Муж верности и разума

В⁷⁹ Санкт-Петербурге 10 марта 1907 г. скончался действительный тайный советник, член Государственного Совета, сенатор, статс-секретарь Константин Петрович Победоносцев. Выдающийся государственный деятель второй половины XIX и начала XX в., крупный ученый-юрист, верный слуга четырех Императоров и опытный сподвижник трех из них, он почти 60 лет с усердием и любовью служил России, которую, благодаря своим связям с самыми различными людьми, имевшими к нему доступ, знал хорошо до самых глухих уголков ее. Будучи глубоко верующим, он неустанно трудился на благо Церкви, состоя 25 лет обер-прокурором Святейшего Синода. Постигнув своим большим умом пользу монархического образа правления и исключительное значение для России исторически сложившегося Самодержавия, Победоносцев с искренностью, силой и талантом исповедовал свои убеждения, никогда не страшась плыть против течения.

Понимая, каким должно быть народное образование, чтобы дать зрелые и здоровые плоды, он весь отдался делу насаждения церковно-приходских школ, при полном сочувствии этому Императора Александра III, с которым тесно был связан в течение 29 лет, и Императора Николая II. В последние годы Царствования Императора Александра II церковно-приходских школ значилось 273 с 13 035 учащимися, в 1902 г. – 43 696 с 1782 882 учащимися...

***

Полвека назад мне, воспитаннику первого выпускного класса Императорского Училища правоведения, довелось стоять во время панихиды на дежурстве у смертного одра старшего питомца того же училища – К.П. Победоносцева. Тело его еще почивало в постели. Шествовал и я за гробом, вынесенным из обер-прокурорского дома на Литейном проспекте. Заупокойная литургия и отпевание были совершены в Воскресенском Новодевичьем женском монастыре на Забалканском проспекте⁸⁰. Служили три митрополита. Присутствовал Государь. Мы, правоведы, несли дежурство у гроба.      

Тогда уже я имел представление о большом государственном значении Победоносцева. Утверждался я в положительном мнении о нем, зная, как ненавидели его либералы всех мастей, ценность которых определилась для меня вполне их вредными действиями во время войны с Японией и смуты. Много хорошего слышал я потом о нем от одного из ближайших его сотрудников, князя А.А. Ширинского-Шихматова, бывшего его последним товарищем обер-прокурора, вместе с ним в 1905 г. покинувшего свой пост и в 1906 г. недолго состоявшего обер-прокурором. Но полное представление о его большом уме, знании России и отзывчивой душе, определяемой славянофилом И. С. Аксаковым, тоже правоведом, как «слишком болезненно чувствительная ко всему ложному и нечистому», я получил, изучая изданные большевиками книги: «К.П. Победоносцев и его корреспонденты: «Novum Regnum» (1923) и «Письма Победоносцева к Александру III» (1926), содержащую также письма к Императору Николаю II и Великому Князю Сергею Александровичу.

***

Родился Победоносцев в Москве в 1827 г. Отец его, Петр Васильевич, был сыном священника при церкви св. великомученика Георгия, что на Варварке в Москве скончавшегося в 1805 г. П. В. Победоносцев (1771–1843), окончив Заиконоспасскую духовную академию, был профессором российской словесности в Московском университете и оставил по себе память добрейшего старика. При переводах он избегал иностранных оборотов речи.

К.П. Победоносцев, по окончании в 1846 г. Императорского Училища правоведения, служил в Москве в Сенате, с 1850-х годов читал лекции в Московском университете. Известен его «Курс гражданского права». В 1861 г. он привлечен был к преподаванию юридических наук Цесаревичу Николаю Александровичу. В 1863 г. он сопутствовал ему в поездке по России. Итогом этой поездки явилась написанная им книга «Письма о путешествии Государя Наследника Цесаревича по России от Петербурга до Крыма», отрывки которой, по отзыву Глинского, «и до сих пор помещаются в наших хрестоматиях, как лучшие образцы русской прозы и отечественной стилистики».

После кончины Великого Князя Николая Александровича в 1865 г. Победоносцев был приглашен в качестве преподавателя Цесаревичем Александром Александровичем и переехал на жительство в Петербург.

Первое известное его письмо к Великому Князю Александру Александровичу относится к 22 ноября 1865 г. Он писал: «Душевно радуюсь, что снова могу служить Вам, а с будущей субботы, если позволите, стану являться в назначенные Вами часы, которые у меня совсем свободны. От всего сердца готов, когда бы то ни потребовалось, доказать на самом деле, что я Вам также душевно предан и усерден, как был предан Вашему возлюбленному брату».

10      января 1866 г. Цесаревич писал: «Любезный Константин Петрович. Позвольте мне пожелать Вам счастья и здоровья на новоселие. И примите этот хлеб-соль от желающего Вам всего лучшего и искренно любящего Вас Александра».

Победоносцев из Москвы поздравил 15 апреля 1867 г. Цесаревича: «Христос воскресе! Завтра весь дом Ваш придет к Вашему Высочеству с поздравлениями: хочется, чтобы между преданными Вам людьми и мой голос был слышен. Дай Бог Вам доброго, тихого, радостного праздника, особенно у себя дома. Когда придете домой после утрени, пусть Вам в доме станет так светло и тихо, как только может быть у нас, на Святой Руси, в Светлый праздник. Прошу Великую Княгиню принять от меня мое «Христос воскресе», которое идет прямо от сердца. Завтра она в первый раз узнает, что значит это слово у нас на Руси (бракосочетание состоялось 28 октября 1866 г. – Н. Т.). Еще радостнее, кажется, было бы Ее Высочеству встретить наш праздник в Кремле, увидеть его в народе, услышать его в гуле колоколов московских, но, Бог даст, и в блеске Большого дворца сердце у нее в первый раз забьется неведомой радостью. Дай Боже ей вместе с Вами навсегда такого ясного чувства, чтобы все в жизни насквозь видно было. Христос воскресе!».

7 мая 1868 г. он писал: «Примите от сердца моего любящего и преданного горячее поздравление с великою радостью, которую послал вам Бог. Бог благословил ваш союз, дал вам сына и всем нам дал будущего Цесаревича Николая Александровича. В новорожденном Великом Князе повторилось и новою жизнью ожило для нас милое, незабвенное имя покойного Цесаревича, которое мы у себя в сердце носим, и пусть новорожденный ваш будет на него похож и нравом, и умом, и тою родною любовью к России, которая всякому в нем сказывалась, всякого привлекала к нему, у всякого поднимала в душе радостную надежду. А вам обоим дай Боже, чтобы навсегда процветало благодатное счастье в доме вашем, всегда тек бы у вас ключ живой воды, всегда было бы где обновить силу, которая вам больше, чем кому другому нужна будет для трудов и забот великих. Позвольте и мне высказать вам свою радость о радости вашей и принести вам поздравление».

В 1869 г. Победоносцев послал 28 октября Цесаревичу книгу профессора Московского университета Нила Попова «Россия и Сербия», подчеркивая в письме, что «сербское дело во многих отношениях имеет важность для России». 24 ноября он пишет: «Зная, что Ваше Высочество интересуетесь остзейским вопросом, дозволяю себе обратить внимание Ваше на прилагаемую при сем книжку, только что мне доставленную из Москвы от автора М. П. Погодина».

***

В письме от 9(21) августа 1873 г. из Зальцбурга Победоносцев передавал Цесаревичу свои впечатления: «В Прагу въезжаешь, как в родной город, особливо из немецкой стороны: повсюду слышится славянская речь, веет точно русским духом, а сам город красив необыкновенно – красотой, напоминающей Москву и Киев. Когда стоишь на высоте Градчина и видишь посреди старых памятников чешской истории внизу весь город, утопающий в зелени, со множеством башен и колоколен, невольно вспоминаешь вид на Москву из Кремля. Только что приехав в субботу, я отправился в русскую церковь св. Николая. Это один из самых красивых храмов в Праге. Он существует еще с XIII в., но новая стройка поздняя, во вкусе Renaissance. Церковь высокая, величественная, вокруг идут высоко прекрасные хоры с галереею. Во время Тридцатилетней войны она перешла во владение к бенедиктинцам, но при Иосифе II монастырь их упразднен, и церковь перешла сначала в частные руки, а потом – во владение города, который устроил в ней архив. У города теперь нанял ее на 30 лет Славянский комитет. Когда мы пришли ко всенощной в 6 часов вечера, вокруг церкви собралась большая толпа, и церковь была наполнена народом. Как было отрадно услышать первый звук благовеста, широкого, полного, колоколов, присланных из Москвы, – такого благовеста Прага еще не слыхивала... Примечательно еще, что в нашей пражской церкви от начала не было богослужений на латинском языке, потому что занимавшие ее бенедиктинцы-чехи имели от папы особливую привилегию служить по-славянски». Победоносцев присутствовал на торжественном освящении храма 4(16) августа и на банкете после этого.

До Праги Победоносцев побывал в Англии. Путешествовавшие туда в июне на яхте «Штандарт» Цесаревич и Цесаревна пригласили его с супругой ехать с ними.

13      мая 1874 г. он писал Цесаревичу: «Благоволите прочесть прилагаемую при сем статью «Московской газеты». Из нее Вы изволите усмотреть, как важны могут быть последствия дела, предпринятого на беду синодальным управлением, – закрытие церквей и сокращение приходов, которое, к несчастью, совершается теперь по всей России и возбуждает общий народный ропот. Я свидетельствовал о нем в Государственном Совете при обер-прокуроре Синода, но мой голос остался гласом, вопиющим в пустыне. Дело это приводит меня в негодование: как мало нужно было знать Россию, дух народный, нужды народные, чтобы предпринять его. И не странно ли, что одною рукою, из ложно понимаемого либерализма, всячески облегчают иноверцам свободное удовлетворение духовных потребностей: заведение церквей и мечетей в каком угодно количестве, а другой рукой закрывают православные церкви в приходах, и без того раскинутых на огромные пространства, и лишают местное население храмов, отцами и дедами созданных».

12 марта 1875 г. он писал Цесаревичу: «В настоящую минуту здесь находится приехавший в первый раз в Россию из Венгрии угрорус, старик, некто Добрянский. Я много виделся с ним в эти дни. Он примечательный человек – умный, много испытавший, интересный, русский, одного рода и одного языка с нами. В своем крае между карпаторусами, где он живет в своем имении, он служит главным представителем своего народа и защитником языка и Православной веры от ужасных притеснений католического мадьярского правительства». Добрянский мечтал, хотя бы на улице, увидеть Цесаревича. Победоносцев решился отправить его в Аничков дворец, надеясь, что он будет принят. 13 марта последовала записка Цесаревича: «Я с удовольствием могу принять завтра Добрянского. Пришлите его завтра в 12 часов. А.».

16      ноября 1876 г. Победоносцев писал: «Ф. М. Достоевский просит меня представить Вам при письме его к Вашему Высочеству вышедшие до сих пор номера издания «Дневник писателя»; исполняю это с охотой и притом позволяю себе обратить внимание Ваше на издание Достоевского. В нем немало статей, написанных с талантом и чувством».

26      мая 1876 г., посылая Цесаревичу, по просьбе поэта Я. П. Полонского, его книгу «Озими», он определяет его, как «доброго, чистого и честного человека» и «писателя талантливого».

***

На Балканах разгорелась война – Сербия и Черногория выступили против Турции. Русские добровольцы, возглавляемые генералом Черняевым, помогали им. Турки все более одолевали противников. Начались их зверства в Болгарии. Все это остро переживал Победоносцев, что видно из писем его к Цесаревичу, пребывавшему с Императором в Ливадии. Ссылаясь на офицера Вульферта, шурина Черняева, он просил 18 сентября 1876 г. помочь отправке сербской армии 300000 старых ружей из резервного запаса военного ведомства. В связи с возможной войной с Турцией его волновала наша недостаточная подготовленность.

18      октября 1876 г. он писал: «Говорят, Игнатьеву (графу Николаю Павловичу, нашему послу в Константинополе. – Н.Т.) велено потребовать от Порты решительного ответа в 48 часов. Что-то будет дальше – станем ждать. А между тем, неужели погибнет несчастная Сербия? Неужели погибнут тамошние русские люди? Говорят, турки подвинулись еще вперед, и отчаяние овладело сербской армией и Белградом. Боже мой, душа наболела видеть все это, видеть бесчеловечие и коварство английской дипломатии, ее лицемерие и обман со скрытой злобой на Россию, – видеть и знать, что мы не можем до сих пор разрубить мечом этот гордиев узел...»

Цесаревич в пространном письме от 23 октября благодарил за письма, говоря в заключение: «Я Вам очень, очень благодарен за них, и что мне сделало удовольствие, что мы сходимся во многом с Вами взглядами на теперешние события».

За два месяца до начала войны с Турцией Победоносцев писал 10 февраля 1877 г: «Дай Боже, чтобы в эту важную минуту не сделано было нами важной политической ошибки, чтобы не затрачен был нами сразу главный политический капитал наш, ради временного сохранения или приобретения второстепенных выгод. Я убежден, что всякое соглашение с Австрией, соединенное с обязательным для нас признанием прав ее на какие-либо православные славянские земли, – дело, гибельное для нас, для нашего нравственного значения на Востоке, грозящее нам в будущем страшными затруднениями. Отдавать славян православных Австрии – значит отдавать их и себя в жертву врагу хитрому, коварному, своекорыстному. Ни чести нам от того не будет, ни выгоды. Когда перед Крымской кампанией Австрия обратилась к покойному Государю с подобным предложением и ценою этой уступки хотела продать деятельное свое содействие (всегда, впрочем, вредное для нас, ибо неискреннее), покойный Государь отверг это предложение с негодованием, не задумываясь ни на минуту. Он был рыцарь долга, и личного, и национального, и глубоко понимал сердцем, где лежит центр тяжести русских национальных интересов. Знаю, что все нам недруги, – да, но Австрия недруг особливый и ехидный...»

Как прав был Победоносцев! То, что не желал сделать Император Николай I, было совершено через 20 лет. Замечательно в этом отношении письмо Императора Николая II Императрице Марии Феодоровне от 8 октября 1908 г., в разгар возмущения русского общества занятием Австрией Боснии и Герцеговины: «Но вот что более чем грустно и чего я никогда не слыхал. На днях Чарыков прислал мне секретные бумаги, касавшиеся Берлинского конгресса 1878 г. Из них я узнал, что после бесконечных споров с Австрией Россия согласилась на присоединение ею Боснии и Герцеговины – в будущем! И об этом же согласии, данном тогда анпапа (дедом – Императором Александром II. – Н. Т.), пишет мне старик Император (Франц Иосиф. – Я. Т.). Скверное положение. Я получил его письмо две недели тому назад и до сих пор еще не ответил. Ты понимаешь, какой это неприятный сюрприз и в каком неудобном положении мы очутились. Я никогда не думал, что существует такая секретная статья и ничего не слышал об этом от Гирса и Лобанова, при которых происходили эти события».

Поясним, что еще в июне 1875 г. в Рейхштадте Императоры Александр II и Франц Иосиф согласились о территориальном устройстве Балканского полуострова в случае войны с Турцией и возможного распадения Оттоманской империи. В развитие этого, 3 января 1877 г. заключена была конвенция России с Австро-Венгрией (фактически подписанная за несколько дней до войны), согласно которой венский кабинет обязался сохранять нейтралитет. Конвенцией предрешалось военное занятие Боснии и части Герцеговины Австро-Венгерской империей, от которой зависело выбрать время и способ осуществления сего. Именно этого и опасался Победоносцев.

В столице Боснии, тогдашнего австрийского Сараево, и был убит в 1914 г. эрцгерцог Франц Фердинанд, с какового времени и начались несчастья России и всего мира.

Победоносцева очень волновали неудачи на фронте, в чем он в длинном письме в действующую армию от 17 сентября 1877 г. обвинял начальствующих лиц. Заканчивалось оно так: «Ах, Ваше Высочество, у Вас добрая душа и честная, и Вы на меня не сердитесь за всю ту правду, которая вылилась, хотя и горькая она. Очень уж стало нынче горько жить на свете русскому человеку с русским сердцем в груди. Вот перед Вами какое еще будущее: теперь, в эту минуту, созидается на поле брани судьба Вашего Царствования. Всевышний видит ее и знает, – сколько для Вас уроков, сколько познания дел и людей. Дай Бог, чтобы все это, войдя в душу к Вам, утвердило в ней разум и энергию воли и осветило вперед пути Ваши. Благослови Вас Боже. Сохрани Вас Боже. Просвети Вас Боже. Молюсь за Вас всею силою души своей, как молюсь за милую, смятенную, плачущую Россию».

В письме от 20 сентября 1877 г. он высказывал недовольство министром внутренних дел А. Е. Тимашевым, преследовавшим либеральный «Голос» А.А. Краевского за критические статьи по поводу военных действий.

Осенью 1877 г. в Петербурге предстоял политический процесс 193 лиц по делу о «революционной пропаганде в Империи». Большинство обвиняемых было арестовано в 1874–1876 гг. Победоносцев, отмечая, что обвинительный акт занимает 300 печатных листов, был против постановки этого дела во время войны. По этому поводу он 10 октября писал Цесаревичу: «Следовало бы немедленно произвести разбор всех арестантов чрез комиссию, которую составить из людей честных, знающих и, главное, независящих от министра юстиции, причастного к этому делу. Эта комиссия непременно убедилась бы тотчас, что многих совсем не для чего держать, и освободила бы их, другим можно было бы просто вменить в наказание долговременное заключение и дать им прощение – в такую минуту! Затем осталось бы, быть может, очень незначительное число действительно виновных и подлежащих суду...»

Цесаревич ответил ему 31 октября из села Брестовца на фронте: «То, что Вы пишете по поводу политического процесса, который теперь, к несчастью, уже начат в Петербурге, просто возмутительно; и нужно же быть таким ослом, как Пален (граф К. И., министр юстиции. – Н. Т.), чтобы поднять всю эту кашу теперь. Я все еще надеюсь, что Государь так или иначе, но прикажет остановить это дело».

Суд начавшийся 18 октября, длился три месяца. Как видно из очерка Льва Тихомирова, тогда революционера-эмигранта⁸¹, его единомышленники надеялись, что суд над ними оживит их движение и привлечет внимание общества. На суде резкую обличительную речь произнес обвиняемый И.Н. Мышкин. Приговор не был суровым.

28 ноября 1877 г. последовала сдача Плевны, неудачи под которой вызывали общее огорчение. Победоносцев писал Цесаревичу о проявлении народом в Петербурге радости: «На Невском, у Гостиного двора, в часовне до двух часов служили молебны». Осуждал Победоносцев награды, полученные после Плевны генералами Милютиным, Левицким и др.

2 декабря он писал: «Ах, верить не хочется, что люди во власти сущие падают так низко. Дай Боже Вам около себя не испытывать таких горьких ощущений! Пусть будет окружающая Вас атмосфера всегда так чиста, чтобы низкие и мелкие побуждения не могли в ней вырасти в государственную силу! Пусть взгляд Ваш будет всегда так чист и ясен, чтоб мог распознать около себя всякое сплетение интриги, а воля – так пряма и решительна, чтоб могла тотчас разрубить все мерзкие, гнусные, проклятые узлы, которыми своекорыстные люди так искусно умеют опутывать власть предержащую. Аминь».

Преисполнен Победоносцев любви к русскому солдату. Касаясь событий на фронте, не всегда радостных, он пишет Цесаревичу 4 ноября: «...при всем том, не надивишься терпению, даже веселости этих страдальцев. Что за народ! Подлинно, душа умиляется перед простотой и доблестью русских солдат...» Письмо от 18 ноября: «И не правда ли, во всей этой долгой военной истории всего краше является русский солдат во всей простоте русской души, в которой, кажется, сосредоточилось все, что мило и дорого в родной земле русскому человеку. На мой взгляд, во всей этой войне есть что-то особенное. Все дело, по- видимому, выносят на плечах своих солдаты, более чем когда-либо». Скорбя позднее о скверном снабжении армии теплой одеждой, он пишет 1 января 1878 г.: «Спаси Боже храброе, истинно христолюбивое воинство». Заседая в Главном управлении Красного Креста, Победоносцев осведомлял Цесаревича об отлично организованной работе этой полезной организации.

19 ноября 1877 г., побывав в Аничковом дворце, он писал: «Я принес сегодня Николаю Александровичу коллекцию новых картинок о войне, на больших листах. Как дети обрадовались и с каким интересом принялись, вернувшись из сада, рассматривать раскрашенные листы... Я в первый раз смотрел, в ожидании детей, помещение Николая Александровича. Очень хорошо и совсем просто. Общему впечатлению соответствует и добрая физиономия Дунаева (камердинера. – Н. Т.). На туалетном столике стоит и болгарская баклажка, которую Вы прислали Николаю Александровичу. Дунаев сказывал, что он скучает без Вас, и часто говорит со вздохом: «Ах, когда папа приедет!» Правда, дай Бог скорее и совсем благополучно. Потом завтракал я – опять без Вас! – у Цесаревны, и за завтраком фельдъегерь принес письмо Ваше № 50. Совестно было оставаться долго после завтрака и мешать Цесаревне читать Ваше письмо. Слава Богу, все здоровы, все о Вас думают, все Вас ждут, все о Вас молятся. У Николая Александровича на спальном столике лежит славянская тетрадка молитвы о победе над врагами, которую принес ему Янышев. Дай-то Боже вырастать в силу и в разум и любить всей душою Россию, которая уж наверное его любит. Храни его Боже и Вас и весь дом Ваш».

По окончании военных действий Победоносцев писал 8 января 1878 г.: «Не забывайте ни на минуту, что уже вся Россия теперь понимает и судит по достоинству положение, в которое Вы поставлены; в этой мысли, может быть, найдете довольно силы для того, чтобы бороться с тягостью, которая лежит на Вас. И еще скажу, что в нынешнем положении Промысл Божий, очевидно, указывает Вам трудную школу для той деятельности, которая ожидает Вас впереди. Как ни горьки уроки, но если они не пропадут для Вас даром, великое будет благо для Вас и для всей России. Вы видите теперь ясно, что значит власть, какие тяготы носит она и какую страшную нравственную ответственность налагает на того, кто ее держит. Вы знаете теперь ясно, что нельзя в ней забыться, жить день за днем, положиться на одно течение дел, на один ход событий, потому что каждое колебание, послабление, недоумение, забвение отражается на судьбе многих тысяч людей и целого государства. Вы видите, что стоит каждая, хотя бы случайная, необдуманность, нерешительность, ошибка в выборе людей и в отношении к людям. Конечно, Вы много сами с собой передумали в эту пору; благослови Боже уединенную Вашу думу, чтобы она выяснила и осветила перед Вами путь Ваш. Не сомневайтесь, что при всей горечи ощущений видели Вы много доброго, и высокого, и утешительного и в людях, и в делах около себя, и перед Вами яснее прежнего обозначились те пружины, которыми прямая и добрая, но решительная воля может приводить людей в движение на подвиг добра и разума, на служение родной земле, на великие труды и великие жертвы... Поистине, Ваше Высочество, эта война вывела наружу все сокровище доблестное, скрытое в русском человеке, подняла дух, явила подвиги мужества, веры, великодушия, любви и жалости – так что дух захватывает от восторга. Но она же показала и все недостатки наши, бедность организации, необдуманность и беспечность распоряжений, случайность в распределении людей, могущество мелких, низких, неспособных людей и всю силу и влияние низких побуждений. Однако за всем тем мы, русские люди, крепко храним в душе веру в успех нашего святого дела и молимся Господу Богу крепкой и смиренной молитвой. Крепко молятся русские люди и за Вас и, повторяю, все следят за Вами с любовью. Да осенит Вас Христос Своею благодатию».

***

Как свидетельствует Л. Тихомиров в своей, еще заграничной, книжке «В подполье: Очерки из жизни русских революционеров в 70–80-х годах», к весне 1877 г. в доме предварительного заключения в Петербурге, где и он сидел, допущено было тюремным начальством полное ослабление дисциплины. В конце концов об этом узнал градоначальник Трепов, который решил подтянуть политических арестованных. Прибыв в дом заключения, проходя перед заключенными, он обрушился на А.П. Боголюбова (Емельянова), приговоренного к каторжным работам. За то, что тот не снял шапки, он велел дать ему 20 розог, что и было приведено в исполнение. Это вызвало большое возмущение арестованных, которое было прекращено, после чего прежние послабления постепенно исчезли. Революционеры решили за это убить Трепова. Вера Засулич по собственному почину 24 января 1878 г. стреляла в Трепова и тяжело его ранила. Ее судили, и присяжные заседатели вынесли ей оправдательный приговор, что было принято сочувственно обществом и даже некоторыми сановниками».

Победоносцев, считавший, что Трепову пришлось исправлять то, что было испорчено попустительством тюремной власти, возмущен был решением присяжных заседателей и всей обстановкой суда. По этому поводу он писал 8 апреля 1878 г. Цесаревичу: «...жалкое, ребяческое ослепление, печальное раздвоение мысли. Но откуда оно происходит? Я отвечаю: оттого, что, прежде всего, этим ослеплением, этим раздвоением мысли, этим детским легкомыслием страдает само правительство. Правительства нет, как оно должно быть, с твердою волею, с явным понятием о том, чего оно хочет, с решимостью защищать новые начала управления, с готовностью действовать всюду, где нужно. Люди дряблые, с расколотою надвое мыслью, с раздвоенною волею, с жалким представлением о том, что все идет само собою, ленивые, равнодушные ко всему, кроме своего спокойствия и интереса. Средины нет. Или такое правительство должно проснуться и встать, или оно погибнет. А что погибнет вместе ним, о том и подумать страшно». Мудро все высказанное Победоносцевым, в особенности же в последних словах.

К вопросу о современном суде Победоносцев возвращается в письме от 15 марта 1880 г.: «Вот еще листок «Варшавского дневника» с любопытною статьей г. Леонтьева, которую рекомендую вниманию Вашего Высочества. Радуюсь: в первый раз нашел человека, имевшего мужество сказать истинную правду о судах наших. Как на него заскрежещут зубами. Но вокруг только и слышишь одни речи: оставьте, дайте волю, не стесняйте. Боже мой, как измельчали и опошлились люди во власти сущие!

Христос был живая любовь на земле, но и живое негодование, которое от той же любви происходит. Когда он увидел торговлю в храме, Он не утерпел, взял в руки бич и выгнал из храма торгующих и покупающих».

В это время Победоносцев принимал, как это видно из переписки, огромное участие в деле создания Добровольного флота. Почетным председателем комитета, этим ведавшего, был Цесаревич Александр Александрович, председателем правления – Победоносцев. Сразу после Сан-Стефанского мира с Турцией (19 февраля 1878 г.) возникла мысль, в предвидении возможной войны с Англией, приобрести быстроходные пароходы, которые в военное время могли бы быть обращены в крейсеры-истребители. Почин принадлежал Императорскому Обществу содействия русскому торговому мореходству. По всей России открыта была подписка на осуществление путем пожертвований этой цели. В течение 1878 г. удалось приобрести в Германии первые суда, названные «Россия», «Москва», «Петербург», «Нижний Новгород».

Как видно из писем Победоносцева к Цесаревичу, он в 1878 г. понимал важность воздухоплавания, соответственных снарядов, мин, считал, в связи с этим, необходимым установление связи с Менделеевым. 22 декабря 1879 г. он сообщал об опытах с подводной лодкой Джевецкого, производившихся на озере в Гатчине. К этому вопросу возвращался в письмах от 6 и 18 января 1880 г. Побудил он Цесаревича ознакомиться с нею. Последний писал ему 6 марта 1880 г.: «Надо будет поговорить с Милютиным о подводной лодке; не понимаю, за чем дело стало?..»

В письме от 8 ноября 1878 г. Победоносцев высказывает Цесаревичу возмущение действиями минского губернатора, применившего силу против крестьян местечка Логишина, отстаивавших права на свою собственность.

Продолжались покушения на жизнь Императора Александра II. 2 апреля 1879 г. бывший сельский учитель, студент Петербургского университета А. К. Соловьев стрелял в Царя. Высказывая ужас и возмущение, Победоносцев сразу же написал Цесаревичу. Письмо заканчивалось так: «Зло так усилилось, что его надобно лечить железом и кровью. Само собою ничего не сделается. Напрасно станет правительство взывать к обществу, к благомыслящим людям. Что же может сделать общество, когда надо действовать всею силою законной власти, а право разыскивать, судить и карать принадлежит одному правительству, а оно отказывается им пользоваться, уклоняется, колеблется. Может прийти минута, когда народ в отчаянии, не узнавая правительства, в душе от него отречется и поколеблется признать своею ту власть, которая, вопреки Писанию, без ума меч носит. Это будет минута ужасная, и не дай Бог нам дожить до нее».

Письмо это разминулось с запиской, писанной в этот день Цесаревичем: «Благодарю Вас от души за поздравление с Светлым праздником. Вы, вероятно, слышали про сегодняшнее покушение. Не знаю, как благодарить Господа за чудное спасение».

17      мая 1879 г. Победоносцев резко осуждал современных государственных людей, из которых даже самые лучшие «колеблются, трусят, раздвоены в своей мысли, и оттого говорят только, но не действуют, и все врозь друг с другом, и нет единой решительной воли, которая связала бы их вместе и направила. Они думают, что сделали свое дело, выслушав доклад подчиненных... Если б они понимали, что значит быть государственным человеком, они никогда не приняли бы на себя страшного звания: везде оно страшно, а особенно у нас, в России. Ведь это значит – не утешаться своим величием, не веселиться удобствами, а приносить себя в жертву тому делу, которому служишь, отдать себя работе, которая сожигает человека, отдавать каждый час свой с утра и до ночи, быть в живом общении с живыми людьми, а не с бумагами только... Не погневайтесь, Ваше Высочество, за эти откровенные и невеселые письма. Говорить Вам на словах редко приходится, а у меня душа болит невыразимо от всего, что вижу и что слышу, и не терпится иногда сказать Вам на письме слово о нынешнем положении, которое Вас должно тяготить более, чем кого-нибудь. Но Вы живете на высотах и многого, что видим мы, не можете видеть. Да сохранит Вас Господь и да вразумит на лучшее!»

1 января 1879 г. Победоносцев слал поздравление: «Ваше Императорское Высочество. Здравствуйте на новый год, с Государыней Цесаревной, с детьми и со всем Вашим домом. Дай Боже этому году миновать мирно и благополучно. Дай Боже – чего желает вся Россия – чтобы власть окрепла и явила всю свою силу и весь свой разум в единстве и в твердости управления, в согласии с народным духом и потребностью, в выборе людей способных, честных, пастырей, думающих не о себе, а о стаде...»

Не одобрял Победоносцев деятельность либерального министра народного просвещения А.А. Сабурова. По этому поводу он сообщает Цесаревичу 22 ноября 1880 г. мнение известного профессора Московского университета Б. Н. Чичерина: «Чичерин, уезжая отсюда, прислал мне составленную им записку с просьбой представить ее Вашему Высочеству. Подобные же записки будут доставлены графу Лорис-Меликову, графу Строганову и Милютину (который, говорят, разделяет воззрения Сабурова). Мысль Сабурова – несчастная, безумная мысль. Если она осуществится, можно предвидеть великую, непоправимую смуту. И теперь уже все серьезные деятели министерства в большом смущении: у них руки упадают, и многие поспешат бежать вон из учебного ведомства. Можно судить о впечатлении, когда от Чичерина, бывшего всегда ожесточенным врагом графа Толстого (бывшего министра народного просвещения. – Н. Т.), я слышал такие слова: «Придется, пожалуй, пожалеть о графе Толстом».

***

1      марта 1881 г. убит был Император Александр II.

...Государю [Александру III] в наследство достался проект министра внутренних дел графа М. Т. Лорис-Меликова...

[Министр почт и телеграфа] Л. С. Маков в письме от 8 марта, считая, что Победоносцеву вредит крайность его выступлений, преклоняется, вместе с тем, перед «замечательной правдивостью» и «гражданским мужеством» его. «Вы в основание всей Вашей речи [на особом заседании под председательством Императора] положили вполне верный, безусловно справедливый тезис: «Кругом ложь, ложь и ложь». Да, действительно, ложью наполняли, нагнетали тот правительственный пузырь, который, несмотря на блестящие фразы и восхваления газетных статей, лопнул с треском, унеся с собой в вечность оплакиваемого нами Царя-Мученика. Вы сказали великую истину и притом так, как может говорить человек, говорящий правду, живущую в его сердце...»

В письмах [Победоносцева] говорится, что новому градоначальнику Н.М. Баранову удалось арестом 19      заговорщиков предотвратить покушение на Государя [Александра III] и наследного принца Прусского во время погребения Императора Александра II.

Государь 20 марта прислал Победоносцеву записку: «Пожалуйста, любезный Константин Петрович, исполните мою просьбу и облегчите мои первые шаги».

Победоносцев 22 марта сообщал Царю, что в Тамбовской губернии крестьяне порешили поститься, из рода в род, в день 1 марта. К этому он добавлял: «Позволяю себе выразить еще одну мысль, отвечающую общему желанию всех православных русских людей. Всему православному миру показалось очень горько и даже страшно распоряжение об открытии театров в Великий пост (последовало до цареубийства. – Н. Т.). Народное чувство пришло в великой соблазн: добрые люди качали головой и говорили про себя – быть бедам. Нынешнее страшное бедствие постигло Россию именно в начале Великого поста, и пришлось закрыть театры. Не служит ли это новым указанием на то, что прилично было бы теперь и в память этого страшного греха освятить Великий пост восстановлением закона о закрытии спектаклей в это время. Дирекция театров будет возражать уменьшением сборов и доходов, но что значит денежная сумма в сравнении с народным соблазном».

Отстаивал Победоносцев свою точку зрения и на совещании министров, происходившем 21 апреля под председательством Государя. В тот же день Император Александр Александрович писал ему из Гатчины: «Посылаю Вам для прочтения письмо Карамзиной (дочери историка, фрейлины Елизаветы Николаевны. – Н. Т.). Это опять взгляд истинного русского и понимающего настоящее наше положение. Сегодняшнее наше совещание сделало на меня грустное впечатление. Лорис, Милютин и Абаза положительно продолжают ту же политику и хотят так или иначе довести нас до представительного правительства, но пока я не буду убежден, что для счастья России это необходимо, конечно, этого не будет, я не допущу...»

Государь поручил Победоносцеву составить манифест, в коем должна была утверждаться незыблемость Самодержавия.

Представляя 26 апреля соответственный проект, Победоносцев писал, что его одобряет граф С. Г. Строганов. «Кроме его, никто не знает об этом».

27      апреля последовала телеграмма: «Одобряю вполне и во всем редакцию проекта. Приезжайте ко мне завтра в 2 часа переговорить подробнее. Александр».

Когда манифест от 29 апреля 1881 года был оглашен министром юстиции Д.Н. Набоковым в совещании, происходившем в кабинете Лорис-Меликова в доме Министерства внутренних дел на Фонтанке, А.А. Абаза и его единомышленники открыто возмущались и требовали назвать имя составителя.

Победоносцев в тот же день, осведомляя кратко Государя о происходившем в заседании, пишет: «Спрашивали, кто писал манифест. Разумеется, я сказал, что писал я по приказанию Вашего Величества. Затем я молчал, пока они говорили, – не потому, что я не имел, что сказать, но для того, чтобы они не подумали, что я говорю от Вашего имени». В кратком наброске происходившего, написанном Победоносцевым на программе совещания, он, в числе прочего, пишет: «Абаза, выходя из себя, кричал: надо остановить, надо требовать, чтобы Государь взял назад это нарушение контракта, в который он вошел с нами... Тут Лорис-Меликов остановил его...»

Приводим выдержки из этого исторического манифеста: «...но посреди великой нашей скорби глас Божий повелевает нам стать бодро на дело правления в уповании на Божественный Промысл, с верою в силу и истину Самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее покушений. Да ободрятся же пораженные смущением и ужасом сердца верных наших подданных, всех любящих Отечество и преданных из рода в род наследственной Царской власти. Под сению ее и в неразрывном с нею союзе земля наша переживала не раз великие смуты и приходила в силу и славу посреди тяжких испытаний и бедствий, с верою в Бога, устрояющего судьбы ее. Посвящая себя великому нашему служению, мы призываем всех

верных подданных наших служить нам и государству верою и правдой к искоренению гнусной крамолы, позорящей Русскую землю, к утверждению веры и нравственности, к доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действиях учреждений, дарованных России благодетелем ее – возлюбленным нашим родителем».

Вскоре последовало увольнение либеральных министров, во главе с графом Лорис-Меликовым, просившим Государя 30 апреля уволить его в отставку. 18 мая Царь писал Победоносцеву: «Это, правда, странно, как мы сходимся мыслью. Я только что написал Пещурову (А. А., адмиралу, морскому министру. – Н. Т.) о моем желании назначить Алексея вместо В[еликого] Кн[язя] Констан[тина] Ник[олаевича], как получаю Ваше письмо, в котором Вы мне говорите о ненормальном положении мор[ского] министерства]. Я желаю, чтобы назначение Алексея (генерал-адмиралом. – Н. Т.) состоялось 20 мая, в день его именин. Констан[тин] Ник[олаевич] наотрез отказался подать просьбу об увольнении, я ждал два месяца его решения и не дождался, так что теперь не намерен более ждать, а прямо его уволить и назначить Алексея (брата Императора. – Н. Т.)...»

Порядок в государстве был в скором времени восстановлен, все устроялось. Окрепло значение России в прочем мире.

Великий Князь Сергий Александрович, идейно особенно близкий Победоносцеву, возвращаясь из поездки в Святую Землю, писал ему 25 июня из Неаполя: «Только сегодня, в эту минуту, получил я Ваше письмо и брошюру – искренно благодарю Вас. Душой и мыслью я постоянно на родине и слежу с лихорадочным нетерпением за всем, что у нас происходит. Скажу Вам откровенно, что порадовался последним переменам в высших кругах, и часто приходится вспоминать мне разговоры с Вами. Да поможет Господь Государю и да вразумит Он окружающих, его дело трудное и работать надо дружно и энергично. Хотелось бы Вас видеть и о многом, многом переговорить с Вами. Я думаю, нелегко было привести в исполнение перемены министров – в особенности графа Лориса, не забуду я последний разговор с Вами о нем. Как был хорош манифест Государя от 29 апреля – именно что следовало...»

Министр внутренних дел граф Н.П. Игнатьев 16      июля 1881 г. за № 68 весьма секретно извещал Победоносцева, второй год занимавшего должность обер-прокурора Святейшего Синода: «Государь Император, отъезжая на некоторое время из Санкт-Петербурга, Высочайше повелеть соизволил: на случай, если бы возникли важные, требующие особых распоряжений беспорядки, создать немедленно, под председательством Его Императорского Высочества Великого Князя Владимира Александровича, комиссию из министра юстиции, министра государственных имуществ, обер-прокурора Святейшего Синода и товарища министра внутренних дел свиты Его Величества генерал-майора Черевина, возложив на последнего заведование делами комиссии. Государь Император вменяет вышеупомянутым лицам в обязанность принять надлежащие меры к прекращению могущих возникнуть беспорядков или преступных замыслов, впредь до дальнейших повелений Его Величества».

Государь выезжал в Москву.

Государь 21 ноября 1881 г. писал Победоносцеву: «Благодарю Вас, любезный Константин Петрович, за Ваши два письма; конечно, я не сержусь, а, напротив того, благодарен Вам за эти письма и прошу всегда, когда Вы найдете нужным, писать мне с той же откровенностью, как и всегда. Заезжайте завтра в Гатчино к 1 часу, можно переговорить подробнее. Ваш Александр».

Для правильного понимания Победоносцева, которого принято считать сухим бюрократом, дает много письмо, отправленное им Государю в канун нового 1882 г. Он писал: «Сегодня оканчивается ужасный 1881 год: воспоминание о нем давит грудь точно кошмаром. На границе года останавливаюсь с молитвой за Вас, за Государыню Императрицу и за детей Ваших. Сохрани Вас, Боже, спаси и помилуй, и с Вами – все наше милое Отечество, весь добрый и несчастный народ наш. Примите, всемилостивейший Государь, горячее поздравление от человека, который любит Вас всей душой и чувствует себя несчастным, доколе не перестанет страдать душою за Вас и за свое Отечество. С утра и до ночи вижу я людей отовсюду приезжающих, всякого чина и звания; и до меня доходит много известий о явлениях, совершающихся в местной жизни. Скажу по совести: не перечислишь всякого зла, всех болезней и пороков – так их много. Но много вижу я и добрых дел, много знаю великих работников, много великих сил, которых только некому поддержать и ободрить, и я полагаю главное свое призвание в том, чтобы служить этому делу с утра до ночи, в мере сил своих и возможности. Простые люди, с которыми говоришь, люди, исполненные веры в добро и в действенность власти, внушают мне великую надежду на будущее. Но здешние люди повергают меня в уныние и безнадежность. И так, колеблясь между тем и другим чувством, молю Бога, в деснице Коего и сердце Царево, и ход событий, и судьба племен и народов. Когда-то, в минуту уныния, я представлял Вашему Величеству письмо Рачинского, чтобы показать, какие люди у нас работают в темных углах, с бодростью духа, с верою в успех делают великие дела в малом круге своем. Осмеливаюсь и теперь предложить Вам последнее его письмо – простой голос простого человека: может быть, эти слова, хотя на минуту, освежат мысль Вашу, утомленную официальными докладами...» Сергей Александрович Рачинский, профессор ботаники Московского университета удалился в свое имение Татево, Смоленской губернии, где устроил образцовую народную школу; он играл большую роль в насаждении церковно-приходских школ...

В течение всего Царствования Александра III Победоносцев высказывался с такой определенной откровенностью. Замечательно его письмо, написанное в 1881 г. по поводу сухого приема, оказанного генералу М. Д. Скобелеву, взявшему Геок-Тепе, в итоге чего к России была присоединена Ахал-Текинская земля. Он писал: «Вы с 1 марта принадлежите, со всеми своими впечатлениями и вкусами, не себе, а России и своему великому служению. Нерасположение может происходить от впечатлений, впечатления могли быть навеяны толками, рассказами, анекдотом, иногда легкомысленным и преувеличенным. Пускай Скобелев, как говорят, человек безнравственный. Вспомните, Ваше Величество, много ли в истории великих деятелей, полководцев, которых можно было бы назвать нравственными людьми, – а ими двигались и решались события... Скобелев, опять скажу, стал великой силой и приобрел на массу громадное нравственное влияние, то есть люди ему верят и за ним следуют. Это ужасно важно, и теперь важнее, чем когда-нибудь... Позвольте, Ваше Величество, на минуту заглянуть в душевное Ваше расположение. Могу себе представить, что Вам было неловко, несвободно, неспокойно со Скобелевым и что Вы старались сократить свидание. Мне понятно это чувство неловкости, соединенное с нерасположением видеть человека, и происходящая от него неуверенность. Опасаюсь, что подобное чувство может и во многих случаях стеснять Ваше Величество в приеме некоторых людей. Когда к Вам являются простые люди, они всегда выходят утешенные и осчастливленные вниманием Вашим и расспросами. Это происходит оттого, что с простыми людьми Вы, по натуре своей, чувствуете себя непринужденно, а когда чувствуете в душе принужденность, тяготитесь положением и отношением к человеку. Но смею думать, Ваше Величество, что теперь, когда Вы – Государь Русский, нет и не может быть человека, с которым Вы не чувствовали бы себя свободно, ибо в лице Вашем – предо всеми и перед каждым – стоит сама Россия, вся земля с верховною властью. Есть ли хоть один, которым Вы не могли бы с первого раза, с первого слова не овладеть нравственно? Ваше Величество, Вы не знаете всей своей силы. Ради Бога, узнайте ее, поймите ее, уверуйте в нее – тогда все для Вас будет ясно, тогда всякое личное впечатление прежнего времени перестанет нагонять тень на Ваши отношения к людям. Когда подходит к Вам человек, подумайте, что тут не он и Вы, а он и Россия, тогда будет Вам ясно, как отнестись к человеку и что ему сказать, а Ваше всякое слово будет со властью и силой».

Председатель Департамента законов Государственного Совета князь С. Н. Урусов писал 17 ноября 1882 г.: «Дай Бог Вам здоровья, многоуважаемый Константин Петрович. С усладительным чувством я прочел Вашу записку. Уважение к нашей матери-Церкви, глубокое знание потребностей русского народа – эти качества редки в наших сановниках. Много разочарований Вас ожидает, и Вы сами их ожидаете, но Вы готовите себе отрадное сознание, что православно служите Церкви и России».

В первые годы Царствования Император Александр советовался иногда с Победоносцевым касательно перемен в составе правительства. В 1882 г. он излагал 12 марта свое предположение перемещения министра народного просвещения барона А.П. Николаи и главноуправляющего учреждениями Императрицы Марии И.Д. Делянова. Заканчивал так: «Если Вы разделяете мои соображения, то прошу Вас очень переговорить об этом с обоими». 16 марта последовало новое назначение Делянова. Об увольнении министра внутренних дел графа Н.П. Игнатьева и замещении его министром государственных имуществ М.Н. Островским Государь писал 15 мая, спрашивая: «Какого Вы мнения об этом соображении?» Победоносцев указал на графа Д.А. Толстого, как на заместителя графа Игнатьева, политике которого тогда не сочувствовал. В мае же последовало назначение графа Толстого министром внутренних дел.

Насколько Государь был доволен последним, скончавшимся в конце апреля 1889 г., свидетельствует его письмо к Победоносцеву от 28 апреля: «Потеря графа Толстого для меня страшный удар, и я глубоко скорблю и расстроен. Пожалуйста, любезный Константин Петрович, составьте мне проект рескрипта И.Н. Дурново с назначением его не управляющим], а министром внутренних дел, что я желаю сделать к 6 мая. В рескрипте сказать, что я надеюсь, что он поведет дела в том же духе и направлении, как вел министерство граф Толстой, и в смысле моего манифеста 29 апреля 1881 г. Мне кажется это необходимым, так как начинаются уже толки и шатания мыслей, а надо положить конец этому и поставить дело определенно и бесповоротно».

Ценя графа Д.А. Толстого, Победоносцев, со свойственными ему прямотой и независимостью, высказывался против тех его мероприятий, которым не сочувствовал. Так было в отношении детища Толстого – учреждения земских начальников. Значительно позднее он изложил свое мнение по этому вопросу в письме к С.Ю. Витте, приславшему на его заключение «Записку статс-секретаря Витте по поводу особого совещания по делам дворянского сословия». 26 марта 1898 г. он писал: «...Со времени самого освобождения крестьян правительство как бы забыло о народе, положившись на то, что для народа все сделано дарованием ему свободы. А народ стал нищать и падать. Потом, когда уже ясно стало, что с нищетой хаос бесправия водворяется в деревне, принялись, увы, только за мысль обуздывать народ. И создали учреждение земских начальников с мыслью обуздать народ посредством дворян, забыв, что дворяне одинаково со всем народом подлежат обузданию...»

Государь часто поручал Победоносцеву составление важных бумаг и своих обращений. Для примера приведем его записку от 26 февраля 1884 г.: «Прошу Вас очень, любезный Константин Петрович, составить для меня ответ Москве. Обыкновенно их пишет Танеев, когда нет ничего особенного, но на этот раз надо ответить хорошо, и поэтому обращаюсь к Вам. Ваш А.».

Выше приведено письмо Победоносцева Государю по поводу предположенного разрешения оперных представлений на русской сцене во время Великого поста, за исключением первой и последней недель. Последствием этого обращения было следующее письмо министра Императорского Двора, полученное им 4 марта 1883 г.: «Прошу Вас вернуть мне сообщенное Вам мной Высочайшее повеление об открытии Русской оперы, т. к. Его Величество изволил запретить русские представления во время Великого поста. Искренно Вас уважающий И. Воронцов».

20      марта 1884 г. Победоносцев получил следующую записку: «Прошу Вас очень составить проект манифеста ко дню совершеннолетия Наследника. При этом прилагаю манифесты 1834 и 1859 гг. А.» 26 марта: «Посылаю Вам в дополнение манифест на день

моей присяги, хотя он составлен в совершенно исключительных обстоятельствах. А.». В 1834 г. исполнилось 16 лет Цесаревичу Александру Николаевичу, в 1859-м – цесаревичу Николаю Александровичу, после кончины которого приведен был к присяге Цесаревич Александр Александрович.

19      апреля проект манифеста был представлен.

«Очень Вам благодарен за составление проекта манифеста. Я выбрал последнюю редакцию. А.» Заключительная часть манифеста, одобренная Государем, гласила: «Благоговея перед Промыслом Всевышнего о судьбах Царя и Царства, возвещаем о сем радостном событии нашим подданным. Не сомневаемся, что все единодушно соединятся с нами в общей усердной молитве, да утвердит Господь юную душу Первенца и Наследника нашего в святых обетах великого служения, волею Божией ему предназначенного, да водворит в сердце его и разуме правду Свою и мудрость и да осенит его благодать Божия, просвещающая и укрепляющая на всякое благое намерение и правое дело. Уповая на милость Божию, верим, что услышана будет всеобщая усердная молитва».

В Севастополе 6 мая 1886 г., в день рождения Цесаревича Николая Александровича, спущен был, в присутствии Царской Семьи, первенец нового русского флота в Черном море броненосец «Чесма». Победоносцев, придававший большое значение флоту и работавший в этом деле, писал Цесаревичу: «Радуюсь, что нынешняя годовщина Ваша соединена с памятью старой и с надеждой на новую славу русского флота. Да хранит Вас Бог и да благословит ощутить сегодня новую любовь к Отечеству и новую веру в грядущие судьбы его».

В связи с отстаиванием правительством Православия в Прибалтийском крае президент швейцарского «Alliance evangelique» Эдуард Навиль отправил Императору Александру III письмо, защищая якобы обижаемых лютеранских пасторов. 18 ноября 1887 г. Победоносцев писал: «Ваше Императорское Величество изволили переслать ко мне из Дании полученный Вами известный адрес евангелического союза. Можно было оставить его и вовсе без ответа, но я считал бы небесполезным отвечать им от своего имени, послав им французский перевод моей переписки с шафгаузенскими пасторами. Прежде чем привесть это в исполнение, долгом почитаю представить Вашему Величеству проект письма моего в русском тексте. Присоединяю к нему для справки и прежнюю переписку». Резолюция Государя: «Ответ очень хорош».

В русском переводе эта переписка была напечатана в «Церковных ведомостях» и в газете «Свет» № 38 за 1888 г. Победоносцев получил ряд сочувственных писем. Приводим для примера выдержку из письма писателя Ивана Палимпсестова от 17 февраля 1888 г.: «Я слышу голос какого-то вдохновенного пророка, верховного учителя, возвышающегося над толпой премудрых и разумных века сего. Сколько самой честной, истинно святой правды... Какое могучее и воодушевленное слово за Православную веру, за родной народ, за Царство, для которого Православная Церковь была защитительною силою в течение целых девяти веков...»

Все касающееся России заботило Победоносцева, и его знакомили с ее нуждами. 22 февраля 1887 г. он писал Государю: «Мне известно участие, принимаемое Вашим Величеством в судьбах северного края, который глох и приходил в запустение по мере того, как отнималась от него заботливая рука правительства. Для местных деятелей, то есть для оживления их, чрезвычайно важно живое участие Вашего Величества к этому краю...» Он жалеет, что архангельский губернатор князь Голицын не смог лично доложить Государю о положении дела, и прилагает его объяснительную записку.

Священник г. Ростова-Ярославского Аристарх Израилев, знаток церковного звона, изобрел прибор, давший возможность настраивать колокола. Победоносцев исхлопотал прием его Государем. 20 февраля 1884 г. известный композитор, управляющий придворной певческой конторой, М.А. Балакирев, принося благодарность Победоносцеву, пишет: «Сейчас видел я о. Израилева, который в восторге от давешней аудиенции. Государь очень внимательно рассматривал камертоны с видным интересом, а также и Государыня. Отец Израилев показывал свои звоны, и в результате Государь ему выразил желание и надежду, что он займется настройкой колоколов в Петропавловском соборе и в новосозидаемом храме...»

11      февраля 1885 г. Победоносцев писал Государю: «По возвращении из Москвы я имел честь докладывать Вашему Величеству, какую пустоту производит начальство в храме Спасителя в торжественные дни, закрывая для народа около ²/₃ храма. Они ссылаются на то, что нельзя занимать пространство между царским местом и иконостасом, хотя в обыкновенные дни народ наполняет его беспрепятственно. В то время Вы изволили высказать, что не находите в том надобности, лишь бы царское место было ограждено. Очевидно, что все это устраивается главным образом для парада; но едва ли сообразно с значением храма превратить его на эти дни в какую-то тронную залу, и в отсутствие Государя Императора издается и приказ по войскам (коего образец представляю при сем), чтобы никто не проходил мимо царского места. Мне казалось бы приличным разъяснить это недоумение генерал-губернатору от имени Вашего Величества. Проект такого разъяснения имею честь представить – не изволите ли одобрить его? Предполагаю дать этому делу вид общего вопроса, возникшего по недоумению из разных мест, для того, чтобы князь Долгоруков не принял письмо за внушение, лично до него относящееся». Резолюция Государя: «Письмо одобряю».

В июле 1888 г. Победоносцев присутствовал в Киеве на торжественном праздновании 900-летия Крещения Руси. Во время парада скончался генерал-губернатор А. Р. Дрентельн. По поводу замещения этой должности Победоносцев писал Государю 23 сентября: «Генерал-губернатор в Киеве необходим. Но кого найти на место Дрентельна, кого выбрать с полной уверенностью? Нужен человек с твердой волей, с твердым, ясным, непоколебимым сознанием русских интересов в этом крае, с верою в Русскую Церковь, без предрассудков и увлечений современного космополитизма, без своекорыстных интересов...»

17      октября 1888 г. в Борках произошло сильное крушение поезда, в котором следовали Государь и Его Семья. По милости Божией, все остались живы. Победоносцев писал 20 октября: «Для Вашего Величества – это один из тех редких дней, когда Бог открывается человеку в судьбах его. Но, вместе с тем, смею думать, это такой день, когда особенно ощущается живое общение Русского Царя с народом, и народу потребно царское слово». Приложил он образец манифеста, который потом и последовал.

1      января 1889 г. Победоносцев писал: «Я не смел сегодня тревожить Ваше Величество и Государыню Императрицу личным своим поздравление, но Вы знаете, что оно неслось к Вам, вместе с молитвой к Богу за Вас, на самой черте нового года. Прошлый год отмечен для Вас и для всей России печатью неизгладимой, и память его перейдет из рода в род. Оставит он навсегда светлую черту в Вашей жизни. И светом его да озаряется навсегда предстоящий Вам великий труд. А сколько проявилось чувства в народе, невозможно и выразить – нам видимы эти проявления в ежедневной будничной жизни, особливо в храмах, где оно выражается так тихо, так просто, но и так торжественно и трогательно. Благослови Боже Вас и всех нас в настоящий год. Из записки Вашего Величества заключаю, что Вам угодно послать князю Долгорукову ответ выразительный. Имею честь представить проект на благоусмотрение Ваше». Высочайший ответ: «Я и жена от души благодарим Вас за Ваши чувства, душевные поздравления, которые, я знаю, идут от сердца и искренних побуждений. Очень благодарю за проект ответа, который вполне отвечает настоящему событию. А.».

Манифест гласил: «Московскому генерал-губернатору князю Долгорукову. Князь Владимир Андреевич. Принесенное Вами от Москвы поздравление было особенно благоприятно нашему сердцу на исходе достопамятного года, ознаменованного явлением великой милости Божией. Богу угодно было, чтобы в ужасе от угрожавшей нам гибели и в радости о спасении нашем открылись перед нами и перед целым светом те чувства безграничной любви народной и преданности, которые составляют силу России, воодушевляя Царя и народ на трудные подвиги и служения. Вступая в новый год с обновленной верой в действие Промысла Божия над нами и над возлюбленным Отечеством, молю Бога: да управит судьбы наши и действия наши к славе Своей и ко благу России. Пребывая к Вам навсегда неизменно благосклонный, Александр».

Знакомил Победоносцев Государя с местными нуждами и передавал впечатления, воспринимаемые при поездках. В ноябре 1886 г. он писал о восстановлении древнего Печенгского монастыря св. Трифона, отданного на попечение Соловецкой обители, собравшей уже 3000 рублей добровольных пожертвований на его нужды. Упоминал о церкви свв. Князей Бориса и Глеба в Пазрецком погосте лопарском, на самой границе с Норвегией, отрезанной от Мурманска и остальной России. Самоотверженный священник о. Щеколдин получает 700 рублей в год, тогда как через реку пастор живет в хорошем казенном доме и получает 1700 рублей. В связи с поездкой Государя на Кавказ дает сведения о древнем Пицундском храме, на закладке которого присутствовал Император Юстиниан, и о Галатском соборе, заложенном Грузинским царем Давидом. С любовью отзывается о Новом Афоне и его игумене о. Иероне: «Замечательное учреждение, благодетельное для целого края и в религиозном и в культурном отношении. Это – точно улей пчел, неутомимо работающих». Позднее, 19 марта 1894 г., Победоносцев ходатайствовал перед Государем о пожертвовании 2000 рублей на ремонт прекрасного древнего храма в Анануре на Кавказе. Ответ Царя: «С удовольствием жертвую эти 2000 рублей».

В марте 1887 г. Победоносцев побывал в Смоленске и Витебске. Он писал 23 июня Государю, затронув сначала вопрос о губернаторстве. «Распорядительный, честный и разумный губернатор, действующий и не боящийся ответственности за каждый шаг свой, служит именно теперь главною и единственною опорою порядка в губернии. Напротив того, человек неспособный, равнодушный, канцелярист на этой должности может принести громадный вред, станет орудием в руках ловких и недобросовестных эксплуататоров, коих всюду развелось много, и в самый короткой срок может произойти при нем такая деморализация местного управления, которую потом крайне трудно поправить... Необходимы теперь, более чем когда-нибудь, дельные, и притом прочные, губернаторы. К несчастью, вошло в обычай переводить их из губернии в губернию часто, иногда через год. А губернатору для того, чтобы вглядеться в свою губернию, мало одного года...» Хвалил он смоленского губернатора В. Сосновского. Про Витебск он пишет: «Успенский собор исторический замечателен. Здесь православные мещане убили мучителя-фанатика Иосафата Кунцевича. За это казнен был целый город. Иосафат возведен в святые, а мещане присуждены разломать старый собор и на место его построить новый громадный... »

Б. П. Мансуров, однокашник Победоносцева, в письме к нему от 3 января 1889 г. из Риги радуется назначению членами Государственного Совета Владимира Михайловича Менгдена и Петра Ивановича Саломона и тому, что тот был виновником первого назначения: «Любопытно заметить, что и на Саломоне и на Менгдене рельефно выражается истинно великое государственное значение прежних твердых и крепких законов о смешанных браках. Посмотри, в какой степени Православие и влияние церковного духа сделало их обоих вполне до мозга костей русскими людьми. И как это сделалось просто и естественно. В Менгдене и Саломоне, сколько не ищи, – не найдешь и атома прежде принадлежавшего их семьям немецкого элемента». Мансуров тоже был членом Государственного Совета.

В 1890 г., обозревая в июне в Перми и Екатеринбурге церковно-приходские школы, Победоносцев попутно побывал на золотых приисках и на заводах, отмечая некоторые нужды; хвалит губернатора Лукошкова. В Полтаве, где он был в том же году, его поразил убогий вид так называемой шведской могилы, о чем он и сообщал 5 сентября Государю. Указывает, что из капитала, особо завещанного генералом Судиенко, по повелению Императора Николая I, сооружена была тесная церковь. Владыка Иларион, теперешний епископ Полтавский, постарался вывести это место из забвения. Но нужно «достойно и праведно устроить это место в приличном виде», по поводу чего он и высказывает предположения.

22 июня 1891 г. Победоносцев делится с Государем своими впечатлениями: «Поездка моя в Псков была крайне интересна и поучительна. Для русского человека древний русский город, исполненный исторических воспоминаний, кажется святыней, и в этом смысле Псков – на первом месте: здесь каждая пядь земли или полита кровью, или носит на себе след исторических событий. Едешь – и говорят: здесь волновалось вече, отсюда Александр Невский шел на Ледяное побоище, тут граждане псковские встречали Василия Ивановича – первого рушителя псковской свободы, здесь юродивый Николай с куском кровавого мяса остановил кровожадного Грозного, а вот мощи этого юродивого в соборе, отсюда, с колокольни, Стефан Баторий смотрел на приступ 8 сентября, вот свежий пролом, заложенный в одну ночь псковскими гражданами и женщинами, – и так на каждом шагу. Старая псковская стена – поистине великая святыня, подобная севастопольской: Грозный не решился двинуть свое войско, и одни граждане отстояли свой город против целой армии первого полководца Батория, к удивлению всей Европы и на спасение всей Руси, ибо, если б не устоял Псков, не устоять бы и Москве. И это спасение приписал народ не себе, а заступничеству Матери Божией: в отчаянную минуту,

когда враги ворвались уже в город и спасения не было, пронесли по стенам древнюю икону Печерскую, вынесли из собора мощи Всеволода-Гавриила – «Князь святой, сам спасай свой город». И чудо совершилось: мужики, женщины и дети прогнали сильных рыцарей. Все это помнит народ с горячей молитвой, и ежегодно с 15 октября совершается великое торжество в память осады – крестный ход из Печерского монастыря вокруг стен всего города, со вселенскою панихидою у пролома, и тут же празднуется другое избавление Пскова в 1812 г., тоже приписываемое чуду великой милости Божией». Указывает он на необходимость реставрации древнего Спасо-Мирожского монастыря.

Победоносцев писал 22 марта 1893 г.: «Благоволите, Ваше Величество, принять новую книжку, мною изданную без имени автора. Все, что помещено здесь, писано мною в счастливую пору моей жизни, когда я жил без забот, тихо и незнаемый людьми, в Москве, в родительском доме. Благочестивые родители с детства приучили меня к Церкви, и свои церковные впечатления я писал для себя. Эти старые листки, никому, кроме меня самого, не известные, захотел я собрать и напечатать, покуда жив еще, без имени автора. Когда эти строки дойдут до Вашего Величества, настанет уже Пасха. Дай Бог Вам встретить праздник посреди цветущей природы (в Крыму. – Н. Т.), в радости и должном здоровье. Христос воскрес».

«Эти старые листки», писанные, когда автору их минуло 30 лет, напечатаны были, как можно полагать, под названием «Праздники Господни». Замечательное произведение это насыщено религиозностью, церковностью, проникнуто разумом и изложено художественно чистым русским языком, без коверкающих его ненужных иностранных слов.

В Царском Селе 21 июня 1892 г. на Победоносцева напал некий Владимир Гиацинтов, ученик 5 класса Псковской семинарии. Известив об этом сразу Государя, Победоносцев затем писал 23 июня: «В дополнение к прежде изложенному спешу к отъезду курьера прибавить, что следствие о покушении на меня производится. Молодой человек возбуждает крайнюю жалость, весь больной, истомленный и, как видно, слабоумный, расстроенный нервами... Пролежав 2,5 месяца в больнице, он прямо оттуда пошел на покушение. Если он служил притом орудием сторонних внушений, то спрашивается, откуда они явились – во Пскове ли еще или в больнице? »

В январе 1894 г. Победоносцева очень волновала болезнь Императора Александра III, о развитии которой он подробно извещал Великого Князя Сергея Александровича. Государь чувствовал себя нехорошо с Рождества, перемогался; наконец его уговорили лечь в постель. 19 января определился плеврит, и легкое было слегка затронуто. Из Москвы вызван был Захарьин, тогдашняя медицинская знаменитость. «Станем молиться Богу. Я написал вчера о. Иоанну в Кронштадт, чтобы молился. Будем надеяться на милость Божию». Письмо от 24 января спокойнее.

9 апреля 1894 г. он писал Государю: «Сегодня в городе распространился слух, по-видимому, из верных источников, что решено благополучно дело о супружестве Наследника Цесаревича. Если это правда, чего дай Боже, спешу от всей души поздравить Ваше Императорское Величество. Радость будет великая для всех, и со многих верных душ снимется тяжкая забота, и отовсюду поднимутся молитвы, да увенчает Господь счастливым исходом начало драгоценного дела». [Ответ Государя:] «Радость и успокоение для нас большое. Да благословит их Господь. Сердечно благодарю».

Из Сергиевой пустыни 16 апреля последовало письмо: «Дай Бог светлой радости Вашим Императорским Величествам на Светлый праздник. Христос воскрес. Все мы особливо ныне радуемся. Новая заря открывается для Вас и для России. Молимся: о, когда бы нареченная невеста Цесаревича поняла и полюбила Россию, и Церковь нашу, и народ наш, и вошла бы всей душой в предстоящее ей великое дело. И когда войдет она в семью, да прибавится с нею Вам и всем нам новая радость и новая надежда». [Ответ:] «Воистину воскресе. Сердечно благодарю, и да услышит Господь Ваши желания, и да будет невеста сына радостью и утешением России и нас всех».

11      апреля Победоносцев писал Великому Князю Сергею Александровичу, супруга которого, Великая Княгиня Елисавета Феодоровна, была сестрой невесты: «Если она умна, если душа у нее живая, – конечно, в душе у ней теперь масса представлений, вопросов, ожиданий, гаданий о неведомой области, в которую она вступает. Первое ее появление здесь не может быть так обставлено, как появление бывшей Цесаревны Дагмары, которую давно ждал, и чаял, и знал народ, потому что ей предшествовала поэтическая легенда, соединенная с памятью усопшего Цесаревича, – и день ее въезда был точно поэма, пережитая и воспетая всем народом. Но и этой новой Цесаревне – гладкая и светлая дорога в Россию, и навстречу ей понесутся надежды живые и крепкие. Образ нынешнего Государя, тогда Цесаревича, был и тогда известен – и он был связан с тою же поэтической легендой умирающего брата и друга. Нынешний Цесаревич в тени, и образ его бледен в представлении народном, совсем бледен. Тем живее выступит теперь образ его невесты, и пока не узнают его, на ней будут держаться надежды народные. О, когда бы она оправдала их! О, когда бы она сумела, выйдя из немецкой среды, понять дух наш, и полюбить народ наш, и с ним нашу Церковь, подобно тому, как вошла в наш дух милая, незабвенная мать Ваша, покойная Императрица. Кто сумеет осторожно, и ласково, и духовно ввести ее в это понимание и в это чувство?! Кто сумеет германскую культуру перелить в культуру русской верующей души и показать ей смысл всего прошедшего и всего настоящего в том смешении красоты с мелочью и пошлостью, которое представляет нам окружающая жизнь. Конечно, первые шаги ее будут под кормилом Вашим и Великой Княгини. Слышу, что она умна. Но ей потребуется много, много такта и осторожности, чтобы найтись и утвердить свое положение посреди известной Вам обстановки Двора. Тут предстоит и ей, и ему много затруднений и, может быть, искушений. Благослови Боже доброе начало, дай Бог увенчать миром и любовью и дружеством мысли и воли в новом союзе. Вот наше горячее желание и молитва наша...»

Тяжко переживал Победоносцев угасание в Крыму столь любимого им Императора Александра III. В опасности положения мог он убедиться, находясь в сентябре в Ливадии. 23 сентября он извещал Великого Князя Сергея о предположении отправить больного Царя на о. Корфу, о вызове из Берлина известного немецкого врача Лейдена. 20 октября 1894 г. Государь скончался. Памяти Его Победоносцев посвятил речь, произнесенную 26 февраля 1895 г. в присутствии Императора Николая II в заседании Исторического общества.

***

14      ноября 1894 г. состоялось бракосочетание Государя. Радостно поздравив его, Победоносцев пишет на следующий день: «Примите, Ваше Величество, сердечную мою благодарность за то, что к этому дню вспомнили Вы меня подарком, который дорог для меня, – портретом усопшего родителя Вашего: Вы знаете, как я люблю его. Вот в эту минуту вспоминаю живо и так грустно, как в день Его свадьбы, 28 лет тому назад, встретил я его и обнял в Георгиевском зале».

В первые годы своего Царствования Император Николай Александрович советовался иногда с Победоносцевым, и тот иногда писал ему. Так, в связи со студенческими беспорядками, он писал 22 мая 1899 г.: «Что такое у нас общество? Смешение лиц, принадлежащих к так называемой интеллигенции, очень пестрое, шатающееся во все стороны, смешение чиновников с праздной толпой обывателей мужчин и женщин. Это общество в России всегда было таким, каким делала его и руководила им власть правительства. Когда власть стояла и действовала на твердых началах, тогда не шаталось и общество. Все знали твердо, без колебаний, что будет позволено правительством и чего власть ни в каком случае не потерпит. Хотя бы власть безмолвствовала, все знали, чего от нее следует ожидать и в подобном случае. Ныне этой уверенности нет, и оттого все шатается... Вашему Величеству известно, что иные гостиные и кабинеты Великих Князей стали местом всяких толков, отражая в себе легкомысленное волнение общества...»

Вместе с тем, Победоносцев не сочувствовал предполагавшейся отдаче виновных студентов на военную службу. На этом еще в 1898 г. особенно настаивал Витте. А.С. Суворин, редактор-издатель «Нового времени», записал в своем дневнике, что при обсуждении этого вопроса в Комитете министров, Победоносцев заявил: «Нет, Сергей Юльевич, так нельзя».

По почину Императора Николая II, проявленному в его обращении к иностранным державам (нота министра иностранных дел графа М.Н. Муравьева 12(24) августа 1898 г.) в Гааге с 6(18) мая по 17(29) июля 1899 г., заседала мирная конференция, обсуждавшая вопросы об ограничении вооружений и обязательном арбитраже. Одним из представителей России был известный профессор международного права Ф. Ф. Мартенс. 14 сентября 1899 г. Победоносцев писал Государю: «Думаю, что интересно будет Вашему Величеству прочесть, что пишет мне г. Мартенс из Парижа: «Обращаясь к Гаагской конференции, я не могу не сказать, что ее результаты далеко превзошли мои надежды. Я не скрывал моего скептического отношения к этому делу. Ближайший повод созыва, разумеется, не был уважен, и высокая цель всеобщего или частичного разоружения не была достигнута. Однако в первый раз мысль о желательности известного ограничения вооружений была с высоты престола поставлена как предмет для серьезного обсуждения. В этом заключается несомненная и положительная заслуга. С другой стороны, конференция заняла почетнейшее место в истории международных отношений...» Согласно мнению Мартенса, «ни Вена 1815, ни Париж 1856 и еще менее Берлин 1878 г. не могут сравниться с Гаагской конференцией..."».

Через 22 года после этого письма в Вашингтоне собралась 9 ноября 1921 г. конференция по вопросу о морских вооружениях. Президент Гардинг в своей вступительной речи сказал: «Предложение ограничить вооружения путем соглашения между державами – не ново. При этом случае, быть может, уместно вспомнить благородные стремления, выраженные 23 года назад в рескрипте Его Величества Императора Всероссийского». Приведя почти целиком «ясные и выразительные» слова русской ноты 12(24) августа, Гардинг добавил: «С таким сознанием своего долга Его Величество Император Всероссийский предложил созыв конференции, которая должна была заняться этой важной проблемой».

В дневнике статс-секретаря А.А. Половцова 24 марта 1905 г. записаны слова Победоносцева: «В первые два года, когда меня изредка спрашивали, я давал ответ, по крайнему моему разумению, прямой и открытый. А затем меня уже не спрашивали, я ведал только дело моей должности по вверенному мне ведомству...»

Но иногда он решался давать советы. Так, в письме от 8 апреля 1902 г. он выдвинул на пост министра народного просвещения попечителя Варшавского учебного округа А.Н. Шварца: «Должен сказать, что я не знаю его лично, но все отзывы о нем лиц, знающих его на опыте, согласно изображают его человеком не только просвещенным, но и опытным педагогом, заявившим себя и спокойствием, и твердостью, и тактичностью в обращении. Об нем в особенности может свидетельствовать министр юстиции Муравьев, знающий его близко по Межевому институту, коим он управлял и откуда провожали его с сожалением. Эту мысль мою долгом считаю в тяжкое наше время не умолчать перед Вашим Величеством». Шварц получил назначение 1 января 1908 г.

С.Ю. Витте прислал 20 августа 1898 г. Победоносцеву свой отзыв: «Объяснения министра финансов на записку министра внутренних дел о политическом значении земских учреждений». При этом он писал: «Позволяю себе препроводить Вам мои объяснения на записку министра внутренних дел по поводу земских учреждений вообще и желании наградить ими всю Россию в частности...» Победоносцев отвечает, что не вполне удовлетворен сказанным им: «Земские учреждения в нынешнем виде вносят в отправления государственные безнравственные начала безответственности, разрушая сознание долга и необходимую определенность и способность к учету хозяйственных операций (существенное зло, о значении коего можно сказать более, чем у Вас сказано). Следовательно, с таким состоянием – разложения материального и нравственного – государственная мысль не может помириться, следовательно, потребно не только остановить дальнейшее территориальное развитие такого учреждения, но необходимо исправить и поставить на верную почву».

Тому же Витте, тогда председателю Комитета министров, все более начинавшему либеральничать, он с определенностью высказал в письме от 25 декабря 1904 г.: «Вы боитесь ближайшего будущего. Мало сказать – боюсь. Я чувствую, что обезумевшая толпа несет меня с собою в бездну, которую я вижу перед собой, и спасения нет. Вы боитесь! Но если так, то зачем Вы помогаете этой толпе нестись без оглядки? Я ужаснулся, прочитав вечером Ваше предложение о печати, и не мог заснуть. Разве Вы не видите, что наша печать – не что иное как гнусный сброд, без культуры, без убеждения, без чести, и орудие нравственного разврата в руках врагов всякого порядка? И Вы предлагаете снести разом все предупредительные меры, оставив лишь призрак какой-то кары, бездейственной и бесплодной, дающей только повод к возбуждению новой смуты. Ведь эта печать разнесет яд свой во все углы до последней деревни и наконец, развратит душу народную».

***

Граф Витте, творец русской «конституции», столь ненавистной прозорливому уму Победоносцева, все же так отозвался о нем в своих воспоминаниях: «10 марта (1907 г.) умер Константин Петрович Победоносцев. Это был последний могикан старых государственных воззрений, разбитых 17 октября 1905 г. Но, тем не менее, как я уже имел случай говорить, это был, действительно, очень крупный могикан. К.П. Победоносцев был редкий государственный человек по своему уму, по своей культуре и по своей личной незаинтересованности».

Соученик Победоносцева по правоведению (пятью выпусками моложе), А.А. Половцов, будучи государственным секретарем, в дневнике своем под 13 мая 1878 г., считает первого неподходящим для занятия должности министра юстиции. Он выдвигался тогда в качестве преемника графа Палена. Недостатками его он считал прежде всего то, что «он всей душой принадлежит к правоведскому товариществу», что побуждает его всюду продвигать правоведов. Настроение ума Победоносцева признает чисто критическим, а не созидательным (писалось это до той большой созидательной работы, которую тот провел в последующую четверть века. – Н. Т.). Главный же недостаток Победоносцева, тогда еще не обер-прокурора Святейшего Синода, заключался, по мнению этого видного представителя высшего чиновничества 60-х и 70-х годов, далекого от Церкви, в следующем: «...сверх того, Победоносцев – заклятый клерикал. Внешняя сторона религии составляет для него поприще особенно привлекательной и неугомонной деятельности, а попы, их занятия, их слабости и недостатки – предмет отменной его симпатии. Это направление у нас в России не менее вредно, чем в других государствах...» Начинается же эта запись таким отзывом о нем: «Он, несомненно, человек умный, в высшей степени образованный и специально ученый по гражданскому праву, безукоризненный, трудолюбивый».

Лев Тихомиров, искренно покаявшийся крайний революционер, ставший научным обоснователем Самодержавия, так в своем дневнике отозвался 11 марта на кончину выдающегося государственного мужа: «Вчера скончался К.П. Победоносцев. Ночь. Ничего уже не составлял старик, и все-таки его смерть отзывается каким-то сигналом. Умер, «умер великий Пан» – конец всему старому. Novum nascitur ordo! Что же за новый строй? В старом была идея – стройная, целая, организаторская. Где же она в новом? Это какое-то абсолютное «безпринципие»: не монархия, не демократия, не царство личности, не социализм, не что-либо свое, не последовательное обезьянничание чужого, не мышонок, не лягушка, а неведомый зверушка. Рождается строй без плана, без идеи, без всяких исходных пунктов, без великих целей... Говоря попросту, какая-то «мразь», нечто с младенчества старческое...»

В статье «Подлинный Победоносцев», связанной с настоящей, говорилось о печатных трудах Победоносцева. Приведем другие отзывы о «Московском сборнике». В нем, отмечает «Полный Православный богословский энциклопедический словарь», автор «с неумолимой логикой развенчивает кумиры западноевропейской культуры и государственного строя и создает здание национально-русских идеалов». Журнал «Русский вестник» в статье «Итоги государственной мудрости» (1896 г.) пишет: «Наконец из «Сборника» К.П. Победоносцева, помимо других поучений, внимательный читатель вынесет поучение особенно ценное по нынешнему времени. Он увидит, что автор прекрасно знаком со всеми модными теориями, со всеми «последними словами науки», и эти теории и слова нимало не повлияли на его христианское миросозерцание, потому что он сумел оборотить к себе их вопиюще-лживою и в то же время существенно важною стороною... К.П. Победоносцев воскрешает в своей книге забытые приемы, утраченные навыки. Он ведет читателя прямым путем, не увлекается парадоксами и софизмами, не боится «новых кумиров». Мы совершенно согласны с мнениями высокоталантливого автора, но если бы даже мы в чем-либо и не согласились с ним, то и в таком случае для нас все же было бы очевидно, что каждое его слово – слово непоколебимого убеждения. Таким именно должен быть политический писатель и государственный человек. Дай Бог, чтобы представляемые им в этих областях традиции пришлись по плечу хотя немногим представителям грядущего поколения!»

Мудрый К.П. Победоносцев, обличавший издавна ложь конституционного строя и не желавший истинным русским людям дожить до осуществления его, – смог, на примерах I и II Государственных дум убедиться в своей правоте. Но, к счастью для него, он не дожил до того страшного времени, когда последняя – IV Дума, подготовив революцию, возглавила начавший ее бунт запасных солдат столичного гарнизона. Рухнувший конституционный строй, оказавшийся для революции переходной стадией, сменен был преступной безбожной властью, которая до сего дня держит в цепях несчастный русский народ.