Завещание: Благочестивые размышления

Сыне, моих законов не забывай, глаголы же моя да соблюдает твое сердце

Притч.3:1

Святитель и угодник Божий Митрофан, первый епископ Воронежский, прославившийся при жизни своими благими делами, а по смерти прославленный от Бога нетлением и чудотворениями, оставил нам свое словесное завещание. Как свята была жизнь его, как назидательны были дела его, так поучительны и предсмертные внушения его, – те истины, которые, умирая, он завещал своему словесному стаду. Если слова благоразумного и опытного человека бывают плодотворны, то что сказать о словах угодника Божия, святость которого Господь явил столь многими знамениями после его смерти? Они назидательны для нас так же, как назидательна полная благочестия жизнь его.

Благочестивый христианин может читать жизнеописание святителя Митрофана, изданное еще в 1838 году. Из ceгo жизнеописания он усмотрит, как сей угодник Божий, постоянно восходя от совершенства к совершенству, присоединился к блаженному лику избранных Божиих. Мы, со своей стороны, намерены обратить внимание благочестивых читателей на пастырское завещание святителя Митрофана и войти в благочестивые размышления о мудрых правилах жизни, в нем содержащихся. Преподав советы, полезные собственно для пастырей Церкви Христовой и судей, святитель Митрофан далее в своем завещании написал следующие наставления, необходимые для каждого христианина: «Прочее же мудрых мужей правило всякому человеку: употреби труд, храни мерность – богат будеши. Воздержно пий, мало яждь – здрав будеши. Твори благо, бегай злаго – спасен будеши».¹

Кратко сие завещание угодника Божия; но в немногих словах какие мудрые правила содержит оно! В нем кратко изображен верный и прямой путь к достижению благ весьма важных в жизни человека – именно: богатства и здравия, и в общих чертах указуется средство, как может достигнуть человек вечного спасения.

Может представиться кому-либо недоумение, почему святитель Христов, в своем предсмертном завещании обращает особенное внимание на блага временной жизни, каковы здоровье и богатство. Не должно и помыслить, чтобы угодник Божий менее, нежели о временной, заботился о будущей вечной жизни тех, кому оставил он свое пастырское завещание, ибо последнее наставление в сем завещании содержит правила, объемлющие все благопотребное для нашего спасения; напротив, потому он обращает внимание и на временные блага, что видит и желает указать в них средство к устроению нашего вечного блаженства в будущей жизни, ибо действительно делаются средством ко спасению и здоровье, и богатство, когда человек правильно и благочестиво ими пользуется. При сем должно припомнить, что святитель Митрофан и сам половину жизни своей провел в мире, следовательно на опыте знал, какое значение для человека имеют блага временной жизни, потому в завещании своем он излагает правила, нужные всякому человеку, а значит, и живущим в мире, которых несравненно более, нежели удалившихся из мира. Посему-то святитель Христов в своем предсмертном завещании и обращает внимание на блага временной жизни, которыми христианин должен пользоваться для достижения жизни вечной.

Если же мудрое завещание угодника Божия имеет такое близкое отношение ко всем нам, то понятно, какого с нашей стороны заслуживает оно внимания. Посему-то и предприняты сии благочестивые размышления о завещании святителя и чудотворца Митрофана. Трудившийся в написании их руководствовался единственно памятованием сей душеспасительной важности наставлений угодника Божия для всех христиан и усердием принести пользу благочестивым читателям. Кроме того, им руководило благоговейное желание: слабым и недостойным трудом своим почтить память святителя, в богоспасаемой пастве которого он родился и прожил значительную часть своей жизни. Если бы желание писавшего принести душевную пользу читателю было хоть отчасти достигнуто, сие послужило бы полной наградой его труда.

Святителю Христов Митрофане! Ты сам благослови труд сей, во славу твою предприемлемый, и молитвами твоими сохрани в мире и благочестии, избави от искушений и бед всех благоговейно чтущих святую память твою!

Прочее же мудрых мужей правило всякому человеку:

Употреби труд, храни мерность – богат будеши.

Воздержно пий, мало яждь – здрав будеши.

Твори благо, бегай злаго – спасен будеши.

«Употреби труд, храни мерность – богат будеши». В завещании своем святитель Митрофан указывает нам прежде всего на труд. «Употреби труд», – говорит он. Чтобы понять, как важно правило сие для каждого человека, следует только обратить внимание на многостороннюю пользу труда и на неизбежный вред бездействия.

Бог заповедал человеку труд еще до падения его: «И введе его, – говорит Писание, – в Рай сладости, делати его и хранити» (Быт.2:15). «В поте лица твоего снеси хлеб твой, дóндеже возвратишися в землю» (Быт.3:19), – сказал Господь потом Адаму, преступившему Его заповедь. Трудиться – это закон, возложенный Творцом на весь род человеческий, это необходимое условие временного бытия нашего, необходимое требование нашей природы. «Человек, – говорит Иов, – рождается на труд» (Иов.5:7), как птица рождается, чтобы летать по воздуху. «Возсия солнце, – говорит Псалмопевец, – и ... изыдет человек на дело cвoe и на делание свое до вечера» (Пс.103:22–23). Иисус, сын Сирахов, с особенной силой выражает мысль о труде, на который рождаются все потомки Адама, и в котором должны они проводить всю жизнь свою: «Непразднство велие, – говорит он, – создано бысть всякому человеку, и иго тяжко на сынех Адамлих, от дне исхода из чрева матери их до дне погребения в матерь всех... от седящаго на престоле славы и даже до смиреннаго на земли и пепеле, от носящаго багряницу и венец и даже до одевающагося льняною» (Сир.40:1, 3–4). Святой апостол Павел во многих местах внушает своим фессалоникийским ученикам исполнение существенной обязанности труда. Он то приводит им на память свой собственный пример, как он среди самой проповеди Евангелия находил время для необходимого труда: «Помните бо, братие, труд наш и подвиг: нощь бо и день делающе, да не отяготим ни единаго от вас, проповедахом вам благовествование Божие» (1Фес.2:9), – и своим примером побуждает их к трудолюбию: «сами бо весте, како лепо есть (вам) подобитися нам: яко не безчинновахом у вас, ниже туне хлеб ядохом у кого, но в труде и подвизе, и нощь день делающе, да не отягчим никогоже от вас... да себе образ дамы вам, во еже уподобитися нам» (2Фес.3:7–9); то напоминает им ясную заповедь о труде, которую он дал словесно от лица Божия: «молим... вас, братие... делати своими руками, якоже повелехом вам» (1Фес.4:10–11); и еще: «егда бехом у вас, сие завещахом вам: яко аще кто не хощет делати ниже да яст» (2Фес.3:10). Сам Подвигоположник наш, Господь Иисус Христос, Своим примером освятил труд, и всех нас приглашает последовать за Ним в подвигах крестоношения. «Как многочисленны телесные труды Спасителя, – говорит святой Василий Великий, – в них Он служил нам примером. В первом возрасте, повинуясь родителям, кротко и благопокорно переносил Он с ними всякий телесный труд, потому что они были люди бедные и не в обилии снабженные необходимым для жизни, чему свидетелями ясли, послужившие честному Рождеству; а потому как, вероятно, занимались непрестанными телесными трудами, снискивая себе тем необходимое на потребности. Иисус же, «повинуяся има» (Лк.2:51), без сомнения, показывал благопокорность и в перенесении с ними трудов. С продолжением времени показывая Владычные и Божеские благодеяния, избрав уже учеников и намереваясь проповедать Царствие Небесное, не от других потребовал Себе служения; но – то путешествует (и всегда пеший) и служит ученикам, как Сам говорил: «Аз же посреде вас есмь яко служай» (Лк.22:27), и еще: «Сын Человеческий не прииде, да послужат Ему, но послужити» (Мф.20:28), то умывает ноги ученикам, а потом надолго простирает Свое поучение и неленостно переходит с одного места на другое» (Творения святителя Василия Великого, т. V, с. 404–405). Так трудился Сам Господь и Владыка всех!

Итак, необходим труд, и труд усильный. Человек осужден на него; труд нужен ему, чтобы иметь насущный хлеб, чтобы поддержать свою жизнь, не умереть с голода и защищаться от стихий; он должен трудиться до самой смерти, до тех пор, пока Бог не воззовет его к вечному покою!

Но не одно только удовлетворение необходимых потребностей природы, каковы: насущный хлеб, пища, одежда – делает труд необходимым для человека; нет, труд имеет более высокое и спасительное значение: он необходим человеку для преуспения в нравственной жизни; необходимость труда тесно сопряжена с необходимостью усовершаться и идти к вечной, неизменной цели нашего земного странствования, – к спасению.

«Неоспоримый опыт свидетельствует, – пишет один из знаменитых пастырей нашей Церкви, – что в сей земной жизни человека никакая способность его не образуется, никакое знание не приобретается, никакой успех не достигается без того, чтобы человек не впряг себя в какое-нибудь ярмо, не понес какого-нибудь бремени» (Слова и речи Филарета, митрополита Московского, т. II, с. 298). Значит, даже в том случае, если бы у нас были готовы все средства к жизни внешней, мы должны трудиться, если только дорого нам образование данных нам от Бога сил. Мы должны трудиться и как христиане, для которых и вся жизнь – подвиг, все течение земное – труд, и труд постоянный.

Может ли быть спокоен странник до тех пор, пока не достигнет отечества? И христианин дотоле должен трудиться, пока не придет к своему Небесному Отечеству. «Мы должны жить, – говорит святитель Тихон Воронежский, – не в праздности, но в трудах добрых. Многие христиане, понеже хлеб готовый имеют, ни за какое дело приняться не хотят, но в праздности живут и в бесполезных и бездельных разговорах упражняются. Таковая праздность всему их злу научает. Таковые празднолюбцы и тунеядцы непрестанно грешат против Бога, глаголющего: «в поте лица твоего снеси хлеб твой» (Быт.3:19). Стыдно грешникам лежать, когда Сам Господь ради нас трудился» (Сочинения святителя Тихона, епископа Воронежского, т. XII, с. 21–22).

Великие подвижники христианские, оставившие мир, дабы всецело посвятить себя на служение единому Богу, глубоко сознавали спасительное значение труда для жизни духовной, для преспеяния в благочестии. Сам отец иночествующих Великий Антоний, смущаемый унынием и помыслами, взывал некогда к Богу: «Господи! Я хочу спастись, а помыслы не дают мне. Что мне делать в своей скорби? Как спастись?» Вскоре потом Антоний увидел кого-то, похожего на себя, который сидел и работал, потом встал из-за работы и молился; после опять сел и вил веревку; далее опять встал на молитву. Это был Ангел Господень, посланный для наставления и подкрепления Антония. И Ангел сказал вслух ему: «И ты делай так, – и спасешься» (Сказания о подвигах святых и блаженных отцов, с. 3). Так Сам Господь показал дивному пустыннолюбцу верное средство спасения – в труде.

Прилично также привести здесь повествование о том, как игумен одной обители вразумил относительно спасительной силы труды некоего инока, который не придавал труду большой важности в жизни иноческой. «Инок сей, пришед в обитель и увидя братию в трудах, сказал: “не делайте брашна гиблющего, Мария же благую часть избра” (Лк.10:42). Игумен, услышав сие, приказал для инока отвести комнату наедине и там оставить его. Через несколько времени братия начали обедать; между тем инок смотрел в окно и ждал, скоро ли позовут его. Братия вышли из-за трапезы, a о нем никто и не позаботился. Побуждаемый голодом, он пришел к настоятелю и спросил, ели ли сегодня иноки? «Ели», – отвечал настоятель. – «Что же не повестили меня?» – снова спросил. «Ты человек духовный и не требуешь пищи, – сказал настоятель, – а мы одеяны в плоть и хотим есть, потому-то мы и трудимся. А ты избрал благую часть: читай же книги и питайся словами духовными». Инок устыдился своего умствования и просил прощения. «Любезный о Христе брат! – сказал ему игумен, – с какой стороны ни рассматривай, но от труда всегда есть польза; и Мария заслужила от Спасителя похвалу ради сестры своей Марфы» (Пролог, 18 января). Вот сколь ясно и просто показал смиренный муж всю необходимость труда для нашего спасения неправомыслившему о нем!

Если мы хотим сохранить здоровье, если хотим быть спокойными, то должны трудиться. Труд есть всеобщее средство против телесных и душевных болезней, врачевство против уныния и скуки, которые бывают плодом праздности. Как стоячая вода портится и загнивает, так точно тело и душа в человеке подвергаются порче и тлению от праздности; напротив, укрепляются и освежаются умеренным и посильным трудом. «Нет ничего, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – поистине ничего нет в делах человеческих, чего не губила бы праздность, ибо и вода, если стоит, повреждается, если же течет, то сохраняет свое свойство; и железо, если остается без употребления, покрывается ржавчиной, а когда из него что-либо выковывается, – приносит пользу и блестит, как серебро» (Святитель Иоанн Златоуст. Слово 1 на слова из Послания к Римлянам, гл. 16, ст. 3).

Истина сия, что праздность гибельна для души и тела, оправдывается опытами каждого дня. Посмотрите, что бывает с людьми недеятельными, утопающими в праздности. Для них время – тяжкое иго, которое они несут с отвращением! Их угнетает скука, беспокойство овладевает ими и, не зная труда, они постоянно переходят от предмета к предмету, не умеют и не могут ни за что взяться, беспокоятся и раздражаются при малейшем препятствии, жалуются на все и на всех. Словом, – сами себе в тягость.

Когда душа праздного человека достигает этого опасного состояния, в нем не может уже быть стремления к добродетели, любви к истине, и тем более ревности к благочестию, требующей часто напряженной деятельности; скучная бездейственность, холодность ко всему заступает в душе место тех благородных стремлений, которыми животворится она. Человек с каждым днем, незаметно для него самого, глубже и глубже погружается в порок. Он хочет грубыми чувственными удовольствиями заменить чистые и святые наслаждения жизни деятельной, трудолюбивой, проникнутой любовью к Богу и ближним и плодотворной во всяком благом деле. Так справедливо изречение, повторяемое людьми всех веков, что праздность есть мать всех пороков.

Если уклонение от труда вредит столько душе человека, то не менее вреда наносит праздность и телу, силы которого укрепляются упражнением. Свойства тела нашего таковы, что требуют от нас постоянного движения. Все соки тела нашего и кровь постоянно обращаются в нем. Если бы они стали обращаться слабо и вяло, то повредились бы. A от сего весь телесный состав наш наполнился бы болезней и тления. Слабость, изнеможение и холодность, а затем целый ряд болезней – таковы обыкновенные последствия праздности! Она кладет страшную печать на приверженцев своих. Так, у одного тело обременено тучностью, другой страдает от избытка крови, у того поражены или отняты члены, у другого на заре жизни притупились уже чувства. Какое-нибудь легкое беспокойство, усталость, мгновенная перемена погоды или другой какой-либо непредвиденный случай сопровождаются болезненным, а иногда и смертельным потрясением в изнеженных праздностью телах. Напротив, человек трудолюбивый постоянной деятельностью поддерживает в себе бодрость и крепость сил; и если б даже почувствовал усталость после дневных трудов своих, освежительное и благотворное возобновление сил почерпает он из крепкого и безмечтательного сна, которым может наслаждаться только человек трудолюбивый. «Не мягкая постель, – так витийствует святитель Златоуст, – не посребренное ложе, не тишина в спальне и не другое что-либо подобное делает сон сладким и спокойным, но труд, усталость... Об этом свидетельствует опыт, а еще прежде опыта говорит Писание. Соломон, живший всегда в удовольствии, желая показать это самое, сказал: “сон сладок работающему” (Еккл.5:11). Рабы, например, целый день бегая повсюду на службе своим господам, перенося усталость и нисколько не отдыхая, получают довольную за такие беспокойства награду в приятном сне. И это дело человеколюбия Божия, что удовольствия покупаются не золотом и серебром, а трудом, работой, нуждой и всяким любомудрием. Не так у богатых: лежа на своих постелях, они часто проводят в бессоннице целую ночь и, несмотря на множество ухищрений, не вкушают приятного сна. А бедняк, окончив дневные труды, с усталыми членами, еще прежде, чем упадет на постель, погружается в глубокий, сладкий и правильный сон, и в нем получает немалую награду за свои праведные труды» (Святитель Иоанн Златоуст. Беседа к Ант. нар., ч. 1, с. 240–241).

Так и для души, и для тела бездействие есть зло великое и ужасное. Это бич, разрушитель счастья и спокойствия людей! Посему премудрый Соломон с такой силой и обличает людей праздных и ленивых: «Иди ко мравию, о, лениве, и поревнуй видев пути его, и буди онаго мудрейший: он бо не сущу ему земледелцу, ниже нудящаго его имеяй, ниже под владыкою сый, готовит в жатву пищу и многое в лето творит уготование. Или иди ко пчеле и увеждь, коль делателница есть, делание же коль честное творит... еяже трудов царие и простии во здравие употребляют, любима же есть всеми и славна... Доколе, о лениве, лежиши; когда же от сна востанеши?» (Притч.6:6–9). Напротив, для счастья людей, какое возможно для них в состоянии падения и удаления от Бога, нужно, чтобы труд на земле был для всех неизбежен; надобно, чтобы наши поля имели нужду в обработке, наши тела в – пище, одежде и жилище, наши души – в постоянном образовании! Лишения и неудобства жизни суть стражи, которым Благим Богом указано поддерживать между людьми нравственный порядок, обращая их к труду. О сем так рассуждает святитель Иоанн Златоуст: «Бог наложил на человека изнурительные труды, ибо если и теперь, когда наложены на нас такие труды, мы грешим непрестанно, то на что не дерзнули бы, если бы Бог дозволил нам предаваться бездействию?» (Святитель Иоанн Златоуст. Беседа к Ант. нар., ч. 3, с. 245).

«Человече заботливый и ищущий выгод земных, – восклицает один пастырь Церкви, убеждая христиан к трудолюбию, – Рай для тебя насажден на земле! Едем Божий везде для тебя открыт! Нет места, где бы человек усильным трудом своим не мог обрести себе сокровища. Тщание и прилежание человеческое самые бесплодные места обращает в плодоносные. Делай в сем Богонасажденном Раю по заповеди Его: оралом труда твоего умягчай землю; недра ее наполняй семенами: найдеши ее к себе благодарною: воздаст она тебе не только посеянное, но и наградит труд твой множайшею лихвою; насаждай виноград, разумножай древа, очищай и напаевай зелия, да насытишися плодами их в благословении; упражняйся в каком-либо ремесле или торговле и снискивай нужное пропитание дому твоему, благодатной семье твоей. Праведная и милостивая судьба определила тебе в поте лица твоего снискать хлеб твой. Сия есть участь всех сынов Адамовых. «Аще ленив будеши, – говорит Премудрый, – найдет тебе аки зол путник убожество: скудость же аки благий течец. Аще же не ленив будеши, приидет яко источник жатва твоя: скудость же аки злый течец (от тебе) отбежит» (Притч.6:11). Приобретай корысть правдою и трудом, – она есть благословенна: умей только ее употребить с благоразумием» (Поуч. слова Платона, митрополита Московского, т. V, с. 20–21).

Такое важное значение имеет труд в жизни человека. Потому-то святитель Митрофан и предлагает нам в своем завещании сие мудрое правило: «Употреби труд – богат будеши». Без сомнения, он имеет здесь в виду все спасительные плоды труда и для души, и для тела; ограничился же указанием на одно богатство потому, что оно составляет ближайший плод трудолюбивой жизни и, как увидим, при правильном употреблении делается средством к приобретению великих благ – не только на земле, но и на Небе.

Запечатлеем же в сердце нашем мудрое наставление угодника Божия: станем избегать праздности и лености – столь гибельных для души и тела; возлюбим труд – столь необходимый для человека и столь спасительный для него!

После правила: «Употреби труд», – которое предлагает нам святитель Митрофан для снискания богатства, он дает другое, для той же самой цели: «Храни мерность», – то есть, соблюдай умеренность. По мысли сей заповеди святителя Митрофана, мы должны соблюдать умеренность и в самом труде, нужном для приобретения богатства, – потому что излишний труд ослабляет наши силы и, наконец, делает нас не способными даже к умеренным занятиям, и в употреблении самого богатства, потому что неумеренной тратой, расточительностью и роскошью мы часто в немногие годы разрушаем то, что созидали продолжительным трудом и в течение многих лет жизни. Итак, святитель и угодник Божий Митрофан словами своего завещания: «Храни мерность», – заповедует нам соблюдать умеренность; во-первых, в самом труде и занятиях; во-вторых, в употреблении и трате приобретенного трудом богатства.

1. Вредна для человека праздность, гибельна для души и тела его леность и бездеятельность; вреден для него и излишний, неумеренный труд. Только умеренный труд приятен Богу, а кто трудится неумеренно, по пристрастию к житейским вещам, тот не может своим трудом угодить Богу. Мы говорили выше, что праздность, кроме других гибельных последствий, имеет вредное влияние на наше здоровье, ибо ослабляет и расстраивает наши телесные силы; а потому преступна для христианина и недостойна благоразумного человека. Но есть и противоположная крайность: ибо излишние, неумеренные труды гибельно действуют на наше здоровье, один из драгоценнейших даров Божиих, которое поэтому мы должны блюсти всяцем хранением. Наши телесные силы могут переносить труды, только сообразные с крепостью их; от таких трудов они усовершаются и укрепляются. «Благочестиво и вместе безопасно, – говорит святой Григорий Богослов, – соразмерять труды с силами, как поступаем при употреблении пищи: что по силам, принимать, а что выше сил, оставлять» (Творения святителя Григория Богослова, т. I, с. 311). Притом труды, чтобы были соразмерны силам, не должны быть непрерывны: природа наша требует отдохновения и возобновления сил для продолжения труда. «Всегда имею обыкновение облегчать труды отдыхами (умеренными и приличными для человека), – говорит тот же святой отец, – ибо и тетива, постоянно натянутая, не выдерживает напряжения, а надобно ее спускать со стрелы, чтобы можно было снова натянуть, чтобы она была не бесполезною для стрелка, но годилась в случае употребления» (Творения святителя Григория Богослова, т. II, с. 299). Итак, нужны и полезны для нас труды по силам и не беспрерывные: коль скоро мы принимаем на себя труды выше наших сил, превосходящие нашу телесную крепость, силы наши слабеют, оскудевают под тяжестью их и приходят в совершенный упадок. Человек, который сам себя изнуряет неумеренными трудами, принуждающий себя к тому, чего по естественной слабости своей не может вынести его тело, обыкновенно впадает в болезни, иногда тяжкие и приближающие к смерти. Правда, Бог повелел нам ясти хлеб в поте лица, но не в крови нашей и не в болезнях. И если инокам, которые обрекли себя обетами своими на труды и подвиги, воспрещались изнурительные и чрезмерные труды, то что сказать о тех людях, которые связаны с миром, которые соединены известными условиями с обществом и семейством? Если они чрезмерными трудами, особенно же трудами ради тленных и скоропреходящих благ, изнуряют свое здоровье и подвергают опасности жизнь, то делаются виновниками и пред Богом, и пред ближними, или обществом, в котором живут, и пред самими собою.

Здоровье наше, равно как и самая жизнь, есть один из важнейших даров Божиих. Это своего рода талант, который благое Провидение дает человеку не для того, чтобы он скрывал его, но чтобы некогда мог сказать давшему оный: «Господи! Вот я еще приобрел талант чрез него». И что же, если человек этот талант не только в землю зарывает, но даже совершенно теряет? Без сомнения, он будет подлежать осуждению и наказанию. Если Господь дает нам здоровье, то, конечно, не для того, чтобы мы небрегли о нем, но чтобы употребили eгo во славу Божию и на добрые дела. Если же мы теряем его произвольно, то не виновны ли пред Богом? Если притом человек изнуряет здоровье свое и преждевременно приближает себя к могиле чрезмерными трудами, ради приобретения суетных благ мира, то не сугубо ли грешит он пред Богом? Ибо, забывая о Боге, богатство и удовольствия мира делает своим божеством, или идолом, которому служит и приносит в жертву лучший дар – свое здоровье. «Богатство аще течет, не прилагайте сердца» (Пс.61:11), – заповедует слово Божие.

Храните же мерность в трудах, следуя заповеди угодника Божия Митрофана, дабы, чрезмерными трудами изнурив здоровье и сократив жизнь, не сделаться виновными пред Богом и не подпасть Его праведному гневу!

Справедливо сравнивают человеческое общество с телесным составом человека. Как в теле человеческом все члены нужны, так равно и в человеческом обществе. В теле болезнь одного члена отзывается болезнью во всем теле; подобное бывает и в обществе. Как каждый член тела имеет свое назначение и служит всему телу, так бывает и должно быть и в обществе: каждый человек, как член общества, обязан всеми силами содействовать его благу, – и бесполезный член – болезнь обществу. Поэтому каждый человек, живущий и действующий в обществе, непременно должен беречь свое здоровье и служить им общей пользе и общественному благосостоянию, а изнуряя свое здоровье неумеренными трудами и делая себя чрез это бесполезным членом в обществе, он, очевидно, грешит пред обществом, и сам делается ему в тягость. Тем более требуется труд умеренный, не изнуряющий здоровье, от семьянина, на котором лежат ближайшие обязанности: заботиться о жене, детях, братьях, престарелых родителях, – с жизнью и благосостоянием которого тесно связана судьба единокровных, судьба целого семейства. Какой ответ он даст некогда Богу за то, что не берег своего здоровья, когда оно нужно было для счастья его семейства?

Помните же заповедь святителя Митрофана: храните умеренность в труде, дабы иметь возможность служить ближним, приносить пользу обществу, в котором живете, которому должны служить вы. Дабы, изнурив неумеренными трудами здоровье, сделавшись бесполезными, больными членами общества, не погрешить пред ближними своими, за что некогда будете держать ответ на Суде Божием.

Творец вложил в душу человека глубокую, непреодолимую любовь к жизни; в минуту опасности жизни человек готов отдать все, лишь бы сохранить себе жизнь. «Никтоже бо когда свою плоть возненавиде, но питает и греет ю» (Еф.5:29), – говорит апостол. Посему самоубийство есть грех, противный самой природе человека; и самоубийца грешит не только пред Богом, ибо самовольно отнимает у себя жизнь, которую властен взять один Господь, давший ее, но и пред самим собою, ибо поступает вопреки сильному, вопиющему голосу своей природы. А кто неумеренными, изнурительными трудами лишает себя здоровья, сокращает свою жизнь, того не можно ли назвать в некоторой степени самоубийцею? Посему изнуряющий себя неумеренными трудами грешит и против самого себя.

Если он целью трудов своих поставляет свое внешнее благосостояние, умножение богатства, то неумеренные, изнурительные труды не только не приблизят его и к сей цели, но, напротив, скорее могут лишить его и самой возможности когда-либо достигнуть ее. Ибо, изнурив здоровье свое неумеренными трудами, он делается неспособным к продолжению труда, и если не успел обеспечить себя прежде, впадает в горькую бедность; если же прежними, неблагоразумно усиленными трудами и успел приобрести некоторые стяжания, то, не имея возможности приобретать новых, скоро иждивает их и потому неизбежно приближается к бедности; наконец, если даже приобретет он и такие стяжания, которые обеспечивают его на всю жизнь, может ли он наслаждаться ими, когда ради их потерял драгоценнейшее благо жизни – свое здоровье, без которого никакое благо не мило человеку? Напротив, и мудрая житейская опытность свидетельствует, что полезные дела и предприятия удобнее достигаются умеренным, но постоянным трудом; особенно же должно сказать это о стяжании богатства. Нет нужды предлагать для сего доказательства, когда опыт доказывает это очевидными свидетельствами.

Человек, созданный и рождающийся для труда! Возлюби душеспасительный труд, трудись прилежно, но знай и умеренность в трудах: храни умеренность, как завещает тебе святитель Митрофан, если желаешь, чтобы труд твой был истинно угоден Богу, полезен ближним и тебе самому; труд умеренный и не превышающий сил твоих, не изнуряющий здоровья, есть верный залог и твоего внешнего благосостояния – довольства и богатства.

2. Если неумеренность в труде, как показали мы, может обратиться в препятствие к приобретению богатства, то, с другой стороны, неумеренность в употреблении приобретенного трудом богатства – роскошь – есть главный враг богатства. То, что приобретено многими и продолжительными трудами, она скоро пожирает и поглощает; и несчастный, сделавшийся ее жертвою, неприметно и неожиданно для него самого, ввергается в бездну нищеты, тем более тягостной для него, что роскошь приучила его к жизни прихотливой и изысканной. Жить роскошно, не по состоянию, могут не одни только богатые люди: и бедный человек живет роскошно, когда он свое малое состояние употребляет на приобретение таких предметов, без которых мог бы обойтись, которые не составляют его необходимых потребностей. Напротив, богатый человек не подлежит упреку в роскоши, если позволяет себе иметь некоторые не необходимые вещи, но требуемые его состоянием и положением в обществе. Таким образом, роскошь есть порок, которому может быть подвержен и богатый, и бедный, когда живет не по состоянию; однако ж должно сказать, что она, как показывает опыт, есть, по преимуществу, болезнь людей богатых. Для бедного самая бедность служит верной защитой против роскоши и неумеренности: бедняк, зарабатывающий себе насущный хлеб, думает не о том, как увеличить свои расходы, но о том, как бы сократить их и из своих скудных средств сберечь что-либо на тяжкое время непредвиденной нужды, – на черный день, как говорится. Напротив, для богатого в самом богатстве находится уже сильное искушение к роскоши: удовольствие и различные предметы роскоши при его средствах легко доступны для него; надежда на богатство, обеспечивающее, по-видимому, жизнь его, не представляет ему каких-либо опасений, связанных с тем, что он позволит себе некоторые излишества; таким образом, незаметно западают в сердце его первые семена роскоши. Тогда она, как и всякая страсть, скоро овладевает человеком, и среди обольстительных сетей роскоши он не примечает уже своего опасного положения. Посему-то и видим мы, что люди богатые легко вдаются в безрассудную роскошь и губят себя. Вот как изображает гибельное влияние роскоши на человека, ей преданного, один из достойных преемников святителя Митрофана на кафедре Воронежской: «Роскоши, яко моровой язвы, берегись, – пишет блаженный епископ Тихон, – она, как чрево, сытости не знает и, как пучина, все доброе пожирает. Ей все надобно, и все-то она переделывать хочет. Не хорош-де у меня дом: надобно мне новый сделать. Худо у меня платье: надобно мне лучшее пошить. Стыдно мне на простой коляске выехать: надобно мне английскую карету купить. Кушанье сие мне мерзеет: надобно мне лучшее варить. Слугам моим в таком-то платье служить мне непристойно: надобно мне лучше их убрать (приодеть) и прочее. Тако роскошь все пожирает и ум расслабляет. Берегись убо роскоши. Естество малым довольствуется – похоти же и роскоши много надобно» (Сочинения Тихона, епископа Воронежского, изд. 2-е, т. I, с. 177–178).

Истинно так: естество малым довольствуется, природа наша требует немногого, а неумеренность, прихотливая роскошь не знает пределов для своих неразумных требований. Природа наша требует безыскусственной, здоровой пищи. Простые произведения земли, молоко домашнего животного, мед и плоды – все это не составляет ли трапезы сколь здоровой, столь же и приятной? И все это предлагает нам сама матерь наша природа! Так и жил, этим и довольствовался человек в патриархальной простоте своей. Заклание тельца упитанного довершало обилие его трапезы. Но как мало всего этого для роскоши! Ее прихотливый вкус заставляет служить чреву и природу, и искусство, и самый ум человеческий.

Для утоления жажды Господь дал нам воду – питие всем легко доступное, трезвенное и здоровое; Он создал для услаждения человека и сок гроздов, освежающий тело и веселящий сердце, когда употребляют его умеренно и воздержно. Роскошь не довольствуется этими простыми средствами для утоления жажды, она изобретает всевозможные средства для приобретения новых, искусственных и разнообразных, которые употребляются и тогда, когда не чувствуется жажда.

Нужна человеку одежда, но только как средство прикрыть наготу и защититься от перемен воздушных, и следовательно, одежда простая и неизысканная: лен и волна (шерсть) – вот средства, назначенные нам для одежды. Правда, в благоустроенных обществах, приличие и высокое положение некоторых лиц требует украшения или благолепия и в самых их одеждах. Соломон, по свидетельству Писания, облекался в одежды, приличные его славе (Мф.6:29). И Сам Господь наш, во днех плоти Своея, «носил драгоценный нешвенный хитон, который пожалели раздрать разделившие ризы Его» (Слова и речи Филарета, митрополита Московского, ч. I, с. 95). Но это благолепие одежды, как сказали мы, требуется только благоприличием и высоким значением некоторых лиц. Иного требует роскошь: она с презрением смотрит на простой лен и грубую волну; она требует, чтоб для нее работал шелковый червь, чтоб для нее земля рождала золото, а море перлы, для нее противны ткани, выработанные не за пределами земли отечественной, и каждодневно готова она изменять покрой платья, рабски подчиняясь безумным требованиям моды – этой жестокой властительницы людей суетных, любителей роскоши.

Дом, или жилище, нужны человеку как средство защиты от перемен воздушных, как необходимое условие жизни семейной; удобство, чистота и опрятность – вот качества жилища, которые вполне удовлетворяют благоразумного человека. Что же делает роскошь из жилищ человеческих? Она требует обширных палат, украшенных всеми прихотями моды и искусства, и обитает в них, как божество среди храма.

Так требования роскоши противны простым требованиям природы человеческой! А как противны они достоинству человека-христианина! Христианин должен быть последователем Христа – своего Господа и Спасителя; а Он, не имевший где главы подклонити, показал нам пример строгой простоты, умеренности, терпения и смирения.

И если бы человек всегда помнил о Христе, Который родился в вертепе и ради нас заключен был в темницу, истинно любил Его и желал следовать Ему, он не стал бы желать себе великолепно украшенного дома; если бы он постоянно помнил Христа, возлежащего в яслях, висящего на Кресте, он устыдился бы своего пышного и мягкого ложа; если бы он помнил о Христе, обнажаемом и облекаемом в одежду поругания, его не пленяли бы роскошные одежды; если бы он помнил оцет и желчь, которые вкусил Господь, изысканная пища и питие не привлекали бы его. Человек, преданный роскоши, забывает о всех сих спасительных и достоподражаемых образах смирения и терпения Господа и Подвигоположника нашего.

Забывает он и о тех священных, высоких обязанностях любви к ближнему, которые внушает человеку и закон природы, и особенно закон Христов. Когда противопоставляем роскошной жизни людей богатых бедственное положение несчастных, страждущих, больных, увечных; тогда, действительно, роскошь является грехом, вопиющим на небо о нашей жестокости к братиям нашим по плоти и духу. «Они (бедные и страждущие) томятся под открытым небом, а мы живем в великолепных домах, расцвеченных всякого рода камнями, блещущих золотом и серебром, где узорчатая мозаика и разнообразная живопись прельщают и приманивают взоры; да еще в одних живем, а другие строим. Они трясутся от стужи в ветхих и разодранных рубищах, а может быть, и тех не имеют; а мы нежим себя, покрываясь мягкой и пышной одеждой, воздушными тканями из мягкого льна и шелка, – и между тем как одними уборами не столько украшаем себя, сколько обезображиваем, другие наряды – добыча моли и всепоедающего времени – лежат у нас в кладовых. Они нуждаются (о пагубная моя роскошь! О бедственное их томление!) – они нуждаются и в необходимой пище: в изнеможении, голодные валяются у наших ворот, не имея даже сил в теле своем, чтобы просить, не имея голоса, чтобы рыдать, рук, чтобы простирать их, вызывая в нас жалость, ног, чтобы подойти к богатым, не имея столько дыхания, чтобы простонать с большим напряжением жалобную песнь, почитая лишение зрения – это самое тяжкое зло – очень легким, и еще благодаря за то, что не видят своих язв. Таково их состояние! А мы, роскошно одетые, с важностью возлежим на высоких и пышных ложах, покрытых дорогими коврами, до которых другой не смей и дотронуться, оскорбляясь и тем, если только услышим умоляющий голос их. Нам нужно, чтобы пол у нас усыпаем был благоухающими цветами, а стол орошен был дорогим и благовонным миром, для большего раздражения нашей неги; нужно, чтобы юные слуги предстояли пред нами. Одни в красивом порядке и строю, с распущенными, как у женщин, волосами, искусно подстриженными, так, чтобы на лице не видно было ни одного волоска, в прихотливой одежде; другие со стаканами в руках, едва дотрагиваясь до них концами пальцев и поднося их как можно ловчее и осторожнее; иные, держа опахала над головами нашими, производили бы искусственный ветерок и прохлаждали жар утучненного нашего тела. Нужно, кроме того, чтобы все стихии: и воздух, и земля, и вода – в обилии доставляли нам дары свои, и стол наш весь был уставлен и обременен мясными яствами и прочими выдумками поваров, чтобы все они наперерыв старались о том, как бы более угодить жадному и неблагодарному нашему чреву. Для них много значит утолить жажду и водою, а у нас пенится в чашах вино, и мы пьем до упоения; да еще одно из вин отошлем назад, другое похвалим за его запах и цвет, о третьем начнем с важностью рассуждать, и беда, если кроме своего отечественного не будет у нас иностранного вина, как иноземного завоевателя!» (Творения святителя Григория Богослова. Слово о любви к бедным, ч. II, с. 16–19). Вот в каких поразительных чертах вселенский учитель Церкви изображает горестное состояние бедных и страждущих и, в противоположность ему, жестокую пышность и суетность людей, роскошно живущих; и изображение сие ясно показывает, как роскошь противна святым требованиям христианской любви к ближнему. Посему-то и восклицает потом святитель Григорий Богослов: «Не дай мне Бог, ни жить богато, когда нуждаются братья мои, ни наслаждаться здоровьем, когда не подам помощи к уврачеванию их ран, ни иметь достаточной пищи, ни одежды, ни покойного крова, когда не разделю с ними хлеба, не снабжу их, по возможности, одеждою и не упокою под моим кровом!» (Творения святителя Григория Богослова. Слово о любви к бедным, ч. II, с. 19).

Так роскошь недостойна человека-христианина!

Чем же платит роскошь своему приверженцу, служащему ей с таким усердием, что он забывает ради нее и простые, разумные требования природы, и священные обязанности христианина? Какие бывают последствия роскоши для самого роскошно живущего? Ближайшее из них и самое чувствительное для человека, преданного роскоши, указывает святитель Митрофан, когда желающему сохранить богатство завещает хранить умеренность; а в неумеренности, роскоши указывает, таким образом, причину неизбежного разорения. Расстройство состояния, потеря богатства, бедность и нищета – вот последствия безрассудной роскоши. Нетрудно понять, как жизнь роскошная, безрассудная расточительность рано или поздно приводит человека к бедности, тем более, что опыт представляет нам примеры богатых семейств, разорившихся от роскоши, а история свидетельствует, что роскошь бывала причиною падения и целых государств.

Итак, если кто желает сохранить богатство, помни заповедь святителя Митрофана: «Храни умеренность, бегай роскоши – и богат будеши».

Но не для тленного богатства только гибельна роскошь; страшно особенно то, что она расхищает сокровища души нашей. Преданная суетным попечениям о предметах роскоши, душа человека не имеет времени помыслить о своем высоком назначении, впадает в расслабление и леность, и скоро уклоняется на гибельный путь порока. Чтобы видеть все страшные последствия роскоши для души человеческой, видеть, как роскошь делается матерью многих пороков и преступлений, приведем здесь прекрасные размышления святителя Тихона, епископа Воронежского. «Посмотрим, – говорит он, – что делает роскошь, и оттуда узнаем, сколь вредна и пагубна роскошь есть.

Во-первых, видим, что роскошь все новое замышляет и все хочет переделывать. Ей надобно все по своему мудрованию переменить. Скучно мне без музыки быть: надобно постараться, чтобы музыка у меня была. Немалую веселость придает собачья охота: постараюсь я и оную иметь. Печальные мысли и скуку прогоняет картежная игра: что мне возбраняет и тою себя утешать? Немалую веселость придают хорошие пруды, сады и галереи; построю и те, и прочие. Тако замышляет и размышляет тот, который знает, что Христос Господь за него пострадал и распят был на Кресте и в житии Своем не имел где главы подклонить, и которому от Того же Господа показан путь узкий к вечному животу!.. О бедный христианин, который так себя расширяет! Осмотрись и увидишь, куда роскошь твоя тебя ведет. Когда тебе в таких мыслях подумать о Боге, о Христе, распятом за грехи твои? Когда о душе твоей? Когда о смерти? Когда о Суде Христовом, которому предстанешь, и за все ответ воздашь? Когда о блаженной и неблагополучной вечности? Что нищим и бедным, которые Христова ради имени просят, подашь, когда все на роскошь изнуряешь? Роскошь и от мыслей душеполезных, и от подаяния милостыни человека отвращает и развращает!

Во-вторых, роскошь требует, чтобы человеку пространно жить. А на то немалые суммы надобно. Что же замышляет роскошь? Откуда их взять? Готовой нет. Надобно убо роскошному всякую неправду делать. Властелину надобно с подначальных собирать; помещику излишние оброки на своих крестьян налагать или принуждать их более дней в неделе на него работать; купцу дешевую вещь за дорогую продать, лгать и покупающих обманывать; иному мзду наемничу удержать; иному жалованья, от государя определенного, подкомандным своим не давать, иному на воровство, хищение и всякую неправду обращаться надобно. Сему и всякому злу роскошь причиною бывает! Отсюда видим, что многие во всяком убожестве и недостатке живут, многие не имеют домов, дневного пропитания и одежды. Все сие от роскоши бывает! Роскошь заставляет людей обижать и обнажать: одним много надобно, следовательно, другие ни с чем остаются. Одни лишают, другие лишаются. Одни пресыщаются, другие алчут и жаждут. Одни порфирою и виссоном украшаются, другие полунаги ходят. Одни расширяют и украшают дома свои; другие и хижин не имеют, и прочее. Такая-то у нынешних христиан правда и любовь, у тех, которые всегда говорят: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века!» Чают таковые воскресения мертвых и жизни будущего века, но так живут и делают, как бы воскресения и вечного живота не бывало.

В-третьих, что от роскошных людей тайно делается, о том срамно есть и глаголати. Где страха Божия нет, какого там чаять добра, кроме всякого зла? Плоть у всякого человека свирепеет; но у роскошного, который узду воздержания у нее отнял, – наипаче.

В-четвертых, мысли прихотливые и роскошные сатана, враг душ человеческих, представляет человеку, и в тех запутывает его: как-де хорошо и благоприятно веселиться, то и то делать, тем и тем себя утешать, в гости ездить и гостей к себе принимать, и прочее. Так замышляет супостат, чтобы человек мир сей за свое отечество и рай веселия имел, a о будущем бы блаженстве забыл и так бы погибал; так бы ко всякой неправде и обиде бедных людей, чему роскошь научает, стремился, и так бы удобнее, во всех злых запутавшись, погиб. Сие – его хитрость есть и помысл!

Сильная и действительная удица диавольская есть роскошь, которой души христианские уловляет и за собой в вечную гибель влечет» (Сочинения святителя Тихона, епископа Воронежского, т. XIII, с. 137–144).

Итак, христианин, бегай роскоши: она есть враг и внешнего, и внутреннего твоего богатства; она расхищает и благоприобретенное трудом имущество твое, и данные тебе от Бога сокровища души твоей, драгоценные дары благодати, исходатайствованные для тебя бесценной Кровью Сына Божия. Бегай роскоши и храни боголюбезную умеренность, помня мудрое правило святителя Митрофана.

Святитель Митрофан предлагает в своем завещании труд и умеренность, как средства к приобретению и сохранению богатства: «Употреби труд, храни мерность – богат будеши». Мудрый пастырь, без сомнения, видел в богатстве много хороших, полезных для христианина, сторон; иначе он не стал бы и указывать средства к приобретению оного. Сам он был любитель нищеты евангельской и не имел никаких стяжаний. Итак, если духовным чадам любящий пастырь указывает средство к приобретению богатства, то именно потому, что оно в руках благоразумного и благочестивого человека делается средством к устроению временного и вечного спасения.

Правда, в слове Божием нередко говорится о вредном влиянии богатства на жизнь и нравственность человека: нередко представляется оно одним из важнейших препятствий для человека на пути ко спасению. Лесть богатства, по слову Самого Господа Иисуса, подавляет семя слова Божия, посеянное в сердце человека – и оно без плода бывает (Мф.13:22); и еще говорит Господь: «не можете Богу работати и мамоне» (Мф.6:24); «удобее... велбуду сквозе иглине ушы проити, неже богату в Царствие Божие внити» (Мф.19:24). Но нетрудно понять, что Господь говорит здесь не столько о самом богатстве, сколько о страстной привязанности к богатству. Человек всем злоупотребляет, привязываясь к богатству более, нежели подобает; прилепляясь к нему сердцем, делает из него преграду на пути в Царствие Божие. О сем-то пристрастии к богатству и говорит Господь в приведенных словах; богатство же само по себе не подлежит порицанию и потому уже, что оно есть дар Божий.

Действительно, богатство есть дар Божий человеку. «Бог, яко Благий и Щедрый, – пишет Тихон, епископ Воронежский, – отверзает Свои сокровища, и всем нищим и убогим всещедрою рукою Своею преподает. Злато, сребро и медь – Божие добро есть, и нам в нуждах наших служит. Хлеб, которым мы питаемся, питье, которым напаяемся, прохлаждаемся и утешаемся; одежда, которою прикрываемся; скоты, звери, рыбы и птицы, которые служат нуждам нашим; дом, в котором упокоеваемся – все сие и прочее Божие добро есть» (Сочинения Тихона, епископа Воронежского, т. XII, с. 245–246). При самом создании человека Бог поставил его полным обладателем и господином на земле: «да обладает рыбами морскими, и птицами небесными, (и зверьми) и скотами, и всею землею, и всеми гады пресмыкающимися по земли» (Быт.1:26). Таким определением Бог благословил человека из всего извлекать себе пользу. Если же богатство, обилие земных благ есть дар Небесного Отца, то, очевидно, оно само по себе должно быть полезным для нас. Ибо мог ли Отец Небесный даровать человеку что-нибудь вредное для него? «Всякое даяние Его благо, и всяк дар совершен».

Ясное доказательство той мысли, что богатство есть дар Божий, действие благословения Божия, представляют жизнь и деяния ветхозаветных праведников. Читая поучительную историю их жизни, мы именно видим, что они считали особенным благословением Божиим – богатство и обилие земных благ; видим, что Бог награждает сими благами избранных Своих за их добродетели. Во все времена Ветхозаветной Церкви, богатство и обилие считалось плодом особенного благословения Божия и благоволения к праведникам. И сколько раз Сам Бог в обетованиях Своих обещал за послушание воле Его земное счастье и благоденствие, а за непокорность угрожал горькими лишениями? Авраама, Исаака и Иакова, ходивших пред Богом праведно, обильно наградил земными благами. А Иов праведный, когда лишился своего имущества и детей, ясно исповедал, что богатство его было чистым даром Божиим. «Господь даде, Господь отъят... буди имя Господне благословено» (Иов.1:21).

И в истории Церкви Христовой мы видим также, что многие святые люди были благословляемы от Бога внешним довольством и богатством, считали богатство даром Божиим, и, благоразумно употребляемое, оно сплело им в Небесном Царствии неувядаемые венцы. Прилично привести здесь из Лимонаря назидательную повесть о том, как Господь наградил богатством одного благочестивого человека за его благочестие и преданность воле Божией. «Некогда, – повествует о себе один отец, – по своим нуждам ходил я в Константинополь. В то время, как я сидел в церкви, входит некто из мирян, знаменитый и весьма набожный человек; он, увидев меня, сел подле и начал беседовать со мною о спасении души. В продолжение беседы я сказал ему, что хорошо живущим в мире, за земное им воздается Небом. Он отвечал: правду сказал ты, отче; блажен тот, кто надеется на Бога и всего себя предает Богу. Я сам сын отца славного, который был очень щедр и много раздавал бедным; он однажды подозвал меня к себе и сказал: «Сын мой, что тебе более угодно: то ли, чтобы я оставил тебе деньги или чтобы поручил тебя покровительству Христову?» Я, подумав несколько, отвечал: «Лучше желаю предаться Христу, потому что все земное с каждым днем исчезает». Отец мой, выслушав меня, увеличил щедрость свою до того, что по смерти его мне почти ничего не осталось. Итак, я остался бедным и незнатным, с крепкой надеждой на Бога, покровительству Коего вверил меня отец мой. В городе жил один богатый человек важной фамилии, имевший набожную и богобоязненную жену. Они имели одну только дочь. Жена говорит мужу своему: «Детей у нас только и есть, что одна дочь, а Бог наградил нас таким богатством». – «Чего же недостает ей?» – спросил муж. «Если мы будем стараться, – отвечала жена, – выдать ее за человека, равного нам по богатству, но с дурным сердцем, то он будет огорчать ее; так не лучше ли нам поискать для нее бедного, но богобоязненного человека, который бы любил ее и покоил?» – «Хорошо ты придумала, – отвечал ей муж, – ступай же в церковь, молись прилежно и сядь там; кто первый придет в церковь, тот пусть и будет избранный жених для нашей дочери». Они так и сделали; и когда она, помолившись, села, я первый вошел в церковь. Она тотчас послала слугу за мною, и лишь только я подошел к ней, начала спрашивать меня: «Откуда ты?» Я сказал ей: из такого-то города и такого-то отца сын. «Это того милостивого?» – прервала она, а потом спросила, женат ли я. «Нет», – отвечал я. Она же, прославив Господа, сказала: «Благий Промыслитель послал тебе жену и богатство, чтобы ты и тою, и другим обладал в страхе Божием» («Цветник Духовный», гл. 201).

Из сказанного можно видеть, что богатство действительно есть дар Божий человеку, а следовательно дается ему для его же пользы и нравственного преспеяния. Нужно только не злоупотреблять богатством, а пользоваться им так, как повелевает совесть и закон евангельский. Посмотрим же теперь, как должен человек употреблять богатство, дабы оно послужило ему не во вред, а к устроению eгo временного и вечного блаженства.

Если богатство есть дар Божий, то оно должно быть и употребляемо на дела богоугодные: этого требует и достоинство дара, ибо всякий дар Божий благ, – и благодарность к Всевышнему Подателю блага, ибо чем мы можем благодарить Бога за дары Его, как не тем, что дары Его будем употреблять на дела, Ему угодные? Слово Божие действительно и заповедует нам собирать, не в себя, а в Бога богатея (Лк.12:21).

Кто богатеет в себя, то есть, кто собирает богатство себе одному, по своей жадности, дабы сделать оное пищей своего корыстолюбия, роскоши, лености, тот злоупотребляет даром Божиим, тот пользуется богатством во вред душе своей. Печальный пример такого злоупотребления богатством указан в евангельской притче о богатом, который, получив обильный урожай хлеба, не подумал ни о благодарении Бога, ни о человеколюбии к ближним, нуждающимся в пропитании, но составлял себе план, куда положить множество хлеба и как сберечь его на многие годы. «Душе, имаши многа блага, лежаща на лета многа, – так говорил сей безрассудный, – почивай, яждь, пий, веселися!» (Лк.12:19). Вот что значит – богатеть в себя, злоупотреблять богатством.

Что же бывает следствием такого злоупотребления? Временная и вечная погибель человека: правосудный Промысл карает того, кто живет без пользы для других и во вред собственной душе. «Безумне, в сию нощь душу твою истяжут от тебе» (Лк.12:20). Такой суд произнес Господь над злосчастным богачом, не в Бога богатевшим.

Что же значит богатеть в Бога? Значит, как мы сказали, употреблять богатство на дела, угодные Богу. Так, во-первых, богатеет человек в Бога, когда богатство свое приносит в жертву Богу, по писанному: «Чти Господа от праведных твоих трудов и начатки давай Ему от твоих плодов правды...» (Притч.3:9); когда посвящает часть своего богатства на созидание храмов Божиих, на их обновление или содержание в потребном благоустройстве и в должном благолепии. Вот первый и важнейший путь правильного христианского употребления богатства. И употребляющие его таким образом (на благолепие дома Божия) приобретают сугубую пользу, ибо Господь благословляет их новым обилием благ земных, в день же воздаяния воздаст им излишнее за дары их благочестивого усердия.

Сюда можно отнести и тот род благочестивого употребления богатства, когда кто стяжаниями своими снабжает служителей алтаря Господня, служит их телесным потребностям и нуждам, принося сие в дань за их труды и попечения о духовных его нуждах и потребностях, по слову апостола: «Аще мы духовная сеяхом вам, велико ли, аще мы ваша телесная пожнем» (1Кор.9:11). Относительно сего благочестивого употребления богатства, святитель Иоанн Златоуст дает следующие наставления: «Буди дом твой покоище служителем Божиим, рекше пресвитерам и всякому церковному чину. Введи таковыя в дом твой и с великою честью посади я. Постави им трапезу, яко и Самому Христу, сам же перед ними послужи, и жена твоя, и дети твоя. Аще ли нудят тя сести, то на нижнем месте сяди. Сотвори же имя твое знаемо, да и в церкви Божией молитва за тя к Богу, яко фимиам возносится: и свеща твоя всегда да светится в церкви, и просфора твоя такоже. Поминай сущия в монастырех, иже ангельский чин держащия, и образ монашеский носящия; введи я в дом твой, и ноги их омый, и постави им трапезу в чин монастырский. И жену твою и детей научи со страхом и молчанием служити, яко Ангелам Божиим. Провожай же их с поклонением, и отпустив их, даждь им потребная монастырю. Много бо и то, аще рекут, Господи помилуй, единою. Писано бо есть: много может молитва праведника. Да аще един может, кольми паче аще многи вопиют к Богу. Паче же к сущим во гробах потрудися, и в пещерах яко плотным Ангелам, иже мира ceгo устранишася, и единому Богу служат. Донеси же потребная им, и приими молитву их. Вложи в сердце твое словеса их, помажися благословением их. Помолися убо, да помолят Бога за грехи твоя, и отьидеши в дом твой чист. Клеветы же не приемли на черноризца и ни на коего же святителя. Аще ли видиши кого согрешающа, не суди ему, но послушай Бога, рекшаго: «не осуждайте, да не осуждени будете». Минующим тя по пути (когда встречаются с тобою на пути), не стыдися главы своея поклонити. Аще бо тако живеши, не сотворит ти пакости богатство, но и вождь ти будет к Царству Небесному, аки друг добр» (Пролог, 27 апреля. Слово Иоанна Златоустого: яко подобает милость творити прежде о домашних своих).

Богатеет в Бога тот, во-вторых, кто богатство свое употребляет на вспомоществование бедным, как повелевает слово Божие: «раздробляй алчущым хлеб твой и нищыя безкровныя введи в дом твой», – взывает пророк Исаия (Ис.58:7); «бывайте же друг ко другу блази, милосерди», – заповедует святой апостол Павел (Еф.4:32); «иже убо имать богатство мира сего, – пишет апостол Иоанн, – и видит брата своего требующа, и затворит утробу свою от него, како любы Божия пребывает в нем?» (1Ин.3:17). Вот другой способ правильного употребления богатства, и душеполезный, и спасительный; ибо тот, который расточает богатство убогим, руками своими передает его Самому Богу, как свидетельствует и слово Божие, словами: «Милуяй нища взаим дает Богови» (Притч.19:17); и Сам Господь изрек неложными устами Своими: «аминь глаголю вам, понеже сотвористе единому сих братий Моих менших, Мне сотвористе» (Мф.25:40). И в награду за сие временное вспомоществование и упокоение меньших братий Его, Он обещает милосердым наследие Своего вечного Царствия: «Приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира: взалкахся бо, и дасте Ми ясти: возжадахся, и напоисте Мя: странен бех, и введосте Мене: наг, и одеясте Мя» (Мф.25:34–36). «Блажени милостивии: яко тии помиловани будут» (Мф.5:7). «Блажен муж разумеваяй на нища и убога, в день лют избавит его Господь» (Пс.40:2).

Отцы Церкви с особенной силой раскрывают ту мысль, что Господь, подавая богатство людям, с тем вместе как бы поручает их попечениям и заботливости меньших братий Своих – нищих и убогих, и с особенной убедительностью говорят о спасительной силе милостыни. «Подражай земле, человек, – говорит святой Василий Великий, – приноси плоды, как она, чтобы не оказаться тебе хуже неодушевленной твари. Она возрастила плоды не для своего наслаждения, но на служение тебе. А ты, если и явишь плод благотворения, то соберешь его сам для себя, потому что благотворность добрых дел возвращается к дающим. Подал ты алчущему? И поданное тобою делается твоей собственностью, возвратившись к тебе с приращением. Как хлебное зерно, упав в землю, обращается в прибыль бросившего, так хлеб, поверженный алчущему, впоследствии приносит стократную пользу. Поэтому цель земледелия да будет для тебя началом небесного сеяния, ибо сказано: «Сейте себе в правду» (Ос.10:12). Для чего же ты беспокоишься? Для чего мучишь себя, усиливаясь заключить богатство свое в глину и кирпич? «Лучше имя доброе, неже богатство много» (Притч.22:1). А если уважаешь деньги за честь иметь их, то смотри, сколько дороже для славы именоваться отцом тысячи детей, чем иметь в кошельке тысячи монет? Деньги, и не хотя, оставишь здесь, а славу добрых дел принесешь с собою ко Господу, когда пред общим Судиею окружит тебя целый народ, и будут именовать своим кормителем, благодетелем, и станут приписывать тебе все имена человеколюбия. Вечная слава, венец правды, Царство Небесное будут тебе наградою за доброе распоряжение тленным имуществом. Итак, назначь богатство на разные употребления, поставляя великолепие и славу в издержках на нуждающихся. Пусть и о тебе будет сказано: «Расточи, даде убогим: правда его пребывает во век» (Пс.111:9). Не дорожись, медля продажей до наступления нужды, не выжидай скудости в хлебе, чтобы отворить свои житницы: «ибо продаяй пшеницу скупо, от народа проклят» (Притч.11:26). Не жди голода для золота, ни общей скудости для собственного своего обилия. Не корчемствуй людскими бедствиями; гнева Божия не обращай в случай к умножению у себя денег» (Творения святителя Василия Великого, ч. IV, с. 88–89). И в другом месте он советует: «Возлюбленные, положим сами о себе человеколюбивое определение, и бремя богатства, если хотим обратить его в свою прибыль, разделим многим таким, которые с радостью понесут его и положат на сохранение в недрах Владыки, – в этих безопасных сокровищницах, «идеже ни червь, ни тля тлит, и идеже татие не подкопывают, ни крадут» (Мф.6:20). Дадим свободу богатству, когда оно хочет через край литься к нуждающимся. Не будем проходить мимо Лaзарей, еще и ныне лежащих пред нашими глазами; не пожалеем со своей трапезы крупиц, достаточных для их насыщения; не станем подражать этому жестокосердому богачу, и не пойдем вместе с ним в тот же геенский пламень. Иначе много будем умолять тогда Авраама, умолять каждого из живших прекрасно, но не будет нам пользы от вопля» (Творения святителя Василия Великого, ч. IV, с. 333).

«Нам должно разделять свое имущество со Христом, – пишет другой великий учитель, – дабы и самое обладание имуществом освятить чрез то, что соучастниками в нем будут нищие. Если же буду сеять я для одного себя, то скажу словами Иова, «пусть я посею убо, а инии да поядят; вместо пшеницы да взыдет ми крапива, а вместо ячменя терние» (Иов.31:8, 40); пусть жгучий ветер убьет и вихрь рассеет посев мой так, чтобы все труды мои остались напрасными. Если я стану строить житницы, собирая сокровища от мамоны и для мамоны, то пусть сию же ночь истяжут душу мою, для истребования отчета в злом стяжании богатства» (Творения святителя Григория Богослова, ч. II, с. 20).

Итак, в посвящении богатства на служение Богу и ближним состоит истинное, христианское употребление богатства. Сие не значит, однако ж, что человек не должен употреблять имущества своего на свои собственные потребности, или чтоб неблагочестиво было употреблять богатство на нужды присных своих. Напротив, и само слово Божие осуждает нерадение о домашних и бесчувственную холодность к родным, которая не обещает человеколюбия и к чужим: «Аще же кто о своих, паче же о присных не промышляет, – говорит апостол Павел, – веры отверглся есть и невернаго горший есть» (1Тим.5:8). Нужно только, чтобы употребление богатства на свои нужды и потребности присных наших было, так сказать, освящаемо употреблением части его на служение Богу и ближним.

Так надлежит пользоваться богатством христианину.

Братие, которых Господь наделил богатством и обилием земных благ! Да сподобит вас Господь, по молитвам святителя Своего Митрофана, пользоваться богатством во спасение свое и ближних. Все же будем помнить мудрое слово угодника Божия: благочестивым трудом и благоразумной умеренностью будем достигать богатства; и когда Господу угодно будет благословить нас оным, будем употреблять его так, чтобы послужило оно для нас средством к устроению временного и вечного блаженства.

После правила о труде и умеренности святитель Митрофан предлагает нам в своем завещании другое, не менее мудрое и спасительное наставление, касательно воздержания в пище и питии: «Воздержно пий, мало яждь». И как ближайшее следствие труда и умеренности указал он в богатстве, которое при правильном употреблении делается для человека средством к устроению временного и вечного блаженства, так и здесь, ближайшим плодом воздержания в употреблении пищи и пития поставляет здоровье, как благо жизни, более драгоценное для человека, нежели самое богатство: «воздержно пий, мало яждь – здрав будеши».

Святитель Митрофан, как показали мы, завещая духовным чадам своим труд и умеренность, имел в виду всю многообразную и душеспасительную пользу сих добродетелей; и самым богатством завещал не пренебрегать потому, что видел в нем также средство к стяжанию венца небесного. Равным образом, когда завещал он нам соблюдать воздержание в пище и питии, то просвещенным и опытным в духовной жизни взором своим он, без сомнения, обнимал все спасительные плоды воздержания для души и тела; в здоровье же, о котором упоминает, как об одном из ближайших следствий воздержной жизни, видел такой дар Божий, о сохранении которого человек особенно должен заботиться.

В размышлении о словах святителя Митрофана: «Воздержно пий, мало яждь – здрав будеши», – мы прежде всего скажем о спасительной силе поста и воздержания, потом о влиянии воздержания и невоздержности в пище и питии на здоровье человека, наконец предложим размышление о значении здоровья в жизни христианина.

Человек, по самому свойству своей природы, имеет нужду в пище и питии для поддержания своей жизни, для продолжения земного бытия своего, – и Премудрый Творец природы и человека создал обильно все потребное в снедь человеку. Но и при самом создании человека Бог уже заповедует ему пост, ибо назначает ему в пищу только чистые произрастания земли: «всякое древо, еже имать в себе плод семене семеннаго, вам будет в снедь» (Быт.1:29), – сказал Господь Адаму. Потом, когда ввел его в Рай сладости, дал ему и прямую заповедь о посте, не от всех древ, насажденных в Раю, позволив ему вкушать: «от древа еже разумети доброе и лукавое, не снести от него» (Быт.2:17). «Слова: “это вкушай, а этого не вкушай”, были уже образом поста, – замечает святитель Златоуст (Беседы на Книгу Бытия, т. I, с. 8). Итак, Творец заповедал пост человеку еще прежде его падения и, без сомнения, потому, что он нужен и благопотребен для самой природы человеческой. Напротив, только по снисхождению к слабости падшей и растленной грехом природы нашей, Он дозволил, уже после потопа, употребление в пищу и чистых животных.

Таким образом, пример невинных обитателей Рая показывает, что пост свойствен природе человеческой. И если необходим он был человеку в состоянии невинности, когда все в нем было чисто и свято, тем более необходим человеку падшему, как сильное средство против страстей и греха, заразившего весь род человеческий, как спасительный путь к первобытному состоянию чистоты и святости. Все святые Божии человеки, все великие подвижники благочестия, жившие и во времена ветхозаветные, и во времена христианские, были любители поста, и постом приготовляли себя ко всякому великому и святому делу.

Моисей три раза восходил на гору Синайскую, где он беседовал с Богом, и каждый раз сорок дней и сорок ночей проводил там в совершенном посте. Подобным образом другой великий пророк Божий Илия сорокадневным постом приготовил себя к чудесному Боговидению на горе Хоривской. «Пост соделал Илию созерцателем великого чуда, – пишет святитель Василий Великий, – когда он, после сорокадневного очищения души постом, удостоился видеть Господа в пещере Хоривской, столько, сколько можно видеть человеку. Постясь, он воскресил сына вдовицы, заключил для преступного народа небо на три лета и месяц шесть, и через усиление голода побудил весь народ к пощению, для того чтобы через воздержание исправить то зло, которое произошло от роскошной и развращенной жизни» (Воскресное чтение, ч. 5, с. 437). Дивный чудотворец Елисей питался полевыми растениями и горстью муки; а святой пророк Даниил три седмицы дней хлеба вожделенного не ел, когда ожидал откровения Божия о судьбе народа израильского.

Величайший из пророков и всех рожденных женами – Предтеча и Креститель Христов Иоанн, во все продолжение жизни был и величайший подвижник поста: «Прииде бо Иоанн... ни хлеба ядый, ни вина пия...» (Лк.7:33), – сказал о нем Господь, показывая строгость поста eгo; «и ядый акриды и мед дивий», – свидетельствует о нем евангелист (Мк.1:6). Святейшая святых – Матерь Воплощенного Слова Божия, приготовляясь к Своему беспримерно высокому назначению, соблюдала строгий пост: среди молитвы, благоговейного размышления и других благочестивых занятий, Она совсем не помышляла о брашнах гиблющих, так что Ангел Господень питал Ее пищею небесною: «являшеся Ей Ангел, от его же рук пищу взимати обыче» (Четии Минеи, 21 ноября). Наконец Сам Господь наш Иисус Христос, на Своем примере, оставил нам высокий и достоподражаемый образ поста: после Крещения Он удалился в пустыню, провел там сорок дней, искушаем oт диавола: «и не яст ничесоже во дни тыя» (Лк.4:2).

В Церкви Христианской пост, освященный примером Самого Начальника нашей веры, получил большее и высшее значение, нежели в Церкви Ветхозаветной. Она приняла его, как постоянное учреждение и правило жизни. Вслед за Спасителем и Господом нашим является целый сонм великих воздержников, проводивших жизнь равноангельскую. «Недостанет ми повествующу времене, – говорит один учитель церковный, – если бы я стал указывать на подвиги поста в житиях преподобных и святых, которые, не довольствуясь обыкновенным правилом поста, разнообразно усиливали сей подвиг до ближайшего уподобления посту Илиину или Иоаннову. Их опытная мудрость, их чудесная жизнь, их прославленная святость свидетельствуют, что их подвиг был как правилен в начинании, так и благотворен для последствий» (Слова и речи святителя Филарета, митрополита Московского. Т. I, с. 177).

Вот сколь многочисленные и высокие примеры поста и воздержания представляет нам история Церкви. И, без сомнения, все великие подвижники благочестия так любили пост потому, что видели и находили в нем великую и многообразную пользу для души. Изображая спасительную силу, свойства и действия поста, отцы Церкви величают его самыми высокими и священными именами: «Пост есть матерь всех благ, учитель целомудрия и всякой добродетели, – говорит святой Златоуст, – пост есть умирение наших душ, украшение старцев, наставник юношей, учитель целомудрия; он всякий возраст и пол украшает как бы какою диадемою» (Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на Книгу Бытия, т. I, с. 6, 16).

«Пост рождает пророков, – пишет святитель Василий Великий, – укрепляет мужей, доставляет мудрость законодателям. Он верный страж души, надежный поборник тела, оружие ратоборцев, укрепление подвижников, друг благой бодрости, зиждитель трезвости. Он прогоняет искушение, воодушевляет к благочестию, придает мужества на брани, доставляет спокойствие в мире, освящает Назорея, усовершает священника» (Воскресное чтение, 1841, ч. 5, с. 438).

В таких же высоких чертах изображает свойства и действия поста и святой Иоанн Лествичник – муж, столь опытный в жизни духовной: «Пост есть искоренение лукавых мыслей, освобождение от сонных мечтаний, чистота молитвы, светильник души, хранение ума, избавление от слепоты, дверь умиления, смиренное воздыхание, веселящее сокрушение, упразднение многословия, повод к безмолвию, страж послушания, облегчение сна, здравие тела, снабдитель бесстрастия, отпущение грехов и райская дверь и утеха» (Святой Иоанн Лествичник, с. 167–168).

Так многообразна и обильна польза, какую пост приносит душе человека, по свидетельству людей, опытно познавших его спасительную силу. И прежде всего пост отрешает душу нашу от земного, и способствует ей возноситься к небесному.

Со времени падения человека, чувственность стала преобладать в нем над душою, душа легко соделывается пленницей плоти, которая, как узами, влечет ее к страстным чувственным пожеланиям и наслаждениям, столь недостойным ее божественного происхождения; в себе самом человек нашел врага жестокого и тем более опасного, что он не разлучен от него – это его собственное греховное тело, или, как называет его слово Божие, плотской человек, руководствующийся законом греха и пленяющий душу сим законом. Таким образом, в человеке происходит борьба между греховными стремлениями плоти и чистыми стремлениями души: плоть похотствует на душу; то побеждает тело, то (что бывает, к сожалению, редко) торжествует душа. Пост, ослабляя, но не истощая тело, обуздывает его страстные стремления, делает душу победительницей – и, освобожденная от плена страстной плоти, она легко и свободно возносит ум свой к Богу в молитве, и предается сердцем боголюбезной добродетели – целомудрию, кротости, милосердию: «...аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется...» (2Кор.4:16).

Так, пост прежде всего пресекает стремления плотские, обуздывает тело – и содействует душе возноситься к Богу. «Пост смиряет тело, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – и обуздывает беспорядочные вожделения; напротив, душу просветляет, окрыляет, делает легкой и парящей горе́.

Пост есть пища для души, и как телесная пища утучняет тело, так и пост укрепляет душу, сообщает ей легкий полет, делает ее способной подниматься на высоту и помышлять о горнем, и поставляет выше удовольствий и приятностей настоящей жизни. Как легкие судна скорее переплывают моря, а обремененные большим грузом утопают, так и пост, делая ум наш более легким, способствует ему быстро переплывать море настоящей жизни, стремиться к небу и предметам небесным, и не уважать настоящее, но считать ничтожнее тени и сонных грез» (Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на Книгу Бытия, т. 1, с. 11, 12, 146).

Не требует многих доказательств та истина, что пост, обуздывая плоть нашу, содействует душе возноситься в молитве к Богу, ибо кто не знает сего? Кому неизвестно и то, что чрево, отягченное пищей, клонит и гнетет человека к земле, возбуждая сонливость и недеятельность? Поистине, пост можно назвать крыльями молитвы. Молитва же, питая душу человека, освящает и все дела его.

«Как здоровые глаза естественно стремятся к свету, – говорит святой Исаак Сирин, – так душа человека, соблюдающего благоразумный пост, естественно стремится к молитве. Когда же ум стремится беседовать с Богом, тогда и тело, привыкшее к посту, не захочет спать и лежать на постели целую ночь. Кто приучил к посту свое тело, у того ум предается размышлениям с совершенным спокойствием, сердце изливается в молитве, лицо выражает скорбь, а постыдные помыслы совсем не имеют места. Не видно веселости в его взорах, он враг страстей и суетных бесед... Так, пост есть святой путь к Богу и основание всякой добродетели: он есть начало подвижничества, венец воздержников, краса девства и святости, слава целомудрия, основание христианской жизни, отец молитвы, наставник безмолвия, руководитель ко всякому добру» (Воскресное чтение, ч. 5, с. 153).

Кроме плоти есть у человека другой не менее сильный и опасный враг спасения. От него предостерегает нас апостол сими словами: «Трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити» (1Пет.5:8). Пост есть верное средство и против козней сего лютого и коварного врага. Когда удобнее сеять ему свои плевелы в сердце, опутывать eгo сетями греха, как не в то время, когда человек предается духовному сну и беспечности, и сердце отягчено объядением и пьянством? Пост, напротив, держит человека в постоянной бодрости и трезвенности, и враг рода человеческого находит подвижников поста всегда готовыми к отражению его лукавых и обольстительных нападений. Зная в силе поста верное оружие против своих козней, дух злобы с особенной силою и старается всегда лишить человека сей спасительной защиты, отвратить его от подвигов поста и воздержания, обольщая ложной сладостью брашна и пития. Так соблазнил он прародительницу нашу, которая, увлекшись его обольщениями, преступила заповедь о посте и впала сама, а вместе с собою увлекла и весь род человеческий – в бездну зол. Так хотел он искусить и Обетованного Искупителя, Господа нашего; но бежал, посрамленный и побежденный оружием поста Его. С сего времени оружие поста соделалось для врага нашего еще более страшным и могущественным против его козней. Он и весь род его, по слову Господа, всегда будет побеждаем молитвою и постом (Мф.17:21). «Долго род человеческий не умел побеждать, – говорит один святой отец (преподобный Исаак Сирин), – долго диавол не испытывал поражения от природы нашей, но оружием поста он в самом начале был ослаблен. Господь наш был вождем и первым победителем; Он первый доставил победный венец природе нашей. С тех пор, когда диавол видит у кого-либо это оружие, тотчас приходит в страх, тотчас воспоминает о том поражении, которое потерпел он от Спасителя в пустыне; сила его сокрушается и исчезает» (Воскресное чтение, 1841, ч. 5, с. 154).

Так пост предохраняет человека от греха, отражая нападения на душу плоти и диавола – двух страшных и хитрых врагов нашего спасения, и содействует душе преуспевать в добродетели. Но этим не ограничивается спасительная сила поста; и для падшего во грех пост служит спасительным средством очищения от греха. «Как черви, зарождающиеся в утробах детей, истребляются при помощи острых и горьких врачевств, так и пост уничтожает и умерщвляет грех, живущий во внутренних изгибах души нашей», – говорит святитель Василий Великий (Воскресное чтение, 1841, ч. 5, с. 437). Господь даровал нам в покаянии благодатное средство врачевания от язв греховных; а пост есть душа покаяния; он преклоняет милосердие Господа, очищающего грехи наши и отъемлющего беззакония. Через пророка Иону изрек Господь праведный суд Свой на нечестивых жителей Ниневии: «еще три дни, и Ниневиа превратится». Тогда ниневитяне наложили строгий пост не только на самих себя, но даже на бессловесных животных: «человецы и скоти, и волове и овцы да не вкусят ничесоже» – и постом своим очистили грехи и преклонили Господа на милость: «раскаяся Бог о зле, еже глаголаше сотворити им, и не сотвори» (Ион.3:4, 7, 10).

Заключим сии размышления о спасительной силе поста следующими прекрасными словами святого Исаака Сирина: «Долгое время наблюдал я, часто испытывал на себе самом и, наконец, собственным, через многие годы повторенным опытом и наблюдением, по благодати Божией, узнал, что основание всякого блага, освобождение души из плена вражия и путь к свету и жизни составляют следующие две вещи: пребывание в одном месте и непрестанный пост. Отсюда происходит повиновение чувств, отсюда трезвость ума; сими средствами укрощаются буйные страсти, живущие в теле. Отсюда кротость помыслов, отсюда светлые мысли, отсюда усердие к делам добродетели, отсюда возвышенные понятия. Отсюда во всякое время слезы безмерные и память о смерти. Отсюда то чистое целомудрие, которое совершено чуждо всякого искусительного воображения. Отсюда проницательность и прозрение отдаленного. Отсюда происходит то, что душа понимает, силою Слова Божия, самые глубокие и таинственные мысли и внутренние движения душевные. Отсюда искусство отличать злых духов от святых сил, и истинные видения – от суетных мечтаний. Отсюда постоянная бдительность ума, не позволяющая уклоняться на различные пути и стези и прогоняющая леность и нерадение. Отсюда та пламенная ревность, которая пренебрегает всякой опасностью и ничем не устрашается. Кратко сказать: отсюда истинная свобода человека и радость души, и воскресение и успокоение со Христом в Царстве Его» (Воскресное чтение, 1841, ч. 5, с. 155).

Мы показали, хотя и в слабых чертах, как спасителен для души нашей пост, о соблюдении которого напоминает нам Христов святитель Митрофан в своем завещании. Обратим теперь внимание на печальные последствия неумеренности в пище и питии, от которой предостерегает нас угодник Божий: «Воздержно яждь, мало пий».

Закон поста не требует от нас, чтобы мы совершенно отказались от пищи и пития. Предоставляя благочестивому произволению каждого увеличивать подвиги поста, он только требует постоянной умеренности в употреблении пищи, воспрещает неумеренность, излишество, объядение и пьянство. «Внемлите же себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством» (Лк.21:34), – сказал Господь. Умеренного же употребления пищи требует и природа, и не воспрещает закон. «Худо не ядение, – говорит святой Златоуст, – да не будет! Напротив, вредно объядение и пресыщение до обременения чрева. Равно как и не то худо, чтобы употребить вина в меру, но предаться пьянству и неумеренностью извратить здравое суждение ума». А если употребляем пищу с умеренностью, нам нечего стыдиться, ибо Господь соединил нас с таким телом, которое не может существовать иначе, как принимая пищу. Только да избегаем неумеренности» (Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на Книгу Бытия, т. I, с. 144–148).

Мы соблюдаем умеренность в употреблении пищи и пития, когда употребляем их столько, сколько потребно для поддержания нашей жизни и здоровья. Неумеренностью же можно назвать всякое употребление пищи и пития сверх количества, потребного для утоления голода и жажды, особенно же когда оно соединено с некоторым услаждением, плотоугодием, страстью, – когда в пище и питии видят источник наслаждения. «Нужно употреблять пищи столько, сколько нужно для продолжения жизни, – говорит тот же вселенский учитель, – а не до пресыщения, ибо мы не для того родились и живем, чтобы есть и пить; но для того едим, чтобы жить. Не жизнь для пищи, но для жизни пища установлена от начала» (Святитель Иоанн Златоуст. Беседы к Ант. нар., с. 40). Высшую же и самую гнусную степень неумеренности составляет объядение до пресыщения, упоение до самозабвения. Сия-то страсть особенно постыдна и погибельна для человека; она постыдна, ибо недостойна человека, унижает и извращает его природу; она гибельна, ибо наносит множество зол душе человека.

Нетрудно понять, как пресыщение и пьянство недостойны человека и как унижают и извращают они его духовно-разумную природу. «Восклонись, несчастный поклонник чрева, – говорит один красноречивый проповедник, – и если ты не можешь вдруг выше себя вознести своих очей, стань прямо перед зеркалом и посмотри, не написан ли на самом тебе закон против раболепства чреву? Не видишь ли, что выше чрева твоего есть грудь, в которой живет сердце, желающее добра, чувствующее любовь; что над нею еще возвышается глава, в которой царствует ум, созерцающий истину, разум, мыслящий о вероятностях; что под тою и другою, как бы под небом и землею ад, низвержено темное чрево, не умеющее ни мыслить, ни желать? Много ли нужно проницательности, чтобы приметить, что оно не владычествовать должно над высшими областями, но быть в служении, порабощении, в презрении?» (Слова и речи митрополита Филарета, т. II, с. 243). Так простое воззрение на устройство внешнего состава человеческого показывает, что разумная душа должна управлять темными стремлениями чрева. Как же после сего унижает и извращает свою природу тот, кто ум и сердце подчиняет чреву, как рабов, заставляет их служить его прихотям. «Как унижается разум, когда истощается в изобретениях, чтобы дань, ежедневно требуемая чревом, была ему приносима, как можно в большем изяществе, и была им приемлема, как можно в большем количестве! И как ругается над сим раболепствующим разумом чрево, концом всех его забот об изяществе полагая нечистоту и смрад!» (Там же).

Еще больше увидим позорное унижение человека, преданного объядению и пьянству, когда обратим внимание на жалкие последствия сих грубых пороков. В самой наружности людей, преданных этим порокам, сколько унижения для природы человеческой! Отягченный пищею, не будучи способен к движению, невольно повергается в мрачный и тяжелый сон. Что же сказать, когда к объядению присоединяется и пьянство? А должно заметить, что оба сии порока редко разлучаются. Тогда открывается все безобразие невоздержного человека, и он подвергается у всех презрению и посмеянию. «Кому горе? кому молва? кому судове? кому горести и свары? кому сокрушения вотще? кому сини очи?, – замечает Премудрый. – Не пребывающым ли в вине? и не назирающым ли, где пирове бывают?» (Притч.23:29–30). «Дурное, возлюбленный, дурное дело – пьянство, – восклицает святитель Златоуст, – человека разумного и получившего владычество над всем, оно делает как бы мертвым и бездейственным и заставляет лежать, как бы связанного какими неразрешимыми узами; он делается предметом посмеяния для всех – для жены, для детей и для самых рабов. Друзья, видя унижение его, закрываются и стыдятся, а враги радуются, смеются и ругаются над ним, как бы так говоря: ужели такой человек достоин жизни? Неужели он может дышать воздухом? Называют его скотиною, нечистым животным, и другими, еще презреннейшими именами» (Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на Книгу Бытия, т. 2, с. 139–140).

Так позорно унижается природа человеческая объядением и пьянством, и так постыдно для человека предаваться неумеренности в пище и питии. Из того, как сей порок унижает природу человеческую, можно уже понять, какими гибельными сопровождается он последствиями для души человека.

Подчиняя ум и сердце человека темным влечениям чрева, невоздержание естественно удерживает их от мысли о Боге, от стремления к добродетели и преклоняет к предметам и наслаждениям чувственности. Люди, гортань которых отверзается не для того, чтобы воспевать славу Божию или изрекать пред Богом желания сердца, но для того, чтобы, подобно гробу, поглощать и обращать в тление все, что лучшего живет и растет на земле; которые проводят одну половину жизни в труде обременять свое чрево, а другую в труде влачить сие бремя; у которых вино волнует кровь и отуманивает голову, – могут ли сии люди помышлять о делах небесных, прозирать в сокровенные судьбы Божии, вникать в учение евангельское, стоять на страже в ожидании грядущего Царствия Божия, которое совсем не для них, ибо не есть брашно и питие? Они помышляют только о грубых наслаждениях чувственности. Святой апостол Павел ближайшим исчадием и неразлучным спутником невоздержания называет блуд: «не упивайтеся вином, в немже есть блуд» (Еф.5:18). «Не смотри на вино, как оно... играет в чаше, – предостерегает Премудрый, – под конец, как змей, оно укусит и ужалит, как аспид; глаза твои будут заглядываться на чужих жен, и сердце твое заговорит развратное» (Притч.23:31–33). «Кто угождает чреву своему и намерен преодолеть дух блуда, – пишет святой Иоанн Лествичник, – тот подобен старающемуся потушить пожар маслом» (Лествица, с. 165). Так удобно самые грубые страсти оскверняют и губят душу человека, преданного не менее грубому объядению и пьянству: связав его своими тяжкими цепями, они влекут его к конечной погибели; посему-то и сказал апостол, что «пияницы ...Царствия Божия не наследят» (1Кор.6:10); и Господь, предостерегая всех от пагубных последствий невоздержания, говорит: «Внемлите же себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством... и найдет на вы внезапу день той» (Лк.21:34) – день Суда и праведного мздовоздаяния. Жители Содома ели и пили, жили «в сытости хлеба и во изобилии вина, и сластолюбствоваша» (Иез.16:49), когда Господь внезапу одождил огнь на их нечестивый город, – и земля поглотила их. Современники Ноя «беху ...ядуще и пиюще... и не уведеша, дóндеже прииде вода и взят вся» (Мф.24:38–39). Подобная участь ожидает и всех, которых сердца отягчены объядением и пьянством!

Мы видели, как свойствен природе человека и как благотворен и спасителен для души его пост; показали теперь и то, как искажает природу человека и как погибельно для души его невоздержание в пище и питии – объядение и пьянство; возлюби же, христианин, пост и бегай неумеренности! Сие завещает и святитель Христов Митрофан: «Воздержно яждь, мало пий».

Воздержание в пище и питии, как мы видели, приносит великую и многообразную пользу душе человека. Знал и имел в виду сию пользу святитель и угодник Божий Митрофан, когда в своем завещании давал нам заповедь о воздержании. Но он обратил особенное внимание наше на последствия умеренного употребления пищи и пития для нашего тела, указал на здравие телесное, как на плод воздержания: «Воздержно яждь, мало пий здрав будеши», – пишет он. Может представиться с первого взгляда, что пост и воздержание могут содействовать не здоровью, а истощению тела. Так действительно и думают иные, прикрывая сей ложной мыслью свою леность к посту и страсть к невоздержанию. Но так думать – значит действительно не знать силы поста и заблуждаться, или мудрствовать паче, нежели подобает мудрствовати. Святитель Митрофан изрек непреложную истину: плодом воздержания в пище и питии для нашего тела служит здоровье; напротив, объядение и пьянство бывают источником многих болезней.

Правда, святой пророк Давид сказал о себе: «колена моя изнемогоста от поста» (Пс.108:24), – и тем показал, как будто, что пост ослабляет и изнуряет тело. Но должно помнить, каким постом постился пророк: его пост соединен был с сильною тугою (тяжестью) душевною, с глубокой скорбью сердца, как сам он указал на сие в другом месте: «зане пепел яко хлеб ядях и питие мое с плачем растворях» (Пс.101:10). Мы же имеем в виду не чрезвычайные подвиги поста, а постоянную воздержность и умеренность в употреблении пищи и пития. Притом не должно забывать, что иное дело – слабость и иное – болезнь, иное – крепость и избыток сил, и иное – здоровье. Пост, ослабляя силы тела, не изнуряет здоровья, иногда, напротив, самым ослаблением содействует обновлению его; под здоровьем же должно разуметь не обилие сил, причиняющее иногда тяжесть телу, тем более не тучность тела, которую нельзя и назвать признаком здоровья, а свежесть и бодрость сил телесных, сообщающие особенную легкость человеку, равновесие сил телесных между собою и неуклонное подчинение их духу. Вот какое состояние сил должно быть названо здоровьем. И если необузданность сил телесных и тучность бывают следствием чрезмерного употребления пищи и пития, то здоровьем, в собственном и истинном его значении, действительно обладает тот, кто соблюдает умеренность в употреблении пищи и пития.

Что постом и воздержанием поддерживается здоровье человека, а, напротив, болезни бывают следствием невоздержания, это подтверждает история человечества. Когда человек жил в Раю и соблюдал заповедь поста, он не знал ни болезней, ни смерти, наслаждался здоровьем, свежестью и был бессмертен, даже по телу. Сам Господь предостережение от нарушения поста и угрозу смерти поставил в связи, когда сказал Адаму о древе познания добра и зла: «в оньже аще день снесте от него, смертию умрете» (Быт.2:17). И действительно, когда человек нарушил заповедь о посте, тогда явились в мире болезни и смерть. Так изначала здоровье было соединено с постом и воздержанием, болезни же и смерть явились вследствие невоздержания.

В истории Церкви Патриархальной поражает нас необыкновенное долголетие патриархов, живших до восьмисот и девятисот лет. Не должно ли объяснять этого долголетия и тем, между прочим, что они, проводя жизнь, близкую к природе, употребляли в пищу простые произведения земли? Но самое поразительное доказательство рассматриваемой нами истины представляет история христианских подвижников. Трудно изобразить всю строгость и продолжительность их поста, а между тем они пользовались обыкновенно вожделенным здоровьем, и большинство из них доживали до глубокой старости:

Вот что повествует, например, Великий Афанасий о Великом Антонии: по удалении в уединение «Антоний, заградив вход и запасши на шесть месяцев хлеба, воду же имея внутри ограды, как бы укрывшись в какое недоступное место, пребывает там один, и сам не выходя, и не видя никого из приходящих. Так подвизаясь, провел он долгое время (около двадцати лет), только два раза в год принимая хлеб через ограду». Когда же «некоторые из знакомых пришли и силою разломали и отворили дверь, исходит Антоний, как таинник и Богоносец из некоего святилища, и пришедшим к нему в первый раз показывается из своей ограды. А они, увидев Антония, исполняются удивления, что тело его сохранило прежний вид и не иссохло от поста. Антоний был таким же, каким знали его до отшельничества» (Творения святителя Афанасия Александрийского, ч. 3, с. 217, 218). Так строго и так долго постился отец иночествующих и, однако ж, пост не расстроил его здоровья, напротив, он сохранил ту же свежесть и бодрость сил, какими наслаждался, живя в мире.

И ныне опыт не показывает ли самым очевидным образом, что те люди пользуются цветущим здоровьем и долголетием, которые проводят жизнь воздержную и трезвую? Каждый старец, тихо и мирно доживающий долгую жизнь свою, может подтвердить нам это своим примером. Напротив, кому не случалось видеть, что жизнь невоздержная, неумеренность и пьянство даже людей молодых делали дряхлыми, изнуренными, преждевременно приближая к могиле; или же обременяли их излишней тучностью и повергали в опасность преждевременной и внезапной смерти?

«Умеренное употребление пищи, – говорит святой Иоанн Златоуст, – весьма много способствует здравию и крепости нашего тела. Напротив, не видите ли каждый день, что от роскошных столов и неумеренного насыщения происходят бесчисленные болезни? Откуда болезни в ногах? Откуда болезни головные? Откуда умножение испорченных мокрот, откуда бесчисленное множество других болезней? Не от неумеренности ли, не оттого ли, что мы вливаем в себя вина более надлежащего?

Как судно, залитою водою, скоро погружается и тонет, так и человек, предавшись объядению и пьянству, несется в бездну, потопляет свой разум и лежит, наконец, как живой труп» (Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на Книгу Бытия, т. I, с. 148). То же самое может засвидетельствовать нам даже наука врачебная, ибо и она источником большей части болезней почитает чрево, отягощение его неумеренным употреблением пищи и пития; а первым (иногда же и единственным) средством врачевания предлагает пост и воздержание.

Из всего сказанного нетрудно усмотреть, как пост и воздержание содействуют поддержанию и укреплению здоровья, и как, напротив, вредны для здоровья неумеренность и излишество в употреблении пищи и пития. Так справедливо замечание святителя Митрофана: «Воздержно яждь, мало пий – здрав будеши!» Размыслим теперь, какое значение имеет в жизни христианина здоровье, для сохранения которого угодник Божий предписывает нам соблюдать пост и воздержание.

«Для больного нет богатства дороже здоровья, – говорит святой Григорий Богослов (Творения святителя Григория Богослова, ч. IV, с. 367). И действительно, никто не может так вполне понять и определить значение и цену здоровья, как человек, лишившийся здоровья. Пока здоровы, мы как будто не чувствуем, сколь великое благо здоровье, ибо оно составляет естественную потребность человека, как воздух, например, которым мы дышим. Мы как бы не ощущаем присутствия воздуха, хотя каждую минуту поглощаем его и тем поддерживаем жизнь нашу; но когда, вследствие каких-либо причин, ощущается в нем недостаток, тогда только постигаем мы всю необходимость его и благотворность для нас. Точно так и здоровье: пока мы наслаждаемся им, мало ценим этот великий дар благости Божией, и расточаем его так же неумеренно и беззаботно, как безрассудный богач тратит свое богатство, не помышляя о будущем; но вот здоровье растрачено, настала слабость сил, явились болезни, и тогда-то, наконец, в позднем раскаянии, говорим мы себе и другим: нет в мире блага выше здоровья, и нет несчастья тяжелее болезни. Священное Писание представляет нам пример величайшего в мире страдальца в праведном Иове. Какие бедствия испытал и перенес он! Нападение грабителей, истребительный огонь с неба, разрушительная буря, потеря стад, рабов, дома, детей – столько стрел устремлено было на него, столько бед постигло его голову! Все эти несчастья увеличивало еще воспоминание о прежнем счастье, и до чрезмерности усиливала их неожиданность и совокупность. Однако ж праведник не поколебался: «яко Господеви изволися, тако бысть», – говорит он (Иов.1:21). Но вот постигает его еще несчастье: он поражен гноем лютым от ног даже до главы; и праведник, благословлявший Бога, когда лишился богатства и детей, теперь, пораженный болезнью «...отверзе... уста своя и прокля день свой» (Иов.3:1). Так велико бедствие болезни, в сравнении с другими бедствиями, и так дорого ценит человек здоровье, лишившись его!

Болезнь лишает цены все другие блага, какими человек ни обладал бы в жизни, напротив, здоровье и другим благам сообщает значение и цену. Когда человек лежит на одре болезни, тогда и богатство кажется ему ничтожным и даже тяжким бременем, и слава – пустою молвою, и все окружающее принимает мрачный и печальный вид. Напротив, жизнь и все, что есть приятного в жизни, тогда только услаждает человека, когда сам он наслаждается здоровьем.

Таким образом, здоровье составляет для человека важнейшее благо жизни, и другие блага от него получают свое значение и цену. И так было от начала. Блаженство первого человека, обитавшего в Hаю сладости, состояло, между прочим, в том, что он наслаждался полным здоровьем и свежестью сил, не знал ни болезней, ни слабости; самое страшное бедствие, которому подверг его грех, была смерть, составляющая последний конец всех болезней и в них имеющая своих предвестников: «смертию умрете» (Быт.2:17); «в болезнех родиши чада» (Быт.3:16). Сам Господь наш Иисус Христос, живя на земле и благодетельствуя людям, в болезнях и немощах людей видел великое их несчастье, и в том особенно обнаруживал Свое беспредельное милосердие к их нуждам и немощам, что «исцелял всяк недуг и всяку язю в людех» (Мф.9:35); и всегда множество много людей приходило к Нему, не только послушати Его, но и дабы «исцелитися от недуг своих...» (Лк.6:17–18).

Здоровье весьма нужно человеку и в его нравственной духовной жизни. «Здравая душа в здравом теле», – говорили древние. И это справедливо; ибо душа наша так тесно соединена с телом, что, имея решительное влияние на тело, и сама в свою очередь зависит от тела. Правильное, здоровое состояние тела, поэтому, содействует правильной деятельности души, – и, напротив, немощи тела болезненно действуют и на самую душу, ослабляют ее силы и нередко ввергают в уныние. С другой стороны, и здоровая, благоустроенная душа требует здорового тела, потому что оно служит орудием души для совершения самых дел благочестия. «Если я решусь истомить свое тело, – говорит святой Григорий Богослов, – то некого мне будет употребить в сотрудники в добрых делах; а я знаю, для чего я приведен в бытие, знаю, что мне должно восходить к Богу посредством дел... И так мы обязаны заботиться о теле – сем сроднике и сослужителе души; ибо хотя я виню его, как врага за то, что терплю от него, но я же и люблю его, как друга, ради Того, Кто соединил меня с ним» (Творения святителя Григория Богослова, ч. II, с. 7; 8).

Говоря о том, как нужно человеку здоровье для преуспевания в нравственной жизни, в совершении дел благочестия, мы не отрицаем через сие спасительной силы болезней и страданий, когда они посылаются на нас от Бога для испытания веры нашей и для очищения души нашей: мы хотим только раскрыть ту мысль, что сам человек должен со всем тщанием хранить свое здоровье, столь драгоценное для него и в нравственной его жизни. С другой стороны, мы не отвергаем через сие и того, что иногда здоровье делается для человека побуждением ко греху, ибо мы разумеем здесь здоровье, которое есть плод воздержания и поста и которое состоит в свежести и трезвенности сил телесных, а не в чрезмерном изобилии и необузданности их; и говорим о правильном употреблении здоровья, а не злоупотреблении им. А избыток здоровья, не умеряемый воздержанием, действительно, влечет человека к чувственности и удобно повергает в бездну порока. Посему-то отцы Церкви и называют тело, как плоть, похотствующую на дух, врагом нашим. Так, один из них говорит: «Это тело, когда хорошо ему, поднимает войну, а когда воюю против него, повергает в скорбь; его я и люблю, как сослужителя, от него же и отвращаюсь, как от врага. Когда щажу его, тогда не знаю, как избежать его мятежнических нападений, и боюсь, как бы не отпасть от Бога, отягчившись оковами, которые влекут меня к земле или удерживают на ней» (Творения святителя Григория Богослова, ч. II, с. 7).

Итак, христианин, храни здоровье, как драгоценнейший дар жизни, но берегись злоупотреблять им, дабы вместо блага оно не оказалось для тебя тяжким злом; если желаешь быть здоровым, и чтобы здоровье было спасительно для тебя, соблюдай умеренность в пище и питии, и тогда опытно познаешь истину слов святителя Христова Митрофана: «Воздержно пий, мало яждь – здрав будеши!».

Если два, рассмотренных нами, правила из завещаний святителя Митрофана касаются земных, временных благ, каковы богатство и здоровье, которые, однако ж, как показали мы, могут и должны способствовать христианину в его трудах к приобретению благ небесных и вечных, то в последнем святитель преподает нам наставление относительно такого блага, которое выше всего земного, составляет первую и последнюю цель нашей жизни, лишение которого не могут вознаградить нам все блага мира, по слову Господа: «кая бо польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит» (Мф.16:26). В последнем правиле своего завещания дал святитель Божий наставление о том, как человек может достигнуть спасения: «Твори благо, бегай злаго – спасен будеши». Как ни кратко это изречение, но оно обнимает собою существенные обязанности, какие требуются со стороны человека, дабы достигнуть спасения. Человеку, как падшему, свойственна удобопреклонность к злу, как искупленному благодатью Иисус Христовою доступна и необходима добродетель; но ни та, ни другая не совместимы между собою, не может человек в одно и то же время работать и Богу, и диаволу, служить и добродетели, и пороку. Он должен изгнать грех из сердца, дабы водворилась добродетель, должен побеждать, как говорит апостол, «благим злое» (Рим.12:21). Посему дело спасения в каждом человеке начинается борьбою со грехом, удалением от него, победою над ним и затем состоит в служении добродетели. «Начинающему надлежит уклоняться от стремления к злу, – говорит святой Василий Великий, – должно сперва, как от худого пути, удалиться от привычки к порочной жизни, а потом уже приступить к совершению добрых дел. Потому что невозможно приняться за доброе, не отступив наперед и совершенно не уклонившись от зла, как невозможно возвратить здоровья, не освободясь от болезни, или согреться прежде, нежели совершенно пройдет озноб» (Творения святителя Василия Великого, ч. I, с. 305). Итак, удаление от греха и служение добродетели составляют два существенных действия, которыми человек должен достигать спасения. На них-то и указывает нам святитель Божий Митрофан в своем завещании: «Твори благо, бегай злаго – спасен будеши».

В размышлении о сих словах мы скажем: 1) о грехе и удалении от греха; 2) о добродетели и о том, как надлежит стяжать оную; 3) предложим размышления о спасении, к которому предназначен человек.

«Грех есть нарушение заповеди Божией, подобно как ночь есть захождение солнца, немощная старость – минование юности, и ужасная зима – следствие удаления солнечного вверх», – говорит святой Григорий Богослов (Творения святителя Григория Богослова, ч. IV, с. 28). «Грех есть нарушение святого и вечного Закона Божия, который на то от Бога дан, дабы его в целости и со всякой опасностью хранили мы, якоже глаголет Псалмопевец: «Ты заповедал еси заповеди Твоя хранити зело» (Пс.118:4). Грех есть сопротивление святой и благой воле Божией. Бог бо хочет, чтобы уклонялись от зла и творили благое; но окаянный грешник противно тому делает: уклоняется от добра и творит злое, и так противится Божией воле. Паки: грех есть огорчение и раздражение вечной Божией правды, которая, грехом раздраженная, судит грешника повинным временной и вечной казни: всякий бо грех противу правды Божией бывает. Паки: грех есть преслушание и унижение Великого, Бесконечного, Неописанного, Страшного, Святого и Вечного Бога Отца и Сына и Святого Духа, пред Которым Ангелы Божии со страхом стоят и благоговеют; но человек – земля и пепел – не боится Его. Грех есть превеликая человеческая к Богу неблагодарность. Ибо так человек, наипаче христианин, Бога Создателя, Промыслителя и Искупителя своего, Которого должен почитать, не почитает, Которого должен прославлять, уничижает...» «За грех геенна, ад и вечное мучение уготовано; грех и временные казни наводит, как то: кровавые войны, моровые язвы, болезни, скорби, грады, трусы, пожары. Грех причиною есть, что и самое неповинное естество страждет. Человек грешит, но прочая тварь страждет: земля не дает плода, скоты и звери от голода умирают, воздух и вода растлеваются. Всему тому грех человеческий причиною есть». Так изображает ужасные свойства и действия греха блаженный епископ Воронежский Тихон; и ко всем христианам обращает следующее умилительное воззвание: «Видишь убо, человече, коликое зло есть грех. О, грех – неизреченное зло! Яко тем Бесконечный и Преблагий Бог оскорбляется и прогневляется! Грех – бесстыдная измена, которою Богу Бессмертному и Праведному изменяем! Грех – язва (без помощи Божией) неисцельная, которая совесть нашу уязвляет, мучит и снедает! Временных и вечных бедствий источник, корень осуждения и смерти, превращение естества, помрачение разума, растление душевной доброты и всех зол злейшее – грех! О грехолюбивая душа, смотри и рассуждай, какое великое, ужасное и неисцельное зло ты любишь!» (Сочинения святителя Тихона, епископа Воронежского, ч. 5, с. 17–19; ч. 8, с. 248–250).

Как же явилось такое страшное зло, каков грех, в мире и роде человеческом? Как в Царство Всемогущего и Вечного Царя вторглось противление Его всевластной и неизменной воле? – Как в творение Премудрого и Святого Бога проникла зараза, изменившая и помрачившая первозданную доброту зданий? Бог зла не сотвори; как же зло и грех явились в мире и роде человеческом?

Слово Божие ясно указывает нам первый источник греха: «завистию же диаволею, – говорит Оно, – грех вниде в мир» (Прем.2:24); всяк «творяй грех от диавола есть, яко исперва диавол согрешает» (1Ин.3:8). Диавол – дух злобы и князь тьмы, был некогда одним из высших – чистых и свободных духов, созданных Господом Вседержителем, но ужасным образом злоупотребил своею свободою: он возмечтал быть равным Богу, увлек за собою множество других, подобных ему существ, и воздвиг мятеж против Творца своего; Правосудный Бог осудил мятежника, и он, как молния, низпал с небеси в бездну преисподней. «Первейший из небесных светов, по гордости своей, утратил свет и славу, – пишет святой Григорий Богослов, – он, злосчастный, возжелал иметь славу первой красоты и великую царственную честь Самого Бога, но вместо света облекся в ужасную тьму, погубил свою светозарность, с бесчестием ниспал сюда. Хотя легок он от природы, однако же низринулся до низкой земли». «Ниспал он не один, но увлек в падение и всех, кого научил греху, как злоумышленник, склонивший к измене Царское воинство, – увлек из зависти к богомудрому сонму Царюющего в горних и из желания царствовать над многими злыми. С тех пор явились в множестве демоны последователи злого царя...» (Творения святителя Григория Богослова, ч. IV, с. 237–238). Вот первое появление в мире пагубного и всепогубляющего греха!

Когда Творец воззвал из небытия человека, дабы и его соделать участником Своей славы и Своего блаженства, когда невинных прародителей наших поселил Он в Раю сладости и дал им заповедь о древе познания добра и зла, дабы они свободно упражнялись в добродетели; тогда первый отец лжи и всякого беззакония, по вражде своей к Богу и добродетели, и по зависти к блаженству первых человеков, возжелал и их отторгнуть от Бога, как некогда отторгнул тьмы подобных себе несчастных духов. «С тех пор, как пал сам, он преследует ненавистью тех, которые водятся благоразумием, и, раздраженный своею утратой, преграждает всем небесный путь, не хочет, чтобы Божия тварь приближалась к Божеству, от Которого он отпал, но пожелал, чтобы и люди участвовали с ним в грехе и омрачении» (Творения святителя Григория Богослова, ч. IV, с. 237). С хитрыми обольщениями приступил он к невинной прародительнице нашей и увлек злосчастных прародителей к нарушению святейшей воли Творца. Так от диавола и первый человек вкусил убийственного греха и смерти. Посему и называет Господь диавола исконным человекоубийцею: «он человекоубийца бе искони» (Ин.8:44).

От нечистого не может рождаться чистое; от горького источника никто не почерпнет сладкой воды. Зараженный грехом человек рождал детей по виду своему, он не мог передать им того, чего не имел сам, – безгрешности и нетления, а естественно передал то, что имел, – грех и тление. Посему-то и сказал пророк, а с ним должен сказать и каждый из сынов Адама: «в беззакониих зачат есмь и во гресех роди мя мати моя» (Пс.50:7); и другой праведный муж свидетельствует: «Кто бо чист... от скверны? никтоже, аще и един день жития его на земли» (Иов.14:4–5). Таким образом, когда диавол вовлек первого человека во грех, – пал не один Адам, но с ним и в нем «вси бо согрешиша, и лишени суть славы Божия» (Рим.3:23).

Позволив обольстить себя диаволу, первым грехом своим человек открыл князю тьмы доступ в свою душу; первый грех не был вместе и последний, но был начатком греховной жизни, ибо и душа приобрела влечение к греху, и диавол получил большую возможность убийственно действовать на душу. Рождаясь с наследственной греховной порчей, каждый человек от юности своей имеет помышление на злое (Быт.6:5), и, при сей пагубной наклонности ко греху, легко делается рабом греха и впадает в сети диавола, который, по слову апостола, как лев рыкающий «ходит, иский, кого поглотити» (1Пет.5:8).

Вот печальная история греха; вот как явился он в мире и в роде человеческом: дух злобы есть первый виновник греха; он вовлек во грех и первого человека, а чрез него и весь род человеческий: «единем человеком грех в мир вниде и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде, в немже вси согрешиша» (Рим.5:12).

Сия печальная история греха показывает, что «грех есть беззаконие» (1Ин.3:4), нарушение закона Божия, отпадение от Бога – Источника жизни и всякого блага, оскорбление Его бесконечного величия, гнусная неблагодарность за Его беспредельные благодеяния, – служение врагу Великого Бога, диаволу, отцу лжи, ненавистнику истины и добродетели. Посему самая история греха показывает нам, как должны мы ненавидеть его, удаляться от него, как должны бегать злого. Покажем теперь несколько подробнее и пагубные последствия греха для человека, дабы яснее видеть необходимость удаления от греха.

Пагубные действия греха на душу и тело человека открываются ясным образом еще в настоящей жизни; во всем же вредоносном значении своем раскроются в будущей вечной жизни, когда Господь изречет последний суд Свой на диавола и ангелов его и вместе с ними осудит всех служивших греху и диаволу.

Первое пагубное следствие греха есть то, что он лишил и лишает человека беспримерно великих благ и высоких духовных совершенств и радостей. Ощущение наготы и изгнание из Рая были для прародителей первыми следствиями их грехопадения: и они служат ясным свидетельством лишения богоподобных совершенств и духовных наслаждений, какие даровал им Господь, и которые теперь похитил у них грех. Он и каждого из нас лишает нашей богозданной одежды нетления и Рая невинности, он окрадывает у души нашей совершенства образа Божия, на ней начертанного: ум лишает света, сердце – чистоты, совесть – святости. «О бедный человек, – восклицает святитель Тихон, – в какое состояние ты пришел, согрешив Господу и Создателю твоему, послушав совета лукавого врага твоего! Где твоя первозданная доброта и благолепие? Где твоя святость, чистота, правда и непорочность? Где твой Божественный свет, который душу и разум твой просвещал? Где твое блаженство богоподобное, которое Создатель твой вначале тебе даровал? Все то отошло от тебя, всего того лишил тебя грех твой!» (Сочинения святителя Тихона, епископа Воронежского, ч. II, с. 64). Рай, заключенный преслушанием Адама, паки отверзеся послушанием – даже до смерти, смерти же крестныя, второго Адама – Господа нашего Иисуса Христа: но грех, лишив нас первого Рая, заграждает путь и в Небесное Царствие Христово, ибо только творящие волю Отца Небесного наследуют его. Духовные силы и совершенства, которых лишился человек через падение праотца, снова исходатайствованы нам смертью Богочеловека и преизобильно изливаются на верующих благодатию Святаго Духа, но грех, лишив нас первых богообразных совершенств, делает нас недостойными и даров благодати Божией. Стольких совершенств и стольких благ лишил и лишает нас грех! Как же после сего не бегать греха?

Лишая человека столь многих и великих благ, грех делается для него, в то же время, источником бедствий и злоключений. Слово Божие называет грешника пленником греха: «всяк творяй грех раб есть греха» (Ин.8:34). Как пленника связывает он человека, – его душу и тело, – тяжкими узами, покрывает язвами и лишает жизни. Посему-то слово Божие еще называет грешника мертвым (Лк.9:60): «остави мертвыя погребсти своя мертвецы», – сказал Господь о живущих в мире и служащих греху; «брат твой сей мертв бе, и оживе», – говорил милосердый отец старшему сыну своему о возвратившемся домой блудном сыне (Лк.15:32).

«Всякий вообще грех предающегося оному делает обыкновенно дряхлым, – говорит святой Златоуст, – а состарившееся и одряхлевшее близко к разрушению. Менее, гораздо менее тело изнемогает от бремени, нежели душа расслабевает и упадает в силах от множества грехов. Грех делает так, что она выживает из ума, начинает говорить невнятно, подобно дряхлому старику или помешанному в уме, страждет оцепенением, забывчивостью, становится отвратительной для людей и подручной диаволу. Такова душа грешника» (Толкование на Послание к Римлянам, с. 221). В другом месте вселенский учитель, сравнивая людей, преданных греху, с людьми умершими, состояние сих последних предпочитает состоянию грешника: «умерый бо, – говорит он, – свободися от греха (Рим.6:7), а живущий во зле служит греху. Не говори мне, что он не снедается червями, не лежит во гробе, не закрыл глаз и не обвит пеленами. Он большие претерпевает мучения, нежели умерший, не потому, чтобы черви снедали его, но потому, что страсти душевные терзают жесточее зверей. А если у него открыты глаза, то и сие опять хуже того, как если бы они были закрыты. Ибо глаза умершего ничего не видят худого; сей же, имея открытые глаза, подвергает себя бесчисленным болезням. Мертвый лежит во гробе, ничего не чувствуя, а сей заключен во гробе бесчисленных болезней. Но ты не видишь гниения его тела? Что ж? Душа его еще прежде тела растлела, погибла и подвергается большему гниению. Тот смердит десять дней, а сей во всю жизнь дышит зловонием... Того никтο не видит истлевающим и согнивающим, поскольку он имеет гроб своим покровом, а сей, будучи живым и смердящим, всюду ходит, нося мертвую душу в теле, как во гробе. И если бы можно было увидеть душу человека, живущего в роскоши и несчастии, то ты увидел бы, что гораздо лучше лежать связанным во гробе, нежели быть окованным цепями греховными; лучше иметь на себе лежащий камень, нежели тяжкий покров бесчувственности» (Беседы на Евангелие от Матфея, ч. I, с. 568–570). Вот что делает грех с душою человека: он искажает, губит и убивает ее. Как же после сего не бегать греха?

Но погибельная сила греха, обнаруживающаяся еще здесь в страшных мучениях совести, осуждающей и преследующей человека, во всей полноте откроется в день последнего Суда Божия, когда поставятся престолы, раскроются книги, потечет река огненная и когда «изыдут... сотворшии злая в воскрешение суда» (Ин.5:29). Страшен будет суд сей для грешников; они услышат ужасный приговор правды Божией: «идут сии в муку вечную» (Мф.25:46), «идите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его» (Мф.25:41), и ту «будет плач и скрежет зубом» (Мф.25:30). Итак, страдание в огне геенском вместе с диаволом, страдание вечное, никогда не престающее, ибо огнь их не угасает и червь не умирает, – вот последний ужасный плод греха! И тогда никто и ничто не спасет уже грешников от сей конечной погибели. «Тогда престанет все милосердие, но правда Божия вступит в свое дело; тогда раскаяние бесполезно; плач и слезы суетны тогда» (Сочинения святителя Тихона епископа Воронежского, ч. VI, с. 20). Ибо время покаяния и душеспасительных слез миновало вместе с земной жизнью. Бегай же, человек, греха, последствия которого столь горьки и ужасны, бегай, пока есть возможность избежать их; спеши воспользоваться кратким временем твоей жизни, дабы освободиться от бремени греховного, ибо не знаешь, когда придет конец твоей жизни, не знаешь, в какой час придет к тебе страшный Ангел смерти. «Как время, так и образ кончины нашей неизвестны нам, – пишет блаженный Тихон, – иной, почивать возлегши, не восстает, иной ходя, иной сидя, иной стоя падает бездыханен; многие, вином и сном отягощени, не пробуждаются, и спать будут до общего восстания; иной в объятиях блудниц, иной в хищении, разбое, убийстве, иной в прочих беззакониях праведным Божиим Судом поражается. Но что прочим случается или случилось, то и всякому случиться может» (Сочинения святителя Тихона, епископа Воронежского, ч. VI, с. 19). Посему будем стараться, сколько возможно, избегать греха.

Если грех столь противен Богу и столь ужасен по своим последствиям для человека, что же так влечет человека ко греху, зачем он служит ему охотнее, нежели добродетели? Мы уже показали главную причину сего в гибельной наклонности человека ко греху, наследованной от прародителей. Кроме того, обыкновенно увлекает нас ко греху временная сладость греха. Но что значит сия сладость греха в сравнении с вечными мучениями, ожидающими нас за грех, чтобы из-за нее подвергать себя сим последним? Притом, те жестоко заблуждаются, которые представляют себе грех только сладким. Напротив, он соединен со многими огорчениями и трудами. И если «многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие» (Деян.14:22), то сии скорби услаждаются ожиданиями небесной награды, и тем облегчаются самые труды ради добродетели. Грех же и ведет человека к вечной погибели, и в самом совершении своем соединен с огорчениями и трудами. «Если рассмотреть строго, – говорит святой Василий Великий, – то диавольские дела делателям беззакония не обходятся без труда. Нужно ли проливать пот для целомудрия? Но блудник весь облит потом; его истомляет сластолюбие. Воздержание отнимает ли чего-нибудь столько у тела, сколько портит гнусная и бешеная невоздержность? Бессонны ночи у тех, которые проводят их во всенощных молитвах; но гораздо тяжелее ночи тех, которые неусыпно делают неправду. Страх быть уловлену и страсть к удовольствиям совершенно гонят всякое упокоение» (Творения святителя Василия Великого, ч. IV, с. 239). В другом месте тот же великий отец Церкви говорит: «Положим, что кто-нибудь склонен ко греху невоздержания. Смотри, сколькими посредствующими действиями привлекает он к себе грех распутства. Во-первых, придает он особенный вид своему телу, иначе стрижет волосы, надевает одежду, приготовленную с особенной изысканностью, и во всем: от пояса до обуви показывает излишнюю заботливость о своем украшении. Потом добывает денег, чтобы купить на них красоту любимой им женщины. После сего придумывает, где бы найти посредниц для сношения с нею, сочиняет заранее искусительные речи, предуготовляет для себя предлоги к встречам: пиры, попойки, продолжительные собеседования. Через столько-то посредствующих действий приводит он к себе грех блуда» (Творения святителя Василия Великого, ч. II, с. 230). Так и самая сладость греха исполнена горечи; потому да не обольщается сердце наше сей мнимой сладостью, но тем скорее и решительнее да бежит греха, чем привлекательнее и обольстительнее представляется он.

Мы показали побуждения, по которым должны отвращаться греха, как язвы, и бегать от него, как от заразы. Но како имам греха избыти, грехолюбив сый? Как избежать греха, когда мы во грехах родимся и ко греху влечемся своей испорченной природой? Одними собственными силами сего сделать мы не в состоянии: грех побеждается содействием благодати Божией; она дает оружие против греха, посему под ее знаменем и с ее оружием мы и должны ратовать против греха. «Может человек удобно развратиться и себя погубить; но себя исправить и спасти не может без Бога. Может удобно жить по плоти, как лодка вниз по реке плыть, но против плоти стоять и духовно жить так же не может сам собою, как судно против быстрины речной плыть само собою не может: надобно его или гребцам, или ветру с парусом подвигать; так и человеку в духовном житии и деле спасения надобно вышеестественной силе помогать» (Сочинения святителя Тихона, епископа Воронежского, ч. II, с. 229). Таким сравнением блаженный Тихон объясняет бессилие человека, надеющегося одними собственными силами избежать греха. Но, призвав на помощь силу благодати Божией, подчинив себя ее всесильному водительству, человек и со своей стороны непременно должен употреблять все средства, дабы освободиться от греха. Укажем здесь, как и какими средствами он может сего достигнуть.

Чтобы избежать греха, для сего и простое правило благоразумия требует от человека избегать всех случаев и поводов ко греху. Грехом шутить всегда опасно, ибо он, как язва, скоро заражает душу и распространяет в ней губительный яд свой. Достаточно одного слова, одного неосторожного взгляда, одного ничтожного случая, чтобы язва греха приразилась душе (столкнулась с душой) и проникла в нее. Посему-то, кто хочет сохранить себя от греха, тщательно должен избегать всякого повода ко греху, каковы особенно бесчинные речи и сообщество людей порочных. «Тлят обычаи благи беседы злы» (1Кор.15:33); «блажен муж, иже не иде на совет нечестивых», – свидетельствует Псалмопевец (Пс.1:1). «Огонь, коснувшись удобосгораемого вещества, не может не охватить всего этого вещества, особенно если подует сильный ветер, который переносит пламя с одного места на другое. Так и грех, прикоснувшись к одному человеку, не может не перейти ко всем приближающимся, когда раздувают его лукавые духи» (Творения святителя Василия Великого, ч. I, с. 191). Итак, первым средством к избежанию греха служит тщательное удаление от всех случаев и поводов ко греху.

Если же неосмотрительность и неосторожность вовлекли нас во грех, мы не должны, по крайней мере, дозволять ему укореняться в душе нашей, дабы удобнее освободиться от него. Грех есть болезнь души. И как болезни тела легче и скорее излечиваются в самом их начале (напротив, застарелые и укоренившиеся болезни излечиваются с трудом или даже остаются неизлечимыми), так бывает и с болезнями души нашей – грехами. Вначале и от них душа легче освобождается, но чем более душа коснеет во грехе, тем труднее бывает для нее бороться с грехом и освободиться от него. «Ревностное коснение во грехе производит в душах некоторый неисправимый навык, – говорит святой Василий Великий, – ибо застаревшая душевная страсть и временем утвержденное помышление о грехе с трудом врачуются, или делаются и совершенно неисцелимыми, когда навыки, как всего чаще случается, переходят в природу. Посему должно желать, чтобы нам даже и не прикасаться к злу. А другой путь – тотчас по искушении бежать от него, как удара, наносимого стрелком, по написанному у Соломона о злой жене: «ниже настави ока своего к ней... но отскочи, не замедли» (Притч.9:18). И теперь знаю таких, которые в юности поползнулись в плотские страсти, и до самой седины, по привычке к злу, пребывают в грехах... Итак, блаженное дело – и не помышлять о зле. Если же уловленный врагом принял ты в душу советы нечестия, не стой в грехе» (Творения святителя Василия Великого, ч. I, с. 189–190).

Ho каким образом может человек освободиться от греха, им содеянного, исторгнуть зло из души, когда оно приразилось уже к ней? Господь, по беспредельному милосердию Своему, даровал нам в покаянии средство к освобождению от греха. Но дабы покаяние явило в нас свою благодатную силу и уврачевало нас от язв греховных, для сего требуются с нашей стороны некоторые необходимые условия. Главные из них – сердечная искренность нашего раскаяния и твердая решимость оставить грех.

Господь показал нам образ истинного покаяния в примере блудного сына. Несчастный юноша, оставивший дом родительский и на стороне далекой расточивший все имение свое, живя блудно, в тяжкое время бедности восчувствовал глубину своего падения, свое несчастное состояние, и решился возвратиться под кров родителя: «В себе пришед, рече... востав иду ко отцу моему, и реку ему: отче, согреших на небо и пред тобою» (Лк.15:17–18). И милосердый отец принял его с распростертыми объятиями, ибо покаявшийся «мил ему бысть» (Лк.15:20). Подобным образом и каждый грешник, удалившийся от Милосердого Отца Небесного на страну греха, должен прежде всего прийти в себя – восчувствовать свое заблуждение, тяжесть и гнусность грехов своих и бедственное состояние, в которое привел его грех. «Немалым, – говорит святой Иоанн Златоуст, – истинно немалым средством к исправлению служит то, чтобы, собрав в одно грехи свои, непрестанно представлять и размышлять о них. Ибо кто сие делает, тот в такое придет сокрушение, что признает себя недостойным и жить. И не только осуждай себя за блуд, прелюбодеяние и другие грехи, которые всеми признаются тяжкими, но собери в уме своем тайные наветы, клеветы, злословие, тщеславие, зависть и все, сему подобное. И эти пороки немалое понесут наказание, ибо и клеветник ввергается в геенну, и упивающийся вином не будет иметь места в Царствии Небесном, и не любящий ближнего так оскорбляет Бога, что и мученичеством своим бывает не угоден Ему. И тот, кто нерадит о домашних своих, отвергся веры, и тот, кто бедных презирает, в огнь ввергается. Итак, не считай сии пороки маловажными, но все собери в уме своем и напиши их, как в книге. Если ты напишешь, то Бог сотрет их. Если же ты не напишешь, то Бог впишет их и потребует твоего наказания. Посему лучше нам самим вписать оные и видеть их изглаженными Богом, нежели, забывая о них, заставлять Самого Бога представить их пред глаза наши в День Судный» (Беседы на Евангелие от Матфея, ч. II, с. 218–219). Итак, дабы покаяние наше имело силу, очищающую грех, нужно прежде всего, чтобы мы восчувствовали тяжесть греха и имели сердечное сокрушение о нем.

Другое существенное свойство истинного покаяния, как показывает пример покаявшегося блудного сына, состоит в твердой решимости оставить грех – восстать и идти к Отцу Небесному: от греха – к служению добродетели. И покаяние, сопутствуемое такими расположениями сердца, скоро преклоняет милосердие Божие к кающемуся: силою благодати Своей Господь очищает грехи его, как бы ни были они тяжки, и содействует ему в его стремлении к добродетели. Так оправдал Он мытаря, искренно и смиренно покаявшегося; так, во едином часе, Рая сподобил разбойника благоразумного, ибо хотя мал глас покаяния испустил он, но глас сей исшел из глубины его сердца. И сколько подобных примеров предоставляет нам история христианских подвижников! Так, один старец, весьма опытный в жизни духовной (Авва Иоанн Колов), мудрой беседой возбудил столь сильное раскаяние в одной развратной женщине, что она сказала ему: «Авва, веди меня, куда ты хочешь». Старец велел ей следовать за ним. «Когда пришли они в пустыню и наступил вечер, он сделал из песка небольшое возглавие для девицы и, перекрестив оное, говорит ей: «Усни здесь». В малом расстоянии от нее и для себя сделал такое же возглавие и, окончив молитвы свои, уснул. Проснувшись в полночь, он видит светлый путь, простирающийся с неба до самой девицы, и видит Ангелов Божиих, которые возносили душу ее. Встав, он подошел к девице и, узнав, что она умерла, повергся лицом на землю и молил Бога. И был ему глас, что один час покаяния ее принят лучше покаяния многих, долго кающихся, но не показывающих такой горячности в покаянии» (Достопамятные сказания о подвижничестве святых отцов, с. 132–134). Вот другой подобный пример. Прозорливый старец Павел Простый пришел некогда в один монастырь и смотрел на иноков, идущих в церковь, дабы видеть, с каким кто расположением души приходил к службе. Тогда он увидел одного брата, у которого все тело было черно, с обеих сторон держали его демоны и влекли к себе, а святой Ангел его шел поодаль с печальным и поникшим взором. Спустя немного, когда кончилось служение и все выходили, увидел он опять и этого брата, но теперь лицо его было светло, тело бело, демоны шли за ним издали, а святой Ангел рядом с ним, и светло радовался о нем. Блаженный Павел, собрав всех, просил брата открыть причину, почему Бог внезапно благоволил сделать с ним такую перемену. Тогда брат сказал: «Я человек грешный, с давнего времени и доселе предавался блудодеянию. Вошедши ныне в святую Божию церковь, услышал я слова святого пророка Исаии, или лучше – Самого Бога, говорящего через пророка: “измыйтеся, и чисти будите; отимите лукавства от душ ваших пред очима Моима... научитеся добро творити... И аще будут греси ваши, яко багряное, яко снег убелю” (Ис.1:16–19). Я блудник, – продолжал он, пораженный до глубины словами пророка, – сокрушаясь в сердце своем, сказал Богу: “О, Боже, пришедый в мир грешники спасти (1Тим.1:15), исполни и на мне грешном и недостойном то, что Ты обещал ныне через пророка Твоего! Вот отныне даю Тебе слово и, от всего сердца исповедуясь пред Тобою, даю обет, что впредь не буду делать греха сего; отвергая всякое беззаконие, буду отныне служить Тебе с чистой совестью!” С такими обетами вышел я из церкви, положив в душе своей не делать более ничего худого пред Богом». Все, слышавшие это, прославили Бога, спасающего грешников (Там же, с. 285–288). Этих примеров достаточно, чтобы видеть, как скоро искреннее раскаяние во грехе и твердая решимость избегать греха привлекают очищающую силу благодати в душу грешника.

Итак, дабы избежать греха, надлежит удаляться всех поводов и случаев ко греху, и не позволять ему укореняться в душе, но немедленно исторгать его из сердца; а для сего должно прибегать с истинным покаянием к Богу – с сердечным сокрушением и твердой решимостью не делать греха. Пользуйся сими средствами, христианин, спасай себя от язвы греха, столь погибельной для души и тела, бегай злого – и сим положишь прочное основание твоего спасения!

Кто избегает греха, тот полагает прочное начало спасения, ибо чтобы творить благое, надобно прежде уклониться от зла (Пс.33:15). «Если кто хочет стяжать добродетель, – отвечал старец авва Иоанн из Кизика на вопрос, как приобрести добродетель, – то не прежде может стяжать ее, как когда возненавидит противный ей порок. Итак, если ты хочешь иметь плач, должен возненавидеть смех. Хочешь ли иметь смирение? Возненавидь гордость. Хочешь ли быть воздержным? Возненавидь пресыщение. Хочешь ли быть целомудренным? Возненавидь сладострастие. Хочешь ли быть нелюбостяжательным? Возненавидь всякую вещь. Хочешь ли быть милостивым? Возненавидь сребролюбие. Желающий жить в пустыни, пусть возненавидит города. Желающий подвизаться в безмолвии, пусть возненавидит дерзость в речах. Желающий быть незлопамятным, пусть возненавидит злословие. Желающий не развлекаться, пусть пребывает в уединении. Желающий удержать язык, пусть заградит уста свои, чтобы не слышать многого» (Луг духовный, с. 195). Итак, удаление от греха пролагает путь к добродетели; но оно не есть еще самая добродетель. Дабы достигнуть спасения, мало того чтобы не делать греха; нужно еще стяжать добродетель. «Не делать грубых, явных преступлений: не убивать, не грабить, не притеснять – не значит еще быть добродетельным и достойным блаженства, – говорит один пастырь Церкви, – это есть только преддверие, которым входят в храм непорочности, только подножие, которым восходят к добродетели, стоящей гораздо выше» (Слова и речи святителя Филарета, митрополита Московского, ч. 2, с. 124). Посему желающий достигнуть спасения, избегая греха, должен неуклонно следовать и сему спасительному правилу, которое предлагает нам святитель Божий Митрофан: «твори благо».

Если грех есть нарушение закона Божия и служение диаволу, то добродетель, напротив, состоит в исполнении воли Святейшего Бога, Его повелений и заповедей, во всецелом подчинении и служение Ему. Для сего служения Богу, которое есть вместе высшее блаженство человека, мы и воззваны Им из небытия в бытие. Он – вечная Истина и Первообраз добродетели – сотворил человека по образу Своему и подобию (Быт.1:26), и таким образом положил в природе нашей неизгладимые черты истины и добродетели. Человеку надлежало, через подражание и служение своему Первообразу, усовершать в себе сии богоподобные совершенства. Итак, служение добродетели есть первоначальное назначение человека, есть врожденная потребность нашей природы. И самый грех, завистью диавола растливший природу человека, не истребил в ней сей глубочайшей потребности истины и добродетели, голос ее слышится иногда и в душе, глубоко погрузившейся в грех. Посему-то и Сам Господь, еще в Ветхом Завете, призывал человека к подражанию Его святости: «святи будите, яко Аз свят (есмь) Господь Бог ваш» (Лев.19:2).

Когда же явился на земли Сын Божий, сияние славы Отчей, и избавил нас от греха, проклятия и смерти, тогда первоначальное назначение человека для добродетели указано и раскрыто Им с большею силою, ясностью и полнотою, ибо Иисус Христос, как свидетельствует апостол, для того и «дал есть Себе за ны, да ...очистит Себе люди избранны, ревнители добрым делом» (Тит.2:14), и для того даровал нам благодать Свою, да «целомудренно и праведно и благочестно поживем в нынешнем веце» (Тит.2:12). Истину сию, что Иисус Христос воссоздал нас для служения добродетели, для которого мы и первоначально были созданы, ясно выражает апостол Павел в следующих словах: «Того бо есмы творение, создани во Христе Иисусе на дела благая, яже прежде уготова Бог, да в них ходим» (Еф.2:10). Итак, мы и созданы и воссозданы для добродетели; она составляет потребность нашей природы, созданной по образу Божию и воссозданной благодатью Иисус Христовою. Вот первое и важнейшее побуждение для человека-христианина творить благое.

«Аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите», – сказал Господь (Ин.14:15) апостолам и всем Своим последователям. В исполнении воли того, кого любим, не поставляем ли и сами мы доказательства нашей любви? – Мало того, не находим ли мы даже особенного наслаждения в том, чтобы делать угодное тому, кого любим? Посему и Господь требует от нас, чтобы любовь нашу к Нему мы доказали исполнением святой воли Его, делами, Ему угодными. Любить же Бога, а следовательно и жить добродетельно и богоугодно, обязывают нас неисчислимые Божии к нам благодеяния. Господь есть Милосердный Отец наш, ибо Он даровал нам бытие, поставил нас выше всех творений Своих на земле, дал нам разум и свободу; каждый из нас Ему обязан своим первым дыханием, воззванием к жизни. И если естественное чувство побуждает нас любить наших родителей, то не тем ли более обязаны мы любить Отца нашего Небесного? Ибо своей жизнью мы обязаны не столько им, сколько Его всемогущей и благой воле, по которой и они получили бытие свое. «Ежели в рожденных, – говорит святой Василий Великий, – есть врожденная любовь к родившим, что доказывают привязанность бессловесных и в людях с первого возраста открывающаяся приверженность к матерям; то недостатком любви к Сотворшему нас и отчуждением от Него да не окажем себя неразумнее младенцев и свирепее зверей. Если бы мы и не знали, каков Он по благодати; то по тому одному, что от Него получили бытие, должны мы безмерно любить Его и непрестанно прилепляться к памятованию о Нем, как дети прилеплены к матерям» (Творения святителя Василия Великого, ч. V, с. 101). Господь есть Величайший, никогда не оставляющий нас Благодетель; ибо, сотворив, Он не предоставил нас самим себе, но неизменно печется о нас, вседействующим Промыслом Своим присущ каждому из нас, «Сам дая всем живот и дыхание и вся... о Нем бо живем и движемся и есмы» (Деян.17:25, 28). И если неблагодарность за благодеяния почитаем мы самым черным пороком, то не обязаны ли мы преимущественно добрыми делами выражать свою благодарность к столь Великому Благодетелю, как Господь – Промыслитель наш?» «Если по природе мы имеем любовь и расположение к благодетелям, – продолжает тот же вселенский учитель, – и решаемся на всякий труд, чтобы воздать за оказанное нам благодеяние, то какое слово может изобразить Божии дары? Они таковы по множеству, что превышают всякое число; так велики и важны, что достаточно и одного, чтобы обязать нас ко всякой благодарности к Подателю. Но Он столь Благ, что не требует воздаяния, а довольствуется тем, чтобы мы любили Его за дарованное Им» (Творения святителя Василия Великого, ч. V, с. 102). Господь есть наш Избавитель и Спаситель, ибо Он не попустил нас погибнуть, когда мы сами через грех низпали в бездну погибели, по бесконечному милосердию и любви к нам, падшим, послал на землю Возлюбленного Сына Своего – пострадать и умереть ради нашего спасения: «Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единородного дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный» (Ин.3:16). «Благоволил Отец, чтоб чашу страданий Единородный Сын Его испил за спасение наше, – говорит блаженный Тихон, – соблаговолил тому и Возлюбленный Сын Его, и данную Ему от Небесного Отца чашу Свою испил. Возлюбил нас недостойных Бог, возлюбил и Сын Его Единородный. Предал Отец Сына Своего за нас на смерть и страдание, предал Себя и Сын Его за нас...» «Христос Сын Божий сокрыл величество Божества Своего под плотью человеческою, чтобы тако удобнее бедствию нашему помощи; не устыдился нищеты нашей, чтобы нас обогатить, не устыдился в девическом чреве обитать, имеяй престол небо и подножие землю... Он вместо нас осмеявается, поруган бывает, закрывается и биется; да подаст нам область сынами Божиими быти, со дерзновением к Отцу Небесному приступати и открытым, непосрамленным лицом на Пресвятое Его Лице смотреть» (Сочинения святителя Тихона, епископа Воронежского, ч. VI, с. 294; ч. VII, с. 93). Впрочем, ум человеческий никогда не может и представить всего беспредельного величия благодеяний Божиих, явленных в деле искупления падшей природы нашей. Если же так возлюбил нас Бог, то какую любовь к Нему обязаны иметь мы с нашей стороны! Каждая мысль, слово и деяния наши должны служить выражением нашей любви и благодарности к Богу, – а «имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя», – сказал Господь (Ин.14:21). Итак, бесчисленные благодеяния Божии, открытые в творении, промышлении и искуплении, обязывают нас всегда творить благое, во всем исполнять волю Божию.

Новые и сильные побуждения творить благое заключаются для нас в свойствах самой добродетели, в ее благотворном действии на душу и тело и на всю жизнь нашу... «Блага земной жизни весьма чужды для человека; человеческая добродетель – вот что одно составляет жизнь» (Творения святителя Григория Богослова, ч. IV, с. 361), – говорит святой Григорий Богослов. Добродетель составляет для человека не только высшее благо и драгоценнейшее сокровище, но и служит источником всякого блага. Она дает нам внутренний мир и спокойствие совести, без которых в жизни не может быть никакой радости. Святитель Иоанн Златоуст, исчисляя благотворные действия добродетели на душу человека, говорит: «Добродетель составляет великое богатство и великое чудо. Она доставляет истинную свободу, являет ее и в самом рабстве, не освобождая от рабства, но самых рабов делая почтеннее свободных; а сие гораздо важнее, чем дать самую свободу. Она не делает бедного богатым, но и в самой бедности делает его достаточнее богатого...» «Она много радует совесть и столько производит внутреннего удовольствия, что никаким словом выразить нельзя. Ибо что тебе кажется приятным в настоящей жизни? Стол ли роскошный? Здравие ли телесное, слава и богатство? Но все сии удовольствия покажутся весьма горькими, если сравнить их с удовольствием внутренним. Ибо ничего нет приятнее неукоризненной совести и доброй надежды. И если хотите узнать сие, испытаем человека, близкого к смерти или престарелого, и, припомнив ему о роскошных столах, коими он услаждался, о славе и чести, равно и о добрых делах, какие он когда-либо производил и совершал, спросим его, что больше eгo радует; и увидим, что вспоминая первые, он стыдится и закрывает лицо, а вспоминая последние, восхищается и торжествует» (Беседы на Евангелие от Матфея, ч. II, с. 70, 213). Притом и самые блага временной жизни тогда только могут быть названы благами, когда бывают плодом и наградой жизни добродетельной, ибо добродетель устрояет и внешнее благосостояние человека. Долготою дней исполняет Господь человека, живущего добродетельно (Пс.90:16); «аще хощете и послушаете Мене, благая земли снесте» (Ис.1:19), – говорил Бог народу Своему; «блажен муж бояйся Господа, – свидетельствует Псалмопевец, – слава и богатство в дому его» (Пс.111:1, 3); «слава же и честь и мир всякому делающему благое» (Рим.2:10). И как прочно благосостояние мужа, творящего благое! Как спокойно и непоколебимо смотрит он на превратности и злоключения жизни! «Надеющиися на Господа, яко гора Сион: не подвижутся» (Пс.124:1). «Добродетель не подчиняется превратностям настоящей жизни, – говорит святитель Златоуст, – но, возлетая превыше всех сетей нечестия, на все человеческое смотрит как бы с какого высокого столпа и не чувствует ничего, что для других бывает тягостным. Напротив, как человек, стоящий на высокой скале, смеется над волнами, видя, что они с шумом ударяются о скалу и тотчас обращаются в пену, так и подвизающийся в добродетели, пребывая в безопасном месте, не испытывает никакой неприятности от житейского волнения, но живет спокойно, наслаждаясь тишиною своих помыслов, и представляя себе, что дела настоящей жизни, проходящие так скоро и быстро, ничем не различаются от течений речных. Ибо, как бывает с волнами морскими, что они то поднимаются на несказанную высоту, то вдруг опять упадают; так точно, видим мы, и люди, не радеющие о добродетели и преданные пороку, то успевают в делах настоящей жизни, то вдруг уничижаются. Добродетель же, как здесь во время бедствий возвышает над бедствиями, так и в будущем веке избавляет обладающих ею от вечных мучений. Мало этого – она еще доставляет нам и наслаждение неизреченными благами» (Беседы на Книгу Бытия, ч. 1, с. 416–417). А как изобразить то нескончаемое блаженство, которое ожидает добродетельного в будущей жизни! По свидетельству апостола, Господь уготовал любящим Его, то есть творящим святую волю Его, такие блага, «ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша» (1Кор.2:9). Такова добродетель по своим свойствам и действиям. Если же добродетель составляет единое и единственное благо нашей жизни, если она служит источником нашего временного и вечного блаженства, и, с другой стороны, если ни один человек не желает себе зла, напротив, все ищут блаженства и радости, то не должны ли мы всему в жизни предпочитать добродетель?

Вот сколько сильных побуждений имеем мы, христиане, творить благое. Укажем теперь кратко, в чем состоит самая добродетель, дабы удобнее видеть, как может человек достигать ее.

Добродетель состоит, как мы сказали, в исполнении закона Божия; но «широка заповедь Господня зело» (Пс.118:96), посему добродетель бесконечно разнообразна и по своим видам, и по своему совершенству. Бесконечно разнообразна она по своему совершенству, ибо человек, упражняясь в добродетели, может и должен постоянно восходить от совершенства к совершенству, поскольку высочайший первообраз совершенства, к которому должен стремиться он, есть Сам Бог – беcконечно Совершенный. Святой апостол Павел, восходивший до третьего небесе, говорил о себе: «аз убо себе не у помышляю достигша: едино же, задняя убо забывая, в предняя же простираяся, со усердием гоню, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе» (Флп.3:13–14). Так должен помышлять и каждый подвижник добродетели. Бесконечно разнообразна добродетель и по своим видам, хотя она едина в существе своем, ибо имеет единое, неизменное основание. «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, – сказал Господь, – якоже Аз возлюбих вы, да и вы любите себе: о сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою» (Ин.13:34–35). Посему любовь есть единое основание всякой добродетели, или, как говорит апостол, она «есть союз совершенства» (Кол.3:14); и из нее, как из семени, возникают все разнообразные виды добродетели, и в каждом из них она присутствует, как оживотворяющее начало. Сие разнообразие добродетелей христианских можно уподобить прекрасному лугу, покрытому цветами: все они возросли на одной и той же земле, напоены одною росою небесною и согреты единым солнцем, но как разнообразны! И при всем разнообразии такою убраны красотою, что, по слову Спасителя, и сам Соломон не облекался так в славе своей (Мф.6:29). Такова и добродетель. «Нелегко найти превосходнейшую из добродетелей, – говорит святитель Григорий Богослов, – и отдать ей первенство и преимущество, подобно как на лугу многоцветном и благовонном, не вдруг можно выбрать прекраснейший и благовоннейший из цветов, когда то тот, то другой привлекает к себе обоняние и взор, и прежде всех заставляет сорвать себя» (Творения святителя Григория Богослова, ч. II, с. 2). И затем святой отец исчисляет различные добродетели христианские, находя каждую из них вожделенною и досточтимою: прекрасны вера, надежда и любовь – три сии (1Кор.13:13), прекрасно страннолюбие, братолюбие и человеколюбие, прекрасны долготерпение, кротость, милосердие, молитва и бдение, чистота и девственность...

Итак, добродетель разнообразна по своим видам и степеням. И как ни широка заповедь Господня, однако ж мы обязаны исполнять ее во всей полноте ее: «Иже бо весь закон соблюдает, согрешит же во единем, бысть всем повинен» (Иак.2:10), – говорит слово Божие, то есть нарушивший одну заповедь закона, хотя бы исполнил все другие, виновен в нарушении всего закона. И единство Законодателя, и внутренняя связь всех добродетелей требуют, чтобы мы служили всем добродетелям. Тот же Господь, Который повелел нам не убивать, дал и сию заповедь: «не прелюбы творити»; и кто творит прелюбы, тот внутренно виновен уже и в убийстве, хотя бы и никого не убил. Посему-то строгие подвижники благочестия старались сами и советовали другим заботиться о том, чтобы по возможности исполнять все добродетели. «Когда человек намерен строить дом, – говорит авва Пимен, – то собирает множество материалов и различного рода веществ, чтобы можно было ему построить дом. Так и мы должны приобретать, хотя в некоторой степени, все добродетели» (Достопамятные сказания о подвижничестве святых отцов, с. 258, 130). Подобным образом говорит и авва Иоанн Колов: «Я желаю, чтобы человек, хоть в некоторой степени, имел все добродетели. Так, всякий день, вставая утром, начинай соблюдать каждую добродетель и заповедь Божию в величайшем терпении, со страхом и великодушием, в любви к Богу, со всякою готовностью души и тела, с глубоким смирением, в терпении сердечной скорби, в бдении, в чистой молитве и молениях, с воздыханием, в чистоте языка и хранении очей» (Достопамятные сказания о подвижничестве святых отцов, с. 130, 32). Впрочем, дабы удобнее совершать служение добродетели, которое требует от человека особенного внимания и рассудительности, для сего мужи опытные в духовной жизни советуют, не оставляя прочих добродетелей, избирать преимущественно одну из них, к которой особенно расположена душа, и подвизаться в ней. «Некто из отцов спросил великого авву Нистероя, друга аввы Антония: какое бы доброе дело делать мне? Авва отвечал ему: не все ли дела равны? Писание говорит: Авраам был страннолюбив, и Бог был с ним; Илия любил безмолвие, и Бог был с ним; Давид был кроток, и Бог был с ним. Итак смотри: чего желает по Богу душа твоя, то и делай, и блюди сердце твое» (Достопамятные сказания о подвижничестве святых отцов, с. 211, 2). И сам Великий Антоний говорил: «Кузнец, взяв кусок железа, наперед смотрит, что ему сделать: косу, меч или топор. Так и мы наперед должны помышлять, к какой нам приступать добродетели, дабы не напрасно трудиться» (Достопамятные сказания о подвижничестве святых отцов, c. 14, 35). И история подвижничества показывает нам, что некоторые святые прославились особенно в служении какой-либо одной добродетели: иной подвизался преимущественно в милосердии, иной – в терпении, другой – в воздержании и целомудрии.

Что касается до степени совершенства, какой должны мы достигать в совершении добродетели, то в сем отношении требуется от нас, чтобы мы восходили от совершенства к совершенству, задняя забывая, по слову апостола, простирались в передняя (Флп.3:13), то есть не думали о сделанных нами успехах, а стремились постоянно к приобретению новых. Семя добродетели, подобно семени древесному, прозябает и растет в сердце нашем, образуя сначала траву и постепенно разрастаясь в великое и широколиственное древо, так что птицы небесные витают в ветвях его (Мф.13:32). И как зерно имеет естественное свойство прозябать и возрастать, так и в нас должна быть духовная потребность усовершаться в добродетели. А кто не только не соблюдает постоянства в добродетели, не восходит от совершенства к совершенству, но в иное время служит добродетели, а в иное отступает от нее, такой человек поступает недостойно существа разумного. Ибо как неблагоразумен тот, кто сам разрушает то, что построил собственными руками; снова начинает строить – и снова разрушает! Одному прозорливцу было такое откровение: он увидел «человека, который стоял у колодезя и, черпая из него воду, лил ее в пробитый сосуд: вода вся опять уходила в колодезь». Небесный голос объяснил прозорливцу, что «черпающий воду изображает такого человека, который хотя делает добрые дела, но примешивает к ним и худые, а через то губит и добрые дела свои. Итак, всякому человеку надобно бдеть над своими делами, чтобы не напрасно трудиться» (Достопамятные сказания о подвижничестве святых отцов, с. 26; 33).

Из того, что мы сейчас сказали о различных видах и степенях добродетели, можно уже видеть, что совершение добродетели, к которому мы призваны и имеем столько сильных побуждений, составляет подвиг для человека. Еще яснее увидим это, если обратим внимание на слабость и удобопреклонность ко греху природы человеческой. Святой апостол Павел от лица всех людей исповедуется, что желание бо добра принадлежит ему, но силы творить добро он не обретает в себе: «Еже бо хотети прилежит ми, а еже содеяти доброе, не обретаю. Не еже бо хощу доброе, творю, но еже не хощу злое, сие содеваю. Соуслаждаюся бо закону Божию по внутреннему человеку: вижду же ин закон во удех моих, противу воюющь закону ума моего и пленяющь мя законом греховным» (Рим.7:18–19, 22–23). Подобным образом исповедует немощь своей природы другой великий подвижник, святитель Григорий Богослов: «Часто заносил я ногу, – говорит он, – чтобы шествовать к Небу, но тяжкие и снедающие сердце заботы низлагали меня на землю. Нередко также озарял меня Пречистый Свет Божества; но вдруг становилось предо мною облако, закрывало великое сияние и сокрушало дух мой тем, что свет убегал от приближавшегося к нему... Одно предписывает мне плоть, другое – заповедь; одно – Бог, другое – завистник; одно – время, другое – вечность. А я делаю, что ненавижу, услаждаюсь злом и внутренно горьким, злорадным смехом смеюсь горькой участи; для меня и гибель приятна. То я низок, то опять превыспрен. Сегодня отвращаюсь презорства, а наутро сам презритель. Как меняются времена, так меняюсь и я...» «Нередко и того, – продолжает святой отец, – кто шел добрым путем, с благими надеждами, и простирался уже выше посредственной добродетели, вдруг низвергал с высоты губительный враг; и как будто восходил он по песку, который под нетвердой ногой катился назад. Снова простираюсь вверх и снова возвращаюсь назад с бо́льшим прежнего срамом. Всегда я в пути, всегда в великом страхе; и едва лишь сделаю несколько шагов вперед, тотчас следует падение» (Творения святителя Григория Богослова, ч. IV, с. 252–254). Такова природа наша. И если так горько жаловались на нее высокие подвижники благочестия, то что должны сказать о ней мы, слабые в вере и добродетели? Если для них она была немалым препятствием на пути к совершенству, не тем ли более страшную преграду составляет она для нас? Итак, мы имеем самые сильные побуждения творить благое, и в то же время сильные препятствия к тому, чтобы творить благое; добродетель и необходима для нас, и в то же время трудна; нужно не только стремиться к ней, но и подвизаться в ней. Как же можно достигнуть добродетели?

Господь, требуя от нас жизни добродетельной, дал нам и средства для достижения добродетели. Будучи Праведен, Он не требует ни от кого паче, нежели каждый понести может. Трудно, даже невозможно нам успевать в добродетели при одних собственных, естественных силах, но возможно и нетрудно успевать в ней при помощи сил благодати, которая именно в немощи нашей и совершается: «довлеет ти благодать Моя: сила бо Моя в немощи совершается» (2Кор.12:9). Посему-то апостол Павел, который, как мы видели, жаловался на немощь естественного человека в служении добродетели, в то же время говорил о себе: «вся могу о укрепляющем мя (Иисусе) Христе» (Флп.4:13). Итак, если сами собою мы ничего не можем сделать в деле спасения, то все можем о укрепляющем нас Иисусе Христе, Спасителе нашем. Святитель Григорий Богослов предлагает следующее размышление о том, сколько можем мы сами в деле служения добродетели, и сколько действует здесь сила Божия: «Добродетель, – говорит он, – не есть дар только великого Бога, почтившего Свой образ, потому что нужно и твое стремление. Она не произведение твоего только сердца, потому что потребна превосходнейшая сила. Хотя и очень остро мое зрение, однако же видит зримые предметы не само собою и не без великого светила, которое освещает мои глаза, и само видимо для глаз. И к преспеянию моему нужны две доли от Великого Бога, именно: первая и последняя, а также одна доля и от меня. Бог сотворил меня восприимчивым к добру. Бог подает мне и силу, а посредине я, текущий на поприще. Я не очень легок на ногу, но не без надежды на награду напрягаю свои мышцы к бегу, потому что Христос – мое дыхание, моя сила, мое чудное богатство. Он соделывает меня и зорким, и доброшественным. А без Него все мы смертные – игралища суеты, живые мертвецы, смердящие грехами. Ты не видывал, чтобы птица летала, где нет воздуха, чтобы дельфин плавал, где нет воды; так и человек без Христа не заносит вверх ноги» (Творения святителя Григория Богослова, ч. IV, с. 255). Из сих слов святого отца Церкви видно, что с нашей стороны потребно только искреннее желание творить благое, хотя и это более принадлежит Богу, нежели нам, ибо сами от себя мы и помыслить благое не можем, но все довольство наше от Бога (2Кор.9:8); – потребно, чтобы мы не противодействовали благодатной силе Господа Иисуса, стоящего при дверех сердца нашего и желающего вселиться в нас и освятить наше сердце; все же прочее совершает в нас Его всесильная благодать, – она и руководит нас в добродетели, и усовершает в ней.

Итак, если служение добродетели составляет для нас великий подвиг, то нам даны от Господа нашего Иисуса Христа к облегчению и совершению сего подвига и благопотребные силы. Облегчил для нас Господь наш подвиг служения добродетели, во-первых, тем, что в Себе Самом показал нам совершеннейший пример святой жизни. «Образ бо дах вам, да, якоже Аз сотворих вам, и вы творите» (Ин.13:15), – говорил Он апостолам, умыв ноги их и тем показав им и всем нам пример истинного смирения. Такова была и вся земная жизнь Его: вся она служит образом для нас; в совершении каждой добродетели, к какой мы призваны, показал нам пример Он, призвавший нас к добродетели. «Будите убо милосерди» (Лк.6:36), – заповедал Он нам, «бдите и молитеся» (Мф.26:41), «любите друг друга» (Ин.13:34)... И Сам всю жизнь Свою посвятил на служение страждущему человечеству, дни и ночи проводил в молитве и бдении, и возлюбил нас такою любовью, что и душу Свою положил за нас. Итак, Господь прежде Сам прошел тем путем, по которому и нас приглашает следовать за Ним в Царствие Отца Небесного: «аще кто Мне служит, Мне да последствует» (Ин.12:26); Он не сокрыл от нас и трудностей сего пути, ободряя к перенесению их Своим собственным примером: «в мире скорбни будете: но дерзайте, (яко) Аз победих мир» (Ин.16:33). А не легче ли для нас бывает идти тем путем, по которому прошли уже другие, особенно же, когда нас берут, так сказать, за руку, указывают, где и как идти, и ободряют среди трудности пути? Посему-то святой апостол Павел говорит о себе, что он в служении добродетели следовал примеру Господа Иисуса, и нас всех приглашает следовать сему примеру: «подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу» (1Кор.11:1). И все святые восходили на высоту добродетели по следам Подвигоположника нашего Господа Иисуса и вслед за Ним проникли до самого Неба, «идеже Предтеча о нас вниде Иисус» (Евр.6:20). Посему мы, имея великих предшественников на пути к добродетели и совершенству, не можем и не должны сетовать на трудность сего пути, но, взирая на Начальника нашего спасения и святых Его последователей, с готовностью должны вступать на сей путь и следовать за ними.

Показав нам в Своей жизни высочайший пример святости, Господь даровал нам и силы подражать Его примеру, и в этом, преимущественно, явил Свою помощь нам для служения добродетели. Посему Самого Себя называет Он дверью и путем, посредством которого только и можем мы прийти ко Отцу Небесному: «Аз есмь дверь: Мною аще кто внидет, спасется» (Ин.10:9), «Аз есмь путь истина и живот: никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною» (Ин.14:6). Как Он подает нам помощь для шествования по пути добродетели, это отчасти объяснил Сам же Он, сравнив Себя с лозою, а нас с ветвями сей лозы. «Аз есмь лоза, вы (же) рождие» (Ин.15:5). Как ветви дерева обнаруживают жизнь, зеленеют, цветут и приносят плод, когда находятся на дереве, напротив, отторгнутые от него, вянут, сохнут и умирают; так и мы, только тогда можем обнаруживать в себе жизнь духовную и восходить в ней от совершенства к совершенству, когда посредством веры соединены с источником нашей жизни: «Якоже розга не может плода сотворити о себе, аще не будет на лозе, тако и вы, аще во Мне не пребудете... (и) иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног: яко без Мене не можете творити ничесоже» (Ин.15:4–5). Соединяется же человек со Христом, – прививается к Нему, как дикая ветвь к живоносной лозе, посредством спасительных Таинств, Им Самим установленных и данных нам, как средство благодатного общения с Ним. Таково по преимуществу есть Таинство Тела и Крови Христовой, ибо Сам Он сказал о сем Таинстве: «ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь во Мне пребывает, и Аз в нем» (Ин.6:56); «аще не снесте Плоти Сына Человеческаго, ни пиeтe Крове Его, живота не имате в себе» (Ин.6:53). Итак, в Таинстве Причащения мы входим в теснейшее общение с Самим Господом, делаемся, как говорит святой апостол Петр, «Божественнаго причастницы естества» (2Пет.1:4), а причастник Божественного естества чрез сие самое получает и все то, что благопотребно ко спасению и, по слову Господа, творит плод мног. «Мы отходим от Божественной трапезы, как львы, дышащие огнем, и делаемся страшными демонам, – говорит святой Златоуст. «Сия трапеза – сила нашего спасения, крепость ума, основание упования, надежда спасения, свет жизни» (Беседа 24 на Первое послание к Коринфянам).

Вообще же, сокровищница и хранительница сил и даров благодати Господа нашего Иисуса Христа есть Святая Апостольская Православная Церковь. Он Сам основал и хранит ее: «созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей» (Мф.16:18); Сам по неложному обетованию Своему пребывает и будет пребывать с нею до скончания века: «се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века» (Мф.28:20). Слово апостольское уподобляет Церковь телу человеческому (Кол.1:18, 24); Глава сего Таинственного Тела есть Сам Божественный Основатель Церкви, Господь наш Иисус Христос; и как члены тела соединены живым союзом с главою, так и члены Церкви находятся в таинственном, духовном общении с Божественною Главою Церкви. Посему, вступая в Церковь Христову дверью крещения, христианин входит в общение с Самим Христом и, пребывая живым членом Церкви, соблюдает ненарушимым сие таинственное единение с Ним. А быть живым членом Церкви – значит неизменно держаться ее cвятых уставов и постановлений, усердно и благоговейно пользоваться дарованными ей от Господа сокровищами благодати. Сии сокровища суть cлово Божие, всегда живое и действенное, питающее душу пищею нетленною, спасительные Таинства, рождающие нас в жизнь духовную и укрепляющие в оной, молитвы и священнодействия, очищающие дух наш. Столько благодатной помощи почерпает подвижник добродетели в недрах Святой Церкви Христовой! К сему должно присовокупить, что как члены тела взаимно служат один другому, так и в Церкви Христовой подвиги одних вспомоществуются подвигами других через взаимное молитвенное общение в Господе Иисусе: ослабевающие в добродетели находят себе подкрепление в молитвах и примере совершеннейших подвижников добродетели, как преселившихся уже в небесные жилища, так и пребывающих на земле: «много бо может молитва праведнаго поспешествуема» (Иак.5:16).

Сам великий святитель Христов, внушивший нам сии размышления своим пастырским завещанием, подвижникам добродетели преимущественно заповедает неизменную верность и покорность Святой Церкви, как средство преуспеяния в добродетели: «Веру православно-кафолическую, – пишет он, – заповедаю вседушною любовью имети и Церковь Святую едину во вселенной, яко матерь чествовати и пребывати в ней неотступно, и предание и учение отцов святых содержати крепце и ни в чем же поругано и непоколебимо имети. Яко же бо без веры правыя Богу угодити невозможно; такожде и кроме Церкве Святой Восточной и светлого богопреданного тоя учения невозможно кому спастися» (Житие святителя Митрофана, 1838, с. 51–52). Да запечатлеются сии слова доброго пастыря Церкви в сердцах сынов Церкви Православной!

Мы показали теперь средства, дарованные нам от Господа для преодоления препятствий и трудностей на пути к добродетели. Пользуйся сими средствами, христианин, дабы ты мог творить благое, – достигнуть добродетели, для которой ты создан и воссоздан. Возбудив в самом себе стремление и любовь к добродетели, укрепляй себя молитвенным общением со святыми, будь всегда и во всем верным сыном Святой Православной Церкви Христовой; питай себя ее учением, очищай себя и укрепляй ее молитвами, священнодействиями и спасительными Таинствами, особенно же великим и дивным Таинством Приобщения Тела и Крови Христовой; через сие ты соделаешься общником благодати Господа Иисуса, и Он, вселившийся в тебя, безопасно проведет тебя тем святым и спасительным путем, которым прошел Сам Он, и вслед за Ним бесчисленный сонм святых Его последователей, и введет в Царство Отца Своего Небесного, куда Сам вошел предтечею о нас.

Мы уже показали, что последний конец и высшую награду добродетели составляет прославление в Царствии Отца Небесного. На него преимущественно и обращает наше внимание святитель Митрофан, убеждая нас удаляться греха и служить добродетели: «Твори благо, бегай злаго – спасен будеши», – говорит он. Спасение, о котором говорит здесь святитель Христов, есть совершенное освобождение от власти диавола, по зависти своей лишившего нас первобытного блаженства, и возвращение сего потерянного нами блаженства.

Вседовольный и Всеблаженный Бог не имел нужды создать человека; единственно по бесконечному милосердию Своему благоволил Он создать его, дабы соделать участником Своего блаженства. Когда человек ниспал из сего блаженного состояния, Сам же Милосердый Господь послал на землю Единородного Сына Своего, дабы возвести человека в первое, и даже блаженнейшее первого, состояние. Единородный Сын Его – Господь наш Иисус Христос Своими страданиями, смертью и воскресением отверз нам райские двери, заключенные нашим преслушанием. Мы не можем знать, как высоко и совершенно было блаженство наших прародителей, обитавших в Раю сладости; не можем представить вполне и будущей блаженной жизни праведников в Царствии Небесном. «К надлежащему изображению ее не достанет никакого слова, – говорит святитель Златоуст, – только из того, что слышим, как бы из каких-нибудь загадок, мы можем получить некоторое неясное представление о ней» (Слов. к Феод. падш.). Скажем здесь в кратких словах, что открыто нам о сем блаженстве в слове Божием, и как изображают его отцы и учители Церкви.

Слово Божие, говоря о будущем блаженстве людей добродетельных, открывает нам, что оно будет состоять в ближайщем общении с Богом – Источником мира и радости: «идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет» (Ин.12:26), – сказал Господь; «Отче, – молился Он пред Своими страданиями, – ихже дал еси Мне, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною, да видят славу Мою, юже дал еси Мне» (Ин.17:24). Наслаждаясь неизреченным блаженством в общении с Богом, Источником всякого блаженства, праведные будут свободны от всякой нужды и огорчения: «отымет Бог всяку слезу от очию их, и смерти не будет ктому: ни плача, ни вопля, ни болезни не будет ктому» (Откр.21:4). И сие блаженство будет вечное и нескончаемое, ибо, по слову Господа, «праведницы... идут... в живот вечный» (Мф.25:46).

Слово Божие открывает нам также, что праведники будут наслаждаться блаженством в неодинаковой степени, но блаженство одних будет совершеннее, нежели блаженство других. «В дому Отца Моего обители многи суть» (Ин.14:2), – сказал Господь. Многи и различны сии обители, ибо многоразличны виды и степени самих добродетелей, которые отверзают вход в сии обители; но все они находятся в дому Отца Небесного, все озарены Его Божественным светом. «Каждая из добродетелей, – говорит святитель Григорий Богослов, – есть особливый путь ко спасению, и несомненно приводит к одной какой-либо из вечных и блаженных обителей. Ибо как различны виды жизни, так и обителей у Бога много, и они разделяются и назначаются каждому по его достоинству. Посему пусть один исполняет сию добродетель, другой – другую, иной – многие, а кто-нибудь, если возможно, и все; только да шествует каждый безостановочно, да стремится вперед и следует неуклонно по стопам Того Доброго Путеводителя, Который прямо направляет стези его, и тесным путем, сквозь узкие врата, выводит на широту блаженства Небесного» (Творения святителя Григория Богослова, ч. II, с. 5).

Святые отцы и учители Церкви, углубляясь в размышление о будущем вечном блаженстве, уготованном человеку в воздаяние за жизнь добродетельную, употребляют для изображения его самые возвышенные образы и сравнения. Так, святитель Иоанн Златоуст говорит о будущей вечной жизни: «Что может быть блаженнее ее? Не нужно там бояться бедности и болезни; не увидишь ни обижающего, ни обижаемого, ни раздражающего, ни раздражаемого, ни гневающегося, ни завидующего, ни распаляемого гнусной похотью, ни мучимого заботой о снискании потребного к жизни, ни скорбящего о начальстве и власти, ибо вся буря наших страстей, затихнув, прекратится, и все будет в мире, веселии и радости, все тихо и спокойно, все – день и ясность, и свет; свет не этот нынешний, но другой, во столько крат светлее этого, сколько этот (солнечный) ярче света от свечи. Ибо там свет не помрачается ни ночью, ни набегом облаков; не жжет и не палит тел, потому что нет там ни ночи, ни вечера, ни холода, ни жара, ни другой какой перемены времен; но иное какое-то состояние, которое узнают одни достойные. Там нет ни старости, ни спутников старости; но все тленное изгнано, потому что повсюду господствует нетленная слава. А что всего этого важнее, – это непрерывное наслаждение общением со Христом, вместе с Ангелами, Архангелами, горними Силами. Посмотри теперь на небо и перейди мыслью к тому, что выше неба, представь себе преобразованной всю тварь, потому что она не останется такой, но будет гораздо прекраснее и светлее, и сколько золото блестящее олова, столько тогдашнее устройство будет лучше настоящего» (Христианское чтение, 1844 г., 1, c. 370, 371). Подобным образом описывает будущее торжество добродетели в Царстве Христовом и красноречивый учитель нашей Церкви: «В горнем Иерусалиме нет страха от иноплеменников, нет боязни от врагов, нет опасности от болезни, смерти, глада, хлада, нищеты, вражды, ненависти, злобы и прочих зол; не слышится там жалоба, удалились отовсюду плачь, печаль и воздыхание; нет попечения о пище, питии, одежде, о доме и домашних; нет там бури и непогоды, но всегда благоприятное ведро; нет утра, вечера, ночи, но всегда день; нет осени и зимы, но всегда красная и благорастворенная весна и лето; не слышится, ни видится, ни чувствуется там ничего, разве благоприятное, веселое и любезное. Там жители всегда бдят, но никогда не утруждаются; всегда живут, но смерти не чают; там житие без труда, радость без печали, здравие без немощи, богатство без потерь, честь без опасности и страха, удовольствие без оскудения, блаженство без бедствия; там день без ночи, ведро без непогоды, солнце без облаков, свет без тьмы, сияние без мглы; нет там стара, слепа, хрома, расслабленного, безобразного, но все в цветущей юности, красной доброте и возрасте мужа совершенна, в мере возраста исполнения Христова. Там никто не обидит, ни обижается, ни ненавидит, ни ненавидим бывает, не гневается, не досаждает, не озлобляется, ни озлобляем бывает; никто иному не завидит; всяк доволен тем, что имеет; понеже более того, что имеет, не желает; яко получил и довольствуется тем добром, более которого нет; тем утешается блаженством, которое выше не восходит; тою славою и честью венчается, более которой не ищет. В оном преславном и блаженнейшем гражданстве совершеннейшая тишина, мир, любовь между блаженными гражданами, друг о друге радость, утеха и веселие, яко друг друга любят, как себя, и друг о друге радуются, как о себе; яко друг друга видят в блаженстве, как и себя» (Сочинения святителя Тихона, епископа Воронежского, ч. IX, с. 108–109).

Такова награда, ожидающая благочестивых в вечности за временные их подвиги в добродетели. «Будем же, – скажем словами святого Златоуста, – непрестанно будем помышлять о Царстве Небесном, о бессмертии и нескончаемой жизни, о ликах Ангелов, о пребывании со Христом, о славе непреходящей, о жизни беспечальной; вообразим, что и слезы, и поношения, и уничижение, и смерть, и печали, и труды, и болезнь, и уныние, и бедность, и злоречие, и вдовство, и грех, и осуждение, и наказание, и всякое другое зло и бедствие из оной небесной жизни изгнано, что, напротив, там обитают мир, кротость, благость, милосердие, любовь, радость, слава, честь и прочие блага, каких словом описать невозможно; будем, – говорю, – непрестанно размышлять о сем» (Святитель Иоанн Златоуст. Беседа на псалом 41). Такими размышлениями будем отгонять от себя грех и укреплять себя в подвигах добродетели, ибо тот только достигает спасения, кто бегает злого и творит благое.

Святителю Христов Митрофане! Обитая в светлых обителях Отца Небесного, предстоя престолу Архиерея Великого, прошедшего небеса, Господа нашего Иисуса Христа, молись Ему, да вселит и нас в светлых селениях славы Своея! И твоею молитвенною помощью даруй нам силы, по заповеди твоей, бегать злого и преуспевать в добродетели!

Конец, и Богу слава!