Поучение при гробе о. протоиерея – А. И. Розова. (20 февраля 1884 г.)

Теперь послушайте вы, говорящие: сегодня или завтра отправимся в такой-то город, и проживем там один год, и будем торговать и получать прибыль; вы... не знаете, что случится завтра: ибо что такое жизнь ваша? пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий! (Иак. 4:13–14).

Эти обличительные слова апостола Иакова, которые направлял он в свое время против суетливых миролюбцев, беспечных богачей и корыстолюбивых торгашей, все мы, предстоящие братия и сестры, до некоторой степени должны принять на свой счет – именно теперь, стоя возле сего гроба, вмещающего в себе останки собрата нашего, так неожиданно для нас и так внезапно для него самого похищенного смертью. Ибо ежедневная суетливая и мятежная жизнь наша, пополам с грехом переплетенная и движущаяся большею частью к телесным и мелким, а то и прямо к грешным целям, походит действительно на суетливый и шумный базар, а мы все, едва помнящие о своем высшем назначении и почти постоянно забывающие о небе, своем истинном отечестве, ради земли – этой временной наше гостиницы, – все мы, говорю, походим более или менее на хлопотливых торгашей, гоняющихся за мелочами жизни и оставляющих в пренебрежении самое главное и существенное, что собственно и дает цену нашему существованию на земле и чем могли бы мы купить блаженную жизнь в вечности. Теперь послушайте вы, как бы так говорил апостол, вымогающиеся до времени в живых странники и гости земные, случайно столпившиеся в сии минуты возле мертвенных останков внезапно заснувшего могильным сном собрата вашего, вы – постоянно мятущиеся на жизненном поприще своем и вечно волнующиеся то тем, то другим, но всего реже своею будущею великою судьбою за гробом, послушайте этой безмолвной, но красноречивейшей проповеди, идущей из сего гроба и раздающейся из уст, так сказать самой смерти о том, что образ жития вашего на земли не таков, какому бы следовало быть у разумных, непрерывно бдящих и трезвенных рабов Господних, готовых и в полунощи внезапно грядущего Господа своего встретить со светильниками крепкой веры и с обильными делами любви и благочестия. Поймите хоть теперь и объимите сердцем, как тихо и быстро может угаснуть жизнь ваша, подобно пару являющемуся на малое время, – а от ваших суетливых планов и расчетов земных что останется?

Да, братия и сестры, много грустных и суровых уроков дает нам смерть каждого знакомого и близкого нам человека!

Те истины горькие, которые мы в обыкновенное время стараемся отдалить от своего сознания, например – что смерть неизбежна для всех нас, что удовольствия телесные и блага мирские обращаются в ничто в конце нашей жизни, что бременем тяжким отяготеют на душе нашей земные и грешные привычки наши, когда позваны будем мы на суд перед Господа, – все эти горькие и страшные истины при виде бездыханного трупа всякий раз невольно сжимают сердце наше, как бы ни было пристрастно оно к земле и как бы ни сильно рвалось оно прочь от ужасов смертных. Но урок, который мы слышим сегодня, и именно у сего гроба, содержит нечто особенно грустное и неприятное для нашего животолюбия и для нашей беспечности греховной. Что умереть нам должно всем рано или поздно, с этим мы, хоть и весьма неохотно, соглашаемся и возражений против этого не делаем; но что умрем мы завтра, а может быть нынче, даже сейчас или сию минуту, – это нам представляется совершенно невероятным, и самую мысль об этом мы прочь гоним, и пересчитывая в своих воспоминаниях знакомые нам случаи внезапных и неожиданных смертей, себя мы решительно исключаем и обходим в этом счете, и считаем как-бы застрахованными от таких страшных внезапностей. На каком же основании? Не на том ли единственно, что случаи внезапных смертей, по милости Божией, сравнительно редки? Так. Но почему же все другие, только не мы должны опасаться этих сравнительно редких, но тем более страшных случайностей? Вот и почивший собрат наш поистине мог бы сказать теперь словами церковной песни: «вчерашний день беседовах с вами, не собираясь умирать, – и внезапу найде на мя оный страшный час смертный»!

Что же такое за особенное уверение носим в себе мы, чтобы считать свою смерть не за плечами у себя, а за горами? Разве настолько мы богаты здоровьем и настолько вообще крепок наш телесный состав, чтобы во всякое время мог выдержать он и вынести разрушительное влияние стихий, приразившееся к нам от какой-нибудь нашей неосторожности, или просто от непредвиденной нами и независящей от нас несчастной и неблагоприятной случайности? Настолько ли мы мудры, благоразумны и проницательны, чтобы предусмотреть все таковые случайности, и на всякий раз оградить себя от них? На столько-ли мы – далее – ведем правильную, безукоризненно-нравственную и вполне сообразную с законами богоподобной нашей природы жизнь, чтобы таящееся в нас беззаконное семя, с которым мы зачинаемся, и грех, в котором рождаемся, не могли внезапно вспыхнуть от какого-нибудь нашего страстного увлечения и сокрушить наши бренные силы духа и тела? Наконец – настолько ли мы стяжали своими добродетелями милость и любовь Господа Бога, чтобы носить в сердце своем несокрушимую уверенность, что провидение Его на всякое время и на всякий час сохранит нас яко зеницу ока, что душа наша будет завязана в узле жизни у Господа Бога, по выражению Писания, а не бросит Он ее как бы пращею (1Цар. 25:29) в урок и пример небрежным, беспечным и ленивым грехолюбцам? Решить все эти вопросы должна бы сейчас же и сию минуту совесть каждого из нас, чтобы знать нам и ведать, имеем ли мы твердое и серьезное право, или нет, считать себя безопасными от смертных внезапностей. «О, Боже, Боже наш, кто из нас доволен к сим»! вот, мне кажется, самый естественный и самый правильный ответ, который только мы и можем дать на все вышеозначенные вопросы. Если мы еще живы и существуем на земле, несмотря на свои премногие грехи и беззакония; то единственно потому, что еще не лишаешь ты, Господи, нас своей благодати. Но лишь только отвратишь милосердное лице свое от нас, – и мы исчезнем и в персть свою возвратимся. Вот каким покаянным воплем, мне кажется, должно откликнуться и вздохнуть сердце наше на все вопросы нашей совести по поводу грустных дум, навеянных у гроба сего!

Но не все говорить о себе; не может обойтись без слова любви и утешения и о самом почившем наша братская о Христе любовь к нему, столь сильно и скорбно пораженная его внезапным удалением из среды живых и переселением в область бессмертных духов. Что сие, еже о нем, бысть таинство? Почему именно с ним приключилась та страшная неожиданность, о которой мы только что рассуждали, от которой с болезненным смущением отвращается сердце наше, и о которой сожалеет наша любовь к почившему, столь памятному для нас кроткими и добродушными чертами своего характера, искреннею верою в Христа Спасителя, смиренным благоговением перед святою церковию православною, доброжелательными и незлобивыми отношениями в своим ближним, и многими другими поистине прекрасными и достолюбезными качествами, украшавшими его как человека вообще, и как пастыря духовного в частности? Поистине, не можем мы понять таинственного смысла, совершившегося над собратом нашим события, и потому весь суд о нем предоставим единому милосердному сердцеведцу – Богу. Не можем однако же не припомнить здесь для своего успокоения одного евангельского события. Однажды пришли ко Спасителю некоторые люди и рассказали Ему о Галилеянах, кровь которых внезапно пролита была по жестокосердному распоряжению Пилата. Иисус сказал им на это: не думаете ли вы, что эти Галилеяне были грешнее всех Галилеян, что так пострадали? Нет, говорю вам!... Или думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех, живущих во Иерусалиме? Нет, говорю, вам! Как же именно учил Господь рассуждать о судьбе сих, так безвременно и внезапно отошедших в вечность людей? Весь суд об этом Господь предоставил себе, а для нас извлек из этих случаев и предложил одно только назидание, чтобы мы грешные были как можно осторожнее и были бы готовы во всякое время испить чашу смерти, дабы предстать неповинными на суд Господень. Но если не покаетесь, учил Господь, все также погибнете (Лк. 13:1–5). Это значить, что мы должны не столько предаваться рассуждениям об участи и судьбе других и осуждением их деяний, сколько должны быть озабочены своею собственною участью, которая может быть и хороша и худа, и блаженна, и плачевна, судя по нашим деяниям и заслугам на земле. А примеры и случаи внезапных позывов в вечность из сей кратковременной и тленной жизни должны располагать нас к непрерывному трезвлению и бодрствованию духовному. Так мы и поступим в настоящем скорбном случае. Предав в руце милосердного Господа судьбу новопреставленного раба Божия протоиерея Алексия, прольем о нем горячую молитву, да покрыет Господь своим милосердием все вольные и невольные согрешения его. Мы имеем крепкое упование на милость Божию для почившего; ибо с кротким и добродушным, каков был почивший, неужели не будет поступлено кротко и на милосердном суде Господнем? Имевшего крепкую и живую веру в Господа Спасителя неужели отринет он, сам сказавший: верующий в меня имеет жизнь вечную (Ин. 6:47)? Пастыря доброго, смиренного и благоговейно простиравшего руки свои пред трапезою Господнею для таинственного священнодействия тела и крови Господней неужели отринет Господь, сам сказавший о Себе: Я хлеб живый, шедший с небес; идущий, хлеб сей будет жить во век; хлеб же, который я дам, есть плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира (Ин, 4:51)? Раба Божия, чуждого всякой лести и своекорыстного искательства, самоуничиженно смирявшего себя пред всеми и нелицемерно возносившего других пред собою, как это делал почивший, неужели не вознесет Господь во спасение и не откроет пред ним двери своих небесных чертогов? Да не будет!... Сами же мы, братия и сестры, молясь с любовью о почившем собрате нашем, будем наблюдать непрестанно, како опасно ходим и мы сами, как лукавы скоротечные дни нашей жизни, и как неожиданно можем мы очутиться у края собственной своей могилы. И потому с усиленным чувством и коленопреклоненным усердием будем молиться с святою церковью, да дарует нам Христос Господь христианскую кончину живота нашего, безболезненну, непостыдну, мирну, и да сподобит нас доброго ответа на страшном судищи своем. Аминь.