Часть первая. История старообрядческого раскола

Вопросом этим в прежнее время занимались очень усердно, и потому имеется несколько пособий для разрешения оного. В истории раскола преосвещ. Макария, в первой части о происхождении раскола говорится о появлении, так называемых, раскольнических мнений, о их развитии и укреплении в народе. Но все эти мнения сами о себе не суть раскольническая, а только впоследствии сделались таковыми, и потому появлением их нельзя объяснить образование самого раскола. Щапов написал специальное исследование о происхождении раскола, задатки коего видел, в глубокой древности, но он совершенно опустил из виду причины современные появлению раскола. Об этом замечал в своей статье проф. Петер. Академии И 0. Нильский (Христ. чтен. 1861 г. февраль). Но задавшись целью полемическою, он выдвигал лишь современые причины, ослабив таким образом причины исторические. В «Трудах Киевской Д. Академии (1866 г. апрель.) напечатана статья Благовещенского, в коей делаются попытки подойти к разрешению вопроса другим путем, но этот путь успехом не увенчался, и оставляет нерешенными многие частные вопросы, необходимо являющиеся. Можно указать еще на одну относящуюся к этому вопросу статью: «Несколько слов о происхождении раскола в русской церкви», Огнева (Прав. Обоз. 1861 г ноябрь); но в ней вопрос и не ставится во всей широте. Посему такого специальнаго исследования, которое можно бы одно указать как пособие, не имеется. Потребные сведения можно извлекать из всех поименованных сочинений, с присовокуплением некоторых сведений из Истории русской церкви преосв. Макария. В дальнейшем изложении будут указаны пособия по частным вопросам.

Корень того направления, каким живет раскол и которое его породило, лежит глубоко в духе народа, в характере его религиозной жизни. И этот характер образовался в глубокой древности, постепенно креп и развивался. Во время принятия христианства русский народ по умственному своему развитию находился в младенческом состоянии. ІІоэтому он и не в силах был останавливаться своею мыслию на глубоких истинах христианства, стремясь, по возможности, уяснять их в своем сознании. Внимание его было обращено на внешнюю сторону религии, – на церковное богослужение, на обряды и уставы церковные. Монгольское иго, остановив зарождавшееся образование, развивало чувство религиозное, потребность к молитве; а чем более развивалась эта потребность, тем сильнее и взаименее останавливалось на доступных, невидимых сторонах религии. Преимущественно распространенною добродетелью было устроение и благоукрашение храмов Божих, снабжение их церковною утварью. Это – «душеполезный путь, возводящий к Богу». Любя созидать храмы и посещать церковь, любя читать книги Божественного писания, русские любили и дома украшать на подобие церкви, стремились и жить по предписанию церковных уставов. Они считали добродетелью даже переписку церковных книг; этим занимались и архипастыри и князья. Это доброе само по себе, благочестивое направление могло, при отсутствии умственно-религиозного развития, привести к той односторонности, что церковную внешность: – чины, уставы, обряды – стали отождествлять. с догматическими верованиями и усвоять им значение неизменности. А до какой степени простиралось отсутствие умственно религиозного развития, видно из жалоб представителей иерархии на недостаток даже простой грамотности в среде духовенства. На этот недостаток жаловался новгородский архиепископ Геннадий в своем послании к митр. Симону, в 1500 году. Полстолетия спустя, Стоглавый собор замечал, что «учиться негде; прежде в Москве и Новгороде грамоте гораздых было много, бывали чтецы и певцы и доброписцы славные. Значит в половине XVI в. образование было в худшем состояии, чем даже при Геннадии. О развитии образования богословского при этом трудно было и думать. Измельчавшая мысль естественно должна была останавливаться только на внешности, как в существе веры. Такое одностороннее направление русского благочестия стало замечаться очень рано и проявлягься в горячих спорах о таких предметах, которые не только не имели какого-либо важного догматического значения, но и в области обрядовой не могли занимать видного места.

История русской церкви преосвещ. Макария т. 8-й Прав. Обозр. 1872 г декабрь, ст. проф Ключевского.

Еще в XV столетии в Пскове возник вопрос о том, сколько раз – два или три – говорить аллилуия, когда после этого следует «слава Тебе Боже». Каким образом возник этот вопрос, от чего и как произошло разногласие, с точностью неизвестно; но в начале XV в. псковское духовенство, обращаясь с церковными недоумениями к митрополиту Фотию, спрашивало его и о том, как петь аллилуия, и митрополит, отвечая псковскому духовенству в 1319 году, указывал троить оное. Но этот ответ не удовлетворил псковичей. Вопрос об аллилуия представлялся слишком важным. Около половины XV в. преподобный Евфросин псковский, как рассказывается в его житии, много скорбел «о тайне божественной аллилуйи», предлагал свои сомнения другим и ответа не находил. Тогда он отправился на восток, беседовал с константинопольским патриархом, слушал возглашение аллилуйи в цареградской церкви, и вынес убеждение, что аллилуйю следует сугубить¹. ІІо возвращении с востока он установил в своем, монастыре сугубить аллилуйя, но в Пскове встретил врагов себе. Во главе противников сугубой аллилуии стоял псковский священник Иов, которого за уменье толковать священное писание и за силу книжную звали философом и столпом церковным. Он наблюдал за чином служения и образом жизни отдельных монастырей и, услышав, что старец Евфросин ввел сугубую аллилуию, начал на него наговаривать псковскому духовенству, что он разрушает церковное правило, и прямо называл его еретиком. Посланные Иовом духовные говорили Евфросину: «ты колеблешь церкви Божии, мутишь бдагодатный закон; мы издревле навыкли троить аллилуию; где тройная аллилуия, там есть совершенная Троица». Тяжкое слово сказали вы братия, отвечал Евфросин; я взял двоение аллилуйи от вселенской церкви цареградской»; при этом он назвал Иова не столпом благочестия, а столпом исполненным смрада. После этого Иов сильнее стал обзывать Евфросина еретиком, и псковчане стали повторять эти укоризненные слова. Проезжая мимо монастыря Евфросинова, псковича говорили: «вот тут авва еретик живет, не следует и церкви его кланяться». Не мог Евфросин стерпеть такого поношения, что его зовут врагом Христовым, писал послание епископу Евфимию, в коем Иова называл крамольником и просил епископа архиерейскою властию запретить Иову называть его, Евфросина еретиком. Возбужденный вопрос казался епископу столь трудным, что он отказался уразуметь тайну аллилуии.

Спор продолжался и по смерти обоих главных противников между их последователями. Спокойное рассуждение по этому вопросу ученого грека Дмитрия Герасимова, который писал из Рима письмо Геннадию, новгородскому архиепископу в 1493 г, – что в догматическом отношении и то и другое употребление безразлично, ибо трегубая аллилуйя являет триипостасное единосущное Божество, а сугубая выражает мысль о двух естествах во Христе, – не могло удовлетворить русских людей. Вопрос об аллилуии закончился на этот раз определением Стоглаваго собора (гл. 42), коим постановлено сугубить аллилуйю, а трегубая аллилуйя признана латинскою ересью, четверением святыя Троицы.

Софийский Временник изд Строевым, ч. 2-я, Истор. раск преосв. Макария

В последней четверти XV в. в самой Москве возник подобный же спор из-за того, как следует ходить при освящении церкви, – по солнцу или против солнца. Во главе спорящих стояли с одной стороны митрополит, а с другой великий князь. В 1479 году м. Геронтий, освящая Успенский собор, пошел против солнца; нашлись этим недовольные и пожаловались великому князю Ивану Васильевичу, что митрополит ходит вокруг церкви не по солнечному всходу. В. князь счел жалобу очень важною, заметив, что за это гнев Божий приходит. На стороне князя оказались и некоторые из епископов и московских монахов; к числу последних принадлежал и чудовский архимандрит Геннадий, впоследствии новгородский архиепископ. Стали искать разрешения вопроса в уставе, но нечего не нашли, как нужно ходить. Между тем, считая вопрос важным, ни та, ни другая сторона уступить не хотела; в оправдание свое стали придумывать разные таинственные знаменования. Защитники посолония рассуждали, что солнце уподобляется Христу, – Солнцу праведному, поэтому и ходить нужно по солнечному течению, в ознаменование шествия за Христом или последования Христу, идущие же против солнца идут против Христа. Защитники противосолония не видно, чтобы возражали что-нибудь; но и они могли также сказать, что идущие не по солнцу идут навстречу Христу. Подобными рассуждениями вопрос не мог быть уяснен, а церковная практика во многих других случаях (напр. каждение, великий выход) указывала на хождение против солнца. Как-бы то ни было, но митрополит не согласился изменить принятому им обычаю, удалился в Симонов монастырь и несколько лет не освящал церквей. Наконец князь уступил и предоставил митрополиту делать, как он хочет. Митрополит возвратился, стал освящать церкви; но и при этом устава не учинили, а решили делать так, как было в старину.

Несколько ранее спора о хождения посолонь, в Москве митрополит возбудил преследование против чудовского архимандрита Геннадия за то, что он в крещенский сочельник, случившйся в воскресенье, разрешил своим монахам пить богоявленскую воду, поевши. Затем, из одного послания инока псковского Елеазаровского монастыря Филофея, жившего в конце XV и в начале XVI в., видно, что русские смущались тем, что в книгах существовало два летосчисления: одно от сотворения мира, другое от Рождества Христова. В 1476 г. по замечанию летописца, возникло разногласие в пении Господи помилуй, – такое, что «неκоторые философы» стали петь:«о Господи помилуй»... И такие разности представлялись важными!

В описанных случаях очень резко сказывался уже обрядоверный взгляд, выразившийся в том, что церковной букве и церковному обычаю, относящемуся не до существа веры, а до церковного устава, или обряда, стали усвоять значение догматической неизменности.

Сказан. Русс. государ Сахарова т. 2 Опис. Румянц музея 277, 710–711 Приб. к Твор. св. отц. 1882 г. Прав. Обозр. 1887, 315.

Между тем в богослужебных книгах стало замечаться и вообще немало потребностей и разногласий в чинах и обрядах. Причины этого были следующие:

1) Лица, занимавшиеся переводами богослужебных книг с греческого языка на славянский, были по преимуществу афонские иноки, – славяне и греки. Первые не всегда были сведущи в языке греческом, в чем и сами сознавались² – последние недостаточно знали славянский язык и переводило ино по-славянски, ино по-сербски, ино по-болгарски. На эту причину указывал преп. Максим грек; на это же еще в XII в. жаловался митр. Кирилл.

2) Не вполне удовлетворительно переведенные книги в России списывались разными лицами. Древнее письмо было очень трудное: писали уставом или полууставом, т. е. буквами, похожими на нынешние печатные. Хотя списывание книг считалось, особенно на первых порах, добродетелью, хотя пастыри церковные завещали писцам быть как можно более внимательными к своему делу, а в сердце иметь страх Божий, хотя за небрежность они угрожали вечною мукою³: но, тем не менее, списывание книг, при усиливавшемся запросе, естественно, переходило в ремесло, и переписчики заботились как можно скорее написать книгу. При этом всегда возможны описки и недописки. Иногда, стараясь объяснить непонятные слова, переписчики писали на полях свои объяснения, совершенно неудачные. Последующие переписчики повторяли ошибки предшественников и объяснение их, иногда не поняв, вносили в самый текст. Таким образом и вышло в одной рукописи XI в., что кустодия (в словах Евангелия: имате стражу с кустодиею) есть Пилатова девица ключница⁴. На ошибки, происходившие от переписчиков указывал также преп. Максим грек.

3)Источниками наших богослужебных чинов были не одни только греческие книги, а и книги, употребляемые в православных славянских церквах, болгарских и сербских. Между тем редакции богослужебных чинов между этими церквами были не всегда одинаковы. Точно также и на востоке чины и уставы не везде были одинаковы. От этой причины и в наши славянские книги неизбежно входили разности в чинах. Для примера можно указать на чины крещения, вошедшие в последствии в потребники патриархов Филарета и Иосифа. Некоторые уставы и чиноноследования, появлявшиеся в рукописях и даже в печатных изданиях в России, во многом не согласовались с принятыми уставами и чинопоследованиями. Таковы чинопоследования, помещенные в книге преподобного Никона черногорца и у Симеона Солунского, таков устав о постах, вошедший в потребники, изданные при патриархах Филарете и Иосифе⁵

4)Были в истории русской церкви обстоятельства. при которых книги портили намеренно, чтобы с большим удобством распространять неправославные мысли и превратные понятия. В конце XV и начале XVI столетия еретики жидовствующие, по выражению новгородского архиепископа Геннадия, испревращали псалмы Давида, и именно те места, которые имели пророчественный смысл относительно Мессии. Ученый друг преп. Максима грека. князь инок Вассиан Патрикеев свидетельствовал, что и некоторые монахи, вследствие возникшего спора о праве монастырей владеть вотчинами, из святых божественных книг выкрадывали св. отец писания и на то место вносили полезные себе свидетельства.

Вследствие замечаемой неисправности богослужебных книг была сознаваема нужда в исправлении новых. Но при укоренившемся излишнем уважении к букве и обряду исправлять книги, т. е. производить перемены против принятого чтения, было делом необычайно трудным и для справщика опасным. Справщики легко могли быть заподозрены в еретичестве, в неуважении к русским святым, которые по этим книгам Богу угодили. Это и случилось с лучшими справщиками: преподобным Максимом греком, исправлявшим книги в начале XVI в. и преподобным Дионисием, архимандритом Троицко-Сергиевой лавры, занимавшимся исправлением в XVII веке, в период междупатриаршества.

История русской церкви преосв. Макария т 6-й. Киевские Университетские известия 1865 г. Июль-октябрь и чтен. Общ истор и древн 1846 г. кн. 7.Сочинения преп. Максима изданы при Казанской академии. Братск. Сл.1876 г. 2, III 235–238.

В 1518 году, по приглашению великого князя Василия Ивановича, прибыл в Москву ученый афонский инок, Максим грек. Целью его прибытия был пересмотр княжеской библиотеки и перевод некоторых книг. Но Максим обратил внимание и вообще на нашу церковную жизнь; он стал обличать современные нестроения, суеверия и распущенность. Пересмотрев библиотеку и покончив перевод сводной Толковой Псалтири, Максим, пользовавшийся расположением князя и любовию митрополита Варлаама, не был отпущен обратно на Афон, хотя и просил об этом. Ему дано было новое и трудное поручение, пересмотреть и исправить существующие богослуженые книги. Так как Максим мало знал по-русски, то ему дали двух толмачей: Дмитрия и Василия, с помощью которых он и принялся за исправление. Сначала он исправлял Триод, потом Часослов, Минею и Апостол. При рассмотрении этих книг Максим заметил важные погрешности, которые могли явиться только от намеренной порчи жидовствующими. В них Иисус Христос назван единым точию человеком, сотворенным и бесконечною смертию умершим. Были выражения, что Он создан и сотворен, замечены и другого рода погрешности: в Триоди воскресшая плоть Христова названа неописуемою. Как скоро стало известно, что Максим нашел в книгах погрешности и исправляет оные, то сейчас и начал высказываться взгляд русских на букву богослуженых книг. Недовольные исправлениями стали говорить, что он «творит, тем велию досаду русским чудотворцам», которые по этим книгам угодили Богу. Толки пошли дальше, Максим – еретик, божественные книги растлевающий. И друзья Максима проводили тот же обрядоверный взгляд, только с обратной стороны. До Максима по тем книгам Бога хулили, а не славили. и только Максимом ныне познали Бога. Так говорил инок Вассиан Патрикеев.

Пока жив был митрополит Валаам, дело ограничивалось толками. Но при следующем митрополите Данииле, который не любил Максима за его обличения, и когда сам князь также охладел к нему за то, что тот не одобрял его развода с бездетною супругою Соломонию, Максима потребовали на суд, будто бы он книги правит по своему произволу. В феврале 1525 года собрался собор в княжеских палатах, под председательством митрополита, на котором и судили преп. Максима, как еретика. Все мнимое его еретичество заключалось в немногих неточных выражениях. Самая видная неточность, которая была выставлена на соборе, заключалась в том, что в Триоди было сказано об Иисусе Христе: «седев» одесную Отца, вместо: седе, или седяй. Максим просил прощения за допущение этой неточности. Другой пункт обвинения заключался в том, что плоть Христову и по воскресении он назвал описуемою. Максим доказывал справедливость этого исправления и говорил, что признавать Христову плоть неописуемою значит «впадать в несмысленное баснословие». Максима послали в ссылку в Волоколамский монастырь. В тюрьме морили его голодом, дымом и морозами. В 1531 году его снова позвали на собор и в ряду многих разнообразных обвинений, предъявяли и то, что в символе веры, в учении о Св. Духе, он слово «истинного» вымарал. И это обвинение было несправедливое. Но Максим, измученный ссылкою, кланялся собору в ноги и со слезами молил простить его. ІІосле этого собора он был отравлен в Тверской Отрочь монастырь, с запрещением причащаться св. таин. За него ходатайствовали патриархи восточные, но безуспешно Впрочем, тверской епископ Акакий утешал его своею любовию.При новом митропилите ему было разрешено причащаться св. таин. а в 1553 г. он был переведен на жительство в Сергиеву лавру, где и скончался в 1566 г.

Такова была судьба книжного справщика! Преподобный Максим пострадал вследствие личностей, но личная ненависть прикрывалась мнимою порчею книг. В своих сочинениях Максим указывал те условия, какие необходимы для хорошего книжного справщика. Выходя из мысли, что всякому дается Духом свой дар: иному дар премудрости, иному разума, иному роди языков, – преподобный говорил, что и дар языкозвания есть также дар Св. Духа, в этот-то дар и нужен для хорошего справщика, который должен знать греческий язык, глубоко разумный и трудный. Для этого нужно учиться у доброго учителя, упразднившись от всех других занятий. От этой целью он написал даже несколько греческих стихов; стихи эти должен уметь перевести тот, кто берется за книжное исправление. Таким образом, преп. Максим грек указал путь для книжного исправления, заключающийся в поверке славяно-русских книг с греческими.

Истор. русск. церковн преосв. Макария, т 10. Чтен. Общ. ист. и древн. 1848 г. кн. 8, стр. 1. Дюнисии Зобниновский Скворцова. Тверь 1890 г.

Преподобный Дионисий, архимандрит Троицко-Сергиевой лавры занимался книжным исправлением в период междупатриаршества по вступлении на царский престол Михаила Феодоровича. Сотрудниками его были старец Арсений (глухой) и священник подмонастырского села Клементьева Иван Наседкин.

Полтора года сидели справщики день и ночь за исправлением Потребника, исправляли тщательно по древне-славянским списком, частью же имел в виду и греческие подлинники. Справщики исключили две молитвы перед литургиею, которыми священнк сам себе давал разрешение от грехов. Нo наиболее видным исправлением было уничтожение слова «и огнем» в водосвятной молитве «сам и ныне Владыко, освяти воду сию Духом Твоим святым» (было напечатано: «и огнем»), – при этом существовал обряд погружения в воду при освящении ее в день Богоявления зажженных свеч. Исправлены были также конечные славословия в молитвах, доселе искаженные так, что молитвы, обращенные к Лицу одного Бога Отца, или Сына оканчивались словами: «и Тебе славу воссылаем Отцу и Сыну и Св. Духу». Головщик Сергиевой лавры Ловгин.– человек необразованный и дерзкий, позволявший кричать на своего настоятеля и в лицо ему плевать, да уставщик Филарет сделали донос, что Дионисий с товарищами имя св. Троицы велел в книгах марать и Духа Святаго не исповедует, яко огнь есть. Последний вопрос породил даже ученую полемику между Антонием Подольским и Иваном Наседкиным, и сам Дионисий писал по нему свои объяснения. Начался суд над, справщиками: их приводили на патриарший двор, делали изтязания в кельях матери царя, инокини Марфы Ивановны, (в Воснесенском монастыре), вооружив старицу против справщиков, как против врагов веры, а в народ пустили молву, что явились небывалые еретики, которые хотели вывести огонь из мира: и собравшиеся в Кремле толпы народа, пред которыми Дионисий должен был класть поклоны, ругались и грязью бросали в мнимого еретика. Определением, собора Дионисий и Иван Наседкин были запрещены священства, а Арсений заключен на Кирилловском подворье, с отлучением от св. причащения. Перемена в судьбе справщиков произошла со вступлением на патрпарший престол Филарета, которого рукополагал иерусалимский патриарх Феофан. Бойкий на слово поп Иван пожаловался на несправедливое обвинение и, по новом пересмотре дела, в июне 1619 г. справщики были оправданы Дионисий «от царя прославлен бысть и отпущен в великую лавру с честию и дарами» (Жит. преп. Дионисия Москва 1817). Иван Наседкин вскоре был переведен священником в Москву к Благовещенской придворной церкви. Но и после оправдания вопрос о слове «огнем» казался на столько важным, что патриарх Филарет не решился тогда же исключить это слово, а пред отъездом п. Феофана просил его посоветоваться с прочими патриархами. Вследствие этого и в потребниках, издаваемых при п. Филарете слово это печаталось по прежнему и только на полях ставилось замечание: «быти сему оглаголанию до патриаршаго указу». Наконец в 1625 году получена была грамота от патриархов александрийского и иерусалимского, которою слово «и огнем» велено было изъять из употребления. Тогда п. Филарет издал указ, предписывающий это слово во всех потребниках замарать⁶; погружение же свеч в день Богоявления оставлено по прежнему.

Таким образом, лучшие справщики, вместо благодарности, заслужили осуждение современников.

С другой стороны книжные исправления не были удачны по самому своему существу, так как употреблялись при этом, такие приемы, которые к действительному исправлению провести не могли.

История русской церкви преосв. Филарета и Макария. Исследование о Дионисии, Скворцова. Опыт сличения церковных чинопоследований... Иеромонаха Филарета Различие уставов Архимандрита Павла.

Еще при жизни Максима грека, в 1551 году на Стоглавом соборе было сделано заявление о книжном неисправлении, – о том, что писцы пишут книги с неправленных переводов и опись к описи прибывает. Стоглавый собор установил следующую меру «протопопам и старейшим священникам досматривать чтобы писцы писали книги с добрых переводов, и при этом исправляли, и потом продавали; а которые будут продавать книги неправленные, тем возбраняли бы с великим запрещением» (гл. 27, 28). Мера эта на деле не могла приводить ни к чему, потому что как могли сами протопопы отличить книгу исправную от неисправной? Она могла только вести к произволу и разного рода придиркам. Из последующих событий, впрочем, совершенно не видно, чтобы эта мера и осуществлялась на деле.

Год спустя после стоглавого собора была учреждена в Москве типография. Царь Иван Васильевич IV пригласил из Дании типографщика Ганса, который и устроил печатный двор. В помощь ему даны были знающие дело русские печатники: диакон Иван Федоров и Григорий Мстиславцев. Типография была учреждена как средство против неисправности богослужебных книг, чтобы в книгах «равное было воздаяние хвалы Богу», и потому в ней печатались исключительно книги церковные. Первая вышедшая книга была Апостол. Как средство против неисправности книг, печатание могло, конечно, предотвращать ошибки от переписчиков происходившие. Но причины разногласия и неисправности заключались не в одних переписчиках. Нужно было пересматривать и исправлять самый оригинал, с которого книга должна была печататься; типографщики этого сделать уже не могли. Первые русские типографщики сами созвавались, что они – люди неученые. И на самом деле, первопечатный Апостол в заглавии назван переводом 72 богомудрых толковников. Притом печатная книга, расходящаяся во многих экземплярах, давала большее распространение и утверждение попадавшим в нее ошибкам, исправлять и уничтожать которые было уже труднее.

В виду не только предупреждения новых ошибок, но и исправления существовавших, в патриаршество Гермогена было учреждено при типографии особое звание книжных справщиков, которые должны были не только сличать печатаемую книгу с её оригиналом, но и исправлять ошибки, встречаемые в самом оригинале, – чрез сличение с другими рукописями. Но при этом имелись в виду только рукописи славянския, и притом недавния. Совет преподобного Максима грека о справщиках, знающих греческий язык, был забыт. Книги и в Успенском соборе употребляемые не признавались совершенно исправными. В других рукописях встречалось очень много разностей. Самый выбор справщиков оказался на первых порах неудачный.

Один из первых справщиков Лонгин был головщиком (запевалой) в Сергиевой лавре; при своей грубости он настолько был невежда, что хитрость грамматическую и искусство книжное считал едва не ересью, и отличался только как чтец и певец. Немного могло быть пользы от подобных справщиков. Напечатанный им в 1610 году Устав был, по распоряжению п. Филарета, повсюду отобран и сожжен, на том основании, что многие статьи были напечатаны в нем самовольно.

Патриарх Филарет заметил в книгах разногласие и неисправность и продолжал дело книжного исправления. Книжными справщиками и наблюдателями за справою были люди образованные книжным учением, знакомые с грамматикою и риторикою; между ними была старец Арсений Глухой, Антоній Крылов, священник Иван Наседкин, Богоявленский игумен Илия и светский человек Григорий Онисимов. Некоторые справщики знали и греческий язык; но при исправлении они не брали в основание греческих книг и вообще редко к ним обращались. Таким образом, существенные начала книжного исправления оставались прежними. Нового было то, что в пособие справщикам патриарх повелел собрать из других городов древние харатейные книги добрых переводов и по ним править. Таким образом употребляемые подлинники стали проверяться с древними славянскими рукописями. Случалось, что при исправлении руководствовались и книгами западнорусскими, которых у самого патриарха было довольно; но и это было очень редко, так как западнорусским изданиям не доверяли. Сам патриарх принимал личное участие в книжном деле, иногда лично свидетельствовал печатаемые книги, иногда указывал переводы, с которых известную книгу нужно было печатать. Но заботы патриарха успехом не увенчались. И к концу патриаршества Филарета неисправность в книгах, нужда исправления и уничтожения разностей чувствовались по-прежнему. Разногласия в книгах, уже напечатанных, были ощутительны вследствие того, что наряду с изданными при п. Филарете книгами употреблялись и книги прежде напечатанные, – за исключением Потребника 1610 г., который был сожжен. Против прежних книг в Филаретовских изданиях, в Потребниках в первый раз явился устав о посолонном хождении в чине венчания и при освящении церкви. (Некогда м. Геронтий ходил против солнца при освящении церквей, и после пререкания с князем о сем предмете устава не учинили). В уставе, именуемом «Око Церковное», повелевалось в праздник Богоявления освящать воду однажды, и только на кануне вечером. В Служебниках 1602 и 1616 годов, при совершении крещения, больных младенцев повелевалось обливать. В Потребниках Филаретовских этого позволения уже нет, а в «Соборном его изложении» поливательное крещение постановлено считать прямо недействительным. Самые Потребники Филаретовские не везде между собою согласны. В Потребниках 1625 и 1633 г. есть чин на чадотворение и братотворение, молитвы над вином и медом, молитвы над солию; в Потребнике 1623 г. этого чина в молитве нет. В изданном в 1827 г. Катехизисе, при изложении полного символа веры, в 8-м члене напечатано: «Господа истиннаго», – даже вопреки определению Стоглавого собора, повелевшего читать одно слово: или «Господа» или «истинного» (гл. 9), – а при чтении одного 8-го члена слова «истинного» нет (гл 113).

Иоасаф I вступил на патриарший престол в 1634 году. И при нем замечалось в книгах «многое некое разгласие»; как значилось в послесловиях. Исправление производилось при нем на тех же самых основаниях, как и при п. Филарете, т. е. требовались для сличения и исправления старинные рукописи из монастырей. Равным образом для выбора справщиков требовались также из монастырей старцы добрые, черные попы и диаконы, грамоте гораздые. Сам патриарх лично не принимал участия в книгоисправлении. В послесловиях говорится о его благословении, но ни в одной книге не сказано, чтобы она была свидетельствована патриархом. Иногда книги печатались с прежних изданий без всякой перемены; но в некоторых книгах сделаны значительные изменения против напечатанных при п. Филарете. Особенно этими изменениями отличается Потребник 1639 года. Чин крещения по тому и другому Потребнику представляет значительные разности в количестве молитв и прошений на эктевиях; есть и противоречивыя разности в обрядовом действии, – в обряде поднятия и опущения рук при словах отречения от сатаны и сочетания Христу; – кроме того в Потребнике Иоасафовском положено чтение Апостола и Евангелия, чего в Филаретовских Потребниках нет. По Филаретовскому Потребнику 1623 года, при крещении нескольких младенцев читать молитвы повелевалось каждому особо, а по Иоасафовскому 1639 г. – всем вместе. Значит, по Потребнику п. Иоасафа можно было нескольких младенцев крестить в одной воде. Наконец, в Потребнике 1639 г. отменен особый чин погребения священников, с замечанием, что этот чин составлен от еретика Еремея, попа болгарского. В Служебнике Иоасафа снова восстановлен чин освящения воды и в день Богоявления после литургии, – отмененный уставом п. Филарета. В Номоканоне, напечатанном 1639 г., было в первый раз утверждено седмипросфорие с тем именно значением каждой просфоры, как теперь делается у старообрядцев ⁷.

Патриарх Иосиф вступил на престол 27 марта 1642 г.⁸ И при нем сознавалось книжное разногласие и нужда в исправлении. Книг было напечатано столько, сколько не печаталось ни при одном из прежних патриархов. Но исправление производилось на тех же основаниях, как и прежде, т. е. по славянским спискам, без сличения с греческими. Справщиками были: ключарь Успенского собора Иван Наседкин (1651 г. иеромонах Иосиф), протопоп Михаил Рогов, архимандрит Андрониевского монастыря Сильвестр, протопоп Александро-Невского собора Иоанн и некоторые старцы и светския лица. Патриарх не принимал также личного участия в книгоисправлении. Делом этим заведывали близкие ему люди, известные и самому царю, влиятельные протопопы: царский духовник Стефан Бонифатьев и протопоп Казанского собора Иоанн Неронов. Изданные в патриаршество Иосифа книга в ином сходны с изданиями о. Иова, в ином п. Филарета, но ближе к книгам, напечатанным при п. Иоасафе, местами же разногласят со всеми. Замечательно при этом, что уже по смерти п. Иоасафа в богослужебные и учительные книги стали вносить некоторые обрядовыя мнения в смысле определения Стоглавого собора. Так в прежних изданиях⁹ при чтении аллилуйя обыкновенно печаталось «аллилуйя трижды» – что одинаково благоприятствовало и трегубой и сугубой аллилуйя. Издатели книг при п. Иосифе начали печатать: «аллилуйя аллилуйя слава тебе, Боже». Еще раньше п. Иосифа, в 1641 г. была напечатана отдельная статья о двуперстном сложении при крестном знамении, в которой основания для двуперстия, проведенные Стоглавом, где нужно, дополнялись и изменялись, даже вопреки их подлинному смыслу. (Это должно сказать относительно чтения Феодоритова слова). В патриаршество Иосифа эта статья получила особенное распространение. Она стала печататься при издании псалтирей, печаталась и в книге под именем «Кирилловой». Видно особое желание издателей, или лиц, за ними надзирающих к распространению и утверждению двуперстия. Между тем сознание книжного неисправления продолжалось по прежнему. «Ведый благочестивый государь яко в божественных словесех многое неисправление», говорилось в книжных выходных листах, (Книга преп. Иоанна Лествичника), и неисправление сие заповедывалось исправлять «по совету соборные апостольския церкви» (Соборник). Последнею книгою, при п. Иосифе напечатанною, была Кормчая. В предисловии к ней в самых резких словах выражалось сознание книжной неисправности. «Воззри, аще нелепостен еси, обрящеши ли где праве списанную без всякого порока в церквах святых книгу?... Но вем, яко неудоб обрести возможеши».

Таким образом все попытки к исправлению книг в течение более столетнего периода успехом не увенчались. Принятыя для этого трудного дела основания оказались слабыми; употребляемые приемы – не достигающими цели. Совет преп. Максима грека был забыт; о проверке книг с греческими подлинниками и не думали.

Истор. русск. церкви преосв. Макария, т. II, стр. 132 и дал. Христ. Чт. 1883 г Ноябрь-декабрь. «Материалы для русской истории».

В 1649 г. – по просьбе царя Алексея Михайловича киевскому митрополиту Сильвестру Коссову, в Москву явились из Киево-братского монастыря двое ученых: Епифаний Славинецкий и Арсений Сатановский. В Москве задумали напечатать полную библию на славянском языке, исправленную по греческому подлиннику. В это время молодой боярин Федор Михайлович Ртищев построил в двух верстах от Москвы монастырь, куда вызвал из киевских монастырей иноков, знающих славянский и греческий языки. Назначение их состояло в обучении греческому языку; первым в числе желающих обучаться был сам боярин Ртищев. Так образовалось ученое Ртищевское братство, занимавшееся не только обучением, но и переводом книг священного писания на славянский язык. Члены этого братства положили начало и проверке некоторых печатаемых книг по греческому тексту; после такой проверки была напечатана книга «Шестоднев». Но это было только единичным явлением, и на ход книгоисправления вообще влияния не имело.

В то же время случайно, по другим причинам начинается ряд посещений Москвы восточными святителями. В 1649 г. прибыл иерусалимский патриарх Паисий. Он пробыл в Москве всего четыре месяца. Но во время этого кратковременного пребывания заметил в русской церкви разность в обрядах с церковию греческою и высказывал свои замечания. Для обозрения существующих на востоке чинов и обрядов был отправлен на восток, вместе с п. Паисием старец Арсений Суханов, строитель Богоявленского монастыря в Кремле, принадлежавшего Троицко-Сергиевой лавре. Путешествие Арсения замедлилось слишком продолжительным пребыванием в Яссах, вместе с патриархом. Из Ясс Арсений два раза с грамотами Паисия приезжал в Москву, куда привез два свои сочинения: 1-е, Статейный список – нечто в роде дневника (напечатан в Христ. Чт за 1883 г) и 2-е, Прение с греками о вере (сочинение давно известное, но до последнего времени считавшееся не принадлежащим Арсению). Сочинения эти были представлены в посольский приказ (соответствующий нынешнему Министерству иностранных дел). В последнем сочинении Арсений описывает прение с греками о сложении перстов, в котором, по его описанию, он остался победителем. Но из самого содержания «Прения» оказывается, что на востоке не только не было в употреблении двуперстного сложения, но о существовании оного ничего даже и не знали. Еще более: афонские монахи, подозревая в нем ересь, сожгли книги московской печати, изданные при п. Иосифе, в которых было напечатано о двуперстии. Книги эти принес на Афон и держал у себя в скиту какой-то старец, родом серб, крестившийся двуперстно.

По отбытии Арсения на восток, прибыл в Москву назаретский митрополит Гавриил. Он также замечал о разностях с греческою церковью и обращал особенное внимание на двуперстное сложение. При таком положении дел 15 апр. 1652 г. скончался патриарх Иосиф. Преемнику его выпадала трудная задача – стоять на повороте исторического течения и давать ему направление. При этом в наследие оставалось вековое трудное дело книжного исправления. Естественно возникал вопрос, по которому пути, – старому, или новому поведет это дело новый патриарх.

Странник 1803 г. т 3-й. Истор. рус. церкви пр. Макария т. XI История России Соловьева т. XI.

По смерти Иосифа на патриарший престол по желанию царя, избран был новгородский митрополит Никон. Невдруг он согласился быть патриархом, а после слезных молений в соборном храме царя, синклита, духовенства и народа, давших обет слушаться его как архипастыря и отца. По своему характеру и общественному положению Никон далеко превосходил двоих своих предшественников. Никон, в мире Никита, был сын крестьянина нижегородской области. В детстве он выучился грамоте у деревенского «мастера». Полюбив чтение книг, 12-ти лет Никита ушел в монастырь, где книг много, и в монастыре начал обнаруживать замечательную силу воли и стремление к подвижнической жизни. Чтобы не проспать утрени, он ложился на перекладине у колокола.

20-ти лет, по влиянию родственников, Никита женился, и был рукоположен во священника; но чрез 10 лет, потеряв детей, уговорил жену постричься, и сам удалился в Анзерский скит на Белом море, где также принял пострижение с именем Никона. Пребыв там пять лет, он, вследствие неудовольствия с братиею из-за постройки церкви, удалился в Кожеозерский монастырь на западном берегу Белого моря, и там был выбран в игумена. В 1645 году Никон, быв за сбором в Москве, случайно сделался известен царю, понравился ему и был определен архимандритом Новоспасского монастыря. С этого времени начинается быстрое возвышение Никона, увеличиваются его общественные заслуги, и усиливается влияние на Алексея Михайловича. В звании архимандрита он должен был каждую неделю являться во дворец для духовной беседы с царем, и сделался пред ним неустанным ходатаем за несчастных, – обиженных на суде, – вдов и сирот. Около 3-х лет спустя, Никон былъ поставлен новгородским митрополитом. Здесь он явился усмирителем бунта в 1650 году, укрыв в своем доме воеводу Хилкова. С этих пор любовь царя к Никону возросла еще более. Сделавшись патриархом, он стал особенным другом царя, в отсутствие его на войну, оберегал царское семейство и заведывал управлением государства. В это время он обнаружил свою строгость к боярам, которые должны были являться к нему с докладами. В благодарность за услуги царь дал ему титул «великого государя», которым до его пользовался только п. Филарет, отец Михаила Феодоровича.

Строгий и настойчивый патриарх не мог терпеть непорядков и со стороны подвластного ему духовенства. «Государевы власти не слыхать, и от тебя всем страх», говорил протопоп Иоанн Неронов. Еще п. Иосиф замечал о духовенстве, что делатели винограда Божия – иереи «точию временную потребу снабдевают» и «презирают иногда архиерейское благословление». Никон не мог выносить этого, и про него говорили, что он мучительский сан восприял.

Не менее смущали Никона и разные церковные неустройства, и он старался об уничтожении оных. Еще будучи митрополитом, он заявил себя ревностным реформатором церковной жизни. Так, он положил начало живой проповеди, которая не раздавалась уже около 200 лет, – вместо неё читались готовыя, на разные случаи составленные поучения. Более всех содействовал Никон введению единогласия, т. е. чтобы читать и петь в один голос, а не сразу в несколько голосов, так что в видах сокращения службы в одно время один пел, другой читал, диакон ектению говорил и т. п. На это неблагочиние указывал еще Стоглавый собор и впоследствии патр. Гермоген, но уничтожить его не могли. Наконец, Никон заботился и об улучшении церковного пения. Он стремился к уничтожению пения раздельноречного, или хомового, где с потерею смысла растягивали гласные; (вместо Спасо выходило Сопасо, вместо помолимся – помолимося и т п), – и требовал пения на речь, т. е. такого, чтобы смысл речи вполне удерживался. Кроме того он вводил пение гармоническое, партесное, с уничтожением прежних крюков. Не смотря на несочувствие некоторым реформам даже патриарха Иосифа, Никон твердо шел к их осуществлению. Став патриархом, он вооружился против иконописцев, писавших иконы по образцам латинским, каковыя имелисъ в домах важных бояр; имевшиеся иконы он приказал отобрать, и провозгласил анафему на тех, кто на будущее время стал бы держать таковыя. Судя но характеру патриарха Никона и его всесильному положению, можно было ожидать, что он не уклонится от стоящей перед ним трудной задачи по вопросу о книжном исправлении, оставшемуся неразрешенным, и в разрешении его пойдет другим путем, чем каким шли его предшественники. Действительно, п. Никон стал во главе нового зародившегося направления; в основание же книжного исправления положил чины и обряды церкви греческой и западно-русской.

В Христ. Чт. статьи Белокурова. Прав. Обозр. 1867 г. ст. «Арсений Суханов». Проскинитарий и другия сочинения Арсения изданы в полном виде Палестинским Обществом С.-Петербург. 1880.

В июне 1652 г. Арсений Суханов возвратился с востока в Россию. Плодом его путешествия был «Проскинитарий», который он представил царю и новому патриарху. Проскинитарий изложен в 46 главах; но по содержанию его можно разделить на три части. Первая служит как бы продолжением представленного им еще ранее в посольский приказ Статейного списка, т. е. дневника; она заключает 33 главы. Вторая часть о граде Иерусалиме и окрест его святых местах и третия Тактикон или чиновник, как греки церковный чин содержат. В первых двух частях есть много лишнего, к вопросу о церковных чинах не относящегося: есть описания природы, городов, рек и т. п. Но и в них есть сведения, касающияся богослужебных обрядов и церковных обычаев. В первой части находятся вопросы Арсения александрийскому патриарху Иоанникию и ответы последнего, касающиеся разных церковных предметов. В числе их есть вопрос и ответ относительно чтения аллилуйя. На вопрос Арсения патриарх отмечал, что аллилуйя надобно произносить три раза, а потом «слава Тебе Боже». В той же части Арсений рассказывает, что на востоке не причащают богоявленскою водою, «якоже у вас есть чин», что в великую субботу с плащеницею ходят вокруг церкви против солнца, просфор особенных за царя и за патриарха нет, иногда же служат на одной просфоре; слышал Арсений и живую проповедь во время литургии, на Николин день. С особенною подробностью восточные чины описаны в третьей части. В этих чинах выдающияся отличия следующия: священник начинает вечерню стоя на клиросе в креслах, а не перед царскими вратами; аллилуйя иногда говорится трижды, а иногда дважды, с прибавлением: «слава Тебе Боже наш, слава Тебе», или «Упование наше слава Тебе»; «Свете тихий», «Утверди Боже» на вечерни, «Верую» и «Отче наш» на литургии читает или патриарх или кто-либо из присутствующих духовных особ (не служащих), «начальный человек». Кафизмы читают иногда, обратившись лицом на запад; точно также читают и евангелие на утрени и литургии. На литургии, при служении патриарха после омовения рук в начале Херувимской песни, воду не разносят по народу, как в России; на великом выходе преклоняют колена, но вниз лицом не лежат. Описывая разности, Арсений относился к ним совершенно спокойно, и никаких упреков не высказывал. Не так смотрел он на некоторые неблаговидные обычаи восточных христиан; здесь иногда он являлся обличителем, хотя и по ним не делал никаких заключений о восточной церкви. Внимание великорусского путешественника останавливалось на следующих обычаях: 1) Арсений немало написал об отношениях православных христиан к инославным и иноверцам. Он замечал, что по платью греков от франков не отличить; платье носят греки мало, не все, все франкское, а инде и в церковь ходят заодно с франками; имеют с ними общение в пище и вступают в браки. В Иерусалиме Арсений был свидетелем обычной в праздники визитации между представителями разных вероисповеданий. Патриархи исрусалимский – православный и армянский посещали один другого, заходили в церковь; патриарх армянский преподавал в православной церкви благословление, затем угощался у патриарха иерусалимского; также и паша турецкий заходил в церковь, и был у него в гостях. Арсений очень подробно описал эти посещения. 2) Арсений обращал внимание на нестрогое исполнение церковного устава и на несоблюдение благоприличия в церкви. В церкви, говорил он, стоят все, – как священники, так и миряне, – в чалмах, монахи ходят без мантий. О патриархе иерусалимском замечал, что он в постные дни ест сахар. Особенное внимание обратил Арсений на неблагочиние, происходившее в Вифлеемском храме на праздник Рождества Христова. Здесь, в самом храме ночевали все богомольцы и производили немало неблагочиния. Арсений тут же стал обличать непорядок.

Проскинитарий Арсения Суханова не имел влияния на патриарха. Значение этому произведению стали придавать впоследствии раскольники; в нем они видели доказательство уклонения от православия греческой церкви, которое Арсений будто бы и был послан проверить. Но из Проскинитария видно, что Арсений, хотя и описывал разность в чинах и некоторых обрядах, но ни одним словом не намекал на мнимое неправославие греков; к патриарху же александрийскому он обращался с недоуменными вопросами. Если к чему он и относился с осуждением, то лишь к некоторым обычаям восточных христиан, которые русскому человеку представлялись странными и неблагочинными. Но и сам Арсений не думал, что по обычаям можно было бы судить о благочестии церкви. Впоследствии, по удалении Никона с патриаршего престола, Арсений был в числе книжных справщиков.

Истор. русск. церкви м. Макария. «Иван Неронов». ст. проф. Знаменского в Прав. Собес. 1869 года кн. 3 и 4

Сделавшись патриархом, Никон стал усердно заниматься рассмотрением патриаршей библиотеки. Здесь он нашел грамоту об учреждении патриаршества в России в 1593 г., подписанную восточными патриархами. В ней говорилось, что российскй патриарх должен быть во всем согласен с восточными. При этой грамоте был приложен и символ веры на греческом языке, в котором в 8 члене написано одно слово τό κύριον (Господа) и нет другого слова: «истинного». То же усмотрел патриарх и в символе, начертанном греческими буквами на саккосе, который за 250 лет принесен был в Москву митрополитом Фотием. Нашел п. Никон и в служебнике славянском иное прибавлено, иное отнято или превращено.

Около 6 месяцев спустя по восшествии Никона на патриарший престол (17 апр. 1653 г.) в Москву прибыл бывший константинопольский патриарх Афанасий, муж святой, на обратном пути из России скончавшийся в Лубнах (Полтавской губернии), где и почивают его мощи. Он также зазирал Никону в двуперстном сложение, указывал и другия неисправления в церковных чинах. Обстоятельства эти и послужили ближайшим поводом к новому исправлению богослужебных книг и обрядов.

Первая попытка была сделана еще прежде прибытия патр. Афанасия, и касалась двух частных предметов. В 1653 г. пред наступлением великого поста патриарх разослал по московским церквам «память», чтобы во время чтения молитвы св. Ефрема Сирина полагались не все земные поклоны, а только четыре, двенадцать же поклонов полагалось бы поясных¹⁰), и чтобы крестились тремя перстами. Неизвестно, исполнялось ли духовенством сделанное патриархом распоряжение: но то несомненно, что некоторые из духовных – протопоп Казанскаго собора Иван Неронов, проживавший в Москве протопоп Юрьевцева Поволжского Аввакум – увидели в этом недоброе («видим яко зима хощет быти», слова Аввакума). Аввакум с протопопом Даниилом из Костромы сделали даже выписки из книг о сложении перстов и о поклонах и подали Государю. Эти лица принадлежали к числу людей недовольных самим избранием Никона в патриарха; они желали иметь патриархом царского духовника, протопопа Стефана Бонифатьева. Недовольство это, по свидетельству Неронова, усилилось еще от того, что Никон прежде дружил с ними и со Стефаном, а теперь дружбу с ними прекратил. Кроме того, в том же 1653 году в июле месяце, по поводу жалобы муромского воеводы на протопопа Лонгина, Неронов, заступившись за Лонгина, оскорблял на бывшем по сему соборе патриарха и похулял самый собор. «3а великое безчиние» Неронов был сослан в Каменский монастырь на Кубенском озере. Аввакум, по удалении Неронова, хотел по прежнему служить в Казанском соборе, как делал при Неронове, и раз собрался читать поучение к народу. Но когда казанские священники делать это теперь ему не позволили, то Аввакум на дворе дома Неронова, в сушиле завел свое всенощное и переманивал к себе прихожан Казанского собора. Вместе с тем с прот. Даниилом он подал царю челобитную за Неронова. Последствием этого было расстрижение Даниила и Лонгина. По расстрижении, первый был сослан в Астрахань, последний в Муром. Аввакума тоже хотели расстричь, но царь упросил патриарха, и он без лишения священства, был сослан в Тобольск.

Таким образом, первыя противления против распоряжений Никона, касающихся обрядов, были соединены с личными неудовольствиями против патриарха, как правителя, и первыя наказания на противников были положены за церковное безчиние. Из ссылки Неронов писал царю послания; в них он обвинял патриарха и в несправедливости и во введении ереси непоклоннической, и оправдывал двуперстие.

Деяния собора 1654 года. Послание п. Паисия в «Скрижали». Новый перевод послания в «Христ. чтения» за 1881 г. № 3–4, с предисловием и послесловием, и отдельной книжкой

П. Никон, видя, что его личные распоряжения вызывают обвинения его в неправославии и, по всей вероятности, зная о том, что и царь склонялся к тому, чтобы перстосложение для крестного знамения оставалось двуперстное (о чем извещал Неронова и протопоп Стефан. Матер. для ист. раск. т. I. 90), – решился повести дело исправления путем соборным. В 1654 г. в царских палатах собран был по этому делу первый собор под председательством самого царя. Патриарх сказал речь о том, что нужно потреблять всякую новину в церкви, и затем указал на некоторые новины в чинах церкви русской напр.: – что священник пред началом литургии читает сам себе разрешительные молитвы, что литургия начинается после полудня, что при освящении церквей не полагаются мощи под престолом и другия подобные. Тут же патриарх заявил и относительно поклонов; относительно же перстосложения заявления не было сделано. По этому вопросу Никон знал колебание царя, да и сам едва ли еще был твердо уверен в необходимости отменения двуперстного сложения. По этому вопросу он не раз еще обращался к восточным патриархам.

Относительно всех указанных патриархом несогласий с древними уставами собор единогласно постановил, исправить их противу старых харатейных и греческих. Тоже определил собор и вообще относительно исправления церковных книг. Несогласие на соборе последовало по вопросу о поклонах. Один из близких к Неронову и Аввакуму епископов, Павел коломенский, в подтверждение устава о поклонах, которого держались в Москве, ссылался на один харатейный устав и на один письменный (какие это уставы, остается неизвестным). Несогласие свое по этому вопросу Павел выразил и в подписи под соборным актом ¹¹.

Павел принадлежал к числу лиц, с самого начала выразивших свое противление распоряжению о сем патриарха. О непокорстве его и Неронова Никон писал после собора 1654 г. константинопольскому патр. Паисию; он жаловался, что они не согласны ни касательно книг, ни литургии, ни перстосложения и отвергают молитвы патриаршие (т. е. восточных патриархов)¹² , как будто оне совершаются ради страха человеческого, а не ради страха Божия. Считая таким образом Павла коломенского одним из главных противников предполагавшегося исправления, п. Никон после собора низверг его с кафедры, предал телесному наказанию и сослал в заточение, где он вскоре сошел с ума и неизвестно каким образом погиб.

Еще прежде собора, подготовляя дело книжного исправления по греческим подлинникам, Никон вторично отправил на восток Арсения Суханова, чтобы собрать древние греческие книги. Затем, встреченное на соборе несогласие со стороны Павла, а также и то, что и другие, незнающие, разгласия принимали на истину, и наконец, желание придать делу исправления больший авторитет, побудили п. Никона обратиться с недоуменными вопросами к константинопольскому патриарху Паисию, которого он просил рассудить с прочими патриархами и архиереями соборне о разностях в новинах и дать совет. Грамота с вопросами была отправлена с Мануилом греком, прибывшим за несколько времени до собора в Москву. Около года спустя, с тем же Мануилом получен был и ответ. Ответ этот был прислан в виде послания или грамоты п Паисия, подписанной не только патриархом, но и многими святителями (28-ю) и другими духовными должностными лицами великой константинопольской церкви.

Послание это, кроме вступления и заключения, представляет ответы на 28 вопросов, которые были предложены п. Никоном. Вступление важно общими рассуждениями о разностях в обрядах. «Ты жалуешься, писал о. Паисий, на несогласие в кое-каких порядках, существующих в поместных церквах, и думаешь, не вредят ли эти различные порядки вашей вере. Хвалим мысль, поскольку кто боится впасть в малыя погрешности, тот предохраняет себя от великих, но исправляем опасение... Если случится, что какая-нибудь церковь будет отличаться от другой какими-либо порядками неважными и несущественными для веры, напр. время совершения литургии, или вопрос о том, какими перстами должен благословлять священник и т. п.; то это не должно производить никакого разделения... Не следует нам думать, будто извращается наша православная вера, если кто-нибудь имеет чинопоследование несколько отличающееся от другого в вещах несущественных» . Установив возможность обрядовой разности, патриарх ведет речь и о тех, которые, не допуская этой возможности, производят распри из-за этих вопросов. Мысль эта проводится в ответах на вопросы: 7-й, 8-й и 9-й. «Что касается полемики, которую ведете из-за чина божественного тайноводства (предварительно патриарх подробно отвечал на вопросы, относительно чина литургии), то умоляем прекратить ее; ибо рабу Господню не подобает сваритися в вещах не принадлежащих до членов веры» (Отв. ва вопр. 7-й). Посему и поступки Павла коломенского и Ивана Неровова, которые были несогласны с патриархом Никоном, и отвергали молитвы, содержимые греческим патриархом, – п. Паисий считал признаками ереси и раскола, потому что «такой человек строптивый и испорченный». На этом основании п. Паисий советовал Никону таковых людей отлучить от церкви, потому что они «бросают подозрение на молитвы наших (т. е. греческих) святых» (Отв. на вопр. 8-й и 9-й). По существу самых предметов, о которых спрашивал п. Никон, наибольшего внимания заслуживает ответ касательно перстосложения для крестного знамения. Патриарх Паисий писал, что они имеют древнее обыкновение, по преданию, – поклоняться, имея первые три перста соединенными вместе, в образ святыя Троицы (Отв. на вопр. 24-й). Что же касается священнического благословения, то «церковь благословляет всех изображая иерейскою рукою имя Мессии, или, – что тоже,– имя И. Христа, т. е конечные буквы этого имени: Ис. Хс. А какими перстами начертывает кто эти буквы, это безразлично. При этом патриарх описывает существующее именословное благословение, но не отрицает и другого с тем же именословным знаменованием ¹³). Послание п. Паисия, помимо авторитета подписавших оное епископов, имеет и то значение, что впоследствии оно было утверждено осудившим раскол большим московским собором 1667 года (Деян, собора 1667 с. Москва, стр. 16).

Истории митр. Макария и Соловьева. «Характер отношений России к православному востоку в XVI и ХѴII столетиях». Каптерева. Прав. Обозр. 1861, кн. 11. ст. Огнева Московский печатный двор при п. Никоне прот.Николаевского. Христ. чт. 1890.

Прежде, чем получена была грамота п. Паисия, п. Никон, на основании определения собора 1654 года, приступил к осуществлению дела книжного исправления на новых началах. Для этого печатный двор, доселе находившийся в ведении большого дворца, по приказу царя, был передан патр. Никону в его полное распоряжение. Прежние справщики, не знавшие греческого языка, должы были оставить свое место. Найти новых, с надлежащим языкознанием, было очень трудно. Патриархом Никоном на место уволенных, было назначено семь справщиков, но из них многие служили не долго. Наиболее видными деятелями по книжной справе были: чудовский старец Евфимий и старец Арсений грек. Евфимий прекрасно знал языки греческий, латинский и еврейский. Арсений грек прибыл в Москву в 1649 г. с константинопольским патриархом Паисием; как человек ученый он был оставлен учителем в Чудовской школе, затем, по подозрению в измене православию, был сослан в Соловецкий монастырь для исправления в вере. В 1652 году Никон, – еще в звании новгородского митрополита, ездивший в Соловецкий монастырь за мощами святителя Филиппа, взял его оттуда, назначил в состав священников своей крестовой, сделал потом библиотекарем Патриаршей библиотеки, а в марте 1654 года назначил главным справщиком книг.¹⁴ В качестве лица неоффициального, справщикам помогал учитель Ртищевской школы иеромонах Епифаний Славинецкий¹⁵. Немного спустя к делу книжного исправления был определен прибывший в Москву архимандрит Иверского афонского монастыря Дионисий. Эти справщики, зная греческий язык, были знакомы и с чинами церкви греческой и западно-русской; эти чины и были положены в основание книжного исправления. Сам патриарх очень любил греческие обряды. Таким образом п. Никон, и помимо определения собора 1654 года, – последовал еще совету преп. Максима грека, поручив исправление книг людям, знающим греческий язык. Путь этот соответствовал существу дела; но в то же время он представлял своего рода опасности, – вследствие исторически сложившихся народных взглядов на греков и западанорусцев.

Взгляд русских на греков. На греков существовали у нас два противоположных взгляда: взгляд оффициально-церковный, взгляд церкви русской на церковь греческую, и взгляд народный, – взгляд русских людей на греков. В оффициальных церковных сношениях русские уважали авторитет востока, смотрели на греческую церковь как на церковь православную, старейшую русской. Первый российский патриарх Иов был рукоположен константинопольским патриархом Иеремиею, а п. Филарет – иерусалимским патриархом Феофаном. В сборнике, известном под именем «Книги о вере», напечатанном при п. Иосифе, православие греческой церкви изображается в самых ярких чертах. Греческая церковь, говорится там, шествует прямым царским путем, не уклоняясь в вере ни направо, ни налево; она – страдалица, подобная церкви первенствующей ¹⁶.

Но на ряду с этим взглядом был распространен другой взгляд, – что греки слабы в вере, что православие их сомнительно. Этот взгляд недоверия появился не вдруг, а слагался в течение веков и потому отличался твердостию, как явление исторически окрепшее. «Греки льстивы до сего дне», замечал еще первый киевский летописец (преп. Нестор). Чувство народной антипатии перешло в религиозную подозрительность со времени Флорентийской унии (XV в.); до самого падения Константинополя представители цареградской церкви нередко сочувствовали унии. На самое падение Константинополя русские смотрели как на наказание Божие за унию. Таким образом, русские подозревали греков в заражении латинством, а латинство считалось «сквернейшею из всех еретических вер»; и этот взгляд был выражен в Соборном изложении п. Филарета, оказавшего незабвенные услуги отечеству во время борьбы с поляками в 1610–12 годах.

Нетвердость греков в православии слагалась для русских людей и в самой России. Митрополит Исидор подписал Флорентийскую унию, лжепатриарх Игнатий во время первого самозванца явился потаковником латинству; оба были греки.

Тоже подозрение в заражении латинством велико-русские люди питали и по отношению к юго-западной России. И здесь существовал такой же двоякий взгляд. Велико-русская церковь никогда не разрывала своего единения с церковью западно-русскою, и некоторых частных лиц велико-русские книжные люди справедливо называли ревнителя и поборниками по благочестию (Книга о вере, л. 5). Но при этом было значительно распространено и недоверие к западно-русским людям. Причиною этого и здесь была уния с латинским в XVI в. От этого книги западнорусского происхождения, если и печатались в Москве, то с проверкою московскими справщиками. Так был напечатан в Москве «Катехизис», составленный Лаврентием Зизанием. При п. Иосифе, когда боярин Ртищев основал школу и братство западно-русских ученых, то обстоятельство это не прошло без разных неблагоприятных толков. В 1650 г. Ив. Вас Засецкий, Лука Тимофеев, Голосов, да Благовещенского собора дьячок Константин Иванов сошлось у монаха Саула и шептались между собою, что Федор Ртищев грамоте учится у киевлян, а в той грамоте еретичество есть. Про боярина Бориса Ив. Морозова говорили также, что он киевлян начал жаловать, а это уж известное дело, что он уклонился к таким же ересям.

При таком взгляде на греков и западно-русцев предоставление им дела книжного исправления могло породить большие, невыгодные для этого дела толки, и – не со стороны только какого-нибудь дьячка, но и между людьми более видными и влиятельными, особенно со стороны тех, которые имели какия-либо иные неудовольствия против патриарха и предпринятого им трудного дела.

Истор. Русс, церкви преосв. Макария, т. XI.

В начале 1665 г. прибыли в Москву два патриарха: антиохийский Макарий и сербский Гавриил. 12 февраля они представлялись государю; в Москве они пробыли около двух лет. Пользуясь их пребыванием, п. Никон собирал соборы для рассмотрения и утверждения новоисправленных книг, а также для разрешения двух частных вопросов: о перстосложении и о принятии латин.

Патриарх Макарий вскоре по приезде обратил внимание на обрядовыя разности, и п. Никон в конце марта 1655 г. собрал собор. На этом соборе, после указания некоторых разностей, было подтверждено определение собора 1654 г. о исправлении книг, согласно с греческими. Здесь же был рассмотрен и одобрен вновь исправленный «Служебник». В конце 1655 г. он был напечатан и разослан по церквам. Это было первая новоисправленная книга, почему в предисловие к ней довольно подробно изложена история, как началось и велось дело книжного исправления. Там же замечается, что и прежния исправления не осуждаются, но на большую степень совершенства возводятся. Около этого времени была переведена и приготовлена к печати книга «Скрижаль», присланная вселенским патриархом Паисием в 1653 г. В ней содержатся толкования на литургию и другия священнодействия. При «Скрижали», по распоряжению п. Никона, была напечатана грамота п. Паисия, а также и другия статьи, касающияся перстосложения и символа веры. В конце, впоследствии было приложено сказание о соборе 1656 г. и речь п. Никона к собору под заглавием «Слово отвещательное». В таком виде книга «Скрижаль» со всеми приложениями была скреплена подписями отцев собора, в 1655–56 г. выпущена из типографии и разослана. Рассылая вновь исправленные книги, п. Никон употребил меру, к какой прежде не прибегали. Для прекращения книжного разгласия, он велел отбирать старые книги и употреблять только исправленные. Мера эта, без сомнения, была необходима ради введения единообразия, но при окрепшем обрядовом взгляде, при уважении к книгам существующим, она легко могла породить неблагоприятные толки о том, за что считают дурными и отбирают книги, по которым русские чудотворцы Богу угодили, легко могли появиться теже толки, какие слышались еще при Максиме греке.

Патриарх Макарий, по своем прибытии в Москву, обратив внимание на обрядовыя разности, заметил, что русские не так слагают персты для крестного знамения и ошибочно думают о крещении поляков, полагая, что при обращении в православие их нужно снова крестить. Эти два вопроса были предметом особых соборных рассуждений. Вопрос о перстосложении уже несколько лет занимал п. Никона; этот вопрос предлагал он и констаптинопольскому патриарху. Получив в грамоте п. Паисия ответ, Никон для более основательного решения и твердого убеждения, обращался не раз с тем же вопросом к патриарху Макарию, а также к другим находившимся в Москве восточным святителям (сербскому Гавриилу, никейскому Григорию и молдавскому Гедеону), и за тем подверг его особому соборному обсуждениюю. 12 февраля (1656 г.), в день памяти св. Мелетия антиохийского, во время заутрени, на которой присутствовал и царь, было читано по Прологу житие св. Мелетия. В нем помещено сказание, как Мелетий, на одном соборе против ариан, показал три перста и не было знамения, а потом два совокупил, а один пригнул, и «изыде от него огнь яко молния». Сказание это еще Стоглавый собор приводил в пользу двуперстия; приводилось оно с тою же целью и во времена п. Никона, приводится и теперь¹⁷. Патр. Никон спросил тогда п. Макария, что означает это сказание? Макарий ответил, что Мелетий сначала показал три первые перста разлучены, а потом их совокупил и этим выразил знамение единосущия Св. Троицы. После этого патриарх прибавил, что кто изображает крест не первыми тремя персты, но два последние соединяет с великим пальцем, а великосредние простирает, тот подражает армянам, ибо армяне так крестятся. Вскоре за тем подошла неделя православия. В Успенском соборе в присутствии царя, при множестве народа, чин православия совершали три патриарха. Патриархи Макарий и Гавриил, и митрополит никейский, став пред царем, произнесли отлучение на двуперстников, сказав, что православному христианину следует изображать крестное знамение тремя первыми персты. После такого торжественного осуждения двуперстников п. Никон обратился по тому же предмету с письменным вопросом к патриархам Макарию и Гавриилу и двум митрополитам востока (никейскому и молдавскому), и восточные святители дали такой же письменный ответ, что кто не творит крест тремя первыми персты, тот еретик и подражатель армян, и таковых они отлучают от Отца и Сына и Св. Духа. Тогда в апреле 1656 г. п. Никон решил этот вопрос соборным образом. В речи к собору он изложил историю этого вопроса. Начав с того, что двуперстное сложение зазирали еще патриархи: константинопольский Афанасий и иерусалимский Паисий, и кончив последними событиями, он высказал, что в двуперстном сложении заключаются ереси Ариева (в трех перстах) и Несториева (в двух). Патриарх дал несуществующее толкование, но этим он показал свое православие и обнаружил чувство опасения еретичества. Указал в своей речи о. Никон и на то, что двуперстие внесено в книги в недавнее время, и что многие еще и теперь крестятся тремя перстами. Собор вполне согласился со словами п. Никона и крестящихся двуперстно также предал отлучению от церкви.

Патриарх Макарий обратил внимание и на принятие латин чрез новое крещение. Посему вопрос об этом обсуждался на соборных заседаниях в 1655 году. Отцы собора объявили, что вторичное крещение поляков незаконно, так как они веруют и крещаются во св. Троицу. В силу этого соборного определения тогда же шесть униатских священников были присоединены к православной церкви чрез помазание миром. Но после этого опять стали повторять крещение над присоединяющимися поляками (Акт. эксп. т. IV. 332). Поэтому, год спустя, снова занялись рассмотрением этого вопроса, тем более, что приготовляли к новому изданию Потребник. В прежних потребниках, изданных при патриархах Иоасафе и Иосифе, печаталось «Соборное изложение» п. Филарета, по которому повелевалось, крестить не только латин, но и православных белорусцев, крещенных чрез обливание. Патриарх Макарий, доказывавший свою мысль о неперекрещивании латин, имел жаркий спор с русскими епископами. Мысль свою он подтверждал древнею греческою книгою, чем и успел убедить русских архиереев. После этого царь издал указ, которым запрещалось крещение поляков и прочих католиков. Вопрос был настолько важен, что п. Макарий, по выезде из Москвы, прислал п. Никону письмо из Угровлахии о том же предмете, в котором ссылался на Угровлахийского митрополита Стефана и на древний греческий и славянский Номоканон, в котором говорилось не только то, что латин не следует перекрещивать, но и священников их, при обращении в православие, вновь не хиротонисать. Известно, что эта последняя мысль выражена в правилах Иоанна Китрошского, помещаемых в рукописях правил Матфея Властаря (XIV в.)¹⁸.

Известно, что как только начал патриарх Никон дело исправления церковных обрядов, так и обнаружились против этого неудовольствия со стороны некоторых духовных лиц. В духе народного характера, эти лица – видные и влиятельные протопопы – провозгласили в этих исправлениях еретичество. Они лично не любили патриарха за его строгость и противление свое выразили безчинием, за что и были наказаны. На соборе 1654 года епископ Павел Коломенский заявил свое несогласие по вопросу о поклонах. Далее, когда происходили события 1655–1656 годов, русские люди, – свидетели и очевидцы всего происходившего, – не могли относиться к этому равнодушно. Торжественные заявления о неисправности книг, отлучение двуперстников, отбирание книг прежних изданий, все это не могло само по себе не производить сильного впечатления на народ. Во введении троеперстного сложения для крестного знамения, при осуждении двуперстия, он не только видел противоречие определению Стоглавого собора и несогласие с употреблявшимися тогда печатными книгами, но усматривал и нарекание на русское благочестие; при господствующем обрядоверном взгляде он не мог отличить обряд от догмата. Во времена религиозных споров прежнего времени его спасало и успокоивало доверие к высшей церковной власти. Теперь же неудовольствие и сомнение относились к ней самой; безусловное к ней доверие было таким образом поколеблено. Первые противники оказались, как мы видели, в среде самого духовенства; но по народному убеждению, духовным лицам и естественно знать, что хорошо, или худо в предметах веры и церкви. Таким образом во время соборов 1655–56 годов стало обнаруживаться уже немало упрямых и непокорных; некоторые из них роптали на патриарха, другие же молчали, опасаясь его гнева.

Неудовольствие и ропот усиливались вследствие народных бедствий – страшной моровой болезни, появившейся во время тяжелой войны, когда царя не было в Москве. Патриарх с царским семейством также выехал из Москвы. К моровой болезни присоединился и голод. Русский народ всегда склонен общественные бедствия считать Божиим наказанием за какие-либо особенные грехи. Отсутствие царя и патриарха давало большой простор возбужденной народной толпе рассуждать о причинах таких бедствий. 25 августа 1656 г около Успенского собора собралась толпа; из толпы раздались голоса, что на всех теперь гнев Божій, а во всем виноват патриарх, держит он еретика старца Арсения для справы печатных книг, а тот чернец много книг перепортил. На небе явились знамения: солнце меркло, показалась, звезда с хвостом. Склонные к суеверию люди толковали, что эти знамения предвещают недоброе; а за то Господь наказует христианский род, что многие пошли во след Никона. Стали распространяться слухи о видениях, будто Господь требовал прекратить печатание книг. Какая-то Степанидка, да брат её Терешка рассказывали, что им видение было о сем от образов Пречистыя Богородицы и великомученицы Параскевы. Неудовольствие против патриарха доходило до боярских теремов и царских палат. Братья Плещеевы вели переписку с Нероновым. Стефан Бонифатьев, хотя не обнаруживал прямого противления книжным исправлениям, но много нехорошего внушал о сем царице, своей духовной дочери. Сосланные Никоном духовные лица: Иван Неронов, Аввакум и другие, распространяли противление в тех местах, где проживали. Они первые приносили вести о книжных переменах. Явившись там как бы мучениками за свои убеждения, они легко могли действовать на народ. И чем дальше они должны были следовать на места ссылки, тем дальше заносились и семена противления. Аввакум по дороге в Сибирь обличал, по словам раскольнического писателя, пестрообразную прелесть. В Тобольске он подчинил своему влиянию даже архиепископа Симеона. и укорял ересь Никонову, за что и был сослан далее в Сибирь.

К Неронову, заключенному в Спасо-каменском монастыре, приходили окрестные жители слушать его наставления. Иногда он даже в церкви говорил проповеди, в которых обличал, что «священноиноцы и церковные чада завели ереси новыя, слог перстов по своему умыслу развращенно сказуют». Ему оказался сочувствующим и единомысленным архимандрит переславльского Данилова монастыря Тихон. Таким образом, п. Никон стал казаться не исправителем книг, а вводителем ересей; это обвинение было самым страшным на Руси; из-за него пострадали преподобный Максим грек и архимандрит Дионисий.

Считая книжные исправления введением ересей, противники этих исправлений старались находить в них именно ереси латинския. При самом начале книжного исправления один из бояр Плещеевых писал Неронову: «Сбудутся хотящие быти раздоры по проречению Книги о вере, в нейже пишется об отпадении запада и отступлении унитов к западному костелу. Надобно и нам опасение иметь, чтобы не пострадать тем же». Впоследствии этот взгляд созрел окончательно. Всем книжным и обрядовым исправлениям стали придавать латинский характер, хотя бы они на самом деле не имели никакого отношения к латинству. Такой характер стали придавать троеперстному сложению, печатанию просфор четырехконечным крестом, введению трегубой аллилуия, даже изменению в Херувимской песни одного слова: «трисвятую песнь приносяще» на «припевающе», – так как латиняне припевают к органам. Самого Никона стали приравнивать к изменнику православия митр. Исидору и лжепатриарху Игнатию и говорить, что он к римскому костелу прилепился и творит повеления нечестивых латинских пап.

Такой взгляд усвоили противники книжного исправления на это дело и на самого патриарха Никона! Взгляд этот совершенно произвольный, но он вытекал из обрядового народного характера и случайно утвердившихся народных воззрений.

Христ. чтение 1883 г. январь–февраль ст. прот. Николаевского. Прав Соб. 1869 г. ст. «Протопоп Аввакум»

Противление по поводу исправления богослужебных книг и обрядов до 1658 года не носило еще характера большого народного движения; оно открыто выражалось со стороны частных, сравнительно немногих лиц; в народе же оно отображалось только смутными толками и глухим неудовольствием. Притом, некоторые из первых противников Никона скоро умерли; иные, из опасения патриарха, боялись выступить слишком открыто, хотя и роптали на него. Один из первых противников Никона (Неронов, принявший иночество с именем Григория) даже раскаялся, уверившись, что исправление обрядов не было личным его делом, а было одобрено и восточными патриархами; он боялся разрыва со всею церковию и был присоединен к православию. Сам Никон сделал ему уступку, сказав, что те и другие служебники – и старые и новые – добры, по тем и другим можно служить, и позволив ему, по его требованию, в Успенском соборе двоить аллилуиа. Но в 1658 году случилось обстоятельство, давшее полную возможность, без всякого удержу, развиваться раздорнической пропаганде и неотразимо влиять на народную массу в самой Москве. Обстоятельство это заключалось в размолвке п. Никона с царем и в самовольном оставлении им патриаршего престола. 6-го июля происходила торжественная встреча грузинского царевича Теймураза. Патриарха на это торжество не пригласили, а посланного его, во время самой встречи, царский окольничий, расчищавший путь, ударил палкой по голове. 8-го июля, в праздник Казанской иконы Божией Матери, царь не пришел к богослужению в церковь, где служил патриарх. 10 июля, в праздник в честь ризы Господней, царь не только не пошел к вечерни и утрени, по обычному приглашению патриарха, но после заутрени послал боярина сказать Никону, что он на него гневается и к литургии не будет. Видя немилость царя и не желая сделать первый шаг к примирению, Никон, отслужив литургию, пешком, с простою клюкою отправился на Ильинку, на подворье Воскресенского монастыря, а затем через три дня он совершенно оставил Москву, удалившись в Воскресенский монастырь, и прекратил занятия патриаршими делами. Причины такой размолвки заключались сколько в характерах царя и патриарха, очень несходных, несдержанности Никона пред царем, столько же и в интригах бояр, по отношению к которым он был очень строг. Нелюбовь и холодность подкрадывались незаметно и стали обнаруживаться особенно после возвращения царя из неудачного шведского похода в 1657 году, предпринятого по совету Никона.

С удалением п. Никона дела церковные пришли в замешательство, и книжные исправления не могли продолжаться с прежнею энергиею и вниманием. Сверх сего с 1660 года во главе временного управления церковью стал митрополит крутицкий Питирим, личный враг Никона. Враждовавшие против него бояре совершенно овладели сердцем царя. В это время люди недовольные книжными исправлениями громко стали заявлять свое неудовольствие, не опасаясь уже грозного патриарха. Этому содействовало более всего то обстоятельство, что партия боярская, желавшая свержения Никона с престола, вступила как бы в союз с партиею раскольническою и дала возможность явиться в Москву врагам Никона по книжному делу. Из Сибири, после 11-ти лет ссылки, был возвращен протопоп Аввакум и встретил в Москве весьма радушный прием: он лично представлялся государю, ему отведено было помещение в Кремле, при случайных встречах царь не только любезно здоровался с ним, но и просил его благословения и молитв; даже была речь о том, чтобы сделать его царским духовником Польщенный таким вниманием, Аввакум сначала молчал...; но это было недолго, и в Москве снова громко стала раздаваться резкая, бранная проповедь юрьевского протопопа. Он стал говорить, что последователи Никона не проповедуют Христа в плоть пришедша, скрывают Его воскресение, Духа Святого не исповедуют истинным, велят молиться духу лукавому и проч. К Федору Ртищеву Аввакум ходил вести прения, много шумел там о вере и законе; раз спор был такой горячий с Симеоном полоцким, что, – рассказывает Аввакум – «разошлись яко пияни». Еще до возвращения Аввакума в Москву, туда приходил из своей пустыни чернец Григорий Неронов, который, хотя был присоединен к прав. церкви, но мало того, что у себя в пустыни велел совершать службы по старопечатным книгам, но писал челобитные против исправленных книг и подавал их государю; в. них он, называя Никона пагубником, требовал собора «о исправлении церковном». Так. обр., одним снисхождением совершать службу по старому он не удовольствовался. По прибытии Аввакума в Москву нашлись там и новые помощники ему в распространении раскола, до сих пор молчавшие; это были: архимандрит Покровского монастыря Спиридон Потемкин, – дядя Федора Ртищева, – и Благовещенского собора диакон Федор Трофимов. В Москву пришли за Аввакумом другие ревнители раскола: нижегородский старец Аврамий, иноки Корнилий и Трифилий, юродивые Федор и Киприан. Все они свободно на городских улицах и на площадях проповедывали, по выражению раскольнического писателя, «доброту древнего благочестия». Особенною ревностию отличались юродивые, которые бегали иногда за царской колесницей и кричали: «добро бы, самодержавный царь, на древнее благочестие вступити!» Из провинций, кроме Неронова, попы: романовский Лазарь и суздальский Никита, даже вятский епископ Александр прислали челобитные царю, в которых доказывали введение разных ересей, ссылаясь преимущественно на книгу «Скрижаль». Таким образом, в требованию свержения Никона с патриаршего престола со стороны боярской партии присоединились таковыя же требования со стороны партии раскольнической, с тем отличием, что последняя хотела видеть «пастыря православнаго», т. е. противника книжных исправлений.

Из боярских семейств на сторону Аввакума перешла знаменитая боярыня, близкая к царскому семейству, Федосья. Морозова, вдова Глеба Морозова; она заговорила, что крест на просфоре во всей России потребили. За нею пошла сестра её, боярыня Евдокия Урусова. Как далеко зашла в это время партия церковных раздорников, видно из того, что они составили даже нечто в роде собора, на котором положили: «никонианское крещение не вменять за истинное, так как церкви осквернены «дерзостию антихристовою». Близок был 1666-й год, в который, по предположению одного писателя, напечатанному в «Книге о вере», изданной при патр. Иосифе, – следовало ожидать какого-либо великого отступления, – появления предтечи антихриста, а, быть может, и самого антихриста. Ходили рассказы о видениях. Толковали, будто какой-то Дмитрий с Волги, земляк п. Никона, раз ночуя у него, видел многих бесов, которые посадили Никона на престол, венчали его, как царя, и, кланяясь ему, говорили: «воистину любезный ты брат наш, яко поможе крест Мариина Сына изгнати и потребити». Чудовский монах Симеон толковал братии свое сонное видение пестрообразного змия, который, обогнувшись около царских палат, голову имел внутри палаты и шептал в ухо царя. Это – ни кто другой, как Никон, уговоривший царя начать книжное исправление. Москва была в великом смятении. Церкви оставались пусты. «Многие христиане отлучишася церковного входа и молитвы и покаяния о гресех и принятия тела и крови Христовы лишишася». В некоторых местах священники опять стали служить по старым книгам; даже в Успенском соборе бывали споры о том, как петь, по старому, или по новому. В 1665 году царь Алексей Михайлович писал патриарху иерусалимскому Нектарию: «у нас весь церковный чин в несогласии, в церквах служит всяк по своему». Таким образом, в это время междупатриаршества со всею ясностию образовался великий русский раскол.

Деяния московских соборов 1666–67 годов. Москва. 1681 г. с предисловием проф. Н. Субботина. История русск. церкви преосв. Макария, т. XII, стр. 640 и далее

Вдовство русской церкви, вследствие удаления Никона с патриаршего престола, продолжалось 8 лет. В это время раскольническая пропаганда достигла таких размеров, что люди, враждовавшие лично против Никона, вызвавшие в Москву Аввакума и допустившие явиться туда же другим вождям раскола, не могли уже оставаться хладнокровными зрителями и покровительствовать расколоучителям. Между двумя партиями, временно соединившимися из чувства ненависти к Никону, неизбежно должен быть произойти разрыв. Аввакума не раз убеждали соединиться в вере, но он не слушал. Тогда до царя стали доходить жалобы на него, что он церкви опустошил, и царь в 1664 году послал сказать ему, чтобы он опять ехал в ссылку. Местом новой ссылки была Мезёнь, – бедный отдаленный городок архангельской губернии. Дорогою на Мезень он, по собственному выражению, «поехал по городам и весям промышлять словесные рыбы», т. е. совращать в раскол. Из Мезени, год спустя, он был привезен в Москву на собор, в 1666 году.

В этом году, в ожидании прибытия восточных патриархов для суда над Никоном, созван был собор русских святителей. Предметом соборных рассуждений был появившийся раскол и суд над расколоучителями. В виду этого, при открытии соборных заседаний, собравшиеся архиереи каждый прочитали символ православной веры, и когда увидели, что все они в исповедании веры согласны, то преддожили себе вопросы: а) признают ли они православными греческих патриархов, б) признают ли правильными греческия печатные и рукописные книги и в) признают ли правильным собор 1654 года? Все эта вопросы имели важность для определения достоинства книжного исправления и для признания оного. Присутствовавшие святители на все вопросы дали положительные ответы, что и подтвердили своими подписями. В следующем заседании присутствовал сам царь. Он произнес речь, в коей говорил, что по городам и весям русского царства и в самой столице ненавистный враг посеял расколы, раздаются хулы на церковь и на тайны, в ней совершаемые; многие скудоумные заразились этим учением. После этого он прочитал символ, начертанный в книге «Хрисовул», содержащей определение цареградского собора 1593 г. о русском патриаршестве, подписанное всеми восточными патриархами. В этом символе в 8 члене не было двух слов: «Господа истиннаго», а находилось одно слово τό κύριον. По прочтении царем символа, на речь его отвечал от лица собора новгородский митрополит Питирим. В своей ответной речи он благодарил царя за его заботы о прав. вере и церкви и свидетельствовал, что все собравшиеся архиереи содержат символ и все догматы так же, как написано в упомянутой книге. Этим заседание и окончилось.

С третьего заседания начался суд над противниками книжного исправления. В каждое заседание призывались по одному, или по несколько расколоучителей, которым предъявляли вины и увещевали их к раскаянию. Таким образом, были позваны на собор Александр епископ вятский, протопоп Аввакум, диакон Федор, попы Никита и Лазарь, чернец Григорий Неронов и другие. Предъявляемые им вины заключались не в содержании ими употреблявшихся до п. Никона книг и обрядов, а в том, что они порицали книги и обряды исправленные, якобы они полны были различных ересей, – похуляли святейших восточных патриархов и поставляемых от них архиереев и иереев, изрыгали хулы на п. Никона и клеветали на священников московских, что они не веруют во Христа вочеловечшася, не исповедуют Его воскресения и т. п. Одни из виновных остались упорными (Аввакум, Лазарь), другие раскаялись, – некоторые искренно (епископ Александр, чернец Григорий Неронов), иные лицемерно, как оказалось впоследствии (Никита, диакон Федор). Упорствующих и непокорных собор предал церковному отлучению и послал в заточение, раскаявшихся одних совершенно простил (Александра и Неронова), других же послал в монастыри на испытание. После суда над расколовождями собор составил общее «Наставление», в котором описал нестерпимые хулы раскольников на церковь и убеждал всех покоряться св. восточной церкви, а священников совершать службы по книгам новоисправленным, причем указал более важные обрядовыя исправления.

Четыре месяца спустя после последнего заседания, именно 2 ноября 1667 года, прибыли в Москву два восточных патриарха: Паисий александрийский и Макарий антиохийский, – бывший уже в Москве за 11 лет пред сим. Прибывшие патриархи на соборе русских и некоторых восточных святителей занялись рассмотрением дела п. Никона, который и был осужден и сослан в Ферапонтов монастырь. Окончив суд над Никоном, собор произнес свое суждение и о книжных исправлениях, бывших в патриаршество Никона, и о появившихся раскольниках. книжные исправления собором были одобрены и утверждены; в частности была одобрена книга «Скрижаль», на которую более всего нападали вожди раскола. Приступая к суждению о самом расколе, отцы собора буквально повторили то, что было сказано в «Наставлении», составленном на соборе 1666 года, заповедав во всем покоряться церкви, а непокоряющихся предали анафеме. Таким образом собором 1667 г. были осуждены те, которые, содержа отмененные обряды, оказывали тем противление высшей церковной власти и сверх того похуляли православную церковь, называя ее еретическою¹⁹. Отлучение от церкви таких людей, их осуждение, было и законно, и неизбежно, – тем более что, они сами удалились уже от церкви.

Произнесши осуждение на раскольников, собор разрушил клятву Стоглавого собора на некрестящихся двуперсто и трегубящих аллилуйя; так называемое Феодоритово слово он призвал не принадлежащим блаженному Феодориту, отверг значение и достоверность жития преп. Евфросина, сказав, что оно писано от сонного мечтания, подтвердил грамоту п. Паисия к п. Никону и узаконил принимать латин без нового крещения. Из употреблявшихся прежде обрядов об одном только собор высказался, – оберегая православную истину, – строго и подозрительно, именно о двуперстном сложении.

После произнесенного собором формального отлучения раскольники начинают жить своею жизнью, как отдельная от церкви религиозная община. С этого времени и начинается собственно история раскола.