Об VIII книге Апостольских уставов

«Книга восьмая Апостольских Уставов, по мнению Дрея, представляет произведение во всех отношениях отличное от первых семи книг». – Мнение совершенно верное. К ней только вполне приложимо наименование: Διατάγαι – уставы, перенесенное неудачно компилятором восьмикнижия и на первые семь книг, тогда как для них самым характерным заглавием служит: διδαχή или διδασκαλία– учение, наставление: ибо они сплошь представляют поучение, назидание, убеждение, разъяснение и доказательства необходимости христианину вести жизнь свою так-то и так-то, любить и прославлять Бога, относиться к церкви, ее иерархии и сочленам христианского общества и вне церкви стоящим – неверным и еретикам так-то и так-то. Книга восьмая, наоборот, ничему не поучает, ничего не разъясняет и не доказывает, а только предписывает, категорически требует действовать так-то и так-то, и при том почти исключительно имея в виду епископа и клир. Для мирян в ней весьма немного предписаний, и это опять-таки предписания, а не поучение.

Дрей был точно также прав, утверждая, что важнейшая составная часть ее «чин литургии» представляет черты глубокой древности, что первая часть литургии – чтение Свящ. Писания и проповедь за ним следовавшая и имевшая его предметом – есть та самая, которая излагается во II книге, и которая совершалась действительно уже при Тертуллиане и Иустине. Отделение литургии верных от литургии оглашенных, особенные молитвы за этих последних, точно также как за одержимых злыми духами и кающихся, вполне соответствуют дисциплинарным установлениям, какие существовали уже к концу II-го века во всей церкви; тоже самое должно сказать о молитвах за верную общину, также точно и об обряде целования мира». Дрей был прав, когда утверждал, что «встречаются не только определенные чины литургии еще от II-го века, но есть и свидетельства, из которых видно, что в средине и ранее III-го века существовали уже литургические книги или служебники (Pontificalbücher). Сведения о существовавших чинах и обрядах при литургии находятся, кроме представляемых Иустином, хотя и разрозненно, в сочинениях Тертуллиана, Климента Александрийского, Киприана и Оригена; у последнего (Contra Cels. lib. VI) встречаются в рассказе Цельса верные следы литургических книг, сохранявшихся епископами, и еще определеннее за это время – у Baluz. Miscell. Tom II. pag. 77: Passio S. Felicis»¹. – Имея пред глазами эти показания, Дрей стоял, по нашему мнению, на прямом пути, ведущем к разъяснению все еще доселе остающейся темною истории происхождения VIII-й книги Апостольских Уставов. Оставалось сделать еще один шаг по этому пути, прокладываемому внешними свидетельствами, говорящими об Апостольских Уставах – взять во внимание следующее в высокой степени важное показание св. Иринея Лионского : «Οί ταῖς δευτεραις τῶν Ἀποστόλων διατάξεσι παρηκολουθ ηκότες ισασι τόν Κύριον νέαν προσφορὰν ἐν τῆ καινῆ διαθήκῃ καθεστηκεναι (читавшие вторые уставы Апостолов знают, что Господь новое приношение (жертву) в новом завете установил)². Свидетельство показывает, что во времена св. Иринея была книга, называемая «Διατάξεις Ἀποστόλων – δευτεραι» («Уставы Апостолов – вторые»); если бы вместо этого δεύτερα стояло δια Κλήμεντος: то у нас и сомнения не оставалось бы, что в сем свидетельстве содержится упоминание о наших «Апостольских Уставах». Разность, однако же, незначительная: ибо словом δεοτίραι обозначается во всяком случае ряд, или свод Апостольских установлений какого-то второго порядка, т. е. всего вероятнее думать, – не непосредственно в Писании сохранившихся (πρωται) до времен св. Иринея, а посредственно – записанных по преданию кем-либо. Но кроме названия: Δεύτεραι, διατάξεις Ἀποστόλων, свидетельство дает знать, что книга эта была если не исключительно литургическая, то содержала и постановления о литургии, или христианской новозаветной жертве – προσφορά. Но едва ли во всей церковной письменности первых веков можно подыскать какое-либо другое произведение, которое и по своему заглавию, и по своему предмету подходило бы к упоминаемой св. Иринеем книге, кроме «Апостольских Уставов чрез Климента» или в частности к VIII книге сих «Уставов». Нельзя, конечно утверждать, и нет в том никакой надобности, что δεύτεραι, Ἀποστολων св. Иринея и суть именно Апостольские Уставы или даже одна только VIII-я книга в той редакции, в которой читал их Дрей и др. Во времена св. Иринея по всей вероятности – была другая редакция, более краткая. Для такой вероятности имеются в настоящее время некоторые документальные данные.

Так, прежде всего: в настоящее время известны редакции VIII-й книги, которые много короче и потому много древнее той, которая находится в издании Котельера, бывшем под руками у Дрея. Так в настоящее время известно весьма много греческих³ канонических кодексов, где VIII-я книга излагается значительно в ином виде, чем она излагается в общем сборнике восьмикнижия Апост. Уставов. Самым выдающимся различием служит здесь совершенное отсутствие чина литургии, след. отсутствие гл. 6–15. При этом содержание делится не по главам, а по отдельным статьям, носящим каждая свое заглавие, а иногда и имя своего автора, хотя эти статьи содержат, вместе взятые, то же самое, только иногда в более кратком виде, и в том же порядке, что и VIII-я книга Апостольских Уставов. Из греческих канонических кодексов, представляющих VIII-ю книгу Апост. Уставов в таком виде, в особенности обращает на себя внимание греческий канонический сборник, принадлежащий Венской библиотеке⁴. Такой экземпляр VIII-й книги, представляющий собою ее не в виде одного цельного произведения, разделенного на главы, а в виде ряда небольших статей, не представляет ли хотя и не первоначальную, однако же близкую к первоначальной формацию VIII-й книги. Для утвердительного ответа на этот вопрос в целом ряде этих статей имеется одно только, но зато очень важное основание, а именно: в статье Διατάξεις τ. αγ. Αποστ δια Ιππολύτου (соответственной гл. 5-й кн. VIII-й) помещается молитва при рукоположении епископа такая краткая по сравнению с представляемою нашею VIII-ю книгою Апост. Уставов, что и сомнения быть не может в древности первой и не подлинности второй. Представляем текст обеих: первой в собственном переводе, второй – в переводе Досифея, митрополита Сучавского⁵.

Как видно отсюда, составитель позднейшей редакции VIII-й книги употреблял в дело те же самые приемы компиляции, что и компилятор первых семи книг. Но что значит, что из нескольких молитв, находящихся в сравниваемых редакциях, разность существует только относительно этой одной молитвы? То ли это означает, что компилятор действительно ограничился одною этою молитвою, оставив неприкосновенными прочие, или составитель венской редакции VIII-й книги из имевшейся у него под руками древней редакции выписал только эту молитву, остальные же заимствовал из других списков?

Вопрос теперь в том следов., как смотреть на редакцию Венского кодекса вообще: представляет ли она собою безусловно, т. е. во всех частях своих древнейшую и первоначальную редакцию VIII-й книги, или же она только в некоторых своих частях сохранила черты древней редакции? Пестрота и разнохарактерность ее составных статей как будто не оставляют сомнения в том, что и она далеко не первоначальна, но и она в свою очередь компиляция. Три последние в ней статьи: ὁρος κανονικός и два извлечения из первых семи книг, как будто присоединены впоследствии лицом неудовольствовавшимся первоначальным ее составом.

Впрочем, в настоящий раз нам не предстоит необходимости теряться в догадках и предположениях. Кроме греческих кодексов в настоящее время известны канонические кодексы египетских христиан, представляющие VIII-ю книгу Апост. Уставов в редакции близкой к редакции Венского кодекса, однако же с некоторыми весьма важными различиями. Путем сравнения их между собою получаются, на наш взгляд, довольно основательные заключения касательно определения первоначальной древнейшей редакции VIII-й книги Апост. Уставов.

В 1856 г. ориенталист Делагард (A. P. De lagarde) в изданном им исследовании под заглавием: Reliquiae juris ecclesiastici antiquissimae. Lipsiae. МДСССLѴI представил подробное и ученое описание и исследование двух египетских канонических кодексов, в коих содержится замечательнейшая редакция VIII-й книги Апост. Уставов. Один из них – мемфисский (editio memphitica) еще в 1848 г. издан был в Лондоне Г. Тэттэмом, другой – Фивский (editio thebana) со всею подробностью описан самим Делагардом. Для нас оба они замечательны в одинаковой мере.

Кодекс Фивский представляет собою свод правил, в числе 74. Эти 74 правила представляют следующие статьи:

1) в виде первых 30-ти правил расположена прежде описанная нами статья: Διαταγαὶ αι» διὰ Κλημεντυς καὶ κανόνες εκκησιαστικοί. В виде правила 31-го излагается постановление о рукоположении во епископа и весьма краткая литургия⁷. В виде правила 32 излагается постановление о рукоположении пресвитера. Также точно в виде правил 33–62 содержатся постановления о рукоположении диакона, об исповедниках, чтецах, иподиаконах, вдовах, девах; об оглашенных, приступающих к вере; о бесчестных занятиях, препятствующих вступлению в церковь; о дисциплине оглашенных, о совершении крещения; об агапе; о начатках, о временах молитвы, о разделении остатков от евхаристийной жертвы, о погребении и поминовении усопших (De lagard. р. XII, XIII и цит. кн. Лудольфа, стр. 306–308). В виде 63-го правила содержатся первые три главы VIII-й книги, или статья о дарах и рукоположениях.

Правило 64-е – о рукоположении епископа, или гл. 4–11-ю VIII-й книги, но в данном месте Фивская редакция опускает следующие слова греческой редакции: φημι ἐγὼ Ανδρεας ο αδελφός Πὲτρου⁸.

Правило 65-е представляет содержание параллельное гл. 12–15 VIII-й книги, но ограничивается только изложением порядка литургии с опущением всех молитв.

Правило 66-е излагает кратко постановление о рукоположении пресвитера и диакона, со следующим замечанием: «А об иподиаконах, чтецах и диаконисах мы сказали прежде, что их не должно рукополагать»⁹.

Правило 67-е содержит постановление об исповедниках, соответствует гл. 23-й, но с опущением имени Иакова¹⁰.

Правило 68-e – о девах, соответствует гл. 24, но также с опущением имени Иакова.

Правило 69-е – о вдовах, соответствует 25-й главе, но с опущением имени Леввея. Каноны 70, 71, 72, 73 соответствуют главам 26, 27, 28, 30, 31, но с опущением рубрик.

Правило 74-е соответствует гл. 32 по 47, но с разностями¹¹.

Кодекс мемфисский (editio memphitica) по составу своему тождественен с фивским, но вместо деления на правила представляет деление своего содержания на следующие семь книг:

«Книга первая, которая есть также и вторая"¹². Она содержит Διαταγσὶ αἱ διὰ Κλήμεντος καὶ κανόνες ἑκκλησιαστικοί.

«Книга вторая, которая есть также книга третья», содержит правила 31–62 фивской редакции.

«Книга третья, которая есть также четвертая», содержит 1 и 2 главы VIII-й книги Апост. Уставов, или статью о дарах и рукоположениях.

«Книга четвертая, которая есть также пятая», содержит гл. 3–27 ѴШ-й книги, но со многими пропусками и соответствует правилам 64–70 фивской редакции.

Книга пятая, которая есть и шестая, представляет содержание правил 71–74 фивской редакции или соответственное гл. 28–46 кн. VIII Апост. Уставов за исключением гл. 32-й.

Книга шестая, которая есть и седьмая, соответствует 32-й гл. VIII-й кн. Апост. Уставов, начинаясь: «οὶ πρώτωςς προσιόντες» и оканчиваясь: «διδακτοὶ θεοῦ».

Книга седьмая, которая есть также и восьмая, содержит 85 правил Св. Апостолов¹³.

Таковы эти кодексы. Если бы мы имели возможность пользоваться самым текстом их или точным переводом в полном виде: то здесь же и представили бы может быть самый древний текст VIII-й книги Апост. Уставов, а затем имели бы твердые данные для изображения первоначального вида и целого uх восьмикнижия. Но, к сожалению, ни того, ни другого мы пока не имеем под руками, а посему по необходимости ограничимся теми данными, какие представляют ученые описания этих кодексов.

Из сих описаний видно, во-1-х, что в некоторых составных частях фивская и мемфисская редакции Ап. Уставов сходны с венскою редакцией: сходство это заключается в их краткости по сравнению с обширною греческою редакцией восьмикнижия Апост. Уставов. Пред нами исчезает всякое сомнение в том, что и VIII-я книга во всех своих частях подверглась такой же переделке, как и первые семь книг. Так из описания этих кодексов мы узнаем, что компилятор восьмикнижия внес дополнения в литургию: ибо литургия египетских кодексов несравненно короче литургии VIII-й книги Ап. Уставов обширной редакции, хотя, к сожалению, мы и не можем с точностью указать первоначальный состав этой литургии и позднейшие к ней дополнения. Во-вторых, молитва рукоположения во пресвитера в кодексе египетском короче, чем в венской и обширной редакции¹⁴ (молитва при рукоположении во епископа тождественна с молитвою венского кодекса): можно предполагать, что и прочие молитвы сего рода в египетских кодексах так же кратки, как и эти две. В-третьих, в редакциях египетских христиан нет многих рубрик с именами апостолов, как авторов отдельных установлений; последние излагаются безлично. Это в высшей степени важная черта. Она прямо ведет к предположению, что первоначально Διατάγαὶ τῶν Ἀποστόλων или уставы Апостолов о богослужении, рукоположении в церковные должности, о принятии в Церковь вновь обращающихся, о поведении клира и т. п. представляли собою свод кратких, категорических положений, выраженных в безличной форме и совершенно чуждых мысли о происхождении от Апостольского собора. Возможное дело, что рубрики с именами Апостолов образованы были позднее, именно получились таким путем: к первоначальному тексту в виде схолий, может быть на полях, к тому или иному предписанию приставлялись заметки: это правило принадлежит Апостолу Петру, это – Иакову и т. д. Свидетельство Папия Иерапольского о самом себе, что он расспрашивал в разных церквах, что именно говорил Андрей, что Петр, Иоанн и другие ученики Господа» – дает право предполагать, что находились и другие подобного рода совопросники и полученными так или иначе сведениями пользовались для образования вышеозначенных схолий в книге, находившейся, конечно, в постоянном практическом употреблении, по крайней мере у епископов. А затем позднейшие переписчики эти схолии заносили в самый текст, и это обстоятельство дало повод самому позднему компилятору восьмикнижия греческой редакции из безличной первоначальной речи, из первоначальных кратких положений образовать ряд диалогов, которые ведут от лица своего Апостолы. Так и образовалась новая редакция Апостольских Уставов, закрывшая истинный вид Апостольских, древне церковных установлений, на которые указывал, может быть, еще св. Ириней Лионский...

В высшей степени важное значение имеет, по нашему мнению, и то на первый взгляд мелочное обстоятельство, что редакции Апост. Уставов египетских христиан не содержат в составе своем первых семи книг обширной греческой редакции, а ограничиваются составом тех статей, которые составляют содержание VIII-й книги. Не сохранилось ли для нас в этом обстоятельстве свидетельство, что первоначально книга, называвшаяся: Διατάγαὶ τῶν ἁγίων Ἀποστόλων διὰ κλημεντος ὲν ὁκτω βιβλιοις προσπεφωνημέναι¹⁵, не содержала в себе ничего более того, что содержат вышеписанные египетские кодексы, или содержала даже менее того, что они содержат, что во всяком случае в ней не было первых семи книг, составленных в IV веке из двух совсем различных от Климентовых уставов произведений? Все, что можно извлечь для характеристики этой первоначальной Климентовой книги из свидетельства о ней 85-го апостольского правила, подтверждает это предположение как нельзя лучше. Так прежде всего общее название: δἰαταγαι, διατάξεις есть самое пригодное, самое характерное для содержания сочинения, представляемого египетскими кодексами и так называемой VIII-й книгой Апост. Уставов. Затем – «Уставы Апостолов провозглашены (προσπεφωνημενοι) Климентом в 8-ми книгах – говорится в 85-м Aп. правиле. Выражение: «έν βιβλίος» не требует необходимо мыслить о многотомном сочинении, разделенном на 8 книг: словом βιβλίον совсем не обозначается необходимо «книга» в нашем смысле слова. βιβλίον, это – папирус или бумага написанная, письмо, книжка. Тоже самое 85-е правило св. Апостолов, которое представляет рассматриваемое заглавие Климентовой книги, слово βιβλίον употребляет для обозначения всех вообще писаний Ветхого и Нового Завета, употребляет его и для обозначения таких небольших сочинений, как соборные послания св. евангелиста Иоанна Богослова: ἔστω ὑμῖν, βιβλία σεβάσμία καὶ αγια... Ἰωάννου τρε͂ις (ἐπιστολαί¹⁶). Слово προσπεφωνημεναι – провозглашенные, изреченные, употребленное правилом, дает основание разуметь именно «главы» или «отделения» под словом «βιβλία», а не «книги» в нашем смысле: ибо в последнем случае естественнее было бы употребить слово: γραφειααι, καταγραφεισαι. Таким образом о книге Климента, по смыслу 85-го Апост. правила, можно сказать, что она содержала правила, или уставы Апостолов, изреченные Климентом в восьми отделениях, в восьми главах. Для такого толкования Апостольского правила у нас имеется и документальное основание Делагард в выше цитованной книге говорит следующее об одном сирийском каноническом кодексе: »есть же особенный свод заповедей и правил апостольских, данных чрез Климента, ученика апостола Петра, каковой (свод) им (Климентом) разделен на восемь книг, или слов"¹⁷.

Как видно отсюда, древний сириец не усомнился отождествить понятия βιβλία и λόγοι: кто знает, не имел ли он для себя документального основания в утраченном для нас, но бывшем пред его глазами древнем экземпляре климентовой книги Апостольских Уставов... Правило 85-е характеризует, далее, Климентову книгу, как предназначенную в руководство «епископам» – только епископам, предостерегая нарочито, «каковых (т. е. заповедей) не подобает обнародовати пред всеми, ради того, что в них таинственно»¹⁸. Ясно, что правило, характеризующее так Климентову книгу, еще не знало той обширной редакции восьмикнижия Апостольских Уставов, которая содержит в себе распространенную в шесть книг сирийскую дидаскалию и также распространенное (в виде VII-й книги) διδαχὴ: ибо сии книги назначались не для епископов, а для всех «уверовавших в Господа Иисуса Христа из язычников, – а знало только книгу, содержащую таинственные священнодействия и может быть дисциплинарные правила для клира и мирян, которые почиталось совсем неудобным обнародовать во всеобщее сведение, словом, – знало книгу, которую, по меткому выражению Дрея, всего приличнее назвать: «чиновником», «агендою» или «pontificalbuch».

Таковы результаты относительно VIII-й книги Апостольских Уставов, получаемые из сравнения обширной ее редакции с краткими: венской и двумя египетскими. Принимая их во внимание, а также и все то, что прежде высказано нами было о первых семи книгах Апост. Уставов, мы приходим к следующим положениям относительно древнейшего, близкого к первоначальному, состава VIII-й книги:

1) По имеющимся в настоящее время различным редакциям VIII-й книги еще нет возможности воссоздать первоначального текста VIII-й книги; но можно за несомненное почитать, что ее текст обширной греческой редакции, наиболее употребительной, переделан таким же способом, как διδασχαλια и διδαχη лежащие в основе первых семи книг.

2) В основе VIII-й книги лежит несомненно очень древнее сочинение, никак не позднейшее διδαχη τῶν δώδεκα Αποστόλων, может быть действительно принадлежавшее св. Клименту, епископу Римскому ученику св. апостола Петра.

3) Древнейший состав этой Климентовой книги, разделявшейся на восемь отделений или глав, есть основание предположительно определить так: на первом месте в ней находился чин литургии. Дрей, как мы видели выше, не усомнился высказать, что VIII-я книга Апост. Уставов представляет «древнейший образец христианской литургии», и притом имея пред глазами обширную, интерполированную редакцию VIII-й книги. Что литургия находилась в составе книги, носившей название Διαταγαὶ τῶν Αποστόλων – за это говорит, косвенно, вышеприведенное нами свидетельство св. Иринея, что в V веке было предание, по крайней мере в Восточной церкви, об апостольской литургии, написанной Климентом (равно как и о написанной Иаковом), за это говорит свидетельство св. Прокла, Архиепископа Константинопольского: «многие епископы и учители церкви оставили писанныя литургии. Древнейшия а знаменитейшия между ними суть: литургия св. Климента, которую преподали ему сами Апостолы, и литургия св. Иакова, перваго епископа Иерусалимскаго». Соглашаемся с Дреем, чго св. Прокл, говоря это, имел в виду литургию VIII-й книги Апост. Уставов. В книге Климента несомненно находились далее постановления, с краткими молитвами рукоположения (представляемыми венскою и египетскими, а также и эфиопскими редакциями); о производстве в должности клира (во епископа, пресвитера, диакона, может быть чтеца), также постановления о заклинателях, исповедниках, вдовицах. Простота рукоположительных обрядов, краткость и сила религиозного чувства, характеризующие молитвы, при этих обрядах произносимые, все это – верные признаки глубочайшей древности этой части уставов Климента. Естественно, что как скоро существовали в церкви должности епископов, пресвитеров, диаконов и проч., существовали и определенные формы производства в них; тем более естественно предположить это, что образцы таких форм встречаются уже в Деяниях Апостольских и пастырских посланиях обряды рукоположительные VIII кн. Апост. Уставов не сложнее представлаемых в сих книгах Св. Писания Нового Завета.

С вероятностью можно предполагать, что в первоначальной редакции книги Климента находились постановление и молитва об освящении крещальной воды и елея (гл. 29), постановления об оглашенных (гл. 32), хотя последние может быть и дополненные впоследствии, равно как и постановления о праздничных днях (гл. 33), поминовении усопших (гл. 42–44) и об отношении к гонимым за исповедание Христа (гл. 45).

Все это такие элементарные и краткие постановления, которых самая жизнь первенствующих обществ христианских необходимо требовала; это на самых первых порах естественно внушал заповедать даже простой естественный долг Апостола – миссионера и устроителя жизни новообращенных ко Христу.

Таков был, предположительно, состав первоначального чиновника или устава церковной службы. Но к нему в виде дополнения необходимо примыкал и еще ряд постановлений, это – правила св. Апостолов. Они – необходимое дополнение к вышепоименованному содержанию Климентовой книги, как содержащие самые элементарные начала дисциплины клира. Но и помимо этого обстоятельства, правила св. Апостолов должны быть причислены к древнейшим начаткам права церковного еще по следующим основаниям. Bo-1-х, эта статья церковного законодательства имеет безусловное преимущество пред всеми прочими памятниками по своей общераспространенности и своему авторитету. Трудно указать поместную церковь или христианское общество в древности, где бы они не почитались первой статьей в ряду канонических сборников, хотя по временам и возникали сомнения относительно подлинности происхождения их от Апостолов. Во-вторых, они запечатлены характером простоты и предполагают самые простые формы церковного устройства и церковной дисциплины. В 3-х, они носят бесспорное преимущество пред всем остальным церковным законодательством (т. е. позднейшего времени) даже совершенством своего стиля: совершеннее их в этом отношении Восточная, по крайней мере, Церковь не знает в числе своих правил. В 4-х, при высокой важности своего содержания эти правила так верны, строго соответственны духу Кафолической Церкви, что, кажется, никогда не высказывалось никем даже сомнения касательно их церковности. С положительной же стороны, по крайней мере в Восточной Церкви, о них высказываемы были самые похвальные отзывы. Трулльский собор, называя их «преданными именем святых и славных Апостолов», признал их «чистым и совершенным апостольским учением» (пр. 2); седьмой Вселенский собор высказался о них в этом смысле еще решительнее»: всецелое и непоколебимое содержим постановление сих правил, изложенных (ἐκτεθἑντων) от всехвальных Апостолов, святых труб Духа» (пр. 1). И поистине, показалось бы странным, если бы кто вздумал что-либо возражать против истинно кафолического характера сих правил; в такой же мере, было бы странно встретить неспособность к верной оценке стилистического совершенства речи сих правил, отличающихся ясностью, точностью, глубиной мысли, сжатостью и краткостью и истинно апостольской мудростью и простотой. Поистине, прислушиваясь к самым звукам речи их, невольно представляешь живой образ Апостолов Христовых. Не слышатся ли в самом деле речи их, когда читаешь вслух такое напр. постановление: «аще кто епископ или пресвитер обращающегося от греха не приемлет, но отвергает: да будет извержен из священнаго чина. Опечаливает бо Христа, рекшаго радость бывает на небеси о едином грешнице кающемся¹⁹». Или такое «аще кто епископ, или пресвитер, или диакон деньгами сие достоинство получит: да будет извержен и он, и поставивший и от общения совсем да отсечется, яко Симон волхв Мною Петром»²⁰ (пр. 29).

Конечно, мы далеки от мысли утверждать, чтобы эти правила были «изложены» самими Апостолами в предлежащем нам греческом тексте, (который, кстати заметить, отличается замечательною устойчивостью: допускает лишь самые незначительные варианты, несмотря на разнообразие списков). Предубеждение против них так сильно, что нужно много мужества, и много труда для рассеяния этого предубеждения; в силу этого мы не решаемся утверждать, что даже все 85 правил – одинаковой древности: возможно, что первоначально их было несколько менее. Мы утверждаем с своей стороны относительно их следующие положения: 1) в большинстве они представляют подлинное апостольское предание, т. е. наставления или заповеди о клире, устно преподанные Апостолами их ученикам, один из коих, св. Климент или другой кто записал их, точно так же как св. Климент записал в своем первом послании апостольский закон, что должность епископов в церкви пожизненна и что они избираются всею церковью. Во 2-х, некоторые из сих правил, может быть, привнесены были позднее, постепенно, по мере новых явлений, какие создавала церковная жизнь (напр. правила о ежегодных епископских соборах, об иподиаконах, о браке чтецов и певцов и т. п.). Не желая вдаваться в полное опровержение гипотезы Дрея о позднем их происхождении, равно как и рассматривать в подробности все возражения, какие делаются против древности их, мы ограничимся лишь замечаниями, по нашему мнению заслуживающими внимания ²¹.

Самым сильным возражением против древности Апост. правил, по нашему мнению, служит отсутствие внешних исторических свидетельств, напр. ссылок на них, цитат из них за время древнейшее IV и даже V столетия. Дрей напр. видит самое древнее указание на их существование только в известном предисловии Дионисия Малого (конец V века). По поводу этого возражения почитаем нужным сказать следующее. По нашему мнению, в своем толковании этого свидетельства Дрей допустил неправильность. Опираясь на это свидетельство, Дрей начинает свое исследование таким заявлением: «в истории Апост. правил до их издания и включения в большие канонические сборники все темно и неизвестно и я предпринимаю задачу осветить эту тьму... Апостольские правила сделались в первый раз общеизвестными в конце Ѵ-го века чрез Дионисия Малого»²². В своем предисловии Дионисий говорит следующее: in principio itaque canones qui dicuntur Apostolorum de graeco transtulimus: quibus quia plurimi consensum non praebuere facilem, hoc ipsum vestram noluimus ignorare Sanctitatem, quamvis postea quaedam constituta pontificum ex ipsis canonibus adsumta esse videantur. Deinde regulas Nicaenae synodi etc.²³.

Наивно или лукаво – не беремся об этом судить – но Дрей утверждает неправое, когда говорит, что из приведенных слов Дионисия выходит, будто Апостольские правила сделались общеизвестными только со времени появления на свет этого свидетельства. Прямой смысл этого свидетельства тот, что Апостольские правила к концу V века уже находились в большом каноническом Греческом сборнике соборных правил, занимая здесь под особой нумерацией первое место. Вот что говорит свидетельство Дионисия. Конечно отсюда никак не следует, чтобы до этого времени они не находились в канонических сборниках и уже совсем не следует, что в данном месте Дионисиевой книги содержится древнее свидетельство только о существовании их за это время, а – ясное дело – содержится свидетельство о существовании их в канонических сборниках. Дрей же оставил без внимания это обстоятельство и пришел к совершенно неправильному выводу, что первые 50 правил возникли только к концу V века, а остальные и еще позднее²⁴: называем этот вывод неправильным по следующему основанию. Вывод заставляет предполагать, что в конце V-го в. какой-то обманщик составляет 50 правил, выдавая их за апостольские, и вот греческие кодификаторы вносят их в число древних вселенских и поместных соборов (1 Всел. Анкир. и проч.)_, и ученейший монах Дионисий Малый переводит эти новоизмышленные правила на латинский язык. Затем в VI веке присочиняются еще 35 правил и Константинопольский патриарх Иоанн Схоластик, ученейший юрист и канонист, ставит их с именем Апостольских во главе своего сборника! Имело бы некоторый смысл такое предположение, если бы подобное историческое явление приурочивалось к темной варварской исторической эпохе: но немецкий ученый критик приурочил его к золотому веку церковной истории: ведь это был век великих отцов и учителей Вселенской церкви и вот едва не на их глазах церковный кодификатор вносит в круг основных канонов явный подлог! Странность и неправильность этого взгляда очевидны.

Дионисий Малый весьма далек был, конечно, от действий, приписываемых ему Дреем. Весьма ясно он свидетельствовал о глубокой древности и авторитете Апостольских правил, ибо таков смысл его слов: «quibus plurimi consensum non prebuere facilem... quamvis postea quaedam constituta pontificum ex ipsis canonibus adsumpta esse videantur. (Кои весьма многими не легко были признаваемы, хотя некоторые установления епископов, по-видимому, из сих правил потом были взяты). Дионисий в сих словах ясно говорит нечто о прежней судьбе этих правил: о них возникали сомнения, было очень много не легко признававших их; сам он однако же не принадлежит к числу их, а видит в сих правилах источник для некоторых епископских постановлений. Дионисий таким образом свидетельствует об эпохе, в которой дух критического отношения к памятникам церковной литературы действовал довольно сильно, и таким образом освещает эту эпоху совсем не так, как это сделал Дрей²⁵. По правильному рассуждению, из слов Дионисия можно заключать о том лишь, что Апост. правила в век Дионисия уже внесены были в канонические сборники. Но откуда они внесены были сюда? Дионисий ничего о сем не говорит, а Дрей решает категорически, что они попали сюда прямо из-под пера своего автора фальсификатора. Совершенно произвольное, не историческое решение исторического вопроса! История кодификации канонического права за это время показывает напротив, что кодификаторы относились с крайней разборчивостью к своему материалу, а не вносили в сборники свои, что попадалось им под руку. Посему, если из всей массы канонического материала древней церкви внесены были только 50 Апостольских правил, это значит, что сии правила имели за себя весьма много голосов в обществе сведущих людей того времени и конечно в самой церковной практике, – что действительно и подтверждается внешними свидетельствами начала V и IV века.

Эти свидетельства известны. Судопроизводство на IV и III Вселенских соборах против Диоскора и Нестория ведено было совершенно соответственно 74-му Апостольскому правилу; поместный Константинопольский собор 394 года по делу епископов Агапия и Багадия руководился не только этим 74-м правилом, но и высказал ясно свидетельство, что он имел в виду целый сборник Апост. правил: ибо выражается о них во множественном числе: ὡς καὶ Ἀποστολικοι κανόνες διωρίσαντο. Собор Антиохийский 340 г. и собор 1-й Вселенский (325 г.) не только делают ссылки на древние правила, под которыми нельзя разуметь никаких иных, кроме апостольских, но прямо приводят отдельные из них выражения, а иногда и целый текст их²⁶. Дрей и его многочисленные последователи с усилием перетолковывают эти свидетельства, желая доказать, что здесь ничего не говорится об Апост. правилах, а о чем-то другом. Им это и необходимо делать, ибо поступать иначе для них значит идти против себя самих, против своей мысли, что Апост. правила сочинены в конце V века. При беспристрастном исследовании дела должно сказать, что эти немецкие критики желают идти против истины и видя не видят и слыша не разумеют. Не входя в полемику с ними, остановимся несколько на рассмотрении отношения к Апост. правилам соборов поместного Антиохийского и 1 Вселенского, насколько этого требует положительное разрешение поставленных нами вопросов.

В общем отношение правил Антиохийского собора к правилам Апостольским совершенно таково же, как и отношение текста обширной редакции Апост. Уставов к краткой или древним статьям, служившим для компилятора прототипами, образцами, а именно: при сохранении неизменными отдельных слов, фраз и порядка речи подлинника компилятор вносит от себя эпитеты и дополнения. При этом нередко, взяв в образце своем лишь повод или основание, построяет затем уже собственное постановление.

Так напр. 9 Апост. правило подверглось следующему изменению в прав. 2-м Антиохийского собора.

В правиле Антиохийского собора введены совершенно лишние, т. е. нисколько не поясняющие мысль подлинника слова: »священныя» и «евхаристии». А сделанный пропуск слова «верные» лишил правило той определенности, какую имеет подлинник: последний не оставляет никакого недоумения в том, что он имеет в виду именно верных, а не оглашенных, или кающихся, и преследует исключительно небрежность при посещении литургии. Слова подлинника: «яко безчиние в церкви производящих» переделаны в довольно неясное выражение: «по некоему уклонению от порядка». Затем, изменение наказания: «отлучати подобает от общения церковнаго» в «будут отлучены от церкви» – совсем изменило мудрое и справедливое наказание, как вполне соответственное преступлению (sanctio perfecta) в совершенно не соответственное и неясное. По смыслу подлинного правила: «кто самопроизвольно пренебрегает благами общения церковнаго: тот и да будет лишен онаго», а по правилу Антиохийского собора: кто пренебрегает благами общения, тот да будет отлучен от церкви (т. е. безусловно)²⁷.

Как сильно изменены здесь вносными фразами и отдельными терминами строгая логика, сила выражения, законодательная мудрость и истинно церковный дух апостольского канона!

Трудно объяснить, по какому побуждению в самом начале вставлено слово: «ἣ διάκονος»: если отцы Антиохийского собора желали изменить весьма определенное и ограниченное понятие субъекта преступления, имевшегося в виду Апост. правилом в общее, хотели регламентировать случай не самовольного отделения пресвитера от епископа, а вообще уклонение в раскол какого-либо из членов клира: то неясным представляется, почему из всего клира упомянуты только пресвитер и диакон? Для объяснения сей неясности можно предположить, что редактор правила имел в виду какой-либо частный случай уклонения в раскол диакона. – Дальнейшая вносная фраза: «отлучит сам себе от церкви» представляет неудачное распространение подлинника, особенно быв поставлена пред фразой: «отдельно собрания творити будет». Составление отдельных от епископа собраний пресвитером не предполагает еще отлучение его от церкви – как это видно из Апост. правила, в котором ясно указывается и случай, когда таковое отделение есть именно доказательство единения с церковью и отделение только от обличенного в неблагочестии и неправде епископа, и во всяком случае отлучение от церкви должно следовать после факта самочинного отделения от епископа. Дальнейший затем текст Антиохийского правила представляет совершенно неудачную перефразировку Апост. правила, неудачную даже во внешнем выражении, в стиле: а призываемый епископом не покорится, не восхощет покориться и быв призываем единожды и дважды (в подлиннике трижды и – вернее).

Таково это правило Антиохийского собора. Кто со вниманием прочтет параллельное ему Апостольское – тот легко увидит превосходство его во всех отношениях: в нем нет лишнего слова, в нем нет выражения, которое можно было бы заменить другим, как более удачным. Поистине, его писал муж, исполненный Духа Божия, муж, живший в такой глубокой древности, когда между пресвитерами находились такие, которые отделялись от епископа своего единственно по любоначалию и с толпою отщепенцев воздвигали жертвенник против жертвенника. Ничто, посему, не препятствует в этом правиле видеть нам и стиль св. Климента Римского.

Мы удерживаемся от приведения других примеров сличения правил Апостольских с правилами Антиохийского собора во избежание повторений в своих выводах. Сколько бы мы ни сравнивали, ни изучали их со стороны содержания и стиля, мы не получим иного какого-либо впечатления, преимущество правил Апостольских открывается ясно.

Не лишним будет добавить и то, что сами отцы Антиохийского собора, в некоторых правилах прямо опираются на «древнейшия правила» (см. пр. 9 Антиох. соб. – κατὰ τ ὸ ν ἀρχαιότερον κρατήσαντα ἐκ τῶν πατερων ἡμῶν κανόνα): по сему должно, конечно разуметь и о прочих.

В правилах I Вселенского собора нет таких обильных ссылок и аналогий с правилами Апостольскими; но в них есть две цитаты, очень ясно указывающие, во 1-х, на то, что Отцы собора имели в виду Апост. правила и, во 2-х, на то, в какой именно книге эти правила содержались в то время.

2-е правило этого собора, сопоставляемое с 80 Апост. правилом, дает такой результат:

Полагаем, что беспристрастный наблюдатель не потребует ни доказательств, ни объяснений, что здесь пред глазами он видит цитату αυτωλεξει Апост. 80-го правила Отцами 1 Вселенского собора.

По какой же книге Отцы 1 Вселенского собора читали Апостольские правила? Ответ на этот вопрос дает 4-е их правило, а оно гласит следующее: «епископа поставляти наиболее прилично всем тоя области епископам. Аще же сие неудобно или по належащей нужде, или по дальности пути: по крайней мере три во едино место да соберутся, а отсутствующие да изъявят согласие посредством грамот». Присматриваясь к строению речи этого правила, а также и к отдельным словам его, невольно припоминаешь следующее место из VIII кн. Апостольских Уставов: «епископ от трех или двух епископов поставляется: если же кто от одного епископа будет поставлен, то извергается и он, и поставивший его; если же нужда заставит от одного поставиться по причине невозможности прибыть множайшим, по случаю гонения, или иной подобнаго рода причине, то да будет иметь силу согласие поручения множайших епископов»²⁸. Постановление 1 Вселенского собора существенно разнится от этого, которое мы почитаем глоссою с именем Симона Кананита к 1-му Апост. правилу, но по строению речи, по концепции, оно весьма с ним сродно. И это не наше мнение. В одном сирийском номоканоне под титулом о рукоположении сводятся следующие цитаты: Апост. пр. 1. Симона Кананита и 4-е 1 Всел. соб.²⁹. Не имеем ли мы основания после сего предполагать, что и в мысли Отцов 1 Всел. собора, редактировавших 4-е правило, предносились точно также и 1-е Апост. правило и правило Симона Кананита, как они предносились в мысли названного нами сирийского канониста? Но в таком случае ясно, что Отцы 1 Вселен. собора читали Апостольские правила в той же книге, в которой находилось и правило Симона Кананита, т. е. в VIII-й книге Апост. Уставов.

Питра в своей истории памятников канонического права Греков приводит еще одну цитату Апост. правила из самого начала IV-го века, именно в посланиях египетских епископов: Гезихия, Пахомия, Феодора и Филея к Александрийскому епископу Мелетию, писанных около 303–305 гг., в коих читается: «есть закон отцов и праотцев, который знаешь и сам, установленный по Божественному и церковному чину (ибо все ради угождения Богу и по ревности к лучшему ими установлено и определено): в чужих пределах никакому епископу не должно совершать рукоположений». Это замечает Питра – почти αυτωλεξει 35-е из наших правил³⁰.

Древнее доселе представленных цитат Апост. правил, равно как и целой VIII-й книги Апост. Уставов наука не знает (исключая прежде приводимую довольно глухую цитату св. Иринея)...

Что же значит, что в течении III и II-го вв. никогда никто не процитировал ни этих правил, ни этой климентовой книги, если таковые в эти века существовали? Ответ на это дает прежде всего 85-е Апост. правило: их не должно обнародовать пред всеми ради того, что в них таинственно». Такое запрещение вело к двум последствиям: книга Климента имела весьма тесный круг практического употребления: ее знали епископы и приближенные к ним клирики, испытанные в верности; следовательно она не могла проникнуть, как говорится, в массу читателей и удовлетворять стремлениям простой любознательности. Во 2-х, по самому содержанию своему книга Климента не могла располагать к каким-либо публичным спорам, пререканиям. Здесь – молитвы священнодействия, здесь чинопоследования, здесь правила поведения духовных лиц и все это запечатлено именем апостольского предания. Следовательно она давала пищу лишь благочестивому чувству и размышлению и под действием такого душевного настроения в читателе возбуждала ревность к сохранению в тайне испытываемых при этом помыслов и ощущений. «Ибо – выражаясь словами св. Василия Великого – какое было бы приличие писанием оглашати учение о том, на что не посвященным в таинство и воззрение не позволительно»³¹.

Вероятно, так рассуждали и в древнейшее св. Василия время те, которым вверены были церковные тайны и которые были «сведущи в церковных установлениях» (θεσμῶν ἐκκλησιαστικῶν πεπείραται)³². Если и в настоящее время, когда говорят все и обо всем, церковные книги, подобные «чиновникам» и «служебникам» внушают к себе ограждающее их уважение: то в III-м в. по Р. Хр. отношения к ним верных церкви, конечно, были еще строже. Вследствие сего, невозможно ожидать и нельзя требовать, чтобы какой-либо писатель церковный III-го века сделал какое-либо указание на такую книгу в каком-либо из своих сочинений, предназначенном для обнародования или оглашения писанием. А если бы он и захотел это сделать, если бы ему это было крайне нужно, то для него было несравненно удобнее употребить несколько иную форму цитации – без ясного наименования книги, запрещенной для оглашения, указанием на самые правила, в нем содержащиеся и бывшие в практическом употреблении, сделать это например так, как сделали вышеназванные египетские епископы, или отцы соборов 1 Вселенского и Антиохийского, т. е. сослаться на «закон отцов и праотцов» или на «древнее церковное правило» с присоединением полного текста его или только начала eгo. И недостатка в таких цитатах нет даже из древнейшего времени. В одном из писем св. Киприана Карфагенского мы встречаем например следующее место: «тщательно надобно хранить и соблюдать то, что по Божественному преданию и апостольскому примеру соблюдается у нас и во всех почти странах; для правильного поставления все ближайшие епископы должны собраться в ту паству, для которой поставляется предстоятель и избрать епископа»³³. В климентовой книге или в VIII-Й кн. Апост. Уставов нормальный или «правильный» порядок поставления епископа изображается совершенно согласно с указанным здесь. Но кто станет отрицать, что для св. Киприана было несравненно удобнее сослаться на этот порядок, как на всеобщее церковное предание, известное из самой практики, чем как на предписание книги Климента, может быть для испанского клира и неизвестной и во всяком случае запрещенной для обнародования?..

Мы далеки, впрочем, от мысли в подобного рода ссылках указывать свидетельства для обоснования своей гипотезы; нет, мы своею гипотезою желаем только представить объяснение их, и нам представляется, что эта гипотеза действительно объясняет многие явления в истории канонического права самой первоначальной эпохи лучше, чем их объясняют доселе составлявшиеся и пользующиеся вниманием гипотезы³⁴.

В целом наша гипотеза о происхождении и древности восьмикнижия Апостольских Уставов представляется в таком виде: первоначальною основою их служила небольшая книга, делившаяся на восемь слов или глав под заглавием Διαταγαὶ τῶν ἀγίων Ἀποστόλων διὰ Κλήμεντος προσπεφωνημέναι. (Состав ее приблизительно определен выше). По внешнему строению своему она представляла свод категорических положений, группировавшихся, вероятно, около восьми главных предметов (определить которые в настоящее время нет возможности). Нет ничего невероятного в том, что она составлена была св. Климентом Римским, учеником Ап. Петра, но может быть и другим каким-либо из епископов II-го века. В силу практического своего употребления в кругу клира она, вероятно, скоро по своем появлении на свет начала быть дополняема новыми правилами, которые соблюдались в тех или иных церквах или прямо как предание апостольское, или вообще как церковное предание. В то же время она покрывается схолиями, указывающими на основании предания имя того Апостола, которому принадлежит то или иное правило или целая их серия. С конца II-го века эта книга получает несколько иной вид. Один епископ, по имени Ипполит, может быть епископ Остии, ввел в этот «чиновник» введение о дарах и рукоположениях и заключение, в котором содержится увещание о пребывании каждым в том чину, в каком он поставлен в церкви. Около того же времени, или в III-м веке, на Востоке в Сирии климентова книга подвергается более существенному изменению: автор принимает на себя задачу из книги богослужебной представить назидательное чтение для вновь обращаемых к церкви. Отвлеченные и краткие положения климентовой книги он превращает в целые трактаты, или наставления о том, как вести себя христианину в частной своей жизни; разъясняет значение церковных установлений и церковных должностей, равно как и вообще смысл и назначение христианина в целой его жизни от рождения и до кончины. Для своего труда он пользуется кроме книги Климента Священным Писанием Ветхого и Нового Завета, может быть прежде описанным нами сочинением: Διδαχὴ τῶν δώδεκα Ἀποστολων и обычаями своей местной церкви. С сим вместе он изменяет и заглавие книги: вместо Уставы св. Апостолов он называет ее: учение св. Апостолов. Затем в конце III-го или в IѴ-м веке неизвестный автор соединяет три из доселе существовавших в отдельности книги в одно довольно обширное, целое под общим наименованием Διατάξεις τῶν ἁγιων Ἀποστολων δια Κλημεντος καὶ Ιππολύτου, и разделяет его на восемь книг, первые шесть образуя из сирийской дидаскалии, седьмую – из Διδαχὴ τῶν δώδεκα Ἀποστολων, восьмую из книги Климента, причем, первым семи книгам он придает вид Апостольского соборного послания, а восьмой вид Апостольского собора. Так получилось восьмикнижие Апостольских Уставов в обширной греческой редакции.

Соответственно такому объяснению происхождения и древности этого памятника, а затем и соответственно свидетельствам о нем последующего времени, значение его в истории канонического права Восточной церкви определяется так.

Восьмикнижие Апостольских Уставов представляет собою памятник права вселенской церкви, развывшегося на пространстве II–IV веков. Отдельные составные части его далеко не одинаковой древности и достоинства. Есть между ними статьи глубокой апостольской древности: в этом свойстве им не отказывают даже такие немецкие критики (как Дрей и проч.), которые относят первоначальное образование памятника к очень позднему времени³⁵, но эти древние статьи и отдельные правила распространены позднейшими статьями; распространение происходило постепенно, по мере практической надобности и велось с доброй целью, а не с преступной – с тою целью напр. чтобы прикрыть именем апостольским свое собственное измышление, хотя должно признать, что такая работа над памятником иногда делалась весьма неумело. В течение времени до IV века памятник имел только практическое значение, как «чиновник», требник или pontificalbuch. Он служил верным отображением церковного устройства и дисциплины церковной своего времени и имел значение не источника права в материальном смысле; ибо таковым служило предание апостольское, воплощавшееся в самом действии, или в самой практике церкви, а лишь памятною записью этого права, официально еще не признанною и формальным источником права.

С IV века значение его возрастает быстро и достигает высокой степени. Если в правилах соборов 1 Вселенского и Антиохийского поместного обнаруживаются следы (не заметить которых не простительно не только ученому исследователю, но и простому наблюдателю, обладающему способностью сравнения), следы еще не официального так сказать пользования этим памятником: то в свидетельствах второй половины IV века уже ясно высказывается признание за ним формального источника права, как за книгою, содержащею правила Апостольские. В известной книге св. Епифания говорится: для подтверждения своего учения (о Пасхе) Авдиане ссылаются на Постановления Апостольские, которые многими подвергаются сомнению, но их нельзя отвергать, ибо в них заключается все, относящееся к церковному благочинию и нет ничего повреждающего веру, ее исповедание, церковное управление и правила»³⁶. Достопримечательно здесь; прежде всего то, что авдиане ссылались именно на Апост. Уставы, как на авторитетную книгу и это тогда, когда было уже известно определение первого Вселенского собора. Посему, как бы не ослаблялось это свидетельство дальнейшим замечанием св. Епифания, что Апостольские Уставы многими подвергаются сомнению, указанное обстоятельство говорит, что во мнении других многих авторитет Апост. Уставов в это время был уже очень велик, так что их можно было противопоставлять авторитету 1 Вселенского собора, и авдиане, по изображению того же св. отца, представляются далеко не несведущими в уставах церковных людьми. Прежде приводимая нами ссылка Константинопольского собора 394 года на Апостольские правила также точно говорит ясно, что в это время эти правила уже имели значение церковного закона. Не менее достопримечательное в этом отношении и свидетельство о таковом значении всей VIII-й книги Апост. Уставов указывают и у так называемого автора Operis imperfecti in Mattheum y св. Иоанна Златоуста (ad Mattheum 25, 18): «каким образом поставляются во священника из мирян – о сем ясно говорится в книге VIII правил Апостолов».

Тем не менее как в век св. Епифания, так и во все последующее время против Апост. Уставов в целом их виде всегда было весьма сильно сомнение; и это, без сомнения, обстоятельство служило причиною того, что официально церковного признания за рассматриваемое и последующее времена удостоилась лишь весьма незначительная их часть именно малая часть только VIII книги. С образованием кодекса правил соборных, начало которого есть основание относить ко второй половине IV-го в., вносятся из всей массы отдельных правил, заключающихся в Апост. Уставах, сначала только 50 правил, как это мы видим в кодексе Ѵ-го века, с которого переводил правила Дионисий Малый, потом – 85-ть как это видим столетие спустя в сборнике Константинопольского патриарха Иоанна Схоластика, а затем привносятся и еще 17 правил св. Ап. Павла, 17 правил св. Aп. Петра и Павла и 2 правила всех св. Апостолов³⁷. Относительно православной греческой церкви мы не имеем твердых оснований утверждать, чтобы и какие-либо другие извлечения из VIII-й книги Ап. Уставов когда-либо достигали такого же значения, как только что перечисленные статьи; но что касается восточных христианских обществ – сирийских, арабских, абиссинских и эфиопских: то их канонические кодексы наглядно свидетельствуют, что там значение правил имели и весьма многие другие извлечения как из VIII-й, так и из других книг сих Уставов³⁸.

Во всяком случае в Православной Восточной церкви колебания по вопросу о значении правил продолжались только до 692 г., когда так называемый Трулльский собор своим 2-м правилом ясно определил значение канонов только за 85-ю Апостольскими правилами; весь же прочий текст Апостольских Уставов признал поврежденным еретиками, а посему и отказал ему в своем признании. С этих пор значение 85 правил получило весьма твердую опору и никогда потом уже не подвергалось пререканиям. Но достопримечательно, что таким постановлением собора, впоследствии возвышенного до авторитета Вселенского, частное, неофициальное употребление Апост. Уставов православными епископами и вообще образованными людьми совершенно не было приостановлено. Памятник читался и читался весьма усердно, как это доказывается свидетельствами позднейшей литературы и множеством греческих списков, содержащих эти уставы как в полном, так и в сокращенном виде³⁹.

Это обстоятельство показывает, что в Греческой Церкви не смотрели на постановление Трулльского собора как на безусловно отвергавшее эту книгу, а скорее как на предупреждавшее только относительно неблагонадежности в ее частностях, предостерегавшее не сведущих в вере и уставах церкви читателей на счет искажений, внесенных в нее еретиками. Наилучшим выразителем такого понимания этого постановления Трулльского собора и такого отношения к этой книге служит пример блаж. Фотия, патриарха Константинопольского. В своей Bibliotheca он пишет: «читал Климента Римскаго две книги, одна из коих надписывается: Διατάξεις τῶν Ἀποστολων δια Κλημεντος и в коей содержатся правила, имеющия в числе соборных надписание: правила Апостолов»... «Что касается Уставов (διαταγαι), то они подлежат порицанию по трем причинам: в 1-х за худой вымысл, который, впрочем, не трудно отличить в них, во 2-х за оскорбительные отзывы о Второзаконии, которые еще легче устранить и в 3-х за арианство, которое может отбросить в них каждый»⁴⁰.

В силу такого же, вероятно, понимания трулльского постановления произошло затем и то явление, что в одной из довольно распространенных редакций греческой канонической синтагмы, именно так называемого «синопсиса канонов» рядом с 85-го признанными Апостольскими правилами была поставлена и упоминаемая выше серия 36-ти Апостольских правил, которые суть извлечения из VIII-й кн. Апост. Уставов гл. 32, 33 и 46. Власть церковная никогда не восставала против употребления таких сборников, хотя, по-видимому, и отступивших от постановления Трулльского собора.

В истории права Русской церкви авторитет Апостольских правил 85-ти никогда не подвергался со стороны церковной власти сомнению, а напротив стоял всегда весьма высоко. Доказательством этого служит не только неизменное присутствие сих правил в канонических сборниках русской церкви всегда на первом месте, но и торжественное обещание блюсти эти правила, даваемое каждым, избранным во епископа при его рукоположении: «К сему моему святыя веры исповеданию обещаюся блюсти каноны святых Апостол и седьми вселенских соборов» ⁴¹ и проч.

Более ясного признания значения канонического и практического источника права за Апостольскими правилами невозможно и представить. Св. Правительствующий Синод по настоящее время сделал только одно ограничительное постановление касательно применения сих 85-ти правил, а именно: «относительно постановлений Апостольских, написанных Климентом, время и Провидение Божие открыли нужду в новом правиле, которое есть 2-е шестого Вселенского собора». Примеч. к 85 прав. св. Апостолов в «Книге правил».

Что касается прочих частей восьмикнижия Апостольских Уставов, то в истории православной русской церкви оно, по-видимому, никогда не имело нe только обширного значения, но едва ли и было известно в славянском переводе до XVII века. Во второй половине этого века монахом Евфимием оно по желанию Никона патриарха было переведено вероятно в первый раз на славянский язык; но этот перевод не был отпечатан и до сих пор остается в рукописи⁴². Несколько позднее в Молдавии сделан был также славянский перевод Ап. Уставов преосвященным Досифеем, митрополитом Сучавским, о коем мы упоминали выше; но он кажется и совсем не был известен в России, хотя некоторые переводные труды этого митрополита и были известны в Москве⁴³. В настоящем столетии русский перевод Апостольских Уставов сделан Казанскою Духовной Академией, но издан в весьма небольшом количестве экземпляров, а повторения издания до сих пор почему-то не последовало.

Между тем распространение переводного издания этого памятника, по нашему мнению, можно было бы признать весьма желательным. Это один из весьма замечательных памятников как по своей маститой древности, так и по историческому значению в истории права восточной церкви и, наконец, как назидательнейшая книга вообще. Содержание первых семи книг при всей стилистической недостаточности проникнуто искренним христианским чувством; их заповеди христианской дисциплины глубоко назидательны и удобопонятны даже для простого нашего народа. Единственным препятствием к широкому распространению этого памятника в среде верных церкви может служить только вышеприводимое постановление Трулльского собора, но нам думается, что издание этого памятника в сокращенном виде с разумными пропусками догматических выражений, напоминающих арианские и подобные заблуждения, или же снабженное добрыми в этом отношении комментариями, не оказалось бы в разногласии с этим соборным определением, все-таки признавшим, что в основе книги лежит «благолепная красота божественного учения», но помраченная привнесением подложного и чуждого благочестия еретического мудрования. Что касается глубокого значения этой книги для науки канонического права Восточной церкви, то оно – вне сомнения.

Николай Заозерский