Азбука веры Православная библиотека Николай Константинович Никольский Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII века. Том I

Пожертвовать

Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII века. Том I. Выпуск 1

Источник

ОглавлениеПриложения

epub pdf

Оригинал: 17Мб

Глава I. Об основании и строениях монастыря

I. Типические черты в устройстве северно-русских монастырей «новгородского» и «московского» происхождения. Значение Кирилло-белозерской обители в истории иноческого быта в Заволжском краю. Сведения о преподобном Кирилле и времени основания им белозерского монастыря

При устройстве монастырей на северном Заволжье в древности принимали участие две главных струи пришлого русского народонаселения: западная (новгородская) и южная (ростовско-московская)¹. Об он внесли в это дело свои культурно-бытовые особенности и дали начало двоякому типу наших северных обителей: новгородскому и московскому.

Новгородцы, которые издревле имели сношения с заволоцкою Чудью², были первыми (из русских) и упорными колонизаторами северного края, заселенного прежде финскими племенами³. Если бы верить позднейшим летописным известиям, то в первой половине XI века (1032) новгородцы уже предпринимали походы на «железные ворота» (под которыми Татищев разумел Уральский хребет), а в 1133 году коренное население Заволочья платило новгородцам дань⁴. В том же столетии и ранее на севере и северовостоке существовали города, которые, без сомнения, возникли из колоний новгородских выходцев⁵. Наконец, подвиги «ушкуйников» в XIII и XIV в. и неудавшаяся попытка московского правительства (1397–1398) завладеть Заволочьем⁶ поддерживали приток к северу новгородских поселенцев⁷. Но так как в Новгороде общественно-вечевая жизнь, после принятия христианства, очень тесно примкнула к церковной, и владыка получил здесь высшее земское значение, то понятно, что предприятие жителей вольного города на севере, сопровождавшиеся благословениями у храма св. Софии и обещаниями ему десятины, очень рано могли получать религиозно-миссионерский характер. Естественно предполагать, что параллельно с заволочьскими сношениями новгородцев еще в отдаленную эпоху полагалось начало первым монастырским поселениям на севере. Во всяком случай несомненно, что в начале XII века, когда новгородцы составляли в разных пунктах севера оседлое население, новгородский владыка (по уставу Святослава Ольговича, 1137 года) получал с северного Заволжья церковные доходы⁸. К концу же ХV века, когда беломорское побережье уже подпало под власть Москвы, полоса новгородских монастырей на севере раскинулась очень широко. На северо-западе она шла по системе Онежского озера; на восток и северо-восток от Новгорода она простиралась по Шексне, к Белому озеру и севернее его, по системе Кубенского озера, по рекам: Вологде, Сухоне, Северной Двине, по побережью Белого моря, гранича с местонахождением югорского народа.

Но этой обширной площади новгородских монастырских колоний не соответствовала устойчивость их существования. Во время новгородского владычества они оставались обыкновенно ничтожными «малыми монастырьками», как их называли еще в XVI веке⁹. Это зависело не только от условий географических, но и от характера отношений Новгорода к своему северу и от внутреннего устройства самих, монастырей.

Из всех областей нашей северной окраины только местность системы Онежского озера вошла в состав новгородских владений, как одна нераздельная, равноправная часть их. Другие же земли, хотя новгородцами в договорных грамотах и признавались за свои «волости», находились под новгородским протекторатом, который выражался в посылке вооруженных отрядов для сбора дани. Так югорцы, напр., оставались сами по себе под управлением своих князей, и новгородского управления среди них не было¹⁰. Менее отдаленные северные местности, напр. двинский край, имели у себя новгородских тысящниковых и посадниковых бояр, которые жили по разным волостям наместниками, но цель этого управление, как заметил и летописец, состояла опять в надзоре за платежом «даней и оброков»¹¹. Таким образом в основе отношений промышленного города к Заволочью лежала жажда к выгоде, к барышам¹². Поэтому то на новгородском севере большинство земель были черными, т. е. тяглыми, и общинными (с которых платежи закреплялись взаимною порукою всех отдельных членов общины) и остались такими до позднего времени московского владычества. Вече, как толпа, как правительство народное по своему составу, было слишком чутким к денежной выгоде и не любило выдавать, льготных грамот своим выходцам-колонизаторам¹³. Служилых земель на новгородском севере было немного¹⁴ даже в более позднее время.

Монастыри не получили в этом деле исключений. Наоборот, ради тех же выгод Новгород гражданский очень часто превышал свою власть над Новгородом церковным (в древне-русском значении слова) и пытался отнимать доходы и земли у церквей и монастырей¹⁵. Нисколько малозначительных льгот монастыри новгородских колоний получили от новгородских владык, но часть этих льгот (в ХV и XVI столетиях) могла быть вызвана подражанием московским государям¹⁶. После присоединения Новгорода к Москва, монастыри его на севере долгое время находились в условиях не менее тяжелых сравнительно с теми, в каких находились и другие поселенцы на негостеприимной окраине¹⁷.

Поэтому, как не привилось на новгородском севере крупное вотчинное (в специальном значении этого термина) землевладение¹⁸, точно также местный условия жизни выработали здесь тип мелких тяглых монастырьков, в которых обычное число брата равнялось 5–6 инокам, а иногда упадало до 2–3¹⁹. Так как в подобных общинах не могло быть приложено вполне разделение труда и, если был игумен и келарь, то недоставало братии и т. п., то понятно, почему студийский общежительный устав²⁰, в XII веке имевший в Новгороде; (и даже его окрестностях) жизненное значение, в отдаленных колониях должен был уступать место «особножитию» (т. е. общине, где каждый сам добывал себе пропитание)²¹, которое к XVI веку (в 1528 году) было еще живо в большинства загородных монастырей новгородского происхождения²². Но очевидно, что при особножитии и малом числе братии самое существование монастыря было не из прочных: разбрелась или перемерла братия, и монастырек заканчивал свою историю или существовал, как скиток, почти никому неизвестный. На севере более определенно и устойчиво сложился и получил распространено тип погоста (как церковной единицы)²³, к которому приближались и монастырьки. На погосте, в огороженной площади, находились: церковь, кладбище, двор попов, двор пономарский и несколько келлий для нищих. Особенностью монастырька были только монашеские келлии, а иногда – большая отдаленность от жилья. По устройству же храмов, обыкновенно посвящавшихся «Спасу Преображения» с неизбежным для севера приделом «Николы»; по подробностям их архитектуры (обыкновенно – деревянный сруб жилой избы с 2-х или 4-х скатною крышею и с пристройкою для алтаря) и по своему земскому значению монастырьки повторяли собою погосты²⁴.

Гораздо счастливее оказалась судьба общинных монастырей, основанных на севере представителями южной струи народонаселения, которые (уже в XII–XIII веках) пытались проникнуть в Заволжье, следуя системе Кубенского озера²⁵, а впоследствии как на восток, так на запад и на север от нее. Успех новой колонизации²⁶ начался с конца XIV века, когда, повидимому, ослабло движение сюда из Новгорода. С этой поры она встретила, во-первых, поддержку у князей московских, вологодских и белозерских, которые, находясь в антагонизме с Новгородом, видели в ней элемент, ослаблявший новгородское влияние в крае, подкрепляли ее материальною помощью и льготными грамотами²⁷. Во-вторых, и самая организация монастырей московских колоний с XIV в. стала живучее, прочнее. Переняв с юга устав общежития, эти обители, благодаря совокупным усилиям братии, достигали и большого внешнего благосостояния и большого религиозно-общественного значения, чем их новгородские предшественники. Уже в Киеве и ростовской области, откуда перешло монашество в Москву, для ограждения имущества от кочевников, монастыри обносились крепостными стенами. Подвигаясь постепенно с плодородной черноземной полосы в лесистую область Заволжья и, становясь таким образом в худшие условия существования, монастырские общины по необходимости усиливали свои заботы об имуществе и хозяйстве. Подобно тому как князья на юге были начальниками кочевой дружины, а на севере являлись помещиками (в современном смысле слова), точно также монастыри московских выходцев, подвигаясь к северу, теснее сживались с обстановкою вотчинного быта и становились крупными хозяевами с широким производством. И если монастырьки новгородских колоний принадлежали к типу погостов и мелких тяглых поселений, то обители московских колоний приближались к типу кремлей и княжеских более или менее независимых дворов (как образцов севернорусских хозяйств). Уже внешнее устройство общежительного монастыря московских колоний имело те же особенности, что и княжеский кремль. Оба устраивались обыкновенно при озере или при реке в малоприступных местах; оба окружались стенами однородной архитектуры, с башнями, бойницами, воротами и т. п.; средоточием обоих служил собор Успения Пресвятой Богородицы или иной; оба имели оружейные палаты, казнохранилища и т. д. Вокруг города у обоих бывали раскинуты жилые дворы и здания, назначенный для промышленных предприятий. В условиях внутреннего быта повторялись также аналогичные явления. Развитие приказной формы управления шло параллельно тому, как в монастырях развивалось управление разными дворцами, с их отчетностью и кругом дел. Мало того, формы центрального управления (княжеского и царского) при помощи боярской думы странным образом соответствовали управлению архимандрита или игумена при помощи собора из старцов соборных или «лучших» («иже стареи»). Подобно земским соборам были в монастырях «черные соборы», причем даже пределы власти тех и других и права отдельных членов собора, быть может, держались в однообразных рамках²⁸. Местное управление царскими дворцовыми селами и землями чрез посельских и городовых прикащиков соответствовало управлению вотчинами монастыря чрез монастырских прикащиков и посельских. Образ частной, так сказать, домашней жизни иноков повторялся и в порядках жизни представителей высшего московского общества. В Домострое есть много правил, извлеченных, очевидно, из монашеских «старчеств». Но образ царской жизни (напр. Ивана IV, Феодора Ивановича) был еще ближе к порядкам московских монастырей и их северных выселков...

Таковы были два типа общинных монастырей, распространившихся (до конца XV века) по нашему северу. Таковы выдающиеся черты их судьбы. Новгородские монастырьки, как тяглые и неимевшия правильного устройства единицы, постепенно хирели; напротив, московские обители – с их более прочною организациею – в качестве передовых и культурных пунктов для колонизации из верховьев Волги, были обеленными учреждениями, становились в лучшие условие быта²⁹ и приобретали более широкое просветительное значение для местного края.

С конца XIV века, когда к северу передвигалась из междуречья Волги и Оки усиленная струя народонаселения, монастыри ростовско-московского типа распространились очень быстро по северному Заволжью. Одним из первых монастырей, в котором были применены здесь основы понизового быта и который стал впоследствии образцом для устройства многих других обителей был монастырь Кириллобелозерский.

Московское устройство здесь было введено уже его основателем, преп. Кириллом³⁰. В миpе Косма³¹, он, по своему происхождению, принадлежал к высшему сословию³² Москвы (родился около 1337 года)³³ и еще в молодых летах ознакомился с порядками жизни и организациею окрестных монастырей. Рано оставшись сиротою, он поселился у своего родственника Тимофея Васильевича Вельяминова (околничего великого князя Димитрия Донского), который предоставил ему должность казначея своего имущества. Но так как мирская жизнь не влекла Косму, то уже в это время он посещал монастыри, испытывая «места, образы и седалища», где удобно спастися³⁴. Когда же, наконец, в одно из посещений боярского дома игуменом Махрищским Стефаном³⁵, последний решился, по просьбе Космы, облечь его в рясофор³⁶, а околничий смирился с мыслью о поступлении Космы, принявшего имя Кирилла, в монастырь, то местом иноческого воспитания преп. Кирилла стала московская Симонова обитель. Это было до 8 сентября 1380 года³⁷. В то время Симонов монастырь только что получил свое начало и в нем поддерживались строгие общежительные порядки, учрежденные основателем его и тогдашним архимандритом Феодором, впоследствии ростовским архиепископом³⁸. Поступив в монастырь, пройдя здесь срок испытания и получив окончательное пострижение³⁹, преп. Кирилл под руководством сурового старца Михаила (впоследствии смоленского епископа) воспитал в себе искреннюю привязанность к обычаям симоновским. Он становится одним из самых ревностных тружеников на монастырскую пользу. Работая в хлебне, поварне и прочих службах, он соединял в себе такое трудолюбие с воздержанием, что его подвиги стали известными преп. Сергию Радонежскому, который, приходя в Симоново для посещения своего «братанича» архимандрита Феодора, прежде всего заходил в хлебню ко святому Кириллу и вел с ним наедине продолжительные беседы о пользе душевной. В тяжелых трудах, удаляясь только изредка в келлии (а иногда принимая юродство для усугубления трудов), преп. Кирилл провел в Симонове 9 лет, после чего был удостоен священства⁴⁰, хотя и этот сан не остановил его подвигов на монастырскую пользу. Когда же, по удалении архимандрита Феодора на ростовскую apxиепископию, преп. Кирилл был избран в архимандрита⁴¹, то он, ревнуя о старых строгих порядках и видя их несоблюдение, недолго оставался руководителем монастыря и уступил место Сергию Азакову (впоследствии епископу рязанскому). Последний был человеком не очень строгих правил⁴². Он возымел сильное нерасположение к своему предшественнику⁴³, и преп. Кирилл, («давая место гневу») вынужден был удалиться «безмолствовать» в «старый монастырь Рождества Пречистые» (иначе – в старое Симоново)⁴⁴. Здесь то у будущего белозерского отшельника и явилась решимость «далече от миpa уединиться». Когда же чудесный голос призвал его идти на Белоозеро⁴⁵, а сподвижник по Симоновой обители преп. Ферапонт, возвратившийся из этого края⁴⁶, поведал ему, что там действительно есть немало месть, удобных к уединению, оба спутника пошли к Белому озеру.

Оставить место своего пострижения преп. Кирилла побуждало таким образом не недовольство симоновскими обычаями жизни, а нарушения монастырского устава. Вот почему симоновские порядки и были положены в основу монастырского быта в новом месте подвигов преподобного, которое он нашел (с высоты горы Мауры) на берегу Сиверского озера, в пределах белозерской страны. Это было около 1397 года⁴⁷, в такое время, которое вполне благоприятствовало учреждению в этом крае монастыря с московским строем жизни. Белоозеро в то время для понизовых переселенцев было как бы оазисом среди новгородских земель, в которых воспрещалось договорами устройство поселений, подчиненных московским князьям⁴⁸. Тогда еще жива была память о великом князе Димитрие Донском, покровителе северной колонизации. Приток народных сил, передвигавшихся на север, еще не успел ослабнуть. Во главе белозерского княжества стоял сын Димитрия Донского Андрей, не менее отца сочувствовавший основанию монастырей московскими выходцами. В пределах самого Белоозера продолжалась борьба, вытеснявшая новгородское влияние и выдвигавшая деятелей московской колонизации. С другой стороны, и географическое положение избранной местности соединяло условия, благоприятствовавшие процветанию монастыря понизового типа. Здесь сплетались важные исторические пути нашего северного края. Шексна, отстоящая от Сиверского озера верст на 7, давала возможность чрез свое низовье сноситься с приволожскою землею. Верховья Шексны вели к Белому озеру, к северо-западным владениям и к онежской области⁴⁹. Невдалеке от той же местности находился Словинский Волочек, где шло древнейшее перепутье между Шексною и системою Кубенского озера, к Северной Двине и беломорскому побережью⁵⁰. Наконец, на восток от монастыря пролегала сухопутная вологодская дорога, соединявшая Москву с крайним севером. Такие удобства местоположения содействовали развитию здесь крупного культурного центра, хотя сам монастырь оставался при этом несколько в стороне, под защитою лесов, болот и озер⁵¹.

Рис. I. Общий вид Кирилло-Белозерского монастыря со стороны Копани

При этих счастливых условиях, в новоустроенный белозерской обители черты московского быта очень рано нашли для себя осуществление, проникнув в разные стороны монастырской жизни, как внешней, так отчасти и внутренней, несмотря на то, что со временем сюда вкрадывались и посторонние влияния.

Сохранившееся источники к сожалению не дают нам связного и отчетливого представления о постепенном развитии внешнего устройства Кирилло-белозерского монастыря в промежуток времени от его основания до конца XVI века. Чтобы точнее определить исторические черты этого устройства, нам предстоит поэтому, собрав отрывочные указания на перемены, происходившие в нем, рассмотреть взаимное расположение частей монастыря в начале XVII века и ознакомиться по вещественным остаткам с мотивами кирилловской архитектуры XV, XVI и начала XVII веков.

А) Исторические известия о постепенном расширение монастыря и его зданиях. Местоположение его и окрестности в конце XIV века. Состояние монастырских построек во время преподобного Кирилла и при его ближайших преемниках, игуменах: Иннокектие, Христофоре и Трифоне. Зависимость местных каменных сооружений конца ХV века от ростовско-суздальского зодчества. Постройка Успенского собора, церквей: Введения, св. Иоанна Предтечи и св. архангела Гавриила. Обособление Ивановского монастыря. Сооружения второй половины XVI века: церковь св. Владимира, ремонт при игумене Матфее, церкви: св. Иоанна Лествичника, св. Кирилла и Преображения. Келлии. Способ их постройки, стоимость, число, состав помещений в них. Царские келлии. Местонахождение келлий. Служебные постройки. Кладбища: местонахождение и число могил, памятники. – «Литовское разорение» и его значение в истории монастырских зданий. Общие заключения

Как и все монастыри северных понизовых колоний, Кириллов монастырь возник из одинокой отшельнической келлии.

Оставляя Симонов монастырь, преподобный Кирилл не думал о созидании новой обители. Им руководило желание найти не «гладкое» и не «пространное» место для подвигов, а «тесное» и «жестокое», удобное для безмолвия и уединения⁵². Поэтому на Белеозере он поселился среди местности малой и круглой, хотя и прекрасной, которая отовсюду, как стеною, была окружена водами⁵³. С трех сторон ее окаймляли озера, а на четвертой текла речка Сияга (или Свияга). На севере лежало Долгое озеро⁵⁴. Оно соединялось с Сиверским озером, омывавшим юго-западную и северную сторону монастыря посредством протока, идущего по направлению к западу. На юго-востоке от монастыря, на некотором расстоянии, было озеро Лунское, соединяющееся с Сиверским около Копани и другое озеро-Бабье, также бывшее в связи с Сиверским⁵⁵.

Рис. II. Вид Кирилло-белозерского монастыря с мыса Обшары (со стороны Горицкой дороги)

К концу XIV века эта местность (равно как и вся вообще белозерская область)⁵⁶ была покрыта малопроходимыми болотами и глухими лесами. Везде кругом природа была скудная, дикая и пустынная⁵⁷. Для посева хлеба и овощей нужно было вырубать лес и жечь хворост⁵⁸. Страна была безлюдна⁵⁹.

Среди такой «пустыни» преподобный Кирилл поселился сначала на горе (собственно на холме, где ныне находится так называемый Ивановский монастырь)⁶⁰. В этой горе я прилегающей к ней окрестности он узнал то место, которое (по словам иеромонаха Пахомия) показано было ему Пречистою в Симонове⁶¹. На склоне горы (к северозападу от того места, где теперь стоит церковь во имя св. Иоанна Предтечи) он водрузил деревянный крест⁶² и вместе со своим сподвижником преподобным Ферапонтом, соткал сень из деревьев. Это было первым их помещеньем. Потом они выкопали в земле келлию^⁶³. Спустя некоторое время, уже по отшествии преподобного Ферапонта к озеру Пасскому, преподобный Кирилл на той-же гopе, над воздвигнутым им крестом (как свидетельствует предание) устроил деревянную «часовню»⁶⁴. Все эти сооружения, следы которых отчасти сохранились и до настоящего времени⁶⁵, были очень невелики по своему размеру^⁶⁶, так как были принаровлены для жилья только одного человека. Но с течением времени, безмолвие преп. Кирилла было нарушено⁶⁷, и он был принужден согласиться на устройство общины. К нему мало по малу стали стекаться лица, желавшие принять пострижение. Пришли также и некоторые из сподвижников его по Симоновой обители. Необходимость заставила тогда соорудить келлии для новопришедших. Для самого игумена, вместо землянки, было построено деревянное помещение⁶⁸.

Рис. III. «Меньшой» Кириллов монастырь (Ивановский). Вид со стороны «святочной» башни

Эти здания, вероятно, находились уже не на горе, «на которой было Кирилла чюдотворца первое прихожение», и где была первая его келлия, а несколько западнее за речкою Свиягою. Здесь то на полуострове, врезавшемся в Сиверское озеро, и было положено основание новой общежительной обители.

Устройство ее с самого начала носило заметные следы подражания московским монастырям. Возводя первую очень небольшую деревянную церковь, новое братство (в состав которого вошли и несколько иноков симоновских)⁶⁹, во главе с игуменом посвятило ее (как то было и в Симонове) «Успению Пресвятой Богородицы»⁷⁰. Новопостроенный храм сделался, как и в московских монастырях, центром, подле которого на небольшом уголке земли, обнесенном оградой, приютились несколько братских келлий, трапеза, поварня, хлебопекарница^⁷¹ и т. п. службы.

В дальнейшей судьбе монастырских строений черты московского быта применялись еще решительнее. Правда, после кончины преп. Кирилла, при игуменах Иннокентие и Христофоре, постройки в монастыре, невидимому, остановились на время, как вследствие эпидемической болезни, унесшей в могилу более половины братии, так, вероятно, вследствие желания сохранить все бывшее при св. Кирилле. Но уже при игумене Трифоне, обитель подверглась перестройкам, придавшим ей типичную наружность лавры или большого монастыря. Прежде всего Трифон озаботился о переустройстве церкви, которая для умножившейся братии была мала «к тому и ветха»⁷². Средства на постройку ее он получил от одного из московских бояр Захария Ивановича, желавшего принять в Кириллове пострижете. Так как в то время, по случаю голода, из монастырских житниц ежедневно получало даровую пищу до 600 человек⁷³, то их, вероятно, и привлек игумен к делу и отстроил из дерева новую церковь, о которой святогорский иеромонах Пахомий (видевший ее в 1461 или 1462 г.)⁷⁴ вспоминал с восторгом. «Помощию Божиею, писал он, и церковь прекрасна воздвижена бысть, в славу и хваление истинное Матери Бога нашего честного ее успения. По сих же иконами и иними красотами, иже церквам подобным, украшена бысть и есть да иже и до сего дне. Аще и не глаголом вещьми же паче проповедует и свое благолепие всем зрящим являет, якоже бы рещи: свята церкви твоа дивна в правду»^⁷⁵.

Заботясь об удобствах в устройстве монастыря, игумен Трифон поставил и трапезу «велику и красну»⁷⁶. Сам монастырь тогда был распространен. «Темже и манастырь тогда больма распространити тщахуся», говорит Пахомий Логофет, разумея, вероятно, расширение монастырской ограды и увеличение числа монастырских зданий. От перестроек, предпринятых Трифоном, монастырь до такой степени изменился в своем внешнем виде, что биограф св. Кирилла счел нелишним оправдывать их, говоря, что он не могли препятствовать соблюдению устава преподобного Кирилла⁷⁷.

После Трифона (1447) за долгое время не сохранилось известий о сооружении келлий и других служб в монастыре. Во второй половине ХV века среди кирилловской братии усилился кружок так называемых нестяжателей, главный представитель которых (преп. Нил) учил, что церкви, «созидания келейная и прочая селения жилищ» иноческих «вся немногоценны и неукрашенны подобает стяжати»⁷⁸. Можно догадываться, поэтому, что крупных построек за указанные годы здесь и не было.

Но с конца ХV в. строительная деятельность в монастыре возобновилась. Деревянные сооружения в это время стали заменяться здесь каменными. Эта замена началась очень скоро после того, как монастырь преподобного Кирилла стал в зависимое отношение к Москве (с 1485–86 года), которая в то время также украшалась каменными зданиями⁷⁹. Самый архитектурный склад как московских строевой, так и первоначальных каменных построек в Кириллове воспроизводил ростовско-суздальско-псковскую (кирпичную) конструкцию и однообразные формы. Позже, вследствие того, что московская архитектура восприняла влияние иноземных мастеров, а кирилловская, усвоив с конца ХV в. строительные приемы от ростовских каменщиков, развивалась независимее от этих влияний, последняя должна была получить отличие от первой. Поэтому-то кирилловская архитектура в совокупности особенностей ее – по устройству стен ограды, по плану церквей и по их наружному виду – уже в половине XVI века теснее соприкасалась с архитектурою монастырей ростовско-ярославской области, чем с архитектурою московскою. Но во всяком случае как в конце ХV, так и в XVI веке, каменные здания Кириллова монастыря носили понизовый отпечаток.

Влияние Понизовья и в частности Ростова на архитектуру и на внешнее устройство каменных строений Кириллова монастыря становится понятным в виду того, что в первое время здесь не было своих каменщиков и мастеров, а Ростов, откуда были приглашены они, служил местопребыванием епархиальной власти, с которой у Кириллова монастыря были постоянные сношения⁸⁰. Поэтому, когда сгорела деревянная церковь, сооруженная при игумене Трифоне⁸¹, то в 1497 году из Ростова было вызвано 20 мастеров каменщиков и стенщиков и им – под руководством их главного мастера Прохора Ростовского – было поручено выстроить «церковь каменну⁸²», «на место» прежней. Труднее объяснить, почему во время преобладания в монастыре нестяжателей была допущена при постройке некоторая роскошь. Хотя новая церковь была об одном куполе (лоб которого был обит железом)⁸³, но размер ее для своего времени был очень значителен. Летописец называет ее «церковью великою». Действительно, в длину от переднего порога до горнего места она имела 12 сажень, в ширину 10 – саженей, а в вышину «от моста до лба» – 12 саженей⁸⁴; стоимость ее достигала 250 рублей⁸⁵; кладка стен ее продолжалась целых 5 месяцев, так что церковь была освящена лишь 8 сентября 1497 года⁸⁶. Вероятно, братия не сменялась расходами с тою мыслию, чтобы сделать свою главную церковь вместительною для всех иноков, собиравшихся сюда ежедневно для «соборной молитвы» и для присутствования при богослужении.

Со второго десятилетия XVI в. идеи нестяжателей в Кириллове монастыре уступили место учению сторонников строгого общежития, неизбежною особенностью которых были заботы о благоустройстве зданий, назначенных для общего дела или общей цели. С этой поры постройка новых церквей и в особенности служб и келлий стала следовать здесь одна за другой, сообщая внешнему монастырскому устройству вид кремлевой обители.

Уже в 1519 году здесь была отстроена трапезная каменная церковь во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы и освящена 21 ноября того же года⁸⁷. В апреле 1523 года «на третьей недели по велнце дни» (после пасхи)⁸⁸ приступили к постройка «келлии казенной», т. е. казнохранилища, и «клети». В тоже время были выстроены и ворота каменные⁸⁹ быть может, на место прежних (деревянных?), который, повидимому, существовали еще в половине ХV века при игумене Трифоне⁹⁰. Весьма вероятно, что постройкой каменных ворот было начато сооружение и каменной ограды. Таким образом, первые моменты преобладания сторонников общежития повели к благоустройству зданий, назначенных для охраны имущества и распределения пищи.

Позже, в 30-х годах XVI века, во время преобладания тех же общежителей, когда монастырь стал ружным княжеским богомолием и вступил в постоянные сношения с Москвой, поводом и средством к созиданию богатых строений становятся события при московском дворе. Две церкви в Кириллове были построены на средства великого князя Василия Ивановича по случаю рождения у него сына. Известно, что великий князь, сильно желая иметь наследника престола, ради этого даже развелся с Соломониею после двадцатилетней супружеской жизни⁹¹ и женился на Елене Глинской. Чрез два года после брака, когда надежды великого князя еще не оправдались, (в Филиппов пост 1528 года) он ездил на богомолье в Кириллов монастырь и вместе с великою княгиней прибыл сюда 17 декабря 1528 года⁹². Чрез несколько месяцев после путешествия 25 августа 1529 года у великого князя родился, наконец, сын, нареченный Иваном⁹³. Тогда в конце того же года или начале следующего Василий Иванович велел поставить в Кириллове две церкви⁹⁴. Одна во имя «Иоанна пророка и Предтечи, честного усекновения главы»⁹⁵ (т. е. во имя Ангела новорожденного Иоанна), с приделом пр. Кирилла⁹⁶ (к молитвам которого прибегал великий князь) была основана на «горе», т. е. на холме, где «крест чюдотворцов Кириллов и где чюдотворцова первая келья была»⁹⁷. Другая была воздвигнута в самом монастыре (на западе от церкви Успения) и имела также два придела: главный – «во имя Архистратига Гавриила Собор», на память дня рождения самого Василия Ивановича; другой – во имя «царя Константина и матери его Елены» (во имя Ангела своей супруги).

Работы по постройка обеих церквей продолжались около 3 лет и окончились уже по смерти великого князя, последовавшей в 1533 году 4 декабря⁹⁸ (или точнее на 4-ое число)⁹⁹. Первую церковь во имя Иоанна Предтечи «почали делати» в лето 7039 – (1531) августа в 3 день в четверг в 2 часа дни а придел Кирилл Чюдотворец; а свершили ту церковь Иоанна Предтечю и придел Кирила чюдотворца лето 7042 (1534) августа в 8 день»¹⁰⁰. Церковь во имя Архангела Гавриила «почали делати в лето 7039 (1531) августа 20 в неделю во второй час дни, а свершили ту церковь Архангела Гавриила лета 7042 (1534) августа... на память святого мученика Агафонила»¹⁰¹. Обе церкви были освящены чрез 4 месяца после; их окончания в один и тот же день. «В лето 7043 декабря 13» (т. е. в 1534 году), приписано на одном монастырском синодике, «священы быша в Кирилове 4 престола, два в монастыре, а два на горе в един день; в монастыре – собор Архангела Гавриила, да царя Костантина и Елены, а на горе оусекновение Предтечи, да чюдотворца Кирила, а свящал владыка вологодцкой Алексей»¹⁰² (бывший некогда игуменом Кириллова монастыря).

Сооружение церкви св. Иоанна Предтечи «на гopе» имело очень важное значение для внешней истории монастыря. До этого времени «на горе» находились лишь келлии и так называемая «часовня» преподобного и три больницы¹⁰³. С сооружением здесь церкви явился как бы новый монастырь, так что вся обитель разделилась на две половины, из которых одну составляла часть «Кириллова монастыря», где находилась соборная церковь Успения, другую же – монастырь «на горе». Но получив значение как бы отдельной обители, «гора» осталась в служебному подчиненном отношении к главной половине монастыря. На «горе» были построены келлии, где стали жить «старци убогие», получавшие «корм (т. е. пищу) из главного монастыря и на содержание которых правительство выдавало братии вспомоществование. На горе возникло свое отдельное кладбище, были построены монастырские службы, трапезня с церковью во имя преподобного Сергия, погреба и разные кельи; но поварни, кажется, не было здесь; пищу старцам приносили из большого монастыря. В 33-м году XVI столетия подле «горы» же находились, вероятно, богаделенные избы, в которых проживали (на счет царя Ивана IV) 10 человек нищих и 1 стряпчий¹⁰⁴.

С течением времени монастырь у Ивана Предтечи «на горе» так обособился от главного монастыря, что между тем и другим была сделана каменная ограда, и монастырь на гopе получил название «горняго» или Ивановского. Но при всем том и это обособление было не в силах передвинуть на «гору» главный ключ монастырской жизни. До самого конца XVI века и в первой четверти XVII века «горняя» половина не имела вполне самостоятельного значения, а считалась за благотворительное учреждение при Кириллове монастыре.

Постройки на «горе» не задержали даже и прироста строений в той части монастыря, за которой преимущественно сохранялось название большого или Кириллова.

В малолетство Грозного мы, правда, не видим здесь капитальных сооружений. Но с половины XVI в., когда Иван IV стал единовластным государем, судьба монастыря опять и еще непосредственнее стала зависеть от происшествий, свидетельницей которых была Москва и высшая церковная иерархия. Чрез несколько лет после Стоглава от молодого государя были устранены его прежние советники: Сильвестр, Артемий и другие, между которыми были лица, развивавшее пред царем идеи о монашестве внутреннем, «духовном», нестяжательном, чуждом какой либо привязанности к миру и потому не нуждавшемся в богато-украшенных зданиях¹⁰⁵. При московском дворе получили перевес защитники монастырского вотчинного быта, которые (чтобы укрепить имущественные права монастырей), отстаивали и внешние дисциплинарные правила и необходимость внешнего монастырского благоустройства. Одновременно и параллельно с преобладанием такого направления в церковно-общественной жизни у самого Иоанна Грозного развивалась внешняя набожность, которая проявлялась в соблюдении церковной обрядности, в делах наружного благочестия и мирилась с самыми необузданными порывами его дикого своеволия. Чем более Иоанн приближался к старости, чем грознее становился его произвол, тем щедрее была его рука к монастырям и тем заботливее относился он к церковным строениям и укреплению городов. Расположение его к Кириллову вытекало из уверенности современников, что своим рождением Иоанн обязан молитвам преп. Кирилла, и царь выражал желание принять пострижение в его обители¹⁰⁶. С другой стороны преследования Грозным боярства в ту же третью четверть XVI века заставили некоторых родовитых пострижеников искать убежища в Кириллове монастыре, который был привлекателен для них как отдаленностью от Москвы, так и послаблениями, допускавшимися ради них в строгостях монастырского общежития¹⁰⁷. Поэтому в Кириллов стекается в половине XVI века ряд богатых иноков, которые приносят с собою и средства для украшения монастыря новыми сооружениями.

В связи с указанными обстоятельствами и кирилловская братия во 2-ой половине XVI века усерднее, чем прежде, прилагала свои заботы о благолепии монастырском. Церкви строились не по причине маловместимости прежних, а в память знаменательных случаев при царском дворе, или же предназначались быть усыпальницами.

Такова была церковь, сооруженная во имя св. князя Владимира Киевского на могиле Владимира Ивановича Воротынского († 27 сентября 1553 г.), за вклад, сделанный его вдовой, княгинею Марьею¹⁰⁸ в 155³/₄ (7062) году¹⁰⁹ (до 7 февраля 1554 года¹¹⁰. Иоанн Грозный в своем знаменитом послании игумену Косме укорял кирилловскую братию за построение этой церкви: «А вы се над Воротынским церковь есть поставили! ино над Воротынским церковь, а над чюдотворцом нет; Воротынской в церкви, а чудотворец за церковью... Слышах брата некоего глаголюща яко добре се сотворила княгини Воротынского, аз же глаголю, яко не добре, по сему первое яко гордыни есть и величания образ еже подобно царстей власти церковью и гробницею и покровом почитатися; и не токмо души не пособь но и пагуба: души бо пособие бывает от всякого смирения. Второе, и cиe зазор не мал, что мимо чюдотворца над ним церковь»¹¹¹.

Одновременно с постройкой Владимирской церкви, в монастыре производилась и поправка строений, поврежденных пожаром, случившимся в игуменство Матфея. Средства на ремонт монастыря братия получила от царя Ивана IV, который пожертвовал 1-го июля 1557 (7065) года «1000 четей ржи» «для того, коли монастырь горел»¹¹², и от суздальского владыки Афанасия, который в 155⁷/₈ (7066) году прислал на монастырское строенье после пожару 50 рублей¹¹³. Но пожар этот не коснулся, вероятно, каменных церквей, так как работы по возобновлению сгоревшего состояли, повидимому, из плотничьих поделок¹¹⁴. Поэтому после пожара монастырь скоро оправился, и во второй половине XVI века, благодаря вкладам Ивана IV, кирилловская братия уже имела возможность приступить к сооружение трех новых каменных храмов. По словам монастырской описи, произведенной в 1601 году, многие внутренние украшения как этих церквей, так и прежде построенных, были сделаны «из царской дачи», т. е. из пожертвований Грозного, или были готовыми привезены из Москвы¹¹⁵. Весьма вероятно, что не без его влияния была начата и самая постройка двух церквей. По крайней мере одна из них, надворотняя, посвященная имени преподобного Иоанна, списателя Лествицы, с приделом во имя св. Феодора Стратилата, была воздвигнута, очевидно, в промежуток времени между 11 мая 1557 года и 19 ноября 1581 года, еще при жизни Грозного. Об этом можно догадываться, имея в виду, что один придел был сооружен во имя Ангела царевича Ивана Ивановича, который родился 28 марта 1554 года, а другой во имя Ангела его брата-царевича Феодора Ивановича, родившегося 11 мая 1557 года¹¹⁶. Так как придел во имя св. Иоанна Лествичника был главным, то можно думать, что церковь была построена в то время, когда царевич Иван Иванович († 19-го ноября 1581 года) был наследником престола¹¹⁷.

Постройка другой церкви должна была устранить тот «зазор не малый», на который указывал Грозный в своем послании в Кириллов монастырь от 23 сентября 1573 года («Воротынской в церкви, а чюдотворец», т. е. мощи преподобного Кирилла – «за церковью»¹¹⁸. «Лета 7090 третьяго (т. е. 1585 года) месяца маия в 9 день», говорит запись современника, «на память святого пророка Исаи и святого мученика Христофора по пасце в 5-ю неделю саморянины в Кирилове монастыре на болшем основана бысть церковь каменна над гробом чюдотворца Кирила во имя преподобного отца нашего игоумена Кирила чюдотворца белозерского в вторый час дни при дрежаве росиского царства государя царя великого князя Феодора Ивановича всея Руси при митрополите Дионисие при архиепископе ростовском и ярославском Еуфимие при игумене Варлааме». Освящена была церковь в лето «7095-е (т. е. 1587) месяца июня 9 в пяток 8-я неделя по пасце при apxиепископе ростовском Варлааме при игумене Сергии»¹¹⁹. Сооружение ее таким образом продолжалось около 2-х лет, но это была не отдельная церковь, а лишь новый придел к собору во имя Успения Пресв. Богородицы, пристроенный с «правой», т. е. южной его стороны¹²⁰.

Третья церковь во имя Преображения Господня была построена в период времени между июнем 1568 и 21 июлем 1601 года¹²¹, вероятно, уже в царствовало Феодора Ивановича или же Бориса Годунова¹²². Она находилась на каменных воротах, «что к Сиверскому озеру» и по плану и конструкции напоминала архитектуру церкви св. Иоанна Лествичника ¹²³. Но (кроме главного придала) она имела не один, а два боковых придала, которые были посвящены «великому чюдотворцу Николе и святой мученице Ирине»¹²⁴. Сообразно трем приделам над церковью возвышалось «три верха», т. е. три главы, обитых железом немецким и оканчивавшихся железными крестами. Алтарь и своды церковные были крыты тесом¹²⁵. Строительными работами руководил старец Леонид Ширшов, при участии которого во второй половине XVI века был обнесен папертями и собор Успения. Но строитель не придал Преображенской церкви обширных размеров, а внутреннее убранство, строившееся тем же старцем не из «царской дачи», а из монастырской казны (т. е. на суммы монастырская), также не отличалось велелепием.

После сооружения Преображенской церкви до второй четверти XVII века в Кириллове не возводилось более новых храмов. Отсутствие специальных пожертвований на этот предмет в течение смутного времени и литовское разорение заставляли братию ограничиваться только поддержкою и обновлением старых¹²⁶. Заботы ее в эти годы сосредоточились на устройстве келлий, монастырских служб и ограды.

Келлии в XV веке ставились иногда руками самих монахов и по размеру своему нередко бывали настолько малы, что в них едва помещался человек. Строились они из дерева, и имели вид небольшой избы, состоявшей из одного помещения или комнаты, в которую обыкновенно вела низкая дверь, иногда с оконцем. В одной из стен келлии, довольно высоко от земли, проделывалось другое окно, также очень небольшое, но достаточное для того, чтобы в него можно было просунуть голову¹²⁷. Келлии строились так непрочно, что снаружи можно было расслышать, о чем говорили внутри¹²⁸.

С 30-х годов XVІ века способ постройки келлий и их внешний вид много изменились. Параллельно тому как монастырь постепенно становился средоточием пострижеников из высшего сословия, среди которых желали быть великий князь Василий Иванович и его сын Иван Грозный, размер и устройство келлий стали сообразоваться с саном и богатством лица, принимавшего монашество, и с его вкладом на келью¹²⁹. Обыкновенная стоимость кельи была в 10 рублей¹³⁰, но очень не редко на келью давали 5 рублей¹³¹, иногда 20¹³² и тому подобное¹³³. Деньги эти вносились в монастырскую казну иногда уже по пострижении (вероятно для ремонта). На сделанный взнос монастырь обязывался «от себя“ поставить келлию, по работы при постройке ее производились уже не руками монахов, а «людьми деловыми». т. е. монастырскими крестьянами-плотниками¹³⁴, которые нарубали стены, мшили их¹³⁵ и кровлю покрывали драницами¹³⁶.От величины вклада на келлии с течением времени стал зависеть размер их, устройство, число помещений и внешний вид¹³⁷.

Всех братских келлий, кроме помещений для должностных лиц и келлий игуменских¹³⁸, в 1601 году было 47. В период времени с 1616 года по 1 декабрем 1621 года было построено «6 келлий братских новых и сделаны совсем»¹³⁹, но к 1 декабрю 1621 года число их всетаки убавилось до 43. В келлиях жили по нескольку человек. (В 1621 году всей монастырской братии было 186 человек; многие из них размещались впрочем, по селам и службам вне монастыря).

В конце XVI века и начале XVII века у некоторых старцев из богатых пострижеников были келлии, имевшие несколько комнат, и, кроме того, помещения для прислуги¹⁴⁰. Очевидно, что и внешний вид таких строений должен был измениться; одни из них приняли форму клети с подклетями, другие сохраняли форму избы и т. п.

Некоторые из келлий особенно выдавались своим размером и вместительностью. Таковы были напр. хоромы старца Ионы (Шереметева)¹⁴¹, старца Леонида Ширшова¹⁴² и др. У Шереметева в келлии помещалось до 10 холопов¹⁴³, была своя поварые¹⁴⁴, а за монастырем двор, на котором лежали запасы годовые всякие¹⁴⁵. В 1621 году черный священник, старец Кириллова монастыря Ферапонт хотел даже поставить для себя в монастыре особую келлию «белую с немецкою печью», что однако ему не было разрешено^¹⁴⁶.

В конце XVI века некоторые старцы, состоя иноками Кирилловой обители, в тоже время имели свои отдельный «пустыни» вне монастыря и проживали в них. Так около 1582 года старец Александр самовольно строил себе пустыню, «а в монастыре столько не жил сколько в пустыне»¹⁴⁷. Из числа келлий, находившихся внутри самого монастыря, особенно велики и поместительны были, вероятно, келлии Ивана IV, который был пленен жизнью кирилловских иноков и мечтал постричься здесь. Его келлии, называвшиеся даже «государскими хоромами»¹⁴⁸, были построены в 1567 году на царски средства. В мае этого года, при игумене Кирилле, на постройку их было выдано 200 рублей и велено «ставити» их «монастырским людьми»^¹⁴⁹. В 1568 году келлии Грозного были уже готовы^¹⁵⁰, и с этого года Иоанн постоянно посылал сюда иконы для их украшения. В том же 1568 году он прислал с архимандритом «Каменского монастыря» Иоасафом «деисус с празникы и с пророкы и велел поставити в келии своя¹⁵¹, да послал Государь с старцем с Мисаилом в келлью образ Похвала Пречистые, a об те образа на злате», «да послал Государь в келию свою с ыгуменом Кириллом образ Пречистые с младенцом Одегитреи с крылцы обложен серебром венцы сканью и с камением и ж жемчюги»¹⁵². 22 мая 1569 года сам Иоанн был в Кириллове монастыре «с царицею великою княгинею Mapиeю, и с царевичем с Иваном, и с Феодором и поставил государь в келии своей деисус три образы пядницы обложены серебром»¹⁵³.

У сыновей Грозного, у князя Ивана Ивановича и князя Феодора Ивановича также были келлии в Кирилловом монастыре. 31 марта 1570 г. оба царевича дали в Кириллов монастырь по образу, повелев поставить их в своих келлиях. При этом царевич Иван Иванович пожертвовал (на келлии) 200 рублей, а царевич Федор Иванович – 100 рублей^¹⁵⁴. Царские келлии существовали еще в начала ХVII века¹⁵⁵.

Где были расположены келлии с ХV до половины XVI столетия, в том ли месте, в котором они находились во время описи монастыря в 1601 году или в другом, неизвестно. Но пред эпохою самозванцев и пред второю четвертью XVII века келлии монашествующей братии были раскинуты по всему монастырю, преимущественно около его ограды, образуя собою как бы неправильный полукруг. Игуменские келлии находились направо от святых ворот, на пути к церкви Успения¹⁵⁶. Ряд келлий для простой братии начинался слева от святых ворот, направляясь к больницам, а отсюда на восток, и заканчивался в том месте, где ныне находятся Преображенские ворота, выходящие на Сиверское озеро¹⁵⁷. Келлии же для служебных лиц в монастыре, как-то: для старца поваренного, подкеларника, огородника, конюшенного и т. п., строились вблизи тех служб, которыми они заведывали.

Службы эти были рассеяны по разным частям монастыря, но точных сведений о времени их постройки и их местоположении не сохранилось до самого конца XVI столетия, который застает кирилловскую общину за весьма оживленным ремонтом уже существующих служб. Быстрое расширение вотчинного и промыслового монастырского хозяйства, весьма заметное со второй половины XVI века, не могло без сомнения пройти безнаказанно для построек, предназначенных сохранять продукты этого хозяйства; и надо думать, что мельницы, сушила, житницы, конюшни, кузницы, кожевни т. п. строения, которыми был окружен и наполнен монастырь в начале XVII века, появились в период вкладов Грозного, деятельности игумена Афанасия и его преемников, в эпоху упорядочения монастырского имущества по предначертаниям Стоглава и во время преобладания противников безвотчинного быта иночества (т. е., во второй половине XVI столетия).

В конце XVI века мы видим в монастыре уже целый ряд служебных построек, или существующих (отчасти подновляемых), или вновь возникающих. В 1568 году в июле «на швальне ставили щолкавское сушило и мшили в кожевне и нутр сделали и печь склали»; ставили кузницу котельную и горн и чюлан к кузнице поставили и покрыли¹⁵⁸. В 1580 году в монастыре был поставлен калачный анбар¹⁵⁹. В 1581 году уже существовали: солодежня¹⁶⁰, гостиный двор¹⁶¹, кузничная изба¹⁶²; на швальне ставилась новая чюлочная изба¹⁶³, поправлялась келья гостинная, т. е. помещение для приезжих¹⁶⁴; под какою то горницею на монастырском дворе делали мост¹⁶⁵.

В первые годы ХVII-го века в монастыре ремонтировалась казна и сушило, после того как пожар 160⁴/₅ года истребил сушило находившееся на палате, вероятно, казенной¹⁶⁶. В марте 1606 года «подмонастырьный плотник Якуня Дмитреев с товарищи делал на меншой казне сушило да чюлан»¹⁶⁷. В августе того же года перед казною делали крыльцо¹⁶⁸.

Почти одновременно в монастыре расширялись и подправлялись склады для сельских продуктов и поварни, что было вызвано, очевидно, увеличением численного состава братства и корпорации монастырских слуг и людей¹⁶⁹. В марте 1604 года делали печь в капустном анбаре¹⁷⁰. В начала XVII в., когда в монастыре проживало до 1000 человек, здесь существовало несколько отдельных поварен со специальным назначением: поварня естовная, стрелецкая, княжая¹⁷¹, из коих некоторые возникли, вероятно к 1606 году. В марте этого года были приглашены плотники Боровской волости «крыть две поварни, да избу поваренную, да сушило на брацком погребе»¹⁷², а в июне плотники крыли погреб квасной большой летний, да ледник, да рыбные погреба, да перед погребами выходы но старому сделали¹⁷³. В 1608 году в июне была выстроена каменная лестница и келья служебная¹⁷⁴. Так как увеличивавшееся братство нуждалось, конечно, и в более широком ремесленном производстве, то в 1607 и 1608 годах перестраивались и увеличивались постройки на швальне. В феврале 1607 года крестьянами Иванова Бору был срублен и привезен сюда онбар казенный¹⁷⁵. В марте 1608 года для швальни была срублена и привезена в монастырь кожевенная изба¹⁷⁶. В октябре того же года на швальне были сделаны ворота, у избы лестница, и исправлялись окна и трубы у изб¹⁷⁷. Большинство этих служебных построек было разбросано подле наружной ограды со стороны вологодской и белозерской дорог.

Кроме храмов, келлий и служб, в половине XVI века монастырский двор стал покрываться надмогильными памятниками. Не смотря на то, что действовавший в древней Руси (до XIV в.) Студитов богослужебный устав (в редакции патриарха Алексия) воспрещал погребать по монастырям¹⁷⁸, не подлежит сомнению, что кладбища в Кирилловом монастыре были с самого начала его существования. Сам преподобный Кирилл был погребен недалеко от церкви Успения¹⁷⁹. Подле него погребались, вероятно, и его ученики и другие монашествующие; по крайней мере случаи предания иноков земле вскоре после смерти указывают на то, что кладбища не могли отстоять далеко от братских келлий. Так напр. один старец, умерший в 1526 году 8 июля с субботы на неделю «в 3 часа нощи» был уже погребен «того же дни в 3 часа дни»¹⁸⁰. В XV–XVI веках были случаи погребения и мирян в самом монастыре. При игумене Трифоне здесь был похоронен боярин Константин^¹⁸¹, а в 20-х годах XVI века – Михаил Гневашь¹⁸². Но источники того времени не говорят о том, чтобы на месте погребения поставлялись памятники в виде камней или намогильных плит. Сохранилось лишь известие о гробнице преподобного, что в половине XV столетия над мощами его была устроена рака, к которой прикладывались богомольцы¹⁸³ и которая в первой четверти XVI века именовалась уже «гробницею»¹⁸⁴. Вероятно, она была крытою в виде часовни или же находилась, в паперти, прилегавшей к Успенской церкви. Еще до 1585 года, когда на гробнице свят. Кирилла была построена церковь ¹⁸⁵, на раку его возлагались покровы¹⁸⁶, а Грозный с 1567 года велел выдавать в монастырь ежегодно по два пуда воску для возжения на ней в течение целого года двух свечей¹⁸⁷. Но над прочими иноческими могилами, не исключая и игуменских, до половины XVI века, повидимому, не воздвигалось никаких прочных монументов. Господствовавшее тогда в Кирилловом монастыре направление смотрело на них как на дело людского тщеславия¹⁸⁸. Поэтому неудивительно, что в XVII веке, когда кирилловская братия пожелала творить память по первом преемнике св. Кирилла игумене Иннокентие, место погребения его не было найдено, и панихиды по нем совершались братиею не на могиле его (как это обыкновенно делалось по отношению к лицам, погребенным в Кириллове монастыре), а в церкви¹⁸⁹. Тем менее существует возможности определить с точностью число иноков, погребенных в Кириллове от начала обительного до 30 годов XVI века и проследить постепенное расширение места их погребения в тот же период. Монастырские синодики позволяют лишь составить общее представление о том и другом по числу иноков, умиравших в Кирилловом монастыре в разные сроки. Со времени его основанья (1397 г.) до 8 ноября 1427 года здесь умерли около 71 человека¹⁹⁰. От ноября 1427 года по 10 декабря 1497 года – 285 человек¹⁹¹. От 10 декабря 1497 года по 30 декабря 1526 года – 244 человек^¹⁹². Всего в продолжении 100 лет (со времени смерти игумена Иннокентия до конца 1526 года) умерли 529 иноков (а вместе со скончавшимися при жизни преподобного Кирилла – до 600 монашествующих).

Другой вид приняли монастырские кладбища с 30-х годов XVI века. Число погребенной братии на этих кладбищах в течении следующего столетия увеличилось едва-ли не вдвое. С 30 декабря 1526 года по 7 марта 1555 года в Кирилловом .монастыре умерло около 316 человек¹⁹³. С 7 марта 1555 года по 1572 год – около 476 человек¹⁹⁴. С 1572 года по 22 сентября 1623 года – около 809 человек¹⁹⁵. Итого следовательно в течение времени с 1526 года по 22 сентября 1623 года, т. е. в течение 97 лет, умерло 1601 человек, на 1000 человек более, чем в продолжение предшествовавших 130 лет¹⁹⁶. Но кроме того после 30-х годов XVI века сделались более частыми случаи погребения мирян на монастырских кладбищах.

«На горе» их стали погребать с 1534 года, как свидетельствует об этом следующая приписка на одном из монастырских синодиков XVI века: «В лето 7000 (= 7040) священа бысть в Кириллове церковь Предтечева на горе и от того лета начали погребати на горе мирьскую чадь, ис четырех болниц: 3 на горе а 4-я в санной избе; и преже всех того лета постригся на горе из деревни Васиан Помогало дядя Селивану Болоту; преставися и в скиме и погребли его на горе; тот преж всех на горе погребся»¹⁹⁷. В большом монастыре (т. е. той части Кириллова монастыря, где была церковь Успения Пр. Богородицы) миряне погребались уже в половине XVI века. Тело князя Михаила Ивановича Кубенского, умершего в 15⁴⁹/₅₀ году было положено на правой стороне паперти Успенского собора¹⁹⁸. В XVI же веке погребались в монастыре Цыплятевы, Шереметевы, князья Кемские, Палецкие, князь Елецкой, Воротынские, и другие¹⁹⁹. Могила умершего в 161³/₄ (122) казака Ивана Кушникова также находилась в пределах кирилловской ограды²⁰⁰. В марте и апреле 1615 года будильник старец Ефрем (как видно из расходных книг) нанимал людей копать могилы для «двух голышков» и «Пятуни Гогары»²⁰¹. Быть погребенным здесь в то время считалось честью, а быть может, и делом душеспасительным. Поэтому богатые вкладчики в своих духовных или данных грамотах нередко выговаривали для себя условие и право иметь могилу в «дому Пречистые Богородицы и чюдотворца Кирила»²⁰². Стоглаву, на котором был возбужден вопрос, подобает ли мирян погребать в монастырях, и который уклонился от прямого ответа на этот вопрос, оставалось только признать в одном из своих постановлений повсеместность указанного обычая и требовать, чтобы места для погребения не были предметом торга, но уступались за добровольные вклады²⁰³. И после Стоглава в Кириллове число погребенных мирян стало постепенно возрастать. Вместе с тем, здесь вошло в обычай поставлять на могилах надгробные памятники, так как для родственников умерших желательно было знать место их погребения. С другой стороны, к тому же обычаю побуждали и обязательства, даваемые братиею, служить панихиды на могилах вкладчиков. С половины ХVI века на монастырском дворе вследствие этого и стали умножаться надгробные плиты в виде «диких камней», «камней подписанных», «камней неподписанных»²⁰⁴ и т. п. Но еще шире раздвинулась площадь мирских могил на внутреннем кладбище во время осады монастыря литовцами, когда в силу необходимости приходилось погребать умерших защитников в пределах ограды.

Эта осада (или так называемое литовское разорение) постигла монастырь во второе десятилетие ХVII века и отозвалась не только на судьбе кирилловских кладбищ, но остановила и прежний последовательный прирост хозяйственных строений вокруг монастыря, нанесла также ущерб внутренним зданиям, а строительной деятельности братии придала новое направление. Так как с этого времени начался уже вторичный период в истории внешнего монастырского устройства, то, чтобы выяснить более правильно значение указанного события, остановимся несколько подробно на разных перипетиях борьбы кирилловцев с литовско-польскими силами.

Литовское разорение около Кириллова совпало с периодом междуцарствия и первыми годами правления Михаила Феодоровича, когда игуменом кирилловским был Матфей, горячий патриот и благотворитель, хороший хозяин и администратор²⁰⁵. Он готовился в обороне уже в декабре 1608 года, когда производил починку оружия. Несколько позже, в октябре 1610 года, по его приказу и по приговору соборных старцев, вокруг монастыря поправляли ограду и увеличивали ее в вышину²⁰⁶. Но несмотря на эти предосторожности, первое нашествие литовцев в 1612 году застало кирилловскую братию несколько врасплох. В монастыре, вероятно, надеялись, что пришлецы на западной Руси минуют лежащий в стороне лесистый белозерский край, в который не проникли даже татары. Между тем, после неудачной осады Троицкой лавры, множество поляков, литовцев, немцев, татар, казаков и других воровских людей двинулось к северной нашей окраине, и часть их 10 июля 1612 года явилась под Белоозером, отстоящим от Кириллова всего на 30 верст²⁰⁷, а 20 августа того же года литовцы подошли к Кириллову монастырю с Уломской дороги. В то время монастырские церкви, братские келлии, казнохранилище и разные «кухонные» постройки были уже обнесены каменной оградой; но за нею оставалась еще масса служебных деревянных построек, где работали миряне и где по странной оплошности помещались запасы и скот. Литва не замедлила воспользоваться этим: выжгла конюшенный двбрец, гостинный двор и шваленой дворец²⁰⁸; «пожгла около монастыря дворцы, и мельницы, и онбары, и кожевни, и всякие монастырские службы и на тех дворех и в онбарех и в службах монастырских запасов и сукон и кож и дерев репчатых и посохов и точеных всяких сосудов на 528 рублей, всякого хлеба, муки, солоду, круп и толокна 2140 чети, отогнала монастырских 145 кобылиц больших и служивых 98 лошадей и присекла 52 жеребчика»²⁰⁹. Самый монастырь однако в первый свой приход литовцы не тронули. 22 сентября они уже громили Вологду²¹⁰ и выжгли здесь посад, отчего сгорала 491 рогожа соли, принадлежавшей Кириллову монастырю²¹¹. Но в декабре шайки литовцев опять появились вблизи Кириллова и ночью 5 декабря под предводительством пана Бобовского подступали к нему приступом²¹², хотя и безуспешно. Еще до 9 декабря они должны были удалиться в места мало защищенные, в Коротецкую и Вещеозерскую волость, отсюда к Чаронде, на реку Свирь, и в ночь с пятницы на субботу были уже далеко от Кириллова у города Каргополя²¹³. По всей вероятности внутреные монастырские здания мало пострадали во время последней аттаки. Несмотря на небольшое число стрельцов, защищавщих обитель²¹⁴, каменная ограда делала ее малоприступною. Но безуспешность попыток овладеть монастырем разжигала желание литовцев разграбить его богатства, и уже 9 декабря братия получила известие, что к ней снова приближаются из Петунской Кулиги, Сухатцкой волости 200 человек под предводительством головы Ивана Ильина (пришедших от Устюжны Железополские и от Лентьева)²¹⁵ и что со стороны Взвоза идет отряд пана Песотцкого²¹⁶. Действительно на другой, же день, в 6-м часу, с вологодской и белозерской дорог показались до 600 или 700 казаков Зборовского полка (в том числе «бойца отрадного человек с 200»), под начальством полковника Кристопа Песоцкого и сотников: пана Васко, пана Лаврика Кирилова и пана Марко. В надежде на добычу пан Песоцкий «нарочно» привел свой отряд издалека, на спех. Он рассчитывал взять монастырь при помощи лестниц, соединившись с теми литовцами, которые приступали уже к монастырю²¹⁷. Но подойдя к Кириллову и расположившись на капустных огородах, казаки решились в первую же ночь (на 11 число)²¹⁸ за два часа до рассвета идти на приступ к монастырским стенам одновременно с двух сторон: с огородов, с вологодской и белозерской дорог. С криком и шумом многократно подступали они к городу (т. е., к городовой стене, к укреплению) с лестницами, а на озере к борозде²¹⁹ подходили с тесом и с соломою, для переходу, стреляли в защитников Кириллова монастыря, из самопадов и пускали на монастырь «нарядные стрелы», пытаясь зажечь его. Приступ продолжался два часа. Иноки, дворяне, дети боярские и всякие служилые люди бились с литовцами и поляками «на крепко» и многих воровских людей на приступах побили на смерть и поранили, многие потонули в озере, в борозде. В числе убитых был сам предводитель отряда пан Песотцкий, которого застрелили на приступе, с города из пушки²²⁰, его двоюродный брат Лаврик²²¹ и много других панов²²². Всего было убито врагов человек 60²²³ или 100²²⁴; многих переранили²²⁵.

Приступ был благополучно отбит. Литовцы отошли от монастыря в подмонастырные деревни, версты за 2 или за 3²²⁶, а затем через несколько времени (не позже 15 декабря)²²⁷ совсем удалились по вологодской дороге на Рукину слободку к Сяме, к Кубенскому, озеру²²⁸ и за озеро к Шуйскому городку по волостям²²⁹, производя повсеместно грабежи и убийства. Но на смену ушедших к Кирилловой обители опять приблизились с разных сторон еще более сильные шайки. Около 17 декабря к Белоозеру, с северо-запада, из Заозерья (т. е. западного берега Белого озера по реке Ковже, Ломне, Шоле и Мегpе) из Ломейской и Шольской волости²³⁰, наступали литовские люди Наливайкова полку, человек с 500²³¹. Между 25 и 29 декабря туда же направлялись до 2-х тысяч литовских людей²³². Можно было опасаться, что со временем отряд этот усилится еще более, потому что 13 декабря 1612 года, когда Наливайко с литовскими людьми «объявился» под Устюжною Железною, с ним было всяких людей тысяч с семь²³³. По известиям с юго-востока из Вологды от 20 декабря оказалось, что в Веси Егонской уже 8 декабря стояли литовские большие люди²³⁴, а в Романовой слободке был слух, что это были «Сопеженки», которые намеревались идти в белозерский уезд к Белуозеру²³⁵ и следовательно пройти по кирилловской дороге.

С севера грозило монастырю нападение соединенных литовских сил: Зборовского полка (приступавшего к монастырю 11 декабря) и литовцев, осаждавших монастырь 5 декабря и ушедших под Каргополь. Первый отряд (убитого пана Песоцкого), уходя от Кириллова, рассуждал «не устояла де от нас Москва и Великий Новгород и иные многие городы, а Кирилову де монастырю от нас не устояти»²³⁶. Второй отряд «грамотами» предлагал Зборовскому полку соединиться вместе, приступить к Каргополю, захватить оттуда «наряд» и всеми людьми идти к Кириллову монастырю²³⁷. Но проект повидимому, не удался потому, что каргопольцы перехватили литовские грамоты. Почти одновременно в том же декабре 1612 года строились замыслы против Кириллова монастыря и в более отдаленных местах – в Кашинской и Углицкой областях²³⁸; а в марте 1613 года выяснилось, что шведский полковник Франстрюк пошел «за Онег», с тем, чтобы итти ему «под Белоозеро и под Кирилов монастырь и под Устюжну»²³⁹.

В какой мере выполнили свои намерения литовцы и шведы, источники не говорят. Но весьма вероятно, что серьезных повреждений Кириллову монастырю от указанных затей не пришлось испытать. Преобладающим типом поселений на севере в то время были 3–4 дворные деревни, грабить которые было удобно и небольшим силам. Гонясь за добычею, литовцы во время своих походов на севере раздробились на мелкие шайки, действовали не сообща и не имели общего руководителя. Этой розни их содействовали и малопроходимые дороги, леса и болота, затруднявшие особенно в течение лета сношения между отрядами, а также разведочная служба, организованная белозерцами, устюжанами (Устюжной Железной), вологжанами и Кирилловым монастырем. Она следила за переходами отрядов польской рати, перехватывала грамоты их, давала возможность заранее устраивать засеки (чтобы затруднить передвижение литовцев) и во время предупреждала о грозящих нападениях. Пользуясь ее услугами, горожане северо-западного края успевали посылать на помощь свои стрелецкие отряды туда, где в них чувствовалась надобность.

Та же рознь избавила и Кириллов монастырь от продолжительной и непрерывной осады (какой подверглась напр. Троице-Сергиева Лавра) и дала время укрепить монастырскую стену²⁴⁰, собрать до 1000 защитников²⁴¹, запастись «зельем», пищалями, пушками, самопалами и другим оружием и таким образом превратиться в малоприступную крепость²⁴². Поэтому, когда в конце 1613 года и позже к монастырю подходили значительные литовские силы, осторожность заставляла их удаляться. Так, в сентябре и октябре 1613 года вокруг Кириллова собралось до 500 или 700 литовцев, черкасов и немцев (шведов), пришедших сюда после неудачного дела под Тихвином, и до полуторы тысячи литвы и немцев, присоединившихся к ним в белозерском уезде²⁴³. Но узнав, что в монастыре сделали новую каменную стену²⁴⁴ и что в нем много людей, собравшееся войско не решилось идти на аттаку²⁴⁵. В числе солдат литовского лагеря, были лица, умудренные опытом, уже дважды неудачно приступавшие к кирилловским стенам²⁴⁶. Литовцы только храбрились и ободряли друг друга, говоря: «к Кирилову монастырю мы зимусь (т. е. в декабре 1612 г.) и летось (в 1613 году?) приступали и десницами да Бог их помиловал, а пытатца нам еще ныне, к Кирилову монастырю будет нам путь». «Либо мы Кирилов монастырь возмем или свои головы прикладем»²⁴⁷. Утешая себя таким образом, черкасы и литовцы сочли благоразумным удалиться на Вытегру и в Кемские села белозерского уезда, где расчитывали ждать зимы («как озера станут» и реки, потому что белозерские болота летом непроходимы), и уже тогда собраться всем и итти по первому зимнему пути «изгоном» к Кириллову монастырю.

На Вытегру действительно стали стекаться с разных мест черкасы и литовцы. 2 октября их было здесь до 3000. Сюда же шли литовцы из Шолы и до 200 человек из Сиземской волости, также желавших идти на Кириллов²⁴⁸. Но вероятно, что и этих сил было мало для приступа, потому что около 15 октября все они двинулись мимо Каргополя к Тотьме и Холмогорам чрез реку Двину, в надежде, быть может, захватить здесь «государеву зелейную казну», которая шла «от Холмогор Двиною»²⁴⁹.

Не видно, чтобы приступала к Кириллову и та шайка литовцев, которая в начале октября 1613 года или несколько ранее приближалась сюда с вологодской дороги. Шайка эта была на Сяме, разгромила здесь монастырь, затем пошла в кирилловскую вотчину Рукину Слободку, на своем пути сожигая дома и убивая крестьян, но доходила ли она до Сиверского озера, источники не говорят²⁵⁰. Литовцы, черкасы и pyccкиe воры поняли, что овладеть Кирилловым монастырем возможно только хитростью, или крупным отрядом. Поэтому, когда 6 декабря 1614 года сюда подошли от Устюжны атаманы Лабутин, Титов, Черный и Бесчастный, то они сослались «с атаманом Булатовым» и поджидали 300 человек, шедших от Бронниц с нарядом, и 700 человек, вернувшихся на Озадки. Но и при этом па открытую аттаку они не решались. Атаманы задумали съездить вместе с «отрадными» казаками в монастырь и сделать вид, что бьют челом о двух казаках, которые пред тем были схвачены осажденными. В случае, если бы их отдали, то, отъехав от монастыря, предполагалось немного постоять, а затем (в расчете на оплошность осажденных) пойти вторично изгоном на Кириллов монастырь. Расчет этот мог удасться, так как среди воровских людей были перебежчики из кирилловских стрельцов, которые знали, где можно приступать. «Кириллов монастырь Cepгиeвa монастыря болши», рассуждали казаки, «а людей де много, толко де люди не все делной, не хитро де монастырь взяти»²⁵¹.

Но взять монастырь опять не удалось. Атаманы и казаки, побывав в монастыре, начали похвалять «монастырь крепостью и людей в осаде» и отговаривать прочих от приступа. Вероятно, в монастыре атаманов приняли очень хлебо-сольно, так как даже простыв казаки, побывавшие в монастыре, «в тихомолку» предупреждали монастырских крестьян о намерениях отрядов, говоря, что они помнят чудотворцову хлеб-соль²⁵². Простояв двое суток на Взвозе, отряд неохотно пошел на Словинский Волок и в Рукину Слободку. Здесь он встретился с казаками и черкасами, шедшими под начальством атаманов Колынского и Булатова «с товарищи». Снова пошли совещания о предполагаемом приступе к Кириллову монастырю, но и теперь мнению о малоприступности кирилловских стен суждено было восторжествовать. 12 декабря 1614 года черкасы ушли из Рукины и Сямы и повернули к Ферапонтову монастырю, а отсюда в Чарондскую округу, где сделали стоянку. Ими опять руководила мысль взять Каргополь и с помощью его наряда приступать к Кириллову²⁵³. Если бы под Каргополем их постигла неудача, то они решили идти на Белоозеро или на Вологду и воспользоваться их артиллерией против Кириллова. Было намечено даже и время приступа – на Рождество Христово. Но состоялся ли он, мы опять-таки не знаем; несомненно только, что в 161⁴/₅ (123) году черкасы действительно были у Каргополя, где разорили «Пахомьеву пустынь – Кенский монастырь» и что еще в марте 1615 года²⁵⁴ и даже в декабре 1616 года²⁵⁵ кирилловская братия находилась в осаде.

Из обзора деятельности литовцев против Кириллова монастыря видно, что во время пятилетней осады он не подвергался общему разгрому, но она отражалась на судьбе зданий трояко. Смутное время выдвинуло на первый план вопрос о средствах обороны обители. В августе 1611-го года сооружается чюлан в оружничью службу²⁵⁶. На швальне в декабре 1611 года ставится токаренная изба²⁵⁷, необходимая, быть может, для вытачиванья лож для ружей и самопалов. На Взвозе покупается новая поваренная изба²⁵⁸, б. м., для стрельцов и других защитников; строится новый мельничный анбар²⁵⁹. В 1611 – 16¹⁹/₂₀ годах возводилась стена у святых ворот Ивановского монастыря и около каменного солодерженного сушила подле Свияги²⁶⁰. С другой стороны во время приступов подвергались повреждениям церкви и другие здания, и братия была поставлена в необходимость ремонтировать их. В августе 1614 (7122) года при игумене Матфей обивали главы на церкви Успения и на церкви преп. Кирилла²⁶¹. Между 1616 годом и 1 декабря 1621 года при игумене Савватие, покрыли тесом (и «главы починивали железом немецким») церковь во имя Архангела Гавриила и придел во имя благоверного царя Константина и христолюбивые матери его Елены и церковь во имя преп. Иоанна Лествичника с приделом во имя св. Феодора Стратилата²⁶². Но большему разорению подверглись монастырские службы. Уже в первый литовский приход были уничтожены дворцы с запасами и строения, расположенные вне монастыря. Внутри ограды требовали починки казенная палата и братские келлии²⁶³. Самый город (т. е. городовая стена) нуждался в сотнях тысяч кирпичей для поделки²⁶⁴. – Наконец, литовское разорение опустошило всю монастырскую вотчину, истребило свыше половины ее жильцов, между которыми погибло не мало плотников и каменщиков²⁶⁵, и таким образом лишило монастырь возможности быстро возобновить понесенную утрату. В таком печальном состояли и застает Кириллов монастырь – третье десятилетие XVII века. Пятилетняя осада показала всю опасность – нахождения служебных дворцов, конюшен, мельниц, клетей, житниц и других складочных мест вне города. – Если бы литовцы, сжегшие около монастырье, задумали подвергнуть Кириллов монастырь долговременной блокаде, в нем неизбежно открылся бы голод. – Чтоб избегнуть повторения прежней оплошности, братия приступила к устройству второй огромной стены вокруг Кириллова и его служб. Но выполнение этого плана, подобно тому как это бывает в истории каждого кремлевого «города» составило уже задачу второго периода истории Кириллова монастыря.

В истории же первого периода, как мы видели, последовательный процесс внешней монастырской организации заключал в себе несколько моментов. В ХV веке расширялся район самого монастыря и устроялись новые здания соответственно с увеличением числа братии. Это было время первоначального обзаведения постройками, период деревянных сооружений, возведение которых (особенно во вторую половину XV века) вызывалось по преимуществу насущною потребностью. Но в конце ХV века вслед за подчинением монастыря ростовскому архиепископу (1478) и московскому правительству (1485–1486), церкви, другие внутренние монастырские сооружения (за исключением братских келлий) и ограда заменялись каменными. На эти перемены должны были влиять сторонники общежития и вотчинного быта, которые со второго десятилетия ХVI века получили в монастыре перевес над нестяжателями, а затем усилились и при московском дворе. В связи с этим – ХVI век стал временем заботь о благоукрашении обители новыми зданиями, которые возводились не редко по поводу событий в царской семье, временем усиленных забот братии о хозяйственных постройках и удобствах жизни отдельных членов общины.

Как в период деревянных, так и каменных построек Кириллов монастырь одинаково обстраивался по типу понизовых общежительных монастырей. Первоначально образцем для него служила, вероятно, Симонова обитель.

Вместе с тем во всей последовательности расширения круга монастырских зданий наблюдалось явление, аналогичное с возникновением понизового кремлевого «города»: сначала строили необходимый временные жилые помещения, затем церкви и службы, которые обносились оградою, за нею выростали дворцы и крестьянские дворы, или подмонастырье, соответствующее посаду. С течением времени центральная часть становится каменною, а внешняя остается деревянною.

Так и из небольшой келлии преподобного Кирилла к началу ХVII века возрос и обстроился кремлевый монастырь понизового типа.

Б. Состояние, состав и топография монастырских строений в начале ХVII века, по сведениям «описей» 1601 и 1621 годов и по вещественным памятникам. Деревянное зодчество. Кирпичные сооружения. Зодчие и каменщики. Здания «большого» монастыря. Успенский собор, его размер, план, разрез, наружный вид, способ реставрации и первоначальный архитектурный стиль. Внутреннее убранство и его зависимость от пожертвований и монастырского иконописания. Символическое значение и устройство иконостаса. Царские врата; северные и южные двери. Иконография ярусов: местного, деисусного, праздничного, пророческого и пядничного. Внеиконостасная живопись: на столбах, на южной и северной стенах. Преобладающей состав иконописи Успенского собора в 1601 году. Освещение собора: окна и светильники. Убранство алтаря. Церковь св. Владимира. Ее архитектура. Внутреннее убранство. Церковь св. Кирилла. Первоначальные ее размеры и план. Состав внутренней иконописи в начале ХVII-го века. Священные предметы алтаря. Церковь св. архангела Гавриила. Соображения об архитектуре ее в начале ХVII века. Внутренние украшения, иконопись и священные сосуды. Звонинца архангельской церкви. Колокольня. Церковь Введения, трапеза и трапезная паперть. Внутреннее убранство церкви и трапезы. Хлебня и ее службы, погреба. Надворотния церкви. «Святые ворота». Церковь св. Иоанна Лествичника: ее план, конструкция и наружная орнаментика. Внутреннее убранство. Церковь Преображения и ее устройство. Келлия: игуменские, братские, гостинные и больничные. Хозяйственный постройка подле трапезы. Келлия подкеларника и чашника. Каменный погреб, сытная, воскобойня, сушило и чулан. Палатка естовная, поварня, поваренная изба, поварня гостинная. Квасоварня и окрестные постройки. Служебные постройки на северо-западной части большого монастыря и позади игуменских келлий: палатка для чищения рыбы, ледники, сушила и проч. Службы, смежная с церковью Преображения: колачня, просвирня и проч. «Оружная» «полатка». Ограда вокруг большого монастыря и башни на ней. Здания «горнего» или Ивановского монастыря. Церковь св. Иоанна Предтечи. Ее архитектура и внутреннее убранство. Церковь св. Сергия, ее трапеза и нижний этаж под ними. Колонольница. Келлии и больницы. «Часовня» преп. Кирилла. Огород, поварня, погреба и другие службы. Ограда «Ивановского» монастыря, башни и службы, смежные с ними. Общий размер огороженной местности.

Монастырские служебные постройки вне ограды. Двор гостинный. Мельницы, двор санный и амбары. Двор конюшенный, житницы и амбары. Двор служний, солодежня и житницы. Двор шваленный. Состав служебных построек вне ограды после «литовского разорения»

Всмотримся теперь в более частный черты устройства монастыря и его отдельных сооружений.

Две описи, произведенные царскими дьяками в 1601²⁶⁶ и 1621 годах²⁶⁷, дают довольно надежное средство не только определить как прежний план его, так и размер отдельных зданий, их назначение, но путем сопоставления этих данных с вещественными остатками местной старины восстановить и первичные признаки кирилловского зодчества, хотя возможность эта неодинакова для памятников деревянной и кирпичной архитектоники.

Деревянные памятники строительного искусства уцелели в Кириллове в столь ограниченном числе, что доставляют материал не для выводов, но для предположений, более или менее рискованных. Из числа деревянных построек, существовавших здесь в конце XVI-гo и начале ХVII-го веков, едва ли не единственным малоповрежденным строением сохранилось воздвигнутое преп. Кириллом (на склоне «горы» нынешнего Ивановского монастыря) сооружение, свидетельствующее, что первоначальные мотивы местной деревянной архитектуры не выделялись от наиболее малосложных плотничьих приемов, употреблявшихся на нашем севере. Сооружение это, из соснового леса, четырехстенное, несколько продолговатое, рублено в замок из бревен, обтесанных как снаружи, так и внутри помещения. Покрытие его сделано из досок скрепленных гвоздями, со скалою на два ската. Небольшая низкая дверь, с окном в виде малого отверстия, ведет в помещение, имеющее в длину 3 аршина 14 вершков, а в ширину 3 аршина и 4 вершка и в высоту до кровли 4 аршина. В южной стене прорублено небольшое «оконьцо», закрывающееся извнутри деревянною задвижкою. Потолка помещение не имеет, а пол, находящийся здесь в настоящее время, сделан позже построения всего здания. Основываясь на монастырских описях (1601 года и последующих), в нем видят обыкновенно часовню, которая согласно преданию, была построена преп. Кириллом над поставленным им крестом (сохранившимся и до ныне) вскоре по прибытие на берег Сиверского озера²⁶⁸. Но и по внешности, и по способу постройки, «часовня“ эта ничем не отличается от нынешних изб нашего севера или древних «клетей», состоявших из одного сруба. Могло быть, что в начал это строение было тою келлией св. Кирилла, о которой упоминает его житие (умалчивающее о сооружении часовни), а позже оно было превращено чтителями памяти преподобного в часовню. Во всяком случай это строение по своей простоте не содержат признаков какой либо своеобразной деревянной архитектуры, какую историк наблюдает напр. в XVII веке в пределах Двинского края²⁶⁹. Это – обычная незатейливая северно-русская клеть.

Кроме этого здания, других деревянных сооружений XV, XVI и XVII веков в Кириллове до наших дней не осталось. Ни житие преп. Кирилла, ни акты XV века, не дают также указаний, какие мастера и из каких местностей были руководителями при бревенчатых постройках (до начала каменного дела в Кириллове), возводившихся здесь не только руками окрестных, но и пришлых из далека рабочих. В конце же XVI века все деревянные поделки здесь исполнялись окрестными монастырскими или наемными плотниками, или наемными корелами²⁷⁰. В начале XVII века подмонастырная деревня Каргободь, состоявшая из 6 вытей, была населена исключительно плотниками (Гришею Ортюшиным и соседями), с которых монастырь не взимал оброку потому, что они «делали в монастыре всякое плотнишное дело»²⁷¹. Крестьяне других подмонастырных деревень также занимались плотничною и столярною работою в монастыре, получая годовой оброк²⁷² или задельную плату. В начала ХVII-го века на таких условиях нанимались плотники из деревень: Понтина, Погорелого²⁷³ и Иванова Бору²⁷⁴ и плотники Кивуйские, приходившие из зa Белого озера²⁷⁵.

Но все эти «деловые люди» трудились, очевидно, без содействия опытных мастеров, так как не оставили после себя образцов типически-оригинальной местной архитектуры, и Кирилловские деревянные постройки начала ХVII-го века в наше время, поразили бы своей простотою и бедностью. Приближаясь к Кириллову по Шексне и проезжая по горицкой, вологодской и другим окрестным дорогам, можно видеть жилые крестьянские дома, пережившие века и состояние просто на просто из сруба и кровли. На чертеже Кириллова монастыря, относящемся к началу прошлого века, еще показано несколько односрубных строений, с двухскатными или четырехскатными крышами, совершенно однородных с крестьянскими избами или клетями старых времен. Несмотря на богатство строевого леса в окрестностях Кириллова²⁷⁶, местная деревянная архитектура (за недостатком мастеров), вероятно, остановилась на первых ступенях своего развитая, будучи вытеснена каменным делом²⁷⁷.

Каменно-кирпичные сооружения в Кириллове – при всех искажениях, каким они подвергались в ХVIII и XIX веках, оставили более твердый материал для соображений об устройстве и архитектуре монастыря в XVI и XVII в., хотя фактических известий по истории местной архитектурной техники сохранилось также немного.²⁷⁸

История каменного дела в Кириллове монастыре, как мы видели, началась с построения Успенского собора (в 1497 году), сооруженного 20-ью каменщиками и стенщиками, во главе с мастером Прохором ростовским²⁷⁹. Это крупное предприятие, надо полагать, приучило местное население к тем средствам строительного искусства (в кладке и особенно в наружной орнаментике), который употреблялись в XV веке ростовскими мастерами, и с той поры приемы понизового (кирпичного) зодчества укоренились в Кириллове тем прочнее, что у братии завязались постоянные сношения с Москвою и окрестными ее областями, а в числе последующих кирилловских строителей не было особенно талантливых специалистов, способных создать свои оригинальные мотивы архитектуры. Во второй половине XVI века из числа кирилловских зодчих наиболее заметные следы своей деятельности оставил старец Леонид Ширшов, воздвигнувший: церковь преп. Кирилла, церковь Преображения, паперти с двух сторон Успенской церкви²⁸⁰ и т. п., но он был не из числа искусных строителей: церковь Преображения значительно обветшала к нашему времени и сохранила из трех только одну главу²⁸¹, паперти, построенный старцом Леонидом, были названы «ветхими» уже в 1601 году²⁸² и были разобраны (за небольшими исключениями) в XVIII веке²⁸³. Наконец, церковь св. Кирилла, почти развалившуюся, в прошлом столетии вынуждены были разобрать до основания и построить по иному плану²⁸⁴. Еще с половины XVI века в монастыре оживилось строительное дело, и, быть может, при старце Леониде появились здесь новые формы (прямоугольник без апсид) церковных планов (если церковь св. Иоанна лествичника построена позже 1568 года) и новые сочетания арок и сводов (уже известные в подмосковной Руси), но резких и существенных перемен в прежних кирилловских и ростовских строительных обычаях он не произвел. Еще менее были способны внести подобные перемены его бесцветные преемники на том же поприще, ив которых в настоящее время известны: Покровский старец Исаия, которому в сентябре 1610 года был выдан «рубль денег за городовое каменное дело»²⁸⁵, и «мастер Иов Веснин от Троицы с Усть Шексны», делавший «в монастыре плотничное и каменное дело» с ноября 1612 года по ноябрь 1613 года²⁸⁶.

О других кирилловских зодчих, возводивших каменные постройки, мы ничего не знаем, быть может, потому, что в XVI–XVII веках обыкновенно здания строились по поручению собора «хозяйственным способом», под наблюдением, того или другого монаха. При таком порядке архитектоника здания могла одинаково зависеть как от старцев, которые являлись распорядителями в хозяйственной стороне предприятия, так и от рабочих, привыкших к тому или иному способу кладки и орнаментации. В конце XVI и начале XVII-гo веков контингент этих рабочих обыкновенно набирался из окрестных каменщиков и кирпищиков. Когда являлась потребность сделать каменное сооружение, на соседней Мауриной горе выкалывался «известным» (известковый) камень, наемными казаками или крестьянами вывозился оттуда к сводчатым «известным» печам, где обжигался; кирпищики из «волочан» (т. е. из крестьян словинского Волока), кемских, белозерских, звозских или других крестьян нарезали кирпич, «поднимали» и обжигали его и затем доставляли на место построек, где уже каменщиками и подымщиками употреблялся для кладки²⁸⁷. Обыкновенно расчеты с этими рабочими производил по поручению собора какой либо старец (в начале XVII в. напр., старцы: Евстафий Григорьев и Феодосий Борков), который, очевидно, мог оставаться и наблюдателем за ходом работы²⁸⁸.

При консервативности рабочих сил такой способ постройки налагал печать однообразия на части зданий, но не мог не влиять на их прочность. При изумительной твердости кирилловских кирпичей (благополучно выдерживающих действие воды в течение ста с лишним лет), почти все местные кирпичные здания XVI столетия обнаружили более или менее опасные трещины к XVIII веку (вследствие недостаточного углубления фундамента и неправильностей в сооружении сводов), а многие, несмотря на контрфорсы, совершенно разрушились. Но при всем том и до нашего времени в Кириллове уцелело (иногда, впрочем, в развалинах) значительное число остатков древних сооружений, которые в связи с историческими преданиями, актами, описями, планами и проч. помогают реставрировать картину старинного монастырского строя.

К концу XVI-го века и началу XVII-го (как было уже указано) вся обитель (в своем плане) разделялась на две части, как бы на два отдельных учреждения: собственно Кириллов или большой монастырь и монастырь «на горе»²⁸⁹. Хотя оба они были обнесены одною общею оградою, но внутри друг от друга их разделяла каменная стена.

В большом монастыре в 1601–1621 годах возвышалось семь каменных церквей²⁹⁰. Пять из них находились по средине монастыря, составляли его средоточие, подобно тому, как и подвиги благочестия составляли главное дело иноческой жизни.

Самою древнею и большею из церквей был каменный одноглавый («об одном верху») собор во имя Успения Пресвятой Богородицы, построенный в 1497 году. Он служил обычным местом молитвенных собраний общины и потому выделялся своим размером, приданным ему еще в ХV веке, и своими внутренними украшениями. По словам летописца, (в 1497 году) он был (как мы видели)²⁹¹ длиною (от порога до горнего места) в 12 саженей, а шириною в 10 саженей²⁹². На 12 саженей (по измерению 1497 года) от земли возвышалась церковная глава, на вершине которой блистал крест покрытый позолотою²⁹³. В начале XVII века (как и в ХV-м) план главной массы церкви представлял собою почти квадрат, к которому в восточной части примыкали алтарные полукружия. Передней части храма, над которою в настоящее время возвышается западная глава церкви (см. рисунки IV, V и VI) и внутри которой росписано Кириллово житие (см. на рисунке VI, – В), равно как полукруглого (в плане) притвора (см. на рисунке V № 5) в 1601 году и ранее не существовало²⁹⁴. Собор начинался уже в том месте, где ныне заканчивается (для входящего в церковь) упомянутый четвероугольник с росписью жития преп. Кирилла (см. на рисунке V № 4 и на рисунке VI, В и Г). Об этом первоначальном виде плана главной массы и церкви легко догадаться, следя за разностью в архитектуре передней части церкви и главной массы, за законченностью покрытия главной массы, и сопоставляя нынешние размеры церкви со свидетельством летописца²⁹⁵ (сравн. рисунки IV, V и VI). На месте нынешней передней части храма во второй половине XVI века были трехсаженной ширины каменные (успевшие уже обветшать к 1601 году)²⁹⁶, крытые тесом паперти²⁹⁷ (т. е., корридоры или галлереи), со сводами, внутри которых были написаны стенные иконы²⁹⁸. К 1601-му году паперти эти находились у церкви Успения только с двух сторон: с западной и с северной²⁹⁹. Здесь обыкновенно собирался «черный собор» (т. е. весь многочисленный состав монастырского братства) для выбора игумена и сюда же исходили во время богослужения при совершении литии. Поэтому паперти были довольно вместительны. Длина западной из них по передней церковной стене была в 10 сажень, ширина (поперег от церковных дверей к папертной «решетке» т. е. наружной «стенке») в три сажени; северная паперть (по «сторонней», т. е. северной стене ее) была длиною в 8 саженей, а поперег в три сажени³⁰⁰. Но эти паперти не входили в план основной массы храма, а были только как бы наружными пристройками к ней, так что высота их (около 2 сажень 8 вершков в настоящее время) соответствовала приблизительно одной трети высоты главной массы. В папертях было несколько окон, а «в окошках окончины слюдные большие». У передних дверей (т. е. по западной стене?) была деревянная решетка, обитая слюдою. Середние двери были деревянные, обитые «железом немецким и лужены»³⁰¹.

Рис. I. Собор Успения Пресвятые Богородицы, церкви: св. Владимира и св. Епифания. (Вид со стороны настоятельских келлий.)

Рис. V. План собора Успения пресв. Богородицы и церкви св. Владимира. А. Собор

Успения. 1. Алтарь. 2. Жертвенник. 3. Диаконник. 4–5. Передняя часть храма и притвор, построенные в XVIII веке. Б. Церковь св. Владимира. 6. Алтарь. 7–8. Остаток северной паперти. 9–10. Кладовые (на месте прежней западной паперти). 11. Контрфорсы. В. Проход в церковь св. Кирилла. Г. Стена церкви св. Епифания

Внутри главной части храма на одну треть длины церкви (по продольному сечению от паперти к алтарю) находились подкупольные квадратные (вероятно) в своем основании столбы, которые разделяли ширину церкви (от северной части к южной) на три равных продольных части, а вместе с основаниями для арки позади иконостасной стенки делили длину церкви (по линии от восточной части к западной) на три поперечных части (ср. рисунок V и VII).

Алтарь отделен от остальной части церкви каменною стенкою с тремя проходами для дверей. Восточная часть алтаря оканчивается тремя полукружиями, разделенными между собою стенами. Северное (левое) полукружие служит помещением для жертвенника, правое – для дьяконника и ризницы. Первое полукружие соединено с главною частью алтаря более широким арочным проходом, второе – несколько меньшим (см. рисунок V).

Такой план главной части церкви Успения, весьма обычный в одноглавых церквах ХV века, был вполне симметричен (если выделить паперти) по своему расположению, и довольно выдержан (в смысле единства замысла).

Тоже следует сказать и о первоначальных разрезах и фасадах храма. Церковная глава приходилась на самом центре церкви, но не главной массы (на пересечении линий от средины горнего места к средине притвора и от средины северной стены храма к южной). Барабан главы опирался на парусной свод, составлявши переход от главных подпружных арок (образуемых двумя столбами и иконостасной стенкой) к круглому в плане барабану (шее) главы. Восточная часть алтаря покрыта полукупольными сводами значительно ниже общей (под барабанной) высоты церкви. Поэтому восточная часть нынешнего четырехскатного покрытия церкви короче ската на западной части храма и образует уступ, боковая стенка которого покоится на этих алтарных сводах (сравн. рисунки V и VI). Вследствие этого восточная стена главной массы храма значительно ближе к перпендикуляру из центра главы, чем западная, северная и южная. С другой стороны алтарные своды оканчиваются не у иконостасной стенки, а несколько восточнее, и между полукупольными сводами алтаря и иконостасной стойкой находится еще арка (коробовая), менее высокая, чем главный подбарабанные арки, поддерживающия главу храма. При таком расположении сводов и стен, хотя план главной массы был почти правильный квадрат (около 9 сажен), купол приходился уже не на средине этого квадрата, а ближе к восточной части его. Что же касается отношения плана главной массы к высоте ее, то церковь не была кубическою: высота относилась к длине главной массы приблизительно как 17,5 к 28, а к ширине – как 17,5 к 26 (сравн. рисунки V и VI).

Снаружи главная масса, однообразно с четырех сторон, подразделялась вертикально на три части довольно плоскими лопатками (с карнизами на верху). С западного и восточного фасаду эти наружные деления соответствовали внутреннему³⁰². Но с северной и южной сторон они не совпадали с расположением сводов, так как средние части наружного деления не приходились против главы, находившейся не в центре главной массы, разделенной лопатками, а в центре всей церкви, включая и алтарные полукружия (сравн. рисунки ІV и VI).

Рис. V. Разрез Успенского собора (по линии 3–б, см. рис № V). А. Главная часть храма. Б. Алтарь. В. Часть храма, пристроенная в XVIII веке. Г. Притвор

Рис. VI. Проект реставрации плана Успенского собора и церкви св. Кирилла.

А. Собор Успения Пресвят. Богородицы. Б. Церковь св. Владимира. В. Церковь св. Кирилла. Г. Паперть Успенского собора. Д. Паперть церкви св. Кирилла

Лопатки, разделяющие стороны главной массы на три части, сходятся под покрытием, образуя по три полукруга на каждой стороне. Нынешняя крыша, спускаясь низко над этими полукругами, утаивает от зрителя их верхнее окончание. Но весьма вероятно, что в прежнее время барабан главы казался длиннее и полукружия на 4-х фасах главной массы выделялись больше. С северной и южной стороны в полукругах заметны следы подвышений (кокошников) и там, где вертикальные лопатки переходят в полукруги, идет горизонтальный пояс из кирпичных орнаментов, на уровне которых на лопатках выдается карниз из выступающих один над другим кирпичей. Сам же пояс между вертикальными лопатками состоит из украшений, мотивы которых повторяются и на верху алтарных выступов и на барабане под главою. На главной массе центральное место³⁰³ среди этих украшений занимал пояс из небольших колоннок (балясин), огражденных кирпичами, образующими вокруг каждой из них полый крест. Сверху и снизу этого пояса устроены тяги из кирпичей, поставленных на ребро³⁰⁴, попеременно или выступающих из стены, или углубленных в нее (впадинки). На барабане главы и на алтарных стенах к этим мотивам присоединены еще тяги из кирпичей, сложенных между двумя полочками таким образом, что ряд срединных кирпичей образует ломанную линию (зигзаги), к верху и к низу которой остается ряд полых равнобедренных прямоугольных треугольников³⁰⁵.

Как показывают описи 1601 и 1621 годов в собор вели три деревянных, обитых медью двери³⁰⁶, расположенный в западной, северной и южных стенах. Одна из них, сохранившаяся до настоящего времени в северной стене, окружена со стороны паперти наличниками, состоящими из валикообразных колоннок (см. рисунок VIII). Старинные двери на западной и южной стенах в настоящее время – вследствие перестроек – не существуют.

За исключением восьми щелеобразных окон барабана, окна, освещающие Успенскую церковь в настоящее время, – позднейшей работы. Он были расширены и контур их изменен в текущем столетии или конце прошлого. Еще в 1773 году всех окон в coбopе было девятнадцать: восемь на барабане, четыре в алтаре и ризничной палатке, что над дьяконником, и семь в самой церкви³⁰⁷. Ныне же кроме восьми окон на барабане, в алтарных полукружиях пять окон (а не четыре), в церкви – шесть; седьмое окно, вероятно, находилось на западной стене, которая ныне заслонена высокою пристройкою с главою.

Первоначальное покрытие Успенской церкви было или посводное или пофронтонное. В 1601–1621 годах «олтарь и закомары» были крыты «тесом»³⁰⁸. На такое покрытие намекает и «план 1720 года», где, вероятно, не без цели подбарабанные кровли некоторых церквей (в том числе и Успенской) отмечены как бы раковинами, тогда как покрыт других церквей обозначены полукружиями^³⁰⁹.

Рис. VIII.

Входные двери в северной стене Успенского собора (по рисунку из альбома Н. Мартынова)

Входные двери в северной стене церкви архангела Гавриила

Кровли церковных папертей, забранные тесом³¹⁰, в древности были, очевидно, односкатными (как по западной стороне к западу, так и по северной к северу).

Верх церкви в настоящее время состоит из старинного барабана с 8-ью щелеобразными окнами, поддерживающего куполообразное покрытие, из второго небольшого барабана, находящегося над этим покрытием, и из луковицо-образной главы. В древности такого двух ярусного верха (сооруженного, вероятно, в начале текущего столетия) над Успенским собором не было. Летописец ХV века упоминает об одном лбе церкви, находившемся на 12 древних сажень «от моста»³¹¹. Как описи 1601–1621 годов, так и приходорасходные книги Кириллова монастыря, в которых идет речь о перестройках купола, упоминают только об одной главе собора, об одном его верхе, обитом железом немецким³¹². Наконец, на «плане 1720 года» над Успенским собором возвышается одноярусная глава.

Форма главы кирилловского собора в XVI веке, надо полагать, имела или вид полушария с заострением на верху или вид луковицы, подобно тому как те же формы имели главы других церквей однородного архитектонического типа³¹³. Возможно, что при переделках главы в XVI и начале XVII века первоначальное полусфероидальное покрытие было заменено луковичным, но едва ли в XVII веке соборная маковица могла иметь другой вид кроме луковичного, так как последняя форма придана ей и на «плане 1720 года»³¹⁴.

Таким образом, если-бы мы в настоящее время пожелали воспроизвести тот архитектурный вид Успенской церкви, какой ей придали в ХV веке ростовские мастера и какой она удержала к 1601–1621 годам, то для реставрации ее необходимо было бы: срыть четырех-угольную пристройку (с главою над ней) на западной стороне церкви (см. на рисунке V, № 4 и на рисунке VI, В и Г), заделать западную стену главной массы, оставив в ней лишь место для двери (и окна), снять покрытие нынешней главы до верха барабана, заменив ее луковицей (или полусферическим или шишакообразным куполом³¹⁵, покрытие главной массы сделать по закомарам, опустив яндовы до уровня продушин, виднеющихся между закомарами на наружной части восточной и северной стен главной массы³¹⁶, заделать все окна церкви за исключением окон в шее главы и взамен их пробить (на старых местах) узкие щелеобразные (полуциркульные), как на церкви св. Иоанна Лествичника или как в алтаре церкви Архангела Гавриила (см. рис. XLVII), но более вытянутые, и для XVI-го века обвести собор папертью с двух сторон³¹⁷.

Рис. IX. Из рукописи XV века Кир. библ. № 19–1096, л.1 об.

Рис. X. Ладоница, устроенная в 1610 году в Кириллове монастыре

В таком реставрированном виде собор Успения воспроизвел бы прежде всего несколько архитектурных особенностей, которые относятся историками к признакам зодчества новгородско-псковских церквей (XIV–ХV в.)³¹⁸, но которые повторились и в памятниках московских, ростовских и других местностей. Конструкция ступенчатых (см. рисун. VI) подкупольных арок в Успенском кирилловском соборе (при которой подпружные арки выше следующих коробчатых сводов)³¹⁹ сходна со структурой псковских церквей: Михаила Архангела (1339), Богоявленской, Пароменской и других³²⁰. Из кирпичных украшений главы и стен Успенской церкви зигзаги и впадинки³²¹ наблюдаются на многих новгородских храмах ХIV и ХV столетий, напр. на барабане церкви св. Феодора Стратилата (XIV века), на церкви Преображения Господня, на церкви св. Димитрия Солунского на Славкове улице (1383–1463), на главе и алтарных апсидах церкви св. Петра и Павла на Неревском конце (1406 года), на церкви св. Климента³²² и т. п., а также на псковских храмах: Пароменском, Нововознесенском, Сергиевском³²³, Козмодемьянском, Новознаменском, Снетогорском³²⁴ (XIV в.) и т. п. Можно полагать однако, что эти черты новгородско-псковской архитектуры проникли из нее в Кириллов не непосредственно, а чрез понизовое зодчество³²⁵, которое в XV веке не раз прибегало к содействии псковичей и от них переняло конструкцию ступенчатых арок и некоторые мотивы наружных украшений. Указанная система подкупольных арок применена в московском Благовещенском coбopе, построенном (вторично) в 80-х годах XV века псковскими мастерами, в церкви Михаила Архангела в Чудовом монастыре, построенной в 1504 году, и друг. Нижние зигзагообразные и т. п. тяги карнизов на главах Благовещенского собора³²⁶ обнаруживают также псковское влияние, которое кроме Москвы³²⁷ простерлось и на пределы Ростова. Свидетелями непосредственной связи кирилловской архитектуры с ростовскою служат не только летописные известия о (ростовском) строителе Успенского собора в Кириллове, но и малообследованные вещественные памятники последней, относящиеся к XVІ веку³²⁸, как то: церкви Борисо-глебского монастыря (верстах 15 от Ростова) Сретения и св. Сергия, построенный в XVІ веке³²⁹, собор Бориса и Глеба, освященный 22 сентября 1523 года и церковь Благовещения, освященная 7 октября 1526 года³³⁰, а также, вероятно, и некоторые (сходные по архитектуре с кирилловскими) церкви вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря³³¹. Основные черты первичного типа такой архитектуры аналогичны с особенностями структуры кирилловского собора. В обоих случаях главная масса – квадрат с двумя столбами, тремя алтарными апсидами, с окружающею церковь папертью, с наружными делениями стен главной массы на три вертикальные части, заканчивающиеся на верху арками (иногда с заостренным подвышением), с покрытием, идущим по закомарам (сравн. с церковью св. Иоанна Златоустого в Коровниках)³³² и т. п. Наконец, конструкция ступенчатых арок, поддерживающих главу храма, заметна в ростовском соборе (построенном, по мнению А. М. Павлинова, в XVІІ веке, а по мнению других, – в ХІІІ-м)³³³, а зигзагообразные и т. п. орнаменты (и также колонки во впадинках³³⁴) составляют довольно сложный фриз на дворце или палатах царевича Димитрия в Угличе³³⁵ и повторяются на церквах вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря³³⁶. Повидимому, несколько своеобразная архитектурная подробность Успенского собора состоит в том, что барабан с главою помещен здесь на центре церкви (включая алтарные пристройки), но не в центре главной массы, вследствие чего наружные деления южной и северной стен главной массы не соответствуют внутреннему распорядку сводов. Такое положение главной церковной главы обыкновенно не наблюдается в церквах ростовского края (особенно XVII века), где часто срединная глава бывает расположена в центре главной массы храма. Это последнее расположение необходимо должно было явиться в видах симметрии при постройках пятиглавых церквей, так как в противном случае трибуна средней главы очутилась бы не на равных промежутках от трибун боковых глав. В Кириллове же, где вовсе не было пятиглавых церквей³³⁷ и следовательно не было ущерба для симметрии, это условие не соблюдено. Но первоначально и в церквах ростовского края центральная глава храма даже при пяти главах помещалась не в центре главной массы, а в центре всего храма. Следы такой распланировки мы находим в Борисо-глебском монастыре, где на пятиглавом соборе Бориса и Глеба средняя глава помещена в средине церкви, но не главной массы, и северная и южная стены с наружной стороны разделены вертикально лопатками на неравный части.

Внутри Успенский собор в 1601–1621 годах был для своего времени богато украшен, хотя фресковой росписи по стенам, которую они имеют в настоящее время и которая в первый раз была исполнена в XVII веке на средства Никифора Ивановича Шипулина и Феодора Ивановича Шереметева³³⁸, в ней тогда еще не было. Главную «красоту» внутренняя убранства составляли высокий многоярусный иконостас и множество отдельных образов³³⁹, размещенных по стенам церкви в серебряных чеканной работы и других окладах с драгоценными камнями и в разнообразных киотах.

Но все это убранство не было подчинено одному замыслу и стилю. Судьба наиболее известных русских церквей XV–XVI века знает слишком мало примеров распределения внутренних церковных украшений по заранее обдуманному плану и порядку и весьма много случаев исторических наслоений первоначального убранства, скрывших наиболее древний вид внутренности храма. Чтобы проверить это, достаточно сделать несколько наблюдений в поволжских церквах (Ярославля, Костромы и друг.) или церквах Пошехонья и Бежецкая Верха, где можно встретить ряд расположенных без симметрии икон разного времени, разных местностей и полученных церковью от разных вкладчиков. Не известно, была ли в XV веке в кирилловском соборе каменная иконостасная стенка с фресковою росписью и насколько объединены были определенною мыслью первоначальный украшения собора, но в самом начале XVII столетия внутреннее убранство его было уже собранием разновременно поступивших сюда образов, которые не могли быть однообразными уже по той причине, что получались монастырем или от частных лиц в качестве более или менее случайных пожертвований³⁴⁰, или чрез заказы местным и приезжим иконникам. Кроме того разные камни, подвески, пелены, цаты, венцы, гривны, поступавшие от богомольцев на украшение отдельных икон, неизбежно нарушали их однотонность³⁴¹.

Опись 1601 года в числе «образов» Успенской церкви и украшений к ним упоминает о пожертвованиях только более крупных: Иоанна Грозного,³⁴² старца Боголепа Палецкого³⁴³, царицы Анастасии³⁴⁴, княгини Евдокии³⁴⁵ (супруги князя Андрея Ивановича Старицкого), митрополита ростовского Варлаама³⁴⁶. В 1621 году в составе церковных икон находились уже и вклады: старца Дмитрия Шаблыкина, старца Иоасафа Луженого, Феодора Ивановича Шереметева и старца Серапиона Недьякова Трубецкого³⁴⁷.

Не менее, чем вклады, вносило исторических перемен в церковную обстановку и местное иконописание, которое явилось в монастыре уже вскоре по его основании.³⁴⁸ Еще при жизни св. Кирилла преп. Дионисий Глушицкий запечатлел черты его лика на образе, доселе хранящемся в белозерской обители³⁴⁹ (в соборе Успения). Изображения святых, встречающиеся в рукописях конца XV века, писанных в Кириллове³⁵⁰, показывают, что иконописная техника не была забыта здесь и после св. Кирилла. В начале XVI века (в 1520–1521 году) «иконописец муж благочестив, богобоязнив, именем псковитин, словомый малый, той написа (для Кириллова? монастыря) чудотворный образ Пречистые Богородицы честного ее Успения»³⁵¹. В первой половине XVI века на средства Михаила Семеновича Воронцова (следовательно до 1539 года) были росписаны монастырские ворота³⁵², т. е. «святые»?, над которыми позже была выстроена церковь св. Иоанна Лествичника. В конце 1567-го года или начале 1568-го в монастыре работал приезжий (из Москвы) иконник Иван с двумя учениками³⁵³, а в исходе того же XVI столетия здесь, быть может, существовала и своя школа кирилловских иконников. По крайней мере в 1585 году мастером старцом Александром и его учениками «Омелином и Никитою» были расписаны (как до ныне свидетельствует надпись) святые ворота, впоследствии впрочем не раз подновлявшиеся. Существование этой школы мастеров объясняется необходимостью как украшения церквей, так и – ежегодной раздачи христолюбцам икон, обыкновенно изображавших или «Пречистую Богородицу», или «преподобного Кирилла». Ради тех же потребностей иконописная работа часто поручалась также и наемным мастерам из белозерцев, вологжан, но особенно ярославцев и ростовцев, которые получали за это при готовом (монастырском) материале, выдававшемся из казны³⁵⁴, поштучную задельную плату – от нескольких денег до нескольких рублей за икону. В начале XVII века эти иконники проживали вместе с мастерами других специальностей подле меньшого монастыря.

Для монастырских церквей изготовление икон обыкновенно поручалось наиболее выдающимся мастерам, о чем можно судить по сравнительной высоте полученной ими задельной платы. В числе их в начале XVII века были белозерские иконники: Гриша Горбун, Григорий Ермолов, старец Нафанаил, Иван Москвитин и Никита. Первый из них в январе 1604 года писал «2 образа больших местных в придел в церьковь князя Владимера – образ Спас Вседержитель на престоле у него 2 ангела у главы, да образ великого князя Владимера, да на той же цке святых страстотерпцов Бориса и Глеба, в облаце живоначалная Троица». За работу, за краски и за золото Грише Горбуну было выдано 5 рублей³⁵⁵. Григорий Ермолов в феврале 1607 года написал «местный образ Дмитрия Селунского в деянье». За работу ему дано три рубля³⁵⁶. – Старец Нафанаил в сентябре 1618 года «писал в церкви святого Владимера двери царьские и сень и столпцы; за писмо дано ему 10 алтын»³⁵⁷. Иван Москвитин в августе 1619 года «починивал образы в дву церквах в церкви архаггела Гавриила да в церкви святого Владимера местные образы и деисусы и праздники и пророки и пядницы, да вново писал образ Кирилла чюдотворца, да образ Михаила Малеина», золото и краски были казенные. За письмо выдано ему рубль 16 алтын 4 деньги³⁵⁸. Белозерцу Никите было поручено снять копию с чудотворного образа Пресвятой Богородицы (Одигитрии), для которого в сентябре 1611 года строился новый оклад, и за «переводы» из казны ему было выдано 20 алтын³⁵⁹.

Одновременно с наемными мастерами росписью икон для монастыря занимались и сами иноки по поручению игумена и собора. На северной алтарной двери церкви св. Сергия Радонежского в настоящее время находится образ, писанный для церкви Введения в октябре и ноябре 1607 года монахом Трифоном³⁶⁰ по благословению игумена Матфея и по приговору старца Пахомия и всех старцов соборных.

Мастера, которым поручалось писать в казну иконы, назначавшиеся к раздаче, принадлежали, вероятно, к менее опытным художникам, так как обыкновенно довольствовались несколькими алтынами за малую, среднюю или большую пядницу. Меньшинство этих мастеров принадлежало к духовному сословию, общее же число их было значительно, так как сравнительно редко одни и те же лица³⁶¹ за подобной работой уживались в монастыре по нескольку лет. Получая сравнительно невысокую задельную плату, они работали обыкновенно весьма быстро, успевая в течение месяца окончить десятки досок. В начала XVII века среди таких мастеров не было заметно преобладать какой либо одной местной школы иконописи. В Кириллове работали тогда белозерцы, москвичи и вологжане. Во второе десятилетие XVII века росписью икон, назначенных для христолюбцев, стали по преимуществу заниматься ярославские иконники, между которыми встречались весьма опытные скорописцы и которые не могли не влиять, конечно, и на самое направление кирилловской иконописи. С сентября 1608 года по август 1611 года ярославцы Владимир и Евстафий написали здесь 535 образов Пречистой Богородицы и чудотворца Кирилла. Под руководством Евстафия не менее успешно работал в его «ученик» Иван (также ярославец)³⁶², который продолжал свои занятия в 1614 и 1615 годах и назывался тогда «монастырским» иконником (см. приходорасходные книги Кириллова монастыря). Почти одновременно в Кириллове писали образа Григорий ростовец и Григорий ярославец (не одно ли это лицо?), и по заказу монастыря в Ярославле изготовлял иконы (в 161³/₄ году) некто Владимир («иконник»), а в августе 1619 года – Владимир священник (не одно ли это лице?). В общей совокупности ярославцами было написано для монастыря с сентября 1608 года по августе 1619 года – около 1029 образов³⁶³.

Иконники других местностей (из Углича – Влас, из Белаозера – Никита Ермолов, из Вологды – Иустин, из Москвы – Иван) за те же годы написали для монастыря всего 170 образов.

Из числа иконописцев наибольшею плодовитостью заявил себя Кирилл Сидоров, сын попов, проживавший в монастыре в феврале 1614 года и остававшиеся здесь иконником еще в июле 1620 года. За это время он успел выполнить не мене 297 священных изображений³⁶⁴.

Так как иконы, предназначавшиеся для раздачи богомольцам, предварительно передавались в монастырское казнохранилище, то часть этих образов отсюда поступала и в кирилловские церкви, внутреннее убранство которых нередко «строилось“, но выражении актов, из «монастырской казны“³⁶⁵.

Путем подобного обогащения кирилловских церквей в течение двух сот с лишним лет храмовая живопись, естественно, должна была лишаться единства пошибов, постоянства и симметрии в распределении ее. В начале ХVII-го века, наряду с корсунскими образами³⁶⁶ и с византийско-московскими произведениями кисти Андрея Рублева³⁶⁷, св. Дионисия Глушицкого³⁶⁸ и иных «зографов» – в Успенском соборе имелись и образцы русского более позднего письма (по начало XVII-го века включительно), которые нередко привносились в собор из уважения монастырских властей во вкладчику, а не вследствие более целесообразных соображений.

Особенно резко вековое нарастание иконографического материала обозначилось на истории содержания церковной живописи.

Даже наиболее устойчивый в этом отношении иконостас не избежал значительных перемен, которые сильно обновляли его древнюю внешность. Такому обновлению он не раз подвергался вместе с другими церковными украшениями как в XVI веке³⁶⁹, так и в начал ХVII столетия, в годы развития местного ремесленного и художественного производства (иконописного, резного, чеканного, финифтянного, басмянного и т. п.)³⁷⁰.

Основная точка зрения древне русского человека на храм и значение его частей заключалась в представлении, что церковь есть земное небо, а алтарь – горнее³⁷¹, или что алтарь есть рай, а церковь – едем, место более доступное³⁷². Поэтому иконостас, как преграда, разграничивавшая небо земное от горнего или рая, переносила взоры богомольцев на Источник и средства человеческого спасения и молитвенников за человечество пред престолом Всевышнего. В пределах этих представлений и совершалось обычное развитие деревянного иконостаса из пред алтарной преграды или решотки. Но весьма вероятно, что верхние ярусы его, наиболее отчетливо воспроизводившие указанную идею, явились как более позднее добавлено «символического материала“ к деисусному ярусу и быть может мутному, история которого дает повод заключать о непостоянстве его иконографического содержания. Вepхниe ярусы (за исключением пядничного или шестилистового) поэтому и не подвергались крупным колебаниям в своем составе тогда как содержание священных изображений местного яруса (находившегося притом внизу и вследствие того более доступного для разного рода перестановок) напротив отражало на себе условия религиозной жизни членов ближайшего церковного братства.

К концу XVI и началу XVII столетий иконостас Успенского собора не достиг еще той степени развитая, на какой находился в то время в некоторых московских церквах. Верхняя линия иконостаса далеко не доходила до высоты церкви (сравн. рисунок XI), но в нем не было ни праотеческого яруса³⁷³, ни серафимов, каковые в 1601 году виднелись на иконостасе церкви св. Кирилла, построенной в 1585 году. Отсюда можно заключать, что устройство Успенского деревянного тябла было сравнительно древним и, вероятно, относилось по крайней мере к средине XVI века³⁷⁴. В кирилловском иконостасе к 1601 году основных ярусов было только четыре: местный, деисусный, праздничный и пророческий. Тех украшений и креста (с предстоящими), который в настоящее время увенчивают его верхнее окончание (см. рисунок XI), он еще не имел, и от присутствовавших в главной части Успенского храма, он не закрывал вершины второй коробовой (алтарной) арки (см. рисунки VI и XI).

Рис. XI. Иконостас Успенского собора (с фотографии И. О. Барщевского, № 1312)

Как и в других храмах XV века, имевших три апсиды для главного придела, в алтарь вели три двери (см. рисунок V, А) – по одной против каждой апсиды. Царские врата, обыкновенно служившие предметом особенных попечений церковных строителей, в 1601–1621 годах были устроены на столбцах, оклад которых, равно как и дверей, был серебреный, волоченный, басмянный³⁷⁵, не относившийся, очевидно, к периоду, первоначальных их украшений. Но на дверях были писаны наиболее обычные (издревле) образа: Благовещение Пресвятой Богородицы и четыре евангелиста, а на столбцах: изображения святителей и архидиаконов³⁷⁶. С содержанием этой группы икон, знаменовавших благовестников нашего спасения, была связана и композиция на северной двери, развивавшая мысль о рае³⁷⁷, который хотя и был утрачен человеком, но – не безвозвратно, ибо надежда на получение царствия Божия была дарована чрез прообразы еще ветхозаветной церкви. По словам монастырской описи 1621 года, на северных вратах Успенской церкви находилось изображение: «Авраам и Исаак и Яков в раю, да Адамово сотворение и изгнание из рая, да мучение триех отрок в пещи, да Данил пророк во рве, да прение смерти с животом»³⁷⁸. Так как монастырская опись 1601 года еще умалчивает об этой росписи³⁷⁹ то можно полагать, что она была выполнена позже 1601 года и была на кирилловском иконостасе сравнительно позднейшим комментарием к его символике.

Что же касается до иконографического содержания (неподвижных) местных образов, то оно согласовалось не с символикой, а с историей и жизнью местного храма. Складываясь применительно к окружающей церковной обстановке, этот ярус состоял из икон, чудотворных и вообще особенно чтимых в данной местности, дорогих для нее по связанным с ними символическим и историческим воспоминаниям.

Так было в Москве и вообще в Понизовье³⁸⁰, так было и в Кириллове, где наиболее почитаемые святыни помещались с правой стороны царских дверей. Ряд этих икон начинался чудотворным образом «Одигитрия“, который (по словам жития) явился преп. Кириллу на Симонове и был принесен им оттуда на Белоозеро³⁸¹. Над этих образом в особом киоте находились три небольшие иконы: а) образ Пречистой Богородицы с Превечным Младенцем, б) образ корсунского письма – Распятие Господне и в) образ (пядница) преподобного Кирилла чудотворца, писанный при его жизни святым Дионисием Глушицким³⁸². Размещение этих пядниц над чудотворным образом рядом с царскими вратами, с одной стороны, зависело от их исторической ценности и значения, но с другой – вызывалось, вероятно, и необходимостью уравнять неодинаковый размер местных образов. Поэтому уже в 1601 году подобные иконы находились почти над всеми местными образами и составляли как бы особый добавочный ярус, который к 1621 году занял вполне определенное положение на иконостасном тябле. Тогда необходимость в упомянутых трех пядницах исчезла: две из них были вовсе удалены, а образ св. Кирилла, украшенный новым киотом и окладом, был поставлен на той же правой стороне против местных образов, между свечами³⁸³.

Рис. XII. Фреска на западной стене Успенского собора, в правой кладовой (с рисунка из альбома Н. Мартынова)

Правее Одигитрии в 1601 году помещалась другая местная святыня – храмовой образ «Успение Пресв. Богородицы“, писанный преп. Дионисием Глушицким³⁸⁴. Над этою иконою также находился киот с 4-мя пядницами: Спаса Вседержителя, Преч. Богородицы Одигитрии с Превечным Младенцем, Пречистой Богородицы – Воплощения (и здесь же Никита еп. новгородский) и Пречистой Богородицы со Младенцем³⁸⁵. Еще правее .находился третий местный образ «Успение Преч. Богородицы“ (Рублева письма)³⁸⁶; далее – 4-ый местный образ «Кирилла чудотворца в деянье“³⁸⁷. Соотношение всех этих святынь к жизни Кириллова монастыря не требует пояснений. Что же касается до пятого местного образа «св. Бориса и Глеба, да Феодора Стратилата да Mapии Магдалины, да преп. Ксении“, то он изображал святых, имена которых носили члены семейства Бориса Годунова. Над этим образом был киот, а в нем «образ Преч. Богородицы, арх. Михаила и образ Иоанна Предтечи“. Вероятно, это были добавочные «пядницы“. Далее находились ризничия двери, т. е. южные (в ризницу), и над ними киот с несколькими образами: Одигитрия (во облаце Троица святая, по полям два святых), складни с образами: образ Спасов, Преч. Богородицы и Ивана Предтечи, складни: Хвалите Господа с небес и О тебе радуется, складни: Одигитрия, а по сторонам св. Сергий и св. Кирилл, складни: образ Спасов да ап. Петр и Павел³⁸⁸. С правой стороны ризничьих (южных) дверей (в киоте) находился шестой местный образ Пречистой Богородицы: Воплощение с архангелами и Кирилл чюдотворец. В том же киоте заключались еще образа: а) св. Николая чудотворца, б) Василия пресвитера, в) московских чудотворцев Петра Алексия (а на полях Иона митрополит и Дмитрий Прилуцкий)³⁸⁹

К 1621 году расположение местных икон видоизменилось, начиная с пятого образа, иконографическое содержание которого пополнилось изображением св. Феодора Анкирского. На место прежнего был поставлен «образ местной Господь Саваоф Отечество, по сторонам в молении Борис и Глеб, да Федор Стратилат, да Федор Ангирский, да Марья Магдалыни, да Ксенья преподобная“³⁹⁰. Рядом остался прежний «образ Пречистые Богородицы Воплощение Сына Божия, местной, в молении Кирил чудотворец, по сторонам архангели“³⁹¹. «Под тем же образом в киоте подле Отечества у ризничьих дверей“ в 1621 году было «три пядницы: образ Пречистые Богородицы Одегитрие меньшая пядница на полех пять святых“, «другая пядница малая ж образ Пречистые Богородицы Умиление“, «третья пядница болтая в киоте: образ Пречистые Богородицы Одегитрие Смоленские“³⁹². Над ризничьими дверьми подле образа Пречистой Богородицы был образ «местной Никола чудотворец в деянии“^³⁹³; а «над дверьми что ходят к чудотворцу Кирилу“ (т. е. в южной стене) «в киоте образ местной Николы чудотворца Великоретцково в деянии“³⁹⁴. Над «гостиным местом» был киот со следующими 34-мя пядницами, изображавшими по преимуществу Спасителя, особенно Богоматерь и св. Кирилла: а) «образ Рожество Пречистые Богородицы», б) «образ Пречистые Богородицы Одегитрие», в) «образ Спасов Вседержитель, поясной», г) «образ Пречистые Богородицы, Умиление», д) «образ Пречистые Богородицы, Одегитрие», е) «образ Богоявление Господа нашего Исуса Христа», ж) «образ Пречистые Богородицы, Умиление», з) «образ Пречистые Богородицы, Умиление», и) «образ Пречистые Богородицы, Умиление», и–к) «два образа Николы чюдотворца», л) «образ Успение Пречистые Богородицы», м) «образ Введение Пречистые Богородицы», н) «образ Рожество Христово», о) «образ Вознесение Господа нашего Исуса Христа», п) «образ складни болшие Покров Пречистые Богородицы», р) «образ Пречистые Богородицы с Превечным Младенцом, Донская, на поле Никола чюдотворец, в молени Серьгии Радунежский», с) «образ Пречистые Богородицы с Превечным Младенцом на престоле, на той же цке в молении святые Никола чюдотворец да московские три святителие да Сергий чюдотворец», т) образ св. Кирилла чудотворца, у) образ Пречистой Богородицы «Умилениe», ф) образ Распятие Господа нашего Иисуса Христа, по сторонам Пречистая Богородица и св. Иоанн Богослов, х) «образ Спасов, Вседержитель на престоле», ц) образ «Спасов нерукотворенный», с херувимами, ч)ш)щ) три образа Пречистой Богородицы, «Умиление» ъ) образ Рождество Пречистой Богородицы, ы) образ Пречистой Богородицы, «Умиление», ь) образ Пречистой Богородицы, с апостолами, «Серьгиево виденье», ю) образ Пречистой Богородицы Владимирской, на полях – архангелы и я) образ св. Иоанна Предтечи³⁹⁵.

Левая сторона местного яруса в 1601 году была занята иконами сравнительно более позднего времени, распределенными не без некоторой попытки соблюсти симметрию с содержанием живописи правой стороны иконостаса. По левую сторону царских дверей в 1601 и 1621 годах помещался а) в золоченом киоте, обложенном жемчугом, местный чюдотворный образ Одигитрия, поставленный княгинею-инокинею Евдокиею, супругою князя Андрея Ивановича Старицкого, и украшенный позолоченным окладом из чеканного серебра³⁹⁶.

Левеe, ближе к северным дверям, находились местный иконы: б) «образ Троица Живоначальная»³⁹⁷ и, вероятно над ним, образ Воскресение Христово, пядница меньшая³⁹⁸; в) образ местный Пречистой Богородицы, Одигитрия «с Превечным Младенцом»³⁹⁹, г) образ местный «Похвала Пречистые Богородицы, в деянии»⁴⁰⁰; д) образ св. Кирилла чудотворца местный⁴⁰¹, о котором однако опись 1621 года не упоминает⁴⁰². Рядом были северные двери, над которыми, как и над ризничьими дверьми, в 1601–1621 годах помещался обложенный оловом киот с тремя пядницами («образ Спасов, да Пречистые Богородицы, да Ивана Предтечи»)⁴⁰³. По левую сторону северных дверей опять продолжался ряд местных икон: е) «Одигитрия с Превечным Младенцем»⁴⁰⁴ ж) образ Пречистой Богородицы «О тебе радуется»; з) образ: «Хвалите Господа с небес»⁴⁰⁵ и над ним в киот образ святителей: Петра, Алексея, Ионы, Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого, е) образ Пречистой Богородицы на престоле «с Превечным Младенцем, на полех печерские чюдотворцы: Антоний и Феодосий»⁴⁰⁶ и образ Пречистой Богородицы «Одигитрии Смоленской»⁴⁰⁷. В 1601 году все местные образа левой половины иконостаса, за исключением двух, состояли, таким образом, из икон Богоматери, между которыми однако не было образа Успения. К 1621 году распорядок икон по левую сторону северных дверей был несколько изменен, но преобладающее содержание осталось прежним: «от северных дверей по левой стороне образы местные»: а) «образ Пречистые Богородицы, Одегитрие с Превечным Младенцом», «над тем же образом – пядниц малых: образ Пречистые Богородицы «Умиление», «образ Игнат Богоносца», «образ Пречистые Богородицы, Одегитрие» и «образ Пречистые Богородицы Умиление»; б) образ местный Пречистой Богородицы «О тебе радуется», в) образ местный большой св. Кирилла чудотворца, поясной, «в деянии» – поставления Алексея Фомича Третьякова⁴⁰⁸, г) образ местный «Хвалите Господа с небес». Подле большого образа Кирилла чудотворца находились: «образ Пречистые Богородицы на престоле с Превечным Младенцом, на полех печерьские чюдотворцы Антоней и Феодосей» и «образ Пречистые Богородицы Одегитрие Смоленские»⁴⁰⁹.

Как видно из представленного обзора иконописи местного яруса, она почти не удалялась от церковных событий, связанных с историей монастыря. Первенствовавшие здесь по числу иконы Одигитрии и вообще Богоматери, а также иконы св. Кирилла служат прямыми свидетелями такой связи, несмотря на то, что храмовых икон Успения в том же ярусе было только две. Единоличные изображения других святых (кроме преп. Кирилла), равно как и образа, праздников, апостолов и пророков, были здесь сравнительно редким исключением.

Другие ярусы иконостаса были назначены восполнить этот пробел, но не имели уже крупных отступлений или особенностей сравнительно с обычным обще-русским их содержанием. В монастырских описях 1601 и 1621 годов довольно заметно выделяется местный ярус от деисуса и прочих поясов иконостасного тябла, и в этом раздвоении нельзя не видеть следов первоначальной двухсоставности в той группе образов, которая дала начало иконостасу в нынешнем значении слова. Иконы местные постоянно различались от деисуса, царских и северных дверей и верхних ярусов, начиная с праздничного. Этот деисус с праздниками и пророками составлял как бы малоизменчивую основу иконостаса, тогда как местные образа являлись приставными к нижней части тябла и непостоянными по своему содержанию. В последовательности верхних ярусов кирилловского иконостаса не было ничего местно-типичного. В деисусном ярусе, по средине, над царскими дверями находился «образ Спасов Вседержитель на престоле», а по обеим сторонам «20 образов стоячих»⁴¹⁰. Над деисусным шел ряд «24-х праздников, да Алимпий столпник»⁴¹¹. Над праздниками – образ Пречистой Богородицы «Воплощение Сына Божия», а по сторонам «25 пророков, поясные»⁴¹². К 1621 году средний образ пророческого ряда был заменен иконою св. пророка Давида⁴¹³.

Кроме этих ярусных икон в тябле над царскими дверьми с правой стороны в 1601 году было размещено более 53 образов окладных⁴¹⁴ и у царских дверей с правой стороны – три образа пядницы⁴¹⁵. При игумене Иоасаф тябла над деисусом и над праздниками были сделаны «на рези» и позолочены, причем изменилось здесь и расположение икон. Над сенью царских дверей были поставлены пять образов пядниц: а) «образ Спасов», б) «образ Пречистые Богородицы», в) «образ Иванна Предотечи», и 2 образа, данные старцем Иоасафом Луженым: г) «образ Господь Саваоф Отечество, а в молении святые Борис и Глеб, Феодор Стратилат, Феодор Ангирский, Мария Магдалыни, Кесения преподобная, Серьгий Радунежский, Кирил чюдотворец»⁴¹⁶ и д) «образ Феодора Стратилата»⁴¹⁷. С правой стороны царских дверей, начиная с «киота Пречистые Богородицы чюдотворные» до стены (южной) в 1621 году было в тябле 22 пядницы, а налево от царских дверей⁴¹⁸ в тябле над местными образами – 26 пядниц⁴¹⁹. Таким образом, при игумен Иоасаф выделился на иконостасе вполне определенно пядничный (или шестилистовый) ярус, в котором большинство икон, хотя и в измененном составе, изображало, как и раньше, Пресв. Богородицу («Умиление» и «Одигитрию» и др.) или события, соприкосновенные с ее жизнью и чудесами⁴²⁰. Но такое содержание не носило в себе внутренних признаков последующей устойчивости. Как показывает самое название пядничного яруса, объединяющим началом его иконописи был размер его образов. Поэтому состав этого яруса, при обилии «пядниц» в монастырской казне и при постоянном увеличении числа их чрез вклады, подлежал уклонениям от первоначального вида, более частым и более заметным по сравнению даже с теми переменами, которые нами наблюдались среди местных икон.

Судьбу иконографии пядничного яруса повторяла почти вся внеиконостасная живопись, расположенная на столбах церковных и стенах. Иконостас (или точнее «деисус») составлял в русских храмах ХV–XVII веков – необходимую принадлежность. Остальные же иконы в главной части храмов были дополнением к нему, зависевшим от средств строителей или усердия вкладчиков. Поэтому еще в XVII веке на Руси встречались церкви, в которых (если судить по их описям) не было иных изображений, кроме иконостасных. В других церквах наоборот избыток пожертвований и развитие местного иконописания были причинами исторической подвижности состава икон на стенах и столбах церковных. Удовлетворяя желанию вкладчиков видеть пожертвованный ими пядницы в пределах церкви, братия не останавливалась пред сменою одних икон другими, и потому состав иконописного содержания здесь отличался случайным и неопределенным характером.

На обоих подкупольных столбах Успенской церкви (из которых каждый имел иконы со всех четырех сторон) к началу ХVII-го века нашли себе место в преобладающем числе пядничные изображения Богоматери, преп. Кирилла и русских святых и иконы святых греческих, но здесь же встречались и «праздники» и композиции, относившиеся к событиям земной жизни Спасителя, хотя и в меньшем числе. Вообще же содержание иконописи на столбах подходило к содержанию иконописи местного и особенно пядничного ярусов.

В течении первых 20 лет ХVII века почти на всех сторонах столбов пядничные иконы были переменены, расставлены в ином распорядке, и численность их увеличена. Только большие местные образа, украшавшие правый столб со стороны западного входа и левый столб с правой стороны и западного входа, с 1601 по 1621 год остались без замены, на своих прежних местах.

Частнейшее размещение икон в 1601 году было следующим: на правом столбе, над игуменским местом (на стороне обращенной к иконостасу) в киоте находилось 14 образов: а) св. Кирилла чудотворца, б) св. Леонтия ростовского, в) Пречистой Богородицы, с преподобными, г) св. Кирилла чудотворца, д) «Умиление», е) образ «Спасов», ж) «образ Николы чудотворца», з) Одигитрия, и) «образ Пречистые Богородицы, над главою во облаце образ Спасов, а по сторонам 2 святителя», и) св. Кирилла чудотворца, к) св. Николая чудотворца, л) св. Леонтия ростовского, м) св. Георгия страстотерпца и н) св. великого князя «Владимера». На другой стороне того же столба было два киота с образами. В одном находились: а) «три образа Спасовы», б) «образ Кирил чюдотворец», в) «образ Пречистые Богородицы, Умиление, на поле Кирил чюдотворец», и г) «образ Кирил чюдотворец, на красках». В другом киоте были четыре образа на золоте: а) «образ Троица живоначалная», б) «образ Спасов Вседержитель», г) «образ Распятие Господне» и д) «образ Пречистые Богородицы Умиление». Кроме того на той же стороне столба (в киоте?) были иконы а) «Варлаама Хутынского чюдотворца, вверху во облаце образ Спасов» и «образ Селивестра папы Римского» и (?) 2 образа на золоте.

На третьей стороне столба (внизу) был «месный» образ – «Страшный Христов суд», а выше его два киота с двумя иконами (Одигитрия и Воскресение Христово) в одном, и тремя иконами («образом Пречистые Богородицы Благовещение», «образом Спасовым» и «образом святых апостол Петра и Павла») – в другом.

На четвертой стороне столба в киоте был образ «месной», на котором было написано 12 миней месячных⁴²¹.

К 1621 году распорядок иконописи на правом столбе подвергся значительным переменам. В киоте над игуменским местом и над крылосом опись 1621 года (упоминая о 18-ти) перечисляет 15 следующих пядниц: а) св. Кирилла чудотворца (большая пядница), б) «Умиление», в) «образ Спасов Вседержитель», г) «образ Пречистые Богородицы с ростовскими чюдотворцы молебные», д) «Варлам Хутынский, а во облаце Спас», е) «образ Спасов да Пречистые Богородицы да Иванна Предотечи», ж) «образ Пречистые Богородицы стоящей, над главою во облаце образ Спасов, нерукотворенный, а по сторонам два святителя Григорей Богослов да Никола чюдотворец», з) «образ Николы чюдотворца», и) «Феодор Едейский да Варлам преподобный да Иосаф царевич на одной цке», и) «Аврамей Смоленский, во облаце образ Спасов», к) «складни з затворы, а на них писана седмица», л) «образ Пречистые Богородицы со Младенцом на престоле, на стороне в молении Иван Кушник», м) «образ Кирила чюдотворца», н) «образ великого князя Владимера, вверху во облаце Спасов образ», о) «образ Варлам Хутынский, вверху во облаце Спасов образ»⁴²².

На другой боковой (южной) стороне столба в 1621 году оставался только один киот («гладкой»), в котором заключалось не 12, как в 1601 году, а 14 образов. Главный из них был «местный, старый образ «Одегитрия» («около ево писан тропарь и кондак»)⁴²³, и вокруг («около») него – 8 пядниц окладных: а–б) два образа Спасовы, в) «образ Пречистые Богородицы Умиление, на поле Кирил чюдотворец», образа: г) «Кирила чюдотворца», д) «Иванна архиепископа Новгородцкого», е) «Селиверста папы Римского», ж) «князя Александра Невского», з) «Михаила Клопского», и в том же киоте – пять пядниц па золоте: а) «Распятие Господне», б) «Живоначалная Троица», в) «Спас Вседержитель», г) «Пречистые Богородицы Умиление» и д) «Софея Премудрость Божия»⁴²⁴.

На третьей (западной, или передней) стороне правого столба к 1621 году сохранился «местный» образ «страшный суд Христов», но два прежних киота с иконами, помещавшихся выше этого образа, были заменены одним «золоченым» «киотом на рези», который вмещал в себя ряд небольших киотов на золоте и на красках, с малыми пядницами и складнями разнообразного содержания. Здесь находились: а) «образ Спасов Вседержитель», б) «образ Пречистые Богородицы Одегитрие», в–г) «два образа Варлама чюдотворца Хутынского, вверху во облаце Спасовы образы,» д) «образ Зосими и Саватея, соловетцких чюдотворцов, вверху над главою образ Пречистые Богородицы, Воплощение Сына Божия», е) «образ преподобный Герасим, иже на Иердане», ж) «образ Парасковеи мученицы да Екатерины да Варвары, на одной цке», з) «образ трех мученик Мины, Александра и Уара, на одной цке», и) «образ Николы чюдотворца, поясной», и) «образ Предста царице одесную тебе», к) «другой образ Пречистые Богородицы с Превечным Младенцом на престоле, по сторонам и по полям писаны восм святых, на обеих цках у Пречистые Богородицы над главою Господь Саваоф», л) «образ Пречистые Богородицы Одегитрие, вверху над главою святая Троица, на полях Иван Предотеча, да Екатерина мученица», м) «Деисус створной, на цке образ Спасов, на другой Пречистые Богородицы, на третьей Иван Предотеча»... «по полям выбиваны слова: у Спасова образа – тропарь: Спасение содея, у Пречистые: Достойно есть, у Иванна тропарь: Память праведного», п) 25 складен⁴²⁵.

На четвертой (северной) стороне столба в 1621 году оставалась таже икона, что и в 1601 году⁴²⁶. Большинство образов, находившихся на левом столбе, в 1601 году содержало лики святых русских. Над левым клиросом (т. е. со стороны иконостаса) в киоте находился «образ Спасов, да Пречистые Богородицы, да Иванна Предотечи»⁴²⁷ и здесь же (вероятно, нисколько выше) были: «образ Кирила чюдотворца», «образ Николы чюдотворца» и «образ Варламия чюдотворца»⁴²⁸.

Вторую сторону столба в 1601 году покрывали изображения: а) св. Варлаама Хутынского («вверху во облаце образ Спасов»), б) св. Зосимы и Савватия соловецких («вверху во облаце образ Спасов»), в) св. Александра Свирского («вверху во облаце образ Спасов»), г) св. мучен. Хрисанфа и Дарии, д) «Пречистые Богородицы Казанские», е) московских чюдотворцев Петра и Алексия, ж) «Василия кесарийского да Варлаама Хутынского чюдотворца», з) и) и) три образа «Пречистые Богородицы», к) «образ Одигитрия» («на поле написан Кирил чюдотворец»), и л) образ св. «Зосимы и Саватеи соловецких чюдотворцов» («вверху во облаце образ Спасов»). Из этих (?) образов пять были на золоте⁴²⁹.

На третьей стороне столба было 23 образа на золоте и красках, и позади того же столба (т. е. на стороне, видимой с западного входа, местный образ: «Евлогиево видение», а поверх его в киоте: a) Воскресение Христово, «во облаце Троица святая», б) Одигитрия и в) преподобные Александр Свирский и Кирилл чудотворец⁴³⁰. С четвертой стороны столба (к правому клиросу) помещался местный образ: а) «Корень Иосеев, на золоте», б) «образ Пречистые Богородицы Одегитрия в киоте, а на поле преподобный Кирил чюдотворец», в) «в киоте ж образ Иванна Предотечи да преподобная Евдокея да мученица Ва(р)вара на одной цке», е) «образ Кирила чюдотворца, на поле великомученица Екатерина», д) «образ собор Иванна Предотечи», е) «образ Иванна Богослова» и ж) «образ Марьи Египетские»⁴³¹.

К 1621 году иконописные украшения левого столба значительно изменились как по своему содержанию, так и по своей численности. Над левым крылосом (т. е. на стороне, обращенной к иконостасу) был помещен киот с 21 пядницами, изображавшими по преимуществу святых русских и Богоматерь, именно: а) «образ Пречистые Богородицы Умиление, казанская», б) образ «Воплощение», в) св. Петр и Алексий, митрополиты московские, а над главами их – «Спасов образ», г) св. Зосима и Савватий Соловецкие, над ними «во облаце Спасов образ», д) «мученик Христов Хрисанф и Дария, во облаце святая Троица», е) св. Николай чудотворец, (поясной образ) «над главою его Спасов образ, по полям Пречистая Богородица и Иван Предтеча, два архангела, два апостола, все выбиты по басме», ж) св. Варлам Хутынский, «во облаце Спасов образ», 8) св. Кирилл чудотворец, з) Одигитрия «на поле Кирил чюдотворец», и) Умиление, и) св. Иоанн Богослов, к) св. Леонтий Ростовский, л) св. Мина «Христов мученик», м) св. Варлаам Хутынский, «во облаце Спасов образ», н) св. Георгий великомученик, о) «София Премудрость Божия», п) Ярославские чудотворцы, «во облаце Спасов образ», р) св. Василий кесарийский, Варлам Хутынский «в верху во облаце образ Пречистые Богородицы Воплощение Сына Божия, около два архангела да два херувима», с) Одигитрия, т) св. Зосима и Савватий, Соловецкие чудотворцы, «во облаце Спасов образ» и у) «Умиление, на поле Кирил чюдотворец»⁴³². На стороне («третьей») левого столба, что к северной стене, в 1621 году оставался прежшй киот с 23 образами на золоте и красках. Западный фас столба (что к выходным западным дверям), как и в 1601 году, был занят местным образом «Евлогеево виденье», но киот, находившийся над ним, содержал уже иные иконы: а) Одигитрия, большая пядница, б) Умиление, в) Одигитрия, г) «образ Ионы митрополита московского» и д) «образ, пядница болшая, а на ней деисус писан со многими святыми, ветх и лиц не знать, писано мусиею». Кроме того монастырская опись 1621 года упоминает о следующих изображениях (в другом? малом киоте) на той же стороне столба: а) «образ Спасов, да образ Пречистые Богородицы, да образ Иванна Предотечи, поясные не велики»... б) «образ Воскресение Христово, во облаце святая Троица», в) «образ Пречистые Богородицы Одигитрие», г) «образ преподобных Александра Сверского да Кирила чюдотворца», д) «складни на дву цках, – образ Снятие со креста и Положение во гроб Господа нашего Исуса Христа», е) «другие складни, на цке Воскресение Христово, на другой цке в дву рядех многие святые» – «и всего образов тринатцать пядниц (sic) и з складьнями да в томже киоте деисус, малых киотех (sic) деисус писмяной с празники и с пророки, ветх, и в лицах не знать», «другой деисус, резь на кости с празники и с пророки, два деисуса резаны на кости и с праздники и с пророки»⁴³³. Наконец, южная сторона (что к правому клиросу) левого столба в 1621 году была украшена тою же местною иконою, что и в 1601 году: «Корень Иессеов», но состав пядниц, окружавших этот образ (в его киоте), был обновлен. Здесь были окладные образа: а) «Пречистые Богородицы неопалимая купина», б) «Пречистые Богородицы Одегитрие, на поле Кирил чюдотворец», в) «Спасов, Вседержитель», г) «складни з затворы, на цке образ О тебе радуется, на полях святые многие... на затворе ангел хранитель, а на другом затворе страшный ангел и с ним святители и преподобные многие», д) «другие складни з затворы ж, а в них шестоднев на золоте», е) «образ Василия прозвитера», ж) «Семион столпник, да Афонасей Афонский, да Исидор ростовский, на одной цке», з) «образ Петра и Алексея, митрополитов московских, на полях Иона митрополит, да Дмитрей Прилутцкий», и) «образ Марии Египецкие», и) «образ Блоговещение Пречистые Богородицы, вверху во облаце Господь Саваоф», к) «образ Пречистые Богородицы Воплощение Сына Божия», л) «образ Пречистые Богородицы, Смоленские», м) «образ Спасов Вседержитель», н) «образ Пречистые Богородицы Владимерские», о) «образ Пречистые Богородицы с ростовскими чюдотворцы, молебные, во облаце Спасов образ,» н) «образ Иван Богослов», р) «образ апостоли Петр и Павел, во облаце Спасов образ», с) «образ собор Иванна Предотечи», т) «образ Анофреи великий», у) «образ Иванна Предотечи да мученицы Варвары и Евдокея», ф) «образ Кирил чюдотворец, поясной, на полях Екатерина мученица». – Всех окладных образов в киоте было таким образом 21, но кроме того здесь же было на золоте четыре образа: а) «образ Георгий великомученик», б–в) «два образа ярославских чюдотворцов» и г) «образ Кирила чюдотворца»⁴³⁴. Таким образом, в 1601–1621 годах на своих прежних местах оставались только местные иконы со стороны церковного входа: Страшный суд (направо) и Евлогиево видение (на лево).

Подобная же подвижность иконописного содержания в начале ХVII-го века наблюдалась и на северной и южной стенах церкви, где образа также не были объединены общею идеей.

На южной стене церкви, против правого столба, «у церковных у ст(о)ронних дверей на правой стороне» (церкви или дверей ??) в 1601 году помещалось в киоте 22 образа с ликами святых и праздниками⁴³⁵ и подле того киота еще нисколько образов («образ Пречистые Богородицы Одегитьрия», «образ Троица Живоначальная», два образа «Пречистые Богородицы Умиление» и «образ Петра митрополита»). Пониже на той же стене был еще киот с одиннадцатью иконами⁴³⁶. В 1621 году киот с 22-мя образами был оставлен на своем прежнем месте, но рядом с ним был помещен новый киот с 16-ю образами⁴³⁷, и на правой же стороне церкви «у передних дверей, над келарским местом» – другой киот, обложенный оловом на подзоре и заключавший в сeбе «деисус» с праздниками и другими изображеньями, между которыми были и 10 больших пядниц на празелени, пожертвованных старцем Иоасафом Луженым⁴³⁸. – На северной (левой) стене церкви над дверьми (в паперть, что пред церковью св. Владимира) в 1601 году находилось в киоте семь образов местных на золоте, на которых была писана «седьмица» (т. е. «Воскресение Христово», «Архистратиг Михаил и прочие небесные силы», «Усекновение главы Иоанна Предтечи», «Благовещение», «Умовение ногам святых апостол», Распятие Христово и «все святые»⁴³⁹. В другом киоте было два образа: «святители и преподобные»⁴⁴⁰, а несколько ниже также в киоте – «местный» образ, на котором были писаны преподобные⁴⁴¹. К 1621 году из числа этих икон – два образа, на которых были писаны «святители и преподобные», были заменены двумя другими (большими), на которых были писаны «святители новгородские и ростовские»⁴⁴². На той же стене был еще в 1601 году четвертый киот с образами разнообразного содержания⁴⁴³ и пятый киот с шестью образами, на которых были писаны преподобные⁴⁴⁴. Небольшая часть этих икон в двух киотах находилась в церкви и в 1621 году, но уже в другом распорядке⁴⁴⁵.

Неустойчивое распределено внеиконостасной живописи Успенского собора в начале ХVII-го века показывает, что подробности ее не были подчинены ни эстетическим задачам, ни строго соблюдаемой и точно регламентирующей традиции. В иконописи церковной наши предки искали удовлетворения своему молитвенно-религиозному чувству и выражали в ней свою живую наличную уверенность в общении церкви земной с церковью небесною и в молитвенное предстательство тех святых, изображения которых были писаны на иконах. Для внеиконостасной живописи течение местной исторической жизни оказывалось вследствие этого сильнее церковной консервативности и, если так называемый деисус с праздниками и пророками удерживался в наших церквах как обычай прочно установившая, то состав остальной церковной живописи варьировался сообразно с временными религиозными потребностями монастырского братства.

Отсюда в общих итогах соборной иконописи нельзя не усматривать отклика и отражения господствовавших религиозных представлений кирилловских богомольцев.

Всматриваясь в древнейший известный нам состав ее за 1601-ый год, мы прежде всего встречаемся с многочисленною группою икон Богоматери, которых было здесь до 88, как единоличных, так и в композициях⁴⁴⁶. В этом высказывалось убеждение, что небесное покровительство Богоматери осеняет монастырь (который в древних актах именовался «домом Пречистые Богородицы честного и славного Ея Успения и чюдотворца Кирилла»). Но замечательно, что храмовых икон, изображавших ее Успение во всем соборе было только три.

Следующая группа икон была посвящена изображениям Спасителя, Спаса Вседержителя, Еммануила, праздников Господских и т. п. Если включить сюда иконостасный ярус праздников, (малые) деисусы, изображено Страшного суда, «корня Иосеова» и т. п., то общая сумма образов этой группы достигнет до 75⁴⁴⁷. Мысль, вызвавшая поставление их в церкви понятна сама собою: искупление, совершенное Спасителем, есть источник и основа человеческого спасения.

Отдельных икон св. Троицы в соборе было четыре⁴⁴⁸, но в многочисленных композициях св. Троица изображалась над святыми «вверху, во облаце». София, Премудрость Божия упоминается только на двух образах⁴⁴⁹.

При обширном числе святых в православных месяцесловах, единоличных изображений их в соборе было сравнительно немного. Для греческих святцев здесь имелись образа: св. Алипия столпника (1 образ, в праздничном ярусе)⁴⁵⁰, св. Георгия мученика (5 образов)⁴⁵¹, св. Димитрия страстотерпца (1 образ)⁴⁵², св. мученика Елиазара (1 образ)⁴⁵³, св. пророка Илии (1 образ)⁴⁵⁴, св. Иоанна Богослова (2 образа)⁴⁵⁵, св. Иоанна Предтечи (6 образов)⁴⁵⁶, св. Иyара (1 образ)⁴⁵⁷, св. мученика Леонтия (1 образ)⁴⁵⁸, св. Марии египетской (1 образ)⁴⁵⁹, св. великомученика Мины (3 образа)⁴⁶⁰, св. Николая чудотворца (9 образов)⁴⁶¹, св. Сильвестра, папы римского (1 образ)⁴⁶², четырех евангелистов (4 образа)⁴⁶³, пророков (25 образов)⁴⁶⁴, святителей и архидиаконов⁴⁶⁵, а также св. архистратига Михаила⁴⁶⁶, и, вероятно, до 20 образов в деисусном ряду⁴⁶⁷. Итого, следовательно, единоличных изображений греческих святых было до 85. Но если выделить отсюда иконостасные образа верхних ярусов (деисуса, праздников и пророков), то общее число образов этой группы низойдет до 35-ти, а число святых, написанных на них, ограничится только 12-ью.

В состав группы единоличных изображений русских святых входило до 40 икон (не имевших однако отношения к псковской агиологии). На них были писаны подвижники как новгородские, так и ростовские, вологодские, московские, киевские, всего числом до 17-ти, именно: св. Авраамий ростовский (1 обр.)⁴⁶⁸, Александр свирский (2 образа)⁴⁶⁹, Алексий митрополит (1 образ)⁴⁷⁰, Антоний римлянин (1 образ)⁴⁷¹, Варлаам хутынский (4 образа)⁴⁷², Владимир (1 образ)⁴⁷³, Иона архиепископ новгородский (1 образ)⁴⁷⁴, Кирилл белозерский (14 образов)⁴⁷⁵, Леонтий ростовский (5 образов)⁴⁷⁶, Maкарий калязинский (1 образ)⁴⁷⁷, Никита переяславский (1 образ)⁴⁷⁸, Николай великорецкий (1 образ)⁴⁷⁹, Николай можайский (2 образа)⁴⁸⁰, Павел обнорский (1 образ)⁴⁸¹, Петр митрополит (2 образа)⁴⁸², Савва сторожевский (1 образ)⁴⁸³ и Стефан пермский (1 образ)⁴⁸⁴. Таким образом общая сумма единоличных образов святых как русских, так и греческих, не достигала даже до общего числа икон Богоматери и Спасителя. Но в соборе к 1601 году находились еще совместные изображения святых (по два, по три и т. п.), которые вырисовывались на одной доске и на складнях или вследствие исторического синхронизма их жизни и однородности служения, или по причинам более случайного, невидимому, порядка. К числу первых принадлежали иконы: а) св. Иоакима и Анны⁴⁸⁵, б) св. Петра и Павла⁴⁸⁶, в) св. Хрисанфа и Дарии⁴⁸⁷, г) св. Константина и Елены⁴⁸⁸, д) св. Петра афонского и Онуфрия великих⁴⁸⁹, е) св. Владимира, Бориса и Глеба⁴⁹⁰, ж) св. Антония и Феодосия печерских ⁴⁹¹, з) св. Петра и Алексия московских ⁴⁹², и) св. Зосимы и Савватия соловецких (2 образа)⁴⁹³, и) св. Петра и Максима юродивых⁴⁹⁴, к) всех святых⁴⁹⁵, л) преподобных⁴⁹⁶, м) святителей⁴⁹⁷, п) 12 миней⁴⁹⁸, о) собор святых апостолов⁴⁹⁹ и т. п .– К числу вторых: – а) св. Иоанн Предтеча и арх. Гавриил⁵⁰⁰, TOC \o «1–5» \h \z б) св. Николай чудотворец и св. Алексий митрополит⁵⁰¹, в) св. Александр свирский и св. Кирилл чудотворец⁵⁰², г) св. Василий кесарийский и св. Варлаам хутынский⁵⁰³, д) св. Иоанн Предтеча, преп. Евдокия и мученица Варвара⁵⁰⁴, е) св. Кирилл чудотворец и великомуч. Екатерина⁵⁰⁵, ж) св. Петр, Алексий, Иона московские и св. Димитрий прилуцкий⁵⁰⁶, з) св. Петр, Алексий, Иона, Василий велекий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст ⁵⁰⁷, и) св. Борись и Глеб, св. Феодор Стратилат, Мария Магдалина и преп. Ксения⁵⁰⁸, и) св. Мария египетская, св. Евфимий суздальский и Антип епископ⁵⁰⁹, к) св. Иоанн Предтеча, св. апостол Фома, мученик Ермил и Стратоник⁵¹⁰, л) и весь отдел складней⁵¹¹. Такой выбор икон с единоличными и совместными изображениями святых зависел не только от предпочтительного богослужебного чествования их памятей в Кириллове монастыре⁵¹², но и от обычая «поставлять» иконы в церкви на память о разных событиях. Ради этих событий нередко в древности возводились даже и самые церкви, посвящавшиеся святым, соименным каким либо лицам. Таковы были и кирилловские церкви св. Иоанна Предтечи, св. Владимира и св. Иоанна Лествичника. Большая часть московских (и вообще понизовых) храмов также была сооружена в память исторических случаев⁵¹³. Такими же побуждениями вызывалось и поставление икон по церквам. Во вкладных книгах Кириллова монастыря упоминаются неоднократно примеры таких «поставлений», хотя поводы к усердию вкладчиков и не всегда остаются известными⁵¹⁴. Икона св. Феодора Стратилата в местном ярусе Успенского собора была поставлена на память вступления на престол Бориса Годунова⁵¹⁵. В московских храмах в XVI веке появились даже портретные образа, а в Кириллове – ради тех же целей, вероятно, составлялись упомянутые выше композиции.

Отмеченное богатство соборной иконописи само по себе отвечало главному назначении ее – поддерживать молитвенное настроение всех собравшихся. Это настроение должно было еще усиливаться не только вследствие византийско-русского (иератического) характера ее, чуждого излишне яркого колорита и еффектного сочетания красок, но и вследсвие того таинственного полумрака, который окутывал посетителя, вступавшего в церковь в дневные часы. При узких щелеобразных окнах солнечный свет проникал сюда немногими лучами только сверху, освещая не присутствовавших, но иконопись. Это сосредоточивало взоры молящихся на священных изображениях, собирало их силы «для умной молитвы», отчуждая их от всего земного. Церковь ради этого не напрасно сравнивалась с земным небом, и в древнейшую пору московского периода большинство церквей в составе внутренних украшений почти не имело никаких орнаментов, никаких памятников мирского художества.

Но целесообразное отсутствие сильного дневного света, не исключающее возможности объяснять происхождение узких церковных окон и архитектурными соображениями, делало неизбежным употребление в Успенской церкви большого числа источников искусственного освещения, с которыми связывалось и символическое знаменование. Всех отдельных светильников в паникадилах и «свечах» здесь было до 100⁵¹⁶. Большинство их сосредоточивалось пред иконостасом. В 1601 году против деисуса (т. е. деисусного яруса) висели три медных паникадила. Несколько отступя (к западным дверям) висели еще три паникадила – два деревянных и одно медное, а против местных образов стояло 12 свеч поставных⁵¹⁷. Такое распределено света, оставляя церковь в полумраке, делало доступными для глаз священный изображения иконостаса.

Но этот свет почти не проникал в отделенный высоким иконостасом алтарь, который в начале XVII века освещался внутри одною свечою, стоявшею налево от престола. В былое время алтарь считался доступным только для священнослужителей, и даже крылошанам (неимевшим священнической или дьяконской степеней) вход туда возбранялся. Поэтому возможно, что и самое распространение высоких иконостасов с низкими царскими дверями было обусловлено строгостью воззрений на святость алтаря и желанием оградить его от взоров мирян.

Недоступные для молящихся мирян алтари в древности поэтому и заключали в себе только предметы необходимые для священно-действий. Даже икон здесь бывало не много, я сравнительно с главною частью храма алтарь по преимуществу отличался бедностью убранства. Но в начале XVII века Успешной алтарь представлял собою некоторое исключение из этого обычая. Долгое время он оставался единственным в монастыре, а подле него помещалась кирилловская ризница, богатая священными сосудами и иконами. В 1601 году в алтаре Успенской церкви было уже до 48 образов: запрестольный образ Одигитрии, три выносных образа в киотах (Умиления, св. Николая чудотворца и преп. Кирилла), образ Преч. Богородицы Смоленской, образ Спасителя, Пресв. Богородицы и Иоанна Предтечи, образ св. Иоанна Богослова, два деисуса с праздниками и пророками, двое складен и 35 образов неокладных.

Престол был, очевидно, каменным (кирпичным?), как и в других кирилловских церквах, хотя описи 1601 и 1621 годов и не упоминают об этом. Поверх индитии, сделанной из багровой камки, была прикреплена со стороны царских врать пелена, на которой был «шит» образ «Воплощение», со святителями. На самом престоле находился крест «благословенный» (т. е., для осенения), обложенный золоченым серебром и два евангелия. Покровов на престоле было два: обыденный из желтой чешуйчатой камки и другой праздничный из золотного атласа («по черной земле серебряник атлас червчят»).

На жертвеннике, стоявшем посреди помещения, отделенного каменною стеною (с проходом) от главной части алтаря, находились серебряные позолоченные сосуды: потир, блюдо дискосное, лжица, звезда, два блюдечка, что дору носят, и два покровца. Из других принадлежностей алтаря опись 1601 года упоминает о трех кадилах (двух серебряных и одном медном) и о двух медных кумганах, в которых носили воду на укроп⁵¹⁸.

К 1621 году состав священных предметов алтаря (как и всего собора) был уже значительно обновлен и пополнен иконами и утварью. Так в алтаре были размещены 32 пядницы окладные, привезенные в 161³/₄ (122) году из Москвы (игуменом Матфеем) с монастырского Афанасьевского подворья и попорченные там литовскими людьми⁵¹⁹. Над престолом был прикреплен сделанный «вновь» (т. е. незадолго до 1621 года, вероятно, при игумене Матфее) деревянный равной позолоченный голубь, в котором держали запасные дары⁵²⁰. К числу церковных сосудов присоединены: «котлик» медный, полуженный, в котором носили «укроп» в великий пост, два медных подсвечника, медная, луженая выносная чаша, в которой ставили «укроп», две оловянных кружки, из которых в одной держали «служебное» (т. е. необходимое для совершения литургии) вино, а в другой «масло освященное», два больших оловянных блюда, четыре «кутейных» медных подсвечника, поставлявшихся на стол, два серебряных выносных подсвечника⁵²¹ и друг.

Кроме Успенского собора в начале XVII века в пределах большего монастыря находилось еще пять других каменных церквей, возникших в XVI веке. Но ни одна из них не повторяла собою подробностей соборного храма ни по размеру, ни по конструкции, ни по внутренним украшениям. На церквах этих отражались как рутинные приемы местных рабочих (напр. в наружной орнаментации), так и те обычаи, которым следовала современная им подмосковная архитектура.

По форме и конструктивному распределению сводов, более других приближалась к собору церковь во имя св. князя Владимира, находившаяся рядом с северной (на северо-восток) или левой его стороной (см. на плане Бороздина № 12) и построенная над могилою Владимира Ивановича Воротынского в 155⁴/₅ году⁵²². Церковь эта составляла как бы небольшой придел собора (шириною до трех сажен), имевший своих только три стены (см. рисунок V), носящие ныне следы повреждений⁵²³, хотя план церкви сохранился первоначальный. Он состоял из квадратной главной массы и из алтарного полукружия, но пределы алтаря не вторгались под главную массу, что заметно в плане Успенского собора. Глава находилась в средине основного квадрата (но не всей церкви), а барабан купола поддерживался по столбами или колоннами, но держался на системе арочных перекрытий, опиравшуюся на северную и южную стены церкви. Система эта составляла осложненное видоизменение конструкции ступенчатых подкупольных арок. Сначала перекидывались две полуциркульные арки с южной стены на северную (ср. рисунки V и XIII, д–д), затем в обратном направлении с востока на запад перебрасывались коробовые сводики, опиравшееся в щеки арок и возвышавшиеся один над другим (в виде ступеней), и затем в прежнем направлении делали два сводика, на которых и стоял барабан главы (см. рисунок XIII). Подобная комбинация арок в несколько упрощенном виде наблюдается и в псковской церкви св. Николая на Усохе, сооруженной в 1536 году,⁵²⁴ и вообще в новгородско-псковском зодчестве. Но «такой же мотив арочных сводов трактовался затем и в московской архитектуре»⁵²⁵.

Рис. XIII. 1. Разрез церкви св. Владимира. А. Алтарь. В. Главная часть церкви. Б–Г. Паперть. Д-Д. Коробовые арки. 2. Глава церкви св. Владимира. 3. Надпись на ней. 4. Впадина на наружном пилястре паперти

Верх церкви в начале XVII века был обит железом «немецким»; церковь же была крыта тесом по закомарам (а не на три ската, как в настоящее время). Форма главы была луковицеобразная (?как и ныне) и увенчивалась железным крестом. Перед церковью у «сторонних дверей от святых ворот» была каменная паперть, тесовое покрытие⁵²⁶ которой держалось на цилиндрических сводах с распалубками (шелыги которых составляли касательный к направляющей сводов паперти). Эти распалубки сделаны были как над окнами и дверью (к северной стене), так и на симметрических местах противоположной (южной) стены. Дверь в церковь из паперти обрамлена архивольтом.

Внутренние архитектонические особенности в устройстве церкви – отсутствие подкупольных столбов и своеобразная система арок, поддерживавших барабан (см. рисунок XIII), не повлияли заметным образом на внешность церкви, которая разделана теми же орнаментами, что и Успенский собор. Некоторая новизна в приемах орнаментированы заметна лишь в частностях. Верх барабана опоясан надписью (сделанною вязью) о времени сооружения и поновления церкви в 163¹/₂, году. Фасы церкви разделены пилястрами не на три, а на две части каждая, причем на верху они заканчиваются закомарами, неимеющими соотношения к внутренней конструкции церкви. Кроме того на стенах с наружной стороны устроены особого рода пятиугольные впадинки (на подобие окон, заделанных кирпичами), которые наблюдаются и на построенной ранее церкви Введения. Форма этих впадинок (род наугольной или митровой арочки) аналогична с орнаментами новгородских церквей св. Бориса и Глеба (1536 года), Спаса Преображения и звонницы Софийского собора⁵²⁷.

Построенная на частные средства церковь св. Владимира внутри не выдавалась особым благолепием⁵²⁸. Иконостас ее был менее сложен сравнительно с Успенским, хотя общая схема расположена икон была у них однородна. В начале XVII века царские двери, сень и столбцы Владимирской церкви были на золоте⁵²⁹. По правую сторону царских дверей находился местный образ «Спас Вседержитель»; еще правде – «образ ветх местной: благоверный великий князь Владимер и чада его святыи страстотерпцы Борис и Глеб»⁵³⁰. По левую сторону царских дверей – местный образ Одигитрии⁵³¹. Затем еще левее были северные двери, на которых как и в Успенском соборе было «писано Адамле сотворение, да мучение трех отрок да Данила пророка» (sic). Подле северных дверей находился образ св. Кирилла чудотворца и тут же в киоте (на иконостасе ли?) – «образ Спасов да Пречистые Богородицы да Ивана Предотечи»⁵³². Деисус над царскими дверьми состоял из «образа Спасова, образа Пречистые Богородицы, образа Ивана Предотечи, образа архангила Михаила, образа архангела Гаврила, образа святых апостал Петра и Павла, да образа московскых чюдотворцов Петра и Алексея»⁵³³. Над «деисусом» «было 12 владычных праздников» и два столпника «Данил да Семион». Над праздниками – «образ Пречистые Богородицы Воплощение Сына Божия, а по сторонам десять пророков, – все на золоте, ветхи и во многих местех попортилися»⁵³⁴. Таким образом на Владимирском иконостасе были те же четыре основных яруса: местный, деисусный, праздничный и пророческий, что и на Успенском. Но к 1601 году на Владимирском тябле существовал и пядничный ярус, который на тябле Успенского иконостаса вполне сформировался только к 1621 году. Иконописное содержание этого яруса в церкви было более случайным, чем в соборе. Монастырская опись 1601 года упоминает, что «над царскими дверьми» Владимирского храма был «в киоте образ Спасов, да образ Пречистые Богородицы, да образ Ивана Предтечи обложены серебром басмяны золочены, образ Богоявление Господне, образ Пречистые Богородицы Одегитрие, по полям писаны святые на золоте. Подле того 12 образов пядницы, все на золоте ветхи, три образы Пречистые Богородицы, да образ Успение Пречистые ж Богородицы да Павла абнорского, да два образа Зосимы и Саватея соловецких чюдотворцы, образ Николы чюдотворца, два образа Дмитрея вологотцкого чюдотворца на золоте ж ветхи»⁵³⁵. Опись 1621 года утверждает, что эти иконы находились выше царских дверей⁵³⁶ «в нижнем тябле». Так как между 1604 и 1619 годами иконопись Владимирской церкви возобновлялась, то в это время, вероятно, упомянутая боковые 12 икон пядничного яруса были заменены другими: «Подле тех (т. е, среднего киота) образов с правую сторону – образ Пречистые Богородицы Одегитрия, образ Спасов Еммануил, образы Пречистые Богородицы Умиление, образ Николы чюдотворца, все четыре на золоте, два образа Павла обнорского, два образа Варлаама хутынского, образ Алексея митрополита, все пять на красках. По тому же тяблу с левые стороны – образ Успение Пречистые Богородицы на золоте, ветх, образ Пречистые Богородицы Умиление на золоте, два образа ярославских чюдотворцов на золоте, да в киоте образ Алексея митрополита, образ Леонтия ростовского, образ Пречистые Богородицы Умиления, образ святых апостол Петра и Павла, все на красках»⁵³⁷. Кроме того в тябле над местными образами стоял образ Одигитрии, с изображениями святых на полях⁵³⁸.

Рис. XIV. Деталь орнамента и окно Успенского собора

Вне иконостаса по стенам церкви св. Владимира в 1601 году немногие образа были размещены против царских дверей: «три образы окладные: образ Спасов да Пречистые Богородицы да Иван Предотеча, венцы и оклад серебряны, золочен(ы) басмян(ы), ветхи; образ Успенье Пречистые Богородицы, венцы и оклад басмян серебрян, золочен; в киоте – образ Пречистые Богородицы Одегитрие, на празелени»⁵³⁹. В 1621 году этих образов в церкви уже не было кроме первого, который был поставлен над гробницами Воротынских, где находились также еще два образа Михаила черниговского и боярина его Феодора и мученика Логгина⁵⁴⁰. Это небогатое внутреннее убранство церкви завершалось четырьмя постаментами для свечей и двумя паникадилами (одно о 12, другое о 3-х «шенданех»)⁵⁴¹.

Большинство перечисленных церковных вещей было пожертвовано монастырю еще до 63-года XVI века вдовою Воротынского⁵⁴². Опись 1601 года упоминает только об одной пелене (пред местным образом св. Владимира), сделанной (по словам старца Леонида) «из царскые дачи»⁵⁴³. Позднейшие крупные вклады Грозного, очевидно, мало оказали влияние не первоначальное внутреннее убранство Владимирской церкви⁵⁴⁴, почему, к 1601 году и алтарь ее был беден иконами. Первая по времени монастырская опись так изображает внутренность его: «У Владимера ж святого в олтаре престол с трех стран оболочен бархатом червчятым, а с четвертую сторону половина оболочена тем же бархатом, а другая пестредью. Напреди престола в кресте 17 дробниц серебряны золочены, а на них святые, подпись у креста и около креста сажено жемчюгом. На престоле евангилье в полдесть, писмяное, и оболочено бархатом зеленым, на евангилье цка серебряна чеканная, на ней образ Спасов, по углом евангилисты серебряны золочены литые, застешки и у исподней цки жюки серебряны ж литы. Покров на престоле тафта червчята, а около тафта зелена. За престолом крест древян, а на нем распятие Господне да празники и пророки. В олтаре же образы: образ преподобного Павла абнорского па краске; образ Распятие Господне на золоте попорчен; два образа Пречистые Богородицы Одегитрие на золоте попорчены. Над жертвеником в окне образ Спасов нерукотворенный обложен медью, образ Воскресение Христово, да образ Преображение Господне на золоте попорчены, образ Успение Пречистые Богородицы резан на древе. Кадило да кумганец медяные. В олтаре ж фонарь болшей слюдян»⁵⁴⁵. О священных сосудах Владимирского алтаря опись 1601 года не упоминает⁵⁴⁶, но в 1621 году на жертвеннике находились сосуды серебряные «потир лощат, а в нем весу гривенка сорок четыре золотника, блюдо дискосное, лжица, звезда серебряни ж, а в них весу гривенка с четвертью, два блюдца, что дору носят, а в них весу гривенка дватцеть девять золотников, кадило медное, да укропник медяной же, утиралник белой»⁵⁴⁷. Эти сосуды принадлежали, очевидно, к числу пожертвований княгини Марии Воротынской⁵⁴⁸.

С правой или южной стороны Успенской церкви в 1585–7 годах⁵⁴⁹ была приделана церковь во имя чюдотворца Кирилла, мощи которого покоились здесь в каменной гробнице налево от входа⁵⁵⁰.

Архитектурные подробности этой церкви остаются нам мало известными, так как существующая ныне (с 1780 года)⁵⁵¹ на месте прежней церковь по своему плану, величине и конструкции совершенно не соответствуем первоначальному ее виду. Из описи 1773 года известно только, что прежняя церковь была «каменная», холодная (без отопления), мерою с алтарем по наружной стене шесть сажен, в ширину четыре сажени и два вершка. В церкви было десять окон со слюдяными оконницами. К западной стороне примыкала паперть, длиною по наружной мере в три сажени без одного вершка, а шириною в три сажени два аршина и два вершка⁵⁵². Высота церкви до купола равнялась приблизительно пяти саженям⁵⁵³. Внутренних подкупольных столбов церковь, по-видимому, не имела. По словам описи 1601 года, в церковь св. Кирилла вели две двери, деревянные, обитые белым немецким железом «да третии двери, не великие, железные, что ходят от чюдотворцова гробу в соборную церковь»⁵⁵⁴. Сама церковь была крыта тесом, а глава ее «железом немецким» (по словам описи 1621 году: «в чешую»); крест на главе и «яблоко» были позолочены «золотом парным» (т. е. чрез огонь?)⁵⁵⁵. Внутренние украшения церкви к 1601-му году состояли из 252 икон, 24 крестов, 39 пелен и других церковных принадлежностей⁵⁵⁶.

Иконостас для церкви св. Кирилла, сооруженный в конце XVI века на счет царских пожертвований, состоял большею частью (за исключением разве резного покрытого позолотою тябла)⁵⁵⁷ из произведений московских иконописцев и серебренников. На оклады иконостаса были употреблены драгоценные сосуды, пожертвованные царем Иоанном Васильевичем, а на пелены – данное им платно.

Московское происхождение большинства внутренних украшений и желание братии загладить «зазор не малый», указанный в послании Грозного, были вероятною причиною сложности иконостаса этой церкви, который состоял уже не из четырех (как в Успенском соборе), а из пяти ярусов: деисусного, праздничного, пророческого и праотеческого. Это был наиболее сложный во всем монастыре иконостас.

Как в большинстве одноабсидных храмов в местном ярусе было двое дверей: царские и северные, из которых первый вместе с сенью и столбцами были обложены золоченым серебром. По словам старца Леонида Ширшова, присутствовавшего при составлении церковной описи в 1601 году, эти двери он привез готовыми из Москвы, где окладывал их «из царские дачи»⁵⁵⁸. На северных дверях (деревянных) было писано изгнание Адама из рая, Даниил пророк во рве и три отрока в пещи⁵⁵⁹.

Среди немногих икон местного яруса преобладали изображения Богоматери и преп. Кирилла. По правую сторону царских врат находился: образ Пречистой Богородицы «Неопалимая Купина»⁵⁶⁰ и рядом образ св. Кирилла – копия с чудотворного образа (писанного св. Дионисием Глушицким)⁵⁶¹, украшенная окладом исполненным на Москве на средства царские и монастырские⁵⁶². Подле образа «Неопалимая Купина» и царских дверей помещались еще две пядницы, одна – «Одигитрии», и другая, пониже, св. Кирилла⁵⁶³. По левую сторону царских врат было также, как и на правой, две местных иконы: образ «Умиление» (на поле Кирилл чудотворец, а около Богоматери 12 владычних праздников), «взятый» вместе с художественным киотом с Москвы от старца Александра Сертякина, строителя Афанасьевского подворья⁵⁶⁴, и старинный монастырский местный образ московских чудотворцов Петра и Алексия («во облаце образ Спасов»)⁵⁶⁵.

Рядом были северные двери и над ними три «вкладных» (т. е. пожертвованных) образа: а) Одигитрии (в киоте), б) Пресв. Богородицы и в) Воскресения Христова (в другом киоте)⁵⁶⁶.

В течение первого двадцатилетия XVII века состав местного яруса подвергся довольно крупным переменам, коснувшимся главным образом левой его стороны. Подле царских врат здесь была поставлены: а) местный образ «Одигитрии», копия с чудотворного образа, с которого был переложен на копию и старинный оклад его, и б) образ местный «Кирилл чюдотворец»⁵⁶⁷. Между обоими образами была вставлена пядница (вклад старца Иоасафа Луженого) «Покров Пречистые Богородицы, во облаце нерукотворенный образ, на полях святый Никола чюдотворец да Сергий радунежский да Парасковия мученица»⁵⁶⁸. Над северными дверьми помещались две малых пядницы: «Умиления» и «св. Николая» («поясной» образ), а выше два киота: в одном – образ «нерукотворенный» и образ Одигитрии, «на поле Кирил чюдотворец», в другом – образ Одигитрии и образ «Пречистые Богородицы с Превечным Младенцем па престоле, в молении Кирилл чюдотворец»⁵⁶⁹. С правой стороны царских дверей ближе к церковной стене были добавлены четыре пядницы: а) св. Кирилл, б) «царевич Дмитрий да князь Роман углецкой на одной цке, над главами образ Отечество», в) три святителя московских Петр, Алексий и Иона и г) три святителя ростовских Леонтий, Исаия и Игнатий⁵⁷⁰.

Деисус над царскими дверьми в 1601 году состоял из образа «Спасова на престоле» и других десяти образов (по пяти с каждой стороны), именно: Пречистой Богородицы, Иоанна Предтечи, архистратига Михаила, архистратига Гавриила, апостола Петра, апостола Павла, Василия кесарийского, Иоанна Златоустого, Симеона Столпника и Даниила Столпника⁵⁷¹. Все эти иконы и их оклады были сделаны из царской дачи. Перед ними было девять насвечников деревянных золоченых, под которыми были «шенданы железные, луженые»⁵⁷².

В праздничный ярус над деисусом входили 12 изображений. Над праздниками был образ Пречистой Богородицы, Воплощение, а по сторонам – 12 пророков «стоячих». Над пророками – праотцы поясные, и еще выше – образ Спасов нерукотворенный, а по обе стороны его – херувимы и серафимы, деревянные, золоченые⁵⁷³. Все это иконостасное тябло выше местного яруса осталось без изменений и к 1621 году.

Деятельность братии, направленная к обновлению церковной иконописи, в начальные годы XVII века простерлась главным образом на украшение северной и южной стен церкви, на которых пояса иконостаса имели как бы свое продолжение. В 1601 году на уровне первого яруса, левее северных дверей стояли три местных образа в киотах: а) образ преп. Дионисия глушицкого, украшенный окладом, сделанным из царской «дачи»⁵⁷⁴, б) образ св. Кирилла, украшенный крестом, принадлежавшим св. Кириллу⁵⁷⁵, и в) образ св. Петра, Алексия и Ионы и вверху их (в облаках) – Воплощения⁵⁷⁶. К 1621 году средний образ был замещен иконою св. Бориса и Глеба, Марии Магдалины, Феодора Стратилата и преп. Ксении, а первый и второй кроме того были увенчаны пядницею «Одигитрии» (пожертвованною старцом Иоасафом Хабаровым) и деисусом (из трех пядниц)⁵⁷⁷. Этот нижний пояс левой стены церкви в 1601 году оканчивался дверью в Успенский собор, а в 1621 году только прерывался ею. Над самою дверью тогда находился образ «Воплощения», в киоте, на затворах которого были писаны архангелы Михаил и Гавриил (вклад старца Феодосия Боркова), выше – деисус из обычных трех пядниц, а рядом – три пядницы: Умиление, св. Алексий митрополит и три святителя (св. Василий кесарийский, Сергий радонежский и преп. Кирилл)⁵⁷⁸. Рядом с дверью против гробницы преп. Кирилла по той же стене церкви были расположены в резных золоченых киотах местные образа: а) св. Димитрий прилуцкий, св. Павел обнорский и св. Дионисий глушицкий, на одной доске, б) преп. Сергий радонежский и св. Кирилл, на одной доске («во облаце образ Спасов»), в) св. Кирилл чудотворец, в деянии, г) Пречистая Богородица с Превечным Младенцем на престоле, в облаках – два ангела, а по сторонам Пречистой Богородицы – ростовские чудотворцы Леонтий, Исаия, Игнатий, Иаков, Авраамий, Исидор Твердислов и Петр царевич. Перед образами стояло десять золоченых деревянных подсвечников⁵⁷⁹.

Над нижним поясом на той же стене в 1601 и 1621 годах было еще три тябла, из которых в первом было шесть местных окладных икон, с изображениями «преподобных»: 1) св. Ефрема и Исаака Сирина («во облаце Троица Святая»), 2) св. Феодосие печерского и св. Феодосия Иерусалимского («во облаце Пречистая Богородица, Воплощенье»), 3) св. Иoанна Лествичника и Феодора Студита («во облаце Троица Святая»), 4) св. Евфимия великого и Саввы освященного, («во облаце образ Спасов»), 5) св. Антония, Феодосия и Онуфрия великих, и 6) св. Василия великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста ⁵⁸⁰. – Все эти образа имели венцы и оклад серебреные, басмянные, поволоченные. По уверению старца Леонида, он окладывал их «из царьские дачи, ис судов серебряных»; по отзыву же соборных старцов «те образы писаны в Кирилове монастыре и окладываны из монастырьские казны, а не из царьские дачи». – Перед образами в 1601 году стояло шесть подсвечников деревянных, волоченых с железными шенданами⁵⁸¹. В 1621 году к тем же верхним образам были присоединены: пядница «Одигитрии», две пядницы св. Алексия митрополита и пядница ярославских чюдотворцев⁵⁸².

На той же стене над первым тяблом (или вторым рядом икон) в 1601 году было второе с 7-ью местными же образами–«седмицею»⁵⁸³, перед которыми также было семь подсвечников деревянных золоченых на железных шенданах. Оклад икон был такой же как и у преподобных. При описи монастыря в 1601 году старец Леонид утверждал, что он «окладывал те образы ис царские дачи, а келарь старец Елеуферей Братцов сказал, что те образы писаны в Кириловом монастыре и окладывали из монастырьские казны, а не ис царьские дачи». – Тябла как «у преподобных отец», так и «у седмицы» были деревянные, резине, позолоченные⁵⁸⁴.

На уровне деисуса («на нижнем тябле у деисуса»)⁵⁸⁵ помещались меньшие пядницы, пожертвованные разными лицами: 1) образ Спасов, в киоте, 2) Умиленье, на полях писаны преп. Кирилл и Александр свирский, 3) св. Николай чудотворец (пожертвование игумена Марка), 4) св. Николай чудотворец, 5) св. Иоанн Богослов 6) Умиление, 7) образ Спасов, образ Пречистой Богородицы, и образ Иоанна Предтечи, 8) Одигитрия, (на поле написан Кирилл чудотворец), 9) Одигитрия, 10) киот с образом Спасителя, Пресвятой Богородицы и св. Иоанна Предтечи, 11) Одигитрия «з затворы» (т. е. род складня), на которых были написаны образ Спасителя и преподобного Антония печерского, образ св. Николая и апостола Иакова, 12) Умиление, 13) Умиление, 14) образ Пречистой Богородицы с Младенцем («во облаце Троица святая, по полям архангелы Михаил да Гаврил и святители и преподобные и мученики, у ножек Пречистые Богородицы преподобный Сергей»), 15) образ «Спасов», «Пречистые Богородицы» и «Иванна «Предтечи, 16) св. Николай чудотворец, 17) апостол Марк и великомученица Варвара, 18) образ Спасов (пять последних образов – вклад старца Иоасафа Луженого), 19) «Воплощенье» (вклад старца Феодосия Боркова), 20) Успенье Пречистой Богородицы, 21) «образы великого чюдотворца Ионы митрополита да Никиты ноугородцково чюдотворца, да преподобных отец Зосимы и Саватия соловетцких чюдотверцов, да Олександра свирского», 22) «образ Спасов Вседержителя», 23) «Введенье во церковь Пречистые Богородицы», 24) «Умиление», 25) Умиление, 26) «Спас Вседержитель», 27) чудотворец Алексей митрополит, 28) Игнатий Богоносец. Все эти образа – монастырские вкладные.

По словам описи 1601 года, над этими пядницами («па правой стороне на стене на пядницах, окладных образов в киоте») был киот с 7-ью «монастырскими» образами: 1–2) два образа великого святителя Алексея митрополита, 3) Одигитрия, Усекловение Главы и 3 образа св. Николая чюдотворца, а «по полям епископ Никита ноугородцкий да великомученица Евдокия, все на одной цке», 4) «образ Спасов Вседержителя, да образ Николы чюдотворца гостунсково поясной», 5) «образ Николы чюдотворца можайсково», 6) «образ Леонтия ростовского чюдотворца»⁵⁸⁶. Тут же находились образа: «Зосимы и Саватея соловецких чюдотворцов, во облаце образ Спасов»; «Пречистая Богородицы Одегитрие, на поле чюдотворец Кирил»; образ «Нерукотворенный»; «образ Спас Вседержитель»; «образ Пречистые Богородицы со Младенцом на престоле, у подножия епископы Никита да Иван ноугородские чюдотворцы»; «образ преподобных святых отец Георгия иже в Малей да Иосиф волоцкий, во облаце образ Спасов»; «образ святого апостола Ивана Богослова»; «образ Усекновение честные главы Ивана Предтечи»; «образ святого Варлама хутынского чюдотворца, во облаце образ Спасов»; «образ Спасов да образ Пречистые Богородицы Умиление», «на поле... написан чюдотворец Кирил»; «Умиление»; образ преподобного Кирилла; «образ Леонтия, Исаия, Игнатья ростовских чюдотворцов»; «образ преподобного чюдотворца Сергея»; «образ преподобного чюдотворца Кирила» и «образ великих святителей Василья кесарйского, Григорья Богослова, Иванна Златаустого»⁵⁸⁷.

Составители монастырской описи 1621 года застали верхние ряды икон на правой стене церкви уже в другом распорядке. Над высотою царских дверей тогда помещался здесь «деисус (в) три пядницы», на котором были написаны также преподобные Пафнутий боровский и Иосиф волоцкий. С левой стороны деисуса – а) образ Одигитрии, в богатом окладе и киоте, пожертвованный старцем Феодоритом Умным, б) образ «Умиления» также в киоте и дорогом окладе, пожертвование старца Иоасафа Луженого, в) образ «Одигитрии» с росписными затворами, г) «Распятие» корсунского письма и д) деисус из трех больших пядниц. С правой стороны деисуса на том же тябле были образа: а) Умиления, б) Воскресения Христова, в) Спаса Вседержителя (поясной), г) св. Иоанна Богослова, д) «Спаса Вседержителя», е) Пресв. Богородицы, ж) св. Иоанна Предтечи, з) «Спаса Вседержителя», и) «Умиления» («а по полям писаны преподобный Кирил чюдотворец да Александр сверский»), и) св. Николая чудотворца, к) «Умиления» и л) «Спаса Вседержителя».

Киот с 7-ю окладными образами, помещавшийся в 1601 году на той же стене над пядницами, у боковых церковных дверей, оставался и в 1621 году на прежнем месте, но ряд соседних образов подвергся значительным переменам. Несколько ниже упомянутого киота находились образа: а) Леонтий Христов мученик, б) складни на белой кости («Козма и Дамьян да Борис и Глеб»), в) св. Николай чудотворец («поясной»), г) Пречистая Богородица с Превечным Младенцом, на престоле («у подножия епископы новгородские Никита и Иван»), д) св. Кирилл чудотворец, е) св. Варлаам хутынкий (во облаце Спасов образ), ж) св. Николай чудотворец.

Над боковыми дверьми, на той же правой стене церкви сверху, в 1621 году были в киоте образа на золоте и на красках: «образ Спасов нерукотворенный, образ Живоначалные Троицы, образ Спасов Вседержитель, образ Пречистые Богородицы, образ Иванна Предтечи, образ Спасов Вседержитель, образ Пречистые Богородицы, образ Иванна Предтечи, образ Пречистые Богородицы Сергиево видение, образ соловетцких чюдотворцов Зосимы и Саватея».

Пониже этих образов, у тех же сторонних дверей, был местный образ Успение Пресв. Богородицы (вклад старца «Дементья Печерского»), а по обе стороны этого образа – десять (sic) окладных пядниц: а) св. Кирилл чудотворец б) св. Василий великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, в) св. Сергий радонежеский, г)-д) два образа Спаса Вседержителя, е) св. Иона митрополит, Никита новгородский, Варлаам хутынский, Зосима и Савватий соловецкие и Александр свирский, ж) св. Димитрий прилуцкий и е) Умиление⁵⁸⁸.

Передняя стена церкви, т. е. западная, была, как и боковые, украшена иконописью. В 1601 году правую сторону от дверей занимали 10 вкладных пядниц: 1) св. пророк Илья, поясной, 2) Видение пророка Иезекииля, 3) «Спас», 4) Пречистая Богородица, 5) Иоанн Предтеча, 6) Одигитрия, 7) Умиление, 8) св. Николай чудотворец, 9) св. Георгий страстотерпец и 10) св. Николай чудотворец. Другую-же сторону от дверей (т. е. на лево) «против чюдотворцова гроба»: а) образ Одигитрия в киоте с затворами, – вклад Феодора Умново, б) образ «Умиление» в киоте – вклад Евдокии Старицкой, в) Умиление, г) Спас Вседержитель, д)-е) два образа Одигитрии, ж) Еммануил, з) Одигитрия, на поле Кирилл чудотворец, и) Одигитрия, в киоте с затворами, в котором были и три праздника владычных, резаных на кости, и) образ св. Георгия страстотерпца, к) Умиление, л) «Спас» нерукотворенный, м) Одигитрия, н) Умиление, о) преп. Зосима и Савватий соловецкие, «во облаце Пречистая Богородица, Воплощение», п) Кирилл чудотворец, р) «складни, резаны на кости четыре святых»⁵⁸⁹.

В 1621 году на лево от передних дверей церкви не было по стене икон, на правой же стороне находился «образ местной Пречистые Богородицы Одегитрия на золоте, около писан тропарь золотом», а вокруг этого образа – 24 (sic) пядницы, именно: а) Преч. Богородица, Коневская, б) св. муч. Георгий, в) Одигитрия, г) Спас Вседержитель, д) е) ж) Умиление, з) Спас Вседержитель, и) видение пророка Иезекииля, и) к) св. Зосима и Савватий соловецкие, «во облаце образ Спасов», л) преп. Георгий Малеин и Иосиф «чюдотворец канунам», «во облаце образ Спасов», м) св. Николай чудотворец, н) св. Кирилл чудотворец, о) Усекновение главы св. Иоанна Предтечи, п) Умиление, р) Спас Вседержитель, с) т) Одигитрия, у) св. Василий кесарийский, ф) св. Иоанн Богослов, х) нерукотворенный образ и ц) Спас Еммануил; ч) в киоте образ Одигитрия (на затворах – св. Николай и Георгий) и три образа, резанные на кости (Воплощение, Троица и Распятие)⁵⁹⁰.

Опись 1601 года упоминает еще о нескольких иконах, расположенных на право и на лево «от передних дверей», а опись 1621 года прибавляет, что они находились над вкладными пядницами, т. е. помещались на той же западной стене вверху. «Вшед в передние двери», «на правой стороне» можно было видеть в 1601 году «десять» (sic) образов на золоте в киоте: а) «Спас нерукотворенный», б) «Живоначальная Троица» в) «Спас Вседержитель», г) «Одегитрия», д) «Господь наш Иисус Христос», е) «Пречистая Богородица», ж) «Иван Предотеча», з) «Пречистая Богородица, Сергиево видение», и) «соловецкие чюдотворцы Зосима и Саватей», и)–о) шесть образов Пречистой Богородицы и п) «образ Спасов». Последние семь икон оставались здесь и в 1621 году. Но в 1601 году у передних же дверей на стене помещались еще образа: «Спас Вседержитель», «Вознесение Господне», «Живоначальная Троица», «Сошествие Св. Духа», «Усекновение честные главы Иванна Предтечи», «святые апостолы Петр и Павел» и 19 образов «Умиление». К 1621 году образа эти были уже сняты.

На левой стороне стены у «передних дверей» были размещены во время описи 1601 года образа такого же сборного состава: а) «образ Вознесение Христово, да Рожество Пречистые Богородицы, да шесть святителей, на одной цке, б) образ Пречистые Богородицы Умиление, в) г) два образа Николы чюдотворца, один з деяньем, д)–м) девять образов Пречистые Богородицы Одегитрие, н)–с) да пять образов Пречистые Богородицы Умиление, т) образ Пречистые Богородицы, молебная во облаце Спасов образ, а на полях писаны святые, у) образ Пречистые Богородицы Сергиево видение,.... да в киоте ф) х) два образа Пречистые Богородицы Умиление, ц) образ Сергиево видение, ч) образ Пречистые Богородицы Умиление, ш) образ Спас Вседержитель, щ) образ Кирила чюдотворца, ) образы 12 минеи месечных писаны на цках на золоте, вкладные старца Галасеи Трясисоломы, киоты резаны золочены». Теже иконы остались здесь и до 1621 года, но первая из них названа в переписных книгах этого года образом «Преображение Господне да Рождество Пречистые Богородицы да шесть святителей на одной цке»⁵⁹¹.

Кроме неподвижных икон в церкви св. Кирилла в 1601 году были два образа («Умиление» и «Кирил чюдотворец»), лежавшие на аналогие, оболоченном цветною камкою и украшенном тремя пеленами⁵⁹². Этот налой находился на правой стороне царских дверей⁵⁹³.

В алтаре церкви св. Кирилла престол был оболочен камкою лазоревою. Спереди у престола был «отлас цветной, шолк жолт да багров» и «пелена аксамитна, шолк червчят да чорн, крест шит серебром, из государевы дачи». На престоле находились «крест воздвизалной, синалойной», обложенный позолоченным серебром, и евангелье, писмянное в десть, тетр, оболоченное черным бархатом и украшенное снаружи серебрянными застежками и евангелистами. Оно было получено монастырем от «Александра Сертякина». В 1621 году на престоле было два покрова⁵⁹⁴.

Церковные сосуды на жертвеннике, именно: потир («а в нем весу две гривенки, бес полутретья золотника»), блюдо дискосное, звезда, лжица, два блюдца, что дору носят, («во всем весу две гривенки и осмнатцать золотник») были сделаны из серебра, но позолочены; копье было железное; «воздух – окладник, камка таусинна, середник отлас червчят, крест вышит золотом»⁵⁹⁵.

Запрестольный образ состоял из изображений: Одигитрии и св. Николая чудотворца. Остальные иконы алтаря не имели тесно объединенного содержания. В одном киоте здесь был образ, на котором писаны были на одной доске: «праздники и пророки и иные многие святые на золоте»; в другом киоте заключались образа: «Хвалите Господа с небес», «О Тебе радуется» и «Предста царица», «Воскресение Христово» («а по полям писаны святые»), «образ Пречистые Богородицы»; в третьем киоте – «образ Спасов, образ Пречистые Богородицы, образ Ивана Предтечи», в четвертом – «три образы: Спасов, да Пречистые, да Ивана Предтечи»; подле них был «образ Пречистые Богородицы з затворы, а на затворех писаны многие святые». На какой именно стене были размещены эти образа, опись 1601 года не говорит. Над жертвенником в киоте было две иконы: «Умиление» и образ преподобного Кирилла. Над царскими дверьми против престола: а) «образ Спас Вседержитель на золоте с пеленою, б) образ Воскресение Христово, в) г) два образа Сергиево видение на золоте, д)–л) восмь образов Пречистые Богородицы на золоте, и) н) два образа на красках, о) образ святых апостол Петра и Павла, п) образ Стефана сурожского чюдотворца, р) образ ярославских чюдотворцов Федора и Давида и Констянтина, с) образ преподобного Пафнотия боровского чюдотворца, т) образ Пречистые Богородицы на престоле с Превечным младенцом, а по сторонам престола ростовские чюдотворцы»⁵⁹⁶.

К 1621 году состав всех этих икон был совершенно обновлен. Опись этого года упоминает о следующих окладных пядницах: а) Успение, б) св. Георгий, в) складни с иконами Преображенья и Успения, г) другие складни с деисусом и четыремя святыми «молящими», д) Умиление, е) Преображение. Над царскими дверьми против престола в 1621 году стоял образ Спас Вседержитель; на горнем месте – образ Пресвятой Богородицы (с изображениями четырех святых на затворах), образ Воскресения Христова, десять образов Умиления и Одигитрии, два образа Пресв. Богородицы, образ святых апостолов Петра и Павла, образ Пресв. Богородицы, «а пред нею ростовские чюдотворцы в молении», образ св. Стефана сурожского, образ ярославских чюдотворцов св. Феодора и Давида и Константина» («стоять в церкви у местных образов»), «да в киоте же три образа Спасов, да Пречистые Богородицы, да Иванна Предтечи на золоте» стояли в церкви над царскими дверми»⁵⁹⁷. Из других предметов – в алтаре кирилловском в 1601 и 1621 годах находились: «крушка оловяная» в которой держали вино церковное, «кадило меденое невелико, укропник меденой, шендан меденой понахидной, двои клещи железные, а емлют ими уголье (и свечи гасят – опись 1621 года), зеркало невелико, да щет, да два утиралника холщовые» и 1 подсвечник (по описи 1601, и 2 – по описи 1621 года)⁵⁹⁸.

На запад от Успенского собора, на небольшом от него расстоянии (около трех сажен), ближе к Сиверскому озеру стояла «под колоколы» каменная церковь, построенная в 30-х годах ХVI века⁵⁹⁹ во имя «архистратига архангела Гавриила» с приделом во имя святого царя Константина и матери его Елены⁶⁰⁰. К настоящему времени эта церковь уже уклонилась в своем фасаде и разрезе от первоначального вида⁶⁰¹, но несомненно, что прежде она принадлежала к типу подмосковных храмовых сооружений и по мотивам наружной орнаментики была для Кириллова новинкой в области архитектурной техники. Строители пользовались здесь не только цилиндрическим но и крестовым сводом, а подбарабанные арки опустили внутри церкви не на четырехугольные столбы, но на круглые как в московском Успенском соборе колонны⁶⁰² (не имеющие, однако, высоких баз).

Рис. ХV. Церкви: архангела Гавриила (налево), св. Кирилла, Успения, св. Владимира и св. Епифания (с восточной стороны)

Главная касса церкви, ныне почти кубическая, на восточной стороне заканчивается сводами трех апсид (см. рис. XV), но эти апсиды не принадлежат троечастному делению одного алтаря, а состоят из главной части большого алтаря, его жертвенника (на лево) и придела во имя царя Константина (на право). По обыкновению эти полукружия представляют собою пристройку, более низкую, чем главная масса (см. рис. XVII).

Первоначальное покрытие этой церкви (с закомарами, покрытыми тесом и верхами, обитыми немецким железом), имевшей, по свидетельству описей 1601 и 1621 годов, две главы и называвшейся «под колоколы»⁶⁰³ (т. е. расположенной под колокольнею), в настоящее время заменено четырехскатною крышею, на которой возвышается шестигранный свод, заканчивающийся небольшою главою (см. рисунок XV). Это покрытие находится над вторым этажом церкви (антресолью), вход в который идет в настоящее время с западной стороны (из помещений, что под колокольнею). Здесь в прошлом столетии помещалась кирилловская ризница⁶⁰⁴. Но этаж этот, покрытый сомкнутым сводом (см. рисунок XVII), был отстроен, вероятно, уже позже начала XVII века, так как колокола, находившиеся (по словам описей 1601 н 1621 годов) над церковью, едва ли могли оставаться в глухом закрытом помещении с небольшими окнами. Тем не менее сообщение с верхом церкви входило, очевидно, в задачу ее строителя, так как лестница на верх с наружною дверью, ныне заделанная (см. рисунок XVI), была устроена во время самой кладки в углу южной стены (против придела). В настоящее время верхний этаж пронизывают два каменных цилиндра: один большого диаметра – почти на средине помещения, другой небольшой – в углу над приделом. Это – барабаны бывших церковных глав, показанных еще на плане 1720-го года (см. ниже в приложении) и в начале XVII века, возвышавшихся над закомарами церковной кровли.

Наружные украшения древней (нижней) части церкви состоят из вертикальных пилястров (лопаток), которые делят стены главной массы на три части (соответственно внутреннему расположению сводов) и завершаются на уровне второго этажа двумя горизонтальными тягами, из коих верхняя совпадает с вершиною (?) арок, поддерживающих барабан. Эти украшения относятся, надо полагать, к XVII веку, ибо они однородны с орнаментами построенной одновременно кирилловской церкви св. Иоанна Предтечи⁶⁰⁵ и отчасти с орнаментами построенной несколько ранее церкви Введенья (сравн. прил. рисунки). К древней поре относятся также наличники входа, украшенного рядами колоннок, заканчивающихся на верху кокошниками (см. прил. рисунок). Полукружия алтаря и придела разделены на девять частей (каждое на три части) вертикальными лопатками, которые на верху сходятся под карнизом в арочки с гирькою или подвескою по средине

Рис. XVI. План церкви св. Архангела Гавриила и верхнего этажа над нею. (Составлен по чертежу из альбома Мартынова.)

В состав деисусного яруса входило 13 икон, причем крайними из них были лики русских святых. Среднее место занимал «образ Спасов на престоле», а по сторонам находились иконы: Пречистой Богородицы, св. Иоанна Предтечи, архистратига Михаила, архистратига Гавриила, апостола Петра, апостола Павла, св. Василия великого, св. Иоанна Златоустого, св. Григория Богослова, св. Леонид ростовского, св. Сергия и св. Кирилла⁶⁰⁶. Пред деисусом в 1601 году висело медное паникадило о 12 шенданах⁶⁰⁷.

Праздничный ярус в 1601 году состоял из 16 образов⁶⁰⁸, а в 1621 году – только из шести⁶⁰⁹. Средину пророческого яруса занимала икона «Воплощение», а по сторонам ее было 14 образов, по семи с каждой стороны⁶¹⁰.

Из числа одинадцати пядниц над царскими дверьми (по описи 1601 года – «меньших», а по описи 1621 года – «больших») девять средних были тождественны (со стороны содержания) с девятью средними деисусными иконами; крайние же (10-ая и 11-ая) изображали св. Георгия и св. Димитрия солунского⁶¹¹.

Вне иконостаса в 1601 году несколько образов украшали, вероятно, северную стену и южную, хотя опись этого года и не указывает подробно их местоположения. Большинство их относилось по содержание к греческой иконографии. Из русских святых здесь были изображения только северных подвижников, древле просиявших: св. Зосимы и Савватия, св. Сергия, св. Петра, св. Кирилла, св. Варлаама хутынского и св. Димитрия прилуцкого⁶¹². К 1621 году, когда число внеиконостасных образов в церкви уже увеличилось, на них стало заметным и влияние ярославско-ростовской иконописи⁶¹³.

Рис. XVII. Разрез церкви св. архангела Гавриила (с чертежа из альбома Н. Мартынова)

Кроме деисусного паникадила церковь освещалась четырьмя поставными свечами, писанными красками и стоявшими пред местными образами⁶¹⁴.

Небольшое число икон и сосудов, находившихся в алтаре, соответствовало скудости церковного убранства. В 1601 году престол был оболочен «дороги двоеличны шолк зелен да желт, ветхо», а в 1621 году – «мухояром сизовым» и спереди «мухояром зеленым» (с нашитым миткалинным крестом). Напрестольное евангелие было покрыто зеленым бархатом, поверх которого было «роспятие и евангилисты серебряны(е), золочены(е), литые». К 1621 году оно было заменено другим, оболоченным черным бархатом и находившимся прежде в церкви св. Кирилла. Воздвизальный крест был из дерева, распятие же на нем – серебреное золоченое. Сосуды, потир и блюдца – оловянные. Небольшое кадило и укропник – медные. В 1601 году в алтаре был образ (т. е. запрестольный) «Умиленье», а в 1621 году – на горнем месте стоял уже образ Пресв. Богородицы и св. Кирилла, а на жертвеннике – образ Одигитрии и св. Кирилла⁶¹⁵.

Еще беднее было устройство иконостаса и алтаря в приделе «царя Константина и матери его Елены».

Иконостас здесь был самый несложный. В «деисусе» возвышался образ «Спасов на престоле», а по сторонам по четыре образа на золоте (Пресвятой Богородицы, св. Иоанна Предтечи, архистратига Михаила и Гавриила, апостола Петра и Павла, св. Сергия и Кирилла – см. опись 1621 года). Царские двери и столбцы и сень были на золоте. На них были писаны святые (как и в главном приделе). Местная икона была одна: «царь Констянтин и мати его Елена» (обновленная к 1621 году – «починивана»). На тябле над царскими дверьми помещались пять образов: а) «царь Констянтин и мати его Елена, б) Павел обнорский чюдотворец, в) Иван Богослов да ученик его Прохор, г) святая Пятница, д) Пречистая Богородица да Никола чюдотворец». К 1621 году образ Павла обнорского был заменен образом Одигитрии (на поле – Кирилл чудотворец) и образом св. Кирилла.

Перед местным образом стояла небольшая поставная свеча, расписанная красками. Налеп у нее был оловянный, а подсвечник каменный «мурамлен».

В алтаре престол был оболочен «пестредью». На нем крест воздвизальный был из дерева (разной, см. опись 1621 года). Евангелье тетр в полдесть было украшено зеленым бархатом («изуфрью зеленою», по описи 1621 года). Евангелисты на нем были медные, позолоченные. Покров на престоле по словам описи 1621 года был «дороги двоеличные, шелк зелен да желт ветх». В 1601 году священные сосуды в алтаре были деревянные, а в 1621 году – оловянные⁶¹⁶.

В начала XVII века при церкви архангела Гавриила была колокольня⁶¹⁷ на которой висело несколько больших медных колоколов, как-то: колокол в «300 пуд»⁶¹⁸, отлитый при игумене Васьяне, и другой колокол в 100 пудов, отлитый при игумене Кирилле (II)⁶¹⁹. Здесь-же в 1601 году было 6 колоколов зазвонных и красных. К 1621 году из числа их недоставало одного, но кроме них на колокольнице лежали два колокола краснозвонные разбитые⁶²⁰.

На той-же церкви были еще «часы боевые, а у часов два колокола перечасные не велики». Часы били, как замечает опись 1601 года, «в прибойной колокол, в которой звонят»⁶²¹.

Рис. XIX. Колокольня. (Вид со стороны настоятельских келлий)

Но звонница архангельской церкви могла удовлетворять братию только в древнейшее время, когда недостаточные средства не позволяли монастырю обзавестись сильным и благозвучным звоном, столь излюбленным в древней Руси. В начале XVII века рядом с западной стеной церкви уже существовала более обширная каменная «колокольница», «приделанная», вероятно, во время игуменства Афанасия⁶²² и во всяком случае позже постройки церкви, из которой (как показывают заделанные двери) был прежде выход и с западной стороны (см. рисун. XVI). Опись 1601 года достаточно определенно указывает местоположение этой пристройки, когда говорит, что она стояла «от церкви архистратига Гавриила, что под колоколы, да к трапезе»⁶²³ и, следовательно, занимала тоже четырехугольное в плане пространство, что и в настоящее время. Но в современном своем виде она состоит из четырех этажей (глухих), над которыми возвышается один верх (трехъярусный), покоющийся на арочном осмиграннике, поставленном поверх квадрата (см. рисунок XIX)⁶²⁴. Одна глава и полуглавие увенчивали ее и в 1773 году, а на плане 1720 года она начерчена с луковицою, на шатровом, невидимому, (или конусообразном) основами (см. приложения). Во время же описи 1601 года она была со трех верхех», а в 1621 году – со дву верхех», которые равно как и кресты на них, были обиты немецким железом⁶²⁵. Капитальный переделки на верху колокольни, сообщившие ей современную внешность, произошли около половины прошлого столетия, когда для монастыря было отлито несколько больших колоколов⁶²⁶. По словам автора «Истории российской иерархии» (ч. IV, стр. 392) «колокольня сия достроена в 1761 году и покрыта железом». Но насколько далеко к низу простерлись эта достройка и более раннии переделки, определенных сведений об этом мы не знаем, хотя и можем догадываться, следя за орнаментикою окон, что 4-ый этаж был выведен позже трех нижних этажей. В настоящее время (как и XVII веке) под колокольнею – проход, ведущий от собора Успения к церкви Преображения (и Сиверскому озерy). Над этим проходом и смежными с ним помещениями (см. опись 1773 года) к началу ХVII века находилась в двух «палатках» монастырская библиотека⁶²⁷. Вторую из этих палаток опись 1601 года называет верхней⁶²⁸, из чего следует, что она находилась выше первой, т. е., вероятно, уже в третьем этаже, над которым, быть может, и была расположена колокольня. По крайней мере описи 1601 и 1621 годов не упоминают о третьей «палате» в том же здании (т. е. о четвертом этаже), которая еще с прошлого века служит проходом в ризницу, что над церковью архангела Гавриила⁶²⁹. Поэтому раньше постройки этой ризницы – в указанной палате и не было надобности. Но опись 1668 года, называя колокольницу палатою каменною «на столпах», уже утверждает, что в ней находились «три палатки»: ризница, крепостная и книгохранительная⁶³⁰. Опись же 1730-х годов упоминает опять только о двух палатах: книгохранительной и крепостной, над которыми на столбах возвышалась колокольня⁶³¹. Отсюда можно заключать, что опись 1668 года только приблизительно определила местонахождение ризницы, занимавшей помещение не под колокольней, но (смежное с ним) над церковью архангела Гавриила. (Такая неточность в описи могла произойти вследствие того, что вход в ризницу и в колокольню был общим со стороны трапезной паперти)⁶³². По крайней мере на плане 1720 года церковь архангела Гавриила изображена уже с верхним рядом окон, т. е. с ризницею, которая определенно упоминается в описных книгах 1730-х годов. Поэтому происхождение ризницы над церковью архангела Гавриила возможно относить к XVII веку, когда вход в нее был, очевидно, с юго-западной стороны церкви архангела Гавриила (см. рисун. XVI). В 1601 же и 1621 годах, вероятно, над двумя палатами книго-хранительными помещалась непосредственно колокольня (предполагая, что четвертый (глухой) этаж ее был отстроен в 1761 году), – на которой в то время и находились самые громкиe монастырские колокола: а) колокол большой, слитый при старце Леониде в 104 (159⁵/₆) году, весом 938 пудов, из меди, купленной на монастырские деньги⁶³³ и для прибавки из 5 монастырских колоколов, разбитых с этою целью, и из обоих колоколов, взятых от «Ивана Предтечи»⁶³⁴ с горнего монастыря; б) колокол в 400 пудов, отлитый во Пскове в 1551 году на средства Петра Ивановича Шуйского⁶³⁵ и носивший название «псковитин».

Рис. XX. Планы нижних этажей «колокольни» (бывшей библиотеки и других помещений)

Рис. XXI. План нижнего этажа под церковью Введения и смежными с нею помещениями.

1. Подвал под церковью Введения. 2. Бывшая хлебня. 3. Бывшая хлебодарня (?) 4. Ледник. 5. Кладовая. 6. Мучной анбар. 7. Подвал под трапезною папертью. 8. Дровяной подвал. 9. Подвал. 10. Выход. 11. Лестница в паперть. 12. Лестница во второй этаж здания, что под колокольнею. А–В. Ося коробовых сводов

Рядом с колокольнею, недалеко от церкви архангела Гавриила по направлению к (северо) западу стояла трапезная теплая (т. е. отапливаемая) церковь «Введения Пресвятой Богородицы»⁶³⁶, построенная в 1519 году⁶³⁷ и занимавшая второй этаж здания («на подцерковье»). В настоящее время эта церковь, как и прилегающая к ней строения, вследствие переделок отступили от своего первичного плана. Из описи 1773 года видно, что с алтарем по наружной мере она была длиною в пять (прежних) сажень и два аршина, а шириною в пять сажен с четвертью аршина⁶³⁸, внутри же была длиною с алтарем в три сажени и два с лишним аршина, а шириною – в четыре сажени с полвершком⁶³⁹. Таким образом: а) своим размером она соответствовала той длине и ширине ее, какие можно видеть с восточной и южной (или по компасу западной) ее сторон (см. рисун. № XXI, № XXII № XXIII). б) Внутренняя площадь главной части церкви имела вид не квадрата, но параллелограмма, ширина которого равнялась приблизительно удвоенной его длине. План восточной стены алтаря представлял собою не полукружие, но ломанную линию (см. рисунок № XXI).

Рис. XXII. План церкви Введения (второй этаж)

1. Алтарь церкви Введения (бывшая церковь и алтарь). 2. Церковь Введения (бывшая трапеза). 3. Бывшая келарская (?). 4–5. Ризница. 6. Паперть. 7. Лестница в нижний этаж. 8. Лестница в бывшую библиотеку и на колокольню. 9. Проходная комната и чулан. 10. Дверь во второй этаж здания, что под колокольнею. № А–Б. Оси коробовых сводов

К церкви с западной стороны непосредственно примыкала трапеза, составлявшая с нею одно здание и сообщавшаяся с нею посредством двери⁶⁴⁰, чрез которую братия в большие праздники носила в трапезу образа⁶⁴¹. Построенная не ранее начала XVI века одновременно с Введенскою церковью, когда кирилловское братство было уже многочисленным, трапеза представляла в своем плане довольно объемистый квадрат, имевший, по словам описи 1601 года, в длину и поперег по семи с половиною (древних) сажен⁶⁴². Посредине этого квадрата⁶⁴³ находился каменный четыреугольный столб, поддерживавший своды, которые, судя по аналоги с другими однородными трапезами, были, вероятно, цилиндрическими⁶⁴⁴. В трапезу, кроме входа чрез церковь, существовал в начале XVII-го века еще вход с монастырского двора чрез трапезную паперть, которая была длиною в 10 (древних) саженей, а шириною в три сажени без четверти. Эта паперть имела каменные своды и была украшена стенным письмом. У трапезных дверей здесь был написан «образ Пречистые Богородицы на престоле с Превечным Младенцем, а по стороне престола написан Леонтей ростовской чюдотворец да Кирил белозерский чюдотворец»⁶⁴⁵. Лестница в паперти (сравн. опись 1773 года) и своды над нею также были каменными⁶⁴⁶. По словам монастырской описи 1773-го года, эта паперть находилась с «полуночной», т. о. с северной стороны трапезы (а с западной стороны трапезы была другая паперть). Поэтому в 1601 году трапеза вместе с папертью и церковью Введенья образовывали как бы десятисаженный в плане квадрат (7¹/₂ саж. + 2³/₄ саж. = 10¹/₄, саж. – по западной стене; по северной стороне – паперть была длиною в 10 саженей, а по южной – трапеза – в 7¹/₂ саженей + длина церкви). Церковь и трапеза по сторонам были крыты тесом⁶⁴⁷. Верх церкви был обит железом немецким, а крест на ней – железный⁶⁴⁸.

Рис. XXIII. Церковь Введения и бывшая трапеза (со стороны Сиверского озера), на право (впереди) домик в проездными воротами

Принадлежа к типу трапезных церквей, построенных на подклетях и имевших поэтому внутри небольшую сравнительно высоту, Введенский храм по необходимости должен был иметь не многосложный иконостас, который в 1601 году и состоял только из трех ярусов: местного, деисусного и пророческого. В начале ХVII века к ним присоединился еще пядничный. Этим и ограничивалась вся наличность внутренней иконописи⁶⁴⁹. На стенах церковных не было образов.

Царские двери и столбцы в 1601 году, были резные, золоченые. На сени их были писаны святые на золоте⁶⁵⁰. Северная дверь была украшена изображением «благоразумного разбойника»⁶⁵¹. Правая сторона местного яруса состояла: а) из храмовой иконы Введения и б) образов: св. Троицы, в) Спаса Вседержителя на престоле («по сторонам Леонтий ростовский и Николай чюдотворец») и г) Пречистой Богородицы («Сергиeво видение, в верху во облаце Живоначальная Троица»)⁶⁵². На лево от царских дверей в местном ярусе находились: а) образ Одигитрии («по полям: Алексей митрополит, да Леонтий ростовский чюдотворец да преподобные чюдотворцы Сергей и Кирил»), б) «образ преподобных отец: Сергия радонежского чюдотворца да Кирила белозерского чюдотворда да Дмитрея прилуцкого чюдотворца да Деонисия глушицкого чюдотворца, вверху во облаце Пречистые Богородицы Воплощенье» и в) десять ветхих образов на золоте⁶⁵³.

В «деисусе» Введенского иконостаса помещалась обычная икона Спасителя, Божией Матери и св. Иоанна Предтечи, а по сторонам – по семи образов. Над «деисусом» – икона «Воплощенья», а по сторонам ее – также по семи «пророков»⁶⁵⁴.

Пред деисусом висело небольшое медное паникадило из шести «шанданов» с яблоком из кедрового дерева и шелковыми черными кистью и «ворвором». Другое небольшое паникадило также медное, висевшее здесь же (?), было спускным⁶⁵⁵.

Пред местными иконами стояли три раскрашенных поставных свечи на каменных «мурамленых» подсвечниках и с насвечниками, сделанными из железа и дерева⁶⁵⁶.

Алтарь Введенской церкви имел только шесть образов: над жертвенником – икона Спаса Вседержителя, четыре образа Одигитрии («по полям» преп. Кирилл) и образ Умиления⁶⁵⁷.

Престол был оболочен черным гарусом с нашивным крестом из червчатой камки. Напрестольный крест был обложен сканным серебром. Еванголие писмяное (тетр) было покрыто шелковым бархатом зеленого цвета. Pacпятиe, евангелисты и застежки на нем были серебреные. Покров на престоле был «кутня желта, около зендень синя, крест тафтян зелен».

Из церковных сосудов в алтаре было к 1601 году только медное кадило и укропник⁶⁵⁸. Очевидно, что литургию здесь совершали редко.

Не смотря на близость Введенской церкви, в братской трапезе существовал также целый ряд иконописных изображений, сосредоточенных на срединном столбе и на стене, в которой была проделана дверь в церковь. В монашеских общежитиях принятие пищи всегда почиталось делом молитвы, ибо пища даруется человеку по благости и милосердию Творца. Сходясь на обеды и ужины, братия неизменно (согласно с предписаниями устава) сопровождала их молитвословиями и чтением божественных книг, приспособленным по содержанию к воспоминаемому в тот или другой день событию. Поэтому и внутреннее устройство общежительной трапезы имело назначение поддерживать религиозность настроения присутствующих. Отсюда в средней Руси трапезные палаты (не смотря на свою смежность с церквами) обыкновенно представляли собою как бы безъалтарные большею частью прямоугольные в план церкви, имевшие род иконостаса на той стене, которая разделяла трапезу от смежного с нею храма. Такое же устройство имела и кирилловская трапеза. На восточной (по отношению к положению местных алтарей) стене ее находились: деисус («образ Спасов»), с каждой стороны его по три образа (т. е. деисусный ярус), дверь, над которой был крест большой «Распятие Господне»⁶⁵⁹, и местные иконы на лево и на право от двери. Историческая подвижность и наслоения в соответственном ярусе церковного иконостаса напоминали собою разнообразие содержания местных трапезных икон, среди которых были и единоличные изображения и складни, и другие композиции, а также нисколько праздников. По правую сторону двери в киоте – помещался, вопервых: 1) образ «четыре празники владычние и лики святых», затем – 2) «образ Пречистые Богородицы на престоле с Превечным Младенцем, у престола по обе стороны Сергей радонежский да Кирил чюдотворец, во облацех по сторонам архангели Михаил да Гаврил», далее 3) образ Успения, 4) складни: «образ Спас Вседержитель на херувимех, а по сторонам архистратиг Михаил, да Гаврил, да Анофрей великий, да мученица Екатерина, на затворех образ Пречистые Богородицы, да Иван Предтеча, да апостоли Петр и Павел, да трие святители: Василие великий, Григорий Богослов, Иван Златауст, Никола чюдотворец», наконец 5) пять пядниц Одигитрии с изображениями св. Кирилла на полях⁶⁶⁰. На лево от той же двери стояли образа: 1) «Спасов нерукотворенный и в деянце», 2) «притча о воплощении Господни и святых отец соборы», 3) «образ всех святых», 4) «Спас Вседержитель», 5) Рождество Христово, 6) «О Тебе радуется», 7) «образ Пречистые Богородицы, Сергиево видение», 8) «образ всех святых в киоте з затворками, а на затворках празники владычни» и 9) «образ Водрузение креста Господа нашего Иисуса Христа, по полям писаны святые»⁶⁶¹. Такой состав иконописи на восточной стене трапезы, вероятно, сложился окончательно не ранее конца XVI века, так как большинство пелен у образов, по словам описи 1601 года, было сделано из «царской дачи» (т. е. на вклад Ивана IV).

Как и в церквах скудное искусственное освещение сосредоточивалось около деисуса и местных икон. Перед первым висело медное паникадило о шести «шанданах», а пред вторыми стояла небольшая свеча поставная.

Что же касается до иконописи на трапезном столбе, то здесь находился в 1601 году только один образ Одигитрии, с затворками, на которых были писаны святые и преподобные⁶⁶².

Так как трапеза, подобно Введенской церкви, помещалась во втором этаже, то из паперти на верх вела каменная лестница, над которою были (каменные же) своды. В стенах паперти были проделаны окошки «с окончинами слюдеными болшими в шотех красных»⁶⁶³.

В низшем этаже под трапезою и церковью находились монастырские службы, назначенный для приготовления и хранения пищи. Здесь была хлебня, знаменитая еще в половине ХVI в. по трудности, сопряженной с работой в ней. В начале XVII в. тут пекли для братии хлеб из трех квашен⁶⁶⁴, – в двух больших печах. Размер хлебни был почти тот же, что и находившейся над нею трапезы «в длину 7 сажень, с полусаженью, а поперег 7 сажен с четью». – Перед хлебною были сени с каменными сводами, в которых когда-то была сделана каменная «келья». К концу XVI века она, однако, успела уже завалиться. «Мера сеням от той кельи в длину» была «11 сажен, а поперег 3 сажени»⁶⁶⁵.

Рядом с хлебнею помещались ее службы. Под трапезою же была палатка «в длину 5 сажен, а поперег 4 сажени». Зимою здесь держали хлеб, приготовленный в хлебне⁶⁶⁶. Тут же возле сеней последней к городовой стене были поставлены два деревянных амбара, в которых хранилась ржаная мука⁶⁶⁷. Перед «онбарами были сени да чюлан», построенный из досок, и три кельи⁶⁶⁸, служившие местожительством «хлебенных старцев». Недалеко отсюда у городовой стены (т. е. ограды) стояла «не великая» палатка, в которой согревали воду, когда нужно было ставить хлебы⁶⁶⁹.

В хлебне и прилежавших к ней строениях, кроме муки и жита, хранилась разная хозяйственная утварь. В 1601 году «в хлбне» были «4 заслоны железных болших, два заслона малых, да в кельях 4 заслоны, все железные, три кочерги железные, три лохани да 3 рукомойники меденые, 5 замков вислых, десять замков нутряных, котел медной не велик, топор, два поскребня, чем квашню скребут, нож болшой, скобель, долото, косарь, чем лучину щепают, заступ, пешня⁶⁷⁰, два колоколчика железные, котел медной, а греют в нем воду. У большого хлебенного» (т. е. старца) хранились «кумганец медной, 4 запоны холщовые, 14 свиток холщовых мукосейных, 12-ры рукавицы, да у штеваров – 2 кумганца медные, да котел, да сковоротка медная – кисель варят, да 8 окончин, слюдных, да три холсты болших сшиты в четыря полотнища на квашни»⁶⁷¹.

Кроме хлебни под трапезою ютились разные чуланы и погреба. Под келарскою трапезою (т. е. под тою частью ее где обедал келарь) находилась палатка (длиною и шириною по три сажени с полусаженью), в которой держали лук, чеснок и бочки масла конопляного⁶⁷².

Под трапезною папертью была другая «полата», имевшая в длину девять сажен с половиною, а поперег три сажени. Здесь лежало «масло красное да рогожи с солью»⁶⁷³. Вблизи, под самою трапезою и под церковью Введения, помещались два «погреба зимних» (шегнуша? или «братцкие погреба») «с выходы, где всходят братья квасу пити перед вечернею и перед нефимоном»⁶⁷⁴.

Все перечисленные доселе церкви: собор Успения Пресвятой Богородицы, церкви св. князя Владимира, пр. Кирилла, св. архангела Гавриила с колокольнею и церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы с трапезою и пристройками были расположены почти в центре монастырского двора (ближе к Сиверскому озеру). Кроме них в Кириллове существовали еще две церкви, находившиеся на ограде: одна на так называемых «святых воротах», другая на противоположной части ограды, над воротами, что к Сиверскому озеру.

Рис. XXIV. «Святые ворота» под церковью св. Иоанна Лествичника (со стороны настоятельских келлий)

«Святые ворота» были главными в монастыре. Они напоминали входившему о религиозной задаче иноческой жизни, и путник проходил их с непокровенной головой. Находясь на северо-восток от Успенского собора, саженях в 20-ти от церкви св. Владимира, почти на средин той части монастырской ограды, которая была наиболее отдалена от Сиверского озера⁶⁷⁵, они по основным чертам своего устройства были близки к аналогичным памятникам вологодско-ярославской архитектуры⁶⁷⁶ и состояли из коробовых сводов, опиравшихся на три стенки, из коих средняя длила их на «большия» (направо – при входе) и «меньшия» (налево – при входе). Как своды их, так и стенки и внутренние полуколонны были изукрашены живописью XVI века (см. рисунок XXIV)⁶⁷⁷.

Первоначальное сооружение этих (?) каменных «святых вороты» (как мы видели)⁶⁷⁸ относится, вероятно, к 1523 году. Но церковь над ними во имя св. Иоанна Лествичника с приделом св. Феодора Стратилата была выстроена не ранее второй половины ХVI века⁶⁷⁹. Устойчивость и пропорциональность приворотных опор, рассчитанных на давление больших тяжестей, заставляет полагать, что нынешний вид «святых ворот» обязан задуманной постройка этого надворотнего храма, едва ли не самого замысловатого в монастыре по своей структуре, примененной зодчими времен Грозного. Но замечательно, что хотя боковые (опорные) стенки ворот приходятся под иконостасной и западной (по отношение к алтарю) стенами церкви, колонны церковные, поддерживающие купол, не совпадают с нижнею перегородкою, разделяющею ворота на меньшие и большие, и основания верхних столбов помещаются на сводах (см. рисунки ХХVI и ХХVIII).

Рис. ХХV. Церковь св. Иоанна Лествичника (со стороны большого двора). С Фотографии И. Ф. Барщевского № 1295

Рис. ХХVI. План церкви св. Иоанна Лествичника, смежных помещений и нижнего этажа под ними (по чертежу из альбома Н. Мартынова) А. Нижний этаж. 1. Меньшие святые ворота. 2. Большие святые ворота. 3. 4. 5. 6. 7. 8. Кладовые. В. Второй этаж. 1. Алтарь церкви св. Иоанна Лествичника. 2. Средняя часть. 3. Придел во имя св. Феодора Стратилата. 4. Алтарь придела. 5. Паперть. 6 и 7. Бывший арсенал и библиотека (или «казенные палаты»)

План церкви – прямоугольник без алтарных полукружий⁶⁸⁰. Расположение сводов в обоих этажах, как видно из прилагаемых чертежей (см. рисунки ХХVI и ХХVIII) довольно сложное. Пред церковью – квадратная паперть, существовавшая еще в 1601 – 1621 годах⁶⁸¹ и соединяющая церковь с казенною палатою, под которою находятся погреба. Время возникновения этой паперти остается загадкой, хотя церковь в своем плане сохранилась, очевидно, без крупных изменений⁶⁸². С фасада (на внутренний и наружный дворы, см. рис. № ХХVII) можно видеть, что паперть отстроена независимо от казенной палаты (история которой начинается с 1523 года). С другой стороны нижний этаж под папертью построен, вероятно, не одновременно со вторым (на что указывают и наружный лопатки на внутренний 2-й двор), а в документах мы не нашли сведений о том, что казенная палата была соединена с церковью св. Иоанна Лествичника одним общим входом. На плане 1720 года они изображены – каждая отдельно. Толщина же стены, отделяющей нижние кладовые от больших ворот, едва ли в состояли доказать, что первоначально лестница, ведущая в нынешнюю паперть, шла внутри указанной стенки и, не делая поворота на лево, прямо подходила к церковным дверям. Толщина стены может быть объясняема необходимостью придать опорным стенкам размеры, достаточные для того, чтобы противодействовать горизонтальному распору, производимому давлением второго этажа на своды ворот. Откуда шел⁶⁸³ прежний ход в казенную палату, неизвестно. Но казенная палата в XVI веке, вероятно, не имела нынешних своих размеров, так как фасад ее на внутренний двор обнаруживает пристройку к западу (относительно алтаря), соответственно которой и внутри находятся каменные стенки, как в нижнем, так и во втором этажах (см. рис. № ХХVII и ХХVIII)⁶⁸⁴.

Орнаментика на церкви св. Иоанна Лествичника сохранилась довольно исправно. На барабане главы – впадинки с колоннками⁶⁸⁵, зигзаги и крестики – такие же, как и на церкви Успения (см. рисунок № XXX). Второй этаж строения, т. е. церковь с частью алтаря, разделен на три равные вертикальные части, совпадающая отчасти с внутренним посводным делением церкви. Но более низкая часть алтаря не входит в пределы этих делений. Лопатки, разделяющие главную массу второго этажа, имеют впадинки, из которых одни – заострены к верху на слабое подобие готических окон, другие (верхний ряд их) имеют вид прямоугольников. Горизонтальная тяга из карниза пересекает верх этих лопаток, сходящихся выше в виде полуциркульных арок. Пространство между линией этих арок и горизонтальною тягою заполнено зигзагами и впадинками. В средине их полукружия находится по кругу с крестами внутри.

Рис. XXIX. Алтарь церкви св. Иоанна Лествичника (с фотографии И. Ф. Барщевского, № 1296)

Окна – продолговатые, арки у одних эллиптические (или коробовые), у других полуциркульные. Два средних окна на север и юг имеют наличники, оканчивающиеся на верху кокошниками. Как в расположении окон, так и в орнаментации строители не соблюли однако строгой симметрии (см. рисунки № XXIV и XXV).

По свидетельству описей 1601 и 1621 годов, церковные «главы» (вероятно – две, по одной над каждым престолом⁶⁸⁶) были обиты немецким железом и имели железные кресты.

Внутреннее убранство церкви, за исключением нескольких отдельных украшений (напр. царских дверей), хотя и было построено с участием царских средств, носило отпечаток суровой простоты. Большая часть образов не имела окладов⁶⁸⁷. Иконостас был четырех ярусный. Верхний (пророческий) ряд состоял из 17 изображений с иконою Воплощения по средине, а праздничный ярус – из 16 «праздников владычных». В состав «деисуса» входили образа: 1) «Спас, Вседержитель на престоле», 2) «Пречистая Богородица», 3) «Иоанн Предтеча», 4–5) архангелы Михаил и Гавриил, 6) апостол Петр, 7) апостол Павел, 8) св. Василий Великий, 9) св. Иоанн Златоуст, 10) св. Димитрий страстотерпец и 11) св. Георгий страстотерпец («все стоячие, на красках»⁶⁸⁸, «поясные»⁶⁸⁹).

Рис. XXX. Деталь орнамента на главе церкви св. Иоанна Лествичника

Правая сторона местного яруса начиналась у царских дверей храмовым образом св. Иоанна, списателя лествицы («в деянье») и образом св. Феодора Стратилата⁶⁹⁰ («в деянии», по словам описи 1621 года), во имя которого был устроен в той же церкви придел. Рядом в 1601 году помещались пять пядниц («в церкве ж образов пядниц»): св. Николая, Успенья, всех святых, св. Николая и Рождества Пресвятой Богородицы⁶⁹¹.

Левую половину местного яруса занимали два образа [1) Пречистая Богородица с Превечным Младенцем на престоле, а по сторонам – ростовские чудотворцы и 2) св. Николай чудотворец, «поясной», «в деянье»] и северные двери⁶⁹², увенчанный образом Рождества Пресвятой Богородицы⁶⁹³ (а в 1621 г. – киотом с 8-ью пядницами⁶⁹⁴.

Дополнение к этой иконописи составляли в 1601 году еще 26 (sic) следующих образов, находившихся «на тябле» (иконостасном? – «в том же тябле образы на золоте»...): 1)–2) св. Николая чудотворца, 3) св. пророка Ильи и пяти святых (на той же доске), 4) св. архангела Михаила и пяти святых на той же доске, 5) св. Макария калязинского, 6) Явления Пресвятой Богородицы преп. Серию, 7)–8) Рождества Христова, 9)–10) Умиления, 11) св. «Пятницы», 12) св. Бориса и Глеба («во облаце Спас»), 13) св. Николая чудотворца, 14) св. Кирилла чудотворца, 15) св. Дионисия глушицкого, 16–17) св. Леонтия ростовского, 18) св. Зосимы и Савватия соловецких, 19) Умиления, 20) Спасителя, 21–22) св. Кирилла чудотворца, 23)–24) Одигитрии («на полях Кирил чюдотворец»), 25) Одигитрии⁶⁹⁵.

Подвижных образов подле иконостаса было всего два: св. Иоанна Лествичника и св. Феодора Стратилата. Они находились на «налoе» пред правым «крылосом»⁶⁹⁶.

Подробности устройства самого иконостасного тябла не обратили на себя внимания составителей монастырских описей 1601 и 1621 годов. Вероятно, оно и не выделялось тогда из ряда образцов обычного ремесленного производства. Но низшее средоточие тябла – царские двери с их сенью и столбцами – были резными, позолоченными⁶⁹⁷ и составили предмет особых попечений устроителей храма XVI века⁶⁹⁸. Основной характер их художественных орнаментов тот же, что и на царских вратах одной из церквей Пафнутиева Боровского монастыря⁶⁹⁹, церкви Вознесенья в Ростове; Великом⁷⁰⁰, церкви св. Сергия в Ивановском (Кирилло-белозерском) монастыре⁷⁰¹ и церкви св. Иоанна милостивого в Новгороде⁷⁰² (?). Стиль этого орнамента может напоминать элементы романских мотивов⁷⁰³ и, как видно из представленного перечня царских врат, украшенных им, был распространен в подмосковных церквах, откуда, очевидно, и был занесен в Кириллов. На царских вратах церкви св. Иoанннa Лествичника стиль этот однако не выдержан в той строгости, какую можно наблюдать на других перечисленных памятниках. Четыре квадрата, составляющие нижнюю половину дверей, обрамлены орнаментами другого рисунка. Так, самая крайняя книзу кайма повторяет известный византийский мотив, обычный в греческих кодексах X–ХII и других веков⁷⁰⁴, затем усвоенный южно-славянскими миниатюристами и многократно повторявшийся в рукописях древне-русских библиотек⁷⁰⁵. Но тот же мотив был воспринять и западными художниками, которые употребляли его при иллюстрировании и «рукописей еще в каролингскую эпоху⁷⁰⁶.

Выделяясь на иконостасном тябле художественностью своей резьбы, царские врата с затейливыми очертаниями их створов и прорезей, не соответствовали и убранству алтаря, которое было видимо для богомольцев вследствие довольно значительного размера дверей (в высоту 2 аршина и 12 вершка в ширину 1 аршин и 2 вершка). При монастырских сооружениях кирилловские мастера разных специальностей не входили обыкновенно в предварительное соглашение между собою относительно общей выдержанности стиля и мысли, которую они намеревались вложить в предметы своего производства, назначавшиеся для одного и того же строения. Техника каждого ремесла знала свои излюбленные формы, которые переходя из века в век, удерживались даже и тогда, когда их следовало принести в жертву ради единства идеи. За художественными вратами церкви св. Иоанна Лествичника открывался прямоугольный в плане алтарь, покрытый в своей главной части полуцилиндрическим сводом (более низким чем главная часть храма, см. рис. № ХХVIII и XXIX) и представлявший собою, как и другие кирилловские алтари, образец убранства, чуждого какой-либо изысканности. На престоле одежда с одной стороны была из желтого и червчатого шелка, с двух сторон – из гладкого дымчатого атласа, а (четвертая?) «страна», т. е. сторона) была оболочена желтым кушаком⁷⁰⁷. На престоле лежали: евангелие (размером в десть), покрытое ветхим золотным бархатом (на котором виднелись серебреные позолоченные застежки, евангелисты и крест), покров из желтой камки и осеняльный крест – из дерева⁷⁰⁸. За престолом на горнем месте возвышалась каменная скамья, над которою в восточной стене были проделаны окна. С этою скамьею соприкасался (?) жертвенник, оболоченный обычною «крашениною». Сосуды на нем были из дерева и олова: потир оловянный, дискос деревянный, звезда и копье – железные, покровцы из крашенины⁷⁰⁹.

Всех образов в алтаре к 1601 году было восемь. Из них один – на жертвеннике (именно – складни: «образ все святые, а на затворех праздники Господские Воскресение да Распятие Христово, да Благовещенье Пречистые, да собор архангила Гаврила, да Усекновение главы Иванна Предтечи»), а остальные (большею частью, пядницы) – над жертвенником и, вероятно, за престолом [а)«Умиление, б) праотец Арон, в) Николай чюдотворец, г) Одегитрия, на поле Иван Лествичник», д) «складни большие Предста царица, на затворех архангили Михаил да Гаврил, Петр и Павел, Василей Великий, Иван Златауст, Никола чюдотворец, Сергии преподобный, на залоте попорчены», е) «образ Спасов», ж) «образ Николы чюдотворца»]⁷¹⁰.

Кроме образов в алтаре же находились: «кадило и укропник медяны, паникадило медяно о двунатцати шанданех, а под ним струцово яйцо, кисть нити черные, три свечи поставные, писаны красками, насвечники жестяные, а подсвечники деревяные»⁷¹¹.

Смежный с алтарем церкви св. Иоанна Лествичника придел во имя св. Феодора Стратилата соразмерно своей ширине имел весьма узкий и не высокий иконостас, почему в местном ярусе и вмещалось всего три иконы: направо от царских дверей – большая пядница св. Феодора Стратилата и образ св. Николая чудотворца в киоте, а налево – Одигитрия. На царских дверях и на столбцах их были писаны святые. В «деисусе» – образ Спасов на празелени и на (иконостасном же?) тябле десять пядниц на золоте (три образа Спаса Вседержителя, образ Воскресение Христово, два образа Пречистой Богородицы «Умиленье», два образа св. Николая чудотворца поясные, «образ Николы чюдотворца можайского, все на золоте» и «образ Пречистые Богородицы Одегитрие на празе(ле)ни», sic). Других ярусов на иконостасе не было. Но выше северных дверей стояло еще 6 образов, не входивших, очевидно, в состав какого-либо яруса (Умиление, архангел Михаил, св. Георгий страстотерпец, св. Кирилл чудотворец, св. Троица и препод. Павел обнорский)⁷¹². Против местного образа св. Феодора Стратилата стояла небольшая свеча поставная, писанная красками. Подсвечник ее был деревянный, а пасвечник из железа немецкого.

Рис. XXXI. Церковь Преображения (вид из монастыря)

Престол был оболочен с трех сторон крашениною, а с передней стороны кушаком из зеленого шелка. Из крашенины были сделаны и напрестольный покров и покровцы для священных сосудов; крест на престоле был разной из дерева, евангелие – в полдесть, сосуды – деревянные.

Образов в алтаре было четыре: над жертвенником – складни «образ Спас Еммануил, на затворех Пречистая Богородица да Иван Предтеча». Над горним местом – Умиленье, над царскими дверьми – «образ Спас, нерукотворенный» (и) образ Сергия чудотворца⁷¹³.

Такие подробности устройства церкви св. Иоанна Лествичника и ее придела во многих отношениях послужили старцу Леониду Ширшову и его сотрудникам готовым примером при сооружении другой надворотней (трехпридельной) церкви во имя св. Преображения⁷¹⁴, возвышавшейся на побережной стене ограды подле Сиверского озера⁷¹⁵. Как можно видеть из прилагаемых чертежей, и она (подобно церкви св. Лествичника) принадлежала к тому типу прямоугольных в плане храмов, с трапезой на западной стороне, построенных на подклетях, который был весьма распространен в центральной Руси во второй половине XVI в. и первой половине XVII-гo. Наружная орнаментация, состав внутренних помещений, план, размер⁷¹⁶ и т. п. воспроизводили формы, сходные с теми, какие мы видели в церкви св. Иоанна Лествичника. Несколько упрощенною была конструктивная сторона (сравн. своды). Иконопись же более богатая численностью образов⁷¹⁷, которые размещались как на иконостасе, так и по боковым стенам, имела отчасти некоторое соотношение с церковно-историческою жизнью Руси конца ХVI века⁷¹⁸, отчасти стояла в зависимости от наличного состава образов, находившихся в монастырской казне во время постройки церкви⁷¹⁹.

В главном приделе во имя Преображения иконостас был четырехярусный, если включить в этот счет и пядничный пояс. На царских дверях были писаны святые. Правее находился местный храмовой образ Преображенья, а еще правее образ св. Николая, «во облаце образ Спасов да Пречистые Богородицы». Налево от царских дверей – три образа: Одигитрии, св. Ирины и св. мученика Леонтия⁷²⁰. В «деисусе» по обычаю среднее место занимал образ Спасов, а по сторонам – 14 образов, писанных на золоте. Над деисусом – 18 Господских праздников (на золоте), над праздниками – образ «Воплощенье» и 16 образов «пророков» (также на золоте).

Выше царских врат («на первом тябле», как говорит опись 1601 года, или «на нижнем тябле, над местными образы» – по словам описи 1621 года) пядничный ярус состоял из 24 образов: 1) св. мученицы Пятница, Екатерина и св. Варвара, 2) св. мученик Никита, 3) св. Кир (и) Иоанн, 4–5) св. Леонтий ростовский, 6) св. Кирилл чудотворец, 7) св. Николай чудотворец, 8) образ Спасов, 9) Воскресенье Христово, 10) св. Зосима и Савватий, 11) «Спас Вседержитель, у ног Его моленье Варлаама хутынского да Кирила чюдотворца», 11) Умиленье, 12) образ Спасов, 13) образ Спасов, 14) Умиленье, 15–16) Варлаам хутынский, «во облацех образ Спасов», 17) св. Никита новгородский, «во облаце Пречистые Богородицы», 18) св. Николай чудотворец, 19) св. Димитрий прилуцкий, 20) образ Спасов, 21) св. Николай чудотворец, «во облаце Спасов образ, да Пречистые Богородицы», 22) св. Николай чудотворец, с деяньем, 23) святой Авраамий ростовский, «во облаце Спасов образ», 24)?⁷²¹. Все эти образа были старые монастырские окладные.

Рис. XXXII. I План церкви Преображения (второй этаж). А. Церковь Преображения. Б. Алтарь. В. Алтарь придел св. Николая. Г. Алтарь придела св. Ирины. Д. Паперть.

II. План нижнего этажа. Е. Подвал. Ж. Преображенские ворота. З. Бывшая «коланча» и «просвирня». И. Домик с «проездными воротами» (см. рис. XXXIV)

Пониже этого тябла, над дверьми, чрез которые ходили в придел св. Николая (т. е. направо от царских врат), помещались еще четыре других старых монастырских образа: 1) св. Николай чудотворец, поясной, 2) св. Иоанн Богослов, св. Григорий Богослов, св. царь Константин да матерь его Елена, святая мученица Екатерина, св. Парасковия, нареченная Пятница, преподобная Евдокия, на одной доске, 3) св. Савва освященный, св. Андрей Первозванный, св. Леонтий ростовский, св. Леонтий папа римский, св. Андрей критский, св. Стефан архидьякон, св. Димитрий Христов мученик, св. Неонила, на одной доске, 4) малая пядница: «образ Спасов, да образ Пречистые Богородицы, да образ Иванна Предтечи, да образ Николы чудотворца и иных святых»⁷²².

Налево от царских врат под тем же (пядничным) тяблом находились в киоте два образа Умиленья и образ св. Николая чудотворца, а подле них над северными дверьми образ «Приидете людие поклонимся трисоставному Божеству, большая пядница». Все эти четыре образа были также монастырей старые⁷²³.

По левой же стороне на стене, по словам описи 1601 года, находились два двойных киота, с 23 образами и образ меньшая (а по словам описи 1621 года – большая) пядница – все «старое, монастырское» строенье, затем семь образов местных «Леонидова строенья» («седмица», см. опись 1621 г.) и тут же двойной киот с монастырскими старыми пядницами 14-ью на золоте и 2-мя на красках⁷²⁴.

На правой стороне Преображенской церкви были размещены неокладные образа (монастырские старые) в трех киотах: 1) св. Симеона Богоприимца, 2) св. Алексия чудотворца, 3) Пречистой Богородицы, 4–5) Варлаама хутынского («во облаце образ Спасов»), 6–7) ярославских чудотворцов св. Феодора, Давида и Константина, 8) св. Димитрия прилуцкого, 9) «Не рыдай Мене Мати», 10) свят. Леонтия ростовского, 11) архангела Михаила и 12) св. Димитрия селунского⁷²⁵. В другом киоте было 5 образов соловецких чудотворцов, 2 образа «Сергеево видение», образ «Благовещенье, Воскресенье Христово и иные святые», образ ярославских чудотворцов, образ св. Василия кесарийского, св. мученицы Софии и св. Анастасии – на одной доске, образ свят. «Антоний сийский», образ Воскресенье Христово, образ св. Николая, Пахомия великого и св. Ефрема – на одной доске, «образ Троица ветхий денми», образ св. Варлаама хутынского, итого 15 икон. Все они были старые монастырские. В третьем киоте (у той же стены за дверьми, см. опись 1621 года) было также монастырских образов – 18 на золоте и 5 на красках⁷²⁶.

На столбах церковных было всего три образа и крест. На правом (см. опись 1621 года) столбе – киотец с образом Одигитрии и крест на красках, на левом (см. опись 1621 г.) – образ Богоматери и образ Кирилла чудотворца. Эти образа были также – монастырские, старые⁷²⁷.

Особенностью внутренних украшений Преображенской церкви было значительное число паникадил и свечей, необходимых здесь, вероятно, вследствие недостаточного доступа света чрез окна. Из числа пяти медных паникадил главное освещало царские двери и состояло из 12 шенданов (из коих один испортился к 1621 году). Яблоко у него было деревянное, золоченое (а в 1621 году под ним было «яйцо струфокамилово»). «Ворворка сажена жемчюгом с камышки с лазоревыми, кисть шолк червчет, с решоткою, что бывал науз (?), из царские дачи»⁷²⁸. Другое паникадило, из 12 шенданов (по описи 1621 года – из 16) висело против придела св. Николая, а третье – из 9 шенданов (по описи 1621 г. – из 12) против придела св. Ирины. Остальные два паникадила: одно из 12, другое из 5 шенданов, висели в 1601 году за столбами, а к 1621 году были, вероятно, сняты. Кроме паникадил в церкви же в 1601–1621 годах находились (пред местными иконами) устроенный старцем Леонидом «3 свечи поставные», писанные красками («у дву подсвечники мурамленые, а у третьи каменой, насвечники жестяные»), а в 1601 году еще «свеча поставная без красок, подсвешник деревяной, да два подсвечника деревяных точеных золоченых»⁷²⁹.

Внутренность Преображенского алтаря мало чем отличалась от убранства других кирилловских алтарей, хотя по времени своего происхождения первый был наиболее поздним среди последних. Опись 1601 года отметила, что в Преображенском алтаре престол был оболочен синею крашениною, а спереди – «пристежною» пеленою из золотного атласу («в кругех шолк червчат и крест митвалинен бел»), сделанною «из царские дачи»⁷³⁰. Священные предметы, хранившееся на престоле и на жертвеннике, не имели в своей отделке каких либо особенностей, который привлекли бы к себе особое внимание писцов. Воздвизальный крест был из дерева, на красках, позолочен; евангелие – тетр, в десть, оболочено цветным бархатом («шолк червчет да зелен») с медными застежками и евангелистами; покров на престоле «мелинной» (а в 1621 году – «отлас желт») с нашивным миткалинным крестом. Сосуды на жертвеннике – деревянные (а в 1621 году – оловянные). Кадило и укропник – из меди⁷³¹.

Были ли в алтаре образа, опись 1601 года умалчивает⁷³². Но так как боковые приделы в Преображенской церкви заходили за линию главного иконостаса и таким образом вместе со своими отдельными иконостасами составляли как бы части алтаря, то образа этих приделов могли быть рассматриваемы и как его иконопись.

Древнее устройство иконостаса правого⁷³³ из этих приделов во имя св. Николая, для нас, впрочем, недостаточно ясно из описей 1601 и 1621 годов, так как они поскупились на указания о местонахождении некоторых икон. Приводим подлинный слова: «В пределе у великого чюдотворца у Николы: двери царьские и столпцы и сень, на них написаны святые, на золоте. В деисусе образ Спасов на престол, а по сторонам 8 образов на золоте. Но правую сторону царских дверей: образ месной Николы чюдотворца, на золоте; образ Николы чюдотворца в деянье, оклад и гривна и венец серебрян золочен басмян, все строено при Леониде; образ Николы чудотворца стоячей, оклад и гривна серебраны, золочены, басмянные, венец сканнои, с винифты на подзоре; 14 образов на золоте да 2 образа на красках (над деисусом? или вне иконостаса?) да в киоте 4 образы на красках»⁷³⁴. Возможно, что все эти образа были распределены по таким же ярусам, какие существовали и на иконостасе придела св. Ирины (см. ниже).

Пред деисусом (см. опись 1621 года) висело шестишенданное паникадило (см. описи 1601 и 1621 г.), а пред образом (местным, см. опись 1621 года) св. Николая стояла в деревянном подсвечнике поставная, писанная красками свеча⁷³⁵. Эти предметы были «монастырские старые», т. е. были сделаны не на заказ, а заимствованы братиею из казны.

Такого же «строения» в 1601 году были и священные вещи, находившиеся в придельном алтаре: три образа – 1) Пресвятой Богородицы, 2) св. Алексия митрополита и 3) св. Зосимы и Савватия (а в 1621 году кроме того – 2 образа Пресвятой Богородицы), престол, оболоченный крашениною, а с лица – «пристежною» пеленою из червчатой камки с золотными кругами (и белым миткалинным крестом, «средник бархат зелен рыт», См. опись 1621 года), крест деревянный позолоченный, сосуды деревянные (в 1621 году – оловянные) и евангелие в десть печатное, крытое гладким темнозеленым бархатом, с медными евангелистами⁷³⁶.

Судя по монастырским описям начала XVII века, довольно симметрично с приделом св. Николая, был убран по левую сторону главного алтаря другой боковой придел во имя св. Ирины. Иконостас здесь состоял из местного, деисусного и пядничного ярусов. В состав первого, кроме царских дверей с сенью и столбцами, входил только один образ св. Ирины. В киоте и на тябле над царскими дверьми состояло до 25 старых монастырских пядниц; в деисусе – «образ Спасов на престоле», а по сторонам – 6 образов на золоте. Пред образами висело шестишанданное паникадило (в 1621 году – из 12 «шенданов»),

Престол, оболоченный «выбойкою», а «с лица» (т. е. с передней стороны) – «пристежною пеленою» из червчатой камки с золотыми кругами («середник бархот зеленой рытой, крест миткалинен»), имел «мелинной» покров с нашитым крестом из миткаля. Священные сосуды – деревянные, золотные, (а в 1621 году – оловянные); воздвизальный крест – на красках. Евангелие, в полдесть, было украшено зеленым гладким бархатом, медными застежками и евангелистами. Небольшое кадило было также из меди. – Три иконы, находившиеся в алтаре, содержали изображения Пресвятой Богородицы⁷³⁷.

Таковы были в начале XVII века наиболее заметные подробности устройства семи церквей большого монастыря, насколько частности эти выясняются на основании древнейших его описей и вещественных памятников местной старины.

Но еще в конце XVI века перечисленные церкви составляли лишь небольшую часть общего количества кирилловских строений. В пределах монастырской ограды, по всей площади ее внутреннего двора, было рассеяно множество келлий и служб (замененных к настоящему времени большею частью позднейшими постройками). Первый находились преимущественно на восточной части монастыря, вторые группировались на западной. Если бы путешественник в конце XVI века вошел чрез «святые ворота» на монастырский двор и направился к церкви Успения, то прежде всего он увидел бы направо от ворот, насупротив трапезы, две игуменских келлий, между ними «сенцы дощатые»⁷³⁸ и рядом с келлиями на той же стороне (в 1601 году) – до пяти братских келлий (а в 1621 году «по казенную палату – три кельи братских»)⁷³⁹. Обратясь на лево (при входе во «святые ворота»), он увидел бы напротив игуменского жилья длинную полосу братских келлий, тянувшуюся вдоль каменной ограды и образовавшую полукруг около церквей Успения и Архангела Гавриила. Ряд этих строений начинался у «святых ворот» двумя «гостиными кельями», т. е. предназначенными для помещения богомольцев⁷⁴⁰. Далее следовали семь братских⁷⁴¹, в некотором отдалении от них другие, числом до 17-ти (в 1601 году) или до 15-ти (в 1621 году) и еще далее – 2 больничных келлии⁷⁴², а за ними опять – 12 братских келлий⁷⁴³. Весь ряд этих последних заканчивался у «Спасских Преображенских ворот» (т. е. у церкви Преображенья) на половине той части ограды, которая примыкала к Сиверскому озеру⁷⁴⁴. Всех келлий игуменских и братских к 1601 году в большом монастыре было 47, и все они были построены из дерева⁷⁴⁵ (почему и не сохранились до нашего времени). После литовского разоренья к 1621 году число их убавилось до 43⁷⁴⁶.

Рис. XXXIII. «Квасоварня», «поварня» (на лево) и поваренная башня (на право) Вид со стороны Мереженной башни

В той половине монастыря, где были расположены братские келлии, не было никаких хозяйственных построек. Устав преподобного Кирилла требовал, чтобы братия питалась не иначе как в трапезе, и чтобы иноки проводили время, свободное от работ и богослужения, в келлиях своих. Для ограждения братии от искушений, все службы, вероятно, уже со времени возникновения обители, были отнесены в противоположную часть ее – на право от «святых ворот», за церкви: св. архангела Гавриила, за собор Успения, за игуменские келлии и за казенную палату⁷⁴⁷ (или «монастырское казнохранилище»), которая прилегала к каменной ограде монастыря на право от «святых ворот»⁷⁴⁸. Позади этих зданий тянулся длинный пояс одноэтажных и двухэтажных, каменных, и деревянных хозяйственных строений, средоточием для которых служила монастырская трапеза (с церковью Введения), занимавшая над частью их, как мы видели выше, второй этаж. Ближайшее назначение этих строений было по преимуществу «кухонное». В них производилась для монастырской трапезы стряпня, которая к концу XVI века сделалась довольно сложною, а в некоторых проживали те чины, которым была поручена эта «служба».

В 1601 году позади трапезы стояли две каменных келлии (длиною в 8, шириною в 3 сажени), в которых жили два подкеларника и чашник⁷⁴⁹. Здесь находился и склад тех кухонных принадлежностей, которыми эти лица заведывали: «рукомойник, лохань, медяные шенданы⁷⁵⁰, сковоротки белые, века медяные, замки вислые, топоры, клепики⁷⁵¹, чем рыбу режут», несколько дюжин «тарелок березовых» и «блюд росхожих, меленка железная перешная⁷⁵², ставы блюд деревянных»⁷⁵³ и т. п.

Рис. XXXIV. (А) Фасад, (Б) разрез и планы нижнего (В) и верхнего (Г) этажей древнего домика (близ церкви Введения).

(С чертежей из альбома Н. Мартынова)

Подле этих келлий находился каменный погреб «з двема выходы зимней, в длину 4 сажени с полусажению, а поперег 4 сажени»⁷⁵⁴. Над погребом была палатка «сытная», в которой ставили «квас медвяной»⁷⁵⁵. Рядом с нею помещалась каменная келлия, где приготовляли восковые свечи (воскобойня) и где жили пономари. Эта келлия и сытные, расположенные над погребом, составляли нижний (и средний?) этаж здания. Но над ними возвышалось еще «сушило» каменное «в длину 7 сажен, а поперег 5 сажен», покрытое тесом⁷⁵⁶. Назначением этого сушила было сохранять хлеб и крупу на случайные расходы в поварне, которая находилась вблизи. В сушиле имелось запасу: по нескольку четей «семени конопелново, гороху, круп ячных, круп гречневых и проса»⁷⁵⁷. «Перед палаткою» (какою?) «и перед каменным сушилом было зделано» (т. е. в 1601 году существовало) крыльцо и десница деревянные, а покрыто тесом». – Между сушилом и келарскою находилась небольшая палатка (в длину 2 сажени, а поперег сажень) или чулан, в котором был значительный склад скатертей, чаш «трапезных медяных болших», «чаш братцких больших медных, чаш деревянных больших, ковшов тверских, что кладут по большим чашам, ковшов, чем квас разливают» и т. п.⁷⁵⁸.

По направлению от этого чулана к трапезе⁷⁵⁹ стояла еще другая палатка, разделенная на двое, из которой «отдавали про братью и про гостем еству» («естовная»). Палаткою этою заведывал подкеларник. Здесь хранились: «судки столовые, солонки, росольники оловянные, иголья медяная, горшок медяной молочной, котлы медяные, котлики меншие медяные, сковородки медяные, противни большие медяные с помочми» (т. е. ремнями), более дюжины ножей, «да кляпик в ножнах»⁷⁶⁰.

Вблизи от этой пристройки помещалась и сама каменная поварня, где готовили еству и в которой для этого было устроено «6 очагов котельных, да ошесток на чем есть варят про братию». В длину она была 5 сажен, а поперег 4 сажен⁷⁶¹.

Поварня эта служила средоточием для целого ряда построек, имевших по отношению к ней зависимое, служебное значение⁷⁶². Позади ее была расположена поваренная изба⁷⁶³, вверху над которою была каменная полатка, где летом жили поваренные старцы. Тут-же стояли и две деревянных келлии, из которых одна была занята «большим поваренным» старцом, а в другой жили «служебники», или «детеныши». Насупротив к городовой стене», т. е. к монастырской ограде прилегала деревянная поварня, в которой варили пищу для «гостей» («поварня гостинная»). Перед кельею большого поваренного старца (вероятно, над дверью) помещался «деисус» из пяти образов⁷⁶⁴. В поварне же и в келлиях, кроме нескольких икон (по описи 1601 года) хранились «суды медные, котлы большие и малые, горшки медные, противни», множество «сковород брацких», «косари луковые» (по описи 1621 года «секачь луковой, уполовники»), «секиры капустные», «ножи большие» («а режут ими лапшу и рыбу»), «холсты большие» («завешиваютца коли крушки делают»)⁷⁶⁵, «платки кружешные», «платки толстые», «шендан стенной железной», «решотки железные на чем рыбу пекут», «светец железной», «топор», «рукомойник медной», «заслоны железные», «ряски служебные», «чепя железные (т. е. цепи), вислые на очагех» (на них навешивали котлы), «таган большой железной» (но описи 1621 года «2 тренога железные»), «таганы круглые большие железные», «клещи железные», «кочерга железная», «чюмичи медные», «чюмич железной», «замки вислые», «замки прибойные», «лопатки железные, чем мосты скребут», «кадильница медная», «ключи от поваренных дверей», «ковши деревянные», «шенданы деревянные»⁷⁶⁶ и т. п.

Недалеко от большой поварни (в 1601 году) размещались также и службы, в которых приготовляли и хранили квас, – напиток, получивший в Кирилловом монастыре широкое употребление. Так как по уставу преп. Кирилла вино было строго воспрещено, то братья пила квас в иные дни по нескольку раз: за обедом, пред вечернею и нефимоном. Правила Стоглавого собора, недозволившие варить в монастырях пиво, мед и вино (кроме фряского) и разрешившие «пити квасы житные и медвенные»⁷⁶⁷, еще более усилили производство последних. К началу XVII века для кваса в Кириллове было принаровлено уже несколько довольно обширных строений. Приготовление его производилось в особом каменном здании или квасной поварне (квасоварне)⁷⁶⁸, которая находилась рядом с большею поварнею и была мерою в длину – пять сажень, а поперег – три сажени. В очаге этой поварни котел медный вмещал 300 ведер⁷⁶⁹, «да «из» трех дщанов (т. е. чанов) больших» «в одном затиралось» «по двадцати чети солоду», в двух остальных «клали сусло», и под ними были еще «три больших корыта»⁷⁷⁰. Позади квасной поварни находился амбар (по описи 1621 года «рубленой»), где студили сусло и где стояло «5 тщанов больших да 6 корыт больших». – Подле той же поварни возвышалось квадратное трех–этажное строение, нижнюю часть которого составлял квасной ледник, где держали «квас про братью житной». Верх пад ледником занимала «полатка», неизвестно для чего предназначавшаяся, выше которой помещалось «сушило». В ледник вели «дощаные сенцы». Мера палате и леднику в длину и поперег была по пяти сажень⁷⁷¹.

Рис. XXXV. Бывшая «поварня» и квасоварня (Вид со стороны настоятельских келий)

Кроме этих «кухонных» построек, несколько таких-же служб было рассеяно на северо-западной части большого монастыря. К городовой стене за братским погребом, «подле наугольной башни» (что у Сиверского озера?), прилегала небольшая палатка в 4¹/₂ сажени длины и 4 сажени ширины. Здесь обыкновенно чистили рыбу на братью. Перед полаткою были сени «дощапые» (т. е. из досок). – У «нижних ворот» ограды находился амбар («в длину и поперег пол 3 сажени»), назначенный для работы бочкарей.

Позади игуменских келлий (на север от церкви Успения) стояло 5 каменных ледников, в которых летом охлаждали квас, рыбу свежую и просольную⁷⁷². В одном из этих погребов, кроме нескольких икон, хранилось множество всяких ковшов: «ковши каповые и репчатые, ковшы вязовые и шадровые брацкие, ковши – малые тверские», затем: «оловяники, стопы⁷⁷³, «мушуремы» (?), «яндовы меденые большие и малые»⁷⁷⁴, «котлик не велик меденой, в чом патоку греют на оладьи», «меры медяные большия братцкия», «ковш меденой, чем дрожжи черпают», «рукомойник меденой, котел меденой, ведр в двенадцать, а подваривают в нем сыту», «чаши вязовые под киноварем недомерки». Из провизии здесь держали: «квас медвеной братцкий, квас патошный, квас сыченой (см. опись 1601 года)⁷⁷⁵, квас овсяной и квас полуян» (см. опись 1621 года). На других трех ледниках хранили бочки рыбы (рыбные погреба) «судочины лещевины, щучины», семгу, «осетры длинные волские (т. е. с Волги) и шехонские» (т. е. с Шексны), икру черную⁷⁷⁶ и т. п. На пятом погребе держали «сметану, молоко, масло коровье и яйца»⁷⁷⁷.

Верх ледников занимали два – «деревянные дощаные» сушила, разгороженный на двое. В одном лежал запас вяленой и сушеной рыбы («пластей лещевых, и язевых, и щучьих, и стерляжьих», прутов семги, «осетров вислых волских, осетров шехонских», несколько четей «молю заозерьсково, сущу мелково и снятков пирожных» и множество пучков вязиги). На другой половине сушила держали «старческое всякое платье». Кроме того над рыбным погребом со стороны квасного погреба существовала палатка, в которой сохраняли мед и патоку⁷⁷⁸.

Почти в средине той части монастырской ограды, которая окаймляла Сиверское озеро и лежала напротив «святых ворот», – за церковью св. архангела Гавриила было также несколько служебных строений. Нижний этаж «под церковью Преображения Спасова, что на задних воротах от Северского озера» занимала перегороженная на двое «полатка» (длиною в 10¹/₂, шириною в 6 сажен), в которой приготовляли печения из пшеничной муки. В одной части этого помещения стояли две печи, из которых в первой пекли любимые братиею колачи (колачня), иногда раздававшиеся и народу (напр. 9 июня в день памяти преп. Кирилла)⁷⁷⁹, а в другой пекли «просвири» (просвирня. – Ср. рис. № XXXII). Во второй части («в переделке», т. е. за перегородкою) делали на братию пироги. Около колачни группировались пристройки, служившие складочными пунктами для предметов ее производства или вызванные ее назначением. В самой «колачной» подле печи была «сделана полатка не велика», в которой зимою держали «просвиры»; «да с надворья к церковной паперти да к городовой стене» была «приделана» другая полатка⁷⁸⁰, внизу которой («в исподи») держали колачи, а «вверху» – жили «старцы». «К той-же полатке» был «приделан чулан», а держали «в нем сухари»: «да у городовой-же стены» был «поставлен деревянный анбар», в котором держали и сеяли муку (мучной амбар). Недалеко от этих служб «на городовой стене», т. е. на ограде, тянувшейся по берегу Сиверского озера, были устроены «воротечки» невелики («для воды»), чрез которые по жолобам в службы была проведена вода⁷⁸¹.

Внутри колачни и смежных с нею построек, кроме нескольких образов⁷⁸², находилось много кухонной посуды и утвари: «котлы меденые, рукомойник, заслоны большие, да заслон загнетной, железные», «заслонцы железные к трубам у колачные да у просвирные печи», «крючки чем оладьи емлют из масла», несколько скатертей, холстов, ножей, «скребней, чем квашни скребут», «рукавицы с ысподками, шубы служебные», «одеяло суконное на хлебные жолобы, коробьи осиновые, замки вислые, сковороды блинные, сапоги полуголенки, замки прибойные», «косари», которыми «щепают лучину», «шанданы деревяные», «заступы железные», «запона холщевая», «топор, долото, корцы⁷⁸³ деревянные олиоляные, сковоротки железные, сита новые, сита держания, насовы суконные, в которых стряпают круг колачей»⁷⁸⁴.

В 1621 году, кроме перечисленных служб, в монастыре существовала еще «оружная» казна или «полатка», находившаяся, вероятно, на правой стороне монастыря, (если идти от «святых ворот»), за трапезою вблизи Сиверского озера против башен плотничной и поваренной⁷⁸⁵. Она возникла после 1601 года⁷⁸⁶ и служила складочным местом для оружия, купленного монастырем., отбитого у литовцев⁷⁸⁷, и полученного от разных лиц вместо вкладов⁷⁸⁸. Так в 1621 году в составе хранившегося здесь оружейного наряда входили: «8-ры латы, 2 юмшана⁷⁸⁹, 72 пансырей⁷⁹⁰ и колчюг и полубоданья⁷⁹¹ и бехтерцов⁷⁹² целых и битых, 66 шеломов и шапок целых⁷⁹³, 14 самопалов корельских, 18 самопалов шкотцких, 6 самопалов колесных, 118 самопалов свитцких московское дело, 92 пищали без замков московское дело⁷⁹⁴, 18 пуд свинцу с четью, да пороху 16 бочек да бочка ямчюги (т. е. селитры), 1015 ядер железных пушечных да пулек свинцовых 21 пуд, 40 колыпей железных, 17 копей, 16 рогов связнями, 41 трещетка самопалные, 4 разряда пушечных»⁷⁹⁵.

Как оружейная, так и все перечисленные выше здания большого монастыря к началу XVII-го века были обнесены кругом каменною оградою с несколькими воротами, угловыми башнями, окнами и ходами по стене. Условия нашей понизовой общественности делали для поселения необходимым огораживаться валом, каменною или кирпичною стеною. Этому примеру следовали особенно в эпоху Грозного и московские северные монастырские колонии, не редко отличавшиеся в этом отношении от новгородских. Правда более западные древне-русские города также окружались земляными валами или стенами из гранита, но на далеком севере, под защитою лесов и озер, новгородские монастырьки за немногими исключениями Долго оставались без прикрытия стен. Даже в Устюжне Железной укрепления отсутствовали еще в начале XVII века. Другие тамошние селении стали обноситься стенами не без содействия московского влияния, и кирилловская ограда, строившаяся в XVI веке⁷⁹⁶, также не отступала от принятых монастырем московско-ростовских обычаев, по своему устройству и кладке.

Как видно из монастырских описей начала XVII века, план ее представлял собою неправильный четвероугольник в роде трапеции (или точнее – многоугольник), основание которой или самая длинная часть прилегала к Сиверскому озеру⁷⁹⁷.

Начиная от «святых ворот»⁷⁹⁸ (с левой стороны от входа в монастырь), по направлению к «горнему монастырю» ограда тянулась непрерывно на 50 (древних) сажен, перекинувшись через речку «что течет из Долгово озера вскозе ограду в Северское озеро», т. е. чрез речку Сиягу или Cвиягy, и оканчивалась угловою башнею (т. е. мельничною), подле которой находилась двухколесная водяная мельница⁷⁹⁹. В этой части ограды было 24 окна, и «по стене» – ход. Башня, которою она заканчивалась, была круглою в основании и имела в диаметре 3 сажени, а в вышину до кровли 6 сажен. Под башнею (т. е. в нижнем ее этаже) помещалась келья с каменными сводами, в которой жили «монастырские детеныши (т. е. прислуга), что солод ростят»⁸⁰⁰ В самой башне имелось три яруса окон; в нижнем – 10, во втором – 12, в третьем – 24⁸⁰¹.

От этой башни, почти под прямым углом, ограда меняла свое направление и шла на юго-запад к Сиверскому озеру, на протяжении 86 сажен⁸⁰². Почти рядом с башней здесь были проделаны небольшие воротца, из которых ходили на монастырский огород⁸⁰³. Во всей этой части ограды числилось 86 окон. По стене в 1601 году не было ходу, но опись 1621 года упоминает о существовании его. На расстоянии 48 сажен от башни в 1601–1621 годах к городовой стене (в которой было 51 окно), прилегала палатка в 3¹|₂ сажени, где жили рыболовы⁸⁰⁴. Отсюда ограда опять тянулась по прежнему направлению на расстоянии 38 саженей (здесь было 35 окон. Сравн. рисун. № ХХХVI).

Рис. XXXVI. Вид на свиточную башню (на лево) и ограду большого монастыря, со стороны глухой башни

На мысу, вдающемся в Сиверское озеро, городовая стена заканчивалась второю башнею (свиточною)⁸⁰⁵ четвероугольною, 7 саженей вышины до кровли и в 3 сажени ширины, с 60 окнами, расположенными в 3 яруса. Нижний этаж башни («под башнею») занимала келья с каменными сводами, в которой жили «детеныши», что «мыли на братью свитки»⁸⁰⁶. От этой башни монастырская ограда заворачивала направо под углом (приблизительно в 68 градусов) и шла отсюда по берегу Сиверского озера до так называемых «водяных ворот», над которыми находилась Преображенская церковь с пристройками. Длина этого прясла равнялась 66 саженям⁸⁰⁷. В стене существовало два ряда окон: верхних – 68 и нижних 24. Ширина водяных ворот была в l¹/₂ сажени. В 1621 году при этих воротах, в стене, были еще 2 палатки не великие⁸⁰⁸. От ворот ограда следовала почти в том же направлении до «наугольной башни» на протяжении 75 сажень⁸⁰⁹ и имела 45 (по описи 1621 года – 46) окон верхних и 18 окон нижних. По всей стене у Сиверского озера существовал ход. Башня, в которую упиралась ограда у Сиверского озера, была того же размера, что и башня, у которой она начиналась. Различие касалось только числа окон; всех верхних и средних здесь было 20 окон⁸¹⁰, а нижних не было вовсе. К той же башне со стороны монастыря была приделана палатка (с пятью большими окнами), в которой чистили рыбу свежую на братью. Отсюда ограда направлялась к северовостоку (к стене, где находились «святые ворота») и на четырнадцатой сажени от башни прерывалась воротами (шириною в 1¹/₂ сажени), чрез которые (по словам описи 1601 года) ходили к конюшням. От этих ворот «до наугольные башни что против гостина двора» длина ограды была в 32 сажени с половиною⁸¹¹. По стене существовал ход, и из него – 43 верхних окна. При пересечении со стеною, в которой были «святые ворота», стояла самая высокая из монастырских башен «грановитая»⁸¹² (в 8 сажен вверх до кровли, а шириною в 3 сажени). На башне были «часы боевые, а у них два колокола перечастные, да колокол болшой»⁸¹³. Верхних и средних и нижних окон в ней числилось до «39 да в нижнем бою 6 окон». От этой башни ограда делала поворот к «святым воротам», отстоявшим от угла на 28 сажень⁸¹⁴. По стене также был ход и – 19 окон верхних «да нижних ис» (т. е. из) «казенные палаты 10 вокон»⁸¹⁵.

Рис. XXXVII. «Свиточная» башня (вид извнутри монастыря)

Рис. XXXVIII.

Рис. XXXIX. Развалины «малой мереженной» башни (Вид со стороны Сиверского озера)

Вышина всей вообще ограды, окружавшей большой монастырь, была до кровли в 3 сажени «бес чети, (т. е. без четверти), а ширина поперег – сажень». Окружность же большого монастыря обнимала 373 (древних) сажени. Число окон на стенах и на башнях достигало 502. Как башни, так и ограда текли тесовое покрытче.⁸¹⁶.

Хотя от этой ограды к настоящему времени не сохранилось остатков, которые можно было бы без колебаний признать за достоверные памятники крепостной архитектуры XVI века⁸¹⁷, тем не менее несомненно, что по своему устройству кирилловский город принадлежал к числу укреплений, рассчитанных на живую оборону, строившихся очень часто в подмосковной Руси со времени появления огнестрельного оружия (особенно в эпоху Грозного)⁸¹⁸. Как видно из описей ограды, она была снабжена тремя рядами окон (нижних, т. е. «печур» или подошвенных боев? сравн. выше, средних и верхних), назначенных для наблюдений и употребления метательных снарядов. «По стене» кроме того был ход (покрытый тесом), служивший для передвижения обороняющихся, и как на города, так и на башнях, были расставлены пищали и пушки.

Насколько сложны были частности боевых приспособлений кирилловской ограды в ХVI столетии, решить это не представляется возможным с желательною определенностью. Быть может, внутренний фасад ее напоминал структуру Китая-города в Москве, с его арками на внутренней стороне и тремя боями. Сохранившаяся «свиточная» башня (и однородная с нею глухая четвероугольная башня на стене Ивановского монастыря) не имеет однако в настоящее время «навесных боев» или «машикули». Наружный фасад стены, как показывают остатки нижней части ее около Преображенских ворот, был украшен обычным кирилловским орнаментом из впадинок, а фасад башен – не только впадинками, но и зигзагами.

Согласно с подмосковскими фортификационными обычаями XVI века, эти башни были расположены на исходящих углах полигонального очертания ограды, причем две береговые башни, будучи прикрыты от неприятеля Сиверским озером, покоились на четвероугольном базисе (т. е. были менее сильными в смысле отражения), а из остальных одна сделана круглою, другая «грановитою» (с целью предоставить защитникам возможные удобства для наблюдения и обороны)⁸¹⁹. Последняя находилась ближе к дороге (белозерской), с которой следовало ожидать нападений. Поэтому строители и пытались сделать ее наиболее высоким сторожевым и наиболее неприступным в монастыре пунктом (для чего и снабдили кроме обычных трех рядов окон, еще «нижним боем»). – Что же касается до «круглой» башни, то к ней примкнула ограда «Ивановского» или «горнего» монастыря и потому башня очутилась (не на углу⁸²⁰, но) в менее доступных для нападения условиях (см. план Бороздина).

Рис. XL. Церкви: св. Сергия (на лево), св. Иоанна Предтечи и «больничное здание»

Этот так называемый «горний» или «Ивановский монастырь (по имени главной церкви), составлял другую меньшую часть кирилло-белозерского общежития, и находился «на гopе» (т. е. на холме) на юго-восток от него, примыкая непосредственно своими стенами к южной оград последнего и представляя собою в отдельных чертах своего устройства заметную, но более бедную, копию его.

Церквей здесь было только две. Древнейшая из них каменная трех-апсидная церковь «о двух верхах» во имя «Усекновение честные главы Иоанна Предтечи»⁸²¹ с приделом (на правой стороне) во имя преп. Кирилла белозерского⁸²² (сообщавшимся с церковью посредством двери)⁸²³ стояла по средине горы (т. е. холма) и называлась «большою»⁸²⁴, не смотря на то, что размер ее не превышал 8 сажен в длину и 6 в ширину⁸²⁵ (см. рисунок № XLI). Построенная в 30-х годах XVI века одновременно с церковью архангела Гавриила (быть может теми же мастерами), она получила сходство с нею в плане⁸²⁶, сводах и размерах (сравн. рисунки № XVI, № XVII, № XVIII и № XLI, № XLII), хотя в настоящее время и отличается от нее по разрезу, не имея второго этажа (рис. № XLII). Но если предположить, что второй этаж над церковью архангела Гавриила возник позже ее сооружения⁸²⁷, то исчезнет различие в первоначальной структуре обеих церквей и в этом отношении. Наружная орнаментика барабана главы⁸²⁸, главной массы и алтаря Предтеченского храма повторяет с небольшими вариантами (цепь арочек на барабане) обычные элементы украшений кирилловских сооружений XVI века: зигзаги, впадинки, наличники в виде кокошников, плоские лопатки и т. п.

Внутреннее убранство церкви⁸²⁹ также не уклонялось от обычных способов украшений, примененных в церквах большего монастыря.

Рис. XLI. План церкви св. Иоанна Предтечи (сравн. чертеж в альбоме И. Мартынова)

В главном приделе храма св. Иоанна Предтечи в начале XVII века стоял четырехъярусный иконостас, на нижнем ряду которого царские двери, сень и столбцы были на золоте. Затем с правой стороны находились местные образа: а) св. Троица и б) св. Иоанн Предтеча «настоящей крылат в руце держащ главу свою». Далее в трех киотах помещались иконы: а) «Благовещенье Пресвятые Богородицы, да Рожество, да Стретение, да Воскресение Христово, на одной цке, на золоте вверху во облаце Троица святая»; б) «образ Богоявление Господне, да Введение во церковь, да Успение Пречистые Богородицы, да преподобны(й) Кирил чюдотворец, да мученик Христов Дмитрий и Никита на одной цке на золоте»; в) «образ чюдотворцы Козма и Домьян на золоте». По левую сторону царских дверей: а) «образ Пречистые Богородицы Одегитрие на золоте, по сторонам архангели Михаил да Гаврил»; б) «образ преподобный Кирил чюдотворец на золоте» и в) «образ Никола чюдотворец з деяньем». Тут же в киоте были размещены образа: а) «Похвала Пречистые Богородицы, на золоте» и б) «Кирил чюдотворец на золоте». Еще левее должны были находиться северные двери, о которых однако опись 1601 года умалчивает.

Над местным поясом в иконостасе к началу ХVII века имелось два деисуса: один «в тябле» над царскими дверьми в киоте («деисус с празники, да образ Спасов, да Пречистые Богородицы, да Иван Предотечя на краске, образ Воскресенье Христово на золоте, образ ерославские чюдотворцы Феодор и Давид и Костянтин на волой, образ Дмитрия прилуцкого на краске, образ Николы чюдотворца на золоте, образ Иев праведны(й) на краске»), другой – «стоячей», состоявший из образа «Спаса» «на престоле» («окрест херувими и серафими») и четырнадцати образов по сторонам его («Пречистая Богородица», «Иван Предотеча», «архангел Михаил», «архангел Гаврил», «апостол Петр», «апостол Павел», «Иванн Богослов», «Андрей Первозванный», «Василий кесарийский», «Никола чюдотворец», «Георгий страстотерпец», «Дмитрий страстотерцец», «Сергей чюдотворец», «Кирил белозерский», «в(с)е на золоте».

Над деисусом по обычаю следовали пояса: праздничный (из 16 образов: «празники и страсти Господни») и пророческий (по словам описи 1621 года – из 16 «пророков», с иконою Воплощения посредине).

Искусственное освещение церкви было скудным. В 1601 году перед деисусом висело единственное медное паникадило из 6 шанданов, заканчивавшееся на верху орлом, а внизу шелковою с золотом кистью, и пред местными образами зажигались 10 свеч поставных, в деревянных подсвечниках.

Кроме иконостаса в церкви не было по стенам других образов. Только на налое помещались иконы Одигитрии и св. Иоанна Предтечи.

Еще незатейливее было убранство алтаря. Здесь на престоле, оболоченном в желтый атлас, лежало «евангилье тетр, в десть писмяное», в таусинной камке с серебряными евангелистами и деревянный «крест благословеной» (т. е. для осенения), а на жертвеннике стояли медные луженые сосуды, на которых покоились покровцы («окладники камка зелена серединки камка червчата») и воздух («окладник миткали белы, середник дороги зелены, крест белы миткалинен»). Об алтарных иконах опись 1601 года умалчивает, хотя и упоминает еще о таких предметах, как о медном кадиле и небольшом укропнике⁸³⁰.

Смежный с главным алтарем придел св. Кирилла, незначительный по объему (как и придел св. Константина в церкви архангела), вмещал в себе только самые необходимые церковные вещи. Иконостас здесь состоял из местных икон с деисусом и царских врат, который (с сенью и столбцами) были писаны на красках. На тябле над царскими дверьми стояли: «образ Спасов Вседержителев», «в киоте образ Николы чюдотворца да образ апостола Матфея на золоте». В состав деисуса входило семь образов: «Спас на престоле», «а по сторонам Спасова образа по 3 образы на красках». В местном ярусе была только одна храмовая икона «Кирила белоозерского чюдотворца, на золоте» (на правой стороне от царских дверей), пред которою стояла «свеча поставная» («на ней посвешник железо немецкое, а под нею подсвешник деревеной»). В алтаре придела находилось только два образа Умиления, один на золоте, другой на краске. Престол был оболочен выбойкою крашенинною. На нем – евангелие «писмяное в десть ветхо, апракос», оболоченное «камкою зеленою» («евангелисты серебряны»), и «крест благословено(й) древян». Жертвенник, как и в других кирилловских церквах (за исключением трех апсидных) был сделан в стене (в нише). Сосуды церковные на нем были деревянные, а покровцы (на них) – «дороги таусинные середняки, отлас червчет. У воздуха окладник выбойка цветная. Середник камка червчята. Кресты у покровцов и у воздуха миткалинные». Кадило и укропник – медные⁸³¹.

Рис. XLII. Разрез церкви св. Иоанна Предтечи

К 1621 году иконопись как главного, так и бокового придела, была значительно восполнена. На иконостасе поставлены добавочные образа над дверьми, чрез которые ходили в придел св. Кирилла⁸³², и над северными дверьми⁸³³; ряд местных икон по левую сторону последних продолжен⁸³⁴ и устроен пядничный ярус⁸³⁵. Кроме того появились образа и на столбах⁸³⁶. В приделе св. Кирилла присоединены к прежним новые иконы на тябле над царскими дверьми⁸³⁷. Остальная иконопись оставлена без перемен.

Другая церковь Ивановского монастыря – во имя св. Сергия радонежского с приделом (на правой стороне) во имя св. Дионисия глушицкого занимала югозападный склон «горы», находясь между храмом св. Иоанна Предтечи и котельною башнею⁸³⁸. Год сооружения этой церкви остается в точности неизвестным⁸³⁹. Первое упоминание о ней мы встретили в описи 1601 года. Тем не менее едва ли может подлежать сомнению, что она возникла в половине ХVI столетия. Местоположение ее заставляет, догадываться, что во время ее постройки средина холма была уже занята церковью св. Иоанна Предтечи. Св. Дионисию глушицкому (которому посвящен придел) установлено обще-русское празднование на coбopи 1547 года⁸⁴⁰. Кроме того и подробности ее архитектуры не стоят в противоречии со средними четвертями XVI века, как временем постройки⁸⁴¹. Наружный орнамент ее (вертикальные лопатки, разделяющие северную и южную стены ее фасада на три части, а восточную на две, и заканчивающиеся на верху на главной массе – но не алтаре – пояском из впадинок и зигзаг) напоминает однородные мотивы на кирилловской церкви св. Владимира. Четвероугольный план ее, небольшой по размеру, разделенный на две половины иконостасной стенкой, – близок к планам других трапезных церквей XVI века.

Потребность в церкви св. Сергия должна была сказаться с того времени, как Ивановская половина монастыря несколько обособилась от главной. Храм св. Иоанна Предтечи, будучи холодным, становился неудобным в зимнее время. С другой стороны для убогой братии⁸⁴², населявшей «гору», необходимо было иметь отдельную трапезу, каковая и была построена при церкви.

Отвечая этому своему благотворительному назначению, церковь св. Сергия (сообразно также с немногочисленностью Ивановского братства) во внутреннем устройстве носила так сказать «казенный» характер⁸⁴³. Иконостас в ней состоял только из деисуса и местного яруса. В первом стоял «образ Спасов, а по сторонам Пречистая Богородица, Иван Предтечя, архангели Михаил да Гаврил, да апостоли Петр и Павел, да три святители Василей великий, Григорий Богослов, Иван Златаустый, Никола чюдотворец, да страстотерпцы Христовы Георгий и Дмитрий». В местном ярусе были всего две иконы: «по правую сторону царьских дверей – образ местный Сергий чюдотворец з деяньем на празелени», по левую сторону: «в киоте образ Воскресенье Христово на краске». На царских дверях было написано «Благовещение Пресвятые Богородицы да два святителя Василей великий да Иван Златауст». Царьские двери, и сень и столбцы были на празелени⁸⁴⁴. В церкви стояла лишь одна свеча поставная на деревянном подсвечнике невеликая (пред образом Воскресенья Христова) с «насвешником» жестяным.

Рис. XLIII. I. План церкви св. Сергия трапезы при ней (Второй этаж).

А. Церковь св. Сергия. Б. Алтарь В. Придел св. Дионисия Глушицкого. Г. Келарская. Д. Трапеза.

II. План нижнего этажа. А. Погреб. Б–В. Подвалы

В алтаре престол был оболочен вишневою крашениною. На престоле – евангелие апракос, писанное на харатье, крест благословеной – деревянный, покров «зендень алая». Стена над жертвенником была украшена тремя иконами («образ Спас Вседержитель», «образ Пречистые Богородицы Умиленье», «образ соловецких чюдотворцов, все на золоте»). Сосуды на жертвеннике были деревянные, но писанные красками. На сосудах было три покровца: «окладник отласный шелк бел, да жолт, да червчет, середники камка червчета, кресты отласны розными цветы». Кадило в алтаре было небольшое медное⁸⁴⁵.

Тоже убранство оставалось в церкви и к 1621 году. Только сосуды на жертвеннике были заменены оловянными и пред деисусом повышено паникадило из шести шанданов («кисть розных шелком, вверху паникадила орел, яблоко железное лужено»)⁸⁴⁶.

Придел св. Дионисия глушицкого был самым бедным в монастыре. Деисус и царские двери здесь отсутствовали⁸⁴⁷. По правую сторону прохода, заменявшего царские двери, находились лишь три образа: св. «Дионисий глушицкий на краске, пядница меньшая», «Сергиево виденье на золоте» и «Никола чюдотворец», и в алтаре было два образа Одигитрии на краске. Престол был оболочен пестредью. На престоле – евангелие тетр письмяное, в десть, покрытое зеленою зенденью («евангелисты выбиты на меди, полужены»), «крест благословеной деревянный, обложенный медью и покров из синей крашенины. На жертвеннике были деревянные сосуды. При них – два покровца и один воздух (у одного покровца – «окладник дороги червчеты, середник бархат зелен на золоте, крест миткалинен бел. Другой покровец – окладник тафта голуба. Воздух – выбойка бязинная, середник камка желта, крест миткалинен»)⁸⁴⁸.

Все это без крупных перемен сохранилось здесь и до 1621 года, когда напрестольное евангелие было уже заменено другим и поставлены царские двери, писанные на празелени⁸⁴⁹.

Прилегавшая к западной (а по компасу к северозападной) стене церкви св. Сергия, квадратная трапеза (см. рис. № XLIII), сообщавшаяся с церковью чрез двери, значительно уступала своею вместимостью трапезе большого монастыря. В длину и поперег мера ей была в 4¹/₂ старинных сажени. Посредине трапезы помещался столб, поддерживавший ее цилиндрические(?) своды и, вероятно, на западной стене – пять образов⁸⁵⁰. К трапезе примыкала келарская длиною в 4-ре, а шириною в 2 сажени (см. на рисун. № XLIII букву г). В келарской было 3 окна, в трапезе – 7, в церкви – 2 и в алтарях по окну. Под трапезою помещались три погреба⁸⁵¹ (в которых ставили капусту и огурцы и всякой запас)⁸⁵², а под церковию – две «палатки не велики», имевшие своим назначением согревать здание. В них стояли «печи», из которых «пущали тепло в церковь и в трапезу». Все строение (т. е. церкви и трапеза) было крыто тесом, а на церквах (т. е. обоих приделах) кресты и верхи были обиты железом немецким⁸⁵³.

В 1601 году, вероятно, недалеко от церкви св. Сергия, существовала деревянная колокольница на шести столбах («верх шатром»), на которой висело три колокола: два «зазвонные», а третий – большой «красный» (с расшибленным краем⁸⁵⁴. В описи 1621 года об этой колокольне уже не упоминается; вероятно, она была сломана, и звон ее перенесен на колокольню, устроенную на трапезе⁸⁵⁵.

Из числа жилых помещений в 1601 году на горнем монастыре было только 7 братских келлий и две больницы,⁸⁵⁶ о которых также умалчивают описные книги 1621 года. Кроме этих строений у «святых ворот»⁸⁵⁷ стояла небольшая, уже известная нам, «часовня древяна», «где чюдотворец Кирил водрузил крест»⁸⁵⁸. Между большим и Ивановским монастырями, но внутри ограды последнего, по словам описи 1601 года, был разведен огород, имевший в длину 50 сажен, поперег 30 сажень. В пределах огорода в трех кельях жили «старец огородник да детеныши». Здесь же была приделанная к ограде деревянная поварня со специальным назначением: «в ней котел медной в полтораста ведр», где «варили капусту монастырскую»⁸⁵⁹, для сохранения которой в соленом и свежем виде перед поварнею были устроены два деревянных погреба. К 1621 года место бывшего огорода заняли конюшня, шваленный дворец и житницы⁸⁶⁰, которые в 1601 году находились еще вне монастыря⁸⁶¹ и были перемещены внутрь ограды после нашествия литовцев, разоривших 20 августа 1612 года околомонастырские строения⁸⁶².

Все эти здания и службы опоясывались каменною оградою, которая одною стороною примыкала к большому монастырю и была в вышину до кровли 2-х сажень, т. е. на целую сажень ниже ограды последнего. Ширина Ивановской стены также была уже, всего – в полсажень. Периметр же города равнялся 212 саженям. Ходу по нему не было. Но окна в ограде существовали в количестве (вместе с окнами на башнях) 233-х⁸⁶³. Очевидно, что и она была приспособлена к живой обороне, хотя об архитектуре ее весьма мало известно, так как современные остатки ее не носят убедительных следов первоначальной постройки. Ворот было несколько. Главные из них находились на той-же стороне, что и «святые ворота» в большом монастыре. «От мельницы и от речки, что у круглые башни» (большого монастыря) они отделялись каменною оградою (длиною в 29 сажен), в которой было верхних 24 окна. Воротам ширина была «4 сажени без чети». На них возвышалась четвероугольная башня, а на башне – «крест деревян», обитый «железом немецким». Вышина башни вверх до кровли была в 5 сажен. Верхних окон в ней – 12, нижних – 6⁸⁶⁴. Налево от ворот (от входа в монастырь) шла опять монастырская ограда, не прерываясь на протяжении 63 сажен с половиною, и замыкалась четвероугольною башнею вышиною до кровли в 6 сажен, а шириною в три сажени с половиною (с 41 окном, расположенными в три ряда)⁸⁶⁵. От башни ограда меняла свое направление и отсюда тянулась почти перпендикулярно к берегу Сиверского озера. По пути ее, на 18 саженях от башни (на этих 18 саженях стены было 17 окон) к стене прилегала полатка каменная, в которой делали котлы медные⁸⁶⁶. Вдоль палатки было 9 сажен, а поперег 4. За нею снова шла на протяжении 14 сажень⁸⁶⁷ стена (с 9 окнами), в конце которой на берегу Сиверского озера возвышалась опять четвероугольная башня вышиною до кровли в пять саженей, а шириною в три сажени с половиною. Верхних, средних и нижних окон в башни насчитывалась 24. Под башнею находилась теплая келлия, в которой жил «старец, которому было приказано кузничное дело»⁸⁶⁸. К той-же башне и к ограде была пристроена кузница, имевшая в длину и поперег по 6 сажени и вмещавшая в 1601 году «7 горнов (а в 1621 году 5 горнов) да 7-ры мехи болшие да 7 наковален болших», «в которых делали всякое железное дело»⁸⁶⁹. Начиная от кузницы ограда шла подле Сиверского озера. На 8 саженях от угловой башни⁸⁷⁰ были небольшие ворота (шириною в полсажени), в которые ходили с меньшого монастыря за водой. Чрез 15 сажен от них возвышалась воскобойная палата, одною стороною примыкавшая к «глухой» башне⁸⁷¹. Mеpa полат в длину до башни была 8 саженей, а поперег 5 саженей, а вверх до кровли 2 сажени. В 1601 году здесь жили «старцы и служебники, которым приказана воскобойня», а в 1621 году в этой палате делали «кожевенное дело»⁸⁷² (т. е. была «кожевня». См. рисунок № ХLIV).

Рис. ХLIV. «Глухая» башня (на право) и воскобойня

Башня, с которою соприкасалась воскобойня или кожевня, («глухая» четвероугольная) имела вверх до кровли 5 сажен, а в ширину 6 сажен. Верхних, средних и нижних окон в ней было 31. Под башнею была также воскобойня. От башни «до речки и до ворот, что течет из Долгово озера в Северское озеро», т. е. до речки Свияги или Свиряги, было «стены 2 сажени, а речки в воротех 2 сажени». От речки ограда уклонялась (под углом в 145°) несколько на северо-запад, к той части стены большого монастыря, где стояло здание для рыболовов. Длина прясла от речки до этого здания равнялась 27¹/₂ саженям, но ограду, на 15 саженях от речки, пересекали воротца, шириною в полсажени⁸⁷³, чрез которые из огорода выходили на Сиверское озеро за водою⁸⁷⁴. По всему протяжении стены, находившейся на берегу Сиверского озера, ее пронизывали до 24 отверстия для верхних окон. Нижних-же окон по всей ограде горнего монастыря не существовало. Рыболовная полата, которою заканчивалась у Сиверского озера ограда меньшого монастыря, была в 3 сажени с половиною⁸⁷⁵. Как сама стена, так и башни ее были крыты тесом.

Таким образом к концу XVI века об части монастыря представляли собою довольно обширную местность, укрепленную монастырскою оградою и восемью высокими башнями (крытыми тесом, по описи 1621 г.), удобными для наблюдений и отражения неприятеля, и по всей стене было рассеяно до 735 окон⁸⁷⁶. По словам описи 1621 года, та же ограда кроме того прикрывалась «обламками»⁸⁷⁷, которые вероятно были сделаны уже после 1601 года для отражения нападавших литовцев и поляков⁸⁷⁸.

Что касается до размера огороженной местности, то в конце XVI века и начале XVII Кириллов монастырь был едва-ли не самый большой монастырь на Руси. В окружности обеих частей монастыря (т. е. «большого» монастыря и «Ивановского») в городовой стене и в башнях всего было 585 саженей⁸⁷⁹. Между тем Троицко-Сергиева лавра, менее обширная по длине стены, чем Кириллова⁸⁸⁰, имела в окружности вероятно, не более 551¹/₂ сажени⁸⁸¹. Не менее известные монастыри древней Руси, как-то Соловецкий⁸⁸², Киево-Печерская лавра⁸⁸³ и другие⁸⁸⁴, были (насколько это известно) не больше Троицко-Сергиева. Даже каменная новгородская ограда имела всего 498 сажен в окружности⁸⁸⁵. Площадь огороженной местности в Кириллове монастыре соответствовала приблизительно 12,400 квадратным саженям.

Такое пространство было, конечно, вполне достаточные для иноков, населявших в конце ХVI века и начале XVII⁸⁸⁶ Кириллов монастырь, и на монастырском дворе в то время оставалось еще много порожнего места. Но в конце XVI века не мало монастырских зданий, преимущественно служб, было разбросано вне ограды, в окрестностях монастыря, хотя в тоже время капустный огород приютился внутри ее за каменною стеною. Эта видимая несообразность объясняется характером тех служб, которые были вне и внутри ограды. Внутренность монастырской ограды в прежнее время с одной стороны считалась местом священным, к которому допускались и где проживали по преимуществу лица монашествующие. Богомольцы размещались в монастыре возле самого выхода. Женщины и отрочата, лошади и волы, еще по уставу патр. Алексия, не допускались в монастырь⁸⁸⁷. Когда монашествующий, во избежание соблазнов, совсем не сообщался с «мирскою чадью», аскетика признавала это иноческою добродетелью⁸⁸⁸. С другой стороны монастыркие уставы, действовавшие на Руси, издавна, начиная со Студитова, различали два круга служб: – «службы домовые», внутренния, которые непосредственно служили пропитанию братии и где работа производилась исключительно руками монахов, и службы внешния, где монахи являлись только надсмотрщиками, а работа производилась руками мирских служебников. – Это разграничение признал и Стоглав, когда предписал, чтобы монастырские службы поручались монахам, а служебники мирские трудились на монастырь вне ограды⁸⁸⁹. Не без влияния таких воззрений в конце XVI века (до литовского разорения) и в Кириллове извне ограды были размещены все те здания и службы, которые или требовали работы мирян на монастырь, или же служили помещением для скота. К началу XVII века некоторый из этих служб успели обстроиться рядом сооружений сродных с ними по назначению, и сгруппироваться в отдельные дворы или ведомства.

Из числа таких дворов ближе других к большим «святым воротам» (несколько левее от выхода или против него) в 1601 году⁸⁹⁰ был расположен «двор гостин», т. е. торговый двор (длиною в 22 сажени и поперег в 18 саженей) с избами, амбарами, клетями, «повалушею» и конюшнею⁸⁹¹, которые, вероятно, назначались для «гостей», приезжавших торговать на кирилловские ярмарки.

Позади двора (следовательно левее от входа в монастырь) речка, протекавшая из Долгого озера в Сиверское (т. е. Свияга, а не другой проток), приводила в движете две мельницы с 3-мя жерновами, где мололи на монастырский расход солод. При них находились 4 небольших житных амбара, в которых лежал солод ячный, и ржаной, и овсяной, и крупы и толокно. По обыкновению тут же была келья старца «мельничного» (т. е. старца, заведывавшего окрестными постройками). Позади мельниц начинались постройки, принадлежавшие к санному двору. Прежде всего здесь стояли два амбара по пяти сажен: в один убирали «сани старческие и вяземские и пошевни»⁸⁹², а в другой кирпичи. Несколько в стороне от этих амбаров была изба с клетью и сенями, где по временам работали серебряные мастера. Наконсц за речкою «у конца моста» раскинулся двор санный с тремя избами, из которых в одной делали сани, в другой жили несколько десятков человек нищих, которых кормили из монастыря, а в третьей содержались какие-то «робята пустошки» («а кормили их монастырским-же хлебом»)⁸⁹³. На том же дворе помещались четыре больших амбара, в которых держали «сани и телеги и оси и дуги и оглобли и всякой санной и тележной запас»⁸⁹⁴.

За двором, также за ручкою, расположился другой двор конюшенный⁸⁹⁵, с двумя воротами. Надвор находились: келья с санями дощатыми, в которую «приходил (и следовательно не имел здесь постоянного жительства) старец, которому лошади приказаны», изба, где помещались «конюхи и детеныши, которые стряпали у лошадей», обширный денник (в длину 16 сажен, а поперег 4-х сажен), в котором кормили лошадей овсом, два амбара, где лежала всякая конюшенная рухлядь, и 4 огромных конюшни⁸⁹⁶. Рядом с конюшенным двором, на том-же берегу речки, у Сиверского озера находились две житницы, или вернее, два амбара. В одном из них хранили всевозможный принадлежности конюшен: «седла братские и служния, полсти, узды, возжи (ворваньи, заечьи), зауделники, похви, подковы, клещи, медведни, оброти ременные, попоны», подушки подхомутные, хомуты лычные, гужи посконные, подхомутники кожаные и войлочные, торки с кожицею, дуги, подпруги седелные, пятна конские, косы литовки, косы горбуши, серпы, скобель, долото, наковальня, молоток, пазник, просек, жегало, чем, клещи к хомутом прожигают, шило подпружное, чепи собачьи железные, катагар холщовая, греблицы железные, оглобли вязовые братские⁸⁹⁷ и т. п. В другом амбаре хранился овес для конюшенного расхода.

С той же стороны (?) монастыря насупротив «грановитой» башни в отдельной местности сосредоточились два амбара со строительными материалами «каменного дела» и три небольших избушки, в которых проживали монастырские плотники и каменного дела мастера⁸⁹⁸.

Кроме перечисленных служб (лежавших налево от входа в монастырь) подобные же им в 1601 году находились и прямо против больших «святых ворот» (т. е. со стороны нынешней вологодской дороги): вблизи от них – амбар, где держали кожи и холсты (кожевня?) и несколько далее (против святых ворот за речкою Свиягою) «двор служен», длиною в 34 сажени, а поперег в 16 со многими помещениями для «монастырских слуг». До десяти жилых строений с таким же назначением размещено было и за двором, выйдя из ворот (каких?) направо⁸⁹⁹. Кроме «служняго» двора, за речкою-же была большая, крытая тесом, полата (солодежня, солодерженное сушило) в длину 10 сажен, а поперег 9 сажен, в которой ростили и сушили солод⁹⁰⁰, и рядом с нею келья с сенями, служившая (по обычаю, но вопреки постановлению Стоглава)⁹⁰¹ помещением для старцев, ведению которых был поручен всякий монастырский хлеб в житницах: рожь, ячмень, солод ржаной, ячной, овсяной и толокно. Самые житницы, числом до 10, под одною кровлею, находились против меньшого монастыря и занимали до 172 квадратных сажени. Это был главный складочный пункт монастырского хлеба⁹⁰²: оброчного, приполонного, четвертного, испольнего и пустотного, который свозился сюда с огромных вотчин монастыря по отпискам прикащиков⁹⁰³. В начале XVII века здесь хранилось несколько тысяч четвертей ржи, пшеницы, ячменю и проч.

У меньшого монастыря «с московского приезду» был раскинут еще довольно обширный двор (шваленной), на котором жили мастеровые люди: «иконники, такарники, окопнишники, портные мастеры, сапожники, кожевники, и всякие мастеровые люди»⁹⁰⁴. Здесь помещалась, вероятно, так называемая «швальня»⁹⁰⁵. На дворе было 18 жилых строений и два кожевенных амбара. За двором стояли разные складочный кладовые: амбар, где токари держали «деревье вязовое и березовое, в которых суды делают», двор «кузнишной» с 3 избами и 10-ю чюланцами и подле самого озера – амбар для угля (в 6 сажень). Наконец, зa монастырем же стояли «2 избы, а перед ними сенцы рубленые»; в одной жил поп да дьякон «белые», которые служили «у Ивана Предтечи на гopе», а в другой жили «нищих 7 человек», которых «кормили... из монастыря, да им же на рубашки давали по три алтына человеку на год»⁹⁰⁶.

После литовского погрома (20 августа 1612 года) перечисленные службы, находившиеся вне монастыря, частью были совсем уничтожены, частью заменены новыми. Опись 1621 года упоминает лишь о следующих: «За монастырем, за старым гостиным дворищем⁹⁰⁷, речка течет из Долгово озера в Северское озеро (т. е. Свияга), а на ней мелница, во онбаре⁹⁰⁸ 3 жернова мелют на монастырской обиход. Тутож келейца да клетка, промеж их сенцы, а живет в ней старец, коему приказана мелница⁹⁰⁹. Да за речкою полата каменная в длину 10 сажен, поперег 9 сажен, а ростят и сушат в ней солод (солодовня или солодерженное сушило), покрыта тесом⁹¹⁰, и от тое полаты до Ивановского монастыря вново делана стена камена⁹¹¹. Поверх на ней деланы обламки деревяные. От тое ж полаты по другую сторону к большому монастырю х круглой башне рублена стена дровяная. А промеж тое стены и мелницею ворота въезжие створные, обиты железом полицами, поверх ворот башня рубленая покрыта тесом. Да промеж обоих монастырей в каменой ограде бывал огород монастырьской в длину 50 сажен, а поперег тритцать сажен, а нынечя на том огороде конюшня и шваленой дворец и житницы»⁹¹². Таким образом к 1621 году, часть внешних служб была уже перенесена внутрь ограды к Ивановскому монастырю. За внешними службами в начале XVII века заканчивался круг собственно монастырских строений и начиналась монастырская вотчина – «подмонастырье»...

Представленный обзор расположения зданий в Кириллове монастыре дает возможность видеть, в чем исторически выразились типичные черты его устройства.

К концу XVI и началу XVII века белозерская обитель, уже разделившаяся на главный (большой) и Ивановский монастыри, состояла сообразно с различным назначением зданий из ряда неправильных концентрических поясов. Первенствующее и центральное место в большом монастыре занимали 5 церквей, служившие главной цели иноческой жизни, и трапеза, бывшая также местом общих молитвенных собраний. В следующем поясе – жилом и служебном – восточную половину, смежную с церквами, составляли келлии братские. Западная – была из построек, необходимых для существования братии. Третий пояс состоял из ограды, к которой извнутри примыкала казна и, быть может, оружейная. За оградой (со стороны Сияги и озера Долгого) тянулась полоса служебных дворцов, в которых сосредоточивались продукты вотчинного хозяйства, мирская прислуга и нищие. Это было следовательно то же, что слобода или посад при «городе». За дворцами начиналось «подмонастырье» (как «дворцовая» земля монастыря), где была пашня монастырская и где жила часть «вотчинных» издельщиков, т. е. рабочих, занимавшихся обработкой вотчинной монастырской земли и т. п.

Менее сложным было устройство Ивановской половины монастыря, хотя и оно сложилось по тому же основному типу. Она состояла из двух церквей, келлий и ограды и не успела еще доразвиться до самостоятельного учреждения.

Но топографическое распределение зданий по поясам в обоих половинах сообразовалось, одинаково с разнородным значением их в иноческой жизни, которая должна была протекать вне связи с «миром» внутри монастырской ограды. Поэтому огражденная местность и заключала в себе прежде всего церкви, к которым должны были постоянно устремляться мысли иноков, затем жилые помещения для братии и, наконец, кухонно-хозяйственные постройки, содержавши необходимое для существования монахов⁹¹³. Так как монастырь был общежительным, то трапеза, казна и кухонные постройки содержали нужное на потребу всей братии.

Внутренность кремлевого монастыря не заключала в себе однако продуктивные источников существования. Там не было пашни, не было ремесленного производства, ибо община в начале XVII века не могла уже справиться сама с этими делами. В постройках, прилегавших с внешней стороны к монастырской ограде, и заключался передаточный пункт между указанными источниками существования и монастырем. Здесь трудились по преимуществу наемные ремесленные люди, обработывавшие на монастырь продукты, доставлявшиеся извне.

Таким образом в истории топографического распределения монастырских строений (по поясам) наблюдалась локализация их по степени сравнительного значения их для главной цели общежительной монашеской жизни.

То же начало применялось и к размещению разных строений и в отдельных поясах. Так вокруг трапезы возник ряд построек, тянувших к ней, т. е. зависевших от нее и служивших ей. Келлии игумена были как бы исходным пунктом для линии братских. Книгохранительная находилась между трапезой и церквами, в которых производилось чтение книг. Даже «казна» соприкасалась с оградою, которая служила к ее охране, и т. п. Очевидно, что образование менее крупных служебных построек вокруг главной происходило позже последней и полагало начало местной централизации зданий в поясах, которая со временем должна была приводить к возникновению как бы особых местных ведомств, подчиненных общей цели, но с кругом своих отдельных пристроек.

Следовательно внешняя организация монастыря складывалась, как из расширения его пределов или образования новых «поясов», так и осложнялась обособлением смеженых построек с одним назначением в отдельные группы, подобно тому, как тот же процесс, как известно, наблюдался и в истории организации «понизовых», подмосковных обителей.

Но в тот же период этого двойственного процесса мелкие подробности кирилловского строя объединяли в себе черты сложных влияний, неравномерно проникавших сюда двумя главными путями: а) чрез привлечение рабочих сил из разных местностей к участии в устроении обители и б) чрез подражание готовым образцам, возникавшее благодаря частым сношениям с тем или другим краем. Немногочисленные исторические следы этих влияний дают повод к следующим хронологическим наблюдениям. Ростовские мастера принимали участие в каменном деле ХV века. В начале XVI века здесь же можно усматривать долю зависимости сооружений от московских построек (?). Во второй половине XVI и начале XVII столетий в монастыре работали каменщики из белозерцев, почему и на архитектуре легла слабая печать попыток к самобытным комбинациям из отдельных известных уже мотивов строительного искусства. Несомненные признаки непосредственного новгородско-псковского влияния за XVI век сохранились на медно-литейном и сребро-ковачном производствах, хотя в то же время развивались те же «рукоделия» и в пределах монастыря и его окрестных владений. В иконописи и резном деле к началу XVII века преобладали влияния Москвы, Ростова, Вологды и Ярославля.

На почве подобных заимствований и местной переработки их постепенно и складывались особенности А) кирилловского кирпичного зодчества и Б) внутреннего убранства зданий.

А) В конце XV века исходною точкою для истории первого стал Успенский собор, обязанный своим происхождением ростовским мастерам и принадлежавшей к типу смешанных по стилю построек, в котором сплелись элементы ростовско-суздальской и новгородско-псковской архитектур. Этот вид сооружений в конце ХV-го века и в XVI столетии распространился в белозерской и вологодской областях и на памятниках храмоздания выразился с устойчивою определенностью. Ступенчатая конструкция коробовых или полуциркульных сводов и арок, трех-апсидный план с квадратом главной массы, вертикальное трехчастное деление ее фасов, присутствие на наружных стенах и барабане поясков из орнаментов обронных⁹¹⁴ (см. рисунок № XIV) и кирпичных (зигзаг и впадинок, см. там же и рисунок № XXX), архивольты с подвышением у дверей (см. рисунок № VIII) и окон (?) и т. п. – таковы признаки указанного типа, заметные не только на кирилловском соборе (см. рисунки № IV, № V, № VI, № VII и № XIV), но и на церкви Рождества Пресвятой Богородицы в Ферапонтове монастыре (первых годов XVI века)⁹¹⁵, на церкви Преображения в Спасокаменном монастыре (1481 года)⁹¹⁶, на церкви Горицкого женского монастыря (XVI? века)⁹¹⁷ и на Белозерском соборе (1552–53 года)⁹¹⁸. В течение дальнейшей истории мотивы этого первичного для Кириллова архитектурного типа последовательно подвергались переменам, которые коснулись планов, частей зданий (в их конструкции) и наружной орнаментики.

Рис. XLV.

Церковь Преображения в Спасо-каменном монастыре

Церковь Рождества Пресв. Богородицы в Ферапонтове монастыре

а) Планы в церковных сооружениях XVI века наблюдались троякие: 1) Церкви с алтарными полукружиями. Первоначальный трехъапсидный план (Успенского собора) для одного придела (престола) в XVI веке был заменен сначала трехъапсидным же планом для двух приделов (т. е. – с двумя апсидами для главная придала и одной апсидою для боковая придела, примыкавшего к главному с южной стороны), причем главная масса оставалась квадратною, большой купол помещался ближе к алтарным полукружиям, а над приделом возводилась меньшая глава. Внутри ставились два столба (круглые или квадратные), и двери устраивались с трех сторон. (См. планы церквей св. Иоанна Предтечи и архангела Гавриила 30-х годов XVI века.) Ко 2-ой половине XVI века относятся одноапсидные церкви св. Владимира и св. Кирилла, из которых сохранилась только первая. План главной массы здесь лишился внутренних столбов, но остался квадратом, и имел паперть с западной стороны и одну главу. 2) Церкви с трапезами. К другому роду планов принадлежали теплые церкви Введенская и св. Сергия, устроенные на подцерковьях, и примыкавшие с западной стороны к квадратным трапезам со столбом по средине. Не смотря на значительные размеры последних, церкви эти – небольшой вместимости, и западная стена у них почти на треть менее смежной стены трапезы. Детали их планов, относящихся к разному времени, неодинаковы. В церкви Введенской очертанию восточной стены алтаря придана форма не кривой, а ломанной линии (т. е. части многоугольника, см. рисун. № XXII). Столбы церковные придвинуты к наружным стенам. План церкви св. Сергия – прямоугольник, разделенный иконостасною стенкою почти на равные половины и не имеющий столбов (см. рисунок № XLIII). Поскольку первый план напоминал церкви с полукруглыми апсидами, постольку второй приближался к третьему роду кирилловских храмов, т. е. к 3) Надворотним церквам с западными папертями, прямоуголным в плане. Общие черты этих церквей расположенных во втором этаже: план – удлиненный прямоугольник, без апсид; в главной части – два столба; с западной стороны – паперть, соединяющаяся с церковью посредством двери, а чрез крытую лестницу сообщающаяся с наружным выходом; алтарь – сравнительно с общим объемом церкви – значительного размера. Такой план вполне выдержан в более поздней (конца XVI века) церкви Преображения. Что же касается до церкви св. Иоанна Лествичника, то нынешняя паперть ее не носит несомненных следов постройки, одновременной с церковью⁹¹⁹.

В сооружениях не церковных, как то в жилых и в складочных помещениях, преобладал прямоугольный план, хотя строителям и не всегда удавалось выводить стены под прямыми углами (см. напр. план котеленной башни, подвал под трапезой при церкви св. Сергия и т. п.). Квадратный план с внутренним срединным столбом имели трапезы, и нижние помещения под ними (хлебня под Введенскою трапезою, и погреба под трапезою в Ивановском монастыре см. рисунки № XLIII). Другие сооружения: воскобойня (см. рисунок № XLIV), башни (свиточная и котеленная, см. рисунки № XXXVIII), поварня, амбары, квасоварня, бывшая библиотека (см. рисун. № XX и № XXI) и т. п. имели большею частью продолговатый план, а башни – или квадратный (свиточная, котеленная и друг.), или многоугольный (грановитая), или круглый.

б) В связи с видоизменениями в формах планов, благодаря постепенному совершенствованию строительной техники, происходили перемены и в частях зданий с их конструктивной стороны. Так как большим разнообразием своих форм отличались в Кириллове церкви, то и структура их подвергалась более частым изменениям, чем конструкция гражданских и военных сооружений.

Общим и главным материалом для постройки стен как в ХV, так и XVI был кирпич, изготовлявшийся окрестными рабочими (см. выше), и отчасти камень (гранит), употреблявшейся для фундамента. Кладка кирпича в стенах делалась горизонтальная, и только изредка – на ребро (напр, в малой котеленной башне, где ради наружного орнамента из кирпичей, поставленных на ребро, такая же кладка употреблена во всю толщину соответствующей части стены; подобная же кладка допущена для ступеней лестницы в паперть церкви Преображения и т. п.). При устройстве стен толщина их соразмерялась до известной степени с давлением, которое они должны были выдерживать от сводов, причем однако она обыкновенно превосходила требуемые современною техникою пропорции⁹²⁰. В двухэтажных зданиях иногда делались книзу утолщения стен⁹²¹. Высокие стены в церквах, заканчивавшиеся сводами, устраивались толще стен башен, у которых своды бывали только над подвалами⁹²².

Для внутренних покрытий употреблялись своды и настилки на балках.

Из сводов и арок с древнейшего времени преобладали коробовые (трехцентровые) и полуциркульные⁹²³. За исключением внутреннего покрытия барабана и полусферического покрытия апсид⁹²⁴, в Успенском соборе все своды и арки коробовые или полуцилиндрические (см. рисунок № VI). Из таких же сводов и арок состояло и большинство покрытий в разных зданиях монастыря.

Крестовый свод (впервые ??) образовался в монастыре при постройке в 1519 году Введенской церкви и подвалов под нею, где он составился из пресечения коробчатых сводов (см. рисунок № XXII), при чем ось направляющей восточного свода получила наклонное направление. В XVII веке этот род покрытий приобрел широкое распространение при устройстве второй ограды (и второго этажа казнохранилища или арсенала). Но в XVI веке он остался малоупотребительным, и единичные образцы его в настоящее время видны лишь в средине западной части нефов церкви арх. Гавриила, св. Иоанна Предтечи и св. Иоанна Лествичника (см. рисунки № XVI, № ХLI и № XXVI).

В первой половине XVI века становится известным в монастыре устройство лотковых сводов, примененных в бывшем помещении библиотеки, что под колокольнею (см. на рисунке № XX разрез и план третьего этажа). Он образовался из пресечения одного продольного коробового свода с двумя (боковыми) отрывками сомкнутого свода того же подъема и составлял как бы переход к сомкнутому своду, покрывавшему квадратную площадь и (на сколько можно судить по сохранившимся памятникам) появившемуся в монастыре во второй половине XVI века (см. паперть при церкви св. Иоанна Лествичника? с заштукатуренным ключем свода, и паперть при церкви Преображения, см. рисунки № XXVI и XXXII; сравн. также сказанное выше о квасоварне).

Для покрытия отдельных зданий эти разновидности сводов и арок слагались в различные комбинации, из числа которых в церквах древнейшего была ступенчатая форма (Успенский собор; см. рисунки № V и VI), оставшаяся однако без прямых, точных подражаний при устройстве позднейших храмов. В 30-х годах XVI века в монастырь проник тот способ внутреннего покрытия, при котором все внутреннее пространство церковной главной массы (за исключением купола) разбивалось подпружными арками, на прямоугольники, покрытые коробовыми сводами более высокими, чем подпружины⁹²⁵. Такая конструкция соблюдена в трехапсидных храмах св. Иоанна Предтечи и арх. Гавриила (см. рисунки № XVI, XVII и XLI), причем между столбами и западной стеной одинаково перебрасывались крестовые своды, оси же направляющих коробовых сводов в церкви располагались от севера к югу. В упрощенном виде эта система внутреннего покрытия применена в Преображенском надворотнем храме, где все коробовые своды, хотя и с осью, одинаково направляющеюся от востока к западу, ограничиваются или пересекаются 12-ю подпружинами, более низкими, чем своды, (см. рисунок № XXXII).

В другой более ранней надворотней церкви св. Иоанна Лествичника (второй половины XVI века) заметна попытка совместить арочную ступенчатую систему с подпружною. Подкупольные арки здесь выше следующих за ними (к северу, югу и т. п.) коробовых сводов, как в Успенском соборе. Но с другой стороны: между западными дверями и столбами перекинут крестовый (а не коробовой) свод, как и в церквах св. Иоанна Предтечи и архангела Гавриила, а по сторонам (с севера и юга) направляющие коробовых сводов имеют оси от севера на юг (ср. рисунки № XXVI, № XVI и XVII).

Особняком от упомянутых систем сводов стояли покрытия церквей, не имевших внутренних столбов. Трапезная церковь Введения (1519 года) замкнута сверху крестовым сводом⁹²⁶, образовавшимся из пересечения двух коробовых (см. рисунок № XXI), а одноапсидная церковь св. Владимира (1554–54 года) – рядом ступенчатых коробовых сводиков, опирающихся в щеки двух больших арок⁹²⁷ (см. рисунки № V и XIII). Происхождение таких покрытий – не кирилловское, но родина их доселе не обозначилась с достаточною определенностью.

Над срединою каждой церкви обыкновенно возвышалась глава с полым внутри (большею частью, но не всегда, см. церкви Введения, св. Сергия) барабаном. Если в церкви было несколько приделов, то над каждым из них ставился особый купол. В подкупольных парусах церквей Успения и Преображения сделаны голосники.

Если к стенам церквей примыкали или пристраивались какие либо помещения, то их своды не смыкались с церковными, хотя бы и возникали единовременно. Двухсторонняя паперть при Успенском соборе, построенная в XVI веке, была покрыта отдельными коробчатыми сводами с распалубками. В сохранившейся части ее ось свода идет от востока на запад (см. рисунок № V и № XIII), т. е. параллельно главной оси церкви. Паперти односторонния (западные) при надворотних церквах прямоугольного плана (при церкви св. Иоанна Лествичника, и при церкви Преображения (см. рисунки № XXVI и XXXII), помещавшиеся во втором этаже, покрыты сомкнутыми сводами с распалубками, без столба.

Над лестницами устраивались или ряды ступенчатых мелких постепенно возвышавшихся одна над другою, но одинакового размера, арочек с горизонтальными осями (лестница в паперть церкви Преображения), или несколько (2–3 более крупных арок того же рода⁹²⁸) (лестница в паперть церкви св. Иоанна Лествичника или к церкви Введения?).

Для внутреннего покрытия гражданских жилых и не жилых построек но преимуществу употреблялся коробовый свод (без распалубок или с ними) обыкновенно с осью на протяжении удлиненной стороны плана (см. приложенные чертежи). Для покрытия больших пространств складывались цилиндрические или коробовые своды со столбом внутри здания. Ширина просвета (от столба до стены) при таких условиях (напр. в бывшей хлебне; см. рисунок № XXI) достигала 3 сажен и 9¹/₂ вершков или 3 сажен 12 вершков. Нижние этажи башен покрывались коробчатыми сводами, а верхние настилками на балках (см башню котельную и свиточную). В бывшей библиотеке (половины XVI века) устроен лотковый свод (см. рисунок № XX).

Проездные ворота под строениями перекрывались обыкновенно коробовыми сводами или арками. Древнейшие из ворот (первой половины XVI века) под колокольнею, завершались на верху одним общим коробчатым сводом, длиною во все протяжение прохода (5 саж. и 7 верш.) без каких либо внутренних делений. Для покрытия ворот во внешней ограде («святых» и Преображенских), построенных несколько позже в XVI веке и подразделявшихся на большие (проездные) и малые (проходные), пользовались системою смежных коробовых сводов и арок разного просвета и подъема (см. рисунки № XXIV, № XXVI и XXXII) вероятно, как для лучшего противодействия вертикальному давлению, так и для увеличения устойчивых преград, в случае возможных нападений. В «святых» воротах, более ранних, было менее конструктивной сложности сравнительно с Преображенскими. «Меньшие» святые вороты состояли из семи арок (и сводов), из которых за более высокою чередуясь следовала менее возвышенная и т. д. Наиболее низкая из них (третья от входа) и три другие, подобные ей, имели как бы значение подпружин. В «больших» святых воротах было то же устройство: только со стороны монастыря поставлен свод с четырьмя распалубками, заменяющими, сравнительно с меньшими воротами, две более высокие арки (см. рисунок № XXVI). Основное внутреннее покрытие Преображенских ворот также – коробчатый свод и такие же арки. Но на восточной стенке малых ворот, свободных для прохода и в настоящее время (большие вороты заделаны кирпичами), перекинуты две коробчатые арки (с осью от востока на запад, по отношению к алтарю), который вместе с распалубками образовывали покрытие, близкие к крестовому своду (примененному в XVII веке при сооружении ворот, что под Казанской башней).

в) Исходным пунктом для развития кирилловской наружной орнаментики послужил Успенский собор, а наиболее характерным мотивом ее для XVI века были горизонтальные пояски, сложенные из украшений нескольких разновидностей, как то: обронного орнамента, колоннок, зигзаг, прямоугольных и призматических впадинок (см. рисунки № XIV и XXX). Из этих украшений обронные кроме Успенского собора не встречаются на других кирилловских зданиях и не перешли в XVI век. Колоннки (балясинки) же входили в состав наружной облицовки только на двух церквах XVI века (св. Иоанна Предтечи и св. Иоанна Лествичника) и на малой мореженной башне, на ограде вдоль Сиверского озера и на нижнем этаже казенных полат (со стороны внутреннего двора). Зигзаги и впадинки, украшая те же сооружения что и колоннки, кроме того перешли еще на ряд других (как XVI, так и XVII веков): на башни котельную и свиточную, на церкви св. Сергия с трапезою, Преображения и т. п. Такими образом состав поясной стенной орнаментики постепенно освобождался от мотивов (владимиро-суздальских), более трудных для выделки, сохраняя упрощенные, как более соответствовавшие местным рабочим силам.

Упрощаясь в составе своих украшений, горизонтальные пояски с течением времени стали окаймлять вершины стен (церковь св. Сергия), делить площадь их горизонтально (ограда, котельная башня), а на церквах заполнять полукружия между поясом и вершиною арок (церкви св. Иоанна Лествичника и Преображения), одними словом усвоивать значение обычных стенных карнизов, забывая свое первоначальное место (на владимиро-суздальских церквах).

Рис. XLVI. А. Впадина на стене нижнего этажа колокольни. Б. Окно в казенных палатах. Б. Окно в «глухой» башне. Вид из внутри. Г. Впадина в нижнем этаже под церковью Преображения

Дробление фасадов вертикальными лопатками с Успенского собора перенесено и на позднейшие церкви монастыря, (см. церкви: св. Владимира, св. Иоанна Лествичника и Преображения, рисунки № XXV и XXXI). Но арочная форма верхнего окончания заменялась иногда прямоугольной (напр. на церкви св. Иоанна Предтечи, см. рисунок № XL и т. п.) переход к которой заметен уже в начале XVI века (сравн. рисунки № XVIII, № XXIII). Вместо трехчастного деления стен на малых церквах допускалось тогда же двухчастное (см. церковь Введения и церковь св. Владимира рисунок № ХХIII; сравн. церковь св. Сергия на рисунке № XL); самые лопатки в XVI веке вытягивались не всегда до основания здания, но прерывались окнами и поперечными карнизами (см. церкви Лествичника и Преображения, рисунки № XXV и XXXI). Во второй половине того же столетия эти лопатки разделывались иногда пятиугольными впадинами (см. паперть при Владимирской церкви и церковь св. Иоанна Лествичника, рисунки № XXIV, XXV и фотографии Борщевского № 1297).

Вместе с утратою и упрощением первоначальных мотивов наружной орнаментики на Кирилловских фасадах второй половины XVI века наблюдалась склонность строителей разделывать стены большим числом окон и дверей или впадин, усвоивших их очертание. Это стремление заметно на башнях, отчасти на колокольне, на церквах Введения, св. Владимира, и особенно св. Иоанна Лествичника и Преображения, окна которых в то же время обнаруживают желание избегать по мере возможности сходящиеся арки, заменяя их цилиндрическими и горизонтальными (по линии фасада) уступами из кирпичей (см. рисунки), вследствие чего первоначальный формы оконных отверстий и их наличников заменены здесь более практическими. Хотя в настоящее время в Успенском соборе и не сохранилось кирилловских окон первичной формы (за исключением восьми щелеообразных окон в барабане, перекрытых с наружной стороны выступающими один над другим кирпичами, см. рисунок VI), но едва-ли может подлежать сомнению, что они были узкими и, вероятно, полуциркульными, расширенными к наружной и внутренней сторонам (сравн. выше), как и на памятниках владимиро-суздальской архитектуры. Такие окна доселе существуют на северной и южной апсидах Преображенского собора в Спасокаменном монастыре (сходного с кирилловским по структуре), а в Кириллове – на церквах архангела Гавриила, св. Иоанна Предтечи и других (см. рисунки № XVI, XVII, XLI и XLII). Для избежания такой формы, требовавшей употребления сходящихся арок, строители перекидывали над оконным отверстием прямую арку, а в наружной стене окаймляли ее прямоугольною впадиною (см. рисунок № XLIV, а также нижний этаж под папертью к бывшей трапезе и церкви Введения), которая приподнималась иногда кверху двумя или тремя уступами из кирпичей (см. рисунок № XLIV ).При устройстве окон котеленной башни и паперти при церкви Преображения расширенная арка не применялась уже вовсе. – Одновременно с указанными переменами, на крупных сооружениях XVI века гражданских и церковных, уменьшался квадрат оконного отверстия (пропорциональное отношение высоты арок к ширине просвета) и вместо полуциркульного очертания направляющей описывалась трехцентровая кривая (см. оконные впадины в нижнем этаже колокольни, рисунок № XLVI, в восточной стене паперти у церкви Преображения и т. п.). Своеобразный вид двойных окон при одном наружном отверстии получили только окна церкви св. Сергия (см. рисунок № XLVII).

Соответственно с изменениями наружных стенных пролетов для окон, изменялись и формы их наличников. Полуциркульные высокие и узкие окна обводились владимиро-суздальским рядом валикообразных украшений с заостренным подвышением. Следы таких архивольтов (сходных отчасти с дверными) от окон начала XVI века еще не утратились в нынешней ризнице, а от более позднего времени – на церквах св. Иоанна Предтечи, Лествичника, Преображения и т. п. Пониженные окна с коробовыми арками (или подобные им впадины) окаймлялись валиком с двумя бусинками (утолщениями), но без заострения на верху (см. впадины в нижнем этаже колокольни и внутри Преображенской паперти). Когда окна устраивались без помощи сходящихся арок, то наличниками для них служили ряды прямоугольных концентрических впадин (см. окна в паперти Преображенской церкви и т. п.), происхождение которых не трудно уяснить себе, проследив за устройством окон на котеленной башне (см. рисунок № ХLIV). – Но как эти, так и другие наличники не были непременною принадлежностью всех окон XVI и начала XVII веков.

Рис. XLVII.

Окно в северной стене трапезы при церкви св. Сергия

Окно в средней апсиде алтаря церкви св. архангела Гавриила

Устройство дверей было менее подвижным в своей истории. Входы в церкви с XV и по начало XVII столетия делались одинаково, украшаясь наличниками, мало уклонявшимися от первоначального образца (см. рисунок № VIII и № XLVIII). Преобладающею формою дверных пролетов служили полуциркульная и коробовая арки, хотя до нашего времени сохранились и двери с горизонтальными перемычками.

Итак из пересмотра отдельных черт кирилловского зодчества не трудно придти к заключению, что Кириллов монастырь в XVI веке не был местом зарождения совершенно оригинальных форм строительного дела, но медленно перенимал из Понизовья новые для местного края приемы архитектуры, которыми пользовался для упрощения прежних мотивов заимствованных в XV веке из ростовской области. Поэтому, главнейшие исторические особенности кирилловского зодчества вырисовывались не столько вследствие их самобытной оригинальности, сколько вследствие запоздалой консервативности его форм, отличавшихся от более поздних образцов строительного искусства, применявшихся в московской Руси. Так еще в XVI веке Кириллов монастырь не имел вовсе церквей с четырьмя внутренними столбами и не знал обычая украшать храмы многими главами (которые ставились только по числу престолов); наружная орнаментика не усвоила здесь тех замысловатых украшений, которые стали создаваться в период зарождения самобытного русского зодчества. Даже при наиболее капитальных строительных предприятиях в пределах Кириллова соблюдалась возможная простота, объяснение которой, быть может, следует искать в желании братии остаться верной заветам преподобного Кирилла, любившего не гладкое и пространное, но тесное и жестокое житие.

Б) Историческим уклонениям, происходившим в кирилловском зодчестве, соответствовали и типические черты внутренним убранства церковных зданий, которое зависело отчасти от структуры их и от планов отчасти от обычаев, выработанных в пределах московской Руси. Так с заменою трех-апсидных алтарей двух-апсидными и одно-апсидными совершалось постепенное упразднение трех-частного деления алтаря, и в иконостасе вместо трех дверей: царских (в главную среднюю часть алтаря), северной (к жертвеннику) и южной (в ризницу) остались только две первых. Исчезновение последней произошло, впрочем, не сразу. В трех-апсидных храмах с двумя престолами (т. е. в церквах св. Иоанна Предтечи и архангела Гавриила) на линии иконостаса еще сохранялась южная дверь (точнее проход), но она вела к приделу и за главным иконостасом помещался другой – придельный с царскими вратами и северною дверью, причем из предъалтарной части оставалось боковое сообщение с главным алтарем. Из трех-апсидных храмов такое устройство перешло и в церкви прямоугольного плана (Лествичника, Преображения и св. Сергия). Но в церквах одно-апсидных и одно-придельных (Введения, св. Владимира, и, вероятно, св. Кирилла), а также в небольших приделах на иконостасах существовали только царские и северные двери.

С размерами и конструкцией храмов находилось в соотношении и внутреннее распределение в них иконописи как на иконостасе, так и по стенам, которое в тоже время обусловливалось и соблюдением обычаев, отчасти обще-русских и отчасти местных, не успевших приобрести еще обязательного значения, но не получавших такого значения и в Кириллове. Так пяти-ярусный иконостас, – (главное средоточие церковной иконописи), состоявший из местного, деисусного, праздничного, пророческого и праотеческого ярусов, которые завершались «Нерукотворенным образом» Спасителя с резными херувимами и серафимами по сторонам, в началу XVII века встречался единственно в церкви св. Кирилла, где был сооружен не ранее конца XVI века при участии московских икононисцев и мастеров⁹²⁹. Преобладающим же типом иконостаса в Кириллове в XVI век оставался более древний четырех-ярусный (из местного, деисусного, праздничного и пророческого ярусов, к которым иногда присоединялся пядничный, как дополнительный к местному)⁹³⁰. В начала XVII века он наблюдался в шести монастырских церквах, построенных в конце XV и в течение XVI столетия (Успенском соборе и в церквах св. Владимира, архангела Гавриила, Преображения, св. Иоанна Лествичника и св. Иоанна Предтечи)⁹³¹. В остальных двух церквах трапезных, а также в приделах, за недостатком внутренней высоты и широты, иконостасы по необходимости были менее сложными. Во Введенской церкви к началу XVII столетия существовали местный, деисусный и пророческий яруса (в 1621 году кроме того – пядничный), а в церкви св. Сергия только – местный и деисусный⁹³². Придельные иконостасы обыкновенно состояли из местного, деисусного и иногда пядничного ярусов⁹³³. В приделе св. Дионисия существовали только одни местные иконы и не было вовсе деисуса⁹³⁴.

Рис. XLVIII. Западные двери в церковь св. Иоанна Предтечи

Рис. XLIX.

Фасад церкви св. Иоанна Предтечи. (Пунктиром обозначен профиль нынешней крыши)

Схематический план больничного здания. От А до В семь окон разной величины, от А до С – пять, от С до Д – шесть. Большинство их заделано

При устройстве отдельных ярусов в иконостасах с историей и жизнью окрестного края сообразовались нижние ряды образов – местный за исключением царских и северных дверей и пядничный; остальные же строились по общерусским обычаям.

В местном ярусе только храмовая икона принадлежала к непременному его составу, хотя и не всегда занимала в нем одинаково первое место – на право от царских дверей. В Успенском соборе, в церквах св. Иоанна Предтечи, архангела Гавриила и св. Кирилла она была второю от них. В том случае, если весь ярус не ограничивался одним храмовым образом, икона Пресвятой Богородицы (Одигитрии) очень часто поставлялась на левой стороне от царских врат⁹³⁵. Образ Спасителя встречался только в местном ярусе церкви св. Владимира (где занимал первое место на право от царских врат)⁹³⁶ и церкви Введения (где занимал третье место)⁹³⁷. На четырех иконостасах (более ранних церквей) в местном ярусе стояла икона св. Троицы (Успенском, Введенском, Предтеченском и Архангельском)⁹³⁸. Большинство остальных икон воспроизводило изображения местночтимых святых – по преимуществу русских. Так, кроме образов преп. Кирилла, здесь встречались иконы – св. Сергия, Петра и Алексия, Леонтия ростовского, Дионисия глушицкого и т. п. С конца XVI и в начале XVII века замечается поставление в местном ярусе нескольких икон св. Николая⁹³⁹.

По указаниям описей 1601 и 1621 годов на царских вратах встречались изображения: 1) или Благовещения с четырьмя евангелистами (в Успенском соборе и в церкви св. Иоанна Лествичника), 2) или святых (в церквах архангела Гавриила и Преображения и в приделах: св. Константина и Елены, св. Феодора Стратилата и св. Николая)⁹⁴⁰. На царских дверях церкви св. Сергия совмещались иконы обоих видов: Благовещение и два святителя Василий Великий и св. Иоанн Златоуст. Так как изображениям святителей вместе с архидиаконами обыкновенно принадлежало место на столпцах, то возможно, что отсюда они перешли и на самые створы кирилловских царских дверей, где во всяком случае они были не менее частыми, чем иконы Благовещения.

Из северных дверей даже в XVIII веке не все были снабжены иконописными изображениями. В XVI же веке во всем монастыре таких было только три. Ко времени описи 1601 года на северной двери Введенской церкви был писан «благоразумный разбойник»; во Владимирской церкви: «Адамле сотворение, да мучение трех отрок да Данил пророк». Эта же тема развивалась и на северной двери церкви св. Кирилла «изгнание Адама из рая, Даниил пророк во рве и три отрока в пещи», а к 1621 году осталась в монастыре единственной для всех северных дверей, так как к тому времени подобная же, но более сложная, композиция была помещена на северные двери Успенского собора и Введенской церкви⁹⁴¹.

О южных дверях кирилловские описи начала XVII века умалчивают вовсе. Проходы в приделы почти никогда не имели щитов.

Пядничный ярус служа восполнением к местному, в русских церквах XVI века очень часто складывался из образов, поставлявшихся (как бы на полку, что над местными иконами) из усердия богомольцами и потому носил печать случайного выбора и подвижности. В Успенском соборе, как исключение, иконостасные пядницы большего частью изображали Богоматерь⁹⁴². Но в других церквах общее содержание их было лишено какой либо внутренней связи и устойчивости⁹⁴³.

В некоторых кирилловских церквах этот ярус еще только возникал к 1621 году⁹⁴⁴.

Число изображений в деисусе варьировалось от 21 до 1⁹⁴⁵, а в приделе св. Дионисия к 1601 году не было вовсе деисуса. Непременною иконою этого яруса считался образ Спасителя на престоле (см. иконостас в приделе св. Феодора Стратилата), обыкновенно с иконами Богоматери и Иоанна Предтечи по сторонам⁹⁴⁶. Состав остальных полиморфных деисусов выдерживал однообразный распорядок относительно семи средних икон, именно: Спасителя на престоле, Богоматери, Иоанна Предтечи, архангелов Михаила и Гавриила и апостолов Петра и Павла⁹⁴⁷.

Если в церкви дозволяло место, то к этим иконам по сторонам присоединялись добавочные: в девяти иконном деисусе – изображение преподобных (русских)⁹⁴⁸ или святителей (русских)⁹⁴⁹, в 11-иконном – святителей и столпников⁹⁵⁰ или святителей и страстотерпцев⁹⁵¹, в 13 иконном – святителей по 2 образа и преподобных по 1 образу с каждой стороны⁹⁵², или – по 2 образа святителей с каждой стороны и по 1 образу страстотерпцев⁹⁵³, в 15 иконном – апостолов, святителей, страстотерпцев и преподобных⁹⁵⁴. – Какие иконы находились в деисусе из 20 образов, описи 1601 и 1621 годов не говорят⁹⁵⁵.

Отсутствуя в трапезных церквах и во всех приделах, праздничный ярус не был неизбежною принадлежностью иконостаса⁹⁵⁶, и о составе его описи начала XVII века сохранили лишь общее указание, что он слагался из образов владычных праздников и страстей Господних, причем иногда сюда присоединялись иконы столпников⁹⁵⁷. Число образов, входивших в состав этого яруса, изменялось от 6 до 25⁹⁵⁸.

На иконостасах, не имевших праздничного яруса, обыкновенно отсутствовал и пророческий⁹⁵⁹. Исключение составлял Введенский иконостас, где «праздников» не было при наличности «пророков»⁹⁶⁰. В средине этого яруса обыкновенно поставлялась икона «Воплощения»⁹⁶¹, которая к 1621 году на Успенском и Введенском иконостасах была заменена изображением пророка Давида⁹⁶². Число боковых икон менялось от 25 до 10⁹⁶³.

Праотечекий ярус и херувимы и серафимы с Нерукотворенным образом посреди существовали только в церкви св. Кирилла, украшенной московскими мастерами⁹⁶⁴.

Внеиконостасные настенные образа ничуть не относились к числу необходимых церковных принадлежностей. Небольшие приделы, равно как и церкви Введения, Лествичника, а в 1601 году и церковь св. Иoанна Предтечи, не имели их вовсе⁹⁶⁵. В других случаях они ограничивались несколькими пядницами и только в церквах с осложнившимися иконостасами (как то в Успенском соборе; и церкви св. Кирилла) заполняли столбы (в Успенском соборе) и северную, южную и западную стены⁹⁶⁶. Судьба этой иконописи к началу XVII века уже намечала несколько установившихся обычаев относительно распределения иконографического материала. На северных стенах Успенского собора и церкви св. Кирилла одинаково присутствовали образа святителей, преподобных и «седьмицы», каковая была заимствована строителями и для Преображенской церкви, где однако разделилась между северной и южной стенами⁹⁶⁷. На столбах, с которыми связывается мысль о твердой опоре, обычно помещались иконы Одигитрии и св. Кирилла⁹⁶⁸. В Успенском соборе на западной стороне столбов в течете 1601–1621 годов удержались местные образа Страшный суд и Евлогиево видение⁹⁶⁹. Остальная внеиконостасная живопись напоминала случайный состав пядничного яруса, хотя нередко своими тяблами служила как бы продолжением других иконостасных ярусов.

Эти тябла как для иконостасов и их дверей (царских) так и для украшения стен делались или сплошными или резными» на золоте, т. е. анаглифтическими, с «мелкотравчатым» рисунком⁹⁷⁰. Изготовление последних в монастыре стало особенно заметным в конце XVI и начале XVII столетий. Царские двери⁹⁷¹ наиболее богато украшенных церквей (Успенского собора и церкви св. Кирилла) имели серебреные оклады⁹⁷²; створы их на верхней линии получали разнообразные очертания, увенчивались сенью, а по бокам утверждались на столбцах.

В алтарях иконопись распределялась над жертвенником, на горнем месте и над царскими дверьми, причем присутствие ее здесь, не будучи неизбежным, в количественном отношении вторило общему состоянии живописи в главной части церкви. Наибольшее число икон приходилось на долю алтарей Успенского собора и церкви св. Кирилла, где, как мы видели, наблюдалось богатство иконописи и в самой церкви. Довольно часто в кирилловских алтарях поставлялись иконы Богородицы (Одигитрии, Умиления), св. Кирилла, а также Спасителя, св. Николая и иногда праздников, русских святых и т. п., хотя в общем составе алтарных образов трудно разыскать руководящее начало при выборе их⁹⁷³, какое, например, обнаружилось в более позднее время.

Престолы устраивались на каменных столбах и имели одежду, которая бывала и разного качества (из шелку, атласу крашенины, гаруса, миткаля, камки и т. п.) и разного цвета (лазоревого, черного, багрового, синего, желтого, двоеличного и т. п.), причем обыкновенно спереди престола прикреплялась «пристежная» пелена⁹⁷⁴.

Большая часть жертвенников была сделана в углублениях северных алтарных стен из которых иногда передние половины выдавались в пределы алтарей. При жертвенниках обыкновенно устраивалось приспособление для согревания воды, состоявшее из воронкообразного углубления для угля.

Таковы были выдающиеся черты кирилловского зодчества и внутреннего убранства зданий, выяснившиеся к началу XVII века на исторической судьбе его крупнейших памятников⁹⁷⁵. На месте малой келлии преподобного отшельника возросла обширная кремлевая обитель, с преобладающими чертами понизового склада, которые сказались не только в последовательности роста отдельных частей монастыря, но и в деталях его архитектуры и внешней организации.

* * *

Последнюю для краткости будем называть «московскою» (в виду первенствующего значения Москвы в истории северного иночества).

Соображения об отношениях новгородцев к заволоцкой Чуди в полуисторическую эпоху до ХII века (находящиеся в исследованиях: Н. И. Костомарова, Северно-русск. народопр., т. I, СПБ., 1863, стр. 397–419; И. Д. Беляева, Рассказы из русск. ист., т. II, Ист. Новгорода, изд. 2, стр. 37–40; С. Ф. Огородникова, Очерк истории города Архангельска в торгово-промышленном отношении, СПБ. 1890, стр. 5 и друг.; в издан»: Летопись Двинская, М., 1889, предисловие, стр. V и след.; в статье: Христианство в пределах архангельской епархии, Чт. О. И. и Др. Росс. 1878, III, стр. 1 и след. и мног. др.) ведут свое начало главным образом от трудов по истории северного края, относящихся к прошлому веку (как то: «Летопись Двинская», см. е. с.; «История российская» В. Н. Татищева; «Начертание истории города Холмогор» В. Крестинина, СПБ. 1790; его же: «Исторические начатки о двинском народе», СПБ. 1784; Ал. Засецкого, Исторически и топографические известия по древности о России и частно о Вологде и его уезде, М. 1780 и т. п.) и, хотя опираются часто не столько на фактически известия, сколько на теорию вероятностей, по имеют некоторое подтверждение для себя в показаниях летописей и в других источниках ХIV–ХV веков (см. напр. Н. М. Карамзина, Истор. госуд. росс., кн. I, т. II, СПБ. 1842, прим. 64 к тому II, главе 2-ой, стр. 28). Сравн. следующие примечания и А. Э., т. I, № 1, № 2, № 3, стр. 1–2, № 6, стр. 3; № 13, стр. 8 и друг.; Огородников, о. с., стр. 9, прим. 11; Д. Корсаков, Меря и ростовское княжество, Казань, 1872, стр. 47–48, 49–63 и друг.

Н. П. Барсов, Очерки русской исторической географии, Варшава, 1873, стр. 14, 38 и след., стр. 167 и след.

⁴

См. «Летопись Двинскую», изд. 1889, стр. VI.

⁵

Напр. Белоозеро (см. Н. П. Барсова, Очерки русск. истор. геогр., е. с., стр. 170), Вологда (А. Засецкого, о. с., М. 1780; С. Г, Гр. и Дог., т. I, № 1), и друг. Сравн. статьи А. С. Верешагина, в Трудах VII археол. съезда в Ярославле, т. I, М. 1890, стр. 104 и след. – Родство русского северного населения с новгородцами подтверждается и диалектологиею (см. А. И. Соболевский, Лекции по истории русского языка. Киев, 1888, стр. 33–37 и статьи его же, Мельницкого и Герасимова), в Живой Старине, 1893–94 г.

⁶

Летопись Двинская, изд. 1889, стр. 6. – II. С. Р. Л., III, 99.

⁷

II. С. Р. Л., III, 99.

⁸

Русские Достопамятности, ч. I, М. 1816, стр. 82–85; М. Владимирский–Буданов, Христоматия по истории русского права, изд. 2, Киев, вып. I, стр. 239–240.

⁹

Преосв. Макарий, История русской церкви, СПБ. 1860, IV, стр. 210, 361. II. С. Р. Л., VI, 284.

¹⁰

A. Охсенов, Полит. отношения моей, госуд. к югорской земле, Ж. М. Нар. Просв., 1891, т. 273, стр. 247 и след.

¹¹

Летопись Двинская, изд. 1889, стр. 3. – Двинский край был разделен на погосты (II. С. Р. Л. III, 81).

¹²

Походы новгородцев на север обыкновенно сопровождались сбором дани или окупа (Новг. I, II. С. Р. Л. III, 99; II. С. Р. Л. VIII, 71 и т. п.; см. также II. С. Р. Л. VIII, 51). – После похода Дмитрия Донского на Новгород (в 6894 – 1386 году), новгородцы должны были выплатить ему 8000 рублей. 3000 рублей они взяли с полатей у святые Софии, а 5000 рублей «докончили великому князю на Заволоческой земли» (II. С. Р. Л. т. VIII, 51). См. также: А. Никитского, Очерк внутренней истории Пскова, СПБ. 1873, стр. 66–67.

¹³

Известные ныне жалованные новгородские грамоты очень скупы на льготы (см. напр. грамоту в А. И., т. I, № 17, стр. 26). Грамоты посадников монастырям иногда принадлежали, повидимому, к частно владельческим актам (А. Юр. № 110, VI, стр. 145 и т. п. – Сравн. Н. Костомаров. Северно-русск. народоправства, СПБ. 1863, II, 379). Между жалованными грамотами, отобранными у монастырей и хранящимися в Московском Архиве Министерства Юстиции, очень немного льготных новгородских (См. также. Мейчик, Грамоты XIV и XV в. Моск. Арх. Мин. Юст., М. 1883, стр 11; А. Э. I, № 4, стр. 2; Владимирский-Буданов, о. с., вып. I, стр. 115–116; Е. В. Барсов, Палеостров и его судьба и значение в обонежском крае, Чт. О. И. и Др. Росс. 1868, I, 23; Изв. Имп. Ак. Н., т. VIII, вып. V).

¹⁴

Русск. Истор. Библ., изд. археогр. комм., т. XII, СПБ. 1890, стр. V.

¹⁵

А. И., т. I, № 7, стр. 16 (1391–1397 г.); № 77, стр. 126–127 (1463 г.); № 82, стр. 130 (1467 г.); № 277, стр. 508–510 (1462–1464 г.). – Р. И. Б. т. VI, № 26, стб. 229–232 (1392 г.); № 27, стб. 232–234 (1395 г.); № 47, стб. 401–402 (1419 г.); № 97, стб. 696–698 (1463 г.), № 98, стб. 699–704 (1463–1465 г.); № 101, стб. 713–722 (1467 г.) и друг. – Подобные посягательства, делавшие рискованным монастырское землевладение, вместе с недостаточною производительностью земли, и были, вероятно, причинами слабого (сравнительно) развития землевладение среди северных монастырей новгородского происхождения. Располагая иногда довольно значительными деньгами (Чт. О. И. и Др. Росс. 1868, I, 28), они тем не менее даже в период новгородской самостоятельности редко употребляли их на приобретение земель и их распашку. Когда в 1478 году Иван III покорял Новгорода он взял половину волостей только у шести монастырей (Юрьева, Аркажского, Благовещенского, Никольского в Неревском конце и Михайловского на Сковородке), у других же монастырей земли не взял: «они де убоги, земли у них мало” (Новгор. летоп., изд. археогр. комм., 1879, СПБ., летопись по архив, сборнику, стр. 56). О дальнейшей судьбе земле владения монастырей новгородского происхождения см. ниже в приложении к главе I.

¹⁶

См. напр. А. И., т. I, № 181, стр. 343–344; № 187, стр. 349–350; № 189, стр. 354–355 и т. л. (А. И., т. I, № 142, стр. 207, № 150, стр. 217).

¹⁷

После 1500 года в новгородской области монастырская соха была в 7 раз меньше поместной, почему посошный оклад с земли монастыря быль в 7 раз более, чем оклад с земли помещика (А. Павлов, Очерк секуляризации церковных земель в России, Одесса, 1871, стр. 36). Около того же времени состоялось, повидимому, запрещение увеличивать монастырские земли (Павлов, там-же, стр. 36). Следуя своей церковно-земельной политике, Иоанн III вообще очень редко предоставлял владельческие льготы монастырям (см. напр. А. И., т. I, № 111, стр. 164 и след.). – К царствованию Грозного относится большее число льготных грамот, выданных московским правительством монастырским общинам новгородского происхождения. Но эти льготы обусловливались большею частью непосредственными тяглыми отношениями монастыря к Москве (см. напр. грамоты Николаевскому Корельскому монастырю в А. И., т. I, № 156, стр. 280–281, № 158, стр. 283 и т. п.). Из числа жалованных грамот, выданных самим Иоанном IV (даже в 1547–1549 годах) или его предшественниками, далеко не все удостоились подписи на государево имя в мае 1551 года, когда они подтверждались вновь вследcтвиe состоявшейся отмены тарханов (см. напр. А. И., т. I, № 147, стр. 212–214; № 151, № 152, стр. 217–219; № 156, стр. 280–281; № 141, стр. 204–206, № 111, стр. 164–166 и т. п.).

¹⁸

В Новгороде были очень крупные землевладельцы (В. Ключевский, Боярская Дума, изд. II, М. 1883, стр. 192), но они повидимому, не были служилыми вотчинниками, ибо их экономическое благосостояние складывалось из финансовых оборотов, а не из служилых поземельных отношений (ср. Ключевский, о. с., стр. 193). – Известно также, что у боярского рода Борецких были обширные волости в Заволочье и между ними Ненокса (Чтен. Общ. Ист. и Др., 1878, III, 6, Христианство в пределах архангельской епархии), но в XVI в. Ненокса была черно-тяглым поселением. – На языке новгородских, грамот (XV и нач. XVI? веков) слово «вотчина” (или «дедина“) обыкновенно понимается в смысле родового владения (примеры см. в статье Ключевского: Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в беломорском крае, Моск. Унив. Изв., 1866–1867, № 6, стр. 545 и друг.) или в смысле родовой собственности (см. напр. в купчей от 4 октября 1569 года: Се аз Исак Григорьев сын Кологривов да с своим сыном с Викулою отступилися есмя Григорию Васильеву сыну Настасьина росолу царева и великого князя вотчины а своего владенья полудвенадцатого сугреба на Великих местех в Гришневе варнице“ и т. д. Рукоп. Имп. П. Библ. Q, отд. IV, № 113 а, стр. 455–457), но не в более частном смысле – служилого земледельческого хозяйства (обрабатываемого крестьянами), сделавшегося родовою собственностью вотчина.

¹⁹

Преосв. Макарий, История русской церкви СПБ. 1866, т. IV, стр. 210 и 361. – II. С. Р. Л. VI, 284.

²⁰

Об этом свидетельствует пергаменный устав XII века (Моск. Синод, библ. № 380), принадлежавший новгородскому Благовещенскому монастырю.

²¹

Подробнее о термине «особножитие” см. ниже в главе IV.

²²

II. С. Р. Л. VI, 284–285. – По словам митроп. Maкapия (Ист. русск. церкви, IV, 214), – общежитие соблюдали большие монастыри, «а прочии монастыри иже окрест града (Новгорода) – особь живущи» (II. С. Р. Л. VI, 284). – В вологодском крае не было общежития в монастырях до 1371 г. (М. Макарий, Истор. русск. церкви, СПБ. 1866, IV, 214), но на крайнем севере в половине XV в. встречались и общежительные обители (А. Юр. № 110, VI, стр. 145).

²³

Слово «погост» в древности употреблялось и в широком, и в узком смысле. В первом случае оно обозначало округ с большим селом, как средоточием администрации края (Определение погоста Костомаровым неточно; ср. его Очерк домашней жизни и нравов великорусск. народа, СПБ. 1860, стр. 9–10 и Новгор. писцовые книги, изд. Археогр. Комм.). Во втором смысле «погостом» обозначалась отдельная церковная единица (см. Новг. писцовые книги). – Неволин, О пятинах и погостах новгородских в XVI в“. (Зап. Имп. Геогр. Общ., кн. VIII, стр. 85, 86–90); А. Лаппо-Данилевского, Организация прям, облож. в Моск, гос., СПБ. 1890, стр. 86–88.

²⁴

Статьи Максимова в Живописной России, изд. Вольфа, т. I, ч. I, 1881, стр. 472–473 и друг. – См. также: А. Н. Виноградов, Памятники дерев. зодчества в епархиях новгор., твер., яросл., иркут. и красноярской XVII и XVIII в. Зап. Имп. Р. Археол. Общ. т. VI, вып. I–II, СПБ., 1892.

²⁵

В XII в. Преп. Герасим из Киева основал монастырь Кайса ровский. В 1263 г. Преп, Феодор, основатель ростовского Борисоглебского монастыря приходил к месту истока Сухоны из Кубенского озера (подробнее см. у свящ. И. Верюжского – Истор. сказания о жизни святых, подвизавшихся в вологодской епархии, Вологда, 1880, стр. 29 и 32).

²⁶

Об этой колонизации из низовой земли – см. Ключевский, Боярская Дума, изд. II, М. 1883, стр. 514–516; Д. Корсаков, о. с., стр. 205 и след. и друг.

²⁷

По словам В. Ключевского, около того времени, к которому относятся монастырские поселения по речкам Глушице, Пелшме, Нурме и другим, последние появляются одна за другой в духовных Димитрия Донского, его старшего сына и внука, как волости, принадлежащие князю московскому (Боярская Дума, изд. II, стр. 515. – С. Г. Г. и Д. I, № 34, № 40, № 41, № 42). – О сочувствии Димитрия Донского деятельности иноков-миссионеров, которая соединялась с возрастающим влиянием Москвы на северную местность, можно находить сведения п в житиях святых вологодских (напр. преп. Димитрия; см. Материалы для истории русской церкви, т. II, Харьков, 1863, стр. 60–61, сравн. 57.; Вырюжский, о. с., стр. 113:130).

²⁸

См. ниже в главе III-ей о монастырском «соборе» и сравн. статью Ключевского в Русской Мысли за 1890 год: Состав представительства на земских соборах древней Руси.

²⁹

Сравнительное благосостояние новгородских и понизовых монастырей с особенною определенностью выясняется на итогах их подворных владений в половине ХVII-го века. К этому времени монастыри новгородского происхождения уже достаточно сблизились по условиям своего существования с остальными монастырями московской Руси. Между тем из числа 59 вотчинных монастырей, находившихся в самом Новгороде, только 9 имели по 100 и более дворов; у прочих же 50 монастырей было по 5–20 дворов. (Более подробную статистику см. в приложении). В Поморье же крупными владельцами дворов и вообще «большими” монастырями к половине XVII-го века являлись обители, издревле тянувшие к Москве, напр. Сийский и друг.

³⁰

Здесь мы не имеем в виду излагать подробно биографию Преп. Кирилла, так как это должно составить задачу специального труда. Об источниках сведений о преп. Кирилле см. ниже в главе VI-ой.

³¹

См. Пахомиево житие преп. Кирилла: «и нарекоша имя ему в святом крещении Козма“ (напр., Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 481). См. также ниже в приложении (к главе I) «краткое житиe преп. Кирилла“.

³²

«Благородных родителей... сын“ (см. в приложении «краткое житие“). «Род“ преп. Кирилла указан в синодиках Кириллова монастыря (см. С. Шевырев, Поездка в Кирилло-белоз. монастырь... в 1847 г. ч. II, М. 1850 стр. 8). – Преп. Кирилл был в родстве с околничим великого князя Димитрия Донского Тимофеем. По словам Пахомиева жития, этот околничий «богатством и честью паче инех превосходя тогда, сему бо яко сроднику своему вручает (отец Космы) сына своего“ (Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 481). Но Косма был не из близких родственников Тимофея, ибо называл себя слугою его (Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 484) и исполнял при Тимофее должность казначея. На участие Космы в трапезе окольничего иepoмонах Пахомий указывает как на особую милость (там же, л. 481 об. – 482). Житие не называет фамилии околничего Тимофея, но из летописей известно, что у великого князя Димитрия был околничим Тимофей Васильевич (Вельяминов), который в 6886– 1377/8 году участвовал в битве с Мамаем на реке Вожи (II. С. Р. Л. т. VIII, стр. 32–33; по Новг. IV летописи – II. С. Р. Л. т. IV, стр. 74 и по Соф. I летописи – II. С. Р. Л., т. V., стр. 237 – битва была в 6887 году), а в 6888 (1380) году во время Куликовского побоища был воеводою. Летописи называют его «великим его (т. е., великого князя Димитрия) воеводою“ и упоминают, что пред битвой его войска соединились с войсками великого князя Димитрия (II. С. Р. Л., т. IV, стр. 77; см. также II. С. Р. Л., т. VI, стр. 92; II. С. Р. Л. т. VIII, стр. 36). Во время той же Куликовской битвы (1380) он был убит (II. С. Р. Л. т. IV, стр. 81; т. VI, стр. 95–96; т. VIII, стр. 39–40). – О том, что околничий Тимофей Васильевич был из рода Вельяминовых, – см. Родословную книгу (Временник О. И. и Др., X, стр. 90). – Дочь нижегородского князя Димитрия Константиновича была замужем за московским боярином Николаем Васильевичем, сыном тысяцкого Вельяминова (Соловьев, IV, 191; Никон. V, 79 и 112).

³³

Преп. Кирилл скончался «в лето 6935 месяца июня в 9 день; всех лет жития его было 90“ (Пахомиево житиe, Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 532 и об.). Следовательно он родился около 1337 года.

³⁴

«И по манастырем отходя, где бы могл улучити желаемое ему (т. е. Косме) иночьское пребывание“ (Пахомиево житие, Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 482). – «Никто ж смеаше руковозложение сотворити о нем ради велможа оного» (Пахомиево житие, Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 481 об.). – Чрез несколько строк Пахомий, впрочем, утверждает, что Косма свое желание быть иноком «никому же (тайну свою) поведати смеаше, но тако в уме он дрожаше» (там же, л. 482).

³⁵

См. Пaxoмиeво житие (Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 482 об.). В «кратком житии“ Стефан назван не игуменом, а «некоим старцом“ (см. ниже приложение).

³⁶

Подробнее об этом, см. в Пахомиевом житии (Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 482 об,–483 об.). «Краткое житие“ об участии Стефана в пострижении Космы умалчивает (см. приложение). – Пострижение преподобного Кирилла игуменом Стефаном в рясофор было до 1380 года, еще при жизни Тимофея Васильевича, который был убит на Куликовой битве (см. примеч. 32).

³⁷

Если бы верить хронологии жития Феодора Ростовского, то прибытие преп. Кирилла в Симонов монастырь и пострижение его здесь происходили уже после нашествия Тохтамыша (см. Рукоп. Акад. библ. № 282, л. 15 об.–17), которое было в 6890 году (II. С. Р. Л., I, стр. 233; т. VI, стр. 98–103; т. VIII, стр. 42–44 и т. п.) и после возвращения Феодора из Царяграда, куда он путешествовал вместе с архиепископом Суздальским Дионисием «о управлении митрополии руския» (Рукоп. Акад. библ. № 282, л. 17 об.–18). Феодор же отправился в путешествие «о Петрове дни» лета 6891-го–1383-го (II. С. Р. Л., VIII, 48) и возвратился в лето 6892-ое осенью (там же, стр. 49), то есть, в 1384-году. Но в мае 1383 года преп. Кирилл (по свидетельству того же жития Феодора) был в сане симоновского архимандрита, а, по словам Пахомиева жития, он был удостоен священства уже после того, как 9 лет провел в службах Симонова монастыря. Следовательно преп. Кирилл или был поставлен в архимандрита не ранее (1384+9) 1393 года, или же пострижен не позже (1389–9) 1380 года. Вернее последнее, ибо прибытие преп. Кирилла в Симонов монастырь действительно не могло быть позже 8 сентября 1380 года, когда был убит околничий Тимофей Васильевич, при жизни которого это происходило (см. прим. 32). – Житие Феодора Ростовского издано архим. Леонидом в Душеполезном Чтении за 1891 год (май, июнь, июль), но по неисправному списку (Моск. Синод. Библ. № 580). Поэтому ссылаемся на Академическую рукопись № 282, о времени написания которой см. у А. С. Родосского: Описание 432 рукописей принадлежащих СПБ. Духовн. Академии... СПБ. 1894, стр. 280–281. Критическую оценку жития см. у Ключевского, Древне-русския жития святых... М. 1871, стр. 92 и 353.

³⁸

Преп. Кирилл «прииде в обитель зовому Симонову к архимандриту Феодору, иже создатель бе обители тоя“ («краткое житие“ см. в приложении). Пахомиево житие не говорит о том, что Феодор быль основателем Симонова. – По свидетельству русских источников, Феодор был «муж велик в добродетели и в разуме (Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 485), но греческие источники по делу русского митрополита Киприана и Пимена обрисовывают Феодора (ср. Преосв. Макарий, История русской церкви, т. IV, е. с., стр. 66) как человека недостойного, корыстного, честолюбивого, нетвердого в своих убеждениях, и свидетельствуют, что он самовольно усвоил архиепископский титул, за что и подвергся низложению от константинопольского патриарха (Р. И. Б., т. VI, приложения, стб. 211–212, 217–218). – О порядках в Симонове монастыре см. в духовной грамоте преп. Иосифа Волоцкого (Вел. Мин. Четьи, изд. Археогр. комм., сент. 9, стб. 551).

³⁹

См. «краткое житие“ преп. Кирилла в приложении. Пахомиево житиe умалчивает об испытании преп. Кирилла пред пострижением: «и ту aбиe Феодор приемлет его (преп. Кирилла) с радостью и тако постризает его соврешево и даст ему тож наименование Kирилл“ (Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 485 и об.).

⁴⁰

В Пахомиевом житии: «повелением настоятеля, и священьству сподобляется» (Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 490). В «кратком житии“ несколько иначе: «понуден же бысть от отца своего приати священство и не хотя повинуся на се“ (см. приложение). Если под «отцем» следует разуметь старца Михаила, то пострижение преп. Кирилла было не позже (1383–9) 1374 года, а посвящение в иеромонахи не позже начала 1383 года, когда Михаил был хиротонисан в епископа смоленского (П. Строев, Списки иepapxoв и настоятелей монастырей росс, церкви, СПБ. 1877, стб. 589).

⁴¹

Время игуменства преп. Кирилла в Симонове относится в 1388–1390 годам. Феодор был посвящен в епископа ростовского еще до июля 1388 года (Преосв. Макарий, Ист. русск. церкви, СПБ. 1866, т. IV, стр. 75; сравн. П. Строев, Списки иерархов, е. с. стб. 331 и 149, где хиротония Феодора неточно отнесена к 1390-му году). По словам жития Феодора ростовского, на погребении великого князя Димитрия Донского († 19 мая 1389 года) присутствовал и «Кирилл архимандрит симановский» (Рукоп. Акад. библ. № 282, л. 25 об. 26). Если верить тому же памятнику, Феодор (в сане архиепископа) по возвращении своем из Царяграда вместес митрополитом Киприаном, заезжал в Симонов монастырь и поучал архимандрита Кирилла и учеников своих (там же, л. 28). Митрополит же возвратился в Москву в 1390 году на средокрестной неделе (II. С. Р. Л., VIII, 60).

⁴²

Иван IV в послании к игумену Косме писал: «И Кирилл чюдотворец на Симонове был, а после его Сергей, а закон каков был прочтите в житии чюдотворцов, и тамо известно увесте; да тот (Сергий) маленько слабость ввел, а после его иные поболши» (А. И., т. I, № 204, стр. 380). – О несогласиях в Симонове, см. также в духовной преп. Иосифа Волоцкого (Великия Минеи Четьи, сентября 9, е. с., стб. 552–553).

⁴³

Недовольство Сергия было вызвано уважением к преп. Кириллу, который в монастыре и вне монастыря имел много сторонников, как бы презиравших архимандрита Сергия (Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 491 об.–492).

⁴⁴

Старое Симоново находилось от главного монастыря на расстоянии «яко дважды стрелити» (Рукоп. Ак. библ. № 282, л. 6 об.–7).

⁴⁵

Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 492–493.

⁴⁶

Преп. Ферапонт, родом из Волоколамска, сын детей болярскых Поскочиных зовомых (житие преп. Ферапонта, Рукоп. Соф. библ. № 467, л. 15 об,–16), также принял пострижение в Симонове при архимандрите Феодоре (Рукоп. Акад. библ., № 282, л. 18 об.). Последний обыкновенно посылал его вне монастыря «потреб ради монастырских куповати» по градом, в дальние страны (Рукоп. Акад. библ. № 282, л. 19). Вероятно, ради таких потреб ходил преп. Ферапонт и на Белоозеро (где несколько позже в XV веке Симонов монастырь производил покупку рыбы и имел недвижимость.– Сборник Муханово, изд. 2, СПБ. 1866, стр. 578–579, № 289; А. Федотов-Чеховский, Акты относ, до гражд. распр. древн. России, т. I, Киев, 1860, стр. 15, № 20; Сборник князя Оболенского, Акты, собр. и внесен, на всегд. хранение в Моск. Арх. мин. иностр. дел А. Ф. Малиновским, № V, стр. 60). Оба инока сблизились во время пребывания в Симонове (см. «краткое житие» в приложении. Рукоп. Соф. библ. № 467, л. 22 об. и Рукоп. Кир. библ. № 18–1095, л. 494).

⁴⁷

Житие преп. Кирилла, составленное Пахомием (Рукоп. Кир. библ., № 18–1095, и друг.).

⁴⁸

С. Г. Гр. .и Дог., т. I, № 16, 1375 г.; А. И., т. I, № 258, стр. 487, 1434 г. – На восток от белозерского княжества находились вологодские земли – давнишнее (уже в 1265 году) новгородское владение (С. Г. Гр. и Догов., т. I, № 3, № 6, № 7, № 8, № 9, № 15; А. И., т. I, № 258; II. С. Р. Л. III, 63, 112 и т. п.). На северо-востоке жили Вожане, бывшие за Новгородом уже в 1270–1316 г. (II. С. Р. Л., III, 62); на севере их местожительство соприкасалось с обонежской пятиной, которая простиралась и на запад от Белоозера (см. карту в исследовании Неволина «О пятинах“, с. с.). Даже на юге новгородские владения: Егна (Весьегонск), Бежецкий Верх, Городец отделяли Белоозеро от пределов Москвы и вообще Понизовья. Что касается до самого Белоозера, то оно, будучи одним из древнейших, словенских поселений, сделалось впоследствии наследственным в роде Всеволода Ярославича, причем раздробилось, повидимому, на мелкие уделы (Экземплярский, Великие и удельные князья в татарский период, т. I, СПБ. 1889, стр. 3, 47; Щекатов, Географ. словарь, ч. I, М. 1801, стр. 663; II. С. Р. Л., III,99; VIII, 64 и друг.), а затем было куплено московским князем Иваном Даниловичем Калитою († 1341) и оставалось за Москвою до кончины Димитрия Донского, завещавшего Белоозеро своему сыну Андрею (С. Г. Гр. и Дог., т. I, № 34). Таким образом Белоозеро в XIV в. не принадлежало к числу новгородских владений. Но попытки новгородцев утвердить свое влияние на Белом озере с переходом его в род Калиты были неоднократны. Так ови воевали белозерскую волость в 1340 году (II. С. Р. Л. III, 79). Тоже повторилось в 1393 г., когда новгородцев поддержал белозерский князь Константин Ивавович (II. С. Р. Л., VIII, 63; Экземплярский, о. с. стр. 129) и в 1398 году (II. С. Р. Л., VIII, 71; III, 99). Эти походы объясняются с одной стороны тем, что недалеко от Белозерска шел заволоцкий путь в северную Двину (сравн. Н. П. Барсов, Очерки русской исторической географии, Варшава, 1873, стр. 27), с другой стороны – удобством нанести урон московскому князю. Но помимо этого новгородцы старались утвердиться в белозерской области и мирным путем. По договорной грамоте 1456 года они отступались от белозерских земель, которым они ранее того накупили или «поимали даром“ (А. Э., I. № 58, стр. 43–44). – Упоминание «погостов“ Усть-Шехонских в завещании великого князя Ивана Васильевича (С. Г. Гр. и Дог. I, № 144:391) заставляет полагать, что когда то в древности на Белоозере существовала новгородская система администрации. Точно также название «Словинский“ Волочек (между Шексною и Кубенским озером) может говорить о движении ильменских славян чрез белозерские области. (Водный путь сюда из Новгорода шел Волховом до озера Нево, оттуда Свирью в озеро Онего, из него Вытегрою до озера Ковжи и рекою Ковжею в Белоозеро. – Корсакова, о. с., стр. 53; см. также ниже о торговле Кириллова монастыря в главе II).

⁴⁹

В онежскую область путь мог идти вверх по Шексне до устья Пидмы, по Пидме до десятиверстного волока к реке Болшме и озеру Воже или Чарондскому, к реке Свиде и озеру Лаче, в котором берет свое начало река Онега (Н. П. Барсов, Очерки русской истор. географии, Варшава, 1873, стр. 27).

⁵⁰

Торговое движение по Словинскому озеру и Поровобице и обратно было в силе еще во вторую половину XV в. При игумене Касьяне князь Михаил Андреевич пожаловал Кириллов и Ферапонтов монастыри, «велел им треть волочити а два жеребя велел... волочити волочаном волостным людям и слугам и черным» (Рукоп. Имп. публ. библ., Q, отд. IV, № 120, л. 46).

⁵¹

Сравн. В. Ключевский, Сказания иностранцев о московском государстве, М. 1866, стр. 220–221.

⁵²

В житии преп. Кирилла (в Макарьевской Четьи Минее – Рукой. Соф. библ. № 1322, л. 71, стб. 2) сказано, что преп. Кирилл и креп, Ферапонт, приидя на Белоозеро, «время некое“ «препроводили» «вкупе“, «но несогласни бяху обычаи в них, Кирил бо тесное и жестоко хотяаше, Фарапонт же гладкое и пространное, и сего ради друг от друга равлучишася». Сведение это находится, впрочем, не во всех списках жития. Его нет, напр., в том сборнике библиотеки покойного митрополита московского Макария (или оно опущено при печатании), по которому отрывки жития изданы в IV томе его Истории русской церкви (СПБ. 1866, стр. 358, §8).

⁵³

Рукоп. Соф. библ., № 1322, л. 71 об., стб. 1: «Место же оно, идеже святый Кирил вселися, бор бяше велии (и) чаща и никому же от человек тоу живоущоу. Место оубо мало и кроугло, но зело красно всюду яко стеною окружено водами».

⁵⁴

В «Истории российской иepapxии» (ч. IV, стр. 375, прим.) ошибочно сказано, что Долгое озеро находится с западной стороны монастыря. Сравн. Полн. Собр. Зак. Росс. Имп., Собрание 1-е, планы городов, СПБ. 1839 г. № 209; см. также в приложении планы Кирилова монастыря.

⁵⁵

Историческое описание монастыря препод. Кирилла, М. 1805, стр. 11, примеч. – История росс. иерархии, ч. IV, М. 1812, стр. 384, Примеч. – C. Шевырев, Поездка в Кирилло-белов. монастырь, М., 1850, ч. II, стр. 2–3. – Рисунки и чертежи к путешествию по России К. Бороздина в 1809 г., ч. II, в рукописном отделении Имп. Публичной Библиотеки. См. также в приложении к главе I планы Кирилова монастыря и рисунки 2 и 3.

⁵⁶

В таком состоянии находилась природа белозерского края даже в XVI–XVII веках (Записки о Московии, барона Герберштейна, перевод И. Анонимова, СПБ. 1866, стр. 118. – Описание России, изданное в 1630 году, в Голландии, Московск. Телеграфу 1826, № 1, стр. 61. (Сравн. «Летописец руской“, изд. Н. Л. Львова), СПБ. 1792, ч. III, стр. 174). В XV веке Белоозеро считалось надежным убежищем от татар (II. Р. Л. VI, Соф. 1, 21; Русск. Лет. по Никон, списку, ч. VI, стр. 115).

⁵⁷

«Скудно место бяше и пусто“ (Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 71 об., стб. 2; Рукоп. Соф. библ. № 467, л. 26 об.).

⁵⁸

Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 71 об., стб. 2.

⁵⁹

Там же, л. 71 стб. 1. Свидетельство жития о безлюдности местности следует, впрочем, понимать в смысле общей характеристики окрестностей монастыря. Как видно иа других глав Пахомиева труда, недалеко от места поселения преп. Кирилла еще ранее жил некто Исаия (слышавший звон и пение, раздававшиеся с этого места), а во время подвигов преп. Кирилла в пещере его навещали соседние крестьяне Авксентий Ворон и Матфей Кукос (См. также в приложении к главе III-ой акты от времени жизни преп. Кирилла).

⁶⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, 1. 240. – Рукоп. И. П. Б., Погод., № 1566 Q., л. 49. – Архим. Варлаама, Описание историко-археол. древностей Кирил., Белов. монастыря, М. 1859 (из Чтен. О. И. и Др., кн. III), стр. 64–65, стр. 99, прим. 149–152 – А. Ф. Бычков, Опис. церк.-слав. и русск. рукоп. сборников Имп. II. Б., ч. I, СПБ. 1882, стр. 38 (№ ХII).

⁶¹

Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 71, стб. 2; Рукоп. Соф. библ., № 467, л. 22–24.

⁶²

Архим. Варлаам, Опис. истор. археол. древн. Кир. бел. мон., стр. 64; Рукоп. Соф. библ., № 1322, л. 71, стб. II.

⁶³

Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 71, стб. 2; преосв. Макарий, История русск. церк., т. IV, стр. 360.

⁶⁴

Архим. Валаам, Опис. ист. археол. древн. Кир. бел. мои., стр. 64–65. – «Часовня» эта сохранилась до настоящего времени. О первоначальном назначении ее см. ниже.

⁶⁵

Арсеньев, «От Шексны до Кубенского озера“, Древняя и Новая Poccия, 1878, № 6, стр. 95. – К. Случевский, Путешествие Их Импер. Высочестве Владимира Александровича и Mapии Павловны по север. губерн., СПБ., 1885, стр. 53. – Рисунки «часовни“ см. в сочинении С. Шевырева, Поездка в Кирилло-белозерский монастырь, ч. I, М. 1860, стр. 3–4.

⁶⁶

Архим. Варлаам, Опис. ист. археол. древн. Кир. бел. мон., стр. 64–67.

⁶⁷

О нежелании преп. Кирилла основывать монастырь, см. «краткое житие“ (в приложении).

⁶⁸

Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 72. – С. Шевырев, Поездка в Кирилло-белов. монастырь, М. 1850, ч. I, стр. 145.

⁶⁹

Житие, составленное иеромонахом Пахомием, называет и имена двух иноков, прибывших из Симонова: Дионисия и Зеведея.

⁷⁰

Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 72. Об украшении этой церкви особенно много заботился князь Андрей Дмитриевич (Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 77 об., стб. 2): «Елико мощно, толико тщашеся всаческыми доволы н красотами церковь Пречистыя Богоматере оудовлити и оукрасити“. Но это было, кажется, уже после смерти преп. Кирилла, вероятно, при игумене Христофоре (см. там же).

⁷¹

Прав. Собес., 1859, сент., стр. 111. (Слово... на память преподобного Савватия Соловецкого. Об авторе этого слова см. в Прибавл. к издан. творений Св. Отец, 1869, ч. ХVIII). – Рукоп. Соф. библ. № 467, л. 54. – (Сравн. житие преп. Кирилла в рукоп. Соф. библ. № 1322, июня 9, л. 80, стб. 1 и друг.). – Преп. Сергий с своей обители «келии ... четверообразно устроити повеле, по среде же церковь болшю воздвиже“ (Вел. Минеи-Четьи, сент. 25, е. с., стб. 1417).

⁷²

Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 79 об., стб. 1. – Игумен Трифон пред возведением в сан кирилловского настоятеля был иноком Спасо-каменного монастыря (см. об этом ниже в главе IV и в приложении к главе III).

⁷³

Рукоп. Соф. библ. № 1322; Муравьев, Русск Фиваида на севере, СПБ. 1855, стр. 183–184.

⁷⁴

Ключевский, Жития святых, как истор. источник, М. 1871, стр. 123.

⁷⁵

Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 79 об., стб. 2; л. 80, стб. 1.

⁷⁶

Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 80, стб. 1.

⁷⁷

«Тогда бо, говорит Пахомий, при блаженнем Кириле тесно бяше объято место оно. за еже и братьство тогда не оу много бяше. Егда же восхоте Бог болшими дарованъми и чюдесы прославити своего угодника, тогда множае братьство оумножашеся. сего ради и величайшего места. требование к манастырьскому оустроению и якоже бы рещи ветхая мимоидоша и се быша новая, кроме обычая и оустава, яже блаженный Кирил уставил бе общего жития правило, иже есть даже и доныне неподвижно молитвами и укреплением богоносного отца“ (Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 80, стб. 1.).

⁷⁸

Истор. росс. иерархии, ч. V., стр. 225. – Не такие ли воззрения имел в виду иеромонах Пaxoмий (в 1461–1462 годах), когда защищал постройки произведенные в Кириллове монастыре при игумене Трифоне? (см. далее в главе II-ой и IV-ой об игуменах Трифоне и Кассиане).

⁷⁹

В. Ключевский, Сказания иностранцев о моск. государстве, е. с., стр. 187; И. Забелин, Домашний быт русских царей в XVI и ХVII ст., М. 1872, стр. 45 и т. п.

⁸⁰

Об этих сношениях см. далее в главе III.

⁸¹

Русская Фиваида на cевepе, СПБ. 1855, стр. 198.

⁸²

Рукоп. Соф. библ. № 1468, л. 178 об. – 179; рукой. Имп. II. Б. Погод. 1566, Q. л. 57; Временник О. И. и Др. Р., VIII, 1850, Смесь, стр. 50.

⁸³

Рукоп. Соф. библ. № 1468, л. 178 об.

⁸⁴

Рукоп. Соф. библ. № 1468, л. 178–179. В ХV веке даже московские церкви были по своим размерам очень невелики. Успенский собор, до его перестройки в 1475–1479 году, был значительно менее современного. Троицкий собор в Сергиевой лавре, построенный в 1422–1423 году, в длину имел (с алтарем) 9 саженей, а в ширину 6 саженей (Е. Голубинский, Преп. Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра, Серг. посад, 1892:165). Редкое исключение составлял Владимирский Успенский собор, построенный при Андрей Боголюбском (см. там же). О величине новгородских церквей см. в сочинении А. Макария, Археол. опис. церковн. древн. в Новгороде, ч. I, М. 1860, стр. 25, 54 и друг.

⁸⁵

Рукоп. Соф. библ. № 1468, л. 178 об. – Рукоп. Кир. библ. № 732–989, XVII в. (1630–1648 г.), см. на обороте белого листа.

⁸⁶

«В лето 7006-е (т. е. 1497) совершена бысть (т. е. закончена) великая церковь Успение Пресвятей Богородицы в Кирилове монастыре и освящена сентября в 8 день (Рукоп. Соф. библ. № 501, л. 68 об.–69). Тот же год указан и в рукописи Имп. Публ. Библ., Погод. № 1554 (П. М. Строева), л. 20 и в рукоп. Кир. библ. № 490–747 л. 449. Здесь кроме того прибавлено: «освещена бысть того же году на Рожество Святыя Богородице месяца сентября в 8 день». Но так как год начинался тогда с сентября и постройка одних стен церкви продолжалась не менее 5 месяцев, то очевидно, что сооружение и освящение ее не могло случиться в одном и том же 7006-м сентябрском году.

⁸⁷

Рукоп. Имп. Публ. Библ., Погод., № 1554 (Строева № 98), л. 22 об.; Рукоп. Соф. библ. № 501, л. 68 об.–69. Составитель «Истории росс. иepapxии“ не указывает времени ее сооружения (ч. IV, 391). Очевидно, что церковь была построена на мести прежней (деревянной?), существовавшей уже в 146⁵/₆– 6974 г., ибо, по свидетельству кирилловского архимандрита и археолога Варлаама (см. его рукописное описание Кириллова монастыря, хранящееся в том же монастыре), в отрывке монастырской описи XVIII в. он видел список с антиминса, данного в церковь Введения в 6974 году. Церковь Введения находится на югозападе от соборной церкви Успения (сравн. Историю росс, иерарх., ч. IV, 391; Муравьев, Русск. Фиваида на севере, е. с., стр. 184, 192–193; Опись Кир. монастыря 1601 года, в Рукоп. Бир. библ., № 71–1310, л. 196). Местоположение церкви см. на приложенном плане Бороздина (под № 25).

⁸⁸

В 1523 (7031) году Пасха была 5 апреля.

⁸⁹

Рукоп. Соф. библ. № 1468, л. 179. Ворота эти, очевидно, – «святыя», близ которых доселе находится бывшее казнохранилище или арсенал. Местоположение их см. на приложенных планах Кириллова монастыря. Современный вид «святых ворот» см. на рисунке 24-м.

⁹⁰

Житие преп. Александра Ошевенского, Рукоп. Соф. библ. № 463, л. 42 об. Имя игумена в житии не упомянуто, но в 1445 году (в котором пришел преп. Александр к Кириллову монастырю) игуменом был Трифон (сравн. Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 80, стб. 1). Сравн. выше.

⁹¹

Василий Иванович женился на ней в сентябре 1505 года, развелся в 1526 г. Свидетельство Курбского, о том, что супружество их продолжалось 26 лет (Сказания, СПБ. 1833, ч. I, стр. 2), следовательно не точно.

⁹²

«Заговев“ (т. е. после 14 ноября), он выехал из своего села в новой слободе, где проводил осеннее время, и «поехал к чудотворцам в Переслав, да в Ростов, да в Ярослав, да на Вологду» (Русск. летоп. по Никон, списку, изд. 1789, я. VI, стр. 234). «В лето 7037 месяца декабря в 17 день на намять святых треех отрок Ананьи, Азарьи и Мисаила и святого пророка Данила был осподарь князь великий Василей Иванович всея Руси в Кирилове манастыре» (Рукоп. Кир. библ. № 106–1183, л. 184). Подробнее об этом путешествии см. в житии преп. Корнилия Комельского (Рукоп. Соф. библ. № 439, л. 117 об.–119 об.).

⁹³

Рукоп. Кир. библ. № 106–1183, л. 184; Рук. Имп. II. Б., Погод., № 1554, л. 23 об–24.

⁹⁴

Рукоп. Имп. II. Библ., Погод., № 1554, л. 24.

⁹⁵

Рукоп. Имп. II. Библ., Погод. № 1566, Q., л. 49.

⁹⁶

Рукоп. Кир. библ. № 752–1009, л. 11.

⁹⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 240; Рукоп. Имп. II. Библ., Q., Погод. № 1566, л. 49.

⁹⁸

Рукоп. Имп. II. Библ., Погод., № 1566, Q., л. 50.

⁹⁹

В рукописи Софийской библиотеки № 74 (в полдесть, пис. полууставом XVI в. из 391 листа), на л. 390 о кончине великого князя повествуется более определенно: «лета 7042 го декабря в 3 день среды на четверг в ысходе вторагонадесять часа нощи преставись князь велики Василей Иванович всея Руси в чернецох и в скиме, а стригл его в чернцы митрополит Давило, a отвечивал за него чернец Кириловской Мисаило Сукин, а положили его в землю в 4 декабря“.

¹⁰⁰

Рукоп. Имп. II. Библ., Погод., Q., № 1566, л. 49. Отсюда видно, что свидетельство в «Истории росс. иерархии“(ч. IV, стр. 393) о построении соборной церкви во имя Св. Иоанна Предтечи с приделом преп. Кирилла Белоезерского в 1531 году не точно.

¹⁰¹

Рукоп. Имп. II. Библ., Погод. 1566, Q, л. 50. Известие, записанное в «Истории росс. иерархии“, что церковь (близ колокольни) во имя Архистратига Гавриила с приделом во имя Св. Константина и Елены построена в 1554 году, неверно.

¹⁰²

Рукоп. Кир. библ. № 752–1009, л. 11; см. приписку направом поле ее, вдоль страницы. – Муравьев (Русск. Фиваида, е. с., стр. 225) начало этой приписки читал, неправильно: «В лето 7040 (1532) декабря 13“ и проч. Ошибка, повторенная и автором статьи: «От Шекспы до Кубенского озера“ (Древ. и Нов. Россия, 1878, т. II, стр. 95 и друг.), произошла от того, что букве «г“ Муравьев не придавал значения числа (Сравн. рукоп. Соф. библ. № 501, л. 66–69). Но правильное чтение этой приписки можно восстановить при помощи рукописи Имп. II. Библ., Погод., № 1544, л. 24 и об., где читаем «В лето 7043 месяца декабря в 13 день на память святых великомученик Еустратия и дружины его освященны быша церкви великого князя в Кирилове монастыре“. – В рукописи Соф. библ. № 74, на л. 390 об.–л. 391, освящение церквей также относится к 7043-му году: ».Лета 7040 третиаго свящали церкви в Кирилове мопастыре, церков собор архангела Гаврила, а придел царя Констянтина и матери его Елены, а другую церковь на горе Усекновение честныя главы Ивана крестителя, a придел Кирил чюдотворец, а на священие были епископ пермски и вологодцкы Алексей, да игумен Ферапонтова монастыря Ферапонт, свящали при игумене при Кириловском при Дософее, а ставил те церкви князь велики Василей Иванович“.

¹⁰³

В Кириллове монастыре около 1530-х годов была еще 4-ая больница – «в санной избе“, но местоположение ее неизвестно (Рукоп. Бир. библ. № 752–1009, л. 11). – Больницы в монастыре существовали и во второй половине ХVІ века (Рукоп. Кир. библ. № 78–1817, л. 62 об.) и в первой четверти XVII века (в 1621 и 1623 г., см. Рукоп. Акад. библ. № А, II–47, л. 62 и 617). По словам кирилловской братии (в 1621 году) братская больница в монастыре была устроена со всяким покоем и с пением и с служебники (Рукой. Акад. библ. № А, II–47 л. 62 об.). От 158⁷/₈ (7096) года сохранилось известие о больнице «на горе“ «мирской“, т. е. для мирян «(Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 289 об.).

¹⁰⁴

Русск. Ист. Библ., т. II, № 30, стб. 31; № 32, стб. 32–33. – Местоположение богаделенных изб не указано в точности грамотами 1533 года, но, как видно из грамоты Ивана IV от января 1576 года, в его время на горе у Ивана Предтечи была богодельная изба, где жило 10 нищих и 11-ый стряпчий (Рукоп. Акад. библ. № А II–47, л. 456 об.); в 1601 году одна такая изба, в которой проживало 7 нищих, находилась за «горою“ (Рукоп. Кир. библ. № 71–1810, л. 407 и 406 об.). – Нищие помещались также и на санном дворце. В январе 1568 года казначей Пимен на «санном дворце“ (т. е., дворике) нищим холсты кроил на рубахи, дал им на шитье и за нити 2 алтына 2 деньги (Рукоп. Кир. мон. № 2. См. приложения к главе II-ой). В XVII веке санный двор находился на мысу Обшары за протоком, соединяющим Долгое озеро с Сиверским (См. в приложении к главе I «план Кириллова монастыря 1720 года“).

¹⁰⁵

См. послание Артемия в Р. И. Б., изд. Археогр. Комм., т. IV. Сравн. послание Иоанна IV в Кириллов монастырь игумену Косме (А. И. т. I, № 204, стр. 372 и след.)

¹⁰⁶

Любопытно, что «в то время когда Грозный, покинув в гневе столицу и царство, переселился с опричиною своею в Александрову слободу и там совершал казни над жертвами страшного суда своего и подозрения, старцы кирилловские (как видно из расходных книг Кириллова монастыря 1568 года) весьма часто имели сношение с ним через посланных своих и лично“ (Подробнее об этих сношениях см. в статье архим. Иакова, Извлечения из архивных книг и дел Кириллова белоезерского монастыря. Древности, труды моск, археол. общ., т. ѴШ, М. 1880, стр. 150).

¹⁰⁷

См. А. И. т. I, № 204 и ниже в главе IV.

¹⁰⁸

Она дала в Кириллов монастырь в Бежецком Верху село Тереботунь с шестью деревнями и сельцо Рычнево с одною деревнею и тремя пустошами и кабалу в 210 рублях на князя Дмитрия Ивановича Немого. (Рукоп. Кир. библ., № 78–1317, л. 38–39; Рукоп. Кир. библ., № 87–1325, л, 99 об.; Рукоп. Соф. библ., № 1152, л. 70–71; Рукоп. Акад. библ. № А, 1–17, л. 520 об.–521).

¹⁰⁹

Рукоп. Акад. библ. № А, 1–17, л. 506 об.–507 об.

¹¹⁰

Рукоп. Акад. библ. № А, 1–17, л. 527 об.–529. 7-го февраля 1554 года Иван IV выдал уже игумену Кириллова монастыря Симеону несудимую грамоту на данное княгинею в монастырь село, – Неизвестно в точности, когда была начата и когда окончена постройка церкви, но есть свидетельство, что храм возводился в 1554 году. 20 сентября 1554 года во время судебного разбирательства относительно пустоши Вабуж (и друг.), которую искала Рясина слуга Кириллова монастыря Савва и крестьяне подали на имя царя жалобницу, в которой писали, что село «Дгино (или Дыгино) было за князем Володимером и князь Володимер преставись и лег у Пречистые Богородицы в Кириллове монастыре и княже Володимерова, государь, княгиня Марья дала то село свою вотчину в доме Пречистой и чюдотворцу Кирилу и игумену Семиону с братиею и за то, государь, село княгини велела поставить церковь Божию каменну во имя великого князя Владимера Киевского надо князем Володимером Ивановичем и наш, государь, игумен Семион с братиею церковь Божью ставит за то село с твоего царева государева докладу“ (Рукоп. Акад. библ. № А, 1–17, л. 503). Таким образом сведение, сообщенное «Историей росс. иерархии» ч. (IV, стр. 391), будто церковь во имя св. князя Владимира построена в 1645 году, ошибочно. – На самой церкви во имя св. князя Владимира под главою вязью написано, что она сооружена «лета 7063“ (т. е. 155⁴/₅). Вид церкви см. на рисунке 4-м с левой стороны Успенского собора. Об архитектуре церкви, см. ниже.

¹¹¹

А. И., т. I, № 204, стр. 380.

¹¹²

Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 4 об.; Кормовая книга Кирилова монастыря, см. Записки Отд. русск. и славянской археол., т. I, 1851, стр. 87, августа 25.

¹¹³

Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 60 об.

¹¹⁴

В 37-м ящике кирилловского монастырского архива в начале ХVII в. хранилась «государя царя и великаго князя Ивана Васильевича всеа Русии грамота в Пошехонье в Милобудцкую волость да в Ыванов бор целовалником лесным Бутаку Ульянову да Турсаку Харламову да Спирке Матфееву с товарыщи велено дати в монастырь на строенье усечи хоромного лесу полторы тысячи бревен пяти сажен да полторы тысячи бревен четырех сажен да две тысячи бревен трех сажен да полторы тысячи тесу пяти сажен да полторы тысячи тесу четырех сажень да две тысячи тесу трех сажень да триста досок трех сажень да десять тысяч драниц трех сажен пять сот брусов пяти сажен и шти сажен безъявочно лета 7068 го“ (Рукоп. И. II Б. Q., отд. IV, № 113, стр. 214–215). Очевидно, что и эта льгота стояла в связи со строительными предприятиями в самом монастыре. В обычном порядке порубка хоромнаго лесу в Ивановом Бору дозволялась только после платежа явки лесным прикащикам (см. в приложении к главе I, грамоту от 28 апреля 1559 года).

¹¹⁵

Об иконах, пеленах и т. п. предметах, сооруженных из царской дачи и находившихся в соборе Успения, см. Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 4, л. 7 и об., л. 8 об., л. 13 об., л. 32 об. – О таких же предметах, находившихся: в церкви Св. Кирилла, см. там же, л. 89, л. 90, л. 90 об., л. 91 об., л. 92, л. 93, л. 94 об.; л. 112 об., л. 113, л. 113 об., л. 117, л. 139, л. 141 об.; в церкви Св. Владимира: л. 151 об.; в церкви Архангела Гавриила: л. 158; в церкви Преображения: л. 168, л. 179, в церкви Св. Иоанна Лествичника: л. 186 и 187; в церкви Введения: л. 197 и 200 об. и т. п. – О церковных вещах, привезенных из Москвы для церкви св. Кирилла, см. Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 94 об., л. 97, л. 112 об., л. 113 об., л. 117 об. и т. п.

¹¹⁶

На основании этого соображения считаем неверным показание «Истории росс. иерархии“ (ч. IV, стр. 392), будто церковь во имя св. Иоанна Лествичника с приделом «построена в 1556 году» (тогда царевич Феодор Иванович еще не быть в живых). – Несомненно, что церковь существовала в конце XVI века, так как в 1601 году была подробно описана (Рукоп. Кир. библ., № 71–1310, л. 184 и след.).

¹¹⁷

Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 3 об.–15. Если бы церковь строилась позже 1582 года, то в ней, вероятно, был бы построен придел и во имя Св. Димитрия, так как сын Ивана Грозного Димитрий родился 19-го октября 1582 года.

¹¹⁸

А. И., т. I, № 204, стр. 380.

¹¹⁹

Рукоп. Кир. библ., № 256–513, л. 205; Рукоп. Соф. библ., № 501, л. 68 об.–69. – Рукописи эти вполне опровергают сведения о построении церкви над гробом преп. Кирилла сообщенный архимандритом Амвросием и архим. Варлаамом. В «Истории росс, иерархии“ (ч. IV, стр. 390–391) сказано, что церковь эта была «первоначально построена во время Государя Царя Иоанна Васильевича». Архимандрит же Варлаам (в Описании истор. археол. древн. и редк. вещей, находящ. в Кир. бел. монастыре, М. 1859, стр. 86, прим. 22) говорит, что «церковь во имя преп. Кирилла первоначально сооружена была в 1598 г.» и ссылается «на список с надписи на антиминсе, данном в сию церковь в 7106–1598». Но это был, вероятно, уже не первый антиминс.

¹²⁰

Рукоп. Соф. библ., № 1477, л. 85: «Соборная церковь Успение Пречистые Богородици, предел на правой стороне Кирил чюдотворец, а на левой стороне Владимер Киевский». – (Срав. Историю росс, иерархии, ч. IV стр. 390 и др.). О подробностях в плане и в устройство церкви см. далее.

¹²¹

Преображенская церковь (по свидетельству монастырской описи 1601 года) была построена при старце Леониде (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 166), который (в мире Семейка Ширшов) принял пострижение в 1568 году, вероятно в июне (Архим. Варлаам, Опис. истор. археол. древн. и редк. вещей, наход. в Кирилло-белоз. монастыре, М. 1859, стр. 89, прим. 42; Рукоп. Кирил. мон. № 1, см. в приложении к главе II). В 1601 году была составлена опись монастыря, в которой упомянуто, что церковь выстроена при старце Леониде (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 166).

¹²²

Церковь имела «придал св. Ирины», а это имя носила супруга царя Феодора Ивановича, сестра Бориса Годунова. – В Кормовой книге Кириллова монастыря (Рукоп. Соф. библ. № 1150, л. 48 об.) была сделана следующая заметка, впоследствии заклеенная бумагою: «Того же месяца (т. е. августа) в 6 день на празник боголепного Преображения корм заздравной государя царя и великого князя Бориса Феодоровича всея Pycии написан вново 109-го году».

¹²³

Об этом см. ниже.

¹²⁴

Рукоп. Кир. библ., № 71–1310, л. 179–182.

¹²⁵

Рукоп. Кир. библ., № 71–1310, л. 166.

¹²⁶

В 1607 году была «обновлена» церковь Введения (см. надпись на северной алтарной двери в храме преп. Сергия Радонежского, находившейся прежде во Введенской церкви, – Архим. Варлаам, о. с., стр. 19). О других поправках церквей см. ниже.

¹²⁷

Чин пришествия брата к брату (напр. в рук. Соф. библ. 1516, л. 1–5 и др.). – Архим. Варлаам, Опис. ист. арх. древ. и редких вещей, наход. в Кир. бел. мон., е. с., стр. 64–67; Пахомиево жит преп. Кирилла (Рукоп. Соф. библ.. № 1322, л. 72) и проч.

¹²⁸

Житие преподобного Иосифа Волоцкого, составленное неизвестным. (Чтен. в Общ. любит. духовн. просвещения, 1865, стр. 90). См. также ниже в главе ІV-ой чин прихождения брата к брату и т. п.

¹²⁹

От лиц, сделавших богатые пожертвования в Кириллов монастырь и пожелавших постричься в нем, братия иногда вовсе не требовала денег на кельи, принимая во внимание их прежние взносы (А. Юр., № 124, стр. 151).

¹³⁰

«Старец Ефрем Карачаров дал..... 10 рублей на келью» (Рукоп. Соф. библ., № 1162, л. 72 об.). – «Бывший митрополит Иасаф игумену Афанасью вкладу... дал.... 10 рублев на келью» (Рукоп. Соф. библ., № 1152, л. 41 и об.; Рукоп. Кир. библ., № 78–1317, л 56 и об., л. 60 об., и т. п.). – Игумен Кириллова монастыря Варлаам дал на кельи 10 рублей (Рукоп. Кир. библ., № 78–1317, л. 57 об.). – Старец Иоасаф (Иван Иванович Умный Колычев) дал на келью 10 рублей (Рукоп. Кир. библ., № 78–1317, л. 34 об.). Между февралем 1580-го года и 9-м числом июля 1583-го года игумен Ферапонтова монастыря Евфимий дал на келью 10 рублей (там-же, л. 132). – 15-го августа 1611-го года старец Иоасаф Луженой дал на келью 10 рублей (там-же, л. 138).

¹³¹

Игумен Кирилл в 7072 году дал 5 рублей на келью (там-же, л. 235). – «Бывшей игумен Иона с Снетные горы дал на келью 5 рублев» (там-же, – л. 213 об.; л. 226 об.). – В 161¹/₂ (120) году игумен Хутынского монастыря Аркадий дал 5 рублей на келью (там-же, л. 146 об.).

¹³²

«Архиепископ великого Новограда и Пскова Пимин... на келью дал 20 рублев» (Рукоп. Бир. библ., № 78–1317, л. 59)

¹³³

Старец Сергий Колачев дал на келью 4 рубля (Рукоп. Бир. библ., № 78–1317, л. 105). – «Юрий Сидоров дал 3 рубли на келью на заднюю» (там-же, л. 96 об.).

¹³⁴

Вероятно, в конце 1576 г., или начале 1577 г., игумен Косма в челобитьи Ивану IV писал, что «было де у них в белозерском уезде лихое поветрие и тем де и лихим поветрием в их Кириллове монастыре люди деловые повымерли, им де от того нужа великая в монастыре, келей новых ставити и старых починивати, ни сен косити и возити, нп дров сечи, ни возити на брацкие кельи и в службы, и пашни монастырской пахати неким и по ся места де и делают монастырскою казною» (т. е. на монастырские деньги, а не руками монахов. – Рукоп. Археогр. Комм. № 112 стр. 573. – Грамота Ивана IV от 7085 года января 31). – В августе 1568 года «у старца у Никодима восмь казаков келью ветшану сметали, да на то место поставили келью новую». Казначей Пимен дал за это «найму 4 гривны» Рукоп. Кир. мон. № 2–602).

¹³⁵

В сентябре 1581 года «плотники кореляне Каливка с товарищи нарубили келью дьякона Аркадья и взомшили и покрыли, от дела «казначей дал им 20 алтын» (Рук. К. м. № 586, л. 15), а «плотник Данило Садруг? у старца у Леонида покрыли келью и дровяник и нутро в дровяннке делали от дела дано им (sic) 4 алтыны с денгою» (Рукоп. Кир. мон. № 586, л. 14). В октябре того-же года «плотники Данило с товарищи взомшили и покрыли две кельи гостинную да Хабарову, от дела дано им 40 алтын» (Рук. К. м. № 586, л. 17 об.). В 1615 (7124) году в сентябре у «казначея старца Мартинеяна делали в задней келье в сенях чюлан и вышку и промеж кельями сени наемные плотники, лесу куплено и плотникам от дела дано 3 рубли» (Рукоп. Кир. м. № 59–659, л. 24 об.). – В феврале 1611 года «от дву келей от наряду плотниким найму» дано «4 рубли» (Рукоп. Кир. м. № 36–636, л. 61) и «в новые кельи на печи 1000 кирпичю» куплено на 13 алтын 2 деньги (там-же, л. 61 об.).

¹³⁶

В 1616–1621 г., для монастыря было куплено 16,000 драниц «крыт кельи братцкие и старые и сени дровяники» (Рукоп. Кир. библ., № 74–1313, л. 623 об.).

¹³⁷

В 1668 году (октября) казаки и плотники у Ивана Предтечи на горе ставили келью, и сени, и дровяник. Казначей Пимен заплатил за то 20 алтын 10 денег (Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 47). – В сентябре 1606 (7115) года келарь старец Иларион Конанов и старцы соборные продали келью Алексеевскую Лихорева с сеньми и с повалушкою монастырским слугам Ивану Мокееву с товарищи, денег взято 20 алтын (Рукоп. Кир. мон. № 21–621).

¹³⁸

В марте 1607 года «плотники Якунка с товарищи делали нутро в игуменской келье, дано им 40 алтын» (Рукоп. Кир. мон. № 24–624).

¹³⁹

Рукоп. Кир. библ., № 74–1313, л. 623–624 об.

¹⁴⁰

А. И., т. I, № 204, стр. 379–380.

¹⁴¹

А. И. т. I, № 204, стр. 379, 383, 393, 394 и друг. Еще в 156⁸/₉ (7077) году Иван Васильевич Шореметев большой, давая в Кириллов монастырь село Шилбутово ставил условием, чтобы в случае пострижения «его покоили бы в монастыре и две кельи дали» (Рукоп. Акад. библ., № А 1–17, л. 764 и об.)

¹⁴²

О размере келлии старца Леонида можно заключать по количеству предметов, находившихся в ней (перечень их см. в Рукоп. Кир. библ., № 74– 1313, л. 525 и след.). Она находилась за олтарем церкви архангела Гавриила (Рукоп. Кир. библ., № 93–1331, л. 100 об. – См. в приложении статьи о месте погребения разных лиц в Кириллове монастыре).

¹⁴³

А. И., т. I, № 204, стр. 379.

¹⁴⁴

А. И., т. I, № 204, стр. 380.

¹⁴⁵

А. И., т. I., № 204, стр. 383, стр. 393.

¹⁴⁶

Рукоп. Акад. библ. № А, II–47, л. 62 об.–63, (См. ниже главу IV и приложения).

¹⁴⁷

А. И., т. I, № 212, стр. 404.

¹⁴⁸

Рукоп. Кир. библ. № 87–1325, л. 10 об. Автор статьи «Первоклассный Кирилло-белозерский монастырь» (помещенной в Волог. Епарх. Ведомостях и перепечатанной в прибовлении к Церкови. Ведомостям, 1892, № 49, стр. 1742) повидимому, полагает, что келлии Ивана IV находились на горе, в Ивановском монастыре. Здесь «до сих пор, говорит статья, недалеко от храмов сохраняются каменные келлии, стоящие теперь без всякого призрения, к назначения, в которых будто-бы останавливался сам Иоанн». Но келлии Грозного были деревянными, здания же о которых говорит статья имели, вероятно, другое назначение (см. далее в этой же главе об Ивановском монастыре в 1601 и 1621 годах).

¹⁴⁹

Рукоп. Кир. библ. 78–1317; л. 10 об. – Лес для постройки употреблялся дубовый. – В феврале 1568 года «ис Санникова привезли кряж дубовый к царевым и великого князя келиям на доски». За это казначей Пимен выдал гривну (Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 16).

¹⁵⁰

Подобные-же келлии (или хоромы) для царя, а также и для царицы были и в Троицко-Сергиевой Лавре. Келлии для царя здесь были выстроены въ 1556–155⁸/₉ (7067) годах (срав. Кратк. лет. Св. Тр. Серг. Лавры, изд. А. Ф. Бычковым – в III вып. Летоп. Зан. Арх. Комм., стр. 22; Истор. опис. Св. Тр. Серг. Лавры, А. В. Горского, издан. Архим. Леонидом, в Чт. М. О. И. и Др., 1878, кн. IV, стр. 7; Е. Голубинского, Преп. Cepгия Радон, и создан. им Троицкая Лавра, 1892, стр. 205) и служили местом остановки для царских особ во время их богомолий. Общий вид этих келлий в начале ХVII века, см. на плане Тр. Серг. Лавры в книге И. Снегирева «Путевые записки» о Троицкой Лавре, М. 1840 и в сочинении Е. Голубинского, о. с.

¹⁵¹

Рукоп. Кир. библ., № 78–1317, л. 12; Рукоп. Кир. библ. № 87–1325 л. 11.

¹⁵²

Рукоп. Кир. библ., № 78–1317, л. 12 об.; Рукоп. Кир. библ. № 87–1325, л. 11 об.

¹⁵³

Рукоп. Кир. библ., № 78–1317, л. 13

¹⁵⁴

Рукоп. Кир. библ., № 78–1317, л. 13–14 об.

¹⁵⁵

В ноябре 1607 (7116) года «плотники Якуня Юрьев с товарищы делали в царьскых в задних кельях нутро, дано им найму рубль 26 алтын 4 деньги» (Рукоп. Кир. мон. № 24–624, л. 47 об.). Сравн. статью архим. Иакова в Древностях, трудах М. Археол. Общ., т. VIII, 150.

¹⁵⁶

Так было в 1601–1621 годах (см. об этом ниже). – О постройке или перестройке игуменской келлии говорят расходный книги 1581 года. Именно в августе этого года «плотники Нечай с товарищи рубили игуменскую келью, от рубли дано им 32 алтына”. В сентябре тогоже года «плотники кореляне Калинка с товарищи перекрывали игуменскую келью рядовую”, «от дела” казначей дал им 3 алтына (Рукоп. К. м. № 586, л. 12 об. и 15).

¹⁵⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 388 об.–389.

¹⁵⁸

Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 38. В октябре 1568 года на «шваленном дворце» существовали уже шесть изб и седьмая «дехтярня» (там же, л. 47). – В сентябре того же года «крыли плотники кровлю на меншой казне и чулан поделывали и крыли» (там же, л. 43 об.).

¹⁵⁹

Рукоп. Кир. мон. № 586, л. 60.

¹⁶⁰

См. расходную книгу Кириллова монастыря № 586, л. 7 об., за июль 1581 года.

¹⁶¹

Здесь старцы постоянно производили закупки на монастырь (Рукоп. К. м. № 586, л. 28 об.; л. 31).

¹⁶²

См. там же (июль 1581 г.) № 586, л. 8: «Плотники в кузничной избе у старца у Пафнутья сделали чюлан, от дела дал 3 алтыны“. (См. также л. 28).

¹⁶³

В сентябре 1581 года «на швальне в новой избе в чюлочной плотник Юрья делал дверь да три столы мастеровы(е), от дела дал 3 алтыны» (Рукоп. Кир. м. № 586, л. 15 об.).

¹⁶⁴

В октябре 1581 года «плотники Данило с товарищи взомшили и покрыли две кельи гостиную да Хабарову, от дела дано им 40 алтын“ (Рукоп. Кир. м. № 586, л. 17 об.).

¹⁶⁵

Рукоп. Кир. м. № 586, л. 40.

¹⁶⁶

Рукоп. Кир. б. № 74–1313, л. 513 и л. 510 об.

¹⁶⁷

Рукоп. Кир. м. № 22–622, л. 4 об.

¹⁶⁸

См. там же, л. 65.

¹⁶⁹

Об этом см. в главе III.

¹⁷⁰

Рукоп. Кир. б. № 8–608, л. 45 об.

¹⁷¹

Рукоп. Кир. мон. № 56–656.

¹⁷²

Рукоп. Кир. м. № 22–622, л. 3 и об.

¹⁷³

Рукоп. Кир. м. № 22–622, л. 51 об.

¹⁷⁴

Рукоп. Кир. м. № 29–629, л. 48.

¹⁷⁵

Рукоп. Кир. м. № 22–622, л. 125.

¹⁷⁶

Рукоп. Кир. м. № 29–629, л. 30 об.–31.

¹⁷⁷

Рукоп. Кир. м. № 29–629, л. 65.

¹⁷⁸

Рукоп. Моск. Синод. Библ. № 330, л. 237 об.

¹⁷⁹

Архим. Варлаам, Опис. истор. археол. древностей Кир. бел. монастыря, стр. 5; А. И. т. 1 № 204, стр. 380.

¹⁸⁰

Рукоп. Соф. библ. № 1451, л. 190 об. – Обычай погребать умерших на другой день их смерти был общераспространенным в наших северных монастырях. Преп. Корнилий Комельский, скончавшийся в пятую неделю по пасхе (1536 года) во время воскресной заутрени, в тот же воскресный день был перенесен в церковь, где братия совершила воскресную службу. Погребение же состоялось на утрие в понедельник (Рукоп. Кир. б. № 28–1267, л. 55 и об.).

¹⁸¹

Рукоп. Соф. библ. № 1322, л. 80, стб. I.

¹⁸²

«И того ж году преставись Михайло Гневашь месяца ноября и положен бысть в монастыре в Кирилове“. (Рукоп. Имп. Публ. Библ. Погод. № 1554, л. 23 и об.). – Предшествующая дата в этом летописном отрывке относится к 14-му марта 7034 (1526) года. Неизвестно, считать ли временем смерти Гневаша ноябрь 7034-го года, т. е. время предшествовавшее марту 7034-го года, или-же ноябрь 7035 года.

¹⁸³

Рукоп. Соф. библ. № 463, л. 43 об., л. 54 и об.

¹⁸⁴

Между 1515–1520 годами инок Иосифо-Волоколамской обители, во время пребывания своего в Кириллове монастыре «прииде в гробницу святого великого чюдотворца Кирилла, идеже лежит честное и святое тело его“ (Велик. мин. четьи, изд. Арх. Комм., сент. 9, стб. 496).

¹⁸⁵

Рукоп. Кир. библ. № 256–513, л. 205.

¹⁸⁶

Так покровы были даны на гробе чюдотворца Кирилла: в 7063 году царем Иваном Грозным (Рукоп. Соф. библ. № 1152, л. 35), в 155⁸/₉ (7067) году князем Василием Ивановичем Репниным (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 232 об.) и при игумене Варлааме Петром и Михаилом Головиными (там же, л. 86) и т. п.

¹⁸⁷

Рукоп. Акад. библ., № A II–47, л. 254 и об. – В 1668 году на той же гробнице был «оловяничек“ (кружка), в который богомольцы опускали жертвуемые деньги. В приходной книге Кириллова монастыря 1568 года (июнь) записано, что казначей «у чюдотворцова гробу из гробницы из оловяничка вынял 2 рубля 20 алтын с алтыном; на чюдотворцову память на Кирилову с гробу снял прикладных денег 13 рубл. 25 алтын пол 3 денги“ (Рукоп. Кир. мон. № 1; см. также № 8 и друг.). – Гробница преп. Кирилла была устроена, вероятно, в половине XVI века, когда «Иван Хабаров“ на раку чудотворца Кирилла дал 1000 рублей (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 47).

¹⁸⁸

Вот что писал преп. Нил в своем духовном завещании: «Повергните тело мое в пустыни, да изъедят е зверие и птица; понеже согрешило есть к Богу много и недостойно погребения. Мне потщание, елико по силе моей (т. е., моим старанием но возможности было), – чтобы бых не сподоблен чести и славы века сего некоторые, яко же в житии сем, тако и по смерти“ (Архангельский, Нил Сорский и Вассиан Патрикеев, их литер, труды и идеи в древн. Руси, ч. I, СПБ. 1882, стр. 43–44. – История росс, иерархии, V. стр. 224, 225 и друг.).

¹⁸⁹

Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 85–1323, л. 3 (время написания рукописи 2-ая половина ХVII столетия) – и Сахаров, Кормовая книга, е. et 1. с стр. 60–61. (Книга эта составлена в 1625–1630 годах).

¹⁹⁰

Рукоп. Кир. библ. № 759–1016, л. 59; Рукоп. Кир. библ. № 754–1011, л. 9–10 об.—71—м в Кириллове монастыре умер игумен Иннокентий. (О времени его смерти: сравн. Рукоп. Кир. библ. № 85–1323, л. 3; Рук.. Соф. библ. № 1322, л. 78; Рук. Соф. б. № 1418 л. 10; Рук. Соф. б. № 1166 л. 154 и друг, списки настоятелей Кириллова монастыря).

¹⁹¹

Рукоп. Кир. библ. № 759–1016, л. 59–62; Рук. К. б. № 754–1011, л. 10 об.–15 об. (см. приложение к главе I). 285-м умер инок Давид (о времени его смерти см. Рук. И. П. Б., Погод. № 1554, л. 20).

¹⁹²

Рукоп. Кир. библ., № 759–1016, л. 62–64; Рукоп. Кир. библ. № 754–1011, л. 15 об.–20. – 244-м умер инок Гурий Тушин. – О времени его смерти см. в рукописи И. П. Б. Q., Погод. 1554, л. 23.

¹⁹³

Рук. К. б., № 759–1016, л. 64–67; Рук. К. б. № 754–1011, л. 20–26. 316-м умер «князь Серапион“ Сицкой; а о времени смерти его известно, что она последовала 7 марта 1554 г. (Рук. Соф. б., № 1152, л. 58).

¹⁹⁴

Рук. К б., № 759–1016, л. 67–70. 476-м умер игумен Кирилл о времени его смерти см. П. М. Строева, Списки Иерархов, стб. 55).

¹⁹⁵

Рук. К. б. № 759–1016,л. 70–76 (между л. 72 и 73 вырваны листы) и Рук. К. б. № 754–1011, л. 38–56. – 809-м умер игумен Савватий О времени его смерти см. в Рук. К. б. № 76–1317, д. 342 об.

¹⁹⁶

Следует заметить, что жизнь иноков на севере отличалась иногда замечательною продолжительностью. В 1613 года декабря 14, когда слуга Кириллова монастыря Федор Гаврилов проверял межи в селе Кивуе, он «по кельям спрашивал старцов кои жили лет 100 и болши. “ «Старца опрошали Никифора: сколко ты помнишь про монастырскую вотчину; и Никифор старец сказал: я де помню от своего живота 107 лет и у отцев (?) своих (?) слышел: князь Михаил Андреевич менял землями что у них была деревня в Киснеме, и аз Михаил взял ту деревню а им в то место дал есми деревню в Кивуйце Назаровскую деревню“ (Рукоп. Ак. б. № А 1–16, л. 1038–1039 об.).

¹⁹⁷

Рукоп. Кир. библ., № 752–1009, л. 11 и 9.

¹⁹⁸

Рукоп. Соф. библ., № 1168, л. 260 об.–261. Вивлиоф., изд. II, ч. XX, стр. 36.

¹⁹⁹

См. в приложении статьи о мести погребения разных лиц в Кириллове монастыре.

²⁰⁰

Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 167 об. – Впрочем, этот случай погребения казака в монастыре мог быть делом необходимости (во время осады монастыря литовцами).

²⁰¹

См. Рукоп. Кир. м. № 54–654, л. 23, л. 24; см. также л. 20 и л. 22 об. – Эти случаи погребения также были вызваны, очевидно, необходимостью, так как обыкновенно расходы по погребению как иноков, так и мирян не записывались в расходные книги монастыря, и указанные случаи были, следовательно, исключительными.

²⁰²

См. Вкладные и Кормовые книги Кириллова монастыря.

²⁰³

На Стоглавом соборе был возбужден вопрос, подобает ли мирян погребат в монастырях, а также черниц в мужских, a иноков в женских обителях. Отцы собора признали, что божественные правила не повелевают в мужских монастырях погребат жен и наоборот мужчин в женских, но в то же время они сослались на обычае, в силу которого так практиковалось не только на Руси, но и в Иерусалиме, Египте, Цареграде и других странах. Относительно погребения мирян отцы собора уклонились от прямого ответа (Стоглав, М. 1890, стр. 197), но в другом месте разрешили, повидимому, и это, воспретив продавать места для погребения в церкви или близ церкви за определенную плату: «о преставльшихся и от потребениа или от места где его погрести, ничтожнстевуют. ниже ценою места продавати в церкви или близ церкви, но иже вдадут боголюбцы на память своим душам“ (Стоглав, М. 1690, стр. 219).

²⁰⁴

См. статьи о месте погребения разных лиц в Кириллове монастыре (в приложении к главе I).

²⁰⁵

Такую характеристику можно составить на основании приходо-расходных книг Кирилова монастыря (см. рукописи Кириллова монастыря) и отписок изданных во II томе Дополн. к А. И. См. также описи Кириллова монастыря 1601 и 1621 годов. – От воровских людей игумену Матфею пришлось даже лично потерпеть в 1614 (122) году, когда он и старец Филарет Володимерец ехали к Москве «с чюдотворцевою святынею“ (следовательно после 9 июня). Между Переяславлем и Троицко-Сергиевою лаврою их настигли воровские люди и казаки, «розбили самого“ игумена, слуг поранили и ограбили (Рукоп. Кир. б. № 74–1313, л. 635 и об.).

²⁰⁶

В октябре 1610 (7119) года «по приказу игумена Матфея и по приговору старцев соборных старец Еустафий Григорьев да старец Феодосий Борков наименовал казаков каменщиков и подъемщиков, около монастыря починивали города и вновь стены вверх прибавливали и того у них в росходе 26 рублей 26 алтын 5 денег“ (Рукоп. Кир. мон. № 36– 636, л. 33). – О починке стены около Кириллова и других мерах обороны упоминает и царская грамота от 12 ноября 1614 года: «а в Кириллове де монастыре осада своя, город починивают и острог поставили и ров копали и наряд порох и свинец покупают и стрельцев и пушкарей и даточных людей в осаде держать одною монастырьскою вотчиною“ (Рукоп. Ак. б. А II–47, л. 202). Руководителем постройки стены в 1610 году был, вероятно, покровский старец Исаия, которому, в сентябре 1610 года был выдан рубль денег за городовое каменное дело (Рукоп. К. м. № 36–636, л. 31 об.).

²⁰⁷

Шевырев, Поездка в Кириллов монастырь, ч. II, стр. 6.

²⁰⁸

Там же, стр. 6.

²⁰⁹

Рукоп. Кир. б. № 74–1313, л. 631 об. 632 (См. приложение к главе I). В этом документе сначала упоминается событие, случившееся в 121 году, а затем следует известие о выше указанном нашествии литовцев, начинающееся словами: «того ж году августа в 20 день“ (см. Рук. Кир. б. № 74–1313, л. 631 об.). Таким образом, нашествие, повидимому, отнесено к 121 году 20 августа, т. е. к 1613 г. – Но вернее относить это событие к 1612 году, так как оно было первым нападением на Кириллов монастырь. (Литовцы сожгли 20 августа 2140 чети монастырского хлеба, а игумен Савватий, по свидетельству того же документа, показал в 1621 году, что эти 2140 чети хлеба сгорели «в первой литовской приход“, см. Рук. Кир. б. № 74–1313 л. 632 и 595). Если бы указанное нашествие было 20 августа не 1612-го. а 1613-го года, то оно было бы не «первым“, а вторым, ибо в декабре 1612 года к монастырю, несомненно, приходили литовцы. В виду этого событие 20 августа считаем тождественным с событием, упоминаемым у Шевырева, о. с., ч. II, стр. 6. – Неточность в показании рукописи Кир. бел. № 74–1313 (л. 631 об.–632) можно объяснить тем, что в ней сначала шла речь о нападении на Вологду в сент. 7121–1612 года, a затем о событии, случившемся лишь месяцем ранее. – Прямое свидетельство о приходе литовцев к Кириллову монастырю в 120-м году см. в Рукоп. Археогр. Комм. 16 112, стр. 943–946, в копии с грамоты от 9 сент. 7121 г., «в прошлом де и во 120-м году приходили... литовские люди... и к Кирилову монастырю приступали“.

²¹⁰

Шевырев о. с., ч. II, стр. 6–7. Доп. к А. И., т. I, № 173; см. также Истор. и топограф, известия по древности о России и частно о Вологде и его уезде, собранный Алекс. Засецким, М. 1780, стр. 64; В. Коноплев, Святые волог. края, Чт. О. И. и Др. Р. 1895, IV, 108, житие преп. Галактиона.

²¹¹

Рук. Кир. б. № 74–1313, л. 631.

²¹²

Доп. к А. И. т. I, № 168, стр. 300. – «Тогож году (7121–1612) декабря в 5 в ночи приступали Литва к Кириллову монастырю, пан Бобовский с черкасы». Выписка из рукописи – у Шевырева, о. с. ч. II, стр. 6–7. – См. также Ист. Росс. Иер., ч. IV, М. 1812, стр. 401 и столбцы в архиве Археогр. Комм. 1612 года (Белоз. 1606–1615).

²¹³

Дополн. к А. И., т. I, № 171, стр. 303–304; № 169, стр. 300–302. – Памяти. Кн. Олонецкой губ. на 1858 г. СПБ. стр. 191–192.

²¹⁴

В сентябре 7121–1612 г. в Кириллове монастыре всего было прибрано «для осадного времени 200 человек стрельцов“ (Рук. Археогр. Комм. № 112, стр. 943–946; грамота от 9 сент. 7121 года).

²¹⁵

Доп. к А. И. т. I, стр. 299.

²¹⁶

Там же, стр. 299.

²¹⁷

Доп. к А. И. т. I, № 168, стр. 300, № 172, стр. 305.

²¹⁸

«Того же месяца в (11 декабря 1612 г.) в ночи приступали Литва к Кирилову монастырю с лестницами пан Песоцкой с братом и с Черкасы“ (Шевырев, II, о. с. стр. 7).

²¹⁹

«Борозда», это – длинная прорубь, сделанная на льду озера подле прибрежной стене Кириллова монастыря или параллельно ей.

²²⁰

Доп., I, № 171 и № 172, стр. 304–305.

²²¹

Доп., I, № 172, стр. 305.

²²²

Доп., I, № 171, стр. 304. См. столбец ХII-ый 1612 года в архиве Археогр. Комм. (Белоз. 1606–1615).

²²³

Доп., I, № 171, стр. 304.

²²⁴

Доп., I, № 172, стр. 305.

²²⁵

Доп., I, № 171, стр. 304.·– Пана Песоцкого и других сожгли в дворе «Горьского» (т. е. Горицкого) монастыря. Доп., I, № 171, стр. 304.

²²⁶

Доп., I, № 168, стр. 300.

²²⁷

Доп., I, № 170, стр. 303.

²²⁸

Доп., I, № 170, стр. 303.

²²⁹

Доп., I, № 172, стр. 305. Археогр. К. (Бел. 1606–15), 1612 г., XI.

²³⁰

Доп., I, № 170, стр. 302.

²³¹

Доп., I, № 170, стр. 302.

²³²

Доп., I, № 174, стр. 307.

²³³

Доп., I, № 172, стр. 306. Сравн. № 179, стр. 311.

²³⁴

Доп., I, № 171, стр. 303.

²³⁵

Доп., I, № 170, стр. 302.

²³⁶

Доп., I, № 171, стр. 304.

²³⁷

Доп., I, № 171, стр. 304. – По другим известиям, литовцы, осаждавшие Каргополь, намеревались вместе с отрядом, пана Песоцкого двинуться к Великому посаду что, «на Двине близко моря“ (Доп. I, № 172, стр. 305).

²³⁸

Доп., I, № 171, стр. 304.

²³⁹

Доп., II, № 3, стр. 4.

²⁴⁰

Доп., II, № 7, IX, стр. 15.

²⁴¹

Доп., II, № 27, стр. 62. – В грамоте от 7 дек. 1625 г.: «и ныне де всяких людей в монастыре до тысяч» человек“. Рукоп. Археогр. Комм. № 112, стр. 1014–1019.

²⁴²

См. расходный книги Кириллова монастыря.

²⁴³

Доп. II, № 8, стр. 17; № 10, стр. 23; № 7, V, VI, VII, стр. 13–14; № 7, VIII, стр. 14.

²⁴⁴

Стена эта была построена в 161¹/₂ (7120) году у Ивановского монастыря. В начале ХѴII века в 38-м ящике кирилловского архива находился приговор «Кирилова монастыря игумена Матфея и старцев соборных за руками, что сделати от воровских людей каменная стена от святых ворот Горского монастыря да около солодерженного сушила каменного, лета 7120-го“. (Рукоп. И. II. Б. Q. отд. IV, № 113а, стр. 1693–1694).

²⁴⁵

В числе шаек, блуждавших подле Кириллова в конце 1613 года, находился, вероятно, и тот отряд литовцев, поляков и казаков, который разорял Вологду 13 сентября 1613 года (см. В. Шишонко, Пермская летопись, вып. 2, Пермь, 1882, стр. 21–22). Другой отряд казаков, черкас и поляков под начальством гетмана ІІІелководского и казацкого атамана Баловня, приступавший к Вологде в декабре 1613 года, также вероятно был подле Кирилова, так от Вологды эта толпа двинулась по направлению к Прилуцкому монастырю (Шишонко, о. с., вып. 2, стр. 23). Сравн., впрочем, выше, стр.

²⁴⁶

Доп. II, № 7, VIII стр. 15; № 10, стр. 20.

²⁴⁷

Доп. II, № 7, IX, стр. 15; № 10, стр. 23.

²⁴⁸

Доп. II, № 7, IX, стр. 15: X, стр. 16; № 10, стр. 20.

²⁴⁹

Доп. II, № 7, XI–XII, стр. 16. О военных действиях и грабежах литовцев в важеском и в двинском уездах в 1614 году см. «Летопись Двинскую“, А. А. Титова, М. 1889, стр. 17–18; см. также Рук. К. б. № 74–1313, л. 633 и друг.

²⁵⁰

Доп. II, № 7, XIV, стр. 16; № 10, стр. 23. – См. выше прим. 245.

²⁵¹

Доп. II, № 26, стр. 50 (сравн. Рукоп. Соф. библ. № 501 л. 69; Рукоп. Кир. мон. № 39. август и октябрь 1614 г.); Доп. II, № 27, стр. 51–52·; Рукоп. Археогр. Комм. № 112, стр. 1014–1019 и друг.

²⁵²

Доп. II, № 26, стр. 50.

²⁵³

Доп. II, № 27, стр. 51; № 26, стр. 50.

²⁵⁴

Докучаев Басков, Подвижники и монастыри крайнего севера, Христ. Чтение, 1887, № 7, стр. 265 (грамота 30 апр. 1616 года). – Как видно из грамоты царя Михаила Феодоровича от 5 марта 1615 года, в этом году царю бил челом келарь кирилловский старец Боголеп и «сказал пятой де год и ныне сидят в Кирилове монастыре в осаде“ (Рукоп. Археограф. Комм. № 112, стр. 995–999). В мае 1615 г. было также неспокойно в белозерском уезде в Исаевской волости, куда пришли от Каргополя казаки, которые «стали в Ухте да в Чаренской округе, в Чюжбойской и Колашемской волостях“ (Доп. II, № 41, стр. 73–74).

²⁵⁵

Как видно из грамоты от 7 декабря 1616 года, игумен Кириллова монастыря Флавиян в челобитье своем к царю Михаилу Феодоровичу писал: «Кириллов де монастырь от частых ратей польских я литовских людей и русских воров казаков и от долгово их стояния и от хлебново недороду постигла конечная скудость... и как де почалась осада и по нашему (т. е. царя Михаила Феодоровича) указу и по cя места в монастыре без воеводы и без ратных людей без стрельцов не бывало и ныне де всяких людей в монастыре до тысячи человек“. (Рукоп. Археограф. Комм. № 112, стр. 1014–1019). – Еще в грамоте царя Михаила Феодоровича на Вологду от 1 октября 1618 года говорится, что Кириллов монастырь в то время имел осаду свою (т. е. средства обороны содержались на монастырский счет), но был ли он в то время осажден, из грамоты не ясно (Рукоп. моей библиотеки, отд. I, В. № 7).

²⁵⁶

Рукоп. Кир. м. № 36–636, л. 103 и об.

²⁵⁷

Рукоп. Кир. м. № 38–638, л. 39 об.

²⁵⁸

Рукоп. Кир. м. № 38–638, л. 39 об.

²⁵⁹

Рукоп. Кир. м. № 38–638, л. 88 об.–89. – К начальным годам ХVII века относятся и более или менее определенные свидетельства о существовании в Кириллове монастыре тюрьмы, хотя, надо полагать, она существовала здесь значительно ранее. (Косвенные указания на кирилловскую тюрьму можно находить уже в послании Иоанна IV игумену Козьме. – В расходной книге Кириллова монастыря написано, что на Москве у старца Александра оставлена купленная в феврале 1682 года «чепь о три ошейники“. Слова эти затем зачеркнуты. Рукоп. Кир. м. № 586, л. 54). Тюрьма упоминается в наказе кирилловскому воеводе Дернову от 29 апреля 1614 года (А. Э. III, № 34, стр. 72) и в расходной книге 1616 года, где под 2 числом сентября записано, что «в тюрму старице дано пшеничные муки 2 чяши“ (Рукоп. Кир. м. № 66–666, л. 2). См. также дело чудовского иерея Ферапонта (в главе IV). Где находилась кирилловская тюрьма в XVI веке данных относительно этого мы не внаем. В начале ХѴIII столетия тюрьмы находились в стенах наружной ограды, подле башни «воротной косой“ (см. «план 1720 года,“ № 40).

²⁶⁰

В 38-м ящике кирилловского архива в начале ХѴII-го века находился приговор «Кирилова монастыря игумена Матфея и старцов соборных за руками что сделати от воровских людей каменная стена от святых ворот Горского монастыря да около солодерженного сушила каменного лета 7120-го». Там же хранилась и приговорная память о той же каменной стене лета 7128-го (Рукоп. Имп. Публ. Библ. Q отд. IV, № 113а, стр. 1693–1694. Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 461–462, и выдержку из нее в приложении к главе 1).

²⁶¹

В 7122 году при игумене Матфее «у церкви Успения Богородицы главу обили и у чудотворца Кирилла такожде“ (Рукоп. Соф. б. № 601, л. 69). В августе 7122 (1614) года «плотник Иев Веснин с сыном своим с Первушею делали у Пречистыя Богородицы на храму главу, чешуею обивали, дано им по их записи найму 12 рублей“ (Рукоп. Кир. м. № 39). В октябре 1614 (7123) года «монастырский плотник Иаков делал на храму главу, за труды дано ему рубль“ (Рукоп. Кир. м. № 55).

²⁶²

Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 623–624.

²⁶³

В 37-м ящике кирилловского архива в начале ХVІІ-го века хранилась «грамота бояр и воевод и столника и воеводы князя Дмитрия Михаиловича Пожарского с товарищи в Кирилове монастыре воеводе и князю Семену Васильевичю Вадбалскому велено давати в Кирилов монастырь на братцкие кельи и на болницы и на всякое монастырское строенье лесу усечи из Милобудцково с пустого езу, сметя сколько пригоже, лета 7120-го. Припись дьяка Сыдавново (?) Васильева“ (Рукоп. И. ІІ. Б. Q. отд. IV, № 113а стр. 249).

²⁶⁴

При игумене Савватье: «у монастыря сделали мелницу новую совсем, да кирпичю вырезали и обожгли сто тысяч для городового дела, да куплено шестнадцать тысящ драниц крыть кельи братцкия и старые и сени дровяники, да куплено две тысящи тесу город крыт да две печи созжено навести для городового дела; да казенную каменную палату да хлебную палату покрыли тесом, да две швальни поставили внове» (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 623–624 об.).

²⁶⁵

См. напр, в доворной книге 1618 года: деревня монастырских, плотников, белая, а в ней двор плотничей, да четыре двора пусты“ (Рукоп. Кир. библ. № 77–1316, л. 221 об.) и т. п. См. также в главе II-ой и приложении к ней о состоянии монастырской вотчины.

²⁶⁶

Рукоп. Кир. библ. № ⁷¹/₁₃₁₀ и Рукоп. Кир. б. – ⁷⁹/₁₃₁₁.

²⁶⁷

Рукоп. Кир. библ. № ⁷³/₁₃₁₃ и Рукоп. Кир. библ. № ⁷⁴/₁₃₁₃.

²⁶⁸

Более подробные сведения об этом здании см. в статье архим. Варлаама (Описание истор. археол...., е. с., стр. 64–65), который полагает, что оно назначалось служить часовнею еще при самой постройке его. Рисунки этого здания см. в сочинении С. Шевырева: Поездка в Кирилло-белозерский монастырь, ч. II, м. 1850, стр. 2 и 3, а также отдельный лист, изданный в 1886 году (в литографии Тиль в Одессе).

²⁶⁹

Сравн. статью В. В. Суслова, О древних деревян. постройках северных окраин России (в Трудах VI археолог, съезда в Одессе, т. I, 1886, Одесса, стр. 253–267 и в Очерках по ист. древне-русск. зодчества, СПБ. 1889, стр. 86 и след.); А. М. Павлинова, Истор. русса. архитектуры, стр. 209 и след.

²⁷⁰

Последним поручалась, повидимому, в конпе XVI-гo и начале XVII века более или менее черная работа – делать срубы и мшить келлии (Рукоп. Кир. мон. № 686, л. 15. л. 14, л. 17 об., л. 18 об., л. 60 н т. п. – Рукоп. Кир. мон. № 38–638, л. 88 об.–89. – См. также в приложении к главе II «книги казенный» Кириллова мопастыря).

²⁷¹

Рукоп. Кир. библ. № 70–1809, л. 4 об.–4а. – По словам доворных книг 1618 года белая деревня монастырских казенных плотников Каргободь, уже почти запустевшая, находилась на Бабьем озере (Рукоп. Кир. б. № 77–1316, л. 205 об.–206).

²⁷²

В октябре 1581 года «по приговору старцов соборных плотнику корелянину Никите годового половину оброку» дано «2 рубли» (Рукоп. Кир. м. № 686, л. 18 об). – В ноябре 1616 года «плотнику Иеву Веснину с сыном с Первушаю за плотничное дело на прошлой 123 год дано жалованья 9 рублев» (Рукоп. Кир. мон. № 69–659 л. 36 об.).

²⁷³

Как видно из расходных книг Кириллова монастыря, в июле 1607 года плотник Якуня (деревни Понтина) с товарищами делал в царских кельях нутро (Рукоп. Кир. м. № 24–624, л. 27 об.); в 1608 году в октябре тот же плотник «на швалне ворота делал и к избе лесницу и у изб окна и трубы поделывал, дано от дела 13 алтын 2 деньги» (Рукоп. Кир. м. № 29–629, л. 65), а в декабре 1611 года он же «на шваленной дворец на токаренную избу выронил лес и срубил и нутрь в ызбе сделал со всем сполна, найму дано ему за все 8 рублев». (Рукоп. Кир. м. № 88–638, л. 39 об.). – В декабре 1613 года «с Погорелова монастырьские крестьяне Иван Лукин с товарыщы делали во шваленной избе нутр от дела дано рубль 6 алтын 4 деньги» (Рукой. Кир. м. № 39 –639, л. 36 об.). – В январе 1616 года «подмонастырьные крестьяне Ермола Гаврилов да Данило Игнатьев с товарыщы срубили мастерскую избу с подклетом, дано им от рубли 6 рублев» (Рукоп. Кир. мон. № 59–659, л. 62). – В октябре 1614 года «монастырской плотник Яков делали на храму главу, зa труды дано ему рубль» (Рукоп. Кир. мон. № 55–655, л. 14). См. также Рукоп. Кир. мон. № 22–622, л. 51 об. и приложения к главе II («казенные» книги Кирилова монастыря).

²⁷⁴

В феврале 1607 года «Иванова Бору крестьяне Лева Гаврилов с товарищы срубили онбар казеной на швално и в монастырь привезли, дано найму 5 рублев денег» (Рукоп. Кир. мон. № 22–622, л. 124). Теже плотники работали в монастыре и в марте 1608 года (Рукоп. Кир. мон. № 29–629, л. 30 об.–31; см. приложение к главе II).

²⁷⁵

В августе 1611 года «киуйские крестьяне Рюма с товарыщи делали чюлан в оружничью службу, от дела дано 16 алтын 4 деньги» (Рукоп. Кир. мон. № 36–636, л. 103 и об.).

²⁷⁶

Лучший строевой лес в пределах Белоозера состоит из сосны и ели. В XVI веке (как и в настоящее время) таким лесом особенно славился Иванов Бор (верст за семь от Кириллова), на правой стороне Шексны, по дороге в село Ивановское), бывший в заведывании Большего Дворца (а в настоящее время – удельного ведомства). Царь Иоанн Васильевич в 1560 году велел выдать из этого Бору несколько тысяч четырех и пятисаженных бревен на поправку монастыря. Но отсюда же могли пользоваться лесом на постройку кирилловские иноки и без особых разрешения царя, заплатив лишь явку лесным прикащикам (см. в приложении к главе I грамоту от 28 апреля 1559 года). – У крестьян Иванова Бору монастырь покупал доски, драницы и тесницы (Рукоп. Кир. мон. № 22–622, л. 16 об.–16).

Вместе с хвойным в окрестностях монастыря произрастал и лиственный строевой лес: дуб и клен. В расходных книгах 1604 года записано, что в январе этого года «нанято вывести из лесу 60 сажень дубу да 200 отесков, дано найму 30 алтын» (Рукоп. Кир. мон. № 8–608, л. 116 об.). Не думаем, чтобы дубом здесь называлось дерево вообще, в смысле δένδρον, как в древне-русских памятниках (ср. И. И. Срезневского, Матер, для словаря др. русск. яз. вып. II, Спб., 1892, стб. 738). Рук. К. м. № 22–622, л. 31 и 56.

Кроме казенного леса, вокруг Кирпллова в его собственвых владениях находились обширная древесные богатства (особенно в XV веке, когда устройство пашни почти повсеместно здесь требовало предварительной вырубки леса), которая со временем стали, впрочем, истощаться (превращаясь в лядицы и пашни). Опасаясь окрестного обезлесенья, монастырь в XVI веке объявлял иногда свои леса заповедными, предназначая их исключительно для потребностей монастырских. Такая мера в 1589 году была принята относительно леса между Уломой к Сиверским озером, что можно видеть из следующего распоряжения: «Лета 7097 июня в 15 день по приказу игумена Марка, и по приговору старца Леонида и всех соборных старцов, келар Пахомей обьехал лесу по старым граням старца Никодима и заповедал для монастырского и мелничного обиходу, не велел сечи того лесу никому и приказал того лесу беречи: едучи от монастыря к Уломской мелнице на лево по Галасейскую пустошь, да по Заполью хвощеватка, да на осиновой ручей, да по деревню Кленовицу, да по реку по Оулому Василью Истомину сыну Колдомскому; а от Оуломские мельницы рекою Уломою до Милогодцкого лесу да по Смородинной ручеи да по Розбускои мох приказано беречи Никону Лихачеву сыну Дымковскому; а от Розбусково мьху по Филатову пустошь, да по Ракулскую пустошь, да по Сиверское озеро, да по Шеляково да по Онтоповскую пустошь, да по края езера Вагачева, да по туж Галасескую пустошь от Воронинские, да на половину, да на середней завор Змеевской на монастырскую дорогу; а приказано тот лес беречи Ершу Иевлеву, да Бестужу Иванову, да Грише Терентьеву, Бреню Зборового от рубежницы по Глушкову деревну, да Кленовитную гору на красной мох, да на березовой мост да на Ракулскую заполицу, а приказано того лесу беречи Акинфию Васильеву сыну Мытинскому. И того лесу Василю да Никону, да Бреню да Акинфию беречи накрепко. А хто учнет тот лес сечи, a он того не уберегут, и келарю не известят, и на тех островщиков взять заповедь по два рубля. Хто сек на том взять дваж рубля. К сей отводной грамоте келарь Пахомей печять свою приложил, а грамоту писал келарской диячек Богдашко Никитин» (Рукоп. Соф. библ. № 1150, л. 8 об.–9).

²⁷⁷

Сведений о каких либо деревянных украшениях кирилловских строений в прпходо-расходных книгах монастыря мы не нашли (см. напр, в Рукоп. Кир. мон. № 2–602; в девабре 1567 года казначей «на швалне мастеру Илюшке дал на влетную кровлю, и на застрешины, и на курицы, и на двери, и на лесницу 2 алтына»), а в белозерской вотчине его более или менее сложные образцы деревянного цервовного зодчества в начале ХѴІІ-го века также встречались редко. Большая часть церквей здесь строилась независимо от кирилловских властей, без их руководительства, на скудные мирские средства, и только немногие храмы были поставлены с участием монастырских денег. Дозорная книга 1615 года в селах и погостах белозерского уезда перечисляет и описывает следующие церкви «монастырского строения»: «Село Романова Слободка, а в селе церковь Рожество Пречистые Богородицы, древянная верх. шатров, а в ней вверху четыре приделы Преподобный Кирил чюдотворец да Илья пророк да два приделы не свещаны, да другая цервовь теплая с трапезою Богоявление Господа нашего Исуса Христа да придел Рожество Христово, а в церквах образы и книги и ризы и свечи поставные и сосуды церковные и всякое церковное строение монастырское, да на колоколнице четыре колокола» (Рукоп. Кир. библ. №76–1315, л. 73 об.–74). В Городцком стапу «на Шидьярском озере погост, а на погосте цервовь великого мученика Христова Георгия древяная, верх шатров, да другая церковь Николы чюдотворца, с трапезою древяная ж, клетцы, а в церквах образы и книги и ризы и свечи поставные и сосуды церковные да на колоколнице два колокола да клепало железное строенье монастырьское и мирское» (Рукоп. Кир. библ. № 76–1315, л. 196 и об.). Под Кирилловым монастырем, но Вологодской дороге «погост, а на погосте церковь Покров святей Богородицы, древяная, верх на каменное дело, да другая церковь святых мученик Флора и Лавра, древяная ж, клетцы, а в церквах образы и книги и ризы и свечи поставные и сосуды церковные да на колоколнице два колокола и всякое церковное строенье монастырьское и мирское» (Рукоп. Кир. библ. № 76–1315, л. 200 об.–201). К селу Маурину «ва реке Шексне погост на Взвозе, а на погосте церковь Николы чюдотворца древяная верх шатров, да другая церковь святого Леонтия ростовского чюдотворца, с трапезою, клетцы, а в церквах образы и книги и ризы и свечи поставные и сосуды церковные да на колоколнице два колокола да клепало железное строенье, все монастырьское и мирское» (Рукоп. Кир. библ. № 76–1315, л. 203 об.–204). Наибольшею сложностью из перечисленных церквей отличался, вероятно, пятипридельный шатровый храм в Романовой Слободки, перестроивавшийся в августе 1608 года (в монастырской расходной книге за этот месяц записано, что «старец Еустафей Григорьев дал Романовским плотником найму, в Романове храм крыли, 5 рублев 16 алтын 4 денги, да на церковные желобы купил смолы, дал 9 алтын». – Рукоп. Кир. мон. № 29–629, л. 64). Во всей белозерской вотчине Кириллова монастыря других церквей с таким количеством приделов в начале XVII века не было.

Остальные деревянные церкви той же вотчины, построенные на мирские средства («мирского строения»), принадлежали к двум главным типам, обычным на нашем севере. Одни были устроены «клетцки», т. е. имели продолговатый или равносторонний четырехъстенный прямоугольник в окладе (ср. сообщение В. Е. Румянцева на VII археологическом съезде, Труды седьмого археол. съезда, М. 1892, Протоколы, стр. 91–92) и состояли из одного придела каждая. Некоторые были с трапезою, другие – без нее. В 1616 году к церквам этого типа принадлежали: в Кивуе – теплая церковь во имя Покрова Пресв. Богородицы и церковь св. Николая чюдотворца (Рукоп. Кир. библ. № 76–1315, л. 8); в Мегре – церковь Успения Пресв. Богородицы (там же, л. 37); в Куности (Заозерского стану)–церковь Покрова Пресв. Богородицы (там же, л. 43 об.); в погосте Карголомской волости Надпорожского стану – церковь Благовещенская и церковь во имя св. Николая (последняя – с трапезою; см. там же, л. 46 и об.); на Лозском озере, на острову – церковь Рождества Пресв. Богородицы и церковь (с трапезою) св. архангела Михаила (там же, л. 49); в Вашкие – церковь (теплая) Рождества Преч. Богородицы (там же, л. 2); в Елизарове Раменье – церковь св. Димитрия Солунского (там же, л. 58); в Романове Слободке, на реке Кономе, в селе Васильевском – церковь св. мученика Георгия, с трапезою (там же, л. 75 об.); в Романове же Слободке, на речке Челмосоре, в погосте – церковь Рождества Христова и церковь св. мученик Фрола и Лавра, с трапезою (там же, л. 77 об.); в Яргомже, в погосте – церковь Благовещения, с трапезою (там же, л. 92); на Ерге, в селе Воскресенском – церковь Воскресения Христова и церковь св. Николая чюдотворца с трапезою (там же, л. 98); в селе Ильинском Большом Дворе, на Суходоле, в Чаромском ключе – церковь св. Илии и церковь св. Андрея Первозванного, с трапезою (там же, л. 109); в Запогостье, на речке Чюровке – церковь Рождества Богородицы и церковь Рождества Христова с трапезою (там же, л. 117); на погосте в Коленце, по Шексне – церковь св. Кирилла чюдотворца (там же, л. 119 об.–120); в Троицком погосте, на Суходоле – церковь св. Троицы (там же, л. 131); в Колкаче, на меньшой Сиземке, в Старом Селе – церковь св. апостолов Петра и Павла (там же, л. 133 и об.); в погосте на Милобудовском озерке (в Городском стану, на Словинском Волоку) – церковь Покрова Пресвятой Богородицы и церковь св. Николая чюдотворца (там же, л. 140); в погосте на «Усть-Порозобицы», на Словинском Волоку – церковь Благовещения (там же, л. 161 об.); в погосте на устье реки Словенки – церковь Вознесения (там же, л. 176 об–177); на погосте, что на усть-реки Копытовки (на Словинском Волоку) – церковь с трапезою св. Димитрия Солунского (там же, л. 179 об.); итого 28 церквей.

Другой тип мирских церковных построек в пределах монастырских владений белозерского уезда имел «шатровый верх». Сюда принадлежали церкви: в Вашкие – церковь св. Николая чюдотворца (Рукоп. Кир. библ., л. 76–1315, л. 2); в Кеме, в селе Покровском – церковь Покрова Пресв. Богородицы, с двумя приделами («Воскресение Христово да архистратига Михаила») вверху (там же, л. 11 об.); в Мегре – церковь Рождества Христова, с трапезою (там же, л. 37); в Лозе – церковь Введения (там же, л. 47 об.); в Елизарове Раменье – теплая церковь св. архистратига Михаила, с трапезою (там же, л. 58); в Романове Слободке, на реке Кономе, в селе Васильевском – церковь св. Василия Кесарийского (там же л. 75 об.); в селе «Талица», на Колкаче, в Городском стану (на речке Малой Сиземке) – церковь св. Троицы, с трапезою (там же, л. 126 об.); в селе «Рукина Слободка», на Суходоле (на Словинском Волоку) – церковь Воскресения Христова и церковь св. Сергия Радонежского, с трапезою (там же, л. 147 об.); в погосте на «Усть-Порозобицы» (на Словинском Волоку) – церковь св. мученик Фрола и Лавра, с трапезою (там же, л. 161 об.); на устье реки Словенки в погосте (на Словинском Волоку) – церковь св. Илии, с трапезою (там же, л. 176 об.–177); на Словинском Волоку, на устье реки Копытовки – «церковь Николы чюдотнорца нова, да вверху на полатех придел священно-мученик Власей» (там же, л. 179 об.); итого 12 церквей.

Каменных церквей (или на каменном подклете) мирского строенья в белозерской вотчине Кириллова монастыря дозорная книга 1615 года упоминает только две: в селе Городище, на реке Мегре – «церковь Дмитрей Селупский, верх на каменое дело» (Рукоп. Кир. библ. № 76–1315, л. 39 об.), и в погосте на Яргомже – «церковь святого мученика Дмитрея Селунского древяная, верх шатров на каменое дело» (там же, л. 92).

²⁷⁸

Кирилловские церкви и другие постройки в монастырских описях 1601 и 1621 годов называются «каменными» (в отличие от деревянных, а не в смысле употребления «камня» как строительного материала), хотя и сложены из кирпича. Размер последнего не одинаков: 2 вер. X 7 вер. (больше и меньше) X 4 вер, – Каменной кладки при разборе пола Успенского собора в 1895 году не было замечено (сообщение Н. П. Успенского).

²⁷⁹

Об этом см. выше.

²⁸⁰

Об этом см. выше.

²⁸¹

См. рисунок № 27 в альбоме Мартынова (Рукоп. библиотеки И. О. Л. Др. II.)

²⁸²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 2.

²⁸³

Истор. росс, иерархии, ч. IV, М. 1812, стр. 390 и ниже.

²⁸⁴

См. об этом ниже.

²⁸⁵

Рукоп. Кир. мон. № 36–636, л. 31 об.

²⁸⁶

Рукоп. Кир. мон. № 39–639, л. 46 об.–47.

²⁸⁷

Приводим для примера выдержки из расходных книг Кириллова монастыря: В январе 1608 года «старец Иоиле наимывал известь копати и возвти издержал рубль 11 алтын 4 деньги» (Рукоп. Кир. мон. № 24–624, л. 55 об.). В июле 1608 года «каменщики делали перед шегнушею лесницу и келью служебную каменную, дано им от дела 30 рублев, да кирпищиком от 37000 кирпичю дано от дела 16 рублев 21 алтын 4 деньги, да подымщиком дано 8 рублев 1 алтын 4 деньги, да плотники из гор Мосеп с товарыщи перед шегнушею крылцо покрыли тесом и в служебной келье нутро делали дано им от дела 3 рубля 5 алтын» (Рукоп. Кир. мон. № 29–629, л. 50). В феврале 1611 года «старец Карион наимовал казаков на Мяурине горе копати на две печи известнова камени, найму дал 3 рубли 17 алтын 5 денег. Старец Деонисей Олферьев нанял казаков деревни Шидьяра Ортюшю Кривошею да Гришю Патрина с товарыщи на три печи известкова камени навозити и у печей своды класти и сжечи и из печей известь вывозити, найму дал 6 рублев 3 алтына. Деревни Шидьяра крестьянин Ондрюша Иванов с товарыщи привезли в навестной печи 46 сажень дров, найму им дано 2 рубли 28 алтын с денгою. Наняли Исака Аристовского с товарыщи вывозити печь кирпичю зженова, на место найму им дано 3 алтына 2 деньги» (Рукоп. Кир. мон. № 36–636, л. 66 н об.). – В октябре 1611 года старец Еустафей Григорьев наимовал монастырских крестьян, Богдана Тимофеева сына Звовского с товарыщи, резали 40950 кирпичей, с тысячи дано по полтине, и того 20 рублев 16 алтын 5 денег» (Рукоп. Кир. мон. № 38–638, л. 29 поб.). – В «121 году старец Феодосий Борков наимывал кемских кирпитчиков Меншика Патрина с товарищи резати кирпичю 15000, найму дано с тысечи по 20 алтын с гривною, итого 10 рублев 16 алтын 4 денги» (Рукоп. Кир. мон. № 39–639, л. 43). – В 122-м году старец «Феодосей Борков наимывал белозерских кирпищиков Ортюшу Ильина с товарыщи, резали 9000 кирпичю, от тысечи дано по 26 алтын 4 деньги, итого 7 рублев 6 алтын 4 денги» (Рукоп. Кир. мон. № 55–655, л. 31 об.). – «Старец Феодосий Борков нанял кемских кирпитчиков Меншика Патрина да Федора Юшкова да Рагозу Флорова с товарыщи, в прошлом 123-м году и в нынешням 124-м году вырезали 48,000 кирпичю, дано им от вырезки и от подъему и от жженья 43 рубли 17 алтын пол 6 денги» (Рукоп. Кир. мон., № 59–659, л. 84 об.).

²⁸⁸

В октябрь 1610 года «по приказу игумена Матфея и по приговору старцов соборных старец Еустафей Григорьев да старец Феодосей Борков наимовали казаков каменщиков и подымщиков около монастыря починивали города и вново стены вверх прибавливали итого у них в росходе 26 рублев 27 алтын 5 денег» (Рукоп. Кир. мон. № 36–636, л. 33).

²⁸⁹

Чтобы отчетлевее воспроизвести местоположение зданий в монастыре к концу ХѴІ-го и началу ХVII-го веков, ниже (в отделе приложений к главе I) мы помещаем: 1) план (или точнее общий вид) Кириллова монастыря, изданный во второй (?) раз («новоиздадеся») в 1720 году и переизданный еще позже (на плане упомянуто о возобновлении Кирилловой лавры в 1742 году при архимандрите Вавиле). План этот со старинной доски отпечатан в приложении к статье архимандрита Иакова. Извлечения из архивных книг и дел Кириллова Белозерского монастыря (Древности, Труды Моск. археол. общ., т. VIII. М. 1880 г.); см. также Д. Ровинский. Русския народныя картинки, кн. IV, СПБ. 1881, стр. 488–490, кн. II, 299, кн. I, XV. 2) План Кириллова монастыря, заимствованный из 2-й части «Рисунков и чертежей к путешествию по России по Высочайшему повелению статского советника К. Бороздина. Подлинник хранится в рукописном отделении Императорской Публичной Библиотеки. 3) План, приложенный к альбому видов Кириллова монастыря, сделанных Мартыновым (или по его поручению). Подлинник хранится в Императорском Обществе Любителей Древней Письменности. – Первый план (при ссылках) мы будем называть «планом 1720 года», второй – «Бороздинским планом», третий – «планом Мартынова».

²⁹⁰

При обозрение состояния монастырских зданий в конце XVI-гo в начале XVII-гo веков, мы взяли в основание наиболее раннюю опись монастыря, произведенную в 1601 году (об этой описи см. в главе VI-й); но все перемены, происшедшие в монастыре после 1601 года и до 1621 года, будут нами указаны (по описи 1621 года).

²⁹¹

Рукоп. Соф. б. № 1468, л. 178–179. См. выше.

²⁹²

Размер монастырских зданий в 1601–1621 годах обозначаем согласно с рукописями Кир. библ. № 71–1310, № 72–1311, № 73–1312, и № 74–1313 (т. е., согласно с описями монастыря 1601 и 1621 годов), не перелагая древних саженей на современные единицы измерения, так как вопрос об отношении стариных русских мер протяжения к нынешним нельзя назвать окончательно исчерпанным (даже в труде Д. И. Прозоровского, О старинных русских мерах протяжения, – Изв. Русск. Археол. Общ., т. VII, 1872, Спб., 258–274). Можно лишь утверждать, что сажень, которою измерены монастырские постройки в 1601–1621 годах, была близка, невидимому, к древнейшей сажени (XV века) и к современной, хотя и не совпадала вполне с саженью, которою пользовались для измерения кирилловских зданий в 1773 году (см. Рукоп. Кир. библ. № 102–1338). – По словам летописца, Успенский собор в Кириллове, построенный в 1497 году, имел в длину «от переднего порога до горнего места 12-ть саженей, а в ширину 10 саженей (Рукоп. Соф. библ. № 1468, л. 178 об.; сравн. выше). Если предположить, что собор этот имел тогда с двух сторон паперти, какие были у него в 1601 году (и относительно которых опись монастыря 1601 года заметила, что они выстроены старцом Леонидом «в старых место», см. Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 2), то можно придти в заключению, что кирилловская сажень 1497 года равнялась приблизительно сажени 1601 года, так как ширина собора вместе с шириною северной паперти (если судить по размеру западной стороны паперти), в 1601, как и в 1497 г. была равна 10 саженям (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 87 и об·; Рукоп. Кир. б. № 74–1313, л. 148 и об.). Но надо полагать, что измерение, произведенное в 1601 г., не стремилось к большой точности, так как оно пользовалось только счетом саженей их половин и четвертей, и не знало менее значительных единиц. В 1773 г. ширина той же паперти показана в 11 саженей (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 29 об.) и при том остается неизвестным, была ли в 1407 году паперть с двух или же трех сторон Успенского собора.

²⁹³

«В Кирилове монастыре болшая церковь камена Успение Пречистые Богородицы, об одном верху, верх обит железом немецким, крест на церкве медян золочен» (Рукоп. Кир. бнбл. № 71–1310, л. 2, опись 1601 г.). – «Церковь болшая каменнаяУспение Пречистые Богородицы об одном верху, глава обита железом неметцким в чешую. Крест на церкве древен обит медью, позолочен» (Рукоп. Кир.библ. №73–1312, л. 2 об., опись 1621 г.). – По словам монастырской описи 1773 г., крест этот был позлочен на вклад Андрея и Василья Щелкаловых, пожертвовавших (на его позолоту) в. 1562 году 200 золотых угорских, стоимостью в 20 рублей (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 30.–Во «вкладной книге» Кириллова монастыря взнос этот отнесен к 80-му, т. е. 157¹/₂ году. Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 122 об.). Но между 1601 и 1621 годами глава и крест на Успенской церкви были сделаны вновь (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 2 об.).

²⁹⁴

Пристройка эта, на месте прежней западной паперти, сделана в 1791 году (Истор. росс, иерарх., ч. IV, М. 1812, стр. 390). Сравн. ниже прим.

²⁹⁵

См. выше

²⁹⁶

«3 дву сторон у церкви паперти каменные ветхи, крыты тесом. А делал паперти старец Леонид в старых место» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 2. – О времени жизни старца Леонида см. выше).

²⁹⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 87 об., опись 1601 года.

²⁹⁸

«А перед церковью соборные церкви Успения Пречистые Богородицы в дву сторон паперть и своды камены, а на сводех вверху написан над передними дверми Господ Саваоф, а посторон Господа Саваофа писаны херу(ви)ми. Над двермиж на стене написан образ Пречистые Богородицы на престоле с Превечным Младенцем. А по сторонам написаны арханьил Михаил, да Гаврил, да Иван Предтеча, да апостолы Петр и Павел, да три святители Василей великий, Григорей Богослов, Иван Златауст, да великомученики Георгий да Дмитърей. На тойже стороне написан Нерукотворевный образ Господа нашего Исуса Христа, а по сторонам арха(нг)ил Михаил да Гаврил да херувим и серафим. А ниже того написан образ Пречистые Богородицы воплощение, а по сторонам преподобные Иван Дамаскин да Кирил чюдотворец.

А на правой стороне от цервовных от передних дверей написано на стене Успение Пресвятые Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Мария.

На левой стороне у техже передних дверей написано на стене: образ живоначалные Троица, а перед образом паникадило невелико спускное, яблоко цениное оковано медью, у него три шенданы.

У церковных же у сторонных дверей в паперти над дверми написав Нерукотворенный образ Господа нашего Иисуса Христа, а по сторонам писаны ангелы Господни.

Да у дверей на стене написано видение Кирила чюдотворца, како ему явися святая Богородица и кажуще перстом на Белоозеро место, а вверху написано во облаце Живоначалная Троица. Тутож написано: Сергиево видение како ему явися святая Богородица со апостолы.

В той же паперти над сторонними дверми, что у придела великого князя Владимера написан деисус да Неопалимоя купина юж виде Моисей. А посторон пределных дверей написан образ Пречистые Богородицы с Превечным Младенцом на престоле, а по стор(он)ам Леонтей Ростовский да преподобный Кирил чудотворец, а по другую сторону дверей написан великий князь Владимер». (См. опись 1601 года, Рукоп. Кир. библ. и № 71–1310, л. 83 об.–86 об. – Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 146).

²⁹⁹

Можно было бы предполагать, что в более древнее время паперть окаймляла и южную сторону церкви Успения и что уничтожить эту часть паперти могло заставить построение церкви св. Кирилла (въ 1585 году), которая (как будет указано ниже) была расположена рядом с южной стороною Успенской церкви. Еще до построения кирилловской церкви, гробница преп. Кирила, находившаяся рядом с южной стеной Успенского собора, была в крытом помещении (об этом см. выше). Кроме того трехсторонния паперти или галереи составляли одно из заурядных явлений в церквах ростовско-ярославского зодчества. Но, по словам летописца, в 1497 году ширина Успенского собора равнялась 10 саженям; та же ширина в 10 саженей (вместе с шириной северной паперти) показана и в описи 1601 года, когда южной паперти у собора не было. Поэтому, если сажень 1497 года равнялась сажени 1601 года, то южной паперти не было и при основании собора.

³⁰⁰

«А мера паперти по передней церковной стене в длину десять сажен, а поперег от церковных дверей к папертной решотке три сажени, а по сторонней стене паперти в длину восмь сажен, а поперег три же сажени» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 86 об.–87, опись 1601 года. Рукоп. Кир. библ. № 74–1313 л. 148 и об., опись 1621 года).

Более точные сведения о размерах той же паперти сообщают составители монастырской описи 1773 года: «Церковь соборная каменная Успения Пресвятая Богородицы, холодная построена в 1496 году. Оная церковь с олтарем по наружной мере в длину десять сажен два аршина два вершка, в ширину восемь сажен три четверти аршина один вершок, в олтаре по правую сторону вверху ризничная полатка. При оной соборной Успенской церкве с западной и полуночной сторон паперть по наружвой мере с западной стороны на восток в длину одинатцать сажен, в ширину три сажени один аршин с четвертью, с полуночной стороны вдоль пять сажень один аршин три четверти, в ширь три сажени два вершка» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 29 об.).

³⁰¹

«В окошках (паперти) окончины слюдные болшие, а у передних дверей паперти решотка деревянная, обита слюдою, а середине двери 7 паперти деревянные, обиты железом немецким и лужены; а крыта паперть тесом» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 87 и об., опись 1601 года. – Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 148 и об., опись 1621 года). – В настоящее время от северной паперти сохранилась небольшая часть у церкви св. Владимир (сравн. рисунки IV, V и ХIIІ) а, где она заменяет как бы притвор, разделенный каменною стенною на две части. Остатки западной паперти уцелели с двух сторон пристроенного в XVIII веке притвора (см. рисунки IV, V; сравн. прим. 294) и в настоящее время обращены в кладовые (см. на рисунке V – № 9 и 10). На задней стенке их доселе виднеются фресковый иконы, который по описи 1601 года находились в паперти, справа и слева от передних церковных дверей. (ср. прим. 298 и рис. XII. В правой кладовой еще виден образ Успения Пр. Богородицы, сильно попортившийся). Кладовые эти имеют двери только со двора и не сообщаются с церковью, но в правой кладовой, налево от входа, заметны следы прежней двери в Успенский собор.

³⁰²

Это деление видно на западной стене только отчасти (см. рисунок IV), так как средина его скрыта здесь пристройкою, сделанною в 1791 год; (Истор. росс. иерархии, ч. IV, стр. 390).

³⁰³

См. орнамент на южной стене Успенского собора, сохранившийся в менее поврежденном виде, чем на северной.

³⁰⁴

На кириловских церквах впадинки эти – двоякого вида. Одни – прямоугольная (см. ниже на рисунке орнамента церкви св. Иоанна Лествичника № в), другие образуются кирпичами, поставленными на ребро диагонально между двумя полочками (см. там же, № б).

³⁰⁵

Мотивы той же орнаментики повторяются и на церкви св. Иоанна Лествичника, на церкви Преображения, на стенных башнях и других строениях (см. ниже № г на рисунке орнаментов церкви св. Иоанна Лествичника и вид башни на ограде Ивановского монастыря), а также в альбоме Мартынова (Имп. Общ. Люб. Др. Письм.) листы 1 и 21, и фотографий И. Ф. Барщевского № 1297 и № 1302.

³⁰⁶

«У церкви ж Успения Пречистые Богородицы 3 двери деревянные обиты медью» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 83 об., опись 1601 года, – Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 146, опись 1621 года).

³⁰⁷

«В олтаре и в ризничной полатке четыре, в церкве семь, под главою в шее восемь, итого девятнатцеть окошек, в них оконницы слюдные в белом железе, ветхи, в паперте семь окошек с оконницы слюдными ветхими» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 30, опись 1773 года).

³⁰⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 2; Кир. библ. № 74–1313, л. 145.

³⁰⁹

См. «план 1720 года^" в приложении к главе I. – Посводное покрытие едва ли не более вероятное, если принять во внимание аналогичные памятники архитектуры. Впрочем, до исследования чердаков на месте вопрос этот следует считать открытым.

³¹⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 2.

³¹¹

См. выше.

³¹²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 2; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312 л., 2 об.; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 2 об.

³¹³

Разумеем – Благовещенский собор в Москве, церковь Михаила архангела в Чудовом монастыре и друг., для которых реставраторы предлагают полушария или луковицу с мало выпуклыми боками (см. В. Прохорова, Христианския Древности, 1877, Историч. и археол. обзор древних москов. церквей, стр. 13, 17–18; А. М. Павлинов, История русск. архит. М. 1894, стр. 125 и т. п.).

³¹⁴

Такая форма на «плане“ была придана главе Успенского храма и прочих церквей, очевидно, не в смысле условного способа обозначения всякого купола, но с целью показать ее действительное очертание. По крайней мере те церковные главы, которые до нашего времени избежали в Кириллове искажения, соответствуют их изображениям, сделанным чертежником. «1720 года“. Так покрытие и глава церкви св. Евфимия, построенной в XVII веке, имеют ту же форму луковицы на шатровом основании, что и на плане Петровского времени. Главы церквей св. Владимира (XVII в) и св. Епифания (ХVII в.), не подвергавшиеся (?) позднейшим переделкам, в настоящее время, как и на «плане 1720 года“, имеют формы луковицы.

³¹⁵

Кирилловские купола неоднократно подвергались переделкам (см. выше), при которых изменялось и очертание их покрытий, принимавших последовательно, вероятно, те же формы, что и за других древнерусских храмах (ср. В. В. Суслов, Материалы к истории древн. новгор.-псковской архитектуры, СПБ., стр. 28–29). Фактических подтверждений для этой догадки мы не имем, по можем судить по аналогиям. На «плане Кириллова монастыря 1720 года“ все главы кирилловских церквей изображены вытянутыми к верху «с большими выпучинами по бокам и с высоким воронкообразным подходом ко кресту“ (ср. Суслов, о. с., стр. 29 и там же табл. IV, черт. 52), т. е. изображены в форме лувовиц ХVII века (см. «план 1720 года“ в приложении). Покрытие купола Владимирской церкви, сохранившееся, повидимому, до наших дней без искажений (так как на верху барабана уцелела даже надпись о построении церкви) имеет уже более сплюснутую к низу форму с более широким – относительно высоты главы – диаметром на уровне средины выпучин (см. рисунки IV и ХIII; фотографий Барщевского № 1297 и друг.). Подобную же приблизительно форму имеют и главы на серебрянной ладонице, построенной в октябре 1609 года для Кириллова монастыря по благословению игумена Матфея и изображающей пятиглавую церковь (см. изображение этой ладоницы на рисунке № VII во втором томе альбома Бороздина. Рукоп. Имп. Публ. Библ.; описание ее см. у архим. Варлаама, Опис. истор. археол.., о. с., стр. 38). Но в сборнике, который в копце ХV века входил в состав Кирилло-белозерской библиотеки (№ 19–1096), «сборная церковь“ изображена с семью куполами, не имеющими вовсе на своем покрытии боковых выпучин, но состоящими из заостренных и вытянутых к верху полу сфероидов (см. рисунок IX).

³¹⁶

Высказываем это как предположение. Сравн. прим. 306–309.

³¹⁷

Предполагаемый план собора в конце XVI-го и начале XVII-го века см. на прилагаемом рисунке VII.

³¹⁸

В памятниках новгородско-псковского зодчества предшествующих веков наблюдалось нередко обратное: подпружные арки бывали ниже следующих за ними коробовых сводов (напр. в церкви псковского Иоанновского женского монастыря). См. В. В. Суслова, Материалы к истории древней новгородско-псковской архитектуры, СПБ. 1868, стр. 11–12.

³¹⁹

Подкупольные арки, как наиболее нагруженные, здесь устроены полуциркульными (т. е. подъем направляющей их равен половине отверстия, а боковые (относительно центра) своды более сжатыми, со стрелою равною одной трети отверстия и т. п.

³²⁰

Сравн. рисунки VI и VII и Акад. А. М. Павлинова, История русской архитектуры. М. 1894 г. стр. 106–107; В. Суслова, о. с.. стр. 14.

³²¹

Детали подобного карниза из впадинок и зигзаг (находящиеся на барабане церкви св. Климента) можно видеть в литографированных лекциях академика И. Горностаева (Древне-христианское искусство, отд. I, стр. 242), который относит зигзаг к раннему романскому стилю (ibid. стр. 242. Ср. также фотографий Барщевского № 843). Четырехугольные впадинкн встречаются уже среди орнаментов Дмитриевского собора во Владимире 1197 года (см. гр С. Строганов, Дмитриевский собор во Владимире на Клязьме, М. 1849, табл. I, III, V, VII, IX и др.), на развалинах палат князя Андрея Боголюбского (XII в.) в селе Боголюбове и друг. – Кирилловский зигзагообразный орнамент см. ниже на рисунках церквей св. Иоанна Лествичника.

³²²

О времени сооружения этих церквей см. в труде Д. И. Прозоровского, Великий Новгород по четырем новг. летоп. с дополнениями по др. источн, до конца первой четв. XVIII в. (Записки отд. русс, и слав, археол. Имп. арх. общ., т. IV, Спб. 1887, стр. 109, 133, 155:118). Ср. В. Прохорова, О новгородских и псковских церквах, стр. 23–26; Архим. Макария. Археол. описание церковн. древн. в Новг. и его окрестностях, ч. I, М. 1860, стр. 310–313; В. В. Суслов, о. с. стр. 28; И. Ф. Барщевский, фотографии, № 844–845, 849, 850, 852; Свящ. П. Осиновский, Истор. Опис. Спасопреобр. церкви в Новгороде (приложение к Памятной кннжке Новг. Губернии на 1893 г., Новгород 1893; и т. п.

³²³

См. фотографий Барщевского № 866, № 873 и № 864.

³²⁴

О времени построения назвавных церквей см. М.Толстого, Святыни и древности Пскова. М. 1861, стр. 63; Д. И. Прозоровского, Древний Псков по двум псковск. летописям (Зап. отд. русс, п слав, археол. Имп. арх. общ. т. IV, Спб. 1887, стр. 235:227). Сравн. В. Прохоров, О Новг. и псков. церквах, стр. 31. – На церквах, построенных до XIV века, карнизы с вышеуказанной орнаментикой неизвестны. (Сравн. Суслов, о. с.. стр. 28). Карниз Светогорского храма состоит из «двойных полукруглых впадинок, ниже идет поясок зигзаг, образованный впадинками, средняя часть пояса состоят из двух рядов треугольных впадинок, образующих зигзаги; выше и ниже зигзага идет по ряду четыре угольных впадинок» (А. Павлинов, Истор. русск. архит. М. 1894, стр. 102). См. фотографий И. Ф. Барщевкого № 876.

³²⁵

В кирилловском зодчестве указанные черты являются в сочетании с понизовыми.

³²⁶

О постройке Благовещенского собора в Москве см. «Русскую летопись по Никонову списку“, ч. VІ, Спб. 1790, стр. 119 (6992 г.), стр. 124 (6997 г.); Софийский временник, ІІ, М. 1821, стр. 142, 226–229, 234 Чертежи собора см. в книге И. С., Благовещенский собор в Москве, М. 1854; И. Снегирев, Памятники московской древности, М. 1842–1845, рисунок 28-ой.

³²⁷

Об участии псковских мастеров в сооружении московских храмов XV века сохраняюсь определенное свидетельство Софийского временника: «Посла же князь велики во Пьсков и повеле прислати мастеров церковных; и приведоша их. Они же дела их (т. е. прежних мастеров, работавших над Успенским собором) похвалиша, что гладко делали; да похулиша дело извести, занеже жидко растворяху, ино неклеевито. Тогда князь велики отпусти; иже последи делаша святую Троицу в Сергееве монастыре и Ивана Златоустого на Москве, и Стретение на Поле, и Ризъположение на Митрополиче дворе, и Благовещение на великого князя дворе“ (Софийский временник, ч. II, М. 1821, стр. 142, 1474-ый год).

³²⁸

Большинство существующих в Ростове церквей относится к XVII веку, ко времени деятельности митрополита Ионы Сысоевича, при котором первичный ростовский тип церковной архитектуры успел осложниться новыми мотивами. Исследуя эти более поздние церкви Ростова, А. М. Павлинов пришел к выводу, что одною из особенностей их зодчества была связь с военными сооружениями, вследствие чего в их конструкции возникла особая комбинация масс. Церкви стоят обыкновенно на воротах, по сторонам которых находятся военные башни. Над воротами идет галлерея из ряда окон или аркады, позади которой – сама церковь с пятью главами и с покрытием по аркам с заостренным подвышением. (Труды VII археол. съезда в Ярославле 1887 г., М. 1892, т. III, стр. 41). Эту архитектуру Ростова мы называем позднейшею.

³²⁹

Труды VII археол. съезда в Ярославле 1887 г., М. 1892, т. III, стр. 35. фотографий Барщеского № 76–77. Сравн. там же № 63, 64, 65, и 80.

³³⁰

Как видно из повести о Борисо-глебском монастыре, зодчим церквей здесь был «ростовец мастер церковный каменный здатель Григорий Борисов» (Повесть о Борисо-глебском монастыре XVI в., сообщ. Хр. Лопарева, Памяти. Древн. Письм. LXXXVI, 1892, стр. 13–14).

³³¹

Известно, что в XVI веке в пределах вологодского края в сооружении церквей принимали участие пришлецы из Ростова. Так постройка Успенской церкви в Спасо-каменном монастыре (заложенной 1 августа 1543 года и оконченной в августу 1549 года) велась под руководством, ростовских зодчих. «А мастер заложил церковь Пахомей Горяпнов сын ростовец... А совершил церковь мастер Григорей Борисов сын ростовец“. (Опис. слав, рукоп. Свято-Троицко-Сергиевой лавры, № 658, стр. 236 описания).

В XV веке для построек того же монастыря «камень возили из Твери“ (Рукоп. Кир. библ. № 27–1104, л. 193 об–194), т. е. из местности, почти сопредельной с ростовскою землею. У кашницев же еще в XVI веке кирилловские власти преобретали кирпич для построек. (В декабре 1568 года напр. «келарь Мисаило купил у кашницев у Галани с товарыщи 10,000 кирпичю да у Хози с товарищи 3250 кирпичю, дал на всем кирпичю 3 рубли“. – Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 58).

Наиболее прочная форма монастырской колонизации (в виде общежительных обителей) явилась в вологодском Заволжье (в XIV–XVI в.) из северного Подмосковья. Св. Димитрий Прилуцкий был родем из Переяславля Залесского.

³³²

Сравн. Павлинов, Ист. русс, архитектуры, е. с., стр. 162–177.

³³³

Там же, стр. 198. Мнение Павлинова, впрочем, представляется не вполне доказанным, так как остается невыясненным, возможно ли следы непосредственного псковского влияния на ростовскую архитектуру простирать до XVII века.

³³⁴

Нам неизвестны случаи орнаментирования новгородско-псковских церквей «колониками во впадинках“ (см. рисунок). Притом «зигзаги“ на наружных стенах там обыкновенно встречаются в сочетаниях, не наблюдаемых в Кириллове (напр, в соединении с зубчато-полукруглым орнаментом и. т. п. – Сравн. фотографий Баршевского № 860 и др.).

³³⁵

Палаты эти, как догадываются, построены первоначально в половине XV века (А. Мартынов, Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества, год V, М. 1867, стр. 21–23; Л. Н. Трефолев, Дворец царевича Димитрия в Угличе, Труды VII археол. съезда, М. 1892, Протоколы, стр. 103). Вид их см. в фотографиях Баршевского № 1393 и № 1394.

³³⁶

К памятникам зодчества, близким к Успенскому кирилловскому собору по отдельным мотивам орнаментики, могут быть причислены: Рождественская церковь в бывшем Ферапонтовском монастыре (близ Кириллова) и Спасо-преображенская холодная двухэтажная церковь в Спасо-каменном монастыре (на Кубенском озере), построенная в 1481 году (высеченные в глубь кресты). Сравн. Н. Суворов, Описание Спасо-камен., что на Кубенском озере, монастыря, Вологда, 1871, стр. 25.

Происхождение вышеуказанных особенностей храмовой архитектуры должно быть отнесено ко влиянию псковского зодчества на владимиро-суздальское и могло быть обязано не столько географическому положению Ростова и Кириллова в промежуточной местности между Владимиром и Псковом, сколько совмествому труду (владимиро-суздальских и других) мастеров со псковичами в Москве и вообще в Понизовье. Наиболее ранние московски церкви (Успенский собор и друг.) XIV и XV веков были простым повторением владимиро-суздальских. Некоторые же из последующих московских храмов уже носят отпечаток псковского влияния (Благовещенский собор, церковь Михаила Архангела и друг.). Поэтому строители Успенского кирилловского собора в 1497 году могли подражать основным чертам какого либо готового образца (соединявшего псковские своды и орнаменты с особенностями владимиро-суздальского зодчества). Если верно, что употреблению железных связей для скрепления стен и сводов научил Аристотель (Прохоров, Христианския Древности, 1877, стр. 4), строивший московский Успенский собор, то таким образцем могла быть какая либо московская церковь, так как связи подобного рода имеет и кирилловский собор. Высказывая такое предположение о происхождении его архитектуры, мы однако не отрицаем и возможности работы псковичей в Кириллове при созидании собора. В 152⁰/₁, году, быть может, здесь трудился псковский иконописец (сравн. ниже примечания 352–354). В том же XVI веке в Пскове были отлиты для Кириллова монастыря колокола. В конце XV века в пределах Бела-озера могли работать и псковские каменщики, которое славились тогда своим искусством.

Рассматриваемый смешанный вид построек сближается со владимиро-суздальскою архитектурою, во-первых, по плану, почти квадратному в главной массе, с тремя апсидами (мало выступающими в плане-сравнительно с древними церквами киевской, юго западной и новгородской областей, напр. с церковью Десятинною в Киеве, Спаса в Чернигове, Спасскою церковью Мирожского монастыря и т. п. и сравнительно с ростовскими церквами XVII века) и двумя столбами внутри церкви. В церквах владимиро-суздальской архитектуры подобный план преобладаете. Первоначальный (?) план Владимирского собора (без алтарных выступов) представлял собою почти квадрат, в котором ширина относилась к длине как 8 к 9 (Усов, К истории моск. Успенского собора, Древности, Труды моск, археол. общ., т. X, 1885, стр. 78). Если судить по изданию гр. Строганова, Дмитриевский собор во Владимире (на Клязме), постр. в 1197 г., М. 1849 (см. табл. XVII и XVIII), ширина этого собора (без наружных полуколоннок) равнялась 6 саженям 2¹/₂ аршинам, а длина главной массы (без апсид) 7 саженям 1³_/4 аршинам, т. е. ширина относилась к длине приблизительно как 10,25 к 11,375. Ширина Покровской церкви близ Боголюбова (XII в.) равна 4 саженям 2¹/₂ аршинам, а длина главной массы – 5 саженям 1³/₄, аршинам, т. е. отношение ширины к длине соответствовало отношению 7,25 к 8,375 (см. там же табл. XXI). Звенигородский Успенский собор имеет также почти квадратный план (Павлинов, Истор. русск. архит., е. с., стр. 114).

Во-вторых, владимиро-суздальская архитектура могла уделить ростово-кирилловской симметричность расположена выходных дверей в западной, северной и южной стенах, при которой двери устроивались не в средине длины главной массы, но в средине длины всей церкви, включая сюда и алтарные выступы (Дмитриевский собор, Покровская церковь близ Боголюбова и друг.). Такое срединное положение дверей, не составляя непременного признака владимиро-суздольских церквей, часто не наблюдается в храмах с продолговатым планом и в новгородско-псковских церквах.

Наличники дверей, состоящие из ряда колоннок (валиков), сходящихся на верху рядом арок (с заостренным подвышением или без него), также – признак владимиро-суздальской архитектуры. «Такого рода отделки не было ни в Киеве, ни в новгородско-псковском братстве», «во Владимире же подобные арки с заостренным подвышением видим уже в Княгининском монастыре (Павлинов, о. с. стр. 112). В Кирилове – однородные наличники мы видим не только в Успенском соборе, но и в церквах архангела Гаврила и Иоанна Предтечи (сравн. также наличники дверей в Борисоглебском монастыре, близ Ростова, по фотографиям Барщевского № 1239 и 1240).

Далее. Присутствие наружных горизонтальных поясов из кирпичных орнаментов между арками, завершающими вертикальные лопатки, находит свою аналогии на памятниках владимиро-суздальского зодчества, где пояс из колоннок постоянно разделяет стены (на половине их высоты). В кирилово-ростовской архитектуре, правда, пояс пересекает лопатки не в средине, а под арками, но и на апсидах суздальских церквей тяга из орнаментов превращалась в верхний карниз. Поднятие горизонтальной тяги па стенах церкви от средины к верху (до перехода пилястров в арки), вероятно, было обусловлено однорядностью окон. В суздальских церквах пояс проходит над первым ярусом окон, а в кириловском соборе и над единственным. На стенах же церквей новгородско-псковского зодчества, до начала общения его с московским, горизонтальных вытяжных поясов не наблюдается, хотя подобные же карнизы присутствуют здесь на барабанах глав.

При всей указанной связи владимиро-суздальского зодчества с архитектурой кириллово-ростовской, в последней уже утратилось богатство наружных обронных украшений, и понизилась прежняя высота храмов, достигавшая первоначально приблизительно до удвоенной длины церкви (напр. внутренняя высота Покровской церкви близ Боголюбова была в 10 саж. 1¹/₃ арш. при длине главной массы в 5 саж. 1 арш. 12 вер. и ширине в 4 саж. 2¹/₂ арш., т. е. почти равнялась удвоенной средней величине длины и ширины главной массы = 10 саж. 1 арш. 4 вер.; высота Дмитриевского собора – 13 саж. 8 верш, немного меньше суммы из мер длины и ширины его, или 14 саж. 1 арш. 8 верш. В московских пределах, быть можеть, под влиянием псковичей, церкви ставовятся уже приземистие. Так внутренняя высота Благовещенского собора равна 9 саж. 1 арш., при длине в 7⁴/₃, саж. – без пристроек. Высота Чудовской церкви равна 10 саж. 2 арш. – при длине в 8 саж. 2 арш. и т. п.).

³³⁷

В Кириллове было обычаем, чтобы над каждым приделом возвышался свой особый купол или «верх». В настоящее время этот обычай уже не наблюдается здесь.

³³⁸

Истор. росс. Иерархии, ч. IV, М. 1812, стр. 390. – Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 29 об,–30.

³³⁹

По переписным книгам Михаила Молчанова и дьяка Василья Нелюбова (1601 года), в Успенском соборе числилось: местных окладных 19 образов, местных на золоте и на красках 11 образов, пядниц (т. е. образов мерою в «пядь») окладных 223 образа, на золоте и на красках 76 образов пядниц, 12-ры складин, 7 крестов золоты(х), 2 иконы золоты(я), панагея золота, 9 золотых протугарских и корабленых, 105 золотых угорских, 24 кресты серебряных и резных на камени и на синолои и на кости и на древе обложены(х) серебром, 16 икон обложены(х) серебром, 8 панагей серебряных, «31 пелена болших и малых низаных и шитых золотом и серебром», 30 пелен бархатных и камчатых и тафтяных, 5 нелен миткалиненых и сатынных, 2 покрова шитых, 2 убруса низаны(е) жемчюгом» и несколько паникадил. Кроме того в алтаре находились серебренные позолоченные церковные сосуды, а также книги в дорогих окладах, пелены и покровы (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 601 и след.; Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 2–87 об.).

³⁴⁰

О многочисленности таких поступлений свидетельствуют «вкладные книги» Кирилова монастыря (см. их в приложении к главе II-й), упоминающие об иконах, пожертвованных: царем Иваном Васильевичем и его семейством (в 156⁷/_8–1569 годах. – Рукоп. Кир. библ. 78–1317, л. 12–14 об.; см. выше), царевичем Иваном Ивановичем (31 марта 1570 года. – Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 13), царевичем Феодором Ивановичем (31 марта 1570 года. – Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 14 об.), княгинею Евфросиниею Старицкою (в 156⁴/₅ году, 5 мая 1566 года и в другие годы. – Рукопись Кирилловск. библиот. № 78–1317, л. 29–31 об.; Рукоп. Кир. библ. № 87–1325, л. 35–36 об.), Иваном Ивановичем Умным-Колычевым, во иночеств Иоасафом (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 34 об.); Феодорем Ивановичем Умным-Колычевым (в 156⁵/₆ году. – Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 34 об.–35; Рукоп. Кир. библ. № 87–1325, л. 93), княгинею Мариею Воротынскою (Рукоп. Соф. библ. № 1152, л. 71; Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 39; Рукоп. Кир. библ. № 87–1325, л. 99 об.), новгородским apхиeпископом Пименом (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 59), игуменом Кириллова монастыря, впоследствии митрополитом ростовским, Варлаамом (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 57–58), царем Феодором Ивановичем (22 ноября 1586 года. – Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 69 об.), Василием Михаиловичем Тучковым (Рукоп. Соф. библ. № 1152, л. 49 об.–50; Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 75 и об.), старцем Евфимием Цыплятевым (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 83 об.–84), Василием Алексеевичем Третьяковым (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 93 об,–94), Мисаилом Короваевым (Рукоп. Соф. библ. № 1152, л. 95; Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 104 об.), игуменом Вассианом, с Углича (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 103), старцом Сергием Калачевым (Рукоп. Соф. библ. № 1152, л. 96 об.; Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 105), (душе)прикащиками по иерее Сильвестре (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 106), старцем Ионою Ручкиным (Рукоп. Соф. библ. № 1152, л. 107; Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 107 и об.), Андреем Александровичем Квашниным (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 109 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 85–1324, л. 98 об.; Рукоп. Кнр. библ. Д6 86 – 1325, л. 110 об.), слугою боны Ивановича Третьякова (Рукоп. Бир. библ. № 78–1317, л. 118 об.–119), соборным старцем Зиновием Булгаковым (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 128), архимандритом Корнилием (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 129), старцем Пахомием Григоровым (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 132 и об.), старцем Евфимем Часовиком (там же, л. 139 об.), игуменом Хутынского монастыря Аркадием (в 161⁸/₉ году. – См. там же, л. 146), слугою Исидором Ивановым (там же, л. 147), Иваном Мокеевым (там же, л. 148 об.), Христофором, архимандритом Чудова монастыря (там же, л. 149 об.) и многими другими.

³⁴¹

Подробное описание этих иконных украшений Успенского собора см. в монастырских описях, произведенных в 1601 и 1621 годах и ожидающих еще своего издания (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310 и № 73–1312). – Самая иконопись церковная не была вполне одноцветною. Иконы писались или на золоте или на красках. Оклады и венцы образные были или медные или серебряные, басмянные, серебреные басмянные золоченые, серебреные золоченые чеканные, свайные, серебреные золоченые сканные с финифтью и другие. Цаты делались золотыми с камышками (немецкое дело), серебреными золочеными гладкими, с раковинами, камнями и жемчугом и т. п. Гривны были витыя, сканныя плетеныя серебреныя, сканныя белые, белые витыя, серебреные золочения, обвитая золотом волоченым и прядения и друг. К иконам подвешивались нередко кресты синалойные, серебреные гладкие золоченые, золотые, с мощами, воротные золотые, аспидные обхоженные серебром, украшенные жемчюгом и камнями, с изображением Распятия и т. п. Эти кресты, равно как и золотые (yгopcкиe, корабленые, португальские), часто привешивались на цепочках, зохотых гнутых, серебреных золоченых гнутых и других. Из драгоценных и вообще цветных камней пользовались для украшении икон: бирюзою, тумпазом, изумрудом, хрусталем, камнями «черлеными», алыми, лазоревыми, зелеными, «камышками маленькими», «червцами», яхонтами «черлеными,» яхонтами лазоревыми и особенно жемчугом.

³⁴²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 4 и об., л. 6 об, 7 и об., 8 об., 13 об. и 53.

³⁴³

Там же, л. 6.

³⁴⁴

Там же, л. 9 об.

³⁴⁵

Там же, л. 22.

³⁴⁶

Там же, л. 62.

³⁴⁷

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 29, 46 об., 55, 91. – Сравн. вкладную книгу Кирилова монастыря, Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 174 и друг.

³⁴⁸

Во время пребывания преподобного Кирилла в Симонове монастыре там пользовались славою как иконописцы: Игнатий в архимандрит Феодор (впоследствии ростовский архиепископ), написавший в числе многих икон и образ св. Сергия Радонежского, а также Деисусы в церкви св. Николая на Болвановке в Москве (Д. А. Ровинский, Истор. русск. школ иконописания, е. с. стр. 30 и 195; ссылка на «Клинц. подл., л. 151»). Из Симонова преп. Кирилл вынес благоговение к иконам и сочувствие к иконному делу. «Глаголют же и о святем Кириле Белозерском, писали Волоколамске иноки в начале XVI века, егда на Симонове живяше, и святыя иконы и книги у себя имеяше, и егда изыде из Симонова, а святыя иконы и книги с собою ношаше» (В. И. Жмакин, Митр. Даниил и его сочинения, М. 1881, стр. 56–57 прихожений). В своем Белозерском монастыре преп. Кирилл дозволял братии иметь по келлиям только иконы и книги: «аще ли кто к кому приити случашеся, ничто же в келии видети разве иконы или книги» (Житие преп. Кирилла, составленное Пахомием Лохофетом, Список моей библ., л. 38 об.).

³⁴⁹

Об этой иконе см. в статье архим. Варлаама, Опис. ист.-археол. древностей и редких вещей, наход. в Кир. бел. монастыре, М. 1859, стр. 9–11.

³⁵⁰

Об этих изображениях будет сказано ниже в главе VI.

³⁵¹

Временник Имп. О. И. и Др. Росс., 1850, кн. VIII, стр. 50, смесь, – Истор. росс, иерархии, ч. IV, стр. 390. – Дальнейших сведений (от XVI и начала XVII века) об этой чудотворной иконе мы не имеем, по этому можно подозревать, что она писана была и не для Кириллобелозерского монастыря.

³⁵²

Рукоп. Соф. библ. № 1152, л. 46 об.: «Михаило Семенович Воронцов, в дом Пречистой и Кирилу чюдотворцу, вкладу дал 10 рублев ворота подписати» (Сравн. И. Сахаров Кормовая книга Кирилло-белоз. монастыря, Записки отдел. русск. и слав, археол., т. I, Спб. 1851, стр. 93 и 83).

³⁵³

В расходных книгах Кириллова монастыря записано, что в декабре 1567 (7076) года игумен Кирилл и старцы велели дати Ивану иконописцу 5 рублев, да двема учеником его по рублю». В феврале 1568 года «провожали Ивана иконника с двема ученикы до Москвы, купили лошадем сена и овса и собе на проес(ть) на 5 алтын на 2 деньги» (Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 5 и 13 об.).

³⁵⁴

Материал, необходимый для писания икон, покупался в казну почти ежегодно, на Москве, в Вологде и особенно Ярославле, где к началу ХѴІІ-го века иконописание получило уже заметное развитие. Из красок образных наибольшее употребление имели киноварь, празелень, сурик, синила, вохра грецкая, вохра личная, лазурь, белила и т. п. Так в расходных книгах 1606 года записана покупка «синиле образных полфунта» ценою в 10 алтын (Рукоп. Кир. мон. № 22–622, л. 39). В расходных книгах 1608 года (за февраль) записано: «На Москве купил в казну портной мастер Посник Анисимов красок образных пол пуда: сурику 4 гривеням, дано 28 алтын, празелени 4 фунта, дал 10 алтын, камеди пол фунта 4 алтына, киноварю не тертово 10 фунтов, дано 4 рубля 2 гривны, 12 фунтов бели, дано 30 алтын, ящик дан 4 деньги, лазори 3 фунта дано 25 алтын» (Рукоп. Кир. мон. №24–624, л. 63 об.–64). Доски иконная покупались готовыми. В октябре 1608 года было куплено 209 досок образных, дано 2 рубля 16 алтын 3 деньги (Рукоп. Кир. мон. № 29–629, л. 66). В 1610–1611 году было куплено в казну 107 досок иконных, за рубль 8 алтын 2 деньги (Рукоп. Кир. мон. № 36–636, л. 98) и т. п. – К образам обыкновенно прикреплялись железные кольца (Рукоп. Кир. мон. № 29–629, л. 53 об.). См. также о материалах для иконописания в Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 37, № 8–608, л. 123, № 22–622, л. 60 об.–61, 78, 92 об., № 29–629, л. 31 и об. и т. п.

³⁵⁵

Рукоп. Кир. мон. № 8–608, л. 107 об.

³⁵⁶

Рукоп. Кир. мон. № 22–622, л. 124 об.

³⁵⁷

Рукоп. Кир. мон. № 73–673, л. 20.

³⁵⁸

Рукоп. Кир. мон. № 73–673, л. 67 об.

³⁵⁹

«Да писать образ Пречистые Богородицы с чюдотворного образа перевод и иконнику белозерцу Никите дано от писма 20 алтын» (Рукоп. Кир. мон. № 98–693, л. 11 об.–12; см. ниже приложения).

³⁶⁰

Описание этой иконы, замечательной по замыслу см. в статье архим. Варлаама, Опис. истор.-археол...., стр. 18–19. Имя иконописца, обозначенное тайнописью, можно прочесть, слагая смежные числа-буквы: углим (?), ррр (= т) нн (= р) дд (= н) ед (= ф) мн (= о) ккг (= и). В монастырских расходных книгах выдача денег за работу Трифона не записана, но братья в знак признательности оценила его труды в монастыре 10 рублями и внесла его имя синодик. «Трифов» (бывший игуменом Улейминского монастыря «Николы чюдотворца, что в Углицком уезде») «жил 115 (160⁶/₇) году в монастыри и писал образы и старый во всех церквах починивал и за то рукоделье игумен и старцы за вклад в книги написали 10 рублев и в сенаники написали» (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317 л. 169 об.)

³⁶¹

Вот перечень (заезжих) иконников начала ХѴII-го века, работавших в Кирилловом монастыре или по его заказу:

Иконник Матюша Железин в сентябре 1603 года написал 10 образов – «5 образов Пречистые Богородицы да 5 образов чюдотворца Кирила Дано от писма 11 алтын 4 деньги» (Рукоп. Кир. мон. № 8–608, л. 93 об).

Иконный мастер Иов Марашин в феврале 1604 года писал «13 образов Пречистые Богородицы да 12 образов чюдотворца Кирила на двойном золоте. Дано от писма и за золото и за краски 2 рубля 8 алтын 2 деньги» (Рукоп. Кир. мон. № 8–608, л. 120 и об.).

Белозерский иконник Семейка Марашенок писал в казну в мае 1604 года «13 образов Пречистые Богородицы да 12 образов чюдотворца Кирила обои на двойном золоте. Дано от писма и за золото 2 рубли 18 алтын 2 деньги» (Рукоп. Кир. мои. № 8–608, л. 65 об.).

Вологодский Софийский священник Онисим Самсонов написал в 1604 году (к маю) 40 образов преп. Кирилла и пресв. Богородицы. За работу и материал он получил 4 рубля 2 гривны (Рукоп. Кир. мон. № 8–608 л. 64 06.–65 об.).

Семейка Черный из деревни Лобанова писал в сентябре 1606 года «10 образов Пречистые Богородицы» на красках (за письмо дано 2 гривны) и в январе 1607 года 2 «образа Пречистые Богородицы да 4 образа чюдотворца Кирила на красках». За «письмо ему дано два алтына 4 деньги» (Рукоп. Кир. мон. № 22–622, л. 68 и 118).

«Старец Митрофан иконник» к январю 1607 года написал «в казну 30 образов Пречистые Богородицы на золоте, на полех Кирил чюдотворец; дано от писма 30 алтын; да он же писал 25 образов чюдотворцов Кирила на золоте ж; дано от пнсма 12 алътын 3 деньги» (Рукоп. Кир. мон. № 22–622, л. 115).

Иконописец Богдан Дмитриев сын Москвитин в марте 1608 года писал в казну «50 образов пядниц Пречистыя Богородицы на красном золоте. Дано от писма 3 рубля» (Рукоп. Кир. мон. № 29–629, л. 22). В феврале 1609 года он же написал «5 образов Пречистыя Богородицы на красном золоте, больше пядницы, дано от писма 15 алтын» (там же, л. 89 об.)

Иконописцы Владимир и Евстафий, ярославцы, с сентября 1606 года по август 1611 написали 535 «образов Пречистые Богородицы и преподобного Кирилла чюдотворца» (Рукоп. Кир. мон. № 29–629, л. 62, л. 93; № 36–636, л. 44 и об., л. 91 об.–92, л. 100 и об.).

С сентября 1611 года в сообществе с Евстафием стал работать ученик его Иван, и по июнь 1612 года оба они написали в казну 72 образа преп. Кирилла, Флора и Лавра и Пресв. Богородицы (Рукоп. Кир. мон. № 38–638, л. 27, л. 31 об., 1. 35 об.–36, л. 61 об., л. 85 об.).

Одновременно в Кириллове работали и другие иконные мастера. В январе 1609 года на Угличе был нанят иконописец Влас, написавший в казну 30 образов на красном и двойном золоте, всего – на 6 рублей 16 алтын 4 деньги (Рукой. Кир. мон. № 29–629, л. 85).

В августе 1610 и июле 1611 года тою же работою в Кириллове занимался белозерец посадский человек Никита Ермолов, написавший на красном и двойном золоте 54 образа пядницы (больших и средних) Пречистой Богородицы (Рукоп. Кир. мон. № 33–633, л. 25) и три образа Пречистой Богородицы – «под оклад на красках, большие пядницы» (Рукоп. Кир. мон. № 36–636, л. 103).

К августу 1611 года Григорий Ростовец закончил «письмо» 60 образов (Рукоп. Кир. мон. № 36–636, л. 113 об.–114), а к декабрю – еще 10-ти (Рукоп. Кир. мон. № 38–638, л. 44). В марте следующего (1612) года тот же иконник вместе с Иваном Ярославцем вновь доставить в казну монастырскую 30 образов (Рукоп. Кир. мон. № 38–638, л. 67 об.).

В сентябре 1613 года Григорий Ярославец сдал в казну написанные им 20 икон (Рукоп. Кир. мон. № 39–639, л. 22 об.), и в Ярославле иконописцем Владимиром в 161³/₄ году было изготовлено 50 образов (Рукоп. Кир. мон. № 54–654, л. 71 об.).

В 1614 и 1616 годах в Кириллове продолжал работать «монастырский» (sіс) иконник Иван, написавший в марту 1614 года 60 образов преп. Кирилла и Пресв. Богородицы (Рукоп. Кир. мои. № 39–639, л. 57), – к июню – 10 образов Пресв. Богородицы (там же, л. 76 об.) и в апреле1615 года – 37 образов (Рукоп. Кир. мон. № 54–664, л. 22 об.–26 об.).

Одновременно с ним работали: Кирилл Сидоров сын попов (в феврале 1614 года), Григорий Ярославец (окончивший к июню 1614 года – 43 образа, Рукоп. Кир. мон. № 39–639, л. 50, л. 76 об.) и Никита Ермолов, белозерец, писавший в августе 1614 года «у чюдотворцева образа два затвора да образ преподобного Михаила Малелеила середняя пядница» (Рукоп. Кир. мон. № 39–639, л. 85 и об.), а в следующем (1615-мъ году) в августе – образ «Преломление хлеба, святого апостола Петра да три образы Пречистые Богородицы» (Рукоп. Кир. мон. № 54–654, л. 68 об.). Кроме того, к марту 1615 года в монастырскую казну поступило 5 икон, написанных вологодским иконником Иустином (Рукоп. Кир. мон. № 64–664, л. 18 об.), а в апреле я июне того же года монастырский (sic) иконник Григорий написах 24 большие пядницы «образа Пречистые Богородицы» и 13 образов Кирила чудотворца (Рукоп. Кир. мон. № 54–664, л. 25 и 44 об.).

В 1616 году, кроме Кирилла Сидорова, о котором будет сказано ниже, для потребностей казны изготовлял образа тот же «монастырский» иконник Григорий, получивший в январе «29 алтын з денгою» за 10 образов пядниц (Рукоп. Кир. мон. № 69–659, л. 50) и в марте – 1 рубль 6 алтын 4 деньги – за 20 образов (Рукоп. Кир. мон. № 69–669, л. 56).

В 1618 году в сентябре старец Нафанаил «писал в церкви святого Владимера двери царьские и сен и столицы; за писмо дано ему 10 алтын» и он же в казну написал «2 образа Пречистые Богородицы да 6 образов чюдотворца Кирила; цки, золото и краски – казенное; за писмо дано 8 алтын» (Рукоп. Кир. мон. № 73–673, л. 22).

В августе 1619 года иконописец «Иван Москвитин починивал образы в дву церквах: в церкви архангела Гаврила да в церкви святого Владимера местные образы и деисусы и празники и пророки и пядницы да вново писал образ Кирила чюдотворца да образ Михаила Малеина, золото и краски – казенные; за писмо дано ему рубль 16 алтын 4 деньги» (Рукоп. Кир. мон. № 78–673, л. 67 об.).

В том же августе 1619 года было выдано 7 рублей иконописцу священнику Владимиру, написавшему в Ярославле 35 образов Пречистой Богородицы на золоте (Рукоп. Кир. мон. № 70–670, л. 70 об.–71). Ни один из перечисленных иконописцев не упоминается в исследовании Д. А. Ровинского, История русских школ иконописания до конца XVII века (Зап. Ими. археол. общ., т. ѴІІ, Спб. 1856, стр. 1–196).

³⁶²

Рукоп. Кир. мон. № 638–38, л. 67 об.

³⁶³

Д. А. Ровинский (о. с., стр. 16) иконы ярославских церквей причисляет к новгородскому письму.

³⁶⁴

Иконник Кирилл Сидоров сын попов в первый раз (?) упоминается в февральской расходной книге 1614 года, когда он «писал в казну 6 образов Кирила чюдотворца на своих цках и на красках». За это ему дано было 6 алтын 4 деньги (Рукон. Кир. мон. № 39–639, л. 60.)

В феврале 1616 года он же получил рубль 3 алтына 3 деньги за 10 образов Пречистой Богородицы (Рукоп. Кир. мон. № 69–669, д. 63). К марту того же года он написал еще «10 образов Пречистые Богородицы середине пядницы на золоте, от писма дано ему 24 алтына 5 денег» (Рукоп. Кир. мон. № 69–659, д. 56 и об.). В том же году в августе он сдал в «казну» написанные им «11 образов Пречистые Богородицы на золоте», «да он же починивал 15 образов Пречистые Богородицы». «От писма и от починки дано ему рубль 11 алтын 3 деньги» (Рукоп. Кир. мон. № 59–659, л. 85).

В 1617 году Кирилл Сидоров работал еще усерднее. В «расходных книгах» этого года записано, что к сентябрю 1617 года он написал в казну «10 образов Пречистые Богородицы на золоте, от писма дано ему 27 алтын 3 деньги. Ему же от дватцати досок образных менших пядниц от дела дано 6 алтын» (Рукоп. Кир. мон. № 70–670, д. 24 об.). К октябрю тогоже года он написал в казну «10 образов чюдотворца Кирила на золоте, меншие пядницы, от писма дано 19 алтын з денгою. Ему же от десяти досок образных меншие руки, от дела дано 3 алтына» (Рукоп. Кир. мон. № 70–670, д. 26). К декабрю того же года Кирилл Сидоров успел написать на «казенных» досках и золоте еще 20 образов чудотворца Кирилла, за что получил рубль 20 алтын 5 денег (Рукоп. Кир. мон. № 70–670, л. 31).

В феврале 1618 года «иконописец Кирило Сидоров писал в казну 30 образов чюдотворца Кирила на золоте; от писма дано рубль 11 алтын» Рукоп. Кир. мон. № 70–670, л. 45). В мае того же года он написал (на казенных досках и золоте) в казну 11 образов Преч. Богородицы, на 1 рубль 10 денег (Рукоп. Кир. мон. № 70–670, л. 66). К августу от него же в казну опять поступило 10 образов Пречистой Богородицы на казенном золоте и досках. За письмо дано 27 алтын 3 деньги (Рукоп. Кир. мон. 70–670, л. 71 об.) «да от 15 досок образных меньшие руки от дела дано 4 алтына 2 денги“ (там же, л. 71 об.). В декабре 1618 года Сидоров окончил еще образ Пречистой Богородицы – большую пядницу – и 10 образов чудотворца Кирилла – «меньшие пядницы» (Рукоп. Кир. библ. № 73–673, л. 28). В мае 1619 года Кирилл Сидоров получил 2 рубля 28 алтын и 1 деньгу за 16 образов Пречистой Богородицы и за 21 образ Кирилла чудотворца (Рукоп. Кир. мон. № 73–673, л. 62). В августе иконник Кирилл окончил еще 11 образов Пречистой Богородицы; дано ему «от писма 32 алтына 4 деньги» (Рукоп. Кир. мон. № 73–673, л. 61).

В октябре 1620 года «иконописец Кирило Сидоров писал в казну 16 образов Кирила чудотворца, цки и золото казенное. За писмо дано ему рубль 6 алтын“ (Рукоп. Кир. мон. № 85–685, л. 24 об.). В ноябре он же «писал в казну 15 образов Кирила чюдотворца; дцки и золото казенное; за писмо дано рубль 10 денег» (Рукоп. Кир. мон. № 86–685, л. 26 об.).

В январе следующего года Кирилл Сидоров писал в казну 26 образов Пречистой Богородицы «середине пядницы“; «дцки и золото“ были «казенные“. «3а писмо дано 2 рубли 11 алтын 5 денег“ (Рукоп. Кир. мон. № 86–686, л. 36 и об.).

В марте 1621 года «иконописец Кирило Сидоров писал в казну тридцать образов Кирила чюдотворца, золотой дцки казенные, от писма дано ему 2 рубли “ (Рукоп. Кир. мон. № 86–685, л. 45 об.). В июне 1621 года тот же иконописец» писал в казну три образа Пречистое Богородицы на красном золоте, большие пядницы, золото и дцки казенное. От писма дано 13 алтын 2 денги“ (Рукоп. Кир мон. № 85–685, л. 69).

Наконец в июле того же года он же «писал в казну 16 образов Кирила чюдотворца. Дцки и золото – казенное, от письма дано рубль 10 денег“ (Рукоп. Кир. мон. № 85–685, л. 62 об.).

³⁶⁵

См. напр. Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 43 об.: «образ Пречистые Богородицы Одегитрие Смоленские... другая икона резана на кости обложена серебром, обе взяты (т. е. в Успенскую церковь) ис казны, оклад басмян золочен“ (см. также ibidem» л. 70 об.).

Монастырская казна приобретала иконы и чрез покупку, но эти покупные образа назначались не столько для церквей, сколько для раздачи богомольцам. Это были почти исключительно пядницы, изображавшие или Пресв. Богородицу, или св. Кирилла. – В «казенных книгах» такого рода покупки всегда назывались «променами». По объяснению иностранцев в древней Руси считалось неприличным «сказать о приобретенной иконе, что она куплена (по той причине, что нельзя покупать святых)», и потому употреблялось выражение, что икона «выменена на деньги» (Л. П. Рушинский, Религ. быт русск. по свед. иностр. писателей XVI и XVII в., М. 1871, стр. 77, из Чтен. О. И. и Др. Росс., кн. III; Н. М. Костомаров, Очерк домашн. жизни и нравов великор. народа в XVI и XVII стол., Спб. 1860, стр. 204–205). Из сохранившихся расходных книг кирилловских видно, что в конце, XVI века иконы покупались для монастыря в Москве, a в начале XVII века не только в Москве, но и на Вологде и в Ярославле. О количестве покупных икон дают понятие следующие цифры: в 1568 году было куплено 184 образа, в 1561 году – 34, в 1604 году – 31, в 1606 году – 109 в т. п. (Более подробные сведения см. в приложении к главе II: Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 21 об.–22; Рукоп. Кир. мон. № 686, л. 22, 54, 56 об., 57; Рукоп. Кир. мон. № 22–622, л. 7 об.–8, 19 и об., 38 об.–39, 41, 123 об.; Рукоп. Кир. мон. № 24–624, л. 33; Рукоп. Кир. мон. № 36–636, л. 26; Рукоп. Кир. мон. № 39–639, л. 51 об., 68, 86 об.; Рукоп. Кир. мон. № 55–665, л. 11 об., 16; Рукоп. Кир. мон. № 54–664, л. 37 об., 39, 60, 73; Рукоп. Кир. мон. № 59–669, л. 77 в т. п.).

³⁶⁶

«Образ писмо корсуньское, Распятие Господне, обложен серебром, сканью, золочен» (на Успенском иконастасе) упоминается в описи 1601 года (Рукоп. Кир. библ, № 71–1310, л. 6).

³⁶⁷

Кисти Андрея Рублева на иконостасе Успенского собора в 1601–1621 годах принадлежал образ Успения Пресвятыя Богородицы, находившийся в местном ярусе на правой стороне от царских дверей (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 16 об.). Об особенностях и признаках иконописи Рублева см. у Д. А. Ровинского, Истор. русск. школ иконописания до конца ХVII века, в Зап. Импер. Археология. Общ., т. ѴШ, СПБ. 1856 стр. 176–178. (См. также В. И. Жмакин, Митроп. Даниил и его сочинения, М. 1881, стр. 67 приложений; Иванчин–Писарев, Прогулка по древн. Коломенскому уезду, М. 1884, стр. 150 – о Коломенской церкви Зачатия св. Анны; И. Снегирев, Памятника моск, древности, М. 1842–1845, стр. ХХII–XXIII и друг.).

³⁶⁸

Святым Дионисием Глушицким были написаны: образ преподобного Кирилла и образ Успения Пресвятой Богородицы (Рукоп. Кир. библ. №71–1310, л. 6 об. и 8). Подробное описание обеих икон, доныне находящихся в Успенском соборе, см. у архим. Варлаама, о. с., стр. 9–11 и 12–13. О других иконах, писанных св. Дионисием, см·: гр. А. С. Уваров, «Киот 1614 года в Кирилло-Белозерском монастыре» (Древности, труды москов-археологич. общества, т. I, стр. 113–114), И. К. Степановский, Вологодская старина, Вологда, 1890, стр. 247 и друг.

³⁶⁹

В древнейшую пору большая часть образов Успенского собора как иконостасных, так и внеиконостасных, не имела окладов. Устройство их совпадает по преимуществу с двумя срединными четвертями XVI века и, если судить по вкладным книгам Кириллова монастыря, началось с образов иконостаса (см. прим. 373–374). На устройство окладов братия принимала специально назначенные на этот предмет деньги (см. там же и в Рукоп. Кир. библ. № 78–1817, л. 72 об., 74 об., и т. п.).

Серебреные мастера или «серебреники» (См. Рукоп. Кир. мон., № 93–693, л. 7 об., 7120 года, сентября) не принадлежали к числу (штату) постоянных монастырских служебников или ремесленников, но работы по устройству окладов в конце XVI-го и начале XVII века производились ими нередко и в самом монастыре. В 1601 году за монастырем находилась изба с клетью, в которой (по словам описи) работали по временам «серебряные мастеры» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 398–498; о местоположении избы см. ниже). В 1611–1612 годах в Кириллове монастыре были сделаны два оклада на образа, а в 1610 году – ладоница (см. след примеч.) и т. п. Опись 1621 года упоминает про оклад к образу Смоленской Божией Матери, сделанный старцем Иовом Чаркиным и находившийся на левом столбе Успенской церкви («образ Пречистые Богородицы Смоленские, коруна и венцы и цаты сканные, золочены, с финифты иа коруне и на венцах и на цатех двадцать три камени розными цветы, на коруне же девять жемчюжков на спнех, оклад серебрян басмян волочен с трубами, деяние старца Иева Чаръкина», Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 92).

Надпись на серебреном окладе Евангелия 1417 года, сделанная во время поновления этого оклада в 1533–34 году, утверждаете, что первоначально он был устроен «во обители Пречистыя Владычице Богородицы и честного ее Успения в Кирилов монастырь», по повелению вел. кн. Василия Васильевича, при его сыне вел. кн. Иване Васильевиче и при преосвященном Иoне, митрополите Киевском, т. е. около половины XV века (архим. Варлаам, о с., стр. 28, – неправильно относить первоначальное построение оклада к 1422 году и предлагает поправку – читать вместо имени Ионы имя Фотиа. Великий князь Иван Васильевич родился 22 января 1440 года II. С. Р. 1., т. VI, СПБ. 1863, стр. 170 и т. п. Великий князь Василий Васильевич сел на великое княжение только в 1426 году. II. С. Р. Л. т. VI. стр. 142. – Следовательно первоначальное построение оклада совпадает с периодом начиная с 1440 года по 1461 год, когда умер митрополите Иона. – П. М. Строев, Списки иерархов, е. с., стб. 5).

Из рассказа об одном чуде, находящегося при житии святого Мартиниана Белозерского, можно вывести заключение, что в первой половине XVI века в Ферапонтов и Кирилло-Белозерский монастыри приходили иногда псковские «среброкузнецы», которые могли находить себе здесь работу, так как в то время устроились оклады для кирилловского Успенского иконостаса. Один псковитин среброкузнец, именем Стефан (сын Феодора Клещева), получивший во время своих странствий тяжкую болезнь правой руки, даже просил кирилловского игумена Афанасия и старцев принять его в состав монастырской братии. Получив отказ, он «пребысть в странной приемнице вне монастыря, со иными болящими седмици три» (Рукоп. Соф. библ. № 407, л. 1115–120). Но в конце XVI-го века серебреное мастерство во Пскове не имело уже широкого развития, и в 1585–1588 годах во Пскове были только две лавки серебреников (Н. Д. Чечулин, Города московского государства в XVI веке, СПБ. 1889, стр. 141–142). Старец Леонид Ширшов, распоряжавшийся в конце XVI века постройками в монастыре, производство серебряных работ для церкви святого Кирилла поручал московским мастерам. (Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 94 об., 112 об., 113 об., 117 об. и друг.). Двери царские, сень, столбцы, обложенные серебром, оклады на местных образах святого Дионисия Глушникого, Пресвятые Богородицы с ростовскими чудотворцами, святого Кирилла чудотворца в «деянье», святого Димитрия Прилуцкого и иных святых, святого Сергия чудотворца и иных святых, оклады на «деисусе», «праздниках и пророках» – все это было выполнено по его заказу на Москве (см. ниже о церкви святого Кирилла).

О художественной стороне кирилловских окладов и оброзов надеемся сказать в другом месте.

³⁷⁰

Развитие этого производства становится особенно заметным в годы игуменства Матфея (1606–1615). О монастырском иконописании в его время было сказано выше. Прекрасными образцами чеканного дела того времени служат: оклад из серебра к чудотворному образу Одигитрии, выполненный в конце 1611 года (серебреником Нехорошим), оклад (1613 года) образа преп. Кирилла, писанного св. Дионисием Глушицким, и ладоница, вычеканенная в 1610 году и имеющая форму пятиглавой церкви (О построении окладов см. в приложенных ниже книгах: «приход и расход, что пошло на оклад Пречистой Богородице и чудотворцу Кирилу» – Рукоп. Кир. мон. № 93–693. Описание тех же окладов см. в Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 3 и след., л. 9 и след., т. е. в описи 1621 года, и у архим. Варлаама, о. с., стр. 6–9 и 9–11. – Изображение ладоницы см. на приложенном рисунке Х-м, а также во II томе альбома рисунков к путешествию по Poccии К. М. Бороздина, см. там рисунок VII. – Описание ладоницы, см. у архим. Варлаама, о. с., стр. 38). – При игумене же Матфее было переделано кадило, пожертвованное князем Палецким в 1544 году (Архим. Варлаам, о. с., стр. 37), и сделано другое? кадило для церкви св. Кирилла, весом в два фунта и семь золотников (Рукоп. Кир. мон. № 93–693, л. 13), а в июне 1608 года серебреник Нехорошей окладывал серебром и золотил три образа пядницы да складни игуменские «путные» (т. е. дорожные) «да чашу панахидную делал» (Рукоп. Кир. мон. № 29–629, л. 45). Еще в (июле 1614 года казначей покупал буру «к золотому делу» (Рукоп. Кир. мон. № 39–639, л. 81 об.). – Не мало также предметов церковных было привезено игуменом Матфеем в Кириллов из Москвы (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 271 и т. л).

Из числа памятников резного искусства, выполненных при игумене Матфее, сохранился киот к образу св. Кирилла, сделанный в 161³/₄ году. Описание этого киота (с рисунком его) см. в статье гр. А. С. Уварова, «Киот 1614 года, в Кирилле-белозерском монастыре» (Древности, Труды моск. арх. общ., т. I, М. 1865, стр. 111–114) и в статье архим. Варлаама, о. с., стр. 11. – Акварельный рисунок киота см. в альбоме Мартынова, л. 13 (Имп. Об. Люб. Др. Письм.). – Створы киота были росписаны в августе 1614 Никитою Ермоловым (Рукоп. Кир. мон. № 39–639. л. 85 и об.). – В начале XVII века (до 1621 года) был устроен резной голубь для хранения даров в алтаре Успенского собора (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 112 об.).

³⁷¹

Сравн. Н. В. Покровский, Стениныя росписи в древних храмах греческих и русских, М. 1890, стр. 77–79. – См. также 59-ю главу кирилловских церковных обиходвиков первой редакции (в приложении к главе V); Р. И. Б. т. VI, Спб., 1880, стб. 99 и 105; В. М. Чет., изд. Археогр. Комм., сент. 9, стб. 504–513 (Духовная грамота преп. Иосифа) и т. п.

³⁷²

К. Ф. Калайдович, Памятники росс, словесности XII века, М. 1821, стр. 137–138.

³⁷³

Праотеческий ярус на иконостасе Успенского собора был устроен, около 1630 (138) года, на средства Василия Ивановича Стрешнева, который по словам «вкладной книги» «написал (т. е. приказал написать) в соборную церковь в Oycпениe Пречистые Богородицы праотцы 25 образов, за 50 рублей» (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 188).

³⁷⁴

Отдельные образа местного, деисусного и праздничного ярусов значительно ранее 1601 года упоминаются не раз во «вкладных книгах», в которых записаны пожертвования, начиная со 2-й четверти XVI века. Так еще в первой половине этого столетия Феодор Семенович Воронцов (казненный 21 июля 1546 года, см. Новгор. Летопись, в Рукоп. библ. прот. Никольского), «обложил 3 иконы местные: Троицу Живоначальную, да Пречистую Одигитpиe, да Кирила чюдотворца» (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 74), т. е. те самые иконы, которые оставались в местном ярусе и в 1601 году (см. об этом ниже). Не позже 1563 года Мисаил Короваев обложить 2 иконы «местные: Хвалите Господа с небес да О тебе радуется» (Рукоп. Соф. библ № 1152, л. 95; о времени написании рукописи см. в приложении к главе II). Обе эти иконы в 1601 году находились на левой стороне местного яруса (см. об этом ниже). Оклады к «деисусу» выполнялись также в половине XVI века на пожертвования Константина Мясоеда Семенова сына Вислого (в игуменство Афанасия, т. е. в 1539–1551 годах), бывшего митрополита Иоасафа московского (проживавшего в Кириллове монастыре в 1542–155⁰/₃ годах), старца Ионы Ручкина (в игуменство Симеона, т. е., в 1551–1555 годах), Василья Михаиловича и Ивана Михаиловича Воронцовых (Рукоп. Кирил. библ. № 78–1317, л. 56, 91 об., 107 об., 73 об., 75). Последний обложил кроме того «в праздникох икону: Господь вечеряет со апостолы», а на оклад 12 праздников было пожертвовано еще при игумене Aфaнacие (1539–1551) 43¹/₂ рубля Матфеем и Феодором Васильевичами Охлопковыми (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 73 и л. 89 об.–90). – Таким образом, не может подлежать никакому сомнению, что местный, деисусный и праздничный ярусы существовали на кирилловском иконостасе еще в первой половине XVI века. Что же касается до пророческого яруса, то ранних указаний на него мы не встретили во вкладных книгах, быть может, потому, что брат при украшении иконостаса окладами наблюдала, очевидно, последовательность, восходя от низа к верху, – Возможно, что в половине XVI века над местными образами находились уже и пядницы.

³⁷⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 34 об.–35; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 44.

³⁷⁶

Эти царские двери в царствования Михаила Феодоровича были заменены другими, который находятся в Успенском соборе до настоящего времени (вид их см. на фотографии И. Ф. Баршевского № 1304).

³⁷⁷

Вероятно, северные двери иногда и носили наименование райских: «В лето 6927 (1419)... апреля 9, в неделю, по вечерни бысть бури вeлиa ветрянная и туча, и дождь умножен...и млении и блистаниа и гром страшен бысть и в церкви у Святей Богородици у городских ворот ...двери райския ополели“ (П. С. Р. Л., III, 108).

³⁷⁸

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 106.

³⁷⁹

Об изображениях на ризничьих дверях обе монастырских описи как 1601-го, так и 1621-го года) совсем не упоминают.

³⁸⁰

О местных иконах московского Успенского собора см. в статье С. А. Усова, К истории московского Успенского собора (Древности, Труды моск, археол. общ., т. X, М. 1885, стр. 84) и т. п.

³⁸¹

Подробное описание этого образа см. в статье архим. Варлаама, Описан, историко-археол. древн. и редких вещей, наход. в Кирилло-белоз. монастыре, М. 1859, стр. 6–9. (Из Чтен. О. И. и Др. Росс. 1869, кн. ІІІ)., В 1611 году при игумене Матфее для образа были сооружены новый оклад и киот (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 3–7, 8 об.–9; см. также приложения и выше прим. 370). Старый оклад (т. е., оклад, устроенный на средства новгородского архиепископа Пимена, – Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 59) был перенесен на копию с этого образа (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 9), снятую в 1611 году иконником Никитою белозерцем (Рукоп. Кир. мон. № 93–693, л. 11 об,–12; см. также приложения). – О подновлении иконы в 1633 году иконным мастером Жуковым см. в Чт. О. и Др. Росс. 1884, I, Смесь, стр. 20–21, – В северно-русских иконостасах икона Одигитрии весьма часто входила в состава местного яруса, но ставилась по левую (северную) сторону царских врат и называлась, «межевратной“. Только в конце XVII века преосв. Афанасий (архангельский) стал требовать, чтобы подле царских врат по правую сторону в начале поставлялся «образ Всемилостивого Спаса“ и уже подле Спасителева образа храмовой образ (Сибирцев, Истор. сведения из церк. религ. быта г. Архангельска в ХѴII в первой полов. XVIII в., стр. 54).

³⁸²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 2 об.–8. Описание этого образа см. в указанной статье архим. Варлаама (стр. 9–11). Литографическое воспроизведение лика преп. Кирилла см. в сочинении С. Шевырева, Поездка в Кирил.-белоз. монастырь, М. 1650, ч. I. – Акварельная копия с подлинной иконы находится в альбоме Мартынова (Имп. Общ. Люб. Древн. Письм.). – См. приложенный выше рисунок I. – В 161³/₄ (122) году этот образ был «обложен“ вновь, а старый оклад был перенесен на святую при этом копию. (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 13).

В Успенском соборе эта икона Дионисиева письма» находилась, очевидно, уже в первой половине XVI века. В 154⁷/₈ (7056) году царь Иван Васильевич и царица Анастасия «присылали по образе по чудотворцеве“ (т. е. брали его в Москву) и приложили к образу пелену с жемчугом (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 7 и об.) В 1565 (7073) году княгиня Старицкая инока Евдокия, во время своего посещения Кириллова монастыря, приложила к тому же образу гривну золотую, да цату серебреную с камением, саженую жемчугом (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 29 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 87–1325, л. 35). – Отсюда можно заключать, что в обоих случаях икона не сохранялись в монастырской казне, во была доступна для народного чествования и наряду с другими святынями монастыря находилось, как и позже, в Успенском соборе.

³⁸³

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 9.

³⁸⁴

Описание этой иконы см. в статье архим. Варлаама, Опис. ист. apxeoл. стр. 12–13.

³⁸⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 8–11; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 13–16 об.

³⁸⁶

Описание иконы см. в статье архим. Варлаама, о. с., стр. 11–12.

³⁸⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 11–13; Рукоп. Кнр. библ. № 73–1312, л. 16 об.–19. (Арх. Варлаама, о. с., стр. 16).

³⁸⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 13–16.

³⁸⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 16–17 об.

³⁹⁰

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 20 об. Икона (эта ли?) московского письма «Отечество» со святыми, тезоименитыми семейству Годуновых!, хранится в новгородском музее древностей, куда поступило из Кирилло-белозерского монастыря много древних предметов (Краткое описание новг. музея, сост. Ласковским и Лашковым, Новгород!, 1893, стр. 22).

³⁹¹

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 21 об.

³⁹²

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 22 и об.

³⁹³

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 23.

³⁹⁴

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 23 об. эти оба местных образа были взяты в Успенский собор «из казны» монастырской. – Образ святого Николая Великорецкого (тот ли?), обложенный серебром, был пожертвовав Вассианом, игуменом Покровского Углицкого монастыря (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 103), около 60-х годов XVI века (Вассиан был игуменом Покровского монастыря в 1567 году; см. П. М. Строев, Списки иерархов и настоят. монастырей росс, церкви, Спб. 1877, стб. 348).

³⁹⁵

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 24–29 об.

³⁹⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1312, л. 22–26; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 30. – Арх. Варлаам, о. с., стр. 13–14 и 89. – Этот образ был поставлен княгинею Евфросиниею (во иночестве Евдокиею) в 1566 году 5 мая, во время посещения Кириллова монастыря, находившаяся вблизи (в нескольких верстах) от места ее пострижении – Горицкого Девичьего монастыря. – Во «вкладной книге Кириллова монастыря» этот образ назван «Умилением» (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 29 об.; сравн. л. 30 об.), а не Одигитриею, как в описях 1601 и 1621 годов, где, по справедивому замечанию архим. Варлаама (о. с., стр. 89), название в Одигитрии“ придано неправильно.

³⁹⁷

Рукоп. Кир. библ. № 74–1312, л. 26 об.–27; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 34 об. – «Образ Троица Живоначальная“, равно как находившийся с ним рядом «образ Одигитрии“ и образ «Кирила чюдотворца месной“ находились в местном ярусе Успенского собора еще в первую половину XVI века. По словам монастырской вкладной книги оклады на упомянутые три «иконы местные» были сооружены на средства Феодора Семеновича Воронцова (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 74), который был казнен 21 июля 1546 года (Новгор. летоп., Рукоп. библ. прот. Никольского). – Описание образа св. Троицы, см. у архим. Варлаама, о. с., стр. 16.

³⁹⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 27 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 36.

³⁹⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 27 об.–28 об. – В 1621 году здесь находился уже другой образ Одигитрии («писан ново», Рукоп. Кир. библ., № 73–1312, л. 36 и об.). Сравн. примечание 1.

⁴⁰⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 28 об.–29. – Архим. Варлаам, о. с., стр. 16. – Одна из икон с таким же наименованием «Похвала Пречистыя» была прислана в свою кирилловскую келлию царем Иваном Васильевичем в 1568 году (см. выше).

⁴⁰¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 29 об. Сравн. выше примечание 1.

⁴⁰²

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 37 об.

⁴⁰³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 30–31; сравн. Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 38 об.–39.

⁴⁰⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 31 и об.–32.

⁴⁰⁵

Местные иконы: «Хвалите Господа с небес» и «О тебе радуется» находились на иконостасе Успенского собора уже в 60-х годах XVI века, так как оклады к ним, сделанные на средства Мисаила Короваева, упоминаются уже в списке «вкладной книги», относящемся к 1560–1563 годам (Рукоп. Соф. библ. № 1152, л. 95·– См. приложение к главе II. – См. также Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 104 об.).

⁴⁰⁶

Опись 1621 года не называет этот образ местным (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 43).

⁴⁰⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 32–34 об.

⁴⁰⁸

Образ этот был украшен серебреным окладом, оцененным во «вкладной книге» Кириллова монастыря в 60 рублей. «Василей Олексеевич Третьяков по отце своем Олексее Фомиче во иноцех Александре за вклад поставил в церкви образ местной Кирила чюдотворца в деянием, обложен серебром, оклад золочен, поля обложены басмами, a средина оклад чеканной, a образ стал писмом пятдесят рублев, а оклад з золотыми и с камением шестьдесят рублев» (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 93 0б.–94).

⁴⁰⁹

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 39–43 об.

⁴¹⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 35; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 44. – В монастырских описях 1601 и 1621 года не сделано перечня отдельных образов деисусного яруса. Но по случаю пожертвований на оклады вкладная книга Кириллова монастыря случайно упоминает о четырех иконах, находившихся в этом ярусе в XVI веке, именно: св. Архангела Михаила, св. мученика Димитрия, св. Петра и св. Павла (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 91 об., 73 об., 75; Рукоп. Соф. библ. № 1152, л. 63 об.–64; см. выше прим. 373–374).

⁴¹¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 36 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 45. – В половине XVI века при игумене Афанасие были устроены оклады только «на 12 праздников». Между иконами этого яруса в XVI же веке находился образ: «Господь вечеряет со апостолы» (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 74 об., 89 об,–90; см. выше примечание 374).

⁴¹²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 37.

⁴¹³

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 45. Указанную замену следует отнести к числу редких в истории пророческого яруса, где, обыкновенно, по среднне похищался образ Богоматери. Н. Сперовский, в статье: «Старинные русские иконостасы», Спб., 1893, стр. 81 и след., не знает исключений из последнего обычая. Образ св. Давида обыкновенно находился на левой для зрителя стороне от образа Богоматери (см. там же, стр. 84). – Вероятно, выделение иконы Богоматери из состава пророческого яруса на кирилловском иконостасе находилось в связи с образованием пядничного яруса, в котором из 48 икон в 1621 году было до 31 изображения Пресв. Богородицы (см. прим. 419) и кроме того несколько икон, имевших менее непосредственное отношение к Богоматери.

⁴¹⁴

Эти образа были следующие: 1) «Ивана Богослова», 2) «Пречистые Богородицы, Умиление», 3) «Пречистые Богородицы», 4) «складни: Собор архистратига Михаила и Гаврила да лики святых отец», 5) «Собор святых апостол», 6) «Пречистые Богородицы Одегитрея», 7) «Пречистые Богородицы Умиление», 8) «Пречистые Богородицы», 9) «Спасов», 10) «Пречистые Богородицы Одегитрея», 11) «Петра Афонского да Анофрея великого на одной пяднице, вверху во облаце образ Спасов», 12) «Пречистые Богородицы Умиление», 13) «Спасов», 14) «Пречистые Богородицы Умиление», 15) «Алексея митрополита, поясной», 16) «Пречистые Богородицы Умиление», 17) «Спасов Еммануил», 18) «Пречистые Богородицы Умиление», 19) «Спасов, нерукотворенный», 20) «Пречистые Богородицы Умиление», 21) «Спасов да Пречистые Богородицы да Иванна Предтечи на одной цке», 22) «Распятие Господа нашего Исуса Христа», 23) «Спасов нерукотворенный с херувими», 24) «Спасов Вседержителя, вверху Спасов ж образ со архангелы, по полям 7 святых», 25) «Пречистые Богородицы Умиленно, во облаце Троица святая», 26) «Спасов Вседержитель, да образ Пречистые Богородицы, да образ Иванна Предтечи», 27) «Пречистые Богородицы Воплощение, на той же цке Никита, епископ новгороцкий», 28) «Святое Богоявление Господа нашего Иисуса Христа», 29) «Софеи Премудрости Божии», 30) «Спасов Вседержителя», 31) «Пречистые Богородицы со апостолы – Сергиево видение», 32) «Пречистые Богородицы Одегитрие», 33) «Спасов Вседержителя», 34) «Пречистые Богородица Умиление, во облаце Живоначалная Троица», 35) «Чюдотворца Петра митронолита», 36) «Макарей Колязинский», 37) «Стефан, архиепископ Великопермеский», 38) «Пречистые Богородицы Одегитрия, на поле Кирил чюдотворец», 39) «киот, а в нем: образ Спасов да Пречистые Богородицы да Иванна Предтечи стоящие... да образ Пречистые Богородицы Умиление... да образ Кирил чюдотворец», 40) «Егоргия Христова мученика» 41) «Пречистые Богородицы Воплощение на престоле со святыни, над главою во облаце Троица святая», 42) «Пречистые Богородицы со Младенцем, на поле Никола чюдотворец», 43) «Иванна Предтечи», 44) «Успение Пречистие Богородицы», 45) «Кирил чюдотворец», 46) «Пречистые Богородицы, О тебе радуетца», 47) «складни болшие, образ Покров Пречистые Богородицы, на затворех писаны святые», 48) «Рожество Христово», 49) «Чюдо архистратига Михаила», 50) «Пречистые Богородицы Умиление», 51) «Антония Римеского, во облаце Пречистая Богородица», 52–53) «2 образа Пречистые Богородицы Умиление», 54) «образ Николы чюдотворца» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 37 об.–47 об.).

⁴¹⁵

«Образ Преображение Господа нашего Исуса Христа..., образ Пречистые Богородицы Умиление .... образ Леонтей Христов мученик» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 47 об–48).

⁴¹⁶

Образ Господь «Саваоф“ был пожертвован старцем Иоасафом, Луженым в 1609–10 (118) году (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 138).

⁴¹⁷

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 45 об.–46.

⁴¹⁸

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 47, 51, 51 об., 56.

⁴¹⁹

В 1621 году направо от царских дверей в пядничном ярусе находились иконы: 1) «образ Пречистые Богородицы Одегитрие», 2) «образ Спасов, Вседержитель·, 3) «образ Пречистые Богородицы с Превечным Младенцом, Одегитрие,» 4) «образ Пречистые Богородицы Воплощение Сына Божия, на престоле, над главою святая Троица, а по сторонам шесть святых», б) «образ Пречистые Богородицы Одегитрие», 6) «образ Спасов, Вседержитель», 7) «образ Спасов, нерукотворенный», 8) «образ Пречистые Богородицы, Умиление», 9) «образ Пречистые Богородицы, Воплощение Сына Божия, на престоле», 10) «образ Спасов, Вседержитель, поясной, и в верху Спасов же образ со архангелы, по полям семь святых», 11) «образ Пречистые Богородицы, Умиление», 12) «образ Спасов, Вседержитель», 13) «образ Пречистые Богородицы», 14) «образ Спасов, да Пречистые Богородицы да Иванна Предотсчи на одной цке», 15) «образ Алексея митрополита, поясной», 16) «образ Анофрея великого да Петра Афонского, на одной цке, вверху образ Спасов», 17) «образ Пречистые Богородицы, Умиление», 18) «образ Николы чюдотворца, поясной», 19) «образ Пречистые Богородицы, Умиление, над головою святая Троица, на полях два преподобных Антоней великий да Кирил чюдотворец», 20) «образ Покров Пресвятей Богородицы», 21) «образ Пречистые Богородицы, Умиление» и 22) «образ Иванна Богослова» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 47–51). Налево от царских дверей, в том же ярусе помещались «пядницы»: 1) «образ Спасов, да Пречистые Богородицы, да Ивана Предтечи на одной цке, стоячие», 2) «образ Антония Римленина, во облаце Пречистая Богородица,в руках црьковь», 3) «образ Пречистые Богородицы, Умиление», 4) «образ Спасов нерукотворенный», 6) «образ Пречистые Богородицы со апостолы, Серьгиево виденья, вверху святая Троица», 6) «образ Пречистые Богородицы, Умиление», 7) «образ Алексавдр свирский, надъ главою святая Троица», 8) «образ Пречистые Богородицы Одигитрия», 9) «образ Василей Кисаревский да Василей блаженный, на одной цке», вверху Пречистые Богородицы, Воплощение Сына Божия, а по полям четыре святых», 10) «образ Пречистые Богородицы со Младенцем, стоящей во облаце святая Троица, по полям архангел Михаил да Гавриил, святители, преподобный и мученицы... у ножек Пречистые Богородицы Серьгий чюдотворец», 11) «образ Пречистые Богородицы, Умиление», 12) «образ Кирил чюдотворец», 13)–14)–15) три образа «Пречистые Богородицы Умиление», 16) «образ Пречистые Богородицы Одегитрие», 17) образ «Пречистые Богородицы, Умиление», 18) «образ Пречистые Богородицы, Одегитрие,... данье Феодора Ивановича Шереметева», 19) образ «Егорьгия Христова мученика», 20) «образ Иванва Предтечи да архангел Гаврил, на одной цке», 21) «образ Софея Премудрость Божия», 22) «образ Пречистые Богородицы да архангел Михаил, на одной цке», 23) «образ Пречистые Богородицы, Воплощение Сына Божия, на престоле, на той же цке Никита, епискуп Ноугородцкий», 24) «образ Пречистые Богородицы О Тебе радуется», 25) «образ Пречистые Богородицы Одегитрие»; общий итог «пядниц», находившихся налево от царских дверей, показан 25 (Рукой. Кир. библ. № 73–1312, л. 51 об.–56. Сравн. выше прим. 414). – Такое распределение икон пядничного яруса в более позднее время подверглось новым изменениям (сравн., напр., состав этого яруса в 1718 году по статье Н. Сперовского, Старинные русские иконостасы, СІІБ., 1893 г., стр. 62–63, из Христ. Чтения за 1891–1893 г.).

⁴²⁰

Хотя окончательное выделение пядничного яруса на Успенском иконостасе произошло, повидимому, только в начале ХѴІІ-го века, возможно предполагать присутствие пядниц над местными иконами уже в половине XVI века. Вкладная книга Кириллова монастыря не раз упоминает об окладах к пядницам, сооруженных на средства разных лиц. Так, по ее словам: «Иван Семенович Воронцов обложил две иконы пядницы. Спасов образ да Пречистые образ... да Иван же обложил Распятие Христово, пядница» (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 74 об. и т. п.). В 1601 году пядница с таким же наименованием помещались и над местными ярусами (см. выше в примечании 414 № 3, № 9 № 22 и др.).

⁴²¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 48–54 об, – Местный образ «Страшный суд Христов», равно как и образ «Евлогиево видение, помещавшийся на аналогичном месте левого столба, находился в монастыре еще в половине XVI века, так как вкладная книга, писанная до 31 декабря 1563 года, упоминает уже об окладах на эти образа, сделанных на пожертвования Захарии Тунского (Рукоп. Соф. библ. № 1152, л. 94 об.; Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 104 об.).

⁴²²

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 56–57.

⁴²³

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 59–60.

⁴²⁴

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 59–60.

⁴²⁵

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 61 об.–70 об.

⁴²⁶

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 70 об.–71.

⁴²⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 68.

⁴²⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 68 об.

⁴²⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 68 об.–70 об.

⁴³⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 71–72.

⁴³¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 72–73 об.

⁴³²

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 83 об.–86 об.

⁴³³

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 87–90.

⁴³⁴

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 90–94.

⁴³⁵

В киоте этом находились образа: 1) св. Георгия страстотерпца 2) св. Кирилла чудотворца, 3) св. Павла обнорского, 4) св. царя Константина и матери его Елены, 5) Пречистой Богородицы (Сергиево видение), 6) Воскресения Христова, 7) св. Георгия страстотерпца, 8) великомученика (Христова) Мины, 9) св. Александра свирского, 10) Распятия Господня, 11) Преображения Господня, 12) св·Варлаама хутынского (вверху во облаце образ Спасов), 13) св. Николая чудотворца, можайского, 14) св. Марии египетской, Еуфинья суздальского и Антипа епископа, на одной доске, 15) преподобного Саввы сторожевского, 16) св. Никиты переяславского, 17) св. Авраамия Богоявленского, ростовского чюдотворца, 18) Пречистой Богородицы (Одигитрии), 19) архистратига Гавриила, 20) Пречистой Богородицы Владимирской, 21) св. Иоанна Предтечи, апостола Фомы и мучеников Ермила и Стратоника («вверху во облаце образ Пречистые Богородицы Воплощение») и 22) св. Димитрия страстотерпца (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 55–58 об.). – К 1621 году иконы Павла обнорского (№ 3) и «архангела Гавриила» (№ 19) были заменены (в этом же киоте) образами: «Спаса Еммануила» и «архистратига Михаила» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 71–74 об.).

⁴³⁶

Иконы эти следующие: 1) Троица Живоначальная, 2) Умиление, 3) «Спас Вседержитель», 4) св. Иоанн Предтеча, 5) св. Петр митрополит да Максим юродивый, 6) св. Леонтий ростовский, 7) св. великий князь Владимир и Борис и Глеб, на одной доске, 8) «Спас Вседержитель», 9) св. Леонтий ростовский чюдотворец, 10) складни (на одной доске – образ Пречистой Богородицы, а на другой – Николая чудотворца) и 11) «Пречистая Богородица с ростовскими чюдотворцы, молебные» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 59–62).

⁴³⁷

Из числа их опись 1621 года перечисляет только 13 следующих икон 1) св. Петр митрополит, 2) Живоначальная Троица, 3–5) три образа «Умиление», 6) Живоначальная Троица, 7) «образ Спасов Вседержитель да Пречистые Богородицы да Иван на Предтечи», 8) св. Петр митрополит и св. Максим юродивый, 9) св. Леонтий ростовский, 10) св. великий князь Владимир и Борис и Глеб, на одной доске, 11) «образ Спасов Вседержитель», 12) св. Леонтий ростовский, 13) складни, на одной доске – образ Богородицы, а на другой доске – св. Николая чюдотворца (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 74 об.–76 об.).

⁴³⁸

Приводим в сокращении слова описи: «на правой же стороне у предних дверей, над келарьским местом киот, обложен оловом на подзоре, а в нем: 1) образ деисус с празники и с пророки и со многими святыми, на золоте, писмяной, 2) образ Николы чюдотворца, поясной, по сторонам образы Спасов да Пречистые Богородицы во облацех, 3) образ Марко евангелист, да Варвара мученица, во облаце Спасов образ, 4) образ Сава освященный да Андрей апостол, Леонтей ростовский, Леонтей папа римской, да Андрей критьцкий, Стефан первомученик, Дмитрей селунский, мученица Неонила, на одной цке, 5) образ Николы чюдотворца, 6) образ Иван Богослов, Григорей Богослов, царь Костянтин и Елена, мученица Парасковгея, Екатерина, Варвара, Евдокея, в а одной цке, 7–9) три образа на празелени: образ Спасов, да образ Пречистые Богородицы да образ Иванна Предотечи, 10–12) три образа на золоте: образ Борис и Глеб со святыми, да образ Рожество Пречистые Богородицы, да образ Ветхи денми в силах, 13–22) десеть образов на празелени болших пядниц, даяние старца Иосафа Луженого, м) образ Премудрость созда себе храм, н) образ О тебе радуется, о) образ Видение Иезикеилево, обложены медью по краем, п) образ Преображение Господве, р) образ Отечество, с) образ Достойно есть, т) образ Успение Пречистые Богородицы, у) образ нерукотворенный, ф) образ Покров Пречистые Богородицы, х) образ Похвала Пречистые Богородицы, ц) образ Придете людие трисоставному Божеству поклонимся» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 77–79; о вкладах старца Иоасафа Луженого см. в Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 136 об.).

⁴³⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 62 и об.

⁴⁴⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 63.

⁴⁴¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 63.

⁴⁴²

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 79 и об.

⁴⁴³

Именно: 1) св. Кирилла чудотворца, 2) св. Леонтия ростовсвого, 3) св. Ионы ариепископа новгородского («вверху во облаце образ Спасов»), 4) «Софеи, Премудрости Божии», 5) «Спаса», 6) «Николы чюдотворца, можайского», 7) «Пречистые Богородицы», 8) «Спаса», 9) «Иванна Предтечи», 10) св. Кирилла чудотворца, 11) Рождества Богородицы, 12) «Спаса», 13) «Спаса Еммануила», 14) «Умиления», 15) «великомученика Иуара», 16) «Воплощения», 17) «Пречистые Богородицы Донские» («на полях писаны апостол Варфоломеи да преподобная Марфа»), 18) «Вседержителя», 19) «Воскресения Христова да Рожества Христова да Рожества Пречистые Богородицы да Рожества Иванна Предотечи, на одной цке», 20–21) «Мины великомученика» (два образа), 22) «великомученика Георгия», 23) «пророка Ильи», 24) св. Кирилла чудотворца («вверху во облаце образ Спасов»), 25) св. Николая чудотворца и Алексия митрополита и 26) «святого мученика Елиозара» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 63 об.–68).

⁴⁴⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 68.

⁴⁴⁵

В 1621 году в первом киоте «от дверей» помещалось 11 образов – окладных пядниц: 1) «мученика Иуара» (ср. прим. 443 № 15), 2) «Пречистые Богородицы Умиление» (сравн. № 14), 3) «Спаса Еммануила» (№ 13), 4) «Спаса, Вседержитель стоящей» (сравн. № 18), 5) «Рожество Пречистые Богородицы» (№ 11) 6) «святый мученик Елиозар» (№ 26), 7) «Николы чюдотворца да Алексея митрополита», (№ 25), 8) «Варлам хутынснй во облаце Спасов образ», 9) «пророка Ильи» (№ 23), 10) «великомученика Георьгия» (№ 22), 11) «образ а у него на перьсех написан Спасов образ». Во втором киоте было 10 пядниц: 1) «образ Кирилла чюдотворца» (№ 1), 2) «образ Спасов да образ Пречистые Богородицы да образ Иванна Предотечи», 3) «Николы чюдотворца» (№ 6?), 4) «образ Спасов Вседержитель», 5) «образ Воскресение Христово да Рожество Христово до Рожество Пречистые Богородицы да Иванна Предотечи на одной цке» (№ 19), 6) «образ Варлама хутынского, во облаце Спасов образ», 7) «образ Ионы архиепискупа ноугородцкого, вверху во облаце Спасов образ» (№ 2), 8) «образ Пречистые Богородицы с Превечным Младенцом, Донская» (№ 17) (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 80–83).

⁴⁴⁶

Вот перечень икон Богоматери по названиям их, данным в описи 1601 года: образов «Пречистые Богородицы» – 8 (см. Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 30 об., 37 об., 38, 60, 64 об., 70); образов «Одигитрия» – 18 (там же, л. 2 об., 15 об., 18 об., 20, 20 об., 22, 27 об., 31 об., 34, 38, 38 об., 43 об., 49 об., 53, 57 об., 59, 70 об. и 72); образов «Умиление» – 26 (л. 19, 19 об., 20 об., 21, 21 об., 37 об., 38, 38 об., 39, 39 об., 40, 45, 47, 48, 49, 52, 69 об., 66 об.); образов «Рождество Пречистой Богородицы» – 3 (л. 18 об., 20:65); образов «Воплощенье» – 3 (л. 10 об., 37:66); образов «Благовещенье» – 3 (л. 34 об., 53 об., 62 об.); образов «Богородица с Превечным Младенцем» – 2 (л. 5 об.–6:11); образов «Похвала Пречистые Богородицы» – 1 (л. 28 об.); образов «О тебе радуется» – 2 (л. 32 и 46 об.); образов «Успение» – 3 (л. 8, 11 и 46); образов «Владимирская» – 1 (л. 58); образов «Казанская» – 1 (л. 69 об.), всех 71 икона. – Кроме того – в композициях изображения Богоматери встречались на иконах: «Пречистая Богородица с ростовскими чюдотворцы» – 1 (л. 62); Донская, на полях – апостол Варфоломей и преподобная Марфа – 1 (л. 66); «Пречистая Богородица со апостолы, Сергиево видение» – 2 (л. 43 и 55 об.); Воплощение и Никита епископ новгородский – 1 (л. 41 об,–42); Одигитрия, на поле Кирилл чудотворец – 2 (л. 44 об–72); Пречистая Богородица с преподобными – 1 (л. 49); «Пречистая Богородица» «Воплощение, на престоле, со святыми, над главою во облаце Троица святая» – 1 .(л. 45 и об.); «Пречистая Богородица со Младенцем, на поле св. Николай чудотворец» – 1 (л. 45 об.); Пречистая Богородица и архангел Михаил – 1 (л. 15); Умиление, во облаце Троица святая – 2 (л. 41, 43 об.–44); Умиление, на поле Кирилл чудотворец – 1 (л. 51 об.): Воплощение «со архангелы» и Кирилл чудотворец – 1 (л. 16 об.); Пречистая Богородица на престоле с Превечным Младенцем и св. Антоний и Феодосий – 1 (л. 33 об.); «Пречистая Богородица, над главою во облаце образ Спасов, а по сторонам два святителя» – 1 (л. 49 об.). См. также следующее примечание.

⁴⁴⁷

В состав этой группы входили образа: 1) «Спаса» – 12 (л. 14 об., 30, 38 об., 39, 49, 51, 54, 64 об., 65 об.); 2) «Спаса Вседержителя» – 8 (л. 10, 19, 35, 42 об., 43 об., 60 об., 61, 66 об.); 3) «нерукотворенных» – 3 (л. 20 об., 40, 40 об.); 4) «Эммануила» – 2 (л. 39 об., 65 об.); 5) Рождества Христова – 1 (л. 46 об.); 6) Богоявления – 2 (л. 27:42); 7) Преображения – 2 (л. 47 об., 56 об.); 8) Умовения ног – 1 (л. 62 об.); 9) Распятия – 5 (л. 6, 40 об., 52 об., 56 об., 62 об.); 10) Воскресения Христова – 4 (л. 27, 53 об., 55 об., 62 об.); 11) Деисусов – 3 (л. 80 об., 31:35); 12) Страшного Суда – 1 (л. 62 об.); 13) Хвалите Господа с небес – 1 (л. 33); 14) «Корень Иосеов» – 1 (л. 72); 15) Праздников – 24 (л. 36 об.); 16) образов «Спасова да Пречистые Богородицы да Ивана Предтеча, на одной цке» – 4 (л. 40 об., 41 об., 44 об. и 68); 17) «образ Воскресение Христово, да Рожество Христово, да Рожество. Пречистые Богородицы, да Рожество Иванна Предотечи на одной цке» – 1 (л. 66 об.).

⁴⁴⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 26 об., 51 об., 59 и 60.

⁴⁴⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 42 об. и 64.

⁴⁵⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 36 об.

⁴⁵¹

Там же, л. 45, 50 об., 55, 56 об., 67.

⁴⁵²

Там же, л. 58 об.

⁴⁵³

Там же, л. 67 об.

⁴⁵⁴

Там же, л. 67.

⁴⁵⁵

Там же, л. 37 об., 73 об.

⁴⁵⁶

Там же, л. 30 об., 46, 60 об., 62 об., 65, 73 об.

⁴⁵⁷

Там же, л. 66.

⁴⁵⁸

Там же, л. 48.

⁴⁵⁹

Там же, л. 73 об.

⁴⁶⁰

Там же, л. 56, 67.

⁴⁶¹

Там же, л. 17, 18 об., 20 об., 47 об., 49 об., 50 и 68 об.

⁴⁶²

Там же, л. 52.

⁴⁶³

Там же, л. 34 об.

⁴⁶⁴

Там же, л. 37.

⁴⁶⁵

Там же, л. 35.

⁴⁶⁶

Там же, л. 46 об., 58 и 62 об.

⁴⁶⁷

Там же, л. 35.

⁴⁶⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 57 об.

⁴⁶⁹

Там же, л. 56, 69.

⁴⁷⁰

Там же, л. 39 об.

⁴⁷¹

Там же, л. 47.

⁴⁷²

Там же, л. 52, 56 об., 69 и 68 об.

⁴⁷³

Там же, л. 50 об.

⁴⁷⁴

Там же, л. 64.

⁴⁷⁵

Там же, л.6 и об., 12 об., 29 об., 46, 48 об., 49, 50, 51, 61 об., 55, 63 об., 65, 67 об., 68 об.

⁴⁷⁶

Там же, л. 48 об., 50 об., 60 об., 61 об., 64.

⁴⁷⁷

Там же, л. 44.

⁴⁷⁸

Там же, л. 57.

⁴⁷⁹

Там же, л. 18.

⁴⁸⁰

Там же, л. 56 об., 64 об.

⁴⁸¹

Там же, л. 55.

⁴⁸²

Там же, л. 44, 59 об.

⁴⁸³

Там же, л. 57.

⁴⁸⁴

Там же, л. 44.

⁴⁸⁵

Там же, л. 39.

⁴⁸⁶

Там же, л. 54.

⁴⁸⁷

Рукоп. Κир. библ. № 71–1310, л. 69 об.

⁴⁸⁸

Там же, л. 55 и об.

⁴⁸⁹

Там же, л. 38 об.

⁴⁹⁰

Там же, л. 61.

⁴⁹¹

Там же, л. 34.

⁴⁹²

Там же, л. 70.

⁴⁹³

Там же, л. 69 об. в 70 oб.

⁴⁹⁴

Там же, л. 60 об.

⁴⁹⁵

Там же, л. 62 об.

⁴⁹⁶

Там же, л. 63.

⁴⁹⁷

Там же, л. 63.

⁴⁹⁸

Там же, л. 64 и об.

⁴⁹⁹

Там же, л. 38.

⁵⁰⁰

Там же, л. 15.

⁵⁰¹

Там же, л. 67 об.

⁵⁰²

Там же, л. 72.

⁵⁰³

Там же, л. 70.

⁵⁰⁴

Там же, л. 73.

⁵⁰⁵

Там же, л. 73.

⁵⁰⁶

Там же, л. 17 об.

⁵⁰⁷

Там же, л. 33 об.

⁵⁰⁸

Там же, л. 14 и об.

⁵⁰⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 67.

⁵¹⁰

Там же, л. 58 и об.

⁵¹¹

Там же, л. 15 об., 16, 30, 37 об., 46 и об., 61 об.

⁵¹²

Сравн. месяцесловную часть кирилловских церковных обиходников (в приложении к главе V-й) с итогами единоличных образов русских святых в Успенской церкви.

⁵¹³

Примеры см. в издании Н. Мартынова «Русская Старина в памятниках церковного и гражданского зодчества», в «Памятниках московской древности» Ив. Снегирева, М. 1842–1845, стр. XXXII и друг.

⁵¹⁴

Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 31 и об., 34 об., 35, 146 об. и т. п. (см. приложения к главе II).

⁵¹⁵

См. выше.

⁵¹⁶

Для возжения их употреблялся воск и елей (или деревянное масло). Тот и другой приобретались обыкновенно чрез покупку (см. напр. Рукоп. Кир. мон. № 8–608, л. 45; Рукоп. Кир. мон. № 70–670, л. 68 об.; Рукоп. Кир. мон. № 59–669, л. 34 и т. д.). – Для приготовления свеч из воска в монастыре была приспособлена воскобойная палатка (см. о ней ниже).

⁵¹⁷

В той же церкве Успения Пречистые Богородицы перед деисусом против царских дверей паникадило большее медяно, а у него 16 шенданов, яблоко деревяное обложено серебром сканью золочено с финифтом; а в нем 17 каменей розными цветы да 27 жемчюжков на спиех да 3 яблока сажены жемъчюгом и бисером да на всех четырех яблоках 81 переперок серебряны золочены, да 3 кисти, одна золота, а 2 серебряны, у них переперки золочены.

Перед деисусом же против правого крылося другое паникадило медяно, а у него 12 шевданов, яблоко медяно, складное, кисть серебряна с решоткою, а на решотке сажено женчюгом и бисером; у решотки и у кисти переперки серебряны золочены.

Перед деисусом ж против левого крылоса третье паникадило меданож, а у него 12 шенданов, у паникадила яйцо струфокамилово оковано серебром на хрест золочено, у яйца кисть шолж червчят, ворворка сажена женчюгом с камышки.

У больших дверей промеж столпов паникадило деревяное, а у него 30 шендавов деревяные ж, золочено сусальным золотом и серебром, яблоко стальное, под яблоком камышек хрусталь не велик, а под канышком зорворка сажена жемчюгом середним, кисть золота пряденого.

Паникадило деревяное ж по стороне правого крылоса обито железом немецким, а у него 12 шенданов медных, золочено сусальным золотом и серебром, яблоко скляно, а в нем камышки плохие, а у него 5 кистей шолк червчят да лазорев.

Паникадило по сторон(е) левого крылося медяное решетчато, а у нево 6 шенданов, у нево яйцо струцово оковано железом, кисть шолк червчят.

У правого крылоса налой оболочен кушаком шелковым, а на налое пелена выбойка тафтяна червчята. На налоеж образ Пречистые Богородицы Одегитрия, на полях у Пречистые преподобные Кирил да Сергии, венцы серебряны золочены сканые, оклад басмян золочен.

На том же палое киот обложен серебром басмян золочен, а в нем писаны празники господьские.

Перед налоем свешник медной тощой да 2 свещника малых тощиеж.

Подле того другой налой обочен кушаком, шолк жолт да бел, а на нем киот обложен серебром басмян волочен, а в нем 12 миней месячных писаны на полотенце на золоте.

Да перед месными образы 12 свеч поставных, писаны красками, насвешники медные золочены, подсвешники глиняны мурамлены старицкие. 5 подсвечников деревянные золочены» (Рукоп. Кир. библ., № 71–1310, л. 80–83 об., опись 1601 года. Рукоп. Кир. Библ. № 73–1312, л. 106 и след., опись 1621 года).

Как видно из слов описи, глиняные подсвечники в Успенском соборе были старицкого изделия. В приходо-расходных книгах монастыря упоминаются также свечникн углицкие, приобретавшиеся, быть может, и для церквей кирилловских (сравн. Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 11 об.; Рукоп. Кир. мон. № 586, л. 52, 55; Рукоп. Кир. мон. № 8–608, л. 69 и другия). Относительно же паникодил мы не имеем сведений, местного ли они производства или покупные. Правда составители «Краткого описания Новгородского музея» (Новгород, 1893, стр. 45) утверждают, что в числе хранящихся там древностей имеются два «мельхиоровых паникадила нюренбергской работы конца XVI века, пожалованные Борисом Годуновым Кирилло-белозерскому монастырю». Но вкладные книги не упоминают об этом пожертвовании.

⁵¹⁸

Приводим описание алтаря Успенского собора, сделанное в 1601 году: «В церкви Успения ж Пречистые Богородицы в олтаре за престолом образ Пречистые Богородицы Одегитрия. Оклад и венцы серебрян золочен басмян. Гривна басмянная золочена, 5 гривен витых золочены, у Спасова образа 4 гривны витые ж, у того ж образа на другой стране образ Николы чюдотворца да Леонтей ростовский да Кирил чюдотворец, венцы и оклад басмян золочен, 13 гривен серебряны золочены витые.

Престол оболочен камкою багровою, крест сажен жемчюгом, репьи (?) серебряны золочены.

Пелена у престола от царьских дверей, а на ней шит золотом и шолки образ Пречистые Богородицы Воплощение со святители по бархату червчяту.

На престоле крест благословеной обложен серебром золочен.

Евангильо тетр в десть оболочено камкою багровою, евангилисты и застежки серебряны золочены.

Другая евангилие апракос писмяное оболочево бархатом цветным, евангилисты и застешки серебряны.

Покров на престоле камка желта чешуйчата, а на ней крест шит золотом и серебром.

Другой покров празничной отлас золотной по черной земле серебряник отлас червчят.

Да по левую сторону престола свеча постьная (sic) невелика с красками, налеп железной.

3 образы выносные в киотех.

Образ Пречистые Богородицы Умиление обложен серебром, венцы скапные, в венце яхонт лазорев, да две берюзы, да камень как хрусталь, да камень червец, цата серебряна золочена, восм гривен витые серебряны золочены, две гривны не золочены, пелена бархат вишнев сажена жемчюжком мелкии, на пелене крест сажен жемчюгом, промеж жемчюгу репейки серебрены золочены.

Образ Николы чюдотворца, оклад и венец басмян серебрян золочен, в венце камышок лазорев да два сердолики, гривна басмяна серебряна золочена, около киота оклад медной золочен, пелена бархат зелеп з золотцом, крест шит серебром по червчятону бархату.

Образ преподобного чюдотворца Кирила, венец серебрян золочен сканной, а в нем 2 жемчюга да камышек лазорев, 6 гривеи серебряные витые да гривна басмяна золочена, оклад басмян золочен, киот обложен медью золочен.

У того ж образа пелена бархат шолк зелен и золотом, крест на пелене сажен жемчюгом по червчатой камке, плащи серебряны золочены.

Образ Пречистые Богородицы Одегитрия, венцы серебряны золочены чеканные, оклад басмян.

У того ж обра(за) пелена бархат золотной, крест отлас червчят.

Образ Пречистые Богородицы Смоленские в киот, венцы серебряны золочены сканные, цата серебряна золочена, на киоте написаны преподобный Сергий чюдотворец, да Петр митрополит, да Кирил чюдотворец, киот обложен медью золочен.

В киоте ж образ Спасов да Пречистые Богородицы да Иван Предтеча, венцы серебряны золочены сканные, оклад басмян золочен, киот древян золочен сусальным золотом.

Образ Иванна Богослова, венец и оклад медян золочен.

2 деисуса с празники и с пророки резаны на кости.

В олтаре ж образов неокладных на золоте:

образ Спасов нерукотворенный,

двои складни страсти Христовы,

да 34 образы на золоте ж и на красках.

Да на жертвенике сосуды церковные серебряны золочены:

Потир серебрян золочен, весу в нем две гривенки бес полутретья золотника, блюдо дискосное, лжица, звезда, a весу в них тритцать шесть золотник.

Два блюдечка что дору носят, а в них весу две гривенки и осмнатцать золотник.

На тех же сосудех покровец, тафта желта, а шиты на нем образ Спасов да херувими и cepaфими.

Другой покровец тафта голуба, на нем вышит Агнец Божий да херувими и cepaфими.

Да в олтаре ж кадило серебряное грановито золочено, весу три гривенки.

Другое кадило серебряное ж, весу три гривенки бес чети.

Третье кадило меденое.

Два кумгана меденые, носят в них воду на укроп» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 74–79 об., опись 1601 года).

⁵¹⁹

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 100 об. 105.

⁵²⁰

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 112 об.

⁵²¹

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 105 об.–106.

⁵²²

См. выше, а также надпись на главе Владимирской церкви. – В 1621 году во Владимирской церкви было уже четыре гробницы Воротынских («в церкви ж Владимера святого два покрова червчаты, сукно багрец на четырех гробницах Воротынских». – Рукоп. Кирил. библ. №73–1312, л. 253). См. ниже в приложении статьи о месте погребения разных лиц в Кириллове монастыре. – В 163¹/₂ году церковь была обновлена (см. надпись на главе Владимирской церкви).

⁵²³

Во время составления подробной описи монастыря 1773-го года Владимирская церковь уже имела трещины, заметные и до настоящего времени: «При той же соборной Успенской церкве по левую сторону, при олтаре церковь каменная князя Владимера, холодная, построена в 1654 году (sic). Оная церковь вдоль с олтарем по наружной мере пять сажен один аршин с четвертью, вширь три сажени два вершка, в олтаре два, в церкве три, итого пять окошек, в них оконницы слюдные в белом железе ветхи, в церкве в западной стене от визу до верху и чрез весь свод, також с восточную сторону в стенех от верху до низу трещины великие, да с полуночной стороны в стене от низу до сводов трещина. На оной церкве крыша из листового железа, тверда и выкрашена празеленью, на той церкве глава чешуйчатая, опаяна жестью и выкрашена краскою зеленою, тверда ж, на ней крест деревянной опаян жестью ветх» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338. л, 31 об,–32). – Происхождение таких трещин едва ли не обязано положению оков на северной стене, где они приходятся как раз под пятами наиболее нагруженных полуциркульных арок, просвет которых равен приблизительно 1¹_/4 квадрата. Если бы предположить, что высота ключа в арке равна толщине опорной стены, п принять во внимание, что нормальная толщина устоя для полуциркульной арки должна соответствовать (по наблюдениям Рондле) от¹/₈ до ¹/₁₁ диаметра ее (М. Е. Романович, Гражданская архитектура, ч. II, 1895, СПБ. стр. 47–48), то толщина стен Владимирской) церкви (до ¹/₅ диаметра) сама по себе была достаточна для того, чтобы противустоять распорам от давления небольшого купола и коробовых сводиков.

⁵²⁴

В. В. Суслов, Материалы к истор. древн. новг.-псков. архитектуры, СПБ. 1888, стр. 21. (Д. И. Прозоровский, Древний Псков по двум псков. летоп. – Зап. отд. русск. и слав, археол. Импер. арх. общ., т. IV, СПБ. 1887, стр. 239).

⁵²⁵

В. В. Суслову о. с., стр. 21. – Подобная система арочных перекрытий наблюдается в приделе св. Ирины в Пафнутиевом Боровском монастыре, в церкви св. Илии (в Малоярославецком уезде Калужской губернии) и других. (М. Т. Преображенский, Памятники древне-русского зодчества в пределах Калужской губернии, СПБ. 1891, стр. 40, л. II, А л. III, а).

⁵²⁶

Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 150; Рукоп. Кирил. библ. № 74–1313, л. 224; Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 247.

⁵²⁷

Сравн. фотографий И. Ф. Барщевского № 1297 (церковь св. Владимира в Кирилло-белозерском монастыре) и № 847–848 (церковь св. Бориса и Глеба в Новгороде), № 851 (церковь Спаса Преображения в Новгороде) и № 831 (звонница новгородского Софийского собора). Однородные же впадинки украшают и стены кирилловской церкви св. Иоанна Лествичника. См. ниже рисунки ее.

⁵²⁸

Первоначальное внутреннее убранство церкви состояло из пожертвований княгини Марии Воротынской. «Да княгини же Мариа дала в церковь образы; деисус с празникы и с пророцы и местные иконы и все украшение церковное, ризы отласные з золотом, ожерелие жемчюгом сажено, патрахель камчата, кресты жемчюжны, пугвицы серебряные, поручи отлас золотной, жемчюгом сажены, пугвицы серебряные, пояс шелковой кистици жемчюгом сажены, стихарь подризной бязинен, ширинка золотом шита, стихарь камчат диаконьской, ожерелье з бархатом, уларь бархатен, ширинка золотом шита, потырь, дискос, 3 блюдца, лжица, копие, звезда, крест воздвизалной, все серебряно, (во)здух камчат жемчюгом сажен, (во)здух тафтян болшей, два покровца шиты золотом и серебром, два покровца тафтяны, крест к престолу дробницы серебряны жемчюгом сажены, бархат червьчат на престоле, паникадило медяно кистица жемчюгом сажена, на княжей гроб покров бархат зелен, крест на нем жемчюжен, Апостол, Евангелие ................... серебром обложена, да 3 образы серебром обложены, стоят в головах у гроба у княжево на налое, Владимер святый серебром же обложен, да ковш понахидной да блюдечко серебряны, да ковш малой укропной серебрян, поручи тафтяны ж з золотом, шпринка бязинная с тряпки, ризы безинные оплечие бархат на золоте, натрахиль отлас на золоте, кресты серебряны, стихарь безинной оплечие камчатое, уларь отласной, двои поручи отласны, стихарь подризной, полотенной, две ширинки, да 2 ширинкн на полотне да ризы камчаты постные» (Рукоп. Кир. библ. № 78–1817, л, 39–40 об.; сравн. Рукоп. Соф. библ. № 1162, л. 71–72).

⁵²⁹

Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 160 об.–161; Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 247 об.–248. – В 1618 году царские двери, сень и столбцы в церкви св. Владимира были росписаны заново старцем Нафанаилом (см. выше).

⁵³⁰

Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 151 и об.; Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 248. Два последних образа в 1604 году были написаны заново для церкви св. Владимира Гришею Горбуном (см. выше).

⁵³¹

Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 151 об.; Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 248 об.

⁵³²

Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 152–154.

⁵³³

Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 150 и об.; Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 247 и об.

⁵³⁴

Рукоп. Кирнл. библ. № 71–1310, л. 150 об.; Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 247 об.

⁵³⁵

Рукоп. Кирил. Библ. № 71–1810, л. 152–153.

⁵³⁶

Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 248 об. – См. также опись 1635 года в Рукоп. Кирил. библ. № 76–1314, л. 158.

⁵³⁷

Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 249–250.

⁵³⁸

Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 250.

⁵³⁹

Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 153 и об.

⁵⁴⁰

Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 249 об.–250. Сравн. ниже статьи о месте погребения разных лиц в Кирилове монастыре.

⁵⁴¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 153 об. Сравн. № 73–1312, л. 250 об.

⁵⁴²

См. выше примечание 531.

⁵⁴³

«Пелена отлас червчят, середник бархат черн, крест бархат золотной; старец Леонид сказал, что он ту пелену делал из царскые дачи» (Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 151 и об).

⁵⁴⁴

В 1601 году общая сумма образов в церкви не превышала 28: «местных 4 образа на золоте, да пядниц на золоте и на красках 24 образа, пелена в дробницами низаная, 2 пелены бархатных, пелена выбойчатая». (Рукоп. Кирил. библ. № 74–1313, л. 603 об.–604). Царские вклады не были употреблены на украшение Владимирской церкви, вероятно, потому, что Иван Васильевич порицал братию за самое сооружение ее (см. выше).

⁵⁴⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 154–155 об. – Сравн. выше примечание 527–529). Опись 1621 года упоминает о следующих переменах в алтаре Владимирской церкви: на престоле лежал «крест воздвизанной синалойной, а на нем распятие Господне на рези, но концом обложен серебром»; прибыло алтарных икон: «образ Спас, да образ Пречистые Богородицы, да образ Иванна Предтечи на празелене, в киоте образ Пречистые Богородицы на золоте, на полях святые, да образ Стефан пермский, а у киота на затворех четыре празника владычни и святые многие на золоте, образ соловецких чюдотворцов на золоте, образ ярославских чюдотворцов на краске ветх на дцке крест на краске». Над жертвенником к прежним были поставлены новые образа: 1) Одигитрия, 2) св. Николае чудотворец «в деяние», 3) «князя Владимира и Бориса и Глеба, да Николы чюдотворца на одной цке» (Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 251–252 об.). Кроме того в алтаре же находились блюдо медное, да шандан (же) медной же», в который ставили свечи над гробницами (Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 252 об.–253).

⁵⁴⁶

Отсутствие священных сосудов во время описи 1601 года может быть объяснено периодичностью богослужения, совершавшегося во Владимирской церкви. По словам описи 1773-го года, «в оной церкве (т. е. церкви св. Владимира) сначала чрез нисколько годов коштом означенной вкладчицы княгини Марии Воротынской священнослужение исправлялось, а потом за неимением подлежащих к исправлению в оной церкве священнослужения потребностей, священнослужения в оной церкви не имеется, точью ежегодно в один день храмового празника священнослужение отправляется» (Рукоп. Кирил. библ. № 102–1338, л. 32). Но еще в 60-х годах XVI века богослужение во Владимирской церкви совершалось, невидимому, только по воскресным дням. В майской расходной книге монастыря за 1569 год записано: «На Иванов корм Ивановича Хабарова по матери его кормили в суботу по велице дни на третьей неделе, роздали нищим милостыни 4 рубли, в ящик положил 3 рубли, а давати те деньги за недели священником и дияконом от служеб, что служат в Владимере святом, а почял те денги давати с четвертые недели по велицей дни» (Рукоп. Кирил. мон. № 2–602, л. 30 и об.).

⁵⁴⁷

Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 252 об.–253.

⁵⁴⁸

Сравн. выше примечание 527–529.

⁵⁴⁹

См. выше.

⁵⁵⁰

Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 88; Рукоп. Кирил. Библ. № 73–1312. л. 185; Рукоп. Кирил. библ. № 74–1314, л. 149 об. О гробнице преп. Кирилла, см. также на стр. 45–46 и Рукоп. Соф. библ. № 1162, л. 35; Рукоп. Кирил. мон. № 1, июнь, и т. п.

⁵⁵¹

Истор. росс. иерархии, ч. IV, стр. 390–391.

⁵⁵²

По словам описи 1773 года, прежняя церковь во имя св. Кирилла была «каменная», «холодная», мерою с алтарем по наружной стене шесть сажен, «вширь четыре сажени и два вершка. В оной церкве и в олтаре десять окошек; в них оконницы слюдные в белом железе ветхи. На росписание внутри оной церквы жывописью в прошлом 1642-м году болярин Феодор Иванович Шереметев дал триста дватцеть восемь рублев шеснатцеть копеек; при той церкве з западной стороны паперть вдоль по наружной мере три сажени без одного вершка, вширь три сажени два аршина и два вершка. В оной паперте два окошка, в них оконницы слюдные тверда. В олтаре в западной стене по правую сторону царских дверей от низу до верху и в своде трещина; в церкве с полденной сторона в стене от низу до верху две трещины. При оной церкве с полденной сторона снаружи при полденных дверях каменной бык от стены отошел и по средине расселся. На оной церкве крыша из листового железа тверда и выкрашена празеленью, а на означенном быке крыша тесовая выкрашена черленью тверда; на той церкве глава чешуйчатая, опаяна жестью и покрашена зеленою краскою; на главе крест деревянной обит медью и вызолочен, тверды; на паперте крыша тесовая новая, выкрашена черленью» (Рукоп. Кирил. библ. № 102–1338, л. 30 об,–31). Перестройка этой церкви (в 1760 году) была вызвана опасностью, грозившею всему зданию, вследствие образовавшихся трещин и уклонения стен от вертикального положенья. В проекте (конца прошлого века) ремонта монастыря поставлялось на вид, что реставрация церкви св. Кирилла невозможна: «церковь во имя святого Кирилла белозерского чудотворца, в которой ево святыя мощи, длины стенами и олтарем шесть сажен два аршина (sic, сравн. опись 1773 года), ширина четыре сажени, высоты от полу до купола пять сажен. Оная церковь в рассуждении, что приделана с полуденной сторона в стене вышеписанной соборной церкви и собою построена тонко (??) и с трех сторон, а наче, что железной связи ни одной в стенах положено не было, ныне весма обветшали и недоволно что приделанныя стены отшатились прочь, но во многих местах от земли до кровли как в церкве, так и в олтаре не малая зделались расседина, хотя в предупреждение оных опасностей, чрез неско(лько) лет тому назад и были зделаны многие контрафорсы, точию и оные от натуги пошатившихся стен иного повредились п потому сия опасность к поправлению починкою никакова средства не имеет» (Рукоп. XVIII века, Кирил. монастыря, ненумерованная, отрывок из сметы на переделку церкви преп. Кирилла). Еще в 1602 году церковь преп. Кирилла была повреждена пожаром, которой, однако, не повлиял, невидимому, на устойчивость церковных стен. В рукописи Кирил. библ. № 73/1311 (л. 505 п след.) замечено только, что «лета 7110-го генваря в 25 день (т. е. 1602 года) Кириллова монастыря игумен Иоасаф и старцы соборные смотрили у преподобного Кирила чюдотворца в церкве, что по грехом погорело образов над царскими дверми». Не упомянуто о повреждении стен и при описи монастыря в 1621 году, когда «сказали игумен Саватей и старцы соборные в прошлом де во 110 году при игумене Иосафе после переписных книг в той церкви образы горели» (Рукоп. Кирил. библ. № 74/1318, л. 149).–

⁵⁵³

См. предшествующее примечание.

⁵⁵⁴

Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 147 об.

⁵⁵⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71/1310, л. 147.; Рукоп. Кирил. библ. № 73/1813, л. 246 об.

⁵⁵⁶

Именно: «местных окладных 22 образа, пядниц окладных 92 образа, да на золоте и на красках 119 образов пядниц, у местных образов и у деисуса в прикладех 4-ре кресты золоты, 2 иконы да панагея золоты, да 20 крестов серебряных и синалойных и аспидных обложены серебром, 13 икон обложены серебром, 2 панагеи серебряны, 4-ры складни писмяны и резные, 10 пелен з дробницами саженых и шитых золотом и серебром, 24-ре пелены бархатных и отласных и камчатых и тафтяных, 5 пелен сатынных и выбойчатых и крашенниных» (Рукоп. Кирил. библ. № 74–1313, л. 602 об.–603 об.).

⁵⁵⁷

Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 117 об.

⁵⁵⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 94 об.

⁵⁵⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 147. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 246.

⁵⁶⁰

Рукоп. Кир. Библ. № 71–1310, л. 88 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 186–188 об.

⁵⁶¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 90 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 188 об.–191. – Описание этого образа, находящегося ныне во Введенской церкви, см. в стате архим. Варлаама, Описание ист. арх. стр., 14–15.

⁵⁶²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 93.

⁵⁶³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 93 об.–94; Рукоп. Кир. библ. №73–1312, л. 191–193 об.

⁵⁶⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 95–97.

⁵⁶⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 97–98.

⁵⁶⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 98–99 об.

⁵⁶⁷

Рукоп. Бир. библ. № 73–1312, л. 195–198.

⁵⁶⁸

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 198 об.–199.

⁵⁶⁹

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 199–200 об.

⁵⁷⁰

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 193 об.–194 об.

⁵⁷¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 113 об.–116; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 212 об.–214.

⁵⁷²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 116 и об.

⁵⁷³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 116 об.–117 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 215 и об.

⁵⁷⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 99 и об.

⁵⁷⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 100 и 101 об.

⁵⁷⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 101.

⁵⁷⁷

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 201–204 об. – Эта замена была сделана еще до сентября 1611 года (при игумене Матфее?), когда образ Пречистой Богородицы «Хабарова поставленья» находился уже в церкви св. Кирилла (в сентябре 7120 года «в чюдотворцове храму у образа Пречистые Богородицы, что Хабарова составления, взяты 2 камени достаканы зелены». – Рукоп. Кир. мон. № 93–693, л. 10 об.).

⁵⁷⁸

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 205–206 об.

⁵⁷⁹

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, И. 206 об.–212 об. – Подробное описание образа Пресв. Богородицы см. в статье архим. Варлаама, о. с., стр. 22.

⁵⁸⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 117 об.–119; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 216 об.–217. – По словам описи 1621 года, на пятом образе были писаны: св. Антоний, Пахомий и Онуфрий великие.

⁵⁸¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 119 и об.

⁵⁸²

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 217 и об.

⁵⁸³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 119 об.–120; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 224.

⁵⁸⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 120 об–121.

⁵⁸⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 121–128 об.

⁵⁸⁶

Рукон. Кир. библ. № 71–1310, л. 129–130; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 229 об.–230 об.

⁵⁸⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 130–132 об.

⁵⁸⁸

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 217 об.–234 об.

⁵⁸⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 133–138 об.

⁵⁹⁰

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 234 об.–238.

⁵⁹¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 139 об.–141 об. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 232–240.

⁵⁹²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 138 об.–139 об.; Рукоп. Кир.библ. № 73–1312, л. 238.

⁵⁹³

Приспособления для освещения церкви св. Кирилла в 1601 году состояли иа четырех паникадил и из семи писанных красками поставных свеч. У последних насвечники были медные, золоченые, а подсвечники – глиняные, старяцкие («мураном зелены»). В алтаре перед запрестольною Пречистою находилась свеча поставная, невеликая, писаная красками. По словам старцев Елевферия Братцова и Пахомия Григорова, в тех свечах воск был монастырский, «а переделывал Леванид из старых свеч». В 1621 году перед гробницею чудотворца Кирилла теплилась лампада серебреная, в которой горела неугасимая свеча (на железном стоянце). Это – был вклад Димитрия Годунова. Перед налоями стояли два подсвечника деревянных золоченых (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 146 об.–147; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 246 и об.).

⁵⁹⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 141 об.–142; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 240–241 об.

⁵⁹⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 142 об.–143; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 241 и об.

⁵⁹⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 141 об.–145.

⁵⁹⁷

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 242 об.–244.

⁵⁹⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 145 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 244. – В 1612 году для церкви св. Кирилла было построено серебреное кадило, весом в 2 фунта 7 золотников (Рукоп. Кир. мон. № 93–693, л. 13), но описи 1601 и 1621 годов не упоминают о нем.

⁵⁹⁹

См. выше. – На прилагаемом ниже плане Бороздина см. № 16.

⁶⁰⁰

По словам «сказания что храмов в Кириллове монастыре», под колокольницею были «храм Михаило архангел, а другой Гавриил». Но это сведение не подтверждается другими документами, – Приводим упомянутую статью в цельном виде по рукописи Софийской библиотеки № 1477, л. 85: «Сказание, что храмов в Кирилове монастыре. Соборная церковь Успение Пресвятые Богородици, предел на правой стороне Кирил чудотворец, а на левой стороне Владимер киевский. Надколачнее Боголепное Преображение, предел на правой стороне Никола чюдотворец, а на левой стороне Ирина. Под колоколницее храм Михаило архангел, а другой Гавриил, а (в) трапезе Введение Святей Богородицы. Над святыми вороты храм Иван Лествечник, предел на правой стороне Феодор Стратилат. На горе холодной храм Ивана Предтечя, предел на правой стороне Никола чюдотворец. Теплый храм Троица, предел на правой стороне Сергий чудотворец».

⁶⁰¹

Церковь св. архангела Гавриила обновлялась при царе Михаиле Феодоровиче в 1638 году, о чем свидетельствует следующая надпись на кресте, хранившемся в 1773 году в алтаре этой перкви: «Лета 7146 июля осмого дня освящен бысть сей храм на поновлении во имя святого великого архистратига Гавриила, да предел святого и равноапостольного и великого царя Константина и христолюбивые матери его Елены на память великомученика Прокопия, при благоверном царе и великом князе Михаиле Феодорович всея России и при святейшем Иоасафе патриархе московском всея России, при преосвященном Варлааме митрополите ростовском и ярославском и белозерском и при игумене Феодосие еже о Христе з братиею Кирилова монастыря, а прежде священ бысть храм сей в лето 7043» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 1066–1067).

⁶⁰²

Подробности конструкции церкви см. на прилагаемых рисунках.

⁶⁰³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 156 и след.

⁶⁰⁴

«Церковь каменная архангела Гавриила, холодная; в олтар с полуденную сторону придел царя Констянтина и матере его Елены, построены в 1534-м году. Оная церковь с олтарем по наружной мере в длину семь сажен два аршина, в ширину шесть сажен один аршин с половиною. В олтаре и в церкве семь окошек, в них оконницы слюдные в белом железе ветхи. В оной церкве в полденной западной и полуночной стенах трещины и своды вдоль и поперег треснули. Над оною церковью вверху ризничная полата, в нее двери в них снутри палаты щит деревянной на крюках и пятлях железные, с наружной стороны обить жестью, в нем нутряной двоевалешной замок, да при оных дверях снаружи затвор железной. В оной полате девять окошек с затворами железными. На оной церкве две главы, одна снизу до половины чешуйчатая, а с половины вверх гладкая, опаяна жестью, ветха; другая чешуйчатая деревянная тверда; на оных главах кресты деревянные, опаяны жестью тверды» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 37 об.–38 об.–опись 1773 года).

⁶⁰⁵

С последнею церковь архангела Гавриила сближается и по своему плану (ср. рисунки) и размеру. По словам монастырской описи 1778 года, мера церкви архангела Гавриила была внутри «в ширь четыре сажени два аршина, вдоль с олтарем шесть сажен один аршин десять верхов» (Рукоп. Кир. б. № 102–1338, л. 1063 об.). Придел этой церкви во имя св. Константина и Елены, также каменный и об одной главе имел внутри – «в ширь одну сажень шесть верхов, вдоль с олтарем две сажени» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 1103). – Тот же размер имеет церковь и в настоящее время (см. рисунки № XVI и XVII). Внутренняя мера церкви св. Иоанна Предтечи – в ширину четыре сажени один аршин четырнадцать вершков, а вдоль с алтарем – шесть сажен шесть вершков (Рукоп. Кир. б. № 102–1338, л. 608). Придать той же церкви во имя св. Кирилла в ширину видеть (внутри) одну сажень четыре вершка, а вдоль с алтарем – одну сажень два аршина и четыре вершка (там же, л. 898).

⁶⁰⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 156 и об. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 254 и об.

⁶⁰⁷

«Перед деисусом паникадила медяно о двунатцати шенданех, яблоко железное полужено, а под яблоком камень хрусталь кисть шолк червчет» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 157).

⁶⁰⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 156 об.–157.

⁶⁰⁹

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 254 об.

⁶¹⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 156 об.–157. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 254 об.–255.

⁶¹¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 159 об.–160. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 257 об.–258.

⁶¹²

Эти иконы – следующие: «образ Пречистые Богородицы Неопалимые купины» (о нем опись 1621 года не упоминает), 4 «образа Пречистые Богородицы Достойно есть», «образ архистратига Гаврила», «образы Николы чюдотворца, Екатерины Христовы мученицы, Mapии Египетцкие, да Анофрея великого на одной цке» (по словам описи 1621 года образ этот помещался на налое), «образ Иванна Богослова – в киоте», «в киоте ж образ Спасов», «образ Пречистой Богородицы Умиление», «образ Николы чюдотворца»; «на правой стороне (у стены) в киоте же образ Спасов, образ Пречистые Богородицы, образ Иванна Предтечи», «образ Пречистые Богородицы Не рыдай Мене Мати», «образ Зосимы и Саватея соловецких чюдотворцов», «образ Спасов Вседержителев», «образ Происхожение честного креста», «образ Иев праведный», «образ Сергиево виденье», «образ благоверный князь Владимер, да мученик Христофор, да Акинф на одной цке», «образ Воскресенье Христово», «образ Пречистые Богородицы Умиленье», «образ Сергеево виденье», «образ Петр митрополит, образ Спасов Вседержитель, образ Пречистые Богородицы Умиление, образ святая Прасковиея нареченная пятница, образ Пречистые Богородицы Одегитрее; на левой стороне в киоте 2 образа Спас Вседержитель», «образ Пречистые Богородицы Одегитрее», «образ Пречистые Богородицы Умиленье», «образ Анофрей великой, да Варламей хутынский, на одной цке», «образ преподобный Кирил», «образ Воскресенье Христово, образ Пречистые Богородицы Умиление, образ Спасов Емануил, образ преподобный Кирил белозерский, образ Георгий страстотерпец, да Дмитрей прилуцкой («Селунский», – в описи 1621 года) на одной цке» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 160–163. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 258 и об., 259 об.–260, 260 об.–261.).

⁶¹³

К 1621 году в число внеиконостасных образов вошли и следующие: 1) Воскресение Христово, 2)–3) два образа Умиления, у одного на поле Кирилл чудотворец, 4) св. Николай чудотворец, 5) Алексий митрополит, 6) св. Василий кесарийский и св. Николай чудотворец, 7) ярославские чудотворцы, 8) Успение, 9) св. Николай можайский, 10)–11) два образа соловецких чудотворцов, 12) два образа Леонтия ростовского, 13) св. Николай чудотворец (поясной) и 14–15) два образа св. Леонтия ростовского. Позади правого столба был поставлен образ Преч. Богородицы «Взыграние младенца» и образ св. Леонтия ростовского (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 258 об.–259 об. и 260 об.).

⁶¹⁴

«В церквеж арханила Гаврила перед месными образы 4 свечи поставные, писаны красками, на дву налепы о(ло)вяные, а на дву жестяные; подсвечьники камены мурамлены, да 4 свечники деревяные с красками» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 163 и об.). – Ср. Рукоп. Кир. б. № 73–1312, л. 261 об. и 255.

⁶¹⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 163 об,–164. – Рукоп. Κир. библ. № 73–1312, л. 261 об.–262 об.

⁶¹⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 164–165 об. – Рукоп. Кор. библ. № 73–1312, л. 262 об.–264.

⁶¹⁷

Эта колокольня (или, вероятно, точнее звонинца) не может быть отождествляема с колокольнею, находившеюся рядом с западной стеной церкви архангела Гавриила. Опись 1601 года колокола этой церкви перечисляет отдельно от колоколов, находившихся на большой колокольне (см. Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 204–2 об.–205 об.).

⁶¹⁸

В 1601 и 1621 годах кирилловские колокола не были описаны подробно. Но из позднейших источников известно, что на колокольницах Кириллова монастыря в конце XVII века существовали следующие колокола, отлитые до 1621 года, а впоследствии при Петре Великом перелитые на пушки:

I) «Колокол, на нем подпись: Божиею милостию и Пречистые Его Матери святыя живоначалныя Троицы помощи» лета 7068 месяца ноября в 7 день слит колокол сии при державе царствия царя и государя и великого князя Иоанна Васильевича всеа Русии, а делали мастеры псковичи Кузма Васильев сын да Логин Семенов сын, слава Свершителю». (Рукоп. Акад. библ. № А ¹/₁₈, л. 477).

II) «Колокол благовестной-же, и часы в него бьют. На нем подписано: По милости Божии и Пречистые Его Матери честнаго и славнаго ея Успения и преподобнаго отца нашего игумена Кирила чюдотворца лета 7069 марта в 11 день в царство благочестивого и христолюбиваго и благовернаго царя и государя великаго князя Ивана Васильевича всеа Pyсии самодержца и при его Богом дарованных чадех благоверном царевиче Иване и благоверном царевиче Феодоре и при святейшем митрополите Макарие и при архиепископе ростовском Никандре слит бысть колокол сии в дому Пречистые Богородицы честнаго и славнаго ея Успения и преподобнаго Кирила чюдотворца повелением игумена Васияна и всей яже о Христе бpатии и при келаре Селивестре при казначее Зиновие, а мастеры были псковичи Василей Иванов сын Буйносов да Юрен Ульянов сын. Богу нашему слава ныне и присно и безковечные веки. Аминь» (Рукоп. Акад. библ., № А 1–18, л. 476 и об.).

III) «Колокол, на нем подпись: Сентября в 25 день... Пресвятые Богородицы слить сей колокол в богоспасоемом граде Пскове повелением служителя Благовещения Пресвятей Богородицы священноиерея Селивестра и сына его Анфима в пречесную и великую обитель Преображения Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и иже во святых отца нашего Кирилла нового чюдотворца белозерского в Кирилов монастырь, а мастер псковитин Михайло Андреев сын. Слава Свершителю Богу. Аминь». (Там же, л. 477).

IV) «Колокол большой благовестной, на нем подписано: Божиею милостию и Пресвятого Духа наставлением и помощи» Пречистые Его Богоматере честного и славного ея Успения и молитвами преподобного отца нашего Кирила белоозерского чюдотворца в лето 7094 (?) месяца октября в 12 день в царство 14 лето благочестивого и христолюбивого и благоверного царя государя и великого князя Феодора Ивановича всеа Росии при ево благочестивой царице п великой княгине Ирине Федоровне и при святейшем патриархе Иове Московском и всеа Росии и при митрополите Варламе ростовском и при государеве слуге и конюшем и боярине Борисе Федоровиче Годунова слит бысть сии колокол в дому Пресвятые Богородицы честного и славного ея Успения и преподобного отца нашего Кирила чюдотворца при игумене Еупле повелением строителя старца и при келаре старце Еуфимие Братцове и при казначее старце и всех яже о Христе братье, мастер Иван Гаврилов сын Звуков». (Там же, л. 475 и об.).

V) «Колокол» (находившийся в конце XVII века на меньшем монастыре у церкви Иоанна Предтечи), «на нем подписано: Лета 7101-го месяца июля в 18 день при игумене Иосафе Кирилова монастыря». (Там же, л. 477 об.).

VI) «Колокол, на нем подпись: Лета 7123 июня в 1 день слит колокол Кирилова монастыря при игумене Флавияне». (Там же, л. 477).

VII) «Колокол прибойной-же, на вем подписано: Лета 7125 июня в 24 день слит сей колокол при державе государя царя и великого князя Михаила Феодоровича всеа Pocии и при игумене Саватие при келаре старце Боголепе Грабове». (Там же, л. 476 об.).

Как видно из этих надписей, все семь колоколов предназначались специально для Кириллова монастыря, причем три из них были отлиты псковичами, которые в XVI веке были известны как опытные литейщики. (Сравн. арх. Досифей, Топогр. и истор. опис. ставропиг. первокл. Соловецкого монастыря, М. 1834, стр. 69 и т. п.) некоторые из колоколов отливались (см. № II и IV) и исправлялись в самом монастыре (сравн. расходные книги Кириллова монастыря; напр.: «казаку Ивашку» в сентябре 1607 года, «дано за труды, что он делал у колоколов 5 алтын» (Рукоп. Кир. мон. № 24–624, л. 44 об. – См. также Рукоп. Кир. мон. № 29–629, л. 90 и т. п.).

Но помимо перечисленных» колоколов в XVI и в начале XVII века в Кириллове должны были находиться и другие. Еще в первую половину XVI века в игуменство Афанасия старцем» Ионою Третьяковым и его сыном Фомою был пожертвован колокол с надписью: «благовестит Господь день от дне cnaceниe Божие» (Рукоп. Соф. библ. № 1152, л. 65 об.–66; Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 92 об.–93; Сахаров, Кормовая книга, 1. с., стр. 75, анр. 13). В 1569–70 (7078) году Василий Дмитриевич Данилов дал в Кириллов монастырь 5 колоколов да 2 гири меди (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 117 и об.). В конце XVI-гo века несколько колоколов было пpиoбретено и отлито для монастыря в Москве и Вологде. Так в апреле 1582 года старец Александр купил на Москве колокол «к монастырскому красному колоколу, а в нем 11 пуд, дал денег 20 пол 8 рубля да провозу дал от колоколов до Вологды рубль и пол 3 алтына» (Рукоп. Кир. мон. № 586, л. 76). Расходная книга тогоже года упоминает о двух колоколах зазвонных (весом в 7 пудов), купленных на Вологде, и о двух немецких колоколах, приобретенных на Москве, весивших 25¹/₄ пудов (ценою в 50 рублей с полтиною), но известие о первых колоколах в книге 1582 года почему то зачеркнуто, а относительно вторых остается неизвестным предназначались ли они для самого Кириллова монастыря, или же для его московского Афанасьевского подворья (см. Рукоп. Кир. мон. № 586, л. 77 об. и л. 50). В начале XVII века было приобретено еще несколько колоколов, причем заказы были отданы московским и ярославским литейщикам, которые в то время предпочитались псковским мастерам. В сентябре 1607 года в Кириллове монастыре были отлиты два колокола: один – в 80, другой – в 30 пудов, московским колокольником Игнатием. (Рукоп. Кир. мон. № 23–624, л. 43, см. приложения к главе II). В июне 1616 года в Ярославле переливали монастырский колокол весом в 13 пудов 5 гривенок, причем за работу мастеру было заплачено 5 рублей 20 алтын (Рукоп. Кир. мон. № 59–659, л. 79).

На какие именно звонницы кирилловских церквей поступили все перечисленные колокола остается неизвестным тем более, что часть излишних колоколов монастырь пускал в продажу. (Так в марте 1621 года из монастырской казны было продано два медных колокола, весом в пуд с четвертью, и взято за них денег четыре рубля 22 алтына 2 деньги. – Рукоп. Кир. мон. № 85–685, л. 14 об.).

⁶¹⁹

Кирилл II был игуменом в 1564–1572 годах.

⁶²⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 205; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 305 и об. – Колокола висели обыкновенно на дубовых валах (Рукоп. Кир. мон. № 22–622, л. 56).

⁶²¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 205 об.–206; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 305 об. – Когда, кем и как были устроены эти часы, в точности неизвестно. С вероятностью можно полагать, что в Кириллове монастыре существовали часы еще в начале XVI века, так как в составе монастырской братии в 1477 году числился старец «Дионисий художеством часовник» (В. О. Ключевский, Древне-русск. жития святых, как исторический источник, М. 1871 г., приложение I, стр. 439–440), умерший в Кирилловом монастыре между 1511 и 1514 годами (Синодик, Рукоп. Кир. библ. № 759–1016, л. 63. Над именем Дионисия здесь находится приписка киноварью «часовик»; см. приложения к главе I). В грамотах, писанных в Кириллове монастыре при игумене Нифонте (между 1476–1481) упоминается также некто «Митрошица часовник» (Рукоп. Ак. библ. № А 1–17, л. 904 об.), а в 1569 году в монастыре жили три старца часовника – Тихон, Феогност и Герасим (Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 14, 49 и др.; Рукоп. Кир. мон. № 1, л. 24 об.). – Это были, очевидно, не должностным лица, а часовые мастера, так как в половине XVII века часовниками назывались лица, умевшия починять часовые механизмы. (В феврале 7171–1663 года царь Алексей Михаилович указал архимандриту Кириллова монастыря Никите с братьею «Воскресенской девичь монастырь, что в горах надсматривать и во всем оберегать... и часы в том монастыре починити, а для починки послать часовника ис Кириллова монастыря». – Рукоп. Акад. библ. № А 1–16, л, 1793). В XVI и XVII веках монастырь нередко получал разного рода часы в виде вкладов. Так архимандрит Чудова монастыря Христофор (бывший в Чудове настоятелем в 1579–1587 годах; см. П. М. Строев, Списки иерархов, е. с., стб. 163) в конце XVI века (в 104-м? году) дал в Кириллов монастырь «двои часы, одне боевые, а другие воротные», ценою в 22 рубля (Рукоп. Кирил. библ. № 78–1317, л. 150), а в 159¹/₂ (7100) году старец Иоанникий Осокин дал «часы воротные» ценою в 20 рублей (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 139 об.).

Но на церкви архангела Гавриила в 1601 году находились, вероятно, не вкладные часы, а те «двои часы большие боевые», которые были сооружены в конце XVI века старцем Евфимием и были оценены в 50 рублей (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 139 об.). Так как опись 1601 года упоминает только о двух больших часах, находившихся в монастыре, и так как имя Евфимия внесено было во вкладную книгу и синодики, то и можно догадываться, что одни часы его работы были поставлены на церковь архангела Гавриила – для потребности братии, а другие для потребностей служб были помещены на самую высокую башню (в 8 сажень), находившуюся вблизи гостиного двора и служебных построек на углу стены, тянувшейся на право от «святых ворот» (см. об этом ниже).

Стоимость кирилловских боевых часов показывает, что устройство их механизма было довольно сложным, а размер крупным. Поэтому для охраны их и присмотра за ними в монастыре существовали особые должности часовых сторожей (в 162¹/₂ – 130 году в монастыре умер Влас, «часовой сторож», – Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 339) и часовода (в 162⁵/₆ – 134 м? году преставися дворовой человек «Микула Стефанов сын часовод», – Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 185 об.). Но подробности внутреннего устройства кирилловских часов для настоящего времени совсем не ясны, хотя и не подлежит сомнению, что их механизм заметно отличался от нынешнего, так как своеобразный древний счет часов дневных и ночных и периодичные перемены в этом счете (см. об этом ниже в главе IV) требовали для себя специальных приспособлений.

В настоящее время боевых часов на церкви архангела Гавриила уже не существует, но по словам кирилловских старожилов (79–80 лет) еще на их памяти находились на колокольне большие часы, которые звонили в ее колокола и требовали ежедневного завода. Одни гири этих часов весили до 20 пудов. Порча их произошла при архим. Феофане, когда заезжий часовщик (будто бы) увез и не возвратил некоторые части их. Механизм часов сохранялся затем в кладовых. Но лет 10 тому назад колеса часов были употреблены для подъема тяжестей при работах. Еще в 1889 году нам удалось видеть от этих часов – ось и пять колес (до аршина в диаметре), из которых одно – от маятника. Едва ли однако эти часы не были уже позднейшими (XVIII–XIX в.), так как на рисунке (№ 1) в альбоме Мартынова (Имп. Общ. Люб. Др. Письм.) они изображены с обычным для настоящего времени циферблатом.

Кроме часов боевых в Кириллове монастыре для счисления времени имелись и небольшие часы келейные. В 1621-м году по кельям и в казне находились: «часы боевые с перечасьем и з гирями, часики сталные воротные, часы струнные боевые, двои часы струнные без бою», «часы боевые келейные, влагалище сталное, по стороном доски медяны золочены» (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 515, л. 481; сравн. л. 527).

⁶²²

Церковь архангела Гавриила построена в 1534-м году при игумене Досифее (см. стр. выше), но, как видно из выражения «приделана», не имела еще колокольни у западной стены (где существовала тогда наружная дверь из церкви). При игумене же Aфанаcиe был слит колокол «Псковитин», который в конце XVI века помещался на этой колокольне (Рукоп. Соф. библ. № 1468, л. 182–183; Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 206; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 304 об. – Сравн. следующие примечания).

⁶²³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 204–2.

⁶²⁴

Подробности устройства колокольни см. на прилагаемых чертежах. Здесь же приводим описание ее, сделанное в 1773-м году: «При оной церкве (т. е. архангела Гавриила) с западную сторону колоколня каменная, по наружной мере в длину шесть сажень десять вершков, в ширину пять сажен три четверти аршина. На оной колоколне крыша чешуйчатая деревянная, выкрашена черленью, тверда. Полуглавие и глава чешуйчатые, крест деревянной. Оные полуглавие, глава и крест опаяны жестью, крест выкрашен краскою зеленою. Показанная колоколня в стенах тверда, под оною колоколнею проход. По сторонам оного проходу келья да полатка малые; в келье печь кирпичная, ветха. В оных келье и полатке два окошка с решетками железными, да одна слюдная оконница ветхая. Над оной кельей и полаткою в помянутой колоколне три полаты: «1» снизу кладовая; в нее двери, в дверях щит деревянной на крюках и петлях железных; на верх оной «2» полата книгохранителная, в нее двери, в дверях щит деревянной на крюках и петлях железных, с лица обит жестью, в нем нутряной двоевалешной замок, при оном щите снаружи затвор железной; на верх той второй полаты третия полата к болшой ризнице проходная, в нее двери, в дверях затвор железной. В оных трех полатах 17 окошек, в них оконницы стеколчатые выкрашены краскою зеленою, тверды. При оной колоколне с западную сторону от трапезной паперти праздная полата без сводов, чрез которую на колоколню ход: по наружной мере в длину семь сажен, в ширину четыре сажени. В оной полате четыре окошка, в них оконницы слюдные, ветхи. На оной полате на один скат крыша тесовая новая выкрашена черленью» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 38 об.–39 об., опись 1773 года).

⁶²⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 204–2 об.; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 304 об.

⁶²⁶

Сравн. архим. Варлаам, о. с., стр. 68–69.

⁶²⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 206 об.–226 об.–248; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 309; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 306.

⁶²⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 226 об.

⁶²⁹

См. опись 1773 года (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 38 об.–39) и выше прим. 2-е на стр. 178 и 167.

⁶³⁰

Записки отд. русск. и слав. археологии Имп. Археол. Общ., т. II, СПБ. 1861, стр. 343.

⁶³¹

«Внутри болшаго монастыря меж церковию арханьгела Гавриила две полатки: одна книгохранительная, другая крепостная каменные; над теми полаты на верху на столбах каменных колоколня крыта тесом в зубец» (Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 584). О третьей полате, о которой говорит опись 1773 года, в 1732 году еще не упоминается, a идет речь только о двух «книгохранительных», из которых одна была превращена в «крепостную».

⁶³²

См. прим. 624. – В 1601 и 1621 годах на колокольню «ход» был также из трапезной паперти (Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 204–2; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 304 об.).

⁶³³

Колокол этот разбился от звону в 1734 году (Рукоп. Кир. библ. № 109–1345, л. 1).

⁶³⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 205; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 305.

⁶³⁵

Это был колокол «благовестной, повседневной», на котором (см. рукопись Соф. библ. № 1468, л. 182 об.) имелась следующая надпись: «Божиею милостью и Пречистые его Богоматери честнаго ея Успения и преподобнаго отца нашего игумена Кирила белозерскова чюдотворца и всех святах молитвами и молением в времена и лета благовернаго царя великого князя Ивана Васильевича царя и государя всея Pycии, владимерскаго и московскаго и новгородцкаго и пьсковьскяго и смоленскаго и тферскаго и югорскаго и перьмскаго и вятскаго и болгарскаго и иных. В лето 7000 шестьдесятаго месяца сентебря в 8-й день на память рожества Пречистыя Богородицы лить cий колокол в богоспасаемем граде Пскове, в пречестную и великую обитель, честнаго и славнаго ея Успения в Кирилов монастырь на Белоозеро благословением господина нашего игумена Афанасия, а при келаре прп Cepгиe, при казначее Никодиме все яже о Христе в братьею, а мастер Андреев сын Михайло пьсковитянин з детми своими Матфеем да с Кузмою. Слава севершителю всехитрецу Богу и в векы веком. Аминь. А лил тот колокол князь Петр Иванович Шуйской, в дом Пречистой и чюдотворцу Кирилу белозерскому». (Сравн. Рукоп. Ав. б. № А ¹/₁₈, л. 475 об.–476 и Рукоп. Кир. библ. № 71–1810, л. 205).

⁶³⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 196; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 284 и л. 303 об.–304.

⁶³⁷

См. выше.

⁶³⁸

В виду ценности показания описи 1773 года для реставрации Введенской церкви, трапезы и смежных построек, приводим его в цельном виде: «Церковь каменная теплая Введения Пресвятыя Богородицы. Оная церковь с олтарем по наружной мере в длину пять сажен два аршина с половиною, в ширину пять сажен с четвертью аршина. При означенной церкве с западной стороны каменная трапеза, длиною по наружной мере восемь сажен один аршин с половиною, шириною шесть сажен с аршином; в олтаре – три, в церкве – два, в трапезе – пять, итого – десять окошек с оконницы стеколчатыми новыми. В оной трапезе печь кирпичная новая. При означенной церкве с полуночную сторону полатка для клажий дров, по наружной мере в длину четыре сажени два аршина с четвертью, в ширь одна сажень два аршина с половиною; подле оной полатки сенцы по наружной мере две сажени. При помянутой трапезе с западной стороны две кладовые полаты вширь три саженн два аршина с половиною, в длину обе девять сажень один аршин с половиною, в оных полатах четыре окошка, в них две оконницы слюдные в белом железо ветхи. В оных кладовых полатах с восточной и западной сторон в стенах от низу до верху трещины. При тех кладовых полатах, в западную сторону келиа, в коей живут трапезные монахи, по наружное мере в длину две сажени один аршин, в ширину две сажени один аршин с четвертью. В ней два окошка с оконницы слюдными в белом железе ветхими. При оной келлии в туж западную сторону чюлан каменной, в длину три сажени один аршин два вершка, в ширину одна сажень один аршин три четверти, в нем окошко с оконницой слюдной ветхой. В показанной келии печь кирпичная ветха. При означенной трапезе с полуночную сторону паперть с сводом но наружной мере в длину двенадцать сажень с полуаршином, в ширину три саженн три четверти аршина. В оной паперти внутрь лесница вниз каменная вдоль пять сажень, вширь одна сажень один аршин с половиною. В оной паперте восемь окошок с оконницы слюдными в белом железе ветхими. При той же трапезе за полатами с западной стороны паперть без своду по стене вдоль семь сажен три четверти аршина один вершок, в ширину две сажени. При оной паперти снаружи особая каменная лестница, и внизу оной лесницы о двух каменных столбах крылцо по наружной мере в длину шесть сажень, в ширину одна сажень один аршин с половиною. Под означенною трапезною церковию кладовая полата, а по(дъ) трапезою хлебопекарня, под кладовыми полатами хлебодарня, под полуночною папертью кладовая палата, да под западною папертью келиа чашническая, при оной келии под лесницею сенцы. На означенной церкве, трапезе, кладовых полатах да с полуночную сторону паперте крыши тесовые выкрашены черленью новые... На оной церкве шея обита тесом, розкрашена красками, глава деревянная гладкая, осмигранная, опаяна белым железом. На ней крест железной выкрашен местами и выволочен, новые». (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 39 об.–41 об.).

⁶³⁹

«Церковь Введения Пресвятые Богородицы об одной главе каменная, внутре вширь четыре сажени с полу верхом, вдоль с олтарем три сажени повышше двух аршин. В оной церкве с западной стороны дверь, в коей два створные деревянные щиты, свнутре и снаружи выкрашены алебастром, с наружних роскрашены на подобие окошечной решетки суриком, при оных щитах нутряной задвижной железный замок.....

С полночной стороны дверь, в коей свнутре и с войной стороны по одинаковому деревянному щиту...

При оной церкве с одной западной стороны трапеза каменная ж внутре вширь восемь сажен восемь верхов с третью верха, вдоль семь сажен два аршина тринадцать верхов с третью верха.

В оной трапезе посреде четвероуголний каменной столб.

В той же трапезе с западной стороны двор... В той же трапезе с полночьной стороны дверь... При оной трапезе с одной полночвой стороны паперть каменная ж внутре вширь две сажени два аршина десять верхов с половиною, вдоль десять сажен два аршина шесть верхов» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 1108–1109 об., опись 1773 года).

⁶⁴⁰

Рукоп. Кир. бибд. № 71–1810, л. 202; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 294 об., 296 об.

⁶⁴¹

Рукоп. Соф. библ. № 1163, л. 238 и об.

⁶⁴²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 204 об.; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 303 об. – С показанием описи 1601 года, повидимому, не согласуется вышеприведенное свидетельство описи 1773 года, где ее длина по наружной мере показана в 8 сажен 1 аршин с половиною, а ширина – в шесть сажен и 1 аршин (см. прим. 638). Но измерение наружной ширины в 1773 году или было сделано неправильно, или относилось не ко всей ширине ее, а только к части доступной измерению. По словам той же описи 1773 года, ширина трапезы извнутри равнялась 8 саженям и 8 вершкам, а длина 7 саженям 2 аршинам 13¹/₃ вершнам (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 1108–1109 об.), т. е. внутренний план трапезы почти равнялся квадрату.

⁶⁴³

Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 1108–1109 и Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 203 об.

⁶⁴⁴

По наблюдениям М. Т. Преображенского, в Калужской губернии существуют «небольшие церкви с трапезами для монастырской братии, выстроенный приблизительно в первой половине XVII столетия и даже в начале второй.... Церкви (эти) сходны между собою по плану и состоят из следующих помещений, обыкновенно расположенных в двух этажах: в верхнем – помещение да молящихся и рядом братская трапеза, а в нижнем – келарня, поварня, кладовые и проч. Все эти помещения перекрыты цилиндрическими сводами, при чем в трапезе часто ставится по середине столб» (М. Т. Преображенский, Памятники древне-русского зодчества в пределах Калужской губернии, СПБ. 1891, стр. 4–5). – К этому же разряду сооружений принадлежит и Введенская церковь в Кириллове, показывающая, однако, что указанный тип построек восходит к более отдаленному времени, чему не противоречит и предпочтительное употребление здесь цилиндрических сводов.

⁶⁴⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 204–2; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 304.

⁶⁴⁶

«А перед трапезою паперть и своды камены.... Мера паперти в длину десять сажен, а поперег три сажени без четверти. А лесница ис паперти и своды над лесницею камены. А в окошках в паперти окончины слюдены болшие в киотех красных» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 204 об.—204—2). В 1773 году мера паперти снаружи была обозначена в 12 с. ¹/₂ арш.Х3 саж. 12 в. (см. выше прим. 638).

⁶⁴⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 204 об.; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 304.

⁶⁴⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 196; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313,. л. 284 и л. 303 об.–304.

⁶⁴⁹

Общая сумма икон, находившихся в церкви Введения и в трапезе, доходила к 1601 году до 51: «местных окладных два образа, да местных же на золоте и на красках 11 образов, 27 образов пядниц на золоте и на красках, складни з затворы, да в трапезе на золоте 10 образов пядниц, 14 пелен камчатых и бархатных и тафтяных, 4 пелены крашенинных» (Рукоп. Кир. библ. № 74–1813, л. 605 об.–606). – В настоящее время образа и иконостас в церкви Введения – новые.

⁶⁵⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 196 об.; Рукоп. Кир. библ. 73–1312, л. 292 об.

⁶⁵¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 200. – В 1621 год; на северных дверях было написано: «Пречистая Богородица да Аврам Исак Ияков в раи да Адамова изгнание из рая да исход души праведной и грешной да темница, что пишет в лестьвицы, на краске» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 300 и об.). Это изображение было исполнено в 1607 году монахом Трифоном и в настоящее время находится в церкви св. Сергия радонежского, в Ивановском монастыре (Подробное описание иконы см. у архим. Варлаама, о. с., стр. 18 об.–19).

⁶⁵²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1810, л. 196 об.–198. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 292–294.

⁶⁵³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 198 и об. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 294–295.–О «десяти ветхих образах” опись 1621 года не упоминает (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 295).

⁶⁵⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 196. – В 1621 году среднее место в пророческом ярусе занимала икона «пророка царя Давида”, а по сторонам было по восьми «пророков” (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 292).

К составу прежних ярусов присоединился еще пядничный ряд: «По нижнему тяблу над местными образы пядницы на золоте на красках. Над царьскими дверми киот, а в нем образы: образ Хвалите Господа с небес, образ О Тебе радуется, образ Пресвятая Троице; да в том же киоте седмица на дву пядницах, образ Успение Пречистые Богородицы все на золоте, четыре образа Спасовых Вседержителя на золоте, девять образов Пречистые Богородицы Умиления, все на золоте, образ Пречистые Богородицы Одегитрие, на поле Кирил чюдотворец на золоте, три образа Николы чюдотворца на золоте, образ Кирила чюдотворца на золоте, семь образов Леонтия ростовского чюдотворца нa золоте, один из них на краске, образ Николы чюдотворца да Семиона сродника Господня на одной цке на золоте, образ Воскресенья Христово да Благовещение Пресвятей Богородицы да Николы чюдотворца да Георгия великомученика на одной цке на золоте, образ Алексея митрополита, образ Бориса и Глеба, образ ярославских чюдотворцов, все три на золоте, образ Никиты епискупа новгородцкого, образ Варлама хутынсково, оба на красках, и всего в тябле образов трицать две пядницы, да в киоте пять пядниц у северных дверей. Подле местного образа Пречистые Богородицы Одегитрея три пядницы, образ О Тебе радуется, образ Рожество Христово, образ князь Владимер да Борис и Глеб на золоте. Над северными дверъми деисус с пророки резной на кости. Подле того деисус резной на древе, три образа на одной цке, на той же цке на рези Троица, по сторонам два архангела, да два святителя” (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 295–297).

⁶⁵⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 196 и об. – Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 292 и об.

⁶⁵⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 199 об.–200. – В 1621 году во Введенской церкви было «перед месными образы три свечи поставные невелики, с красками, два насвечника медные золочены, третей насвечник железо немецкое, а подсвичники под ними деревяные, два золочены, третей простой”. Перед местными же образами, на правой стороне – «налой оболочен с трех сторон крашениною голубою, спреди налоя камка кизылбашская, крест миткалинев. На налое два киота обложены серебром басмяным золочены; в одном киоте писаны на полотенцах минеи месячные; в другом киоте на полотенцах же писаны треоди нарочитые святые. Подсвечник медной тощой, немецкое дело. Три подсвичника деревяные, два золочены, третей посеребрян, ставят их перед нолоями. Подсвечник медной кутейной невелик. Образ Пречистые Богородицы Умиленье, на поле Кирил чюдотворец на золоте, болшая пядница» (Рукоп. Кир. библ. № 72–1313, л. 299–300).

⁶⁵⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 199. – В 1621 году состав алтарной иконописи был более полон: «В олтаре над жертвеником три образа Спасовы Вседержителя, два на золоте, третей на краске; образ Не рыдай Мене Мати, на краске; образ всех святых, в затворы, а на затворех писан Шестоднев; образ Пречистые Богородицы Казанские на золоте; образ Пречистые Богородицы Умиление на золоте; образ Кирила чюдотворца на золоте; другой образ Кирила чюдотворца на краске; образ Усекновение главы Иванна Предтечи на краске; образ святых трех отрок на золоте; образ Водрузение креста Господа нашего Исуса Христа, по полям писаны святые на золоте. Над царскими дверми крест резан на древе болшой Распятие Господне. У царских же дверей складни: образ Спасов Вседержитель на херувимех, a по сторонам архистратиг Михаил да Гаврил, да Анофрей великий да мученица Екатерина, на затворех образ Пречистые Богородицы, да Иванна Предотечи, да апостоли Петр и Павел да трие святители Василей Великий, Григорей Богослов, Иван Златауст, Никола чюдотворец, на золоте; образ Пречистые Богородицы молящие во облаце Спасов образ в поножие Иосиф волоцкий на золоте; образ Пречистые Богородицы Одегитрие, на поле Кирил чюдотворец на празелини; другой образ Пречистые Богородицы Одегитрии на поле Кирил чюдотворец на золоте. Над горним местом деисус, три образы Спасовы да Пречистые Богородицы да Иванна Предтечи на ркасках, образ Пречистые Богородицы Умиление на золоте“ (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 297–298 об.).

⁶⁵⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310,л.199 и об. – К 1621 году священные предметы алтаря были обновлены; «Престол оболочен камкою багровою, окладник зенден лазорева, спреди престола пелена бархат ал золотной, крест нашит миткалинной. На престоле крест воздвизалной обложен серебром сканью золочен, paзпятие Господне и святые литы. Евангелие тетр в десть печатное оболочено бархатом зеленым рытым, верхняя два обложена серебром басмяным, распятие литое, егангелисты басмяны, золочены; другое евангелие опракос писмяное, оболочено бархатом цветным, егангелисты и застежки серебряны, покров на престоле кутня желта, окладник зендень синя, крест тафтян зелен. На жертвенике сосуды: потир и блюда, лжица и звезда серебряны, два кадила меденые, укропник медной, подсвечник выносной медной же….. В олтаре крушка оловяная, держат святую воду, зеркало, сщеть, утиралник белой“. (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 298 об.–300).

⁶⁵⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 202 и об.

⁶⁶⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 200–202.

⁶⁶¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 202 об.–203.

⁶⁶²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 203 об.–204. – К 1621 году распределение икон в трапезе подверглось крупным переменам и дополнениям. «В трапезе в деисусе образ Спасов на престоле по сторонам два архангила на той же цке, а по сторонам три образа на красках, образ местной Успение Пречистые Богородицы на золоте, около ево по обе стороны образы местные седмица на золоте. С правую сторону месного образа Успения: образ Воскресение Христово, образ Благовещенья Пречистые Богородицы, образ Кирила чюдотворца в деянии, писаны все на золоте. По левую сторону месного образа Успения: образ пядница болшая, на ней писано причта о Воплощении Господни и заклание агнцу и соборы святых отец на красках, образ месной Живовачалные Троицы да Сергие чюдотворец на одной цке на золоте, образ всех святых на золоте Над дверми, что ходит из трапезы в церковь Введения Пречистые Богородицы: образ Пречистые Богородицы со апостолы, Сергиево виденья, на золоте болшая пядница, ветх, да образы на одной цке трие святителие вселенские Василей Великий, Григорей Богослов, Иван Златауст да три святители московские Петр и Алексей, Иона да архиепискупы Александрейский Афонасей великий и Кирил на золоте. По левую сторону дверей, что ходят из трапезы в церковь Введении Пречистые Богородицы; образ местной Распятие Господне, образ Спасов Умовение ногам святых апостол, образ Усекновения честния главы Иванна Предтечи, образ Собор архистратига Михаила и Гаврила и прочих безплотных сил..... По той жe стене в углу: образ Спасов нерукотворенный в деянии, болшая пядница на золоте. В трапезе з около столпа пядницы на золоте и на красках: образ Живоначалная Троица на золоте, образ Пречистые Богородицы Одегитрие на поле Кирил чюдотворец на золоте, два образа Пречистые Богородицы Одегитрие на поле Кирил чюдотворец на красках, два з образа Пречистые Богородицы Сергиево виденья на золоте, три образа Кирила чюдотворца, один на золоте, а два на красках, два образа Дмитрея прилуцкого на золоте, два образа ярославских чюдотворцов на золоте, два образа соловецких чюдотворцов на золоте, три образа Леонтия ростовского чюдотворца, два на золоте, а трете(й) на красках, образ Иванна Богослова да ученика его Прохора на краске, образ Никиты великомученика на краске, образ Варлама хутынского на краске. И всех образов около столпа на трех сторонах двитцетъ одна пядница, да на том жe столпе позади на четвертой стороне образ Пречистые Богородицы Одегитрие в затворы на золоте, по полям и на затворех писаны многие святые” (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, д. 300 об,–305).

Паникадила и тябла в 1621 году также были обновлены: «В трапезе ж перед деисусом паникадило медное, а в нем двенатцеть шанданов, под ним камень хрусталь кисть шелк желт, другое паникадило спусное не велико медное ж, кисть нити белые, да перед месным образов (sic) Успенья Пречистые Богородицы свеча поставная невелика с красками, насвечник медной лужен.

А тябла в трапезе на левкасе крыты красками розными травы, да в трапезе на столом против игуменсково места образ Пречистые Богородицы Умиление на золоте болтая пядницо. На стене на правой стороне: образ святых апостол Воздвиженье хлеба по вознесении Господни на золоте, писан ново, по той же стене среди стола два образа Пречистые Богородицы Одегитрия, один на золоте, на поле Кирил чюдотворец, а другой образ на краске». (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 306–306).

⁶⁶³

Рукоп. Кир. библ. №71–1310, л. 204–2; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 304 и об.

⁶⁶⁴

«А в квашне растворяет, по пяти четвертей муки да в четвертой квашне растворяют в те в три квашни на растворы по 2 четверти муки” (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 364). В описи 1621 года о числе квашен не упомянуто (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 584).

⁶⁶⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 364–365. – В списке описи 1621 года – Рукоп. Кир. библ. № 74–1313 – размер хлебни и других служб, расположенных возле монастырской трапезы, не указан, но в рукописи Кир. библ. № 73–1312, л. 437 и след. он отмечен.

⁶⁶⁶

Топография и планы группы построек, находившихся подле хлебни не могут быть в настоящее время восстановлены с желательною точностью вследствие позднейших переделок и замены деревянных строений каменными. Но приблизительно местоположение их определяется чрез сопоставление с планом 1720 года и позднейшими описями. Так палатка, в которой держали хлеб, в 1601 году находилась, очевидно, под тою частью трапезы, которая была обращена к Сиверскому озеру (ближе к квасоварне, т. е. по компасу – на северозападе; возле сеней палатки начинались деревянные мучные амбары, о местоположении которых см. ниже. С этой стороны у палатки были сени, т. е. выход на так называемый впоследствии хлебенный двор, – см. план 1720 года, № л҃). Как видно из монастырской описи 1773-го года, «хлебенная келья» помещалась с той стороны хлебопекарни, которая была наиболее удалена от существующего ныне домика с проходными воротами (т. е. от № 5 по плану Мартынова, об этом домике см. далее). В 1773 году, сзади хлебопекарни, начиная от этого домика, находилась вопервых «келья“, затем «кладовая палата”, наконец, хлебенная келлия: «От тех келей (т. е. здания с проходными под ним воротами, находившегося между Введенскою и Преображенскою церквами, см. на плане Мартынова № 5) при вышеписанной в 2-й статье под № 12 (см. прим. 639) хлебопекарне с полденной стороны келья и з сенми, по наружной мере вдоль шесть сажен с четвертью аршина, в ширину две сажени два аршина и два вершка, в ней три окошка без оконниц, печь кирпичная розвалилась. От оной кельи и сеней на западную сторону кладовая полата, по наружной мере в длину сажен два аршина в ширину две сажени два вершка. При оной кладовой полате от полденной стороны хлебенная келья с чюланом каменным в длину четыре сажени три четверти аршина, в ширину и з сенцами две сажени два аршина, в келье и в чюлане три окошка с оконницами слюдными ветхими, печь кирпичная ветха, на оных кельях, кладовой полате и сенях крыша тесовая ветха“ (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 63 и об.) – Возможно, что приблизительно на том же месте находилась хлебенная келлия и в 1601 году.

⁶⁶⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 365. – Мучные амбары находились между «хлебенной келлией“ и «городовой стеной“, т. е. были расположены параллельно находящемуся ныне между Введенскою и Преображенскою церквами домику с проходными воротами (см. этот домик на плане Мартынова под № 5). На плане 1720 года этих амбаров уже не значится. К 1773 году вместо них в той же (приблизительно) части монастыря существовал «мучной анбар каменной“, находившийся недалеко от так, называемой хлебенной башни (см. эту башню на плане 1720 года под № м҃д. На плане Бороздина эта башня № 6 ошибочно названа «поваренною», а поваренная № 7 – хлебенною; см. приложения): «Близ вышеписанной окружной полденной ограды и по оной ограде состоящей в 1 статьи под № 9 показанной хлебенной башни мучной анбар каменной, по наружной мере от востоку на запад в длину восемь сажен без четверти аршина, в ширину шесть сажен с четвертью аршина, в оном мучном анбаре двои каменные своды вдоль и поперег треснули и расселись, також с полденной стороны в стене от верху до низу болшая трещина. При том анбаре крылцо каменное, в длину шесть сажен с четвертью аршина, в ширину одна сажен два аршина с четвертью, на анбаре крыша тесовая ветха, а на крылце крыша новая» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 66, опись 1773 года). – На плане 1720 года этот новый анбар показан между башнями: хлебенной и поваренной, несколько южнее (по компасу) того места, где на плане Мартынова значится под № 8 баня и ныне находится ветхое каменное строение (см. рисунок ХХХIII). – В 1601 году кроме упомянутых двух деревянных мучных анбаров у городовой стены, недалеко от церкви Преображения был третий мучной амбар (см. Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 380 об. и ниже), но он находился, очевидно, между нынешнею хлебенною башнею и церковью Преображения.

⁶⁶⁸

В 1621 году из келлий осталась одна (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 437 об.).

⁶⁶⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 365 и об. – (Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 584: «да у хлебенных старцов в кельях и в чюланех восмь образов» и проч. и Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 438).

⁶⁷⁰

Так называлось железное, остроконечное орудие, которое, начинаясь с верхнего конца трубкою, насаживалось на рукоять и употреблялось для колки льда, или для разбивания чего либо (Слов. церк. слав, и русск. яз., сост. Втор. Отд. И. Ак. Наук, СПБ. 1847, т. III, стр. 587).

⁶⁷¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 365 об.–366 об. – Подобная же утварь хранилась здесь и в 1621 году (с небольшою разницею в количестве предметов). Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 584 об.–585; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 438 и след.

⁶⁷²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 366 об.–367; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 439 об. – В 1621 году позади трапезы под лестницею жили два подкеларника и чашник.

⁶⁷³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 367 и об. – В 1621 году здесь хранилась только соль: «шесть рогож соли весом сто двадцать пуд“ (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 585 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 439).

⁶⁷⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 367 и об. Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 439 и об. и рисунок № XXI.

⁶⁷⁵

См. на плане 1720-го года № д҃, на плане Бороздина № 1 и на плане Мартынова № 19.

⁶⁷⁶

Сравн. напр. врата Прилуцкого монастыря в Вологде (фотографий И. Ф. Баршеского № 262).

⁶⁷⁷

На роспись ворот («ворота подписати») князь Михаил Семенович Воронцов дал в Кириллов монастырь 46 рублей (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 73 и об.). На правой стороне меньших ворот (при входе в монастырь) на верху до настоящего времени виднеется надпись: «Изволение Отца и споспешение сына и совершение святого духа при державе государя царя и великого князя Федора Иоанновича всея Росии самодержца повелением и благословением игумена Варлаама и по приговору старцов соборных Кирилова монастыря сии врата болшии и меншие подписан мастер старец Александр своими ученики со Омелином да с Никитою в лето 7094-е месяца сентября в славу всемогущии и животворящие Троицы отца и сына и святого Духа. Аминь.» Как показывает орфография, надпись, очевидно, не сохранилась до нас в неприкосновенности, но время росписи показано, вероятно, с точностью; по крайней мере церковь Иоанна Лествичника была уже отстроена к 1585 году, a сохранившиеся до нашего времени хотя и подновлявшиеся (не раз) фрески на сводах ворот – по своему содержанию отчасти соответствуют следующему описанию их, сделанному в 1601 году: «На монастырь ворота святые в городовой стене створчатые, а другие подле тех меншие, a в них на сводех и по сторонам писаны святые. В болших воротех написан в сводех Господь Саваоф, а над Ним святый Дух голубиным образом, а по сторонам Духа Святого преподобный Иван Лествечник да великомученик Федор Стратилат. А по левую сторону: царь Констянтин да мати его Елена; по сторонам же: на правой стороне Введение Пречистые Богородицы да Собор арханила Гаврила, а по левую сторону Успение Пречистые Богородицы да Усекновение чесные Главы Иванна Предтечи да благоверный великий князь Владимер. Да ва столпенх: арханил Михаил да Гаврил да страстотерпцы благоверные князи Борис и Глеб да преподобные Сергии и Кирил да Неопалимая купина, юже виде пророк Моисей, да образ Спасов на престоле, а по сторонам Пречиста(я) Богородица да Иван Предтеча да лики святых апостол и праотец и преподобных страстотерпцов; да на столпех: преподобные Деонисей глушицкий, да Мартемьян, Дмитрей прилуцкий, Павел обнорьский. В тех же воротех по другую сторону затворок с м(о)настыря написано вверху на сводех образ Господа нашего Иисуса Христа Вседержител, а около: Корень Иосеев да Живоначалная Троица, а по сторонам писаны: Происхожение чесного креста да Недреманное Око Господа нашего Исуса Христа, Чюдо архистратига Михаила, Обретение честные главы Иванна Предтечи да святые Яков брат Господень, Семион сродник Господень, Григорей да Климент папы римъскии, Деонисей Ареопадгицкий, Василей Парискин, Панкратей, Ермолай, Офонасей, Кирил александрейский. На столпех: преподобные Кир да Иван безмезники, страстотерпцы Георгей да Дмитрей. Да с монастыря ж на сводех вверху написан образ Нерукотворенный Господа нашего Исуса Христа, а по сторонам ангили Господни да преподобный Еуфимей да Онтоней великий, Феодосей общему житью началник, Сава освященный. Да с монастыря в сводех написан Господь Саваоф да крест Господень.

В других в менших воротех вверху в сводех с приезду написан образ Спасов, a по сторонам херувими, да образ Пречистые Богородицы с Превечным Младенцом на престоле, a по сторонам Петр да Олексей московские чюдотворцы да преподобны(е) Сергей радунежский, Макарей колязивский, Кирил белозерекий, Варлам новгородцкий, Ефрем Сирин, Герасим иже на Иердане, Никола чюдотворец, Иев праведный, Яков перский. Да в сводех же херувим держаще в руках меч обнажен, а по сторонам святые Тихон, Игнатей, Спиридон, Власей. Да на столпех: царевич Иасаф да преподобный Варлам. В тех же менших воротех в сводех написан образ Пречистые Богородицы Воплощение, а по сторонам преподобные Сергий да Кирил, Ферапонт, Мартемьян, Александр, Иван Кушник, Давид, иже в Селуне. В сводех же написан крест Господень, а по сторонам: святители Артемей, Ияков исповедник, Марко епискуп, Емельян. На столпех: преподобный Иван Дамаскин, Макарей египтянин да архидиякони: Стефан, Тимофей, Папило, Кирил. Да на сторонах написан образ Пречистые Богородицы, како явися преподобному Кирилу. В сводех же написано серафим да святые Григорей акраганский, Клемент, да Петр александрейский, да великомученик Христофор. Да у менших же ворот на столпе с монастыря написан преподобный Данил столпник» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 382 об. и 387 об.). – В больших воротах на лево в настоящее время написано «путешествие в Египет»; а в 1601 году этой фрески не было и т. п.

⁶⁷⁸

См. выше.

⁶⁷⁹

См. выше.

⁶⁸⁰

С мерою этой церкви и состоянием ее стен, построенных в половине XVI века, знакомит монастырская опись 1773 года: «Церковь каменная, что над святыми воротами, преподобного Иоанна списателя Лествицы, холодная. В олтарь (sic) с полуденной стороны придел великомученика Феодора Стратилата. Оная церковь с олтарем по наружной мере в длину восемь сажен один аршин три четверти, в ширину шесть сажен два аршина с четвертью. В олтаре и в церкве десять окошок, в них оконницы слюдные в белом железе ветхи.В оной церкви над скверными дверми трещина да в приделе в олтаре в своде трещина ж. На оной це(р)кве крыша тесовая, полуглавие и шея обиты тесом, оная крыша и полуглавие выкрашены черлевью, новые, а шея роскрашена равными красками, глава гладкая осмигранная, опаяна жестью, на ней крест железной выкрашен, местами и вызолочен, новые” (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 33 и об., опись 1773 года). Внутренняя мера церкви Св. Иоанна Лествичника – в ширину четыре сажени один аршин семь вершков, а вдоль с олтарем – семь сажен четырнатцать вершков (Опись Кириллова монастыря 1773 года, Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 779). Размер придела св. Феодора Стратилата (внутри) – в ширину одна сажень и четверть аршина, вдоль с олтарем – одна сажень один аршин одинадцать с половиною вершков (там же, л. 801 об.). Сравн. прилагаемые рисунки № XXVI и XXVIII.

⁶⁸¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 453 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 280; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 269. – В церковь вели три двери с деревянными затворами (см. там же).

⁶⁸²

Даже и внутренние украшения ее (напр. царские двери) долгое время оставались в сохранности. Сравн. слова описи 1773 года: «В оной церкви (св. Иоанна Лествичника) сначала чрез несколко годов, коштом монастырским священнослужения исправлялись, а потом за неимением подлежащих к исправлению в оной церкве священнослужения потребностей, священнослужения в оной церкве не имеется, точию ежегодно во дни храмовых праздников священнослужения отправляются» (Опись 1773 года, Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 33. а).

⁶⁸³

Позднейшие русские зодчие (XVII–XVIII века) в аналогичных сооружениях пользовались иногда боковыми стенками нижнего проезда для внутренних лестниц в церковь, расположенную над воротами (см. напр. М. Т. Преображснский, о. с., л. XI), но в этих случаях обыкновенно нижним сводам не приходилось выдерживать излишнего горизонтального давления от верхних стен.

⁶⁸⁴

Относительно времени сооружения существующих ныне казенных палат мы не знаем точных исторических показаний, хотя и не сомневаемся в том, что они не представляют собою первоначальной постройки (о которой см. выше), но явились значительно позже 1601–1621 годов. Об этом можно заключать из следующих сопоставлений.

В 1601 году, по словам описи, от башни грановитой, (см. № 9 на плане Бороздина) до святых ворот «городовые стены» было «28 сажен (sic), по стене ход, верхних – 19 вокон да нижних ис казенные полаты 10 вокон» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 392). На плане 1720 года от башни до церкви св. Иоанна Лествичника также изображена сплошная стена (с ходом по ней), более высокая, чем казенные палаты, прилегавшие к ней с внутренней стороны двора. Очевидно, что а) в начале XVII-гo века казенные палаты с наружной стороны были ограждены стеною, которая тянулась от грановитой башни до святых ворот, б) что эта стена непосредственно примыкала к казенным палатам, так как в нижней части стены из казенной палаты было проделано десять окон, и в) что стена (высота которой достигала трех без четверти саженей, см. Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 392 об.) на верхнем ряду имела окна свои, а не из казенной палаты. Между тем главный фасад современного здания казенных палат выведен на внешней (первый) большой монастырский двор и разделан с этой стороны такими окнами с архивольтами, которые, конечно, не были назначены для того, чтобы быть закрываемы стеною. Самое число их не соответствуем счету описи 1601 года. Кроме того, если бы окна выходили на прилегавшую к нему ограду, то это не обеспечивало бы нисколько сохранности казны. Отсюда можно догадываться, что современный свой вид казенные палаты получили не ранее того как решено было уничтожить прилегавшую к ним часть ограды, когда монастырь был обнесен второю стеною, т. е. не ранее 60-х годов XVII века (сравн. Рукоп. Акад. библ. № А¹/₁₆, л. 85–86; Рукоп. Кир. библ № 102–1338, л. 23 об.; Рукописи Кирил. монастыря, ненумерованные). С другой стороны, опись 1732–1733 года уже умалчивает о существовали стены, смежной с казенными и палатами, и длину всего прясла на этой стороне до башни определяем в три сажени (Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 584), а опись 1773 года – в четыре сажени и один аршин (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 27 об.), а не в 28 саженей (как опись 1601 года). Поэтому, вероятно, что еще до 1732–1733 года казенные палаты могли подвергнуться своей крупной (хотя и не окончательной до нашего времени) перестройке.

Необходимость этой перестройки могла возникнуть после пожара, случившегося в монастыре на 8 декабря 1655 года и начавшегося как раз с казенных келлий. Тогда выгорела «половина монастыря»: часть братских келлий, меньшая казна и сушило, и запасы на погребах, а казенные келлии были сильно повреждены. Сгорел даже казначей старец Мисаил, и были истреблены огнем многие «крепости», приходорасходные книги и т. п. документы, хранившиеся в казне (Рукоп. Ак. библ. № А¹/₁₇, 1338 и об.).

Несколько архитектурных подробностей современного здания казенных палат также указывают на конец XVII-гo или начало ХVIII века, как на время их переустройства. Окна их (в верхнем ряду), выходящие на первый (большой) монастырский двор, облицованы наличниками, которые повторяются и на домике с проходными воротами, находящемся между Преображенскою и Введенскою церквами (об этом домике см. ниже). Наличники же эти (см. рисунок № XXXIV) сходны напр. с оконными украшениями на Преображенской церкви, построенной на рубеже XVII и XVIII столетий в селе Подкопаеве Мещовского уезда Калужской губернии (см. рисунок на табл. XI в исследовании М. Т. Преображенского, Памятники древне-русск. зодч. в предел. Калуж. Губернии, СПБ. 1891, стр. 72). К этому времени, надо полагать, относится и надстройка нынешнего верхнего этажа казенных палат.

Что касается до внутреннего расположения их в начале XVII века, то известия об этом, сохраненные описями 1601 и 1621 годов, не отличаются определенностью. В первой из них идет речь о следующих помещениях казны: «внизу полатка” (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 243), «вверху задняя полатка” (л. 243 об.), «сушило, что на полате” (л. 268 об.), «полата невелика подле казны большие полаты” (л. 270). В описи 1621 года упоминаются: полата вверху, седельня (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 373 об.–374) и меньшая казна (л. 383).

Более поздняя опись 1732–1733 года говорит о трех помещениях: казнохранилища: «По правую сторону святых ворот казенная полота каменная о трех житьях, крыта тесом в зубец” (Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 584 об.). Но здесь, быть может, разумелись только помещения для жилья (сравн. там же, л. 584 об.–585). В той же описи при перечислении предметов, хранившихся в казне, упоминаются следующие ее помещения: «верхняя задняя полата” (л. 528 об.), ,другая задняя полата верхняя же” (л. 531), «средняя верхняя палата” (л. 533 об.), «нижняя средняя полата”, (л. 534) «келья” («в казне в келье,” л. 534 об.), «полатка рядная без полу” (л. 535), «нижняя полата, что словет дровеник” (л. 535), «пред казною чюлан” (л. 535 об.), «переднее верхнее сушило” (л. 536 об.), «казенная келья” (л. 537 об., сравн. л. 534 об.), ее «сени” (л. 537 об.), «комната и засенья” (л. 539), «казенная задняя келья против казначейской и комната” (л. 541 об.), «казенная подьяческая келья” (л. 543 об.), «казенная задняя келья против подьяческой” (л. 544) и «чюлан” («в той же келье в чюлане”, л. 544). Кроме того в той же монастырской описи упоминается меньшая казна, состоявшая, из кельи, чулана «засенного”, (казны?) и сушила (л. 546). – Все это не дает однако никакого представления о распланировке этих палат и не уясняет отношения их в современному плану «казны» (сравн. рисунки XXVI и XXVIII), который не знает указанной дробности внутренних ее комнат. Но в таком приблизительно виде застает казну уже монастырская опись 1773-го года, произведенная после пожара казенных палат (1764 года,) который, быть может, и уничтожил указанную дробность: «В ряду вышеписанной в 1 статье под № 13 полуночной нутряной стены в востоку (говорит опись 1773 года) казенные кладовые полаты о двух апартаментах, по наружной мере в длину семнадцать сажен с полусаженью, в ширину пять сажен два аршина, в ысподную прихожую кладовую полату дверь; в ней снутри полаты щит на крюках и петлях железных, деревянной, с наличной сторона обит жестью с нутряным двоевалешеным замком, да в оных дверях снаружи железной затвор. (В) кладовых полатах в исподнем апартаменте тритцеть окошек без оконниц, в верхнем апартаменте дватцать два окошка, в том числе с оконницами слюдными ветхими восмнатцать окошок, а четыре без оконниц. В оных полатах вдоль сводов трещина. При оных полатах отвнутрь монастыря с западной стороны четыре быка каменные ветхи и развалились, и на них тес весь изгнил и обвалился. С полуночной стороны при стене ж бык в длину семнатцать сажен с полуаршином, в ширину одна сажень один аршин с четвертью, крыт тесом. Оной бык и крыша тверды. При оных кладовых полатах от восточной стороны сени в длину четыре сажени без четверти аршина, в ширину четыре сажени один аршын три четверти аршына. В сенях семь окошек с оконницами слюдными ветхими. Означенные кладовые полаты и сени после бывшего в 764-м году пожару прикрыты в большей течи на время желобьем старым. Между оными кладовыми полатами и настоятельскими кельями простенок каменной, в длину четыре сажени один аршин три четверти, в ширину один аршин с половиною. Оной простенок и на нем крыша тесовая тверды”. (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 67 об.–68 об.).

⁶⁸⁵

Если судить по описанию Н. Султанова, подобный орнамент (каменный балясник, расположенный во впадине, в роде фриза и перекрытый свешивающимся кирпичем) наблюдается в поясках Печерской церкви Божией Матери в Московском Кремле, так называемой Сошественской церкви Троице-Сергиевой Лавры и проч. и был перенесен (в виде балясника с шаровидными утолщениями по средине) художником XVI века в лицевую рукопись жития св. Николая (Н. Султанов, Образцы древне-русского зодчества в миниатюрных изображениях. Исследование по рукописи XVI в. «Житие Николая Чудотворца”, СПБ. 1881) По мнению Н. Султанова этот архитектурный мотив был московскою переделкою церковных поясков суздальской формы (из арочек, поддерживаемых колоннками). Впрочем, на чертеже, приложенном к исследованию Н. Султанова (из Рихтера), поясок Печерской церкви имеет отличие от кирилловского в том, что балясина лишь разделяет впадины из кирпичей, но не служит средоточием для них. (См. Н. Султанов, о. с. табл. I, рисун. 4. Сравн. прилагаемый рисунок № XXX).

⁶⁸⁶

См. план 1720 года (в приложении).

⁶⁸⁷

Общая сумма образов, находившихся в церкви св. Иоанна Лествичника и в приделе, слагалась из пяти местных образов на золоте, четырех пядниц окладных, 61 пядниц на золоте и на красках, трех складен на золоте (и одинадцати пелен бархатных и трех пелен крашенинных. – Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 605 и об.).

⁶⁸⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 184 и об.

⁶⁸⁹

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 280 и об.

⁶⁹⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 185 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 281 и об.

⁶⁹¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 186. – В 1621 же году «подле того» (т. е. образа Св. Феодора) был «образ Успенья Пречистые Богородицы – большая пядница на золоте над дверьми, что ходят в предел к Феодору Стратилату. A подле Успенья образ Рожество Пречистые Богородицы на празелени, таковаж пядница» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 281 об.–282).

⁶⁹²

По словам описи 1621 года, на затворе северных дверей был писан «разбойник со крестом, на красках» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 287), а рядом с скверными дверьми у стены в киоте находился образ местный «Седмица на одной цке, на золоте» (Рукоп. Кирил. библ. №73–1312, л. 284 об.).

⁶⁹³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 186 об.–187.

⁶⁹⁴

«Над северными дверми киот двойной, a в нем восмь образов пядниц: образ Воскресение Христово, образ Спасов Вседержитель, два образа Пречистые Богородицы Умиления, два образа Олексея митрополита, образ ярославских чудотворцов, все на золоте, образ Павла обнорского на красках. Ниже того киот резной на дереве золочен, а в нем образ Николы чюдотворца поясной на золоте, гривна серебрена витая золочена» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 284 и об.).

⁶⁹⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 187 об.–189. – Из описи 1621 года можно вывести болee определенное заключение, что табло, на котором находились перечисленные образа, было иконостасным, хотя самый состав их к тому времени был уже подновлен «В церкви ж по нижному тяблу над местными образы пядницы окладные на золоте на красках старые: над царскими дверми образ Вседержитель, образ Иванна Предтечи, образ Николы чюдотворца поясные..., образ Пречистые Богородицы Коневския... образ Рожество Пречистые Богородицы.., образ Николы чюдотворца поясной, три образы Спасовы Вседержителя..., четыре образа Пречистые Богородицы..., два образа Рожества Христова..., четыре образа Николы чюдотворца..., образ Воскресение Христово..., образ Чюдо архистратига Михаила да на той же цке пять святых..., образ Илья пророк.... да на той же цке пять святых, образ святые мученицы Пятницы..., образ Дмитрея прилуцкого..., образ Николы чюдотворца можайского .., образ Макария колявинского..., образ Пречистые Богородицы на красках на поле Кирил чюдотворец, образ Спасов Вседержитель..., образ Леонтия ростовского.., образ Пречистые Богородицы Одегитрия..., образ трех святых..., образ Николы чюдотворца, образ праотца Аарона, два образа Кирила чюдотворца, образ трех святых на одной цке..., образ Кирила чюдотворца» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 284 об.–286 об.). – Кроме того в 1621 году около дверей, чрез которые ходили в придел св. Феодора Стратилата. находились иконы Одигитрии и Живоначальной Троицы (там же, л. 286 об.–287).

⁶⁹⁶

Рукоп. Кир. библ. №71–1310,л. 189 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 283 об.

⁶⁹⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 185–187 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 281.

⁶⁹⁸

Изображение их см. в альбоме Мартынова (Имп. Общ. Люб. Древн. Письм.) л. 22, фотографий И. Ф. Барщевского № 1307, № 1308 и № 1309.

⁶⁹⁹

Ср. л. V рисунков в книге М. Т. Преображенского, Памятники древне-русского зодчества в приделах Калужской губернии, СПБ. 1891 и там же стр. 50. – По мнению М. Т. Преображенского, двери эти по характеру орнамента могут быть отнесены к XV столетию, но какой церкви принадлежали они, остается неизвестным.

⁷⁰⁰

Время устройства этих врат неизвестно. Фототипию с них см. на табл. XXIV при статье А. Павлинова, Древности Ярославские и Ростовские, в Трудах VII археолог, съезда в Ярославле, т. III, М. 1892, стр. 42.

⁷⁰¹

См. в альбоме Мартынова (Имп. Общ. Люб. Древн. Письм.) л. 29, фотографий И. Ф. Барщевского № 1310 и 1311. – Рисунок этих врат помещен Л. В. Далем в журнале «Зодчий», за 1877 год, л. № 45 (см. М. Т. Преображенский, о. с., стр. 50).

⁷⁰²

А. М. Павлинов (История русск. архитектуры, М. 1894, стр. 224) называет орнамент этих дверей, похожим на орнамент царских врат в Боровском Пафнутиевом монастыре.

⁷⁰³

Композиция царских врат церкви Вознесения в Ростове, по словам А. Павлинова, «своею формою листьев с первого взгляда напомнила» ему «рисунки кавказских рукописей и крымскую орнаментику» (Древности Ярославские и Ростовские, в Тр. VII археол. съезда, т. III, М. 1892, стр. 42). В своей же «Истории русской архитектуры» (М. 1894, стр. 224) Павлинов сближает тот же орнамент с арабским. Но в мавританско-арабском стиле завитки орнамента обыкновенно имеют более удлиненную и чаще заостренную к концу форму, так что имея по средине утолщение, они держатся как бы на тонкому стебле (см. напр. Zahn, Vorlagen fur Ornamentmalerei, Leipzig, 1873, Heft I, Tafel, IV, № 14, и рисунки в издании: La Alhambra palais, Plans, elevations and sections of the Alhambra with the elaborated details of this beautiful specimen of moorish architecture from drawings taken on the spot in 1834 by Jules Goury and Owen Jones, 1841. – Едва ли не вероятнее сближать происхождение рассматриваемого орнамента с романским стилем. Сравн. напр. рисунок у Zahn’a в его Vorlagen fur Ornamentmalerei, Leipzig, 1873, Heft I, Tafel II, № 10 – (из иллюстрированного миссала XIII в.); см. также Лекции (литографированные) академика Горностаева: История искусства средних веков, Романский стиль, СПБ 1864, стр. 290. См. также следующие примечания.

⁷⁰⁴

См. напр. Prince Greg. Gagarine, Recueil d’ornements byzantins et vieux russes, S.-Peterebonrg, 1887, pl. XXXVI (из рукописи XII ст. Нацинальной Библиотеки в Париже); Сборник орнаментных украшений, почерпнутых из греческих и древне-русских рукописных книг с X по XVI век включительно, Москва, 1877, вып. IV (см. орнамент из греческой рукописи 975 года «Слова Григория Назианзена», № 60 Моск. Синод. Библ.) и т. п.

⁷⁰⁵

В. В. Стасов, Славянский и Восточный орнамент по рукописям древнего и нового времени, СПБ. 1887, табл. LIII (из Юрьевского евангелия ХII века), LXXVII (из рукописи 1459 года Кирил. белоз. библ).

⁷⁰⁶

I. Henry Middleton, Illuminated manuscripts in classical and mediaeval times, their art aud their technique, Cambridge, 1892, 60, 64 и т. п.

⁷⁰⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 189–190; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 287.

⁷⁰⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 190; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 287.

⁷⁰⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 190.

⁷¹⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 190–191 об. К 1621 году в алтаре оставались: на жертвеннике складни «с шестодневом“ на затворах и иконы обозначенные выше буквами: в), д), г). Вместо прочих образов были поставлены: 1) «образ Пречистые Богородицы“ (над жертвенником), 2) «Одигитрия, на поле Кирил чюдотворец“, 3) «Чюдо архистратига Михаила“, 4) «Варлам хутынский“, 5) «Александр сверский“,6) «соловецкие чюдотворцы“, 7) «велмвомученик Мина“, 8) св. Николай чудотворец можайский, 9) св. Дмитрий прилуцкий (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 288–2S9), 10) сорок мучеников (розные) в 11) Антоний римлянин (последние два образа – на жертвеннике; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 289 в об.).

⁷¹¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 191 об. – Как видно из описи 1621 года, паникадило и свечи находились в церкви, а не в алтаре (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 289).

⁷¹²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 192–194. – В описи 1621 года местная икона св. Николая не упомянута, и с каждой стороны царских дверей помещалось следовательно тогда по одной иконе. В деисусе оставался «образ Спасов на престоле», но по сторонам добавлено шесть образов на празелени. На нижнем тябле писцы 1621 года видели шесть пядниц на золоте и шесть образов на красках (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 290 и об.).

⁷¹³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 194–195. – Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 290–291. – В 1621 году потир и блюдцо (дискос ?) были оловянные, а «блютца что дору носят деревяные». Над горним местом был «образ Спасов нерукотворенный», а над царскими дверьми – Одигитрия (там же, л. 290 об,–291).

⁷¹⁴

О времени сооружении церкви см. на стр. 35–36.

⁷¹⁵

См. на плане Бороздина № 5.

⁷¹⁶

По вычислению, сделанному в 1773 году, размер церкви Преображения был «внутри в ширь четыре сажени пять верхов, в доль с олтарем шесть сажен один аршин восемь верхов» (Рукоп. Кир. библ. №102–1338, л. 982 об., опись Кириллова монастыря 1773 года). Размер придела св. Николая (внутри): «в ширину одна сажень четырнадцать верхов бес трети верха, в доль с олтарем две сажени десять верхов бес трети верха». (Рукоп. Кирилл, библ. № 102–1338, л. 1013 об.). Размер придела св. Ирины (внутри): «в ширину одна сажень, поменьше трех верхов, вдоль с олтарем две сажени шесть верхов с третью верха» (там же, л. 1054 об.). Сравн. прилагаемый план церкви.

⁷¹⁷

В 1601 году в Преображенской церкви числилось до 185 икон: «местных окладных 5 образов, местных же на золоте и на красках 9 образов, пядниц окладных 32 образа, да на золоте и на красках 140 образов, 9 пелен бархатных и камчатных» (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 604 об.–605).

⁷¹⁸

На это соотношение могут указывать а) посвящение трех приделов церкви: св. Преображению, св. Ирине и св. Николаю (сравн. выше; М. Т. Преображенский, о. с., стр. 61 и 107 и т. п. – Имя Ирины носила сестра Бориса Годунова, супруга царя Феодора Ивановича) и б) состав икон, изображавших святых, соименных членам «рода» царя Бориса Феодоровича (сравн. ниже перечисление образов Преображенской церкви и в синодике – Рукоп. Кир. библ. № 759–1016, л. 100–101 об.).

⁷¹⁹

Одна часть икон для церкви Преображения была сооружена старцем Леонидом, другая заимствована из монастырской казны.

⁷²⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 166 об.–168 об. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 265 об.–267.

⁷²¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 169–173. – Рукоп. Кир. библ. № 73– 1312, л. 267 об.–270 об. – В 1621 году икон пядничного яруса было также 24, но в описи этого года не упомянуты № 13, 17, 19 и 21.

⁷²²

Рукоп. Кир.библ.№ 71–1310, л. 173–174об – В описи 1621 году упомянута только четвертая икона (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 173–174 об.).

⁷²³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 173–175. – В 1621 году с левой стороны царских дверей находился образ Умиленье, а над северными дверьми – образ всех святых, большая «ветхая» пядница (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 270 об.–271).

⁷²⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 175; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 271–272).

⁷²⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 175 об,–176. – Опись 1621 года говорит о 13 образах, но перечисляет только 11, умалчивая об образе св. Алексия (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 272 и об.).

⁷²⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 177; Рукоп. Кир. библ. № 1312, л. 272 об.–273 об.

⁷²⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 177 об. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 273 об.–274.

⁷²⁸

Рукоп. Кир. библиот. № 71–1310, л. 177 об.–178. – Рукоп. Кир. библиот. № 73–1312, л. 274.

⁷²⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 178–179 – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 274–275.

⁷³⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 179; сравн. Рукоп. Бир. библ. № 73–1312, л. 276.

⁷³¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 179 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 275 и об.

⁷³²

См. Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 179 и об. – Сравн. слова описи 1621 года: «У Преображенья ж в церкве, что ходят в предел к Николе чюдотворцу в киоте образ Пречистые Богородицы на золоте, а на затворех образы Иванна Предотечи да Николы чюдотворца, вверху киота во облаце Живоначалные Троицы, у Пречистые Богородицы на поле Кирил чюдотворец» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 275 об.–276). «У Преображения ж в олтаре у царьских дверей крест большой рез на древе Распятие Господне и святые многие» (там же, л. 278 об.–279).

⁷³³

Рукоп. Соф. библ. № 1477, л. 85.

⁷³⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 179 об.–180 об. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 276 и об. – (сравн. л. 279: «У Николы чудотворца в пределе на тябле в киоте деисус писмяной и празники и пророки на золоте, киот резной золочен»).

⁷³⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 181; Рукоп. Кир. библ. №73–1312, л. 276 об,–277.

⁷³⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 181 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 277 и об. – В 1621 году покров на престоле был «мелинной».

⁷³⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 182–183; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 277–279.

⁷³⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 388 об.–389; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 454. – Одна из игуменских келлий была срублена в августе 1581 года плотником Нечаем с товарищами (за работу им было выдано 32 алтына, – Рукоп. Кир. мон. № 586, л. 12 об.). – В сентябре тогоже года «плотники кореляне Калинка с товарищи перекрывали игуменскую келью рядовую, от дела» дано им «3 алтына» (там же, л. 15). – Дорога от игуменской кельи к «большим», т. е. «святым» воротам, существовала еще в XVI веке («старец Серапион да Федор Вокшарины лежат против Христофо(ро)всвие келии возле дорогоу, что от игуменские келии к болшим воротам». – Рукоп. Соф. библ. № 1150, л. 144; Рукоп. Кир. библ. № 93–1331, л. 99 об.).

⁷³⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 388 об.–389; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 454.

⁷⁴⁰

Е. Е. Голубинский полагает, что монастырские «гостиныя кельи» (в Троицко-Сергиевской Лавре) назначались «для свиты царицы или же для свиты царя и царицы» (Преп. Сергий радонеж. и созданная им Троицкая лавра, Серг. посад, 1892, стр. 207). Но так как ни опись 1601 года, ни опись 1621 года, не упоминают вовсе о царских келлиях, существовавших в то время в Кириллове (ср. ниже прим. 743), ни о помещениях для других богомольцев, то едва ли под кирилловскими «гостиными келлиями» возможно разумеет что либо другое кроме помещений для приезжих вообще (конечно более или менее именитых). Как видно из житий преп. Кирилла, преп. Александра ошевенского и друг., помещения для гостей принадлежали к числу древнейших учреждений монастыря, весьма известного своим гостеприимством. Гостиныя же келлии, о которых ведет речь опись 1601 года, надо полагать, были отстроены в конце XVI века. По словам расходной книги Кириллова монастыря, в октябре 1581 года плотники «взомтили и покрыли» (т. е. сделали кровлю) гостиную келлию (Рукоп. Кир. мон. № 586, л. 17 об.). – На местоположение их слева от святых ворот указывает и запись о могиле подьячего Герасима Акинфиева: «Подъячей Герасим Окинфиев с Шухтовец лежит подле дорогу от болшие церкви от сиверных дверей от паперти к гостиной келье» (Рукоп. Соф. библ. № 1150, л. 144 об.–Рукоп. Кир. библ. № 93–1331, л. 100).

⁷⁴¹

Келлии эти представляли собою особняки, которые не были связаны в общие корпуса, возникшие здесь позже. В расходных книгах на постройку каждой небольшой келлии отмечен особый расход, как за отдельное строение. Такие келлии обыкновенно состояли кроме главного помещения из сеней и дровяника. При некоторых бывали чуланы и вышки. (Рукоп. Кир. мон. № 686, л. 5; 12 об., 14, 15, 17 об.; № 59–659, л. 24 об.; № 39–639, л. 59 об.; № 70–670, л. 27 об.; № 2–602, л. 5 об.–6 и т. п.). О других подробностях в устройстве жилых келлий см. выше.

⁷⁴²

Сравн. выше – Больничные келлии находились в местности, близкой к церкви архангела Гавриила т. е. в южной части монастыря («Галасиа Межников лежит от архангела блиско болнишные дороги от нижнего ряду келей». – «Сава Ухтюжанин лежит от архангела от болнишные дороги вниз, блиско Щукина отца.» – Рукоп. Соф. библ. № 1150, л. 141–144. Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 93–1331, л. 99 об., где вместо «больнишные дороги» написано: «от болшой дороги»).

⁷⁴³

Не эти ли последние составляли нижний ряд келлий, о котором говорят статьи о месте могил в Кириллове (Рукоп. Соф. библ. № 1150, л. 141–144 об., см. ниже приложения)? Сравнительно с положением церкви архангела Гавриила они находились действительно внизу. Сравн. предш. примеч. – Другой ряд келлий назывался «воротным» (см. Рукоп. Соф. библ. № 1150, л. 141–144), т. е. находившимся на повороте. («Старец Исаф Луженой лежит у чюдотворца Кирила за олтарем не блиско подле Петра священника белозерца подле дорогу идучи в угол к кельям воротнего ряду». – Рукоп. Кир. библ. № 93–1331, л. 101). Но в каком углу монастыря находились эти кельи, остается невыясненным, подобно тому как неизвестно и местоположение задних келлий, о которых говорят приходорасходные книги монастыря (см. напр. Рукоп. Кир. мон. № 59–659 л. 24 об.) и среди которых находились и царские келлии (Рукоп. Кир. мон. № 24–624, л. 47 об. и выше стр. 41.) Сравн. выше 740.

⁷⁴⁴

Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 388 об.–389 и проч.; Рукоп. библ. 73–1312, л. 454 об.

⁷⁴⁵

В настоящее время на месте прежних деревянных келлий возведены каменные корпуса (см. на плане Бороздина № 19 и 20 и на плане Мартынова № 17 и 18), время первоначальной постройки которых относится отчасти к XVII, отчасти к XVIII столетиям. В описи этих келлий от 1701 года (Рукоп. Кир. мон. не нумерованная) каменными названы «архимандричьи кельи» и часть братских, занятых большею частью должностными лицами. Несколько келлий «от проходных ворот к болнице» оставались тогда еще деревянными. Каменные келлии от «проходных» (каких?) ворот к круглой башне, расположенные в два этажа, тогда еще носили название «новых». – В описи 1732 года также упоминаются вновь выстроенные каменные келлии: «От тех келей к Ывановскому монастырю до реки Свияги новые кельи каменные двоежитенные, сени и засенье во всех житьях каменные же крыты все под одну кровлю тесом в зубец; в те кельи в верхние житья одно крылцо каменное, другое деревянное, на столбах, крыты тесом» (Рукоп. Кир. библ. № 98–1334, л. 552 об. Сравн. сходное с этим показание плана 1720 года, где также отмечены новые келлии под № к҃д. весь ряд келлий от «святых ворот» до проходных ворот к Ивановскому монастырю отрисован в один фасад, братские же келлии показаны только в южном углу монастыря). В 1764 году большинство этих каменных келлий на левой (юговосточной – по компасу) стороне монастыря подверглось сильному пожару (подробное описание келлий и последствий пожара см. в описи 1773 года – Рукоп. Кир. библ. № 102– 1338, л. 41 об.–69 и 60–62 об.), после которого они были возобновлены в настоящем столетий при архимандрите Вениамине Жукове, т. е. в 1802–1809 годах (сравн. Истор. росс, иерархии, ч. IV, М. 1812, стр. 393 и П. М. Строев, Списки иерархов, е. с., стлб. 57).

⁷⁴⁶

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 454 об.

⁷⁴⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 221; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 456 и след. – См. также выше и прил. планы монастыря.

⁷⁴⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 258 об., л. 259; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 485, л. 502 об., л. 503.

В 1621 году подле монастырской большой казны была еще полата невелика, имевшая такое же назначение (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 513).

⁷⁴⁹

Мера этих келлий совпадает, приблизительно с мерою существующего в настоящее время между Преображенскою и Введенскою церквами домика с воротами (см. рисунок № XXXIV), который местными археологами ошибочно признается иногда за местожительство патр. Никона (сравн. архим. Варлаама, О пребывании патр. Никона в заточ. в Ферап. и Кирил. монастырях, М. 1838, стр. 3, Чт. О. И. и Др. Р., кв. III). Возможно предполагать, что упомянутые келлии 1601 года находились по близости к нынешнему домику, но тем не менее отождествлять их нет оснований, так как описи 1601 и 1621 года не упоминают ни о воротах, ни о втором этаже здания. Архитектура домика указывает на более позднюю постройку (см. выше и рисунок № XXXIV), а на плане 1720 года он изображен в виде трех отдельных строений, среднее положение между которыми занимают ворота. Неопытный художник, быть может желал так изобразить проездные под домиком ворота, о которых уже упоминает опись 1732–33 года (Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 585 об.), но заслуживает внимание, что последний документ умалчивает о втором этаже здания и описывает домик не вполне согласно со словами позднейшей описи: «На хлебенном дворе под теплой трапезой Ведения Пресвятые Богородицы хлебня каменная, подле хлебни три кельи низменные, да поперег до городо(во)й стены три кельи о дву житьях каменные ж крыты тесом, на двор з болшого монастыря ворота створные, замок висячей» (Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 685 об., опись 1732–1733 года). Опись 1773 года говорит только о двух нижних «апартаментах» но в то же время упоминает и о шести верхних кладовых: «Келия, что между.... Преображенскою и Веденскою церквами о двух апартаментах по наружной мере в длину восемь сажен один аршин, в ширину три сажени один аршин. Между оными исподними кельями проходные ворота. В исподних двух кельях четыре окошка с оконницами слюдными ветхими, две печи кирпичные, тверды. Над оными кельями вверху шесть кладовых неболших полаток каменных. В них шесть окошек с оконницы слюдними ветхими. При тех полатках от западной стороны крылцо деревянное на столбах. В столбы забрано тесом, ветхо. На оных кельях и полатках крыша тесовая новая, а на крылце крыша ветха» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 62 об.–63). – Из сопоставления этих описей едва ли будет несправедливым сделать заключение, что настояний свой вид описываемый домик мог получить даже позже 30-х годов прошлого века.

⁷⁵⁰

Шенданы – «подсвечники» (Слов. церк. слав, и русск. яз., И. Акад. Н., т. IV, стр. 448).

⁷⁵¹

«Клепики» – ножи с коротким и широким лезвием, которое на конце загнуто к обуху (Слов. Акад. Наук, т. II, стр. 181; Древности, труды моск., общ., т. I, Матер, для археол. слов., стр. 6).

⁷⁵²

«Меленка перешная» – ручная мельница для перцу (сравн. слов. церк. слав, и русс., изд. II отд. И. А. Н. т. II, стр. 296).

⁷⁵³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 367 об.–368 об. В описи 1621 года (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313) нет подробного описания этих кухонных строений.

⁷⁵⁴

Показания описей 1601 и 1621 годов не устраняют нескольких недоумений относительно размеров и распланировки этажей этого здания, почему и приводим слова описи 1601 года: «Подле тех келей: погреб каменной з двема выходы зимней в длину 4 сажени с полусаженью, а поперег 4 сажени (sic), а над погребом полатка сытная, а ставят в ней квас медвяной, в длину погреб (sic) 4 сажени, а поперег 2 сажени (sic). А подле тое полатки келья каменная, делают в ней свечи восковые и живут пономари, а на кельях и на погребе и на сытной полатке сушило камено в длину 7 сажен, а поперег 5 сажен, покрыто тесом» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 368 об·–369). Буквальво тоже повторили и писцы 1621 года (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 440 и об.). В виду разноречия относительно ширины погреба следует предполагать, что во втором случае под погребом разумелась «сытная».

⁷⁵⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 368 об.–369; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 440.

⁷⁵⁶

По словам «Расходной книги» Кириллова монастыря «сушило забирали над погребом» в январе 1569 года (Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 10 об.). но в Кириллове и другие ледники имели над собою сушила (сравн. также выше).

⁷⁵⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 369 и об. – В описи 1621 года (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 585 об.–586): «В сушиле подле трапезы: образ Пречистые Богородицы на краске, да запасу пять четвертей семени конопелново, шесть четвертей гороху, три осмицы круп грешневых, три четверти круп яшных, пять осетров провислых, двести пятдесят пластей язевых, сто пучков вязиги, сушеного молю лосково (т. е. из Лозы-Антушева) десять четвертей, молю белозерского пять четвертей» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 440 и об.).

⁷⁵⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 369 об.–370 об.; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 586–587 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 439–440 и л. 441–442 об. – Из скатертей в 1621 году здесь хранились: «6 скатертей мерою 42 аршина, 2 слища скатертей гусиные плоти, 4 слища скатертей клетчатых, 4 слища скатертей рядных“ и проч.

⁷⁵⁹

Более точные показания о местонахождении «естовной палатки» сохранила опись 1773 года, не дающая, впрочем, твердых оснований утверждать, что это строение оставалось до конца XVIII века в своем первоначальном виде. В 1773 году палатка естовная находилась на западе (по отношению к алтарям) от западной трапезной паперти, а другою своею стороною (западною) примыкала к квасоварне и пивоварне (о них см. ниже примечание 766–768): «От вышеписавной в 2 статьи под № 12-м трапезной западной паперти (см. выше примечание 639) на западную сторону по линии две каменные кладовые неболшие полатки в боку оных полаток от полденной стороны чрез глухую стену кладовая полата, на коей хранятца съестные припасы. Оные полаты снаружи вдоль по линии три сажени два аршина с половиною, поперег восемь сажен. В показанных двух кладовых полатках два окошка с оконницы слюдными ветхими. От тех кладовых полаток на западную сторону по линии две келии по наружное мере вдоль по линии пять сажен, и поперег по линии шесть сажен. В них два окошка без оконниц, две печи кирпичные ветхи. Вверху над оными кельями вышеписанныя кладовая полата, в коей хранятца съестные припасы, а под кельями квасной погреб. В показанных кельях и кладовых полатах в полденной и полуночной стенах, також и в сводах, трещины, на оных полатах и кельях крыша тесовая новая» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 64 и об.).

⁷⁶⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1810, л. 371 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 442об.–443. – Не эта ли палатка называлась «поварнею естовною»? (ср. выше). – Одна из служебных построек, порученная подкеларнику, была отстроена в марте 1569 года («Рыжку из Долгово дал рубль за келию подкеларником в службу, привез и поставил». – Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 21).

⁷⁶¹

Рукоп. Кир. библ. №71–1310, л. 371 об.; Рукоп. Кир. библ. №73–1312, л. 444 и об. – Местоположение этой поварни определяется планом 1720 года, где она (см. № л҃ѕ) отмечена как строение, параллельное оружейной палате и расположенное между башнею поворенною (см. на плане Бороздина № 7 и примечания к этому плану) и сушилами (см. на плане 1720 года № л҃є). На том же месте существовала поварня и в 1773 году, как видно на описи, произведенной в этом году и сообщающей более точные данныя о размерах тогдашнего сооружения: «От вышеписанной в I статьи под № 9-м полденной окружной ограды на полночь поваренные келии каменные, по наружной мере в длину девять сажен два аршина, в ширину пять сажен два apшина, a по внутренней мере: 1) от полденной ограды в длину четыре сажени один аршин три четверти, в ширину три сажени с полуаршином, две печи кирпичные ветхи; 2) при оной келье сени в длину четыре сажени один аршин три четверти, в ширину одна сажень три четверти аршина; 3) чрез оные сени келия в длину одна сажень два аршина с половиною, в ширину той же меры, в оной келии печь кирпичная ветха, при оной келии от восточной стороны боковая кладовая полатка, в длину одна сажень два аршина с половиною, в ширину той же меры; 4) чрез глухую стену уксусная келья в длину и з сенцами четыре сажени один аршин с половиною, в оной келии печь кирпичная ветха, в оных кельях и cенях семь окошок с оконницами слюдяными ветхими, на оных кельях крыша тесовая ветха» (Рукоп. Кир. библ.№ 102–1338, л. 63 об.–64).

⁷⁶²

В начале ХVII века в Кириллове монастыре кроме братской существовали поварня: естовная, стрелецкая, княжая, гостиная и другие (Рукоп. Кир. мон № 56–656; см. выше).

⁷⁶³

В марте 1606 года «изба поваренная» ремонтировалась вместе с другими однородными постройками: «Наимовал (т. е. казначей) плотников Боровские волости Оверя с товарыщи крити две поварни, да избу поваренную, да сушило на брацком погребе, дано найму 5 рублев» (Рукоп. Кир. мон. № 22–622, л. 3 и об.).

⁷⁶⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 372 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 444. – В 1621 году в келье было 4 образа и 8 крестов.

⁷⁶⁵

Это было одно из самых излюбленных монашеских кушаний. В «келарских обиходниках» в конце XVI века находился даже перечень дней, в которые «крушки живут на братию». Приготовлялись они из рыбы.

⁷⁶⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 373–374. – Опись 1621 года перечисляет в поварне и кельях меньшее число хранившихся там хозяйственных предметов (сравн. Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 588 об.–569; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 444 об.).

⁷⁶⁷

Стоглав, изд. М. 1890, стр. 228.

⁷⁶⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 374 об.–375.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 445. – Позднейшие описи монастыря точнее указывают местонахождение квасоварни – именно на западе (по отношению к алтарям) от Введенской церкви, от трапезы и связанных с ними построек, как то «палатки естовной» (см. о ней выше) и других (т. е. = на плане Мартынова №7; см. строение на левой стороне приложенного рисунка № XXXIII). По словам описи 1732–1733 года, квасоварня помещалась недалеко от оружейной и летних погребов: «По другую сторону хлебни поварня каменная, к ней приделаны семь келей разных служеб, под теми кельями погреб теплой зимной, от той поварни поварня ж квасная, подле тое поварни полата оружейная, при ней две кельи о дву житьях, в ысподи погреб летней каменной же, оное все строение крыто тесом в зубец. По другую сторону погреб летней каменной, на верху сушило деревяное, прируб и крылцо деревянное, крыто все тесом в зубец. Подле тех погребов и оружейной две кельи деревяные крыты тесом в застрех» (Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 585–586). Более поздняя опись 1773 года, кроме квасоварни упоминая и о пивоварне, как находившееся в одном с первою здания, также указывает на положение их между хозяйственными постройками, примыкавшими к трапезе и оружейной (см. ниже об оружейной): «От предписанных в 3 статьи под № 11 (см. выше прим. 759) показанных двух келей и кладовой (в коей хранятця съестные припасы) полаты на западную сторону пивоварни и квасоварня каменные, по наружной мере в длину восемь сажен два аршина, в ширину шесть сажень; в оных пивоварне и квасоварне с полденную и с полуночную сторон в стенах трещины; на них крыша тесовая весма ветха. При оной пивоварне и квасоварне с полденной стороны рубленой в углы, а к полуночной стороне зобранной в столбы бревенной сарай; оной сарай и на нем желобяная крыша ветха» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 65 и об.). Из числа этих строений «квасоварня» и «пивоварня» существует, и по настоящее время. Первая находится на запад (по отношению к алтарям) от бывшей поварни и смежных с нею служебных келлий, расположенных в свою очередь на запад от бывшей хлебни и соприкасавшихся с нею кладовых (см. на левой стороне рисунка № XXXIII бывшую пивоварню, а позади ее квасоварню). Отправляя доселе свое первоначальное назначение, квасоварня сохранила и свою старинную структуру, довольно оригинальную для Кириллова. Посредине покрыт (насколько удалось нам рассмотреть его – при недостаточном освещении магниевой ленты) возвышается квадратный в плане и полый внутри шатер, служащей проводником для пара и дыма, скопляющегося в здании от квасного очага. На верху этот шатер заканчивается четырехугольною в плане трубою, а внизу опирается на сомкнутый свод с двумя распалубками по каждой стене. От пивоварни (на запад от квасоварни, или по компасу на северо-запад) сохранились только стены (см. рисунок № XXXIII), а своды ее разрушились, и в настоящее время она служит кладовою и местом растирания красок. – Что же касается до бывшей поварни (на восток от квасоварни, или по компасу – на юго-запад) и ее служб, то они отчасти разрушаются, отчасти служат жилыми помещениями (см. рисунок № XXXV). К какому в точности времени относятся указанные строения, указать затрудняемся в виду отсутствии документальных сведений. Смелая структура сводов в квасоварне более напоминает XVII-й век (сравн. В. В. Суслов, Очерки по истории древне-русского зодчество, Спб., 1889, стр. 113–115), чем XVI-ый. Но современное расположение поварни и квасоварни можно примирить со сведениями, сообщаемыми описями 1601 и 1621 годов. – В виду того, что указанные строение остаются для нашего времени редчайшими, если не последними образцами древне-русских хозяйственных сооружений, крайне желательно было бы, чтобы на них немедленно было обращено внимание специалистами строительного дела. Во время посещений Кириллова монастыря нам в величайшему сожалению не удалось снять с упомянутых зданий планов и разрезов.

⁷⁶⁹

По описи 1621 года (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 589 об.), «в очаге» поварни были «котел медной болшой, другой котел ветх, таков же, да три дщана болшие». – О производстве и покупке квасных и других котлов для Кириллова монастыря см. Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 12 об.; № 586, л. 18 об., 19, 19 об. 24 об., 28, 31 об., 32, 33 об., 36 об., 37 об., 38, 39 об., 47, 48 об., 66, 71 и т. п.

⁷⁷⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 374 об.–375; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 445.

⁷⁷¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 375 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 445 и об.

⁷⁷²

Рукоп. Кир, библ. № 71–1310 л. 375 об.–376; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 590; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 445 об.–446. См. на плане 1720 года № л҃ѳ

⁷⁷³

Стопа – «большой металлический стакан или кружка без ручки с развалом к верху» (Словарь церковно-слав. и русск. языка, составл. втор. отдел. И. А. Н., т. IV, СПБ. 1847:229).

⁷⁷⁴

Так называются медные, внутри вылуженные сосуды с ручкою и рыльцом, ныне употребляемые простолюдинами для держания питья во время стола (Слов. церк. слав, и русск. языка, сост. втор. отд. И. А. Н. СПБ. 1847, т. IV, стр. 483).

⁷⁷⁵

В июне 1606 года этот (сравн. выше) квасной (летний) ледник был отремонтирован («Келарь старец Феодосей Борков наимовал плотников Мосейка Костянтинова из гор да Якуню Юрьева деревни Понтина с товарыщя, крили погреб квасной большей летней да ледник да рыбные погребы да перед погребы выходы по старому зделали, дано найму от дела 6 рублев 16 алтын 4 денги». – Рукоп. Кир. мон. № 22–622, л. 51 об.), и в 1621 году на нем держали большое количество квасу: «на погреби ж чудотворцова квасу в пять ведр четвертинка, сто ведр бочка квасу сыченово, три бочки квасу ячново по сту ведр, полторы бочки квасу овсяново сто десять ведр, три бочки квасу полуяпу по сту ведр». Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 591 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 446 и об.

⁷⁷⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 376 об.–379; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 592; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 446 и об. – Сравн. выше прим. 772.

⁷⁷⁷

Описанные ледники оставались на своем месте между игуменскими кельями и оградою и в последующее время (см. на плане 1720 года № л҃ѳ.) до ХѴIII века включительно. Но в 1773 году их было уже только четыре, причем не все из них сохранили то свое первоначальное назначение, о котором говорит опись 1601 года: «От полденной на полуночную сторону погреба каменные в одной линии I пивной, II и III рыбные, IV крошивной, по наружной мере в длину дватцать две сажени, в ширину семь саженъ один аршин с четвертью, в оных погребах с восточной, полденной, западной и полуночной сторон в стенах трещины. При оных погребах с западпую сторону четыре быка каменные ветхи и развалились и на них тес весъ изгнил и обвалился, с полуночной стороны пятой бык тверд, и на нем крыша тесовая тверда. Над оными погребами сушило деревянное в длину и в вышину той же меры, что и погреба. На оных погребах и сушиле крыша тесовая весма ветха. При показанном пивном погребу с восточную сторону сени деревянные с перерубом, по наружной мере в длину пять сажень один аршин с половиною, в ширину две сажени один аршин. При оных сенях с восточную сторону крылцо деревянное. Оные сени, крылцо и на них крыша тесовая ветха. От полденной стороны на рыбной двор ворота деревянные рубленые с чюланы, в длину три сажени два аршина, в ширину одна сажень один аршин. Над воротами три чюлана деревянные. Оные ворота, чюланы и на них крыша тесовая ветха. На рыбном дворе при рыбных погребах в столбах деревянной забор и на нем крыша тесовая ветха. При крошивном погребу с восточную сторону в погребе лесница каменная под сводом каменным, в длину четыре сажени, в ширину одна сажень два аршина с половиною. Оная лесница с сводом тверда. Между настоятельскими кельями и показанным крошивным погребом каменной простенок и с воротами в длину шесть сажен один аршин с четвертью, в ширину полтора аршина. Оной простенок и на нем крыша тесовая тверды» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 66 об.–67 об.). – На планах Бороздина и Мартынова погреба позади игуменских келлий уже не значатся.

⁷⁷⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 379 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 447–448.

⁷⁷⁹

«9-го месяца июня.... емлют ко обедне и колачей до трех и до четырех, и изрежут в кycиe народу, а отрадным дают просфиры, и на самый праздник такоже» (Кирилловский церковный обиходник первой редакции, Рукоп. Кир. библ. № 730–987, № 60–1137 и друг.).

⁷⁸⁰

Если опись 1601 года разумеет здесь деревянное строенье, то этот колачный амбар был выстроен в 15 ⁷⁹/₈₀ (88) году. («В прошлом же 88 году плотники кореляне Исак с товарищи колачной анбар делали, дано им 4 гривны». Рукоп. Кир. мон. № 586, л. 60).

⁷⁸¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 379 об.–381; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 448 об.–449.

⁷⁸²

В том чпсле здесь находилось «два креста печатные на бумаге» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 381 об.).

⁷⁸³

«Корцы» – ковши, выдолбленные из корневины (Слов. церк. сл. и русск. языка, сост. вт. отд. И. А. Н., т. II, стр. 203).

⁷⁸⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 381–382 об.; сравн. Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 449–450.

⁷⁸⁵

См. на плане 1720 года № л҃з и на плане Бороздина № 21. – Так как при перестройках братия кирилловская обыкновенно оставляла новые здания на прежних местах, то возможно, что и оружейная начала ХѴII века находилась вблизи того места, где и позже, в XVII и XVIII веках, когда она занимала второй этаж каменного здания (см. план 1720 года, в альбоме Бороздина объяснение к рисунку ХѴІ-му и Записки отд. русск. и слав, археол., т. I, Спб. 1851, отд. III, стр. 5; Рукоп. Кир. мон. ненум., описные книги оружейной палаты 1745 года), помещавшегося на западе от поварни и расположенного параллельно ей (см. план 1720 года и Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 685 об.). Но это каменное здание возникло уже после 20-х годов ХѴII века (опись 1621 года ничего не говорит о нижнем помещении под оружейной), именно в 1655 году: «По соборному приговору» тогда «делана над братцким погребом летним оружеиная полата каменная маия с 28 числа до июля по 29 день, a делали манастырские каменщики безденежно за зделье на монастырском хлебе, а работных людеи подымщиков было Семеновских крестьян 151 человек да три человека лодынщиков; работным людем и подымщиком за работу розданы поденщинои денег 22 рубли 19 алтын 4 деньги. В тое ж полату зделано четыре связи долних да четыре связи коротких и с столбы в стены с обухи и с крюки да 5 замков; а в тех во всех связех и в засовах мерою в казенную трех аршинную сажень 39 саженъ с четью, а толщины связем в сторону пол 2 вершка, в другую вершек, а весу с них 201 пуд 5 гривенок, а ковал их по ряде белозерский кузнец Пятои Федоров сын Чмутов из своего железа своими людми и угольем, дано ему с пуда по 18 алтын 2 денги итого 110 рублев 20 алтын пол 4 деньги (Кн. прих. и росх. денг. в Кирилове монастыре, черн. В. Шекурина 163-го году, Рукоп. Кир. монастыря № 225; сообщено Н. И. Успенским). Самый размер этой более поздней оружейной показывает, что она приспособлялась к хранению болыпого количества военных снарядов, которым еще не располагал монастырь в начале ХѴII столетия. Как можно заключать из слов описи 1773 года, площадь занятая ею превышала 35 квадратных сажен: «От оных пивоварни и квасоварни (см. о них прим. 768-е) на западную ж сторону оружейная полата каменная, по наружной мере в длину по линии пять сажен с полуаршыном, поперег линии семь сажен с полуаршином; под оной оружейной полатой квасной погреб; в оной полате с полденной стороны в стене от верху до низу трещина и своды весма расселись, на оной полате крыша тесовая весма ветха; при погребу от полуночной стороны деревянной чюлан забран в столбы и покрыт тесом, ветх. Подле оную оружейную полату от западной стороны внизу каменная келья, по наружной мере в длину по линии две сажени один аршин три четверти, вширь и з сенми четыре сажени один аршин; над оной кельей вверху ж келья той же меры; в оных кельях двенатцать окошок без оконниц; две печи кирпичные розвалились; из верхных сеней лесница на низе каменная со стенкой каменной, при оной леснице брусчатой рубленой деревянной новой рундук; над лесницой и рундуком крыша тесовая новая, в длину одна сажен два аршина без дву вершков, в ширину одна сажень два аршина и без двух вершков, оные кельи в стенах тверды, а на них крыша тесовая ветха» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 65 об–66 об.). Около 1784 года вследствие обвала сводов из описанного помещения оружейная была переведена в бывшее казнохранилище или казенную палату (см. на плане Бороздина № 22 и стр. 198–201), что на право от «святых ворот». По словам примечания к XVI рисунку альбома К. М. Бороздина (1809 года), «оружейная в Кирилловском монастыре была некогда наполнена всякого рода оружиями. Оставляя уже довольно значащее их количество многие из них были весьма редкие; но лет с двадцать пять тому назад в той кладовой, где находилась оружейная, верхний свод обрушившись от ветхости подавил хранившиеся в ней вещи и проломил даже каменный пол со сводом, который был в сей оружейной. – Нынешнее кирилловское оружие состоит только из остатков, которые могли в то время из под развалин вытащить» (см. Рукоп. Имп. Публ. Библ.). – В бывшей казенной палате ко времени Бороздина помещалась и монастырская библиотека; казна же (т. е. деньги и другие ценности), вероятно, около того же времени была переведена в верхний этаж над церковью архангела Гавриила.

⁷⁸⁶

Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 621–623. – В расходных книгах монастыря записано, что «кнуйские крестьяне Рюма с товарыщи делали чюлан в оружничью службу» в августе 1611 года (Рукоп. Кир. библ. № 36–636, л. 103 и об.). Быть может, этот чулан есть тоже, что «оружная» полатка описи 1621 года. – «Opyжничий старец» (Феодорит) упоминается в мае 1615 года (Рукоп. Кир. мон. № 54–654, л. 6). Но еще ранее постройки упомянутой «полатки» в монастыре имелись запасы огнестрельного оружия и пороху. В августе 1581 года старец Пахома покупал в Нижнем Новгороде немного зелья пищального, свинцу, порошницу и проч. (Рукоп. Кир. мон. № 586, л. 10). В марте 1582 года на Вологде было куплено для монастыря зелья пищального 14 фунтов без четверти, на 61 алтын (Рукоп. Кир. мон. № 586, л. 66 об.). В смутное время, когда обозначилась опасность литовского нашествия, прежние запасы постепенно увеличивались новыми покупками. В августе 1606 года было приобретено полпуда пороху пищального на рубль 22 алтына и 5 денег (Рукоп. Кир. мон. № 22–622, л. 66 об.). В октябре 1608 года – 7 пудов пол 3 гривенки пороху и пищального на 21 рубль 6 алтын 2 деньги (Рукоп. Кир. мон. № 29–629, л. 66). В августе того же года – полпуда пороху пищального на рубль 20 алтын (Рукоп. Кир. мон. № 29–629, л. 52 об.). См. также Рукоп. Кир. мон. № 8–608, л. 126. № 26–621, л. 23; № 22–622, л. 36, л. 39, 60 об., 63 об., 66 об., 116; № 29–629 л. 66, 83 об.–84, 89 и об., 90; № 36–636, л. 59, 64 об., 77, 101 об. 108; № 24¬624, л. 23 и т. п. – Запасаясь оружием, монастырь сосредоточивал в своем складе предметы различной фабрикации: пищали английской работы, медные пищали «московского дела», «медные пищали» «домашнего дела» (т. е. местного производства), самопалы «шкотцкие», корельские, «свитцкие» московского дела и т. п. (Рукоп. Кир. библ. № 75–1314, 454–460). Холодное оружие было большею частью производства окрестных крестьян.

⁷⁸⁷

Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 621: «66 шеломов и шапок литовских» и проч.

⁷⁸⁸

В 161³/₄ (122) г. А. И. Зюзин дал «три снаряды железные литые за полтораста рублев – болшая пушка Лев, весу в ней 80 пуд, пищаль Попугай весу в ней 45 пуд, пищаль Дерьмьлиг (или Дермлин) весу в ней 45 пуд» (Рукоп. Кир. библ. № 78–1317, л. 163 об.). Эти снаряды были английской работы. Ядра для первого весили шесть фунтов, для второго три фунта, а для третьего – четыре фунта (Рукоп. Кир. библ. № 75–1314, л. 454). Вологжанин, посадской человек, Иван Агафонов Дьяконов, «во иноцех» Иоаким, в 161⁷/₈ (126) году дал пушечку медную весом 5 пуд, 2 пушечки невелики да пищаль аглинская, саадок полной” (там же, л. 171).

⁷⁸⁹

Юшман или юмшан, доспех, сходный с бахтерцом, состоял из кольчужной рубахи, с набранными на груди, спине и боках крупными и мелкими металлическими пластинками, но несколько иной формы и иначе расположенных, чем на бахтерце – (Н. Е. Бранденбург, Истор. каталог СП. Бургского Артилл. Музея, ч. I, СПБ. 1877, стр. 184–185). Юшман (какого века?) с короткими рукавами и остатками арабских надписей, принадлежавший Кирилло-белозерскому монастырю, сохраняется в С.-Петербургском Артиллерийском Музее (см. там же, стр. 206–207).

⁷⁹⁰

Пансыри и кольчуги представляли собою тельные, кольчатые доспехи, отличавшееся друг от друга только формою колец, их составлявших, и способами сплетения (Н. Е. Бранденбург о. с. стр. 203), и известные на Руси с самых отдаленных времен. – Один из кирилло-белозерских «пансырей» хранится ныне в С.-Петербургском Артиллерийском Музее (см. там же стр. 204). – Кольчуга с короткими рукавами из проволочных колец, принадлежавшая (когда?) Кирилло-белозерскому монастырю, имеется в Новгородском музее древностей (Указатель хранилища древн. при Новгор. Губерн. Стат. Комитете, Новг., 1889, стр. 49).

⁷⁹¹

Байдана, бондана или бодана представляла кольчужную рубаху, составленную из более крупных (чем у бахтерца) плоских колец (по старинной терминологии – «сеченых»). Байданы имели рукава до локтей и иногда украшались опушкою из золоченой меди» (Н. Е. Бранденбург о. с. стр. 184).

⁷⁹²

Бахтерец представлял собою «колчужную, длиною почти до колен рубаху, с разрезом спереди от шеи до низа, или на левом боку; в последнем случае он был без рукавов». «Застегивалось это вооружение помощью застежек с пряжками или ременными завязками». «Части его, покрывавшие грудь, спину и бока, составлялись из рядов металлических продолговатых пластинок, соединявшихся между собою кольцами» (Н. Е. Бранденбург о. с., стр. 183–184). Образец бахтерца из кирилло-белозерского вооружения (какого века?) хранится в Артиллерийском С.-Петербургском Музее (там же, стр. 207, № ССХХIII).

⁷⁹³

Под общим названием «шеломов и шапок» здесь имеются в виду, вероятно, головные уборы, имевшие много разновидностей и носившие неодинаковые прозвища (шеломы, шишаки, мисюрки, шапки ерихонския и т. п. О значении этих терминов см. у H. Е. Бранденбурга, о. с. стр. 180 и след., стр. 206 и след.). – Несколько кирилловских шлемов и шишаков хранится ныне в Артиллерийском Музее (см. там же, стр. 210 и след.) и Новгородском Музее древностей (№ 416–438, по «Указателю» 1889 года).

⁷⁹⁴

Из двух разновидностей «пищалей» здесь разумелись, очевидно, и артиллерийские орудия (которые размещались по стене), и ручное огнестрельное оружие. Несколько пищалей последнего рода (из состава древнего вооружения Кирилло-белозерского монастыря) хранится ныне в С.-Петербургском Артиллерийском Музее (Н. Е. Бранденбург, о. с., стр. 252–255). Пищали же артиллерийские перечисляются уже описью 1635 года. Стреляли из них ядрами равного веса (от четверти фунта до шести фунтов). Заряд пороху для некоторых (меньших) пищалей весил «по полу фунта без малые чета» (Рукоп. Кир. библ. № 75–1314, л. 454–456 об.).

⁷⁹⁵

Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 523–524 и л. 621–623. – Кроме оружия, хранившегося в оружейной, в 1621 году было еще «по городу» (т. е. на стене) «наряду ж: 3 пищали аглинские полуторные железные, 9 пищалей полуторных и недомерков медных, 12 пищалей волконеек железных, 4 пищали скорострелних железные коробелные дробовые, 6 пищалей затинных, да самопал с притином» (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313 л. 523–524 и 621–623). – Оружие это долгое время сохранялось в монастыре. В 1668 году в кирилловском арсенале имелось до 8510 разных предметов, относившихся к вооружению (Записки отд. русск. и слав, археологии, т. I. СПБ. 1851, отд. III, стр. 5–45), и коллекция эта оставалась здесь, хотя и в значительно неполном виде (см. описные книги 1745 года в Рукоп. Кир. мон.), до конца XVIII века, когда провалившиеся своды уничтожили значительную часть оружия (см. выше прим. 785). Остатки от этого богатого собрания рассматривал еще К. М. Бороздин, во время путешествия в 1809 году, затем С. Шевырев в 1847 (Поездка в Кир. бел. монастырь, ч. II, Москва, 1850) и друг. – В настоящее же время в монастыре не осталось ни одного предмета старинного вооружения. Часть его была разобрана любителями и пропала для истории бесследно, а другая часть поступила в С.-Петербургский Артиллерийский Музей (Н. Е. Бранденбург, Историч. каталог С.-Петербургского Артиллерийского Музея, ч. I, СПБ. 1877, стр. 204, № СХІѴ, стр. 206, № СХХѴІІІ, № СХХІХ, № СХХХ, стр. 207, № ССХХХІІ, стр. 210, № CXLII, стр. 211, № CXLIII, стр. 252, № ССХХХѴ, стр. 254, № ССХХХѴІІІ) и в Новгородский Музей Древностей (Краткое описание Новгородского Музея, сост. В. Ласковским и Н. Лашковым, Новгорода 1893, стр. 67 и след.; Указатель хранилища древностей при Новгор. Губерн. Статист. Комитете, Новг., 1889, стр. 48 и след., № 416–430, № 431–438, № 448–456, № 457, № 461–470, № 471–490, № 545–546, № 547–550). К сожалению, вследствие разрозненности кирилловского оружия нет возможности проследить, сохранились ли в этих коллекциях какие либо предметы, составлявшие вооружение в начале ХѴІІ-го века. Изображения боевых снарядов и доспехов кирилловских разного времени см. в альбоме Бороздина т. II, № XVI, XVII, XVIII и XIX, в альбоме Мартынова № 23, 24, 25 и 26, и в книге Шевырева, Поездка.., ч. II).

⁷⁹⁶

См. выше – «В 109 году июля 21 дна Михаил Молчанов и дьяк Нелюбов отдали в монастырскую казну 22 руб. 12 алтын 1 деньгу, «что взяли из Левонидова ящика, что остались у городового у каменного дела» (Рукоп. Кир. мон. № 6). «Леванид» – это старец Леонид Ширшов (см. выше). – Во время описи монастыря в 1601 году за пределами ограды находился амбар, в котором еще хранилось «городовое кирпичье, что осталось у монастырские каменные ограды» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 398=498). О перестройках ее см. выше.

⁷⁹⁷

См. в приложении планы: 1720 года, Бороздина и Мартынова. – В конце XVI и начале XVII века монастырь был обнесен только одной оградой. Вторая ограда, существующая доныне, строилась в половине XVII века. (См. Рук. Кириллова монастыря ненумерованные). В 1664 году по указу царя Алексея Михайловича еще продолжали строить «город каменной» и на то городовое дело железа не стало у Кириллова монастыря, вследствие чего строитель Кирилловского Афанасьевского подворья на Москве Авраамий Логинов ходатайствовал о разрешении разработывать железную руду в царской волости (Рукоп. Акад. библ. № А 1–16, л. 85–86). По свидетельству описных книг 1773 года, на строение шести башен внешней ограды и всех трех окружной оной ограды западной, полночной и восточной стен в прошлом 1661-м году блаженные памяти государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа России самодержец изволил пожаловать сорок пять тысяч рублев. На строение оной же ограды заняты в 1657-м году у болярина Бориса Ивановича Морозова денег пять тысяч рублев, ржи на прекормление оградных работников тысяча четвертей да овса двести четвертей, а по смерти ево Морозова указом блаженные памяти государя царя и великого князя Алексея Михаиловича всеа России самодержца в оных занятых денгах пяти тысячах, рже тысяче и овса двустах четвертях кабала уничтожена и в монастырь обратно прислана» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 23 и об.).

⁷⁹⁸

На плане 1720 года см. № ѳ҃, на плане Бороздина № 1 и на плане Мартынова № 19. Подробнее об этих воротах см. выше. В 1621 году в меньших воротах существовала «сторожня» для береженья, позади которой находилось помещенье («полатка») для сторожей и старцев, «которые... у ворот берегут». Перед нею были «два чюланца дощаные» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 454). – «Сторожня» эта находится на лево от «святых ворот», под алтарем церкви св. Иоанна Лествичника и ее приделом (ср. рис. ХХІV).

⁷⁹⁹

Мельница эта обозначена еще на плане 1720 года (см. № л҃в) и существовала здесь во время описи 1773 года (см. Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 70 об.).

⁸⁰⁰

См. на плане 1720 года башню подле (позади на право) № л҃д (т. е. солодовни) и на плане Бороздина № 2, где она названа «мельничною». На плане Мартынова она уже не значится. В описи 1732–1733 года она именуется «тюремною» (Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 583 об.). Еще в XVIII веке, по свидетельству описи 1773 года, «означенная науголная (что пониже мелницы) круглая башня (в ширину четыре сажени с полуаршином)... со всех сторон весма расселась и за ветхостью сверху до полов(ин)ы» была «разломана». (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 27 об.). Следы фундамента этой башни, впрочем, можно было видеть еще недавно.

⁸⁰¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 389; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 456 и об.

⁸⁰²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 390; Рук. Кир. библ. № 73–1312, л. 455 об.

⁸⁰³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 390. – В описи 1621 года (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 455 об.): «A подле той башни зделаны воротца не велики, а ходят в них на меншой монастырь и на конюшенной дворец и к житницам». (В 1621 году на месте бывшего в 1601 году огорода находились конюшни и житницы. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 462 об.). В XVIII веке ворота в этой части ограды отстояли на пять сажень от (угловой) палатки (в которой в 1601 году проживали рыболовы). – Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 28, опись 1773 года.

⁸⁰⁴

Здесь разумеется, надо полагать, строение, обозначенное на плане Бороздина под № 3 и несправедливо названное им «башнею банною». На остатках этого строения нет башенного возвышения. Точно также и в описи 1773 года она названа «небольшой полаткою» (в длину, т. е. по направлению от № 2 к № 4 – на плане Бороздина, – четыре сажени полтора аршина, в ширину – четыре сажени), на которой была простая «крыша тесовая» и следовательно не было шатра. (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 24 и об.). В описи 1732–1733 года в числе башен кирилловской ограды это строение не значится (Рукоп. Кирил. библ. № 100–1336, л. 583 об.), но на плане 1720 года недалеко от житниц (№ ѕ҃і) и от угла, образуемая стенами большого и Ивановского монастырей, показана какая то башня, которую, впрочем, можно отождествлять и с котеленною башнею (т. е. с № 26 по плану Бороздина), так как последняя отсутствует на том же плане.

⁸⁰⁵

Башня эта на плане Мартынова (см. № 27, а также в альбоме рисунков его № 38) несправедливо названа хлебенной (у Бороздина она именуется «угловою», см. № 4). Такое наавание принадлежало башне, показанной на плане Бороздина под № 6 и ошибочно названной в объяснении к Бороздинскому плану «поваренною» (Ср. Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 25 об.). – В описи 1732–1733 года угловой башне, стоявшей на мысу, вдающемся в Сиверское озеро, справедливее усвоено наименование «свиточной», так как «свиточная» эта еще в 1601 году помещалась в самой башне, и на плане 1720 года подле нее обозначен еще «амбар свитошной» (см. № ѕ҃). – Башня эта существует и в настоящее время, но пришла в большую ветхость, о чем засвидетельствовали уже писцы 1773 года: (№ 8) «При восточной и полденной стенах на углу четвероуголная башня от полночи на полдень, в длину четыре сажени три четверти аршина два вершка, в ширину четыре сажени. По(?)опой башни в восточной полденной и западной стенах сверху до низу трещины великие, а снутря монастыря близ фундаменту в стене сквозь вывалилась великая скажня. Оная башня вся ветха, на ней крыша тесовая ветха ж» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 25). Сравн. рисунок № XXXVII. – Эти трещины и великая скважня в текущем столетии еще более увеличились, и если не будут приняты меры, башне предстоит скорое разрушение. Внутри ее внизу (над бывшею свиточною) видны остатки коробового свода с осью от (юго-)запада на (северо-)восток (по компасу). Толща стены (2 арш. 3 вершков) нижнего этажа с внутренней стороны разделана рядом небольших арочек, глубоко вдающихся в стену. Остальные этажи уже не имеют потолков, которые, очевидно, были настланы на балки. Внутренний план и разрез при современном состоянии башни снять затруднительно и потому приводим лишь ее наружные измерение. (См. рисунок № XXXVIII.).

⁸⁰⁶

В «расходных книгах Кириллова монастыря» сооружение «свиточницы» отнесено к февралю 1569 года, но это была деревянная постройка, а не каменная, о которой упоминает опись 1601 года. (В феврале 1569 года «свиточницу Колупай поставил и нутро зделал и покрыл, дал полтину», – Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 14).

⁸⁰⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 390 об,–391; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 455 об.–456 об.

⁸⁰⁸

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 456 об.

⁸⁰⁹

Длина всей стены по берегу Сиверского озера от башни «свиточной» (см. на плане Бороздина № 4) до башни «наугольной» (или «малой мереженной», которую см. на плане Бороздина под № 8) по измерении, сделанному в 1601 году равнялась (66 + 1¹/₂+ 75 сажен) 142¹/₂ саженям или вместе с шириною обеих башен (142 + 6) – 148¹/₂ саженям. Но позднейшие описи показывают меньшую протяженность той же стены. Так по словам писцов 1732–1733 года, расстояние «от свитошные башни до новонауголвой башни» было «сто дватцать восмь сажен» (Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 583) или вместе с шириною свиточной башни (в четыре сажени, см. там же, л. 583) – 132 сажени. По описании 1773 года, общая длина той же стены вместе с длиною обеих угловых башен была равна 132 саженям 1 аршину и 10 вершкам (см. Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 25 и след, – Длина отдельных частей стены здесь показана следующая: № 4 по плану Бороздина – 4 саж., от № 4 до № 6 – 77 саж. ¹/₂ арш., № 6 – 3 саж., от № 6 до № 7 – 22 саж., № 7 – 2 саж. 1¹/₂ арш., от № 7 до № 8 – 18 саж. 1 арш. и №8 – 5 саж. 1¹/₂ арш.).

⁸¹⁰

Рукоп. Кирил. библ. № 71–1310, л. 391 и об.; Рукоп. Кирил. библ. № 73–1312, л. 456 об. – Обыкновенно эта башня в XVIII веке называлась «малою мереженною», в отличие от «большей мереженной башни», отстоявшей от первой на 13 сажен и построенной вместе со второю оградою в XVII веке (см. Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 26 об. и на плане Бороздина № 8; сравн. там же № 30; в описи 1732–1733 годов малая мереженная башня названа «черною». – Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 684, сравн. план 1720 года, где постройка под № л҃и также названа «черною»). В пределах местоположения этих башен, очевидно, занимались рыбною ловлею в Сиверском озере, почему к древнейшей и меньшей из них была «приделана палатка», где чистили свежую рыбу, которая и препровождалась затем отсюда в поварню. – Таже самая башня и палатка существовали, вероятно, еще в конце прошлого столетия, когда, по словам писцов 1773 года, они составляли одно нераздельное здание, хотя уже ветхое: (№ 11) «По той же полденной стороне в ряду ограды (разумеется часть ограды между № 7 и 8 по плану Бороздина) означенная полатка и вместе строенная неболшая (называемая мереженная) башня по наружной мере вдоль ограды пять сажен один аршин с половиною, поперег ограды в ширину три сажени с полуаршином. В оной мереженной башне от верху до низу с полуночной восточной и западной стороне расседины великие и кирпичю много вывалилось. На оной башне и полатке крыши тесовые весма ветхи“. (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 26 и об.). (№ 12) «При оной под № 11 показанной малом мереженной башне к полуночной стороне внутрь монастыря каменная похатка в длину пять сажень два аршина, в ширину две сажени один аршин. Оная полатка вся расселалась (?) и крыша на ней тесовая вся ветха» (там же л. 26 об.). – В настоящее время от этих строении остались только следы в виде развалин, на наружной стене которых видны однако следы орнаментов в кирилловском архитектурном стиле XVI века. (См. рисунок № XXXIX.).

⁸¹¹

В 1601–1621 годах длина всего прясла от башни «малой мереженной» (см. на плане Бороздина № 8) до башни «грановитой” (см. на плане Бороздина № 9) равнялась (14 + 1¹/₂ + 32¹/₂ сажени) 48 саженям. В последствии эта стена подверглась переделкам, во время которых, очевидно, был сокращен и ее размер. В описи 1773 года упоминается «начатая» малая каменная стена между малой мереженной башнею и проходными воротами, выходившими к Троицким воротам (см. на плане Бороздина № 36), что во второй большой ограде. Длина этой части стены в 1773 году была в 9 сажен 1 аршин с половиною, a ширина в 2 аршина с четвертью. Затем следовали проходные ворота, длиною снаружи по ограде в 4 сажени 2 аршина и шириною в 2 сажени 1 аршин с половиною («Идучи с монастыря при оных воротах на правой стороне каменная малая полатка, також над воротами и над оною полаткою поболше полатка. В оных исподней, боковой и верхней полатках в полуночной и полденной стенах и в своде расседины и кирпичей много вывалилось. На оной полатке, что над воротами тесовая на два ската крыша ветха». Четырехсаженные ворота покрывались таким образом сверху родом башни, которая действительно и значится над ними – на плане 1720 года). Далее продолжалась опять стена на протяжении 26 саженей шириною в 2¹/₂ аршина (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 26 об.–27). Если принять еще во внимание ширину полатки, приделанной к малой мереженной башне, то общая мера расстоянию между этою башнею и башнею «грановитою” (№ 9, на плане Бороздина) в 1773 г. должна была соответствовать 42 саженям и 1¹/₂ аршинам (2 саж. 1 арш. + 9 саж. 1¹/₂ арш. + 4 саж. 2 арш. + 26 саж.). Так как сажени 1601–1621 годов были больше саженей 1773 года, то можно бы полагать что длина стена в конце прошлого столетия значительно уступала длине ее в начале XVII в. Но опись 1732–1733 года считает 45 сажен от «смоляной» до черной башни (Рукоп. Кир. библ. №100–1336, л. 584, ср. прим. 810 и 812). Очевидно, что и измерение производилось не совсем точно.

⁸¹²

См. ниже на плане К. М. Бороздина № 9, где (как и на чертеже Мартынова) она почему то обозначена круглою в окладе, хотя на рисунке ІѴ того же Бороздинскаго альбома (на общем виде Кириллова монастыря) нарисована с гранями. Крыша на ней была тогда шатровая, а верх башни заканчивался осмигранником, меньшим по размеру сравнительно с ее основанием. (См. ниже примеч. 817). – На плане 1720 года внизу под башнею (а не рядом с нею) изображены ворота, о которых однако умалчивают писцы XVIII века. («Hayголная башня осмигранная, в ширину три сажени один аршин с половиною. Оной башни в стене от полночной стороны до фунтамента расседина великая. Ha оной башне шатер тесовый во время бывшего в 764 году пожару сломан». – Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 27 и об.). Опись 1732–1733 годов туже башню называет «смоляною» (Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 584). В настоящее время эта башня уже не существует.

⁸¹³

Вероятно, эти часы в XVII веке были переданы Горицкому женскому монастырю. В расходных книгах Кириллова монастыря записано, что «по государеву указу велено в Горицком Воскресенском монастыре старые их часы починить и те часы гораздо плохи, починить их в Кирилове монастыре было некому и 173-го году мая в 20 день даны в Горицкой монастырь часы болшие ис Кирилова монастыря, которые стояли за казною на часовой башне, цена им сто рублев. – 174 году марта в 14 день принято в Кирилов монастырь из Гор Воскресенского монастыря часы ветхие переломаны и изоржавели железа в них 5 пуд бес чети да меди в сороках 7 гривенок» (Рукоп. Акад. библ. № А 1–18, л. 52 об.).

⁸¹⁴

От этой части монастырской стены сохранилось лишь небольшое (быть может впоследствии перестроенное) звено (на северо-запад от «казенных палат»), в котором пробиты ворота с большего двора на внутренний. – См. выше примечание 684.

⁸¹⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 391 об.–392; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 457 и об.

⁸¹⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 392 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 457 об-458.

⁸¹⁷

История этой стены после начала XVII века до ваших дней была полна приключений. При царе Алексее Михайловиче монастырь был обнесен второю новою каменною стеною с трех сторон: северозападной (т. е. на плане Бороздина от № 30 по № 32), северовосточной (т. е. на плане Бороздина от № 32 по № 34) и юговосточной (т. е. на плане Бороздина от № 34 по № 36). Но и часть стены, окаймлявшая Сиверское озеро (см. на плане Бороздина от № 3–№ 4–№ 8); повидимому подвергалась тогда же одновременной перестройке (о чем свидетельствуют следы кладки добавочных кирпичей) и потому не может быть признана несомненным образцом крепостной архитектуры XVI века. Другие стены внутреннего ограждения, нетронутые при сооружении второй стены, к настоящему времени не избегли разрушения: отчасти превращены в низкие заборы (см. стену на северозападной стороне), отчасти совсем разобраны (сравн. на плане Бороздина № 2 – № 3 с планом Мартынова; см. также прим. 811), отчасти переделаны в XVII–ХѴIIІ веках (часть стены между казенными палатами и бывшей «грановитой башнею», быть может, переделана, во время перестройки казны, см. выше). Из башен XVI века в настоящее время заканчивает свое существование одна только «свиточная», стоящая на мысу, вдающемся в Сиверское озеро. Остальные разрушились (см. выше примечание 805 и рисунок № XXXVII).

⁸¹⁸

О переменах, происшедших на Руси в способах сооружения каменных крепостных стен со времени введения огнестрельных орудий, см. в очерке Л. Фримана, История крепости в России, ч. I, СПБ. 1895, стр. 16–30. – Перемены эти стояли также в связи с прибытием в Москву иностранных мастеров (итальянцев и друг.), научивших делать (вместо прежних толстых и высоких стен, на которых живая оборона действовала только с их вершины) ограды с внутренними ходами и внутренними помещениями для орудий.

⁸¹⁹

Сравн. Л. Фримана, История крепости в России, ч. I, СПБ. 1895, стр. 19.

⁸²⁰

В московской древности нередко ставились четвероугольные башни и на протяжении удлиненных сторон огради. В XVIII веке две таких башни: хлебенная (см. на плане 1720 года № м҃ѳ) и поваренная (см. на плане 1720 года № н҃), сохранившиеся до наших дней, стояли на кирилловской ограде, окаймлявшей Сиверское озеро. Ни опись 1601 года, ни опись 1621 года не упоминают однако о них, хотя и говорит о палатках однородного с ними наименования (см. выше). Возможно, что эти палатки в XVII веке при перестройке ограды были превращены в башни. (Более подробное описание их см. в описи 1773 года, Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 25 об. и 26; срав. рисунок № ХХХIII).

⁸²¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 240; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 436; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 389.

⁸²²

По словам рукописи Соф. библ. № 1477, л. 85, на правой стороне холодного храма во имя св. Иоанна Предтеча на горе существовал «придел» «Никола чюдотворец», но это сведение не согласуется со всеми другими показаниями о той же церкви (сравн. выше).

⁸²³

Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 439 об.–440.

⁸²⁴

Рукоп.Кир. библ. № 71–1310, л. 204; Рукоп.Кир.библ. № 74–1313, л. 436.

⁸²⁵

По измерению 1773 года, церковь св. Иоанна Предтечи была по наружной мере в длину семь сажен один аршин без двух вершков, в ширину шесть сажен без четверти аршина (Рукоп. Кир. библ. № 102– 1338, л. 33 об.). Сравн. рисунок № XLI.

⁸²⁶

Опись 1668 года (Зап. отд. Русск. и слав. археол. Имп. Р. Археол. Общ., т. II, СПБ. 1861, стр. 256) упоминает о существовании паперти при церкви св. Иоанна Предтечи, но ни описи 1601 и 1621 годов, ни позднейшие – 1773-го года и другие не говорят о ней.

⁸²⁷

Об этом см. выше.

⁸²⁸

Кирпичные украшения на барабане главы церкви св. Иоанна Предтечи весьма сходны с такими же украшениями церкви над «святыми воротами» в Спасоприлуцком монастыре. (Сравн. фотографии И. Ф. Барщевского, № 1303 и № 262).

⁸²⁹

В 1601 году в церкви св. Иоанна Предтечи и ее приделе состояло «местных 9 образов на золоте и на красках, пядниц на золоте и на красках 19 образов, 11 пелен камчатых и тафтяных, 4 пелены бязинных и крашенинных» (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 606)» Ныне в церкви св. Иоанна Предтечи находится иконостас (ХVIII? века), перенесенный сюда из церкви св. Кирилла чудотворца.

⁸³⁰

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 204–210 об. = 304–310 об.

⁸³¹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 211–213=311–313.

⁸³²

Именно: «образ Рожество Пречистые Богородицы на золоте ветх; образ Илья пророк да Георгий великий мученик да Власей священомученик да Иван мученик Белоградцкой да Потапей преподобный да мученик Флор и Лавер на одной цке на золоте; образ Введение Пречистые Богородицы на золоте ветх; в киоте образ чюдотворцов Козмы и Домьяна на золоте (ср. опись 1601 года), а над ними два образа: образ Николы чюдотворца да четыре святых на празелени» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 392 об.–393).

⁸³³

«Над северными дверми: образ Спасов нерукотворенный на краске, ветх; пядницы же: образ Кирил чюдотворец на золоте, образ Пречистые Богородицы Одегитрие на золоте на поле Кирил чюдотворец, образ Георгия великомученика, около его писаны святые на красках, ветх» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 395).

⁸³⁴

«По левую сторону северных дверей в киоте: образ Благовещение Пресвятеи Богородицы на празелене, на полях четыре святых; образ грозный воевода архангел Михаил на празелени пядница; да в киоте две пядницы: образ святая Пятница, да Екатерина да Варвара мученица на одной цке на золоте; образ священомученика Антипы да Ферапонт на одной цке на празелени» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 395 об.).

⁸³⁵

«По тому же (т. е. иконостасному) тяблу над месными образы пядницы на золоте и на красках: с правую сторону царских дверей от резного деисуса: образ Воскресение Христово на рези, поля золочены, образ Пречистые Богородицы Одегитрие на празелени, на поле Кирил чюдотворец, образ Кирил чюдотворец на золоте, образ Спасов, да образ Пречистые Богородицы, да образ Иванна Предтечи на празелени, образ Леонтия ростовского чюдотворца, образ Варлама хутынского чюдотворца, оба на золоте, образ Никиты мученика на краске, образ святые Пятницы на золоте, образ Георгия великомученика и страстотерпца Христова на краске, образ Пречистые Богородицы Одегитрие, да образ Николы обложены оба медью ветхи, образ Пречистые Богородицы Умиление да образ Леонтия ростовского чюдотворца на золоте. По тому ж тяблу с левую сторону царских дверей от резново киота: образ Воскресение Христово, средина на золоте, а поля на краске, образ Пречистые Богородицы Одегитрие на золоте, на полях преподобные Ефросин да Кирил чюдотворец на золоте, два образа соловеких чюдотворцов Изосимы и Саватеи на золоте, образ Кирила чюдотворца на золоте, образ Дмитрея прилуцкого на золоте, образ Николы чюдотворца да Ортемья мученика на одной цке накраске, образ Иева праведного на празелени, образ Успения Пречистые Богородицы, средина на золоте, поля на краске, образ Николы чюдотворца на празелени ветх; в киоте два образа: образ Николы чюдотворца поясной по левкасу басмян золочен, образ апостола Матфея на золоте, образ архангела Михаила на золоте» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 396–398 об.).

⁸³⁶

«В церкви ж за правым столпом в киоте образ Пречистые Богородицы Смоленские на золоте, болшая пядница, да в другом киоте две пядницы: образ Пречистые Богородицы Одегитрие да образ Кирил чюдотворец, оба на золоте, образ Николы чюдотворца на золоте; да за левым столпом: образ местной Кирил чюдотворец на празелени» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 398 об.–399).

⁸³⁷

К 1621 году в приделе св. Кирилла на тябло над царскими дверьми (вместо образов «Спаса Вседержителя» и икон св. Николая и св. Матфея) были поставлены две пядницы, «Кирил чюдотворец на золоте, образ Кирил чюдотворец на краске, образ Стретение Господне на краске». Да в киоте было «три пядницы: образ Илья пророк, другой образ Кирил чюдотворец, оба на празелени, да образ Козмы и Домьяна, да Кирил чюдотворец на одной цке на празелени». На престоле вместо прежнего евавгелия было кажется другое: «еуангелие харатейное, в десть, опракос, оболочено камкою зеленою, ветхо, распятие, еуангелисты медены». Деревянные сосуды на жертвеннике были заменены оловянными (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 402–404).

⁸³⁸

См. на плане Бороздина № 24 и на плане Мартынова № 13.

⁸³⁹

На фотографии (№ 1303) Барщевского временем ее постройки указан 1536-ой год, но источник этого сведения для нас неясен.

⁸⁴⁰

А. Э., т. I, № 213, стр. 203; ср. Рукоп. Кир. библ. № 60–1137, л. 27 об.

⁸⁴¹

Разумеем здесь следы первоначальной архитектуры всего строения (т. е. церкви и трапезы), а не современный вид его. К настоящему времени, надо полагать, сохранился первоначальный план церкви и трапезы, но южная (по отношению к алтарю) стена последней подверглась в 1652 году перестройке, что видно из следующего документа, сообщенного нам Н. П. Успенским: «На меншом монастыре на гopе у Иоанна Предтечи поделывали каменную трапезу с летние стороны трапезных окон с нижново порогу делали вново и до сводов и половину трапезы делали своды новые ж и перед трапезою паперть новую и около трапезы с летние стороны подвели для крепости три быки да в зимнюю сторону у паперьти два быки каменных. А под тое новую паперть и под быки во рвы свай пошло на рубль на 7 алтын. А деловцов и подымщиков у того трапезного дела было с волостеи сначала и до отделки триста девять человек, а делали две тысячи сто дватцать пять дней, дано им поденщины на день человеку по три денги и того 31 рубль 29 алтын з денгою. А каменщиков было у того трапезного дела сначала и до отпуску сорок два человека, а делали тысячю сто пятдесят пять дней дано им поденщины по четыре денги человеку на день, и того 23 pyбли 3 алтына 2 деньги. Да подмастерью Кирилу Серкову дано от тово ж трапезново дела за роботу сначала и до отделки на шездесять на семь днеи 2 рубли. Да в тою ж трапезу белозерские кузнец Григopeи Чмутов з братом своим с Пятым Чмутовым же сковали по ряднои записи из своего доброво железа за своим хлебом и своим угольем связеи двенатцать сажень, а весу в них шездесят семь пуд тритцать две гривенки, да в теж связи по концом шесть засовов весом семь пуд три четверти, и обоего в связех и в засовех весу семдесят пять пуд дватцать две гривенки, по ряде дано им с пуда по дватцати алтын, итого 45 рублев 11 алтын. И всего в трапезную поделку и с папертью изошло денег 103 рубли 17 алтын з денгою». (Рукоп. Кирилл, монаст. № 218, Книга приход и расход денгам в Кирил. монастыре чернца В. Шекурина 160-го году, л. 161–163; запись сделана в конце 160-го года, после записи о расходах за июль и август; тоже – в черновой книге, – сообщено Н. П. Успенским).

Свидетелем этой перестройки доселе служит неумелая пригонка и сведение трапезных сводов (опирающихся на боковые стены и внутренний столб) при пересечении их (особенно на южной стороне) в ключе с распалубками. Тем не менее следует признать, что современное строение сводов сделано по образцу древнейшего, так как оно повторяется (за исключением распалубоки,) и в подвале под трапезой, который не был тронут обновителями XVII века. А такое устройство сводов – весьма обычный прием в трапезах XVI века (сравн. подвал под Введенской трапезой в Кириллове п т. п.). – Что же касается до самой церкви св. Cepгиa, то она также носить следы переделок. В настоящее время каменная иконостасная стенка, отделяющая алтарь с приделом от главной части храма, служить с одной стороны опорою для семи коробовых арочек, перекинутых на западную стену церкви, а с другой алтарной стороны служит такою же опорою для подобных же арочек, переброшенных на восточную стену алтаря. Три (и в том числе средняя) на этих арочек имеют больший подъем направляющей, другие (четыре чередующиеся с ними) меньший (сравни рисунок № XLIII). Но такая конструкция, как показывают неуничтоженные следы распалубок на западной стороне церкви, не была первичной, а образовалась чрез подведение четырех подпружных арочек (т. е. арочек с меньшим подъемом) к бывшему прежде коробчатому своду с осью от севера на юг (по отношению к алтарю). Аналогичное устройство сводов можно предполагать и для алтаря с приделом. О времени предполагаемой перестройки церкви – сведений не знаем, но несомненно, что все строение ее подвергалось и более позднему ремонту. Так после конца XVIII века с северной стороны трапезы уничтожена паперть, не упоминаемая еще описями 1601 и 1621 годов, но существовавшая уже в 1635 году (сравни ниже примечание 853).

⁸⁴²

«Да в каменой же ограде другой монастырь на горе, где Кирила чюдотворца первое прихожение было, а живут в нем старцы убогие, а кормят их из болшово ж монастыря» (опись 1601 года, Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 204).

⁸⁴³

Всех образов в теплой церкви св. Сергия и в приделе св. Дионисия к 1601 году было: «местных 4 образа на золоте и на красках, 11 образов пядниц на золоте и на красках, 2 пелены крашенинных» (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 606 об.).

⁸⁴⁴

Царские двери, находящиеся ныне в церкви св. Сергия и по рисунку своей художественной резьбы совершенно сходные с царскими вратами одной из церквей Пафнутиева Боровского монастыря (см. выше), устроены на «золоте», а не на празелени. Вероятно, в древности они принадлежали какой либо другой кирилловской церкви и перенесены в храм св. Сергия позже начала XVII века.

⁸⁴⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 214–216.

⁸⁴⁶

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 407.

⁸⁴⁷

«А в церкви деисуса и царьских дверей нет» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 217=317).

⁸⁴⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 216 об.–218=316 об.–318.

⁸⁴⁹

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 407–408 об.

⁸⁵⁰

«У церкви ж Сергия чюдотворца трапеза, а в ней образ Пречистые Богородицы с Превечным Младенцом стоячей, a по сторонам Иван Богослов да преподобный Кирил на золоте, образ Спасов Нерукотворенный, да образ Пречистые Богородицы, да образ Иванна Предотечи на одной цке, образ Успенье Пречистые Богородицы, на золоте, образ Кирил преподобный на краске. А мера паперти в длину и поперег по 4 сажени с полусаженью, а среди трапезы столп» (Рукой. Кир. библ. № 71–1310, л. 218 и об.=318 и об. Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 451–456).

⁸⁵¹

В настоящее время вход в подвалы заделан, почему нам и не удалось их исследовать за исключением одного. (Сравн. рисунок № XLIII).

⁸⁵²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 218 об.–219. – По словам описи 1621 года, в погребах хранили «капусту солевую» (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 455 об.).

⁸⁵³

«У церкви ж Сергия чюдотворца трапеза. А мера трапезе в длину и поперег по 4 сажени с полусаженью, а среди трапезы столп, да у трапезы ж келарская в длину 4-х сажен, а поперег 2 сажени, а у ней 3 окна, у трапезы 6 окон, в церкви 2 окна да в олтарех по окну. А под трапезою 3 погреба, а ставят в них капусту и огурцы и всякой запас. Да под церковью 2 полатки не велики, а в них печи, а пущают из них тепло в церковь и в трапезу, а на церквах кресты и верхи обиты железом немецким, а церкви и трапеза крыты тесом» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 218–219 об.=318–319 об. Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 409 и об.). – Несмотря на перестройку 1652 года (о которой см. примеч. 841), в существенных частях церковь с трапезою сохранили свой вид и до позднейшего времени. Между 1621 годом и 1635-м к трапезе была пристроена паперть («перед трапезою в паперти у дверей», Рукоп. Кир. библ. № 75–1314, л. 453), но к нашему времени она успела исчезнуть, хотя ее застали еще писцы 1773 года, внимательно описавшие все трапезное строение: «В оном же меншем Предтечевском монастыре церковь каменная во имя Сергия радонежского чюдотворца, в олтаре придел преподобного Дионисия тлушицкого. Оная церковь с олтарем по наружной мере в длину пять сажен один аршин, в ширину четыре сажени. В оной церкве и в олтаре шесть окошок, в них оконницы слюдные в белом железе ветхи. При оной преподобного Сергия церкве трапеза, со имеющейся при ней с западной стороны полаткою (= т. е. с келарскою описи 1601 г.) по наружной мере вдоль сень сажен два аршина, вширь шесть сажен бес пяти вершков. В оной трапезе три окошка, в них оконницы слюдные в белом железе ветки. Под оною трапезою болшая кладовая полата да две малых. При трапезе с полуночной стороны паперть по наружной мере в длину шесть сажен без четьверти аршина, вширь две сажени. В оной паперте два окошка без оконниц. На папертной стене с полуночной стороны вместо колоколни два столба каменные неболшие с перемычкою каменною. В олтаре, в церькве и в трапезе в сводах, також в полуночной, восточной и полденной стенах сверху до низу трещины, а паче полденная стена при углу к западной стене свepxy до низу расселась. В паперте вдоль чрез всю паперть в своде и над папертными дверми в стене от низу до верху трещины великие. При олтарных углах снаружи два быка каменные весма обвалились да при паперте с западную сторону неболшой каменной бык при земле обвалился. На оной церкве олтаре, трапезе с папертью и быках крыши тесовые ветхи. На оной церкве две главы деревянные гладкие и на них крыши деревянные ж. Оные главы и кресты опаяны жестью, ветхи» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 34–35 об.). – Сопоставляя эти показании со словами описи 1601 г., не трудно видеть, что за исключением паперти и колокольни, пристроенных позже, план и части здания в 1773 году были теми же, что и в начале XVII века и какими остались до нашего времени.

⁸⁵⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 219 об.: «Да на монастыре ж колоколница деревяная на шти столбех, вверх шатром, а на ней двои колоколы зазвонные да третие красные, у красново у болшово колокола край росшибен».

⁸⁵⁵

Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 455. об.: «Да на трапезе колокольница, а на ней колоколов зазвонных и красных троп колокола». Колокольни этой, существовавшей на «трапезной паперти» еще в 1773 году (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 35, см. прим. 853), в настоящее время уже не имеется.

⁸⁵⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 219 об.=319 об. – Сравн. выше прим. 103. – В настоящее время больничный корпус помещается в 14 саженях от Кузнечной башни за церковью св. Сергия (см. на плане Бороздина № 21 и на плане Мартынова № 12). В том же месте больницы показаны и на плане 1720 года (см. № д҃і). Имея в виду, что кирилловская братия только в исключительных случаях переносила службы на другие места, следует полагать, что и раньше 1720 года больницы были расположены на нынешнем их месте. Но современное здание больниц, состоя из «келии» и сеней, не оправдывает слов монастырской описи 1601 года, что их было две. Писцы 1773 года утверждают, что больницы перестраивались в ХѴІІІ веке (и как видно из сопоставления прилагаемого нами чертежа их, исполненного H. П. Успенским, со свидетельством описи 1773 года, сохранились в этом своем виде до настоящего времени): «В меньшем Предтеченском монастыре болничные каменные келии и з сенмии по наружной мере в длину девять сажен с полуаршином, в ширину шесть саженъ три четверти аршина и два вершка. Оные келии по внутренней мере в длину пять сажен два аршина с половиною, в ширину пять сажен три четверти аршина. При оных кельях сени в длину пять сажен три четверти аршина, в ширину две сажени. В келье и сенях девятнадцать окошек без оконниц. Оная келья в стенах тверда. При оных сенях от полуночной стороны летние деревянные чюланы, которые начаты разбирать, в длину шесть сажень три четверти аршина два вершка, в ширину четыре сажени три четверти аршина. При означенных кельях крылцо деревянное забрано тесом в столбы. На оных кельях, сенях, деревянных чюланах и крылце крыша тесовая весма ветха, на строение оных келей государыня Императрица Анна Иоанновна Самодержица всероссийская соизволила пожаловать в 1732-м году денег пять сот рублев да Адмиралтейского Приказу судна Андрей Александрович Беляев в 1714 году дал двести рублев, итого семь сот рублев» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 59 и об., опись 1773 года).

⁸⁵⁷

Здесь разумеются, очевидно, не главные «святые ворота» большего монастыря, а другие ворота с тем же названием в ограде меньшого монастыря. Подробнее см. у архим. Варлаама, Древн. Кир. бел. мон. 1. с., стр. 65 и 99, прим. 152.

⁸⁵⁸

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 220; Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 455 об. – Об этой часовне см. выше; на плане 1720 года см. № а҃і, на плане Мартынова № 16.

⁸⁵⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 220 и об. – Вероятно, эта капустная поварня есть то здание, о котором говорит расходная книга за март 1604 года: «В капустном онбаре печь поделывали, куплено кирпичю и от дела дано 8 алтын» (Рукоп. Кир. мон. № 8–608, л. 45 об.).

⁸⁶⁰

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 462 об.

⁸⁶¹

О местоположении их в 1601 году см. ниже.

⁸⁶²

Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 631 об.–632. – Подробнее об этот см. на стр. 52 и 271.

⁸⁶³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 396 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 461.

⁸⁶⁴

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 393 и об.=493 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 458 и об. Ни ворота, ни башня эти до нашего времени не сохранились. Архим. Варлаам (о. с., стр. 99, прим. 152) утверждает, что в его время еще были заметны следы основания четвероугольной башни, a на стене то место, где прежде находилось ворота. Но на плане 1720 года этой башни не значится. Из позднейших более подробных описей о воротах упоминают описные книги 1732–1733 года («от тюремной башни», – т. е. круглой или №2, по плану Бороздина, «до нового болшаго городу», т. е. до второй большой ограды, «прясло семьдесят пять сажен, в том прясле подле тюремной башни ворота без щитов». Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 683 об.), но эти ворота (без башни?) находились не на 29 сажен от «круглой» или что то же – тюремной башни, a подле ее (см. план Бороздина). Опись 1773 года вовсе не упоминает ни о воротах, ни о башне над ними, причем самая мера того прясла, где они находились, показана здесь не сходно ни с описью 1732–33 года, ни с планом Бороздина: (16) «От вышеписанной под № 14-м (что ниже мелницы) уголной башни (т. е. «круглой» или по описи 1732–33 года – «тюремной»; № 2 на плане Бороздина) на восточную сторону около меншого монастыря до болшой восточной ограды стена каменная малая в длину пятдесятъ девять сажен один аршин, в шырину один аршин с половиною. На оной стене крыша тесовая обветшала и вся свалилась» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 28 и об.). – Очевидно, что «святыя ворота» Ивановского монастыря с башнею над ними разрушились еще до начала XVIII века; следы же заделанных в стене ворот (на значительном расстоянии от бывшей круглой башни) заметны и до сих пор.

⁸⁶⁵

Протяжение всего прясла (вместе с длиною ворот и угловой башни) от большего монастыря до юго-восточной (по компасу) стены Ивановского монастыря в 1601–1621 годах равнялось таким образом (29 + 3³/₄ + 63 + 3¹/₂ саж. =) 99¹/₄ саженям, следовательно было значительно длиннее нынешнего (сравн. предшест. примечание и план Бороздина). Поэтому юговосточная (по компасу, или восточная по отношению к алтарям) стена меньшого монастыря (по крайней мере в восточном, по компасу, углу) проходила, очевидно, вне нынешней большой ограды Здесь же, очевидно, находились и вышеупомянутая четвероугольная башня и котельная палатка (см. о ней дальше), разрушенные, быть может, при переустройстве ограды.

⁸⁶⁶

Эта котельная палатка была построена, очевидно, в XVI веке. Котельники проживали и работали в монастыре еще в декабре 1681 года (см. Рукоп. Кир. мон. № 580, л. 32). – О местоположении ее см. предш. примечание. – В XVIII веке «котеленною башнею» называлось строение, находящееся на берегу Сиверского озера по стене Ивановского монастыря (см. Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 24; на плане Бороздина № 26 и на плане Мартынова № 26) и в описях 1601–1621 годов названное «глухою башнею» (см. ниже).

⁸⁶⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 393–394; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 458–459.

⁸⁶⁸

О кузнице в Кириллове монастыре см. выше.

⁸⁶⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 394 и об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 459 и об. – Башня эта вместе с кузницею впоследствии была выстроена заново и получила большие размеры. По словам описи 1773 года, она была «круглою грановитою», шириною в 7 сажен 1¹/₂ аршина. «На ней шатры: нижней большей и верхней малой, тесовые ветхи. При оной самой башне внутрь монастыря кузница каленная, по наружной мере в длину шесть сажен, в ширину четыре сажени, на ней крыша тесовая ветха». (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 22 об.–23). В настоящее время подле башни кузницы уже не имеется. (Сравн. на плане 1720 года № є҃і).

⁸⁷⁰

В этой части ограды в 1621 году было 9 окон верхних (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 459 об.).

⁸⁷¹

На месте, указанном описными книгами 1601 и 1621 годов, доселе расположена как палатка, так и башня, но нынешний размер их несколько уступает измерению 1601 года (сравн. планы на рисунке № ХХХVIII) Как замечено еще писцами 1773 года, первая (или келлии, как назваво строение в описи этого года: «по полденной стороне в ряду ограды зделанные две каменные келии») по наружной мере имела вдоль ограды пять сажен два аршина, в ширину четыре сажени» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 23 об.–24), а башня (названная с той же описи «малою котеленною»), в длину четыре сажени один аршин с половиною и в ширину – четыре сажени (там же, л. 24). Хотя мера эта и не совсем точна, но более близка к действительной ширине и длине здания, чем протяжение, отмеченное описью 1601 года (сравн. рисунок № XXXVIII). Поэтому возможно сделать три предположения: 1) или сажень, которою измерялось здание в 1601 году была меньше нынешней (сравн. выше), 2) или писцы отметили не точно величину воскобойни и башни, 3) или современное здание было выстроено заново позже 1601–1621 годов. Сведениями о предполагаемой перестройке мы не располагаем. Архитектура же здания не противоречит XVI веку. В «келлиях», что на месте бывшей воскобойной, своды – коробовые с осью от Сиверского озера к монастырю (Нижний этаж башни заделан на глухо и потому был для нас недоступен). Орнамент – обычный кирилловский.

⁸⁷²

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 394 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 460.

⁸⁷³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 395; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 460–461.

⁸⁷⁴

По описи 1621 года, эти ворота вели не из «огородца», а из конюшенного двора к Сиверскому озеру и чрез них выходили за ограду «для лошадиново водопою» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 460 об.). Это видимое разногласие объясняется тем, что конюшенный двор к 1621 году был поставлен на месте прежнего огорода (об этом см. выше).

⁸⁷⁵

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 394 об.–396 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 460 об.–461.

⁸⁷⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 396 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 461 и об.

⁸⁷⁷

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 461 об. – По определению Н. Костомарова, «обломы», это – скатные пристройки, выдававшиеся в наружную сторону (Очерк домашней жизни и нравов великор. народа в XVI и XVII столетиях, Спб., 1860, стр. 13). Они соответствовали своим назначением древнему «заборолу» или нынешнему брустверу (об устройстве их см. очерк Л. Фримана, История крепости в России, ч. I, Спб. 1895, стр. 12, и в «планах и чертежах» к этому очерку л. II, № 47 и 48).

⁸⁷⁸

Н. Костомаров утверждает, будто в начале XVII века кирилловскую каменную ограду окружала деревянная острожная стена, за которою с внешней стороны проходил ров (Очерки домашней жизни, е. с., стр. 12). – В действительности ни рва, ни деревянной ограды, как видно из описи 1621 года, вокруг Кириллова не было, и только на лево от «святых ворот» (если идти в монастырь) подле солодовни была сделана деревянная острожная стена (см. об этом на стр. 271).

⁸⁷⁹

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 396 об.; Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 461.

⁸⁸⁰

Казаки, воевавшие около Кириллова монастыря в декабре 1614 г., говорили: «Кирилов де монастырь Сергиева монастыря болши» (Доп., т. II, № 27, стр. 52).

⁸⁸¹

Такой размер ограды Сергиевой лавры показан в описи Троицкого монастыря 1642 года (А. В. Горский, Истор. опис. Св. Тр. Серг. Лавры, в Чт. О. И. и Др. Росс., 1878, кн. IV, стр. 8–9). Но очевидно, что та же ограда существовала и в начале XVII века, потому что Авраамий Палицын в истории осады монастыря 1608 года упоминает о тех же башнях на ограде, которые указаны и в описи 1642 года (Чт. Моск. Общ. Люб. Дух. Просв. 1871, октябрь; см. здесь статью П. А–го: Троицко-Серг. мон. в 1-ой полов. XVII в. стр. 33. – Сравн. также Истор. росс, иерархии, ч. II, стр. 60).

⁸⁸²

Ограда Соловецкого монастыря, построенная между 1582–1594 годами и существующая доныне, не превышает (а, быть может, и менее этой длины) 421 сажени. (См. архим. Досифея, Геогр., истор. и стат. описание Солов. монастыря, ч. I, над. 2, М. 1853, стр. 84 и 243. – Истор. росс, иерархии ч. II, стр. 401).

⁸⁸³

В Киево-печерской лавре протяжение ограды (построенной в 1698 году на место бывшей деревянной) в 1847 году было равно 520 саженям (Опис. Киево-печер. Лавры с присовокуплением равн. грамм., изд. III, Киев, 1847, стр. 35).

⁸⁸⁴

Напр. Псково-Печерский монастырь был окружен оградою, построенною в 1568–1565 годах, длиною в 380, а вышиною в 5 сажен (Гр. М. Толстой, Святыни и древности Пскова, М. 1861, стр. 103 и 123). – Ограда Пафнутиева Боровского монастыря, возобновлявшаяся в 1610 году, в настоящее время вместе с башнями имеет в окружности 316 сажен (Истор. описание Боровского Пафнутиева монастыря, М. 1859, стр. 56–68) и т. под.

⁸⁸⁵

Н. Костомаров, Очерки домашней жизни и нравов великор. народа в XVI и XVII стол., СПБ. 1860, стр. 12.

⁸⁸⁶

1 января 1622 года в Кириллове монастыре было братьи 186 человек (Рукоп. Кир. библ. № 74–1313, л. 639 об. – О числе кирилловской братии в разное время см. ниже в главе III-ей).

⁸⁸⁷

Рукоп. Моск. Синод. Библ. № 330, л. 230–231.

⁸⁸⁸

Примеры этого в истории монашества многочисленны (см. В. Ключевский, Жития святых, стр. 453, прим. I). Преп. Иосиф Волоцкий в своем уставе запрещал пускать в монастырь женщин и «отрочат голоусых», а остальных разрешал допускать в монастырскую ограду только по необходимости (см. также Рукоп. Кир. библ. № 121–1198, л. 11 об. и т. п.).

⁸⁸⁹

Стоглав, М. 1890, стр. 236.

⁸⁹⁰

Этот гостиный двор упоминается уже в декабре 1581 года. Келарь и казначей покупали здесь тогда рыбу на монастырь (Рукоп. Кир. библ. № 586, л. 28 об. и 31). – Местоположение двора не указано в точности описью 1601 года, но определяется следующими соображениями. В описи сказано, что гостиный двор находился за монастырем, т. е. вне его ограды (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, д. 397=497), что «позади гостина двора» текла речка из Долгого озера в Сиверское, на которой стояли две мельницы (там же, л. 397 об.=497 об.) и тут же – амбары житные (л. 397 об.=497 об.). Под названием «речки, что течет из Долгово озера в Северское озеро» следует разуметь Свиягу, а не проток между теми же озерами, огибающий северо-западную стену монастыря (см. планы Бороздина к Мартынова). Это видно из следующих слов описи 1621 года, при составлении которой в окрестностях гостиного двора после нашествия литовцев произошли крупные перестройки: «За монастырем за старым гостиным дворищем речка течет из Долгово озера в Северское озеро, а на ней мелница.... Да за речкою полата каменвая в длину десять сажен, поперег – девять сажен, ростяг и сушат в ней солод, покрыта тесом. И от тое полаты до Ивановсково монастыря вново делана стена камена.... От тое ж полаты по другую сторону к болшому монастырю х круглой башне рублена стена древяная» (Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 461 об.–462). Упоминаемая здесь каменная солодовня (или «каменное солодерженное сушило»), построенная еще до 1601 года (см. Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 405 об.=505 оа.; сравн. стр. 57), находилась вблизи (см. ее на плане 1720 года под № лд) от «круглой башни» (см. на плане Бороздина № 2), возвышавшейся на пункте соприкосновения северо-восточных стен большого и Ивановского монастырей (т. е. на месте обозначенном на плане Бороздина буквою В. – В описи 1732–1733 года башня, помеченная на плане Бороздина №-ом 29-м, названа башнею солодеженною, Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 583 об.). Как видно из описи 1621 года, солодовня эта была обнесева оградою, примыкавшей каменною стеною к Ивановскому монастырю, а деревянною к большему, почему как она, так и гостиный двор не могли находиться в ином месте кроме указанного.

⁸⁹¹

В 1601 году на этом дворе находилась «горница на подклете 4-х сажен, да повалуша 3 сажени, а меж ими сени 3 сажени с полусаженью, а под сенми конюшня. У ворот изба 4-х сажен, да на дворе ж 3 анбары на подклетех, а под ними конюшни» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 397–л. 497).

⁸⁹²

Пошевни – широкие сани, обшитыя внутри лубом (Словарь церк. слав. языка, И. А. Н., т., III, стр. 416).

⁸⁹³

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 398 и об. (= л. 498 и об.). – Не разумеет ли одну из этих изб кирилловский синодик, когда упоминает (под 1532 годом) о больнице, находившейся в санной избе? (см. выше).

⁸⁹⁴

«За речкою по конец мосту двор санной, а на дворе 3 избы. В одной делают сани, а в другой живут 41 человек нищих, a кормят их из монастыря; а в третьей избе живут робята пустошки, а кормят их монастырьским же хлебом. Тутож на дворе 4 анбары большие, а в них сани и телеги и оси и дуги и оглобли и всякой санной и тележной запас» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 398 об. = 498 и об.).

⁸⁹⁵

Относительно местоположения санного и конюшенного дворов опись 1601 года выражается так: «за речкою по конец мосту двор санной...., а за тем двором двор конюшенный» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 398 об.–399=498 об.–499). Какая именно разумелась здесь речка, из описи не видно. Так как писцы не употребили здесь своего обычного выражения, которым пользовались, когда шла речь о Свияге («речка, что течет из Долгово озера в Сиверское»), то уже из этого позволительно предполагать, что санный и конюшенный дворы были расположены за протоком огибающим северо-западную стену большого монастыря. – Во время нашествия литовцев конюшенный двор был сожжен (см. выше), а новый был построен внутри ограды Ивановского монастыря на бывшем огороде. Опись 1621 года, поэтому, уже не упоминает о старом конюшенном дворе. Но позже в конце XVII века и в XVIII столетии как санный, так и конюшенный дворы находились вблизи один от другого именно за протоком, а не за Свиягою. (См. план 1720 года, № а҃і и № в҃і – вне монастыря). – Кроме того в описи 1601 года относительно двух житниц замечено, что они стояли «у конюшенново ж двора на Северском озере» (Рукой. Кир. библ. № 71–1310, л. 500 и об.). Показание это невозможно согласить с предположением, что санный и конюшенный дворы в 1601 году находились за Свиягою.

⁸⁹⁶

Одна в длину имела 18 сажен, a поперег 3 сажени с половиною. (На верху этой конюшни были сенники). Другая конюшня – в длину 19 сажен, а попорег 6 сажен. Третья – в длину 20 сажен, а поперег 4 сажени. Четвертая – в длину 16 сажен, a поперег – 5 сажен. Пятая – в длину 19 сажен, a поперег 3 сажени (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 499 об.–500).

⁸⁹⁷

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 400–404 (= л. 500–504).

⁸⁹⁸

«Против науголные башни, на которой часы, два анбара, а в них всякая рухлядь каменново дела, одному анбару мера 5 сажен, а другому 4 сажени с четью. Тутоже 3 избишка невелики, а перед ними по клетке, а меж ими сенцы, в одной живут плотники монастырские, a две пусты, а жили в них каменново дела мастеры» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 404 и об.). (Сравн. план 1720 года, № м҃є).

⁸⁹⁹

«Против болших святых ворот анбар, а в нем 550 аршин холъстов толстых, 7 сум вьюшных да 5 кож на сумы ж вьюшные, 20 мехов кожаных ветчаны, 129 кож яловичьих сырых. Против святых же ворот за речкою двор служен в длину 34 сажени, а поперег 16 сажен, a на дворе хором: 3 избы по 5 сажен, живут в них монастырские слуги и деловые люди. На дворе ж служних 30 клеток рубленых на подклетех, а перед ними чюланцы дощатые, да пять клеток ниские с чюланцы же. Да за двором вышед из ворот с правые стороны служних жe: горенка на подклете, да повалушка на подклете ж, а межъ ими сенцы дощатые, вверху сеней чердачок, да 6 изб ниских, а меж имя сенцы рублевые и дощатые» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 404 об.–405 об.). Как видно из приведенных слов описи 1601 года, двор монастырских слуг помещался, вероятно, по (нынешней) вологодской дороге, быть может, еще в пределах нынешней второй ограды.

⁹⁰⁰

«Да за речкою же полата в длину 10 сажен, а поперег 9 сажен, а ростат и сушат в ней солод, покрыта тесом. У тое ж полаты келья с сенцы 3-х сажен, a живут в ней старцы, которые ведают всякой монастырьской хлеб в житницах» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 405 об.–505 об.). О времени постройки и местонахождении этой солодовни см. прим. 890. В настоящее время солодовня эта не существует. На планах Бороздива и Мартынова она уже не значится, но показана на плане 1720 года (см. № л҃д) и была на лице, хотя и в обветшавшем виде, во время описи 1773 года: «Близ четвероуголной, что при канале повышше мелницы, башни солодовня каменная, в длину семь сажен два аршива с четвертью, в ширину семь сажен два аршина три четверти, в оной солодовне во всех четырех стенах трещины многие и кирпичю много вывалилось, от которых стенных трещин в сводах расседины болшие. При оной солодовне четыре быка каменные весма ветхи и с исподе кирпичь обвалился и на них тес весь изгнил и обвалился» (Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 69 и об.).

⁹⁰¹

Стоглав, М. 1890, стр. 230–236.

⁹⁰²

«Против меншово монастыря 10 житниц под одною кровлею, в длину житниц 43 сажени, а поперег 4-х сажен, а что какова хлеба в житницах и тому роспись: 5372 чети ржи и муки ржаные, 1242 чети с осминою пшеницы и муки пшеничные, 2200 чети ячмени, 13755 чети овса 190 чети солоду ржаного, 790 чети солоду ячного, 1170 чети солоду овсяного, 140 чети круп овсяных, 223 чети толокна» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 406 и об.=506 и об.).

⁹⁰³

Рукоп. Кир. мон. № 14 и друг.

⁹⁰⁴

«За меншим монастырем с московского приезду двор, а живут на нем мастеровые люди: иконники, такарники, оконнишники, портные мастеры, сапожники, кожевники и всякие мастеровые люди. Мера двору: в длину 35 сажен, а поперег 20 сажен. А на дворе: 2 избы по 6 сажен да 4 избы по 4 сажени; да на дворе ж: 12 клетей рубленых на подклетех в стене загородбы место, а перед ними чюламишка дощаные. Туто ж на дворе 2 анбара, один 5 сажень, а другой 4 сажени. В одном анбаре 55 кож сапожных и подошевных дубленых, 25 кож белых да у кожевников в деле 150 кож яловечьих и коневьих, 600 опойков деланых и сырых, 18 кож бараньих белых, 20 сапоги новые братцкие. А в другом анбаре кладут кожевники дуб. Да за двором анбар 5-ти сажен, а держать в нем токари деревье вязовое и березовое, в которых суды делают. Да тутож двор кузнишной, а на нем 3 избы по 4 сажени, а меж ими сенцы да 10 чуланцов рубленых и дощатых» (Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 407–408).

⁹⁰⁵

В кирилловских актах XVI и XVII веков наименованием «швальни» обозначался двор с мастерскими, назначенными для портняженных, кожевенных и других работ. Он существовал еще в марте 1569 года («Рыжко с товарыщи с Щелковскые мелницы свезли сенник на шевалню”. Рукоп. Кир. мон. № 2–602, л. 24 об.). В расходных книгах 1581 года упоминается «на швальне новая изба чюлочная» (Рукоп. Кир. мон. № 586, л. 15 об.), в марте 1608 года – кожевенная изба (Рукоп. Кир. мон. № 29–629, л. 30 об.–31), в декабре 1611 года – токаренная изба (Рукоп. Кир. мон. № 38–638, л. 39 об.) и т. п. (см. выше). Хотя опись 1601 г. и утверждает, что на таком шваленном дворе проживали «всякие мастеровые люди», но для котельников, кузнецов и серебренников (т. е. для ремесленников металлического производства), как мы видели, уже в те годы имелись отдельные помещения, расположенные вне швальни, которая первоначально предназначалась, вероятно, для портных. В последующее время отсюда же постепенно выселялись и другие ремесленники. Так в XVIII веке иконники помещались в своей особой палате насупротив нынешнего арсенала снаружи ограды монастыря (см. на плане 1720 года № м҃в. Сравн. ниже главу III).

⁹⁰⁶

Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 408 и об.

⁹⁰⁷

О местоположении этого «гостиного дворища», см. выше.

⁹⁰⁸

В июле 1612 года старец Евстафий Григорьев «наимовал корелян и подмонастырных плотников рубити анбар мелничной и в онбаре нутр зделати, от дела дано 25 рублев5ъ 20 алтын» (Рукоп. Кир. библ. № 38–638, л. 88 об.–89).

⁹⁰⁹

Постройки эти существовали на том же приблизительно месте и в 1601 году (сравн. выше).

⁹¹⁰

Сравн. выше.

⁹¹¹

Стена эта строилась между 1612 (7120)–1620 (7128) годами, как то видно из приговорных памятей, хранившихся в начале XVII века в кирилловском архиве. (См. об этом выше и Рукоп. И. II. Б. Q. отд. IV, № 113, стр. 1693–1694. Сравн. прим. 206). Сравн. на плане 1720 года стену около № л҃г, л҃д и з҃і. – На плане Бороздина местность, огражденная такою стеною, названа «острогом» (см. на плане букву В. Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 583 об.). Острожская башня, означенная на этом же плане под № 28, на общем виде монастыря в Бороздинском альбоме (Рукоп. Имп. Публ. Библ.) уже однако не значится (см. там же рисун. IV), a стена от этой башни к ограде Ивановского монастыря отмечена только пунктиром, так как к тому времени обвалилась. – О размерах отдельных прясл стены этого острога и направлении их дает несколько ценных показаний опись 1732–1733 года: «Внутри от Ивановского монастыря от уголной башни, что от Северского озера (см. на плане Бороздина № 3), до тюремной башни прясло сорок четыре сажени, внутри тое башни четыре сажени, в том прясле двои ворота на крюках и пятлях железных, обои створные, у тех ворот замки висячие. А от тюремной башни (т. е. круглой) до нового болшого городу прясло семьдесятъ пять сажен, в томъпрясле подле тюремной башни ворота без щитов. А от того прясла до солодеженной башни (или «Мясницкой», № 29 на плане Бороздина) прясло свалилось мерою сорок пять сажен. А от тое башни до мелничной воротной башни (или «острожеской» на плане Бороздина, № 28) прясло сорок сажен с полусаженью (внутри тое башни четыре сажени). Под той башней двои ворота, одни обиты железом мелкими плитами, над воротами на цке образ Спасов Вседержителев поясной. Внутри того острога солодежня каменная крыта тесом» (Рукоп. Кир. библ. № 100–1336, л. 583 об.), Очевидно, что к 1732–1733 году а) деревянная стена острога 1601 года (к святым воротам большого монастыря) была уничтожена, б) взамен ее на новом месте была выстроена каменная стена, а в) развалившаяся стена длиною в 45 сажен была остатком стены начала XVII века.

⁹¹²

Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 461 об.–462. об. Сравн. Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 404–407 (= 504–507).

⁹¹³

Такое расположение зданий внутри монастырской ограды и последовательность их возниквовения были общераспространенными в наших северных монастырях (понизового типа), и составитель жития преп. Корнилия комельского, повествуя об устроении монастыря после сооружения первой церкви его во имя Введения (7023 г.), только повторяет историю обычного прироста монастырских зданий: «И служителя устави священники и диаконы и чтеца и певца. и еклисиярх и весь чин, якоже лепо быти в великих лаврах. о потом създа и другую церковь страпезою. и освяти алтарь. по имя преподобного и богоносного отца нашего антония великого египетского. и посем начен здание келенное. и устроив четвероуглен образ монастырю. келью к кельи совокупив. ихже посерди стоят церкви. якоже некия очи зряще всюду. и потом постави болницу, и хлебопечницу, и поварню. созда же и богадельню вне монастыря странным на покои, устави монастырскому строению. келаря и прочая служебники, хлебопечца. и повары и нарядники делатарем» (Рукоп. Кир. библ., № 28–1267, л. 12–13). Ср. выше.

⁹¹⁴

Этот обронный орнамент на барабане и главной массе Успенского собора (сближающий его с памятниками ростовско-суздальской архитектуры) вследствие густого слоя краски не быть обнаружен нами во время посещений монастыря в 1887 и 1894 годах, почему и не был отмечен выше. На фотографии Борщевского № 1297 он также не выдается. Но во время поездки в 1896 году совершенно сходный орнамент кроме кирилловского собора был замечен нами на Рождественской церкви Ферапонтова монастыря и на Пребраженском соборе Спасокаменного монастыря.

⁹¹⁵

Время сооружения церкви определяет надпись, сделанная внутри церкви над северным входом. Хотя последняя цифра даты здесь затерта (виднеется только ѕ҃), но из остальных слов надписи ясно, что постройка совершена при великих князьях Иване Васильевиче и Василье Ивановиче и при архиепископе (Ти)хоне, следовательно между 1492–1503 годами (см. Строев, Списки иерархов, е. с., стб. 332) или приблизительно около начала XVI века.

⁹¹⁶

Н. Суворов, Описание Спасокаменного, что на Кубен. озере, монастыря, Вологда, 1871, стр. 10, 15, 22–26.

⁹¹⁷

Церковь Воскресения в Горицком женском мопастыре построена княгинею Евдокиею (Ефросиниею) в 1544 году (сообщение Н. П. Успенского со ссылкою на рукописный синодик монастыря, приходо-расходную книгу и Алекс. Невскую летопись).

⁹¹⁸

Белозepcкий Успенский собор построен по образцу кирилловского собора (см. Русский Художественный Листок 1859 года).

⁹¹⁹

См. выше.

⁹²⁰

Толщина стены в подвалах под церковью Введения и под бывшею трапезою достигала одной сажени (см. рисунок № XXI); тот же размер имеют стены колокольни (см. рисунок № XX); стены подвала под трапезою при церкви св. Сергия – двухаршинные (см. рисунок № XLIII) и т. п. См. также рисунок № XXVI и друг.

⁹²¹

В церкви Введения стены – толщиною в два аршина и шесть вершков, а в подвалах под церковью – в сажень.

⁹²²

Толщина стены башни свиточной – в 2 аршина и 6 вершков, но арочки, устроенные в стене, отнимают от этой толщины 11 вершков. Во 2-м этаже котеленной башня стена – в 1 аршин и 2 вершка толщины и т. п. (сравн. рисунки).

⁹²³

На планах оси направляющих в тех и других сводах изображаем иногда в виде стрел, так как подъем направляющей нам не всегда был доступен для измерения, и обычное вычерчивание кривой – для изображения коробового свода – было бы не точным.

⁹²⁴

Полусферические покрытия устраивались только над алтарными апсидами и исчезли с появлением прямоугольных церковных планов (см. выше). Позднейшее за рассматриваемый период полусферическое покрытие апсиды следует предполагать для церкви св. Кирилла (ср. выше).

⁹²⁵

Сравн. В. В. Суслов, Maтериалы к истории новгор.-псковской архитектуры, СПБ. 1888, стр. 14.

⁹²⁶

Следы аналогичной, хотя и не тождественной, конструкции заметны и в трапезной Введенской церкви Спасо-Прилуцкого монастыря, расширенной в настоящее время чрез присоединение к ней бывшей трапезы. Главная часть первоначальной церкви имеет свод крестовый, к которому примыкает с восточной стороны сомкнутый свод, покрывающий собою алтарь. Барабан главы окаймлен мотивами обычного кирилловского орнамента, между которыми однако отсутствуют обронные украшения.

⁹²⁷

Из окрестных церквей подобную же систему покрытий имеют приделы в церкви Рождества Пресв. Богородицы в Фераповтове монастыре, в Вознесенской церкви на святых воротах Спасо-прилуцкого монастыря, и друг. – Догадки о покрытии церквей св. Кирилла и св. Сергия см. выше.

⁹²⁸

Последний способ покрытий над лестницами, очевидно, более древен, так как менее сложен. Он встречается в постройках первой половины XVI века, напр, в Спасо-Прилуцком монастыре при церкви св. Вознесения над святыми воротами и т. п.

⁹²⁹

См. выше.

⁹³⁰

См. выше.

⁹³¹

См. выше. Пядничный ярус в 1601 году находился в церквах, построенных во 2-ой половине XVI века: св. Владимира, в церкви св. Иоанна Лествичника, в церкви Преображения, и отсутствовал на четырех ярусных иконостасах церквей первой половины того же столетия: архангела Гавриила и св. Иоанна Предтечи. В Успенском соборе он выделился в определенный ярус в начале XVII века, хотя получил начало еще в XVI веке. В церкви св. Иоанна Предтечи пядничный ярус возник между 1601 и 1621 годам.

⁹³²

См. выше.

⁹³³

См. выше.

⁹³⁴

См. выше.

⁹³⁵

В Успенском соборе иконою Одигитрии начинались у царских дверей и правая и левая стороны местного яруса (см. выше). На лево от царских врат образ Одигитрии находился в церквах Введения, св. Иоанна Предтечи (см. выше) архангела Гавриила, св. Владимира, Преображения, и в приделе св. Феодора Стратилата. В приделе св. Дионисия тот ее образ помещался на правой стороне, занимая третье место от царских врат. В церкви св. Кирилла Одигитрия в 1601 году также находилась на правой стороне местного яруса, но на лево – стояла икона Умиления, которая однако к 1621 году была заменена образом Одигитрии. В церкви св. Иоанна Лествичника первою иконою на лево от царских врат был образ Богородицы с Младенцем на престоле. – В церкви св. Сергия не было вовсе иконы Одигитрии в местном ярусе, который состоял из образа св. Сергия (на право) и образа «Воскресение Христово» (на лево).

⁹³⁶

См. выше.

⁹³⁷

См. выше.

⁹³⁸

См. выше.

⁹³⁹

См. выше.

⁹⁴⁰

См. выше.

⁹⁴¹

См. выше.

⁹⁴²

См. выше.

⁹⁴³

См. выше.

⁹⁴⁴

В церквах св. Иоанна Предтечи (см. выше) и Введения он был устроен между 1601 и 1621 годами.

⁹⁴⁵

Именно в Успенском соборе – 21, см. выше; в церквах Введения, св. Иоанна Предтечи и Преображения – по 15, см. выше; в церквах архангела Гавриила и св. Сергия – по 13, см. выше; в церквах св. Иоанна Лествичника и св. Кирилла – по 11, см. выше; в церкви св. Владимира, в приделе св. Константина и Елены и в приделе св. Николая – по 9, см. выше; в приделах св. Кирилла (в Ивановском монастыре) и в св. Ирины – по 7, см. выше; в приделе св. Феодора Стратилата – 1, см. выше.

⁹⁴⁶

Последние иконы, впрочем, иногда отсутствовали.

⁹⁴⁷

Эти иконы присутствовали на деисусном ярусе иконостасов в церквах: св. Иоанна Предтечи, арх. Гавриила, св. Владимира, св. Иоанна Лествичника, св. Кирилла, св. Сергия и в приделе св. Константина и Елены.

⁹⁴⁸

На иконастасе в приделе св. Константина и Елены – образа св. Сергия и Кирилла (см. выше).

⁹⁴⁹

На Владимирском иконостасе – образа св. Петра и Алексия московских (см. выше).

⁹⁵⁰

На иконостасе в церкви св. Кирилла – образа св. Василия кесарийского, Иоанна Златоустого, Симеона столпника и Даниила столпника (см. выше).

⁹⁵¹

В церкви св. Иоанна Лествичника – образа св. Василия Великого, Иоанна Златоустого и страстотерпцев Димитрия и Георгия (см. выше).

⁹⁵²

В церкви архангела Гавриила – образа св. Василия Великого, Иоанна Златоустого, Григория Богослова, Леонтия Ростовского, Сергия к Кирилла (см. выше).

⁹⁵³

В церкви св. Сер гия – образа св. Василия Великого, Иоанна Златоустого, Николая чудотворца, Георгия и Димитрия (см. выше).

⁹⁵⁴

В церкви св. Иоанна Предтечи – образа; св. Иоанна Богослова, Андрея Первозванного, Василия Кесарийского, Николая Чудотворца, Димитрия, Сергия и Кирилла (см. выше).

⁹⁵⁵

См. выше.

⁹⁵⁶

См. выше.

⁹⁵⁷

См. выше.

⁹⁵⁸

На Успенском иконостасе было 24 праздника и «Алимпий столпник» (см. выше); на Преображенском – 18; на иконостасе церкви св. Иоанна Лествичвика – 16; на Предтеченском – 16; на иконостасе в церкви арх. Гавриила – в 1601 году – 16, а в 1621 году – 6; на Владимирском – 12 владычних праздников и два столпника «Данил да Семион»; на иконостасе в церкви св. Кирилла – 12.

⁹⁵⁹

См. выше.

⁹⁶⁰

См. выше.

⁹⁶¹

См. выше.

⁹⁶²

См. выше.

⁹⁶³

См. выше.

⁹⁶⁴

См. выше.

⁹⁶⁵

См. выше.

⁹⁶⁶

См. выше.

⁹⁶⁷

См. выше. – Рукоп. Кир. библ. № 73–1312, л. 271 об.

⁹⁶⁸

См. выше.

⁹⁶⁹

См. выше.

⁹⁷⁰

См выше. Рукоп. Кир. библ. № 71–1310, л. 94 об., л. 117 об., л. 157 об., л. 164 об., л. 185,192 об., 196 об. и др.

⁹⁷¹

В настоящее время некоторые церкви уже не имеют царских врат, отмеченных писцами начала XVII века. Так происхождение царских врат Успенского собора и церкви св. Кирилла восходит только к 1645 году (см. архим. Варлаама, Описание..., е. е. стр. 25–26 и надписи на дверях). От позднейшего времени ведут свое начало и царские двери церквей св. Владимира, Введения, св. Иоанна Предтечи (?). К древней поре можно отнести царские двери церквей св. Иоанна Лествичника, Преображения и архангела Гавриила и св. Сергия (см. выше). Но из них только царские врата церкви св. Иоанна Лествичника принадлежали ей и в 1601–1621 годах, остальные же переменили свое место. В начале XVII века в церквах Успения и св. Кирилла были двери с серебряным окладом; в церквах св. Иоанна Лествичника и Введения – резные, а в остальных церквах и приделах – дощаные, с иконописью по золоту или празелени. В настоящее же время в церквах: архангела Гавриила и Преображения – царские двери имеют серебряный оклад (и следовательно могли быть перенесены сюда из Успенского собора и церкви св. Кирилла); в церкви св. Сергия они – резные (а не на празелени, как в 1601 году), и вероятно, были поставлены сюда вместе с другими образами из церкви Введения. Такая замена произошла однако ранее 1773 года (см. Рукоп. Кир. библ. № 102–1338, л. 152 об., 511 об., 704, 780 об. – 781, 803, 815, 900 об., 912 об., 931 об., 987 об – 988, 1068 и об. и т. п. Сравн. выше и т. п.).

⁹⁷²

См. выше.

⁹⁷³

См. выше – Сравн. опись 1773 года в Рукоп. Кир. библ. № 102–1338.

⁹⁷⁴

См. выше.

⁹⁷⁵

Что касается до внутреннего устройства жилых зданий, то описи 1601 и 1621 года, равно как и вещественные памятники оставили материал слишком ничтожный для выводов. Соображения о трапезах и келиях, сделанные на основании данных менее точных, будут представлены ниже.

ОглавлениеПриложения

Источник: Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII века (1397-1625) / Николай Никольский. - Санкт-Петербург : Синодальная тип., 1897-1910. / Т. 1. Вып. 1: Об основании и строениях монастыря. - 1897. – IV, 296, CXIII с.

Telegram-каналы

Комментарии для сайта Cackle