Мессия и мессианское царство по изображению апокрифов и пророческих книг. Часть 2

(К характеристике внутренней жизни после-пленного иудейства)

Часть 1 →

Мы изложили общие воззрения на будущее по апокалипсическим памятникам иудейской письменности. Если теперь мы сравним схему этих воззрений с древне-пророческими предсказаниями, то увидим, что первые отличает от последних: 1) универсализм, 2) идея о будущем веке, 3) трансцендентализм, 4) индивидуализм, 5) этицизм и 6) догматизм.

1) Универсализм. Древние пророки в своих предсказаниях, обличениях, угрозах и обетованиях – имели в виду прежде всего иудейский народ и те случайные, окрестные народы, которые враждовали против Израиля. Доказательства этой мысли соответствующими ссылками и цитатами не требуется. Теперь, во времена апокалиптиков, горизонт расширяется до последних пределов. В круг воззрений их входят не только современные им большие монархии (ср. Апок. Варуха гл. 53–74), но и прежде бывшие народы. Автор, например, книги Еноха начинает с Адама и падения ангелов (75, 90, 93:1–18)¹. Он захватывает даже космическую жизнь (72 глава его книги, начинающая новый отдел, надписывается: «об обращении светил небесных»). Таким же широким горизонтом отличается и 3 книга Ездры (см., напр., 3Езд.7). – Однако справедливость требует сказать, что универсализм апокалиптиков есть (развившийся) плод от того корня, который глубоко своими разветвлениями проникает, даже обнимает всю иyдетскую религию, в особенности пророческие писания с их предсказаниями всемирного суда, просвещения и спасения всех народов. Далеко не чужда этого универсализма и религия периода Моисея, т. е. закон (ср. Чис.14:21; Исх.12:38; Лев.24:10 и др.)². Ближайшим же источником для иудейских апокалиптиков является пророк Даниил в его предсказаниях о смене мировых монархий (см. Дан.2:7).

2) Идея о будущем веке. Пророки в своих предсказаниях о будущем все грядущие события относили на «конец дней», «последние дни». (חָימִים באַהַרית, beacharit hajamim, Ос.12:5; Ис.2:2; Мих.4:1 и др.)³. Апокалиптики делают смелую попытку проникнуть своим взором в этот «конец», разобраться в нем, рассмотреть, в каком порядке здесь располагаются те многочисленные заключительные акты, которые должны разыграться в «последние дни». На этом пути они пришли к мысли о повторении одних и тех же событий хотя и в увеличенных размерах, так сказать, об удвоении их⁴, например, суда, воскресения. По-видимому, чтобы избежать спутанности при таком удвоении, всемировое течение с Адама и до последнего суда разделили на два периода: настоящий и будущий, или век, הָעולָם הַוֶה и הָעילָם הַבָא, ὁ αἰὼν οὖτος и ὁ ἀιὼν ὁ μέλλων или ἐρχόμενος⁵. При таком делении времени, естественно возникал вопрос: дни Мессии, царство его нужно ли относить к этому веку или будущему? Ответ был различный: в древнейших памятниках времена Meccии относились к будущему миру (ср. Енох.45:45, 91:16), в позднейших – к этому веку (3Езд.7:28–30). А в апокалипсисе Варуха мессианским временам отводится среднее место между настоящим и будущим веком (гл. 74)⁶. – Но и в данном случае апокалиптики не были оригинальны. Уже пророчество Исаии о новом небе и новой земле (Ис.65:17, 66:22) невольно наводило сознание на идею о будущем веке. Кроме того, осуществление тех событий, о которых предсказывали пророки и которые они относили на «последние дни», требовало и достаточного времени и иных условий, чем в «веке сем».

3) Новою отличительною чертою апокалиптики сравнительно с пророческими писаниями является трансцендентализм в воззрениях, т.е. представление будущего в образе сверх натуральном, со свойствами (чертами) сверхъестественными. Древнейшая надежда на будущее, по словами Ширера⁷, оставалась в рамках временных настоящих мировых отношений. Ожидали уничтожения врагов Израиля, очищения народа и господственного положения его в будущем. Как ни идеальным представлялось будущее блаженство, оно оставалось однако в рамках обычных отношений, которые только идеализировались. Для позднейшего представления настоящее и будущее противоположны, во всяком случае, щель между ними становится глубже, понимание их дуалистичнее. С наступлением мессианских времен начинается новое мировое течение, «будущий век». Он представляется во всем противоположным «этому миру». Настоящий мир стоит под властью враждебных Богу сил (70 пастырей кн. Еноха), сатаны и его ангелов; поэтому он погружен в грех и зло (ср. 3Езд.). Будущий век станет под господство Бога и Его Помазанного. Поэтому в нем будет процветать справедливость и блаженство. Связь между обоими мирами едва существует, ибо через чудесный божественный акт один мир устраняется, другой заступает его место. Все блага мессианского царства подаются свыше, с неба, даже с неба является новый чистый город Иерусалим и упраздняет старый Сам Мессия уже не Сын Давида, а Сын Человеческий, грядущий с неба и заранее предсуществовавший у Бога. – Изложенный взгляд, в сущности, верно констатируя факт, страдает громадными неточностями. Он слишком противополагает этот и будущий век, умаляя первый и возвышая второй. На самом же деле между ними, как мы везде и ранее старались показать, существует тесное сродство: будущий век вырастает и развивается из настоящего. В самом деле, уже такие решительные черты трансцендентальности, как небесный Иерусалим, Мессия или Сын Человеческий грядущий с неба находят для себя источники, как мы видели, в пророческих писаниях⁸.

4) Индивидуализм. Конечно, нужно согласиться, что апокалиптики заняты не только судьбой целого народа еврейского, но и отдельных личностей. Об этом свидетельствует развитие учения о воскресении мёртвых, первом и втором, частном и общем, и вера его во всеобщий суд и воздаяние⁹. Но было бы несправедливо всё это приписывать апокалиптике. Несомненно, индивидуум, личность уже высоко поднимается и в период пророчества. Да еще и закон Моисея в назорействе открывал широкое поле для личных подвигов, духа не угашал. Равным образом, идея о воскресении, как уже не раз замечено выше, имеет свой ближайший источник, в книге пр. Даниила, а затем у пророков Исаии и Иезекииля¹⁰.

5) Этицизм. Понятие греха, нравственного преступления постепенно расширяется и углубляется. Пророками обличаются прежде всего нарушение завета со стороны народа, служение языческим богам, грубые преступления против заповедей писанного закона. Теперь же, по-видимому, получают преобладающее значение при оценке поведения человека общие нравственные нормы, выдвигаются самые идеи добра и зла, которые, по-видимому, выставляются, как норма жизни и масштаб для оценки для всеx людей. Прежние противоположности: израильтянин и враг, свой и пришлец – сменяются иными: кроткий и безбожный, добрый и злой¹¹. Бог «уничтожит нечестивых, и будет судиться со всякою плотью относительно всего, что грешники и нечестивые сделали против него» (Енох.1:9). «В те дни вы лишитесь мира, чтобы быть вечным проклятием для всех праведных, и они будут всегда проклинать вас, как грешников – вместе со всеми грешниками... избранным будет дана (и) мудрость, и они все будут жить и не согрешат опять ни по небрежности, ни по надменности, но будут смиренными» (Енох.4:6–8, ср. гл. 28, 45, 48 и др.). Высокое учение о грехе Апокалипсиса Варуха и 3 книги Ездры уже указано выше. – Однако при всем том не нужно забывать высокого нравственного сознания, выраженного в псалмах (ср., напр., Пс:50, 118, 119 и др.) и у пророков. Идея добра, как высшая (отвлеченная) норма поведения, независимо от писанной торы, со всею ясностью выставлена многими пророками, «О, человек сказано тебе, что – добро, и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих.6:8). «Ищите добра, а не зла... Возненавидьте зло и возлюбитe добро» (Ам.5:15–16) и мн. др.

6) Догматизм. Следствием того, что апокалиптика в сущности есть подражание пророчеству и развитие его идей¹², является некоторая отвлеченность, сухость и книжность апокалиптики сравнительно с пророчеством¹³. Апокалиптика, лишена живого свободного духа пророков; в ней нет чувства непосредственности, сознания жизненной действительности описываемых событий. Боязнь уклониться от своего образца (пророков) в идее, в образе, выражении – стесняла апокалиптиков. Отсюда у них часто является стремление закрепить, догматизировать известный род идей, целые образы¹⁴ и даже отдельные выражения. (Но при этом остается в силе раннейшее замечание о пестроте, фантастичности образов апокалиптиков в тех случаях, когда они уклоняются от пророков)¹⁵.

Вывод, который следует из краткого обозрения апокалиптики и сравнения содержания апокалипсисов с пророками, есть тот, что апокалиптика есть одностороннее подражание пророчеству, развитие или раскрытие только некоторых идей, преимущественно трансцендентных, касающихся миpa небесного и века будущего «конца дней». Нам не пришлось среди западных богословов встретить взгляда на апокалиптику, значительно иного, тем более – противоположного высказанному. Да и не удивительно. Суждение об апокалиптике, как искажении пророческого взгляда на Мессию и Его царство, проведении воззрений грубо чувственных и националистических – такое суждение опровергается непосредственным чтением апокалипсических книг (из которых, кстати скажем, к сожалению, Апокалипсис Варуха и извлечения из Сивилл до сих пор еще не переведены на русский язык). Поэтому мы, не останавливаясь на разборе указанного суждения об апокалиптике, перейдем к выяснению тех исторических обстоятельств или условий, которые вызвали в известных кругах или группах такое, а не иное подражание пророчеству, увлечение идеями трансцендентными по пространству и времени, а не временными, ближайшими, связанными с существовавшим строем.

Известно, что до плена Вавилонского израильский народ питал крепкую надежду на свой храм, город Иерусалим и гору Сион. Надежда эта отличалась даже суеверным характером (ср. Иез.11:3; Мих.3:11). Но разрушение Навуходоносором храма и города показало народу, как суетна его надежда: ибо только в Иегове опора Израиля (ср. Ос.13:9), Однако возвратившиеся из плена были воодушевлены горячею надеждою, что с построением храма изольются на Израильский народ великие милости Бога, предсказанные пророками. Об этом свидетельствуют относящиеся к этому времени многие псалмы, например, так называемые «песни степеней» (Пс.110–120, 122, 124–125, 127–129, 84 и мн. др.).¹⁶ Надежда не оправдалась: после плена опять началось время малых вещей и обыденных дел. Наступило полное разочарование в ожиданиях от нового храма. Впрочем, уже при самой постройке он казался многим далеко не столь славным, как храм Соломона (ср. Aг.2:3). Он не имел, затем, ковчега завета, который, по преданию, скрыл пр. Иеремия (2Мак.2:1–8), был лишен и других великих предметов. В Ier. Taanith говорится, что 2-й храм не имел 1) небесного огня, 2) ковчега завета, 3) Урима и Туммима, 4) елея помазания и 5) Святого Духа. Кроме того, 2-й храм не раз был попираем и оскверняем язычниками (2Мак.6:4). Все это сделало то, что народ потерял ко храму почти всякое благоговение. Место храма заменяет для него синагога и закон, который чем ни больше возвышался в народном сознании, тем более закрывал храм как бы тенью своею. – Кроме храма великими опорами в жизни народа были его теократические органы – пророк, царь и первосвященник. Но после плена и они утратили свое прежнее значение. Дух пророческий прекратился, с отшествием из мира пророка Малахии. В тоскливом чувстве пророк верный только ждался в неопределённом будущем (ср. 1Мак.4:46, 9:27, 14:41). Царя у народа Израильского, после плена не жившего самостоятельной жизнью, вовсе не было. Наместник Иудеи, со времени неизвестно как исчезнувшего Зоровавеля, не имел почти никакого значения для внутренней жизни. Возвышение Маккавеев было кратковременно и кончилось печальным финалом. Оставался один первосвященник, силою обстоятельств выдвигавшийся на первый план. Но и он не мог дать народу твердого залога исполнения его надежд. Прежде всего, во время почти общего увлечения законом, первосвященник оказался не на стороне законников (ср. Неем.13:28–29). Со времени же Маккавеев первосвященство было не законно отнято у садокитов и присвоено себе Маккавеями. И это было в то время, когда закон получил полную силу в жизни! Насколько сильно то обстоятельство роняло первосвященника в глазах всего народа, об этом свидетельствует открытые протесты и борьба со стороны фарисеев против Маккавейских первосвященников. Об этом уже была речь. По сознанию народа, первосвященники были уже лишены прежней милости Божией. По свидетельству Иосифа Флавия¹⁷, лет за 200 до написания его книги, значит, века за два до P.Х., драгоценные камни первосвященнического наперсника уже не издавали блеска. В этом сказании ясно выражается горькое чувство, что слава, как бы святость первосвященника уже померкла; тем более, он не имел ни урима, ни туммима. Словом, все прежние земные опоры жизни были или уничтожены, или потеряли свой прежний авторитет и значение. Всякие надежды на «сынов человеческих» являлись тщетными¹⁸. Это и выражается в словах талмуда, что человек уже не может избавить Израиля¹⁹. – Отсюда вполне понятно, почему известная группа народа, не удовлетворявшаяся законом и создавшая апокалиптику, сообщила мессианским чаяниям трансцендентный характер.

Апокалипсическое или религиозно-мистическое направление, как протест против формального сухого направления книжников фарисеев, может быть на время охватившее очень широкие круги народа, – собственно не было глубоко проникающим, крепко обхватывающим народную жизнь и дающим, ей направление. Рядом с ним жило направление древнейшее его, национально-политическое или рационалистическое²⁰, стоя в отрицательном отношении²¹ к мистическому направлению, как явлению будто бы незаконному. На стороне книжников был авторитет старых законников и ученых, так что борьба для них с новым направлением не была трудною. Они, как искусные тактики, сначала, по-видимому, как бы не замечали нового направления²², предоставив решить его судьбу всесильному времени; сами же они продолжали свое дело, вместо того, чтобы тратить напрасно свои силы в борьбе с ярко вспыхнувшим направлением. Для них закон был и остался главнейшею опорою жизни и в некотором смысле единственным источником спасения. С точки зрения закона смотрели и на религию и на самое будущее избавление. Религия, вместо прежнего союза, как интимного взаимоотношения Бога с народом, получила характер делового, жизненно-практического договора²³. Народ обязан исполнить весь закон; а Бог должен за это даровать спасение. Как видим, мессианизм здесь был постулатом практического разума; а не так, как в апокалиптике – удовлетворением порывов к небу связать союз с Богом, с Небом, разорванный суровыми законниками, детерминистами, учителями о роке, – стремлением святого беспокойства, тоскливого чувства: «взяша Господа моего, и не вем, где положиша Его» – найти путь к Живому Богу и откровенно Его через Сына Человеческого, грядущего с неба. Для национально-политического или рационалистического направления нужно было прежде всего спасение народа, как доказательство силы Иеговы Бога Израилева перед богами других народов, как награда по договору за исполнение тех заповедей, которые и дарованы были в таком большом количестве лишь за тем, чтобы народ имел тем больше прав на награду²⁴. При таком взгляде на дело национальные элементы в будущих ожиданиях необходимо должны были выдвинуться на первый план. Вполне естественно и понятно, при чтении пророков лицами этого направления преимущественно были усвоены, в противоположность апокалиптикам, чаяния их, относящиеся к жизненно-практической стороне народа иудейского, как такого. Мессия для них был дорог не как откровение живого Бога, а как носитель великих благ для своего народа. Поэтому не удивительно, что за деревьями будущих благ забывается иногда и Мессия (как, например, в книгах Юбилеев, Вознесении Моисея и др.). – Первым литературным памятником, где дает себя знать рациональное направление, является книга Сираха. В ней именно проводится идея о законе, как главнейшем источнике спасения и не упоминается о Мессии. Сильно себя дает знать национально-политическое направление в книгах Варуха и Товита²⁵. В книге Варуха, например, читаем: «Дерзай, народ мой, памятник Израиля. Вы преданы язычникам, не на погибель, но за то, что вы прогневали Бога, вы преданы врагам... Дети! Потерпите постигший вас от Бога гнев: преследовал тебя враг, но ты скоро увидишь погибель его и наступишь ему на шею» (Апок. Варуха.4:5–6, 25, ср. 5:5–9). Β книге Товита будущие чаяния, как и в книге Варуха без Мессии, излагаются в Тов.13. Наиболее полно, но не в грубо чувственном виде изложены мессианские ожидания в апокрифической книге: «Псалмы Соломона», появившееся около 48 года до Р.Х.²⁶ и проникнутые мыслью о непреложности правды Божией, карающей нечестивого и милующей праведника. Наиболее богаты мессианскими и эсхатологическими элементами Пс.17 и Пс.18. В них проводятся две мысли, по-видимому, исключающие друг друга, что Бог Сам есть Царь Израиля²⁷ и что, с другой стороны, семя Давида будет вечно на престоле²⁸. Но противоречия здесь, конечно, нет. Эти мысли проходят, как мы знаем, и в писаниях пророков и имеют тот смысл, что Бог будет управлять своим народом через Мессию. Желание видеть на престоле царя из дома Давида в авторе особенно живо и сильно, так как Иерусалим был во власти римлян, а на дом асмонеев не было никакой надежды²⁹. Писатель твердо верит и молится – воздвигнуть царя из дома Давидова, чтобы он принял господство над Израилем, рассеял его врагов и очистил Иерусалим (Пс.17:23–27). Этот царь соберет свой народ и будет управлять коленами Израиля и не допустит более, чтобы неправда обитала более в среде их; и не будет жить с ними ни один человек, знающий зло; и переселенец, чужеродный не будет жить с ними более (Пс.17:28–31). Языческие народы будут служить Мессии и приходить в Иерусалим, «неся дары – истомленных сынов его (Иерусалима)», чтобы видеть славу Господню. Будут «все – святые, и царь их – Христос Господь»³⁰ (Пс.17:32–36). Он не будет надеяться на коня и всадника. Сам Господь – надежда его. Он будет чист от греха, чтобы владычествовать над народом великим, обличит начальников и истребит грешников силою слова; ибо Бог соделает его сильным в духе святом и мудрым в совете разума с силою и правдою (Пс.17:36–42³¹). – Как видим, содержание псалма является чрезвычайно типичными, для лучших и высших национальных, мессианских чаяний народа. Автора псалмов прежде всего занимает судьба Израиля и ожидающая его слава, но он не забывает и другие народы, отводя им, хотя и очень скромное, место в царстве Мессии. Автор горит желанием видеть царем над Израилем потомка Давида, но потомка исключительного в своём роде, наделенного от Бога сверхъестественными силами, который будет чист от греха, свят (Пс.17:41:46), которого Бог чрез Святого Духа сделает сильным и мудрым (Пс.17:42). Поэтому он победит врагов не силою оружия, но словом своих уст (Пс.17:32, ср. Пс.11:4). Автор с нетерпением ждет открытия царства Израилева, но на ряду с вещественными благами, даже прежде их, он желает правды и святости.

В книге Юбилеев или Малом Бытии, написание которой можно только с вероятностью относить ко времени ранее 70 г. по Р.Х.³², совсем не упоминается о мессианском царе, по изображению будущих мессианских эсхатологических времен в этой книге достаточно отведено места (особ. гл. 1 и гл. 23). В этой книге, быть может, более чем во всякой другой, даёт себя сознание национального превосходства иудеев перед всеми другими народами, исключительность положения народа еврейского. Во второй главе сказано: «В него (7-й день) мы праздновали субботу, прежде чем кому-либо из смертных сделалось известным празднование в него на земле субботы. И Творец всех вещей благословил его; но он освятил не всех людей и не все народы праздновать в него субботу, а только Израиля; ему только предназначил он есть и пить, и праздновать в него субботу на земле³³. В главе 15 читаем: Бог «освятил Израиля, чтобы Он был со всеми Его ангелами лица, и со всеми ангелами прославления, и со святыми Его ангелами... Ибо Измаила, и сыновей его и братьев, и Исава не приблизил Господь, и не избрал их; но сынов Авраама познал Он, и избрал Израиля, чтобы они были Его народом, и освятил его, и собрал его из всех сынов человеческих. Ибо много народов и бесчисленны люди, и все принадлежат Ему, и над всеми Он поставил духов вместо Господа, чтобы они отвращали их от Него. Над Израилем же Он никого не поставил Господом, – ни ангела, ни духа, но Он единый их Владыка, и Он охраняет их, и ведет тяжбы их против своих ангелов и своих духов – и против всего. И если они будут хранить Его повеления, то Он благословит их, и они будут Его сынами, и Он будет их Отцом отныне и до Века»³⁴. В благословении Иакова говорится (гл. 22: «Да даст тебе Господь семя правды от сынов твоих, которое святило бы Его по всей земле! «Да послужат тебе и падут пред семенем твоим все народы! Будь силен пред людьми!»³⁵. При таком исключительном национализме и превозношении над всеми народами каким-то диссонансом звучат приведенные в 18 гл. слова благословения Аврааму: «благословятся в семени твоем все народы земли»³⁶. – Что же касается национального идеала автора книги Юбилеев, то в этом случае никак нельзя согласиться с почтенным исследователем книги, проф. А. В. Смирновым, что «автор её ожидает чисто земного царства, в котором сыны Израиля будут наслаждаться полным земным благополучием, не нарушаемым никакими житейскими горестями»³⁷. Совершенно противоположный взгляд относительно национального идеала рассматриваемой книги высказывает Лянген³⁸, по словам которого «писание это содержит столь духовное и религиозное понимание мессианского времени, какого мы обыкновенно не встречаем в том периоде». Проф. А. В. Смирнов называет взгляд Лянгена «чистым недоразумением». Однако вопрос о чистом недоразумении, или безобиднее, неправильности суждения не так легко решается, если обратиться к самому содержанию книги. По изданию и переводу самого о. прот. Смирнова, читаем в 1-ой главе: «После сего они обратятся ко мне (т.е. после того, как израильтяне сознают свои грехи и грехи отцов своих), во всей праведности, и от всего сердца и от всей души, и Я обрежу крайнюю плоть их сердца и крайнюю плоть сердца их семени, и соделаю в них дух святой, и очищу их... И их душа прилепится ко Мне и ко всем Моим заповедям... и Я буду их отцом, и они будут Моим сыном, и все будут именоваться сынами Божиими и все сынами духа... Я Отец их в праведность и правду... и Я люблю их»³⁹. В другом месте ангелы Божии научали людей «совершать на земле правду и справедливость» (гл. 4)⁴⁰. Ср. главу 21⁴¹. В главе 23, отчасти 24 и 25 блага мессианского царства – духовные и чувственные поставлены в должную гармонию⁴². – Из апокрифов еще упомянем «Вознесение Моисея», написание которого можно относить к первому веку по Р.Х.⁴³ О Мессии в этом апокрифе не упоминается, но наступление мессианских времен изображено в величественной картине. Враги будут все побеждены. По описанию погибель врагов совершается при чрезвычайных явлениях природы, напоминающих описание их у Иоиля (Ил.3:4) и в Пс.96. Диавол будет уничтожен. После суда явится Царство Божие между всеми тварями.⁴⁴ – Апокриф «Завет 12 патриархов» не имеет особой важности для характеристики мессианских чаяний.⁴⁵

Мессианские чаяния с националистической окраской имеют место и в сочинениях Филона, именно: в «De exsecrationibus (о пожеланиях) § 8–9 и в «De praemiis et poenis» (о наградах и наказаниях) § 15–20. В первом сочинении Филон выражает надежду, что все Израильтяне, или лучше те, которые обратятся к закону Бога, соберутся в Святую землю, где бы они ни находились, среди каких народов, в качестве невольников, они бы ни томились. В другом сочинении Филон описывает время счастья и мира, которое начнется, когда люди обратятся к Богу.⁴⁶

Мы вкратце изложили национально-политическое или рационалистическое направление в мессианских чаяниях после-пленного иудейства. Как показано раньше, такое направление есть следствие или вывод из господствовавшего законничества. Однако нельзя сказать, чтобы все законники, книжники держались его. В талмуде мы имеем записанные изречения наиболее знаменитых книжников; но в нем, вместе с национальным направлением, дает себя знать и мистическое направление⁴⁷. Поэтому естественнее всего признать национально-политическое или рационалистическое направление созданием и выражением воззрений книжников-фарисеев, как националистической партии. Не даром псалмы Соломона, как наиболее полное изложение этого направления приписываются некоторыми фарисеям⁴⁸. Что же касается народа, которым во что бы то ни стадо хотели управлять фарисеи, то он в известном смысле был величиною равнодействующей по отношению к господствовавшим направлениям, усвояя наиболее угодное и доступное ему там и здесь, хотя несомненно ближе народ примыкал к фарисеям. Но что он не был похвальным учеником их, это ясно доказывает отзыв фарисеев о народе, как «невежде в законе». Памятником народных воззрений на Мессию являются новозаветные писаная, преимущественно Евангелия. Здесь отчасти в представлениях народа мы видим отражение мистического направления – в его, например, знакомстве с именем «Сын Человеческий», учением о воскресении мертвых, всеобщем суде и т.п. Но в общем народ проникнут национально-политическим взглядом. Лучшие из народа это те, которые, видя в Мессии «Сына Давидова», имеющего на веки воцариться в дому Иакова, устроителя царства Израиля, спасающего свой народ от руки ненавидящих врагов, – в тоже время не забывали и духовных благ – святости и правды (ср. Лк.1:67–79); приветствуя в Мессии прежде всего «Славу Израиля», смотрели на него и как на «свет к просвещению язычников» (ср. Лк.26:29–33). Нельзя не видеть, что такой именно идеал предносился и автору псалмов Соломона⁴⁹; сходство иногда простирается до совпадения в отдельных словах и выражениях. Стоит только сравнить из псалма Соломона 17 и 18 с первой и второй главой из святого Луки (Лк.1:2) и некоторыми другими местами из Евангелий. Было бы грубым противоречием с фактами, засвидетельствованными в Евангелиях, утверждать, что воззрения таких праведников, как Захарии, Симеона Богоприимца, учеников Христовых, резко разрывают с ветхим заветом и весьма близко подходят к христианскому учению.

Итак, относительно мессианских чаяний всего вообще народа иудейского перед Рождеством Христовым нужно сказать следующее. Эти верования и чаяния имели свои корни в пророческих писаниях⁵⁰: направление апокалипсическое или мистическое главным образом в книге пророка Даниила, а национальное более соответствовало образу древних пророков. Таким образом, в после-пленном иудействе пророческий образ будущего, – не скажем был разбит, расколот, как зеркало, на маленькие кусочки, отсюда – извращен, ибо в целом зеркале предметы отражаются полно и ясно, а в разбитом – уродливо и тускло, – а лишь расчленен. Когда народ стал сознательно усвоять образ грядущего, то он как бы не мог охватить его весь, в полной гармонии составных частей, всех сторон – небесной и земной. Через это единое расчленилось и перешло во многое. Вот почему перед пришествием Иисуса Христа мы не встречаем единого строго выработанного взгляда на Мессию и его царство, а, наоборот, видим большое разнообразие в суждениях⁵¹. Наиболее общим и объединяющим элементом для всех чаяний был элемент националистический⁵²: ожидание царства Мессии прежде всего для народа иудейского, его господствующее положение в этом царстве среди других народов. Не говоря уже о направлении рационалистическом, или национально-политическом, от такого элемента не было свободно и направление апокалипсическое или мистическое. Это уже, конечно, другой вопрос, и очень сложный и трудный, – насколько сам народ виновен в своем национализме в мессианских чаяниях; не имел ли он искушений или испытаний для идеи о своем привилегированном положении в царстве Мессии в самом представлении о своем завете с Богом, и имел ли он достаточно средств, чтобы преодолеть искушения и т.д.; но факт остается фактом: Израиль был, несомненно, проникнут мыслью, что Бог призвал его прежде всего для его блага спасения; через него спасение осуществляется в других народах, и ему будто бы по всей справедливости должно принадлежать господствующее положение между ними. Идея христианского посреднического служения ближним, тем более братства со всеми народами была чужда сознанию иудея. Это то эгоистическое желание царства Мессии для себя и было ахиллесовою пятою народа иудейского при первом пришествии Иисуса Христа.

Говоря о том, что мессианские чаяния иудейского народа, не смотря на свое разнообразие, все коренились в пророках, мы не коснулись вопроса: всё ли, относящееся к Мессии у пророков и прочих писаниях, было заимствовано иудейским народом в после-пленную эпоху при создании образа будущего? Известно, например, что в ветхозаветных писаниях есть учение об искупительных страданиях Мессия. Правда, мест в писании с таким указанием далеко не так много, как это кажется догматистам Нового Завета⁵³, но все же есть, из них самое ясное – 53-я глава книги пророка Исаии (Ис.53 ср. Зах.12:10). Вот и весьма важно знать, учили ли иудеи об искупительных страданиях Мессии? По общему мнению исследователей, которых мы знаем, иудеи не имели учения о страждущем Мессии до III в. по Р.Х., даже до значительно позднего времени⁵⁴. Действительно, ни в книгах апокрифических, ни, в частности, в апокалипсисах⁵⁵ такого учения не содержится. Нет свидетельства и в новозаветных писаниях о том, чтобы современные иудеи, т. е. 1-го века по Р.Х., имели такое учение. Правда, мы знаем великое изречение об Иисусе Христе Иоанна Крестителя: «Се агнец Божий, вземляй грехи мира»! Но на это свидетельство Иоанна Крестители нужно смотреть, как на данное ему по откровению⁵⁶, т. е. ни плоть, ни кровь, или иначе, ни ветхозаветное иудейское сознание – вложили в его сердце столь глубокую истину, а Сам Бог. Ведь тот же Иоанн Креститель, смутившись крестным подвигом земной жизни Иисуса Христа, спрашивал Его: «Ты ли тот, который должен прийти, или ожидать нам другого?» Таков по крайней мере непосредственный смысл этих слов, без обращения к содействию тонкой экзегетики. Возможность такого колебания, даже противоречия одного и того же лица, крепко подтверждается случаем с апостолом Петром на пути к Кессарии Филипповой (ср. Mф.16). Известный факт с евнухом, читавшим книгу пророка Исаии (Ис.53), и диаконом Филиппом, изъяснившим это писание об Иисусе Христе (Деян.8:29–40), – не доказывает иудейской веры в страждущего за грехи Мессию. Во-первых, по свидетельству книги Деяний, действиями св. Филиппа руководил в данном случае Дух Божий (Деян.8:29); во-вторых, в указанном месте вовсе не сказано того, о чем у нас идет речь, т. е. чтобы диакон Филипп изъяснил пророчество Исаии в смысле искупительных страданий Иисуса Христа, а просто сказано: «Филипп отверз уста свои и, начав от сего писания (ἀρξάμενος ἀπὸ τῆς γραφῆς ταύτης), благовествовал ему (евнуху) об Иисусе», т.е. данное место послужило диакону Филиппу точкою отправления, поводом (а не темою) благовествовать об Иисусе Христе. – Чрезвычайно важно здесь иметь в виду то, что апостолы были все поражены смертью Иисуса Христа, и разбежались. Достаточно прислушаться к откровенной беседе двух учеников, на пути в Эммаус (Лк.24:13–24), чтобы видеть, какой неожиданный удар нанесла вере учеников смерть Христа. В особенности режут по сердцу следующие слова: «А мы надеялись было, что Он есть тот, который должен избавить Израиля; но со всем тем, уже третий день ныне, как это произошло» (т. е. умер Христос). Апостол Павел, который потратил столько времени и сил на то, чтобы убедить своих читателей из иудеев (и язычников) в важности и необходимости смерти Иисуса Христа, ни разу не сослался на учение ветхого завета о крестной смерти Спасителя, в особенности на классическое место из книги пророка Исаии. Наоборот, он прямо говорит, что распятый Христос для иудеев соблазн (σκάνδαλος ср. 1Кор.1:23). Это понятно только в том случае, если иудеи не имели учения о страждущем Мессии.

В таргумах Онкелоса и Ионафана, памятниках 1-го века по Р.Х.⁵⁷, также не содержится учения о страждущем Мессии. – Но теперь естественно спросить: как же понимали Иудеи ветхозаветные пророчества о страданиях Мессии, в особенности Ис.8 о страждущем за людей рабе Иегове? Некоторые говорили, что иудеи относили это пророчество к пророку Илии (ср. Сх.48:10); другие думали – к праведникам вообще, для которых страдания являются путем к славе (ср. Дан.11:33–35, 12:3; Пм.2:12–16, 4–5). LXX по крайней мере в Ис.42:6–7, 49:6 под рабом Иеговы разумели народ Израильский⁵⁸, Таргумисты Онкелос и Ионафан, признавая мессианский смысл за Ис.52–53, допуская страдания Мессии, в смысле уничтожения его, уклоняются говорить об искупительных страданиях Мессии. Страждущий раб Иеговы у них и народ еврейский, пострадавший в плену вавилонском. Места, где говорится о заступающих страданиях (Stellvertretendes Leiden), они или переводят не ясно, или понимают лишь в смысле ходатайства (von einer versöhnenden Fürbitte) Мессии, как в свое время ходатайствовал Моисей⁵⁹.

Первое указание на веру иудеев в страдающего (но не на кресте) Мессию мы находим во II в., именно, в сочинении св. Иустина философа: «Разговор с Трифоном иудеем». В 58 главе читаем: «Когда я (т. е. св. Иустин) указывал иудеям места из писания, которые представляли Мессию страждущим и достопоклоняемым Богом, то они принуждены были сознаться, что изречения эти относятся к Мессии, напротив, упорно отрицали, что наш (Иисус Христос) есть Мессия, но говорили, что истинный Мессия (соб. Χριστός, Gesalbte) придет и будет страдать и царствовать и есть достопоклоняемый Бог (τοῦτον δὲ μὴ εἶναι τὸν Χριστὀν τολμῶσι λέγειν ἐλεύσεσϑαι δὲ καὶ παϑεῖν, καί βασιλεῦσαι καὶ προσκυνητὸν γενέσϑαι Θεὸν ὁμολογοῦσι). Ниже Трифон иудей говорит своему собеседнику: «что Мессия постыдным образом должен умереть на кресте, в этом мы сильно сомневаемся, потому что тот, кто умирает на кресте проклят в законе, поэтому я не считаю возможным верить тому. Правда, ясно, что писания возвещают страждущего Мессию, но о том должен ли он кончить способом, проклятым в законе, я желал бы услышать твои доказательств (παϑητὸν μὲν τὸν Χριστὸν ὅτι αἱ γραφαὶ κηρύσσουσι, φανερόν ἐστιν εί δὲ διὰ τοῦ ὲν τῷ νόμῳ κεκατηραμένου πάϑους, βουλόμεϑα μαϑεῖν, εἰ ἔχεις καί περί τούτον ἀποδεὶξαι). Несколькими фразами ниже Трифон иудей продолжает: «что Мессия умрет и как овца (на место заклания) будет вестись, мы знаем, но должен ли он быть распят и умереть столь постыдным и позорным образом (смерти), который проклят законом, это ты должен нам доказать; ибо мы этого не считаем мыслимым (παϑεῖν μὲν γάρ (τὸν Χριστὸν) καἰ ὡς πρόβατον ἀχϑήσεσϑαι οἴδαμεν. εἰ δὲ καὶ σταυρωϑῆναι καὶ οὕτως αῖσχρῶς καὶ ἀτίμως διὰ τοῦ κεκατηραμένου ἐν τῳ νόμῳ ϑανάτου, ἀπόδειξον ἡμῖν, ἡμεῖς γὰρ οὐδ᾽ εἰς ἔννοιαν τούδον εϑϑεῖν δυνάμεϑα). – Приведенные отрывки из разговора чрезвычайно характерны. Здесь содержится ясное свидетельство, что уже во 2-м веке, по крайней мере, некоторые признавали на основании писаний необходимость страданий и смерти Христа⁶⁰; но упорно оспаривали образ смерти на кресте, ссылаясь на закон. Что, действительно, только некоторые, т. е. очень немногие, разделяли мнение Трифона, это видно из следующего. Тертуллиан находит себя вынужденным (против иудеев, гл. X) не только доказывать из Священного Писания крестную смерть Иисуса Христа, но и вообще страдания и смерть Мессии⁶¹. Ориген рассказывает (против Цельса I, 55), что иудеи, с которыми он приходил в соприкосновение, понимали Ис.8 о целом «народе, рассматриваемом, как одно лицо, который был рассеян и был оскорбляем, благодаря чему явились многие прозелиты у иудеев рассеяния и среди весьма многих народов»⁶². Значит, еще в III в. «раб Иеговы» понимали, как 70 в свое время, в коллективном смысле, и страдания, приписываемые ему, относили к целому народу. – Но рано или поздно иудеи, несомненно, прониклись мыслями Трифона иудея, что, следуя писаниям, нужно признать страдания и смерть Мессии. Однако справедливость требует заметить, что этот, так сказать, новый признак в понятии о Мессии, выражаясь языком философским, не был следствием эволюции мессианской идеи в иудейском сознании, а превзошел в понятие о Мессии как бы от вне, как дело неизбежное, как необходимый результат понимания известных мест писания. Вследствие этого в иудейском сознании так и нe установилось внутренней связи между идеей будущего Мессии и мыслью о страданиях его. Поэтому явился своего рода компромисс, искусственное соединение этих двух идей, собственно не укладывавшихся в сознании иудеев. Начали говорить, что Мессия действительно должен страдать за грехи народа, но не в смысле заступничества, возмещения вины, заглаждения преступлений, а в смысле причины – чрез грехи. Явилось учение о скрытном состоянии Мессии, как временном уничижении, лишении славы, временном отдалении того момента, когда Мессия должен явиться во славе⁶³. Грехи народа задерживают явление Мессии в славе, и через это он страдает, переживает состояние уничижения⁶⁴. – Очевидно, в таком представлении о страданиях Мессии, очень мало общего с христианским учением о том же предмете. Однако другие и такие страдания находили невозможным приписать Мессии, сыну Давида, и перенесли их на другого Мессию, сына Иосифа, из колена Ефрема⁶⁵. Этот последний Мессия имел своею миссией спасти 10 колен народа Израильского, представить Мессии сыну Давида, а сам имел погибнуть в борьбе с Гогом и Магогом. Теперь, если спросить – чем объяснить ту трудность, с которою иудейское сознание мирилось с идеей страждущего Мессии, – то ответ не легок; но, по-видимому, должен быть таков: иудеи не видели необходимости в страданиях Мессии. Христианство учит, что страдания и смерть Иисуса Христа являются необходимыми, как искупительная жертва за грехи людей, не имевших возможности собственными средствами загладить их. Между тем, по иудейскому сознанию, как мы видели, грех вовсе не есть столь глубокое и трудно искоренимое зло. Апокалипсис Варуха и 3 Ездры, высказывая основательный взгляд на происхождение греха, все-таки предоставляют человеку большую свободу.

Воззрения авторов этих книг, пелагиан до пелагианства, являются весьма характерными для всего иyдейства. Так в трактате Берахот⁶⁶ читаем: «Кто занимается законом, делами милосердия и погребает своих детей, тому будут прощены все грехи». Следовательно изучение закона, добрые дела, личные страдания, если они принимаются как дело наказующей божественной любви, – суть средства примирения и спасения⁶⁷. Отсюда, раз люди собственными средствами могут загладить свои грехи, наличность которых замедляет приход Мессии, то, значит, если Мессия придет, то лишь по уничтожении грехов и лишь за тем, чтобы награждать и царствовать, а не за тем, чтобы самому страдать на кресте и другим предлагать нести свой крест.⁶⁸

Заключение⁶⁹

Обозревая кратко все сказанное о после-пленной жизни иудейского народа, мы получаем такие результаты и приходим к следующим выводам.

Вавилонский плен знаменует собою переворот в жизни израильского народа. Пережившие его вынесли великое наследие, что Иегова есть единый истинный Бог всего мира, призвавший израильский народ в завет с собою. С провиденциальной точки зрения задача дальнейшей жизни Израильского народа заключалась в том, чтобы убедиться в другой столь же великой истине, что Иегова призвал израильский народ в завет с собою не для его эгоистических национальных целей, а для спасения всего мира. Исторически же, как мы знаем, иудейский народ после плена начертал себе такую программу: изучить, провести в жизнь и исполнить закон Иеговы, т. е. сделать так, чтобы жизнь народа иудейского была действительно, на деле жизнью народа Божия, народа избранного. Против такой программы, самой по себе, ничего нельзя возразить. Но часть народа, не отрицая, конечно, жизни по закону, была проникнута горячим ожиданием скорого наступления царства Мессии. С этими чаяниями часть иудеев возвратилась из плена на родину в Палестину, надеясь, что с построением жертвенника и храма откроется, наконец, царство Мессии. Но действительность вскоре разочаровала их: храм был построен и освящен, а Мессия не являлся. Народ предался унынию и готов был даже впасть в отчаяние... Тогда-то является из Вавилона Ездра и, по-видимому, без особого труда утверждает господство закона (номократию) и среди иудеев палестинских. С этого времени начинается среди всех иудеев гигантская работа над законом, всестороннем изучении его и построении на нем всей жизни. – Однако среди иудеев за рассматриваемое время имели место и другие течения. Так уже с самого начала возник вопрос об отношении к иноплеменникам. Строго законническое, националистическое направление отнеслось к нему отрицательно. Но другая часть народа, по крайней мере практически, решила вопрос положительно: многие вступили в брачные связи с иноплеменниками. Ездра, конечно, не признал законными браков с иноземцами и начал борьбу против них, которую продолжал и Неемия. Борьба всесильных книжников против смешанных браков в данном отношении потому была трудна, что в этом случае их стремления шли дальше закона. С наступлением же греческого периода течение против строго законнической националистической партии усиливаемся; стремление к общению с иностранцами, в виду особенно высоких достоинств эллинской культуры, возрастает до последней степени. Успехи эллинизма среди иудеев были очень значительны, а к началу II века он, по-видимому, достиг полного господства над Иудеей. Но уже в этой победе таилось, а вскоре и обнаружилось его поражение. Дело в том, что иудейские массы увлеклись не высшими достоподражаемыми сторонами эллинской культуры, а низшими, утонченными удовольствиями, порочными развлечениями, роскошью. Реакция против эллинизма была столь сильна, что к середине II в. даже то направление среди народа, которое, не вступая в противоречие с законом, пользовалось высшим достоянием эллинской культуры, не нашло благоприятных условий и благоприятной почвы для дальнейшего развития, выродилось в партию и оказалось пустоцветом (саддукейство). Наоборот, направление строго законническое, национально-политическое торжествовало теперь полную победу. В обезопасение себя против вторжений со стороны иноземных влияний и увлечений ими со стороны народа, оно выставило передовую фалангу бойцов в партии фарисеев, как в свое время католичество – орден иезуитов. Однако, торжествовать полную победу национально законнической партии было еще преждевременно. Законничество не могло подавить, а тем более удовлетворить стремлений живой души к идеальному небесному царству Мессии и мессианизм, по-видимому, заглохший со времени Ездры, теперь дает в апокалиптике не только отрыгнувшие молодые побеги, но и полный расцвет. Люди законнического направления, понимая всю естественность мессианских стремлений (так как и по их понятию исполнение закона не есть цель в себе, а лишь средство к цели), но, не желая разделять апокалипсических чаяний, – представили, с своей стороны, учение о Мессии, времени его пришествия и царстве его, строго соответствующее националистическому, формально законническому направленно. Апокалипсическое же направление не только не встретило поддержки, нo вызвало хотя и косвенное осуждение со стороны руководителей жизни. Может быть, в сущности, выражавшее настроение большинства народа, апокалипсическое течение через непризнание его не сделались популярным и обратилось только в направление известного кружка лиц. После этого националистическое направление уже вполне могло считать себя победителем. Но, к сожалению, главная задача после-пленного времени – что Бог призвал израильский народ для спасения всех людей – решалась в этом направлении отрицательно: Бог призвал израильский народ для его собственного блага спасения и наслаждения в мессианском царстве; другие народы войдут в это царство разве в качестве трофеев избранного народа. Следовательно, законническое направление, будучи не предосудительным само по себе, привело к нежелательным результатам потому, что к нему примешались не добрые намерения руководителей жизни, увидевших в законе национальное благо – средство к получению высших и многочисленнейших наград и превратно истолковавших призвание народа в смысле национально-эгоистическом.

Вывод, который нужно сделать хотя и из краткого и весьма неполного рассмотрения внутренней жизни после-пленного иудейства, есть тот, что это есть время колоссальной работы. Исполинская работа, направленная прежде всего на закон и продолжавшаяся 1000 лет, дала в общем очень хорошие результаты. Во многих выводах и изучениях книжникам удалось коснуться нового завета. Книжник, спрашивавший Иисуса Христа о пути в жизнь вечную, на вопрос Спасителя: в законе что написано? отвечал: «возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея, и всею крепостию твоею, и всем помышлением твоим, и ближняго, яко сам себе». Иисус сказал ему: «правильно ты отвечал так поступай и будешь жить» (Лук.10:25–28). Раввин Акиба сущность закона понимал в изречении: «возлюби твоего ближняго, как самого себя» (Лев.19:18). Гиллел ответил язычнику, желавшему знать сущность иудейского закона: «чего не желаешь, чтобы с тобою произошло, этого не делай никому другому» (Tract. Schabbat 31 а)⁷⁰. Даже встречаются изречения, осуждающие сложный церемониальный закон о субботе. Симеон сын Менассии говорил: «суббота назначена для человека, а не человек для субботы» (Mechilta Ki – tissa с. I.)⁷¹. Учители – Елеазар, сын Азарии, Измаил, Акиба говорили: чтобы спасти жизнь, подвергающуюся опасности, можно нарушить субботу, так как иногда нужда возвышается над законом (Mechilta I с. joma 85).⁷² Конечно, некоторые из этих изречений имеют позднее происхождение (от 2-го века и позже). Но если принять во внимание заключенность еврейского народа и его презрительное отношение к языческим народам, а по отношению к христианам прямо таки безумную ненависть⁷³, то возможность заимствования этих изречений из христианского учения нужно признать весьма проблематическою. – Говоря о результатах работы книжников, мы не забываем и об её темных сторонах, – большею частью однако преувеличенных, – сущность которых сводится к тому, что книжники-фарисеи учили давать десятину с мяты, аниса и тмина и оставили важнейшее в законе – суд, милость и веру (Мф.23:23). Но эти обличения направляются прежде всего против книжников-фарисеев, т.е. известной группы лиц; а о деятельности вообще книжников, занявших Моисеево седалище, Иисус Христос сказал: «все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте» (Мф.23:3). – Кроме закона работа книжников была направлена на пророков. Несомненно пророки были изучены с несравненно меньшею тщательностью и, так сказать, с большею тенденциозностью. (Как результат работы в этой области, мы имеем таргум Ионафана от I в.). Но работа книжников здесь восполняется апокалиптиками, подражателями и в некотором смысле продолжателями пророков. Труды их в этой области были не менее велики, нежели книжников в законе. Сосредоточивши свое внимание преимущественно на высшей, трансцендентной небесной стороне в предсказаниях пророков, апокалиптики внесли весьма много высоких понятий в иудейское сознание о лице Иисуса Христа, Его Царстве, всеобщем воскресении и суде. В общем взаимными усилиями книжников и апокалиптиков сделано то, что возвышенная проповедь Иисуса Христа могла быть усвоена только в три года Его общественного служения роду человеческому⁷⁴. Сам Иисус Христос решительно признал эту великую подготовительную работу со стороны раввинов, когда Он открыто засвидетельствовал: «Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их» (Ин.4:38).

В виду сказанного нужно признать ошибочным мнение, что период жизни иудейского народа между пророком Малахией и Иоанном Крестителем есть время «молчания», «онемения»⁷⁵. Наоборот, этот период есть время кипучей деятельности, и произведения этого времени – неканонические, апокалипсические и вообще апокрифические книги – являются мостом от пророков к новозаветным писаниям, представляют собою кольцо, соединяющее два завета⁷⁶. Лица, отрицающие всякое положительное значение за рассматриваемым периодом, даже говорящее о его вредном влиянии на развитие иудейского самосознания, имеют в виду главным образом мессианские верования народа во времена Иисуса Христа. Правда, нужно согласиться, что особою высотою эти верования не отличались. Но, чтобы при этом не впасть в ошибку, нужно знать или не забывать, каковы были верования народа до плена. А об этом известно, что народ en masse вплоть до плена не расставался со скинией Молоха и со звездою бога Ремфана (ср. Ам.5:26)⁷⁷. С ними же пошел он и в плен, с ними же несравненное большинство умерло и погребено. Да что народ. Даже некоторые цари, теократические органы жизни избранного народа, верили в реальность языческих богов (ср. об Ахазе 4Цар.16:10–18; 2Пар.28:23). Если же народ после плена проникается глубоким сознанием, что Иегова есть единый истинный Бог и уже более не уклоняется к языческим богам; если чрез 500 лет после плена народ, кроме того, имеет уже много высоких религиозно-нравственных понятий, имеет представление о Мессии и его царстве – то это уже, с общей культурной точки зрения, такой большой прогресс, какой только знает история.

М. Поснов