Юридическое и каноническое значение религиозного элемента в раскольничьем браке
(По поводу статьи Проф. И. Бердникова: Заметка о раскольническом браке. Правосл. Собеседник 1895 г. Октябрь).
В брацех не токмо повеленнаго, но и благолепное взыскаем (Кормч. кн. гл. 48, грань 7, 16).
В наше время, конечно, нет нужды выяснять, что одна из задач юриспруденции, или науки права, состоит в логическом анализе действующего законодательства, в выяснении и определении его юридической материи с целью подведения ее обобщающей деятельностью разума под общие логические схемы, или понятия. Глубокая важность этой научной деятельности общепризнана и даже официально возложена на юридические учебные учреждения. Занимается этим делом и свободная литература. В массе текущего законодательства при свете этой деятельности разрешаются, например, следующие вопросы: как относится новый закон к прежним? Отменяет их, или только дополняет, или на ряду с ними установляет нечто, элементарно новое? Если оказывается последнее, то юристу предлежит еще дальнейшая работа – решить вопросы не влечет ли за собой привнесение этого элементарно нового закона в действующее право какой–либо дисгармонии, или не требует ли каких–либо еще новых узаконений для обеспечения благотворного воздействия на жизнь этого вновь установленного закона.
Не иное что, как только попытку осветить значение закона 1874 г. 19 Апр. в системе нашего права, преимущественно церковного мы поставили своей задачей в статье: Что такое раскольничий брак? (Богослов. Вестн. 1895 г. Февраль–Март).
Значение этого закона раскрыто было нами в следующих положениях.
До издания этого закона раскольничьи подобобрачные союзы рассматривались нашим гражданским законодательством как любодеяния: лица, состоящие в этих союзах или связях, не почитались мужем или женой; дети, рожденные от таких связей, не почитались законными.
Законом 19 Апр. 1874 г. установлен гражданско–полицейский акт для узаконения раскольничьих подобобрачных сожитий. Юридическое значение этого акта состоит в том, что посредством его каждое подобобрачное сожитие раскольнической пары – не зависимо от того к какой секте эта пара принадлежит, признает ли брак союзом святым, честным и нерасторжимым – приобретало с момента совершения этого акта права законного в гражданском смысле брака, или проще переходило из незаконного отношения в законное – в гражданский брак.
Кроме того, как по смыслу закона 19 Апр. 1874, так и по силе решения кассац. департ. Правит. Сената по делу о двоеженстве А. Парфенова, гражданскому раскольническому браку принадлежит также и свойство нерасторжимости на равных основаниях с браком церковным, так что, например, такой гражданский супруг, при жизни своей супруги вступивший в другой брак, хотя бы и церковный, становится виновным в двоеженстве и подлежит наказанию, за оное установленному.
Такова первая половина нашей статьи, дающая ответ на вопрос – что есть раскольничий брак установляемый законом 1874 г. с гражданской точки зрения? Он есть – ответили мы – брак законный, но не церковный, а гражданский.
Вторая половина нашей статьи посвящена решению вопроса: что есть этот узаконенный раскольничий брак с церковной точки зрения? Каково нравственное его достоинство? При решении этого вопроса мы руководились следующими соображениями:
1) Решение вопроса о нравственном достоинстве раскольничьего брака должно основываться на источниках канонических и на современной церковной практике.
2) Когда обращается к православной церкви один из супругов, состоящих в граждански–законном (на основании закона 1874 г.) браке, то ни о каком способе церковного освящения этого гражданского брака и речи быть не может: ибо другой супруг еще остается в расколе.
3) Когда же оба раскольники – супруги, состоящие в браке, записанном в полицейскую метрическую книгу, присоединяются к православной церкви, то вопрос о способе освящения их брака может быть решаем не одинаково, а именно: во 1–х или: а) по строгой точности канонического права, или же б) снисходительно. Рассуждая строго канонически, каждый раскольничий брак, как не имеющий церковного освящения, должен получить оное через совершение полного церковного венчания. Но каноническое право и современная церковная практика допускают и снисходительное к немощной совести обращающихся отношение. В этом случае допустимо следующее разнообразие в способах действования церкви:
1) Браки раскольников, венчанные по чину древне–православному в раскольнических часовнях, могут быть оставляемы в полной силе без совершения над ними какого–либо священнодействия.
2) Браки беспоповцев независимо от того вписаны или не вписаны они в полицейскую метрическую книгу должны быть венчаны или полным чином (браки федосеевцев) или каким–либо сокращенным (браки поморцев) – навершением.
3) Если обращающиеся к церкви оба супруга из бесповщинского толка не пожелают освятить своего брака, записанного в метрическую полицейскую книгу: то церковь должна отнестись к их браку, только как по терпимому гражданским законом сожитию и отнюдь не удостаивать мужа, состоящего в таком сожитии, какой–либо священной степени.
Такова общая схема нашей статьи, или тезисы в ней рассматриваемые.
Они явились у нас результатом довольно внимательного и усиленного анализа текста рассматриваемого закона, мнений высказанных в судебных речах по поводу процесса Парфенова и компетентных толкований этого закона, уже изданных в печати.
Не претендуя на научную основательность аргументации этих тезисов (ибо мы писали не ученую диссертацию, а только журнальную статью) мы однако же считали себя вправе приписывать им ясность, точность и строгую логическую последовательность и на этом основании утешали себя надеждой, что наша статья принесет некоторую пользу нашим читателям и может быть обратит на себя благосклонное внимание даже лиц компетентных в решении юридических вопросов.
К нашему удовольствию оправдалась и эта последняя надежда. Проф. Каз. Дух. Академии и Казан. Университета И. С. Бердников посвятил разбору нашей статьи свою статью, по объему не меньшую нашей, хотя и под весьма скромным заглавием: Заметка о раскольничьем браке.
Почтенный профессор отнесся весьма внимательно к нашей статье, он почти шаг за шагом следит за течением наших мыслей и высказывает свои замечания и суждения.
Почитаем приятным для себя долгом выразить ему глубокую признательность за такое лестное внимание. Но еще более благодарны за то, что, воспользовавшись нашей статьей, почтенный профессор взял на себя не малый труд весьма усиленно аргументировать свои воззрения по данному вопросу, хотя и несогласные с нашими воззрениями.
В вопросах права истина и ясность ее выражения должны стоять на первом плане: ибо – это вопросы жизни, а не теории, тем более в вопросах церковного права. Посему, при обмене мнениями по сим вопросам, не столько важны и интересны личные отношения и положения противников в разных перипетиях их полемики, сколько сами мнения ими защищаемые.
Во имя этого научного интереса, занимающего нас вопроса мы должны прежде всего сказать, что статья г. Бердникова весьма много проигрывает вследствие того, что она – полемическая: автор задался целью разбить своего противника... и – без сомнений сказать – разбил, но разбив лично нас, почти не коснулся наших тезисов и, увлекшись наступлением, не обеспечил для себя отступления.
Полемическая форма статьи г. Бердникова много проигрывает уже от того, что лишена логической стройности: разложить ее на тезисы, как мы разложили свою статью, нельзя; нельзя точно также кратко и связно передать ее содержание: ибо в ней нет плана. В виду этого мы вынуждены из статьи его сами против себя извлекать и группировать боевые снаряды и потом уже отражать их.
Принимаемся за это не легкое дело.
Наиболее сильное нападение со стороны г. Бердникова сделано на защищаемое нами положение, что раскольничий брак, установленный законом 19 апр. 1874 г. есть чисто гражданский брак, а не церковный, не вероисповедной. Вопреки нам г. Бердников старается убедить читателей, что раскольничий брак – нечто более важное, чем гражданский брак, что он – вероисповедной брак.
Прежде чем приступить к рассмотрению аргументации г. Бердникова, посчитаем необходимым указать на то, что мысль о гражданской природе, устанавливаемой законом 1874 г. формы раскольничьего брака – вовсе не наша мысль: ее ранее нас высказали такие авторитетные юристы, как К. П. Победоносцев, профессор Н. С. Суворов и, как это ни неожиданно – И. С. Бердников.
Что касается взгляда К. П. Победоносцева, то мы уже изложили его в своей предыдущей статье, посему здесь не будем его повторять.
Профессор Н. С. Суворов в курсе церковного права высказался следующим образом: «Форма заключения брака, введенная законом 19 апр. 1874 г. для раскольников есть тот же самый институт, который на западе называется гражданским браком, но с тем отличием от этого последнего, что западно–европейский способ заключения гражданского брака заключается в соблюдении известной церемониальности: в объявлении нуптуриентами взаимного согласия, в вопросах государственного чиновника и в ответах на них со стороны жениха и невесты, в чтении документов и законов относящихся к браку, в провозглашении супругами во имя закона, причем наконец производится регистрация брака т. е. внесение его в брачный реестр или в метрическую книгу; русский же способ заключения гражданского брака, введенный для раскольников, ограничивается только и исключительно регистрацией. Закон 19 апр. 1874 по буквальному его смыслу издан только для раскольников, но последовательность требует, чтобы он был распространен на всех тех диссидентов, которые не принадлежат ни к господствующей церкви, ни к какому–либо из признанных в государстве вероисповеданий, и поэтому не могут заключить законного брака в религиозной форме, ни в православной церкви, к которой они не принадлежат, ни в своей секте, которая не имеет от государства официального признания в качестве особого вероисповедания с официально признанным духовенством и со своими метрическими книгами»1.
Профессор Бердников в своей актовой речи, произнесенной в торжественном собрании Казанского университета 1887 года, высказался следующим образом: «Закон о метрической записи раскольнических браков есть опыт применения у нас гражданского брака, вызванный действительной потребностью жизни. Как на замечательную особенность этого закона, сравнительно с постановлениями о гражданском браке западно–европейских государств, можно указать на то, что наше государство не вмешивается прямо в обряд заключения брака, не берет на себя права прямо и явственно объявлять записывающихся в метрическую книгу супругами, а только удостоверяется в заключении брака, заносит его в свой документ и этим сообщает ему законную силу. И здесь в законе о браке раскольническом наше правительство, к чести его, все еще не отвергло прямо, хотя бы для известной части населения, общее начало действующее в нашем законодательстве, что бракосочетание должно совершаться по религиозным обрядам2.
В конце той же речи проф. И. Бердников высказывается по данному вопросу еще решительнее: «Под общий закон о религиозной форме бракосочетания – читаем здесь – не подходят только наши диссиденты раскольники. В недавнее время им дана возможность заключать законные браки под ведением и при участии полиции. Это есть своего рода опыт применения к быту нашего народа гражданской формы брака, вызванный действительной жизненной потребностью. Этим правилом может руководствоваться наше государево и по отношению к другим диссидентам, не имеющим прочной организации вероисповедной общины, признанной государством. И оно склонно им руководствоваться, как показывает закон 27 мая 1879 г. о предоставлении местным гражданским властям вести метрические записи браков у баптистов»3.
Как видно отсюда, мы не сказали ничего нового, утверждая в своей статье, что раскольничий брак, установленный законом 1874 г. есть брак чисто гражданский. Этот взгляд давно уже был высказан и – между прочим – проф. Бердниковым. Из сего следует, что, нападая и разбивая в настоящем году нас, проф. Бердников прежде всего напал и разбил самого себя.
Вследствие каких же причин, или точнее на каком же основании проф. Бердников отрекся от своего мнения, торжественно высказанного в актовой речи в 1887 году?
Разрешение этого вопроса дается по–видимому самой его статьей, теперь рассматриваемой, а именно: Проф. Бердников слишком увлекся прекрасной речью Г. Кони. На стр. 201. Г. Бердников говорит следующее: «Обер–Прокурор кассационного департамента Прав. Сената г. Кони в своей речи припоминает мотивы, которыми руководствовался законодатель при составлении этой статьи, мотивы прекрасно выясняющие значение ее. При обсуждении проекта закона 19 Апр. 1874 г. – говорит г. Кони – было высказано, что установление брака исключительно гражданского не соответствовало бы духу нашего законодательства, которое всегда признавало брачный союз союзом по преимуществу духовным, распространяя силу этого основного правила на всех вообще подданных империи. Поэтому, если обрядам раскольников и не может быть присвоено одинаковое значение с обрядами не только православной церкви, но и других признанных в государстве вероисповеданий, а потому необходимо требовать для узаконения раскольничьих браков соблюдения особой формальности, имеющей вид гражданского акта; то по весьма важным нравственным уважениям нельзя считать желательным, чтобы раскольники ограничивались при вступлении в брак, исполнением лишь означенной формальности без какого–либо духовного обряда и низводили таким образом брачный союз свой до значения простого контракта, требующего лишь явки в полицию и проч.»
Приведя эти слова, проф. Бердников высказал от себя следующее: «Мы увидим далее, что наш гражданский закон всегда признавал значение за раскольническими обрядами бракосочетания в большей или меньшей степени. Естественно, что он держался этой же точки зрения при издании закона 19 Апр. 1874 г. Тем более естественно (?) это воззрение после закона 3 Мая 1883 г. когда раскольники перестали быть перед законом гражданским только «отраслью господствующего вероисповедания, хотя и поврежденной», когда они (за исключением некоторых крайних сект) приобрели себе свободу религиозного мнения и совершения богослужения не только в домах, но и в часовнях, и на могилах умерших и таким образом получили значение, если не публичной корпорации (?), каковы все признанные вероисповедания в России, то по крайней мере корпорации частного характера (Уст. о пред. и пресеч. прест. 1890, ст. 45–64). Таким образом раскольничий брак, вносимый в метрическую книгу по правилам закона 19 Апр. 1874 г. есть «не чисто или безусловно гражданский брак», но со значительной примесью религиозно–бытовых элементов. Он есть брак, заключаемый в бытовом смысле (?) посредством известных религиозных обрядов, соблюдаемых той или другой раскольнической сектой и узаконяемый в гражданском отношении посредством внесения его в особо установленную для этого метрическую книгу»4.
Если теперь сравнить воззрения проф. Бердникова на раскольничий брак, высказанные им в 1887 году с воззрениями его же, высказанными в 1895 году под влиянием речи г. Кони, то получится следующая параллель:
Проф. Бердников 1887 г. «Это (т. е. раскольничий брак по закону 19 апр. 1874 г.) есть своего рода опыт применения к быту нашего народа гражданской формы брака». | Проф. Бердников 1895 г. «Таким образом раскольничий брак, вносимый в метрическую книгу по правилам закона 19 Апр. 1874 г. есть «не чисто или безусловно гражданский брак, но со значительной примесью религиозно–бытовых элементов». |
А если для большей ясности выразить эти два воззрения в параллельной математической формуле, то получится следующее:
2 х 2 = 4 | 2 х 2 = 4¼ |
Как правильное математическое мышление, утверждает, что 2 х 2 всегда дают произведение 4 ровно, посему нельзя даже сказать, что 4 – или 4 +, несмотря на изменения мест и времен, так точно и правильное юридическое мышление различает две формы заключения брака: религиозную и гражданскую, ту и другую без всякой примеси, хотя бы в «бытовом смысле» они действительно соединялись с разными примесями – со своего рода плюсами и минусами. Так, например, для православных подданных русского государства юридическое значение имеет исключительно церковная форма заключения брака: в народном же православном быту церковный обряд совершения брака обставляется разными предваряющими и последующими бытовыми обрядностями. Наш гражданский закон не придает однако же никакого юридического значения этим бытовым обрядностям, хотя отнюдь не запрещает их. По логике проф. Бердникова выходит, что и наш церковный брак «не есть чисто и безусловно церковный, но с примесью бытовых элементов. Но кто же согласится с такой логикой?!
И наоборот, у нас «к чести нашего правительства» нет ни одного гражданского присутственного места, в котором бы не находилось на почетном месте православной иконы и истцу и ответчику по чисто гражданским делам отнюдь не возбраняется, входя в суд, выразить религиозное почтение этой православной святыне; многие наши чисто гражданские акты предваряются присягой, совершаемой в суде православным священником; далее, отнюдь не возбраняется нашими законами в некоторые документы чисто гражданского свойства (например, духовное завещание) вводить религиозные элементы: что же? Следует ли отсюда, что у нас нет чисто гражданских учреждений и документов, а есть не чисто гражданские, но с примесью? Утверждать это, значит утверждать нечто неслыханное и странное.
О форме раскольничьего брака по закону 1874 г. следует сказать, что она гражданская по преимуществу. В самом деле представьте например, следующий опыт применения его в волостном правлении: в волостное правление входит кучка раскольников с требованием «удостоверить по закону 1874 г. брак» (или точнее выражаясь: узаконить фактически существующее подобобрачное сожитие такой–то пары); в волостном правлении есть, конечно, православная икона; вошедшие раскольники не обратят на нее никакого внимания, а если старшина или писарь, приступая к совершению требуемого раскольниками гражданского акта, сотворят, по русскому обычаю, крестное знамение православным перстосложением, то можно ручаться, что присутствующее при этом раскольники крайне вознегодуют за эту религиозную примесь в чисто гражданский акт. Да, «в раскольнике – по меткому выражению К. П. Победоносцева – качество гражданина относительно государства совершенно и вполне разобщено с качеством члена известной церкви: перед лицом государства раскольник представляется гражданином только в тех чертах, которые не касаются церкви»5.
В виду такой резкой, фанатической религиозно–бытовой изолированности раскольников для урегулирования подобобрачных их сожитий и для дарования гражданских прав детям, рождающимся от таких сожитий правительством нашим в 1874 г. и предпринят «опыт применения к быту нашего народа гражданской формы брака» (Слова проф. Бердникова 1887 г.). Характерные черты этой русской формы гражданского брака для раскольников изображаются в курсе церковного права проф. Бердникова 1888 года следующим образом: «Метрическая запись брака служит основанием его законной силы... Исполнение же соблюдаемых между раскольниками брачных обрядов, предшествовавших записи брака, не подлежит ведению полицейских чинов, ведущих метрическую запись». От раскольнического брака, вносимого в метрическую книгу, требуется, чтобы он был заключен с соблюдением всех условий, которые обозначены в своде гражданских законов в ст. 3, 4, 5, 12, 20, 21 и 23, именно, чтобы он был заключен в законных летах, в здравом уме, с взаимного согласия жениха и невесты и проч.
«Порядок записи брака в метрическую книгу следующий. Раскольник, желающий, чтобы его брак был записан в метрическую книгу, должен уведомить об этом письменно или словесно полицейское, или волостное правление, смотря по месту своего пребывания, с означением имени, прозвания и состояния обоих супругов. Полицейское или волостное управление составляет объявление по такому уведомлению и выставляется оно в течение седьми дней на видном месте при дверях управления. Это делается с той целью, чтобы все знающие о препятствиях к записи объявленного брака в метрическую книгу давали знать о том полицейскому или волостному начальству на письме или на словах. Независимо от выставки объявления полицейское или волостное управление вносит заявление о желании записать брак в назначенную для сего книгу; туда же записывает и письменное или словесное заявление о препятствиях к записи в метрическую книгу объявленного брака. Очевидно, что это объявление о браке, предположенном к внесению в метрическую книгу с целью вызвать заявления о препятствиях к тому, если бы оказались, соответствует так называемому обыску (и оглашению – следовало бы, по–видимому, прибавить?), производящемуся при совершении православных браков, а книга для записей этих объявлений и заявлений –обыскной книге).
«Метрические книги о браке раскольников ведутся в городах и уездах местными полицейскими управлениями, а в столицах участковыми, и частными приставами. Заготовляются они (т. е. книги) губернскими правлениями, а в С.–Петербурге и других градоначальствах управлениями градоначальников».
«Дела о расторжении браков раскольнических и о признании их недействительными, а также о правах, вытекающих из браков, подлежать суду гражданскому. Они производятся в окружных судах по общим правилам гражданского судопроизводства»6.
Вот особенности русской формы гражданского брака! Если мы поставим теперь вопрос: придается ли этой формой какое–либо юридическое значение религиозным обрядам при совершении брака, то должны будем ответить: никакого7! «Основанием законной силы брака здесь служит метрическая запись; исполнение же соблюдаемых между раскольниками брачных обрядов не подлежит ведению полицейских чинов». Кому же подлежит? – Никому.
Для еще большего уяснения чисто гражданской природы этой формы брака, введенной у нас как исключение только для раскольников и с 1879 г. для баптистов, представим характерные черты церковного или религиозного брака, представим по тому же курсу ц. права проф. Бердникова.
На стр. 130 этого курса читаем:
«Русский закон, предоставляющий большое участие в делах брачных православной церкви, последовательно проводив начало религиозной формы брака и по отношению к иноверцам, живущим в России. Наш закон дозволяет лицам всех христианских исповеданий вступать в брак между собой по правилам и обрядам их церквей, не испрашивая на это от гражданского правительства особого разрешения. Браки лиц христианских исповеданий должны быть совершены духовенством той церкви, к которой принадлежат вступающие в супружество. Равным образом и нехристианским племенам, и народам дозволяется вступать в брак по правилам их закона или по принятым обычаям, без участия в том гражданского начальства, или христианского духовного правительства. Брак иноверцев терпимых в России исповеданий, не исключая магометан, евреев и язычников, признается законным тогда, когда он совершен по правилам и обрядам их веры. И регистрация браков иноверческих возлагается нашим законом на духовенство того или другого вероисповедания по принадлежности, подобно тому, кат это делается и православными священниками8.
Вот характерные особенности религиозной формы брака.
Придается ли ей юридическое значение религиозным обрядам при совершении брака? – Отвечаем: придается полное и решающее. Исполнение этих религиозных обрядов и регистрация браков кому принадлежит? Духовенству, а отнюдь не полицейским или гражданским чиновникам.
После этого, кажется, не может быть никакого колебания в решении вопроса: к какой из форм брака – религиозной или гражданской принадлежит раскольничий брак, установляемый законом 1874 года? – Конечно – к гражданской.
Для полного и всестороннего уяснения сущности дела, для устранения всяких недоразумений и недомолвок следует поставить и попытаться решить еще один вопрос, а именно следующий: как должно смотреть на тот гражданский акт, который по закону 1874 года обязаны производить полицейские и волостные чиновники – и который в законе называется просто записью брака в метрическую книгу?
Как читатель мог заметить, в приведенных выше мнениях двух профессоров права (т. е. Н. С. Суворова и И. С. Бердникова) по этому предмету есть некоторая разность. Проф. Суворов говорит, что этот акт есть только регистрация брака; проф. Бердников видит не только регистрацию, но и удостоверение события брака, а в своем курсе церковного права прямо приравнивает этот акт обыску, производимому церковным причтом. Мы склоняемся более в сторону проф. Бердникова, но не вполне: по–нашему мнению мало назвать этот акт не только регистрацией, но и удостоверением брака. В своей статье (Что такое раскольничий брак) мы приравняли этот акт – узаконению (легитимации) незаконнорожденных детей. Мы развили там ту мысль, что этим актом раскольническое подобобрачное сожитие превращается в законный брак в гражданском отношении; т. е. бывшие дотоле незаконные сожители приобретают этим актом гражданские права мужа и жены, а их незаконные дети (если они есть) приобретают все права законных детей. Но там мы высказали это мнение с некоторой нерешительностью; теперь же, взвесив тщательно все, что по этому поводу написал против нас проф. Бердников, мы вполне убедились в верности своего мнения и желали бы выслушать голос о нем наших специалистов гражданского права.
Определив так юридическую природу гражданского акта, установляемого законом 1874 г. 19 Апр., мы легко теперь уясним и те свойства, которыми форма нашего гражданского брака отличается от западно–европейской его формы.
По западно–европейским законодательствам форма гражданского брака строго выдерживает характер гражданского договора нуптуриентов или брачующихся и начало гражданского брака полагается актом совершения этого бракозаключительного договора. Контрагенты (жених и невеста) являются к установленному для этого гражданскому чиновнику и перед ним совершают свой брачный договор или контракт. Чиновник удостоверяется в их правоспособности, в их свободном проявлении воли на совершение этого акта, укрепляет условленные ими имущественный обязательства (относительно приданого), выясняет им права и обязательства супругов, определяемые гражданским кодексом и объявляет их мужем и женой, предоставляя их воле – освятить ли свой брак религиозным обрядом, или же прямо с этого момента фактически осуществлять права мужа и жены.
Этот акт есть таким образом бракозаключительный акт в собственном смысле.
Нашим законом 1874 г. 19 Апр. установляется почти такой же гражданский акт для раскольничьего брака. И наше полицейское или волостное управление удостоверяется в брачной правоспособности нуптуриентов, определяемой статьями 3, 4, 5, 12 и пр. свода гражданских законов (т. е. что они побрачились в законных летах, в здравом уме, с взаимного согласия и проч.) и удостоверяется не только через личные их показания, но и через свидетельство их поручителей и всех желающих показывать о препятствиях к браку, затем – вносит в метрическую книгу этих нуптуриентов мужем и женой, не входя при этом в исследование того, при каких религиозных или бытовых обрядах началось сожитие брачующихся9.
Отсюда ясно, что наш гражданский акт для раскольничьего брака есть не бракозаключительный акт, а проверочный акт; но результат двух сравниваемых актов один и тот же – легитимация брака с его гражданской стороны или установление гражданского брака нуптуриентов. Различие только в том, что на западе в гражданское установление являются жених и невеста с целью узаконить граждански предполагаемый ими брак, а у нас в гражданское установление являются незаконные сожители (иногда успевшие уже прижить незаконных детей) с целью узаконить граждански фактически уже начавшееся брачное (или точнее подобобрачное) сожитие. Таким образом начало сожития граждански–брачной четы по нашему закону совершается вне закона и узаконяется уже впоследствии, а по западно–европейскому закону фактическое супружеское сожитие предваряется узаконением, или юридическим его признанием.
В этом только и единственно существенная разность между нашим раскольничьим гражданским браком и западно–европейским обязательным гражданским браком, обязательным для всех подданных, при факультативности (необязательности) церковного или вероисповедного брака. Уничтожьте эту разность –т. е. предоставьте раскольникам жениху и невесте право предварительно домашнего сговора и обрядового, религиозного (в доме или часовне) начала подобобрачного сожития явиться в волостное или полицейское управление и совершить там вышеописанный акт, а затем право справлять или не справлять какие угодно раскольничьи религиозные или бытовые брачные обряды – тогда получится и у нас совершенно тождественный с западно–европейским гражданский брак.
Но пока этого права еще не предоставлено и русская форма гражданского брака сохраняет во всей силе свою типическую особенность от западно–европейского.
Как же, однако судить о тех религиозных и бытовых обрядах, которыми зачинается подобобрачное сожитие раскольничьей четы? Ужели оно не привносит никакого нравственного элемента в гражданско–супружеские отношения этой четы?
Для удовлетворительного решения этого вопроса должно обратить внимание на две стороны в понятии о браке: религиозно–нравственную и гражданскую. В несоизмеримом большинстве люди видят в браке не только удовлетворение требований природы и, конечно, свободного человеческого самоопределения к совместной жизни, но и прямую заповедь Божью, исполнение прямого божественного веления. Только полудикие племена, живущие почти животной жизнью, способны видеть в браке лишь удовлетворите известного инстинкта; только крайние атеисты, встречающиеся все–таки единицами среди культурных народов, разделяют этот взгляд полудиких на брак. По истине – это исключительное воззрение немногих; в общем же брак есть сколько установление природы, столько же и установление Божества. Сообразно воле Божией и во имя Божие должно совершаться вступление в брак и все продолжение брачной жизни. Эта религиозная сторона брака уходит всецело в ведение церковной иерархии или в ведение священства или жречества, признанного в государстве вероисповедания. Христианский священник, еврейский раввин, магометанский мулла и проч. духовные лица, признаваемые в этом качестве (т. е. духовных лиц) и суть единственно компетентные официальные лица для религиозного освящения брака и для удостоверения его религиозного характера. Можно с полной уверенностью сказать, что еще не существовало и не существует такого государства, которое почитало бы компетентными для этого удостоверения не духовных лиц, а каких–либо своих чиновников, или какие–либо свои учреждения. Имея это в виду, теперь легко решить вопрос о значении религиозно–нравственного элемента в раскольничьих браках. Насколько дело идет о субъективном сознании этого религиозного значения брака, оно, конечно, присуще и живущим в браке раскольникам, по крайней мере большинству. Понятно отсюда и желание нашего правительства, чтобы раскольники полагали начало своим бракам молитвой и благословением, чтобы по крайней мере в субъективном сознании своем они почитали свой брачный союз крепким и неразрушимым не только в силу гражданского так сказать закрепления его, но и в силу требований совести почитали его исполнением воли Божией, обещанием, данным ими перед Богом. Но наши раскольники совершенно лишены возможности юридически доказать, или юридически удостоверить эту нравственно–религиозную сторону своего брака, потому что не имеют компетентных для этого лиц, т. е. духовенства, в сем качестве признанного государством. Между тем по логике проф. Бердникова (и отчасти г. Кони) выходит, что и в глазах закона раскольничий брак через запись в метрическою книгу полицейского или волостного управления получает удостоверение о своей религиозно нравственной стороне, – становится вероисповедным браком: но ведь признать это, значит признать полицейское и волостное правления учреждениями официально–компетентными для составления официальных определений по чисто церковным вопросам и делам. Но до такой нелепости не дойдет вероятно и самый невежественный раскольник.
Но в браке есть и гражданская сторона. Сюда относятся: брачная гражданская правоспособность (возраст, согласие родителей, иногда опекунов, дозволение начальства, если жених – должностное лице), иногда имущественный ценз), приобретение через брак сословных прав (для жены), или имущественных (приданое и разные иные условия, например, предбрачный дар по римскому праву) и т. п. Эти стороны брака сообщают ему значение гражданского института, т. е. такого жизненного отношения, которое для юридического признания должно удовлетворять требованиям ясно в гражданском кодексе определенным. В силу такого соединения в браке элементов религиозно–нравственного и гражданского и произошло то, что в христианских государствах как, например, в древней Византии и в настоящее время в западно–европейских государствах та и другая сторона брака удостоверяются двумя учреждениями церковным и гражданским. Так в древней Византии до 10 века церковному обручению и церковному браку, совершавшимся формой священного обряда пресвитером, предшествовали гражданские акты обручения и брака – акты, имевшие форму обыкновенного контракта10. Подобным образом дело обстоит в настоящее время в западно–европейских государствах, где введен обязательный гражданский брак. Жених и невеста должны прежде всего явиться к гражданскому чиновнику и здесь совершить акт брачного договора; затем – если они желают – являются к священнику своего вероисповедания, который формой священного обряда и налагает так сказать печать божественности на их гражданские акты.
Но поскольку в глазах христианского государства первая сторона брака (т. е. религиозно–нравственная) выше второй (гражданской) и поскольку в служителе религии (тем более в христианском священнике) необходимо предполагается лицо по нравственным качествам и умственному развитию заслуживающее правительственного доверия: то в видах внешнего удобства государство (как в Византии с 10 в. так и до настоящего века во всей Европе), уполномочивает и в настоящее время самих же духовных лиц, совершающих священный обряд венчания и на совершение гражданского акта удостоверяющего гражданскую законность венчаемого ими брака. Таким образом священник (или причт) совмещает в себе и должность государственного чиновника, совершающего чисто гражданский акт. Ибо что такое наш церковный обыск, совершаемый приходским причтом, как не акт, удостоверяющий законность брака в гражданском отношении?!...
Отсюда понятно, что пока наши раскольники и баптисты не пользуются – по выражению проф. Бердникова – правами публичных корпораций, т. е. пока раскольнические лжеепископы, лжесвященники (лучшее бы называть их антиепископами, антипопами) не признаны в таком качестве, не может быть и речи о браке раскольников как вероисповедном браке. Не может быть речи потому, что у раскольников нет священника, нет епископа: в глазах нашего закона божественную службу у них совершает не священник, не духовное лицо, а крестьянин, мещанин, купец или солдат: но неужели этих мирян, или этих граждан – если угодно – закон наш может признать лицами компетентными на совершение священного обряда брака и на удостоверение религиозно–нравственного характера брака? Они для сего столько же компетентны, как частный пристав или волостной старшина с волостным писарем.
Таким образом законом 1874 года 19 Апр. у нас введено гражданское учреждение компетентное для удостоверения только гражданской стороны раскольничьего брака, но отнюдь не религиозной: удостоверить последнюю раскольники не имеют в глазах закона никакой возможности.
«Исполнение соблюдаемых между раскольниками брачных обрядов, предшествовавших записи брака не подлежит ведению полицейских чинов, ведущих метрическую запись» – категорически заявляет закон 19 Апр. 1874 г. Заявление, свидетельствующее сколько о гуманности, столько и о мудрости законодателя. Ибо, по истине было бы жестокостью уполномочивать полицейского чиновника правом производить дознание в чисто нравственной области и весьма нерационально – судьей религиозной совести и значения священного обряда назначить частного пристава или волостного старшину. Но это гуманное и мудрое отклонение государственной администрации от обсуждения и оценки религиозно–нравственной стороны раскольничьего брака тем более, тем настойчивее должно побуждать православную иерархию как можно внимательнее относиться к этой именно стороне раскольничьего брака именно в случае обращения побрачившихся раскольников к православной церкви. Конечно церковь в обсуждении этого предмета должна основываться на церковных канонах. Так возникает естественно вопрос о каноническом значении религиозного элемента в раскольничьем браке. В своей статье: «что такое раскольничий брак?» мы коснулись этого вопроса и в самых ясных положениях выразили свои суждения по этому предмету. Проф. Бердников в своей полемической статье против нас высказался об этих наших суждениях следующим образом: «В судебном процессе (А. Парфенова) коснулись (вопроса об отношении православной церкви к бракам раскольников) вскользь. Зато с особенным вниманием остановился на нем проф. Заозерский... К сожалению, только его воззрения в этом случае отличаются еще большей спутанностью чем в первом вопросе»11.
По поводу столь жестокого приговора почитаем необходимым ограничиться только следующим замечанием: в этой части своей статьи мы были всего менее самостоятельны в своих суждениях; мы ограничились изложением канонического воззрения православной церкви и действующей церковной практики. Наш жестокий судья в своем полемическом увлечении, желая уязвить нас, на самом деле совершил хотя и невольный, но тяжкий грех против начал той науки, оберегать интересы и принципы которой составляет его прямой и священный долг.
Мы уверены, что беспристрастный читатель не найдет в выраженных нами воззрениях по этому предмету никакой «спутанности»: они совершенно ясны, просты, чужды темноты и противоречий. Поэтому, не отступая от них ни на шаг, мы ограничимся лишь некоторыми дополнительными к ним соображениями и разъяснениями нерациональности воззрений проф. Бердникова, выраженных им в противовес нашим воззрениям, якобы правильных и не спутанных.
Закон 1874 года устраняя полицейских и волостных чиновников от вмешательства в обряды раскольников дарует одинаковые права всем раскольничьим бракам, независимо от того, какого рода обрядов и какого рода догматических воззрений на браки держатся раскольники. По закону, гражданской легитимации может быть удостоен каждый раскольничий брак лишь доказано было бы, что брачующиеся принадлежат к раскольникам с детства.
Может ли православная церковь относиться с таким же безразличием к этой стороне раскольничьих браков, с каким относится государство? – Не только может, но и должна – утверждает проф. Бердников. – Всего менее – утверждаем мы. В основание этого представляем следующие соображения.
Между раскольниками разных толков в рассуждении воззрений на брак и обрядов заключения его наблюдается глубокое различие. Одни из раскольников смотрят на брак как на таинство и бракосочетание совершают древне–церковным чином венчания (т. е. почти тождественным с церковным чином); другие смотрят на брак как на зло: «Федосьевская новоженка только перед миром жена, но перед Богом блудница. Поэтому она и носит название не жены, а домостроительницы, стряпухи, товарки, хозяйки дома» (значит, это – римский конкубинат?) Середину между этими крайними воззрениями занимает весьма распространенное, по которому брак может быть и без иерархического благословения, может быть безгрешным, – «бессвященнословный брак» (т. е. гражданский)12.
Таким образом из всей массы раскольничьих браков, удостоверяемых с гражданской стороны в государственных учреждениях, только одна треть может быть признана церковью, конечно при обращении к ней брачующихся, браками, соответствующими ее воззрению на богоучрежденность и святость брачного союза; другая треть – и по сознанию самих брачующихся – бессвященнословный брак, т. е. не удостоенный религиозного освящения, последняя треть браков есть нечто совершенно антихристианское – есть воплощение манихейства. Ясное дело, что православная церковь принимая в общество верных чад своих эти разнообразные по нравственному достоинству супружества, должна своими спасительными средствами восполнить недостающее, недоконченное исправить, прямо чуждое духу ее исторгнуть с корнем, и на место его влить новый дух и таким образом возродить и обновить в изуродованных антисупружеских отношениях благолепный образ христиански–супружеского союза в образ союза Христа и Церкви. «Во брацех не токмо повеленное (т.е. дозволенное гражданскими законами), но и благолепное взыскаем» – таково всегдашнее неизменное отношение Православной церкви к гражданскому браку; т.е. только юридически признанному законным.
В своей статье мы и указали, основываясь на церковных правилах и церковной практике разные способы церковного признания и освящения раскольничьих браков.
Проф. Бердников, не рассмотрев дела по существу и не оценив всей глубокой важности его обязывает православную церковь держаться следующих положений:
1) «Как принято в законе относительно иноверцев – христиан и не христиан, – так и относительно различных раскольничьих сект не должен быть принимаем во внимание религиозный обряд заключения брака, как обстоятельство, влияющее на сравнительное достоинство брачного союза; только бы раскольнический брак, по условиям его заключения, не противоречил нормам, установленным в законе для законных браков»13.
2) «Раскольнические браки, признаваемые законными в гражданском законе, не нуждаются в узаконении посредством церковного венчания. К таким раскольническим бракам относятся: а) браки, внесенные в раскольнические метрические книги установленным порядком; б) браки раскольнические записываемые в сказках десятой ревизии (Св. Зак. т. 10, 7. 1 ст. 78, примеч.).
3) «В виду того, что законом 3 мая 1883 года дарованы раскольническим религиозным общинам права религиозных корпораций частного характера, и раскольнические браки, не записываемые ни в метрики, ни в сказки десятой ревизии… также должны быть приравнены бракам иноверческим, заключаемым в терпимых и признанных в России вероисповеданиях. В случае присоединения к православной церкви раскольников – супругов, состоящих в таком сожитии, они не подвергаются венчанию, а благословляются на продолжение своего брачного сожития актом присоединения, а потом записываются в церковные метрики мужем и женой… быть может было бы надежнее и практичнее в подобных случаях советовать обращающимся супругам позаботиться прежде своего присоединения записывать свой брак в метрическую книгу, установленную для раскольников и потом представить присоединяющему их пастырю метрическую выпись о их браке»14.
Эти положения Г. Бердниковым высказаны в самом конце его статьи, в форме выводов. Впрочем, он, по–видимому, придает им большее значение; так как высказывает их весьма категорическим тоном и сверх того предваряет их следующим вопросом: «Какого же правила должна держаться практика нашей православной церкви относительно раскольнических браков в настоящее время15. – В ответ на этот вопрос и предлагаются выше представленные выводы. Значит, они не просто выводы, а правило Г. Бердникова для современной церковной практики (т. е. преосвященных архиереев и священников).
Так и будем помнить.
Не входя в подробную оценку этого «правила», мы почитаем однако же нужным отметить в нем следующие крупные недостатки, которые так сказать, сами собой бросаются в глаза!
1) В правиле если не смешиваются, то во всяком случае не довольно ясно различаются понятия «законности» и «церковности» брака. П. 2–й правила говорит: «раскольничьи браки, признаваемые законными, не нуждаются в узаконении посредством церковного венчания». Конечно, то есть истина святая, что законное в узаконении не нуждается.... Но ведь у нас идет речь не об узаконении брака посредством венчания церковного, а об освящении брака церковным священнодействием и о признании его браком церковным. В том и дело, что законом 1874 года создано в нашей церковно–юридической практике такое положение, что брак может быть «законным» в гражданском смысле, но не признанным и не освященным церковью, по той простой причине, что узаконяется этот брак только полицейским (или волостным) управлением: но ведь никто в мире не поверит, чтобы полицейское управление узаконяя брак, в тоже время и церковно освящало его. Стало быть, есть браки законные, но не освященные, не церковные.
2) Правило Г. Бердникова слишком унижает силу и достоинство православного чина венчания: ибо во 1–х приписывает ему только силу «узаконяющую» брак, во 2–х выражается, что «раскольники – супруги не подвергаются венчанию» (при известных обстоятельствах, см. п. в.). Кто не знает, что православное венчание есть высокая честь, которой удостаиваются чада церкви, а не подвергаются точно какому–нибудь экзамену, или пытке? Внутренняя сила его заключается в великом значении его как таинства – благодатного освящающего средства. Что же касается значения его как средства узаконяющего брак; то это значение самое низшее и необходимо связанное с церковным чином: ибо было время, когда и православному чину венчания государство (не придавало юридического значения, следовательно, не признавало в нем средства узаконяющего брак, как и в настоящее время западные государства такого свойства не признают за венчанием католическим, протестантским и всяким другим.
Не в качестве аргумента, а из простой любознательности почитаем в заключение не лишним осведомиться, как думают о значении церковного венчания немцы, у которых введен обязательный гражданский брак. «Венчанием говорит Проф. W. Kahl – служитель церкви удостоверяет божественное сопряжение данного брака. Оно состоит не просто в торжественном изображении божественного установления брака вообще, но есть удостоверение божественного характера именно за этим (т. е. венчаемым) браком. Такого рода удостоверение священника вполне отвечает исповеданию брачующихся, что они заключают брак свой не иначе, как по соизволению Слова Божия и церкви, и что не разрушать своих супружеских отношений иначе, как только соответственно установлению Бога и церкви: ибо что Бог сочетал, человек да не разлучает. Этим удостоверением божественного сопряжения брака в тоже время свидетельствуется, что этот брак есть союз нерасторжимый. Конечно, Богом сопряжены были и те муж и жена, коих брак не вопреки Слову Божию начался только гражданским бракозаключительным актом; ибо право государства заключать браки по христианскому воззрению в последнем основании своем имеет точно также Волю Божию: но факт божественного сопряжения там (т. е. в гражданском акте) не был торжественно заявлен государственным чиновником. По законам божественного творческого миропорядка государство и церковь стоят рядом друг с другом, как различные жизненные общения: поэтому государство отнюдь не становится во враждебное или отрицательное отношение к факту божественного установления брака тем, что при гражданском бракозаключительном акте игнорирует его; нет, оно позволяет себе ограничиваться при этом только соответствующим его общественному порядку регулированием брака, как мирской вещи; удостоверение же и попечение о соответствии этого брака непосредственной Воле Божией оно предоставляет христианской церкви. И должно ей представлять: потому, что она выражает христианское понятие о браке в конфессиональном различии»16.
Так рассуждает о значении церковного венчания для гражданского брака немецкий профессор права. Русский проф. Церковного права, Г. Бердников рассуждает об этом иначе: Православная церковь не должна принимать во внимание обряд заключения раскольничьего брака, как обстоятельство, влияющее на сравнительное достоинство брачного союза, только бы раскольничий брак удостоверен был Полицейским Управлением (стр. 228).
Мнение весьма исключительное!
Н. Заозерский
* * *
Н. Суворов, Курс церковн. права. Т. 2, 1890 г. стр. 330–331.
Проф. И. Бердников: форма заключения брака у европейских народов в ее историческом развитии. Казань. 1887 стр. 40.
Там же, стр. 54–56.
Там же, стр. 202–203.
Курс гражд. права, Ч. 2, стр. 66. Изд. 3–е. СПБ. 1889.
Бердников, Краткий курс Ц. права. Казань. 1888 г. стр. 141–144.
Так думает и г. Бердников, полемизируя против нас; ибо в своей статье, на стр. 201 он говорит: «Против г. Заозерского нужно заметить, что нельзя сказать, будто закон 19 Апр. 1874 г. не придает никакого значения религиозным обрядам, употребляемым раскольниками при совершении своих браков.... Он (т. е. закон) только не придает им юридического значения». Таким образом оружие, обращенное против нас неожиданно в руках самого нападающего, обратилось за нас.
Бердников, краткий курс Ц. Права, стр. 130–131.
Во имя истины и совести почитаем себя обязанными сознаться в грубой ошибке, допущенной в прежней нашей статье по этому вопросу. Именно на стр. 274 Богослов. Вестн. 1895 г. Февр. мы поместили следующие строки: «процедура записи раскольничьего брака представляет собой целый ритуал, вполне соответствующий оглашению и обыску совершаемым в православной церкви, ритуал, совершаемый гражданскими чиновниками, но в то же время этот ритуал в глазах закона имеет большое значение – значение бракозаключительного процесса». Последние подчеркнутые слова признаем своей ошибкой и берем их назад. Однако тот же долг совести ради полемических интересов побуждает нас сказать, что к сознанию этой ошибки мы пришли отнюдь не благодаря статье проф. Бердникова. Совершенно наоборот: мы даже приятно удивлены, что г. Бердников, изыскавший во множестве поводы обличить нас в разных «противоречиях» и «спутанности» (хотя и тщетно) не заметил этого нашего промаха и не обличил нас в действительной ошибке. Удивлены тем более приятно, что г. Бердников, минуя эти строки наши, напал на непосредственно следующие и совершенно невинные строки, напал он следующим образом: «проф. Заозерский обращает внимание на процедуру записи раскольничьего брака и говорит, что она представляет собой целый ритуал, который почти нисколько не уступает бракозаключительному акту гражданского брака; не достает здесь для этого только обращения к брачующимся со стороны чиновника (с вопросом): имеют ли они добровольное желание вступить в брак и обещают ли быть верными друг другу». «Легко сказать – укоряет нас г. Бердников – опущена самая важная и существенная часть бракозаключительного ритуала, наблюдающаяся при совершении гражданского брака!.. Но эта мелочь не смущает проф. Заозерского, и он продолжает: «но ведь это само собой предполагается здесь и т. д.» (стр. 199 Прав. Собеседн. окт.). Удар – как видит читатель – направлен был сильный и едва–едва не попал в цель, но тем не менее последовал промах со стороны нападающего. Ошибка моя не в том, будто я считаю мелочью отсутствие вопроса о добровольном желании вступить в брак: этот вопрос необходимо предполагается и задается, по силе ст. 12 Свод. т. 10, а в том, что сам акт я назвал бракозаключительным процессом, да еще в глазах закона: это, вот действительно грубая ошибка; но г. Бердников ее–то и не приметил. Выходит, таким образом, что – он по пословице – гонялся за мухой с обухом, а слона–то и не заметил…
Эти формы обручения и брака можно видеть в нашей печатной кормчей книге гл. 48 и 49.
Правосл. Собеседн. Окт. стр. 203.
На эти воззрения нами было указано в нашей статье «Что такое раскольничий брак?» См. Февр. кн. Богосл. Вестн. стр. 265–267.
Прав. Собеседн. стр. 228.
Бердников, Прав. Соб. Окт. стр. 229–230. Последнее из правил Г. Бердникова представляет собой явление в своем роде достопримечательное в современном юридическом мире. Ибо, тогда как законодатель говорит ясно, что «брачные союзы, заключенные раскольниками после десятой народной переписи, записываются в метрические книги на точном основании общих правил о метрической записи браков раскольнических» (Свод. 10, ст. 78 примеч. п. 2), проф. Церк. права Г. Бердников находит со своей стороны еще сомнительным такой образ действия: быть может было бы практичнее – говорит он и проч. И обратно: Законодатель, издавая 3 Мая 1883 года правила относительно раскольников ни одним словом не коснулся вопроса о раскольничьих браках; а проф. Бердников решительно заявляет, что «в виду закона 3 Мая 1833 г. раскольничьи браки, не записанные ни в метрики, ни в списки 10–й ревизии... должны быть приравнены бракам иноверческим. Что будет, если супруги – раскольники, прочитав статью Г. Бердникова, начнут устраивать свои семейные дела руководствуясь правами, ее предоставляемыми, а не сводом российских законов? – Вероятно, последуют разные практические неприятности и для раскольников, и для Г. Бердникова.
Прав. Соб. Окт., стр. 227.
Dr. W. Kahl. Civilehe und kirchliche Gewissen. Zeitschrift fur Kirmrecht. 1883. 7, s. 335.