О началах христианского воспитания детей в семье и школе¹

В наше время чувствуется настоятельная необходимость, среди множества других вопросов, выдвинутых переживаемой нами эпохой обновления русской жизни, поставить на очередь и вопрос об истинно-христианском воспитании подрастающего поколения. Достаточно сказать, что это коренной вопрос всей будущности нашей родины молодое поколение, которому суждено заменить нас в здешнем мире, как мы заменили своих предков, тогда лишь явится желательным элементом в общественной жизни и деятельности, когда ему с малых лет будет дано доброе религиозно-нравственное воспитание, т.е. положены будут в нем твердые начала правильных понятий о вещах и верного направления жизни. Здравое воспитание поставит на прямую дорогу детей и отроков, из которых молодежь выходит. Верные суждения о воспитании и счастливые опыты его вразумят и многих юношей, по самому возрасту своему еще способных перевоспитать или довоспитать себя. Из юношества христиански-воспитанного явятся новые отцы и матери на смену тех, которые неисправимы и стареют в своих заблуждениях, поддерживаемых пороками.

Нам представляется такой предмет настоящего чтения вполне приличным и достойным годичного собрания Свято-Владимирского Братства ревнителей православия, которое (Братство), как известно, в ряду просветительно-миссионерских задач своих отводит далеко не последнее место христианскому воспитанию детей, осуществляемому им через состоящее при Братстве бесплатное училище для приходящих бедных обоего пола детей всех сословий и через бесплатную же высылку в разные места епархии своих изданий религиозно-нравственного содержания для беднейших церковно-приходских школ из существующего при нем книжного склада.

Такой предмет слова кажется нам и особенно благовременным в виду нижеследующих печальных явлений переживаемого нами времени, известного под названием «эпохи освободительного движения».

В течение почти двух минувших лет наше отечество стало ареной освободительного или, вернее сказать, революционного движения. Как в 60 и 70-х годах, усилия современных революционеров направляются на нашу молодежь, в которой, благодаря этому, гибнут юные силы, столь нужные для блага нашей родины, ныне поставленной на путь всестороннего обновления и усовершенствования. Революционные режиссеры пользуются несчастной заблуждающейся молодежью в качестве пушечного мяса, трусливо прячась за ее спины. Подростки нужны революции, как легко воспламеняющийся материал, для нее это растопки, которые она без всякого сожаления бросает в огонь. Стараясь завлечь зеленую молодежь на пагубный путь, эти неблагонадежные люди лицемерно уверяют, что делают это для ее же блага. Это нужно будто для того, чтобы «дать естественный выход ее пробуждающемуся самосознанию». «Надо совершенно бросить твердить питомцам школы, вы еще дети и несовершеннолетние и потому-де не ваше дело заниматься политикой. Надо благосклонно относиться к их политическим запросам», говорил один мудрый профессор².

Желая водворить порядок в расстроенной университетской жизни, правительство дало университетам автономию, которая на самом деле только систематически революционирует и развращает студенческую молодежь. «Дали университетам автономию (писал Меньшиков в «Новом Времени»). И что же вышло? Высшие учебные заведения сразу перестали быть школами и превратились в якобинские клубы с титулом «Императорских», с казенным электрическим освещением и отоплением, с казенной прислугой, и даже в ливреях с Императорскими орлами. Молодые безусые ораторы, c едва пробивающимися мыслями в незрелой голове, кричали до хрипоты, до изнеможения о том, что нужна кровь и нужны потоки крови, и что оружие уже есть, что оно раздается, что не далее, как завтра, может быть объявлена пролетарская республика, с отнятием всего имущества, земель, капитала y тех, кто ими владеет»…

Так было в самом начале, после дарования университетам автономии. Потом в виде опыта все высшие школы были закрыты, так как в них не был восстановлен ожидаемый порядок, и автономия повела только к своеволию учащихся, почти совсем забросивших науку и исключительно занимавшихся политикой. Студенты на время сошли со сцены, уступив, свое место ученикам средних учебных заведений. To, что происходило раньше в университетах, стало повторяться в гимназиях, семинариях и других училищах. В течение почти всего прошлого учебного года они наравне с фабриками и заводами были вовлечены в революционную борьбу с правительством. У рабочих были митинги, у школьников сходки, рабочие ходили по заводам снимать товарищей, гимназисты ходили снимать гимназисток. У рабочих были выборные депутаты, у школьников делегаты. Когда гимназисты ходили делегатами закрывать учебные заведения, по одному их слову гимназии закрывались. Едва только проносился слух «делегаты пришли», как все бросали занятия и разбегались по домам. Обыкновенно делегаты вваливались в классы в пальто и калошах, препирались с учителями и приказывали ученикам разойтись. Если они встречали здесь директора или инспектора, то, не обращая внимания на его протесты, шли дальше, и занятия прекращались.

С наступлением нынешнего учебного года высшая автономная школа открыта, но правильных занятий в ней нет. Не успели профессора начать чтение лекций, как начались студенческие сходки с участием посторонних лиц, и на этих сходках заявлено было явное стремление со стороны учащихся присвоить себе заправляющую власть в университетах. Фактически власть здесь перешла в руки студенческого совета старост и исполнительных комиссий. На сходках студенты везде постановили открыть университеты в видах использования их для целей революции, при чем меньшинство повсюду терроризировало большинство, принимая резолюцию от имени всего студенчества данной школы. Вслед за тем студенты отдались вместо учения политике. В университетских коридорах пред аудиториями в разных местах, во время лекций, стояли киоски, в которых продавались подпольные издания политического содержания. В самих же аудиториях по рукам присутствующих гуляли открыто шапки или подписные листы для сбора пожертвований на политическую пропаганду. Исполненные крайней нетерпимости к чужим убеждениям студенты принялись бойкотировать тех профессоров, которые не разделяли их политических взглядов³. В начале декабря прошлого года студенты Московского университета, продолжая непрерывно разные политические дебоширства, дошли до того, что постановили три дня праздновать годовщину Московского вооруженного восстания. Что же касается студенческих выходок самого последнего времени, то они всем известны и так неприглядны, что считаем неудобным и говорить о них. Скажем только, что после открытия в Петербургском политехникуме фабрики бомб и после ограбления казначейства Московского университета, мы дошли до того предела, дальше которого идти уже некуда.

Отравленная политическим ядом наша учащаяся молодежь покатилась в грязь. Года три тому назад гимназиста можно было встретить лишь изредка в задней комнате какой-нибудь пивной лавки. Теперь, в обществе всякого сброда, даже женщин легкого поведения, ученики с папиросами в зубах сидят на самых видных местах и без всякого стеснения ведут нагло-циничные речи⁴. До революции немыслимо было, чтобы наша молодежь решилась пойти на разбой, теперь это стало возможно. В Харькове два гимназиста, студент и реалист покушались ограбить Волжско-Камский банк, но были пойманы. Одного нашли потом дома спрятавшимся под тюфяком. В Ромнах председательницей разбойничьего комитета оказалась бывшая гимназистка Цейтлинг. Но довольно. Стыдно и больно говорить об этом, и страшно за молодое поколение, из которого выходят такие бандиты. Чтобы еще более деморализовать молодежь, надобно было убить в ней религиозное чувство. И революция постаралась наложить на нее свое клеймо религиозного кощунства. Всем известен недавний факт, в одной из Киевских школ, в которую поступают юноши с 16-летнего возраста, на стекло киота, в котором находилась св. икона, с внутренней стороны была наклеена карикатура, вырезанная из местной газеты, давшей своим подписчикам в приложении изображение полиции в виде «Всевидящего Ока», а еще ранее, картина с нарисованной на иконе свиньей.

С целью окончательного отравления нашей молодежи смертельным ядом нравственного разложения создана была в Петербурге революционная организация под именем «Лиги молодости». Она ставит своей задачей окончательно уловить нашу сбитую с толку молодежь, «освободить ее от всех цепей невидимого духовного рабства, которые налагаются на нее семьей и школой». Она старается побудить нашу молодежь «всеми силами бороться с духом авторитета и догматизма», пытается внушить ей мысль «освободиться от того давления и гнета, который оказывается на нее взрослым поколением в семье, школе и жизни, и завоевать себе право свободного саморазвития, свободного самообразования, свободной самостоятельной жизни»⁵. Очевидно, организаторам этой Лиги еще недостаточно тех цветочков «освободительного движения», которые расцвели в рядах нашей обманутой молодежи в виде деятельного участия в революции и освобождения от всякой дисциплины. Они хотят добиться, чтобы эти цветочки превратились в ягодки, которые и не замедлили созреть. Повсюду началась открытая борьба молодежи со всякого рода деспотизмом.

«Деспотам» в школе заявили, что необходимо уничтожить бальную систему, завести курительные комнаты, отменить общую молитву и предоставить здание гимназии для рефератов и сходок. На сходки гимназисты требовали к себе начальство, и когда директор или инспектор позволял себе говорить с ними сидя, они кричали ему «встать!» и когда он не вставал, лишали его слова. Сознание нравственной ответственности у них было подавлено. Ответственно было только училищное начальство, но учащийся мог позволить себе все, что угодно. Гимназистка дала пощечину начальнице и считала это геройским подвигом. Семинарист отхлестал нагайкой ректора и хвалился, что этим он исполнил свой долг. До настоящего времени никто даже мысли не допустил бы, чтобы толпа учащихся могла ворваться в квартиру начальника заведения, когда у него лежал на столе только что умерший сын его, студент, и плеснуть в лицо начальнику серной кислотой, теперь и такое бесчеловечие стало возможным. Раньше бросали в классе хлопушки и хлебные шарики, теперь за двойки стали стрелять в учителей и начальствующих лиц.

Когда в самый разгар всех свобод старосты в гимназиях были допущены в педагогический совет с правом голоса, и благоразумные родители в своих собраниях постановили разогнать молодые парламенты, в которых законодательствовали их дети в качестве депутатов, то последние ответили на это решение «семейных деспотов» своего рода выборгским воззванием. На сходке гимназистов было постановлено не признавать за родительскими собраниями решающего значения. Решающий голос гимназисты оставили за собой. Порой эта борьба детей с родителями переходила в кровавое ратоборство. Говоря это, имеем в виду недавний случай отцеубийства, совершенного в Харькове студентом Дунаевым.

Но наша молодежь вступила в ожесточенную борьбу с «деспотизмом» не только в школе и семье, но и вообще в жизни.

При этом с прискорбием вспоминаются дикие выходки, которые позволили себе ученики Вологодской гимназии и реального училища по отношению к достойному и доблестному местному Владыке Никону. В гимназии этого Архипастыря, за его, полную любви и сожаления к распропагандированным детям и юношам, речь, гимназисты дерзко освистали при выходе владыки из заведения. В реальном же училище ученики гурьбой закидали возок владыки и лошадей снегом, вследствие чего взбесившиеся лошади понесли, поломав возок, маститого же владыку, уехавшего поневоле на извозчичьих санях, проводили дерзкими криками «черносотенец» и также свистками⁶.

Вот мрачная, но, к сожалению, верная картина полной распущенности современной молодежи, показывающая, каких результатов, в самое короткое время, могла достигнуть наша пресловутая революция. Страшно становится за несчастную родину, слыша и видя непозволительные выходки наших детей и юношей по отношению к собственным родителям, к своим достойным учителям и архипастырям, а также видя их частое непристойное поведение всюду и увлечение революционными идеями, грозящими отечеству погибелью.

Кто же виноват в крайней распущенности современного нам подрастающего поколения? Нельзя, конечно, не признать нашу горячую молодежь, сбиваемую с истинного пути, жертвой людей неблагонадежных, нисколько не задумывающихся над эксплуатированием ее неопытности и легковерия. Но все-таки одними происками революционеров трудно объяснить такое нравственно-политическое развращение молодого поколения. Причины здесь более глубокие и серьезные, лежащие в слабости даваемого нами детям воспитания. Здоровый организм не поддается действию болезнетворных начал, а, напротив, побеждает их. Во время известного вооруженного восстания в Москве главное участие в беспорядках принимала наша зеленая молодежь. Состоялись ли бы эти беспорядки, да и вообще вся наша революция, если бы молодежь не была выпущена на улицу и брошена на произвол судьбы? Ничего бы подобного не было, если бы семья действительно воспитывала. С восстановлением в семье истинно христианского воспитания, нашей молодежи не страшны были бы никакие происки революционеров. Но беда именно в том, что теперешнее домашнее воспитание детей является самым отсталым и заброшенным. «Детей сейчас не воспитывают (пишет г. С. Капордов в «Московских Ведомостях»), рано дают им волю и предоставляют их самим себе, оставляя без надзора. Дети держат себя наравне со старшими, и смело порицают их в лицо. Почтительности никакой, невежество и грубость полнейшая. О правильном религиозно-нравственном воспитании нет и речи… Раньше войдешь, бывало, в семейный дом, прежде всего бросается в глаза икона. Конечно, сначала перекрестишься, а потом уже здороваешься с хозяевами. Теперь икона спрятана. Если и есть, то такая маленькая, что и не разглядишь никак. Бога стали стыдиться, какая же может быть истинная семья, и может ли быть порядок в ней, если из нее изгоняется страх Божий – начало и основа правильного семейного уклада? Сядут за стол – не перекрестятся, после – не помолятся. Постов нет. При упоминании о Боге улыбаются и, из стыда, избегают обнаружить принадлежность к христианской церкви. Все это ужасное зло, яд, разъедающий семью и подрывающий в корне все ее основы»⁷. И что особенно грустно, такое отсутствие серьезного, на религиозной основе, воспитания детей всюду наблюдается ныне на Руси.

Что же нам делать? Одно спасение, серьезно взяться за христианское воспитание своих детей. Без этого все речи наши о возрождении отечества – пустые звуки, бесполезная трата времени. Всякий знает, как важно правильно воспитывать человека с самых малых лет его жизни. Наклонности, привычки, стремления, приобретаемые нами в детстве, по большей части, остаются в нас на всю жизнь. «Юного отрока, говорит св. Дмитрий Ростовский, можно уподобить доске, приготовленной для изображения картины, что живописец изобразит, доброе или худое, то и останется на ней. Так и дитя, какое родители дадут ему первоначальное воспитание, к каким нравам, богоугодным или богоненавистным, к ангельским или бесовским, приучат его, с таким оно и будет жить»⁸.

Говоря об отсутствии в современной семье доброго христианского воспитания, мы, конечно, имеем в виду большинство семейств и нисколько не отвергаем, что есть и счастливые исключения в виде избранных семейств, сохранивших еще, более или менее, христианское настроение и знающих по опыту всю благотворность христианского воспитания детей. Пусть же эти христиански-просвещенные семейства возвысят свой голос за детей русской земли, покажут у себя пример ограждения детей от влияния людей неблагонадежных, губящих нашу родину, их голос поддержат тысячи семейств, живущих в простоте веры, и также страдающих от развращения своих детей духом времени. Христианские начала воспитания, применяемые еще и ныне в истинно-христианских семействах, обнаруживали полное свое благотворное действие на народ наш в течение многих столетий, именно под сенью их «собиралась, крепла и возвеличивалась Россия», как говорит Карамзин.

На нас, пастырях Церкви, лежит главным образом обязанность разъяснения этих начал домашнего воспитания. Какие же это начала?

Христианские супруги, делаясь родителями, тем самым обязываются воспитывать своих детей в духе христианской веры и благочестия. Под именем христианского воспитания разумеется правильное и постепенное возведение человеческого существа, через надлежащее развитие его сил и способностей, к тому, чем он должен быть по разуму христианского учения, т.е. чтобы он был человеком в лучшем и благороднейшем значении этого слова, не казался только, а был действительно таковым в мыслях, чувствах, во всех проявлениях жизни. К исполнению этой обязанности побуждает родителей естественное чувство любви к детям, естественное же право детей на их воспитание, благо обществ человеческих и собственное благо самих родителей.

Но особенно родители должны знать, что воспитание детей возложено на них самим Богом. «Отцы, говорит св. ап. Павел, воспитывайте детей ваших в учении и наставлении Господнем» (Еф.6:4). Дети дарованы нам, родителям, стало быть нам же и поручено воспитание их, и никому кроме нас, от того мы должны будем дать за них отчет Богу. «Долг родительского воспитания детей, по словам св. Иоанна Златоуста, нельзя преступить, не сделавшись виновным в некоторого рода детоубийстве… Если апостол, продолжает св. отец, заповедует нам более пекись о других, чем о себе, и если мы бываем виновны, когда не радеем об их пользе, то не гораздо ли более бываем виновны в том случае, когда это относится к тем, кои к нам так близки? Не Я ли, скажет нам Господь, дал место сим детям в семействе вашем? Не Я ли вверил их вашему попечению, поставив вас их владыками, попечителями, судьями, Я дал вам полную власть над ними. Я возложил на вас все заботы об их воспитании. Вы скажете Мне, что они не хотели подклониться под иго, что они его свергли. Но это-то и надлежало предотвратить в самом начале, вы должны были овладеть первыми их впечатлениями, наложить узду, когда они еще не имели силы разорвать ее, подклонить эту юную душу под иго долга, приучить ее к нему, образовать ее по оному, обвязать рану, когда она только что зарождалась, исторгнуть терние, когда оно начинало только что являться около сего нежного растения, а не ожидать, пока страсти, усилясь постепенным развитием, сделаются необузданными и неукротимыми». И в доказательство строгой ответственности за небрежение родительской обязанности воспитания детей св. Златоуст ссылается на уважаемого всеми за кротость первосвященника Илья, который, однакож, за преступную слабость к своим детям подвергся от Бога страшному наказанию. «Я сейчас говорил вам, замечает св. отец, что отцы, которые не заботятся дать христианское воспитание детям своим, суть чадоубийцы, убийцы собственных детей. Правда ли? Кого должен винить Илья в смерти своих детей? Самого себя. Правда, меч врага умертвил их, но беспечность лжеотца направила его удар, оставленные небесной помощи, они явились нагими против стрел филистимских. Отец погубил и себя и их»⁹.

Никто ближе родителей не стоит к детям и никто лучше их не может выполнить возложенной на них самим Богом обязанности домашнего воспитания, если только они употребляют к тому все посильные для них средства. Правда, различные обстоятельства могут затруднить для родителей дело воспитания детей, но только в исключительных случаях могут лишить их возможности исполнить его как должно. Если же дети нередко не получают надлежащего воспитания от своих родителей, то причиной этому не невозможность дела, а невнимание к нему.

По большей части родители, сдавая своих детей вполне на руки наемных воспитателей, оправдывают себя тем, что собственные их силы и педагогические познания недостаточны для выполнения столь трудной задачи. Но здесь идет речь не об обучении наукам, искусствам или ремеслам, а о религиозно-нравственном воспитании, которое не есть такое занятие, что непременно требовало бы более или менее серьезной научно-педагогической подготовки. Пусть, кто может, изучает и педагогику, но незнакомство с нею не составляет еще в родителях такого недостатка, который делал бы их неспособными воспитать своих детей. Родительская любовь к детям, в соединении с христианским благочестием, вот что может делать каждого отца и каждую мать добрыми воспитателями своих детей и чего не в состоянии заменить никакое педагогическое образование.

Мать, которая слагает с себя на других все труды по воспитанию детей своих, для того собственно, чтобы самой удобнее предаваться светских удовольствиям, когда она имеет на то материальные средства, так оскорбляет нравственное чувство, что нет нужды и говорить о неблаговидности ее поведения. Не меньшего заслуживает осуждения и отец, уклоняющийся от участия в воспитании своих детей в тех видах, чтобы свободнее наживать деньги и вернее достигать почетного положения в обществе, к чему никакой долг его не обязывает. Кто заставляет его, по расчетам внешних выгод или по другим подобным же побуждениям, обременять себя таким многоделием, что для семьи вовсе не остается у него времени? Разве это может извинить его в упущении родительского долга? Напротив, это прямо показывает в нем явное небрежение о долге первостепенной важности.

Очень часто родители спешат как можно скорее поместить своих детей в какое-нибудь учебное заведение и возложить на училище всякую заботу о них, полагая, что школа в воспитательном отношении не только заменит семью, но и сделает для детей гораздо больше и лучше последней. Но это во всяком случае заблуждение и не безвредное. В учебных заведениях господствует обыкновенно тот же дух, которым проникнуто бывает большинство в современном обществе, а в юности человек всего более подпадает под влияние общественного настроения. Поэтому как скоро молодой человек поступает в школу, он естественно увлекается тем направлением, на которое попадает, хорошо ли оно, или дурно, трудно с ним бороться, добавим еще, что во всех школах влияние товарищей действует на вновь поступающего воспитанника сильнее, чем влияние наставников¹⁰. Отсюда видно, как опасно спешить отдавать детей в учебное заведение. Домашнее воспитание ничем не заменимо. Хорошая семья – лучшая школа нравственности. Здесь мы приобретаем первые понятия о своем назначении, обязанностях в отношении к Богу и ближним, здесь научаемся порядку, трудолюбию, покорности, чистоте нравов и страху Божию, узнаем свои способности и наклонности, здесь под постоянным наблюдением отца и матери мы выдерживаемся и укрепляемся, раскрываются перед нами нежные чувства и готовятся для нас чистые радости домашнего очага. Пока есть какая-либо возможность, пока не источены еще все средства, не надобно спешить отрывать детей от дому, где веет над ними благодетельный дух семьи, а не бурное и холодное дыхание духа времени. Чем более проникаются они духом доброй семейной жизни, тем безопаснее будут от различных вредных влияний, ожидающих их впереди, в школе и в области жизни общественной. Сам Господь Иисус Христос наибольшую часть своей жизни провел в кругу семейном. И посланные Им на всемирную проповедь апостолы прежде всего вносили ее в дома частных людей.

Итак, если все бремя воспитания детей должно лежать на родителях, оставим его родителям. Задача домашнего воспитания у отца и матери общая, но разделяется между обоими смотря по особому положению в семье того и другого. Как физическое, так и духовное воспитание дитяти, особенно в первое время его жизни, вверено прежде всего матери. Разумеется, и отец не должен уклоняться от участия в деле воспитания своего ребенка, пусть и он разделяет труд матери, внося в домашнее воспитание мужскую серьезность, свойственную отеческой власти. Но бесспорно, отец в самую раннюю пору жизни дитяти не может еще входить так близко в его воспитание, как мать, почему первые семена истины и добра полагаются в детской душе именно ею. Природа назначила чтобы телесная жизнь дитяти начиналась непосредственно от жизни матери, природа же или, вернее, сам Бог определил, чтобы духовная жизнь ребенка начиналась и укреплялась из сердца матери. От матери дитя получает первую физическую пищу, от нее же должно получить оно и первое духовное питание. И если достойна всякого сожаления та мать, которая не в состоянии сама кормить своего ребенка физически, то еще большего сожаления заслуживает мать, не могущая питать его духовно. К неусыпным заботам о воспитании собственных детей она влечется самою материнскою любовью своею, о которой постоянно упоминается в Свящ. Писании. Пророк Исаия, указывая высшую степень земной любви в естественной заботливости матери о ребенке, вопрошает, «Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? Но если бы и она забыла, то я не забуду тебя» (Ис.49:15). Христос Спаситель, когда Его слух огласился безутешным воплем иудейских женщин, сказал им: «дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших» (Лк.23:28). Никому на свете так не жаль своих детей как невыразимо любящим их матерям, которые живут одной с ними жизнью с самого, можно сказать, младенческого зачатия. Вот почему и теперь никто не проливает столько слез над своими развращенными детьми, как их бедные матери, все счастье которых – в хороших детях, как и, наоборот, «сын глупый, по выражению премудрого, огорчение для матери его» (Притч.10:1). Верность, с какою любящая мать оберегает колыбель младенца, бессонные ночи, проводимые ею у одра больного ребенка, ее неустанная забота о бездарных и даже преступных детях, отвергаемых целым миром, безмерная радость при их успехах, вот что заставляет матерей влагать в святое дело воспитания детей всю свою душу и сердце.

Так как мать по естественным особенностям своей женской природы ближе всех стоит к своему ребенку, и ей дано по преимуществу это нежное и сильное чувство любви, которой особенно покоряется детское сердце, то она издревле почитается первою наставницей веры и благочестия. Всегда почтенное само по себе, материнство самый дорогой бриллиант получило в свою корону только от христианства. Не даром ап. Павел, в послании к своему любимому ученику, ефесскому епископу Тимофею, пишет: «желаю видеть тебя, чтобы порадоваться, приводя на память нелицемерную веру твою, которая прежде обитала в бабке твоей Лоиде и матери твоей Евнике, уверен, что она и в тебе» (2Тим.1:4–6). «Откуда ты знаешь, что Бог один»? спросил во время гонений один из судей, язычников, христианского отрока. «Этому научила меня мать моя», отвечал отрок. «Когда я качался в колыбели и сосал грудь ее, тогда еще она научила меня веровать во Христа». Св. Макрина, сестра св. Василия Великого, воспоминая о своем детстве, говорила, что мать ее (Емилия) часто сажала ее на свои колени и заставляла слабым и лепечущим языком произносить сладчайшее имя Господа. «Ты рожден у меня по моим молитвам, о том и теперь молюсь, чтобы ты был совершен», говорила часто Нонна своему ребенку, впоследствии великому святителю Григории Богослову. В трогательных словах благодарной любви он неоднократно заявляет, что более всех земных наставников имела на него влияние доблестная мать его. Вот почему, даже враждебные христианству язычники так искренне восторгались прекрасными христианскими матерями. «Когда я был еще молод, говорил о себе св. Иоанн Златоуст, помню, как мой учитель (знаменитый языческий оратор Ливаний) при многих удивился моей матери. Желая узнать от окружающих его, кто я таков, и услышав от кого-то, что я сын вдовы, он спросил меня о возрасте моей матери и о времени ее вдовства. И когда я сказал, что ей сорок лет от роду, он изумился и, обратясь к присутствовавшим, громко воскликнул: «ах какие у этих христиан женщины»¹¹. Даже в сравнительно недавнее время идеал матери-христианки, наличностью которого обусловливается доброе воспитание детей, стоял очень высоко. Вот одно из детских воспоминаний этого доброго времени. «Не могу не вспомнить дражайшую мать мою, которая с детства приготовила меня на служение церкви. Когда мне исполнилось восемь лет от роду и надлежало учиться грамоте, тогда она, любя меня, как единственного сыночка, наперед сама выучилась читать и писать, а потом выучила и меня. И я на коленях ее, у персей ее, подле очага ее, выучил церковную азбуку, часослов, псалтырь и письмо в один великий пост – так скоро, потому что учителем была материнская любовь. Выучив меня, благословенная мать моя, быв озабочена домашними делами, забыла грамоту, но долго, пока я жил в родительском доме, заставляла меня читать по вечерам страстной недели все четыре евангелия. Тогда убогая наша хижина принимала вид домашней церкви, на полках ее расставлялись все старинные образа, и под этими образами за столом садились слушать евангельские чтения моя мать, мои две родные сестры, Любовь и Серафима, и две родные тетки Ольга и Анна»¹². Ребенок, получивший такое целостное и сильное впечатление, был потом епископ и известный ученый¹³.

В настоящее же время идеал матери-воспитательницы сильно упал. Современные женщины и девицы с особенной силой устремляются на иные пути жизни, далекие от прямого их назначения. Ныне каждая образованная девица, забывая естественное свое призвание – быть женою и матерью, через что влияние женщины становиться всемирным, через одних только детей, не говоря уже о мужьях, непременно задается какою-нибудь особую возвышенную, по ее мнению, целью, для достижения которой не только отдает все свои силы, но и изнуряет себя, быть служивым человеком, врачом, литератором, художником, артисткой – вот любимые мечты наших девиц, в которых, благодаря этому мужчины приобретают несколько лишних товарищей по общественной службе с ихними же недостатками, только гораздо более слабых, чем сами. Выходя случайно замуж, или, как они любят говорить, вопреки своему призванию, современные девицы бредят этим призванием до старости и убивают время на бесполезное для их семейных обязанностей какое-либо занятие, без которого можно обойтись. И вот, в новых наших супружествах мы видим хозяек, не тех, у которых от света обитающей в доме любви и мужу приятно, и детям весело, а непризванных ревнительниц общего блага, ради которого воспитание детей во всяком случае будет заброшено.

Но едва ли не самый опасный враг домашнего воспитания детей, это враждебная сила современного лжепросвещения, с яростью нападающая на семейный кров и всеми способами развращающая женское сердце. Разнообразными приманками общественных удовольствий из тихой семейной жизни стараются увлекать ныне женщину в жизнь уличную, чтобы сделать ее целью жадных взоров всякого проходящего. Сколько теперь выездов, собраний, вечеров, гуляний и тому подобных отлучек из семьи, отрывающих мать от ее детей, которые можно оставить без ущерба общественному благу. Здесь мы много встретим возражений со стороны требований благотворительности, процветания искусств, общественных приличий и т. п. Но все эти благодеяния просвещения окажутся легковесными сравнительно с теми благами, которые приобрели бы семейства, если бы мать семьи все свободное от действительно-обязательных выездов время сидела дома и занималась своим делом, в особенности делом воспитания собственных детей.

Итак современные женщины далеки от идеала христианского материнства, и если они искренне желают того, чтобы дети их, возрастая телесно, возрастали и нравственно, не должны терять из виду этого идеала. А чтобы им быть на высоте своего материнского призвания, они, прежде всего, сами должны приготовиться надлежаще к этому призванию. Совершеннейший образец в этом отношении представляет первая христианская Мать – Пресвятая Дева Мария. Когда восхищенная богочеловеческим величием Христа-Спасителя, «одна женщина из народа» громким голосом воскликнула: «блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, питавшие Тебя», Господь сказал: «блаженны слышавшие Слово Божие и соблюдавшие его» (Лк.11:27,28). Приняв полностью обращенный к Нему привет, Спаситель, лучше всякого знавший и ценивший любовь христианской матери, счел нужным в кратких словах раскрыть этой «жене из народа» настоящий секрет счастливого материнства «Не думай, ублажающая Меня женщина, как бы так говорил Он, что счастье в детях дается матерям без соответствующего, со стороны последних, приготовления к своему материнскому призванию. Если где, так именно здесь требуется предварительное воспитание себя в духе Закона Божия. И действительно, Моя Мать приготовлялась к своему материнству в храме Божием, в котором Она не только слышала Слово Божие, но и исполняла его. А, затем, и Меня учила тому же самому. Сын Божий по Своему Отцу, Я, по Матери, Сын Человеческий, под Ее непосредственным руководством «преуспевал в премудрости и возрастал и в любви у Бога и людей» (Лк.2:52). Если справедливо изречение, по которому «слова учат, а примеры увлекают», то чего еще другого пожелать нашим матерям, как не посильного подражания христианской Первоматери. Пусть учатся они у Богоматери добродетели «слышания Слова Божия и соблюдения его». Если сами будут иметь эту добродетель, то передадут ее и своим детям, за что последние будут им в свое время глубоко благодарны. И сами они сделаются честными и добрыми людьми, и другие, смотря на них, «ублажать чрево, носившее», каждого из них, «и питавшие их сосцы».

В каком же духе или направлении должно вестись в семье христианское воспитание детей?

Выражение ап. Павла в известной заповеди его родителям: «воспитывайте детей ваших в учении» (Еф.6:4), по-видимому, говорит о развитии в детях лишь умственных способностей. Но стоящие здесь слова греч. «παιδεία», а еще яснее лат. «disciplina» указывают более на образование в детях сердца и воли, как основы для нравственного характера¹⁴. И действительно, в детях преимущественно должно быть воспитываемо сердце в таинственной глубине которого, как известно, возникают желания и движется свободная воля человеческая, и этой задаче, конечно, должно соподчиняться умственное образование детей, обучение, ходящее только по верхам души человеческой. Между тем многие родители, держась в этом отношении противоположного мнения, все свое внимание, все заботы сосредотачивают на образовании в детях ума, который они признают приемником не только разнообразных познаний, но и всякого человеческого совершенства, и на развитие которого основывают все надежды в приготовлении детей к самостоятельной жизни и деятельности. Но горький опыт последнего, в особенности, времени должен бы убедить их в полном бессилии одного умственного образования дать молодому поколению добрый и надежный нравственный строй, который желалось бы видеть в будущих деятелях на всех поприщах жизни. Ум есть только частная сила духа человеческого, и его развитие есть лишь часть человеческого совершенства. Есть другие стороны и силы в духе человеческом – сердце и воля, которые также нуждаются в воспитании. В противном случае, т.е. когда сердце и воля не будут обработаны, не будут управлены воспитанием, а станут водиться только собственными греховными побуждениями, самое умственное образование человека послужит лишь ко вреду и самому ему и другим людям, щекотливость самолюбия заменит у него чувство чести, страсти будут не сдержаны, своеволие – необузданно. Ясно, что в нем не воспитаны целые обширные стороны души человеческой, природа дает себя знать. Стало быть, одного умственного образования слишком недостаточно.

Что же в особенности родители, и прежде всего, матери должны внушать своим детям для христианского воспитания их?

По известному наставлению ап. Павла, родители должны воспитывать своих детей «в наставлении Господнем» (Еф.6:4). Другими словами, первым предметом родительского воспитания должно быть раскрытие в детских умах и сердцах понятий и чувств религиозных. С началами религии дети должны быть ознакомлены, как только начнет в них пробуждаться сознание. Есть, однако же, родители, которые, по примеру Руссо, говорят, что религиозное воспитание детей нельзя начинать так рано, потому что малолетнее дитя не в состоянии еще понимать высоких истин религии. С этим мнением пожалуй можно было бы согласиться, если бы взгляд их на неспособность детей раннего возраста к усвоению религии оправдывался действительностью. Но опыт, напротив, свидетельствует о поразительной способности малолетних детей к религиозному воспитанию. В этом случае нельзя не согласиться с Ф.М. Достоевским, по словам которого «пяти-шести летний ребенок знает иногда о Боге или о добре и зле такие удивительные вещи и такой неожиданной глубины, что поневоле заключишь, что этому младенцу даны природой какие-нибудь средства приобретения знания, не только нам неизвестные, но которые мы, даже на основании педагогики, должны были бы почти отвергнуть. О, без сомнения он не знает фактов о Боге, и если тонкий юрист начнет пробовать шестилетнего насчет зла и добра то только расхохочется. Но вы только будьте немного потерпеливее и повнимательнее (ибо это стоит того), извините ему, например, факты, допустите иные абсурды и добейтесь лишь сущности понимания и вы вдруг увидите, что он знает о Боге, может быть, уже столько же, сколько и вы, а о добре и зле и о том, что стыдно и что похвально, может быть даже и гораздо более вас, тончайшего адвоката, но увлекающегося иногда, так сказать, торопливостью»¹⁵. Поэтому, дожидаться развития в детях рассудка, чтобы можно было начать ознакомление их с религией, нет никакой необходимости, тем более, что одно чисто рассудочное понимание религии еще не обеспечивает действительной религиозности. Пока родители будут ожидать в своих детях развития рассудка, пока признают их способными понимать истины религии, воображение детей так засорится представлениями земных, а иногда и нечистых предметов, их сердца столько приобретут разных склонностей и привычек, что чистые религиозные представления и чувствования будут не по вкусу их одичавшим душам. Пусть для малого ребенка в религии будет много непонятного, еще не следует, что религиозное воспитание нужно отлагать до полного раскрытия его мыслительной силы. Разве дитя, начиная только с этого времени, станет ясно понимать предметы религии? Разве полное понимание их может быть когда-нибудь доступно человеку? В религии всегда останется многое, доступное лишь более первоначальной силе души – вере, а не рассудку.

Обыкновенно мать является учителем богопознания для дитяти с самого почти его рождения. Приняв его от купели крещения с верою, что оно есть чадо Божие: «таковых есть царствие Божие» (Мк.10:14), она смотрит на него не только с любовью, но и с уважением. Она наблюдает, чтобы дитя не оставалось ни на минуту без св. креста, возложенного на него при крещении, она благоговейно осеняет его и все к нему прикасающееся крестным знамением, веря, что последнее есть «сила Божия во спасение всякому верующему», она пред глазами дитяти прикрепляет к колыбели иконку, она призывает к нему Ангела-хранителя. Едва покажутся в глазах ребенка первые признаки сознания, мать подносит его к киоту, освещенному лампадой, и указывая на икону Спасителя, говорит ему – это Бог! От этого простого приема происходит то, что мы не помним, когда образ Спасителя стал для нас любезным. Это первое истинное представление о Боге, заложенное в чистое воображение дитяти, мать пополняет и поясняет изображениями Богоматери и святых Божиих.

Все это пред взором ребенка, в храме, куда его часто носят, постепенно развертывается в полную картину священных предметов и знамений веры, производящих свойственное им впечатление на чистое детское сердце¹⁶. Благолепие храма, освящение, светлые облачения священнослужащих, пение и безмолвное предстояние молящихся, обращенных к алтарю, священные действия, отсутствие предметов обыденной жизни, запрещение неблагоговейных движений, требование внимания к чему-то высшему, особенному, это уроки благоговения пред Богом, которых не заменит никакая красноречивая речь законоучителя¹⁷. В храме, где преимущественно всеваются в душу дитяти семена веры и благочестия, мать носит своего ребенка и для возможно частого причащения его в св. Таин Христовых, которое «все в нем очищает, омывает и укрепляет»¹⁸. Хотя дитя еще не может выражать своей веры в Бога, которая требуется от христианина для восприятия благодатных действий, однако действие этого таинства несомненно воспринимается его душой, а именно «за веру приносящих»¹⁹.

Приносящие своих детей в храм для причащения св. Таин матери нередко замечают, что в тот день, когда причащается ребенок, он бывает погружен в глубокий покой, без сильных движений всех естественных потребностей, даже тех, которые в детях сильнее действуют. Иногда он исполняется «радостью и взыгранием» духа (Лк.1:44), в каковом настроении готов бывает всякого обнимать, как своего. Нередко причащение св. Таин сопровождается и чудодействиями. Св. Андрей Критский в детстве долго не говорил. Когда сокрушенные родители принесли его в храм для св. причащения, то в это время Господь благодатью своею разрешил узы языка, потом напоившего Церковь потоками сладкоречия и мудрости. Один доктор, замечает преосвящ. Феофан Затворник, по своим наблюдениям свидетельствовал, что в большей части детских болезней советовал носить детей в храм к св. Таинству причащения, и очень редко имел нужду употреблять после медицинские пособия²⁰. Между прочим, такая чудодейственность Таинства св. причащения, неоднократно наблюдаемая над больными детьми врачом И. И. Оболенским, впоследствии преосвящ. Тихоном, побудила его даже принять монашество²¹. Таким образом, возможно частое ношение ребенка в храм, в соединение с таким же частым причащением его Таин Христовых, вот что является самым важным из чисто благодатных средств христианского воспитания детей, составляющих, в своей совокупности, как бы какую-то спасительную вокруг них таинственную атмосферу. По слову Спасителя: «оставьте детей идти ко Мне, и не возбраняйте им» (Лк.18:16), по воспоминанию о том, что Он Сам возлагал руки на них, обнимал и благословлял их (Мк.10:16), христианские родители верят, что в храме дети получают Божие благословение, что здесь главным образом возгревается и питается в их душах религиозно-благодатная жизнь, наставшая для них со времени крещения.

Необходимым и самым полным выражением религиозного чувства человека-христианина является молитва, она же есть первое дело, в котором выражается религиозная жизнь и христианского ребенка. К ней, поэтому, раньше всего, должно приучать детей. Как только начнет язык ребенка намекать первые слова, мать должна учить его благоговейно беседовать с Богом, к Которому, как любвеобильному Отцу небесному, уже возбуждено его благоговение. Пусть дитя видит, возможно чаще, мать свою на молитве, один образ благоговейно молящейся матери есть для него живое изображение самой молитвы, возбуждающее молитвенное настроение в его сердце прежде всякого наставления. Мать, предмет всей любви и нежности ребенка, стоит с благоговейным выражением лица и молится пред иконой Спасителя, дитя посмотрит то на нее, то на образ и не нуждается в объяснениях того, что это значит. Научая потом своего ребенка слагать пальчики для крестного знамения, пусть мать в тоже время заставляет его повторять слова своей молитвы. Повторяя слова материнской молитвы, дитя не останется при одном бездушном повторении их, лишь бы сердце молящейся матери было исполнено благоговейного чувства. В нем есть уже залог Духа Божия, Который «свидетельствует духу нашему, что мы дети Божии» (Рим.8:16) и детская молитва может быть и будет дыханием в нем этого Духа, если она возбуждается молитвенным чувством матери. Глубоко западают в чистое сердце дитяти, наконец, и наставления матери в молитве. Какие одушевленные речи о необходимости молитвы так привьют ее в сердцах детей, как например, простое наставление матери при постели болящего отца: «молитесь дети»?

Приучая своего ребенка к молитве, мать должна вкоренять в сердце его страх Божий. Она должна всячески внушать ему, что Бог всеблагий и вместе всеправедный, любит добро и ненавидит зло, прощает кающегося и наказывает нераскаянного. Любовь есть основание такого страха, она боится прогневить Бога и остерегается всего, что только может оскорбить Его. «Как же сделаю я сие великое зло, и согрешу пред Богом»? говорит целомудренный Иосиф (Быт.39:9). Любовь очищает страх, изгоняет из него все, ей несвойственное, преобразует его из рабского в сыновний, в чувство притрепетного благоговения к Богу. Самые высшие чины ангельские – серафимы, пылающие огнем Божественной любви, со страхом и трепетом предстоят престолу Божию и от страха закрывают лица. Страх Божий, с первых лет жизни человека возбужденный, постоянно поддерживаемый и углубляемый, становиться тем внутренним неотлучным стражем души, который один только может охранить ее от всего нечистого и греховного. Мы удивляемся, почему ныне многие молодые люди при образовании решаются на разные бесчестные поступки, почему? «Несть страха Божия пред очима их» (Пс.35:2). Для внушения ребенку страха Божия мать-христианка, при каждом дурном поступке, останавливает его и говорит: это «грех», а грех оскорбляет Бога, Которого мы должны любить за все Его благодеяния. Но одних словесных наставлений недостаточно, чтобы внушить дитяти страх Божий, для этого еще требуется добрый пример жизни и притом не одного только того лица, от которого идут внушения такого страха, но и всей окружающей ребенка среды. Такая бдительность над жизнью дитяти воспитывает в нем страх Божий, который есть самое лучшее и прочное наследие детей от тех, кто дал им жизнь и руководит ею. В наше тяжелое время особенно познается великое значение страха Божия, как «начала премудрости» (Притч.1:7), т.е. основного начала религиозного воспитания детей.

Когда дитя не только уже умеет говорить, но и начинает вслушиваться в столь любимые им рассказы других лиц, пусть мать пользуется этим моментом пробуждающейся эстетической или поэтической потребности детской природы для дальнейшего развития в своем ребенке религиозного чувства, пусть она рассказывает ему главнейшие события из евангельской истории тем простым языком, которым лучше всего могут говорить матери.

Катехизические уроки веры, конечно, не все родители могут преподать своим детям сами, этот недостаток может быть восполнен потом школой и церковью. Но если они не в состоянии научить их в этом отношении многому, то преподадут самое главное и притом так, как никто из наставников Закона Божия, они научат детей сердечно и твердо веровать в Бога и по вере жить достойно. Какие, в самом деле, законоучительские уроки могут так втолковать детям главнейшие истины веры, как простые наставления глубоковерующих родителей при нужде и бедности – «что делать? Буди воля Божия», при опасности – «Бог милостив», при трудных обстоятельствах – «Бог поможет», при успехе и радости – «слава Богу, Бог послал»? Здесь всегда и во всем исповедуется Божия благость, Божие промышление, Божие правосудие. Не есть ли это живое, наилучшее катехизическое учение о Боге и Его свойствах?

Некогда Господь Иисус Христос, призвав дитя, поставил его посреди учеников своих и сказал им: «кто соблазнит одного из малых сих верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею, и потопили его в глубине морской» (Мф.18:6). Так опасно возбуждать в детях дух религиозного сомнения. Этим сомнением, навеянным в молодую душу, где оно не может еще найти достаточного противоядия себе, подрывается в корне духовная жизнь. Поэтому надобно всячески остерегаться, чтобы не зародить в душу ребенка сомнения относительно религии. К прискорбию, есть родители, которые позволяют себе при детях шутки, остроты и даже насмешки над чем-либо относящимся к религиозной сфере. Этим изгоняется из юной души искренность веры и молодой человек неизбежно впадает в скептицизм, который, при более неблагоприятных условиях религиозного воспитания, легко переходит в положительное неверие.

Одновременно с религиозным должно идти в семье и в собственном смысле нравственное воспитание детей. Покорность родителям, правдивость и целомудрие – вот три главные добродетели, которые всегда должно иметь в виду при домашнем воспитании детей.

С самого начала следует так воспитывать ребенка, чтобы не его воля преобладала над волею родителей, а наоборот, чтобы воля последних была законом для ребенка. Он должен беспрекословно повиноваться воле родителей, и все свои поступки сообразовать с их волею. «Дети, говорил ап. Павел, повинуйтесь своим родителям в Господе, ибо сего требует справедливость» (Еф.6:1). Таким образом послушание детей своим родителям «справедливо» по самой природе. Дети первоначально и руководятся в покорности родителям одним естественным чувством своей зависимости от них. Но потом, по мере раскрытия в них ума воли, повиновение их родителям должно переходить из инстинктивного в разумное и свободное, должно получить характер чисто нравственного расположения и действия. На это и указывает выражение апостола: «повинуйтесь в Господе», т.е. повинуйтесь потому, что этого требует Господь, что родителям принадлежит власть над детьми не по праву сильных, а по воле Божией, что родительская власть есть отображение власти общего всем нам Отца Небесного. Но дети в повиновении своем воле родителей лишь в том случае будут руководиться сознанием всей законности родительской власти над собой, когда в действиях самих родителей будут видеть не произвол, а собственное повиновение высшему закону – воле Божией. Покорность же воле Божией прежде всего выражается в должных взаимных отношениях между отцом и матерью. В целях воспитания в детях привычки повиноваться родителям нужно, чтобы руководила ребенком одна воля, а для этого совершенно необходимо, чтобы воля отца была для него и волей матери, чтобы отнюдь не было ни малейшего противоречия в приказаниях отца и матери. Между отцом и матерью дитяти должно быть все заранее условлено относительно того, как воспитывать ребенка и что от него требовать, и их взаимное условие должно быть свято всегда соблюдаемо.

«Не должно исполнять прихоти детей, говорит Локе, а следует прежде всего приучать их к безусловному повиновению, а потом, с годами, к свободе, так чтобы они из послушных детей сделались друзьями»²². Родители, которые хвалятся тем, что «дитя у нас деспот в доме, что хочет с нами, то и делает», такие родители угли огненные собирают на главу свою и на главу своего ребенка. Себе они воспитывают мучителя, ребенку приготовляют самую плачевную участь. При первом же выходе из родительского дома такой ребенок попадает в прямое противодействие своей необузданной воле, а это для него – горе и слезы. И какое жалкое существо выйдет из него впоследствии! Много приходится видеть подобных испорченных родителями детей. Они по истине являются печалью родителей и в тягость себе самим. «Необъезженный конь бывает упрям, а сын, оставленный на свою волю, делается дерзким», говорит Сирах (Сир.30:8). Избалованные дома, такие дети и в школу вносят нежелательный элемент. Они постоянно недовольны и начальниками и учителями, и товарищами, и самой школой, которая у них всегда и во всем виновата, а не они. Не найдя школы по себе, баловни – юноши остаются недорослями весь свой век и поступают в ряды так называемых неудачников, вредных для общества. Вот почему преимущественной задачей семьи, особенно в наше злополучное время, должна быть забота о воспитании в детях чувства родительского авторитета над собой. Где дети всегда послушны родителям, там не находит для себя почвы настроение, при котором попирается всякий авторитет.

Другое нравственное качество, об образовании которого в детях должны особенно заботиться родители, есть правдивость, в соединении с глубоким отвращением ко лжи. Лживость, по-видимому, должна быть совсем несвойственна детям, к сожалению, она проявляется в них, и обыкновенно очень рано, что служит одним из наиболее поразительных признаков общей нам прирожденной греховности. Известно замечание блаж. Августина о двух близнецах, когда одно дитя мать клала к своей груди, в глазах другого уже искрились гнев и зависть. Видавшие близко детей знают, как рано у них начинают обнаруживаться и эгоизм, и жадность, и упрямство, и ложь, но последняя есть детский грех по преимуществу. Нельзя оставлять без внимания никакой лжи в детях, особенно пока они еще нежны и впечатлительны. Обыкновенные детские проступки происходят от ветрености, легкомыслия, от шумной резвости неосмотрительности и т.п., а во лжи виден злой умысел, хитрость и хладнокровный расчет. Ложь самим Спасителем производимая от «отца лжи» – дьявола (Ин.8:44), во всяком случае преступна, потому что она не согласна с любовью и уважением к ближнему и может причинить ему вред. Но хотя бы ложь и не соединилась с злым намерением повредить человеку, все-таки она предосудительна, ибо недостойна христианина, как призванного служить одной Вечной Истине (Ин.1:5). Настоящей причиной погибели нравственно павших людей является ложь. Тот может еще освободиться от самых запутанных сетей греха, кто сохранит любовь к правде, потому что «поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его» (Ин.3:21). Одна ложь поражает душу смертью. «Но как же возможно ребенку сделаться искренним любителем правды, говорит Тирш, если он не научится быть вполне искренним и правдивым в отношении к своим родителям? Прежде всего да не будет лжи в собственных устах наших. Наша искренность в отношении к детям, столь же священный долг наш, как их долг – искренность в отношении к нам, если мы не исполним своего долга, то и их долг останется бесплодным. Обещания и угрозы наши должны быть ненарушимы, ответы наши должны быть тверды, положительны и чужды всякого противоречия и хитрости. Поступая таким образом, заключает немецкий педагог, мы приготовим почву, на которой должна развиться любовь детей наших к правде²³.

Третья из названных нами главных добродетелей юности – целомудрие. Обязанность блюсти детей в девственной невинности уже самой природой вложена в сердце родителей. «Об этом более всего должны заботиться, к этому мы особенно должны быть внимательны, внушает родителям св. Иоанн Златоуст. Скоро будем брать для своих сыновей жен, чтобы они, имея чистое и нерастленное тело, соединились с невестами. Кто был целомудренным до брака, тот тем более останется таким после брака. Напротив, кто до брака научился любодействовать, тот и после брака станет делать тоже самое. Ибо сказано в Писании: «человеку блудну всяк хлеб сладок» (Сир.23:23). Для этого и возлагаются на главы брачующихся венцы, в знак победы, что они, не быв побеждены, вступают в брачный чертог, что они не были одолены похотью. Если же кто, увлеченный сладострастием, предался блуднице, то для чего после этого он имеет венец на голову, когда он побежден²⁴? Родители тем более должны стараться об охранении детей своих от похоти сладострастия, чем больше похоть эта находит поблажки в нынешнее время. Искусственно ныне возбуждаются и раздражаются чувственные страсти, и без того трудно сдерживаемые в молодом возрасте. Дело доходит до того, что нарушение целомудрия многими в настоящее время как будто совсем не считается за грех и находит даже мнимо-ученую защиту себе. С этой последней целью проповедуется учение о правах и свободе плоти, дающее основание молодежи оправдывать преждевременное и незаконное удовлетворение страсти, как разумную потребность природы. Между тем нецеломудрие есть один из таких пороков, которые, по словам ап. Павла, не должны и именоваться у христиан, как «запечатленных Святым духом» (Еф.5:3, ср. Еф.4:30). Нецеломудрие, если оно ограничивается даже одним воображением, изгоняет св. Духа, в нем коренится скрытая причина того жалкого недовольства жизнью и неверия, которые стали так заметны в наше время. Ибо когда отступает Дух Божий, то вместе с этим исчезает и мир, исчезает и вера. И здесь задача домашнего воспитания – соблюдение детей от зла вовремя. Всячески надо стараться, чтобы ребенок был всегда как можно более осмотрителен, стыдлив и скромен в обращении с прислугой, сверстниками и всеми посторонними людьми. Но как уберечь его от этих, нередко вредных влияний? Единственное средство к тому, иметь дитя по возможности постоянно на глазах, знать все, что с ним случается, что его интересует и близко его сердцу, а для этого, конечно, требуется отречение со стороны родителей, преимущественно матери, от развлечений и удовольствий вне дома, посвящение себя, по крайней мере, на первых порах всецело дому и ребенку и, кроме того, следует окружать себя лицами испытанной нравственности, которые, если не могут научить ребенка словом и примером, то и не испортят его. Что касается подрастающих детей, то в видах сохранения их нравственной чистоты необходима со стороны родителей благоразумная разборчивость в предоставлении им чтения тех или других книг, в посещении с ними общественно-увеселительных собраний и т.п., потому что нецеломудренный дух новейшего времени особенно распространяется путем так называемой легкой литературы, соблазнительных зрелищ, преждевременного сближения подростков одного пола с подростками, нередко дурными, другого пола и т.д.

О характере обращения родителей с детьми при воспитании ап. Павел кратко замечает: «отцы, не раздражайте детей ваших (излишнею строгостью), дабы они не унывали», т.е. не озлоблялись против вас. (Кол.3:21, ср. Еф.6:4). Так как сердце ожесточенного суровостью ребенка сжимается и закрывается для родителей, то родительское воспитание для него прекращается. Но тот же Апостол, предостерегая родителей от жестокого обращения с детьми, как вредной крайности, не только не возбраняет им в нужных случаях обращаться к мерам исправления детей, но и почитает такие меры естественным признаком родительской любви к ним, сам «Господь», говорит он, «кого любит, того наказывает» (Евр.12:6). Итак, наказания, как исправительные меры, не могут быть изгоняемы из домашнего воспитания, так как здесь они бывают прямо необходимы для обуздания злой воли или своенравия. Надобно только при этом помнить, что наказания – отрицательные лишь средства воспитания, и без положительных средств одобрения и помощи воспитывающемуся приносят скорее вред, чем пользу. Наказывать детей должно не иначе, как с кротостью, чтобы они видели, что наказывающая рука милует их, что и в наказании проявляется любовь. Наказание ребенка, производимое не с гневом, а с печалью, действует гораздо сильнее и оставляет в наказуемом не озлобление, а раскаяние в проступке, поведшему к наказанию. А чтобы так наказывать, необходимо дать время остыть гневу на ребенка, а отнюдь не приступать к наказанию в раздражении: «ибо гнев человека не творит правды Божией» (Иак.1:20). Вообще пользоваться наказаниями нужно с большим благоразумием и разборчивостью.

И прежде всего наказания детей должны быть справедливы. Пусть всякое наказание сообразуется с большей или меньшей важностью проступка, причем качество последнего не следует определять значительностью материального вреда или убытка им причиняемого. Между тем на деле бывает нередко совершенно наоборот, наказывают, например, строго за какую-нибудь разбитую вещь и не наказывают вовсе за ложь, за жестокое обращение с животным. Такая несправедливая оценка проступков располагает детей только к превратному суждению о качестве своих действий. Затем наказание детей должно быть чуждо жестокости, сообщающей наказанию свойство уже не исправительной меры, а мщения. Такие наказания – грубые насилия над детьми, против которых они чувствуют себя беззащитными, отсюда может развиться в них или упрямство, или боязливость, или нравственная апатия. Не менее вредны, наконец, позорящие наказания ребенка. При совершении наказания надобно щадить в детях чувство чести, ни братья, ни сестры, ни тем более прислуга не должны при этом присутствовать. Правильно развитое чувство чести есть надежный страж нравственной жизни, охраняющий ее от разных искушений порока. А между тем это чувство притупляется в детях, когда они подвергаются таким взысканиям, которые срамят их перед другими, возбуждая у этих последних дьявольское чувство удовольствия при виде чужой беды.

«Насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий», говорит ап. Павел (1Кор.3:7). Эти апостольские слова имеют свое известное приложение и в христианском воспитании детей. Что воспитание далеко не всемогуще, это подтверждается опытом. Явление это принадлежит к числу самых загадочных в человеческой жизни, но оно так часто наблюдается и так всем известно, что нет надобности доказывать его действительность, нередко дети, имеющие одних и тех же родителей и пользующиеся одним и тем же воспитанием, выходят совершенно непохожими друг на друга в нравственном отношении, как это уже и испытала первая человеческая чета в лице своих до противоположности различных по нравственному направлению сыновей – Каина и Авеля. В таком случае родителям, терпеливо и безропотно переносящим все труды по воспитанию своих детей, остается одно, молить Бога, дабы Он Сам возращал их в «страхе своем» (Пс.18:10), ограждал от зла и «уготовлял на всякое дело благое» (2Тим.3:17), предавая жизнь и судьбу их в отеческое Его промышление. Молитва родителей сильна пред Богом, она низводит на детей Божие благословение.

В христианском воспитании детей идут на помощь церковь и школа.

Не все, конечно, родители могут выполнить задачу воспитания своих детей как должно. Матери-крестьянки и сами мало знают в деле религии и сами нередко не считают грехом того, что действительно есть грех. Им в этом случае должна прийти на помощь Церковь в лице ее пастырей. Обязанность духовных пастырей внушать матерям, чтобы они приучали детей к молитве и водили их в церковь, освящали их Таинствами, останавливали их при дурных поступках, указывая им на то, что делать не угодное Богу – грех, а за грех Бог наказывает. Вместе с тем священник, при каждом удобном случае разъясняет самим матерям, что такое грех, что приятно Богу и что прогневляет Его, что должно делать для благоугождения Богу и чего не должно делать, чтобы не прогневить Его. Но этим роль пастырей Церкви не должна ограничиваться, далеко не во всех местностях нашего обширного отечества имеются школы, да и в школы поступают дети не ранее 8–9 лет. До этого же возраста они остаются под надзором одних матерей. Восполнить этот пробел лежит опять на прямой обязанности священника. Он может собирать детей своего прихода группами по полу и возрасту в Церковь и там обучать их первоначальным молитвам, крестному знамению, объяснять им важнейшие истины веры и нравственности. Этот способ группового обучения детей Закону Божию практикуют западные церкви для готовящихся к конфирмации. Но так как хороший пример не зазорно перенимать ни у кого, то мы могли бы, думается, воспользоваться опытом западных церквей в этом отношении, тем более, что этот порядок очень соответствует духу древних христианских общин. Такой способ религиозно-нравственного обучения детей даст прекрасное и настоятельно необходимое дополнение всех предшествовавших доселе способов.

Вслед за Церковью, воспитательное дело семьи продолжает школа. По словам Мартенсена, «на каждой ступени школы (народной, средней и высшей) обучение должно определяться воспитанием, попечением о всем человеке, в развитии которого умственное образование составляет лишь отдельный момент, долженствующий соподчиняться целому»²⁵. К сожалению, интеллектуальное стремление, овладевшее современной школой, в соединении с ее чисто утилитарно-спекулятивным характером (приобретение аттестатов и дипломов), крайней переполненностью и смешением национальных элементов, сделало школу слабой в воспитательном отношении, почему она и явилась легкой добычей революционного натиска.

Народная или начальная школа в особенности преемствует семье, почему и должна давать детям то, что для всех необходимо в целях христианского воспитания: «да совершен будет Божий человек, на всякое благое дело уготован» (2Тим.3:17). Вот почему в ряду всех учебных предметов начальной школы самое главное и существенное значение должно принадлежать закону Божию, по отношению к которому остальные предметы должны по возможности занимать более или менее зависимое положение, Закон Божий должен быть душою начального обучения. При таком господственном положении Закона Божия в начальной школе, обучение ему, очевидно, должно иметь решающее глубоко нравственное влияние на всю последующую жизнь учащихся, потому что тот или другой образ жизни человека главным образом определяется слагающимся в нем в период воспитания тем или другим общим направлением духовных сил. Однако же при настоящем положении дела надобно сознаться, что в наших народных школах (разумеем собственно-земские и министерские) мало обстоятельств благоприятствующих нравственному воспитанию детей. Представитель религиозно-нравственного начала в школе, священник, имея для преподавания Закона Божия всего несколько часов в неделю, не может успешно вести дело христианского воспитания детей. При незначительном количестве уроков Закона Божия, не он, а учитель есть главный руководитель школы, последний постоянно бывает с детьми. Влияние учителя делается преобладающим. Отсюда, при добром желании, и учитель мог бы содействовать тому, чтобы Закон Божий оказывал наиболее благотворное воспитательное влияние на детей, тем более, что и он располагает весьма многими сторонами обучения, тесно соприкасающимися с содержанием уроков Закона Божия. Возьмем ли чтение уроков религиозно-нравственного содержания из школьной хрестоматии, когда приходится вести почти те же беседы по предметам религии и нравственности, что и на уроках Закона Божия, обратим ли внимание на церковно-славянское чтение или церковное пение – все это такие стороны обучения, в которых может выражаться живое участие учителя в надлежащей постановке этого важнейшего предмета школы. Не менее действительным в руках учителя средством к воспитанию религиозного настроения в учащихся может служить обязательное, по возможности, в праздничные дни посещение с ними церковного богослужения и участия их в последнем посредством чтения, пения и прислуживания в алтаре. Неопустительное посещение богослужения воспитывает в детях благочестивый навык, который в последствии может сделаться живой сознательной потребностью.

Восходя от низшей школы к средней, мы с полной уверенностью утверждаем, что и она может и должна сообщать своим питомцам христианское направление. Ни одна наука, преподаваемая в гимназиях, не стоит и не может стоять в противоречии с религией. Учитель, сохранивший в душе своей искру религиозного чувства, не жертвуя ни интересом, ни научностью, всегда может в преподавании своего предмета избежать противоречия общему строю воспитания, основанному на началах христианской религии и нравственности. Конечно, первым и главным наставником благочестия в гимназии должен быть законоучитель, но и все прочие лица, участвующие в учебном деле, не должны разрушать того, что он созидает. Между тем нередко благотворное влияние законоучителя на воспитанников ослабляется влиянием других преподавателей, которые не считают себя обязанными действовать на них примером доброй христианской жизни, а некоторые позволяют себе говорить перед учениками противное учению Закона Божия. Результаты этого направления на лицо. Укажем на случай, переданный покойным высокопр. Амвросием в известном его публичном чтении. «Однажды пришла ко мне, говорил владыка, вдова – мещанка, и плачет горькими слезами. «Что с тобой?» спросил я. «Вступитесь, владыко, в мое горе. Я осталась вдовой с двумя мальчиками и с самыми скудными средствами. Душу свою я в них вложила, работала для них, учила их молитвам, водила в церковь, мальчики были добрые, кроткие, послушные. Но я отдала их в гимназию, другой год они там учатся, и когда приходят домой, так они кощунствуют и богохульствуют, что мне и страшно, и горько, и я не знаю, что с ними делать, поговорите вы с ними». Ну, голубушка, отвечал ей я, мне так же это горько, как и тебе, а помочь нечем, мое слово тут не поможет»²⁶. Подобные рассказанному случаи не имели бы места, если бы религиозно-нравственное воспитание стояло в заведении на надлежащей высоте, и усилия всех наставников не только не были бы в противоречии с этою главной задачей просвещения, но именно направлены к ней.

Что касается, наконец, высших школ, то нужно сказать, что христианское воспитание учащихся здесь находится, можно сказать, в плачевном положении.

Несомненно, что известная часть молодежи поступает в университет еще верующей. Но эта вера молодых людей подвергается здесь великим испытаниям. Многие идеи и факты научные, о которых юные студенты впервые слышат в университетских аудиториях, могут невольно приходить в столкновение с их религиозными верованиями. С профессорских кафедр свободно провозглашаются, например, такого рода теории: – прогрессивного саморазвития человечества, с устранением христианского учения о промысле Божием, управляющем судьбами мира, эволюционизма, т.е. образования всей природы самой из себя, без участия силы творческой, мозгового развития и нервных рефлексов, делающих человека неответственным за преступления; – первичных формаций, представляющих будто бы доказательство происхождения человека из царства животных, вопреки библейскому учению о создании человека по образу Божию. И всеми этими и подобными противохристианскими воззрениями проникаются юноши отовсюду. С другой стороны ни для кого не тайна, что в университетах нередко дается такой или другой науке тенденциозное освещение, явно анти-религиозное. Рассказывают, что например, один зоолог имел обычай в конце лекции говорить что-нибудь особенно эффектное и всего чаще в духе враждебном религии. И вот однажды, обсуждая вопрос о развитии органических форм в животном мире, свою лекцию закончил приблизительно такими словами: «Вы, гг. еще верите в конец мира, в трубу архангела и прочее. Нет, гг. жизнь раз начавшись, будет развиваться в бесконечность! Оставьте все свои детские суеверия…». Как подобного рода вылазки со стороны профессоров действуют на студентов, передадим случай, сообщенный в том же публичном чтении высокопр. Амвросия. «Один молодой человек, получивший в благочестивой семье христианское настроение, рассказывает владыка, утратил его разом в высшем учебном заведении. Каким образом? При одном рассуждении с наставником он привел исторический факт из Библии. Наставник посмотрел на него с глубоким сожалением и сказал: «вы все еще этому верите?». «Одно это слово, говорит юноша, как отрезало из моей жизни все мое прошедшее, когда я жил под благотворным влиянием веры»… А ученых мужей, подобных вышеуказанному зоологу или этому велемудрому наставнику, не мало в каждой высшей школе. Наконец в самой среде студенческой могут найтись и находятся, особенно из лиц иной веры и национальности, такие господа, которые довольно решительно выступают против христианства и православной Церкви во имя своих, якобы научных, убеждений. Не говорим уже о том, что время студенчества – время особенного брожения среди молодежи, современной – по преимуществу.

Долг университета прийти здесь студенческой молодежи на помощь, которая может быть оказана только путем надлежащего преподавания православно-христианского богословия в университетах. Сюда на лекции по богословию, и должны идти студенты с своими религиозными сомнениями и здесь находить примирение своих верований с научными идеями и фактами. Но университетское богословие, поставляющее своей задачей содействовать молодым людям в выработке целостного христианского миросозерцания, есть вместе с тем и «отрасль церковной дисциплины, имеющей религиозно-нравственную воспитательную цель». Отсюда профессор богословия в университете должен являться не преподавателем только науки о религии, как хотят того некоторые²⁷, но и представителем Церкви, на которого возложена проповеднически-воспитательная миссия, и этой последней роли он не должен конфузиться, хотя бы она и напоминала роль гимназического законоучителя. Пусть он оказывает свое пастырское влияние на образование в студентах стойких нравственных характеров, ибо «ни государству, ни Церкви, по словам Мартенсена²⁸, не могут быть полезны люди, которые направлены только к тому, чтобы всегда учиться и никогда не дойти до познания истины» (2Тим.3:7), с чем неизбежно связывается известная дряблость и расшатанность характера». К сожалению, у университетских профессоров богословия, если не совсем игнорируется эта возложенная на них нравственно-воспитательная миссия, то ставится на заднем плане, и юноши остаются у нас нисколько не просвещенными христианскими началами, как об этом со скорбью говорил еще Достоевский: «Наша молодежь, пишет он, так поставлена, что решительно нигде не находит никаких указаний на высший смысл жизни. От наших ученых людей и вообще от руководителей своих это юношество может заимствовать лишь взгляд сатирический, но ничего положительного, т.е. во что верить, что уважать, обожать, к чему стремиться»²⁹.

Что же сказать теперь по поводу проекта совершенного упразднения кафедры богословия в университетах, выработанного бывшим в январе (22-го) прошлого года съездом университетских профессоров, между которыми, конечно, немало было исповедующих христианскую веру, хотя к удивлению, ни одного профессора богословия. Этот проект профессорской комиссии, занесшей тяжелую руку над православным богословием в университете, может производить и производит на многих удручающее впечатление. В 1899 году, в Париже один юноша пред своею казнью (за убийство) крикнул с эшафота: «скажите всем, что меня привело сюда отсутствие христианского воспитания»³⁰. Если бы крик этот звучал в ушах университетских профессоров, участвовавших на съезде, то наверное не появилось бы и самого постановления их об уничтожении богословия в университетах.

К великому счастью, есть у нас маленькая школа при Церкви, которая берет на себя попытку надлежаще поставить дело христианского воспитания детей по крайней мере в начальной школе. В этой школе, именуемой церковно приходскою, вместо матери первым наставником веры и благочестия является священник. В ней Закон Божий поставлен так, как подобает быть главному предмету этой первой, а для многих и последней школы. Число уроков этого предмета, преподавание его первым из наставников, самим руководителем школы, время и самая обстановка этих уроков, приспособление к этому предмету других предметов школы, все это указывает на его господственное положение в школе, и все обучение детей в этой школе совершается под ближайшем кровом той же великой Матери Церкви, которая дает истинно-христианский строй как семье, так и школе.

Так именно поставлено дело религиозно-нравственного образования и в том училище для бедных приходящих детей обоего пола, которое состоит при Киевском Свято-Владимирском Братстве и благоустройство которого является одной из важных забот в его плодотворной миссионерской и просветительной деятельности.

Бог, молитвами св. благоверного и равноапостольного князя Владимира, небесного покровителя нашего Братства, да управит великое дело его во благое, да подаст ему силы и средства внести хотя малую лепту в дело спасения нашей заблуждающейся молодежи от увлечений революционными и другими тлетворными идеями, ведущими дорогую нам родину к погибели.