Глава 34. Речь Елиуса (2-я). Иов утверждал, что он праведен, а Господь лишил его оправдания, подверг страданию и поруганию. Елиус утверждает, что это мнение неосновательно, так как Бог, создав вселенную, Сам установил законы жизни и не имеет никаких побуждений уклоняться от правды. И если укорять царя в преступлении закона есть величайшая дерзость, свидетельствующая о нечестии укорителя, то чем большее нечестие обнаруживает человек, утверждающий, будто Бог нарушает правду. Господь не может погрешать, ибо Он все знает при том всегда карает нечестивых за уклонение от Его закона

Ст. 1. Отвещав же Елиус, рече. Хотя Елиус, произнесши первую свою речь, вызывал Иова на ответ и заявлял о своем желании выслушать его, однако Иов ничего на нее не отвечал, впрочем не выразил и своего нежелания слушать Елиуса. Такое молчание было поводом к произнесению второй речи, дополняющей первую и открывающей взгляд Елиуса на судьбу Иова и на его убеждения. Но в этой речи Елиус обращается уже не к самому Иову, а к друзьям его.

Ст. 2–3. Послушайте мене премудрии, сведущии внушите (доброе): яко ухо словеса искушает (распознает), гортань же вкушает брашна. Предлагая выслушать свою вторую речь, Елиус просит внимания всех собеседников, так как при общем внимании скорее могут быть замечены и указаны недостатки, а при этом может быть тверже обоснована и самая правда в рассуждении о деле. Ибо все слова, воспринятые ухом со вниманием, всецело обсуждаются рассудком, который с. достаточною точностью может определить, что из сказанного должно принять и усвоить, чего не должно принимать подобно тому, как чувство вкуса, сосредоточенное на языке, определяет, что в предложенной пище приятно и пригодно для питания и что не пригодно,– – что следует проводить чрез гортань и что – нет. Елиус просит мудрых слушателей обратить свое внимание, по крайней мере, на то, что в его словах есть «доброго» – пригодного для решения главного вопроса и утешительного для страждущего Иова.

Ст. 4. Суд изберем себе, уразумеем посреде себе, что лучшее. Чтобы определить в речи правду или неправду, назидательное или развращающее, для этого недостаточно быть только слушателем, хотя бы и внимательным: нужно, напротив, проверять суждения говорящего, как судьи строго проверяют показания свидетелей, нужно требовать от говорящего, чтобы он свои слова подтверждал указанием на действительные дела, которым они должны соответствовать: так должно быть обсуждаемо и поведение человека, по возможности обстоятельно, беспристрастию, по взаимному согласию. Такого обсуждения и желает Елиус, дабы получить лучшее понятие о причине и цели страданий Иова, и, согласившись с таким понятием, по общему мнению, более основательным и верным, успокоиться и прекратить собеседование.

Ст. 5 – 8. Яко рече Иов: праведен сем, Господ отъят ми суд, солга же суду моему: насильна стрела моя без неправды. Кто муж, якоже Иов, пияй поругание (μυκτηρισμὸν), якоже воду, не согрешая, ниже нечествовах, ниже приобщився к творящим беззакония, еже ходити с нечестивыми. Внимательный к беседе Иова с друзьями Елиус хорошо запомнил и верно утверждает то, что сказано Иовом. Страдалец действительно говорил, что на суде Божием он будет прав, а между тем – стрелы Вседержителя в нем и яд их пьет дух его, Господь безвинно умножает его раны, – что нет такого человека, как Иов; который пьет глумление как воду, а между тем во всех отношениях остается невиновным (ср. 13, 18; 23, 10 – 12; 6, 4. 25. 28 –30; 9, 17; 15, 16; 9, 21). Но Иов говорил это вполне искренно и справедливо, потому что постоянною мыслью его было благоугодить Богу и благодетельствовать ближним: именно эта настроенность и была основанием его стойкой защиты своей праведности. А Елиус обращал внимание на отдельные изречения и, не зная чистоты сердца Иова, находил их несправедливыми, с усердием, но неправильно обличал страдальца.

Ст. 9. Не рцы бо, яко несть посещения мужеви, и посещения ему от Господа. Признавая себя страждущим жестоко, но незаслуженно, Иов желал суда Божия, но не видал его над собой и утверждал, что Господь не отвечает ему (9, 11. 14. 16–17. 19). А Елиус убежден, что Господь трояким способом вразумляет всякого человека (33, 12. 14. 19 –29), и потому не допускает той мысли, что Господь оставил без внимания страждущего Иова и не желает открыть ему причину его злосчастной судьбы.

Ст. 10. Темже разумивии сердцем, послушайте мене: не буди ми пред Господем нечествовати, и пред Вседержителем возмутити правду. Если в первой речи своей Елиус, обращаясь к Иову, просил главным образом его внимания, то в этой, второй, он обращается предварительно к друзьям, как посредникам в прении его с Иовом, и с некоторой клятвой уверяет их, что он, по чувству глубокого благоговения пред Господом, не допустит той нечестивой мысли, будто Вседержитель иногда оставляет человека без своего промыслительного попечения. По убеждению Елиуса, так думать нечестиво, ибо это ложно, потому что несогласно с самым понятием о Боге, который все содержит своей силой и всем управляет по своей премудрости и власти.

Ст. 11. Но воздает (т. е. Вседержитель) человеки, яко же творит кийждо их и на стези мужестей обрящет и (находит человека на пути его). Отрицая мысль, будто Бог не следит за поведением некоторых людей, Елиус, напротив, решительно утверждает, что «Бог, по делам человека поступает с ним, и по путям мужа воздает ему», наблюдает за каждым поступком в его поведении и,» судя по его нравственному направлению и частным деяниям, воздает ему радостью или скорбью. Отсюда Иов должен был уразуметь, что и ему Господь воздает по делам его и что всякий иной взгляд на его скорбные обстоятельства должен быть неуместным.

Ст. 12. Мниши же Господа нелепая (неуместное) сотворити, или Вседержитель смятет суд, иже сотвори землю. Нельзя думать, чтобы Господь сотворил «нелепое» – то, что совершенно противоречит основным свойствам Его существа и законам деятельности; нельзя думать, чтобы Вседержитель, сотворивший землю, не хранил основного закона жизни нравственно-разумных существ – правды. А если так думать нельзя, то и говорить не должно: несть посещения мужеви от Господа, как говорил Иов (ср. ст. 9).

Ст. 13 –15. Кто же есть творяй поднебесную, и яже в ней всяческая; аще бо восхощет запретити, и дух у себе удержати, умрет всяка плоть вкупе, всяк же человек в землю пойдет, отнюдуже и создан бысть. Иов глубоко веровал и пред всеми друзьями торжественно исповедал, заявив Валдаду, что премудрый Господь «один распростирает небеса, и ходит по высотам моря, сотворил Медведицу, Ориона и Плеяд и тайники юга, делает великое, неисследимое и чудное без числа» (9, 8 – 10). Он также заявлял Софару, что «рука Господа сотворила все», что под небом, на земле и в море, что в Его руке душа всего живущего и дух всякой человеческой плоти, что у Него премудрость и сила; Его совет и разум, все от Него зависит (12, 7–9. 10. 13. 14 15). Если же все живет по воле Божией, то и Иов, доколе он жив, находится под охраною промысла Божия; и если все подчинено воле Божией, то Господь не имеет побуждений быть несправедливым и в отношении к человеку, так как и человек не может, если и желает, противиться власти Бога, создавшего его из праха и могущего снова обратись в прах.

Ст. 16. Аще же не увещаешися, послушай сих, внуши глас глагол. Елиус знал, что Иов сам имел истинное и ясное понятие о Боге и по такому понятию о Нем мог быть уверенным, что правда Божия непреложна; но бедствия и страдания праведника поставили его в крайнее недоумение справедливости Божией. Поэтому Елиус решается обратить внимание Иова на жизнь людей и в ней усмотреть непререкаемое свидетельство святой правды Божией.

Ст. 17. Виждь ты ненавидящаго беззаконная, и губящаго лукавыя (т. е. Бога), суща, вечна, праведна. В жизни людей ложно усматривать как совершается суд Божий, и в судьбе их какое определение этого суда. Для внимательного и беспристрастного наблюдателя очевидно бывает, что Господь ненавидит преступников Его воли и открывает свой гнев в их погибели. И это так должно быть неизбежно: как бы ни был лукав человек, но Господь, сущий вечно, все знает, ни в чем не ошибается, а потому не может быть обманут никаким лукавством. Так из древнейшего предания известно, что диавол коварством своим прельстил и погубил первых людей; но люди не могли скрыть своей вины от Бога и были наказаны Им по всей Его правде. Таковым Господь является всегда и ко всем нечестивым; таким Он должен быть и в отношении к Иову...

Ст. 18 – 19. Нечестив есть глаголяй цареви, закон преступаеши, нечестивейше князем (с греч. нечестивейшие суть говорящие князьям). Иже не постыдеся лица честнаго ниже весть честь возложити силным, удивитися лицам их. «Нельзя сказать царю: ты нечестивец, и князьям: вы беззаконники». Это было бы величайшим нечестием, крайнею дерзостью, глубочайшим оскорблением власти, чести и мудрости. Царь есть глава народа, законодатель и блюститель закона. Он не имеет нужды нарушать закон, напротив, имеет все побуждения исполнять и требовать исполнения его. А если и могут быть какие-либо отступления от строжайшей правды в распоряжениях царя, то они извиняются чрезвычайной трудностью царского служении. И кто решается порицать царя за преступление закона, тот сам первый глубоко нарушает закон, потому что в своем осуждении царя обнаруживает свою сатанинскую гордость: не испытав всех трудностей царского служения, он осмеливается ставить себя выше главы целого народа и как бы лучшим всех. Если царь избирается голосом народа, то он необходимо стоит под особым руководством и попечением Вседержителя, а потому царь судит людей, а царя судить Господь Вседержитель. И тот, кто берет на себя право судить царя, тот нечестив, ибо тем самым оскорбляет власть и право Вседержителя. Весьма нечестивы и те, которые осуждают «князей» составляющих правительство, и не желают отдать надлежащего почтения лицам высокопоставленным. Правительство всегда состоит большею частью из людей пожилых, опытных, доказавших свою любовь к отечеству и почтенных в народе. Правда, и лучшие люди в народе могут допускать ошибки, отступления от строгой правды; но это нередко зависит от многочисленности их обязанностей, от трудности исполнения оных, от непредвиденных обстоятельств, от излишнего доверия к прихотливо-коварным подчиненным и пр. т. п. Самые недостатки правителей, как людей высокопоставленных, обыкновенно бывают более заметны, ощутительны и известны, чем подчиненных им, потому что деяния правительства пред взорами всего народа. Но по сему был бы весьма нечестив тот, кто стал бы порицать правительство: тем самым он гордо превознес бы себя над лучшими людьми в народе, обнаружил бы склонность к властолюбию и засвидетельствовал бы свое полное непонимание природы и жизни человеческой, ибо не было и не может быть правительства без недостатков, ибо нет людей без грехов. Примечательно, что и сами порицатели существующего правительства, как скоро получают власть и почести, то нередко делаются гораздо худшими правителями, нежели их предшественники. Но, главное порицатели правительства оскорбляют и промысл Божий, управляющий жизнью народов и утверждающий правительства. По сему в древности на всем востоке власть законных правителей справедливо пользовалась высочайшим почетом народа и оскорбление царской чести даже словом признавалось. тяжким грехом. Так, по вере древних египтян, человек, по смерти, сходя в преисподнюю, являлся здесь на суд пред Озирисом и сорока двумя судьями, чтобы отдать отчет в своих поступках; в свою защиту он, между прочим, говорил: «я не отзывался с хулою ни о царе, ни о моем отце». ⁴⁵ Очевидно, уважение к царю едва ли не было выше уважения к отцу, по крайней мере оно было равно с тем, у египтян. По понятиям древних индийцев, царь обладает божественным правом. В законах Ману говорится, что царь имеет даже божественное происхождение по своей природе, что «с ним даже в детском возрасте нельзя обращаться небрежно, как с простым смертным. Нет, он уже и в это время – могущественное божество, только проявляющееся в человеческом образе» (Ману, VII. IV. 8). ⁴⁶ Подобное же высокое понятие о лице царя встречается и у древних греков ⁴⁷ и пр. Но если, по скромности и смирению, должно отдавать подобающую высокую честь царю и другим правителям народа, представителям его разума и воли; то было бы несравненно более дерзко говорить прямо против правосудия Царя-Вседержителя, как, по-видимому, поступал Иов, отвергая свою виновность пред Богом.

Ст. 20. Тще же им (порицателям) сбудется, еже возопити и молити мужа: зане употребиша беззаконно, безчестяще немощных. Дерзко и укоризненно говорящие о царе и правительстве тем самым ставят себя вне покровительства закона и власти, делаются беззащитны на суде: в случае великих лишений от явного насилия, эти люди уже не должны обращаться к представителям закона и власти – правительству, которое они прежде так дерзко порицали. Они принуждены будут терпеть встретившееся несчастие, потому что злоупотребляли своим благополучием, когда, не ценя спокойствия, обеспечиваемого законом и властью, порицали правительства и тем с большею наглостью притесняли мирных граждан, необлечённых властью, но чтущих законную власть (ср. ст. 26 –28). Подобно тому и всякий оскорбляющий правосудие Божие уже не смеет надеяться на покровительство милости и на защиту власти Господа. Поэтому-то, разумеет Елиус, и не отвечает Господь на мольбы Иова об оправдании.

Ст. 21 – 26. Той бо (Господь) зритель есть дел человеческих, утаися же от него ничтоже от тех – яже творят: ниже будет место укрытися творящим беззаконная: яко не на мужа положит еще. Но если страждущему и не отвечает Господь, то – по вине страждущаго, а не по своему неведению о его образе жизни, за который он страдает. «Ибо очи Господа над путями человека, и Он видит все шаги его. Нет тьмы, ни сени смертной, где могли бы укрыться делающие беззаконие. Поэтому Он уже не требует, чтобы человек шел на суд с Ним». На суде людском нередко бывает так, что судьи, не зная сами непосредственно о совершении преступления, вынуждены бывают в своем мнении полагаться на показание свидетелей; при этом, не имея достаточной прозорливости, они иногда не могут правильно и точно определить, кто из подсудимых прав или виноват. А Господь в своем суде не полагается на свидетельство людей и не требует человека к дознанию его вины (как, по-видимому, представлял себе Иов).

Ст. 24 – 25. Господь бо всех видит, постизаяй неизследная, славная же и изрядная, имже несть числа. Сведый их дела, и обратит нощь, и смирятся.

Господь имеет основание и право судить людей, не подвергая их допросу, не выслушивая их мнений о своих действиях, потому что Он Сам все знает, определяет достоинства и значение всего, всего, что человек не может не только определить, но и перечислить. Зная все и всякие дела людей и замечая, что в счастье люди делаются гордыми, Господь посылает им время бедствий, которое, как ночь, препятствуя преступной деятельности нечестивых, изнуряет, смиряет и делает их покорными верховной воле.

Ст. 26 – 28. Угаси же нечестивыя, видимы же пред ним: яко уклонишася от закона Божия, оправданий же его (Бога) не познаша. еже вознести к нему вопль нищих и вопль убогих услышит. Смиряя нечестивых, Господь подавляет их злобные чувства, которыми повреждались добрые нравы и с силою огня разрушалось благополучие ближних. Господь делает это, потому что знает все: Он видит, что люди уклоняются от Его закона, о котором всякий раз дают им знать разум и совесть. Не следуя закону, люди не чувствуют потребности оправдания в нарушении его, не совершают молитв, не приносят жертв ... Становясь более и более нечестивыми, они тем с большим своеволием притесняют своих ближних, заставляют их стонать под тяжестью непосильных работ, не желают внимать их мольбам и не слышат их отчаянных воплей (ср. 36, 9). Но за то Господь Отец всех людей – видит и слышит всех, до Его слуха доходит и вопль убогих ...

Ст. 29–30. И той тишину подаст, и кто осудит; и сокроет лице, и кто узрит его; и на язык, и на человека вкупе (посылает счастье или несчастие). Иже (т. е. Бог) поставляет царем человека лицемера за строптивость людей, так всеведущий и всемогущий, Господь устрояет мирную жизнь тем, кого насильственно притесняют злые люди и – злоба людей становится бессильною против воли Божией, оклеветанные выходят из суда оправданными. Напротив, нечестивые, хотя имеют защиту в людях и просят Бога о помиловании, по Господь «скрывает от них свое лицо», так что они не видят Его заступления и погибают. Так Господь поступает и с отдельными людьми, и с целыми народами. Если народ, по разным обстоятельствам, портит свои нравы, делается необузданно-страстным в слоях наклонностях, грубо-упорным в своих увлечениях, слепо безразборчивым в употреблении средств для своих целей, поднимает смуты и междоусобные распри и так уклоняется от признания над собой воли царя и верховной власти Бога; тогда и Господь оставляет его без своего промыслительного руководительства: из среды злонравного народа появляются недостойный начальник, и даже сам царь, эта глава народа, представитель совершенного понимай и блюститель безпристрастнаго исполнения правды Божией, не сдерживает дурных порывов народной воли, мало по малу уступает требованиям его самонравия, и, желая сохранить все выгоды верховной власти и все почести царского звания за собой и своим потомством, начинает даже льстить представителям народа и снисходить сто слабостям, как бы по уважению к народному характеру. Наступает высшая степень злоупотребления законом – отсутствие всякого уважения к нравственному долгу, праву и власти. Так иногда Господь допускает людям изведать все зло от их страстного своенравия и чрез то оправдывает и возвышает требования своей совершенной воли.

Ст. 31–32. Яко к крепкому (Богу) глаголяй: взях, не отиму вместо залога: без мене (т. е. не сам) узрю, ты покажи ми. аще неправду соделах, не имам приложити. По совету Елиуса, страждущий и душевно – смущенный Иов, представляя Бога всеведущим и всесильным Судией, должен с сердечною преданностью исповедать пред Ним свои прегрешения: если что у кого взял, как бы под залог и не отдал обратно, притаил, то должен с клятвою пред Всемогущим дать обет возвратить; а если сам не видит и не знает, что несправедливо сделал, то должен молить Бога, чтобы Он, Всеведущий, показал ему его неправду и решительно обещать в другой раз этого не делать. Тогда, разумеет Елиус, Господь «откроет лицо свое» Иову, возвратит ему мир и все блага жизни.

Ст. 32. Еда от тебе истяжет ю (неправду), яко ты отринеши, яко ты избереши, а не аз ли; (т. е. не Бог ли); и что разумевши; глаголи. Иов желал и как бы требовал, чтобы Господь открыл ему его неправду. Елиус, заявив, что Господь видит все шаги человека и потому не требует, чтобы он шел на суд с Богом, что Он без разбирательства делает известными беззаконные дела человека, поражая его бедствиями очевидно для всех (ср. ст. 21–26 , в заключение этой речи еще раз утверждает, что для Бога нет нужды производить дознание так, чтобы виновный сам определил, в чем его вина, какова его неправда и какое воздаяние за нее должно быть. Елиус безусловно уверен в этом и. спрашивая Иова, справедливо ли он так мыслит о правосудии Божием, решительно предполагает непререкаемый ответ со стороны Иова – «да, это верно: сам Бог определяет, в чем правда, в чем неправда...»

Ст. 34 35. Темже смысленнии сердцем рекут сия, муж же премудр услыша глагол мой. Иов же, не в разуме глаголаше, словеса же его не в хитрости т.е. или он не понимает, или не умеет высказать то, что понимает). Елиус, уверенный, что понятие его о правосудии Вседержителя непреложно правильно, усиливает значение оного в своем рассуждении -тем, что ссылается на всех людей, кто склонен и может понимать дело беспристрастно и основательно судя согласно с понятием об истинном Боге; при этом он подразумевает прежде всего, что таковые рассудительные люди друзья Иова (ср. ст. 2 4. 10). Елиус уверен, что друзья – собеседники «выслушали» речь, обращенную к ним, и согласны с её содержанием; а если так, то речи Иова, против которых была направлена речь Елиуса, недостаточны и в том, что основные мысли в них несообразны с истинным понятием о Боге и Его правосудии, и в том, что высказаны недоказательно и несдержанно.

От. 36–37. Обаче навыкни Иове, не даждь еще ответа, яко же немудрии: да не приложим на грехи наша: беззаконие же на нас вменится, многая глаголющих словеса на Господа. Предполагая совершенное согласие друзей со своим взглядом на дело, Елиус не допускает возможности, чтобы Иов высказал ему противоречие: и если по окончании первой своей речи он советовал Иову молчать, предполагая, что у него нет слов для удовлетворительного ответа (гл. 33, ст. 31–32); то теперь, после второй речи, он, как бы поощряемый молчанием Иова, в порыве увлечения своим красноречием, уже положительно требует, чтобы Иов «научился молчать»... Такое молчание, по убеждению и уверению Елиуса, предотвратит еще больше осуждение Божие, ибо каждое новое слово Иова может быть <…>