Педагог и просветитель

4 ноября 2003 года, в день празднования в честь Казанской иконы Божией Матери, в Москве, в Центральном военном госпитале в Сокольниках, после тяжелой продолжительной болезни скончался Владыка Питирим.

Владыка был одним из старейших и наиболее почитаемых иерархов Русской Православной Церкви. Более тридцати лет он возглавлял Издательский отдел Московского Патриархата.

Значительное место в церковно-общественном служении Владыки занимала преподавательская деятельность в Московских Духовных школах. Чтение лекций, неформальное общение с учащимися, служение в академическом Покровском храме, встречи и диалоги с иностранными делегациями, проведение экскурсий в ЦАКе (музее Академии).

Особенно много времени это направление деятельности стало требовать от Владыки после празднования 1000-летия Крещения Руси, в годы последовавшей затем «перестройки». В это время Владыка часто бывал в Московской Духовной академии, часто в личных беседах встречался после лекций с учащимися, вел разговор, отвечал на вопросы, связанные с новым положением Церкви и христианской жизнью. Но не только конкретные встречи и беседы с учащимися МДА были заслугой Владыки Питирима. Важным было то, что в издательский отдел он призывал множество новых молодых церковных тружеников, в том числе недавних выпускников Духовной академии и даже учащихся Духовной семинарии. Всех, кто стремился бескорыстно служить и трудиться во славу Православной веры, Владыка старался привлечь к издательской работе и брал на стажировку в Издательский отдел. Для каждого, кто работал с Владыкой, этот труд становился большой духовной школой.

Многие из учащихся, кто хотя бы раз соприкоснулся с Владыкой, впоследствии приняли священный сан и в этом звании продолжали трудиться на поприще издательского дела у себя на приходах, печатая приходские листки, газеты, журналы, через этот издательский труд считая себя духовными учениками и воспитанниками Владыки Питирима.

Владыка всегда был прост в общении, с мягким, удивительно интеллигентным, предупредительным, тихим голосом, с очень живыми и мудрыми глазами. Весь его внешний облик был значительным и достойным. Его всегда выделяла среди многих окружающих его людей внутренняя духовная красота. Внешний его облик библейского благообразного старца производил ошеломляющее впечатление. А когда оказывалось, что этот человек, будто сошедший со страниц ветхозаветной истории, еще и в курсе всех современных событий, обладает уникальным даром проповедника, знающего, как казалось, все на свете, то невольно начинаешь проникаться глубоким уважением и интересом к этому человеку.

Глядя на Владыку Питирима, думалось: вот образ человека – священнослужителя, неожиданно сошедшего с полотен Павла Корина «Русь уходящая». Людям подобного душевного склада не надо рядиться в пышные одежды знатности происхождения и мирской славы, им необходимо одно – внутренняя сосредоточенная работа над своей душой, Божественная благодать, сближающая нас с Творцом и жертвенная любовь к ближним. Когда Господь сподобляет встречаться с людьми такого духовного склада, ты невольно становишься сопричастным глубинам православной человеческой души, ее Божественной красоте, сокровенным тайнам духовного подвига веры.

Владыка Питирим был всегда любим людьми, теми, кто близко с ним соприкасался. Теми, кто был связан с ним по работе, учебе и послушаниям, всеми, кто получал добрую закваску от этого мудрого наставника. Этот глубокий и мудрый человек оставил след в сердцах многих учащихся духовных школ, всех, кому посчастливилось с ним общаться. Как мудрый педагог и наставник, Владыка был выше обыденной суеты и «учебной рутины», никогда не придирался к семинаристам по мелочам, а, наоборот, стремился в жизни каждого принять живое, деятельное участие.

Он всегда был эталоном христианской культуры, того, как надо писать, говорить, поступать. Ему была свойственна глубочайшая церковная культура и высокое чувство вкуса.

Он был иподиаконом и помощником Патриарха Алексия (Симанского), учился у него высокой аристократической культуре, старым богословским традициям. Он прекрасно знал Святейшего Патриарха Алексия I и мог часами рассказывать о нем. Однажды, как повествовал Владыка, во время беседы Патриарха Алексия I (Симанского) со своим старинным товарищем по дореволюционной семинарии в кабинет неожиданно вошел посторонний человек. Чтобы не прекращать начатую беседу, не предназначенную для посторонних ушей (время служения Патриарха Алексия (Симанского) – время гонений, слежки и притеснения Церкви от безбожных властей), Патриарх без каких-либо затруднений перешел на французский язык, продолжая начатый разговор. Эту необычную историю о высокой духовной и светской образованности и о своих учителях Владыка часто рассказывал в ЦАК, когда проводил там свои экскурсии. Для нас, молодых семинаристов и начинающих экскурсоводов, безусловно, это было огромной школой – уроком настоящей жизни в Церкви. Владыка много мог рассказать о жизни православной Москвы, часами повествовать о ее традициях и особенностях, зная каждого из старых священнослужителей прежних десятилетий.

После подобных встреч в Церковно-Археологическом кабинете с Владыкой Питиримом хотелось еще больше созидательно трудиться, творить, он всегда всех слушателей умел зажечь энергией творческого поиска. Все мы, экскурсоводы ЦАКа, в ответ на наши вопросы, всегда получали бесценные ответы в области культурологии, искусствознания, примеры остроты выразительности в полемической беседе.

На всю жизнь запомнился мне ответ Владыки на вопрос, как вести себя начинающему настоятелю на возрождающемся приходе. Владыка Питирим, подумав, с едва заметной усмешкой в глубь седой бороды, ответил: «Будь солью земли, но если везде все будет солено, то мир превратится в пустынные солончаки».

И другие слова, которые стали для меня на многие годы моего настоятельского послушания по возрождению духовной и восстановительной жизни храма архиерейским напутствием: «Будешь сладким – съедят, – сказал Владыка Питирим, – горьким будешь – выплюнут. Во всем нужна золотая середина».

Беседы Владыки с экскурсоводами ЦАКа – будущими священнослужителями, настоятелями возрождающихся храмов – стали практически первыми встречами с глубоким осознанием настоящей церковности. Многие из студентов Семинарии и Академии начинали реально понимать, что Церковь – не внешний «блеск сусального золота», а тяжелый крест на плечах священнослужителя, где нужна не только глубокая вера, но и интеллект, и культура высокообразованных пастырей Церкви, от которых требуется сказать грамотное слово возрождающейся от духовного рабства своей стране и всему миру.

Мне известно, что только благодаря требованию Владыки Питирима, для повышения литературной и стилистической грамотности семинаристов, прибывающих из отдаленных поселков и деревень Украины, Белоруссии и России, в программу Семинарии были введены предметы правописания русского языка и факультативные занятия по изучению классической русской литературы.

После первого посещения ЦАКа и беседы Владыки с экскурсоводами у меня возникла идея нарисовать цикл – серию его портретов. Долгое время из-за интенсивной занятости в ЦАКе и плотных занятий в Семинарии мне это не удавалось. В дни семинарских каникул я твердо решил приняться за работу, попытаться воссоздать всё пережитое, как видел и слышал. Потому что от тех первоначальных эскизов, сделанных «на коленке» в залах музея, после общения с Владыкой я не получал творческого удовлетворения. Я, снова и снова рисуя, пытался найти верный образ архипастыря и человека веры. За короткое время я выполнил несколько эскизов-набросков.

У Владыки Питирима была в лице особенная характерная черта – это его глаза. Как передать это? Они всегда выражали сущность этого человека, были обычно глубоко задумчивыми и необычайно проницательными. Всегда взгляд Владыки излучал какую-то созидательно-творческую энергию.

Кругозор и интересы Владыки Питирима были поразительны, начиная от естественных наук, техники, политики и кончая философией, искусством, богословием. Буквально все стороны жизни современного образованного человека интересовали его, были целью его исследования. Владыка прекрасно играл на виолончели, был грамотным редактором журнала, хорошо рисовал, писал стихи, был самобытным фотохудожником.

Многие из продавцов комиссионной фототехники Москвы до сих пор вспоминают улыбчивого, с длинной белой бородой священнослужителя, который покупал фототехнику и старинные фотоаппараты в их магазинах. В советские времена подобную аппаратуру нельзя было сыскать «днем с огнем» – и Владыка, для того чтобы начинающий Издательский отдел не терпел технических трудностей и был во всем совершенен, тратил на закупку высококлассной фотоаппаратуры и свои личные деньги.

Владыку любила и уважала вся московская интеллигенция. Не случайно его богослужения в храме Воскресения словущего в Брюсовом переулке привлекали ученых, художников, музыкантов – людей творческих профессий.

Нет сомнения, что подлинный масштаб личности митрополита Питирима – богослова, проповедника, церковного деятеля, человека глубокой духовной культуры, являвшего собой истинный образец православной учености, с течением времени будет только возрастать. Владыка много служил в храме и старался никогда не пропускать праздничных богослужебных дней церковного календаря. Менее чем за месяц до кончины митрополита, когда Святейший Патриарх Алексий II посетил умирающего в госпитале, Владыка посетовал, что не может приехать в храм помолиться, и сказал Патриарху: «Я живу от праздника до праздника».

Кончина Владыки, как и вся его жизнь, была удивительной, непостыдной, мирной. В жизни он горел светом чистого огня и скончался, словно бы ярко вспыхнул, – и тотчас сгорел. Так уходят из жизни люди с чистой совестью, незамутненной душой. До самого последнего своего вздоха он оставался истинным пастырем, верным чадом Русской Православной Церкви.

Я благодарю Бога за то, что Господь сподобил меня немного соприкоснуться с огромным духовным масштабом личности Владыки Питирима. Память сердца бережно хранит каждое его слово, каждый жест.

На его могиле на Даниловском кладбище всегда свежие цветы. Значит, память о жизни и делах этого человека жива в сердцах современников. Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего...

N.

В праздник Казанской иконы Пресвятой Богородицы 22 октября/4 ноября 2003 года почил о Господе один из старейших иерархов Русской Православной Церкви, в прошлом многолетний труженик Московской Духовной академии, ее инспектор, профессор, доктор богословия, Высокопреосвященнейший митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим.

Несмотря на то обстоятельство, что с февраля 1992 года Высокопреосвященнейший митрополит Питирим уже не состоял в профессорско-преподавательской корпорации Академии, все преподаватели и студенты хорошо знали Высокопреосвященнейшего Владыку как почетного гостя Московских Духовных школ, неизменно посещавшего Лавру и Академию в дни особых общественных торжеств и неоднократно возглавлявшего по благословению Святейшего Патриарха Алексия II традиционный Выпускной акт в Московской Духовной академии и семинарии.

В истории Академии, в памяти своих более юных современников – учеников и сослуживцев, Высокопреосвященнейший Питирим оставил светлый и благодатный след. Сказать, что почивший в Бозе Владыка Питирим был многолетним профессором Академии – значит, в сущности, не отметить самого главного, что в действительности соответствовало его значению для Академии. Высокопреосвященнейший митрополит Питирим был величиной несравненно большей, чем просто профессор. Для Академии он был живым преданием, внушавшим восхищение, благоговейное уважение и преклонение. Он был единственным и последним носителем старых церковных устоев и традиций, воспитанником довоенной патриархальной старины, видевшим своими глазами уходившее дореволюционное поколение пастырей и архиереев Святой Руси. На своем веку он встречал среди лиц духовного звания примеры исключительной нравственной доблести и глубочайшего пастырского благочестия, и эта живая связь с реальным царством святости определила уникальность его жизненного опыта, неповторимое своеобразие и богатство его одухотворенного мировосприятия и подлинно творческого энтузиазма, религиозным пафосом которого было пронизано его отношение к жизни, ее смыслу и ценности.

Высокопреосвященнейший митрополит Питирим, в миру Константин Владимирович Нечаев, вырос в русской православной, церковной среде. Он родился 8 января 1929 года в городе Козлове (ныне Мичуринск) Тамбовской области. В своей автобиографии при поступлении в Богословский институт в декабре 1944 года он писал:

«Отец мой был протоиереем города Козлова Ильинской церкви. В 1930 году он был сослан, и я остался жить с матерью и сестрами на иждивении брата».

В 1933 году семья Нечаевых переехала в Москву. В том же году вернулся из ссылки отец, который, по причине полного расстройства своего здоровья, находился за штатом до самой своей смерти в 1937 году. Константин Нечаев окончил семь классов средней школы в 1941 году. Грянула война, и он с матерью и незамужними сестрами был эвакуирован в Тамбов, где окончил 8 и 9 классы, а затем, вернувшись в 1943 году в Москву, поступил на подготовительное отделение Московского института железнодорожного транспорта, в котором учился до 1946 года. С 1945 года в судьбе Константина Нечаева открывается новая страница, ознаменовавшая его жизненный путь. Он – «глубоко верующий, усердный в молитве, благоговейный, смиренный, нравственный» – как отметил в данной ему рекомендации настоятель храма во имя святого мученика Иоанна Воина протоиерей Александр Воскресенский – стал воспитанником четвертого класса Московской Духовной семинарии и иподиаконом Святейшего Патриарха Алексия I. В 1951 году он уже выпускник Московской Духовной академии, кандидат богословия и молодой преподаватель. В 1952 году становится диаконом, в 1954 году – священником, в 1959 году принимает монашество. В том же году иеромонах Питирим возведен в сан архимандрита и назначен на должность инспектора Академии и Семинарии. В 1962 году архимандрит Питирим по указу Святейшего Патриарха Алексия назначен ответственным редактором «Журнала Московской Патриархии». Постановлением Святейшего Патриарха и Священного Синода от 14 мая 1963 года ему определено быть председателем Издательского отдела Московского Патриархата, епископом Волоколамским, викарием Московской епархии. В праздник Вознесения Господня 23 мая 1963 года в Московском патриаршем Богоявленском соборе состоялась епископская хиротония Преосвященного Питирима. В сентябре 1971 года последовало возведение его в сан архиепископа, а в декабре 1986 года в сан митрополита Волоколамского и Юрьевского.

Преподавательская деятельность почившего иерарха была весьма многосторонней. В Семинарии ему поручалось ведение уроков по сравнительному богословию, литургике, общей церковной истории. В Академии он с 1954 года читал курс истории и разбора западных инославных исповеданий. С октября 1956 года, после профессора Н. П. Доктусова, он возглавил кафедру Священного Писания Нового Завета, профессором которой оставался вплоть до февраля 1992 года.

В материалах лекций по истории западных исповеданий преимущественное освещение у него получали традиционные для данного курса темы: обзор церковных отношений между Востоком и Западом от начала истории до конца периода Вселенских Соборов, первые конфликты между Римом и Константинополем, патриарх Фотий, отношения между Востоком и Западом в IX-X веках, разрыв церковного общения и отделение Римской Церкви в 1054 году, возникновение догматических, канонических и литургических отличий Римско-Католической Церкви, формирование римского папизма как особой системы церковного строя, лжеисидоровские декреталии, Григорий Гильдебранд, крестовые походы, Вормский конкордат, папы Александр III и Иннокентий III, борьба против папизма в Западной Церкви, конфликт папы Бонифация VII и короля Филиппа IV, Авиньонское пленение, Великий раскол, эпоха соборов, история Ферраро-Флорентийской унии, богословский анализ дискуссии по вопросу о Филиокве, история Реформации, современный протестантизм, состояние Англиканской Церкви, экуменическое движение и политика Ватикана.

В курсе лекций по Священному Писанию Нового Завета студенты получали вводные понятия о курсе новозаветной исагогики, знакомились с исторической характеристикой эллинистической эпохи, языком и палеографией новозаветной письменности, историей текстуальной критики, с общей характеристикой содержания и текста каждого из четырех канонических Евангелий.

Владыка Питирим стремился привить студентам восприятие Евангелия в контексте православного благовестия, осуществляемого в рамках литургической традиции Церкви. По внутреннему характеру своего содержания, по классически ясному стилю изложения и по силе глубокой религиозной убежденности каждая лекция Владыки представляла собой блестящую академическую речь. «Исторически сложившийся апракос евангельских и апостольских чтений, – писал архиепископ Питирим, – бесспорно отражает дидактическое направление церковных чтений. История его формирования до сих пор обстоятельно не исследована, и работы в этом направлении начаты на 1-й кафедре Священного Писания в нашей Академии с 1958 года. Их значение обусловлено необходимостью дать православным пастырям метод целостного толкования Священного Писания по кругу недельных чтений».

В 1975 году для работы над новым изданием Нового Завета архиепископ Питирим привлек студентов Академии. В новом издании 1976 года евангельский текст, помимо традиционного и общепринятого деления на церковные зачала, главы и стихи, имел еще и третью систему деления – на перикопы Аммония, диакона Александрийской Церкви (II-III вв.), позволяющие сопоставлять параллельные повествования Евангелий. Перикопы Аммония вместе с таблицами Евсевия Памфила, епископа Кесарийского, церковного историка и богослова IV века, были впервые в русском переводе воспроизведены в издании Нового Завета 1976 года с 16-го издания Greek New Testament Э. Нестле.

При преподавании курса Священного Писания Нового Завета Владыка Питирим всегда подчеркивал его значение для церковного религиозного опыта и заботился о том, чтобы студенты учились преодолевать привычное «благоговейно-холодное» отношение к Евангелию и воспринимать Святую весть о спасении в ее неизменной и неповторимой новизне, в ее вечно живой и актуальной значимости.

«Наше благочестие, – говорил на лекциях архиепископ Питирим, – не пострадает от того, что мы представим Христа и Его учеников, идущих из города в город по каменистым дорогам Палестины, под лучами палящего солнца, в пропитанных пылью и потом одеждах...»

На своих лекциях Владыка вдохновенно вводил студентов в благодатную и живоносную стихию евангельского благовестия и, воспринимаемый ими в подлинном смысле как учитель и экзегет, как преемник апостольской благодати и носитель святительского достоинства, сообщал всем присутствующим реальное ощущение своей преемственной связи с Самовидцами Слова. Каждая встреча с Владыкой заключала в себе подлинный источник духовного озарения. Особым величественно-торжественным пафосом была окрашена его лекция о Евангелии от Матфея. Владыка выделял пять частей в структуре евангельского повествования: 1 часть. Пролог. Родословие и Рождество Господа Иисуса Христа. 2 часть. Иисус – новый Законодатель. 3 часть. Иисус из Назарета – Учитель, признанный всем народом. 4 часть. Иисус – Первосвященник. 5 часть. Иисус – Победитель смерти.

Владыка умел преподнести студентам блестящий образец экзегетического восприятия текста:

А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф.5:39).

Ответный удар со стороны обиженного, пояснял он, способен лишь оправдать и спровоцировать новую агрессию обидчика, в то время как мужественное и великодушное перенесение несправедливо нанесенной личной обиды может образумить и нравственно обезоружить его.

Владыка указывал на особые достоинства четырех канонических Евангелий, каждому из которых он в разные периоды своего духовного возрастания отдавал преимущественное предпочтение. Он стремился привить студентам любовь к евангельскому тексту, пробудить в них творческий интерес к новозаветной проблематике и с этой целью предлагал им индивидуальные задания и темы для научно-богословских исследований. То исключительное внимание, с которым Владыка, несмотря на свою непомерную занятость в Издательском отделе, относился к каждому студенту, к каждому студенческому сочинению, поражало воображение тех, кто это внимание способен был по-настоящему оценить.

Как человеку высшего церковного призвания и долга, Высокопреосвященнейшему митрополиту Питириму было присуще обостренное сознание необходимости тщательнейшего исполнения своих служебных обязанностей. По учебному расписанию он являлся на все уроки, лекции и зачеты, участвовал в качестве научного руководителя и научного оппонента в работе кафедр по рассмотрению диссертаций выпускников, приезжал на заседания Совета Академии и Семинарии, на которых делал сообщения о своих заграничных командировках. Особенно памятными остались декабрьские заседания Совета, после которых Владыка Питирим дарил всем членам профессорско-преподавательской корпорации настольные церковные календари на новый год, бывшие в то теперь уже отдаленное от нас время в изрядном дефиците.

Высокопреосвященнейший митрополит Питирим оставил ценное богословское наследие, множество его работ рассеяно в Журналах заседаний Совета Академии, в «Богословских трудах», в «Журнале Московской Патриархии», в других периодических и фундаментальных церковных изданиях. За совокупность научно-богословских трудов в 1985 году в связи с празднованием 300-летнего юбилея Московской Духовной академии он был удостоен присуждения ученой степени доктора богословия.

Начиная с первых ступеней своей преподавательской и научно-богословской деятельности Владыка Питирим стал славой и украшением Академии, авторитетным и признанным студентами преподавателем, доцентом, профессором. Он учил и богословствовал в русле патриотической и литургической традиции Церкви, был носителем живого церковного предания. Он учил благоговейному предстоянию перед престолом Божиим, честному и бескорыстному служению Церкви. Владыка учил молиться об умерших и верить в силу их благодатной помощи, поразительные примеры которой он приводил, рассказывая о голодных годах послереволюционного времени. Можно предполагать, что сам Владыка, знакомый с детства с материальной нуждой, был скромен в своей личной жизни. В одном из воспоминаний, которыми изобиловали его беседы, митрополит Питирим рассказывал о знакомом ему Преосвященном архиерее, который в любом обществе являлся в безупречно блестящей форме и после смерти которого была обнаружена доходившая до нищеты крайняя скудость его ветхого монашеского одеяния, изношенного и много раз штопанного и чиненного – «заплатка на заплатке!».

Высокопреосвященнейшему митрополиту Питириму была в высшей степени свойственна способность утонченного и глубокого восприятия ценности и благолепия богозданного мира и плодов человеческого творчества. Он восхищался достижениями отечественной науки, поддерживал широкие связи с учеными, деятелями культуры и искусства. Человек, обладавший высочайшей мировоззренческой и нравственной культурой, как редактор и ценитель мастерства литературного стиля, он во всем любил порядок и изысканность, ими пронизано и его богословское творчество, всегда отличавшееся высоким и благодатным смыслом.

Владыка любил и высоко ценил церковное благолепие. В московском храме в честь Воскресения словущего в Брюсовском переулке, где он служил, не допускалось и малейшего отклонения от устава Киево-Печерской Лавры. В точности, как это принято было в дореволюционное и довоенное время, аналои с храмовой и праздничной иконой ставились у концов солеи. Эта традиция, соблюдавшаяся в Русской Церкви до середины XX века, продолжает и ныне сохраняться в Греческой Церкви. Владыка Питирим, как и все архиереи старого времени, выходил на полиелей по ковровой дорожке и восходил на кафедру, после чего посредине храма ставился аналой с иконой праздника, который после елеопомазания верующих убирали на свое место у правого клироса, и Владыка по ковровой дорожке шествовал обратно в алтарь.

Как пастырь Церкви, как православный христианин Владыка следовал заветам гражданской и патриотической доблести. Он по-настоящему и глубоко любил наше славное Отечество, его историю и культуру. В монашестве он носил имя в честь святителя Питирима, небесного покровителя Тамбовской земли, его малой родины, где он родился и жил в детстве. Он любил Москву, столицу нашей великой Родины, и город Волоколамск, овеянный славой исторических преданий. Особенно глубоко он почитал преподобного Иосифа Волоцкого, пламенного ревнителя духовного просвещения на Руси, и прилагал много трудов по восстановлению Иосифо-Волоцкого монастыря и возрождению в нем монашеской жизни. Он чтил память героев Великой Отечественной войны и каждый год в начале зимы, в дни памяти битвы под Москвой, и весной, в День Победы, совершал заупокойную литию перед памятником воинам-панфиловцам в селе Нелидово, близ разъезда Дубосеково, под Волоколамском, перед началом которой возлагал к подножию монумента венки из живых цветов. В День Победы он по традиции приглашал в Волоколамск преподавателей и учащихся Московских Духовных школ для участия в праздничной Литургии и в торжественном шествии к месту героического подвига защитников Москвы.

Высокопреосвященнейший митрополит Питирим принимал широкое участие в общественной и культурной жизни страны, вел большую представительскую работу по приему официальных иностранных делегаций. На протяжении многих лет он состоял членом правления Обществ дружбы «СССР – Австралия» и «СССР – Канада». Он часто выезжал в зарубежные командировки для участия в различных встречах, богословских собеседованиях, церковных и общественных конференциях и форумах, на которых достойно представлял нашу страну, Русскую Православную Церковь и отечественную богословскую науку.

Высокопреосвященнейший митрополит Питирим в ранний период жизни был близок к Святейшему Патриарху Алексию I, духовно возрастал в буквальном смысле под его омофором, будучи его иподиаконом, а затем священником в его патриаршей Крестовой церкви и, наконец, викарным его епископом. Именно от него, природного дворянина, одного из последних восприемников высшего круга аристократической культуры, выпускника Московского Императорского университета и Московской Императорской Духовной Академии, настоящего дореволюционного архиерея, он многое перенял и усвоил. Владыка Питирим вспоминал:

«...Святейший Патриарх являлся для нас как бы мерилом, каноном в своем облике. Эта необычайная гармония, собранность, дисциплина и глубина постижения религиозной жизни делали неповторимым индивидуальный облик Святейшего Патриарха Алексия.

Святейший Патриарх Алексий не утратил своей индивидуальности до последних дней. Здесь прямо нужно говорить о духовном даровании, о той духовной культуре, которая была присуща Святейшему Патриарху Алексию. Эту духовную культуру следует понимать как образец, который не передается, но который можно только изучать и осваивать».

В облике Высокопреосвященнейшего митрополита Питирима гармонически сочетались величавая патриархальность, истинно русское благообразие, внутреннее достоинство, степенность, мудрость, благородство, доходившее до самой высокой степени утонченности, почти аристократической изысканности. Подкупала своей искренностью и простотой присущая ему культура внешнего этикета. Не случайно он часто вспоминал слова Святейшего Патриарха Алексия, сказанные им незадолго до его кончины: «Я, наверное, проще всех служу!»

Высокопреосвященнейший митрополит Питирим богословствовал самой своей жизнью. Ему было свойственно просветленное, одухотворенное благодушие как следствие, по-видимому, непрестанно звучавшей в его душе сокровенной, умной молитвы. Когда он молчал, лицо его обычно выражало какое-то тихое раздумье, сокрытую и потаенную мысль. Но мгновениями оно вдруг озарялось, как будто Владыка открывал и уяснял для себя что-то очень высокое и значительное.

* * *

Многие пастыри, выпускники Академии, сберегут и сохранят в своей душе как некие драгоценные жемчужины, добытые из глубин своего религиозного восприятия церковной действительности, личные воспоминания о Высокопреосвященнейшем митрополите Питириме. Вот он, внушающий почтительное уважение своей высокой и величественной фигурой, степенной поступью поднимается по старинной чугунной лестнице в аудиторию академического корпуса... Вот он ведет через залы Церковно-археологического кабинета иностранных гостей, объясняя им на английском языке православный язык иконы... Вот он в Покровском академическом храме в полном святительском облачении стоит, благовествующий перед народом, и, подняв десницу со сложенными большим и указательными перстами, говорит, следуя мысли преподобного Симеона Нового Богослова, о приобретении нетленного сокровища, той золотой монеты, которую нищий показывает другим и восклицает: «Пойдите, как я, и вы тоже получите это великое богатство!»

Простой и величественный, одухотворенный и благостный образ Высокопреосвященнейшего митрополита Питирима как великого, многолетнего, ревностного и любвеобильного труженика на высоком и ответственном поприще пастырско-богословского образования навсегда сохранится в благоговейной памяти всех его учеников и сотрудников по Академии.

В Покровском академическом храме всегда будет возноситься молитва о вечном упокоении во блаженном успении Высокопреосвященнейшего митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима, богослова, наставника и учителя.

Вечная ему память!

* * *

В Церковно-археологическом кабинете Московской Духовной академии имеется экспозиция, посвященная митрополиту Волоколамскому и Юрьевскому Питириму. В нее входят: саккос, мантия, митра и Евангелие Владыки Питирима. Напротив Евангелия – небольшой бронзовый бюст митрополита Питирима на малахитовом постаменте.

Совет Московских Духовных академии и семинарии

«Блажен путь, в оньже идеши днесь, душе, яко уготовася тебе

место упокоения».

Прокимен из наследования отпевания

4 ноября 2003 года скончался мой последний добрый учитель по Московской Духовной академии митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим (Нечаев). С его уходом я почувствовал, что от моей жизни что-то оторвалось, оставив на том месте незаживающую рану. Мы не любим слово «последний», и тем не менее оно есть, оно действует, оно быстро идет вслед за нами и может нас настигнуть внезапно – в день и час, когда мы меньше всего его ждем! И как страшно предстать пред Судом Божиим не успевшим покаяться грешником или не принесшим достойных плодов покаяния!

Хотя Владыка Питирим своей неизлечимой болезнью готовил и себя и всех своих близких к определенному исходу, но, когда час пробил – грудь сжалась от боли... Пока живы наши заботливые учителя – мы чувствуем себя как-то увереннее, радостнее – нам приятно с ними встречаться, отрадно слышать их голос, да и просто видеть их приветливую улыбку. Мы знаем, что в любую лихую минуту мы можем к ним обратиться и получить правильный совет, духовную поддержку... С уходом их в мир иной многое отнимается и у нас. Правда, у нас остается самое главное – возможность молитвенного общения. И я глубоко верю, что Владыка Питирим, много лет молитвенно предстоявший у Престола Божия во святом храме, стоит и ныне перед Богом с воздетыми горе руками за своих друзей, за православную паству, за Отчизну, за нас – его учеников. А мы, в свою очередь, поминаем его святое имя в своих молитвах.

* * *

Переношусь мысленно к началу пятидесятых годов прошлого, XX столетия, к светлому времени студенческих лет в Московской Духовной академии. Вижу, как один за другим подымаются на кафедру маститые, убеленные сединой профессора – выпускники дореволюционных Духовных академий. В их глазах, да и в походке чувствуется и глубокая мудрость, и доброта, утвержденные тяжелым крестным путем большевистской «свободы»... И вот открывается дверь, и в аудиторию входит молодой, стройный, высокий, с длинными черными усами отец Константин (мирское имя митрополита Питирима) – выпускник возрожденной Академии. Походка спокойная, взор проницательный, в руках один курсовой журнал – никакой иной «ноши» нет! Смотришь и радуешься: слава Богу, есть преемственность – силы ада не смогли сокрушить величие русского православного духа!.. На кафедре обычно отец Константин сидел. Глаза его смотрели на аудиторию. Заметно было, что они часто скользили выше наших голов... Теперь-то я понимаю: отец Константин думал и, чтобы сосредоточиться, подымал глаза в пространство. А думать было над чем: он вел у нас западные исповедания – предмет объемный и разносторонний. Требовалось не только представить особенности инославия, но и раскрыть вероучение православное, а это значит: вместить в одну дисциплину всю нашу святую веру и неразрывно связанное с ней благочестие... Раскрывалась тематика обстоятельно, логично, убедительно, живо... Чтобы больше нас увлечь, заинтересовать, отец Константин прибегал к различным образам, сравнениям, иногда приносил с собой и иллюстративный материал... Таким я помню его и как старшего коллегу по профессорско-преподавательской корпорации Академии...

* * *

Господь дал мне радость работать более десяти лет под началом Владыки Питирима в качестве члена редколлегии сборника «Богословские труды». Председателем редколлегии был Владыка. Рабочие заседания редколлегии проводил он по-деловому: всех внимательно выслушивал, не перебивая и не останавливая, если даже докладчик в своем увлечении несколько отклонится от темы. В последнем случае Владыка только улыбнется и скажет какую-нибудь реплику, которая у всех также вызовет улыбку. Такая обстановка не допускала даже тени напряженности. Создавалось впечатление, что дружная семья собралась на важный совет. Всякий раз завершался наш приятный труд трапезой, которая наглядно свидетельствовала о широте доброй души Владыки, старавшегося как-то украсить нашу жизнь. А однажды, после очередного заседания, Владыка предложил всем нам съездить в монастырь преподобного Иосифа Волоцкого. (Уже в этом предложении мы почувствовали, что этот монастырь – любимое «детище» Владыки, частица его души; потом, увидев его, убедились: предчувствия не были напрасными.)

Мы, конечно, согласились. Я имел счастье сидеть с Владыкой в одной машине. И вот, когда мы стали подъезжать к монастырю, Владыка велел всем закрыть глаза, затем повернуть головы налево и через несколько секунд дал команду: «Открывайте глаза!» – У всех нас вырвалось единогласное «Ах!». – «Вот так, – заметил Владыка, – не только у вас, но и у всех всегда вырывается это «Ах!», когда внезапно увидят монастырь!» И действительно, перед нашим взором сияли золотые купола, высоко поднимаясь к небу, сверкали на солнце, а воздух казался прозрачнее обычного, словно и он желал пропустить, нисколько не затемнив, великолепие святой обители, украшенной заботливой святительской рукой... Знакомство с жизнью святой обители привело нас в неописуемый восторг – Владыка по-настоящему нас порадовал...

* * *

Владыка Питирим был Человеком с большой буквы, и я мог лишний раз убедиться в величии его духа по личному отношению митрополита к моей семье. Дело было так. Моя жена заболела глазами. Владыка знал об этом. И вдруг однажды мы видим, подъезжает к нашему дому в Москве (дом был двухэтажный) машина, из нее выходит Владыка и направляется к нашей двери. Оказалось, что он только что приехал из города Бари и привез от честных мощей Угодника Божия Николая Мирликийского святое Миро. К нам Владыка приехал, чтобы этим святым Миром помазать глаза моей жены! И это при беспросветной занятости Владыки!!!

Позднее, когда решался вопрос о лечении глаз моей жены Марии при братском содействии протоиерея Владимира Тимакова и иеромонаха Моисея (Дроздова), я не раз вспоминал о святом Мире, привезенном к нам митрополитом Питиримом, и думал: это совпадение или нечто большее? Верю, что большее, – верю, что дорогой Владыка не оставил нас, а продолжает о нас заботиться! А что может быть отраднее сего?!

Заезжал к нам Владыка и в пригороде, где мы проживали в летнее время. Мы восприняли этот заезд как благословение Божие нашего дома и нашей земельки!

* * *

Владыка Питирим в общении был приветливым. При встречах он непременно спрашивал о нашей жизни, о нашем здоровье, работе... Бывало и такое, что он спросит: нет ли какой-либо нужды у меня, не нужна ли его помощь... Слава Богу, нужды не было, но я всегда чувствовал: случись что-либо – есть к кому пойти!.. Во время беседы он не делал вида, что ему некогда, что он очень занят, что надо спешить, что есть поважнее дела... Перед собой он видел человека с его, пусть даже маленькими, радостями и горестями, и Владыка был весь открыт для него. Вот подлинное отношение к нашей суете, «беготне», как правило, пустой...

Слава и благодарение Богу, что такие люди были, что мы их видели и общались с ними!

* * *

С уходом в мир иной последнего моего учителя открывается и для ученика зеленый свет. Сознание же сего приводит к особому духовному устроению. Сегодня, смотря на этот зеленый свет, я паки и паки благодарю Вседержителя Творца и Промыслителя за то, что Он даровал мне такого доброго и мудрого учителя, каким навсегда останется в моей памяти дорогой Владыка Питирим!

Низко склоняю перед моим дорогим учителем голову и молю Триединого Бога уготовить ему место упокоения.

Константин Скурат, доктор церковной истории,

заслуженный профессор Московской Духовной академии

С Владыкой Питиримом я познакомился в 1974 году самым для меня чудесным образом. В том году я поступал в Московскую Духовную семинарию. Сдал два экзамена, а перед последним была назначена медицинская комиссия. Я с детства не слышу на правое ухо – из-за этого не взяли в армию, хотя я сам туда добровольно просился. Думаю, в армию-то не взяли, но этот мой недостаток не должен быть препятствием для поступления в духовную школу. Однако каково же было мое разочарование, когда я узнал, что не прошел медкомиссию и в связи с этим не допущен к экзамену.

Проводил ребят, с кем поступал, на экзамен, а сам стою на лестничной площадке у входа в аудиторию, молюсь и чуть не плачу, на душе темным-темно. Ведь ради поступления в семинарию я оставил учебу в вузе (ушел с 3-го курса Землеустроительного института), выписался из дома и прописался в Казахстане, потому что в те годы господства атеизма почти не принимали абитуриентов из Москвы и Подмосковья... Имел самые искренние побуждения служить Церкви, и вдруг всё рухнуло...

Стою я со своими тяжелыми думами и вдруг слышу шаги. Медленно поднимается по лестнице величественная фигура архиепископа Питирима. Подхожу к нему под благословение, он молча благословляет. Я не был знаком с ним, но узнал по фотографиям, которые видел в «Журнале Московской Патриархии» (несколько старых номеров подарили моей маме знакомые).

Вдруг Владыка, вглядываясь в мой жалкий и несчастный вид, ласково улыбаясь, тихо спрашивает: «Что с тобой? Почему ты здесь стоишь?» А я, как Филиппок, которого не взяли в школу, отвечаю жалким голосом: «Владыка, меня в семинарию не взяли». Тот, узнав причину, велел оставаться на месте, зашел в аудиторию, где проходили приемные испытания, переговорил с кем-то и позвал меня на сдачу экзамена. Еще не понимая, что со мной происходит, я взял билет и старательно ответил на все заданные вопросы.

После экзамена подождал Владыку – он был в числе экзаменаторов. Владыка спросил: «Хочешь быть у меня иподиаконом?» – и, когда услышал положительный ответ (а другого и быть не могло в моей ликующей душе), сказал, чтобы я приезжал к нему на богослужение в Елоховский собор. Архиепископ Питирим в те годы был первым викарием Патриарха Пимена и служил в соборе часто. В 1974 году воскресный день и праздник Преображения Господня следовали один за другим. Две Литургии и два всенощных бдения пролетели для меня мгновенно. Владыка поставил меня (видно, из-за моего высокого роста) вторым иподиаконом. Конечно, я путался и ошибался в действиях (ведь я был иподиаконом первый раз в жизни!), но Владыка замечаний мне не делал. Даже когда я при облачении прихватил вместе с омофором часть его шикарной бороды, он, улыбаясь, только сказал: «Бороду-то отпусти».

Прислуживая в алтаре, я мысленно представлял, как буду ходить на занятия в семинарию. Ведь я был на сто процентов уверен, что уже зачислен, так как экзамены сдал и уже иподиаконствую у самого архиепископа Питирима. Каковы же были мои горе, обида и разочарование, когда после службы Владыка сказал: «Володя, а ведь тебя в семинарию не приняли». Ноги у меня подкосились, в глазах потемнело и вид был, наверное, такой ужасный, что Владыка сам стал меня утешать и подбадривать: «Не переживай, что-нибудь придумаем».

Не знаю, как я пережил этот день. Посоветовался с мамой и решил, что, наверное, Богу не угодно, чтобы я был священнослужителем. Тогда всё равно буду служить людям, только врачом. Поступил в Загорске в больницу «Красный крест», которая располагалась на месте восстановленной семинарии с храмом преподобного Иоанна Лествичника. Работал санитаром сутками, носил тяжелобольных, присутствовал по приглашению хирургов на операциях, закупил книги по медицине и стал готовиться к поступлению в медицинский институт.

Однако Господь говорит людям: Мои пути – пути не ваши (Ис.55:8). Вдруг месяца через два получаю через секретаря Владыки Питирима Валентину Васильевну Елисеенко телеграмму с предложением о встрече. Встретились в саду Академии. Владыка подробно расспросил меня обо мне, о моих родителях и в конце разговора сказал: «Хватит тебе быть медбратом, приходи трудиться ко мне в редакцию».

Совсем немного пробыл я в редакции, которая в то время располагалась в Успенском храме Новодевичьего монастыря, работая экспедитором и корректором. В канун праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы Владыка устроил меня в семинарию, в тот класс и к тем ребятам, с которыми я сдавал вступительные экзамены.

А далее судьба не разлучала меня с Владыкой все эти годы, вплоть до его кончины. Я был у него старшим иподиаконом, заведовал ризницей, возглавлял в нашем Журнале отдел «Богослужебная практика». Он посвящал меня во диакона и во священника, с ним я служил в храмах Волоколамска и на улице Неждановой (ныне Брюсов переулок) в его московском храме в честь Воскресения словущего. Когда меня назначили в храм, где ныне служу настоятелем, Владыка всегда благословлял приходить ко мне на исповедь, крестины, венчание своих родственников и близких людей.

Наше с ним духовное общение через молитву никогда не прекращалось.

Мне хочется еще сказать о духовных корнях Владыки Питирима.

Все мы сейчас отмечаем необыкновенную одаренность этого человека, удивительное разнообразие его интересов и взглядов, глубину его мышления. Митрополит Питирим широко известен в мире как маститый иерарх Русской Православной Церкви, крупный церковный ученый и педагог, знаток и ценитель многих видов искусств, талантливый музыкант и поэт, неустанно разъясняющий и в приватной беседе, и в лекциях, и в средствах массовой информации красоту Православия и приоритетную роль культуры как гуманитарной сферы, имеющей духовно-нравственное значение. Что же сформировало его таким стойким в любви к Православию, Церкви и Родине? Что сделало его таким, каким мы видели его при жизни?

Несомненное влияние оказал на это священнический род Нечаевых, столетиями служивший России. Род, давший иерархов, множество священников, диаконов и псаломщиков. Тяга к служению Богу была, если можно так выразиться, заложена в генах Преосвященного митрополита. Владыка сам говорил: «Если когда-то в роду были священнослужители, то в 7-м или 10-м поколении они вновь будут». Большое влияние оказал на Владыку его духовник, настоятель церкви во имя Иоанна Воина на Большой Якиманке, заслуженный митрофорный протоиерей Александр Георгиевич Воскресенский (1875–1950), пятьдесят два года прослуживший у престола Божия. Отец Александр буквально окормлял всю православную Москву, всех, кто приходил к нему: и мирян, и священнослужителей. По словам митрополита Питирима: «Через всю жизнь отец Александр пронес скрытый подвиг молитвы, увенчанный счастливым даром духовной мудрости, прозрения и чудотворения».

От своего духовного отца будущий Владыка почерпнул знания о том, каким должен быть настоящий священнослужитель, и еще его роднила с отцом Александром необычайная строгость к себе и верность взятому на себя долгу.

Глубочайшее влияние на Владыку Питирима оказал священноисповедник преподобный схиархимандрит Севастиан (Фомин, 1884–1966), причисленный Церковью к лику святых в сонме новомучеников и исповедников Российских.

Отец Севастиан – ученик Оптинского старца Нектария. Оптина Пустынь – это духовная здравница России, известная в XIX и начале XX века своими духоносными старцами – молитвенниками и прозорливцами. К ней стекались люди самых разных званий и достоинств.

После Октябрьского переворота отец Севастиан был сослан в Карлаг, а по окончании срока добровольно остался в Караганде. Пообщаться с духоносным старцем приезжали со всех уголков нашей страны. Несмотря на огромные расстояния, Владыка регулярно посещал старца, питаясь его советами и молитвами, получал необходимые духовные наставления и нес эту преемственность в мир.

И, конечно, значительнейшее влияние на Владыку Питирима оказал Святейший Патриарх Алексий I (Симанский, 1877–1970). Патриарх Алексий I был архиерей дореволюционного посвящения, его епископскую хиротонию совершил в 1913 году приехавший на юбилей 300-летия Дома Романовых Антиохийский Патриарх Григорий IV.

При Патриархе Алексии I Владыка Питирим прошел все степени церковного служения от иподиакона до епископа. Многолетнее (с 1945 по 1970 год) служение рядом с маститым старцем-Патриархом не прошло для него бесследно – от Первосвятителя у митрополита Питирима было величественное архиерейское служение, проявляющееся в совершении Божественной литургии, в незабываемом чтении Евангелия и канона преподобного Андрея Критского, в каждении и во многом другом.

Личная одаренность и общение с Патриархом выразились в прекрасном умении Владыки общаться не только с простыми верующими людьми, любившими его и во множестве стекавшимися на его службы, но и с Главами государств и Церквей, православными и инославными, военными, студентами и спортсменами, деятелями науки и культуры. Причем общение с Владыкой оставляло неизгладимый отпечаток в душах людей, порой совершенно далеких от Церкви.

Владыка Питирим был высокого роста, прямой, статный, подтянутый. Шагал он всегда неторопливо, размеренно, никогда не горбился – даже когда Владыку одолел радикулит, он, стиснув зубы от боли и громко (видимо, неосознанно) ударяя в пол посохом, шел по коридору Академии на занятия. Нас, «бурсаков» – будущих священнослужителей, он всегда поучал ходить прямо, а то – говорил – идет священник, а наперсный крест у него как маятник на груди качается из-за некрасивой походки.

Так же прямо, не шевелясь, стоял он у престола в храме и внушал нам, семинаристам, что переминаться с ноги на ногу – это не только не красиво, но и неблагоговейно.

У Владыки было замечательное лицо, седые волосы, длинная седая борода и живые, молодые, все понимающие, мудрые глаза. Какой-то особой одухотворенностью веяло от его облика. На нем всегда лежала печать неповторимого достоинства, отображавшая древность его священнического рода, высоту архиерейского сана, значимость возложенного на него служения. И где бы Владыка ни находился: в дороге, дома, в саду, на корабле, в самолете, в гостях, на приемах – всегда можно было понять, что перед тобой человек необычный, перед тобой Архиерей. Даже когда он надевал светское платье, вид его не был видом обычного мирского человека. Однажды я был свидетелем того, как митрополит, одетый в черный костюм, черное демисезонное пальто, немного расстегнутое на груди, на которой виднелся фотоаппарат, и черный берет, зашел в Загорске в магазин перед Лаврой присмотреть какие-то сувениры для своей очередной заграничной поездки. Он вежливо, улыбаясь, разговаривал с продавщицей. Ничего необычного в словах и поведении Владыки не было, но надо было видеть молоденькую сотрудницу магазина: она была буквально заворожена его величественным видом, ее лицо выражало благоговейный трепет. Впоследствии этот благоговейный взгляд я видел в глазах многих людей, которые общались с Владыкой.

Митрополита Питирима любили военные, и он любил их. Эта любовь базировалась на общности служения Родине, дисциплине внутренней и внешней, чувстве ответственности. Когда в конце 2003 года мой сын Алексей, призванный на действительную военную службу в Вооруженные силы России, принимал присягу, то архимандрит Агафадор (Маркевич) – наместник Московского Донского ставропигиального монастыря, присутствовавший от Православной Церкви на этом торжественном мероприятии, сказал мне, что на принятии присяги до него здесь всегда в этот день представителем нашей Церкви был митрополит Питирим.

Владыка в юности был, скажу его словами, «студентом-путейцем» Московского института инженеров транспорта, а в последние годы жизни, когда МИИТ был преобразован в Московский государственный университет путей сообщения, возглавлял в нем кафедру теологии и иногда служил в воссозданном с его помощью в университете домовом храме во имя Святителя Николая.

За каждым богослужением Владыка проповедовал. Говорил он всегда тихо, служил негромко. Но, как ни странно, в храме его всегда было слышно. Возложив руки на архиерейский жезл, Владыка начинал проповедь, при этом он, не прерываясь, отступал чуть вправо или влево, иногда назад, ища место на амвоне, где лучше была акустика и его голос был лучше слышен. В бытность мою старшим иподиаконом проповеди Владыки всегда записывались на магнитофон, но делалось это незаметно, так как он не любил, когда это было на глазах у молящихся. Не знаю, сохранился ли потом этот обычай записывать проповеди и были ли эти записи напечатаны – мы могли бы сейчас иметь несколько томов проповедей, в которых отражен обширный запас богословских знаний и житейского опыта митрополита Питирима.

У Владыки был обычай фиксировать, в каком облачении и в какой митре он служил. Записи эти вел я, так как был не только старшим иподиаконом, но и заведовал архиерейской ризницей. Записывал, в каком храме служили и какой был в этот день церковный праздник. В конце года эти записи я отдавал Владыке.

Перед облачением он всегда (как мне казалось, демонстративно) поднимал левую руку и снимал наручные часы. Делал это Владыка специально для нас – мальчишек-иподиаконов, поясняя, что ничто из светского обихода не должно нарушать ритм и красоту богослужения, а часы, выглядывающие из-под поручей священнослужителя или стихаря на руке иподиакона, невольно вносят ненужный диссонанс в общий строй богослужения.

Иподиаконствовали мы всегда в рубашках и при галстуках. Подрясники Владыка никому не благословлял. Он в юности был иподиаконом у Патриарха Алексия I и сам так одевался. Правда, мы по тогдашней «моде» порой надевали галстуки самых немыслимых расцветок, но Архиерей не заострял на этом внимание, отдавая дань нашей молодости. Потом мы с благословения Владыки пошили себе рубашки черного цвета со стоячими, как в семинарском кителе, воротниками, но они не прижились, и галстук победил. Обувь все старались иметь запасную, специально для богослужений.

При облачении Владыка всегда с благоговением благословлял и лобызал каждую деталь архиерейского облачения и так же с благоговением разоблачался в конце службы, говоря нам, будущим священнослужителям, что обычно все старательно облачаются к началу службы, но потом в конце богослужения, торопясь, снимают с себя все без должного благоговения, а этого не должно быть, так как облачение до, во время и после службы остается святыней и к нему надобно относиться должным образом.

В Москве местом постоянного служения Владыки был храм Воскресения словущего на Успенском Вражке. Улица, где стоял храм, носила имя певицы Неждановой, но старые москвичи всегда называли ее по старинке – Брюсов переулок. Так они звали и сам храм, так называл его и митрополит. Храм любили посещать актеры, художники, литераторы, киношники, считая его своим. Это действительно имеет основание. По московскому преданию, именно люди искусства во главе со Станиславским ходили на прием к М. И. Калинину и отстояли храм от закрытия. Владыка любил свой храм, чтил его святыни.

В главном алтаре справа от престола стояло кресло, рядом – орлец. Во время всенощной Владыка стоял или сидел, молясь в кресле. На противоположной стене висел чудный, старинный образ Спаса. Митрополит смотрел на него, и мы все, присутствующие в алтаре, видели, что Владыка молится. Порой глаза его были молитвенно закрыты и он молча, не открывая их, благословлял диаконам кадило, про себя читая молитву. Иногда он отрешался от всего, и надо было несколько раз напоминать ему, что должно облачаться на литию или полиелей. В отличие от других Преосвященных, митрополит Питирим сам, а не иподиаконы, завязывал поручи и пояс. Причем он всегда аккуратно завязывал поручи особым образом, оставляя маленький кончик, дергая за который, их можно было мгновенно развязать. Была у Владыки и неподражаемая манера совершать каждение. Все у него было отменно четко и гармонично: кадильница, рука и сам он составляли единое целое – ни одного лишнего движения; очаровывала даже красота поклона в каждении. В такой момент ощущаешь, что кадило, приносимое Богу, в таких руках «возниспосылает нам благодать Святого Духа».

Так же красиво, как и каждение, совершал митрополит Питирим осенение молящихся свечами за богослужением. Готовя дикирий и трикирий к предстоящей службе, иподиаконы соединяли верхние части свечей вместе, не как в греческой традиции – раздельно две свечи и раздельно три. Вероятно, через это он хотел особо подчеркнуть не только двусоставность природы Христа Спасителя – Божескую и человеческую, но показать, что во Христе эти две природы соединились вместе: два языка пламени, но свеча как бы одна. Так же и в трикирии: три свечи – три ипостаси, три языка пламени, но свеча как бы одна – «Троица единосущная и нераздельная».

Свечу на полиелее, акафисте, панихиде Владыка также держал особо. Нижняя часть свечи на некую пядь выступала из-под кисти руки. И держал свечу он настолько грациозно, что даже в этом проявлялась красота нашего православного богослужения. Оплывший воск часто снимали, не позволяя ему гроздью висеть на свече.

Перед Литургией в самых начальных молитвах архиерей полагал три поясных поклона: «Царю Небесный...» – поклон, «Слава в вышних Богу...» (читается дважды) – два поклона.

Тайные молитвы он прочитывал тайно (т. е. про себя) или вполголоса.

Прежде чем сесть на стасидию (небольшой стульчик без спинки, стоящий на кафедре по богослужебному уставу), Владыка незаметно, не оборачиваясь, проверял ногой – на месте ли она, не забыли ли ее поставить рассеянные иподиаконы. Сидел всегда прямо, устремив молитвенный взгляд вперед.

Он очень любил, когда народ пел в храме «Верую», «Отче наш», знакомые тропари. Иногда он говорил диакону, чтобы он запевал с народом, а чаще всего и сам начинал петь, предварительно объявив: «А теперь поем вместе!»

Когда в конце Литургии хор под управлением Ариадны Владимировны Рыбаковой – многолетнего и многоопытного регента правого хора – благоговейно и молитвенно пел стихиры Богоматери «Высшую небес...», Владыка совершал каждение и в завершение читал молитву Царице Небесной пред Ее иконой «Взыскание погибших».

Владыка глубоко чтил эту чудотворную икону и всегда служил бдения, Литургию в дни ее церковной памяти, а последнее воскресенье каждого месяца сам служил ей акафист. Акафисты собирали много православных москвичей, молящихся об устроении своей личной жизни и своих детей. Киот, в котором ныне находится эта чудотворная икона, был спроектирован с благословения Владыки Питирима талантливым архитектором и художником, духовником и наставником московской интеллигенции, рано умершим протоиереем Геннадием Огрызковым († 1997). Резной купол, венчающий киот, можно драпировать тканью или парчой, исходя из цветовой гаммы богослужебного круга года. Икона Богоматери «Взыскание погибших» находится слева от амвона главного алтаря, а справа – образ святителя Спиридона Тримифунтского (IV век) с частицей его святых мощей. Этого святителя и чудотворца митрополит Питирим глубоко почитал, всегда служил в день его памяти бдение с акафистом. Иногда привозил хранившийся у него ковчежец с платом красного цвета от мощей святителя Спиридона, привезенный им с о. Корфу. Владыка в своих проповедях отмечал соединение простоты и святости Святителя, необычный дар его чудотворений. Митрополит был глубоко убежден, что именно святитель Спиридон помог св. адмиралу Феодору Ушакову захватить остров Корфу и прославить Андреевский флаг. 25 декабря, в день памяти святителя, Владыка Питирим часто приглашал на Литургию посла Греции и сотрудников греческого посольства. В этот день за Литургией исполнялись песнопения на греческом языке, диаконские ектении и возгласы священников также звучали по-гречески.

По проекту и благословению митрополита во дворе храма был построен церковный дом, один из первых в Москве после многих лет гонений на Церковь. В этом доме Владыкой была открыта первая не только в столице, но и во всей России воскресная школа. Сейчас такие школы существуют в каждом приходе – в те же годы это было настоящее чудо. В бытность мою иподиаконом митрополит (тогда еще архиепископ) Питирим был первым викарием Патриарха Пимена и часто сослужил Святейшему в Елоховском соборе, по его благословению служил, заменяя Патриарха, в других храмах Москвы. Любил служить Владыка в храмах своего Волоколамского благочиния. Монастырь преподобного Иосифа Волоцкого тогда еще не был возвращен Церкви, но митрополит часто посещал его и сам лично проводил там экскурсии для учащихся Духовной семинарии и Академии, сотрудников Издательского отдела и гостей. Кроме музея, в монастыре находился детский дом для детей-сирот. Владыка рассказывал, что заботу о сиротах впервые стал проявлять сам преподобный Иосиф Волоцкий. Во все века существования монастыря в нем по завету игумена заботились о детях, лишенных родителей. Даже когда монастырь был закрыт, детский дом продолжал существовать на средства государства. Будучи профессором Московской духовной академии, митрополит Питирим в день преподобного Иосифа приглашал семинарский хор, студентов семинарии и академии, а также преподавателей на богослужение в село Спирово – ближайший от монастыря действующий храм. После трапезы все шли в монастырь на экскурсию. Несмотря на разрушения, монастырь поражал своей мощью, красотой и благодатью. Поездки в Волоколамский монастырь оказывали благотворное влияние на наши юношеские души и сильнейшим образом укрепляли в решимости служить Церкви. Владыка очень чтил преподобного Иосифа Волоцкого, постоянно призывал его в своих молитвах. Во имя преподобного Иосифа он освятил домовый храм в Издательском отделе и незадолго до своей кончины обрел из-под спуда его святые мощи. Когда Владыку Питирима в 1986 году возвели в сан митрополита, то он стал носить титул Волоколамского и Юрьевского. На месте древнего городка Юрьева стоит ныне село Середа Юрьевская. В этом месте в древности был монастырь, основанный учеником преподобного Иосифа преподобным Левкием Юрьевским. Владыка рассказывал мне о случае, происшедшим с ним, когда он впервые решил посетить то место, где были развалины Левкиева монастыря. Когда он подъехал к нему, его встретила жившая неподалеку старушка и пригласила в свой дом испить чаю и отведать свежеиспеченных пирогов. Каково же было его удивление, когда бабушка сказала, что она его сегодня давно ждет. На недоуменный вопрос Владыки, как она могла его ждать, если об этой поездке знал всего лишь один человек – он сам, бабуля ответствовала, что ей накануне во время молитвы явился преподобный Левкий и предупредил о приезде высокого гостя.

В описываемые мною 1974–1980 годы в Волоколамском благочинии было всего пять действующих храмов: в самом городе, пригороде (с. Возмище), в селах Спас и Спирово, да на погосте села Пески. Последний – огромный деревянный храм XVIII века – был самым отдаленным и в сущности уже не Волоколамского, а Шаховского района. Там в ту пору, из-за отдаленности от населенных мест, не было даже электричества (телефон и электричество были проведены туда стараниями Владыки Питирима); в распутицу, чтобы подвезти какие-либо необходимые вещи, приходилось прибегать к помощи трактора. Митрополит Питирим свои храмы любил, заботился о них, служил там часто, отдыхая душой и телом, раскрепощаясь от городской суеты и черпая там дополнительные силы для своего труднейшего послушания. Он заботился не только о храмах, но и о самом городе Волоколамске. Одно время у кого-то из администрации, то ли местной, то ли вышестоящей, появилась бредовая идея уничтожить старинные торговые ряды, стоящие у подножия холма, на котором расположился Волоколамский кремль. Чтобы спасти их от разрушения, Владыка забил тревогу и всеми доступными ему средствами стал на защиту исторической ценности. Я был свидетелем приезда в город в связи с этими событиями летчика-космонавта В. Севастьянова и академика Б. Раушенбаха. Благодаря стараниям митрополита и его сестры Ольги Владимировны, эта древняя достопримечательность города была спасена, а молодежь, воодушевленная примером Владыки, вступила в ряды Общества охраны памятников.

Память о Преосвященнейшем митрополите Питириме навсегда будет в моей душе, как и безмерная благодарность за доверие и дарованную возможность на протяжении многих лет быть рядом с ним.

Протоиерей Владимир Ригин, настоятель храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы на Лыщиковой горе в Москве

«Не мешайте нам быть русскими.

Не мешайте нам быть православными».

Из выступления митрополита Питирима перед студентами и

преподавателями Московского городского института управления

Правительства Москвы

Выдающийся деятель и подвижник, наш современник, митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим (Константин Владимирович Нечаев) всю свою жизнь нес свет истинного знания и веры и продолжает это делать по окончании своего земного пути.

Неослабевающий порыв ко Христу, неиссякающая духовная надежда, стремление к истинной и полной свободе, милосердие и великое терпение выработали у Владыки Питирима тот высокий строй жизни, который принято называть святостью.

Живут его дела, его мысли в учениках, духовных детях. Особой заботой для Владыки было воспитание молодежи – будущего России.

«Образование происходит от слова Образ», – часто повторял Владыка и говорил, что приобретая знания, если они истинны, человек должен становиться лучше, чище, освобождаться от пут зла, создавать в себе совершенного человека по образу и подобию Божиему. В современных условиях мирового процесса глобализации крайне важно не потерять исторического наследия России, не разграбить сокровищницу нравственного богатства русского народа. И прежде всего это касается гуманитарного, исторического образования. Знание истории делает человека гражданином, а гражданское чувство, любовь к своему Отечеству и верность своему народу не позволят предать интересы страны, интересы народа. Фундаментальность знаний, системно-исторический подход помогут молодому поколению адекватно и правильно оценить то, что происходит вокруг.

В Московском городском институте управления Правительства Москвы по благословению Владыки Питирима был подготовлен и прочитан специальный курс «Духовно-исторические особенности развития России». Цель данного курса – объективное, документально-историческое исследование духовного пути России, его закономерностей, причин социально-экономических потрясений страны и их взаимосвязей с духовным упадком, а также условий, при которых держава расцветала.

«Наши российские просторы рождают особый характер», – эти слова Владыки Питирима особо памятны нам. Русскому народу исторически присуща необычайная терпимость по отношению к другим нациям. Протестантско-католический Запад просто уничтожал чужую веру, зачастую с самими иноверцами, а русский народ, напротив, дал миру пример многовекового сосуществования с разными нациями и религиями, потому что исповедовал принципы терпимости и уважения чужих обычаев. «Особый характер» проявляется и в необычайных творческих талантах нашей земли, которые порой невозможно стандартизировать и унифицировать.

Материал, изложенный в вышеназванном специальном курсе, помогает студентам понять, как созидательны дух, воля, вера русского народа, которую он с особым рвением всегда оберегал от иноземных врагов; понять, для чего великий князь московский Василий II под сводами Успенского собора с негодованием отверг братание с ересью, как патриарх Гермоген ценой своей жизни через два века отстоял Русь от вооруженного латинства, силою вторгавшегося к нам; как митрополит Филарет уже в XIX веке вознес вокруг духовных святынь такую мощную ограду, что ее не поколеблют никакие приступы...

Наш университет готовит чиновников для такого крупного мегаполиса, как Москва. И духовно нравственные аспекты воспитания очень важны для нас, для будущих городских управленцев. Владыка Питирим неоднократно бывал в нашем университете и затронул сердца наших студентов. Владыка Питирим обладал самым важным даром: спасать человеческие души! И для нас примером должна являться вся его жизнь: он, невзирая ни на что, не жалея «живота своего», этот дар использовал – спасал многие души. Это сложно, но он знал, как это делать, и делал.

Продолжая традиции своих великих предшественников, митрополит Питирим в суровые годы богоборчества просвещал людей, защищал, восстанавливал российскую духовность, нравственность, сердечную чистоту.

Татьяна Ужва, ректор Московского городского института управления Правительства Москвы,

доктор исторических наук, профессор

Во время работы над книгой по истории кафедрального Богоявленского (Елоховского) собора нашим авторским коллективом было найдено много неизвестных и неопубликованных фотографий, сделанных в 1940-х годах. Но кто изображен на них? Самостоятельно справиться с этой задачей мы не смогли, и я обратился за советом к настоятелю собора протопресвитеру Матфею Стаднюку, по благословению и под кураторством которого велись наши исследования. Отец Матфей ответил определенно и твердо, что только митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим может помочь в нашем деле.

Наш разговор состоялся в конце ноября 2002 года, и вскоре отец Матфей сообщил мне номер телефона, по которому я должен был позвонить Владыке Питириму и договориться о встрече.

Не без душевной робости набрал я указанный номер телефона, сознавая, что мне доведется говорить с человеком, яркая личность которого давно вызывала у меня чувство глубокого уважения. Много раз я видел его на экране телевизора, свободно беседующим со знаменитыми деятелями нашего государства и зарубежных стран, выступающим на Съезде народных депутатов и на заседаниях в Советском фонде культуры. Его спокойный, величавый и, смею отметить, красивый, даже аристократичный облик запомнился по фотографиям богослужений в Елоховском соборе, запечатлевшим его рядом со Святейшими Предстоятелями Русской Православной Церкви. Слышал я его проникновенные и прочувствованные слова, обращенные к пастве небольшого московского храма в честь Воскресения словущего в Брюсовом переулке, внимавшей своему архипастырю с умилением, любовью и благоговением. С интересом читал статьи и проповеди Владыки Питирима в редактируемом им «Журнале Московской Патриархии», в которых он представал великолепным ученым-богословом, замечательным проповедником, талантливым историком Церкви.

По голосу в трубке телефона (который, как оказалось, был домашним) я сразу же понял, что мне ответил сам Владыка. От волнения я не нашел ничего лучше, как смущенно спросить: «Это Вы, Ваше Высокопреосвященство?», на что получил добродушный и несколько ироничный ответ: «Да, это мое Высокопреосвященство!» Представившись, я изложил просьбу о встрече. Преосвященнейший ответил, что он вскоре уезжает в Тбилиси на юбилей Католикоса-Патриарха Грузинской Православной Церкви Илии II, и попросил позвонить позднее, заверив, что наш разговор непременно состоится. Встреча несколько раз переносилась, но все-таки я получил приглашение на личную аудиенцию у митрополита в его деловой резиденции в Глазовском переулке.

В пасмурный весенний день 4 апреля 2003 года я вошел в подъезд старинного здания в районе Арбата. Дверь налево, в квартиру первого этажа, открылась по моему обращению через домофон. Я оказался в приемной офиса Международного фонда «За выживание и развитие человечества», одним из учредителей которого являлся, как мне было уже известно, митрополит Питирим. Мне предложили оставить здесь пальто и препроводили в другое помещение, напротив той квартиры, в которую я пришел. Это был, по всей видимости, конференц-зал фонда: уютная просторная комната с подиумом для рояля, обставленная удобной простой мебелью, с фотопортретами членов правления фонда на стенах, среди которых я узнал многих представителей политической, научной и культурной элиты разных стран и России.

Едва я успел разложить на большом столе для заседаний принесенные с собой фотографии, как в зал вошел Владыка, одетый в темно-серый подрясник. Преподав благословение, он усадил меня слева от себя за стол и сразу же потянулся за фотографией, лежащей рядом с ним. Я раскрыл блокнот и намеревался задать первый из приготовленных вопросов, но Владыка Питирим опередил меня, уже начав перечислять лиц, изображенных на фотоснимке. Это была фотография богослужения в Елоховском соборе: в царских вратах стоял Святейший Патриарх Алексий I (которого, конечно же, я и сам узнал) в окружении священников в облачениях. «Это архимандрит Иоанн (Разумов), рядом – ключарь отец Зиновий, – отмечал Владыка, – слева, вполоборота к фотографу, стоит архимандрит Зосима, духовник Святейшего. Снимок, видимо, относится к концу 1940-х годов».

Углубившись в рассматривание другой фотографии, запечатлевшей эпизод погребения Святейшего Патриарха Сергия 18 мая 1944 года, Владыка начал медленно произносить имена священников, стоявших у гроба почившего: отец Николай Колчицкий, отец Александр Смирнов, отец Иоанн Разумов. «А этот молодой иподиакон – безусловно ныне здравствующий протоиерей Николай Ведерников», – сообщил мне митрополит.

Так, перебирая фотографии одну за другой, мы проговорили минут сорок. За это время я старался поближе рассмотреть лицо моего собеседника. Я отметил, что поредела и как-то потускнела его всем знакомая белоснежная окладистая борода, втянулись щеки, запали глаза, но взор их был приветливым и, я бы сказал, молодым. Он выглядел усталым и похудевшим, что я объяснил себе почтенным возрастом и старческой немощью, не ведая о том, что его уже поразил смертельный недуг. Речь была отчетливой, неторопливой, многие слова Владыка произносил как бы улыбаясь; видимо, ему были приятны воспоминания о далеком ушедшем времени, навеянные нашей беседой. Митрополит с долей юмора рассказывал о шутливых прозвищах некоторых исконных прихожан собора, назвав, к примеру, «Робинзоном» носившего длинную бороду доктора Николая Понятовского, личного врача Святейшего Патриарха Алексия I.

Разговор незаметно перешел к другой теме, которая меня в то время занимала в связи с работой над статьей о московских Патриарших резиденциях для «Журнала Московской Патриархии». Зная, что Владыка был старшим иподиаконом и хранителем ризницы Святейшего Патриарха Алексия I, я попросил его вспомнить о жизни Патриаршей резиденции в Чистом переулке во второй половине 1940-х годов. Он охотно согласился и, взяв лист бумаги и карандаш, начал чертить план расположения помещений в Патриаршем доме того времени. «Вот здесь была моя комнатка, рядом жил отец Алексий Остапов, – комментировал мой собеседник, – здесь трудился секретарь Святейшего Данила Андреевич. Ванную комнату бывшего посольского особняка отвели под кабинет секретаря Хозяйственного управления Л. Н. Парийского, над чем все постоянно подтрунивали...»

Я поинтересовался историей основания домового Владимирского храма Патриархии, в котором Владыка, еще будучи послушником Константином Нечаевым, пономарил с 1946 года. «Храм был поначалу очень простым: аналой и всего две иконы. Иконостас появился лишь в 1957 году», – рассказал Владыка. И тут же вспомнил глубоко взволновавшую меня историю о том, как в то время Святейший Патриарх Алексий I передал ему, как своему ризничему, небольшой ящик с множеством священных реликвий – частиц мощей, завернутых в бумажки или помещенных в коробочки, и благословил их разобрать. Константин Нечаев выяснил, что этот скромный на вид реликварий хранился в Патриархии со времени Святейшего Патриарха Сергия и содержал частицы мощей, принесенные ему священниками закрытых в 1930-х годах церквей Москвы и других мест и, видимо, втайне извлеченные из-под разрушенных престолов. Молодой ризничий выполнил ответственное поручение: определил принадлежность многих частиц святых мощей (в том числе преподобного Никиты Новгородского, позже переданных в Новгород) и, по благословению Святейшего Патриарха, устроил мощевик в Серапионовой палате Троице-Сергиевой Лавры, поместив все реликвии в крышку деревянной раки, ранее служившей вместилищем мощей святителя Московского Алексия.

Так, в неторопливой беседе, незаметно прошло около двух часов. Оказалось, что мы с Владыкой являемся ныне коллегами по преподавательской работе в технических вузах: он читает лекции в Университете путей сообщения (МИИТе), в котором когда-то, в годы войны, начинал учиться, а я – в Университете инженерной экологии.

В завершение разговора я осмелился спросить, не пишет ли Владыка воспоминаний о своей богатой событиями и встречами с выдающимися современниками жизни. Он ответил, что сам писать не хочет, но мог бы что-нибудь наговорить на диктофон и потом прочитать распечатку. Вот когда я пожалел, что постеснялся достать из портфеля и включить диктофон, полагая, что запись беседы снизит уровень ее доверительности.

Я заторопился попрощаться, но Владыка удержал меня и попросил зайти на несколько минут в его кабинет. Мы перешли в офис, и я был приглашен в рабочую комнату, в которой уже ожидал другой посетитель. Митрополит стал показывать собранные в книжных шкафах книги и обратил мое внимание на, видимо, дорогую для него фотографию. На ней был изображен сам Владыка в окружении нескольких пожилых женщин – его одноклассниц из московской школы у Покровских ворот, где он учился в годы войны.

Затем, неожиданно для меня, он произнес: «А не хотели бы Вы побывать у меня в Иосифо-Волоцком монастыре? Там мы могли бы спокойно и в тишине обо всем поговорить, там же Вы сможете у меня переночевать». Обрадованный таким неожиданным и лестным для меня предложением, я немедленно и с благодарностью согласился, и мы условились, что я позвоню Владыке после Пасхи.

Но нашей второй встрече, к моей глубокой скорби, уже не суждено было осуществиться. Я узнал, что вскоре Владыка Питирим был помещен в больницу и перенес операцию. Увидев его летом по телевизору участником торжеств в Сарове и Дивееве, я обрадовался и стал готовиться к новому разговору. Спустя некоторое время, я позвонил в его офис: мне вежливо ответили, что личная встреча невозможна, и предложили послать по факсу Владыке мои вопросы. Позже до меня дошли сведения о том, что Преосвященнейший приезжал как простой богомолец приложиться к мощам мученика Трифона в храм в честь иконы Божией Матери «Знамение» в Переяславской слободе и многие, знавшие его в лицо, не узнали архипастыря – так изменила болезнь его облик. Потом я получил сообщение от его сотрудницы, что мое письмо всё же было передано митрополиту Питириму, но ответа я уже не дождался...

Возвращаясь арбатскими переулками к станции метро после сердечного прощания с Владыкой, я вновь и вновь переживал в душе все нюансы нашей с ним беседы. Внезапно я ощутил овладевшую мною грусть, так как понял, что мне уделил свое дорогое время пожилой и усталый человек, остро ощущавший присущее его преклонному возрасту одиночество от потери духовных наставников, сверстников, да и просто внимательно слушающих собеседников. Вспомнив, как Владыка с готовностью и интересом обращался к годам своей молодости в рассказе о них почти незнакомому гостю, я в мыслях горько посетовал на то, что уходят, не оставив записей воспоминаний, такие наши современники, как митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим, олицетворявшие собой всю трудную историю русского православия второй половины XX века.

Вечная память Вам, приснопамятный Преосвященнейший Владыка Питирим!

Валерий Любартович, преподаватель Университета инженерной экологии

Все, кому довелось знать Владыку, не могли не заметить его природной интеллигентности, даже аристократизма в лучшем смысле этого слова. Он был носителем не только многовековой русской духовной традиции, но и христианской культуры, как бы облагораживал всё вокруг себя. И в этом, как и в книгоиздании, было его духовное призвание, особенно в тот период, когда Церковь начинала возрождаться, по существу, из руин.

На приходе о. Вячеслава Брегеды в деревне Малинники Сергиево-Посадского района я услышал удивительный рассказ монахини Московского подворья Пюхтицкого монастыря Магдалины. Она родом из Караганды, и Владыка был ей хорошо знаком. Уроженец этих мест и о. Вячеслав. А Владыка духовно окормлялся у преподобного старца Севастиана Карагандинского, преемника оптинских старцев, причисленного ныне к лику святых. За три дня до кончины старца (19 апреля 1966 года) Владыка постриг его в схиму и, когда тот почил, совершил чин отпевания.

Матушка Магдалина рассказывала:

«Владыку я знала с детства. Он постоянно приезжал к нам в Караганду к преподобному Севастиану. Я много слышала о его трудах. Обстоятельства сложились так, что я не смогла попасть на его похороны и очень скорбела. Спустя несколько месяцев ко мне неожиданно обратилась монахиня Лия с предложением посетить могилу Владыки. Она его очень почитала и говорила, что он привел ее к вере. Благословившись у настоятельницы, мы отправились на Даниловское кладбище.

Когда подошли к его могиле, я встала на колени и начала ему исповедоваться, как живому, и мысленно беседовать с ним, рассказывая все свои недоумения. Поднявшись с колен, была поражена увиденным: вокруг нас на ограде и памятниках сидело множество голубей. Моя спутница была удивлена не менее меня и, выражая свое восхищение, сказала, что такого она никогда не видала. Причем голуби располагались только вокруг нас. Они были белоснежные, садились нам на плечи, на голову. Совершенно нас не боялись... И тут меня вдруг словно осенило: Господь послал нам это чудо неслучайно. Голубь ведь птица особая, олицетворяющая духовную чистоту и святость. Душа моя ликовала; светлое, доброе чувство переполняло меня...

Все мои близкие в Караганде очень чтили Владыку. После кончины старца Севастиана он всех нас духовно поддерживал. В 1997 году митрополит Питирим приехал в Караганду на праздник прославления о. Севастиана. Тогда были открыты его мощи. Мы обрадовались встрече с митрополитом, окружили его, каждый хотел у него взять благословение. Неожиданно он попросил меня задержаться. Зашел в свою келью, вынес оттуда позолоченный столовый набор, подал его мне и сказал: «Это мой тебе подарок. Придет время, ты будешь меня вспоминать и накрывать большим людям столы...»

И вот сейчас, живя в скиту, я отчетливо поняла его прозорливость. У нас идет стройка. К нам приезжают и матушка игуменья, и Владыка Феогност, и другие известные церковные люди. Мне действительно часто приходится накрывать столы...»

Отец Вячеслав Брегеда поделился своими воспоминаниями о Владыке, которого он знал 25 лет:

«В 1975 году после демобилизации из армии я вернулся в свой родной город Караганду и устроился работать таксистом. Так я познакомился с сестрой Владыки, Надеждой Владимировной. Выяснилось, что архиерею нужен верующий водитель. Она предложила мне приехать в Москву и побеседовать с ним. Я решил обратиться за советом к монахине Анастасии – духовной дочери преподобного Севастиана Карагандинского, которая обладала даром прозорливости и многих наставляла. Матушка посоветовала мне просить содействия Владыки в поступлении в семинарию. Летом следующего года я поехал в Москву, познакомился с тогда еще архиепископом Питиримом. Он возглавлял Издательский отдел Московского Патриархата, который располагался в Новодевичьем монастыре. Внимательно выслушав меня, он помог решить вопрос с пропиской в ближайшей от Москвы Владимирской области, и когда я всё оформил, направил в один из своих приходов под Волоколамск в село Спас. Там я жил восемь месяцев: отапливал храм, читал на клиросе... В общем, выполнял всё, что поручали. Приходилось быть и иподиаконом на архиерейской службе. После службы Владыка нередко беседовал с нами, рассказывал и о том, как он встречался со старцем Севастианом Карагандинским.

Как-то он рассказал такой случай об одной из своих поездок в Караганду. Было это еще при жизни о. Севастиана. Караганда в то время была неустроенным городом. Летом часто поднимались пыльные бури. Однажды пришлось ему идти вместе с преподобным Севастианом и еще несколькими людьми во время такой бури. Как говорится, ни зги не видно было. Кое-как дошли до храма, очень устали, чувствовалось сильное внутреннее недовольство и даже озлобление. Когда вошли в храм, преподобный Севастиан протер глаза и неожиданно с каким-то упоительным восторгом, улыбаясь, произнес: «О, какая чудесная пыль!» После его слов недовольство и усталость словно рукой сняло.

Владыка помогал очень многим. Обладал разносторонними знаниями и даже играл на виолончели.

В семинарии он преподавал Новый Завет и Сравнительное богословие. Лекции читал доходчиво, задушевно, как говорится, уста к устам, сердце к сердцу. Когда он служил Божественную литургию, всегда был сосредоточен, внимателен, чувствовался его высокий молитвенный настрой. Владыка учил нас молитве Иисусовой. Говорил, что вначале ее нужно творить языком, но с закрытым ртом, совершая ежедневно 300 молитв. Сто молитв читать Богородице и по 50 Ангелу-хранителю и своему святому. Всё это называется пятисотницей. Я хотел читать по две-три тысячи Иисусовых молитв в день, но он меня остановил...

В годы моей семинарской учебы запомнился случай, когда отпевали священника в Покровском храме в Медведково. Кончина у этого священника была чудесная. Он отслужил службу, причастился и вскоре умер. Владыка сказал, что дай Бог каждому такую кончину.

После окончания семинарии я некоторое время работал в Издательском отделе, затем поступил в академию. Меня всегда удивляла широта духовного мировоззрения Высокопреосвященного. Общаясь с митрополитом Питиримом, я находил в нем не только источник богатейших духовных знаний и духовного опыта, которые необходимы каждому священнослужителю, но и нечто большее. Он являлся для меня своего рода ориентиром во всех жизненных ситуациях. Если внутри коллектива возникали нестроения, он выявлял их на самой ранней стадии и быстро гасил конфликты. Был, действительно, миротворцем.

Митрополит Питирим родом из старинной церковной семьи. По линии матери и отца его предки были священнослужителями. У Владыки имелись документы, где прослеживалась его родословная с XVII века.

Церковная жизнь Константина Нечаева, будущего митрополита Питирима, началась в 40-х годах прошлого века. Еще будучи студентом Московского института инженеров транспорта (МИИТ), он был иподиаконом Святейшего Патриарха Алексия I. В 1945 году поступил в только что открывшийся в Москве Православный Богословский институт, позднее преобразованный в Московскую Духовную Академию.

Общение со Святейшим Патриархом Алексием I оказало решающее влияние на всю его жизнь. Владыка часто рассказывал о нем. Однажды он припомнил такой случай, как куда-то очень спешил, догнав вагон, вскочил на последнюю подножку и, тяжело дыша, вошел внутрь. Трамваи ходили тогда с открытыми дверями. Неожиданно к нему подошла какая-то бабушка и спросила: «Скажите, пожалуйста, когда Святейший служит?»

«Мне было очень неудобно, – говорил он, – я даже не подозревал, что меня вот так могут узнать на улице как иподиакона Патриарха. В моих действиях было нечто игривое, бесшабашное...»

Приводя этот пример, он призывал нас контролировать себя и не совершать неподобающих нашему сану движений, потому что нас постоянно видят и мы неправильными действиями можем ввести людей в смущение.

Владыка был одиннадцатым ребенком в семье. У него было четверо братьев и шесть сестер. Родился он в г. Козлове (ныне Мичуринск) в 1926 году. Его отец, протоиерей Владимир Нечаев, был настоятелем Ильинского храма в этом городе. Деды и прадеды, все его предки, начиная с XVII века, тоже были священниками в Тамбовской епархии. После закрытия Оптиной Пустыни отец Владыки пригласил одного из Оптинских старцев, ныне преподобного Севастиана, служить в его храме. Когда отца Владыки арестовали, преподобный некоторое время опекал его семью.

Однажды мать Владыки спросила у о. Севастиана, как нужно готовиться к смерти. Он посоветовал читать творения святителя Василия Великого. И случилось так, что через несколько лет она умерла именно в день памяти этого святого.

Отец Севастиан советовал ей также продать большой дом, в котором жила их семья, и купить маленький. В это время начиналась коллективизация, ужесточались репрессии против духовенства и других непролетарских сословий. Они не послушались, и дом был конфискован. Пришлось бедствовать и переходить с квартиры на квартиру.

Семья Владыки была очень дружной. Все относились друг к другу с большой любовью; забота о ближних была превыше всего. На Пасху и великие праздники все их родственники собирались за одним столом. Все сестры и братья Владыки были высокообразованными верующими людьми. Например, брат Владыки, Николай Владимирович, строил первые высотные здания, был известным инженером-строителем.

Митрополит Питирим как-то сказал: «Если люди воспитаны в добрых семьях, в православной традиции, значит, у них есть надежный фундамент для служения Богу и ближнему. С ними легко и удобно строить отношения. Если этого нет – очень печально. Всё это сказывается или скажется и на их детях"».

Владимир Панков

В детстве мне столько раз рассказывали о событиях, связанных с моим рождением, что когда я выросла, у меня было ощущение, будто я сама присутствовала при этом. Шел 1942 год, в разгаре Вторая мировая война. Мама проходила свидетелем на процессе против нелегальной военной организации, стремящейся противодействовать участию Болгарии в войне на стороне немцев. 17 сентября были вынесены 11 приговоров: десятерым подсудимым – пожизненное заключение, а моему отцу Добри Джурову – смертный приговор. (Приговор так и не привели в исполнение, поскольку отец к тому времени уже был в горах, у партизан; до 9 сентября 1944 года он командовал 1-й партизанской бригадой «Чавдар», позднее был генералом Болгарской армии.) Я родилась преждевременно – 18 сентября, на следующий день после вынесения этого приговора.

Назвали меня Аксинией по двум причинам: во-первых, в честь моей скончавшейся старшей сестры, родившейся в 1941 году, до нападения Германии на Советский Союз, а во-вторых, в честь героини романа М. Шолохова «Тихий Дон», который вышел в 1939 году в Болгарии, с иллюстрациями Бориса Ангелушева.

После родов мама больше недели не могла зарегистрировать мое рождение: существовали списки с разрешенными именами, в которые мое, считавшееся русским (хотя оно греческое), не было включено. Лишь на десятый день, во время дежурства одной сестры-белогвардейки, меня удалось зарегистрировать и выдать мне свидетельство о рождении. Затем последовали два года скитальческой жизни: интернирование, аресты, нелегальность; и так я осталась без крещения.

После Второй мировой войны события развивались так, что никто уже не думал о крещении. И сама я, уже в сознательном возрасте, посвятив себя средневековому искусству, не задумывалась об этом. Окружавшие меня коллеги и духовные лица, с которыми я общалась, привыкли видеть меня в своем кругу, и никто не подозревал, что я, занимаясь славянскими и греческими, преимущественно богослужебными, книгами, пребываю некрещеной.

В 1987 году в Регенсбурге был организован симпозиум на тему «Tausend Jahre zwischen Wolga und Rhein» («Тысяча лет между Волгой и Рейном»). Он проходил 21–26 апреля; участники – светские и духовные лица – были размещены в городских отелях и в монастыре. Профессор Ф. фон Лилиенфельд и я оказались вместе с церковными делегациями в монастыре.

Делегацию от Советского Союза возглавлял Его Высокопреосвященство митрополит Волоколамский Питирим, с которым я познакомилась еще во время моей учебы в Москве в 1965–1969 годах. Мы не виделись давно, и после дневных докладов проводили вечера в трапезной монастыря, куда допускали и нас с г-жой проф. Лилиенфельд, благодаря любезности нашего хозяина, монсеньора Альберта Рауха из Регенсбурга. Разговоры, которые велись, были исключительно интересны, царила особенная атмосфера общения между Востоком и Западом. Обычно я сидела рядом с Владыкой Питиримом, отцом Томасом Шпидликом и отцом Герхардом Подскальски, с которыми познакомилась за много лет нашей работы в Ватиканской библиотеке и Папском восточном институте в Риме.

Однажды вечером разговор зашел о предстоящем воспроизведении Крещения русичей в водах Днепра, которое должно было состояться на другой день в Пассау. Тогда я и рассказала владыке Питириму, что не крещена. Удивление было естественным, тем более что я родилась во время войны, когда только экстремальные обстоятельства могли бы воспрепятствовать совершению этого таинства. Пришлось рассказать историю моего рождения и выбора имени. Под конец Владыка Питирим сказал только: «Все поправимо».

На другой день на небольшом корабле мы поплыли по Рейну. Красивые замки по обеим сторонам реки были объектом разговора, и незаметно мы оказались перед монастырем в Пасcay, где, выстроившись на берегу, нас ожидали бенедиктинские монахи в своих красивых плиссированных одеждах. Не менее импозантны были одеяния и наших монахов и священнослужителей. Эта церемония и служба, воспроизводящая Крещение, поражали воображение, с одной стороны, из-за своей необычности (на берегу Рейна), и с другой – благодаря пестрому хору участников, двух сторон христианского мира.

Я приготовилась снимать с палубы корабля, но Владыка Питирим, прежде чем сошел на берег, чтобы включиться в службу, попросил меня идти за ним. Я отправилась следом, спустилась по лестнице, прошла по мосткам и встала в стороне, намереваясь следить за Литургией. Тогда он обернулся и опять пригласил меня следовать за ним и стоять рядом. Я успела лишь убрать фотоаппарат и чинно встала на берегу. В один из моментов службы, когда приступили к погружению в воду, Владыка Питирим обернулся, схватил меня за плечи (он был очень силен), выдернул меня к воде, окунул в нее, облил меня и сказал: «Вот и все, деточка; а миропомазание совершим, когда приедешь в Москву, в Волоколамский монастырь».

События, которые последовали после 1987 года и перевернули мир, перепутали вереницу планов и судеб. Я не могла посетить Москву в продолжение почти десяти лет, но Владыка Питирим несколько раз был в Болгарии. Он был и среди гостей официального открытия Центра славяно-византийских исследований им. Ивана Дуйчева (23 сентября 1988 года), во время которого преподнес икону Святой Троицы от имени Его Святейшества, Патриарха Московского и всея Руси Пимена.

После этого несколько раз, в наиболее тяжкие для Центра им. Ивана Дуйчева и лично для меня годы, Владыка Питирим навещал нас в сопровождении митрополита Ловчанского Гавриила. Он всегда привозил ценные книги русского синодального издательства, которые мы с любовью и признательностью сохраняем до сего дня в нашей библиотеке. В те годы связи с Россией оскудели, мы получали и посылали книги только тогда, когда приезжал или уезжал кто-нибудь из наших сотрудников.

В середине 1990-х годов я была приглашена на симпозиум в Москву и воспользовалась возможностью увидеться с Владыкой Питиримом в Издательском отделе Московского Патриархата. Он опять завел разговор о том, что не довершил начатое в Регенсбурге. Я думала, что смогу опять посетить его, и мы договорились, что это произойдет в следующий мой приезд в Москву. Но жизнь, как всегда, неожиданна.

Весть о смерти Владыки Питирима мне сообщил Ловчанский митрополит Гавриил. Я испытала то же чувство, что и при утрате моих учителей: проф. Виктора Никитича Лазарева, проф. Петра Динекова и проф. Ивана Дуйчева. Это было особое ощущение холодка вдоль спины и пустоты, ощущение, как будто ты оборачиваешься, чтобы спросить о чем-то твоих учителей, – а их нет. С тех пор усилилась боязнь холода, мучающая меня с детских лет, оставшаяся, быть может, от холодных, нетопленных чужих домов, в которых прошло мое детство. Я испытала такое чувство, словно потеряла отца.

Прежде чем покинуть нас, Владыка Питирим написал письмо митрополиту Гавриилу, чтобы он довершил начатое им. Миропомазание было совершено весной 2005 года в Ловече. Вскоре после этого, по приглашению недавно скончавшегося проф. И. С. Чичурова из Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного университета, мне удалось посетить Волоколамский монастырь. Келия Владыки Питирима была наполнена книгами и особой атмосферой, ибо дух избранника, посвятившего свою жизнь монашескому подвигу, остался с нами и одаривает нас силой и стойкостью в смутное время, в которое нам довелось жить. Я благодарна судьбе за то, что она подарила мне встречу с сильными духом личностями, которые в испытаниях, преподносимых жизнью, дали мне надежду и любовь. Они верили и считали, что хотя наша земная жизнь коротка, мы должны пройти по ней с любовью и осуществить свои надежды.

Аксиния Джурова, профессор, Центр славяно-византийских исследований им. Ивана Дуйчева, София, Болгария

(пер. с болгарского Л. П. Медведевой)