Празднование двадцатипятилетия службы профессора Павла Александровича Юнгерова

6 ноября 1904 года академическая корпорация торжественно праздновала двадцатипятилетие преподавательской деятельности ординарного профессора по кафедре священного Писания Ветхого Завета Павла Александровича Юнгерова. Павел Александрович, сын священника Самарской епархии, среднее образование получил в своей родной семинарии, высшее – в Казанской Духовной Академии, курс которой окончил в 1879 году по богословскому отделению со степенью кандидата богословия и с правом при соискании степени магистра не держать новых устных испытаний. В этом же году началась и преподавательская деятельность Павла Александровича. Уже 21 октября он защитил диссертацию pro venia legendi под заглавием «История и значение пророческого служения в иудейском народе», а 24 и 31 октября прочел две пробных лекции: «Объяснение VII гл. 8 ст. XII гл. 30 ст. книги Исход» и «Повествование о творении мира и человека в 1, II и V гл. кн. Бытия в отношении к вопросу о происхождении и писателе книги», после чего и допущен был советом Академии к чтению лекций по Священному Писанию Ветхого Завета в качестве приват-доцента. Павел Александрович занял кафедру при исключительно трудных обстоятельствах. Ему даже не удалось выслушать на студенческой скамье полного курса своей науки и приготовиться к кафедре под систематическим руководством своего предшественника, как это по большей части бывает с другими молодыми преподавателями. Но богословское отделение Академии, избирая кандидата Юнгерова, очевидно, знало, кого оно выбирает. Молодой преподаватель, несмотря на свои усиленные занятия составлением лекций, уже в июне 1880 г. успел представить в Совет Академии магистерскую диссертацию под заглавием «Учение Ветхого Завета о бессмертии души и загробной жизни», и этой книгой открыл целую серию научных трудов, которыми он почти каждый год с этих пор стал дарить русскую литературу. Так в 1884 году он печатает в «Чтениях общества любителей духовного просвещения» статью «Библейский характер видений пророка Иезекииля» и там же (за 1885–86 годы) ряд статей под заглавием «Книга пророка Аввакума» (вышла отдельным изданием в 1887 г). Затем идут многочисленные и обширные статьи в академическом журнале: «Подлинность книги пророка Исаии» («Православный Собеседник» 1885–1887 г.), «Внебиблейские свидетельства о событиях, описываемых в книге пророка Даниила» (Казань, 1888 первоначально в «Православном Собеседнике» за 1888 г., т. I), «Книга пророка Михея» (Казань, 1890 г.), «Книга Есфирь и внебиблейские памятники» (Казань 1891 г. первоначально в «Православном Собеседнике» за 1891 г., т. II и III-й), «Псалтирь, ея значение в связи с заключающимся в ней вероучением» (Казань 1894 г.), «Книга пророка Амоса». (Казань 1897 г., докторская диссертация). «Вероучение Псалтири, его особенности и значение в общей системе библейского вероучения» (Казань 1897 г.), «Общее историко-критическое введение в священные ветхозаветные книги» (Казань 1902 г.). Сам Павел Александрович по своей обычной скромности не придает особого значения своим трудам (см. ниже его речь), но не так думали и думают о них посторонние, компетентные люди. Уже о его юношеском, можно сказать, произведении официальный рецензент, высокочтимый о. ректор Академии протоиерей А. П. Владимирский писал, между прочим, следующее: «Надеемся, что настоящее сочинение будет встречено сочувственно всеми, интересующимися отечественной богословской литературой. Со своей стороны мы считаем этот труд, обнаруживающий в авторе весьма обширную эрудицию по предмету взятого им для исследования вопроса, большое знание Священного Писания и еврейской филологии, соответствующим той цели, с которой он представлен в Совет Академии». А вот, что, между прочим, говорит другой официальный рецензент, бывший ректор Академии, арх. (ныне епископ) Антоний о докторской диссертации Павла Александровича «Означенная книга представляет собою далеко не первый труд автора... Из наиболее ценных его трудов упомянем о такой же библейской монографии на книгу пророка Михея и о другой еще более ценной – «Вероучение Псалтири»... Автор может по справедливости похвалиться полнотой своей работы. Кроме обычных, в библейских монографиях, глав: о личности св. писателя и об его эпохе, о содержании, характере и цели написания самой Священной Книги, о главнейших ее вероучительных и нравоучительных истинах, автор предлагает особенно ценную главу: «Об отношении пророка Амоса к другим пророкам израильского и Иудейского царства». Этой главой автор сразу возвышает свою ученую компетенцию над большинством библейских исследователей, русских и иностранных, которые, изучив в подробности одну священную книгу, обнаруживают полную неосвоенность с содержанием всей Библии и, будучи лишены возможности поставить свой предмет в связь со всею полнотой Божественного Домостроительства, исчерпывают весь религиозный смысл священной книги характером современных ей исторических событий, заставляя тем читателя сомневаться в ея Божественном происхождении и вечном предназначении. Г. Юнгеров... мог, вопреки примеру помянутых исследователей, охватить своей мыслью, как содержание, так и словесные выражения всей св. Библии, и потому выдержать, как в этой главе, так и во всем толковании ее, принцип библейского параллелизма, составляющего высокое преимущество лучших святоотеческих толкователей и в значительной степени утраченного толкователями современными. Правда, последние, при помощи библейских словарей, симфоний и параллелей, превосходят первых в отношении параллелизма словесного (parallelisms verbalis), но они, безусловно, уступают им в гораздо более ценном параллелизме идей (parallelisms realis), которым богато сочинение нашего автора»... Благодаря этому параллелизму автора «внимательный читатель вводится в понимание книги пророка Амоса, как слова Божия, всегда себе равного, хотя и преподаваемого устами многих проповедников; благодаря ему же читатель без труда готов принять обильно предлагаемые в диссертации святоотеческие толкования пророческих слов, выходящие далеко за пределы современных пророку событий и вводящие нас в царство вечное Божественных истин или же событий новозаветных». Другой официальный рецензент, профессор М. И. Богословский, после подробного, обстоятельного анализа книги, делает такое заключение: «Такие труды, как труд профессора Юнгерова, совершенно необходим для того, чтобы воочию видеть, какая разность между еврейским текстом и переводом семидесяти: В каких местах следует отдать предпочтение переводу семидесяти перед еврейским, и в каких местах – следует отдать предпочтение еврейскому тексту перед переводом семидесяти». Таковы литературные труды профессора Юнгерова за двадцать пять лет его службы, но Павел Александрович еще не положил своего пера, и его юбилейный год не явился годом отдыха: неутомимый профессор готовит к выходу в свет новый обширный труд «Частное историко-критическое введение в ветхозаветные книги». В знаменательный для Павла Александровича день исполнившегося двадцатипятилетия его служения науке и духовному просвещению академическая корпорация, в полном составе, во главе с Преосвященным ректором, явилась в квартиру юбиляра приветствовать своего многоуважаемого сотоварища, а для некоторых ее членов и наставника и почтила его поднесением ценной иконы Спасителя. Пред поднесением иконы ближайший сотоварищ юбиляра по кафедре, профессор Священного Писания Нового Завета М. И. Богословский сказал следующую речь:

«Глубокоуважаемый Павел Александрович!

Двадцать пять лет тому назад, 5 ноября 1879 г. накануне дня своего ангела, Вы вступили на кафедру Ветхого Завета в родной вам Академии, и вот сегодня в день Вашего ангела, по счастливому и редкому совпадению, мы собрались поздравить Вас с исполнившимся двадцатипятилетием Вашей академической службы. Служба в Академии – своего рода подвижничество в сфере той или другой науки. Ваша наука, необыкновенно обширная по своему объему и весьма сложная по своим задачам, само собою, разумеется, требовала от Вас больших трудов, большого подвига; но и этого мало сказать. Вы, Павел Александрович, как я помню, заняли кафедру Ветхого Завета без особенной специальной подготовки.

В Ваше время на этой кафедре не было даже постоянного наставника, у которого Вы могли бы выслушать полный курс науки. Вам, поэтому, предстоял впереди усиленный, самый напряженный труд. И мы знаем, что Вы, занявши кафедру, для всестороннего и более глубокого изучения своего предмета, на первых же почти порах своей службы, несмотря на свои очень скудные средства, не раз предпринимали заграничные путешествия. Так в 1888, во время ваката, Вы путешествовали на Восток, где обозревали места библейских древностей и вместе с тем изучали еврейский язык. В следующие летние каникулы Вы совершили поездку в Германию, где слушали лекции по Священному Писанию известных своими экзегетическими трудами профессоров Берлинского и Лейпцигского университетов и, кроме того, занимались в Лейпцигской университетской библиотеке. Облекшись во всеоружии науки, Вы немало напечатали и издали в свет ученых исследований по своему предмету. Все ваши труды, несомненно, весьма ценны как по своей богатой эрудиции, так и по внешней обработке; но, по моему мнению, особенно ценен Ваш последний труд – «Общее историко-критическое введение в священные книги Ветхого Завета». Так я говорю потому, что у нас, с самого введения школьного образования и до последнего времени не было не только научного, но и сколько-нибудь удовлетворительного курса по ветхозаветной исагогике. Правда, в 70 г.г. прошедшего столетия в Киевской Академии была сделана попытка перевести на русский язык с обработкой, «Введение в Ветхозаветные книги» Кейля, но она не удалась, оказалась непосильной. Переводчики остановились на первых же страницах. Изданный Вами курс положительно составляет эпоху в истории русской ветхозаветной исагогики. По точности и обстоятельности изложения, особенно по богатому собранию исторического материала, он надолго будет одним из лучших руководств при изучении священных книг Ветхого Завета. С этим трудом навсегда будет связано Ваше имя, как первого составителя ветхозаветной исагогоки. Вы приступили теперь к печатанию частного введения в священные книги Ветхого Завета. Позвольте прибавить к этому еще одно пожелание. Наша Славянская Библия не только в отдельных местах, но и в целых книгах становится непонятной не только для простецов, но и для образованных и даже для ученых. Русский перевод Библии синодального издания мало помогает нам, и в этом понимании. Как бы, по этому, желательно и крайне необходимо иметь русский перевод Библия с греко-славянского текста. У Вас, Павел Александрович, есть солидная подготовка к этому делу, При знании, древних языков, при глубоком понимании духа Библии, Вы могли бы взяться за такой перевод, по крайней мере, положить начало ему. Вот пожелание, какое я хотел высказать Вам теперь.

Досточтимый Павел Александрович! академическая корпорация в настоящий день празднования двадцатипятилетия Вашей службы в Академии подносим, Вам образ Спасителя как знак глубокого уважения к Вам, к Вашим неутомимым трудам и в благословение на дальнейшие труды на пользу нашей дорогой Академии.

Облобызав святую икону, поднесенную о. инспектором Академии, протоиереем Н. П. Виноградовым, Павел Александрович ответил следующей речью:

«Ваше Преосвященство, и глубокочтимые сослуживцы!

Приношу глубочайшую благодарность Вам за настоящее корпоративное посещение и поднесенный ценный дар, а еще более благодарю за все то добро, которое было оказано Вами мне за минувшее двадцатипятилетие моей службы. Приношу за это добро благодарность и старшим меня и младшим сослуживцам: первым за то, что некогда (25 лет тому назад) избрали и приняли меня в свою семью, а затем «влекли меня узами любви», по выражению пророка, своими советами, наставлениями, указаниями и предостережениями во все двадцатипятилетие, – вторым за всегдашнее доброе товарищеское отношение ко мне, поддерживавшее во мне своей энергичностью и живостью и во мне живость и бодрость в работах, оживлявшее и «молодившее» меня в часы скорби и уныния. Пользуюсь настоящим случаем принести благодарность досточтимым членам академического совета, относившимся родственно-снисходительно к моим трудам и поощрявшим их учено-богословскими степенями, с кандидатства до докторства, служебными повышениями, и неоднократно Макарьевскими премиями. За все это теперь приношу глубокий поклон.

Что касается моих трудов, то большой цены им не могу придать. В извинение – же считаю нужным напомнить, что на академическую кафедру я поступил почти с семинарской лишь подготовкой. Старшие меня помнят, что предшественник мой, преосвященный Тихон, перед поступлением моим в студенты, перешел в Самарскую семинарию; на его место был оставлен только, что окончивший Академию Орест Александрович Резанов, начавший чтение лекций уже после святок, немного почитавший и на втором курсе, а в начале 3-го нашего курса умерший. После того кафедра Ветхого Завета оставалась незанятой, в виду заявления, а потом, отказа А. А. Олесницкого. Понятно, что с такой подготовкой трудно, было ориентироваться в обширном предмете при чтении лекций. Помогала лишь схема их, установленная Михаилом Ивановичем для Новозаветного Введения. А затем потребовались изготовление магистерской и докторской диссертации. Все это – труды спешные. Причина появления моего «Введения», – воспоминание о том, как сам некогда «ощупью бродил» в науке и желание других избавить от подобного брожения и блуждания. Так и понято было мое намерение и значение «Введения» в других академиях. И я был бы очень счастлив, если бы Господь помог при жизни издать и с той же целью уже начатое печатанием «Частного Ведения». О какой-нибудь особой серьезности и научности я и не помышлял при этом. Пусть уже приемники сделают это. А равно и во всех печатных трудах делал лишь то, что и как можно было мне делать при своих силах и подготовке. Большего сказать о них не могу. От предложения Михаила Ивановича не отказываюсь, но сначала нужно закончить начатое Введение и запастись лекциями вместо печатаемых по Введению.

Считаю в заключение долгом принести благодарность всей корпорации, в особенности теми из своих старших сослуживцев, коим наиболее всех обязан присутствием в академической семье – маститому старцу, бывшему о. ректору, своему истинному ментору Михаилу Ивановичу и Евфимию Александровичу, избравшим меня на академическую кафедру, и во все последующее время вспомоществовавших мне. Приношу благодарность и инициаторам настоящего собрания Преосвященному ректору и о. инспектору. Еще раз позвольте всех благодарить и по русскому обычаю, облобызать».

После речи юбиляра, Преосвященный Ректор Академии, благословивши его поднесенной иконой Павла Исповедника, сказал следующее:

«Глубокочтимый наставник и сослуживец Павел Александрович!

Еще в духовном училище на уроках катехизиса внушали нам, с каким настроением мы должны приступать и изучать Слово Божие. Но только в Академии увидели живой образ именно такого отношения к Слову Божию, какое рекомендуется начатками христианского учения и какое, во всяком случае, желательно во всех, изучающих всякую книгу Словес Божиих.

12 сентября 1883 года (год моего поступления в Академию) рано утром я прибыл в Казань и тотчас отправился на лекции. Первую лекцию академическую судил мне Бог выслушать мне, Павел Александрович, Вашу. Вы читали о вещественных памятниках, как средствах сохранения в народной памяти преданий о священных лицах и событиях. Лекция произвела на меня глубокое впечатление и до сих пор она сохранилась в моей памяти. Но что особенно поразило меня и потом всегда поражало на всех Ваших чтениях по Священному Писанию Ветхого Завета, так это в высшей степени строго благоговейное и смиренное отношение Ваше к предмету Вашей науки, к Слову Божию. Тут мне вспомнились уроки катехизиса, и в Вас я увидел именно живой образ благоговейно-смиренного отношения к Откровенному учению. Так вот где, решил я тогда в своем уме, кроется причина таких обширных и глубоких знаний профессора. Для Вас, Павел Александрович, для Вашего смиренно-благоговейного духа доступнее и понятнее страницы св. Библии, чем для всех тех богословов, которые привыкли ко всем и ко всему относиться свысока, даже и к этой Священной Книге. С тех пор и я, многогреховный, полюбил эту книгу и стал ее читать, молясь, плача и лобызая. И теперь сердечно спасибо за все сие говорит Вам Ваш бывший ученик.

Вчера (5 ноября) исполнилось 25 лет Вашего усердного служения Академии. Да подаст Вам Господь и еще много лет также усердно послужить ей, послужить слову благодати, вразумлению и живому наставлению учащегося юношества, что только благоговейно-смиренное отношение к Слову Божию награждается и благословляется широким и глубоким, познанием его.

Эту святую икону Павла Исповедника, Вашего Ангела, примите от бывшего вашего благодарного ученика, как знак самого глубокого сердечного уважения».

Отвечая на речь Преосвященного Ректора, Павел Александрович сказал:

«Самому мне не видно того, о чем Вы говорите; а если что-нибудь подобное и видится во мне, то этим я обязан тому лицу, портрет которого здесь вот висит, моему отцу, к коему за духовными советами народ сходился не десятками, не сотнями, а тысячами было чего дослушать и чему поучиться... А я ведь видел его, в ежедневной святой жизни. Для меня «Жития Святых» были не холодной отвлеченной повестью о когда-то живших (а может быть и не живших!) лицах, а живой повестью о живом, близком мне человеке. Не заимствовать чем-либо от такого яркого светильника, думаю, было бы для меня не только ненормально, а противоестественно. Дай, Бог, чтобы в духовных академиях не гасло подобное настроение!»

За трапезой, предложенной юбиляром корпорации, были произнесены речи профессоров А. А. Царевским, А. В. Поповым и М. А. Машановым. Первый живо и остроумно очертил Павла Александровича как добродушнейшего сослуживца и симпатичного члена академической семьи, второй рассказал несколько эпизодов из студенческой жизни юбиляра. М. А. Машанов отметил ту громадную пользу, какую приносит Павел Александрович своим глубоким знанием Священного Писания, тонким основательным истолкованием его подлинного смысла при переводе священных книг и текстов на инородческие языки. Студенты через особую депутацию, состоящую из представителей всех курсов, приветствовали своего профессора в знаменательный день его двадцатипятилетней службы. Одним из депутатов была оказана одушевленная речь.