Глава II

Путешествие по Гаурану. Мусмие. Санамен. Эзра, ее церкви. Неджран. Шухба. Шахка, ее базилики. Эль-Хит. Кенават и его памятники христианства древнейшей эпохи. Развалины Сиаха и вопрос о их значении и времени происхождения. Атиль. Суведа, ее базилики. Босра, языческие и христианские памятники

Из Дамаска наш караван направился в Гауран, сначала на юг по дороге хаджей, до Кессуэ, а отсюда на юго-восток через село Дейр-Али и Мерджане до Мусмие.

От Кессуэ началась Леджа, древняя Трахонитида, с черною лавою вместо почвы, и глинистыми прослойками, на которых пашут всюду, хотя бы это были крохотные клочки земли. Деревни в затененных деревьями логах представляются пролитыми чернилами. Местами большие кучки камней, остатки военных лагерей друзов, загораживавших туркам доступ в Леджу и Гауран. В немногих местах куски шоссе, предназначенного подвозить артиллерию, в случае нового восстания друзов. Мерджане стоит у высохшего болотца. Отсюда поднялись и шли плоскогорьем, с почвою солончаков, всюду потрескавшеюся, необычайно плодородного лёса. Через два часа хода показалась черная полоса громадных куч лавы – это и было Мусмие.

Мусмие издревле представляло собою крупный пост римской культуры на границе Трахонской земли – нынешней Леджи и в настоящее время является укрепленным, турецким постом на ее северной стороне. Издали Мусмие казалось очень обширным, так как оно, подобно всем гауранским местечкам и городам, занимает длинный холм, подобный гребню вулканической волны из черной лавы; между гребнями низины засыпаны, но очень не глубоко, красноватым, чрезвычайно плодородным, туфом и битою лавою; поля густо покрыты ею и ясно свидетельствуют о плодородии земли и небрежении человека. Вблизи холм оказывается обширною площадью (см. фот.281) беспорядочного мусора, то мелкого как щебень – в развалинах домов победнее и позднейшей кладки, то крупного, в виде плит и блоков тесаной черной лавы. Вид этих руин, из всех, наиболее печальный и мрачный: нигде ни признака растительности, ни травы, ни даже полевых лилий, которые в Сирии растут в самых скудных условиях: всюду черные кучи, стального цвета, с слабыми признаками плесени на камнях, оживающей только по веснам. Там, где руины образуют ямы, гнездятся бедуины в черных палатках, и эту мрачную картину только усиливает блестящая полоса свежепостроенного шоссе, которое идет по долине к городу и через город доходит до казармы, построенной также только в 1890 году, после известного недавнего восстания друзов. Развалины города довольно обширны; в нем есть много замечательных руин богатых домов, в два этажа, с прекрасными сводами (см. фот.282–283), но настолько заваленных камнем, что и планы этих зданий, и даже ближайшее их расследование потребовали бы крайне затруднительной очистки от камня. Все постройки, безусловно (кроме новой казармы), были исполнены до арабского завоевания, и даже, как можно судить по отличной римской кладке в первые века христианской эры, а именно во II, III и IV веках. По-видимому, уже VI и VII столетия были здесь настолько тревожны для жителей, и прочих поселенцев стало так мало, что вряд ли много строилось вновь. Так, когда видишь на косяке двери грубо высеченный еще в древности крест, то очевидно, как рано (иногда уже в V веке) началось падение этих местностей в культурном отношении.

Мы занялись, главным образом, осмотром домов, любопытных чудною римскою кладкою, нижними входами, большими окнами верхних этажей. Расследование большой церкви, сложенной позднее и целиком из древнего материала, нередко изуродованного для этой цели, показало, что эта церковь позднейшего (для Гаурана) времени: так в церкви бывший косяк с резными орнаментами стал пилястром, потолок настлан из плит, украшенных выпуклыми резными меандрами, Геракловым узлом и т. п. и составлявшими часть карниза и т. д.; все это взято из разобранного языческого храма. Между тем именно эта церковь ныне⁷⁹ приводится как древнейший (даже II века!) образец здания крестообразного и покрытого в средине сводом – дело совершенно невероятное ранее VI столетия.

Из Мусмие, огибая Леджу с севера, мы прошли через Басиль в Санамен (Санамейн др. Aere), первую местность Гаурана, увлекающую своими древностями: так изящны остатки колоннады или портика языческого (фот.294) храма, встречающего путешественников возле лагеря (для которого всегда выбирается одно и тоже место в средине города), так замечателен далее (фот.284–289), по ту сторону глубокого водоема, по архитектурным деталям храм («Благому Счастью»)⁸⁰, с известною надписью Диодора и лампадофоров окруженный еще 4 стенами, ряд сохранившихся прекрасных башен (фот. 299),так много здесь замечательно сохранившихся домов (фот. 290–292) и так богаты эти руины надписями, правда, известными издавна, но обещающими еще более обильные находки тому, кто произведет здесь раскопки (см. планы 123–124).

Рис. 5. Санамкен. Башня на сев. краю деревни

Сначала видишь большое строение, видимо, храма, из базальта, с высоким арочным входом, все внутри засыпанное доверху камнями, поверх которых виден только антаблемент на двух коринфских колонках. Около здания глубокий водоем-цистерна, великолепно обложенная, но ныне раскрытая и за нею четырехугольное же здание (рис. 6) храмика «Благого Счастья», с колонками на южной стороне и полуколонками, из которых на месте остались только две с обеих сторон. Далее древнее здание с ротондою; дом, любопытный по своим резным и ажурным плитам, закрывающим окна; богатый дом с тремя вариантами оконных отверстий и ажурных плит, в них вставленных. Войдя внутрь этого дома через низкую дверь, попадаешь через портик на открытый двор, которого одна сторона разделана портиком из трех колонн, и в ней устроена лестница в верхний этаж, другие две содержать служебные помещения, с возвышенными террасами наверху, а по четвертой помещен главный корпус дома, с тремя входами внизу; находящаяся на доме надпись гласит, что он построен в десятый год правления Адриана.

Портики, окружавшие храм «Благого Счастья», исчезли, и уцелели от них только части колоннады и ряды баз; равно разрушен, взрыть и разобран плитняковый помост перед храмом. Лицевая стена (рис. 6) храма была переложена арабами, имеет три двери, но средний большой портал заложен грубо разными кусками, из которых некоторые принадлежат косякам главного и боковых порталов, а другие декоративной облицовке фасада полуколонками.

Рис. 6. Санамен. Храм Счастья.

И потому, когда войдешь через правую, еще открытую дверь, внутрь храмика (табл. VII), изящество сохранившейся внутренности и начального устройства поражает вас тем более, что посреди храма перекинута еще в древности прекрасно и смело сложенная свободная арка, и что некоторая часть стены грубо заложена кусками, а величавая и глубокая ниша храма закрыта безобразною каменною закладкою (для образования абсиды алтаря). Тем изящнее кажутся на этом грубом фоне(см. фот. 288 и 289) части древней римской стены с тонко выточенными и тщательно пригнанными плитами, куски карниза с меандрами, декоративные колонки, поддерживающие этот карниз, и четырехугольные углубления экседр. Рисунок капителей близко напоминает колонны Оммиадовой мечети, и орнамент карниза и косяков фасада отличается уже сухою схематичностью, что легко объясняется и временем, так как храмы Санамена относятся ко временам Севера (222–235 гг.). В храмике десять надписей, из которых четыре повторяют одну и ту же надпись лампадофоров.

Вокруг развалин, и даже возле водоема свалены кучи больших тесаных плит, и в стенке, ограждающей поблизости чье-то гумно, оказались заложенными: рельеф с грубейшим изображением двух воинов и женской фигуры (фот. 296), отбитая от статуи голова (фот.296) и большой фрагмент христианского карниза, очевидно, из разобранного погребального памятника, с грубым изображением гениев и умерших (фот.295) по грудь в трех медальонах. Рельеф относится к V–VI стол. и представляет работу простого каменотеса; однако, и в нем есть интересные подробности венков или венцов, кругом обрамляющих бюст, и изображения двух ангелов гениев с рогом изобилия и гроздью в руках – очевидно, представление райского блаженства.

Башня (фот.299, рис. 5), стоящая по близости, лишена всяких украшений, хотя сохранила все три этажа, но в соседней башне мы нашли на западной (фот. 300) стене высеченный рельеф с изображением в декоративных нишах семи алтарей огня (посвященных 7 планетам?) с двумя фенгиями – знаками луны по сторонам; в прилепившихся к башне домах встретились, далее, рельефная фигура по грудь, под окном одного дома плита с двумя (фот. 301) фазанами, пьющими из чаши.

На юг от этой башни есть небольшая древняя церковь, с воротами, украшенными крестом посреди двух розеток и собранными из античных орнаментированных кусков; один косяк, орнаментированный в местном вкусе каменотесом: посреди венок славы, которого концы связаны геракловым узлом, а из него в обе стороны идут побеги винограда с гроздями (фот.302), плита с двумя голубями. Во дворе дома алтарик с горельефною фигурою и Атисом в колпаке. Наконец, на краю города имеется башня, отличной римской кладки (фот.297), но с выпусками, которые принято считать древнееврейскими, и балконом. Здесь одна старуха вызвалась показать надпись, и пойдя за нею в дом, мы нашли внизу, в ходе к сараю заложенную замечательную плиту, снятую с башни (перистериона) с надписью времен имп. Константия. Кругом башни несколько древних домов, с декоративными оконными плитами и колоннадами или портиками во дворах. Из Санамена трехчасовым переходом мы прибыли в Эзру.

Развалины Эзры обширны; они частью заняты и теперь довольно многолюдным населением и потому восстановлены или, вернее, приспособлены к убогим нуждам оседлого араба, а в настоящее время друза. На первый взгляд бросаются в глаза множество огороженных гумен, блестящих на солнце яркою половою, но резкий контраст этих желтых дворов и их черных оград из лавы и самых черных домов, без малейшего следа растительности, создает картину унылую и мертвенную. Островерхий конический купол главного собора (православной церкви во имя Св. Георгия) (фот. 303), местами черный, местами оштукатуренный, бросается в глаза отовсюду (здание с этим куполом напоминает города средней Азии), и потому мы с особым интересом открыли, впоследствии, что этот пресловутый купол (хотя не возбуждавший доселе замечаний историков архитектуры, охотно видевших в нем древнейший образец византийского купола) лишь в нижних частях принадлежит древнему зданию и, очевидно, перестроен в позднейшее время и не особенно удачно.

Мы начали осмотр города именно с этой церкви: ее наружность в виде четырехугольного, продолговатого корпуса, отличной кладки, по-римски, из притесанных плит, но безусловно и целиком – христианской постройки, так как все косяки принадлежат той же кладке и украшены крестами, а западные врата известною надписью, гласящею, что церковь сооружена на месте «стоянки» (xαταγώγιον) демонов, как «достойное лицезрения» здание, усердием протевона Иоанна, удостоившегося видения Св. мученика Георгия и положившего в храме его святые мощи, в 511 году по Р. X. Надпись ясно говорит о полной постройке церкви, и никак не может толковаться в том смысле, что языческий храм, хотя бы лежавший в развалинах, был здесь превращен в христианскую церковь. Но, для сооружения церкви, были использованы куски разобранного древнего языческого храма, которые, в виде больших мраморных плит (из них одна с надписью, называющей бога Феандрита, почитавшегося в этом храме), лежат поныне перевернутыми, в виде настилки алтарной солеи и помещены в стенах христианского здания. Это здание, построенное в 511 году и, целиком, от основания до сводов купола сохранившееся, хотя в крайне запущенном виде, есть самая любопытная христианская постройка в Сирии. Если здание имеет снаружи вид четырехугольника, римского типа с античными дверями (фот. 304 – вид боковой двери с гробницею на южной стороне), то внутренность его (фот. 305, табл. VIII) представляет новый тип круглого (или как часто, не очень неудачно, называют в немецких сочинениях – Centralbauten) сооружения, устроенного в квадрате помощью экседр или ниш по четырем углам⁸¹. К сожалению, экседры эти оказались или заваленными камнями, а одна (диаконик, экседра справа от алтаря) превращена в общую усыпальницу (?) и наполнена костями и, таким образом, осмотреть внутренность всех экседр оказалось нельзя. Затем, самое важное в архитектуре собора – пояс арок на столбах, окружающих внутренний или главный неф, устройство хоров (потолок по гауранскому способу из тонких плит) и большой алтарный выступ, снаружи образующий шестиугольник, внутри круглую абсиду.

Арабская переделка (но не мусульманская, так как, по-видимому, эта церковь никогда не была обращена в мечеть) окончательно обезобразила древнее здание: весь купол от барабана, как сказано, позднейшего времени и представляет грубо смазанную коническую шапку, которую в настоящее время вновь приходится чинить, так как она угрожает падением, и в бытность нашу своды были наполнены лесами. Переложена почему-то до половины абсида, и алтарь (фот.305, табл. VIII) устроен впереди нее, с выступающей солеею; ее пол собран из старых кусков мрамора, а ее балюстрада из мраморных столбиков, близко напоминающих византийские преграды X–XII веков.

Исследователи Востока и Византии⁸² уже давно согласны в том крупном положении, что родину купольной византийской церкви должно искать в Персии, там, где громадные дворцы Фируз-Абада и Сарвистана представляют самые замечательные памятники с яйцеобразными куполами и колоссальными арочными порталами на фасаде. Доселе, со времен Коста и Фландена, никто не сомневался в принадлежности дворцов эпохе Сассанидов, вместе с руинами дворца в Ктезифоне, и только в недавнее время известный исследователь Сузы Дьёлафуа⁸³ сделал свое странное предположение, что эти дворцы современны руинам Персеполя, и представляли, во времена Ахеменидов, национальную архитектуру Персов, тогда как дворцы Персеполя и Суз составляют будто бы чужеземное искусство греческих и египетских мастеров, введенное на время капризом персидских царей. В этой гипотезе, составляющей сплошную натяжку фактов, забыто, явно, все фактическое: отношение памятников персидской скульптуры к архитектуре древних персидских дворцов, доказательства национальности их монументального искусства мелкою художественною промышленностью и т. д. Но, по счастью, эта гипотеза сразу не нашла себе сочувствия, несмотря на свою обольстительную наружность: причина этого в ясном отношении сассанидских дворцов к современным византийским постройкам, римским образцами ближайшей архитектуре арабов. Тоже ясное соотношение мы укажем впоследствии к дворцу цитадели Раббат- Аммана в Заиорданской области и к церкви Эзры. Здесь не место было бы анализировать, путем сравнения конструкций и деталей, общее родство в архитектурных принципах сассанидских дворцов и этой церкви, тем более, что это родство также бросается в глаза, как ее формы среди руин Гаурана, также поражает, как дворец Аммана возле его римских театров и портиков. Но в этой темной области греко-восточной и византийской архитектуры, церковь Эзра, с ее причудливым яйцеобразным куполом, имеет действительный интерес. В самом деле, хотя мы не знаем пока точного времени⁸⁴упомянутых сассанидских дворцов, но уже, по конструктивным данным, можем утверждать, что они по времени близки к церкви, и что эта последняя, в силу заветных традиций Гаурана, сохранив еще римскую конструкцию, является, в своем роде, отсталым явлением. А именно, задача покрытия куполом квадратного пространства разрешается еще здесь путем целого ряда приспособленных переходов, тогда как в дворцах сассанидских царей это делается уже гораздо проще, здание, действительно, облегчается также, как если бы купол устраивался на круглом основании. Правда, это несовершенство церкви зависит от ее материала – гауранского, довольно крепкого камня, который трудно готовить кубиками, но также, по-видимому, и от неумения целиком выполнить персидский способ. По всем указанным обстоятельствам и данным, мы можем, однако, догадываться, что самый купол Эзры был исполнен именно персидскими мастерами, как и весь дворец Аммана с его резьбою. По-видимому, и вообще купольные постройки принадлежат Персии, равно как и строители собора в Эзре, пожелав создать нечто лучшее, чем обыкновенную базилику, в архитектурном отношении, обратились не к грекам, которые уже строили купола в это время, а к Персам, которые тогда являлись представителями этой архитектуры и, вероятно, исполняли подобную задачу дешевле других и лучше.

Стало быть, главная задача византийской архитектуры, заключающаяся в соединении купольного свода с большим четырехугольным пространством и так блистательно выполненная в Св. Софии Константинопольской, уже была задачею персов и исполнялась ими, задолго до Византии, различными способами в многочисленных дворцах царей и сатрапов, как в собственной Персии, так и в завоеванных ими странах передней Азии.

Другая церковь Эзры во имя Св. Илии (табл. IX) замечательна только своим отлично сохранившимся монументальным фасадом, напоминающим фасады базилик в Кенаваре и Суведе, хотя вряд ли христианского происхождения. Но этот фасад приходится сбоку теперешней церкви, а войдя в ее главные двери, находишься среди развалин, кое-как приспособленных для крайне неприхотливых требований религиозного богослужения арабов (фот. 308) и интересных для археологии только по надписям (фот. 309).

Дорога от Эзры до Неджрана шла сначала на Боср-ель-Гарири, где мы встретили новопостроенные большие казармы и мечеть: поселение представилось, однако, в состоянии крайнего запущения, и никаких любопытных развалин мы не нашли. Отсюда мы шли по берегу маленького канала на Аин-Кератэ (Керасе, др. vicus Coreathe?), с развалинами цитадели над пересохшим озером, откуда из источника и выведена ныне вода каналом в Боср-ель-Гарири. В развалинах этой цитадели еще Зеетцен нашел будто бы церковь, и, может быть, именно к ней принадлежал лежащий на виду косяк двери с крестом и непонятною (фот. 313) надписью. Дурная слава бездорожной Леджи, скалистой местности, местами обнаженной и совершенно гладкой, местами разрушившейся и распавшейся в сплошной щебень, по пути от Кератэ до Неджрана, давно составлена и вполне для нас подтвердилась. Обогнуть это место, образованное распавшимся хребтом вулканической Леджи, значило бы сделать несколько десятков верст в сторону.

Неджран, отделенный этим каменным развалом от остального Гаурана, представляется, несмотря на свои размеры, крайне убогим поселением. Среди куч черного камня, на которые распался древний город, мы встретили только два, три дома в Гауранском типе, уже с портиками, сложенными из кусков, но еще сохранившие свои орнаментальные окна.

Рис. 7. Риме. Гробница Целестина

Из Неджрана через Римет (др. Rhimea), где мы проездом видели изящную погребальную башенку римского гражданина Целестина (фот. 315) Аин-Диббэ, по склону главного хребта Гаурана, мимо Мурдука, мы прибыли в Шухбу (др. Филиппополь). Путешественники въезжают в удивительный город западными воротами, едут до центра главною, великолепно вымощенною улицею, подымаются вверх и разбивают лагерь близ театра (фот. 319). Современное население Шухбы довольно значительно, но даже оно не в состоянии разрушить и разобрать ее громадных развалин (общие виды 317–318). Из них первыми по величине являются термы – в южной части (фот.329–331, катал. 171–173) города, с остатками при них водопровода, в виде двух высокоподнятых арок и шести столбов; в их постройке любопытна обделка камней в рустику. В самых термах еще отлично сохранились несколько зал, из них две круглые, и одна продолговатая зала, еще покрытая коробовым сводом. Затем производит впечатление (фот.326, кат. 168) тетрапил: ныне только три сохранившиеся в центре города, в перекрестке двух главных улиц, пьедестала, служивших, опорою для перекрестного покрытия. От этих пьедесталов на запад встречаешь ряд коринфских колонн изящного храмика (фот.322, кат. 163); на юг от этого ряда древний и богатый дом с колоннами и арками сохранил много надписей, затем театр (фот. 327и 328, кат. 169 и 170). Отсюда, далее на запад, большое здание (фот. 323, кат. 165), получившее у Вогюэ название Kalybe (быть может, оно было в его время Khalybe – т. е. молельня друзов, но в настоящее время нет), по всей вероятности, задняя половина римского храма с центральною нишею и угловыми (см. план кат. 164) экседрами. От этого здания по прямому направлению с востока на запад, за боковым крылом здания идет крытый сводом ход (фот.324, кат. 166) или улица, покрытая сводом, для образования сверху террасы; к этой улице перпендикулярно проведен другой крытый же ход. Левый его рукав доселе покрыт римским коробовым сводом, разрушен и служит теперь амбаром, так что его нельзя было расследовать, но, во всяком случае, и прежде он был коротким, т. е. был не более пяти сажен в длину и полутора сажен в ширину. Боковой же ход направо отлично сохранился, покрыт не собственным сводом, а плитами на выступающих консолях, или так называемым египетским, в данном случае, финикийским сводом. Этот ход ведет внутрь храмового дворика к небольшому портику из двух ионических колонн храмика, которого целла переделана и перерезана пополам (фот. 325, кат. 167). Далее к западу мы встретили любопытный дом (рис. 8) хан или кофейню Шухбы (фот. 339 и 340, кат. 181 и 182), с надписью над входом и портиком, вновь устроенным для арабской кофейни, из древних барабанов, колонн и коринфских капителей. Заднюю стену кофейни образует ныне колоннада из пяти колонн, из них две из серого гранита; четыре колонны имеют ионические капители, на одной – коринфская, раннего и изящного типа, с одним только поясом листьев аканфа. Двор, как все, впрочем, дворы гауранских ханов и домов шейхов, наполнен отовсюду собранными кусками древностей; у лестницы обломок гранитной колонны; в стене, насупротив крыльца хана, заложен рельеф с изображением Виктории (фот. 338, кат. 180); правее барельеф сидящей женской фигуры (фот. 337, кат. 179) (надгробный?) с лирою. В соседнем дворе дома, еще сохранившего древнюю кладку, есть античный рельеф (0,92 дл. и 0,32 выс.) из красного известняка со сценою жертвоприношения на алтаре, в присутствии богов и Виктории (фот. 333, кат. 175). Во дворе на краю селения, встретилась грубая плита с геракловым узлом и двумя фигурами (фот. 334, кат. 176).

Рис. 8. Шухба. Капитель колоннады в арабской кофейне.

Северный квартал города содержит в себе много домов хорошей постройки: один из них (фот. 332), сохранил второй этаж с достаточною ясностью конструкции древнего сирийского дома; доселе двор окружен тремя корпусами прекрасной кладки; но владелец изуродовал их разными пристройками: один имеет вид башни, и угол его украшен ионическою колонною; перед другим корпусом поставлены две колонны, а третья сторона имеет вид портика на колонках же. Все это собрано из кусков, составлено арабами без всякого порядка, и отовсюду натасканные камни, очевидно, назначались для дальнейших сооружений того же характера, но постройка осталась неоконченною, и груды камня продолжают загромождать весь двор. В той же северной части города в одной стене виден барельеф двух обезображенных фигур, вероятно, гениев, держащих повязку в виде Гераклова узла. Наконец, самое замечательное здание (фот. 321) Шухбы находится в центре города, слева от улицы, ведущей в так называемую халиву, и называется сокровищницею. Это четырехугольный храм, снаружи почти совершенно сохранившийся до крыши, но с заложенным большим порталом на северной стороне. Однако, внешность храма, наиболее простая, и наименее интересна: храм представляет снаружи только римскую целлу, окруженную глухими стенами, прекрасной кладки. Все любопытное устройство с тремя монументальными экседрами – громадными четырехугольными нишами – заключается внутри, хотя, к сожалению, эта пышная декоративная внутренность была обезображена еще в очень давнее время постройкою внутри жилого дома на сводах. А так как в местном населении храм назывался сокровищницею и о нем рассказывались обычные легенды, то легко предположить, что после арабского завоевания храм послужил цитаделью, а потом сложилась о нем легенда, и жители стали рвать порохом стены, ища клада и т. д. Главный интерес этого рода поздних зданий восточно-римской архитектуры III стол. состоит именно в развитии декоративных расчленений стены – экседр и ниш с фронтонными крышами или раковинными сводами, которые затем с новыми подробностями являются в архитектуре V–VI стол.

Не менее любопытны памятники соседней (в 2 часах расстояния) Шахни или Шакки древней Саккеи (Saccaea), сосредоточенные в центре города и, благодаря современному малому населению, сравнительно хорошо сохранившиеся. Когда мы остановились на центральной площади города (где обыкновенно становятся лагерем караваны), образовавшейся, быть может, еще из древнего форума, перед нами открылись разом главные памятники. Прямо перед нами (фот. 348, кат. 184) был большой или главный храм и в связи с ним христианская базилика, слева величественная руина уцелевшей экседры большого храма (фот. 348), справа высокий дом с заложенными в нем двумя, известными издавна, надписями о построении церкви во имя Св. Феодора при еп. Сергии. Пройдя направо внутрь города, легко находишь изящный фасад большого, но полуразобранного здания (фот. 353), которое описано у Вогюэ, как базилика. Наконец, сзади вас, еще издали виднеются башни так называемого дворца или цитадели (общий вид фот. 356, кат. 197) Кайсариэ, замечательные своею базиликою.

Рис. 9. Шакка (Саккея). Базилика.

При ближайшем рассмотрении все эти памятники только выигрывают. Так (фот.343) главный или первый храм (рис. 10) сохранил еще свои великолепный резной портал на восточной стороне, т. е. на фасаде с двумя арками поверх портала, одною открытою, другою – глухою; внутри сохранились две боковые экседры и консоли для пилястров декоративных ниш. Но третья сторона, задняя или западная была разобрана и вновь переложена в христианскую эпоху, так что декоративная ниша, здесь бывшая, уступила место грубо сложенной двери, над которою вновь переложено декоративное круглое окошечко (своего рода oeil de boeuf), и в стене пробиты еще две двери, очевидно, с целью сообщения с поместившеюся сзади базиликою. Но так как в храме устроен был, затем, хан, то, по обычаю, для его устройства притащены отовсюду лучшие камни, плиты и пр., а соседние постройки разобраны. И потому теперь уже нельзя узнать, где был алтарь той большой базилики, которая здесь некогда была, как видно из множества указаний в соседних стенах сохранились две монументальные двери – на них (фот. 345, кат. 186) высечены кресты и звезды о шести лучах в кругах; снаружи, с той стороны, где видим орнаментальное окно, есть христианская надпись. Одна арка с отличными (фот. 344, кат. 185) резными наличниками обрамляет входную дверь (христианской базилики, не храма, и все камни арки оказываются здесь переложенными вновь среди грубой кладки) с юга: хотя, эта резьба относится уже к III веку по Р. X., но ее орнаментика еще напоминает изящные образцы малоазийской архитектуры: побеги лозы образуют по фризу круги, в которых видим и грозди и гранатовые плоды или даже головки маку.

Рис. 10. Шакка. Кесария.

Хотя плана этой базилики мы не можем, таким образом, восстановить, но ясно, что она представляет переделку или, точнее, приспособление языческого древнего здания (однако, не храма, так как храм, как обыкновенно, был слишком мал для базилики) к целям христианского богослужения: ранняя форма крестов указывает, быть может, еще на IV столетие, хотя бы во второй половине. Мы, однако, не можем делать произвольных догадок о том, почему эта базилика не имеет ясного плана христианской церкви, и вместо трех нефов, представляет только два, и те, разделены стенами. Еще менее ясно значение здания, которое Вогюэ считает (для него единственною) базиликою Шахки.

Снаружи здание это (фот. 352 и 353, рис. 9) представляет продолговатый четырехугольник, но неполный, а именно: разрушена его задняя (западная) часть, или, по крайней мере, настолько стены ее разобраны, и фундаменты завалены камнем, что расследовать окончание этой части невозможно. По фасаду здание имеет 22 м. (боковой вид на фот.352, лицевой фас – 353, кат. 194), (а не 19,80 м. как у Вогюэ), в длину около 19 м. – ясно, какой большой части не сохранилось. Но еще важнее, что в сохранившейся части сделаны два свода, и те без потолочной настилки, а лишь в виде сводов, перекинутых поперек здания от одного столба к другому. Если бы потолок сохранился, то ряд таких, поддерживающих крышу арок, походил бы до известной степени на коробовый свод, и, следовательно, составил бы три нефа. Но, в данном случае, как мы сказали, сохранилось только два свода, и ничего подобного (в целом) тому, что представлено на плане у Вогюэ, в действительности нет. Затем, подобного рода поперечные арки в древности моли быть устраиваемы только в боковых нефах, для того, чтобы на эти арки положить затем крышу из тонких гауранских плит – длиною до 2 арш. и более. Здесь же мы имеем, очевидно, уже позднюю арабскую переделку древнего храма, в буквальном смысле переделенного такими арками на две, три части, чтобы отделить скот от людей, устроить закром и пр. И потому весь план Вогюэ считаем странной фантазией его рисовальщика, неудачно пытавшегося сочинить небывалый тип базилики из приемов местного строительства. Что касается изящного фасада этой, так называемой, базилики, его принадлежность языческому зданию III века вне сомнения.

Шахка известна в христианской археологии⁸⁵ памятником, по словам знаменитого Дж. Б. де-Росси, «единственным» в своем роде: погребальною башнею на север от города, украшенною с трех сторон греческими метрическими надписями, носящими на себе ясные признаки христианства, с датою 109 года эры городской, после монограммы ХМГ (греко-восточное поминание имен Христа, Михаила и Гавриила, как символического образа Троицы). Но, как далеко, в действительности простирается эта эра и какой исторический интерес представляет этот памятник, по словам де-Росси, предшествующий веку Константина, сказать нам трудно.

Рис. 11. Шакка (Саккея). Монастырь на восток от деревни.

Базилика крупных размеров, типического плана (фот. 357, кат. 198, план 16) с тремя нефами и тремя абсидами, из которых две для жертвенника и диаконика отделены и имеют четырехугольную форму, оказалась в так называемом Кайсариэ на конце города. Вход внутрь этой цитадели или, скорее, дворцового замка, идет через башенные ворота, и, войдя, попадаешь прямо внутрь базилики, так как она устроена между двумя (фот. 358, кат. 199) башнями. Три нефа устроены на столбах, идущих в два ряда, но уже через два столба следует перерыв; затем отлично сохранилась абсида, благодаря тому, что была засыпана доверху (фот. 359, кат. 200) половою и там был помещен скот. На карнизе одного из столбов виден отрывок непонятной надписи:

Напротив того, любопытное христианское здание и доселе (рис. 11) зовется у туземцев кенисе или монастырь на другом конце города. Собственно говоря, это целый комплекс разных построек, по из них, видимо, главное (фот. 361, кат. 201) здание имеет форму длинной залы, поделенной на три нефа двумя рядами столбов, на которые оперты были своды, переброшенные от соответствующих им пилястров стены. Своды упали, но столбы везде сохранились до самых пят, благодаря тому, что упавшая между них каменная крыша прикрыла все это здание, на половину сохраненное. Но абсиды в этом здании нет, оно оканчивается грубо сложенными, очевидно, в позднейшее время, стенами, и именно в этом конце устроена маленькая церковь, т. е. сделана между столбов дверь и грубо выложена из кусков абсида. Это обстоятельство служит довольно верным, хотя единственным указанием на то, что и первоначально все здание могло быть христианскою базиликою. За этою большою залою следует другая меньшая, в которой на своде оказалась укрепленною плита с изображением фигуры, борющейся со львом – фигура сбита и трудно сказать, кого она представляет – Геракла или Самсона.

Из Шахки мы прошли в Эль-Хит (1 час расстояния), маленькую деревушку на месте древнего городка, отлично сохранившегося. Мы расположились лагерем (фот. 362, кат. 204) в масличном саду, принадлежащем шейху, возле его дома, который представляет замковую цитадель городка и построен на небольшом скалистом холмике. Дом был наполнен надписями, отовсюду набранными и вставленными в стены, над входными дверями, даже в полу. Косяк главной двери представляет надпись ц. Св. Сергия 354 г. (фот.363, кат. 205). Самый дом сложен из кусков арабами, очевидно, переходит в роде шейхов уже с незапамятных времен. Около дома две или три башни, но сильно разрушенные; около одной башни есть постройка, вся выложенная из старых кусков, так что около двери заложено четыре надписи и три фрагмента надписей, но большинство вверх ногами и иные в полу. Вход (табл. X) украшен обычною резною из камня (фот. 364, кат. 206) во вкусе III в. декоративною облицовкою. За башнею, среди камней, служащих оградою, мы встретили большой рельеф из лавы, выш. 0,69 м. и длин. 1,03 м., с изображением четы (фот. 371, кат. 214) увенчиваемой гениями или викториями: мужчина сложил руку для именословного благословения; рельеф принадлежит VI – VII столетию и является редким образчиком того же тяжелого стиля, который мы видели в Санамене.

На восточной окраине города большой (фот.368, кат. 211) дом представляет христианскую базилику с тремя нефами и пристроенным на восточном конце выступом, служащим абсидою. Кладка абсиды резко разнится от прочего здания, и потому необходимо предположить, что именно эта часть присоединена к зданию не первоначально, а в позднейшее время, стало быть, для выполнения плана христианской церкви. Но мы не могли найти в памятнике никаких указаний, был ли он до этой перестройки христианскою базиликою, или нет. Дом в настоящее время служит жильем для одной фамилии, которая занимает сама верхний этаж, а в нижнем этаже устроила помещение для скота и амбары. Верхний этаж оказалось невозможно осмотреть – так завален он скарбом, и так плотно закрыты грудами камней его окна, ради темноты и прохлады. Войдя в нижний этаж, мы нашли его до высоты сводов наполненным половою, однако внутреннее устройство трех нефов, обычный гауранский или сирийский способ покрытия их каменными плитами, южные боковые двери, все сохранилось; но, на западной стороне (фот. 369, кат. 212) вместо наружного полукруга абсиды, оказалась выведенною вновь стена, которая и отделяет абсиду в особую пристройку⁸⁶.

По близости от этого здания большой дом оказался наполнен надписями: мы нашли их в полу верхнего этажа, под его окном, во дворе и пр., но все эти надписи были языческие, тогда как на косяках дома, представляющих (фот. 365) и местную орнаментику из виноградных побегов (см. ниже рельефы гиеронов в Сиахе), иногда начерчены (слегка высечены) кресты в свидетельство веры владетеля. В пороге главной комнаты вделана большая плита с грубым (в персидском типе) изображением льва (фот. 366, кат. 208).

Из Эль-Хита мы повернули на юг, идя на Амра – красивую деревушку с сохранившимися башнями и Слейм, столь же незначительное местечко, но еще издали выделяющуюся высоким зазубренным углом древнего храма (фот. 372, кат. 215), покрытого тонкою резьбою по уцелевшим кускам карниза и пилястров. Некогда это был изящный храмик с великолепным порталом и фронтоном, сведенным в средине монументальною аркою, пышными карнизами и резным фризом из орнаментальных разводов с нереидами и фантастическими зверями; резьба отличается глубиною и живописностью и по достоинству техническому не уступает чудным дверям в Кенавате. Сзади храма, среди громадных барабанов от колонн и кусков резного антаблемента и доселе лежит любопытная надпись от имени некоего Неаполита, окончательно подтверждающая догадку о том, что Слейм есть древний Неаполис.

Пройдя не более 1 ч. 20 м. по ущелью, среди леса из каменных дубов, и поднявшись круто на высоту, мы пришли в Кенават и разбили свой привал у главной (фот.374, кат. 218) его руины – так называемого Серая (табл. XI) или дворца, на южном конце города, над ущельем. Мнимый дворец Кенавата представляет ясно различающиеся два здания, слитые некогда как бы в одно целое: они, правда, отличаются одинаковыми пропорциями и, несмотря на некоторое различие в стиле, даже близки друг к другу по времени, но, очевидно, не современны. Одно из них, вероятно, главное, и вдвое большее размерами второго, тянется с севера на юг и состоит из трех частей: переднего (фот. 381) портика, двора, окруженного со всех сторон колоннадою, и здания, окруженного теперь с трех сторон стенами. Другое здание, меньшее размером, расположено с запада на восток (фот. 375, кат. 219) и примкнуто ко двору первого здания в виде крыла; оно окружено со всех сторон стенами, но стена, отделяющая его от двора, пробита на высоте человека тремя аркадами (табл. XII), опертыми на маленькие колонны. Западная стена этого второго здания разделана (фот.370, табл. XI) как фасад, снабжена тремя входами, с орнаментированными резьбою косяками, и вверху украшена арочным окном. Именно перед этою стеною сохранился также мощеный двор и, очевидно, в известное время, эта часть стала главною.

Первое здание, очевидно, первоначальное: оно, во-первых, обращено своим фасадом к городу, который расположен с юга на север вдоль главного ущелья Кенавата с вытекающим из его вершины (против Серая) источником. Кроме красивого портика на север, с сохранившимися в его руинах надписями, из которых одна называет строителями Феона Квинта с архонтами, здесь видны следы лестницы и мощеного двора. Но, вместе с тем, один вид (фот. 379, кат. 227) громадного атриума, следующего за портиком, убеждает, что здание это не было языческим храмом, тем более, что большой храм Кенавата находится по близости от Серая далее на юг, на холме, а возле самого Серая есть развалины малого храма или гиерона, в виде четырехугольной террасы, заваленной павшими плитами и камнями. Кубовые капители атриума подают сперва мысль, что мы имеем здесь христианскую базилику с ее обычным расположением атриума перед храмом, но этому противоречит, прежде всего, необыкновенно изящный (фот. 378, табл. XIII и XIV) портал входной двери из атриума в храм, а затем отсутствие каких бы то ни было христианских эмблем и знаков на косяках, стенах этого здания. А так как употребление кубовых капителей не указано ранее IV в., то очевидно, мы не можем далеко отнести назад и постройку этого здания и должны поместить его также не ранее второй половины III века. Следующее за атриумом здание (фот.377), может назваться наиболее интересным и загадочным во всем Гауране: его сохранившаяся западная (фот. 380, кат. 228) и восточная стены представляют замечательно большую высоту и на всю эту высоту здание было покрыто сводами в два этажа, образующими три нефа; боковые нефы были также высоки, как и средний. Но здание не было покрыто на всем пространстве: оно было, по-видимому (груды камня настолько закрыли внутренность здания, что действительный план его не мыслим без очистки камня) поделено поперечными арками на три равные части, и средняя из них не имела арочного устройства, стало быть, не имела и крыши.

Таким образом, у западной стены образовался отдельный нартэкс, а восточная часть оканчивается также как бы поперечным нефом, благодаря своим экседрам, которые соответствуют нефам. Здание первоначально оканчивалось гладкою стеною, но затем оно было превращено (на короткое время) в христианскую церковь, и эта стена разобрана, а за нею устроено полукружие абсиды, доселе сохранившееся. Когда, затем, церковь была превращена в мечеть, стена была опять выложена (фот. 377) абсида закрыта наглухо, и в этом виде здание сохранилось доселе, и стоит пока ничем не занятое. По-видимому, мы имеем перед собою замечательный образчик древнего общественного здания – по всей вероятности, языческой базилики с торжественными сборными залами и дворами, эпохи Диоклетиана или даже Константина.

Загадочность здания проистекает наиболее из переделок и перестроек: Сирия и здесь поддерживает свою славу подделывателя и в здании нередко можно пропустить коренную переделку его потому, что строители озаботились переложить из прежнего материала не только стены, но и окна, двери, порталы, арки, фронтоны и т. д. Так случилось и здесь: внимательный осмотр великолепного портала только что описанной базилики убеждает, что этот портал не первоначален и даже вовсе не принадлежит к этому зданию, а перенесен из другого (или из какого-либо храма Кенавата, а может быть, из Нимфеона) здания, при перестройке этой базилики ко второму ее назначению. В самом деле, портал нашей базилики скрывается за новым резным порталом: фотография (378, кат. 224) ясно обнаруживает плоскую дугу первого портала; внутрь этой дуги вставлен резной портал, как вставляют плотники хорошую коробку в каменную стену, вытесавши для нее место; но так как вверху рамка недостаточно закрывала порушенную кладку, то сзади, за этою рамкою вдвинули еще плиту отрезного карниза, наиболее красивый, имевшийся под руками кусок. Этот карниз, по-видимому, перевернут, так как полоса, покрытая крупным меандром, должна быть внизу, а разводы с чудными розетками из крутящихся лепестков, должны бы приходиться внизу. Эти розетки тождественны с украшениями самого портала, что́ доказывает их происхождение из одного здания, а взгляд наш повыше портала открывает на стене кусок карниза с меандром такой же величины, заложенный в стену, вероятно, при том же случае. Резьба самого портала (табл. XIV), по справедливости, вызывает удивление путешественников: эта резьба и сама по себе великолепна, и время, наложив на нее свою руку, где сбив и сгладив излишнюю выпуклость, где смягчив лишнюю резкость, способствовала создаться истинному изяществу. Верхний косяк покрыт широкими разводами аканфовых побегов: сила, упругость, сочность и жизненность крутящейся ветки передана с высоким художеством; менее энергична, более мягка и нежна резьба разводов по пилястрам, с тюльпанами (?) и другими цветами внутри завивающихся, на этот раз, сочных тростниковых побегов, но с аканфовыми листьями. К тому же порталу принадлежит и пара консолей, здесь без смысла прилаженная сбоку и ничего не поддерживающая: перегнутый по консоли аканф еще живой и прекрасно представляет римскую орнаментику.

Тем важнее для нас все описанное изящество портала, что можем сравнить рядом орнаментацию порталов на фасаде второго здания (фот. 376): грубо схематичная волнообразная линия вьющейся лозы с систематически развешанными по ней гроздями относится, по всей вероятности, уже к IV веку, о чем говорит и аркатура всего фасада.

Подобная связь зал была обычным делом для римских архитекторов: известно, что триклиний в дворцах и виллах оканчивался именно тройною аркою, выходившею в главный двор. В данном случае, второе здание и без того было боковыми, ибо слева от него находился входной портик первого. Но, кроме того, весьма возможно, что этой аркады первоначально в таком именно виде не было: в самом деле, даже фотография (375) нам открывает (чего не заметили, однако, даже на оригинале путешественники), что обе колонки не равны, далее, что под ними стена явно переложена из обитых уже кусков, а над ними выложена тоже из старого материала и пр. Таким образом, возможно, что уже арабы переложили всю эту часть и вместо прежнего триклиния выложили род балкона с открытою аркадою, как было принято делать во втором этаже в византийских и арабских постройках.

Второе здание наиболее напоминает христианскую базилику – таковою же считаете его и Вогюэ, который, однако, делает явную и странную ошибку, принимая троечастную арку в прямой стене за абсиду. Базилика эта, соответственно своим трем входам в западной стене, имеет три нефа, но абсида ее находится не на восточной, а в конце южной стены, в правой ее стороне и имеет оригинальный вид тройной полукруглой и глубокой ниши (две теперь заложены, как чуланы). Почему абсида устроена в боковой нише, сказать трудно, так как это дело, по-видимому, случая, что рядом с новопревращенною церковною базиликою построили другую, но из 32-го письма еп. Паулина знаем, что был пример, когда базилику в память Св. Феликса, присоединенную к группе других базилик, связали с ними посредством троечастной арки⁸⁷.

Рис. 12. Кенават. Простильный храм.

За руинами Серая, пройдя мимо остатков упомянутого храмика, вступаешь на обширную мощеную площадь; ее помост из плит (руины ипподрома?)⁸⁸ был местами приподнят кем-то из исследователей, и с той поры жители Кенавата разнесли все, что было возможно унести; но оказалось, что плиты покрывают своды подземной цистерны (или иного здания), и теперь эта ощелившаяся внутренность зияет самым печальным разрушением. На левой стороне этой площади еще ясно можно было различить основания декоративной экседры в форме буквы П, далее угол здания, совершенно разрушенного и разобранного, остатки древнего водопровода и наконец великолепный большой (фот. 382, кат. 220) храм Юпитера. Он принадлежит (рис. 12) к разряду prostylos, и его портик стоял на возвышенной террасе, производящей необыкновенное впечатление красотою декоративной постановки, пропорциями карниза и баз колонн. Колонны частью упали, но стоят еще только четыре, стены целлы стоять совершенно целыми, и равно сохранились базы других колонн, образовывавших внутри храма три нефа, и колоссальная четырехугольная экседра для идола.

В самом городе, расположенном по краю ущелья, оказалось мало древностей, за исключением дома шейха, быть может, прежней базилики (фот. 383, кат. 231) и тех надписей и орнаментальных плит, которыми друзы украсили окна своей (фот. 386, кат. 234) новой молельни. Любопытно, что и здесь вкусы каменотеса, украсившего карнизы меандрами и в них масками, птицами, гроздями, сошлись с пресловутым стилем скульптур в Сиахе (см. ниже).

За городом, в западной стороне, на склоне в долину находится на возвышенной террасе (фот. 388, кат. 236, 389–390, кат. 238) большой периптеральный храм, с сохранившимися семью колоннами, которых коринфские капители отличаются особенною пышностью в резьбе листвы и чашечек завитковых усиков, хотя, по характеру аканфов, упирающихся остриями лопастей один в другой, вполне подходят к обычному типу капители III столетия.

Некогда все ущелье Кенавата было разделано не только дорожками, террасами, водопроводами, бассейнами и фонтанами, но даже башнями, театрами и декоративными сооружениями разного рода. И теперь следы этих сооружений еще видны (см. план Гильома Рея) в особенности на отлогой, противоположной (от города) стороне ущелья, где в ряд расположены: театр Одеон, с известною пышною надписью, идущею по стенке арены, и Нимфеон, над вытекающим обильным источником (фот. 387, кат. 235), в виде четырехугольного здания, с нишами и экседрами. Но все, что можно было разрушить и разобрать, уже разрушено, и вместо бассейнов стоят заплесневелые лужи, а на место фонтанов груды камня. Все прочее закрыто землею садов и огородов, пышно разрастающихся на чудной почве, возле воды. Все эти руины должны принадлежать II–III стол. по Р. X.

Из Кенавата мы сделали экскурсию на место развалин Сиаха, лежащего в 1 часе расстояния на Восток. Эти развалины протягиваются по хребту высокого холма, очень узкого и длинного, постепенно поднимающегося в направлении от северо-востока к юго-западу. С обеих сторон склоны холма становятся более и более обрывистыми и в самом конце образуют почти отвесные стены. Холм господствует над всею окрестностью, и так сказать, смотрит на Кенават через обширную и плодородную равнину, еще наполненную местами стоячею водою ручьев, прежде бывших каналами для проведенных издали источников. Когда от Кенавата подымаешься по крутому склону холма к его восточной оконечности, повсюду, при поворотах извивающейся зигзагом тропы, встречаешь небольшие квадратные и четырехугольные террассы могильных гиеронов; самых гиеронов нет, кроме одного, в котором сохранилась даже входная дверь египетского (фот. 404) типа. Склон холма на самом верху был разделан весь подобными террасами, несколько больших размеров, но стоявшие на них гиероны или храмики бесследно исчезли.

Холм в одной оконечности становится пологим, с этой именно стороны удобнее подъехать к руинам, проводники указывают здесь как бы вход в развалины, и, в самом деле, снаружи расположение камней представляет подобие входа, но когда войдешь внутрь циклопически нагроможденных камней, то оказывается, что дальше надо идти по груде камней в самом хаотическом беспорядке и, куда ни оглянешься, везде видишь только те же кучи, изредка и то неясно прерываемые линией сохранившихся под этими кучами стен и оград. Пройти, измерить, словом исследовать комплекс развалин с этого конца нет никакой возможности. Однако, и взгляда достаточно, чтобы убедиться в том, что здесь нет никакой цитадели, никакого дворца (и никакого входа в какое-либо здание, хотя разрушенное) вообще ничего цельного, а только ряды отдельных построек, нагроможденных друг возле друга без всякого отношения друг к другу, но, в направлении холма, расположенных по хребту одна за другою. Явно, это не город и не дворец и не какое-нибудь поселение, а древний некрополь, которого постройки развалены и частью разобраны, частью сохранились, но были очень разного достоинства и калибра, как на кладбище бывает, со стенами из тесаных камней и из щебня, а самые постройки представляли собою, вероятно, наиболее простую или даже огрубелую форму пирамиды, которая или выполнена из тесаного камня или же, в виде конической кучи камня, складывается на особой террасе. Ничего доисторического и первобытного в этих руинах (как думали) нет, хотя грубость построек вообще не дает ясных показаний эпохи. Такого рода некрополи из пирамидальных куч камня можно встретить в Гауране во многих местах, но чаще всего по хребтам холмов – ради, конечно, возвышения и равно негодности его для культуры. Нам пришлось огибать эту худую часть руин, занимающую не менее двух третей всего холма, идя по склону, под выступающими на него сверху террасами, по тропинкам, пробитым скотом. И только, когда мы прошли, таким образом, довольно далеко, и вновь поднялись по логу, густо заваленному камнями, то подошли наконец, к главной руине Сиаха, возбудившей столько надежд в исследователях. Здесь руины представляют ясный последовательный ряд идущих одного за другим дворов, нередко отлично мощеных, или выложенных гладкими плитами по известным сторонам или в некоторых частях; эти дворы были ограждены более или менее высокими стенами, и входы в них исключительно с восточной стороны, т. е. по самой средине хребта или холма, что и понятно, так как оба склепа здесь настолько круты, что входы были бы от них невозможны. Но эти входы сохранились вполне только для двух дворов, а здесь их не менее четырех, и далее, все эти дворы расположены на разных уровнях, и без признака каких бы то ни было крылец или лестниц и террас, так что представляются совершенно отдельными, обособленными один от другого. И потому, не отрицая обычного взгляда, что мы имеем перед собою руины храмов, мы дополняем этот взгляд и полагаем, что Сиах вместе есть некрополь Кенавата и, быть может, также других городов; то, что называют храмом, представляет руину нескольких храмиков-гиеронов, построенных в разное время частными лицами, на священной горе – общей усыпальнице.

Отсюда вполне понятно будет, что руины представляют крайне разнообразные стили, принадлежащие временам процветания Гаурана от начала римского господства до Константина. Так в первом по ряду дворе (см. план Вогюэ р. 32–38, также в гиде Изамбера, АВ), мы встречаем превосходный портал тонкой резной (фот. 391, кат. 239, деталь фот. 400) работы (А), хотя уже тяжеловатого и сухого стиля; пилястры мелко профилированы, а средняя полоса украшена пышными, сильно выпуклыми разводами или волютами аканфа с розетками внутри; те и другие совершенно тождественного типа и резьбы с дверьми Кенавата; антаблемент этого портала, лежащий в кусках среди груд камня, украшен также резьбою, в которой меандры и волюты крупны, сильно выпуклые розетки оживлены зверьками и цветами; это римская резьба II века.

Во втором дворе резьба на плитах мелкая, бесхарактерная, но рядом остатки подвенечного фриза – два прекрасные рельефа с изображением (фот. 394 и 398) божеств, художественной работы, к сожалению, на половину обитые. Эти рельефы вряд ли позже I века по Р. X., и останавливают на себе внимание тем более, что все барельефы Гаурана отличаются крайнею грубостью и неуклюжестью небрежной резьбы в тяжелом римском стиле.

В третьем дворе много прекрасных резных плит вместе с надписями Агриппы. Но рядом с этими плитами, целая куча кусков антаблемента и карниза представляют, на первый взгляд, необыкновенную грубость: протянувшиеся по фризу толстые побеги виноградной ветви (фот. 395–397, рис. 13) с массивными гроздями и листьями, в неуклюжей симметрии развешенными по сучкам, плющ внутри растительных волют с маленькою гроздью цветка или столь же грубые и донельзя выпуклые, но без всякой моделировки, розетки и сосновые шишки; на побегах сидит кузнечик, иногда птица; все эти орнаменты идут фризом по венечному карнизу, которого верх убран листвою и изображением орла; таким образом, нет никакого сомнения в римском происхождении всех этих украшений, тем более, что они крайне близко напоминают уже описанные выше рельефы работы местных каменотесов; здесь в Сирии все изображения принимают особенно тяжелый, грузный характер; на особой плите видим непонятное изображение коня в упряжи (надгробный сюжет?), горельефных тельцов по сторонам пилястра и пр., и рядом столь же крупные, выпуклые надписи с именем Набатейского Идумейского царька Маликада времен Ирода Великого, сына Моайера; над этою надписью орнаментальный фриз представляет побег лозы с листьями и гроздями внутри волют (фот. 402). Все сделанные нами снимки с фрагментов, лежащих среди руин иногда кверху ногами, накось, перевернутыми и т. д., полезно сравнить с фантастическими (и в тоже время детскими по приемам) рисунками, данными у Вогюэ, прежде чем приступать к суждению и критике чужих суждений.

Рис. 13. Сиах. Фрагмент фриза от гиерона.

Неоспоримо оригинальные формы этих рельефов не составляют, однако, стиля, с известным характером или выражением семитической страстности, преувеличения, как то пытаются здесь видеть, на основании слов Вогюэ и одного, никуда не годного рисунка. Равно нельзя особенно настаивать (как то делают в последнее время) на аллегорическом характере изображений в этих рельефах: вся эта орнаментальная декорация потеряла свой аллегорический смысл бесконечно давно, еще в древней Ассирии и Персии, и утверждать его возникновение, без особых оснований, значило бы насиловать смысл исторических форм символики и декорации. Конечно, в самом повторении виноградной лозы с гроздями, изображениях животного и растительного мира, сама по себе заключена известная символика, но она, в свою очередь, определяется декоративными формами, и потому, не имея перед глазами ясно восстановленного здания с архитектурными деталями, было бы странно судить о значении отдельных украшений.

Далее, вольно каждому думать, что описанные дворы составляют один храм-гиерон. Этот храм Ваалсамина представляет близкое сходство с иерусалимским храмом времен Ирода, но это предположение, столь естественное, дает очень мало, ибо, за исключением этих орнаментированных карнизов и мощеной террасы перед храмом, решительно ничего не уцелело, а без раскопок все наши заключения о внешнем виде памятника являются чистыми гаданиями, в чем всякий легко убеждается на месте, в особенности при сравнении действительности с рисунками и планами Вогюэ.

С точки зрения сравнительной, этот пресловутый храм Ваалсамина есть не более, как довольно уродливое, местное подражание превосходному римскому оригиналу первой половины I столетия, т. е. лучшего времени римского искусства, но для Сирии времени переходного от прежних греческих работ эпохи селевкидов к новому римскому вкусу, вводившемуся Иродом. В городах, пользовавшихся высшею культурою, по берегу Сирии, или непосредственным покровительством власти, конечно, были уже выписные иностранные мастера, но в глухих провинциях Набатейского царства их не могло быть, и новый вкус разрабатывался с примитивною грубостью, которая, однако, только на первый раз могла бы показаться примитивною, древневосточною орнаментациею. Сравнение с памятниками начального римского периода в Малой Азии⁸⁹легко открывает нам прототипы этого мнимо-азиатского стиля: его выпуклых орнаментов, побегов лозы с редкими листочками, явно принадлежащими плющу, не винограду, оригинального оживления ветки птичками, саранчею, ящерицами, человеческими бюстами и головами.

Из Кенавата мы прошли в Атиль (др. Athila), замечательный развалинами двух храмов: одного храмика с чудным резным порталом (фот. 409, табл. XVI), совершенно того же характера, что́ двери в Кенавате и порталы Сиаха, следовательно, также II века по Р. X.; пилястры портала украшены сильно выпуклыми завитками аканфового побега с розетками внутри (их тип всего лучше сохранился на куске портала другого храма, фот. 406), которых лепестки приподняты над фоном и причудливо выгнуты, как на живом цветке; по сторонам портала две ниши обрамлены великолепными резными косяками, на одном крупный меандр, как в Кенавате. В самой средине храма выведена высокая аркада, остаток бывшей здесь христианской церкви: в замке арки вложена плита с орнаментальным крестом. Во дворе жилища, прилепившегося к храму, нашлось много барабанов колонн, надписей и кусков, между которыми замечателен карниз, украшенный розетками, которых лепестки как бы закручены сильным движением. Этот орнамент особенно любопытен, потому что часто встречается в варварских древностях IV–IV в. по Р. X. – здесь он является ранее Европы.

Другой большой храм Атиля ныне (фот. 405. кат. 253) почти весь разобран, и внутри него поселилась семья друзов, очень многочисленная и хозяйственная, которая быстро доканчивает его раззорение. Уже теперь осталась только одна стена с антою, заложенный уже внутри жилища фасад, с декоративными пилястрами, которые оказались замазаны красною глиною; повсюду в стенах куски резных карнизов, антаблемента с большим меандровым фризом и пр., в виде упомянутого косяка над дверью (фот. 406, кат. 254) и другого с лиственными разводами, в которых прыгают козы и пантеры⁹⁰; в ограде, во дворе, заложен большой бюст Гелиоса (фот. 407, кат. 255).

Церковь этого городка оказалась старинною и особенно жалкою: она в один неф, аркады выложены из сборных кусков и местами подались и грозят разрушением; последняя аркада опущена на две коринфские капители, абсида сложена частью из нетесанных кусков и т. п. Самые капители, как и пара больших (фот. 408) капителей, из которых сложен алтарь халуэ – молельни друзов, принадлежат тому же большому храму. По низу этих капителей идет пояс из коротких и широких аканфов, отдельно высеченных на фоне корзины; выше низкий, загибающийся поясок аканфовых коронок, заступивший место прежнего пояса, и затем верхушка, убранная толстыми побегами волют.

Через Атиль мы прошли затем в Суведу. Суведа или Суейда (др. Dionysias) большой город и в древности и в настоящее время, а его христианские памятники из важнейших в Гауране. Но, благодаря значительному населению, памятники вообще крайне пострадали и, кроме немногих особенно крупных зданий, сохранившихся хотя в кусках, остальные разнесены по городу, и нередко нет возможности сказать, при виде новых домов, сложенных из кусков, какому зданию принадлежит колонна, капитель, часть архитрава и пр.

В центре города еще от древности сохранилась площадь, обставленная почти кругом древними домами и зданиями; по краю этой площади доселе проходит главная улица, перерезывающая город на две половины, и, рядом с площадью, другая улица, идущая перпендикулярно к первой и разделяющая город на четыре квартала, но менее заметная ныне среди руин. Большой периптеральный храм, стоящий на площади и выходящий на первую улицу, обращает на себя внимание особенностями своего стиля в колоннах и капителях (фот. 415, кат. 267), внешней колоннады и орнаментике фронтонов, порталов и ниш, сохранившихся в северной (сборной из кусков стене). Во-первых, эта орнаментация не имеет ровно ничего общего с стилем вышеописанного храма в Сиахе, как то было высказано г. Рэем на одном только основании неблагоприятного впечатления, вынесенного им от вида этих развалин. Правда, колонны (видные, однако, не везде до базы) не имеют стройности колонн Кенавата, никакого сужения наверху, сделаны из многих, часто слишком мелких барабанов и т. д. Далее, стиль капителей и антаблемента указывает своею сухостью, утрировкою форм и неизящными пропорциями на позднее время, а именно, по нашему мнению, на III столетие, даже на его конец, но все это нисколько не сближает этого храма с руинами храма Сиаха, которые, будучи грубою работою (а вовсе не стилем) каменотеса, подражают, однако, лучшим образцам выпуклого пластического орнамента римлян. Во всем этом нас убеждает сличение приводимых фотографических снимков, но только подробный анализ и сравнение деталей этого храма Суведы с сирийскими образцами может объяснить нам стиль, им представляемый, чрезвычайно сухой, обедневший, но высоко интересный для древнехристианского орнамента.

Капители этой колоннады имеют лишь один пояс аканфов, и притом столь плотно прижатых к корзине, что едва легкая насечка выдает контуры листьев (сравни позднейшую филигранную декорацию византийской капители в Золотых воротах Константинополя), и сейчас же над этим поясом вдруг опускаются сильно выпуклые, отвисающие верхушки тех же аканфов, а над ними расположены толстые побеги волют, напоминающие даже ионический орден своими размерами. Антаблемент весь разделан по фризу штучным набором с розетками внутри, а карниз украшен чрезвычайно сухими и бесхарактерными разводами, столь ясно сближающимися с орнаментациею базилики или Суведы (см. ниже) и (предполагаемой, о чем см. выше) базилики Кенавата, что мы почти вынуждены считать их тождественными. Стало быть, этот храм – явно, языческий – и христианские базилики Гаурана близки друг к другу по времени, и следовательно, эти последние должны быть нами отнесены к IV веку.

Рис. 14. Суведа. Храм. Северная сторона.

Слева от храма (на площади, а не по улице, где здание совершенно закрыто) видна еще одна боковая, смотрящая на юго-восток, абсида от тронной, разобранной для дома, абсиды, очевидно, христианской базилики; стена сохранившейся абсиды хорошей древней кладки. На юго-восточном конце площади в правом ее углу, в стене богатого дома вложен кусок углового карниза с маской (фот. 417, кат. 269), а ворота целиком сложены из античных, роскошных по своей орнаментации, кусков антаблемента, на которых высечены еще в древности кресты. Дом новой постройки, но весь сложен (местами в два этажа) из древних материалов, и навес во втором его дворе опущен на колонны с оригинальными капителями: листва (фот. 416 и 418. кат. 268 и 270), этой капители (рис. 15) имеет вид как бы водяных растений, в два пояса, с толстыми и сочными листьями, без всяких жилок, но в контуре аканфов, как в позднейшую эпоху, т. е. в III–IV в. их стали делать короткими и сильно приподнятыми над фоном; над поясом листьев суставы как бы тростникового растения, в том роде, как на римской утвари, поднимаются и расходятся под абаком капители, в виде усиков и цветочных побегов с розетками на концах. Однако, здесь, в действительности, нет новой особенной формы, и по нижнему поясу аканфов легко видеть, откуда эта форма получила свое начало. Это та же коринфская капитель, т. е. корзина, обвитая поясами аканфов, в которой только не разделаны детально как самые листья, таки суставы расходящихся цветочных волют. Единственное заключение, которое можно сделать по вопросу о происхождении подобной формы, времени ее появления в Сирии и значении ее для определения памятников, должно быть в пользу того, что эта лиственная форма в мелких капителях представляет подражание неизвестному пока нам, но монументальному или даже колоссальному памятнику Сирии же или Египта, из твердой породы камня, напр. гранита, не допускавшего детальной отделки. Мы увидим ниже, что форма эта встречается в капителях, извлеченных из гробницы Царей в Иерусалиме, которой эпоха, в свою очередь, определяется орнаментикою и ныне всеми компетентными людьми относится ко времени около Рождества Христова.

Наиболее замечательным памятником Суейды является христианская базилика колоссальных размеров и на этот раз целиком самобытного христианского происхождения. Уже западный фасад с двумя (фот.410, кат. 259 и 260) (от трех прежде бывших) колоссальными порталами, которых украшение ограничилось, однако, профилевкою косяков и арочным окном над каждою дверью, представляет замечательное тождество по характеру самой кладки и внешнему общему виду с базиликою Кенавата (второе здание). Этот фасад на одну треть с правой стороны разрушен, сверху же разобран, а громадные двери, напротив того, забраны кое-как. Храм находится во владении целого десятка семей, понаделавших всюду свои конурки; большое удобство при этом составили входы главные и боковые и этому обязаны своим сохранением, тогда как внутренность храма уничтожена, как дерево съедается внутри червями. Войдя внутрь базилики, видишь, на месте прежнего двухэтажного партэкса, по сторонам среднего портала, сложенные наглухо два каменные корпуса с крохотными лазейками внизу. Нефы с двумя рядами колонн, или погребенными под группою, теперь почти неприметны, так что на месте можно найти только две базы. Правда, базилика завалена доселе своими собственными руинами, но, повсюду, где была площадка, терраса, кусок стены побольше, устроилось жилье, и десятки семей, усевшиеся на руинах базилики, продолжают их растаскивать и разваливать, а друзы далеко не равнодушны к искусству. Вот почему на всем пространстве базилики едва сохранилась одна капитель, и то (фот. 419) благодаря своей величине. Судя по барабанам, колонны были в базилике разных размеров, стало быть, сборные, из языческих храмов. Равно, и капитель происходит из древней языческой постройки, что доказывается ее типом: пояс бо́льших, широколопастных аканфов по низу, выше поясок верхушек от других, над ними ложки и затем карниз, отделанный овами.

Абсида с тремя полукруглыми нишами (фот. 413, кат. 264), из них средняя больше размером, поделена теперь на три жилья, устроенные на разных уровнях; из них один дом занял половину абсиды. В ней пояс арочных окон. Над боковыми нишами большие четырехугольные окна. На северной стороне сохранилась также на высоту 1–2 саж. стена отличной кладки, и в ней двое входных дверей с крестами в кругах и орнаментированными виноградною лозою косяками (фот. 411 и 414, кат. 261 и 265). В куске стены, который мы видели, не было никаких окон, но возможно, что стена с восемью арочными окнами, бывшая при Вогюэ, ныне уже упала.

Рис. 15. Ес-Суведа. Дом на храмовой площади.

Базилика имела обширный атриум, которого план остался для нас неясным, вследствие трудности сделать промеры между разными примостившимися к руинам домишками и импровизированными жилищами. С западной стороны от базилики видны угловые входные двери (из числа трех?) с полукруглыми пилястрами, обращенными внутрь атриума, следовательно, в соответствие с противостоящими колоннами, для сводчатого навеса вдоль атриума. Дверь украшена такими же крестами, как и дверь северной стены. Далее, руины здания, напоминающего боковые (фот. 412, кат. 263) атриумы, тянутся вдоль южной стены базилики: но это только громадные базы колонн в два ряда, – ряды, очень сжатые, кем-то расчищенные от мусора, и даже прикрытые капителями, имеющими совершенно ту же кубовую форму, как и колонны атриума в базилике Кенавата. По всем этим данным и по стилю орнаментов, базилика может принадлежать еще IV столетию.

Именно по своей предполагаемой древности базилика Суведы получает для нас наибольший интерес: по счастью, сохранившиеся на северной стороне входы дают нам для того достаточное доказательство в орнаментике порталов. Эта орнаментика (фот. 411 и 414) представляет, во-первых, совершенное тождество с порталом предполагаемой базилики (второго здания) Кенавата, и во-вторых ясно отмечена высеченными на верхней перекладине равноконечными крестами, как работа христианской эпохи, приблизительно времени Константина Великого. Мы имеем здесь еще римскую кладку стен, высеченные по бокам консоли для поддержки (недостающего) карниза, и самый портал, которого перекладина и пилястры украшены побегом лозы. Этот побег уже не образует волют, но извивается по рамке волнистою линиею из толстой аканфовой ветви (но уже без лиственной отделки), от которой отделяющееся усики закручиваются симметрично внутрь, держа листики или грозди. Работа поверхностная, без всякой моделировки, сухая, мелочная и бесхарактерная.

Из Суведы через Айе, Уатар и Джемерин пройдя четыре часа, мы пришли в Босру, издали представившуюся величественным, большим городом, вблизи оказавшуюся жалким местечком с бедуинским населением, среди колоссальных развалин. Но вид издали есть исторически действительная картина, которая особенно счастливым образом открывается путешественнику, когда, осмотрев Босру и изучив ее руины, он будет уезжать из города. Руины эти так значительны, что на расстоянии совершенно заменяют здания, и так разнообразны, что их нельзя (в отличие от прочих городов Гаурана) смешать: здесь есть и высокие тонкие башни, и храмы с колоннадами, и импозантные триумфальные арки, и театры, и террасы древних многоэтажных домов, церкви и цитадели. Все это, на расстоянии, напоминает в общем рисунке разнообразные контуры восточного города с округлыми мечетями и тонкими минаретами, террасами жилых домов и древними стенами.

Город делится двумя перекрещивающимися улицами на кварталы, но тетрапила или не было, или не сохранилось⁹¹. Центральная часть наполнена лучшими зданиями языческого характера и происхождения, частью из времени Траяна (который был, по Евтропию, orbem terrarium aedificans и отличал Босру), более того, с конца III века, когда, после падения Пальмиры, Бостра сделалась почти исключительною посредницею торговли Востока с Западом, направлявшейся через этот пункт к портам Средиземного моря и имевшей здесь важнейшие склады, так как здесь нередко разгружались караваны верблюдов, а товары отсюда доставлялись уже по римским дорогам.

Центр города легко отыскивается по колоннаде из четырех колонн (фот.438, кат. 292); угол стены с нишами примыкает к колоннам, а сохранившаяся сзади стена с большою экседрою для кумира или статуи указывает ясно на то, что это развалины храма. Но, судя по тому, что он занимает угловое место, что он поставлен в самом бойком месте и лишен священного храмового темена или участка, можно, пожалуй, считать, что это скорее декоративный храм, посвященный римскому божеству-покровителю, чем культовый сирийский храм. Но мы слишком мало знаем об этих последних, чтобы уметь различать их от греко-римских. Через улицу, напротив, видишь две (фот. 437, кат. 290) колонны от портика, сохранившие свой антаблемент.

Отсюда, пройдя по перекрестной улице, встречаешь колоссальную триумфальную (фот. 433 и 434, кат. 285 и 280) арку, которой размеры, чудная кладка внутренних сводов и постановка могли бы удовлетворить самый Рим, не только столицу восточной караванной торговли. Прямая, широкая улица, обставленная правильными зданиями, идущая мимо фасада арки; новая улица, по-видимому с крытыми по сторонам галлереями, начинающаяся из-под трех арок; обширные термы, сохранившиеся в целом ряде помещений, крытых сводами, – все это придает руинам характер особой значительности. К сожалению, осмотр руин очень здесь затруднен тем, что самые улицы покрыты сплошною и не прерывающеюся грудою камня, барабанов, плит, по которым и надо лезть, чтобы продвигаться вперед, и так везде, где стояли большие общественные здания.

В западном квартале улицы имеют, напротив, обычный вид тропинок, ведущих по мусорными кучами и среди каменных оград и древних домов. Вновь встречаем триумфальную арку (табл. XVIII), на этот раз и меньшего (фот. 435, кат. 287) размера (если не городские ворота?): неизвестный нам исследователь раскопал эту арку до основания. В стороне от нее подымаются величественные развалины дворца (фот. 436, кат. 288) западный фасад их открывается рядом громадных аркад; внутри здание сохранило всюду стены обоих этажей, еще видна громадная арка, связывающая залы верхнего этажа. По близости от дворца, среди полуразваленных домов, видны две торчащие отдельно колонны; они поставлены на особых высоких пьедесталах и, очевидно, принадлежали как бы лицевому портику; по сторонам их, в стенах соседних домов можно еще различить две полуколонны, обрамлявшие боковые анты. Но кусок закругляющейся стены за этими антами или пилястрами и полукупольного свода над ними показывает, что мы имеем здесь не собственно портики, но декоративную экседру, единственно уцелевшую от языческого храма. Расследовать прочие его части, застроенные или вошедшие в состав домишек, в настоящее время не мыслимо.

Античные руины Босры представляли для наших целей значительный интерес: будучи, в большинстве случаев, довольно позднего происхождения, а именно от II–III века или времени императора Филиппа Аравитянина, уроженца Шухбы, эти группы указывают, какие образцы нашло христианское искусство в Сирии. Таки, на капителях триумфальной арки, большого и малого храмов мы находим именно тот тип листвы, который уже был указан нами для III века. Вместо двух поясов аканфовых листьев, мы находим здесь как бы три пояса, причем верхний образуется из пышного обрамления аканфовыми кронами стеблей усиков и волют по углам капители. Далее, аканфы не прикрывают друг друга, а размещены по корзине один за другими, и фон около них сильно углублен сверлом, чем и достигается весь эффект резьбы мелочной, но деликатной; острия аканфов уперты друг в друга, листья широки и низки – все это как раз повторяется в IV столетии. Особенно любопытны щеголеватые капители храма (фот. 438), с розетками в третьем поясе и без волют по углам, с тонкими выпущенными абаками.

Но гораздо больший интерес имеют сами по себе и в особенности для нас христианские памятники Босры: надо припомнить, что именно в первое время Византийской Империи, т. е. в IV–VI веках Босра наиболее процветала и богатела. Вот почему церкви Босры были самостоятельно построенными, обширными и художественными зданиями. Из них на первом месте должно поставить (фот. 421, кат. 274) развалины монастыря Бохейри, так названные потому, что древняя христианская базилика послужила помещением мусульманского святого и потом монастыря дервишей. Западный фасад базилики стоит почти в ряд с остатками фасада главного собора Босры, и возможно, что уже в VI веке бывшая базилика была преобразована в христианский монастырь, а потому естественно предположить, что эта базилика построена еще в IV веке, или даже при Константине. Базилика построена разом и целиком, в виде залы в один неф, но, так сказать, в два света, с большими арочными окнами в верхней части стен, с высокою и во всю почти ширину здания абсидою (фот. 422, кат. 275) не пристроенною на этот раз, но выложенною разом, все это прекрасной римской кладки и снаружи и извнутри, с притескою каждого камня. Но снаружи здание, очевидно, потерпело: так, западный фасад имел первоначально по краям полуколонны, на которых были выложены во втором этаже пилястры; от угловой капители полуколонны шла первоначально линия выступающего декоративного щипца или фронтона, ныне сохранившаяся только в виде куска, за которым уже выложена арка в соответствие с абсидою; однако средняя дверь сохранила косяк с крестом, а на одной боковой еще виден стесанный крест. По-видимому, перекладка произошла еще в христианское время, или же при Арабах, и быть может, базилика была переделана на жилье, именно на монастырь – в ней сделаны два этажа и заложены бывшие в фасаде окна. На северной стене видны еще консоли, на которых, вероятно, были укреплены декоративные выступающие щипцы. Наконец, на исподе замкового камня в арке абсиды вырезано изображение так называемого Гераклова узла, эмблема прочности здания, часто встречающаяся во всей Сирии.

Главный собор представляет громадную руину (фот. 420, кат. 272), заваленную кучами пепла, который сюда свозят со всего города; из-под этих куч, быть может (во времена Вогюэ), освобождена именно та небольшая часть среднего нефа перед абсидою, которая в позднейшее время была выделена из руин в виде маленькой базилики и представляет три нефа, разделенные базами колонн; затем сохранилась главная абсида, отделение жертвенника (фот. 423, кат. 277), покрытое еще сводом, и крыло западного (фот. 424, кат. 278) фасада с нишею. К большому собору примыкает сзади еще небольшая базилика, теперь служащая жилищем, и потому на две трети разобранная: по-видимому, от древней базилики сохранилась лишь восточная часть, и то не вся, а только две абсиды, третьей на левом рукаве недостает; над арками помещено по три окна. Сохранился частью и западный фасад в два этажа, орнаментированный нишами в том же роде, что и базилика монастыря Бохейри внутри.

Рис. 10. Босра. Колонна в мечети (монастырь) на запад от города.

Не менее замечательные памятники христианского происхождения находятся в монастыре – мечети имени Омара (табл. XVII) на западном конце города: громадный корпус всяких построек составлял некогда христианскую обитель, но, за исключением мечети, все остальное искажено и полуразрушено мусульманскими переделками. Так, северная стена сохранила от древности разве только одну дверь, все остальное относится уже к мечети и стена составляет ее лицевой фасад, а потому, для красоты, вместо одного пояса камней выложен ряд барабанов колонн (фот. 425, кат. 279) обернутых пятою; в нижней части стены заложено несколько надписей V–VI столетий. Южная стена украшена арабским портиком из арок на столь низких колоннах (частью еще погруженных в мусор), что их капители местами находятся у самой земли, – как известно, особенность арабской архитектуры ХIII–XIV столетий, усвоенная по местам и европейскою; ионические капители на этих колоннах, очевидно, происходят из древнего языческого здания. Внутри здание представляет большой корпус почти квадратной мечети: по южной и восточной (фот. 428 и 429, кат. 281 и 282) сторонам ее идут в два ряда колонны; из них на южной стороне 12 колонн мраморных, по-видимому, привозного мрамора, монолитных, с мраморными же коринфскими капителями, довольно тонкой резьбы, но резко торчащих порознь аканфов в два пояса, с мелкими (фот. 430, рис. 16) и почти закрытыми волютами, которая по характеру не может быть раньше века Константина или даже конца IV столетия. Колонны, будучи привозными, имеют близкое сходство по рисунку с некоторыми капителями из Херсонеса, происходящими из проконесских ломок⁹². На двух колоннах в кругу высечены надписи, относящиеся к постройке (явно, на этом же месте, где уже было языческое здание храма) сигмы с тремя конхами или абсидами в 384 г. (384 + 105) = 489 году⁹³, стало быть, еще точнее, к пристройке в языческом храме алтарной части для обращения его в базилику. Свидетельство в высшей степени любопытное, так как оно поясняет нам ряды христианских памятников Сирии.

Наконец, массивная цитадель Босры, времен Саладина, так называемая Ель-Кала`а, с ее колоссальными стенами, выложенными из великолепного древнего материала, блоков, обтесанных гладко, в рустику с еврейскими выпусками, сама представляет замечательный памятник, для сооружения которого в XIII веке истреблены, однако, лучшие памятники Босры. Но, кроме того, что стены этой цитадели украшены древними надписями, порталами христианских базилик, на которых уцелели даже кресты, они охватывают собою и до известной степени охраняют от разрушения один из наилучших и наиболее сохраненных римских театров. Здесь уцелела даже часть (фот.443, кат. 297) венечного (табл. XX) портика или колоннады, а великолепный proscenium (табл. XIX) представляет, кроме средней части с декоративными нишами и экседрами, два громадные крыла, в виде отдельных дворцов, обращенных боковыми стенами к театру, а фасадами друг (фот. 440 и 441, кат. 294 и 295) против друга; в этих дворцах выложены, таким образом, две стены, и внизу имеется парадный вход, выводящий за кулисы. Любопытна также подземная (фот. 442, кат. 296) галлерея, проходящая вдоль средины дворца, очень глубокая, теперь открытая и лишенная своих сводов, а в подземельях оркестра были прежде устроены пороховые погреба. Великолепно сохранились, но служат для казарм цитадели клоаками и подземные ходы и сообщения различных (фот. 439, кат. 293) частей театра (vomitoria).

Из Босры, выйдя в ворота Баб-ель-Гауа, в том месте, где находится источник, питающий весь город, и идя частью по римской дороге, мы прошли сперва в деревни Джизе и Еш-Шурук, где древняя башня оказалась превращенною в церковь, судя по грубо вырезанным (фот. 301, кат. 143) крестам на ее двери, а затем в Насиб и Ремте, громадное селение, одиноко возвышающееся, на подобие крепости, вправо от ровной и низменной пустыни. Этим путем мы избегали Дерата (или Дера`а), через который, как мы знали, прошла линия кордона, открытого Турциею по случаю открытия холеры в Дамаске и бегства его жителей. Еще в Суведе получили мы известия о холере и оттуда начали запасаться всякого рода свидетельствами о том, что находимся вне неблагополучных мест.

Из Ремте мы прошли через пустыню на Гауар и оттуда через Едун и Мезар, по горным тропинкам и ложам текущих нередко среди густых лесов и зимою ручьев, переваливая большие и крутые горы, в Тибне, расположенное на значительной высоте (фот. 448–449, кат. 302).

Отсюда начиналось для нас путешествие по Заиорданью, несколько сократившееся в северной своей части, а именно: мы располагали начать это путешествие от самой Тивериады и продолжать его на Ирбид, и теперь не могли этого сделать, в виду того, что Ирбид был включен в линию холерного кордона, протянувшегося на этот раз от Дамаска, где в 1891 году развилась в сентябре жестокая холера, через Ирбид до Наблуса. Экспедиции не оставалось иного выбора, как идти далее вне линии кордона, с постоянными опросами у местных начальников городов и деревень, где эта линия проходит. Из дальнейшего будет видно, что осторожность была вполне уместна в стране арабов и среди турецких порядков.