковь признает себя одолженною: ибо новое от него получила светило. И сие бо самое, что с сего места народу поучения провозглашаем – и сие самое есть плод его благоразумия; словом, все что ни видим, что ни вообразим, Петр или изобрел, или утвердил, или основал, или к тому случай подал.

При толиких Его славных делах и Отечеству великих одолжениях, может ли Россия столь забыть себя, чтоб Петрово имя всегда не прославлять, и им при всяком случае не увеселять себя?

Так что же возбудило нас к нынешнему особливому имени Его прославлению?

На сей любопытный вопрос ответ готов: Петр Великий воскрес, воскрес в Великой Преемнице своей, Екатерине Второй. Ибо не может живее изображен быть характер Петрова Божественного духа, как он сияет в Монархине нашей. Дела, коими ныне отечество наше прославляется, можно сказать, что или воскресший Петр, или паче вселившаяся в Екатерину Петрова душа производит.

Предоставив удобнейшему времени из всех исчисление, коснемся хотя кратко нынешних славных военных происшествий – происшествий, которые колеблют свет, а Россию заставляют лить слезы радости.

Удары, которыми сокрушаются рога гордыя луны, уже слышны везде по вселенной. Воинство, Петром учрежденное, а Екатериною правимое, прослыло непобедимым. Все страхи, которые бы могли смертного поколебать, суть для него токмо большее к мужеству поощрение.

Каждое его движение делает новое торжество. Россиянин уже обык не оставлять своих следов, разве с славою; и путь, где проходит, замечает трофеями: ибо руки его яко железны, мышцы медяны, грудь адамантова, а душа геройская.

И для того, не всегда можно и неприятелю нашему в слабость причитать, что он противу лица такового воинства стоять не может и в бег обращается. Ибо иногда от мужественного и победиму быть слава есть.

Но как бы то ни было, слава побед трубою своею непристанно оглашает уши наши. Не успеем так сказать, окончить одно торжество, как другое начинать надобно. Новая весть! Какая? Известная: неприятель побежден, прогнан; Россиянин торжествует; получил величайшую добычу; завладел лагерем, да в нем же Богу и благодарныя воссылает молебствия. Летят сюда знамена: и се их множество пред очами нашими: знак мужества и слабости, слабости сопротивных; храбрости воинства нашего.

Хотел бы я в более в сей приятной материи удержать слово свое; но се к другому не меньше приятному, или к славнейшему предмету оно стремится.

Помянув мы в начале Петровы дела, прешли было молчанием славнейшее ума и тщания Его изобретение – изобретение Ему единому свойственное – изобретение, какого и для Него самого ничего не было приятнее и внимания Его достойнее. Сие изобретение есть флот Российский. Известно, что держава наша со всех сторон окружена морями, да и соседями, кои теми морями владычествовали. Россияне, по несчастию тогдашних времен, на сие взирали невнимательным оком. Морское плавание им было неведомо или и ужасно. И когда мы таким образом дремали, недоброжелатели не без удовольствия внутреннего взирали на сие, и чтобы не пробудились мы, крайне опасались.

Сей нужный случай не мог укрыться от доброго ока Петрова. И что невозможно Монарху мудрому, тщательному и любимому народом своим? Божия судьба, Которая уже положила прославить Россию, подала Ему случай видеть малой ботик, который в сем месте хранится, и вечно хранен быть достоин. От сего в пространном Петровом уме великие родились мысли. Начал созидать морские плавающие крепости, и составил из них великий Российский флот: великий не числом токмо кораблей, но великий и силою и славою: ибо в своем, так сказать, младенчестве получил он уже победы над теми, которые давно сею славою превозносилися.

Но восстань теперь, Великий Монарх, Отечества нашего Отец! Восстань и воззри на любезное изобретение Твое; оно не истлело от времени, и слава его не помрачилася. Восстань и насладись плодами трудов Твоих! Флот, Тобою устроенный, уже не на море Черном, не на Океане Северном. Но где? Он на море Медитерранском, во странах восточных, во Архипелаге, близ стен Константинопольских – в тех, то есть, местах, куда Ты не редко око Свое обращал, и гордую намеревал смирить Порту. О как бы Твое, Великий Петр, сердце возрадовалось, если бы … Но слыши! Мы Тебе, как живому, вещаем, слыши: флот Твой во Архипелаге, близ брегов Азийских, Оттоманский флот до конца истребил. Российские высокопарные орлы торжествуя, именем Твоим весь Восток наполняют и стремятся предстать пред стены Византийския.

Сим славным происшествием обрадовано Отечество Твое, а особливо Помазанница Господня, любезнейшая сродница Твоя, по Бозе сию победу Твоему имени посвящает, и нас чад своих привела пред лице блаженных мощей Твоих, прославить имя Твое, а в имени Твоем прославить добродетель, в добродетели же прославить самого Бога. Услыши наши сии к Тебе провозглашения; или паче Ты, Господи Боже, духов и всякия плоти, упокой в недрах Твоих любезную нам Петрову душу, и в радости вечной и сего торжества удовольствие чувствовать ей благоволи.

КОНЕЦ