Точный смысл и значение Апостольского 34-го правила

Предлагаемая статья имеет задачею раскрытие и установление точного смысла и значения 34-го Апостольского правила и стоит в близкой связи с нашею же статьею, под заглавием: „Топографический смысл 34-го Апостоль­ского правила»¹, именно как её продолжение. Там мы представили доказательства в опровержение мнения, будто 34-го Апост. правило нужно понимать в топографическом смысле и выяснили несостоятельность доводов, представленных проф. Н. Глубоковским в пользу этого странного мнения. Теперь, воспользовавшись ответною статьею г. Глубоковского, только как поводом возвратиться к 34-му Апост. правилу, постараемся полнее выяснить его положительный смысл и значение в каноническом законодательстве. По своей идейной стороне и по своему значению даже просто в качестве исторического документа он вполне того заслуживает².

Для установления правильной интерпретации занимающего нас правила, как и вообще всех 85-ти правил, известных под именем Апостольских, требуется наивозможно строгое выполнение основного начала интерпретации: пони­мать правило буквально, относясь с полным уважением к каждому его термину.

Такое требование основывается на двух свойствах пра­вила: а) на его редакционном совершенстве, ибо в нем нет выражений неясных, обоюдных: и в стилистическом, и в логическом отношении оно – безукоризненно; б) на том, что оно в самой терминологии своей носит печать глубокой христианской древности – печать церковного устройства первых трех веков.

Между тем главный недостаток интерпретации, защи­щаемой г. Глубоковским и, к сожалению дов. распростра­ненной и в среде наших русских канонистов, и со­стоит в том, что она грубо искажает текст толкуемого правила, подменяя подлинные термины его ἔθνος (народ) и πρῶτος (первый) совершенно иными, а именно: ἐπαρχία (об­ласть, гражданская провинция) и μητροπολίτης (митрополит, епископ главного города гражданской провинции).

Сделав такой подмен терминов, интерпретаторы реши­тельно заявляют, что 34-е правило говорите о митрополитской системе церковного устройства³, введенной, кстати сказать, только первым вселенским собором (325 г.) т. е. в начале IV-ro века.

Естественно возникает вопрос: по какому же праву так грубо искажается Апостольское правило? Мыслимо ли такое отношение к закону напр. в гражданском праве?

Странно даже и ставить такие вопросы, а между тем не­обходимость заставляет это делать и заставляет считаться с такою странною интерпретациею основных церковных законов.

Что же представляют защитники этой странной интер­претации в качестве её оправдания?

В ответ они ссылаются на 9-е правило Антиохийского собора и на средневековых византийских схоластов.

Но относительно 9-го правила Антиох. собора д. сказать, что оно занимается не толкованием 34-го Апост. правила, а только ссылается на него, как на авторитет, как на „канон издревле принятый отцами нашими» и применяет его, как принципиальное руководство и основание при своем опре­делении прав и преимуществ чести митрополита. Разве это толкование?!⁴

Что же касается византийских схоластов, то из них только один И.Зонара действительно отождествляет понятия πρῶτος и μητροπολίτης⁵ , npoчиe же два, Аристин и Вальсамон, их различают.

Значит единственною опорою странной интерпретации 34-го Апост. правила остается только И. Зонара.

И. Зонара действительно авторитетный толкователь правил; по нашему мнению, даже более авторитетный, чем оба его товарища и его грех против Апостольского пра­вила тем более неожидан, что И. Зонара по преимуществу объективный толкователь и по преимуществу занимается филологиею терминов толкуемых правил. Но почему он в комментарии к рассматриваемому правилу изменил своему методу – совсем непонятно и необъяснимо. Так уж должно быть грех попутал!

Нельзя не упомянуть за тем и о том, что значитель­ную опору такой странной интерпретации дает и римско-ка­толическая каноническая теория о приматстве папы. Но этой теории приматство в строгом слысле слова (primatus honoris et jurisdictionis) есть исключительная принадлежность римского папы и лишь в несобственном смысле может принадлежать предстоятелю какой-либо области или национальной церкви. Что же касается титула „mitropolitanus», то он в церковно-правительственной иepapxии занимает весьма незначительное место – высшую ступень только по отношению к епархиальному епископу. И хорошо еще если бы митрополит (равно архиепископ, патриарх) представлял только среднюю инстанцию между епархиальным епископом и папою: нет, по католическому воззрению, папа, в каче­стве примата, имеет „всю полноту власти“ (plenitudo potestatis), а все npoчиe чины епископской степени (митрополит, архиепископ, патриарх) состоят у него в подчи­нии, от него как единаого источника истекает на них церковная власть. Словом, primatus есть что-то в роде чет­вертой степени священства.

Естественно, что стоя на такой точке зрения, Апостоль­ское 34-е правило, узаконяющее, чтобы в каждой народ­ной церкви был свой примас, которого npoчиe епископы народа должны почитать как бы главою, придется или совсем отвергнуть, как подложное, как фальсификацию, или объяснять в том смысле, что оно разумеет под именем πρῶτος не примата в католическом смысле, а обыкновенного митрополита.

Насколько сильно отражается эта искусственная, анти­историческая точка зрения в толковании церковных правил даже нашими русскими канонистами – это мы укажем впоследствии, а теперь перейдем к ближайшему анализу 34-го Апостольского правила.

Анализируя содержание 34-го правила, мы легко выделим следующие основные элементы его: а, христианский народ (поместная национальная церковь); б, епископы – представи­тели общин; в, примас их; г, собор под председатель­ством примаса, как высший правительственный орган по­местной церкви.

а, Что в основу церковного самоуправления или церков­ной автономии здесь полагается национальность – это выра­зительно обозначается термином ἔθνος – народ, нация, язык⁶. И надобно отметить, что такой способ обозначения пределов самоуправляющейся церкви есть исключительная особенность рассматриваемого правила в ряду греческих правил целой эпохи вселенских соборов. Правда, отголосок такого языка слышится в правилах, имеющих в виду церкви варварских народов, или народностей не эллинизованных, как напр. в прав. 28-м Халкид. собо­ра⁷, собора Трулльского в прав. I, 30, 32, 33, 55-м,⁸ но в неизмеримом большинстве правил для разграничения пределов церковного управления применяется полити­ческое территориальное распределение Грекоримской империи, как то ἐπαρχία (область, провинция) и διαίηκσις (диецез, округ), и рекомендуется в качестве общего правила при размежевании пределов ц. управления следовать городово­му и государственному устройству⁹. О чем же свидетельствует отмечаемое нами отличие Апостольского 34-го пра­вила от прочих правил писанных на одном и том же с ним языках и изданных вселенскими и поместны­ми соборами? – По нашему мнению, здесь ясное свидетель­ство о том, что 34-е правило принадлежит иной эпохе, именно более древней, чем эпоха вселенских соборов, – эпохе первых трех веков. И не трудно объяснить, поче­му именно в эти две разные эпохи церковное устройство эллинизированных хриспанских народностей Азии и балканского полуострова приспособлялось в первую эпоху к национальному укладу, а во вторую – к политическому. Дело в том, что в момент появления и распространения христанства греческая половина Римской империи представля­ла собою не что иное, как множество отдельных национальностей (ἔθνος), живших хотя и под властью Римского народа, но внутренне самоуправлявшихся и не стоявших в такой внутренней между собою связи, в какой они ста­ли жить впоследствии, под влиянием христианства и куль­туры сплотившись в одно политическое целое–в госу­дарство Ромеев (Византия). Внутренней политической свя­зи в это время еще не было; политическое деление на провинции было не сообразовано с этническими разностями и было настолько изменчиво, случайно и безсистемно – что приспособляться к нему церкви не представлялось никаких побуждений.

На это обстоятельство мы указывали в своей предыду­щей статье, опираясь на книгу Кассия Диона; теперь почитаем не лишним представить некоторые тирады из ис­торического изследования проф. П. Гидулянова – „Митропо­литы первых трех веков» – как вполне подтверждаю­щие нашу мысль.

„Римское управление на Востоке, говорить Моммсен, ни­когда не было организовано систематически, а по мере того, как отдельные области поступали в состав империи, из них образовывались римские административные округи без всякого существенного изменения их прежних границ. В 133 году пред Р. X. умер последний царь Пергама Аттал III, завещав свое царство Риму. В 124 г. оно было организовано в Римскую провинцию под именем Азии. Провинция эта заключала Мизию с Эолидой, Лидию, Ионийскиe города, Карию и дорийские города, кроме Родоса и стра­ны Речаса, бывших независимыми. Что касается других частей Пергамского царства, то их постигла различная судьба, Херсонес фракийский был присоединен к Македонии. Великая Фригия была сначала отдана Митридату V, царю Понтийскому, а затем после его смерти объявлена свободной»... ¹⁰. Как не было никакого определенного плана в распределении провинций, так точно не существовало никакой системы и в управлении римскими провинциями. В одних – Азия, Африка, Македония, Ахаия, Крит и Киренаика, Кипр и Вифиния–имело место сенатское управление, в других–Дакия, Каппадокия, Сирия, Галатия, Памфилия импе­раторское. Но и в каждом из них органы управления были не одинаковы. В сенатских провинциях действо­вали: в одних – проконсулы (Азия и Африка), в других – пропреторы (Македония, Крит и Киренаика, Кипр, Вифиния). Особенно было разнообразно императорское управление: в одних были legati Augusti с титулом прокуратора (Дакия, Cирия), в других – преторы (Галатия, Киликия) в третьих, напр. в Египте организация управлений была совер­шенно новая, не имевшая ничего общего с другими ча­стями империи. Были, наконец, такие страны, где сохрани­лись и действовали туземные правители из древних царских фамилий, напр. Армения“. „Все эти многочисленные формы римского административного управления нисколько не отражались на внутренней жизни провинции¹¹. Благодаря строгому консерватизму римлян, отсутствию всякой инициативы и существованию прин­ципа удерживать для покоренных народов их собственное устройство, страны, из которых составлялась провинция, жили своею особою жизнию. Провинциальная связь являлась обстоятельством чисто внешним, а иногда даже случайным. Вопреки утверждению Любека, опоры в исторических, этнографических и лингвистических особенностях в административном делении империи на провинции в это время (первые три века) не существовало. Объединению нескольких стран в одну провинцию не мало препятство­вало также частое изменение границ римских провинций и неоднократное перечисление некоторых стран (напр. Исаврия, Ликаония) из одной провинции в другую. В виду этого каждая страна, входившая в состав римской про­винции, жила особою, самостоятельною жизнью¹². Вследствие слабости провинциальной связи брали верх этнические исторические, географические и другие особенности. Отсюда центр тяжести лежал не в провинциальной, а именно в этой связи по отдельным странам. Из перечисления многих стран из одной провинции в другую можно заключить, что каждая страна являлась как бы чем-то целым. Она жила особо и не сливалась с другими частями провинции. Каждая из них имела свою историю, свою национальность, свой язык, свое право, своих богов¹³. Единственно, что объ­единяло их, это была власть, римского наместника. Но мы предоставляем судить читателю, сколь крепко могла объ­единять отдельные страны власть, принципом которой яв­лялось полное невмешательство во внутреннюю жизнь страны. Тяготение всей провинции в первые три века к метрополии, как центру административной жизни провинции, по нашему мнению, вовсе не было так сильно¹⁴, как думает Любек. При крайней простоте общественных и экономических отношений все потребности удовлетворялись на месте. Зна­чит единственное, что могло привлекать жителей провин­ции в метрополь, была власть наместника. Но в чем фак­тически проявлялась эта власть для отдельных жителей? Главным образом, конечно, в судебном разбирательстве дел. Но для этого не было надобности жителям провин­ции путешествовать в главный город провинции, так как для отправления правосудия и других должностных функций сам наместник, как известно это было еще Баккелю, время от времени объезжал провинции, останавливаясь на более или менее продолжительное время в определенных округах, куда должны были стекаться все жители ближайшего округа, имевшие к нему дела. Следстем этого явилось раздение провинции на особые округа, получившие наименование διοικήσεις dioeceses, conventus, или – по главной своей цели – ἀγοραῖ δίκων, fora, juridici. Если мы сравним теперь отдельные страны, вошедшие в состав римских провинций, с этими судебными округами, то увидим, что площадь первых (стран) всегда совпадает с одним или несколькими судебными округами (conventus) в зависимости от величины страны, причем главный город последней всегда является центром одного из судебных округов».

„Но что́ особенно сближало жителей известной страны между собою, поддерживало между ними тесную связь и взаимообщение, это была религия, и различные религиозные союзы, частию воскресшие, частию развившиеся вновь благо­даря императорскому культу, давшему законный базис для их существования»¹⁵.

„Церковь развивалась свободно и не была стеснена ни­какими обязательными нормами в выработкe своего устрой­ства. Естественно, что она пошла по линии наименьшего сопротивления. А этим наиболее легким и естественным путем было распространение христианства по странам, на которые фактически распадались римские провинции. Апостолы, как мы видели, проповедали Евангелие преимущественно по большим городам Римской империи. При них уже христанство распространилось по прилегающим местностям. Но мы видели, что этими городами не были только провинциальные метрополии, но все большие города Римской империи, причем большею частию они были вместе с тем центрами известных стран, на которые делились провинции. Отсюда естественно, что распространение это должно было совершаться по округам, соответствующим тем национальным, историческим и другим кругам, центрами которых были эти города. Древние κοινὰ с религиозными празднествами, на которые стекались жители всего данного округа, также оказали в распространении христианства не малую услугу. Особенно важными факторами в данном отношении явился язык, на котором говорило население известного округа, язык непонятный часто для всех других частей провинции». „Гипотезу нашу о соответствии митрополитских округов этническим странам мы подтвердим историей распространения христанства в первые три века нашего летоисчисления. Превосходная новая работа А. Гарнака: Die Mission und Ausbreitung des Christemtums in den ersten drei Iahrhunderten в этом отношении будет нашим путеводителем». „Послушные Божиему велению апостолы разошлись по всей земле для проповеди Евангелия „всем народам“. Само собою, местами их апостольской деятельности кроме Па­лестины, явились преимущественно большие города Римской империи и главным образом те, которые расположены были по тракту римских дорог¹⁶“.

Итак, по точному смыслу 34-го Апостольского правила вся Церковь Христова представляет собою духовный союз или федерацию национальных, самоуправляющихся церквей.

Это первый великий принцип истинной Апостольской цер­кви, возвещаемый рассматриваемым правилом. Мы не встречаем его ни в праве римско – католической церкви, ни в каком либо ином христнском вероисповедании, так ясно и категорически формулированным.

б) Автокефальную народную церковь составляют христианские общины во главе с представителем и предстоятелем – епископом. Территория епископа называется παροικία – т. е. город (πόλις) и прилегающеся к нему села (χώραι)¹⁷. В этих пределах каждый из епископов имеет попечение о вверенном ему народе (λαός, прав.36) и совер­шаете служение (λείτουργίαν) совершенно независимо от каждого другого, даже и от примаса. Единственным начальником над епископом служит только собор, обязательно собирающийся дважды в год (прав. 37, сн. пр. 74).

Обе эти черты также характерные именно для церковного устройства первых трех веков: ибо в последующее время свобода епископов значительно была ограничена административным воздействием митрополита. Что касается обязательных ежегодных соборов, то они необходимо предполагают очень небольшую территориально народную церковь, именно небольшую, чем были народности, составляющие восточную половину Римской империи в первые три века, такие не большие, что они входили по двое и по трое в одну провинцию. Для большой церкви такая обяза­тельность двух соборов в один год была бы очень об­ременительна.

в) Равные между собою и взаимно независимые епископы должны однако же признавать первого между ними – πρώτος ἐν αὐτοῖς – и почитать его как главу – ὡς κεφαλήν, и ничего превышающего их епархиальную компетенцию не делать без его ведома, но также–и он без ведома их.

Термин πρῶτος ἐν αὐτοῖς в качестве технического употреблен в греческих источниках канонического права кроме 34-го Апост. правила только в VIII книге Апостольских постановлений (лучше сказать „Уставов“), да и здесь он как будто конкурирует с другим термином – πρόκριτος (praelatus, рrinceps = “старейшина“). Это место здесь чи­тается так:

„οῦ ὀνομασθέντος καὶ ἀρέσαντος συνελυών ὸ λαὸς ἅμα τῷ πρεσβυτερίῳ καὶ τοῖς παροῦσιν ἐπισκόποις ἐν ἡμέρᾳ κυριακῇ, ὁ πρόκριτος τῶν λοιπῶν ἐρωτάνω τὸ πρεσβυτέριον καὶ τὸν λαόν ……καὶ σιωπῆς ηενομέμης εῖς τῶν πρώτων ἐσκόπων ἅμα καὶ δυσὶν ἑτέροις πλησίον τοῦ θυσιατηρίου ἐστώς, τῶν λοιπῶν ἐπισκόπων καὶ πρεσβυτέρων σιωπῇ προσευχομένων λεγετω¹⁸

[Ему же именовавшуся и угажденну, сошедшуся люду купно с презвитерством и с присущими епископы в день недели преднейший же прочим да вопрошает презвитерство и люди …….       и молчанию бывшу един от первых епископ купно с другими двома близ олтаря став, прочим епископом и презвитером молчашем моля­щимся.... да глаголет] ¹⁹.

В прочих правилах Вселенских и поместных собо­ров термина πρῶτος ἐν αὐτοῖς не встречается, так что этот термин как бы исчез у Визанййцев, уступив свое место иным, напр., μητροπολίτης, ἀρχιεπίσχοπος, πάππας, ἔξαρχος, πατριάρχος и καθολικός (у Грузин).

Это действительно и было, и произошло потому, что церковная централизация пошла вперед, приспособляясь к по­литической или государственной централизации, что было вполне естественно, так как и сама церковь сделалась из свободной и независимой – вероисповедатем государственным, имперскою церковью.

Но отмененный на востоке титул πρῶτος долго сохра­нялся на западе – знак, что некогда институт приматства был повсюдным в церкви хрисианской учреждением. На западе впрочем самый титул несколько модифициро­вался: здесь πρῶτος ἐν αὐτοῖς назывался episcorus primae cathedrae (епископ первой кафедры)²⁰ – модификация – не суще­ственная.

Насколько стойко отстаивался здесь этот институт при­матства – яркими доказательствами служат следующие данные:

а)      В древних латинских переводах правила 6-го 1 всел., собора, установившего институт митрополитов и в первый раз употребившего этот термин, в качестве заглавия стоят следующие слова: „Dе primatibus, qui ad quasdam perinet civitates“; или же так: „Ecclesia romana semper habuit primatum^”, или: „De primata honoris urbium“²¹.

Очевидно, что нововведение 1-го вселенского собора отра­зилось в сознании западных христиан только как моди­фикация исконного института приматства, как повсюдного и общественного церковного установления.

б)      Карфагенская церковь, в свои цветущие времена отли­чавшаяся замечательною стойкостью в защите своей автокефальности от притявшей на нее со стороны очень могу­щественной искательницы – Римской церкви, пошла в этом отношении так далеко, что на одном из своих соборов решительно воспретила и термин „митрополит“ и всякий другой, а предписала ограничиваться древним исконным титулом: episcopns primae cathedrae²² Так обстоит дело с термином „ πρῶτος ἐν αὐτοῖς^“: он выработался на чисто церковной почве первых трех веков – и в этом отношении и такая же несомненная и ясная печать древности 34-го Апост. правила, как и термин ἐθνός.

Но не менее достопримечательно и пoнятие, соединенное правилом с этим термином.

Что такое „примас“ как орган церковно-правительствен­ной власти?

Следуя точно формулировке 34-го Апостольского правила, должно сказать, что это есть во 1-х почетное звание: епи­скопы автокефальной народной церкви должны воздавать ему исключительную честь – почитать его „яко главу”. Пусть для выражения этого почтения они употребляют какие угодно наименования, напр. Архиепископа, Папы, Патpиapxa, Католи­коса и т. под. Дело не в названии: принцип православ­ного приматства обязывает и к тому еще – и это главное – чтобы епископы далеки были от раболепства пред примасом, как высшею, четвертою степенью священства. Примас не высшая над ними церковноправительственная, или церковносудебная, тем более законодательная инстанция,– таковою служит только собор поместной национальной церкви. Что же такое примас, в качестве властного, правящяго органа? – Он – только председатель собора и больше ничего.

Таков точный смысл 34-го Апостольского правила.

34-е Апостольское правило представляет собою весьма замечательную формулу власти примаса, выросшую на чисто церковной почве первых трех веков (более определен­ный момент невозможно указать). Со внешней стороны оно может рассматриваться как формула обычного права, удер­жавшая в самом стиле своем печать времени; с внут­ренней же, идейной стороны оно остается навсегда руководительным началом для конструирования прав и положения примаса автокефальной церкви как малочисленной, так и весьма обширной (как напр. русская правосл. церковь).

Что же касается того, как фактически применялась власть примаса в первые три века, то некоторое представление об этом могут, по нашему мнению, дать следующие соображения.

Как было замечено выше, институт „примаса» в нача­ле IV-гo века подвергся модификации законодательною дея­тельностью 1-го Всел. собора (прав. 4, 5, 6 и 7) и некоторых поместных. Ближайшею модификациею его было установление чина митрополита. Как этот термин, так и термин „епархия», как определяющий район власти митрополита введены в канонический язык только I-м вселенским собором. Это – факт исторически неопровержимый.

Чем же митрополит IV-гo века отличался от примаса первых веков?

Главные черты различия следуюшие:

1) Митрополит есть первый епископ (προεστώς) не целой национальной церкви, а только государственной администра­тивной единицы – „епархии» (provincia, ἐπαρχία).

2) Митрополит имеет жительство и есть епископ главного города государственной провинции: по этому городу он становится митрополитом²³.

3) Митрополит не есть только председатель собора провинции, но и единоличный начальник над каждым из епископов провинции, единолично сдерживающий их своеволие²⁴.

Так легко и естественно раскрывается вопрос о постепенных стадиях развития централизации церковного управления, если держаться правильной интерпретации памятников церковного законодательства!²⁵

***

1) Каноническое свое послание св. Дионисий, епископ Александрийский к епископу Василиду, одному из подчиненных своих, заканчивает так:

«Сии вопрошения ты, возлюбленный, яко почитающий нас (τιμῶν ἡμᾶς), ибо без сомнения не яко незнающий, предложил нам, располагая нас быти единомысленными и единодушными с тобою, как и есмы. Я же не так, как учитель, но так как прилично нам собеседовати друг другу со всякою простотою, мое мнение на среду предложил. Рассуди об оном, благорассудительнейший сыне мой и напиши мне, аще что представится тебе справедливейшее и лучшее, или же, аще усмотришь тако быти. Желаю тебе, возлюбленный сыне мой, здравствовати и в мире служити Господу»²⁶.

По нашему разумению, эти слова канонического или оф- фициального – выражаясь современным языком – послания представляют такое применение 34-го Ап. правила к жизни, что писавший их как будто имел пред глазами это правило.

б) В каноническом послании другого примаса Ш-го века Св. Григория Неокесарийского обращает на себя особенное внимание приветствие адресату: „священнейнпй отец (ἱερώτατε πάπα). При неизвестности, по отсутствию каких бы ни было данных, лица, которому писано послание, можно было бы подумать, судя по этому приветствую, что адресатом был по крайней меpе Александрийский епископ, впоследствии, как и Римский действительно украшавшийся таким титулом, как привилегиею. Однако же другие места послания весьма убедительно говорят за то, что адресат был подчиненное лицо – простой епархиальный епископ, допустим даже, что и пресвитер²⁷.

Правило 6-е гласить так: „Иные обольщают себя, удерживая найденную чужую собственность вместо своей утраченной. Таким образом, поскольку Ворады и Готфы поступали с ними вражески, то они для других соделались Ворадами и Готфами. Сего ради послали мы к вам брата и состарца Евфросина (ἀδελφὸν καὶ συγγέροντα), дабы он по примеру здешнего образа действования и тамо ввел подобный, и от кого надлежит принимати обвинения, и кого должно отлучати от молитв”.

Возникают вопросы глубокой важности: 1) кто был по своему церковному состоянию этот брат и состарец Евфросин – легат примаса епископ, пресвитер или даже 1-й диакон? – Наиболее вероятно одно – что это – лицо из местного пресвитерима. 2) Адресат представляется лицом, имеющим право принимать обвинения и отлучать от молитв; вероятнее всего, что это –епископ, подчиненный при­масу²⁸. Но не невероятно, что и пресвитер, даже сельский, которому подчинены страна – χῶρα (или хорепископ?). Что сельские пресвитеры имели право отлучать от церковных собраний даже в позднейшие времена–это мы видим из 14-го правила Феофила арх. Александрийского²⁹.

Нельзя оставлять без внимания и правила 8-го, выясняющего значение мероприятий, предлагаемых примасом именно только в качестве провизорной меры, имеющей действо­вать только до тех пор, пока единственно компетентный церковный правитель округа – собор не выработает законо­дательной нормы: „доколе –гласит конец правила – что либо изволят о них купно сошедшеся святые (отцы) и прежде их Дух Святый: μέχσις ἄν κοιωῆ περὶ αὐτῶν τι δόζη συνελθοπῦσι, καὶ πρὸ αὐτῶν τῷ Ἀγίῳ Πνεύματι. [Доколе угодно будет что-либо определить о них вместе сошед­шимся святым и прежде них Святому Духу"]³⁰.

в) В согласии с этими данными, но много полнее ри­суются отношения примаса к епархиальным епископам и обратно в посланиях св. Kипpиaнa Карфагенского – к разным лицам. К ним мы и отсылаем читателя³¹, огра­ничиваясь здесь приведением краткой речи его, как пред­седателя на соборе 256 г. „Вы слышали, возлюбленные соепископы – говорил Kиприан – что мне писал Юбаян (Iovianus), соепископ наш, спрашивая мнения мерности на­шей о беззаконном и нечестивом крещении еретиков, и что я ему написал, полагая, что приходящих к церкви еретиков должно крещением крестить и освящать, как о сем рассуждали мы и раз, и два, и многажды. Вам чи­тано было также и второе письмо Юбаяна, в коем он, по благочестию своему, отвечая, не только согласился, но и выразил благодарность за уяснение истины. Нам остается те­перь каждому в частности высказать, как он думает о сем предмете, никого в сем деле не осуждая, не уда­ляя от права общения кого-либо, если он думает иначе. Ибо никто из нас епископов не поставил себя сам, и никто с дерзостию тиранна да не принуждает товарищей своих к подчинению себе, потому что каждый епископ имеет власть свободно поступать как он думает. Ибо как сам другого судить не может, так и быть судимым не может от другого; но ожидаем мы все суда Господа на­шего Иисуса Христа, который Един имеет власть в цер­кви своей поставить епископа, и действия каждого испыты­вать и судить»³².

По нашему мнению, представленные выдержки из творений трех примасов III-го века служат лучшими комментариями к 34-му Апостольскому правилу и уполномочивают формулировать значение примаса таким образом.

По точному смыслу 34-го правила и по установившейся уже в 3-м веке практике, примас народной (автокефаль­ной) церкви отличался от прочих епископов оной прежде всего преимуществом чести, епископы обязаны были почи­тать его „яко главу», –вследствие чего он имел право в своих сношениях с ними приветствовать каждого: „сын мой». Как могли создаться такие отношения при действовании начала о равенстве всех епископов, объяснить легко: ведь примас обязательно, по смыслу VIII кн. Апост. Пост., совершает хиротонию епископа – отсюда весьма естественно последнему считать своего старейшего рукоположителя отцом, а этому последнему своего ставленника – сыном.

Как обязательство одного, так и соответственное право другого покоятся на чисто нравственной основе и сами по себе природы более нравственной, чем юридической. Оттого-то и форма их выражения, как это видно в практике 3-х указанных примасов, производит весьма приятное впечатление высокой деликатности, высокого уважения к лично­сти старшего к младшему и обратно: здесь не заметно и тени начальнически холодного тона, свойственного отношениям позднейших времен.

Что касается церковно юридических полномочий примаса_г то они ограничиваются только следующими двумя: 1) при­масу принадлежит так сказать право старшего и непременного члена при совершении епископской хиротонии и 2) право председателя собора. Этими только преимуществами и ограничивается чин примаса, ему нельзя присвоить, точно держась смысла канона и представленных примеров фактического применения его, даже права инициативы созвания собора. Так выходит по 8-му правилу св. Григория Неокессарийского: „доколе – читаем здесь – что- либо изволят купно сошедшеся святые“. – Вот единственный властный орган над епископами – каждым в отдельности. Примас повидимому и не знает и не может знать – когда сойдутся на собор святые. Правда естественно бы предположить применение права инициативы по делам избрания и хиротонии епископа: но как видно из некоторых писем св. Кипpиaнa и здесь инициатором выступает самостоятельная паства (пресвитериум и народ) το πρεσβυτέριον καὶ λαός³³, которая затем и обращается к примасу с приглашением прибыть с собором епископов для испытания избранного и его хиротонии. Собор может составиться, по-видимому, по инищативе каждого епископа, раз жизнь церковная представляет повод (какое-либо из ряда вон выходящее событие, или недоуменный вопрос) к тому, и местный епископ чувствует, что он не в силах справиться едино­лично с этим вопросом или событием. Словом примас есть в собственном смысле только первый между рав­ными, но отнюдь не начальник последнего, –начальник их – только собор святых, или собор поместной церкви.

Таков принцип приматства истинно-кафолической, Апо­стольской Церкви (в отличии от католического принципа приматства), выработанный самою церковною жизнью первых трех веков и навсегда запечатлевшийся точною формулою 34-го правила Св. Апостолов.

Рассматриваемое с этой принципиальной стороны, кано­ническое значение 34-го Апостольского правила не ограни­чивается уже какими-либо столетиями, но остается навсегда каноническим критерием устройства и управления церковного для каждого исторического момента, не исключая и настоящего времени.

***

Здесь можно бы и закончить попытку установлешя точного смысла и значения 34-го Апостольского правила.

Но мы позволим себе сделать несколько замечаний об отношении к 34-му Апост. правилу отцов Антиохйского со­бора, выразившемуся в их 9-м правиле.

Г. Глубоковский и другие толкователи, не исключая, пожалуй, и средневековых византийских схоластов, склонны видеть в правиле 9-м Анпохийского собора лишь толкованиe 34-го Апостольского правила. Но достаточно с должным вниманием отнестись к текстам сравниваемых правил, чтобы наглядно убедиться, что о.о. Антиохийского собора не толковали 34-е правило (ибо и толковать-то его нечего, так оно ясно!), а лишь применяли его, как общий принцип церковного устройства, к частному новому явлению церковной жизни – к учреждению митрополий и митрополитов.

Как же они применяли этот принцип? Являясь стро­гими последователями I Вселенского или Никейского собора в установлении митрополитов (как и в установлении дня празднования Св. Пасхи, см. прав. 1) о.о. Антиохийского со­бора желали с своей стороны закрепить это новое учреждение ссылкою на „древнее от отец принятое правило” (т. е. 34-е Апостольское), а с другой значительно расши­рить единоличную власть митрополита по сравнению с пра­вами примаса.

Для наглядности мы приведем оба правила параллельно, разделив на главныя составныя части то и другое.

Никаких усилий не нужно употреблять для того, чтобы видеть, что единоличная власть митрополита области более сильна, чем власть примаса епископов народа; правило 9-е указывает и мотив такого отступления от 34-го Апост. правила, а именно: поскольку –говорит он – в митрополии стекаются все имущие дела (т. е. гражданские и церковные). Между тем примас первых трех веков не имел и возможности пещись о всей митрополии, так как и райо- ном его власти была не целая провинция, а по большей части –часть провинции да и место жительства – не город провинции, а часто незначительный городок, куда вовсе не стекались все имеющие дела.

В этой части сравниваемых правил речь идет об отношении епархиальных епископов к примасу и к митрополиту. в обоих это отношение определяется почти одними и теми же словами, выражающими ту мысль, что епархиальные епископы должны воздавать своему примасу и митрополиту честь и ничего превышающего их епархиальную компетенцию не делать без его ведома. Разность ска­зывается в следующих пунктах: 1) примаса должно по­читать епископам народа, как главу (отсюда каждая на­родная церковь – автокефальна), между тем митрополиту провинции епархиальные епископы должны воздавать только вообще уважение, как ближайшему начальнику (т. е. пред­полагается, что и над ним может быть высший – примас). Что такое предположение допустимо и для оо. Анпохийского собора, видно из того, что 1-й Вселенский собор, установив равенство митрополитов между собою, упомянул о преимуществах церквей (точнее их примасов), как то Александрийской, Римской и Антиохийской – образова­вшихся путем древняго обычая. Таким образом со введением митрополии в этих церквах власть их древних примасов ничего не должна была терять от устанавливаемого нововведения. 2) Достопримечательно, что 9-е пра­вило Антиохийского собора сочло нужным с замечательною раздельностью исчислить далее полномочия епархиальных епископов, как то: попечение о всей епархии (или надзор), рукоположение во пресвитеры и диаконы и суд (ἔκαστα διαλαμβάνειν)³⁴, – тогда как апостольское правило ограничивается опять общею формулою: „творити же каж­дому, что касается только его парикии и селений, к ней принадлежащих “.

В этой части оба правила определяют отношение при­маса и митрополита их подчиненным епископам и определяют кратко, одними и теми же словами, а именно что ни примас, ни митрополит ничего не могут делать без согласия со своими епископами. Но при этом нельзя не заметить следующего обстоятельства: 1) Конец Антиохийского правила стоит в некотором противоречии с своим началом: ибо в начале правила сказано, что ми­трополит единолично имеет попечение о всей области, а в конце – что он ничего не может делать без согласия прочих епископов. В Апостольском правиле нет такого противоречия. 2) Апостольское правило, ограничивая председательские права примаса совещанием с епископами имеет в виду мотив – да пребудет единомыслие между епископами и да прославится Бог. Антиохийское правило мотивирует власть митрополита интересом порядка и удобства (ибо в митрополии стекаются все, имеющие дела) и ссылкою на „древле принятое от отец наших правило». Какое же это правило? Собор не называет его Апостольским 34-м, но вводит почти весь текст его.

Может ли после сего возникать сомнение в решениия вопроса: – отцы ли Антиохийского собора руководились 34-м Апостольским правилом, или же наоборот – неизвестный автор Апостольских правил руководился правилами Антиохийского собора?

Нам думается, что кто без предубеждения станет читать те и другие правила, относясь с полным уважением к тексту их, как и подобает читать не только законы (в данном случае) церковные, но и исторические документы вообще, тот едва ли будет мучиться подобным сомнением.

Н. Заозерский