Широкое сердце Победоносцева

Вы были человек сердца доброго и снисходящего...

Епископ Антоний (Храповицкий)

"Полный⁸² Православный богословский энциклопедический словарь», оценивая деятельность Победоносцева как обер-прокурора, пишет, что все сделанное при нем в церковной области «обязано его влиянию, таланту и инициативе». Далее говорится: «Особенное внимание он обратил на образование народа в духе преданности Царю и Церкви. Церковно-приходская школа в полном смысле слова была обязана своим появлением и развитием К.П. По его стараниям в распоряжение духовного ведомства были отпущены большие средства для развития церковно-приходских школ и церковного просвещения народа. Не менее был озабочен К.П. вопросом об улучшении материального быта духовенства. И в этом отношении им было сделано очень много. Благодаря ему из государственного казначейства был значительно увеличен отпуск сумм на жалованье духовенству, а в 1902 г. был издан устав о пенсиях духовенству. Его желанием было, чтобы духовенство, окрепнув материально и освободившись от принижающего гнета нужды, заняло в общественном и государственном строе то место, которое отвечает его действительному значению». Отмечается учреждение новых епархий, приходов и устройство при возникавших женских обителях школ и благотворительных учреждений для окрестного населения. Пересмотрены были уставы и штаты духовно-учебных заведений. Стараниями Победоносцева особенно развилось церковно-книжное издательство.

Большую ценность представляет оценка Победоносцева владыкой Антонием (Храповицким), тогда епископом Волынским, изложенная в письме к нему в начале ноября 1905 г., вскоре после оставления первым своего поста. Владыка подчеркивает при этом свое расхождение с ним по некоторым вопросам и то, что не раз навлекал он на себя неудовольствие обер-прокурора. Приводим выдержки из письма, начинающегося так: «Я откладывал со дня на день сие начертание вам русского слова прощайте и спасибо, сомневаясь в том, доставляю ли Вам удовольствие или, напротив, – неприятное чувство. Однако наглые выходки газет, которые хотят свести на ничто Вашу высокоценимую патриотическую и народную деятельность, побуждают меня все-таки исполнить требования своего сердца и высказать Вам свое высокое уважение и благодарность... Я чтил в Вас христианина, чтил патриота, чтил ученого, чтил труженика. Я сознавал всегда, что просвещение народа в единении с Церковью, начатое в 1884 г. исключительно благодаря Вам и Вами усиленно поддерживавшееся до последнего дня Вашей службы, есть дело великое, святое, вечное, тем более возвышающее Вашу заслугу Церкви, Престолу и Отечеству, что в этом деле Вы были нравственно почти одиноким. Вы не были продолжателем административной рутины, как желают представить Ваши жалкие, бездарные критики. Напротив, Вы подымали целину жизни и быта, брались за дела, нужные России, но до Вас администрации неведомые. Первое – дело церковно-приходских школ – Вы таким образом подняли и вынесли на своих плечах. Второе – приближение духовной школы к духовным нуждам народа, к жизни Церкви, – Вы старались выполнить, но здесь наткнулись на слишком неодолимую двухвековую косность самоуверенной и схоластической сословной громады... Вы подняли над грамотной Россией свет Божественной Библии, распространили слово Божие по дешевой цене на всех наречиях православных племен России и иных отдаленных стран...»

Ярким подтверждением справедливости сказанного является письмо Победоносцева Императору Александру III от 21 января 1887 г.: «В особенных случаях я позволяю себе утруждать Ваше Величество просьбами о поощрении школьных учреждений присылкою икон от имени Вашего. Этот знак Высочайшего внимания к усердию местных деятелей в таком важном деле имеет великое значение и благодетельную силу, особливо в таких местах, где русскому и церковному элементу приходится бороться с иноверными и инородческими влияниями. А где находятся усердные и энергические деятели, там учреждение приходских школ производит поразительное действие. В самое короткое время преобразуется быт и настроение крестьян, и в самые дикие углы проникает свет и осмысленность. Я считаю великим делом отыскивать такие явления (большею частью в глухих местах) и тотчас же обращать на них внимание. Видя это, местные деятели получают нравственную опору, и пример их вызывает других на подражание.

С этой целью я посылаю от времени до времени для объездов по селам состоящего при мне толкового человека обозревать начинающееся школьное дело. Так объехал он летом Северо-Западный край, а осенью – Киевскую, Волынскую и Подольскую губернии. Этим путем добываются драгоценные сведения и завязываются живые связи. Так, например, недавно в глуши Таращанского уезда Киевской губернии, посреди тьмы невежества, пьянства, в среде, зараженною штундою, отыскались три молодых священника, неведомые своему начальству, в нужде и унижении работающие с утра до ночи над просвещением темной массы; один из них, например, успел в два года искоренить штунду в своем приходе, – и эти люди, имея по 5–6 человек детей, да еще бедных родных на руках, должны существовать с семьей на какие-нибудь 200 рублей в год и истощаются в голоде и холоде. Если человек такой не корыстен, то положение его ужасно. Так, священник, о коем идет речь, за требы не берет. Доходов в церкви бывает от 3 до 13 копеек в большие праздники. Были три свадьбы: за две ничего не дали, за третью дали 55 копеек (это там, где есть сектанты, в обыкновенных же условиях дают за свадьбу от 10 до 15 рублей).

Можно себе представить, как важно для такого труженика получить пособие вовремя, а никто не дает ему. Узнавая такие случаи, я посылаю им, что можно, – к счастью, имеются для того кое-какие средства из денег, пожертвованных Кенигом и другими благодетелями. Так, например, этим трем священникам послано к празднику 250 рублей, и они ожили духом.

Прошу прощение за это предисловие к моей просьбе. Она состоит в следующем. В Могилевской губернии, в Климовецком уезде, есть молодой помещик Мещерский. Живя в деревне безвыездно, он со всем жаром принялся за школьное дело и в короткое время достиг замечательных успехов (прилагается краткая о сем записка). Узнав о сем случайно, я посылал к нему людей, старался доставлять ему пособия. Теперь дело его растет. Детей узнать нельзя – из них составились целые хоры певцов, вслед за детьми преобразуются родители. Действие школы распространяется дальше и дальше по уезду.

Дело это вполне заслуживает милостивого внимания Вашего Величества. Не благоволите ли и на этот раз пожаловать икону от имени Вашего в центральную школу Милославичей. Это придаст новую силу всему движению».

***

Заботливость Победоносцева распространяется на все. Узнает он, что по докладу министра Императорского Двора графа А.В. Адлерберга Высочайшим повелением прекращены пособия, выдававшиеся покойной Императрицей Марией Александровной. Осуждая эту меру, он 16 ноября 1880 г., в виде примера, указывает Цесаревичу Александру Александровичу на сельскую больницу, содержимую Бакуниной, старейшей сестрой милосердия в России, проживающей в Севастополе. Прилагает ее письмо, в котором она просит Цесаревну о пособии в размере 100 рублей. «Когда изволите прочесть его, увидите, что на эту небольшую сумму можно сделать много добра посреди сельского населения...»

***

Весной 1881 г. Победоносцев получил следующее письмо: «Ваше Высокопревосходительство, милостивый государь Константин Петрович. Позвольте в трудном случае жизни обратиться к Вашему благосклонному содействию. Хотя дело, сущность которого Вы изволите узнать из нижеследующего, ничего не имеет общего с подчиненным Вам ведомством, но я потому именно Вас решился просить быть моим ходатаем пред Его Императорским Величеством, что, во-первых, Вы единственный из приближенных к Государю чиновников, которому я имею честь быть лично известным, а во-вторых, я знаю, как Вы добры, снисходительны, и потому надеюсь, что Вы извините смелость, с которой своим личным маленьким делом я дерзаю, хотя и на несколько минут, отклонить Ваше внимание от государственных занятий Ваших.

Просьба моя состоит в нижеследующем. Дабы выйти из самых сложных, затруднительных обстоятельств, отравляющих мою жизнь до того, что я не в состоянии отдаваться делу, которому посвятил всю свою жизнь, мне нужна очень крупная сумма в три тысячи рублей серебром. Сумма эта освободила бы меня от долгов (сделанных по необходимости, как моей собственной, так и некоторых моих близких) и возвратила бы мне тот душевный мир, которого жаждет душа моя.

Между тем, как небезызвестно Вашему Высокопревосходительству, в прошедшем сезоне на двух Императорских сценах были поставлены две мои оперы («Евгений Онегин» в Москве и «Орлеанская дева» в Петербурге), обе – с значительным успехом, дающим мне основания надеяться, что они, по возобновлении театральной деятельности, останутся в текущем репертуаре. Как автор, я получаю установленную законом поспектакльную плату. Но мне придется еще долго ждать, пока накопится потребная сумма, а именно ждать-то мне и трудно. И вот меня осенила мысль дерзнуть просить Государя, чтобы он повелел из казенных сумм выдать мне три тысячи рублей серебром заимообразно, то есть чтобы долг мой казне постепенно погашался причитающейся мне из дирекции Императорских театров поспектакльной платой. Если бы я знал хотя одно частное лицо, могшее бы снабдить меня нужными мне деньгами на тех же условиях, то не осмелился бы обратиться к нашему всемилостивейшему Государю, но такого лица среди знакомых моих нет. Кроме того, я выскажу Вам откровенно, почему у меня хватило смелости решиться на этот шаг. Мне передавали, что будто бы Государь изволил однажды в самых милостивых выражениях отозваться о моих музыкальных трудах. Я не имею основания не верить этому счастливому для меня обстоятельству, и вот, ободренный бесконечно лестным вниманием Его Величества к моей музыке, я решился просить Его оказать мне милость. Послать мою просьбу непосредственно к Государю по почте я не смею, ибо не знаю даже, прилично ли в письме на имя Царя, всецело преданного заботам о государстве, излагать во всей подробности столь ничтожное личное дело. Да, может быть, и самая просьба моя неуместна и неприлична. Я осмелюсь просить Вас, многоуважаемый Константин Петрович, предварительно разрешить этот последний вопрос: или дать моему ходатайству соответственный ход, или же откровенно посоветовать мне воздержаться от попытки беспокоить своею просьбою Государя. Прилагаю при сем вкратце изложенную сущность моего ходатайства перед Его Императорским Величеством. Убедительно прошу Ваше Высокопревосходительство простить мне смелость, с которой я позволил себе утруждать Вас, и, вместе с тем, прошу принять уверение в глубочайшем уважении, с коим имею честь быть Ваш покорнейший слуга Петр Чайковский. Мая 19-го дня 1881 г. Каменка».

26 мая Победоносцев писал Государю: «До сих пор я ни разу не брал на себя доводить до сведения Вашего многочисленные просьбы о милостях разного рода, которые и в прежние годы многие пытались направить через мое посредство. Теперь в первый раз решаюсь представить вниманию Вашего Императорского Величества прилагаемое при сем письмо Петра Чайковского. Смею доложить притом, что, по моему мнению, стоило бы поддержать его в настоящей его нужде. Имя и талант его известны не только в России, но и за границей, пособить ему теперь – значит дать ему возможность работать спокойно для искусства. Зная его лично, могу засвидетельствовать, что денежное его затруднение происходит не от беспорядков жизни. Он не игрок, и не мот, и не мастер наживать деньги. Он ведет жизнь вполне скромную и порядочную. Кажется мне, что Высочайшая милость в настоящем случае была бы у места. Предлагаемый им заимообразный способ едва ли был бы удобен: вместо погашения ссуды из поспектакльной платы можно было бы предложить возвратить деньги, когда будет в состоянии, или оказать ему пособие безусловно». Ответ Царя: «Просьбу Чайковского, я надеюсь, можно будет исполнить и пришлю Вам сказать о результатах. А.»

Победоносцев тотчас известил Чайковского о милостивой резолюции Императора Александра III. Тот ответил ему 1 июня: «Я получил сегодня письмо Ваше. Оно очень обрадовало, облегчило и утешило меня. С тех пор как я послал Вам мою просьбу, мне все казалось, что я совершил какой-то неделикатный по своей несвоевременности поступок. Ваши ободряющие слова совершенно успокоили меня. Теперь буду надеяться не только, что мое ходатайство удовлетворится, но что и в случае отказа мне не будет вменена в вину решимость, с которой в критическую минуту жизни я обратился чрез Ваше благосклонное посредничество прямо к Государю». Решение последовало вскоре. Записка Царя гласила: «Посылаю Вам для передачи Чайковскому 3000 рублей. Передайте ему, что деньги эти он может мне не возвращать. А. 2 июня 1881 г.»

Победоносцев телеграфировал Чайковскому о последовавшей монаршей милости. Последний тотчас ответил ему, выражая «чувство бесконечной благодарности», 7-го же июня написал вторично: «Еще тотчас по получении Вашей телеграммы я хотел написать Государю благодарственное письмо, но не посмел этого сделать, боясь слишком часто напоминать о себе, то есть не зная еще хорошенько, насколько приличествует мне вообще обращаться непосредственно к Государю. Теперь, получив Ваше дорогое письмо, спешу исполнить совет Ваш, столь согласный с побуждением моей души. Я глубоко тронут той формою, в которой выразилось внимание Государя к моей просьбе. Боюсь, что письмо мое недостаточно сильно выражает то, что в сердце моем чувствую. Но словами так трудно выразить то чувство умиления и любви, которое возбуждает во мне Государь. И Вам, многоуважаемый Константин Петрович, я не умею достаточно высказать, как меня трогает Ваша доброта. Ваш благодарный Вам и глубоко Вас уважающий П. Чайковский».

...В письме от 6 июня Победоносцев писал: «Несказанно благодарю Ваше Величество за сердечное внимание к нуждам Чайковского. Деньги уже отосланы, и он пишет мне горячее письмо, преисполненное благодарных чувств к Вашему Величеству...»

***

В 1883 г. мальчик Солнышкин, мечтая о музыкальном образовании, оставил тайно родителей и отправился из Владикавказа в Петербург. В письме, написанном им отцу на станции Каменской, он писал: «Слезно молю вас, простите мне мой поступок, приведший вас в такое горестное состояние... Как ни горько мне было оставлять тех, которых я люблю всей душой, как ни горько было мне расставаться с милой моей сестричкой, но любовь к музыке взяла верх над всем, и я решился оставить все и идти к ногам Его Императорского Величества, чтобы поведать ему цель своего бегства и просить его помощи. И вот иду, сегодня уже 24-й день, терпя и голод, и холод, все другие лишения, но утешаю себя мыслью, что достигну желаемого...»

Победоносцев пригрел мальчика и написал о нем Государю, который сообщил ему: «Я с удовольствием готов принять этого мальчика в инструментальный класс при Певческой капелле. Напишите об этом графу Шереметеву. Согласны ли родители, чтобы их сын оставался в Петербурге, и что они отвечали на его уведомление?»

В связи с этим Победоносцев получил письмо: «Тринадцатилетний мальчик, пробежавший более 2000 верст, прячась от жандармов, живя дорогой милостыней, ночуя под шпалами, – все это, дабы попасть в Петербургскую консерваторию, – факт, конечно, замечательный, возбуждающий, по меньшей мере, любопытство людское; хотя, с другой стороны, 27 дней ходьбы его от Москвы до Петербурга, в то время, когда многие ездят в 1-м классе даром, по особой любезности к ним попутного начальства, факт крайне прискорбный, изобличающий современный уровень сердец вообще и железнодорожных в особенности, не приютивших талантливого отрока-странника. Заболевшего, как видно, от непосильной ходьбы и волнения мальчика Вы приютили. Плакал я и благословлял Вас, милостивый государь, читая опубликованное сегодня в «Новом времени», и не могу не сказать Вам, что поступок Ваш примиряет меня несколько с судьбой жить с людьми нашего времени, освещая мне теплотой деяния Вашего во имя любви. Да сохранит Вас Господь Бог на честь и славу Родины нашей, на многие-многие лета и дарует выздоровление малютке-страннику, приютившемуся под могучее крыло ангела земного. Мне от Вас ничего не нужно, а потому примите мое письмо так же просто, как оно написано, по требованию моего духа, отныне Вам навсегда преданного. С совершенным почтением имею честь быть, милостивый государь, Вашим покорнейшим слугою Петром Суходольским (академик-живописец). 9 декабря 1883 г. Петербург».

Поясним, что Петр Александрович Суходольский, родившийся в 1836 г., был живописцем-пейзажистом: стал он академиком в 1878 г. за картину «Весенний разлив Оки».

***

10 мая 1884 г. Победоносцев писал Государю: «С месяц тому назад я имел честь лично представить Вашему Императорскому Величеству всеподданнейшее письмо несчастной 17-летней девочки Ольги Ушаковой, которая с десятилетнего возраста лежит без ног и не может поправиться. Она дочь классной дамы Смольного института и, быв лично известна принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому⁸³, пользовалась его благодеяниями, т. к. мать ее, получая всего 30 рублей в месяц, других средств не имеет. Принц давал от себя средства для летнего лечения и поместил ее в детскую больницу, откуда, наконец, в прошлом году ее выписали, т. к. хронических больных там держат лишь до известного возраста. Теперь она находится в институте у матери, которая едва в состоянии и себя прокармливать. С наступлением лета необходимо вывезти ее на чистый воздух, но средств для этого нет. Девочка такая хорошая и такая жалкая, что нельзя не принять в ней участие. Не имея иного способа, она обратилась с письмом на имя Государыни о пособии. Я докладывал о сем Вашему Величеству, что пособие рублей в 400–500 было бы великим благодеянием для бедной, и Вы изволили изъявить согласие». Ответ Царя гласил: «Я очень хорошо помню все это и просьбу тогда же передал жене, но она, наверно, забыла. Посылаю при этом 500 рублей, которые прошу переслать ей. А.».      

Каждое несчастье, доходившее до Победоносцева, связанного тысячами нитей с русской провинцией, находило отзыв в его доброй душе. 24 февраля 1886 г. он пишет Государю: «В ночь с 16 на 17 февраля в городе Белом Смоленской губернии, случилось ужасное происшествие. В город ворвался бешеный волк и искусал 18 человек, в том числе священника Василия Ершова, когда он шел в церковь к утрене. Ершов человек со средствами и, обменявшись телеграммами с Пастером, собирается уже ехать в Париж. Остальные все – народ бедный и темный. Толкуют на месте, нельзя ли отправить и их в Париж, но это потребовало бы издержек непосильных, но помощь им во всяком случае нужна. Больница в городе переполнена и могла принять только осьмерых из числа пострадавших. Нужно нанять особое помещение и устроить особый надзор за этими несчастными; при правильном и человеколюбивом уходе была бы возможность спасти хотя некоторых. Я получил об этом известие с места и спешу представить этот случай благоволительному вниманию Вашего Императорского Величества. Не благоволите ли пожаловать на это доброе дело некоторую сумму (например 600–700 рублей) – деньги можно отправить к председателю местной земской управы, который заботится о больных. Я попытаюсь еще запросить пособия у двух-трех богатых людей». Ответ Царя: «Получите от Танеева 700 рублей. Очень желательно хотя самых опасных послать в Париж к Пастеру, который очень интересуется именно укушением бешеного волка, т. к. не имел у себя подобного больного. Брат Владимир был теперь проездом через Париж у Пастера и видел некоторых русских у него».

В том же году Победоносцев просил Государя помочь погорельцам того же г. Белого. Ответ Царя: «По Вашей просьбе, любезный Константин Петрович, я послал через графа Толстого (министра внутренних дел. – Н. Т.) 5000 рублей в пользу погоревших Белого. А. 1 мая 1886 г. Ливадия».

***

Как далеко и в какую среду распространялась забота «сухого бюрократа», как старались изобразить К.П. Победоносцева отечественные либералы, показывает письмо от 1 февраля 1887 г. Анны Степановны Мальцевой, сестры Юрия Степановича Нечаева-Мальцева, тогда крупнейшего владельца промышленного района Гуся во Владимирской губернии, строителя художественного музея на Колымажной площади в Москве и вообще щедрого благотворителя.

В письме 1887 г. говорится об Юрии Нечаеве-Мальцеве, ездившем в свое техническое училище и на фабрики, где он открыл пятую школу и пустил в ход новую ткацкую фабрику со всеми усовершенствованиями. «Он сам выбрал, из первых вышедших кусков,

несколько кип для Ваших бедных сахалинцев, которые обновят забегавшие стройно и плавно станки. Будьте уверены, что он всегда с удовольствием готов помочь Вам во всяком благом деле. Он считает себя первым работником на своих фабриках и, перекрестясь, всегда говорит, что «Бог дает нам деньги для того, чтобы мы делали добро, а батюшка Царь наш Русский дает всем пример великодушия и сердоболия – идем за Ним"».

Нами приведены только единичные случаи благотворительной деятельности Победоносцева. Понятны слова, написанные в 1888 г. Ольгой Алексеевной Новиковой, урожденной Киреевой, жившей долгие годы в Лондоне и в широких кругах, ее уважавших, вещавшей правду о России: «Какой Вы добрый на деле, Константин Петрович. Вчера узнала о вас нечто, что меня глубоко тронуло. Дай Вам Бог многая-многая лета».

***

Григорий Павлович Галаган, потомок Игнатия Галагана, полковника Чигиринского и Прилуцкого полков († 1748), был видным общественным деятелем Малороссии, которую горячо любил, враждебно относясь к «сепаратизму», придуманному в Западной Галиции австрийцами и поляками. Состоял с 1882 г. членом Государственного Совета. Он очень много жертвовал на народное просвещение. Благодаря ему создалась гимназия в Прилуках; свою усадьбу в селе Дегтярах он отдал под ремесленное училище. В 1871 г., после смерти 16-летнего сына Павла, он основал в Киеве известную гимназию с интернатом – коллегию Павла Галагана, в которой половина учеников были его стипендиатами. Насколько близок был этот независимый общественный деятель с консервативным сановником, облыжно считавшимся верхом сухости, показывает его письмо из полтавского имения Сокиренцы от 3 августа 1888 г. Отвечая Победоносцеву на письмо из Мариенбада и благодаря за то, что он вспомнил его на торжествах в Киеве по случаю 900-летия Крещения Руси, Галаган пишет о серьезной и мучительной болезни, заставляющей ожидать скорую смерть, «...что ж делать, такова воля Провидения; мне 69 лет, и, оглядываясь теперь на свою жизнь, я остаюсь, хотя далеко не доволен всеми моими деяниями, но могу по совести сказать, что я сделал в посильном труде все, что мог для общей пользы, всегда готовый непрестанно трудиться на пользу дорогого Отечества. Во многих мыслях и стремлениях я находил Ваше сочувствие, и это меня много поддерживало на деятельном поприще. Если суждено теперь мне покончить жизнь, то оставьте у себя память о человеке, глубоко Вас уважавшем и, как русский, много Вам благодарным за то, что Вы сделали видимого, а еще более – невидимого для нашей милой земли...» Через полтора месяца Галаган скончался.

Победоносцев упоминал о киевских торжествах. Победоносцев произнес там речь, оставившую глубокое впечатление на всех ее слушателей. Отмечал он в ней и подвиг, совершаемый нашими священниками. Трогательно письмо, присланное ему в связи с этим 31 августа 1888 г. Начинается оно указанием об обычном отношении к рядовому духовенству: «...а ныне тех же затрапезных страдников называют тружениками, молитвенниками за нас перед Богом, держащими на своих костях Христовы церкви. И кто же называет? Высокий царский сановник, именуемый «око Царево». Ведомы, стало быть, слова сии и самому Царю и угодны Ему... 15 июля 1888 г. и Ваши слова наше духовенство запишет в память потомству на всех углах своих и даже храмов Божиих, и этот день будет новой эрой в истории Русской Православной Церкви. Да благословит Вас Господь и укрепит на многие, многие лета на страже дела, к которому Он призвал Вас, а я почитаю себя благословенным, что Господь благоизволил дожить мне до таких дней, и если еще Вы не отринете моих задушевных слез. Вашего Высокопревосходительства имею честь быть благоговейным почитателем и покорным слугой, коллежский советник и кавалер ордена св. Владимира Феодор Герасимов Постников, сын сельского диакона. 31 августа 1888 г. Москва, Плющиха, свой дом № 27».

Высказался о той же речи в Киеве известный журналист не правого направления Б. В. Глинский. «Полный Православный богословский энциклопедический словарь» приводит написанное им о Победоносцеве: «Сам вышедший из духовной среды, не порвавший с ней ни внешней, ни внутренней связи, человек, горячо верующий и страстно и убежденно исповедующий Православие, человек обширного ума и громадной эрудиции, лицо, приближенное ко Двору и имеющее непосредственный доступ к Престолу и Царской Семье... он авторитетно и властно заявил и правительству и обществу: встаньте пред православным священником, поклонитесь с почтением и любовью перед саном и отнеситесь благоговейно к той трудовой и полной сокровенного и высшего значения крестной ноше, которую он несет».

***

Широкое сердце свое отдал Победоносцев и церковному делу, к которому так близок стал, будучи назначен обер-прокурором Святейшего Синода. Посетив вскоре после назначения мать городов русских, поклонившись святым Печерским, он 31 октября 1880 г. писал Наследнику Цесаревичу Александру Александровичу: «Думаю, что поездка моя осталась не бесплодна ни для меня, ни для тех, с кем я вступал в сношения. В той области, которая выпала мне на долю, много есть недостатков, но много и хорошего; думаю даже, что в ней главные ключи всякого добра и правды для нашей земли, в ней лежит еще запас той простоты душевной и веры, которая составляет суть народного характера и который надобно нам оберегать превыше всего...»