III. Облечение человека во Христа

По ясному учению Слова Божия, человек спасается тем, что он находится в самом тесном единении со Христом, как ветвь с виноградной лозой. «Я, – говорит Господь, – есмь истинная виноградная Лоза, а Отец Мой – виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более приносила плода... Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во Мне. Я есмь Лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают... в огонь, и они сгорают» (Ин.15,1, 2, 4–6). Но пребыть во Христе значит пребыть верным Его учению, значит иметь «слово Его пребывающим» в нас (Ин.15,7), исполнять Его заповеди (Ин.15,10). Следовательно, тот, кто стремится быть подобным Христу, кто решает исполнять Его волю (сущность крещения), тот делается ветвью, соединяется со Христом самым тесным и таинственным образом. Это единение, с одной стороны, дает человеку силы, укрепляет его решимость соблюдать волю Христа, а с другой – требует и от него усердия (иначе нечего укреплять, если нет решимости). Будет он ревновать о подобии Христу, Небесный Виноградарь не отсечет его от вечной жизни. Потеряет он ревность о Христе, тогда потеряет и помощь Божию, а потом и подобие Христово, засохнет, а конец этого оскудения духовной жизни есть погибель вечная. Если заслуга Христа останется лишь внешним для душевной жизни человека событием, тогда не может быть он спасен. «Не говорю вам, что Я буду просить Отца о вас: ибо Сам Отец любит вас (почему же? ради ли Моей заслуги, как такой? нет), потому что вы возлюбили Меня, и уверовали, что Я исшел от Бога» (Ин.16,26–27). Что же значит возлюбить Христа? – Возлюбить Христа может только тот, кто любит добро и ради закона Божия готов пожертвовать всем. Возлюбить Христа значит посвятить себя на служение Христу, значит стремиться уподобиться Христу, считать Его своим учителем и примером (1Пет.2,4–5).

Необходимо, следовательно, жизненное усвоение заслуги Христовой, т.е. при духовном общении со Христом, усвоение того нравственного устроения, которое имел Христос и которое может сделать нас способными к восприятию вечного блаженства. Так, действительно, и есть.

Чрез крещение люди «прицепляются истинной Лозе», становятся Ее ветвями не в том только смысле, что они «одеваются пресветлою и предрагою правды Христовой одеждою, яко порфирою царскою» (Св. Тихон Задонский), но они воспринимают Христа в себя, внутри по расположениям своей души становятся Христовыми (1Кор.15,23), сообразными Ему. «Вот, – говорит преп. Макарий Египетский, – основание пути к Богу: с великим терпением, с упованием, со смиренномудрием, в нищете духовной, с кротостью шествовать путем жизни; сим человек может сам в себе приобрести оправдание, а под оправданием разумею Самого Господа». Здесь говорится о жизни по крещении, но эта жизнь, как увидим, служит только развитием того, что получено при крещении. При крещении же человек не усвояет себе лишь то, что совершил Господь, а воспринимает путем решения святыню, т.е. жизнь по воле Божией. «Исповедание, что не примет (человек) на себя более греховной тины и на жизненном пути не коснется земной скверны, делается, по словам св. Григория Нисского, входом святыни в уготованную так душу; святыня же – Господь». Душа не внешне участвует в плодах смерти или праведности Христовой, а воспринимает в себя Христа, облекается в Него.

«Совлекшись ветхого человека и отъяв покрывало сердца, душа, – продолжает св. Григорий Нисский, – отверзла вход Слову, и, когда Оно вошло, делает Его своею одеждою, по руководству апостола, который повелевает совлекшему с себя плотское одеяние ветхого человека облечься в ризу, созданную по Богу в преподобии и в правде (Еф.4,24). Одеждою же называет Иисуса».

Облечение во Христа состоит в том, что человек твердо блюдет путь Христов, нисколько не уступая пред искушениями мира и плоти. «Нельзя быть Христом, не будучи праведностью, чистотою, истиною и отсутствием всякого зла, – нельзя быть и христианином (облеченным во Христа), не показывая в себе сродства с этими именами». Облечься во Христа значит, таким образом, принять Христово настроение и путь.

Св. Кирилл Александрийский говорит: «Лицезрения Своего (т.е. вечного блаженства) удостоивает и познает Бог и Отец одних только тех, которые (не заслугу Христову желают себе присвоить, а) имеют духовное сродство с Сыном и обогатились от Него и чрез Него духовным возрождением». Начальная ступень этого уподобления Христу полагается при крещении и состоит в том, что верующий прилепляется ко Христу. «Он есть виноградная Лоза; а мы срослись с Ним наподобие розог, связываемые с Ним чрез освящение единением по Духу» (ср. Ин.15,1, 2, 5). Однако, это прилепление нельзя представлять себе иначе, как в виде дела свободного или, точнее, настолько же свободного, насколько и благодатного; и это потому, что и «духом говорящими и пламенеющими любовию к Богу» мы можем быть только тогда, когда «прилепляемся ко Христу верою и жительством добрым и согласным с законом», т.е. свободным следованием закону Христову. «Причастие Христово святые и чистые души напаяет, а в душах, не так настроенных, вовсе не может утвердиться: «cвятый бо Дух наказания отбежит льстива», согласно написанному, «ниже обитает в телеси повиннем греху» (Прем.1,5, 4). Итак, оказывая услуги обиженным и делами любви прогоняя огорчение братии, избавим себя самих от всякой вины и приобретем отпущение во Христе». Таким образом, получить «отпущение во Христе» или ради Христа, другими словами – усвоить Христову праведность, – можно только тому, кто наперед сам избавил себя от всякой вины, кто, т.е. «верою и жительством добрым и согласным с законом, прилепится ко Христу» и сделается Ему подобным, сродным. Облачение в правду Христову возможно только чрез уподобление Христу.

Св. Тихон Задонский, в творениях которого можно находить немало кажущихся указаний на одно лишь внешнее значение праведности Христовой, сам же дает и ключ, как следует понимать эти внешние определения. «Крещением, – говорит Святитель, – все обновляются и пресвятой нрав Христов на себя приемлют, и тако Церкви Святой причисляются». Как же происходит это приятие на себя нрава Христова? Это разъясняется в следующих словах: «Надобно нам с трудом, прилежанием и подвигом искать ныне того, что туне и без труда нашего нам данное от Бога потеряли (т.е. первобытную чистоту и праведность души). Тогда видя Христос таковое души тщание, попечение и труд, по милости своей отнимает от ней безобразие и подает доброту и красоту образа Своего. На сие бо и в мир пришел, якоже поет Церковь: «Христос рождается прежде падший восставити образ». И сие-то есть – «отложити нам, по первому житию, ветхого человека, тлеющего в похотях прелестных, обновлятися же духом ума нашего, и облещися в нового человека, созданного по Богу в правде и в преподобии истины» (Еф.4,22–24), к чему не малое прилежание, труд и подвиг требуется». Вот основной закон, по которому совершается уничтожение в нас последствий грехопадения: необходим труд, прилежание, нравственные усилия самого человека. Только таким путем человек может восстановить в себе образ Божий, или – что то же – «нрав Христов» или «образ Христов», «Поищем, о христиане, – говорит св. Тихон, – доброты и красоты нашея во Христе, которую во Адаме потеряли: поищем, пока обретается, да и зде ее в душах наших возъимеем, и в пришествии Христовом с нею пред Ним и всем миром явимся, которая тогда не токмо в душах наших будет, но и на телесах явится; и Христос, праведный Судия, видя в нас образ Божий и нас, Себе сообразных, признает нас за Своих и с Собою прославит».

Итак, по разуму свв. Отцов, человек облачается в крещении правдою Христовою в том смысле, что он принимает на себя «нрав Христов»; а этот нрав делает его сродным вечному царству Божию и, таким образом, способным к его восприятию в будущей жизни, когда это царство раскроется во всей полноте.

Опять считаем не лишним сопоставить эти наши выводы из отеческих свидетельств с такими же выводами преосв. Феофана. Последний весьма часто прибегает к обычному в школьной догматике внешнему представлению душевной жизни человека и, в частности, спасения. Точно так же и праведность Христа, которою человек спасается, часто в устах преосв. Феофана, по-видимому, превращается во внешнее событие, ради которого Бог перестает гневаться на грешника. «Когда человек, – говорит преосв. Феофан, – сделался преступником закона, то не мог иначе надеяться на достижение своей цели (т.е. общения с Богом), как чрез усвоение себе чужой праведности. Сия усвояемая праведность восполняет недостаток законности в нашей жизни и дает нам возможность быть близкими к Богу».

«В крестной смерти Господа – очистительная сила греха. Кто крестится, – погружается, – в смерть Христову, тот погружается в очистительную силу греха. Сия сила в самом действии погружения снедает всякий грех, так что и следа его не остается. Здесь бывает то же, как если бы кто приготовил такой химический состав, в котором, когда погрузят в него какое нечистое белье... всякая нечистота будет снедена. Так и смерть Христова, как очистительная сила греха, снедает всякий грех, как только кто погружается в сию смерть крещением. В крещенном и следа греха не остается: он умер ему».

Здесь иной увидел бы самое крайнее по своей вещественности представление об оправдании. Очевидно, в этих слишком осязаемых образах преосв. Феофан хотел изложить учение о том, что за смерть Христову грехи человеку прощаются. Однако вслед за таким описанием преосв. Феофан спешит оговориться: «Но, – говорит он, – надо при сем иметь в мысли, что в сем умертвии греху чрез крещение ничего не бывает механически, а все совершается с участием нравственно-свободных решимостей самого человека».

В «Письмах к одному лицу в С.-Петербург» мы читаем: «Для того, чтобы совершилось спасение каждого человека, в частности, необходимо, чтобы совмещенные в лице Господа потребности⁶ спасения перешли в каждого и им были усвоены. Сие последнее совершает Святой Дух. Словом благовестия возбуждает веру в силу крестной смерти Господа и в купели крещения омывает верующего и от первородного греха и от всех произвольных, обновляя в то же время его духовную жизнь и делая ее сильною противостоять греху и преуспевать в добре. Обе потребности исполняются зараз. Исходящий из купели крещения бывает и оправдан и праведен, всякая вина греха с него снимается, и он желает лишь одного Богу угодного добра и силен на делание его. Это и есть облачение во Христа, в коем потребное для спасения от Христа Господа переходит на верующего крещающегося и ему усвояется не номинально, а существенно. Пока он верует только во Христа, сии потребности суть его, но только номинально, как определенные ему и готовые для него, в купели же крещения они существенно становятся его собственностью». Таким образом, праведность Христова не зачисляется только крещаемому, а существенно принимается им: он теперь «желает лишь одного добра и силен на делание его».

Одно внешнее признание человека-грешника праведным может, конечно, его утешить, но возбудить его к деланию добра, укрепить в полученной невольно праведности может только тогда, когда человек желает этого, т.е. когда в душе его есть перелом, обращение от зла к добру.

Спасение и, в частности, оправдание для православного есть состояние свободно-нравственное, хотя и могущее совершиться только с помощью благодати Божией. Чтобы быть возрожденным благодатию, человек должен сам содействовать своему возрождению. «Приступая к доброму Врачу», – пишет св. Ефрем Сирин, – грешник должен со своей стороны «принести слезы – это наилучшее врачевство. Ибо то и угодно небесному Врачу, чтобы каждый собственными слезами врачевал себя и спасался», а не невольно претерпевал только спасение.

«Тщательно измой себя слезами, как красильщик измывает волну, предайся смирению и сократи себя во всем; ибо, таким образом предочистив себя, приступишь к Богу готовым уже к принятию благодати. Некоторые из кающихся снова возвращаются ко греху, потому что не знали сокрывающегося в них змия, а если и знали, то не совершенно удалили его от себя, ибо позволили остаться там следам его образа, и он вскоре, как бы зачавшись в утробе, снова восстановляет полный образ своей злобы. Когда видишь кающегося и снова согрешающего, то разумей, что он не переменился в уме своем; потому что в нем еще все пресмыкающиеся греха. Признак же приносящего твердое покаяние – образ жизни собранный и суровый, отложение кичливости, самомнения, а также очи и ум, всегда устремленные к вожделенному Иисусу Христу, с желанием, по благодати Христовой, стать новым человеком, как волна делается багряницей или тканью голубого или гиацинтового цвета».

Таким образом, действенность таинства стоит в зависимости от степени свободного участия в нем самого человека, Чтобы выйти из таинства новым человеком, он должен сам стремиться быть новым и, насколько есть у него сил, должен уничтожить в себе малейшие остатки прежнего греховного устроения. Поэтому-то Отцы Церкви и настаивают на том, что свободное решение и усилие человека – такое же необходимое, хотя и недостаточное само по себе условие оправдания в крещении, как и благодатная помощь Божия. «Если нет воли, – говорит преп. Макарий Египетский, – Сам Бог ничего не делает, хотя и может по свободе Своей. Посему совершение дела Духом зависит от воли человека».

Возрождение человека совершается путем нравственным, при свободно-сознательном содействии самого человека. «Совершается обновление жизни в человеке, – говорит преосв. Феофан, – не механически (т.е. не так, чтобы благодать Божия изгоняла из души человека грех, как что-то независимое от воли человека, и на место его поселяла также помимо воли праведность), а по внутренним произвольным изменениям или решениям; совершается так и в крещении потому, что наперед крещаемый возлюбил так жить. Посему пред погружением в купель мы, отрекшись от сатаны и дел его, сочетаемся Христу Господу, чтобы Ему посвящать всю жизнь. Это расположение в купели благодатию Божиею запечатлевается и силу принимает быть действенным. Выходя с ним из купели, крещенный является, таким образом, совсем новым, обновленным в нравственно-духовной своей жизни, – воскресает. Подобно тому, как Христос Господь воскрес, и крещенный, погружаясь в купель, умирает, а, выходя из купели, воскресает: умирает греху и воскресает для правды, для новой и обновленной жизни. Вот об этом таинственном и вместе свободно-охотном изменении и говорит в настоящем месте св. апостол Павел: «спогреблись... чтобы ходить в обновленной жизни» (Рим.6,4).

Поэтому, давая полную силу и значение благодатному воздействию на душу человека, Отцы Церкви изображали таинство крещения в виде завета с Богом, т.е. такого действия, которое прямо предполагает свободу не только для восприятия благодати, но в самых плодах благодатных. «Кратко сказать, под силою крещения, – замечает св. Григорий Богослов, – должно разуметь завет с Богом о вступлении в другую жизнь и о соблюдении большей чистоты»; а это предполагает и желание быть добрым, и решение быть им, и на самом деле работу над собой, да и свободные усилия человека при самом таинственном воздействии.

Сохранить себя на пути добра человек может только прямыми усилиями своей воли, принуждениями себя к добру. «Что в крещении погребены наши прежние грехи – это, по словам св. И. Златоуста, – есть Христов дар; а чтобы после крещения пребывать мертвыми для греха, это должно быть делом собственного нашего рачения, хотя и в сем подвиге, как увидим, всего более помогает нам Бог. Ибо крещение имеет силу не только заглаждать прежние согрешения, но и ограждать от будущих. Как для заглаждения прежних грехов ты употребил веру, так, чтобы не оскверниться грехами по крещении, яви перемену в расположении». Хотя благодатная помощь всегда готова крещенному, хотя он в преискреннем соединении со Христом, однако только при содействии своей воли человек может воспользоваться этой благодатной помощью. «Евангелист, – говорит тот же св. Отец, – нигде не дает места принуждению, а показывает свободу воли и самостоятельность человека; это высказал и теперь. Ибо и в этих тайнах (возрождении и пр.) одно принадлежит Богу – даровать благодать, а другое Человеку – показать веру. Но затем требуется от человека еще много заботливости: ибо для сохранения чистоты нам не довольно только креститься и уверовать, но, если мы желаем приобрести совершенную светлость, то должны вести достойную того жизнь. А это Бог предоставил нам самим. Возрождение таинственное и очищение наше от всех прежних грехов совершается в крещении; но пребыть в последующее время чистыми и не допускать в себе снова никакой скверны – это зависит от нашей воли и заботливости».

Так в крещении, так же и при всяком другом таинстве: свобода человека всегда сохраняется. «Честная кровь Христова, – говорит св. Кирилл Александрийский, – избавляет нас не только от погибели, но и от всякой нечистоты, сокрытой внутри нас, и не допускает нас охлаждаться до равнодушия, но, наоборот, делает нас горящими духом». Однако это только при добровольном старании самого человека: «необходимо и полезно, чтобы однажды удостоившиеся причаститься Христа старались твердо и неуклонно держаться святой жизни»; так что даже на самых высших степенях благодатного озарения человек все-таки остается причиною своих действий и всегда может пойти совершенно противоположным путем. «И исполненные Духа Святого, – по словам преп. Макария Египетского, – имеют в себе естественные помыслы и имеют волю соглашаться на них».

Поэтому Отцы Церкви всегда учили, что благодать оправдания есть явление в известной степени временное, т.е. временно ощущаемое и временно скрывающееся от сознания, что она, наконец, может оказаться и утраченной для человека. «Даже совершенные, – говорит преп. Макарий Египетский, – пока пребывают во плоти, не избавлены от забот (т.е. о своем спасении) по причине свободы и состоят под страхом; почему и попускаются на них искушения». И только, «когда душа войдет в оный град святых, тогда только возможет пребыть без скорбей и искушений». Праведность – это огонь, возгоревшийся в нас, который грозит угаснуть при малейшей невнимательности с нашей стороны. «Огонь, который мы получили по благодати Духа, – говорит св. И. Златоуст, -если захотим, мы можем усилить, если же не захотим, тотчас угасим его. А когда он угаснет, в наших душах не останется ничего, кроме тьмы. Как с возжением светильника появляется большой свет, так с его погашением не остается ничего, кроме мрака. Поэтому сказано: «Духа не угашайте» (1Сол.5,19)».

Однако, не нужно представлять себе последующей жизни человека в таком виде, что вся его задача будет состоять только в том, чтобы не потерять как-нибудь эту полученную им праведность.

В крещении человек одержал первую и, можно сказать, решительную победу над грехом. Но, чтобы окончательно восторжествовать над грехом, необходимо его изгнать совершенно из своей природы, нужно совершенно очистить свою душу и тело от малейших признаков ветхого человека. Тогда только спадут окончательно «путы» греха, и человек вполне усвоит себе вечную жизнь. «Господь приступающего к Нему с покаянием и верою приемлет, прощает ему все прежние грехи и, освящая таинствами, снабжает силою препобеждать живущий в нем грех, самого же греха не изгоняет, возлагая на самого человека изгнать его с помощию даруемой ему для того благодати» (еп. Феофан).

Вследствие этого и положительная сторона возрождения – облечение во Христа, является тоже только зачаточной несовершенной. Человек сообразен Христу, но только в смысле общности идеи и начала жизни в том смысле, что он избрал Христа отселе Своим Господом и Учителем, а отнюдь не в смысле полного подобия природе. Человек только определил себя на службу Христу, но еще не исполнил своего определения, еще не усвоил себе в полноте той жизни, проходить которую он назвал отселе своим долгом и своим высшим благом. Душа и в возрождении только еще обратилась и вступила в жизнь Божественную, она, скорее, только готова к восприятию этой жизни, чем ею наслаждается. «Крещение есть только предначатие воскресения из ада» (Ефрем Сирин). «В христианах, яко чадах Божиих, – говорит св. Тихон Задонский, – должен быть наченшийся образ Божий, которым должны подобиться Отцу своему Небесному». «Бог доброе семя на сердце человеческом посеял, и добрым его сделал, и помогает ему и укрепляет его добро творити». Это семя определеннее св. Тихоном называется «живой верой», т.е. именно определением себя по Христу⁷. Итак, человек имеет только «начаток Духа» (Рим.8,23), или «наченшийся образ Божий», имеет только семя.

Если же праведность, полученная человеком в крещении, является, скорее, возможностью, чем действительностью (в смысле, конечно, полного подобия природы), если она только есть семя, тогда дальнейшая жизнь становится весьма ясной и понятной.

«Святое крещение, – по выражению св. Афанасия Александрийского, – отверзает нам (только) путь к просвещению», только дает нам возможность начать свое спасение. «Приявший баню пакибытия, – говорит св. Григорий Нисский, – подобен молодому воину, только что внесенному в воинские списки, но еще ничего не выказавшему воинственного или мужественного. Как он, повязавши пояс и облекшись хламидою, не считает себя тотчас же храбрым и, подходя к царю, не разговаривает с ним дерзновенно, как знакомый, и не просит милостей, раздаваемых трудившимся и подвизавшимся, так и ты, получив благодать, не думай обитать вместе с праведными и быть причтенным к лику их, если не претерпишь многих бед за благочестие, не будешь вести борьбы с плотию, затем с диаволом, и мужественно не противостанешь всем стреляниям лукавых духов».

Человек получил благодать, определился к добру; но привычная стихия греха остается пред сознанием в качестве искушающего начала и находит себе более или менее сочувствия и в природе человека. Поэтому, при невнимании со стороны крещенного, умерщвленная вражда против Бога и Его святого царства может воскреснуть вновь и сделать напрасным принятие таинства. Благодатное царство зачалось в человеке, но еще не завоевало всей его природы, не уподобило ее себе всецело. «Бывает, – говорит преп. Макарий Египетский, – и то, что в ином есть благодать, а сердце еще не чисто». Нечто подобное имеет место и при таинстве; человеку предстоит борьба с остатками своего прежнего бытия, с греховными навыками, с привычкой вообще жить по стихиям мира. Только после этой борьбы, когда изглаждена будет возможность греха, цель человека можно считать достигнутой и его спасение вполне совершенным. «Если нужно, – говорит св. Иоанн Златоуст, – получить Царствие Небесное, то недостаточно освободиться от греха, но нужно еще много упражняться и в добродетелях. Ибо от порочных действий нужно удерживаться для того только, чтобы освободиться от геенны (вот смысл жизни с правовой точки зрения); но чтобы наследовать Царствие Небесное, необходимо стяжать добродетель».

Кто освободился от греха в крещении, тот за прежние грехи, конечно, наказан не будет; но если он этим очищением и удовольствуется, то в Царство Небесное он все-таки не войдет. Необходимо над собой работать и после крещения, так как в противном случае все обещания человека, все его желания отселе быть праведным окажутся только пустым звуком: отвергнув прежнюю жизнь, человек должен начать новую, а не оставаться в безразличии. «Как скоро, – говорит св. Григорий Нисский, – душа возненавидит грех, усвоит себе по возможности добродетельный образ жизни и приимет в себя благодать Духа, претворив ее в жизнь, то она станет всецело новою и воссозданною». Недостаточно, следовательно, возненавидеть греховную жизнь и отречься от нее, – необходимо с корнем вырвать малейшие остатки ее; недостаточно определить себя к жизни по Христу, – необходимо претворить принятую благодать в жизнь, В этом смысле и можно говорить, что благодать крещения может быть увеличена или уменьшена. «Духовная благодать, – говорит св. Киприан Карфагенский, – которая в крещении равно приемлется верующими, потом поведением и действиями нашими или уменьшается, или умножается, подобно тому, как в Евангелии семя Господне равно сеется, но по различию почвы иное истощается, а иное умножается в разнообразном изобилии, принося плод в тридцать, шестьдесят или сто раз больший».

Необходим, следовательно, продолжительный подвиг постепенного очищения, дальнейшего совершенствования, или восхождения от младенчества к возрасту мужа совершенна; конец же этого восхождения есть Богоподобие или святое общение с Богом, т.е. вечная жизнь. «Как скоро, – говорит преп. Макарий, – душа возлюбила Господа, исхищается она из сетей (мира) собственною своею верою и рачительностию, а вместе и помощию свыше, сподобляется вечного Царства, и, действительно возлюбив последнее, по своей воле и при помощи Господней, не лишается уже вечной жизни».

Заключим и этот отдел словами преосв. Феофана, к которому уже не раз обращались мы за проверкой нашего понимания учения свв. Отцов. «Исполнивший все заповеди, – пишет покойный Святитель, – благоукрашает свою душу всякими добродетелями и делает сердце свое храмом, достойным быть обителию Господа. Он (Господь) и вселяется в него тогда. Он в нем бывает с минуты св. крещения и еще преискреннее приобщится с ним во св. причастии. Но, помогая ему в жизни святой, все еще не всецело успокаивается в нем, потому что, пока не водворятся в душе все добродетели чрез исполнение заповедей, – в ней все еще остаются следы страстей, – неприятный Господу запах греха. Он и не успокаивается в нем, как бы не доверяя ему и еще только изготовляя Себе покойную в нем обитель. Когда же душа освятится добродетелями, тогда уже Он благонадежно входит в нее, как в дом, и обитает спокойно, нетревожимый неприятными ему движениями греха и страстей». Последующая жизнь, таким образом, не механический, побочный придаток, а необходимое дополнение свободно-охотного и вместе таинственного переворота, пережитого человеком в крещении.

С другой стороны, при православном понятии о сущности возрождения легко можно объяснить и то явление, что спасаются люди, умершие не только сразу после крещения, не заявив деятельно своей веры, но и до крещения (так называемое крещение кровию).

Если сущность таинства – в укреплении ревности человека к добру, то совершенно понятно, что эта ревность все равно делает его членом Царства Небесного и дает ему способность усвоить себе блаженство святости, хотя бы в настоящей жизни человеку пришлось ограничиться только одним словесным обещанием жить свято. Когда человек после крещения ничего не делает для своего совершенствования, хотя и имеет возможность, это – знак, что он принял крещение только наполовину, что любви к добру и желания святого общения с Богом у него на самом деле нет. Естественно такому человеку оказаться лишенным обещанной ему награды: он по настроению своей души чужд Царству Божию. Но если человек не делал ничего только потому, что не мог, или потому, что смерть не допустила его исполнить свое обещание, тогда, конечно, Царство Небесное ему открыто: он всею душою его желает, всею душою хочет быть святым и со святыми, хочет идти за Христом. Его душа, следовательно, готова к созерцанию всесвятого Бога и к общению с Ним; это общение потому и будет его желанным уделом. «Разбойник, – говорит преп. Ефрем Сирин, – исповедавшись словесно, спасается, потому что не было ему времени принести покаяние на самом деле; переменою своею (переворотом от вражды ко Христу к любви к Нему, от радости пред поруганием Праведника к благоговейному признанию его святости и желанию хотя быть помянутым в Царстве Поруганного) показал в себе он стремление обратиться и деятельно, если бы дано было ему время; как за слово можно быть осуждену в нечестии, так по слову же можно оказаться и благочестивым». И это потому именно, что Бог ищет не внешних поступков, не заслуг со стороны человека, чтобы не даром уступить ему блаженство в вечном общении с Собою, а ищет только способности к восприятию этого общения и дает его, не сколько Сам может или хочет дать, а сколько человек может вместить. «Человек, – по мысли преп. Макария Египетского, – будет наслаждаться обетованием в такой мере, в какой, уверовав, возлюбил оное, а не в какой трудился. Поскольку дары велики, то невозможно найти достойных трудов. Но велики должны быть вера и надежда, чтобы ими, а не трудами, измерялось воздаяние. Основание же веры – духовная нищета и безмерная любовь к Богу». Раз существует эта любовь к Богу, раз человек сознает в душе свое ничтожество без Бога и всею душою искренне устремился к Нему, тогда спасение ему будет даровано, хотя бы делами он и не успел заявить своего бесповоротного решения. «Только пожелавший доброго, а к совершению его встретивший в чем-либо препятствие... по расположению души ничем не меньше доказавшего изволение свое делами» (Григорий Нисский).

Поэтому даже неприятие таинства в установленной форме может не повредить человеку, раз образовалось в нем это существо истинного христианства – желание Царства Христова. Не успевший по независящим от него причинам осуществить своего желания сочетаться со Христом, тем не менее, принимается наравне с крещенным. «Соизволение (в этом случае) ценится, как самое дело, потому что (и в этом деле) основа делу полагается произволением» (Ефрем Сирин). Крещение кровию заменяет таинственное крещение водой, конечно, не своей внешней формой, не омовением вместо воды кровию, ибо бывает мученическая смерть и без пролития крови; оно тождественно с ним по внутреннему смыслу: как то, так и это происходят от бесповоротного решения служить Христу и отречения от своих греховных желаний.

Таким образом, спасение каждого отдельного человека, по православному учению, является не событием, происходящим в Божественном только сознании, не делом правового вменения, по которому бы Господь присуждал человеку ту или другую участь на основании каких-нибудь внешних обстоятельств, т.е. на основании или заслуги Христа, или собственных заслуг человека. Спасение необходимо посредствуется переходом человека от греха и себялюбия в Царство добра и любви, которое предвкушается человеком здесь, во всей же полноте будет наследовано в будущем веке. Переход этот зачинается в крещении, когда человек силою Божиею утверждается в своем решении быть истинным христианином; продолжается в виде естественного (свободно-благодатного) развития положенного семени вечной жизни после крещения; и завершается вступлением человека туда, куда он себя при помощи данных ему средств приготовил, к чему развил в себе восприимчивость, т.е. Небесное Царство света, истины и любви. Человек «поступает туда, где ум имеет свою цель и любимое им» (Макарий Египетский).