Переводчики русской литературы – воспитанники Православной Духовной семинарии в Токио

Г. Д. Иванова

Православные школы Японии, существовавшие с начала 1870-х годов, воспитали не одно поколение знатоков России, ее языка и культуры.

Кониси Масутаро (1862–1940) по окончании семинарии на Суругадай девять лет провел в России, где его величали Даниилом Петровичем. Духовная академия в Киеве, три года в Московском университете (занятия у профессора Л. М. Лопатина¹¹⁰) довершили его блестящее образование. Ученый психолог Н. Я. Грот (1852–1899) представил его в 1892 г. Л. Толстому, после чего Кониси не раз бывал в Ясной Поляне, где консультировал ее хозяина в области философии древнего Китая. Остались воспоминания Кониси «Учитель Толстой в изображении вашего покорного слуги» (1912), большой очерк «Толстой – сын России» (Росия-но Торусутой).

Кониси печатался в журнале Н. Я. Грота «Вопросы философии и психологии». Там был опубликован его перевод «Великой науки» Конфуция (январь 1893), трактат «Философия Лаоси» (март 1893), где автор отграничивал учение даосского философа легендарной древности¹¹¹ от буддизма, полемизировал с китаеведом В. П. Васильевым¹¹², писавшим об этом предмете. В журнале «Русский паломник» печаталась автобиография Кониси – о детстве в г. Ямагути, о мотивах, побудивших его принять Православие.

По возвращении в Токио он стал профессором философии и богословия в православной семинарии на Суругадай. Переводил на японский язык Толстого: повесть «Детство», рассказ «Два старика», «Крейцерову сонату». Последняя вызвала особенно большой интерес в связи с тем, что в модернизировавшейся тогда Японии происходили поиски новой морали, в том числе семейной.

Выпускник семинарии Сэнума Какутаро (Иван Акимович) в тридцатилетнем возрасте был назначен ее ректором. Подобно Кониси, он также являлся страстным поклонником Толстого, причем не только его религиозно-нравственного учения, но и художественного творчества. В 1902 г. он послал в Ясную Поляну письмо, где почтительно испрашивал разрешения перевести «Анну Каренину». В архиве Л. Толстого сохранилось несколько его писем (они опубликованы в книге Шифмана «Лев Толстой и Восток»). Сэнума сообщал об уже имеющихся в Японии переводах, о том, что они большей частью сделаны с английских вариантов и страдают неточностью. Просил прислать фотографию, которую можно было бы поместить в книге. Ответ, полученный им в Токио, гласил:

«Милостивый государь Иван Сенума!

Желаю успеха Вашему переводу «Анны Карениной», но боюсь, что роман этот покажется скучным японской публике, вследствие тех больших недостатков, которыми он переполнен и которые я ясно вижу теперь.

Исполняю Ваше желание, прилагаю мою фотографическую карточку и остаюсь готовый к услугам

Лев Толстой. 7/20 марта 1903. Ясная Поляна».¹¹³

Не полагаясь на свое стилистическое мастерство, Сэнума взял себе в сотрудники известного писателя Одзаки Коё (1867–1903), «многочисленные романы которого, – писал он Толстому, – пользуются у нас наибольшею славою»¹¹⁴.

Среди вопросов, которые он задавал Толстому, был, в частности, такой: является ли Стива Облонский младшим или же старшим братом Анны. Переводчику это надо было уточнить, поскольку по-японски эти термины родства обозначаются разнокоренными словами. Уже в 1903 г. перевод начал частями печататься в журнале «Бунсо» («Литературная поросль»).

Жена Сэнума вошла в историю литературы под псевдонимом Каё (1875–1915). Ее девическое имя Ямада Икуко, а по-русски она прозывалась Анной Лукиничной. Выпускница женского православного училища, она проявила литературные склонности еще в годы ученичества, когда принимала деятельное участие в журнале «Уранисики». Там был напечатан ее реферат об «Илиаде», причем, судя по манере транскрипции греческих имен, с гомеровским эпосом она знакомилась по его русскому варианту. На протяжении нескольких номеров «Уранисики» печатался ее собственный роман «Сироты» (Минасиго), действие которого происходит в Петербурге. Его героинями являлись трудолюбивые и набожные сестры – Катя и Ольга.

Всеми помыслами обращенная к России, Каё в 1909 г. побывала во Владивостоке. Газета «Ёмиури симбун» печатала ее путевые заметки, где описаны городские улицы, типы русских женщин, отмечено большое различие в облике представительниц разных сословий.

Два года спустя (1911) Каё поехала в Петербург. С малым ребенком она проследовала на поезде через всю Сибирь. Самостоятельно путешествующая японка представляла собой большую редкость в начале века. Ее красочное кимоно и особенно привязанный за спиной младенец привлекали всеобщее внимание. Полгода, начиная с мая, прожила она в русской столице. Писала заметки для газеты «Ёмиури симбун» – о посещении Эрмитажа, о поездке на Карельский перешеек в Райвола к Л. Андрееву. Для заработка давала уроки японского разговорного языка, какое-то время подрабатывала в магазине Панова на Невском проспекте – эта лавочка специализировалась на восточных товарах.

Жена ректора семинарии, многодетная мать, Сэнума Каё в то же время с энтузиазмом занималась переводами русской литературы. Переводила Тургенева (Стихотворения в прозе), Достоевского (адаптированная ею повесть «Бедные люди» вышла под заглавием «Записки Варвары», 1904). Переводила И. Н. Потапенко, А. И. Куприна, М. Горького («Крымские рассказы» вышли в 1911 г.). Из творчества забытого ныне писателя Сеславина представила (1906) рассказ «Новая надежда».

Но главной ее любовью стал А. П. Чехов. Она выпустила большой сборник его рассказов, три пьесы – «Дядя Ваня», «Вишневый сад», «Иванов». О Чехове ею написано несколько ознакомительных очерков для популярных журналов тех лет: «Синсёсэцу» («Новая проза»), «Бунгэй курабу» («Клуб изящной литературы»), «Бунгэйкай» («Литературный мир»). Сэнума Каё явилась не только первым, но и лучшим интерпретатором Чехова в начале века, о чем свидетельствуют и японский исследователь Накамура Ёсикадзу¹¹⁵, и академик Н. И. Конрад¹¹⁶.

В 1903 г. окончил Токийскую семинарию Нобори Сёму (1878–1958). После этого он более полувека занимался русской литературой. Уже в 1904 г. он опубликовал книгу о творчестве Н. В. Гоголя, а в целом итогом его восьмидесятилетней жизни явились переводы и исследования, которые составили более сотни томов. В числе авторов, которых он переводил, Достоевский («Униженные и оскорбленные», 1914), Горький («На дне», 1910, «Бывшие люди», 1916), Куприн («Поединок», 1912), Короленко («В дурном обществе», 1914), Л. Андреев («Дни нашей жизни», 1916). Особенно много переводил он Толстого: «Войну и мир» он издал в 1916 г., фрагменты «Дневника» – в 1919, рассказ «Чем люди живы» – в 1921, пьесы «Власть тьмы» и «Живой труп» – в 1927 г., роман «Воскресенье» – в 1927 г. Нобори Сёму является автором книги «Великий Толстой» (1911), «Двенадцати лекций о Толстом» (1917), очерка «О Толстом» (1931), он перевел сочинение Мережковского «Толстой и Достоевский»¹¹⁷. За выдающиеся заслуги по изучению творчества Л. Толстого в 1928 г. его пригласили в Москву на празднование столетия со дня рождения писателя.

Уроженец крохотного островка на крайнем юге Японии (между о. Кюсю и архипелагом Рюкю), Нобори Сёму стал признанным корифеем в изучении «северного соседа». Он переводил не только классиков, но и, так сказать, писателей второго ряда, среди них были Аверченко, Арцыбашев, Афанасьев, Азов (Ашкенази), Бальмонт, Билль-Белоцерковский, Сологуб, Тэффи...¹¹⁸ Он преподавал в ряде учебных заведений – в Духовной семинарии, Военной академии, в университете Васэда. Им составлены многочисленные учебные пособия: «Новый самоучитель русского языка» (Синросияго дзисю кодза, 1932) в пяти томах, «Введение в русский язык» (Росияго нюмон, 1934) и др.

Значителен его труд «Русская литература и Япония» (Росия бунгаку то Нихон), где рассматривается влияние русских авторов на многих писателей – Утида Роан, Одзаки Коё, Уэда Бин, Токугоми Рока, Таяма Катай, Мори Огай. За год до смерти им был завершен капитальный труд «История русской и советской литературы» (Росия то совэтто бунгаку си, 1957).

Таким образом, можно смело говорить о том, что православные училища Токио положили начало русистике в Японии, которая фундаментально поставлена ныне почти во всех университетах страны. Семинария заложила основы переводческой школы, в результате ее деятельности Толстой и Достоевский, Тургенев и Чехов стали для японцев такой же неотъемлемой частью их внутреннего мира, как свои отечественные классики.

Приобщение к вершинам русской классики не только обогатило культуру Японии, но и оказало самое реальное, существенное воздействие на формирование всей японской литературы XX века.