Воспоминание об о. Евгение Снесареве

(Письмо к редактору «Брат. Слова»)

Многие из священников и мирян спрашивают меня, как нужно действовать на раскол, чтобы успешнее достигнуть его ослабления. Неоднократно случалось и вам предлагать мне этот вопрос. Вместо ответа я решился описать вам жизнь одного из моих друзей, бывшего наилучшим против раскола деятелем, покойного отца Евгения Петровича Снесарева, священника Камышевской станицы в Донской епархии. Разумеется, его деятельность против раскола была деятельность частного лица, и может быть примером только для частных лиц, находящихся в подобном же положении.

Познакомился я с о. Евгением во время моего путешествия по Донской епархии в 1873 году. Тогда высокопреосвященнейший Платон архиепископ Донской и Новочеркасский (ныне митрополит Киевский), по случаю моего приезда, разослал ко всем священникам Донской епархии, где только есть раскол, распоряжение, чтобы приняли меня и содействовали мне в открытии бесед со старообрядцами. С признательностью скажу теперь, что вниманием ко мне всех священников Донской епархии и их готовностью помогать мне в моих собеседованиях с старообрядцами я был вполне доволен и всегда вспоминаю об них с утешением. Из них были и такие, что не только вследствие предписаний владыки Платона добросовестно и тщательно исполнили свою обязанность споспешествовать мне в собеседованиях со старообрядцами, но и по собственному расположению и призванию прилагали великое усердие сделать что-либо для вразумления старообрядцев и ослабления раскола на Дону. И после моего отъезда они остались полезными деятелями против раскола; от нас, из Братства, они выписывали книги, чтобы и самим приобрести нужные сведения для борьбы с расколом и распространять их среди своих прихожан, а некоторые благочинные, как напр. достопочтенный о. Павел Федоров, священник Верхнеостровской станицы, распространяли книги и по своим благочинническим округам.

Воспоминаемый мною о. Евгений Снесарев был первым из таковых усердных деятелей против раскола. Он не только споспешествовал мне неоднократно устроить беседу в своей Камышевской станице, но и убедил меня ехать на его лошадях в принадлежавший к его приходу хутор Лозной, отстоящий от станицы Камышевской верст на десять, чтобы и там устроить собеседование с старообрядцами. О. Евгений, познакомившись со мною, принялся за дело обращения старообрядцев всей душой. Он меня расспрашивал, как удобнее действовать на обращение старообрядцев, да и сам увидал из моих с ними собеседований, что всего сильнее можно действовать на них свидетельствами от старопечатных книг, которым они по преимуществу доверяют (я и с собой всегда возил старопечатные книги, и из них доказывал неправду раскола). О. Евгений постарался потом, чрез мое посредство, приобрести нужные для собеседований со старообрядцами старопечатные книги: два Потребника старопечатные разных выходов, для показания находящихся в самых старопечатных книгах различий в совершении таинств, Кормчую, Маргарит, Кириллову книгу, Книгу о вере, Большой и Малый Катихизисы. Он изучил внимательно и приемы, как вести собеседования с старообрядцами, особенно старался, чтобы беседовать с ними в духе кротости, избегать укорительных слов, не оскорблять их религиозные чувства и тем не отталкивать их от собеседования; этому помогала и естественная его кротость. Действительно, от кроткого собеседования с о. Евгением трудно было отказаться и уклончивому, нерасположенному к беседе старообрядцу. Когда на призыв о. Евгения побеседовать о вере старообрядец, уклоняясь, говорил ему: что нам с вами, отец, о вере беседовать! он отвечал, с любовью: «да о чем же нам о другом и беседовать, как не о том, как душу спасти? А ты знаешь, что без правой веры душу спасти невозможно». Если старообрядец опять уклонялся под разными предлогами, о. Евгений, убеждая его, говорил: «когда ты уверен в своей правоте и поэтому для себя не имеешь нужды со мною беседовать, то ты обязан для моей души со мною побеседовать, вразумить меня, в чем я недоумею». Старообрядец, разумеется, отвечал: где нам вас вразумить! Тогда о. Евгений говорил ему: «Ужели ты думаешь, что только в тебе душа, а у меня и души нет, и потому и заботиться о душе нечего? Нет, и я о своей душе забочусь, как спастись. Посему тебе и необходимо нужно разъяснить мне свои убеждения». Старообрядец замечал: вы, отец, не послушаете нас! – «Почему же не послушать, отвечал ему о. Евгений, если ты докажешь вполне вашу правоту?». И так каждого старообрядца вызывал он на беседу. А особенно тем располагал он старообрядцев охотно беседовать с ним, что был ко всем кроток, всем хотел добра: к нему каждый, и церковный и старообрядец , шел посоветоваться, в чем имел нужду, особенно о семейных своих обстоятельствах, и он каждому старался от души дать полезный совет.

Когда о. Евгений поступил в Камышевскую станицу во священника, в ней почти наполовину было старообрядцев, да и православные были заражены духом раскола. Сам о. Евгений вот что рассказывал мне о православных своего села, как они были заражены духом раскола: «Когда я поступил в эту станицу во священника, на первый год пред наступлением праздника Пасхи мне стали говорить прихожане: мы тебя просим, батюшка, чтобы на праздник вокруг церкви ходить по солнцу, – у нас все прежде вас бывшие священники в этом нас уважали, ходили по солнцу; а ежели вы пойдете против солнца вокруг церкви, то знайте, что пойдете одни, а народ за вами не последует: вы о том подумайте! Действительно, говорил о. Евгений, я позадумался,– позадуматься о том меня особенно заставил горький случай в станице Верхнечирской¹⁰⁸. Я стал просить Бога, чтобы меня вразумил, как мне поступить. Пришла великая суббота, нужно было идти с плащаницей вокруг церкви: я пошел по солнцу. Прихожане мои были весьма рады, – говорили: вот, новый священник послушался нас, пошел по-старому! Когда же пришла светлая утреня Пасхи, я пошел вокруг церкви на правую сторону, против солнца. Прихожане мои, видев что я в субботу великую, согласно их желанию, ходил по солнцу, недоумевали, однако не отважились противиться мне, – пошли за мной на правую сторону, против солнца. Как только отошла утреня, приступили они ко мне и стали говорить: Мы, батюшка, просили вас вокруг церкви ходить по солнцу, и вы уважили нас, – в великую субботу с плащаницею ходили по солнцу, а почему же ныне пред утреней с крестным ходом вокруг церкви не пошли, как вчера, а против солнца? Этим вы, батюшка, нас оскорбили. Я ответил им: Братие, по уставу св. церкви с крестным ходом повелено идти так же, как кадится св. престол, то есть в правую сторону, потому что правая сторона честнее левой; вы и сами предпочитаете правую сторону левой, когда на себе полагаете крестное знамение правою рукою, а не левою. В великую же субботу в крестный ход я пошел на левую сторону только из уважения к вашей просьбе, не полагая в том великой вины. А нужно следовать уставу св. церкви. И мои прихожане помалу совершенно вразумились в том, чтобы не противиться определению св. церкви.

Достойно примечания, что неподалеку от Камышевской станицы, верстах в восьми, находится станица Верхнекаргальская, в которой есть церковь единоверческая и при ней единоверческий священник, а старообрядцы Камышевской станицы, когда убеждались присоединиться ко св. церкви, не ходили присоединяться в Верхнекаргальскую станицу в единоверческую церковь, но все присоединялись у о. Евгения. Даже старообрядцы из хутора Лозного, который отстоял от станицы Верхнекаргальской на столько же, насколько отстоял от станицы Камышевской, все ходили присоединяться в станицу Камышевскую к о. Евгению, а не в Верхнекаргальскую единоверческую церковь. Причиною было то, что о. Евгений в своих церковных служениях никогда не подавал старообрядцам ни малейшего соблазна, или чем мог бы отвратить их от церкви православной. Молился он так, что мог подать пример каждому старообрядцу: истово полагал крестное знамение на главу и на живот, и на правое и левое плечо, потом с благоговением кланялся низко. В церкви за службой у него все кафизмы вычитывались сполна, чтецам он не позволял делать пропуски, чтение и пение было умеренное, – не спешное и не весьма растяженное; все совершалось с большим благоговением. Напевов музыкальных, нелюбимых старообрядцами, он совсем не дозволял у себя в церкви, так что службой, совершаемой о. Евгением, каждый старообрядец утешался. Однажды я шел из церкви Камышевской от службы, и одна старушка из хутора Лозного, присоединившаяся из старообрядчества, спросила меня: батюшка, я хожу на службу к о. Евгению, а не в Каргальскую единоверческую церковь: хорошо ли это я делаю ? Я спросил старушку: а почему ты ходишь к о. Евгению, а не в Каргальскую единоверческую церковь? Она ответила: у отца-то Евгения служба больно хороша, все весьма чинно, да со страхом Божиим. Я ответил ей: ходи, ходи, старушка, не сомневайся: все одна церковь Божия. Старушка еще спросила меня: батюшка, в единоверческой церкви, когда кого причащают, каждому причастнику особо поют: тело Христово приимите, а здесь обще, сколько за стихом причастятся: которое лучше? Я ответил: и у нас, единоверцев, не поют на одно лице тело Христово приими, но также во множественном: тело Христово приимите и бессмертного источника вкусите; потому если и по нескольку человек за каждым стихом причащаются, ничего предосудительного в том нет. Старушка поклонилась и сказала: теперь я поняла, батюшка, что это все одно.

Не без удивления и то: о. Евгений присоединил из раскола к св. церкви до трех сот душ и еще более утвердил колеблющихся в православии; но при таком поражении им раскола, старообрядцы не только не имели против него какой-либо вражды, но и любили его. В пример того, как расположены были к нему прихожане, не только православные, но и старообрядцы, о. Евгений как-то рассказал мне вот что. Здесь, говорил он, есть обычай, когда занимающиеся хлебопашеством казаки несколько помолотят хлеба, тогда священники ходят по дворам просить «новинки», т.е. новоуродившегося хлеба. Когда я сначала своего поступления в Камышевскую станицу пошел посбирать «новинки», старообрядцы иные ничего не дали, говоря: мы к вам не принадлежим! а некоторые дали по чашечке: с горсть, чтобы только отвязаться. А ныне, говорил о. Евгений, если которого бедного обойду из жалости, православного или старообрядца, то он меня догонит, сделает с любовью выговор: что ты, батюшка, меня обошел? неужели я не смогу дать тебе меру или ведро пшеницы? О. Евгений сказывал еще, что он со своими прихожанами за исправление треб никогда не торговался. Он говорил: я приметил, что если за исправление треб что-нибудь не доплатит один, то переплатит другой. И он при всей своей нетребовательности к прихожанам, жил нескудно, выстроил себе порядочный домик.

Когда о. Евгений увидел, что на хуторе Лозном его прихода уже достаточное число присоединилось к св. церкви, то для удобнейшего обращения прочих ходатайствовал пред епархиальным начальством разрешить построить на хуторе единоверческую церковь, и одного из присоединившихся, по имени Феодора Орехова, просил поставить к ней во священника. Его прошение епархиальное начальство исполнило, и с помощью о. Евгения в хуторе Лозном построена единоверческая церковь во имя верховных апостолов Петра и Павла. В эту церковь я послал точный список, в настоящую меру, чудотворной иконы Пр. Богородицы Тихвинской. А в этом хуторе прежде не было никого православного.

Отец Евгений, еще будучи не старых лет, скончался в 1882 году 19-го сентября. Заболел он опасно, исповедался, приобщился Св. Таин и пособоровался, – совсем приготовился к кончине; но потом, по милости Божией, выздоровел. Поправившись силами, в недельный день, отслужил он св. литургию и после литургии поехал в соседнюю Мариинскую станицу, отстоящую от Камышевской верст на семь, к другу своему, священнику той станицы, о. Гавриилу Попову, – они были единомысленны и сообща действовали против раскола. Любезно побеседовал о. Евгений с о. Гавриилом, потом после трапезы лег немного отдохнуть – и почил о Господе вечным сном...

Когда я был уведомлен о смерти о. Евгения, то сказал: потрудившемуся на пользу св. церкви обращением многих бывших далече от нее, рабу твоему иерею Евгению вечный покой подаждь, Господи, и сотвори ему вечную память!

И если бы в среде православного духовенства являлось поболее таких деятелей, каков был покойный о. Евгений, раскол уменьшился бы весьма значительно. Умножи, Господи, таковых делателей для пользы святой Твоей церкви!