Тропарь апостолу Луке в греческом его подлиннике

В современной русской службе апостолу и евангелисту Луке 18 октября, кроме общеапостольского тропаря гласа 3-го «Апостоле святый и евангелисте Луко, моли милостиваго Бога», имеется еще нарочитый тропарь апостолу Луке гласа 5-го: «Апостольских деяний сказателя и Евангелия Христова светла списателя, Луку препетаго, неисписанна суща Христове Церкви, песньми священными святаго апостола похвалим, яко врача суща человеческий немощи, естества недуги и язи душ исцеляюща, и молящася непрестанно за душы наша».

В этом тропаре непонятна фраза «неисписанна суща Христове Церкви». Что она означает?

Надо заметить, что в современной греческой службе этого тропаря нет, но в более ранних он был, так что славянский текст его является переводом с греческого.

В хранящейся в Ленинградской публичной библиотеке греческой рукописной минее XII века (шифр Гр. 227, л. 87) этот тропарь изложен так: Των αποστόλων πράξεων ύφηγητήν καί των ευαγγελίων του Χρίστου λαμπρόν έξηγητήν Λουκάν τον άοίδιμον ανά–γραπτον δν ταύτη του Θεοΰ εκκλησία άσμασιν ίεροΐς τον ιερόν άπό–στολον εύφημήσομεν ώς ίατρόν γενόμενον της άνιής ασθενείας και φύσεως νόσοις καί μαλακίας των ψυχών έξιώμενον καί πρεσβεύοντα άπαύστως υπέρ των ψυχών ήμών.

Сличение греческого текста тропаря по этой минее со славянским переводом его показывает, что последний был сделан неудачно.

Уже в первой фразе тропаря «апостольских деяний сказателя» мы встречаемся с таким неудачным переводом. Переводчик греческое  ό–υφηγητής перевел славянским «сказатель», но  ό υφηγητής, производное от глагола  ύφηγέομαι – «идти впере-ди», «указывать путь», «руководить», «наставлять» – по своему значению больше, чем «сказатель». В античной поэзии этот эпитет прилагался к тем поэтам, которые своими произведениями служили делу воспитания людей. Применяя этот эпитет к апостолу Луке, песнописец, очевидно, имел в виду сказать этим, что апостол, как составитель Книги Деяний, является не летописцем или хронографом, в чью задачу входит только сообщение исторических фактов, а писателем, поучающим христиан примером жизни и деятельности святых апостолов.

Так же неудачна вторая фраза перевода «и Евангелия Христова светла списателя». Греческое о εξηγητής, откуда происходит современный богословский термин «экзегет», уже никак не «списатель». Этот термин взят песнописцем опять же из языка античной Греции. Там этим словом называли высших жрецов, в обязанность которых входило объяснять народу смысл того, что представлялось язычникам откровением богов, а также открывать тайны религии посвящаемым. Песнописец применил этот эпитет к апостолу Луке весьма глубокомысленно, ибо только этот евангелист сообщил нам великую тайну воплощения Сына Божия, только от него мы знаем о благовестии ангелом Захарии о грядущем родиться Предтече, только он один из евангелистов сообщает о благовещении архангелом Гавриилом Пресвятой Деве, только от него мы знаем об ангельском славословии, которое слышали вифлеемские пастухи в ночь рождения Спасителя. Что песнописец имеет в виду в данном случае сообщение апостолом Лукой этих чудесных благовестий, а не написание им книги Евангелия, видно из того же греческого текста тропаря, где слово «Евангелие» дано не в единственном числе, как это сделал переводчик, а во множественном – των ευαγγελίων του Χρίστου.

Перейдем к непонятной фразе славянского перевода «не-исписанна суща Христове Церкви». В греческом она изложена так:  άνάγραπτον όν ταύτη του Θεοΰ εκκλησία – и представляет собою дополнительное предложение к предыдущему. Здесь первая ошибка переводчика была в том, что он смешал значение греческой приставки  ανά-, усиливающей смысл глагола, при котором она поставлена, с приставкой ά-, имеющей отрицательное значение; и, таким образом, глаголу  αναγράφω – «вношу в списки», «учиняю надпись или титул», а в юридической терминологии – «записываю в государственные акты», он придал значение глагола  άγράφω – «не пишу». Так получилось в переводе слово «неисписанна», тогда как в действительности  άνάγραπτον, как отглагольное прилагательное от  αναγράφω, наоборот, означает «записанного» или «признанного», и перевод всей фразы будет таким: «который записан самой Церковью Божией».

Что хотел сказать этой фразой составитель тропаря, будет понятно из следующего.

Известно, что в своих посланиях многие апостолы – Иаков, Петр, Иуда, Павел, Иоанн (в Апокалипсисе) – сами указывают свое имя как авторы, апостол же Лука не сделал этого ни в Евангелии, ни в Книге Деяний. Он не назвал своего имени даже там, где к этому был прямой повод, когда в Деяниях переходит от повествования в третьем лице к повествованию в первом (20, 6). Однако Церковь считает его автором обеих священных книг. Это обстоятельство и имеет в виду составитель тропаря, когда говорит, что Лука записан самой Церковью Божией.

Но откуда наш переводчик взял слово «суща»? Ведь в греческом тексте его нет. И почему он, вставляя в перевод это отсутствующее в оригинале слово, в то же время выбросил из него, т. е. из оригинала, важное для смысла всей фразы слово ταύτη – самой?

Разгадку этому я нашел в греческой же минее XV века, хранящейся в Ленинградской публичной библиотеке (шифр Гр. 523). В ней интересующая нас фраза изложена так:  άναγράπτον δντα τη τοϋ Χριστοί) εκκλησιά (л. 41 об.). Сопоставление этой фразы с приведенной выше из минеи XII века показывает, что когда-то один из переписчиков греческого текста допустил весьма существенную ошибку. Он оторвал от местоимения  ταύτη две первые буквы и приставил их к предыдущему относительному местоимению  δν, в результате чего у него получилось новое слово  δντα, представляющее собой причастие от глагола  ειμί ­ есмь (латинское esse), поставленное в винительном падеже мужского рода¹. С появлением в тропаре нового слова, лишенного всякого смысла, из него исчезлЬ имевшее важное значение местоимение  ταύτη. Когда произошла эта досадная ошибка, установить трудно. Одно ясно, что наш русский переводчик делал свой перевод по испорченному греческому тексту. Он не заметил этой порчи греческого оригит нала и к своему неправильному переводу слова  άνάγραπτον прибавил чуждое по смыслу причастие «суща». Так получилась лишенная всякого смысла фраза «неисписанна суща Христове Церкви».

Дальнейший перевод тропаря не имеет таких досадных ошибок, однако и, здесь есть нечто, вызывающее недоумение. В самом деле, разве «человеческия немощи» и «естества недуги» не одно и то же? И откуда переводчик взял слово «человеческия», которого в греческом оригинале нет? В греческом это место читается  άνιής ασθενείας καί φύσεως νόσοις. По-видимому, наш переводчик понял первое слово этой фразы как сокращенное  άνθρώποις, и ему ничего не оставалось делать, как допустить в переводе тавтологию – «человеческия немощи и естества недуги». В действительности же здесь никакой тавтологии не должно быть, и ключ к пониманию всей фразы лежит в правильном переводе слова  άνιής. Ή  ανία – древнее ионическое слово, буквально означающее «мучение», «тягость», «печаль», «горе». Поставленное в прямой связи с ним  ή ασθένεια означает какие-то болезни, проявляющиеся в угнетенном, подавленном состоянии духа и которые теперь принято называть нервно-психическими или душевными. При таком значении первой половины фразы будет понятно, почему песнопи-сец далее говорит о  φύσεως νόσοις: здесь он имеет в виду уже собственно физические болезни, не связанные с поражением нервной системы и психики больного. Отсюда же будет понятно и то, что переводчик назвал «язи душ». Греческое  ή μαλακία имеет весьма широкое значение. Оно означает мягкость, нежность, изнеженность, роскошь, слабоволие, нерешительность, малодушие и даже грех. Если выше говорилось о душевных и телесных болезнях, то здесь, очевидно, имеются в виду всякого рода недостатки человеческой личности, делающие ее неустойчивой в борьбе с грехом.

Переводчик не делает этой дифференциации физических и чисто духовных недугов, и наименование апостола Луки врачом, которое песнописец относил только к врачеванию душевных и телесных болезней ( ώς ίατρόν γενόμενον της άνιής άσθενείας καί φύσεως νόσοις), он придает и тому, что в греческом тексте обозначено как  ή μαλακία των ψυχών. Отсюда у него получается фраза «яко врача суща человеческия немощи, естества недуги и язи душ исцеляюща». В греческом же в связи с упоминанием о малакии душ употреблено причастие  έξιώμενος. Ἐξιόω буквально значит «очищаю от ржавчины»². В переносном смысле это какое-то духовное исправление личности человека. Это еще раз подтверждает, что автор тропаря ясно дифференцировал душевные или нервно-психические болезни от собственно физических и отличал те и другие от духовных недостатков личности. Свой тропарь он заканчивает часто употребляемой в греческих песнопениях фразой о молитве святого пред Богом о душах наших. Но употребленное в славянском переводе слово «молящася» не вполне соответствует глаголу оригинала  πρεσβεύοντα. Πρεσβεύω не то же, что  εύχομαι – «молюсь», «прошу».  Πρεσβεύω имеет много значений и в данном случае может быть принято как соответствующее русскому «ходатайствую». По мысли поэта, апостол Лука является не просто просителем или молящимся, а высоким ходатаем о нас, живых членах Церкви, пред Богом.

В целом тропарь в свободном от византийского стихосложения русском переводе представляется в следующем виде:

«Луку препетого, святого апостола, признанного самой Церковью Христовой писателем Деяний апостольских и светлым сказателем благовестий о Христе, восхвалим священными песньми как врача, исцеляющего душевные болезни и телесные недуги, очищающего духовные язвы и непрестанно ходатайствующего о душах наших».