Признаки Христовой Церкви и современное христианство
Среди догматов христианской веры есть истины, получившие в вероопределениях Соборов Церкви точную и окончательную формулировку, не допускающую разных толкований. Таковы догматы о Лице Господа Иисуса Христа. Есть догматы, не имеющие точного определения. Это отсутствие точной формулировки не значит, что истины эти вообще не раскрылись в сознании Церкви и что они ждут благоприятного времени для своего раскрытия. Нет, они от начала ведомы Церкви, просвещаемой Духом Святым. Св. Апостолы созерцали сообщаемые ими истины христианства во всей возможной полноте, но по необходимости выражали их письменно в сжатом виде, и о некоторых истинах упоминали лишь косвенно. Что было присуще апостолам, то остается всегда в глубине соборного сознания Церкви. Однако, верно то, что жизнь требует от Церкви в разное время выяснения и уточнения разных догматов и удаление заблуждений. Такая потребность есть следствие человеческой слабости: мы, христиане, в своей массе не в силах стоять на высоте духа апостольского и иметь такие светлые и чистые глаза веры, какие были у апостолов. Происходит замутнение нашей способности воспринимать божественную истину, и нужны соборные усилия Церкви, чтобы очистить, прояснить, восстановить ее в умах и сердцах людей.
К числу истин, ясных в первенствующей Церкви, но затуманившихся в позднейшее время, принадлежит и понятие о Церкви Христовой, ее объеме, ее границах. Впрочем, главная причина позднейших затруднений в вопросе о Церкви лежит, может быть, не столько в понижении духовного уровня, сколько в сложности обстановки, окружающей Церковь. Пределы Церкви не совпадают с пределами христианства. Отсюда расплывчатость представлений о Церкви. Перед нашими глазами море христианских исповеданий и сект. Помимо того, в пределах недавно единых и внутренне сплоченных поместных православных церквей – разделения, отклонения, прекращение канонических отношений. Православная Церковь разобщена, и мы видим, что Зарубежная Соборная Русская Православная Церковь, стремящаяся к сохранению всего святого наследия Русской Церкви, остается почти в одиночестве.
Христова Церковь находится в видимой тесноте, в умалении, в унижении. В таких условиях внимание сосредотачивается на духовной стороне Церкви. Возникает мысль о Церкви невидимой, но не всегда в правильном смысле. В православное богословие упорно пытается проникнуть и распространиться протестантский взгляд на существо Церкви, именно, взгляд, что за передним фоном многочисленных разобщенных и взаимноотрицающих христианских обществ скрыто невидимое духовное общество нераздельной Церкви Христовой, не имеющее конкретных очертаний, единого вероучения, определенного внутреннего и внешнего строя, таинственное единство, обнимающее все видимое христианство в совокупности. За идеей невидимой Церкви вторгается идея экуменизма, которая, с протестантской точки зрения, обозначает: внешне, конкретно объединить во всемирное общество то, что предполагается имеющим пока лишь единство невидимое. Это внутренне противоречивое представление о Церкви: НЕВИДИМОМ организме, СКЛАДАВАЮЩЕМСЯ ИЗ ВИДИМЫХ частей, – противоречит древнеправославному учению о Церкви. Оно побуждает нас восстанавливать в нашем сознании подлинное, правильное церковное понимание признаков Христовой Церкви.
В Символе веры даны СВОЙСТВА Церкви: единая, святая, соборная, апостольская; но эти свойства внутренние, они не составляют в тесном смысле слова видимых, отличительных ПРИЗНАКОВ Церкви, подобно тому как свойства характера человека не являются приметами, по которым было бы легко разыскать человека.
Из многих внешних ПРИЗНАКОВ Церкви издревле выделяются, как главнейшие, два: а) верность преданному учению и б) преемственность иерархии.
«и всяк дух, иже не исповедует Иисуса Христа во плоти пришедша, от Бога несть: и сей есть антихристов» (1Ин.4:3). Слово «антихристов» указывает на то, что человек не должен признаваться членом Церкви.
«Аще кто приходит к вам и сего учения не приносит, не приемлите его в дом и радоватися ему не глаголите» (2Ин.1:10) В этих словах содержится указание на необходимость прекратить церковное общение, т. е. или на временное или, при упорстве, на окончательное исключение из Церкви.
«Но и аще мы или ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет. Якоже предрекохом, и ныне тако глаголю: аще кто благовестит вам паче, еже, приясте, анафема да будет» (Гал. 1:8, 9). «Анафема» обозначает снова отлучение от Церкви.
Так во все последующее время Церковь и поступала. Единство веры оставалось и остается основным признаком Церкви.
Другой признак – единство религиозной жизни, внутренняя и внешняя связь в ней. «Едино тело, един дух, якоже и звани бысте во единем уповании звания вашего» (Еф.4:4). Оно находит себе видимое выражение в объединении вокруг иерархии. «Епископ в Церкви, и Церковь в епископе» – обычный аргумент учителей Церкви 2–3 века. Признак кафолической Церкви, в отличие от самозванных обществ, преемственность иерархии. «Мы можем перечислить тех, кои от апостолов поставлены епископами в церквах, и преемников их даже до нас», пишет один из древних защитников Церкви (св. Ириней). «Пусть покажут (еретики) начала своих церквей, – говорит другой, – и объявят ряд своих епископов, который бы продолжался с таким преемством, чтобы первый их епископ имел своим виновником или предшественником кого либо из апостолов или мужей апостольских, долго обращавшихся с апостолами. Ибо церкви апостольские ведут списки именно так»... (Тертуллиан).
Первый признак Церкви – верность преданному учению – составляет сторону догматическую. Второй – преемственность – более относится к стороне канонической. О важности первого принципа свидетельствует вся история вселенских соборов. Бесспорен был второй принцип: им аргументировали в эпоху перед первым вселенским собором, когда Церкви необходимо было отмежевать себя от еретических обществ: впоследствии он выдвигался при появлении расколов.
Но, кроме сторон догматической и канонической, Церковь имеет еще сторону литургическую. Возвышенный дух ее выражен в послании ап. Павла к Евреям и в Откровении св. Иоанна Богослова. Христос, Единый и Вечный наш Первосвященник, вошел в небесную скинию, чтобы ходатайствовать за нас, «есть священнодействователь святилища и скинии истинной, которую воздвиг Бог, а не человек» (Евр.8:2). Христианский жертвенник – в небесах. К нему, ввысь возносятся, отрываясь от земли, мысль и сердце молящегося христианина, туда, где ангелы и святые Божии окружают престол Божий и поют славу Божию; «наше жительство на небесах» (Флп.3:20); о горнем заповедуется помышлять человеку, а не о земном. «Приступите к Сионстей горе и ко граду Бога Живого, Иерусалиму небесному и тмам ангелов, торжеству и Церкви первородных, на небесех написанных, и Судии всех Богу, и духом праведник совершенных, и к Ходатаю завета нового Иисусу» (Евр.12:22–24). Жизнь Церкви есть молитвенное общение с Небесной Церковью, соединение земных с небесными во Христе, во исполнение воли Отца Небесного (Еф.1:10).
Какое могло бы быть более выразительное свидетельство общения молитвенного древней Церкви с отшедшими христианскими мучениками, как не Божественная Евхаристия, совершаемая на телесных останках их? Это высшая из возможных форм прославления их. Не менее показательно также название дня мученической кончины христианина «днем рождения» мученика. Здесь говорит не простое признание бессмертия, но как бы видение бессмертия духовными глазами. Святые живут. Как же можно порвать общение с ними? Смерть есть только восхождение на высшую ступень жизни. Но христианская любовь остается, «любы николиже отпадает» (1Кор.13:8). Как может наша молитва замкнуться в земном кругу, а их молитва в небесном?
Молитвенное общение с Небесной Церковью, внешне открыто выраженное, составляет ТРЕТИЙ неотъемлемый признак Церкви. Первые два признака могут быть поняты формально. Какая нибудь протестантская группа может заявить готовность принять от Православной Церкви священство и признать догматы семи Вселенских соборов. Будет ли это уже значить, что она вошла в русло Православной Церкви, в самую жизнь ее? Будет только тогда, если она на деле, литургически войдет в эту жизнь, а это непременно значит – войдет в общение с Небесной Церковью.
Замечательно то, что приснопамятный о. Иоанн Кронштадтский, современником которого является наше старейшее поколение, так часто и с особенной силой ударяет на связь небесного с земным в Церкви Христовой. Ее он переживал всем своим существом в часы богослужений в храме. «Где я? Я на небеси». Храм воспринимается о. Иоанном, как преддверие неба; алтарь – как бы само небо. Богоматерь, ангелы и святые – собеседники, сославители Божии вместе с ним и со всеми нами. Духовный их взор и слух обращены к нам, и потому помощь небесных, их участие могут быть более близкими и скорыми, чем земных, так как за помощью земных нужно ходить, а святые тут же, немедленно откликаются на сердечное обращение к ним.
Очень поучительно и показательно для нашего времени, что о. Иоанн так часто и сильно говорит о небесной Церкви. Видно, Богу угодно было вложить в уста праведника то, в чем мы в эти тяжелые времена наиболее нуждаемся для нашего утверждения. В эпоху чрезвычайного дробления христианского мира и слабого мерцания в мире путеводных огней нам указывается о. Иоанном отчетливый признак где есть полная и истинная жизнь Церкви и где ее нет.
Здесь мы возвращаемся к термину «невидимая Церковь». Да, невидимая Церковь есть опора нашей мысли о Церкви. Но понимать ее должно не в протестантском смысле, а в православном. Невидимая Церковь не есть некая таинственная суть ЗЕМНОГО христианства. Она – в выси, в духовных небесах. Она ВЫСШАЯ ЧАСТЬ небесно-земного духовного тела Церкви Христовой, Небесная Церковь.
Небесная Церковь это наш несокрушимый духовный центр. В ней испытанные руководители жизни во Христе. Мы взираем на них, веруя, что они живут не как исторические памятники Православия, не в переносном смысле – в своих творениях, в книгах: взираем как на подлинно живых учителей и наставников. Святители всех веков христианства, великие защитники догматов веры и подвижники всех веков пребывают нашими духовными вождями. Мы находимся под духовным небом, усыпанными тысячами не потухших, светящих нам духовных звезд.
Иcстрадалась, истончала Русская Православная Церковь и находится в небывалых условиях духовной тесноты и оставленности. Но у нея есть «братья и общники в печали и во царствии и в терпении Иисус Христове»(Откр. 1:9) – святые Божии. Св. ап. Иоанн Богослов, в тайновидении на острове Патмосе, подняв глаза свои, «По сих видех, и се, народ мног, егоже исчести никтоже может, от всякого языка и колена, и людий и племен, стояще пред престолом и пред Агнцем, облечены в ризы белы, и финицы в руках их» (Откр. 7:9); убиенные за слово Божие «И возопиша гласом великим, глаголюще: доколе, Владыко Святый и Истинный, не судиши и не мстиши крове нашея от живущих на земли?» (Откр. 6:10).
В моменты уныния, при виде того, как невольно обособляется Соборная Православная Русская Церковь в Зарубежье, когда многие «нас почитают уже умершими» (2Кор.6:8), когда группы принадлежащих к Зарубежной Русской Церкви чувствуют себя как челнок среди океана, – что другое может укреплять нас, если не вера, что тмы тем ангелов и святых охраняют святую Церковь на земле и укрепляют ее?
Связь с невидимой небесною Церковью – вот третий признак Церкви и третий пробный камень, по которому должно определить достоинство каждой ветви на историческом дереве христианства.
Прилагая три избранных бесспорных признака истинности Церкви к разнообразным историческим разветвлениям христианства, мы прежде всего отстраняем себя от всех видов исторического Протестантства, несмотря на всю уверенность каждого из них в своем соответствии Евангелию. Излишне даже и говорить о ряде крайних новых сект, представляющих собою по существу только маскировку отрицания христианства, пропитанных материализмом, коммунистическим духом, или национальным иудаизмом или другими далекими от христианства течениями. Но и старое, основное протестантство не обнаруживает в себе главных признаков принадлежности к Церкви Христовой: оно отвергло часть догматов древней Церкви, отвергло иерархическую преемственность и, наконец, литургическое общение с Небесной Церковью. Само понятие живого личного бессмертия, необходимое для общения со святыми, в протестантстве очень затемнено и заменилось мыслью о будущем воскресении не только тел, но и душ, которые до воскресения находятся в бессознательном состоянии. Можно ли к протестантам отнести слова апостола:«вы приступили к горе Сиону?» (Евр.12:22)... и не более ли соответствовало бы сказать: «вы отступили от небесного Сиона и тем ангелов»...?
Нам не велено вторгаться в суды Божии. Можно ли утверждать, что Господь не принимает сердечной молитвы к Нему, откуда бы она ни исходила? Не сказал ли Господь о римском сотнике: «ни во Израили толики веры обретох» (Мф.8:10)? Не исцелил ли слуги его? Однако нельзя говорить о строительстве дома там, где нет строительства, и о созидании Церкви теми, кто разрушает основы Церкви. Узость ли это взглядов? Для тех, кто такую точку зрения считает узкой, «официально» – церковной, можно указать на такого представителя широких взглядов, как Вл. С. Соловьев; он пишет о протестантстве: «Я знаю, что, например, протестанты, появившиеся через много времени после седьмого Вселенского собора, тем не менее действительно отлучены или, лучше сказать, сами себя отлучили от вселенской церкви, потому что они не только прямо восстали против известных соборных догматов, но и вовсе отвергли самый авторитет Вселенских соборов» (Вл. Соловьев. История и будущность теократии).
Что касается старых исторических ветвей христианства, отделившихся от Православия, то к ним принято в православном богословии прилагать название «церквей». У них есть определенные отклонения от Православия. Самый принцип – быть верными преданию веры – они исповедуют, только ЗАБЛУЖДАЮТСЯ В ПОНИМАНИИ древнего предания. Сохраняются у них и две остальные стороны церковной жизни: преемственность иерархии и почитание святых. Сюда относится и римский католицизм. Однако, в той мере, в какой католицизм концентрирует исключительное внимание, любовь, надежду верующих на «наместнике Христа», на ЗЕМНОМ «СВЯТОМ ОТЦЕ», и видит в нем опору Церкви, в той мере он ОСЛАБЛЯЕТ внимание и любовь к небесному окружению Христову; от небесного Града он отвлекает внимание к земному Ватикану, именно потому, что он есть миссионер католицизма земного, вселенской церкви Ватикана.
От разветвлений мирового неправославного христианства мысль естественно переходит к разногласиям и разделениям на фоне собственно Православной Церкви.
Как о воине, изменившем своей военной присяге в период военных действий, приходится говорить о «советской иерархии» в русской церкви. С нею нет у Зарубежной Церкви не только канонического общения, но нет и ее молитвенного поминовения. Со стороны советской иерархии налицо «отступление» апокалиптического свойства.
Перед нами, далее, печальное явление разделений церковных в православном русском Зарубежье. Эти разделения явились результатом новых политических и социальных событий. Они составляют испытание, посланное Православной Церкви в последнее время. Св. Василий Великий различает три вида отклонений от церковной правды: ересь, раскол, самочинное сборище. Думается, что нынешние церковные разделения наиболее соответствуют древнему понятию самочинных сборищ. Отклонения от ядра Церкви еще не приняли оформленного вида ересей или даже окончательных расколов. Отшедшие части находятся в стадии частичного, условного разобщения. Еще не угасла надежда, что с какой-нибудь из них будет найден общий язык и будет восстановлено полное общение. Спор находится пока еще в области канонической, а не догматической. Церковный народ в значительной своей части еще не проникся психологией сепаратизма там, где иерархическое общение прекращено: из этого следует сделать миссионерские выводы, стремясь к возвращению на правильный путь возможно большего числа православных людей в Зарубежье. Мы имеем право смотреть на разобщенные части, как на больные части Церкви. Как же понимать отсутствие правильных канонических отношений и литургического общения с ними со стороны Зарубежной Соборной Церкви? Поскольку сама Зарубежная соборная Церковь отказывается от общения с ними, она делает этим решительное предостережение уклоняющимся от православного пути. В этом слышится тот же голос «икономии» церковной, какой на церковном языке чаще понимается в смысле послаблений; часто эта икономия требует, наоборот, протеста и обличения в той или другой форме, вплоть до указанной апостолом: «с таковыми даже не есть вместе» (1Кор.5:11). По закону церковной дисциплины требуется и от каждого из нас строгое соблюдение той линии, какая принята соборным разумом иерархии церковной. Наличие больных частей составляет недуг всей Церкви. Бороться с ним долг всей Церкви. Божиим Провидением определено Зарубежной Соборной Церкви быть опорным пунктом Православия и нести тяжесть противодействия силам отрицательным. Однако, как отогнутые ветки дерева часто не способны уже принять прежнее положение, так могут не вернуться на правильный путь отошедшие части Церкви. Немного прошло времени пребывания в Зарубежье, однако за это время произошли значительные духовные отклонения и сдвиги в отмежевавшихся частях Церкви.
В чем они выражаются?
Если оставить в стороне сдвиги по побуждениям национально-сепаратистским – отказ от славянского языка в украинском и белорусском церковных образованиях, – то можно наметить ряд явлений, чуждых духу Православной Церкви, но общих всем отмежевавшимся частям ее.
Сюда входит новая точка зрения на догматы Церкви. Проводится мысль о необходимости развития, углубления и нового освещения догматического учения Церкви, о богословском творчестве. Это течение уже разливается за те пределы, где оно получило начало, за пределы парижской школы. Представители мысли так называемой Украинской автокефальной церкви целиком опираются на богословские и канонические суждения парижских мыслителей.
Распространяется протестантский взгляд на существо Церкви. Становится обычным признавать все протестантство входящим в орбиту Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви. Но если думать, что вопрос о христианской истине вообще перестает существовать, тогда зачеркивается вся история борьбы Церкви за догмат. Если так, то апостольское учение, что Церковь «строится», отпадает, ибо, как можно строить в разногласии, в разных направлениях и по разным планам?
У идеологов новых церковных течений идея личного спасения отодвигается в сторону. Церковь призывается к служению земным общественным целям: человечеству, социальному творчеству или – в национальных группах – к «служению народу». Забывается заповедь: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему Одному служи».
При таком понимании утилитарном, практическом, христианский труд над достижением высших этических ценностей представляется излишним. Поэтому аскетизм, монашество, посты, покаяние открыто признаются несовременными.
Формально – соблюдается принцип иерархической премственности в Церкви. Однако, значение иерархии на деле умалено. Управление приходами перешло почти всюду в руки мирян; миряне получают решающий голос на церковных соборах и, таким образом, дают направление жизни епархии и всей данной церкви. Происходит т. наз. лаицизация церкви, т. е. переход руководства жизнью церкви к светскому элементу. Прибавим к этому усиление светского влияния в идеологическом руководстве, что видно из появившегося нового термина «светское богословие». Картина дополняется включением безблагодатного священства в состав церковной иерархии (липковская иерархия автокефальной украинской церкви).
Все заметнее теряет свое место прославление святых. Тускнеет само понимание связи между Церковию на земле и Церковию Небесною. Это и понятно. Общественное богослужение нередко ограничивается Литургией. Вечерня и Утреня сводятся к исполнению незаменяемых частей этих служб; песнопения годичного круга, содержащия в наибольшей степени прославление святых, пропускаются, как из-за отсутствия богослужебных текстов, так и ради сокращения времени служб, а равно, из-за неподготовленности хоров к их исполнению: тогда как церковное восприятие неразрывной связи небесных и земных раскрывается только при совершении богослужений по церковному Уставу. Это потускнение заходит так далеко, что сам термин «Небесная Церковь» теряет в этих кругах свой истинный, православный смысл; под Небесной Церковию понимается уже не Церковь святых на небе, а невидимая Церковь в протестантском смысле.
Богослужение, лишаемое того богатства содержания, какое дает совершение его по Типикону, дают Октоих и Минея, меняет свой характер. Поневоле на видный план видвигается эстетика. Переходит меру забота о хорах, регентах, солистах. Никого не удивляет, когда объявления о богослужениях составляются в стиле театральных анонсов. Духовенству приходится угождать вкусам толпы, обычаям, вторгающимся в храмы извне. «Мы, ведь, в Европе», «мы – в Америке»: этот аргумент в вопросе нарушения порядков церковных считается исчерпывающим. Когда богослужение почти ограничивается одной Литургией, тогда утрачивается в сознании молящихся само высокое значение Божественной Евхаристии, преготовлением к коей и является весь круг церковных служб.
Сдвиги с переданного древностью православного пути здесь указаны в самом схематическом виде. К ним можно было бы дать богатую иллюстрацию из богословской литературы указанных обособившихся церковных образований и, конечно, из самого быта.
Таковы сдвиги. Так что же впереди? Не грозит ли это всеобщей модернизацией Православия, переходом к новому церковному укладу?
Чтобы оценить положение, следует не забывать, что те новые церковные образования, о которых идет речь, это только незначительные части на широком пространстве Православной Церкви. Что касается Русской Церкви, то будем помнить, что есть еще не поддающаяся учету гонимая Русская Церковь: та Церковь, поминание которой мы слышим на ектениях, которая противополагается официальной советской церкви, единодушной с советской иерархией. В свое время эта гонимая Церковь обнаружит себя так же, как в годы военной оккупации громко обнаружила себя горячая христианская вера там, где, казалось уже, господствовало полное безбожие. Когда гонимая Церковь воспрянет и откроет свои глаза на окружающее, – в каком недоумении окажется она, увидев привозное модернизированное православие. Можно ли думать, чтобы верующая часть русского народа, прошедшая через все виды испытаний, перенесшая все искушения, видевшая разные формы отступлений – их начало и их конец, заплатившая своей кровью за отказ от обновленчества, согласилась принять обновленчество с Запада?
Русская Церковь сохранит Православие неизмененным и непоколебленным. Перед лицом разных шатаний на Соборную Зарубежную Русскую Церковь выпадает великий долг оберечь достоинство в Зарубежной Церкви, достоинство русского православного имени и быть оплотом Православия за пределами Русской земли на всем широком пространстве русского рассеяния.
Зарубежная Церковь не одинока. Она кафолично-соборна с неизмеримыми духовными пространствами Небесной Церкви. Она – с гонимой Русской Церковию. Есть еще православный ближний Восток, пока еще не искушенный в борьбе с силами антихриста, продолжающий пока еще жить в доверчивом неведении. Когда придут сроки, объявятся там ревнители церковного предания и возникнут твердыни истинного Православия, как они начинают обнаруживаться и у славянских православных народов Европы. Православная Христова Церковь не может потерять свое лицо, раствориться в чужом море. Ее Глава с нею до скончания века (Мф.28:20).
Болезни времени неизбежно отражаются и на жизни Зарубежной Соборной Церкви. Невозможно изолироваться от всего окружающего мира и избежать его неблаготворных влияний и соблазнов. Со скорбью видим, как они вторгаются в нашу среду. Однако здесь они только случайны. Здесь они находят правильную оценку и встречают противодействие. В своем идеологическом направлении наша Церковь идет по твердой и прямой линии, от начала принятой духовными вождями ее. В своем большинстве ее чада, члены Церкви, живут сознанием своей миссии и своего долга. Зарубежная Русская Церковь останется верной своему призванию быть оплотом Православия в Русском Рассеянии во все времена своего бытия.