Краткое жизнеописание святого владыки Николая

Будущий святитель Николай увидел этот мир Божий на рассвете 23 декабря (по старому стилю) 1880 года, накануне Рождественского сочельника, в день памяти святого Наума Охридского. Родился он в малой, но, как сам ее называл, «Божьей деревне Лелич», недалеко от города Валево, на склоне горы Повлен. Родители его, простые земледельцы, Драгомир и Екатерина, были добрыми, благочестивыми людьми и набожными христианами, особенно мать. Их первенец вскоре после рождения был просвещен Святым Крещением и наречен Николаем. Таинство Крещения совершил известный священник Андрия в монастыре Челие, где находился тогда приходской храм деревни Лелич.

В доме своих родителей, вместе с братьями и сестрами (было их девятеро, но остальные дети умерли и погибли в годы войны, так что в итоге остался только он один) маленький Николай креп телом и духом, принимая от своей набожной и благочестивой матери первые понятия о Боге и вере Православной. Мать часто водила его в монастырь Челие, расположенный в четырех-пяти километрах от их дома, на молитву и Причащение. Те первые представления о Боге, Божьем храме и молитве, которые он жадно впитывал из уст своей матери, неизгладимо запечатлелись в юной детской душе¹.

Учиться маленький Николай начал в монастыре Челие, куда отец отвел его для обучения грамоте, чтобы сын «умел читать извещения от властей и на них отвечать, а потом он хотел оставить сына в деревне как кормильца и «ученого» человека». Но Божье Провидение имело иной и, несомненно, лучший план относительно юного Николая. И мальчик его чувствовал, проявляя с самого начала исключительную одаренность и ревность к учебе. Сохранилось предание, что Николай во время перерывов между уроками, когда другие дети играли и предавались озорству, забирался в дальний угол монастырской колокольни и там проводил «отдых» в прилежном чтении, в молитвах.

Исключительную ревность и одаренность мальчика заметил его учитель Михайло Ступаревич и рекомендовал продолжить учебу в Валевской гимназии, где Николай тоже проявил себя как самый лучший ученик, хотя для того, чтобы иметь возможность учиться, он вынужден был прислуживать в домах горожан, как и большинство гимназистов того времени.

После окончания шестого класса гимназии Николай решил поступать в Военную академию, но поскольку был «мелким» и не имел надлежащего объема грудной клетки, поэтому не прошел медицинской комиссии. Безусловно, и это – дело Промысла Божьего, который направлял юношу по другому пути – чтобы он стал воином Царя Небесного, а не земного. И после отрицательного заключения врачебной комиссии Николай подал документы в Белградскую духовную семинарию, куда и был принят, хотя, опять-таки, не без проблем, связанных со слабым музыкальным слухом.

Как учащийся семинарии Николай был непревзойденным на протяжении всего срока обучения. Его успехи в науках – результат как от рождения данных Богом умственных способностей, так и упорного, систематического труда, старания. Он знал, сколь грешно закопать Божий талант в землю, потому неустанно трудился, чтобы данный ему талант умножить как можно больше. Семинарист Николай не ограничивался конспектами лекций и учебниками, а читал много книг общеобразовательного и общекультурного характера. К двадцати четырем годам он был знаком с произведениями Негоша, Шекспира, Гете, Вольтера, Виктора Гюго, Ницше, Маркса, Пушкина, Толстого, Достоевского и других. В семинарии особо замечены были его оригинальные мысли о Негоше, которого он как поэта и мыслителя любил и еще в Валевской гимназии хорошо изучил. А кроме того Николай поражал и соучеников, и профессоров Белградской семинарии своим ораторским талантом. Особенно – речью на прощальном выпускном обеде в монастыре Раковица в 1902 году.

Николаю, когда учился в Белграде, жилось трудно; из-за сырости квартиры и плохого питания юноша заболел золотухой, от которой затем страдал многие годы. После окончания семинарии он некоторое время учительствовал в деревнях Драчич и Лесковицы, неподалеку от Валева, где близко узнал жизнь и душевные настроения сербских крестьян и где подружился со священником Саввой Поповичем, переселенцем из Черногории. Вместе с ним молодой учитель ходил по домам сельчан и помогал в приходских делах. Летние каникулы по совету врача Николай проводил на море. Как раз тогда он узнал и с любовью описал жизнь бокельцев, черногорцев, далматинцев. А еще в семинарии он помогал известному протоиерею Алексию Иличу редактировать журнал «Христианский вестник» /«Хришћански весник», в котором на протяжении нескольких лет публиковал свои первые корреспонденции и другие материалы.

Затем Николаю, наряду с еще несколькими воспитанниками семинарии, была предоставлена возможность в качестве государственных стипендиатов отправиться для продолжения учебы в Россию или Европу. Он решил, что лучше поучиться в Европе, на старокатолическом факультете в Берне. Учась там, побывал в Германии, Англии, Швейцарии, а несколько позднее и в России. Он всюду жадно собирал знания, и в итоге получил необычайно разностороннее и основательное для своего времени образование. Духом своим он склонялся над таинственной мудростью далекого Востока, проникал в священные и философские книги древней Индии. Все собранные из многих источников знания он обобщал и перерабатывал в себе, в своей глубокой и вдумчивой душе, а затем, со свойственной ему оригинальностью, выносил на обсуждение и передавал другим. Поэтому даже самые краткие его произведения, каждое устное или письменное слово, открывают чрезвычайно редкостную эрудицию и вдумчивость. Столь богатые сокровища знаний и мудрости мог собрать и оригинально выразить лишь действительно гениальный ум вкупе с гениальной памятью.

Учебу в Берне Николай, на двадцать восьмом году жизни, увенчал ученой степенью доктора теологии, защитив диссертацию «Вера в Воскресение Христово как основной догмат Апостольской Церкви»². Можно сказать, что и вся его последующая жизнь проходила под знаком Креста и Воскресения Христова. Следующий, 1909-й, год Николай провел в Оксфорде, работая над докторской диссертацией по философии («Философия Беркли»), которую защитил в Женеве на французском языке.

Возвратившись из Европы, осенью 1909 года Николай тяжело заболел дизентерией. Около шести недель он находился в больнице и говорил: «Если мое служение потребно Господу, Он спасет меня». Тогда он дал себе слово, что если выздоровеет, то пострижется в монахи – так будет служить Богу и своему народу в Церкви. И действительно, в скором времени он, уже известный доктор теологии и философии, принял монашеский постриг в монастыре Раковица (20 декабря 1909 года), а затем стал иеромонахом Николаем, отдавая всего себя, все свои знания и способности служению Богу и своему сербскому народу.

Согласно законам того времени, полученные за границей дипломы необходимо было нострифицировать. А поскольку Николай не закончил на родине и гимназии, он должен был сдавать еще гимназические экзамены – за седьмой и восьмой классы, а также выпускные, чтобы после этого только получить право преподавания в Семинарии. Экзаменовавшая его комиссия, по словам одного из членов, «была поражена, выслушав его рассуждения о Христе, и никто не спросил больше ни слова». Однако прежде чем стать младшим преподавателем Семинарии, он был послан Митрополитом Сербским Димитрием в Россию, где провел год, путешествуя по стране, познавая церковную жизнь, душу народа и его святыни. В это время он написал и свой первый объемный труд – исследование «Религия Негоша».

В Белградской Духовной Семинарии имени св. Саввы Сербского иеромонах доктор Николай Велимирович преподавал философию, логику, психологию, историю и иностранные языки. Однако он не мог ограничиться масштабами и оставаться в рамках Семинарии. Стены учебных классов были тесны для него. Поэтому он стал писать, выступать с публичными лекциями и в печати.

Молодой ученый иеромонах начал с блестящих проповедей в храмах Белграда и иных мест по всей Сербии, а затем читал лекции в Коларчевом народном университете и других просветительских учреждениях. Его выступления посвящались в основном жизненной тематике, но осуществлялись в форме, невиданной прежде – и потому были потрясающими для интеллигенции тогдашней Сербии. Одновременно Николай публикует в церковных и литературных журналах свои статьи, проповеди и научные труды: о Негоше, о Ницше, о Достоевском и на другие философско-богословские темы³.

Своими мощными выступлениями по религиозно-церковным и национальным вопросам жизни общества тогдашней демократической и свободолюбивой Сербии, Николай вызывал восхищение и почтение у многих, хотя уже и тогда у него находились враги, завистники. Не только по Белграду и Сербии, но также по остальных краям Югославии в то время шла молва о молодом иеромонахе, ученом проповеднике Николае. Так, в 1912 году он был приглашен на праздник газеты «Просвета» в Сараево, где сильно воодушевил молодежь Боснии и Герцеговины и познакомился с виднейшими представителями сербской интеллигенции этого порабощенного края – Чоровичем, Дучичем, Шантичем, Грджичем, Любобратичем и другими. Известны сказанные им тогда слова, что «своей большой любовью и большим сердцем сербы-боснийцы аннексировали Сербию Боснии». В эпоху австрийской аннексии это звучало вызывающе, поэтому на возвратном пути он в Земуне был снят с поезда и несколько дней содержался под арестом. Те же австрийские власти в следующем году не разрешили ему выехать в Загреб, чтобы выступить на отмечавшемся там юбилее Негоша, но текст его выступления в Загреб все-таки попал, и был там зачитан. Как утверждает Дедиер (См. его «Сараевское покушение» /«Capajeвски атентат»), на книге иеромонаха Николая «Проповеди под горой» младобоснийцы клялись, как на Евангелии.

Национально-патриотическая деятельность Николая продолжилась еще активнее, когда маленькая Сербия оказалась на Голгофском пути войн за освобождение сербского народа и объединение его с другими югославянскими народами. В судьбоносных событиях войн 1912–1918 годов Николай участвовал активно и деятельно. Он не только бдительным оком и душой следил, как шли дела на полях боев и в тылу, не только соответствующими выступлениями утешал и укреплял народ в неимоверно трудных сражениях и нечеловеческих страданиях, но и сам лично во многом принимал участие как доброволец и помощник страдающим от войны, болезней и бедности (кстати, пока шла война, свою заработную плату он отдавал государству). Его речи того времени («Над грехом и смертью») можно сравнить со слагавшимися во славу павших за отечество речами Перикла в древней Элладе.

Николай активно и деятельно участвовал в тогдашней церковной жизни, а к тому же высказывал немало критических замечаний по поводу деятельности и поведения некоторых представителей Церкви. Между тем, его критика носила позитивный характер – вскоре он разошелся с протоиереем Алексием (Иличем), редактором «Христианского вестника», из-за его негативных взглядов на состояние в Сербской Церкви – и таковой оставалась до конца жизни. По духу своему пророческому иеромонах Николай, этот апостол и пастырь, был несравнимо выше противников и завистников, которых, впрочем, имел всю жизнь, да и сейчас имеет. При этом он всегда охотно и легко прощал.

В апреле 1915 года сербское правительство направило Николая из Ниша в Америку и Англию (где он оставался до апреля 1919 года) для работы по национальным делам – сербскому и югославскому. С присущими ему мудростью и ораторским талантом, при своей популярности и знании языков, Николай раскрывал западным союзникам глаза на Голгофу Сербии, отмечая и недостатки сербского народа, которые австро-венгерская пропаганда преувеличивала, и достоинства сербской души, которые враги замалчивали. В Соединенных Штатах Америки, а затем в Англии он много выступал с лекциями: в церквях, университетах, гостиницах, в различных учреждениях, борясь таким образом за спасение и объединение сербов с другими южнославянскими народами. Уже в августе 1915 года на большом собрании в Чикаго он сплотил и привлек к делу югославянства – программе Югославянского комитета – большое число светских людей и священнослужителей, причем не только православного, но и римско-католического, униатского, протестантского вероисповеданий, которые тогда публично выразили стремление к освобождению и объединению с Сербией. Многочисленные добровольцы из Америки отправились тогда на Солунский фронт. Так что вовсе не безосновательно мнение британского военачальника, что «отец Николай был третьей армией» в сражении за сербское и югославское дело, поскольку его вклад был действительно огромным. Николай в ту пору был и носителем идеи единения всех христианских Церквей, особенно сблизившись с Англиканской и Епископальной Церквами. Тогда же он помогал и группе наших студентов в Оксфорде, где некоторое время преподавал.

После окончания войны, когда еще находился в Англии (12/25 марта 1919 года), иеромонах Николай был избран епископом Жичским, а вскоре, в конце 1920 года, переведен на Охридскую епископскую кафедру. Епископа Николая за эти годы многократно посылали с церковными и национальными миссиями: в Афины, Царьград и на Святую Гору Афон, в Англию и Америку, где его деятельность всегда была весьма плодотворной, что подтверждают многочисленные документы и свидетели. Он участвовал в конференциях за мир, в экуменических встречах и собраниях, в форумах Христианского Объединения и молодежи мира, во Всеправославных консультациях.

Но особо следует отметить пастырско-духовное подвижничество в Охриде и Битоле, а затем в Жиче, куда Владыка был возвращен в 1934 году по желанию Архиерейского Собора и народа. Именно как епископ Охридский, а затем Жичский, Николай развернул настоящую, полноценную деятельность по всем направлениям церковной и национальной жизни, не оставляя при этом и богословско-литературного творчества. Значителен также его вклад в объединение поместных церковных структур на территории новосозданного государства, со стороны которого он зачастую не имел ни понимания, ни особой поддержки.

Особо действовал на Владыку Николая древний Охрид, являющийся колыбелью славянской письменности и культуры на Балканах, «этот священный град, со своим великим, богатым прошлым и довольно скудной современностью», – как сам Владыка говорил. В свое время на него уже благотворно повлияла Православная Россия с ее святынями и святыми подвижниками. А теперь это влияние продолжил и дополнил благочестивый Охрид и находившаяся по соседству с ним Святая Гора, которую «Дед-Владыка» регулярно, каждое лето, посещал. Святая Гора и произведения Святых Отцов, которые Владыка Николай в это время много читал и изучал, оказали на него определяющее и прочно-православное воздействие. Можно с полным правом утверждать, что именно там и тогда в епископе Николае совершилась глубокая, коренная перемена, с тех пор выражавшаяся очевидно и отмечавшаяся непосредственно простыми набожными людьми. Этот духовный перелом и внешне проявился во всем: в манере говорить, в поведении, даже в одежде. Ранее молодой иеромонах доктор Николай Велимирович старался произвести впечатление на окружающих, привлечь и покорить их. Одетый в блестящую мантию, с ухоженными волосами и изящными манерами, убеждающий и блестящий оратор – таков Николай из «доохридского» периода. Таким он предстает в «Словах о Всечеловеке», одной из редкостно умных и глубоких книг нового поколения сербов, хотя по преимуществу – лишь интеллектуальной, философской, но еще недостаточно духовной и православной по сравнению с его произведениями времени Охрида, Жичи и позднее («Гомилии», «Охридский пролог», «Миссионерские письма»). То же самое и во всей дальнейшей его пастырской деятельности, в духовных занятиях с православным народом, богомольцами и монашеством.

Во второй период своей жизни Владыка Николай отгоняет от себя и от своего народа все виды чужеродности, поверхностного западничества. Он всецело охвачен и пронизан теплыми струями Православия, воодушевлен и пленен прекрасным и спасоносным образом Христа, а также церковнонациональной деятельностью святого Саввы. Мирская слава становится для него ничтожной, людские похвалы – противными, чрезмерную заботу о стиле высказывания он воспринимает как празднословие, а мирское мудрствование – как духовное убожество и нищенство. Это значит, что Владыка не «опростачился», аобрел настоящие духовность и простоту. Всё и вся стали для него слова Христа: «Я – Путь, Истина и Жизнь». От мира он поворачивается к себе и к жаждущему Бога народу своему. В нем происходит настоящее внутреннее преображение, новое рождение, которое означает начало нового жития. А способствовал преображению его и душ вокруг него не кто иной, как Христос. Из Николая-гения зачинается Николай-святитель. И как раз это людей к нему привлекало и около него держало. К сожалению, тогда тоже появлялось немало врагов, клеветников, злопыхателей. Но он и тогда, как и позднее, все преодолевал своей открытой, благочестивой жизнью, трудами перед лицом Бога и лицом своего народа.

Не будь этого охридско-жичского перелома, Владыка Николай, возможно, оставался бы в нашем народе великим и одиноким гением, как на горе сосна, равных себе не имея. Но никогда бы не стал народным «Дедом-Владыкой», «Святым Дедушкой» – Новым Сербским Златоустом. Златоустом не только по заслугам в словесности и проповедничестве, но и по деланию, пастырствованию, по апостольскому и мученическому свидетельствованию Христа ради. Владыка Николай, как в свое время святой Савва, постепенно становился чистой и святой совестью всего сербского народа – и для своего поколения, и для поколений будущих. Ибо верующий народ сербский, без сомнения, воспринял и принял Владыку Николая как своего духовного вождя, как Божьего пророка и святителя. И никто его из верующей души сербской, из народного сердца не вытеснит, не удалит. Что же касается известных нападок на него в прежние и нынешние времена, то сам Владыка дал некогда пример, как следует к этому относиться. А именно: после того, как один из епископов резко и обидно выступил против него, Владыку посетил корреспондент газеты «Политика» и попросил высказаться по этому поводу. «Епископ Николай долго на меня смотрел, ничего не говоря. Этот взгляд и это молчание были для меня ответом, красноречивее любого высказывания» («Политика», № 11344, 29.12.1939).

В этот период появляются многие основательные труды Владыки, о которых мы будем говорить позднее. Здесь же следует хотя бы упомянуть другие, не менее значимые, пастырские и благотворные для всего народа дела его как архиерея Охридского и Жичского – работу с набожным народом нашим и особенно с богомольцами⁴, обновление многих разрушенных, запущенных или полупустых монастырей в Охридско-Битольской и Жичской Епархиях, приведение в порядок кладбищ и мемориальных объектов, родников-колодцев, а также создание благотворительных заведений, организация фондов. Особо надо отметить его заботу о бедствующих детях и учащихся. До сих пор известен им основанный и до войны содержавшийся приют для осиротевших и бедных детей, независимо от национальности и вероисповедания, в Битоле – знаменитый Дедушкин «Богдай», которым успешно руководила социальная работница Нада Аджич, впоследствии – игуменья монастыря Врачевшница, мать Анна.

(Известно детское стихотворение Владыки того, «Богдайского», периода:

Ми смо мали Битољчани

Малишани сиротани,

Kyћa нам je баш на кpajy,

У Богдаjу ка’ у Pajy, у Бoгдajy.

/Мы юные битольчане, / Малыши-сироты/ Дом наш на окраине / В Богдае, как в Рае, в Богдае).

Подобные детские дома Владыка Николай открыл также в городах Кралево, Чачак, Горни Милановац, Крагуевац; в них перед войной содержалось около 600 детей-сирот.

Находясь на епископских кафедрах в Охриде и Жиче, Владыка Николай был многопланово приобщен ко всеправославным и межцерковным делам. Так, в 1930 году он участвовал в Предсоборной конференции Православных Церквей, которая проходила в афонском монастыре Ватопед. После этого занимался возобновлением общежитийного порядка в монастыре Хиландар. Он неоднократно бывал на международных встречах христианской молодежи и на многих экуменических встречах, конференциях за рубежом. Старался также поддерживать братские связи с православными болгарами и греками, равно как и добрые отношения между христианами и между разными вероисповеданиями в предвоенной Югославии. К сожалению, из-за антиправославной и антисербской политики правительства Стоядиновича в старой Югославии Владыка Николай вынужден был включиться также в известную «Конкордатскую борьбу», навязанную верующему сербскому народу и Церкви правительством Стоядиновича и полицией Корошца⁵. Победа в этой борьбе и отмена Конкордата – заслуга прежде всего Владыки Николая; и это имело широкий резонанс в массах нашего верующего народа. Владыка Николай, наряду с Патриархом Гавриилом, приложил также свои усилия к тому, чтобы отвергнут был антинародный пакт правительства Цветкович-Мачек, за что народ его чтил, а оккупаторы-немцы особо ненавидели⁶.

За деятельностью Владыки Николая, его устным и письменным словом сербский народ следил внимательно и с любовью, его произведения читались и размножались, пересказывались и долго хранились в памяти. Еще и сейчас в народе можно услышать множество изречений Владыки, а также интересных и поучительных рассказов о нем. Отец Рафаил из Овчарского монастыря говорит: «Каждое слово его для Псалтыри было». Богатство в Боге – вот свойство Владыки, покорявшее души сербов. Потому и смог он оказать такое грандиозное влияние на наш народ – евангельское влияние, помогшее организму Сербской Церкви выдержать тяжелые времена страданий, которые вскоре настали. Значимость Владыки Николая особенно почувствовалась после Второй мировой войны, чувствуется до настоящего времени и, вероятно, будет чувствоваться чем дальше, тем больше.

Многие плодотворные старания Владыки Николая на благо сербского народа и его Свято-Саввской Церкви прервал пожар Второй мировой войны, который охватил наше Отечество в числе первых и свидетелями которого были многие из ныне живущих, в том числе и мы, тогда еще дети. Капитуляция старой Югославии застала Владыку Николая в монастыре Жича. С первых дней оккупации Владыка, так же, как и вся его святая обитель Жича, делил тяжкую судьбу со своим народом, раздробленным и безжалостно уничтожаемым.

Владыка был арестован немцами уже в день святых Петра и Павла 1941 года и помещен сначала в монастырь Любостиня, а затем переведен в место более сурового заключения – монастырь Войловица возле Панчева, где содержался вместе с Патриархом Сербским Гавриилом под строгим контролем вооруженной стражи немцев. В условиях заключения Владыка страдал больше душой, нежели телом, проводя дни и ночи в слезных молитвах Богу за спасение своего народа и всего рода человеческого (Сохранились его «Молебный канон и Молитва ко Пресвятой Богородице Войловицкой» того времени – в тетрадке, а также известные «Три молитвы в тени немецких штыков», составленные позднее, в январе 1945 года в Вене, и записанные на обложке Евангелия в Сербской церкви Вены).

14 сентября 1944 года Владыку Николая и Патриарха Гавриила немцы отправили из Войловицы в печально известный концлагерь Дахау, где они находились до самого конца войны и где им довелось пережить все ужасы этого ада на земле. Об их мучениях и страданиях там, о постоянных проблемах со здоровьем свидетельствуют многие очевидцы, да и сами они – в позднейших своих рассказах, устных и письменных. Окончательно освобождены были они лишь 8 мая 1945 года частями 36-й американской дивизии. После этого некоторое время оставались в западных странах, а затем Патриарх вернулся на родину, к кормилу Сербской Церкви, тогда как Владыка Николай избрал тяжкий и тернистый путь эмиграции, странствуя по белу свету от порога чужого к не менее чужому. В сердце своем он, терзаемый глубокой ностальгией и желанием быть похороненным на родной земле, нес горячую любовь к своему народу и отечеству.

Едва не сокрушенный душевными и телесными страданиями, Владыка Николай в 1946 году прибыл в Соединенные Штаты Америки, где постоянно недомогал и очень часто жаловался на боли в ногах и плечах, которые были следствием страданий и мучений в концлагере (об этом лично нам свидетельствовал и один русский иеромонах, прислуживавший больному Владыке).

Однако и в Америке Владыка Николай нашел силы для миссионерской и церковной деятельности – он путешествовал по разным штатам Северной Америки и по Канаде, ободряя теряющих силы, примиряя враждующих и научая евангельской вере и жизни тех, кто искал Бога. Христиане Америки – и православные, и инославные – очень высоко оценили его миссионерскую деятельность, так что он по праву отнесен к числу апостолов и миссионеров Нового Континента. В Америке Владыка Николай продолжил заниматься богословием и литературным творчеством как на сербском, так и на английском языках. В этот период написаны такие его произведения, как «Кассиана», «Земля Недостижимая», «Жатвы Господни», «Беседы», а также последнее, незаконченное, сочинение – «Единый Человеколюбец». Владыка старался, насколько было возможно, из Америки помочь монастырям и конкретным лицам на родине, хотя бы скромными посылками и пожертвованиями, особенно на церковные нужды.

В Америке Владыка Николай время от времени также преподавал: во временной сербской семинарии в монастыре св. Саввы в Либертвилле, в Нью-Йоркской академии св. Владимира, в русских семинариях – СвятоТроицкой в Джорданвилле и СвятоТихоновской в Саут Дауне, штат Пенсильвания, где его и застала смерть. Упокоился о Господе он мирно утром в Неделю Сыропустную 18/5 марта 1956 года. Встав ото сна, он готовился служить Святую Литургию, и во время молитвы почил, перейдя из земной Церкви в Церковь Небесную, чтобы там Богу служить вечную Небесную Литургию. Из монастыря святого Тихона тело его перенесено в Либертвилльский монастырь святого Саввы и погребено там с южной стороны алтаря 27 марта при стечении великого числа православных сербов и других верных со всей Америки.

В нашей стране на весть о «Дедушкиной» смерти отозвались колокола во многих церквях и монастырях, служились сорокадневные панихиды и поминовения. А я здесь, в конце, должен упомянуть и публично высказанное желание Владыки Николая быть перевезенным в свою любимую «Домаю» и погребенным быть «там, где впервые букварь изучал», то есть у монастыря Челие, в своем родном Леличе.

Ровно сорок пять лет назад переселился Владыка Николай в Небесную Сербию, но в Сербии земной остались его произведения – литературные, завещательные, духовные. Все, что его непревзойденным гением сотворено и нам в наследство оставлено, носит на себе неизгладимую печать христолюбивой и человеколюбивой души Владыки, а потому остается действенным и незабываемым в великой душе сербского народа. Особенно его литературные и богословские труды.

Безусловно, кроме Владыки Николая, никто из сербов не написал, столько и столь блистательных книг, благодаря которым Сербская Церковь и сербский народ будут жить духовно в веках. И по количеству, и по значимости написанного Владыка Николай может сравниваться со всемирно известными Оригеном, св. Иоанном Златоустом и блаженным Августином. Что же касается разнообразия тем и той искусности, с какой они разрабатывались, то Владыке, пожалуй, нет равных и в мировом масштабе.

Чтобы получить хотя бы примерное представление о литературном наследии Владыки Николая, приведем здесь названия основных его произведений, придерживаясь хронологического порядка: Религия Негоша (1911), О Воскресении Христовом (1910), О Боке Которской (1910), Проповеди под горой (1912), Над грехом и смертью (1914), Слова о Всечеловеке (1920), Моления на озере (1922), Новые проповеди под горой (1922), Мысли о добре и зле (1923), Гомилии (в двух томах, 1925), Охридский Пролог (1928), Война и Библия (1931), Вера образованных людей (1931), Символы и сигналы (1932), Завет Царя (1933), Духовная лира (1934), Эммануил (1937), Номология (1940), Земля Недостижимая (1950), Жатвы Господни (1952), Кассиана – наука о любви (1952), Стихи молитвенные (такие, как «Монах Фаддей» – 1952), Беседы – наука о чудесах (1953), Единый Человеколюбец (1958), Первый Закон Божий и Райская пирамида (1959). А помимо этого известны еще менее объемные произведения, особенно – многочисленные проповеди, речи и статьи. Существует ряд меньших сочинений Владыки, публиковавшихся только на английском языке и пока не переведенных на сербский. Во многих довоенных журналах и газетах немало статей, проповедей, стихов и других текстов епископа Николая.

Если бы собрать все, что Владыка Николай написал, то набралось бы не менее двадцати объемных томов⁷. И большинство из его сочинений является бесценным благом в духовной сокровищнице Сербской Церкви, сербского народа и, наверное, всего человечества. Конечно, нам еще только предстоит изучать литературное, философское, богословское и духовное наследие Владыки. И говорить отдельно о каждом его сочинении сейчас и здесь невозможно. Верится, что придет время, когда они станут предметом научных исследований и докторских диссертаций. А мы пока ограничимся лишь некоторыми замечаниями и общими характеристиками.

Прежде всего, по глубине и силе мысли сочинения Владыки Николая – и большие объемом, и меньшие – глубоко философичны. Особо следует отметить произведения раннего периода – «Религия Негоша» и «Слова о Всечеловеке». Как автор их, Владыка Николай, без сомнения, становится в ряд философов мирового уровня. Единственный философ, который у нас может сравниваться с Владыкой Николаем, это Владыка Петр Негош. Они двое взаимно проникаются и дополняются. Это, впрочем, и отмечалось при оценке работы Владыки Николая «Религия Негоша».

По замыслам и содержанию произведения Владыки Николая преимущественно богословские, духовные. Они – плод богословствующей личности. В центре всего богомыслия и богословствования Владыки находится Христос – Единый Человеколюбец. Николай с Ним и начинает свое духовное творчество (диссертация «Вера в Воскресение Христово...»), с Ним и завершает («Единый Человеколюбец»). Как в Апокалипсисе: Христос есть Начало и Конец, да и все между началом и концом, так и у Владыки Николая, который в нашем времени и на нашем пространстве – великий богоискатель и богославитель, богослов, близкий святым Отцам Церкви.

По стилю изложения и выразительности все произведения Владыки Николая – это благозвучная и слаженная поэзия. Каждое устное и письменное слово его художественно-поэтически выткано. Ранние произведения («Религия Негоша», «Слова о Всечеловеке» и особенно «Моления на озере») проникнуты какой-то космической лирикой и мелодикой, им характерен своеобразный христианский космизм. Позднее же и поэтические строки, и все произведения обретают покаянную смиренность, все больше приближаясь к святоотеческой религиозной поэзии. Особенно это касается произведений поэтических в узком смысле слова – таких, как «Духовная лира», «Стихи молитвенные» и стихотворные части «Охридского Пролога». Как кто-то сказал, каждое стихотворение Владыки Николая – догмат в стихах, а в целом – краткая догматика. Стихи «Духовной лиры» уже получили право на богослужебное использование в Сербской Церкви; их часто поют вместо причастна во время Литургии во многих церквях и монастырях. Своим содержанием и народной распевностью они трогают простые сердца до слез. Сколько раз отец Иустин⁸, растроганный стихами Владыки Николая, сквозь слезы говорил: «Пусть мне простит святой Дамаскин, но Николай превзошел его». Стихи Владыки Николая особенно восприняты и поются нашими набожными богомольцами. Они стали содержанием религиозного песенника на каждый день, прежде всего для богомольческих мероприятий, соборов. Многие люди под воздействием этих песен пережили чудесное покаянное «преумление», изменили свою жизнь, нашли путь спасения, а некоторые и путь в монастырь. Песни эти – огромной значимости завещание Владыки будущим поколениям набожного сербского народа.

И, наконец, все литературное творчество Владыки Николая залито светом проповедничества. Его поэзия – это проповеди в стихах, так же, как его проза – это своего рода поэзия. Владыка Николай является проповедником, непревзойденным в истории сербского народа. Поэтому отец Иустин с полным правом не однажды подчеркивал: «Сербская душа заикалась, пока не родился Владыка Николай, чтобы найти ей выражение – и вот заговорила». Он единственный из нашего рода стал плечом к плечу со св. Иоанном Златоустом, потому и отец Иустин, и другие называли его «сербским Златоустом».

До Владыки Николая проповедничество у нас было вялым и замершим, стереотипным, появлявшимся по необходимости и обязанности. Поэтому дар проповедника Николая Охридского и Жичского воспринимается как благодатный дождь в засушливую пору, как небесная манна в пустыне, как настоящее чудо и откровение. Тематика его проповедей разнообразна, всегда современна, актуальна, точно как и проповеди Святых Отцов, которые и ныне читаются, воспринимаясь как непреходящие и неизменные ценности.

Проповедничество Владыки Николая подвигло и воодушевило многих на ревность в проповедовании Слова Божьего. Николай мудрым и самоотверженным трудом создал большую группу «народных проповедников». Вот что сказал один богомолец: «Мир никогда не видел, чтобы люди в гуне и опанках⁹ проповедовали Евангелие!» А еще живущих из «миссионеров-проповедников» того поколения и сейчас охотно слушают на богомольческих собраниях. Вместе с тем и вся жизнь Владыки Николая была красноречивой проповедью о Господе Христе и Его Евангелии.

Хотя и сделали кое-какой обзор литературно-богословского наследия Владыки Николая, но с ним мы еще даже издали не познакомились. Дело в том, что сотворенное человеком отличается от самого человека, подобно как плуг отличается от кузнеца. Всякое произведение, а тем более литературное, – это продукт, результат труда личности, тогда как человек – это живая личность, которая произведение создает. И все же, согласно истине Слова Божьего, «всякое дерево познается по плодам», так что личность можно познать и узнать по созданному ею.

Все, что создал, написал и после себя оставил Владыка Николай, помещено в общую ризницу Церкви Божьей, этого «столпа утверждения Истины», где собраны и живо действенны произведения Отцов Церкви за минувшие двадцать веков. Без сомнения, и душа Владыки там же, где их святые души – в Царстве Христа Бога, Которым и для Которого они жили и трудились здесь на земле.

Если верно сказанное одним современным греческим богословом, а именно: «Отцы Церкви – это исполинские носители благодати, продолжившие дело святых апостолов, преданные Христу душой и телом, испытанные многообразно на пути добродетелей, удостоившиеся великого просвещения и правильно руководствовавшиеся словом Истины в своей жизни, в своем проповедничестве и в своих полных божественной мудрости писаниях», то несомненно, что Владыка Николай также в их «лике» (=хоре). Ибо все сказанное об Отцах Церкви приложимо и к нему. Писания и жития Святых Отцов относятся к самым большим драгоценностям в духовной сокровищнице Церкви, после Священного Писания. Все написанное Святыми Отцами представляет величественную струю проникновения их в Слово Божье, не только умом, но прежде всего образом жизни. Они всежизненно исполняли заповеди Божьи – от самых больших до наимельчайших, и именно потому имели столь просветленные мысли, столь проницательные умственные взлеты к тайнам Божественного Откровения.

Высота их богословских взлетов, правильность и надежность вынесенных ими догматических решений объясняются единственно тем, что они не только денно и нощно изучали Священное Писание, но каждодневно жили и дышали им.

Именно поэтому Святые Отцы всегда пользовались исключительным уважением в Православной Церкви. Поэтому и отец Иустин говорит: «Мы не перестаем подчеркивать, что в Церкви вернее всего мыслят Святые Отцы, ибо они Духом Святым мыслят». То же самое отец Иустин многократно говорил и о Владыке Николае, особенно в связи с нами, сербами, сплетая ему наисиятельнейший венец, какой только мог: «Святой Владыка Николай, – так его называл отец Иустин, – это тринадцатый апостол, пятый Евангелист и, несомненно, самый великий серб после святого Саввы», поскольку «все, что у нас есть самое лучшее, самое возвышенное, самое чистое, самое святое – это оставленное им, плоды его деятельности». «В любом случае, мы благодарны святому апостолу сербскому, Владыке Николаю. Да, святому Владыке Николаю», – сказал отец Иустин в Леличе, на парастасе в связи с двадцатилетием упокоения Владыки Николая.

Ознакомившись глубже с жизнью и творчеством Владыки Николая, нетрудно обнаружить ряд существенных особенностей, которые сближают его с ранними Отцами Церкви и уподобляют им.

Прежде всего, выясняется, что он – великий молитвенник перед Богом за свой народ, наподобие боговидца Моисея. Вся жизнь Владыки – это непрерывное молитвенное стояние, существование перед Богом и в Боге. Молитвенность своей души святой Николай излил, подобно ветхозаветному псалмопевцу, в своих произведениях, особенно в «Молениях на озере», «Лире духовной» и «Стихах молитвенных». Там, в поэтическом воодушевлении и вдохновении, складываются в букет псалмический одна за другой молитвы, как прекраснейшие цветы райские. Молитвенный дух Владыки Николая был столь сильным, что часто побуждал его к коленопреклонению и вызывал потоки слез, как свидетельствуют очевидцы, неоднократно видевшие его плачущим. Жажда Бога у него так сильна, что не может быть утоленной без полного соединения с Богом. Из-за этой жажды, побуждаемый божественным эросом, «Охридский пустынник» с особой молитвенностью вопиет в своих «Молениях на озере». Молитвенных воздыханий и призывов полны и все остальные произведения Владыки Николая, ибо для него молитва – атмосфера, обеспечивающая дыхание. Владыка молится всюду: в храме, дома, в дороге, в темнице и в тени немецких штыков¹⁰.

Молитва для православного христианского подвижника является первым и основным средством для очищения сердца и просвещения ума. Потому не удивительно, что великие молитвенники Церкви Православной – в то же время и великие провидцы, наделенные пророческим даром. Так же и со святым Владыкой Николаем. Он видел и провидел, а также предсказал то, что многим после него довелось увидеть и на своей коже почувствовать: что могущественная Европа (которую он достаточно узнал во время своей учебы) превратится в прах, если будут разрушены ее христианские основы. Но случилось еще более страшное. Европа превратилась не только в прах, но и в невиданную до того бойню, которая дымилась, топила в море пролитой крови более пятидесяти миллионов человек и содрогалась от стенаний попираемых и уничтожаемых народов.

Апокалиптическое видение Владыкой Николаем Европы представил и опубликовал со своими краткими комментариями другой наш современный великий святой, подвижник и богослов – отец Иустин в своей книге «Православная Церковь и экуменизм» (Солоники, 1974). Это проницательное видение в итоге сводится к представлению последних трех веков (XVIII, XIX и XX) европейской истории как своеобразного суда между Европой и Христом, когда Европа в конце концов изгоняет Христа из себя. После такого «суда» равноапостольный Владыка с печалью заявляет: «Братья мои, спор в наше время завершился, Христос удалился из Европы, как некогда из Гадары по требованию гадаринцев. Но как только Он удалился, пришли война, злоба, ужас, разрушения, уничтожения. В Европу вернулось дохристианское варварство – зверское, гуннское, лонгобардское, африканское, только в стократном ужасе его. Свой Крест и Свое благословение забрал Христос и удалился. Остались мрак и смрад... Европа превратилась в Белую Демонию, а европейцы – в белых демонов».

Святой Владыка Николай также предвидел и предсказал страдания сербского народа из-за грехов его. «Те, что просвещают, не просвещая, а ослепляя, отвращают детей от Господа. Они говорят, что «Господь – это старый талисман», который деды забрали в могилу. Что Господь сделает с ними? Ничего. Ведь они сами себе уготовили судьбу хуже, чем книжники и саддукеи иудейские: будут слышать стук мечей на пороге дома своего, будут умирать от голода, облысевшие и коростливые, но не посмеют высунуться из-за дверей. Будет им хуже, чем вавилонянам, что в силе своей поклонялись крови и золоту... Сначала наступит голод... Потом война, ради того, чтобы отнимать хлеб, и они будут в этой войне побежденными. Затем междоусобная резня, сжигание городов и сел. Да болезни...». (См. «Моления на озере»).

Подобное говорится и в другом случае: «Те, что ведут народ, на самом деле не ведя его, а заводя... Они раздоры заводят в народе ради своей корысти, а когда народ смутится и возмутится, оставляют власть и спокойно питаются обманом полученной добычей...» Что будет с ними? Они сами сделали все. «Доживут они до времени, когда дом свой увидят сожженным, и побегут из своей страны, голодные и больные, и не посмеют ни перед кем произнести имя свое... Придется им смотреть на чужеземцев в стране своей и кусок хлеба просить у них... И будут слышать, и во сне, и наяву, проклятия имени своего, и будут дрожать – будут дрожать, а не смогут умереть» (См. там же).

Молитвенный и прозорливый, исполненный возвышенной евангельской любви до самозабвения, Владыка Николай был истинным отцом и пастырем словесного стада, которое Господь доверил ему пасти. И он действительно всего себя жертвенно отдавал за это стадо, чтобы защитить его от волков, сохранить в целостности. Если же какаято из доверенных ему овец оставляла стадо и блуждала по дебрям ересей или безбожия, Владыка, объятый печалью, со слезами взывал: «Сжалось сердце во мне от скорби, Господи мой, и глаза мои не перестают наполняться слезами, ибо многие Тебя не вкушают, а ищут себе пишу на нивах голода» (Там же).

Забота и ревность о Церкви Божьей была у святого Владыки Николая на первом месте. Поэтому он находил время не только для «писания и стихотворства», но и для дел. И его жизнь воистину заполнена многообразной деятельностью. В двух его епархиях – Охридско-Битольской и Жичской – все по-евангельски обновлялось, возрождалось, развивалось. Владыка будто бы держал перо в одной руке, а молоток и долото в другой. Обновлялись многие монастыри, церкви, жилые здания. В своей деревне Лелич он построил «красивую, славную церковь-задушбину, чтобы и в ней пелись Литургии – этого мира, как и того». Подобно святым апостолам, Владыка Николай не имел ничего и имел все. Многие блага в его руки приходили – и через них проходили. Себе он ничего не оставлял. Все это лишь проходило через него и уходило туда, где несчастье, где слезы, где сироты.

Владыка проводил обновление и в собственно духовном плане. Мощные импульсы благочестивой и церковной жизни распространялись от него во все стороны. Происходило обновление самой сути православности. В отличие от западных реформаций, здесь при введении различных новшеств налицо стремление вернуться к корням и истокам православной духовности и жизни. Это обновление охватывает всех – и священство, и народ. Священническое, пастырское и литургическое служение в жизни нас, сербов, снова начинает занимать должное место. Владыка Николай открывает и всем показывает прежде не замечаемую, но всегда в Церкви действовавшую, догматическую истину, что «чинодействовать – значит чудодействовать», как сам он говорил. Это стали понимать не только священнослужители, но и миряне. Народ обратился к покаянию, посту и молитве, к исполнению заповедей Божьих, начал активнее посещать богослужения. Волна религиозного обновления перешла границы епархий Владыки Николая и охватила весь народ.

Новопробужденные религиозные силы народной души, поначалу разбросанные, дикие и бесформенные, он собирает, облагораживает и оформляет. Так возникает не виданное никогда прежде народное религиозное возрождение, известное под названием «Народное христианское движение»/ «Народни хришћански покрет» – духовно и евангельски плодотворное явление в истории нашего народа. Нечто подобное могло происходить во времена святого Саввы, под его святительским воздействием и руководством, что и принесло ему звание «Учителя и Просветителя сербского».

В истории Сербии после Неманичей¹¹ впервые было то, что народ принял в свои объятия Крест Господень и Евангелие, устремился в храмы и монастыри с самозабвением подвижников и святителей времен первых веков Христианства. Во главе этого крестовоскресного народного движения стоял исполин Владыка Николай, как второй святой Савва, соединяя свою высоту с народной глубиной. И таким образом происходило истинное чудо возрождения душ и духовного обновления.

Многие из пробужденных тогда крестьян и крестьянок, согретых божественным пламенем, поменяли свои дома на оставленные и запущенные давно монастырские кельи, что постепенно привело также к пробуждению и обновлению нашего монашества, женского и мужского, которое всегда было особой силой и украшением Церкви.

Владыка Николай своей деятельностью в народе, с народом и для народа покорил народную душу, которая перед ним раскрывалась, словно почка на дереве под лучами майского солнца, исповедовала Богу свои грехи и падения, ожидая от Него помощи и утешения. Словом, Владыка стал всеобщим и незаменимым духовником не только всего нашего монашества, не только участников богомольческого движения, но и духовником всего сербского православного народа. К нему, устно и письменно, обращались за духовным советом весьма многие: священники и монахи, купцы и ремесленники, офицеры и солдаты, рабочие и крестьяне, старые и молодые, сербы и русские, и все, кто имел какие-то духовные проблемы – личные или народные.

А богомудрый Владыка, как опытный духовник, исполненный божественной мудрости и жизненного опыта, не жалея себя, всем спешил на помощь и отвечал на их вопросы, недоумения, мучившие сомнения. Так возникли «Миссионерские письма» (которых насчитывается около 300) – вид литературы, не известный до того не только у нас, но и во всем православном мире. Самое удивительное то, что эти «Письма», содержащие ответы конкретным лицам на конкретные вопросы и проблемы, сохраняют непреходящую духовную значимость. И ныне, и завтра, и вовек кто бы их ни читал и сколько бы раз ни читал, всегда будет находить в них ответы на многие свои вопросы, решения многих своих проблем и стимулы для ревности в служении истине, вере и правде Божьей. Каждый ответ Владыки Николая в этих «Письмах» является по-святоотечески православным. Когда создавал свои «Миссионерские письма», Владыка Николай, нет сомнения, был постоянно вдохновляем Святым Духом.

Владыка – представитель нашего благочестивого народа, кость от кости его и плоть от плоти его. Вопреки прозападно настроенной тогда интеллигенции, которая, мягко говоря, презирала простой народ, Владыка истинно и сильно любил свой народ «в гуне и опанках», любил образ Христов в душе народной. Для него сербский народ – Христоносец, Богоносец (Это особенно выразилось в значительном его сочинении «Сербский народ как Раб Божий»). Владыка не идеализировал и не идолизировал свой народ. Он хорошо знал о грехах своего народа, как и о своих. К этим грехам он чувствовал отвращение – так, как мать чувствует отвращение к гнойной ране у любимого дитяти, именно любя дитя свое. Однако Христос был и остался в человеке и народе тем богатством, которое придает ему непреходящую ценность, значимость и делает достойным любви – так что Владыка любил народ во Христе и через Христа.

Да, совершенно очевидно, что он очень любил свой сербский народ, но при этом не имел ненависти ни к кому. Ненавидел он только зло и грех – будь то в своем народе, будь то в ином. Ненавидел он «лжехристианство» («Жемчуг из розовой фасоли»), которое во имя Благого Христа способно совершить и самые страшные преступления, но совершающих эти преступления не ненавидел. Больше жалел их, как жалеют неизлечимо больных.

Вся жизнь Владыки Николая напоминает жизнь ранних Святых Отцов Церкви Божьей. Естественно, значит, чтобы на нем исполнилось так же, как исполнилась на ранних Отцах, евангельское утверждение святого апостола Павла: «...Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2Тим.3:12; Деян.14:22). И святой Владыка Николай, толкуя эти слова святого апостола через опыт Церкви и свой личный, пишет: «Может ли овца жить среди волков и не подвергаться нападению их? Может ли свеча пламенеть на схлестывающихся ветрах и не быть колеблема туда и сюда? Может ли, благородное фруктовое дерево расти при дороге и оставаться не тронутым прохожими? Так и Церковь благочестивых душ не может не быть гонимой, причем гонимой безбожниками, идолопоклонниками, еретиками, отступниками, страстями и пороками, грехом и беззаконием, миром и демонами. Так и ни одна благочестивая душа не может остаться без гонений – будь то внешних, будь то внутренних – пока не расстанется с телом и миром... Кто хочет благочестиво жить во Христе, тот будет гоним. Это апостол предрекает в начале христианской эры, а двадцать веков христианства отвечают многоголосым эхом, которое подтверждает истинность пророчества» («Охридский пролог»).

Истинность этого пророчества подтверждает и сам Владыка всей своей жизнью. Точно, как в Житиях Святых: «А диавол, поскольку не терпел такой добродетельной жизни и не мог смотреть, как апостол все больше людей отвращает от него и приводит к Богу, поднял неких злых людей против него, чтобы ему навредить». Действительно, и у Владыки Николая почти постоянно были враги и недоброжелатели, на него почти никогда не прекращались гонения из-за его «благочестивой и святой жизни». Когда Владыка больше всего трудился на благо своего народа, нашлись люди, подстрекаемые дьяволом, которые нападали клеветами на угодника Божьего, особенно во время конкордатской борьбы. Вскоре за этим пришел и бесчеловечный оккупатор, как слепое орудие дьявола совершавший жестокие и грубые гонения на святого Владыку, содержа его в неволе, заточая в темницы, в концентрационный лагерь, нанося жестокие оскорбления, принося горести. Страдания и исповедничество великого Проповедника и Подвижника Евангелия продолжались и тогда, когда он проживал свои последние годы на чужбине и когда ему «чужая страна совершила отпевание».

Но во всех этих горестях Христов страдалец «правды ради» никогда не падал духом, никогда не колебался, никогда не терял веры в «конечную победу добра». В конце своей жизни он смело мог повторить слова апостола: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил» (2Тим.4:7).

Благочестивый сербский народ любил своего Владыку при жизни, особенно любил его гонимого и в изгнании пребывавшего, а еще больше любит после упокоения. И чем дальше – тем больше. Владыка всегда был и остается «правило веры и образ кротости». Поэтому такое тяготение в народе к Владыке, его книгам, его делам.

В сознании православных народов он был Святителем при жизни. И, несомненно, остается Святителем после упокоения. Первым после смерти его как Святителя приветствовал – и как таковому молился – отец Иустин Попович. И со дня упокоения Владыки, пока сам жил на земле, отец Иустин не называл Владыку иначе, как «Святой Владыка Николай». Это он произносил и на парастасах, которые служил ежегодно в задушбине Владыки в Лeличе, и в сочинениях, ему посвященных, и в обычных разговорах о нем.

Народ православный уже сейчас молитвенно обращается к владыке Николаю в скорбях и болезнях, по вере своей и любви Христовой получая утешение, облегчение, исцеление. И мы верим и надеемся, что слава святого Владыки Николая будет озарена также официальным прославлением, от которого мы получим блага еще намного большие, чем их Владыка при земной жизни даровал.

Каждому делу человеческому предшествует определенное приготовление. И чем большее дело, тем дольше приготовление. Перенесение мощей святых с одного места на другое – дело великое и для Церкви, и для народа. Поэтому приготовления долго длятся. Ведь святые не путешествуют без особой нужды. Приготовления к перенесению мощей святого Владыки Николая – сущностные, глубинные – начались с момента его блаженного упокоения о Господе. Организационные же последовали позднее, как результат приготовлений внутренних, а также перемен.

Воистину, во время упокоения святого Владыки Николая, 18 марта 1956 года, произошла очень значимая перемена. Живя далеко на чужбине, святой Владыка своей любовью, своими чувствами, мыслями, идеалами, делами и устремлениями был больше в Сербии, нежели в Америке. Там он обитал телесно, а здесь душой своей святой находился и посещал обители Жича, Студеница, святого Наума на Охридском озере, свой родной Лелич. До последнего вздоха он страдал от невыносимой ностальгии по своей «Домае» – страдалице, на мученическом кресте распятой Сербии. Эта ностальгия – которая, по сути, является не чем иным, как жертвенной, но неутоленной любовью – разъедала его изнутри и изводила, как коварная болезнь. На огне этой любви он и сгорел.

Но когда Владыка навек закрыл свои мудрые и множеством слез выплаканные глаза, произошло нечто с другой стороны: Сербию начала мучить ностальгия по Владыке Николаю. Владыка для Сербии стал нужен так, как ему нужна была Сербия. И чем больше времени проходило, тем ностальгия эта становилась все сильнее, все невыносимее. Регулярные годовые поминовения в его родном Леличе, какими бы массовыми ни были, ублажить это чувство ностальгии не могли. Они – лишь капля свежей воды в горячем песке пустыни. Сербия тосковала и напряженно ждала того дня, когда встретит Владыку Николая как своего нового Святителя и Просветителя, вернувшегося из далекой и холодной чужбины, и прижмет к своей изболевшейся материнской груди.

Эту тоску святосаввской Сербии опосредованно усиливали также недоброжелатели Владыки, его лютые враги. Чем ожесточеннее становились нападки на личность и творчество Владыки Николая со стороны безбожного коммунистического режима и его сатрапов – к сожалению, в их числе и сербов, – тем более усиливалась к нему любовь благочестивого народа.

А режим, надо сказать, не жалел «эпитетов», с помощью которых через управляемые им печать и иные средства массовой информации стремился запятнать, очернить святого Владыку в глазах народа, особенно сербской молодежи. Его объявляли «еретиком», «мракобесом», «масоном», английским и немецким «шпионом», «колаборантом» и даже «врагом народа». Однако у народа имелось свое непогрешимое мерило и некое «шестое» чувство, посредством которого он безошибочно определял, что тот, на кого нападают безбожники и коммунисты, пожалуй, представляет добро и весьма значим. Так что все те попытки «сатанизации» Владыки Николая вызывали в душе народной обратную реакцию – постепенно складывавшееся и оформлявшееся отношение к нему как современному Святителю сербскому.

Несмотря на течение времени и удаленность его святого гроба, Владыка Николай как живой присутствовал в сознании сербского народа и был любим. О нем говорили шепотом и вслух, пели. Особенно близким он был и оставался для сербских монахов, равно, как и для верных ему богомольцев, которые всегда хранили немеркнущую память о нем и неутолимую любовь к нему. Этому значительно способствовали богомольческие стихи-песни Владыки Николая, исполнявшиеся и в разных обстоятельствах (для себя), и на собраниях богомольцев, а особенно на монастырских праздниках, напоминавших богомольческие соборы, которые некогда организовывал и проводил Владыка Николай.

Особую значимость для сохранения памяти о Владыке Николае и поддержания любви народной к нему имели уже упоминавшиеся годовщинные парастасы в Леличе, которые с большой любовью и усердием готовили монахини из обители Челие возле Валева. На этих парастасах главным «духовным делателем» и вдохновителем неизменно был до своей блаженной кончины святой старец Челийский отец Иустин, который своими молитвами, а наипаче своими проповедями, создавал в душах верного и благочестивого народа сербского первую нерукотворную икону святого Владыки Николая – икону сербского Евангелиста, сербского Исповедника, сербского Мученика, сербского Пророка...

И действительно, вскоре многие стали молиться святому Владыке Николаю, обращаться к нему в скорбях, искушениях и болезнях, просить помощи и защиты. И нередко получали. Существуют, хотя пока еще не упорядоченные, свидетельства многих благочестивых людей, которые на себе лично или на своих сродниках ощутили чудесную и благодатную помощь, полученную от святого Владыки Николая. Определение «святой Владыка Николай» употребляется спонтанно, все чаще и больше в народе, среди монашества, священства... Постепенно, однако определенно, складываются условия для того, чтобы Владыка Николай был официально канонизирован как святой. Тем более что в Америке братья русские уже объявили его Святителем и написали иконы – святость Владыки Николая первой ощутила и в красках выразила широкая православная русская душа.

Постепенно и у нас в стране климат меняется. «Брозомора»¹² все более уступает. Свободнее становится дышать, думать, говорить. Распространению и укреплению почитания Владыки Николая весьма способствует «Голос Церкви»/ «Глас Цркве» – недавно основанный журнал Шабацко-Валевской епархии, освещающий вопросы христианской культуры и церковной жизни. Тем более, что «Голос Церкви» признал Владыку Николая как своего покровителя и защитника, а день его поминовения начал праздновать как свою крестную славу¹³.

И вот произошло то, что должно было произойти и чего многие с нетерпением ждали: 18 марта 1987 года в Шабацком Кафедральном соборе два авторитетных епископа Сербской Православной Церкви – Иоанн Шабацко-Валевский и Амфилохий Вршацко-Банатский – в сослужении и присутствии многих священников, монахов, при великом стечении верного народа совершили Божественную Литургию, пропев святителю Николаю тропарь и кондак. По завершении Литургии был разрезан «славски колач» (т.е. пирог «славы»), приготовленный коллективом редакции «Голоса Церкви» в честь нового Святителя Николая Сербского и всеправославного. Духовной радости и воодушевлению не было границ.

Для этого торжественного события монахини обители Челие написали прекрасную икону святого Владыки, которая была размножена типографским способом и народу стала широко доступна. Многие семьи Сербии в свой домашний иконостас получили еще один образ, а пред престолом Всевышнего еще одного сильного молитвенника и заступника.

Истины ради следует сказать, что и это прославление было использовано некоторыми представителями «твердой линии» для новых нападок на Владыку Николая, а также на всех тех, кто оставался ему верным и преданным. Даже со стороны отдельных церковных кругов последовало «серьезное» замечание, прежде всего Владыке Иоанну и «иустиновцам» за то, что прежде «официальной церкви» совершили чин канонизации Владыки Николая. На замечания эти ответил лично Владыка Иоанн в Валеве на праздновании крестной славы журнала «Голос Церкви» в 1988 году. Он по этому поводу сказал: «Никогда Церковь не провозглашала кого-то святым, чтобы потом это решение народ принимал, а наоборот: народ почитал кого-то святым, а Церковь это впоследствии узаконивала... Соответственно, мы в данном случае оказываемся с народом, который считает Владыку Николая святым, а никому почитание святости его не навязываем... Почитание святости Владыки Николая сейчас находится в первой стадии – народного прославления. Мы на это сегодня указываем, поскольку нам делаются упреки, что мы поспешили и преждевременно епископа Николая причислили клику святых. Между тем, здесь не было никакой поспешности, и все происходило так, как принято канонизировать святых в нашей Церкви с незапамятных времен» («Глас Цркве», 1991. № 2. С. 22).

Но никакие нападки и упреки не могли ни отменить, ни сдержать почитание Владыки Николая в народе, равно как и остудить горячее желание, чтобы святой Владыка как можно скорее вернулся к нам из изгнания, в котором находится уже целых 50 лет – и при жизни, и после упокоения. Эти чувства распространяются, охватывая не только широкие массы народа, причастного к богомольческому движению, но и среду сербских интеллектуалов, писателей.

Так, на духовном собрании в Леличе, которое состоялось 25 марта 1989 года как третья уже крестная слава «Голоса Церкви», наш известный и мужественный писатель Вук Драшкович выступил с незаурядной речью о Владыке Николае и, между прочим, сказал: «В надежде, что Сербия избавилась от рабства фараонского, присоединяюсь к требованию выдать ПАСПОРТ Владыке и святому Николаю Велимировичу... Сербия не сможет показать, что цепи с нее сняты, до тех пор, пока святой Николай без паспорта». Правда, ни это собрание, ни Вук Драшкович, ни «Голос Церкви», эту речь опубликовавший (1989, № 2) не избежали жестоких нападок все еще властвующего единомысленного режима. На такие нападки, между тем, все меньше оглядок, и все меньше значения им придается.

Желание и стремление народа, чтобы Владыка Николай как можно скорее вернулся на родину, постепенно обретает все большую конкретность. Наконец, после того, как главой Сербской Православной Церкви стал Его Святейшество Павел, великий молитвенник, подвижник и страдалец, священноначалие СПЦ заняло позитивную и конкретную позицию относительно перенесения мощей святого Владыки Николая.

Так, Архиерейский Собор на своем очередном заседании в мае 1990 года, принимая представление и суждение епископа Шабацко-Валевского Лаврентия, принял историческое постановление, которое гласит: «Просить Их Преосвященства епископа Жичского Стефана, епископа Шабацко-Валевского Лаврентия, епископа Восточно-Американского Хризостома и епископа Топлицкого Митрофана, наместника Его Преосвященства епископа Средне-Западно-Американского, осуществить организацию перенесения мощей блаженноупокоенного епископа Жичского Николая из СвятоСаввского монастыря Либертвилля в его храм-задушбину в родном селе его Лелич».

Выполняя это решение, Святой архиерейский Синод сформировал комиссию, которая руководила подготовкой и осуществлением Соборного решения. Подготовка проходила все еще больше тайно, чем явно. Широкая общественность узнала официально о готовящемся перенесении мощей Владыки Николая только весной 1991 года.

Наряду с официальными действиями СПЦ, как стало известно позднее, большое участие в подготовке перенесения мощей Владыки Николая принимал, неофициально, его племянник Тиосав, бывший судья Верховного суда, пенсионер – тогда единственный близкий сродник Владыки по плоти¹⁴.

Этим он выполнил свой сроднический долг перед великим Дядей, а также исполнил желание и завещание блаженноупокоившегося Владыки Шабацко-Валевского Иоанна, своего двоюродного брата, который давно желал возвращения святого Владыки из Америки, но ему дождаться этого не было суждено. Наконец все было определено и договорено. Родной Владыкин Лeлич и Сербия ждали этого дня. Мощи Владыки извлечены из гроба, в котором находились целых тридцать пять лет при Свято-Саввском монастыре в Либертвилле, уже находятся в саркофаге и готовы к путешествию. Сербы из Америки и Канады величественным богослужением в Либертвилле достойно, хотя и с заметной печалью из-за расставания, проводили святого Николая. Около саркофага, покрытого трехцветным сербским флагом, собралось множество сербов, старых и молодых, с которыми «Дедушка» (как они его из любви называли) делил добро и зло в полувековом изгнании, целовали его крест и прощались с ним. Это была последняя прощальная молитва ему, святому Николаю, чьи мощи отправлялись, чтобы открыть новую эпоху восстановления святосаввия и соборности в сербском народе. В конце этого, до слез трогавшего, торжества теплую и умную речь о святом Николае сказал наш известный писатель Антоние Джурич, который там оказался.

Встреча в Сербии, к сожалению, была далеко не такой, какая ожидалась и какую Владыка заслужил. То ли это из-за недостатка информации, то ли из-за все еще действовавшего страха перед «народной» властью, то ли, может, из-за окаменелости сердец и отупелости ума за период пятидесятилетней коммунистической зимы, которая никак не отступала перед наступающей сербской весной? Как бы то ни было, а встреча 3 мая в Сурчинском аэропорту Белграда была более чем скромной. Встретило Владыку около 400–500 человек, в основном из Шабацко-Валевской епархии, да еще некоторое число священства и монашества. Но хотя и скромная, та встреча Владыки Николая с родиной, от которой он полвека назад был отторгнут, была потрясающе трогательной.

Перед храмом Святого Саввы на Врачаре людей оказалось больше – от двух до трех тысяч. Хотя что это для Белграда с его более чем миллионным населением?! Да и в Жиче, которую Владыка Николай обновил во всех отношениях и стал как бы вторым ее ктитором, встретить его 5 мая собралось немногим более тысячи душ, преимущественно богомольцы и монахи. И все-таки мощи Владыки там оставались до 12 мая, и было обеспечено, чтобы им мог поклониться народ вместе со своими священниками.

И лишь в Леличе, родном селе Владыки, встреча была величественной. Собралось около тридцати тысяч людей из разных краев Сербии. Впрочем, строго говоря, и это немного, если учесть, что Владыка заслужил, что он дал сербскому народу. Тем не менее, картина была впечатляющей. И для глаз, и для души. В Божественной Литургии, которая совершалась под открытым небом, на специально сооруженном для этого случая помосте, участвовал весь Архиерейский Собор с Патриархом Сербским Павлом во главе, а также множество иереев и диаконов. Народ со всех сторон благочестиво сопровождал величественное богослужение, молясь и радуясь этому дару от Небесной Сербии.

Всюду, где мощи святого Владыки были встречены (в Белграде, Жиче, Леличе), совершались богослужения и проходили связанные с этим событием собрания, на которых выступали наши известные священнослужители, писатели, ученые и деятели культуры. Благодаря им воссоздан и в самых чудных красках представлен образ Владыки Николая, значимость сделанного им¹⁵.

Перенесенные в Сербию святые мощи Владыки Николая становятся предметом особой любви и почитания, a Лeлич – новым местом паломничества. Еще в Сурчинском аэропорту им поклонились и облобызали ковчег Патриарх Сербский Павел вместе с присутствовавшими архиереями, священством и монашеством. Масса народа подошла к ковчегу в Белградском храме Святого Саввы, в Жиче и Леличе, отдавая почтение новоявленному Святому. И после 12 мая, на протяжении летних месяцев, особенно по воскресным и праздничным дням, православные сербы поодиночке и группами прибывали, чтобы отдать целование своему духовному пастырю.

Надо отметить, что обычно все паломники, независимо от того, являлись они по одному или в группах, изъявляли желание посетить также монастырь Челие и поклониться гробу другого нашего великого светоча и святого – преподобного отца Иустина. Так в сознании народа Николай и Иустин, Лелич и Челие, стали двуедиными понятиями, всегда оказывающимися рядом. Таким образом Лелич стал и, надеемся, останется для Сербии тем, чем Острог является для Черногории, обители в честь святого Сергия Радонежского для России, святого Иоанна Рыльского для Болгарии или святого Нектария Эгинского для Греции.

Над мощами Владыки Николая, которые переоблачены в новые епископские одежды и помещены в новый ковчег¹⁶, читаются молитвы для больных и иных страждущих, которые за помощью прибегают, совершаются молебны, поются тропари. А святой Владыка Николай, как тот, кто обрел дерзновение пред Богом, принимает все эти молитвенные обращения и выносит их пред Человеколюбивого и Всемилостивого нашего Отца Небесного.

Он, несомненно, вместе со святым Саввой и остальными святыми из рода сербского, преклоняет колена пред Престолом Творца за род свой, прося милости и помощи в несчастьях и страданиях, которые вновь постигли нас грехов наших ради. Веруем и надеемся, что Бог услышит их молитвы и сербам грехи простит. А сербы... сербы все-таки обратятся наконец к Богу – Единому своему Другу, Единому Спасителю.

Святой Владыка долго готовился вновь прийти к нам. И когда пришел, то не с пустыми руками. Он с собой принес богатые дары, которыми нас осыпал. Результаты его возвращения многообразны и неоценимы. Еще когда сербы прощались с любимым Владыкой в Америке, Господь излил богатую милость на всех сербов, между собою разделенных, разъединенных, поссоренных. Но в тот день все они собрались около святого ковчега, чувствовали одно и то же и молились за одно и то же – чтобы Господь услышал самую частую молитву Владыки: «Помози Боже, да се Срби сложе, умноже и обоже» / «Помоги, Боже, чтобы сербы достигли согласия, умножились и обожились». И тогда, когда солнце озарило монастырь Святого Саввы и народ растекся по широким дорожкам и парку, поступило сообщение из Белграда от Святого Архиерейского Синода, которое гласило: «В духе братской любви и евангельской ответственности за восстановление единства нашей Святосаввской Церкви и народа рассмотрены основные проблемы, которые ставят под угрозу это единство в США, Канаде, Австралии и Западной Европе. Молимся Господу Христу, Объединителю рода человеческого и Единому Главе Церкви Православной, чтобы исцелились все раны на нашем духовном и национальном существе и таким образом достигнуто было всенародное примирение...» После того, как было зачитано это сообщение, картина стала более чем трогательной. Ведь бывшие по разные стороны, в ужасном расколе, сербы стояли вместе вокруг святого Николая, сплачиваясь и прощая друг друга перед его святыми мощами.

Примирение, начатое таким образом, поддерживаемое горячими молитвами святого Владыки, завершилось менее чем за год, в день Сретения Господня в Соборном храме Белграда, когда Святую Литургию совершили Его Святейшество Патриарх Павел и митрополит Новограчаницкий Ириней в сослужении множества епископов, священников и при великом стечении верного народа. Так святой Владыка Николай, конечно же, помог залечить тяжкую рану на живом теле Сербской Православной Церкви и сербского народа – рану, которая кровоточила двадцать девять лет.

Святой Владыка, надеемся, будет и далее бдеть над нами и молиться за нас. Около его святых мощей сложится сербство молодое, воспитанное на идеалах Святосаввских, Косовско-Лазаревских и Николаевских, а тогда окончательно воссияет победа и свобода сербского народа.

Может ли быть что-то лучше и радостнее, чем видеть человека, имеющего призвание, а также имеющего упорство остаться со своим призванием!? Эта радость влечет меня вновь и вновь – туда, где находится зиждитель духовного и исторического смысла господин Николай, ныне епископ Жичский. В господине Николае и его деятельности призвание видится ясно и отчетливо – так же, как ясно и отчетливо видится сияющий купол его Жичи, так же ясно, как в скором времени будет видна жичская колокольня и будет слышен звон ее колокола, так же, как восстановление в Овчар-Кабларском ущелье, по обе стороны Моравы, дивных старых обителей, которые отстраиваются и возрождаются, чтобы счет действующих снова равнялся двенадцати. Призвание – это особое задание от Бога и назначение от народа. Задания по призванию, исполняются и с огромными усилиями, и со вдохновением: то в трудническом напряжении, то в счастливом радовании, когда видно, что возникает нечто, другим людям не видимое.

Владыку Николая, простого и человечного, вы легко найдете в Кралеве. Он всегда терпелив и готов вас выслушать, а также сказать вам что-то хорошее, – то, что идет от его призвания и благодаря чему он становится другом вашим по душе. О работе господин Николай не говорит. Да кто бы мог его понять, если бы он начал рассказывать о бесчисленных своих соработниках, народных средствах (...) и о том, что в духовном созидании соработником человека является Бог, Который все равно завершит то, что должно быть завершенным.

Сидит в кресле господин Николай как-то необычно – будто бы уменьшаясь, а в то же время словно обозревая даль, сам находясь в морской пучине. Вы в ней ничего больше не видите; а господин Николай словно прирос к камню, омываемому этой пучиной; у него трудная задача: сам колеблемый волнами, как морская трава, он эти естественные малозаметные импульсы передает в даль и в глубь пучины. Господин Николай объехал свет, узнал людей и события; люди и события его тоже узнали. Это, пожалуй, было время, когда он искал, где и как ему со своим призванием определиться. Определился быть в Охриде и Битоле, затем в Шумадии; в обоих случаях – там, где имеются монастыри и молитвенные традиции. Оттуда он и начал свой тяжкий труд передавать импульсы, которые, распространяясь, должны развиться в мощное движение.

В деятельности господина Николая не замечается никаких, в школьном понимании, процедур и приемов. Невозможно понять, как это идеальное привязывается к грубой земле и грубому народу Невозможно обнаружить методологии ни научной, ни художественной (...) У него нет пятилеток, нет в карманах написанного плана и составленной сметы, нет большого сейфа с кучей денег. Господин Николай – духовный зиждитель, он следует призванию; в числе соработников его безымянных простых людей больше, чем именитых и знатных, ибо у простых людей больше радости от даяния. «И радовался народ, усердию их, потому что они от всего сердца жертвовали Господу» (1Пар.29:9), – как говорится в Ветхом Завете.

Господин Николай восстанавливает древние основания наших монастырей всех традиций. Для того, чтобы они вновь, как некогда, по замыслам св. Саввы и иных властителей и первосвященников, были не только храмами и святилищами, но также значимыми национальными и культурными учреждениями, которые будут воздействовать на всю жизнь народа и страны. Для того, чтобы упрочить религиозные идеалы как один из элементов общественной жизни; ибо мы – народ, в истории которого «Царство Небесное» было определяющим и для государственной политики.

Хватает ли господину Николаю для такого титанического труда, как восстановление основ, помощников, хватает ли единомышленников? По идейным устремлениям и национальным чувствам сторонников у него, определенно, большое число; но, боимся, они по-настоящему не доросли до господина Николая.

Посетив много монастырей, человек видит, что Жича – исключение (...) Впрочем, это имеет свои причины. Жича стоит «на миру», на перекрестке дорог. По местоположению и по традиции она должна стать своего рода святосаввским учреждением, организационным и даже административным центром для большой сети монастырей и селений, а в известном смысле и для всего сербского народа.

Господин Николай уверенно рассматривает ворох жалоб, разбирается с трудностями всякого рода. Делает он это, поглядывая на растущие под окном дивные сосны, которые, по его словам, «так спокойны, тогда как мир – ад столкновений и волнений». Эти сосны, вероятно, успокаивают и его, когда он перебирает в своей голове заботы, знания, добрую волю смиренных людей и злую волю неистовых, которые «дом разваливают, чтобы стену укрепить», как говорит пророк Исаия.

Монастыри должны были бы заботиться, как народ провести через искушения на другой берег жизни... А может ли определенный ряд монастырей – как те, что в Овчарско-Кабларском ущелье, или те, что в Южной Сербии, или те, что на Фрушкой Горе – собрать духовные силы своего края? Может ли такой монастырь, как Жича, со всем у него имеющимся, от алтаря до типографии, быть посредником в создании некоего союза между теми, кто управляет Церквью и государством, с одной стороны, и народом, с другой? Быть проводником той политической энергии, которую нашел святой Савва и которая состоит в единении народа вокруг ценностей того мира?..

На монастырских фундаментах должны быть возможности для устойчивой жизни духа и для духовного зиждительства. Конечно же, прав тот, кто считает, что монашество – это концентрация духа на одном, что такая концентрация – это призвание, а призвание требует духовного героизма.

Господин Николай наблюдает, изучает жизнь в целом – и учится у нее!.. Обычный наблюдатель может расстроиться, а иногда и возроптать. А господин Николай спокоен. Он знает то, чего мы не знаем, думает о том, о чем мы не думаем... Господин Николай всегда спокоен. Он не склонен к катастрофическим видениям и катастрофическим предчувствиям, пока есть люди, в Бога верующие и в духе труждающиеся. Множество раз в проповедях своих он говорил: не надо бояться ничего на земле. И смерти не надо бояться. У латинского поэта Вергилия есть стих: «Usque adeone mori miserum est / Разве так трудно умереть». А господин Николай говорит: «Те, что умерли, живы».

Из всего этого складывается устойчивость господина Николая, его спокойствие при делах успешных и при делах неуспешных. Бог, впрочем, все уравновешивает.

Потому господин Николай столь решителен и столь упорен – упорен, как все люди, имеющие призвание. А такие, если сами не добьются, то подготовят для других, чтобы через монастыри как народные учреждения вернуть народу нашему те добродетели мужские и женские, с которыми в прошлом даже неверные и грешные люди находили ценности и в конце концов находили путь к монашеству и возводили святыни. Господин Николай трудится, чтобы окружить народ мистической стеной из монастырей. От маленького Иоанновского до Жичи, затем до Студеницы, обители святого Саввы, и дальше, все дальше лучами во все концы Сербства, пока не вернемся опять в Шумадию... Та стена будет – и может, и должна – помогать противостоянию напастям всякого рода лучше, чем «непробиваемые» стены крепостей, замков, бастионов, башен.

(1940)

С кончиной Владыки Николая из сербской национальной жизни ушла великая личность. Он и как литератор, и как церковный иерарх, и как национальный борец оставил за собою светлый след. Как литератор он уже первыми своими произведениями вошел в ряд лучших наших писателей и остается доныне самым ярким представителем «проповеднического стиля» как в письменном, так и в устном его видах. Как проповедник он влиял на слушателей не только этим стилем, но и удивительным личным магнетизмом, который иностранцы чувствовали так же, как и люди нашего языка. В иерархии Сербской Православной Церкви он быстро получил епископский сан. Административным делам, связанным с епископством, уделял немного внимания, но ревностнее трудился как духовный вождь своей паствы. В его поведении не было ничего от «церковного князя»: он напоминал проповедника, который говорит по своему личному вдохновению, невзирая на церковную иерархию. В мирскую жизнь включался решительнее лишь тогда, когда ему казалось, что Сербство в опасности. Тогда он готов был идти на передовую линию борьбы «за крест честной и свободу золотую». В годы Второй мировой войны, своими страданиями в немецких темницах, он заслужил быть поминаемым наряду с монахами времен Первого восстания.

Кто имел возможность познакомиться с ним лично, получал впечатление, что это редкий, необычный человек. Казалось, что он, при всей его литературной и проповеднической активности, живет вне мира сего, в некоем духовном уединении. Он настолько вжился в чтение Священного Писания, что для него события и личности не только Нового, но и Ветхого Завета были ближе событий и личностей современной действительности. И все же он человек, так отдаленный от внешней среды, оказывал на эту среду влияние значительно большее и более действенное, чем многие другие, изо всех сил старавшиеся выделиться в общественной жизни. Именно то, что было в нем закрытым, непостижимым и таинственным, привлекало людей. И не без оснований. Эта таинственная сторона его характера была знаком тех глубинных духовных сил, которые мы не в состоянии до конца понять и которые имеются только у действительно великих людей.

(1956)

В конце прошлого века к одному из епископов маленькой тогда Сербии привели мальчика, чтобы владыка направил его учиться в духовную семинарию. «А зачем нам он, – сказал владыка, посмотрев на мальчика. – Зачем направлять этого болезненного ребенка? Он там не выдержит, умрет, и мы впустую потратим деньги». Но, заметив, сколь велика у мальчика жажда к учебе, епископ все же направил его в семинарию.

Вот оно как: то, что выглядит малым в глазах людей, велико пред Богом.

А это был Николай, великий святитель и Златоуст наших дней. Юный Велимирович, возрастая телом, еще более возрастал духом. Как губка впитывает в себя воду, так он впитывал науки. Не в одной, во многих школах был он слушателем и учеником. Сербия, Россия, Англия, Германия и Швейцария видели его на своих просторах как пчелу, собирающую мед. Он стремился не только много знать, но постичь Истину. Крепкий в вере Православной, он стремился и умом постичь то, что дает вера. В истине веры не сомневался, но стремился ум свой освятить Истиной, чтобы ей послужить умом, сердцем и волей. Он развивал свой ум, чтобы плодами его напитать не только себя, но и других. Насколько возрастал он умом, настолько возрастал и духом. Постепенно исчезали его человеческие слабости, формировался духовный великан, светлый и умом, и жизнью. Ему, подобно святому Григорию Богослову, «яко глубины Духа изыскавши, и доброты вещания приложишася».

Тот невзрачный мальчик, такой болезненный, что его боялись послать в школу, стал великим Учителем Церкви Православной, проповедником Православной веры, мудрым пастырем, духовным вождем сербов, столпом своего Отечества, апостолом Православия в дальних странах.

Постоянно размышляя о высоком, он черпал мудрость отовсюду – из науки, из природы, из событий повседневной жизни, но более всего просвещал душу светом божественным, питая ее Священным Писанием и молитвой. Он учил своим примером и словом, в любом месте и в любое время, независимо от того, с одним ли человеком разговаривал или обращался к тысячам людей. Когда заранее было известно, что проповедует Владыка Николай, в большом множестве собирались набожные и маловерные, ученые и не очень грамотные, старые и молодые, профессора и учащиеся – для всех полезны были его слова.

Своими письменными сочинениями Владыка Николай вошел в ранг великих церковных писателей.

Его значение для Православия в наше время может быть сравнимо только со значением митрополита Антония. Они оба – вселенские Учители Православной Церкви. Но если митрополит Антоний сравнивается со святым Афанасием великим, то епископ Николай следовал примеру Григория Богослова. Он – украшение и слава Сербской Церкви, а одновременно принадлежит и всей Православной Церкви. Как сказал святой Прокл о святом Иоанне Златоусте, что ему только другой Златоуст может воздать достойную хвалу, так и епископа Николая может восхвалить только равный ему.

Владыка свою земную жизнь завершил молитвой, и мы верим, что сейчас он молится за нас пред Небесным Престолом Спасителя мира, Которому верно служил.

(1958)

Однажды, после войны (Второй мировой), мои американские друзья позвали меня в гости. Тем временем я узнала, что Владыка Николай живет в Чикаго, и решила посетить его, хотя это было и не дешево, и не просто. Позвонив тогда по телефону в сербскую церковь, чтобы узнать его адрес, я, к своему великому удивлению, услышала, что Владыка приехал на три дня в Нью-Йорк. Это был дар небес!

Мы встретились. Он постарел и ослабел, но взгляд его черных глаз, как и прежде, проникал до сердца, а лучше сказать – в сердце. Зашел разговор о жизни мирской, о Церкви, о России...

«Владыка, – спросила я, – а страдания и лишения в концентрационном лагере духовно убивают или оживляют людей? Я, например, знала людей, причем верующих, которые в лагере не имели сил молиться: они всеми силами своими были сосредоточены на кусочке хлеба, головке лука, кружке теплой воды...»

Владыка ответил: «В лагере было так: сидишь в каком-нибудь углу и повторяешь про себя:

– Я – прах и пепел. Господи, возьми душу мою!

Душа твоя – вдруг на Небо, и ты видишь Бога лицом к лицу. Но не можешь выдержать и говоришь Ему:

– Я не готов, не могу. Верни меня обратно! Потом опять часами сидишь и повторяешь:

– Я – прах и пепел. Господи, возьми душу мою!

И опять возносит тебя Господь...

Короче, всю жизнь, которая у меня остается, я бы отдал, если бы возможно было, за один час пребывания в Дахау».

Владыка поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. Я не могла выдержать этого взгляда – на меня смотрели глаза человека, встретившегося с Богом лицом к лицу...

Рассказывал он мне и такое:

«Приходили ко мне лагерные охранники и, насмехаясь, спрашивали:

– Веришь ли ты, что Иисус Христос был Богом?

– Нет, – отвечал я им.

Они тогда начинали смеяться и опять спрашивали:

– Так значит, ты уже не веришь?

– Не верю, а знаю, – был мой ответ.

И они в раздражении сразу же уходили.

Через некоторое же время опять заводили тот же разговор и спрашивали:

– Твой Иисус был сыном еврейки?

– Нет, – отвечал я.

– А тогда чей же Он сын?

– Сын Человеческий, – ответил я, и они не знали больше, что говорить...»

Владыка Николай был столпом Сербской Церкви. Сейчас, после смерти, он с Богом постоянно лицом к лицу.

(1975)

В жизни и деятельности СвятоВладимирской Академии немного событий, которые мы вспоминаем с большей радостью и благодарностью, чем та помощь, которую нам оказывал блаженнопочивший Владыка Николай. Мы еще были очень малым и бедным учреждением тогда, когда он приезжал и читал лекции нашим студентам. Хорошо помнятся приезды Владыки в дни его «крестной славы». Мы тогда молились Богу с ним и за него. Мы понимали, что Господь дал нам привилегию быть в общении с самым выдающимся православным епископом двадцатого века. Он вдохновил многих сербских студентов из Европы поступить и учиться в Свято-Владимирской Академии.

За несколько дней до своей смерти Владыка благословил нас и подарил икону святого Саввы. Эта икона хранится в нашей часовне. Его помощь и понимание нашей деятельности всем нам были очень полезны. Он навсегда остался живой частью нашей школы.

Живая память о Владыке Николае будет для нас самой драгоценной связью с каждым православным сербом на этом континенте.

Владыка Николай был не только великим сербом. Он для всех православных людей – образец православной духовности и занимает место среди тех, кто трудился ради увековечения Православной веры в Америке.

(1976)

Сколько существует род сербский, не было сербской книги более мудрой и богомудрой, чем «Охридский пролог» Владыки Николая. И поэтому не было книги более важной и бессмертной. А вследствие всего этого – более полезной, ибо она имеет пользу вечную для человека-серба, для жизни его и на этом, и на том свете.

«Охридский пролог» – это Сербское Евангелие, вечное Сербское Евангелие. В нем есть все, что нужно сербской душе и на этом, и на том свете, все, что превозмогает наши земные смерти, все, что одолевает и умерщвляет наши грехи и страсти. Рой за роем, святые рои благих вестей для тебя во всей жизни твоей, начинающейся на земле и продолжающейся во всей вечности на том свете. Вот что такое «Охридский пролог», это Сербское Евангелие.

Сербское Евангелие? – Да, ибо оно тебя учит и научит вечной Истине.

Сербское Евангелие? – Да, ибо оно тебя учит и научит вечной Правде.

Сербское Евангелие? – Да, ибо оно тебя учит и научит вечной Красоте, вечной Радости.

Сербское Евангелие? – Да, ибо оно тебя учит и научит вечной Жизни.

Сербское Евангелие? – Да, ибо оно тебя учит, как святыми таинствами евангельскими и святыми добродетелями евангельскими побеждаются обман, ложь, сребролюбие, гордость, гнев, похоть, мерзость, злоба, зависть, ненависть, злонравие, блуд, жадность, отчаяние, неверие, безверие, маловерие, полуверие – одним словом, всякий грех, всякая страсть, всякое зло, всякая смерть, всякий диавол, а таким образом – и весь ад земной и все искушения земные.

Евангелист из евангелистов – вот кто такой автор этого Сербского Евангелия.

Апостол из апостолов – вот кто такой автор этого Сербского Евангелия.

Мученик из мучеников – вот кто такой автор этого Сербского Евангелия.

Исповедник из исповедников – вот кто такой автор этого Сербского Евангелия.

Святитель из святителей – вот кто такой автор этого Сербского Евангелия.

Владыка Николай – воистину евангелист, воистину апостол, воистину мученик, воистину исповедник, воистину святитель. Он – воистину самое ясновидящее око сербское, ибо видит невидимое; воистину самое чуткое ухо сербское, ибо слышит неслышное; воистину самая бодрствующая совесть сербская, ибо по-херувимски ревнует обо всем, что Божье. Под его водительстом и руководством ты не заблудишься, а будешь всегда идти по тому пути, который ведет именно к небу, к небесам над небесами.

Воистину, слова его – дух и жизнь для нас, сербов. И они входят прямо в твой гроб, в твою смерть, и поднимают тебя из гроба, воскрешают из мертвых. А совесть моя? Совесть моя – это гроб мой, если она не освящена и не преображена небесной истиной Христовой и не овечнена ее вечностью. И сердце мое – это гроб мой, и душа моя – гроб мой, и разум мой – гроб мой. А когда в гробы наши входят христомощные слова нашего сербского евангелиста, тогда все наши мертвецы восстают из гробов наших, воскресают к жизни вечной через Истину вечную, Истину Христову. Ибо только Христова Истина вечна. И мы, истинуя ею, переходим из временной жизни в жизнь вечную еще здесь, на земле, и никакая смерть не имеет власти над нами.

Святой Владыка Николай – это Воскреситель, какого сербство не имело от святого Саввы до наших дней. Он – Воскреситель сербских душ для жизни вечной, истины вечной, любви вечной, радости вечной. Чем он воскрешает? – Христом, только Господом Христом. Поскольку без Господа Христа все есть гроб и смерть: человек – гроб и смерть, разум человека – гроб и смерть, совесть человека – гроб и смерть, душа человека – гроб и смерть, тело человека – гроб и смерть, все человеческое – гроб и смерть. Да и само небо – гроб и смерть, и вселенная – гроб и смерть, и все вселенные – лишь ужасные гробы и отвратительные смерти. А ты? А я? А мы? Гроб ко гробу, и раб к рабу; рабы смерти. Все лишь рабы и гробы – беспомощные рабы и червивые гробы...

«Охридский пролог» является самым нужным учебником – святым учебником, самым нужным требником – святым требником для каждой сербской души и для душ всей земной Сербии, что переходят и в Сербию небесную. Ибо то же самое Евангелие имеет силу и для них, гор, и для нас, внизу, поскольку Господь Христос Тот же и вчера, и ныне, и вовеки (Евр.13:8). В любом несчастье открой этот святой учебник и найдешь то, что тебе нужно. Изо всех возможных посещающих человека скорбей нет такой, одолеть которую Христом Богом тебе не дал бы сил этот святой требник. Изо всех возможных опутывающих душу страстей нет такой, от которой «Охридский пролог» не предложил бы надежного и проверенного лекарства. Изо всех возможных, умерщвляющих душу грехов, нет такого, от которого, равно как и у него, и ужасных спутников его – смерти и дьявола, ты бы не нашел спасения в святом «Охридском прологе».

Ежели ты горд – а это болезнь смертельная, – то «Охридский пролог» имеет для тебя проверенное лекарство: святое смирение.

Ежели ты ленив – а это болезнь смертельная, – то «Охридский пролог» имеет для тебя проверенное лекарство: святое бдение.

Ежели ты сребролюбив – а это болезнь смертельная, – то «Охридский пролог» имеет для тебя проверенное лекарство: святое нищенствование Христа ради.

Ежели ты гневлив – а это болезнь смертельная, – то «Охридский пролог» имеет для тебя проверенное лекарство: святую благость, святую кротость.

Ежели ты хвастлив – а это болезнь смертельная, – то «Охридский пролог» имеет для тебя проверенное лекарство: святое самоосуждение.

Ежели ты похотлив – а это болезнь смертельная, – то «Охридский пролог» имеет для тебя проверенное лекарство: святую молитву, святой пост.

Ежели ты пакостен или злобив, или завистлив, или вспыльчив, или груб, или насильник, или разбойник, или убийца, или блудник, или прелюбодей, или сварливец, или клеветник – а все это болезни смертельные, – то «Охридский пролог» имеет для тебя соответствующие каждому из этих грехов, каждой из этих болезней лекарства, и все это святые лекарства, которые исцелят.

Вообще, если страдаешь от какого бы то ни было греха и от какой бы то ни было страсти – а любой грех представляет собой смертельную болезнь и любая страсть представляет собой смертельную болезнь, – то «Охридский пролог» имеет для тебя святое лекарство от каждого греха и святую добродетель вместо каждой страсти. От тебя же требуется одно: чтобы ты хотел принять лекарство от своего греха.

Для человека, испытывающего себя, очевидной является истина, что грех – это прежде всего болезнь нашего ума. То же самое и страсть. И грех, и страсть делают наш ум больным и не способным к здравому, правильному мышлению, рассуждению, суждению, исполнению Богом заложенного в сущность человека предназначения. Огреховленный, остращенный, а значит – больной, ум приводит человека ко всякого рода заблуждениям. И заблуждения тогда служат ему вместо истин. Поэтому для человека первая необходимость – вылечить ум свой от болезней и таким образом обеспечить себе здравое рассуждение, здравые суждения, здравые представления о себе и мире, как ближнем, так и дальнем.

Что существенно по отношению к уму человека, то существенно и по отношению к сердцу его и совести его, и воле его, и ко всей душе его. Для них тоже любой грех – это болезнь, и любая страсть – болезнь. Излечить их от грехов и страстей, значит оздоровить их, обеспечить, чтобы они здраво, правильно, богоугодно выполняли свои природные, Богом определенные для них обязанности. Сердце, очищенное от страстей и грехов, желает Бога, чувствует Бога, видит Бога, стремится к Богу, ведет человека ко всему возвышенному, бессмертному, вечному. Также и совесть, исцеленная, оздоровленная, избавляет от всякого заблуждения, ведет от добра к добру, от добродетели к добродетели. А воля? Она, исцеленная от греховной расслабленности и смятенности, тоже устремится к тому, что благородно, почтенно, истинно, небесно, Божественно, Вечно.

Самая основная и самая страшная болезнь рода человеческого – это грех. По сути, это всеболезнь, из которой роятся все остальные болезни. Исцеление от этой всеболезни оздоравливает человека, делает его настоящим, истинным человеком. И кто борется с грехом как со своим самым опасным врагом и лечит себя от греха как своей самой страшной болезни, тот чувствует, что человек является небоземным существом, одновременно простирающимся на два мира – небесный и земной. И существо это всегда более невидимо, чем видимо. Тот чувствует еще и то, что человек является и богочеловеческим существом: все, что есть человеческое, в сущности есть Богом данное, Божье; и чем больше Бога имеет человек в себе, тем он более настоящий человек, истинный человек. А человек, весь наполненный Богом, и есть совершенный человек, завершенный и довершенный человек. Это Вечный Человек, Бессмертный Человек – тот, к которому все стремятся, которого все ищут; это идеальный человек.

Все это можем легко проверить и всего этого можем достичь – и ты, и я, и все мы. Как? С помощью «Охридского пролога». Давайте попробуем: будем жить по нему изо дня в день, из ночи в ночь; пусть он нас ведет, пусть нами руководит в продолжение всех наших дней и ночей – и тогда мы почувствуем в себе, будем формировать в себе и в конце концов создадим в себе Вечного человека. И таким образом найдем себя настоящего, себя бессмертного, себя вечного, себя богочеловечного. И осуществим себя как вечного, излечим себя от человеческой всеболезни – греха, и наполним себя Христом Богом. По заповеди вечного Евангелия Божьего: «Исполнитесь всею полнотою Божиею; облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа; ибо в Нем обитает вся полнота Божества...» (Еф.3:19; Рим.13:14; Кол.2:9).

А святой автор «Охридского пролога» – Святосаввский Всесерб и Святосаввский Всечеловек, святой Всесерб и святой Всечеловек.

Хвала Тебе, Господи! – В нем имеем нового апостола!

Хвала Тебе, Господи! – В нем имеем нового евангелиста!

Хвала Тебе, Господи! – В нем имеем нового исповедника!

Хвала Тебе, Господи! – В нем имеем нового мученика!

Хвала Тебе, Господи! – В нем имеем нового святителя!

Ведомые им, первым после Святого Саввы всесербским Патриархом, мы непременно придем к Тебе, Господи, через Истину вечную в Жизнь вечную.

(1962)