Слово при открытии памятника над могилою князя Пожарского. (2-го июня 1885 г.)

В настоящие скорбно-торжественные минуты молитвенного поминовения одного из великих героев русских с особенною силою восстают прискорбные воспоминания о тех неустройствах и опасностях, которые приходилось переживать нашему отечеству в начале 17-го столетия. Сердце содрогается при чтении исторических сказаний об этом ужасном времени. Кровь русская лилась потоками. Честь русская была унижена, богатства русские разграблены, святыни поруганы, самая столица русская очутилась в руках хотя единоплеменных, но неправославных и высокомерно презиравших все русское поляков; род царей русских пресекся, престолом русским после самозванцев готов был завладеть католический польский король; вера православная была в сильнейшей опасности, и наша правоверная Великороссия конечно испытала бы те же истязания и те же кровавые гонения за православную веру, которые допустил Господь испытать за нее единокровную и единоверную нам Малороссию и Белоруссию под гнетом польских королей и римских пап. Но как ни тяжки были тогдашние грехи русского народа, Господь помиловал его и отвел удары своего праведного гнева рукою двух доблестных русских мужей, подвигнувших своим примером все русское общество на бескорыстные подвиги любви к вере и на мужественную защиту гражданской русской чести. Эти мужи были, как известно, нижегородский гражданин Козьма Минин и наш суздальский родич приснопамятный князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Сегодня близь места вечного упокоения сего родича нашего и при открытии могильного памятника, воздвигнутого ему благодарным русским потомством, с особенным усердием мы русские люди, и в особенности мы населяющие области Владимирскую и Суздальскую, должны помолиться об упокоении в вечных обителях небесных души усопшего раба Божия князя Дмитрия. Да покрыет его Господь, после славы земной, вполне им заслуженной, превосходнейшею славою небесною за совершенные им подвиги любви к своим соотечественникам и за безбоязненную ревность о славе святейшей веры православной!

Но после молитвы самою лучшею данью любви и благодарности нашему православному русскому витязю и спасителю нашего отечества в смутную пору его должно быть с нашей стороны подражание его мужественной любви к отечеству и его святой ревности по вере. Как действовал он, как мыслил и чувствовал в годину бедствий нашей родной страны, так должны по возможности поступать и мы, и так же быть настроены и тем же вдохновляться духом, как и он. И писание божественное, заповедуя нам поминать наставников и образцовых предшественников наших, заповедует непременно подражать вере и делами их, которыми ознаменовано было скончание жительства их. Неудобно было бы предлагать теперь подробное описание славных дел приснопамятного князя Пожарского; возьмем в свое назидание одно это великое чувство его любви к отечеству и поучимся от него, как надобно по надлежащему любить нам свою родину. Спокойствие, здоровье и самую жизнь свою приносил в жертву благоверный князь Дмитрий во главе истинно русских людей, когда потребовалось все это для спасения погибавшего отечества нашего. Так же нелицемерна, так же крепка и деятельна должна быть и наша любовь к родине, когда она позовет нас на борьбу за свои священные права, за свою честь и достоинство и за общее наше сокровище – св. веру православную. Впрочем, наш патриотизм для своего проявления не должен дожидаться каких-нибудь непременно вызывающих и чрезвычайных обстоятельств, например подобных тем смутам и бедствиям нашего отечества в 17-ом столетии, во время которых прославился и стал историческим лицом князь Пожарский. Нет, во всякое время мы должны и можем быть горячими и любящими сынами своего отечества должны воспитывать это чувство наиболее всего в мирное и спокойное время усердным и нелицемерным исполнением своего долга, какой каждому из нас назначен родом его жизни или службы, дабы, когда потребуют от нас обстоятельства каких-нибудь видных и чрезвычайных подвигов, мы оказались бы для них вполне способными и приготовленными. Ведь и князь Пожарский потому конечно оказался таким доблестным мужем в минуты опасности своего отечества, что велика была его обычная и постоянная доблесть душевная, что христианским воспитанием в благочестивой семье привито было еще прежде к его сердцу религиозное чувство и благоговение к церкви Божией, что гражданская честность и земское благородство с бескорыстием знакомо и обычно ему было еще до совершения им великого исторического подвига для своего погибавшего отечества.

Но дабы яснее неопределеннее сознать нам, чего именно требует от нас любовь к отечеству по примеру доблестного сына России и блаженного князя Пожарского, о душе которого собрались мы сегодня творить молитву на его могиле, не худо вспомнить нам поподробнее о том, что творилось в русской земле в так называемое безгосударное время, когда жил и действовал князь Пожарский, дабы яснее видеть и усерднее избегать того, от чего главным образом произошло тогдашнее страшное потрясение всего русского общества.

Крайнее развитие произвола, необузданные чувственные страсти, алчность и корыстолюбие отдельных личностей с забвением общего гражданского блага, попрание законов и разобщение с правительственною властию, – вот первое тогдашнее зло, из которого родились дальнейшие бедствия нашего отечества. Многочисленные шайки всякой безначальной вольницы разгуливали безнаказанно по земле нашей. В судах творилась явная неправда и издевательство сильных над слабыми, вызывавшие горькие жалобы на правительство. Семейное начало сильно расшатано было развратом и грубою чувственностию народной толпы так что любому искателю приключений легко было собрать вокруг себя множество подобных себе развращенных людей, под условием обещания им всяческих политических льгот и независимости от властей, и вести эту разнузданную толпу на борьбу с правительством. То было время самозванцев и различных разбойнических атаманов, с шайками которых приходилось то и дело бороться самой Московской столице. Времена, конечно, теперь изменились. Той грубости и варварства нравов, равно как и того безначалия и беззакония, которое открыто занималось грабежом и насилием, нет уже. Но в утонченном и изощренном и так сказать приличном виде всего этого, как известно, весьма довольно и теперь. То и дело приходится слышать о разорении одних от алчности и нечестности других. То и дело повторяются случаи самой бесстыдной растраты казенных и земских капиталов. То и дело повторяются злонамеренные и сознательные банкротства, осуждающие на нищенство целые тысячи неповинных и доверчивых людей. А роскоши и неумеренности в образе жизни, доводящей столь многих до разных преступлений, а легкости нравов и развращенности обычаев с забвением всего святого и возвышенного, – кто скажет, что у нас нет всего этого, или очень мало? Напротив, не отсюда ли происходят, между прочим, эти повсюду слышимые жалобы на всех и на все, это всеобщее наше оскудение и недовольство современным положением вещей? Это чаемое исцеление как бы от гнетущего всех какого-то гражданского недуга? Не здесь ли причина и того, что так горько не оправдались надежды общества на благотворную и широкую деятельность наших земцев, которых то и дело упрекают и печатно и устно в разных родах беспечности и разных опущениях, а также и в привычке радеть больше о своих собственных, чем общественных интересах? Из всего этого могут выдти и теперь, а отчасти уже и вышли или выходят, разнообразные бедствия для нашего отечества, и даже великие государственные потрясения, подобные тем, которые испытала Россия во времена князя Пожарского. Таким образом наша любовь к отечеству требует от нас во-первых строгого сознания и соблюдения нашего долга гражданского, нашей честности и бескорыстия на службе обществу в тех родах и видах ее, в каких Господь поставил каждого из нас. Надо воспитать нам в себе неуклонное и повиновение правительственным распоряжениям не только за страх, но главным образом за совесть так, чтобы ближним нашим и целому обществу от служебной и гражданской деятельности нашей выходило прямое благо, а не ущерб. Пусть возрастает и наше личное благо; но во всей нашей деятельности должна быть проведена и свято соблюдаема граница между моим, твоим и общественным или казенным.

Вторым злом ужасного времени, в которое жил и подвизайся доблестный князь Пожарский, было отсутствие законных государей на престоле русского царства. В отечественной нашей истории так и называется это время безгосударным. По смерти царя Иоанна Васильевича Грозного некоторое время правил царством русском, под руководством боярина Бориса Годунова, сын Грозного – Феодор. Когда же и он скончался, а царевич Дмитрий – тоже сын Грозного убит был злодейскою рукою в Угличе; то погасла последняя отрасль древних царей русских, и на престол вступил, по народному избранию, боярин Борис Феодорович Годунов. Народная молва обвинила его в убийстве царевича Дмитрия, и эта молва окрепла даже в истории русской, хотя преступление Годунова, не доказано пред судом строгой исторической критики. Да будет ему судьей сам праведнейший Господь Бог! Но все же дом Годунова не утвердился на престоле русском. Сам он внезапно скончался, а сын его убит в народном мятеже. Затем восходит на престол царей русских самозванец Лжедимитрий, объявивший себя спасшимся царевичем Дмитрием Угличским. По убиении этого обманщика возводится на престол партией своих приверженцев князь Василий Иванович Шуйский, который и четырех лет не мог усидеть на престоле русском. Является второй самозванец, известный в нашей истории под именем Тушинского вора, а по свержении князя Шуйского настала так называемая семибоярщина, т. е. Москва за всю Россию присягнула на некоторое время верховной думе, состоящей из семи знатнейших бояр. Вот это время и было самое опасное и мятежное. Народ русский распался на враждебные партии. Одни хотели подчиниться второму самозванцу, другие хотели пригласить на престол русский неправославного польского короля, и только третья, можно сказать истинно русская партия, во главе которой стоял патриарх Гермоген, хотела непременно, чтобы избран был на престол русский кто-нибудь из лучших и православных русских бояр. Господь помог превозмочь этой третьей партии, и на престол русский вступил родоначальник ныне царствующего дома Романовых – Михаил Феодорович. Но пока это случилось, пока не усмирены были русские мятежники и не прогнаны были из Москвы засевшие в ней и зверствовавшие там поляки сильною дружиною нашего родного князя Дмитрия Михайловича Пожарского, – Россия волновалась подобно бурному морю. Потоки русской крови лились беспрерывно, всякие грабежи и насилия совершались невозбранно не только по отдаленным городам, глухим селам и деревням, но и в самой столице. Россия казалась погибающею. Жизнь и благоденствие возвратились ей лишь с того времени, как прочно утвердилась в ней снова самодержавная и православная царская власть. Из всего сказанного извлекается для нас урок, и притом самый сильный исторический урок и наглядное указание, чего еще требует от нас любовь к отечеству, – это преданности и верноподданнической службы нашим православным государям. В нашем крепком единении с царем заключается и наша сила государственная и благоденствие общественное. Ничто так крепко не может объединить народ и так могущественно действовать на него, как верноподданическая любовь и благоговение к священной особе монарха, который одним своим царским и отеческим словом может подвигнуть своих верных сынов на самые великие жертвы и на самые напряженные подвиги в минуты какой-либо опасности для отечества. Но и в обычное мирное время ничто и никто не может внушать миллионам отдельных общественных единиц столько доверия и повиновения, сообщать столько крепости законоположениям и правительственным распоряжениям, как священная особа самодержавного государя, ни от кого независимого бескорыстного, любящего народ свой и имеющего все средства созидать его благо, не стесняясь никакими сторонними коварными и зловредными для народа влияниями. Это очень хорошо понимают враги нашего общественного порядка и наши политические зложелатели; и потому для успеха своих противугосударственных замыслов они прежде всего затевают подземную и скрытную борьбу против наших государей, силятся ослабить и поколебать народное чувство благоговения к их особе и этим путем надеются посеять государственную смуту. Противопоставим всем этим замыслам современных крамольников нашу крепкую любовь и преданность нашему Государю и будем воспитывать эти чувства в наших детях, и покуда не исчезнут в конец в нашем отечестве все видимые и невидимые крамолы наших супостатов, будем молиться вместе с церковию о нашем благочестивейшем Государе, да ничтоже успеет враг на него, и сын беззакония не приложит озлобити его!...

Но самою бедственною, можно сказать чертою смутного времени, в которое суждено было жить доблестному князю Пожарскому, было крайнее расслабление религиозного чувства в русских людях. Забвение Бога, разврат и равнодушие к своим национальным святыням до того было сильно, что оне равнодушно были предаваемы осквернению и разграблению своими же русскими буйными и грубыми толпами. Присяга стала простым обрядом без значения. Одни и те же люди без зазрения совести целовали крест то царю Борису, то самозванцу, то князю Шуйскому, то опять какому-нибудь неизвестному проходимцу. Где казалось привольнее жить, где самые грубые и животные страсти предвидели более для себя пищи, туда народ, позабывший Бога, и устремлялся. Даже и тогда, когда в виду погибавшей Москвы, очутившейся в руках иноземцев, сказалось наконец униженное национальное чувство в русских людях и собралось народное ополчение для спасения столицы под предводительством Рязанского воеводы Прокопия Ляпунова, – и тогда погибель русского царства еще не устранилась; ибо это народное ополчение еще не было воодушевлено чистым и святым чувством веры и не было объединено беспримесною любовию к родине, созреваемой под осенением религии. Сам воевода этого ополчения погиб в борьбе с отдельными предводителями и казацкими атаманами, спорившими из-за первенства и корысти. Наконец тогда уже, когда одно только чистое религиозное чувство русского народа, униженное и оскорбленное до последней степени на всем пространстве русской земли то иноземцами, то своими же развратниками, сказалось и с силою заговорило в избранных и лучших русских людях, когда из грамот рассылаемых из Свято-Троицкой Лавры города и веси русские с ужасом поняли, что гибнет вместе с нарадною честию и православная вера, когда под влиянием этих грамот и под наитием святой ревности по вере составилось новое ополчение и устремилось под Москву с князем Пожарским, когда самая алчность казацких таборов устыдилась церковной утвари, высланной им вместо денег из оскудевшей Троицкой Лавры; тогда только под дружным напором русского народа, единодушно ставшего на защиту своей веры и своих святынь, враги его рассеялись и были прогнаны, внутреннее спокойствие в государстве нашем постепенно восстановилось, и все опасности одна за другой миновались.

Какого еще сильнее нам нужно вразумления из истории, что св. вера Христова, когда свет ее светит в умах людских и когда священный огонь ее объемлет сердца людей, бывает спасительницею их в самых неотвратимых по-видимому опасностях, и что ею зиждется не только спасение душ их, но и у стронется наше государственное благоденствие, и что под ее осенением растет и политическая наша сила? Если бы в сей час в сем священном и древнейшем православном храме русском и возле могилы одного из православнейших и наилучших сынов России князя Дмитрия Пожарского вняли мы сему уроку истории и положили бы себе священным обетом возлюбить всей душой и сердцем нашу православную веру, то это было бы наилучшею с нашей стороны данью благоговения и благодарности к памяти сего великого мужа и истинного сына России. Между им и подобными ему истинно русскими людьми и между нами тогда только и может установиться прямая национальная связь, когда мы воодушевлены будем тем же духом веры и тою же ревностию о православии, какою горели они и с какою совершали свои подвиги для нашей отечественной страны. Если-же не будет на челе нашем сиять печать Христовой веры, а в сердце нашем не будет ощутима искра ревности о православии то не можем мы и называться истинно русскими людьми. Все наши речи о благе своего отечества и все наши порывания к этому благу будут лишь празднословием и бесплодным мечтанием об этом благе.

Милосердый Господи Боже наш! Сотвори вечную память рабу твоем приснопамятному князю Дмитрию и упокой душу его в селениях праведных, а нас молящихся о нем потомков его одушеви тою же завышенною и чистою любовию к нашей отчизне, в которой горит светильник возженной тобою веры православной, какою пламенела душа сего доблестного князя; и возрасти в нас ту же гражданскую доблесть и земское бескорыстие и ту же нелицемерную преданность законной правительственной власти, какими прославился он пред лицем всей русской земли! Аминь.