Событие введения во храм Пресвятой Девы

Самим чудесным рождением своим предуготованная Господом быть жилищем Сына Божия, чертогом невместимого Бога Живого, Пресв. Дева и в последующее по своем рождении время, с лет самой ранней молодости, сохранялась Божественным Промыслом в совершенно исключительной чистоте, святости и вдали от всякого порока и порочности, от всякого хотя бы малейшего пятна телесного ли то или нравственного. Святейший святых мог родиться только от чистейшей самых ангелов, самых херувимов. Церковное предание¹, окружающее воспоминаниями нежной любви самую колыбель божественной Малютки – будущей Матери Спасителя мира, свидетельствует, с какою святою заботливостью родители Пресв. Девы охраняли свою божественную Дочь от всего нечистого, что хотя как-нибудь, хотя стороною, могло коснуться их богодарованного Дитяти даже в том возрасте, когда обычно дети еще сознательно не различают добра и зла и живут чистою беспорочною жизнью. Мать Богородицы прав. Анна окружила чистотой самую колыбель Малютки, от самой себя удаляла все нечистое, чтобы нечистота ее самой не коснулась Дочери. «И она освятила ложе свое, и все скверное она отдаляла от себя ради Нее»². Опасаясь, чтобы и другие окружающие не бросили хотя бы ненароком в детскую душу Дитяти какое-нибудь нечистое зерно, прав. Анна допускала подходить к колыбели Дочери, хранить Ее детский покой только людям заведомой чистоты и беспорочности. «И она призвала непорочных девиц иудейских, и они ходили за ребенком». За чистотой самой пищи младенца внимательно смотрела благочестивая мать. «И поставила жертвенник в горнице ребенка своего, и не давала ему вкушать ничего нечистого и нехорошего». Ревнуя о чистоте и святости своей Дочери, прав. Анна полагала, что самое соприкосновение с грешной землею, самое хождение по праху, столь часто оскверняемому ногами грешников и порочных людей, ляжет нечистотой, запятнает ее Дочь. «Когда исполнилось Ей шесть месяцев, мать поставила Ее на землю, чтобы видеть, может ли стоять. И сделала Она семь шагов и возвратилась в объятия матери своей. И сказала Анна: «жив Господь Бог мой: Ты не будешь ходить по земле, доколе я не принесу Тебя в храм Господень». Как все это, вся эта дивная обстановка чистоты, нежной материнской, согретой еще благочестием и верой, любви и заботливости должна была отражаться, какими чистыми полосами света ложиться на душу будущей Матери Божией! Пусть не говорят, что в младенческом возрасте дети не восприимчивы, что обстановка их детской жизни не отражается на их последующем развитии, на их будущей жизни. Детская душа – нежное растение, любящее свет, ласку, чистоту; в обилии духовного света, в обстановке любви и чистоты душа ребенка получает еще в раннем детстве богатый запас для будущего развития в добре и святости, для роста в них, для укрепления в них. И душа Богоматери с нежно-восприимчивых дней и месяцев младенчества, так сказать, пронизывалась лучами окружавшей Ее святости, дивной чистоты, нежной любви и материнской ласки.

Но ничто так не проникает незримыми путями в младенческую душу, как окружающая младенца религиозность, богобоязненность. И эту богобоязненность, благоговение пред Богом Богоматерь впитывала в себя, можно сказать, в собственном смысле с молоком своей праведной матери. Все, что ни делала прав. Анна вообще и особенно для своей божественной Дочери, она делала с молитвою Богу, с благоговейною песнею Творцу. «И взяла Ее мать», говорит предание, «и кормила Ее и воспела песнь, говоря: буду петь хвалу Господу Богу моему, ибо Он посетил меня от хулы врагов моих. И Господь Бог дал мне плод правосудия, умножившийся в присутствии Его». Не меньшим благочестием и не менее чистою любовью было проникнуто и отношение прав. Иоакима к божественной Дочери. Вот как, напр., предание описывает торжество, устроенное прав. Иоакимом по случаю наименования именем «Марии» Пресв. Богородицы.

«Когда Ей (Богородице) исполнился год, Иоаким сделал большой пир и пригласил преосвященников, и книжников, и весь совет и весь народ Израильский. И он предложил дары преосвященникам, и они благословили Ее, говоря: «Бог отцов наших, благослови младенца сего и дай Ей имя, да будет прославлено во все роды». И родители Марии представили Ее священникам, и они благословили Ее, говоря: «Господь славы, воззри на младенца сего и пошли Ей благословение Твое, на веки нерушимое». «И дали Ей имя Марии³, прославляя Бога Израилева».

В такой обстановке чистоты и святости, нежной и благочестивой родительской любви и заботливости, в обстановке чистой религиозности и благоговения пред Богом приготовлялась Пресв. Дева к тому, к чему была предназначена обетом своих родителей, – к посвящению Богу и к жизни в храме Божием. Эта мысль об отдании своей Дочери на служение Господу в храме Его не покидала праведных родителей Пресв. Девы. Как ни заботливо охраняли они свою божественную Дочь от всего нечистого и порочного, им все же могло казаться, что лучшая охрана Ее чистоты – не в их доме, а в храме Божием, под его священным покровом на попечении богоизбранных служителей Божиих. «Когда исполнилось Марии два года, Иоаким сказал Анне, жене своей: «отведем Ее в храм Господень, дабы исполнить обет, данный нами; убоимся, да не разгневается на нас Господь и не отнимет у нас это дитя». И сказала Анна: «подождем до третьего года, ибо боюсь я, что будет звать отца и мать своих». И сказал Иоаким: «подождем». Только опасение, что любовь слишком малолетнего ребенка будет обращать взоры его к родителям, а не всецело эта любовь будет отдана Господу, – только это столь естественное опасение удержало родителей от исполнения своего обета – посвятить свою Дочь Господу тотчас по истечении двух лет Ее жизни.

Наконец, исполнилось Пресв. Деве три года от рождения. Наступил тот возраст, когда, по убеждению родителей Ее, ребенок уже не будет звать отца и мать своих и когда, следовательно, можно было исполнить им свой обет – принести свою Дочь в дар Господу, как трехлетнюю чистую агницу.

Наступил великий момент введения божественной Дочери прав. Иоакима и Анны – будущей Богоматери в храм Господень, – наступило событие, которому православная Церковь посвящает один из величайших своих праздников. Может, однако, показаться непонятным, почему правосл. Церковь такому, по-видимому, частному событию из жизни Пресв. Богородицы, как поступление Ее на жительство в храм Иерусалимский, посвятила один из самых великих своих праздников, – праздников двунадесятых. Ведь чествуя это событие таким праздником, Церковь тем самым ставит это событие наряду с событиями такой поистине мировой, общечеловеческой важности, как главнейшие события из жизни Спасителя, как Его рождество, крещение, вознесение, кои служат основанием других двунадесятых праздников. И, конечно, были серьезные основания тому, что прав. Церковь так возвеличила это событие из жизни Богоматери. Основания эти заключаются в самом существе этого события, которое в жизни будущей Богоматери, в деле предуготовления Ее быть «приятелищем Бога невместимого», быть чистейшим сосудом святейшего Сына Божия было событием высочайшей важности. Чрез это событие введения Пресв. Девы во храм получает величайшую важность и в деле всего устроения спасения рода человеческого. В жизни же Пресв. Богородицы поступление Ее на жительство в Иерусалимский храм имело не меньшее значение, чем в жизни Христовой, напр., крещение. Оно настолько изменило все дальнейшее течение жизни Богоизбранной Отроковицы, что его можно было назвать вторым рождением Ее для жизни новой, – для жизни, посвященной одному Богу. Нужно иметь представление о тех условиях и обстановке, в которых приходилось жить храмовой деве, чтобы понять все значение такой жизни для души чистой, уже и раньше воспитанной в истинном благочестии. Церковные песнопения не преувеличивают, когда говорят, что Пресв. Дева жила в храме, а не при храме. Здание, в котором жили посвятившие себя Богу девы, находилось в самом дворе Иерусалимского храма, а двор храма там имел такое же значение и употребление, как в наших церквах вся предалтарная часть храма. Здесь падал ниц пред Богом народ Израильский, здесь стоял несмолкаемый молитвенный шум. Из окна своей горницы Пресв. Дева могла видеть и обонять ежедневный дым утренней и вечерней жертвы, «вонею благоухания» восходивший к небесам. И поистине ничто мирское и земное не могло проникнуть сюда. Самый воздух здесь как бы насыщен был святейшим именем Божиим.

Но Пресв. Деве, по божественному устроению, не только назначено было жить в храме: Ей был открыт доступ в величайшую святыню всего храма – Святое Святых. А какое значение в деле воспитания и предуготовления будущей Богоматери имел Ее доступ в этот алтарь ветхозаветного храма, в это место таинственного присутствия святейшего и грозного Иеговы, – это понятно и без объяснения. Нужно войти в душу и понять образ мыслей древнего благочестивого еврея, чтобы понять и то, чем было в его глазах Святое Святых. Скрытое за тяжелою открывавшеюся лишь раз в году завесою, страхом мгновенной смерти охраняемое не только от входа в него, но и от нескромного взгляда внутрь его, погруженное в потрясающий таинственный и священный мрак, – оно для еврея поистине немногим отличалось от самого неба; быть там значило тоже, что видеть Бога и говорить с Ним, всем существом почувствовать действительное присутствие, действительную близость Бога. И воспитываться в высокой школе таинственного Святого Святых значило почти тоже, что воспитываться на самом небе непосредственно у подножия престола Божия.

Так, если прежняя жизнь Пресв. Девы в доме родителей была приуготовлением Ее для вступления в храм Божий и в самое Святое Святых, то вступление сюда было истинным приуготовлением стать достойно Материею Божией, чистейшею самых ангелов. Вот почему это великое событие в жизни Пресв. Девы не могло произойти обычным образом, но сопровождалось чудесными знамениями от Бога, которые ясно давали понять всем, что оно – дело особого промысла Божия и имеет важное значение не для одной только Богоотроковицы Марии, а для всего человечества. По Божественному устроению событие введения Пресв. Богородицы в храм Господень не только носило характер священно-чудесного торжества, но и характер общенародного празднества. Согласно преданию, когда Богоотроковице Марии исполнилось три года, прав. Иоаким собрал в Назарет своих многочисленных родственников для участия в этом торжестве. Были приглашены также юные чистые девы для предшествования торжественному шествию, «Позовите, сказал прав. Иоаким, непорочных дев еврейских и пусть возьмут светильники и зажгут их, и пусть не обращается назад дитя и дух Ее да не отдалится от дома Божьего». И вот в назначенный день открылось священно-торжественное шествие в храм Иерусалимский. Впереди шли девы с возожженными светильниками; за ними вели под руки праведные родители свою св. Дочь, одетую с царским великолепием; их большою толпою окружили родственники, знакомые и сторонние люди, привлеченные необыкновенным шествием. Это было поистине шествие, подобное ветхозаветному шествию с кивотом Господним во храм Соломонов (1 Пар. ХV)! И удивительно ли это, когда ко храму Господню шла Та, Которая должна была послужить одушевленным кивотом Бога Живого, когда, по свидетельству церковных песнопений и отцов церкви, шествующую Богоматерь окружали не только люди, но и незримо сонмы небожителей-ангелов окружали, сопровождая к храму Матерь Владыки своего! У врат храма Иерусалимского вышли на встречу Матери великого Первосвященника священники в своих священных облачениях во главе с первосвященником Захарией, приветствуя приход Богоотроковицы священными песнопениями. И, по свидетельству предания, передаваемого бл. Иеронимом, здесь снова совершилось чудо. «Кругом храма, сообразно 15-ти псалмам степеней, было 15 ступеней, на каждой из которых пели один псалом священники и левиты, восходя к служению. На первую из этих ступеней родители поставили юную Марию. И когда сняли с нее дорожные одежды и по обычаю одели Ее в лучшие и благолепнейшие, Дева Господня одна, ничьею рукою не поддерживаемая и не облегчаемая, взошла по всем ступеням так, как бы в совершенном возрасте». Так – «трилетствующая телом была многолетствующею духом и горних сил превысшей» (3-я песнь 2-го кан.). Но тогда все были удивлены, видя в трехлетней Отроковице столь необычайную силу, как бы предуказывающую величие имеющей в будущем почивать в Ней благодати. Первосвященник же Захария, быть может, пророчески провидя всю славу и величие вводимой теперь в храм Отроковицы, совершил дело совершенно исключительное, необычайное. Он ввел Ее во Святое Святых, священнейшую часть храма, недоступную никому, куда и сам первосвященник мог входить лишь раз в году (в день праздника – «очищения») – в день покаяния и поста и после молитвенного приготовления для ходатайства пред Богом за грехи народа. Недаром Правосл. Церковь воспевает, что сами ангелы удивились тому, что Дева вошла в эту святейшую часть храма. Ангелы, конечно, видели всю чистоту и красоту души Малютки-Девы; могли даже с благоговейным страхом предугадывать то великое служение, на которое готовил Господь эту великую Малютку. И все же они удивились вхождению Ее во Святое Святых. И подлинно поразительное дело совершил первосвященник, вводя в недоступную святыню Деву и тем предуказывая все неизмеримое человеческим умом, превышающее все законы величия вошедшей во храм а затем и во Святое Святых Девы, – одушевленного кивота, имевшего носить в себе Христа Бога.

Как ни чудесны эти события, сопровождавшие введение Пресв. Богородицы в Иерусалимский храм, однако церковное предание свято и прочно хранит священное воспоминание о них и не оставляет места сомнению в их действительности. Правда, об этих знамениях не упоминается в Евангелиях, как не упоминается о самом событии. Но о них говорит церковное предание, восходящее к самым древним векам христианства. Уже во II в. предание это начинает записываться в так называемых апокрифических евангелиях. В IV и V в. оно известно уже по всему христианскому миру. Палестинские христиане доныне указывают остатки церкви, построенной св. равноапостольною Еленою в честь Введения. Такими сильными свидетельствами подтверждается достоверность предания о введении во храм Пресв. Богородицы. Но и с внутренней стороны, со стороны своего содержания, оно не заключает ничего такого, что бросало бы тень сомнения на него, а некоторые черты его так прямо и дышат духом священной древности. Такова, напр., та частность этого предания, что Пресв. Отроковица, еще трехлетняя, сама поднялась до 15 ступеням храмовой лестницы. Для кого не очевидно, что предание об этом должно идти от того времени, когда существовали великолепные храмовые здания с их высокими лестницами, а не возникло тогда, когда от всех их не осталось камня на камне (а последнее произошло лишь 100 лет спустя после времени Христа). Всю силу и разительность эта частность предания могла иметь для тех, кто видел и восходил по этим священным ступеням, на каждой из которых в праздники пелся многочисленным хором левитов особый из 15 степенных псалмов и каждая из которых, следовательно, должна была представлять из себя целую немалую площадку.

Нельзя признать невероятною и ту часть предания (о введении во храм Пресвятой Богородицы), по которой первосвященник ввел Пресвятую Деву в самое Святое Святых. Без сомнения, первосвященник сделал это «по таинственному Божию научению, быв тогда вне себя, Богом объят»⁴. Если пророки, по внушению Божию, объятые Духом Святым совершали странные и непонятные действия – как напр. ходили нагими, лежали сотни суток на одном боку, ходили по городу под ярмом, – то почему не мог первосвященник, который, по должности своей, получал во Святом Святых откровения от Бога, поступить в данном случае по внушению Божию? Если же это был никто иной, как Захария, родитель Предтечи (церковные песни принимают это предание)⁵, то возможность допущения им Пресвятой Богородицы во Святая Святых становится еще большею: ему могло быть открыто вполне Ее высокое предназначение, как открыто было ему предназначение его сына, и его жене впоследствии и предназначение Пресвятой Девы. Нет необходимости предполагать, что Пресвятая Дева введена была во Святое Святых всенародно, равно как – что о праве входа Ее туда знали все: церковная песнь дает намек, что свидетелями вхождения Ее туда были одни ангелы. Может быть лишь впоследствии и по истечении долгого времени обнаружилось, что первосвященник почему-то нашел нужным разделить с женщиной свою великую привилегию. Возможно и то, что этот поступок первосвященника, весь смысл и всю необходимость которого мог понимать он один, не сошел ему безнаказанно со стороны народа и властей. Спаситель упоминает об убийстве, по-видимому, незадолго до Его времени какого-то первосвященника, а именно Захарии – «между церковью и алтарем».

Во всяком случае ни тотчас, ни вскоре после совершения своего удивительного, боговдохновенного поступка первосвященнику Захарии, конечно, не пришлось сожалеть о нем, так как жизнь Пресв. Отроковицы в храме могла лишь возвеличивать Ее в глазах видевших. Она «воспитывалась, как голубица, во храме Господа», говорит предание. «Всю Ее, пребывающую внутри храма и питаемую пищею небесною, освятил Дух Всесвятый», свидетельствует св. Церковь (5-я песнь канона). Поселенная при храме в трехэтажном корпусе отдельных комнат, тянувшемся вдоль внешней стены самого храма и вплотную к ней, Пресв. Дева большую часть дня проводила в молитве и богомыслии. По преданию, сохраненному бл. Иеронимом, Она молилась с утра до 3 ч. (по нашему от 6 до 9 ч. утра), с этого часа до 9 ч. (3 ч. в.) занималась рукоделием и чтением Св. Писания, – чему первоначально обучали Ее другие девы, жившие в том же помещении; а затем опять предавалась молитве до вечера, когда принимала пищу, по преданию, из рук ангела. И вообще Ей, Пречистой, часто являлся ангел, охранявший Ее от всяких зол. Первосвященник с своей стороны позволял Пресв. Богоотроковице входить во Святое Святых и чрез то как бы приближаться к самому Богу и к святейшему жилищу Его. Так вдали от всякой мирской суеты, в постоянном богомыслии и молитве, в трепетно-благоговейном приближении к престолу Господню пребывала Пресв. Дева в храме до 12-ти летнего возраста. Когда же наступило время, когда Богородица должна была, по обычаю, оставить теперешнее жилище и, подобно прочим девицам, вступить в брак, то Она объявила первосвященнику и священникам, что Она дала обет всегдашнего девства. Тогда, уважая Ее священный обет, обручили Ее для хранения девства праведному старцу Иосифу из рода Давида, по занятиям своим бедному плотнику. По преданию, и этот обручник, хранитель девства Богоматери, был указан самим Господом. Священники собрали 12 мужей из рода Давидова, положили жезлы их на жертвенник и молились, чтобы Бог показал угодного Ему. Когда потом первосвященник возвращал каждому из принесших посохи, то не явилось никакого знамения. «Но когда он отдал посох Иосифу, из него вылетела голубка и села на голову Иосифа. И первосвященник сказал Иосифу: «Божиим избранием тебе указано принять эту деву Господа, чтобы хранись Ее у себя». И принял Иосиф Богоматерь, и поселилась Она в доме своего обручника.