XIV. Право церковной проповеди и церковного управления

Строго различая проповедь собственно церковную, проповедь с амвона, как составную часть богослужения от всякого другого вида наставления в вере, например, литературно-разговорного собеседования, и отстаивая право мирян на последний род учительства, Н. П. Аксаков затрагивает также вопрос и о праве мирян на богослужебную церковную проповедь. Ход его рассуждений и заключительные выводы его таковы: – «Право и обязанность богослужебной проповеди сами по себе принадлежат только епископу; ни клирик, ни иной кто, сами по себе не имеют их. Исключение составляют только священники в местах, где отсутствует епископ»¹⁰⁴. «Право и обязанность проповеди церковной принадлежат, собственно говоря, епископу, но почитаются раз навсегда уже переданными им пресвитерам отдельных церквей» ... «Епископу предоставляется, однако, право передавать свою обязанность проповеди и преимущественно изъяснения Священного особенно способным из своих священников, которые и проповедуют тогда в качестве его представителей и от его имени»… «Но всегда ли к проповеди церковной уполномочивались одни только пресвитеры? Нет. При назначении диаконов от них не требовалось учительности, как от епископов и пресвитеров (1-е Тим. 3, 2, 8 – 10), ибо они не предназначались к такому служению, но и они могли в некоторых случаях обладать даром учительского слова, превосходить других проповедническими способностями, а через то призываться к учительству. Оттого-то мы имеем несколько диаконов в числе проповедников древней церкви. Укажем на одного только, именно на одного из величайших проповедников мира, – Ефрема Сирина, бывшего диаконом Едесской церкви» ... «Таким же образом, Златоуст, будучи диаконом, написал свои превосходные слова «против Иудеев», против «аномеев», «против язычников», о непостижимой природе Божества, об анафеме, и т. д.» ... «Мог ли епископ уполномочивать на церковную проповедь мирянина? Церковный историк Евсевий сообщая нам об уполномочивании на проповедь Оригена, еще бывшего простым мирянином, говорить о епископах, которые ради блага братьев своих дозволяли мирянам проповедовать в церкви в присутствии их народу. Самому Оригину Феоктист Кесарийский поручил проповедовать в своей церкви, открыв, таким образом, путь к церковному учительству величайшему проповеднику первых трех столетий»... «Никто в современной ему церкви не упрекал ни Оригена в том, что он проповедует, будучи мирянином, ни Феоктиста, что он уполномочил Оригена на эту проповедь. Напротив, уважение, которым он пользовался среди епископов Палестины и Аравии, является как раз доказательством противного. Против законности его проповеди не высказывался и вселенский собор, тремя столетиями позже рассматривавший и осудивший некоторые пункты его учения. Ориген проповедовал ежедневно, и почти всегда экспромтом, так что проповедь его только записывалась скорописцами. Глубокое знание и разумение Писаний, в связи с красноречием и чистотою жизни, а также и ревностною верою Оригена, являлись, таким образом, причинами, справедливо побудившими Феоктиста Кесарийского для блага церковного, в виду нужд церковных, уполномочить его к проповедованию.

Если бы принципиально не допускались ни в каком случае назидательные проповеди мирян, то вряд ли для императоров могли делаться исключения. Однако, о Константине Великом сообщает нам Евсевий, что он часто проповедовал перед народом, и сохраняет нам одну из таких проповедей. То же самое сообщается нам об императоре Льве Мудром. Для дела проповеди личность, личные достоинства имеют главенствующее значение. Таким образом, уполномочивая на церковную проповедь того, кто сам по себе не имеет на нее ни права, ни обязанности, – диакона или мирянина, – епископ руководствуется предположением, что именно: личные качества уполномочиваемого делают его служение в качестве проповедника полезным и даже необходимым для Церкви.

«Случаи уполномочия мирян на церковную проповедь по самой природе вещей должны были быть очень редкими, ибо Церковь способных к проповеди и учительству мирян в большинстве случаев не оставляла мирянами... Принадлежность к клиру, звание клирика не дают сами по себе никакого права на проповедь, учительство церковное, и не дают даже никакого в этом отношении преимущества перед мирянином, а полномочие со стороны епископа может быть дано и не клирику» ¹⁰⁵.

Дальнейшими логическими следствиями того же самого учения Аксакова о Церкви является новое право мирян, право на церковное законодательство и церковное управление. Энергическому выяснению этого вопроса посвящены сочинения 1906 г., написанные под влиянием предполагаемого церковного Собора и находящиеся в «Сборнике» (32-х) и в «Церковном Голосе». Так как одно время существовало предположение, что этот собор должен состоять только из епископов, и что на нем не может быть ни мирян, ни священников, Аксаков в помянутых статьях сделал анализ еще раз апостольского учения о Церкви, как Теле Христовом, домостроительство которой созидает себя в полноте членов ее¹⁰⁶. «Если кто-либо станет проповедовать ненужность, излишество участия мирян в созидании и домостроительстве Церкви, он будет тем лишать Церковь одного из ее членов, а устраняя этого члена, он поставит всех членов и всю Церковь в страдательное недужное положение, парализует ее» ¹⁰⁷.

Таковы догматические основания Аксакова в пользу необходимости участия мирян в деле церковного управления. Что касается исторических оснований, то он приводит много примеров участия мирян 1) на Апостольском Соборе, и 2) на последующих, преимущественно местных, соборах. Устанавливая положение, что «миряне должны бы участвовать в церковном управлении», Аксаков в статье «Всецерковный Собор» и в статье «Что говорят каноны», в виду сильных попыток затушевать возможность присутствия мирян на предполагаемом Соборе, – делает подробный анализ исторических обстоятельств Апостольского Собора. Присутствие «мирского» элемента, «братии» наряду с «пресвитерами», т. е. второй степенью церковной иерархии, и Апостолов (1-я степень), ощутительно в подготовительных обстоятельствах, в фактическом ходе соборных заседаний и в заключительном моменте. – «Кто определил Павлу и Варнаве идти на вопрошание? Очевидно, ни кто иной, как братия, о которой была речь; другими словами, постановила вся Церковь, в которой участвовала вся братия... Кому известили они? Апостолам, пресвитерам и Церкви, ибо, если бы не осведомлена была Церковь, то не могли бы восстать и некоторые уверовавшие из ереси фарисеев, говоря и т. д.»... Что собирались не одни Апостолы, видно из того, что в собрании было «множество» (12 ст.), а далее в повествовании упоминается не о Церкви вообще, но обо всей Церкви (22 ст.). И что же это вся Церковь молчала во всей совокупности, внимая Апостолам и выжидая их решения? Нет. Речи Петра предшествовало многое исследование, а как стоит в громадном большинстве списков, хотя и не древнейших (каковы Синайский, Ватиканский и Александрийский, имеющие преимущество древности, а не какое-либо церковное преимущество), но именно списков, особенно принадлежащих к употреблению греческой Церкви, – совместное исследование, как читает и Златоуст». Как смотрит Дееписатель на состоявшееся решение? От чьего имени передает он его? «Изволилось, – говорит он, – Апостолам и пресвитерам со всею Церковью», и это говорить не только Дееписатель, но и сами Апостолы в соборном послании. Как же могли бы уведать Апостолы об изволении всей Церкви, в которую входит церковный народ, если бы вся Церковь молчала, и как же бы они могли свидетельствовать об этом всеобщем изволении, если бы Церковь оставалась безгласною... Кто решил отправить послание? – Апостолы и пресвитеры со всею Церковью. – Кто избирает из среды своей людей, отправляемых в Антиохию? – Апостолы, пресвитеры и вся Церковь. – Кто, пишет послание к братьям в Антиохию? Апостолы, пресвитеры и братья¹⁰⁸. Вообще, – оканчивает свой анализ Аксаков, – как нельзя отрицать солнца, когда оно блещет на небе, нельзя отрицать и нераздельности Церкви в первом ее соборном деянии, засвидетельствованной чуть ли не каждою строкою священного повествования. Сообща принимает пришедших вся Церковь, сообща выслушивает их, сообща производит расследование или разъяснение, сообща приходит к единодушию, сообща останавливается на общем решении, сообща избирает людей, имеющих свидетельством своим рассеять в Антиохии смуту, возникшую как плод бывшего в самом Иерусалиме несогласия и раздвоения¹⁰⁹.

Что же касается доказательств, содержащихся в последующих «соборах», то Аксаков, не дает ни обилия фактов, ни тонкого их анализа, устанавливая однакоже категорически положение, что вселенские соборы, по особым причинам, состояли только из епископов (рассмотрено в статье «Возможны ли в церкви совещательные и решающие голоса). Следовательно, делая заранее отвод вселенских соборов, Аксаков все внимание специалистов и обыкновенных читателей направляет на поместные соборы.

Что же показывают эти соборы? Что показывают руководящие нормы этих соборов, т. е. церковные каноны? Из них видно только одно, что каноны, говорящие о составе соборов, не указывают ясно, из кого должны состоять соборы – из епископов или из епископов и мирян. Вопреки мнению весьма авторитетных лиц, говорящих, что каноны будто бы запрещают мирян, Аксаков утверждает – «Такого канона нет. Соборные постановления говорят о соборах, как институте давно уже существующем в Церкви, канонически установленном и определенном», а потому и всем хорошо известном и не нуждающемся в дальнейших определениях, учреждении или институте. Они говорят только о подлежащих соборному определению делах, напоминают о необходимости исполнять пренебрегаемое каноническое требование о созыве соборов, требуют обязательного посещения епископами соборов и выражения «братского прощения» непосещающим, налагают церковные наказания на нерадящих о таковых соборах митрополитов и на препятствующих такому созыву мирских начальников, но о самом составе соборов они не дают никаких прямых указаний потому, что состав соборов был уже хорошо известным и определенным. Был ли относящийся к сему канон писанным или не писанным, как и древний обычай, – дело другое; несомненно одно, что он существовал и подразумевался излагавшими каноны соборными постановлениями». – «Что в числе до-Никейских канонов был, по крайней мере, один, говорящий именно о соборах и положенный в основу Никейского постановления, о том прямо и непреложно свидетельствует нам приводимый тем же Афанасием папа Юлий в письме к Антиохийцам»... Основной, первоначальный канон этот никоим образом не определял собора обязательно состоящим из одних только епископов, ибо, глася так, он подвергал бы осуждению первые и святейшие страницы церковного предания, подвергал бы осуждению практику самих апостолов, ясно засвидетельствованную в Св. Писании»¹¹⁰.

Утверждая истину, что в церковных канонах нет ясного правила о составе соборов, хотя и не приводя подробных фактов о составе соборов и вместе с тем устраняя, как увидим впоследствии, отрицательные инстанции, т. е. опровергая существование правила, будто бы запрещающего участие мирян, Аксаков тем самым направляет богословскую мысль в сторону более детального изучения эпохи вселенских соборов и особенно отыскания утраченного канона, проводимого папою Юлием, или же в сторону более осмысленного построения философии Церкви и церковной истории.