1 часть

Оптинский старец Нектарий родился в 1853 году в городе Ельце Орловской губернии в семье Василия и Елены Тихоновых, людей глубоко верующих и благочестивых. Отец был рабочим на мельнице, мать – наемной работницей.

Мальчика крестили в Елецком храме, освященном в честь преподобного Сергия Радонежского, и нарекли Николаем. Крестных его звали Николай и Матрона. О них и родителях своих он всегда молился. Когда отроку исполнилось семь лет, отошел ко Господу его отец. Перед кончиной он благословил сына иконой Святителя Николая, поручая его попечительству свое чадо. С этой иконой Старец не расставался всю жизнь. Кроме Николая, на руках матери осталось несколько младших детей, которые вскоре поумирали от голода и болезней.

Рассказы о детстве старец Нектарий часто начинал словами: «Было это в младенчестве моем, когда жил я с маменькой. Двое нас было на белом свете, да еще кот жил с нами. Мы низкого были звания и притом бедные. Кому нужны такие?»

Из раннего детства Старца известен один случай: Николай еще не умел ходить, играл он как-то возле матери, а рядом сидел котенок и глаза у него ярко светились. Мальчик схватил иголку и решил проколоть ему глаз, посмотреть, что там светится. Но мать успела ударить его по руке: «Ах, ты! Вот как выколешь глаз кошке, сам потом без глаза останешься. Боже тебя сохрани!»

Через много лет, уже иеромонахом, отец Нектарий вспомнил эту историю. Пришел он как-то к скитскому колодцу, где был подвешен ковш с заостренной рукояткой, а в это время другой монах, не заметив отца Нектария, поднял ковш так, что острие пришлось прямо против его глаза и лишь в последнее мгновение Батюшке удалось уклониться от острия. «Если бы я тогда кошке выколол глаз, и я был бы сейчас без глаза, – говорил он. – Видно, всему этому надо было случиться, чтобы напомнить моему недостоинству, как все в жизни от колыбели до могилы находится у Бога на самом строгом учете». Вскоре рукоять у черпака наполовину срезали, хотя Батюшка никому не рассказывал об этом случае.

С матерью у Николая были самые теплые, сердечные отношения. Ее молитвы, а также строгое воспитание уберегли его от многих бед и соблазнов. Отрок рос кротким, тихим, боголюбивым, был умным и любознательным, но из-за крайней нужды учиться ему пришлось не в городской, а в сельской церковно-приходской школе. Там научился он читать, писать и считать, изучил Закон Божий.

Когда Николаю шел одиннадцатый год, мать вынуждена была отдать его на работу в лавку богатого купца Хамова. Вскоре она скончалась. В доме купца Николай прожил девять лет. В свободное от работы время читал духовные книги, посещал храм. В юношестве его отличали кротость, скромность, душевная чистота. Был он трудолюбив и дослужился до младшего приказчика. Бог располагал к нему сердца людей. Доброта, пытливый ум, застенчивость, искренность – вот те качества, которыми он выделялся среди прочих в лавке купца Хамова.

Когда исполнилось ему двадцать лет, старший приказчик задумал женить его на своей дочери. Девушка была очень хороша и нравилась Николаю.

В то время в Ельце жила почти столетняя схимница старица Феоктиста, духовная дочь святителя Тихона Задонского. И у горожан был благочестивый обычай советоваться с ней во всех важных делах. Хозяин отправил к ней Николая за благословением на брак. Схимница сказала ему: «Юноша, пойди в Оптину к Илариону, он тебе скажет, что делать». Перекрестила его и дала на дорогу чай. Хозяин охотно отпустил Николая. Тот положил в котомку Евангелие, икону Святителя Николая, чай, хлеб с солью и отправился по благословению Божию в путь

Монастырь Введенская Оптина Пустынь находится в трех верстах от города Козельска Калужской области. В те времена он не был прославлен особо чтимыми чудотворными иконами или святыми мощами угодников Божиих, но славился своими старцами и Иоанно-Предтеченским

Старчество – особый путь духовного руководства и бытия. Известно оно еще с древних египетских монастырей. Люди, которые стремились к высокому духовному подвигу, полностью отрекались от мира и уходили в скиты, где вели строгую подвижническую жизнь в уединении, безмолвии, молитве. В своем подвиге, достигнув высокого духовного совершенства, становились проводниками воли Божией, наставниками и руководителями людей в духовной жизни.

Всякий поступающий под руководство старца отказывается от своей воли, желаний, полностью полагаясь на волю своего духовного руководителя. Он доверялся ему во всем, был всегда искренен перед ним, исповедуя не только дела, слова, но и помышления. Предавшие себя всецело старцу испытывают особое чувство радости и свободы о Господе.

В XIX веке в России, при общем упадке веры и церковной жизни, когда люди стали руководствоваться лишь своей волей и разумом, подвиг старчества был почти забыт. Традиции старчества хранили немногие обители. Оптина Пустынь была в их числе.

Оптинские старцы, по примеру древних подвижников, жили в Скиту, который стоял в некотором отдалении от монастыря и отличался особо строгим уставом жизни. Они несли свой подвиг, окормляя не только братию монастыря, но и мирян. И люди со всей России шли к старцам, надеясь получить совет и благодатную помощь.

Впервые пришел Николай в Оптину весной. Вокруг монастыря – красота несказанная. Луга – в первых цветах, и среди них течет серебристая Жиздра. За рекой виднеются белые монастырские стены и башни. А вокруг – сады и огромный мачтовый сосновый бор. Много лет спустя старец Нектарий так вспоминал о своем первом впечатлении от Оптиной: «Какая красота здесь! Солнышко с самой зари, и какие цветы, словно в раю».

Как пришел в Оптину, сразу отправился в Скит. Дорога от монастыря шла среди вековых сосен. Со скитских врат на него строго смотрели лики древних подвижников благочестия. Скит представлял собой просторный сад с приютившимися возле ограды белыми домиками келий, а в центре – Иоанно-Предтеченский храм, вокруг – цветы. Обычай разводить цветы в Скиту завел еще старец Макарий, утешая братию их красотой. Направо и налево от входа – два почти одинаковых домика, у каждого по два крыльца, с внутренней и внешней стороны Скита. В одном из них жил известный уже в ту пору старец Амвросий.

Как найти Илариона и кто он такой, Николай не знал. Спросил одного скитского монаха, а тот улыбнулся, ответил: «Покажу тебе Илариона, только уж не знаю, тот ли это, кто тебе нужен». Привел юношу к скитоначальнику иеросхимонаху Илариону. Николай рассказал ему о матушке Феоктисте, просил решения своей судьбы. А отец Иларион и говорит: «Сам я ничего тебе сказать не могу, а пойди ты к батюшке Амвросию, что он скажет, то и делай».

Уже старцем, вспоминая об отце Ила-рионе, батюшка Нектарий говорил: «Я ему всем обязан. Он меня принял в Скит пятьдесят лет назад, когда я пришел, не имея, где главу приклонить. Круглый сирота, совсем нищий, а братия тогда вся была – много образованных. И вот был самым что ни есть последним. – И Батюшка показывал рукой от пола аршина полтора, чтобы сделать наглядным свое положение. – А старец Иларион тогда уже проходил и знал путь земной и путь небесный. Путь земной – это просто, а путь небесный...» – и отец Нектарий не договаривал.

В то время народа к старцу Амвросию шло столько, что дожидаться приема приходилось неделями. Но Николая Старец принял сразу и говорил с ним два часа. О чем была беседа, отец Нектарий никому не открывал, но после нее остался в Скиту и домой уже никогда не возвращался.

Так внезапно изменилась жизнь Николая Тихонова. Промышлением Божиим он обрел свое истинное назначение. Ибо во власти Господа, а не во власти идущего, давать направление стопам своим. (Иер. 10, 23)

В одной из оптинских тетрадей в этот день была сделана запись: «1873 года, апреля 27-го поступил в Скит послушник Николай Васильев Тихонов двадцати годов от роду из мещан города ЕльцаОрловской губернии"*.

Эта тетрадь велась по благословению преподобного Амвросия. На первой странице его рукой была сделана надпись: «Брату Константину благословляется записывать замечательные случаи Оптиной Пустыни и Предтечева Скита. 20 Сентяб. 1862 года. Многогр. I. Амвросий».

Поселившись в Скиту Оптиной Пустыни, он стал духовным сыном отца Анатолия (Зерцалова), впоследствии скито-начальника, а на совет ходил к отцу Амвросию. Старец Нектарий вспоминал: «Через год после поступления в Скит батюшка отец Амвросий благословил меня обращаться как к духовному отцу к начальнику Скита иеромонаху Анатолию, что и продолжалось до самой кончины последнего в 1894 году». Спустя годы старец Нектарий говорил о своем духовном отце: «Я к нему двадцать лет относился и был самым последним сыном и учеником, о чем и сейчас плачу. К старцу же Амвросию я обращался в редких и исключительных случаях. При всем этом я питал к нему великую любовь и веру. Бывало, придешь к нему и он после нескольких слов моих обнаружит всю мою сердечную глубину, разрешит все недоумения, умиротворит и утешит. По-печительность и любовь ко мне, недостойному, со стороны старцев нередко изумляли меня, ибо я сознавал, что их недостоин. На вопрос мой об этом духовный отец мой, иеромонах Анатолий, отвечал, что причиной сему – моя вера и любовь к старцу, и что если он относится к другим не с такой любовью, как ко мне, то это происходит от недостатка в них веры и любви, как человек относится к старцу, так точно и старец относится к нему».

В годы первых послушаний юноша не раз ощущал проявление любви старца и его благодатной помощи. Так, года через два по поступлении Николая в Скит вышло распоряжение властей о высылке из обители всех послушников, подлежащих военному призыву. «И мне, – рассказывал отец Нектарий, – вместе с другими объявили о высылке из Скита. Но, к счастью моему, по святым молитвам Старца (Амвросия), опасность эта миновала». Пришел он к Батюшке благодарить за молитвенную помощь, а тот отвечает: «Если будешь жить по-монашески, то и на будущее время никто тебя не потревожит». Так и случилось.

Старец Нектарий всегда очень высоко ставил старческое руководство. И в юные годы, и сам будучи старцем, всегда хранил апостольский завет: Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны: ибо они неусыпно пекутся о душах ваших, как обязанные дать отчет; чтоб они делали сие с радостию, а не воздыхая: ибо это для вас неполезно. (Евр. 13,17) И, наставляя духовных чад своих, говорил, что старец и его действия не подлежат суду учеников. Его указания должны приниматься без всяких рассуждений. Рассказывал, как еще при жизни своей явился ему во сне отец Анатолий и грозно сказал: «Никто не имеет права обсуждать поступки старцев, руководствуясь своим недомыслием и дерзостью. Старец за свои действия дает отчет только Богу, значения их мы не постигаем». Он всегда помнил эти слова духовного отца, объяснившие ему, еще послушнику, высокое значение старческого служения. И годы спустя предупреждал уже своих духовных детей, что если не складываются их отношения со старцем, то причину надо искать в себе: «Вот некоторые ропщут на старца, что он в положение не входит, не принимает, а не обернутся на себя и не подумают: «А не грешны ли мы? Может быть, старец потому меня не принимает, что ждет моего покаяния и испытывает?».

Когда старца Нектария спросили, не возмущался ли он против своих учителей, тот ответил: «Нет! Мне это и в голову не приходило. Только раз провинился я в чем-то и послали меня к старцу Амвросию на вразумление. А у того палочка была. Как провинишься, он и побьет (не так, как я вас!). А я, конечно, не хочу, чтобы меня били. Как увидел, что Старец за палочку берется, я бежать, а потом прощения просил».

Молодого послушника старцы вели истинно монашеским путем. Отец Амвросий и отец Анатолий, провидя в юноше своего достойного преемника, прикрывая свою святую любовь к нему полуюродством и шутками, обучали юного послушника высшей и спасительной добродетели – смирению.

Случалось, придет он к батюшке Амвросию, а тот скажет:

– Ты чего без дела ходишь? Сидел бы в своей келлии да молился!

Больно станет Николаю, идет к духовному отцу своему батюшке Анатолию. А он:

– Ты чего без дела шатаешься? Празднословить пришел?

Уйдет Николай в свою келлию, упадет перед образом Спасителя и всю ночь плачет:

– Господи! Какой же я великий грешник, если и старцы меня не принимают.

Впоследствии отец Нектарий и своих духовных детей особенно приучал к смирению и терпению, следуя в этом наставникам и выполняя евангельские заветы: терпением вашим спасайте души ваши (Лк. 21,19) и: ...Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. Итак, смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в свое время (1Пет.5,5–6).

Любимая поговорка его была: «Всюду нужно терпение и смирение». Воспитывая терпение у духовных чад своих, заставлял ждать приема часами, а порой и днями.

Евгения Григорьевна Рымаренко, матушка отца Адриана, вспоминала о своем первом посещении старца Нектария в 1922 году: «Сижу, сижу, и все даром, Батюшка не принимает. Берет смущение. Ведь я уже третий день здесь, в «хибарке», просиживаю вечерние богослужения, не знаю, когда говеть, когда ехать домой. Хоть и мелькает мысль, что Батюшка испытывает мое терпение, но эту мысль вытесняет другая: «Батюшки отца Анатолия нет, и я не добьюсь толку, уеду ни с чем». Появляется какое-то раздражение, решаю: «Вот сейчас выйдет отец Нектарий на общее благословение, получу благословение и завтра уеду, все равно отца Анатолия мне никто не заменит». Бьет десять часов, выходит Батюшка, благословляет всех молча, а мне вдруг говорит: «Ну, что ж, опоздала к отцу Анатолию, пеняй на себя, а что же ты пришла к моему недостоинству, он был великий старец, а я только земнородный».

Господи, думаю, как же это Батюшка почувствовал мои сомнения, как узнал мою мысль?

Говорю: «Батюшка, примите меня!» Улыбается. Уходя к себе, говорит: «Ты подожди, вот если она уступит, то я приму тебя». Лидия Васильевна, конечно, не уступает и идет к Батюшке, он поворачивается и говорит мне: «Ты подожди, я сейчас».

И Надежда Александровна Павлович, молодая петербургская поэтесса, не раз проходила у Батюшки испытания терпения. Приходит она к Старцу утром. Он просит: «Подожди». Ждет час, полтора. Выходит Старец, обращается к ней: «Пойди, Наденька, позови ко мне Леву». Она бежит к Бруни: «Лева, вас Батюшка зовет!» Тот польщен, что сам Старец за ним послал. Пришли, ждут в приемной час, два, три... Наконец появляется Старец, веселый и светлый, и говорит: «Ну, милые мои, день склонился к вечеру, идите домой». Надежда Александровна как-то не выдержала, воскликнула: «Долго ли вы, Батюшка, будете с меня шкуру драть!» А он ответил: «Какая ты, Наденька, чудачка, вот мне присылают иногда апельсины, так что ж, по-твоему, я их должен в кожице есть?»

Наставляя духовных чад своих в терпении и смирении, старец Нектарий рассказывал о посещении его Великой Княгиней Елисаветой Феодоровной. Она приехала в Оптину в мае 1914 года. Дважды побывала у Старца. В «Летописи Скита» от 30 мая упоминается: «В 5 часов, по возвращении из Шамордина, Великая Княгиня запросто посетила отца Нектария и долго с ним беседовала». И тогда, по словам Старца, Великая Княгиня Елисавета Феодоровна долго стояла, пока он не предложил ей сесть.

Старец Нектарий часто напоминал посетителям своим апостольские слова, что Сам Христос, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп.2,6–8).

В смирении видел Старец начало и основу духовного пути. Указывая владыке Вениамину (Федченкову) рукой на природу, Батюшка говорил: «Смотрите, какая красота – солнце, небо, звезды, деревья, цветы... А ведь прежде ничего не было! Ни-че-го! И Бог из ничего сотворил такую красоту. Так и человек: когда он искренне придет в сознание того, что он ничто, тогда Бог начнет творить из него великое...»

По воспоминаниям тех, которые знали отца Нектария в годы его юности, он был очень красив. И старец Амвросий для смирения называл его «губошлеп». Юный послушник всегда с любовью и смирением принимал укоризны своего Старца. Так, братия Скита часто получала посылки от родственников с «утешениями» – с печеньем, вареньем, чаем. Николаю некому было присылать эти «утешения», и сами великие старцы потчевали его, но при этом смиряли. Придет он к старцу Амвросию, просит сладостей к чаю, а тот ему строго: «Как, ты уже все съел? Ах ты, губошлеп!»

Зная слабость Николая – любовь к сладкому, старец Амвросий разрешал ему приходить и брать из шкафа положенные для него туда сладости. Однажды келейник оставил там обед Старца. Когда же Старец потребовал свой обед, его в шкафу не оказалось. «Это губошлеп съел мой обед»,– разъяснил он удивленному келейнику.

И в начале своего пребывания в Скиту, и будучи опытным духовным наставником отец Нектарий всегда со смирением говорил о себе: «Я в новоначалии, я учусь, я утратил всякий смысл... Я наистарейший в обители летами, больше пятидесяти лет прожил, а наименьший по добродетели». И еще: «Я мравий, ползаю по земле и вижу все выбоины и ямы, а братия очень высоко, до облаков подымается». И, обращаясь к посетительнице своей, сказал: «Так вот, матушка, если хочешь быть монашенкой, считай себя всегда последней дочерью и плохой ученицей. Нужно всегда думать о себе, что находишься в новоначалии».

Чем выше поднимался старец Нектарий по духовной лествице, тем меньшим считал себя, по смирению своему, тем больше осознавал свое недостоинство.

Уже будучи монахом, пришел он к старцу Амвросию, а тот спрашивает:

– Как живешь, как храмину свою духовную воздвигаешь?

– Одно горе, – отвечает, – кирпич заложишь, а два вытащишь, камень вмажешь, а три вывалятся. Какая это постройка, мусор один. Впору плакать.

И тогда старец Амвросий рассказал отцу Нектарию про барыню, во время болезни которой челядь весь мусор вывалила посреди двора в кучу. Когда же барыня выздоровела, велела всю кучу разобрать и выяснилось, что почти ничего выбрасывать и не надо – все пригодилось в хозяйстве.

– Видишь, братец, – утешил Старец,– и тебе о твоем мусоре нечего отчаиваться. Посмотришь на тебя – мусор мусором, а начнешь тебя разбирать, тоже что-нибудь гожее отберется.

Во всем следуя своим великим наставникам, и сам отец Нектарий порой утешал своих духовных чад: «Из самого дурного может быть прекрасное. Знаешь, какая грязь на земле, кажется, ноги страшно испачкать, а если поискать, можно увидеть бриллианты».

Первое послушание, которое дали в Скиту Николаю Тихонову, – уход за цветами. Порой ему приходилось выходить из Скита в монастырь и под большие праздники вместе с шамординскими монахинями плести венки на иконы. При этом, как потом вспоминали сестры, молодой послушник часто краснел и старался не поднимать на них глаза. Ревностный ученик великих старцев «хранил зрение», чтобы достигнуть евангельской чистоты.

Вскоре получил он другое послушание – пономарить, прислуживать священнику в алтаре. Жил он в келлии, которая выходила дверью в храм. В ней он прожил двадцать пять лет почти безвыходно, не разговаривая ни с кем из монахов. Только сбегает к старцу Амвросию или к своему духовнику отцу Анатолию и назад.

По ночам постоянно виднелся у него свет, послушник читал или молился. А утром должен был первым, до прихода братии прийти в храм, подготовить алтарь к богослужению. Утреня в Скиту начиналась около часа ночи и продолжалась до половины четвертого утра. Нелегко было мирскому юноше привыкать к строгому уставу святой обители. Простояв на молитве ночь, он приходил в храм полусонный. Братия жаловалась на молодого послушника старцу Амвросию. А тот, как всегда в шутку, пророчески говорил: «Подождите, Николка проспится, всем пригодится». Так преподобный Амвросий предсказывал его будущее старческое служение.

Любое послушание Николай выполнял с великим смирением и большим усердием. И позже, когда сам стал старцем, всегда указывал на большое значение послушания, называя его высшей и первой добродетелью, самым главным приобретением для человека. Говорил, что Христос ради послушания пришел в мир, и жизнь человека на земле есть послушание Богу. Без послушания человека охватывает порыв и как бы жар, а потом бывает расслабление, охлаждение и окоченение, и он не может двинуться дальше. А в послушании сначала трудно, а потом сглаживаются все препинания.

Порой в образной форме старец Нектарий поучал разумению и вниманию в послушании: «Нашим прародителям было обетование, которое они ждали от Каина. Он был первенец, но предпочтение они оказывали Авелю, потому что он был кроток, смирен, послушлив. Каин же был жесток, груб и творил свою волю. Ему было досадно, что Авелю отдают предпочтение. Господь сказал ему: «Каин, грех лежит у порога, властвуй над ним, а то он обратится и сокрушит тебя». Но он не вник в слова Господа. Посмотрел на порог своего дома, ничего там не увидел. А грех лежал у порога сердца его. Пошел и убил брата – отказался от послушания Богу и впал в послушание греху. А уж как мучился потом! Всегда бежал отовсюду, всего боялся».

Митрополита Вениамина (Федченкова) Старец наставлял: «Примите совет на всю вашу жизнь: если начальники или старшие вам предложат что-нибудь, то как бы трудно ни было или как бы высоко ни казалось, не отказывайтесь. Бог за послушание поможет».

Дал наглядный урок послушания и студенту технологического института Василию Шустину (будущему протоиерею), как-то сказав: «А теперь пойдем, я тебя научу ставить самовар. Придет время, у тебя прислуги не будет, и ты станешь испытывать нужду, так что самовар придется ставить самостоятельно». Тот с удивлением посмотрел на Батюшку, подумал: «Что он говорит, куда наше состояние исчезнет?» А Батюшка взял его за руку и повел в кладовку, там стоял самовар. Отец Нектарий велел вытрясти самовар и налить в него воды. Вода находилась в большом медном кувшине.

– Батюшка, он слишком тяжелый,я его с места не сдвину, – возразил Василий.

Тогда Батюшка подошел к кувшину, перекрестил его и сказал:

– Возьми!

И тот легко поднял кувшин, не чувствуя тяжести.

– Так вот, – наставил отец Нектарий, – всякое послушание, которое нам кажется тяжелым, при исполнении бывает очень легким, потому что делается как послушание.

Назначая какое-либо послушание, он всегда с величайшей точностью разъяснял его, требовал исполнения неукоснительного и безотлагательного.

Вот послал он одну свою духовную дочь с поручением. Она же с кем-то заговорилась и задержалась. Старец вышел и строго сказал: «Две минуты прошло, а ты еще здесь!»

И духовные дети Старца, строго исполняя его указания, ощущали благодатное действие послушания: «Я постигла, что нет большего счастья, как находиться на послушании, – писала монахиня Нектария, – когда ты можешь быть уверенной, что исполняешь волю Божию».

Сам Батюшка не только в молодые годы, но и будучи старцем, всегда подавал пример смирения и послушания.

В последние годы жизни в Оптиной он болел и с трудом передвигался, когда же ему советовали взять палочку, отвечал: «У меня нет на это благословения духовника». Даже такую мелочь он не дерзал решить самостоятельно, без благословения. До конца дней своих строго следил за исполнением послушания и сам исполнял.

Однажды в ссылке в Холмищах солнечным осенним днем Андрей Ефимович Денежкин, хозяин дома, где жил Старец, и монахиня Елена рубили капусту. Андрей Ефимович говорит:

– Позвать бы Батюшку, пусть воздухом подышит.

Монахиня Елена побежала, зовет:

– Батюшка, идите к нам, подышите воздухом.

– Нет, нет, – отвечает, – мне некогда.

Потом вышел на крылечко и сел. Дальше не было сил идти.

– Ну вот! – смеется. – Хоть плохо, а все же послушание исполнил.

Единственный раз не выполнил он послушание по обычаю своему точно и усердно.

Незадолго до пострига Николай получил новое послушание петь на правом клиросе в скитской церкви. У юноши был хороший голос, и он испытывал большое утешение от этого послушания. Его успехи были так велики, что он удостоился петь Великим постом «Разбойника благоразумного», что считалось большой честью.

По заведенному в монастыре обычаю, раз в год в Скит приходил монастырский регент и отбирал лучшие голоса для монастырского хора. Брату Николаю тоже грозил перевод из Скита в монастырь. Тогда он в присутствии регента стал так фальшивить, что его отправили на левый клирос и, конечно, больше вопрос о его переводе не поднимался.

Молодой послушник отказался от почетного и утешительного дела, чтобы остаться в Скиту со старцами

Под руководством великих наставников юноша возрастал духовно. 3 апреля 1876 года Николай был пострижен в иноческий рясофор. И, пройдя более чем десятилетний искус послушания, 14 марта 1887 года, в четвертую субботу Великого поста пострижен в мантию. При монашеском постриге ему было дано имя Нектарий в честь преподобного Нектария Киево-Печерского (память 29 ноября).

Принятие ангельского чина стало для него великой радостью. В старости он вспоминал: «Целый год после этого я словно крылышки за плечами чувствовал». О постриге он говорил одной монахине: «Когда ты поступила в монастырь, ты давала обещание Господу, а Господь все принял и записал твои обещания. И ты получила монашество, а это только обряд монастырский. И когда ты будешь жить по-монашески, то все получишь в будущей жизни. А когда ты получишь мантию, а жить по-монашески не станешь, с тебя в будущей жизни ее снимут».

Мать А., слушая это поучение, говорит Батюшке:

– Я очень плохо живу. А он ей в ответ:

– Когда учатся чему-либо, то всегда сначала портят, а уже потом начинают делать хорошо. Ты скорбишь, что у тебя ничего не выходит. Так вот, матушка, когда Господь сподобит тебя ангельского образа, тогда благодать тебя во всем укрепит.

Мать А. возражает:

– Батюшка, да ведь вы только чтоговорили, что не нужно стремиться к мантии.

– Матушка, таков духовный закон: не надо ни проситься, ни отказываться.

Монашество отец Нектарий ставил очень высоко. Оптинскому иноку о. Я. (впоследствии отец Георгий) он говорил: «У тебя три страха: первый страх – отречения от монашества бояться; второй – начальства бояться; третий страх – молодости своей бояться. Какого же страха тебе надо больше всего бояться? Я заповедую тебе монашество больше всего хранить. Если тебе револьвер приставят, и то монашества не отрекайся!»

Получив мантию, отец Нектарий почти перестал покидать свою келлию, не говоря уже об ограде Скита. Несколько лет даже окна его келлии были закрыты синей бумагой. Впоследствии он любил повторять: «Для монаха только два выхода из келлии – в храм и в могилу».

В своем полузатворе отец Нектарий неустанно молился и пребывал в постоянном покаянии. Об этих годах своего иноческого подвига уже в старости он говорил: «Сидел я в своей келлии и каялся, а потом еще тридцать лет отмаливал свои грехи».

По благословению старцев, в затворе отец Нектарий читал духовные книги. В те годы в Оптиной была большая библиотека, насчитывавшая более тридцати тысяч книг. Это было собрание не только лучших духовных книг, изданных в России, но и светской литературы. Были здесь и книги, напечатанные в монастыре: переводы святоотеческих аскетических творений, письма великих Оптинских старцев.

Он познакомился с творениями святых отцов: аввы Дорофея, преподобных Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, Макария Великого, святителей Тихона Задонского и Димитрия Ростовского... Через десять лет пребывания в затворе духовные отцы благословили его читать светских авторов и изучать светские науки, видимо, с целью приобрести те познания, которые могли ему помочь приводить ко спасению мятущиеся души ищущей интеллегенции. Он читал Данте, В. Шекспира, А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского и других. Занимался географией, математикой, изучал иностранные языки, латынь. В единственный час отдыха, после обеда, он читал Пушкина или народные сказки. И до последних дней своей жизни Старец просил привозить ему книги, интересовался направлениями современного искусства, расспрашивал о постановке образования в новое время.

Окончив лишь сельскую церковно-приходскую школу, он мог легко общаться с писателями и учеными. Ему читал свои произведения и советовался с ним писатель Константин Леонтьев (в монашестве отец Климент), он беседовал и брал уроки живописи у художника Дмитрия Михайловича Болотова, принявшего впоследствии монашество с именем Даниил. Отец Нектарий цитировал по-латыни, легко разговаривал по-французски (известен случай его беседы с французом из знатного дворянского рода – графом Александром Дю-Шела). При этом учил, что всякий стремящийся к истинным знаниям должен молитвой испрашивать помощи Божией. Часто он говорил: «Я к научности приникаю».

Однажды пришли к Батюшке семинаристы со своими преподавателями и попросили сказать слово на пользу. И Старец наставил их жить и учиться так, чтобы ученость не мешала благочестию, а благочестие – учености.

Одна духовная дочь отца Нектария говорила подруге в его приемной: «Не знаю, может быть, образование вообще не нужно и от этого только вред. Как его совместить с православием?» Старец, выходя из своей келлии, возразил: «Ко мне однажды пришел человек, который никак не мог поверить в то, что был потоп. Тогда я рассказал ему, что на самых высоких горах в песках находятся раковины и другие остатки морского дна и как геология свидетельствует о потопе. И он уразумел. Видишь, как нужна иногда ученость».

Старец говорил, что Бог не только разрешает, но и требует, чтобы человек возрастал в познании. Пример тому и Божественное творчество, где нет остановки, все движется и ангелы не пребывают в одном чине, но восходят со ступени на ступень, получая новые откровения. Человек должен учиться и идти к новым и новым познаниям.

При этом уточнял, что науки приближают человека к истинному знанию, но глубина его не поддается разуму человека. Рассказывал, что одному пророку было явление Божие не в светлом окружении, а в треугольнике, и явилось это предупреждением того, что к неисследимой глубине Божией человек не может приблизиться и испытать ее. Человеку позволено приблизиться и испытать лишь окружение Божества, но если он дерзнет проникнуть за черту, он погибнет от острия треугольника.

Он советовал читать святоотеческую литературу, жития святых, но прежде всего учил пристальному и внимательному чтению Священного Писания. Беседуя, отец Нектарий часто ссылался на него, приводил примеры, говоря о буквальном и иносказательном его значении. Рассказывал всегда подробно, живо, со всеми деталями, как будто сам был участником или очевидцем давних событий Священной истории.

Например, слова псалма Давида: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых..."– толковал так: «Со стороны внешней это значит, что ублажается человек, избегающий нечестивых собраний, не принимающий участие в еретических или антицерковных учениях. Но мужем называется и ум, когда он не принимает приходящих от врага помыслов. Запретить приходить помыслам нельзя, но можно не вступать с ними в совещание, в разговоры, а вместо этого говорить: «Господи, помилуй!» И увидишь, как все земное отходит. Вот поступающий таким образом и называется мужем».

Порой говорил Батюшка о светском искусстве и литературе. Читал наизусть Державина и Пушкина. Когда Сергей Алексеевич Сидоров (будущий новомученик протоиерей Сергий) посетил отца Нектария, Старец протянул ему томик стихотворений А. С. Пушкина и попросил почитать. Юноша открыл и прочитал: «Когда для смертного умолкнет шумный день...» Старец поблагодарил его и сказал: «Многие говорят, что не надо читать стихи, а вот батюшка Амвросий любил стихи, особенно басни Крылова».

При этом указал на несоизмеримость Божественного творчества и человеческого. Отец Нектарий не раз повторял, что не может быть ничего в мире выше истин Божественного Писания: «Все стихи в мире не стоят строчки Божественного Писания».

«Заниматься искусством можно, как всяким делом, – наставлял Старец, – как столярничать или коров пасти, но все это надо делать как бы пред взором Божиим.

Вот, есть большое искусство и малое. Малое бывает так: есть звуки и светы. Художник – это человек, могущий воспринимать эти, другим не видимые и не слышимые звуки и светы. Он берет их и кладет на холст, бумагу. Получаются краски, ноты, слова. Звуки и светы как бы убиваются. От света остается цвет. Книга, картина – это гробница света и звука. Приходит читатель или зритель, и если он сумеет творчески взглянуть, прочесть, то происходит «воскрешение смысла». И тогда круг искусства завершается, перед душой зрителя и читателя вспыхивает свет, его слуху делается доступен звук. Поэтому художнику или поэту нечем особенно гордиться. Он делает только свою часть работы. Напрасно он мнит себя творцом своих произведений – один есть Творец, а люди только и делают, что убивают слова и образы Творца, а затем, от него же полученной силой духа, оживляют их.

Но есть и большое искусство – слово убивающее и воскрешающее, псалмы Давида, например, но пути к этому искусству лежат через личный подвиг человека – это путь жертвы, и один из многих тысяч доходит до цели».

Старец часто говорил о живопси. Она была особенно близка ему. До конца дней своих в Оптиной он сам писал иконы и в последний год пребывания в Скиту сделал эскиз иконы «Благовещение».

«Теперь нет большого живописного искусства, – сказал как-то Старец. – Раньше художник готовился к писанию картины и в душе, и внешне. Прежде чем сесть за работу, он все приготовлял: и холст, и краски, а картину свою писал не несколько дней, а годы, иногда всю жизнь, как Иванов свое «Явление Христа народу». И создавались великие произведения. А сейчас – сядет работать, ан кисти подходящей нет или краски надо бежать доставать, от работы отрываться, даже внешне не соберет себя. И пишет все второпях, не продумав, не прочувствовав».

Однажды Старцу показали икону Преображения Господня, где яркость Фаворского света достигалась контрастом с черными узловатыми деревьями на переднем плане. Старец заметил, что там, где Фаворский свет, не остается никакой черноты. Это оттого, что, «когда загорается этот свет, каждая трещинка на столе светится, а там, где тени, только более слабый свет».

Старец Нектарий очень хотел, чтобы была создана картина Рождества Христова. «Надо, чтобы мир вспомнил об этом. Ведь это только раз было!» Растолковывал, какой должна быть картина: «Волхвы – это мудрецы и цари,– говорил Старец. – Первый, самый младший волхв, увидел чудесную звезду. Поехал известить двух других царей. Они посоветовались и решили идти поклониться рождаемому Христу. Звезда появилась, когда Божия Матерь с Иосифом вошли в Вифлеем. И волхвы пошли. Они шли по пустыне, а перед ними шла звезда. Звезда эта была особенная, явилась не на небесном своде, а в воздухе и величиною с луну. Ночью звезда освещала путь прямо перед волхвами и они шли по этому освещенному пути. Когда они пришли к Ироду, звезда пропала. Когда же вышли из города, пошли в Вифлеем, звезда опять шла перед ними. Остановилась перед пещерой, в которой лежал Спаситель.

Пастухи в коротких, изодранных по краям одеждах стоят лицом к свету, спиной к зрителю, и свет не белый, а слегка золотистый, без всяких теней, и не лучами или снопами, а сплошь, только в самом дальнем краю картины светлый сумрак, чтобы показать, что это ночь. Свет весь – из ангельских очертаний, нежных, едва уловимых, и чтобы ясно было, что это красота не земная – небесная, чтобы нечеловеческое это было!"– прибавил Батюшка с силой. И заметил: «Когда пишешь ангелов, надо чтобы свет не на них падал, а из них струился».

Слова эти он говорил позже, выйдя из уединенной келлии к общественному служению, но были они плодом его духовного опыта в затворе. То, какой духовной высоты, дара прозорливости достиг отец Нектарий уже в те годы, показал такой случай. Однажды старец Варсонофий будучи еще послушником проходит мимо домика отца Нектария. А он стоит на своем крылечке и говорит: «Жить тебе осталось ровно двадцать лет». Это пророчество впоследствии исполнилось в точности

Отец Нектарий 19 января 1894 года был посвящен епископом Анатолием в иеродиакона, а 21 октября 1898 года рукоположен Калужским архиереем преосвященным Макарием в иеромонаха.

О своем рукоположении он рассказывал: «Когда меня посвящал в иеромонахи бывший наш благостнейший владыка Макарий, то он святительским своим оком прозревал мое духовное неустройство и сказал мне по рукоположении моем краткое и сильное слово, и настолько было сильно слово это, что я до сих пор помню – сколько уж лет прошло, и до конца дней моих не забуду.

И много ли всего-то он и сказал мне! Подозвал к себе в алтарь, да и говорит: «Нектарий! Когда ты будешь скорбен и уныл и когда найдет на тебя искушение тяжкое, ты только одно тверди: «Господи, пощади, спаси и помилуй раба Твоего иеромонаха Нектария». Только всего ведь и сказал Владыка, но слово его спасло меня не раз и доселе спасает, ибо оно было сказано со властию».

От какой беды спасло его это слово, он не открывал, но об одном искушении рассказывал. Как-то в Оптину пришло предписание из Священного Синода откомандировать иеромонаха во флот для кругосветного путешествия. Отец Архимандрит предложил это назначение отцу Нектарию. Молодой иеромонах с радостью стал собираться, впервые забыв, что в Оптиной ничего не делается без благословения старца. Лишь через некоторое время, придя в свое обычное молитвенное состояние, он опомнился и пошел благословиться к старцу Иосифу. Но Старец, а через него Сам Господь, не дал ему благословения на это путешествие. Иеромонах Нектарий сразу смирился и остался в Оптиной.

Пробыв более двадцати лет в уединении и молчании, отец Нектарий ослабил свой затвор. Изредка он начал появляться среди людей, из великого смирения скрывая свои благодатные дары юродством. На юродство он имел благословение старцев. Оптинские старцы часто прикрывали свое духовное величие полуюродством – шутками, чудачеством, неожиданными резкостями или непривычной простотой в обращении со знатными и заносчивыми посетителями. Порой, смиряя монахов и послушников, искореняя в них гордость и самолюбие, называли их бранными словами.

Приняв новый подвиг, отец Нектарий смущал немощных среди братии и паломников Скита своим поведением. Носил яркие платки, цветные кофты поверх подрясника, сливал в одну тарелку кушанья, которые подавали на трапезе,– и кислое, и сладкое, и соленое. В белом колпаке на голове и в желтой пелерине на красной подкладке являлся в трапезную, на одной ноге у него был валенок, на другой – голубая туфля.

Инок Николай (Беляев) записал в своем дневнике, как в день его облачения в рясофор отец Нектарий подошел к нему и сказал: «Желаю вам проходить этот путь со смирением, терпением, благодарением», – и убежал. «Мне нравится отец Нектарий, только он больно чудной».

Лишь в середине 20-х годов Старец оставил юродство и на просьбу духовного сына Георгия Чулкова о благословении его на этот путь ответил: «Раньше пользовались этим приемом, но сейчас добро надо творить с рассуждением».

Писатель Сергей Александрович Нилус, который в 1907–1912 годах по благословению старцев жил в Оптиной Пустыни, описал свои встречи и беседы с отцом Нектарием, рассказал, как полуюродством скрывал Старец свою великую прозорливость, поведал о необычных наставлениях его и уроках.

Как-то у писателя перед исповедью и причастием произошло искушение с отцом Настоятелем, которое лишило мира душу его и омрачило духовное состояние. После исповеди у своего духовного отца Сергей Александрович вернулся домой и увидел на недавно написанном масляными красками этюде надпись углем по-французски: La nuèe (туча). Он сразу догадался, что виновником озорства был отец Нектарий. «Это так похоже на склонность его к некоторому как бы полуюродству, под которым для меня часто скрывались назидательные уроки той или иной христианской добродетели. Это он, несомненно он, прозревший появление тучки на моем духовном небе». А Батюшка сидел в уголке террасы и благодушно посмеивался, выжидая, что выйдет из его шутки. Потом встал, подошел к этюду, смахнул рукавом своего подрясника надпись и с улыбкой сказал: «Ну, вот, видите, ничего не осталось!» Ничего не осталось и в сердце моем от утренней смуты. Несомненно, у друга нашего есть второе зрение, которым он видит то, что скрыто от глаз обыкновенного человека»,– заключил С. А. Нилус. Другой случай прозорливости и чудесной помощи отца Нектария приводил в своих воспоминаниях отец Василий Шустин. В середине 10-х годов, будучи еще студентом, он с женой приехал в Оптину. Жена его написала картину: вид из монастыря на реку во время заката солнца при совершенно ясном небе. Они поставили картину на открытом балконе и отправились прогуляться. Дорогой поспорили, да так серьезно, что совершенно расстроились и не хотели друг на друга смотреть. Когда вернулись домой, сразу бросилась в глаза картина: вместо ясного неба на ней были нарисованы грозовые тучи и молнии. Им рассказали, что приходил какой-то небольшого роста монах и что-то делал на балконе. По описаниям узнали отца Нектария. «Это он, владевший кистью, символически изобразил наше душевное состояние с женой, – вспоминал отец Василий, – и эта гроза с молниями произвела на нас такое впечатление, что мы забыли свой спор и помирились, ибо захотели, чтобы небо нашей жизни опять прояснилось и стало вновь совершенно чистым и ясным».

В эту пору отец Нектарий редко отвечал на вопросы прямо, чаще давал ответ или наставлял через притчи и поучительные истории, действия и поступки его не всегда были понятны.

Принимая Василия Шустина с женой, отец Нектарий принес им два пития: сначала горькое, а потом сладкое.

И растолковал смысл своего подношения: «В супружеской жизни имеются два периода: один счастливый, другой печальный, горький. Лучше, когда горький период бывает раньше, но потом будет счастье». Затем подарил жене искусственные цветочки и объяснил: «Когда будешь идти по жизненному полю, то собирай цветочки, и соберешь целый букет, а плоды получишь потом. Цветочки – это печали и горести. И вот их нужно собирать и получится чудный букет, с которым предстанешь в День Судный, и тогда получишь плоды – радости».

С. А. Нилус рассказывал однажды отцу Нектарию о своем знакомом, который завещал значительный капитал на учреждение при одной из духовных академий кафедры церковного ораторского искусства, и спросил об этом его мнение.

«Мне, – отвечал он с улыбкой, – к вам приникать надо, а не вам заимствоваться от меня. Вы ведь сто книг прочли, а я-то утром скорбен, а к вечеру уныл. Ну-те, хорошо! Кафедру, говорите вы, красноречия хотят завести при академии. Может быть, и к добру,– ответил отец Нектарий и продолжил:– А не слыхали ли вы о том, как некий деревенский иерей, не обучившись ни в какой академии, пронзил словом своим самого Царя? Да еще Царя-то какого! Спасителя всей Европы Александра Благословенного. Так не поскучайте послушать!

Было это в одну из поездок Царских по России, чуть ли не тогда, когда он из Петербурга в Таганрог ехал. И вот случилось Царю проезжать через одно очень бедное село. Остановки в нем не было показано. Местный священник созвал своих прихожан к храму, расположенному у дороги. Вышел сам в светлых ризах с крестом в руках. И когда показался в виду царский экипаж, поднял высоко крест над головой и стал осенять Самодержца. Тот велел своему поезду остановиться, вышел из экипажа и направился к священнику. Дал ему иерей Божий приложиться к кресту, окропил его святой водой, перекрестился сам и сказал такое слово: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Царь земный! вниди в дом Царя Небесного, яко твое есть царство, а Его – сила и слава, ныне и присно и во веки веков. Аминь!» И так пронзило слово сердце царское, что тут же он велел выдать священнику на церковные нужды пятьдесят рублей. Мало того, заставил повторить слово и еще пятьдесят рублей пожертвовал. Во сто рублей оценил Государь краткое слово сельского батюшки, – прервал свой рассказ отец Нектарий и засмеялся. – Впрочем, – добавил он с серьезным видом, – вы, батюшка барин, изволили сто книг прочесть – вам и книги в руки». И Сергей Александрович понял, что власть слова только от Бога.

А как-то стоял Нилус на крыльце и радостное чувство захватывало его от той благодати и красоты, которая была вокруг. И словно продолжение своих мыслей, услышал он за спиной знакомый голос: «И вспомнил Иаков, что из страны своей он вышел и перешел через Иордан только с одним посохом, и вот перед ним его два стана. И сказал в умилении Иаков Богу: «Господи, как же я мал пред Тобою!»

Батюшка стоял рядом и радовался вместе с ним. «Любуюсь, – говорит, – я на ваше общежитие, батюшка барин, и дивуюсь, как это вы благоразумно изволили поступить, что не пренебрегли нашей худостью... А известно ли вам, – спросил, – сколько от сотворения мира и до нынешнего дня было истинных общежитий?» Сергей Александрович попытался сообразить. «Вы лучше не трудитесь думать, – прервал его размышления отец Нектарий,– я сам вам отвечу – три. Первое – в Эдеме, второе – в христианской общине во дни апостольские, а третье – в Оптиной при наших великих старцах». Собеседник возразил: «А Ноев ковчег-то?!» – «Ну, – засмеялся он, – какое же это общежитие? Сто лет звал Ной к себе людей, а пришли одни скоты».

После наставления или ответа на вопрос отец Нектарий непременно присловье свое скажет: «Какие мысли у человека, который утром скорбен, а вечером уныл"– и обличит себя в недостоинстве и худоумии

В апреле 1906 года старца Иосифа из-за серьезной болезни освободили от должности скитоначальника, которая по оптинской традиции была связана со старческим служением. Скитоначальником и братским духовником назначили иеромонаха Варсонофия, ученика старца Нектария, которому он по смирению своему уступил первенство. Шесть лет спустя отец Варсонофий был переведен из Оптиной настоятелем Старо-Голутвина монастыря, где через год преставился.

В 1912 году по настоянию отца Венедикта, благочинного монастырей Калужской епархии, оптинская братия собралась, чтобы избрать старца. Сначала старчество предложили архимандриту Агапиту, жившему в Оптиной на покое. Это был человек высокого духа и обширных познаний, автор лучшего жизнеописания старца Амвросия. Он решительно уклонялся от архиерейства, не раз ему предлагавшегося, и от старчества отказался. В старости он юродствовал, затем заболел. Он спасался, имея лишь несколько близких учеников, среди них был и отец Нектарий.

После кончины старца Анатолия (Зерцалова) духовником отца Нектария был старец Иосиф, по смерти которого он перешел под старческое окормление архимандрита Агапита и ходил к нему на исповедь, пребывая в полном послушании до кончины последнего. После отказа отца Агапита принять старчество братия стала просить его указать достойного занять место старца, тот назвал отца Нектария.

Отец Нектарий на соборе братии не присутствовал. Когда его избрали, послали за ним отца Аверкия. Он пришел к нему, говорит:

– Батюшка, вас просят на собрание. А отец Нектарий отказывается:

– Они там и без меня выберут кого надо.

– Отец архимандрит послал меня за вами и просит прийти.

Батюшка надел рясу и как был – одна нога в туфле, другая в валенке – пошел на собрание. Уже тогда Господь открыл ему не только то, что он будет избран старцем, но и все грядущие, скоро последующие страшные события: революцию, закрытие Оптиной, арест и смерть его на чужбине.

Когда объявили ему, что он избран старцем обители, отец Нектарий ответил: «Нет, отцы и братия! Я скудоумен и такой тяготы понести не могу». Но архимандрит Венедикт сказал: «Отец Нектарий, приими послушание». И отец Нектарий беспрекословно согласился. Так за послушание он принял на себя великий крест старчества – пророческое служение народу в тяжелейшие для страны годы.

В первое время после избрания старцем отец Нектарий усилил юродство. Приобрел музыкальный ящик и граммофон с духовными пластинками, но скитское начальство запретило ему их заводить; играл игрушками. Была у него птичка-свисток, и он заставлял в нее дуть взрослых людей, которые приходили к нему с пустыми горестями. Был волчок, который он давал запускать своим посетителям. Были детские книги, которые он раздавал читать взрослым людям.

В юродстве его часто содержались пророчества, но смысл их был мало кому понятен. Накинет, например, халатик на голое тело и ходит, сверкая босыми ногами. А в 20-е годы так ходили даже студенты, курсистки и служащие – босые, в пальто, накинутом на рваное белье.

Или насобирает разного хлама: камешков, стеклышек, глины, бумажек – сложит все в шкафчик и всем показывает: «Это мой музей». И действительно, после закрытия Оптиной в Скиту был музей. За полгода до революции Старец стал ходить с красным бантом на груди – так он предсказывал наступающие события.

Часто вместо ответа он расставлял перед посетителями куклы и разыгрывал маленький спектакль. Куклы, персонажи спектакля, давали ответы на вопросы своими репликами. Так, владыка Феофан Калужский не верил в святость Старца. Как-то приехал он в Оптину и зашел к отцу Нектарию. Тот, не обращая на него никакого внимания, играл в куклы: одну наказывал, другую бил, третью сажал в тюрьму. Владыка, наблюдая это, утвердился в своем мнении. Позже, когда большевики посадили его в тюрьму, он говорил: «Грешен я перед Богом и перед Старцем. Все, что он показывал мне тогда, было про меня, а я решил, что он ненормальный».

Отец Сергий Мечев после первой встречи со Старцем сказал: «Я не понимаю такого старчества. Я ему говорю о серьезном, а он мне отвечает шуточками Но со временем общение отца Сергия с отцом Нектарием становилось все более прочным и глубоким, до конца дней Старца он был его преданным духовным сыном.

Принимал отец Нектарий в домике покойных старцев Амвросия и Иосифа, где и сам поселился. Домик этот назывался «хибаркою». Был он небольшой, аршин пять на восемь, два окна, по стенам – скамьи, в углу – иконы и картины святых мест. Светилась лампадка. Под иконами стоял стол, на котором лежали брошюры и листочки религиозного содержания. Из приемной комнаты для лиц мужского пола вела дверь в помещение самого Старца. Другая дверь выходила в подобную комнату, где принимали мужчин и женщин. В нее вход был прямо из леса, с внешней стороны Скита.

Отец Нектарий по великому смирению старцем себя не считал и настаивал, что посетители приходят не к нему, а к батюшке Амвросию: «Ну какой я старец, как могу я быть наследником прежних старцев? У них благодать была целыми караваями, а у меня ломтик. Вот старец Амвросий был небесный человек и земной ангел, а я лишь поддерживаю славу старчества».

Некоторым посетителям отвечал: «Вы об этом спросите моего келейника отца Севастиана, он лучше меня посоветует, он прозорлив». Впоследствии отец Севастиан (Фомин, † 1966) стал схиархимандритом, прозорливым карагандинским старцем.

Когда шамординская монахиня Любовь хотела услышать слово старца, просила наставить ее, отец Нектарий отправил монахиню к старцу Анатолию. Она снова просит:

– Батюшка, ведь здесь же «хибарка'и вы в ней старцем, как же вы отказываетесь?

Он в ответ:

– Это одно недоразумение – я здесь поставлен только сторожем. Какой я старец, я нищий. Ко мне присмотреться надо. Это вы земные ангелы и небесные человеки, а я земнородный.

И отцу Сергию Сидорову он говорил: «Некоторые ищут меня как старца, а я, как бы вам сказать, все равно что пирожок без начинки. Ну, а батюшка отец Анатолий все равно как пирожок с начинкой».

К отцу Анатолию (Потапову), который в это же время был старцем и принимал народ в монастыре, стояли огромные толпы народа. А к отцу Нектарию вначале кроме братии Скита приходили всего несколько человек.

Батюшка Анатолий был необыкновенно прост и благостен. Уже приближение человека к этому старцу давало чудесную возможность очищения и утешения. Отец Нектарий был строже, он испытывал сердца приходивших к нему и давал не столько утешение, сколько путь подвига. Он ставил человека перед духовными трудностями с великой верой в достоинство и разумение души, в великую силу благодати Божией, которая поможет и укрепит душу ищущего Правды.

Надежда Павлович вспоминала: «На беседах у батюшки Анатолия у меня было такое чувство, будто льется золотой дождь и этот дождь – благодать. Он льется независимо от тебя, и если твое счастье, ты под этот дождь попадешь. А у старца Нектария это было так: ты чувствуешь, будто огненный меч направляется к тебе, не в смысле гневном, а в смысле раскрывающем твою совесть».

Внешне старец Нектарий был невысокого роста, согбенный, с округлым лицом и небольшой клинообразной бородкой. Лицо его как бы не имело возраста – то древнее, суровое, то молодое до живости и выразительности мысли, то детское по чистоте и покою. Ходил он легкой, скользящей походкой, как бы едва касаясь земли. Лишь перед самой смертью он передвигался с трудом, ноги распухли, как бревна, сочились сукровицей – это сказалось многолетнее стояние на молитве.

В старце Нектарии была духовная проницательность, удивительная простота, даже в глубокой старости он умел как-то по-детски смеяться. Но о своеобразии батюшкиной веселости Иван Михайлович Концевич писал: «По некоторым рассказам не видевший Батюшку может вынести неправильное впечатление о нем как о весельчаке чего в действительности не было, да и не могло быть. Редкие случаи его «веселости» были весьма своеобразны и трудно передаваемы их можно воспроизвести только относительно, так как на бумаге не передать ни интонации голоса, ни взгляда его слезящихся глазок, ни скорбной улыбки или другого благодатного выражения его лица, свойственного только ему одному, нашему дорогому Батюшке».

В его приемной было тихо и благоговейно, никто не разговаривал. Перед большой иконой «Достойно есть» горела красная лампадка и озаряла сосредоточенные лица присутствующих.

Старец выходил на благословение в шапочке, в фиолетово-малиновой ветхой епитрахили. Шел по рядам со свечой в руке, за ним келейник. Батюшка никогда не торопился на благословение и никогда не опаздывал. Он двигался медленно и осторожно. «Казалось, он нес какую-то святую чашу, наполненную драгоценной жидкостью, и крайне опасался, как бы не пролить ни одной капли из нее, – вспоминал митрополит Вениамин (Федченков), – подобно всем святым, которые хранят в себе благодать Божию и боятся нарушить ее каким бы то ни было неблагоговейным душевным движением: поспешностью, фальшивой человеческой лаской и прочим. Отец Нектарий смотрел все время внутрь себя, предстоя сердцем перед Богом. Так советует и епископ Феофан Затворник: «Сидя или ходя, или делая что-нибудь, будь непрестанно перед лицом Божиим». Все поведение Старца произвело на меня благоговейное впечатление, как бывает в храме перед святынями, перед иконою, перед исповедью, перед Причастием».

После общего благословения Старец переходил от одного посетителя к другому и беседовал. Он подходил к собеседнику, не глядя на него, становился около него несколько боком, в пол-оборота, и наклонял к нему ухо, как будто плохо слышал или просто давал возможность говорившему не слишком громко излагать свои нужды. Слушая его, отец Нектарий смотрел куда-то вниз, но создавалось впечатление, что он слушает вас не ухом, а каким-то другим, внутренним органом восприятия, что ему важны были не сами слова, а нечто другое, скрывающееся в вашей душе, что Старец и старался уловить.

Летом 1918 года приехал к Старцу Сергей Щукин, в то время служащий в одном из государственных учреждении, впоследствии протоиерей. Пришел к Старцу за советом, какую выбрать службу и чем при этом руководствоваться. Отец Нектарий, беседуя с посетителями, подошел и к Сергею. «Я начал как можно короче объяснять ему мое положение, – рассказывал позже отец Сергий, – но, как часто бывает в таких случаях, краткости и ясности не получалось. Я попытался объяснить получше, но Старец, уже поняв меня, начал говорить сам... «Да, да, служите, конечно, вы ведь человек ученый, но только не гонитесь за большим... а так, понемножку, полегоньку...» Вот и все, и он перешел к следующему. На первых порах показалось, что я не получил никакого ответа на мои нужды; вернее, я ожидал от Старца чего-то большего, чем эти простые слова. Но я вспомнил, что старцы очень часто отвечают не прямо, а иносказательно, заставляя вдумываться в истинный смысл ответа. Действительно, размышляя далее над его ответом, я вскоре убедился, что получил вполне ясный и определенный ответ на мои сомнения. А поняв это, я сразу почувствовал необыкновенную легкость, радость и покой. Вся запутанность и противоречивость окружающей революционной обстановки перестали существовать, а мои личные проблемы стали просты и ясны... Вся моя последующая жизнь послужила непрерывным доказательством мудрого совета отца Нектария».

Для каждого человека у Старца был свой подход. Порой он оставлял посетителя одного в тишине «хибарки» прочесть что-либо или просто побыть наедине со своими мыслями. Но этот молчаливый прием в овеянной благодатью келлии великих старцев, немногие слова их смиренного преемника, одинокое чтение и размышление оказывали на душу высокое и благодатное действие. Был случай, когда посетил Старца один протоиерей-академик. «Что же я мог ему сказать, ведь он ученый, – говорил потом Старец, – я и оставил его одного в батюшкиной келлии. Пусть сам Батюшка его и научит». Протоиерей же горячо благодарил Старца за его прием, рассказывал, что, когда остался один, обдумал всю свою жизнь, многое понял и пережил по-новому в этой тихой старческой келлии.

Случалось, что Старец и посетитель долго сидели молча, не сказав друг другу ни слова, и отец Нектарий назначал ему прийти в другое время.

С некоторыми Старец долго и оживленно беседовал, поражая собеседника своими познаниями. После одной из таких бесед протоиерей с академическим образованием поинтересовался, какой Батюшка академии? В другой раз разговаривал со студентом об астрономии и тот спрашивал, где Старец окончил университет.

О беседах с отцом Нектарием, его речи писал ученик Старца монах Агапит (Таубе): «Батюшкина беседа! Что пред ней самые блестящие лекции лучших профессоров, самые прекрасные проповеди. Удивительная образность, картинность, своеобразие языка. Необычная подробность рассказа, каждый шаг, каждое движение описываются с объяснениями. Особенно подробно объясняются тексты Священного Писания. Легкость речи и плавность. Ни одного слова даром, как будто ничего от себя. Связность и последовательность. Внутренний объединяющий смысл не всегда сразу понятен. Богатство содержания, множество глубоких мыслей, над каждой из них можно думать год. Вся беседа Батюшки легко воспринимается и запоминается – это живой источник живой воды».

Часто Старец просил читать вслух полученные им письма, в которых как бы случайно человек находил ответ на свой вопрос. Матушка отца Адриана Евгения вспоминала, как читала она по просьбе Старца ему письма и все, что приходилось читать, подходило ей или казалось нужным отцу Адриану.

Иногда Старец оставлял на столе в приемной книги, в ожидании приема посетители листали их и также находили ответы на свои вопросы. Как-то матушка Евгения, дожидаясь Старца, открыла книгу писем старца Амвросия, попалось письмо, которое прямо отвечало на вопрос отца Адриана: «А если бы по какому-нибудь случаю начались разговоры о Церкви, особенно же о предложении каких-либо перемен в ней или нововведений, тогда должно говорить истину». «Как странно, что мне открылось именно это место!» – удивилась матушка.

После кончины отца Анатолия его духовная дочь Анна Шапошникова перешла к старцу Нектарию. Никак не могла привыкнуть к новому духовнику и уже собиралась сказать Старцу, что не понимает его, что он не облегчает ей жизнь. Когда пришла к нему, он дал ей прочитать письмо, в котором кто-то писал, что не понимает Батюшку, что Старец не облегчает ему жизнь и он собирается уйти от него.

Когда прочитала, отец Нектарий спросил:

– А ты не собиралась писать мне такое письмо?

– Нет, Батюшка, писать не собиралась, а сказать то же самое хотела.

– Я тебя не отпущу, ты не можешьжить без руководителя.

– Ну тогда, Батюшка, помолитесь,чтобы все наладилось.

Батюшка сел и закрыл глаза. Долго он так молился, потом беседовали и посетительница совсем расположилась к нему.

Надежда Павлович долго жила в Оптиной – никак не могла уехать от Старца, нуждалась в помощи и поддержке. Но истратила деньги, последняя горстка муки подошла к концу. Необходимо было отправляться в Москву на заработки. Вдруг с почты приходит денежная повестка. Пришла рассказать об этом Батюшке. А он, не выслушав ее, дал читать о том, что если бы Господь счел нужным, Он мог бы и морскую гальку превратить в драгоценный камень и дать любящим Его.

Часто ответы в письмах и книгах, на первый взгляд, не соответствовали вопросам. Но, разобравшись глубже в прочитанном, посетитель находил в себе то, о чем прочитал, и понимал, что это действительно важнее того, с чем он пришел к Старцу, о чем настойчиво спрашивал...

Старец Нектарий был порой строг, требователен, иногда ироничен в беседах с интеллигенцией, необыкновенно добр и доступен людям простым. Один старик-крестьянин рассказывал: «Пропал у меня без вести сын на войне. Иду к Батюшке. Он меня благословляет. Я спрашиваю: «Жив ли сын мой? Как скажешь молиться за него, мы уже за упокой подавать хотим». А он так прямо мне: «Нет, жив сын твой. Отслужи молебен Святителю Николаю и всегда за здравие поминай сына». Я обрадовался, поклонился ему, рублик положил на свечи, и он так смиренно тоже поклонился мне в ответ».

Духовная дочь Старца монахиня Елена говорила, что Батюшка никогда не обличал и не наказывал ее. «Ты утешаешь меня своим приездом, – повторял ласково. – Я радуюсь за тебя – у тебя все хорошо, и печалую за себя... Ты растешь и цветешь, пройдет полгода, и ты еще вырастешь на четверть. У тебя золотой фундамент для монашества».

Но бывал отец Нектарий и строг. Вот пришла к нему Надежда Павлович радостная. Келейник говорит:

– Батюшка, она сегодня именинница.Отец Нектарий, не поздравляя и не благословляя, строго спросил:

– А ты готовилась к именинам?

– Я не знала, что надо готовиться.Отчего же вы мне не сказали?

– А значит, своего усердия нет! Будет у тебя сегодня постный обед со слезами, а если бы приготовилась, был бы пирог.

И ничего не подарил, только благословил.

Как-то духовной дочери старца Нектария не хотелось идти к нему на благословение, решила пойти сразу в храм ко всенощной, чтобы там захватить место получше, рядом со скамейкой и посидеть. На другой день Старец принял ее и заставил долго-долго стоять, так что у нее колени заболели. И говорит: «Что ж, вчера посидела, так нынче постояла».

Вспоминали и случаи суровости Старца. Вот в «хибарке» неутешно плачет женщина. У нее один за другим умирали дети, похоронила последнего. Старец выходит на общее благословение, проходит по рядам, женщина с плачем падает ему в ноги. Он, не останавливаясь, говорит ей: «Это наказание за грехи».

Однажды Старец благословлял пришедших к нему и была среди них девица, которая жила в Оптиной и самовольно юродствовала: пела мирские песни, бессмысленно смеялась, ругалась. И она стояла, ожидая благословения. Вдруг Старец поднял руку и с грозным, отстраняющим жестом стал отступать от нее. Когда он скрылся за дверью, девица упала в судорогах.

Благословение Старца всегда приводило к успеху, ослушание никогда не проходило даром. Монахиня Анна попросила Батюшку, чтобы он позволил привезти в Оптину ее сестру, которая ослепла и жила в богадельне в Москве. Старец не благословил, только велел одной из своих духовных дочерей навестить ее, передать посылку от матушки Анны и попросить отца Сергия Мечева причастить больную.

Позже, в Оптиной, Батюшка рассказывал: «Видишь ли, я благословил ее идти в монастырь, она не послушала, вот и ослепла». Затем обернулся к матушке Анне и добавил: «Она скоро умрет, но перед смертью прозреет и последние дни будет жить очень хорошо, и похоронят ее самым лучшим образом». Действительно, так и случилось, умерла она в том же году.

Когда монахиня Нектария вынуждена была работать, Старец благословил ее давать уроки детям. Было у нее шесть учеников, все как на подбор верующие, умные, способные. Мать двоих из них попросила матушку Нектарию выяснить у Старца, в какое учебное заведение им лучше поступить. Он ответил: «Никуда не надо их отдавать. Достаточно того, чему ты их учишь». Матушке Нектарии неловко было передавать эти слова Старца. Малознакомая женщина могла подумать, что она говорит так с целью оставить у себя этих учеников. Так и вышло. Мать только пожала плечами и отправила этих детей в школу, вопреки благословению Старца. Там они попали в дурную компанию, оказались в числе малолетних преступников.

Монастырский канонарх Петр все мечтал о подвиге, просил Батюшку благословить его уйти в лес и там где-нибудь в дупле жить. Старец не благословил, но тот все-таки ушел. Устроился там в дупле, а через неделю его лесники забрали. «Отец Нектарий тогда так смеялся»,– вспоминала Лидия Васильевна Защук, петербургская журналистка.

Как бы следуя завету святого Антония Великого, что «нельзя без конца натягивать тетиву лука», Старец перемежал свои наставления и строгие требования шуткой, веселой историей или сказкой.

У Батюшки был кот, который его необыкновенно слушался, и Батюшка любил говорить: «Старец Герасим был великий старец, потому у него был лев, а мы малы и у нас – кот». И рассказывал сказку о том, как кот спас Ноев Ковчег. Когда нечистый вошел в мышь и пытался прогрызть дно, в последнюю минуту кот поймал эту зловредную мышь.

Шуткой великие старцы как бы намеренно, из смирения снижали высоту своего подвига, своей жизни. Духовная дочь Старца монахиня Любовь гостила как-то в Свято-Сергиевом скиту у игумена Герасима. Тот однажды надевает камилавку и спрашивает матушку Любовь:

– А что означает камилавка?

– Батюшка, как же я могу отвечать вам? Это вы должны сказать мне.

А он:

– Я не знаю. А ты спроси в Оптиной у батюшки Нектария. И что он тебескажет, ты мне напиши.

По приезде в Оптину она спрашивает об этом у отца Нектария, а он отнекивается:

– Об этом надо подумать и ответможно будет дать через годок.

Матушка Любовь настаивает, тогда он посылает ее к старцу Анатолию, а тот смеется:

– Нашли у кого спрашивать.

Так и велел написать батюшке Герасиму. Рассказывали, когда старцу Герасиму передали письмо, он умилился и порадовался:

– Ах, как я рад, что великие старцы вспомнили обо мне!

Однажды игумен Герасим приехал погостить в Оптину Пустынь. О встрече с ним отец Нектарий рассказал матушке Любови. Та только успела подумать: «Ах, если бы можно было поглядеть, как дивные старцы общаются». А Батюшка улыбается и говорит: «Я предложил отцу Герасиму сесть со мной рядом на диван, и он сел. Потом он молчал, а я слушал его добродетель. Так и сидели, пока келейники не потеряли терпения и не стали стучаться, говорить, что другие посетители меня требуют»...

С каждым днем посетителей в «хибарке» старца Нектария становилось все больше. Люди убеждались, что слово святого Старца всегда имело действенную силу: наставляло, помогало, укрепляло в вере.

Духовных чад своих Старец вел по-разному, для каждого человека у него была «своя мера». Отец Нектарий часто разъяснял: «Нельзя требовать от мухи, чтобы она делала дело пчелы, каждому человеку надо давать по его мерке, нельзя всем одинаково». Старец Нектарий, будучи духовным руководителем человека, не был поводырем его, он верил в разумный выбор самого человека: «Аз возжегох светильник, а о фитиле позаботьтесь сами».

Батюшка предупреждал о великой постепенности духовного пути, напоминал о том, что никакое дело не делается сразу, везде нужно терпение. Монахиня Нектария вспоминала, что отец Нектарий в духовном руководстве избегал крайностей во всем, в том числе и в подвигах. Как-то она попросила у него благословение класть по сто поклонов в день.

Он разрешил, а через два дня послал ее говеть за пятьдесят верст. В пути у нее разболелись ноги и она не в состоянии была положить ни одного поклона. С тех пор не просила разрешения ни на какие подвиги.

Но главным в духовном пути Старец считал любовь к ближнему, ибо пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (1Ин. 4,16). «Прежде всего, – повторял Старец, – надо ближнего возлюбить, но возлюбить искренно, а не с расчетом. Любовь – это самое прекрасное, самое святое. Это такая красота! Но люди исказили ее, а она должна быть как у Христа, когда он за нас пострадал». Всегда предостерегал от осуждения ближних: «Как только придет в голову осуждение, так сейчас же со вниманием обратитесь: «Господи, даруй мне зрети мои согрешения и не осуждати брата моего».

И на вопрос: «Как возлюбить Христа?"– Старец отвечал: «Взять урок у Самого Христа: ...да любите друг друга, как Я возлюбил вас... (Ин. 13,34) «Прежде всего надо ближнего возлюбить, – наставлял Старец, – а с ближнего любовь перейдет и на Христа».

Одним из проявлений любви к ближнему называл и милостыню. Но заповедовал подавать ее с рассуждением. Келейник Батюшки рассказывал, что сам отец Нектарий всегда, прежде чем дать человеку денег, хотел знать его нужду, «зря не любил давать, а если давал, то щедро на целые штиблеты или даже на корову или лошадь». Одной духовной дочери Старца нужны были деньги, она попросила их у него. Старец с улыбкой вынес скомканную пачку: «Вот, сосчитай эти тряпочки».

Жадность людей всегда обличал, помогал выявить ее, если она была скрытой, тайной страстью, и преодолеть. Так, у Феклы Ткачевой однажды спросил:

– Есть у тебя деньги?

– Есть, – ответила.

– Сколько?

– Десять рублей.

– Одолжи их мне.

И вдруг она, всегда щедрая и нерасчетливая, почувствовала, что ей жалко отдать деньги:

– Батюшка, простите, я не знала,что я такая жадная!

«А если вас обокрадут, – советовал Старец, – не скорбите, а считайте, что дали милостыню, и Господь вернет в десять раз».

«Творите добро ближнему, – постоянно напоминал Старец, – делайте внешнее, а когда оно будет в исправности, то и внутреннее образуется. Но, сделав добро, не гордитесь, а благодарите Господа: «Твоим благословением, Господи, совершил я это». Помните завет: ...без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5).

И каждый человек, приходивший к отцу Нектарию, чувствовал силу его любви, о которой он сам сказал однажды: «Чадо мое! Мы любим той любовью, которая никогда не изменяется. Ваша любовь – любовь-однодневка, наша и сегодня и через тысячу лет – все та же»

На исповеди отец Нектарий был очень серьезен, строг, сосредоточен. При строгости своей был всегда благостен, никого не ругал, даже когда того ожидали. Как-то монахиня Елена просила дать ей епитимью для исправления, но Батюшка только сказал: «Стопы человеческие от Господа исправляются» (Ср.: Пс. 36, 23). Она жаловалась на свою неисправимость, скорбела о том, а Старец утешал: «Пусть немощь и покаяние до смерти чередуются. И в «Прологе» есть: «Если согрешивший скажет: «Господи, согрешил, прости меня» и будет ему паче венца Царского».

Порой на исповеди Старец был ласков, даже шутил. Однажды дал читать исповедь по книге. Исповедница на одном месте остановилась.

– Ты что? – спросил отец Нектарий.

– Я думаю, грешна я этим или нет.

– Ну, подумай, а то, может, вычеркнешь это в книжке? – и улыбнулся.

Об исповеди говорил, что дело не в сложности ее, а в сокрушении сердца: «Господь зрит на сердце» (Ср.: 1Цар.16,7). Указывал на духовное значение помышлений и слов, а не только дел.

Казалось, что он всегда заранее знал, что скажут ему. О такой исповеди у Старца писала Евгения Рымаренко: «Сегодня в первый раз исповедовалась у Батюшки. Вошла самая последняя. Батюшка усадил на диванчик, а сам стоял рядом в епитрахили и поручах. ...Начались разговоры и расспросы. Пересмотрена была вся жизнь, при этом часто не я рассказывала, а сам Батюшка как бы вспоминал некоторые важные случаи и поступки. Все время была мысль: «А вдруг я что-нибудь забуду или не так объясню». Но чем дальше, тем больше и больше чувствовалось, что Батюшке объяснять ничего не нужно, он сам объяснял, почему и отчего то или другое случилось в моей жизни. Наконец Батюшка спросил:

– А ты хочешь завтра приступать к Божественному Причащению?

– Ну, так подойди к Божественной Благодати, – и подвел меня к иконам. Я подумала: «Вот сейчас начнется исповедь». Вдруг почувствовала епитрахильна голове и услышала слова разрешительной молитвы...»

Известен рассказ об исповеди у отца Нектария женщины, которая не исповедовалась с детства. От церкви она была далека и к Старцу попала случайно, сопровождая больного мужа. Старец произвел на нее сильное впечатление, и, когда предложил ей исповедаться, она согласилась. Он подвел ее к иконам: «Стой здесь и молись!» – а сам ушел к себе в келлию. Стоит она, смотрит на иконы и не нравятся они ей – нехудожественные, и даже лампадка кажется никчемной. В комнате тихо, и только за стеной Старец ходит, чем-то шелестит. И вдруг почувствовала она грусть и умиление и невольно незаметно начала плакать. Слезы застилали ей глаза, она уже не видела икон и лампадки, а только радужное облако перед глазами, за которым ощущалось Божие присутствие. Когда вошел Старец, она стояла вся в слезах.

– Прочти «Отче наш», – велел. Кое-как, запинаясь, прочла.

– Прочти «Символ Веры».

– Не помню.

Тогда Старец сам стал читать и после каждого члена спрашивал: «Веруешь ли так?» На первые два ответила: «Верую!» Как дошло до третьего члена, то сказала, что не понимает его, а к Богородице ничего не чувствует. Батюшка укорил ее и велел молиться о вразумлении Царице Небесной, чтобы Та Сама ее научила, как понимать Символ Веры. И про большинство других членов Символа Веры женщина говорила, что не понимает их и никогда об этом не думала, но плакала горько и все время ощущала, что ничего скрыть нельзя и бессмысленно было бы скрывать, и что с ней вот сейчас как бы прообраз Страшного Суда. Старец о личных грехах ее спрашивал, как ребенка. Так, что она стала отвечать ему с улыбкой сквозь слезы, и потом простил ей все грехи с младенчества до сего часа.

Одна из духовных дочерей отца Нектария рассказывала об исповеди у Старца: «Вечером идти на исповедь к Батюшке. Грехи записала, а раскаяния нет».

Батюшка встречает:

– Давай с тобой помолимся! – И стал говорить: – Господи, помилуй!

Она начала почти бессознательно повторять. А он все выше берет: «Господи, помилуй!» И такой это был молитвенный вопль, что та вся задрожала. Тогда он поставил ее перед иконами и сказал: «Молись!» А сам ушел к себе. Она молится, а как голос слабеет, Батюшка произносит из-за двери: «Господи, помилуй!» Лишь когда она греховность свою осознала, он вышел и стал ее исповедовать.

– Батюшка, – говорит, – я записала грехи.

– Умница! Ну прочти их.Она прочла с сокрушением.

– Сознаешь ли, что грешна во всем этом?

– Веришь ли, что Господь разрешит тебя от всех твоих грехов?

– Батюшка, я имею обиду на одно лицо и не могу простить.

– Нет, ты это со временем простишь. А я беру все твои грехи на себя.

И прочел разрешительную молитву. «Причащение было чудным и торжественным», – вспоминала та исповедница.

Однажды Старец просил молиться о нем свою духовную дочь. Сказал, что уныл, скорбен, утратил молитву. Она удивилась: «Батюшка, неужели и у вас бывает тягота на душе? Я думала, что вы всегда в молитве и в духе радости». Батюшка ответил на это, что случаются ошибки: иногда скажешь что-то от себя, неправильно решишь вопрос чужой жизни. «Иной раз строго взыщешь на исповеди или, наоборот, не дашь епитимий, когда следовало бы дать, и за все это бывает наказание, благодать Божия отступает на время и мы страдаем».

Пришел к нему на исповедь архимандрит Вениамин (Федченков), впоследствии митрополит. А Старец его не принимает: «Нет, я не могу вас исповедовать. Вы человек ученый. Вот идите к скитоначальнику нашему отцу Феодосию, он образованный». Отец Вениамин стал возражать, что образованность здесь не имеет важности. Но старец Нектарий твердо повторил совет – идти через дорожку налево к отцу Феодосию. Он пришел к скитоначальнику и рассказал об отказе Старца его исповедовать, передал совет идти на исповедь к образованному отцу Феодосию.

«Ну, какой я образованный, – ответил он, – окончил всего второклассную школу. И какой духовник! Правда, когда у старцев много народа, принимаю иных и я. Да ведь что же я говорю им? Больше из книг наших же старцев или святых отцов. Ну, а батюшка Нектарий – Старец по благодати и от своего опыта. Нет уж, вы идите к нему и скажите, что я благословляю исповедовать вас».

«Вот и хорошо, слава Богу», – сказал Старец, когда тот вернулся. Будто он и не отказывался прежде, и тем показал, что послушание старшим в монастыре обязательно и для старцев. И может быть, даже в первую очередь, как святое дело и пример для других. «И началась исповедь, – писал отец Вениамин, – к сожалению, я теперь решительно ничего не помню о ней. Одно лишь осталось, что после этого мы стали словно родными по душе».

Как-то спросили Старца, должен ли он брать на себя страдания и грехи приходящих к нему, чтобы облегчить их или утешить. «Иначе облегчить нельзя, – ответил он. – И вот чувствуешь иногда, что на тебе словно гора камней – так много греха и боли принесли тебе, и прямо не можешь снести ее. Тогда приходит благодать и разметывает эту гору камней, как гору сухих листьев. И можешь принимать снова».

Старец Нектарий часто и с любовью говорил о молитве. Он учил постоянству в молитве, считая добрым знаком от Господа неисполнение прошений. «Надо продолжать молиться и не унывать, – поучал отец Нектарий. – Молитва – это капитал. Чем дольше лежит, тем больше процентов приносит. Господь посылает свою милость тогда, когда Ему это благоугодно, когда нам полезно ее принять. Если нам крайне что-то необходимо, тогда следует два-три раза помолиться и за исполнение просьбы благодарить Бога. Иногда через год Господь исполняет прошение. Пример надо брать с Иоакима и Анны. Они всю жизнь молились и не унывали, и какое Господь послал им утешение!»

«Все испрашивается молитвой, – повторял Старец. – Вы еще только подходите к первой ступеньке, не поднимаетесь, а только подходите. А еще надо пройти сквозь дверь, и никакими усилиями невозможно в нее войти, если не будет милости Божией, а потому первым делом надо просить: «Милосердия двери, Господи, отверзи ми!» «Когда будешь скорбен и уныл и найдет на тебя искушение тяжкое, ты только одно тверди: «Господи, пощади, спаси и помилуй раба Твоего!» «Во всякое время, что бы вы ни делали: сидите ли, идете ли, работаете ли, читайте с сердцем: «Господи, помилуй!» Когда будут скорби и вы будете не в силах перенести их, тогда от всего сердца обратитесь к Господу, Матери Божией, Святителю Николаю, святому, имя которого носите, и скорбь облегчится».

При разных неудачах советовал говорить: «Господи, верю, что терплю должное и получаю то, что я заслужил. Но Ты, Господи, по милосердию Твоему, прости и помилуй меня», – и так повторять, пока не почувствуешь мир в душе».

«Есть люди, – заметил отец Нектарий, – которые никогда не обращаются к Богу, не молятся. И вдруг случается с ними в душе тоскливость, в голове мятежность, в сердце грусть. И чувствует человек, что в этом бедственном положении ему другой человек не поможет – он его выслушает, но бедствия его не поймет. И тогда человек обращается к Богу и с глубоким вздохом говорит: «Господи, помилуй!» И Господь слышит, но сначала человек чуть-чуть ощущает благодать, а потом все больше и больше, и получает облегчение».

В другой раз наставлял: «Положение Иова – закон для каждого человека. Пока богат, знатен, в благополучии, Бог не откликается. Когда человек на гноище, всеми отверженный, тогда являетсяи Сам беседует с человеком, а человектолько слушает и взывает: «Господи, помилуй!»

«Казалось бы, нам в молитве довольно один раз сказать: «Господи, помилуй», а мы говорим и три, и двенадцать, и сорок раз. Это за тех страдальцев, которые даже не могут вымолвить: «Господи, помилуй». Вот Церковь за них и молится», – разъяснял отец Нектарий.

Одна женщина сказала:

– Батюшка, очень раздражаюсь. А он ответил:

– Как найдет на тебя раздражение, тверди только: «Господи, помилуй». Молитвой всякая скверна очищается.

На вопрос своей духовной дочери, как молиться, Старец положил медленно крестное знамение на себя, низко поклонился, коснулся правой рукой земли и сказал: «Молись так. Молись телесно, и Господь пошлет Свою благодать в помощь тебе. Молись, чтобы Господь воцарился в сердце твоем, тогда преисполнится оно великим ликованием и радостью, и никакая печаль не в силах будет потревожить его». Однажды посоветовал: «Молитесь просто: «Господи, даруй мне благодать Твою!» На вас идет туча скорбей, а вы молитесь: «Господи, даруй мне благодать Твою!» И Господь пронесет мимо вас грозу».

Как-то старик-извозчик Тимофей упал перед Батюшкой на колени, лицо его преобразилось верой, умилением и надеждой: «Батюшка, чтобы ваш теплый луч прогрел мою хладную душу, чтобы она пламенела к горнему пути...» После этой мудреной фразы он просто сказал: «Батюшка, у меня слез нет». А Старец с чудесной улыбкой наклонился к нему и ответил: «Ничего, у тебя душа плачет, а такие слезы гораздо драгоценнее телесных».

Одна из посетительниц попросила Старца дать ей молитвенное правило, узнав, что другим он назначает. В ответ Старец рассказал поучительную историю: «Спаситель взял Себе учеников из простых, безграмотных людей. Позвал их, они бросили все и пошли за Ним. Он не дал им никакого молитвенного правила – дал им полную свободу – льготу, как детям. А Сам Спаситель, как кончал проповедовать, уединялся в пустынное место и молился. Он Своих учеников звал, а к Иоанну Крестителю ученики приходили по своему желанию – Креститель не звал их, а они приходили. Какое давал он им правило, осталось прикровенным, но молиться он их учил. И вот, когда ученики Иоанновы пришли к Спасителю, они рассказали апостолам, что они молятся, а те и спохватились – вот ученики Иоанновы молятся, а нам добрый Учитель наш ни полслова не сказал о молитве. И так серьезно к Нему подступили, как бы с укором – что вот ученики Иоанновы молятся, а мы нет. А если бы ученики Иоанновы им не сказали, они бы и не подумали об этом. А Спаситель им так: «Отче наш». А другой молитвы не дал».

В другой раз Старец говорил: «Многословие вредно в молитве, как Апостол сказал: «Главное – любовь и усердие к Богу» (см. 1Пет.4, 8–11). Затем он добавил, что лучше прочесть одну молитву в день со вниманием, в другой – другую, чем обе сразу и без внимания. Это не значит, что Старец ограничивал молитвословие или ежедневное правило одной молитвой. Он говорил о мере новоначальных, которые имели силу сосредоточиться пока только на одной молитве, а другие читали рассеянно.

Некоторым Батюшка давал такое молитвенное правило: тридцать раз – «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного»; десять раз – «Пресвятая Владычице моя Богородице, спаси мя»; десять раз – «Святый Ангеле Божий, моли Бога о мне»; десять раз – «Вси святии, молите Бога о мне». И добавлял при этом: «Как скажешь: «Вси святии, молите Бога о мне», так все святые воскликнут на небе: «Господи, помилуй!"– и будет тебе приобретение».

Строго заповедал своим ученикам никогда самостоятельно не заниматься Иисусовой молитвой, говорил о ней: «Знай, что сначала тебе будет очень трудно и тяжело, ведь надо войти в свою душу, а там такой мрак тебя встретит, и только потом, не скоро, забрезжит свет, и надо ждать и принять много скорбей». Монахиню Таисию Старец обучил Иисусовой молитве так, что она стала совершаться сама, без принуждения.

Отец Нектарий часто говорил о великой силе церковной молитвы, богослужения: «Не надо требовать или искать чудес на земле, у нас есть чудо – Божественная Литургия».

Когда одна духовная дочь Старца на время отошла от него, уехала, ее подруга сказала Батюшке:

– Она так одинока.

– А что она, причащается? – спросил он.

– Да.

– Тогда она не одинока.

При подготовке духовных чад к Причастию Старец особенно строго требовал, чтобы было прочитано все правило перед Святым Причащением. Рассказывал, как ему явился после смерти один оптинский иеромонах и сказал, что он избавлен от мытарств, так как всегда совершал Литургию в мире со всеми и вычитывал все положенное правило.

«Но главное правило, – учил старец Нектарий, – это любовь и мир. Вот и вы, – обратился он к Сергею Сидорову, – запомните завет батюшки отца Моисея, великого основателя нашей обители: «Люби всех и не смей быть во вражде, когда готовишься приступить ко Святому Таинству, а то причастишься как Иуда». Часто наставлял: «Когда готовитесь к Причастию, поменьше словесности и побольше молитвенности. – И добавлял: – Сила молитвы не в многословии, а в искренности молитвенного вздоха».

После Святого Причащения Старец советовал не торопиться на какие-либо дела, а «дать себе льготу до половины дня, почитать Священное Писание, пребывать в молитве и благодарении Господа». Старец не раз напоминал духовным чадам своим благодарить Господа за все благодеяния Его. Как пример искренней благодарности приводил историю о преподобном Елеазаре из Анзерского скита: «Вышел он как-то раз ночью на крыльцо своей келлии, глянул на красоту и безмолвие окружающей Анзерский скит природы, озаренной дивным светом северного сияния, умилился до слез, и вырвался у него из растворенного Божественной любовью сердца молитвенный вздох: «О Господи, что за красота создания Твоего! И чем мне и как, червю презренному, благодарить Тебя за все Твои великие и богатые ко мне милости?»

И от силы молитвенного вздоха преподобного разверзлись небеса, и духовному его взору явились сонмы светоносных сил бесплотных и пели они великое славословие ангельское: Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение. И голос незримый поведал преподобному: «Этими словами и ты, Елеазар, благодари твоего Творца и Создателя».

Порой отец Нектарий говорил со вздохом: «Теперешнее поколение перестало благодарить Господа, и вот оскудение во всем...»

По воспоминаниям духовных чад Старца, молился он с детской верой и простотой, порой простирая к образам руки. Когда старец Нектарий читал «Отче наш», поражала легкость, простота в тоне, чувствовалось, что Господь тут, совсем рядом с Батюшкой и Старец к Нему обращается.