Верный до гроба. Князь А.А. Ширинский-Шихматов

Приближаясь⁸⁴ к закату дней своих, все чаще переносишься думами и чувствами в прошлое. Воскресают в памяти те, с коими доводилось встречаться на длинном жизненном пути. Останавливаешь внимание с любовью на более близких и дорогих. Господь милостиво богато наградил меня друзьями, что позволяет мне, выделяя многими испытываемое неутешное горе – гибель Царской Семьи и злочестивую революцию, – считать жизнь свою счастливой. К числу тех, о коих особливо хранится светлая память, принадлежит церковный и государственный деятель, родившийся сто лет назад.

С первой встречи, в разгар революции 1905 г., на меня, правоведа старшего курса, большое впечатление произвел своими определенными взглядами значительно старший соученик, тогда сенатор, князь Алексей Александрович Ширинский-Шихматов. В течение последующих 25 лет мне, с короткими перерывами, довелось находиться с ним в очень близком общении, пользуясь его доверием. Глубоко верующий и подлинно церковный, русский до мозга костей, убежденный сторонник исторически сложившегося Самодержавия, на котором веками держалась Россия, верный слуга любимых им Императоров Александра III и Николая II, знаток и ценитель родной старины, он даже внешним обликом, домашней одеждой напоминал боярина времен тишайшего Царя Алексея Михайловича.

Ширинские-Шихматовы – старинный княжеский род, записанный в родословную книгу Смоленской губернии, вел начало от беев Ширинских, которые имели обширные владения по Волге и затем были завоевателями Крыма. Здесь они до конца XVIII в. считались «знаменитейшими и сильнейшими из всех» и «составляли в народном собрании первейшую степень». Один из беев Ширинских – Кинбар выехал в Россию при Великом Князе Иоанне III и признается родоначальником рода Ширинских. Потомки правнука его – Шихмата, во св. крещении Василия Келядемаевича (начало XVI в.), стали называться Ширинскими-Шихматовыми. Последние выдвигались в XVI в. на военном поприще, при Петре Великом были стольниками. В XIX в. известны были: князь Платон Александрович (1790–1853) – министр народного просвещения, академик Императорской Академии наук и писатель; брат его Сергей, в иночестве Аникита (1783–1837), – моряк, инспектор Царскосельского лицея, академик, иеромонах Новгородского Юрьева монастыря, писатель-поэт; князь Александр Прохорович († 1884) – попечитель Виленского, Киевского, Московского учебных округов, товарищ министра народного просвещения, сенатор. Князь Алексей Александрович был сыном последнего. Родился он в Вильне 6(18) ноября 1862 г.

По окончании в 1884 г. Императорского Училища правоведения он был назначен чиновником особых поручений при эстляндском губернаторе князе С.В. Шаховском, который твердо насаждал русскую государственность в этом крае. Вскоре он был назначен советником губернского правления. Выявив административные способности, заботясь особенно о возведении православных храмов и школьных зданий в десяти новооткрытых приходах, князь обратил на себя внимание обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева, который в 1890 г. привлек его на службу по ведомству православного исповедания. «В 1889 г., – пишет князь Н.Д. Жевахов⁸⁵, – князь был командирован в Вену по Высочайшему повелению, дабы представительствовать ведомство православного исповедания при закладке храма российского посольства в столице Австро-Венгрии. В 1894 г. последовало назначение князя прокурором Московской синодальной конторы. Эта должность связывалась с самыми разнообразными функциями и требовала много практических знаний, работоспособности и такта. Прокурор Синодальной конторы являлся одновременно и управляющим Синодальным училищем, и главным начальником Синодального хора (бывшего преемником Патриаршего хора досинодального периода), под его управлением находились Патриаршая библиотека и Патриаршая ризница и, наконец, сложное хозяйство московских синодальных имуществ.

Вступив в должность, князь прежде всего обратил внимание на Московский синодальный хор, стремясь сохранить его древнерусскую культуру и прежний церковный облик, стяжавший ему всемирную славу. Хор содержался на доходы с недвижимых имуществ, принадлежавших Синодальной конторе. Эти доходы были достаточны для содержания хористов и состоящего при хоре пятиклассного училища, с пансионом для их детей, но совершенно недостаточны для тех широких целей, какие были положены князем в основу реорганизации хора. В чем же заключались эти задачи?

В глазах князя, Московский синодальный хор имел значение церковно-государственное. Его задачею являлось не обслуживание Успенского собора во время архиерейского богослужения, а закрепление исконно русских начал в церковном хоровом пении и внедрение этих начал повсеместно в России. Вот почему Синодальное училище под мудрым управлением князя А.А. превратилось вскоре в церковную музыкально-певческую академию, явившуюся бережной хранительницей русского направления в пении и музыке – в противовес итальянско-романскому направлению, проникшему в Придворную певческую капеллу и заразившему ее своим иноземным духом.

Князь А. А., как я уже отмечал, был насквозь русским человеком. Он редко ездил за границу, предпочитая свое иностранному, чутьем прозревая фальшь западноевропейской культуры, которая, в противоположность русской, с ее духовными устремлениями, убивала дух и культивировала земные влечения и настроения. С этим западным направлением, все чаще проникавшим в различные области русской жизни, князь упорно боролся.

Обладая свойствами природного начальника, великолепно разбираясь в людях и никогда не ошибаясь в их оценке, князь сумел окружить себя выдающимися помощниками. Пригласив в свои сотрудники г. Орлова в качестве регента и композитора Кастальского для заведования музыкальной частью, князь А.А. коренным образом преобразовал Синодальное училище, которое, как я уже отметил, превратилось в музыкально-певческую академию, расширил курс училища, доведя его до десяти классов (шесть певческих и четыре регентских), повысил общеобразовательную программу до уровня среднеучебного заведения, а программу музыкальную – до высшего. При вновь реорганизованном училище был образован наблюдательный комитет, дававший направление церковно-певческому творчеству и на рецензию которого Святейший Синод направлял все поступающие на его цензуру церковно-музыкальные сочинения. Таким образом, князь А.А. создал новую эпоху в церковном пении, которое стало отныне русским и только церковным.

Влияние Московского синодального училища весьма быстро распространилось по всей России. В самом скором времени из стен училища вышли блестящие композиторы, прекрасные регенты, весьма ценные преподаватели, заполнявшие по всей России вакантные места регентов и учителей музыки и пения при архиерейских хорах, духовных академиях, семинариях, гимназиях и проч.».

Известный регент П.А. Александров, окончивший в 1912 г. Синодальное училище, отмечая значение С.В. Смоленского, В.С. Орлова и А.Д. Кастальского, пишет: «К этому еще надо прибавить удачное назначение в 1894 г. на должность прокурора Московской синодальной конторы князя А.А. Ширинского-Шихматова, который одновременно стал управляющим Синодальным училищем и главным начальником Синодального хора. Как глубоко русский человек, князь хорошо понимал, что задачи Синодального училища и его хора не исчерпываются только обслуживанием большого Успенского собора в Москве. Он считал, что это учреждение должно давать надлежащий тон повсеместно в России, пропагандируя национальные начала в церковном пении и борясь с иноземным итало-немецким духом » (.Александров П.А. Церковная музыка в России в конце XIX и в первой четверти XX века // Православная жизнь. Джорданвилль, 1962. № 8–10).

Князь Жевахов продолжает: «Для достижения всех этих целей нужны были, конечно, и большие средства. И вот здесь в полной мере обнаружились удивительные административные и хозяйственные способности князя. Доходные здания, принадлежавшие Синодальной конторе, так называемые Теплые ряды, дававшие весьма скудный доход, не окупавший даже затрат на их содержание, были значительно расширены, точнее, заново перестроены, согласно последним требованиям техники, образовался как бы целый торговый городок с роскошными светлыми обширными магазинами – и доходность сразу же увеличилась более, чем в три раза сравнительно с предыдущей. Запущенный и почти необитаемый дом на Никольской улице князь заново перестроил, превратив его в Никольские ряды с громадными магазинными помещениями, ставшими приносить большие доходы. Один из таких магазинов сдавался в наем за 10 000 рублей в год. Заново перестроен, с надстройкою нового этажа, доходный дом на Дмитровке. То же сделано и со зданием Синодального училища на Большой Никитской улице, где был надстроен еще один этаж и сооружен огромный двухсветный концертный зал с хорами. Во дворе усадьбы Крестовоздвиженской церкви князь А.А. построил дом с квартирами для певчих и, наконец, перестроил заново, с надстройкой целого этажа, огромный дом для причта Успенского собора. В общем князь поднял доходность Московской синодальной конторы до 200 000 рублей в год, с избытком покрывавших смету на содержание Синодального училища, хора, библиотеки и ризницы.

Не меньшую любовь проявил князь А.А. и к Патриаршим библиотеке и ризнице. Они были переведены в лучшие, заново отремонтированные просторные и светлые помещения, для них были заказаны специальные шкафы и витрины, были заново пересоставлены старые каталоги и описи и во главе, для заведования библиотекою и ризницею, были поставлены опытные и знающие люди. Все огромное здание Московской синодальной конторы, включающее Мироваренную палату (приемную палату Патриарха Никона), палату Синодальной конторы, храм Двенадцати апостолов и др., было обновлено капитальным ремонтом.

За полгода до коронации Государя Императора Николая Александровича на князя А.А. было возложено общее руководство большим ремонтом Успенского собора; по инициативе князя тогда же была произведена первая отмывка старинных икон собора, был перекрыт купол и положено начало тем грандиозным реставрационным работам, которые впоследствии велись по указаниям князя (уже в бытность его членом Государственного Совета) и приостановлены были только революцией.

Глубокой знаток церковного искусства, князь собирал по всей России старые иконы древнего письма и лично их рассортировывал. Предметы, имевшие научную и художественную ценность и хорошо сохранившиеся, князь распределял в ризнице, в библиотеках, Патриаршей и училищной, или же в витринах вдоль стен Мироваренной палаты; предметы обветшавшие отдавались в починку, реставрировались и затем ими снабжались бедные церкви. В период 1895–1900 гг. князь выполнил несколько ответственных поручений ревизионного характера в ряде русских южных и юго-западных городов, а также в Финляндии. Некоторые из этих поручений (например, ревизия условий охраны старинной ризницы в одном из монастырей Ростова Великого) были прямо связаны со все возраставшим авторитетом князя как археолога и знатока русского искусства в древности. В 1896 г. князь был пожалован камергером Двора Его Императорского Величества, а несколько лет спустя – гофмейстером Высочайшего Двора...

Осенью 1902 г. по Высочайшему повелению на князя было возложено верховное руководство подготовкой торжества прославления преподобного Серафима Саровского. О том, как прошли эти торжества, вызвавшие небывалый подъем религиозного чувства в русском народе, как велика была радость общения паломников с Царем, русские люди будут еще долго помнить.

Исключительные административные и организационные способности, проявленные в Сарове князем A. А., остановили на нем внимание Государя Императора, когда осенью 1903 г. встал вопрос о назначении волевого и вместе с тем тактичного деятеля на должность начальника одной из ответственнейших губерний – Тверской.

Учитывая исключительную трудность условий этой службы, князь отказывался от предложения, ссылаясь на свою неподготовленность и не ручаясь за успех возлагаемого поручения, но Государь Император ответил: «Я сам ручаюсь за вас», и, обняв своего верного слугу, благословил князя в декабре того же 1903 г. на новую трудную и боевую работу в должности тверского губернатора».      

Когда убит был твердый министр внутренних дел B. К. Плеве и заместителем его назначен князь Святополк-Мирский, сразу сделавший заявление в либеральном духе, князь отказался служить под его начальством. В октябре 1904 г. последовало назначение его сенатором. В апреле 1905 г. он был назначен товарищем обер-прокурора Святейшего Синода. К.П. Победоносцев в то время часто хворал, и князю приходилось вместо него принимать участие в заседаниях Комитета министров, председателем которого был С.Ю. Витте. Князь не раз выступал против его предложений. В вопросе об «украинской» повременной печати он и государственный контролер Лобко остались в меньшинстве. Государь утвердил их мнение.

«К этому же времени, – пишет князь Жевахов, – относится и работа князя по подготовке восстановления Патриаршества в России. Под его влиянием был представлен К.П. Победоносцевым соответствующий всеподданнейший доклад о созыве Церковного Собора, и князь много потрудился в образованном при его участии особом Предсоборном присутствии. Этот этап служебной деятельности князя связывается с его участием в событиях чрезвычайной важности. Так, в июле 1905 г. князь был приглашен участвовать в происходивших в Петергофе, под председательством Государя Императора, исторических совещаниях, обсуждавших вопрос о представительном строе».

Как видно из стенографических записей этих совещаний, князь три раза выступал против мнения большинства членов совещания, смело и мужественно доказывая, что представительный строй не только нарушит самодержавную власть Царя, но и погубит Россию. Государь смог еще лучше оценить князя.

После манифеста 17 октября 1905 г., установившего представительный строй и возглавления правительства графом С.Ю. Витте, князь сразу покинул свою должность, оставаясь сенатором. В апреле 1906 г., когда последовало назначение председателем Совета министров правого И. Л. Горемыкина, он был назначен обер-прокурором Святейшего Синода, каковым оставался до назначения в июле того же года главой правительства П.А. Столыпина. Князь назначен был членом Государственного Совета, будучи там деятельным членом правой группы.

Князь в то время принимал горячее участие во всех видных монархических организациях. При участии решительного санкт-петербургского градоначальника В. Ф. фон дер Лауница, с которым, тогда тамбовским губернатором, он сблизился во время торжеств в Сарове, он поддерживал создавшийся Союз русского народа, сыгравший большую роль в борьбе с революционным движением в конце 1905 и начале 1906 гг. С Лауницем обсуждал он обеспечение порядка в столице при роспуске I Государственной Думы. Лауниц поручился за порядок, который и не был нарушен. В декабре 1906 г. он был убит.      

В боевое время 1905–1907 гг. князь, вместе с единомышленными лицами, создал тайный кружок, которому удавалось проводить на ответственные посты верных и твердых борцов с революционным движением. Он принимал близкое участие в культурнопатриотической деятельности Русского собрания в Санкт-Петербурге. Государь на основании его доклада пожертвовал из своих личных средств 100 000 рублей на приобретение Русским собранием собственного дома, в котором создана была образцовая гимназия.

«После трагической гибели председателя Императорского Православного Палестинского общества Великого Князя Сергея Александровича, – пишет князь Жевахов, – заместительницей его явилась его супруга, Великая Княгиня Елисавета Феодоровна, и в помощь ей вице-председателем означенного общества Государем Императором назначается князь А.А. Ширинский-Шихматов (впоследствии, уже после революции, избранный общим собранием членов председателем общества), широко развернувший деятельность Палестинского общества по оказанию всесторонней помощи паломникам в Святую Землю».

«Незадолго до революции, – продолжает Жевахов, – Государю Императору было угодно возложить на князя еще одно трудное и ответственное дело – председательствование в Высочайше учрежденном Комитете по реставрации Успенского собора и окружавшей его площади. Эта сложная работа, потребовавшая ассигнования свыше миллиона рублей, велась под непосредственным наблюдением и контролем князя А. А.

Много времени отдал князь и другому делу, целиком им созданному, а именно основанному им Обществу возрождения художественной Руси (1915). К работе в этой области князю удалось привлечь незаурядные творческие силы – он знал почти всех знатоков и любителей русского искусства, зодчества, словесности, истории, иконографии, археологии, музыки, наконец, кустарничества. Эти связи создала ему его большая строительная деятельность, начиная с реставрации Успенского собора и кончая руководящей ролью в деле построения Николо-Александровского храма Императорского Православного Палестинского общества в Петрограде (1911) и церкви с прекрасным странноприимным домом (в древнерусском стиле) в Бари; немалые связи сложились и в итоге строительства царскосельского Феодоровского собора (в память 300-летия Дома Романовых), особенно нижнего храма, почти единолично оборудованного князем, и окружавшего собор так называемого Царского городка, в котором должны были разместиться казармы Собственного Его Величества конвоя и сводного гвардейского пехотного полка; к моменту революции городок еще не вполне был достроен – закончены были только некоторые здания, из которых часть была приспособлена под лазареты, а другие – под музей, в котором, к слову сказать, хранилась лично собранная князем А.А. почти за 20 лет лучшая в России коллекция старинной русской меди (братины, ковши, ендовы и проч. – свыше 350 предметов).

Успех Общества возрождения художественной Руси был исключителен – лихорадочно работали все три «разряда»: словесности (подготовивший к печати двухтомный перечень русских слов, могущих заменить соответствующие иностранные), художественный (успевший выпустить и распродать около трех миллионов открыток с изображением памятников русского зодчества) и хождения по Руси, задуманного на то время, когда окончившаяся война позволит разработать и осуществить обширный план художественно-просветительных поездок для групп народных учителей, учащихся и других желающих. Государыня Императрица настолько сочувствовала этому замыслу, что обещала подарить после войны обществу три санитарных поезда ее имени, в то время обслуживавших фронт...»

Государь и Государыня, даря друг другу в дни семейных праздников иконы, просили князя приобретать старинные образа по его выбору.

Война возложила на князя и другие обязанности. Он был назначен вице-председателем комитета помощи семьям запасных, призываемых на войну. Председательницей комитета состояла Великая Княжна Ольга Николаевна. В конце 1916 г. князь был поставлен во главе сенаторской ревизии, в составе трех сенаторов, для борьбы со злоупотреблениями при освобождении от воинской повинности. Множество лиц зачислялось в различные общественные организации, считавшиеся работавшими на войну. Эта среда заключала в себе людей, которые вели противоправительственную и антидинастическую пропаганду на фронте и в тылу. Будучи приглашен князем на должность помощника управляющего делами ревизии, знаю, какое сочувствие в широких кругах вызвало само известие об этом предстоявшем расследовании и сколько заявлений стало туда поступать. Работа началась за несколько дней до революции, после же нее все было прекращено.

Назначенный в мае 1914 г. из Чернигова в канцелярию министра внутренних дел, я все последующее боевое – во всех отношениях – время находился в близком общении с князем, разделяя полностью его убеждения. Горячо переживалась им война, в которой приняли участие два его сына. С тревогой, все нараставшей, убедился он вскоре, что война, как и японская, используется левой общественностью, цену которой он знал по своей деятельности, для осады власти. Борьбу с левыми пришлось ему вести даже в Государственном Совете, где создалось негласное отделение так называемого Прогрессивного блока. Позднее величайшее возмущение вызывало у него настроение высшего светского общества столицы и даже некоторых Великих Князей, направленное против Государыни Императрицы Александры Феодоровны, которую он хорошо знал и почитал, – то настроение, которое Государь, в разговоре с французским послом Палеологом в конце сентября 1915 г. определил как «срам». И назначение возглавителем сенаторской ревизии, с возможностью непосредственного доклада Государю, князь принял именно для борьбы с этой разрушительной деятельностью.

Как только начались в конце февраля 1917 г. беспорядки в Петрограде, князь со своими единомышленниками по Государственному Совету пытался воздействовать на растерявшееся правительство, убеждая в необходимости принятия срочных решительных мер.

В первые дни революции он подвергся недолгому аресту. По освобождении из Таврического дворца, превращенного «народными избранниками» в арестный дом, он приступил к уничтожению своего богатого архива. С болью сердца присутствовал я при сожжении им в камине памятных записок Государя, писем Великого Князя Сергея Александровича и Великой Княгини Елисаветы Феодоровны, Победоносцева, протоиерея Иоанна Восторгова, Льва Тихомирова и др.

Сенатор С. П. Белецкий, хорошо знавший сановный и чиновный мир, в своем показании чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, данном 21 июня 1917 г., так отозвался о нем: «Ширинский-Шихматов – человек чистый в смысле исповедания им идеи. Он любил Государя, был приверженцем Самодержавия, таким и остался.... Он резко пошел против течения».

Вскоре после революции князь переехал в любимую им Москву, где начал создавать тайную группу из хорошо ему известных монархистов. Первой ее целью ставил он материальную поддержку Царской Семьи, сосланной Временным правительством в Тобольск, и подготовления ее освобождения. Деньги давали ему, главным образом, купцы, в числе их и старообрядцы. След его деятельности имеется в записи Государя от 12(25) марта 1918 г. о вторичном приезде посланца, привезшего из Москвы «изрядную сумму от знакомых нам добрых людей, книги и чай».

Прибыв с Кавказа в Москву накануне большевицкого переворота, я пережил его вместе с князем, а через месяц, с его благословения, переехал в Петроград. Там я вступил в тайную организацию Н.Е. Маркова, принявшего другую фамилию. Тот тоже ставил себе первой целью помощь Царской Семье и освобождение ее. В общении с ним работала и небольшая сплоченная группа А.Ф. Трепова, бывшего председателя Совета министров. Когда я, по распоряжению организации, выехал в Киев, то в мае 1918 г. при мне в Москву приезжал вызванный князем Марков для обсуждения с ним общего плана действий.

С усилением террора пребывание князя в Москве становилось все более опасным. 1 сентября 1918 г. ему с семьей удалось, по чужим документам, выехать с эшелоном литовских беженцев, возвращавшихся на родину. Прожив некоторое время в Польше и в Чехо-Словакии, он в 1920 г. обосновался в Берлине, где в это время пребывал и Марков, создавший большую монархическую организацию. Князь, конечно, принял живое участие в церковной и монархической работе. Был он в 1921 г. видным участником первого за рубежом монархического съезда в Рейхенгалле и Церковного Собора в Сремских Карловцах, на которых открыто, впервые за рубежом, был поднят монархической стяг и выражена преданность Царственному Дому, общепризнанной главой которого была Императрица Мария Феодоровна, проживавшая в Копенгагене. Князь избран был в Рейхенгалле членом Высшего Монархического Совета. В Берлине вступил он в управление запущенными делами Палестинского общества, имуществу которого грозил захват его советской властью. Создано было им за рубежом объединение бывших воспитанников Императорского Училища правоведения, которое он возглавлял в последнее время в России. Много труда положил он вместе с графиней В. Мусиной-Пушкиной на создание в Берлине большой кустарной мастерской. Особенно занимался он иконописным отделом. Насколько помню, он переехал в Париж в 1925 г., где, главным образом, посвятил себя делам Палестинского общества. В 1928 г. он председательствовал на монархическом съезде в Париже.

С глубокой скорбью переживал князь церковный раскол, учиненный митрополитом Евлогием, вся каноническая неправда которого была хорошо понятна ему, в течение стольких десятков лет близко стоявшему к церковному делу. Скончался он 9(22) декабря 1930 г. в Севре, под Парижем.

Поместив в белградском «Царском вестнике» статью о почившем под заглавием «Верный до гроба», я так закончил ее: «Князь, страдая сердцем, опасался всегда умереть внезапно где-нибудь на улице. Но Господь судил ему ту кончину, о даровании которой мы всегда молимся. Окруженный любимой семьей, внимая постоянно чтению Евангелия и молитв, медленно угасал этот прекрасный русский человек, благословив всех, отдав все распоряжения о своих похоронах. Трижды во время болезни удостоенный принятия Святых Таин, получив отпущение грехов, с молитвою на устах «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав», скончался сей истинный раб Божий. И когда вечером 9 декабря родные и близкие собрались на первую панихиду, то при виде бездыханного тела усопшего, одетого в правоведскую рубашку, в русскую поддевку и сапоги, с пальмовыми палестинскими ветвями в руках и крестом Гроба Господня на груди, при виде спокойного, красивого, дорогого лица, думалось им, что Господь милостиво принял в Свою верную обитель того, кто за свою долгую жизнь не покривил ни перед Ним, ни перед Помазанниками Божиими, ни перед матушкой-Россией».