Слово при погребении И. В. Алябьева. (6 ноября 1882 г.)

Первый человек из земли перстный; второй человек Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстнаго, будем носить и образ небеснаго (1Кор. 15:47–49).

Не смотря на ужас и мрачную таинственность смерти, она стала до того обычным среди нас явлением, что мы привыкаем смотреть на нее с удивительным равнодушием и беспечностию, как на ежедневную смену дня и ночи и как на самые привычные отправления и явления нашей будничной жизни. То и дело слышим мы, как один за другим отправляются наши знакомые и родные всех возрастов и состояний в таинственную и мрачную могильную область, – и эти известия едва-едва колеблют ежедневное течение наших мыслей и стремлений. Равнодушно посмотрим мы на проносимый мимо нас гроб, вспомним слегка о покойнике, может быть перекрестимся, может быть пожелаем ему царствия небесного, – и тотчас же опять принимаемся за свое. Но когда приходится стоять возле самого гроба, когда приходится смотреть, так сказать, в самое лице смерти – грозное, угрюмое и таинственное, и участвовать в погребении человека близкого и знаемого; то едва-ли много может оказаться среди нас таких непоколебимых и равнодушных философов, у которых не дрогнуло бы сердце, не появилось ни одной тревожной мысли, не возникло бы ни одного вопроса и недоумения и не заговорило бы инстинктивное чувство самосохранения. Как угасла жизнь предлежащего нам дорогого и любимого человека, теперь безгласного и бездыханного? Куда девалась его душа, и какая теперешняя ее судьба? Что будет и с нами после неизбежной и роковой развязки нашей с жизнию земною, к которой так крепко и страстно мы чувствуем себя пока привязанными? Эти серьезные вопросы, дробясь на тысячи видоизменений в голове у каждого из нас, соответственно сложившимся убеждениям, личным наклонностям и надеждам, сводятся к одному великому вопросу о таинстве смерти и о нашей загробной судьбе, и возникают у гроба сами собою и невольно, вопреки даже нашим усилиям не задавать их себе и укрыться за свою обычную беспечность и инстинктивное животолюбие.

И ненужно, и не нужно, благочестивые слушатели, отклонять этих вопросов ибо как ни отклоняй их, а они все будут стоять в нашем сознании, и затихая на время и заслоняясь нашей повседневной суетливостью, настигнут нас в определенное, хотя и закрытое для нас, время расставания нашего с земной суетой и в момент вступления нашего в вечность. Все равно, решим ли мы эти вопросы во время краткосрочной своей жизни земной, или не решим, а они все-таки разрешатся для нас так или иначе сами собою. Но каково будет решение их? Не пришлось бы выслушать роковое и вечное осуждение за свою беспечность и легкомысленное отношение к дарованной нам от Господа, но неразумно прожитой и бесплодно загубленной нами жизни. Выслушайте же несколько наставительных и разрешающих слов, не моих немощных, но богодухновенных апостольских слов, по поводу смерти нашего собрата во Христе и в разъяснение тревожных вопросов о жизни и смерти людской, которыми переполнены теперь конечно и ваше собственное чувство и сознание.

Первый человек из земли перстный; второй человек Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. В этих словах апостольских заключается и общее разъяснение таинства смерти, и главное основание нашей надежды на предстоящее нам по смерти великое назначение наше. Святой апостол хочет внушить нам, что мы носим в себе два начала жизни, идущие от двух родоначальников наших, а потому и должны мы все пройти и испытать два совершенно различные состояния, как естественные и неизбежные следствия этих двух жизненных начал наших. Первый человек и всеобщий родоначальник наш по плоти и крови – есть Адам, из земли происшедший и своим грехопадением занесший тление и порчу в свою природу, – каковая порча путем рождения передается теперь и будет передаваться от одного человека другому до последних судеб всемирной истории человечества. Таким образом то, что испытал первый родоначальник наш по плоти и крови, то непременно должны испытать и все мы его потомки, или как выражается апостол – каков земной человек, таковы и земные. А вот каковы мы по этому первому началу своей жизни. Наглядное и прискорбное подобие этой жизни теперь у нас пред глазами в этом гробе. Плач, болезни и страдания – при нашем рождении. Суета, мятеж, горе и труды при нашем возрастании. Затмение богоподобной красоты, безобразие, бесславие и тление при последнем конце нашей жизни земной. Все это к тому говорит апостол, что всесильный победитель смерти Христос Иисус, этот вторый человек и Господь с неба, делом своего искупления отнюдь не прервал той естественной и телесной связи нашей с первым человеком, которой соблазнялись очевидно, и относительно которой недоумевали Коринфские ученики апостола Павла и которая может быть недоуменна и прискорбна теперь и для нас, с детства привыкших петь устами святой церкви победную песнь над смертию и тлением. Порвать естественную связь нашу с праотцем Адамом и создать нового родоначальника человеков значило бы нарушить и перестроить первосозданный порядок мироздания, что, конечно, несогласно было бы с непоколебимыми и вечными советами премудрого художника вселенной. В неисследимых глубинах своей премудрости Господь изобрел другое средство к обновлению рода человеческого. Он послал в область тления и смерти своего Единородного Сына, который благоволил родиться от св. приснодевы и сделался во всем подобен нам, кроме греха, даже сам испил чашу смерти, чтобы своим славным воскресением открыть нам путь к бессмертию на небе. Оставив тленному и смертному в природе нашей испытать и пережить все, что ему свойственно и надлежит вследствие непрерывной связи нашей с падшим праотцем, Спаситель рода человеческого внес однако же новое, высшее и духовное начало жизни в природу человеческую, или как выражается апостол – стал для нас духом животворящим, подобно тому, как первый человек Адам стал для людей лишь душею живущею (1Кор. 15:45), т. е. началом низшей, тленной и угасающей жизни. Новое, высшее духовное начало жизни дается нам христианам при втором рождении нашем о Христе Иисусе, т. е. при крещении, и затем живет, крепнет и развивается это начало в таинственном и благодатном союзе нашем со Христом в учрежденной им церкви чрез установленные им таинства. Этими таинствами, как живоносными потоками, вливается и переносится в природу нашу бессмертная и духовная жизнь Христова, и потому, выражаясь словами апостола, имеем право сказать: каков небесный наш родоначальник, таковы и небесные, т. е. таковы и мы по благодати возрождения и усыновления Иисусу Христу. И как мы носили образ перстного, так будем носить и образ небесного (1Кор. 15:49). Но так как носимая теперь нами плоть и кровь наша, поскольку они Адамовы, не могут наследовать царствия Божия, уготованного искупителем нашим, и тленное не наследует нетления (1Кор. 15:50); то разумеется тленному сему надлежит в свое время облечься в нетление и смертному сему облечься в бессмертие (1Кор. 15:53). Нужда в сем перерождении и изменении столь неизбежна и всеобща, что даже люди имеющие дожить до последних времен мира, у которых, так сказать, не будет времени умереть и которые действительно не умрут, испытают, однако же перерождение и изменение своей природы. Говорю вам тайну, – открывает нам по сему поводу богодухновенный апостол, не все ми умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся (1Кор. 15:52). Когда сие будет, – единому Господу известно; но что это будет непременно и неизбежно, – это также достоверно известно, как то, что Христос воскрес из мертвых первенец из умерших. Ибо как смерть чрез человека, – рассуждает и учит апостол, так чрез человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы в пришествии его. А затем конец времен и судеб рода человеческого блистающий, славный и торжествующий (1Кор. 15:21, 22, 23). Ибо когда все искупленное и облагодатствованное человечество скинет и отрясет с себя прах тления и облечется в нетление: тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою. Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа (1Кор. 15:54, 55).

Вот какие таинства раскрывает нам апостол по вопросу о жизни и смерти людской, и вот какие уроки благовременно выслушать нам от него при гробе новопреставленного собрата нашего о Христе! Что же, возлюбленные, таковы ли наши воззрения на жизнь свою, и таковыми ли надеждами мы руководствуемся, и по ним ли устрояем мы правила своей жизни? Проникнуты ли мы сознанием двойственности жизненных начал, действующих в природе нашей, – одного ветхого, плотского и тленного – по Адаму, и другого нового и духовного по Христу? Отдаем-ли мы преимущество этому последнему началу, и стремимся-ли полагать его в основание своей деятельности в живом общении со Христом Спасителем? О, если бы это было так! Тогда упование нашего бессмертия было бы исполнено. Смерть была бы не страшна нам и прославление со Христом было бы за нами упрочено и обеспечено. Но что, если это не так, или даже не совсем так? Что если, ничуть не богословствуя и не философствуя о своей жизни, мы живем одним только ветхим, животным, Адамовым и грешным началом, как будто бы ничего не предстояло нам впереди, кроме смерти и тления? Что, если не далеки мы по своим убеждениям и по характеру своей жизни от тех грубых и беспечных философов, которых обличал в свое время апостол Павел, бросая им в упрек их же собственные неразумные слова: станем есть и пить, ибо завтра умрем (1Кор. 15:32). Умрем, – это так, это роковая и неотвратимая правда! Умрем, как умерли миллионы людей до нас, как умер предлежащий бездыханный собрат наш, вчерашний день беседовавший с нами. Но не исчезнем мы и не уничтожимся, как мечтают и проповедуют с тупым бесстрашием и безнадежным отчаянием люди, неведующие Бога! Но пойдут за нами в могилу наши дела, помышления и чувства. Но понесем мы на тот свет свою животность, страстность и грехолюбие. Но услышим мы некогда, как и все прочие люди, глас Сына Божия, и услышавши оживем. И увидим мы с трепетом, как изыдут сотворши благая в воскрешение живота, а сотворши злая в воскрешение суда. И станем мы с содраганием дожидаться, куда-то пошлет нас Господь Бог, нелицеприятный и всеправедный судия рода человеческого. Вот над чем следует задуматься и чем озаботиться нам, братие возлюбленные возле гроба сего! Тяжелые все это и грустные думы, но необходимые и спасительные среди той суеты и соблазнов, которыми пропитана, можно сказать, насквозь наша повседневная и грешная жизнь.

Обращаясь затем к усопшему собрату нашему во Христе, что сказать нам о его теперешней судьбе, чем утешиться в его потере, чем помочь и пособить ему в новом и чрезвычайном его положении? Пред всевидящим и милосердым Господом исчислены конечно все добрые деяния его и заслуги, определилась конечно и судьба его; так что ни вопли, ни слезы наши, а равно и похвалы, которыми захотели бы мы почтить его память, ничего уже не могут ни убавить, ни прибавить к Божию о нем изволению. Но есть однако же у нас крепкое основание верить и надеяться, что почивший раб Божий Иоанн не погубил мзды своей у Господа. Сам Единородный Сын Божий сказал нам в своем евангелии: истинно, истинно говорю вам: слушающий слово мое, и верующий в пославшаго меня имеет жизнь вечную; и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь (Ин. 5:24). А мы знаем об этой крепкой и искренней вере в Господа Иисуса Христа, которою отличался почивший раб Божий. Знаем, что религию он ставил выше всего и прежде всего; что он безучастно и равнодушно относился к тем самодельным и фальшивым воззрениям на жизнь человека и на его нравственные задачи, которые провозглашаются иными представителями современной неверующей и материальной науки; что он с негодованием всегда порицал попытки, этих представителей как-нибудь поколебать и унизить христианское и религиозное начало в обществе; что одним словом печать Христова была на челе его. А это великое дело. Оно дает нам отрадное право веровать и надеяться, что Господь не отринет верующего раба своего Иоанна; ибо неложно и другое слово Христа Спасителя: истинно, истинно говорю вам: верующий в меня имеет жизнь вечную (Ин. 6:47). Все это должно подвигнуть и расположить христианскую любовь нашу к усопшему, усилить наши молитвы о нем пред милосердым отцем небесным, да покроет он своим бесконечным милосердием и снисхождением к роду человеческому вольные и невольные прегрешения и сего усопшего раба своего, которые пришлось ему допустить по немощи естества своего, по многочисленным соблазнам мирским и по ухищрениям от диавола. Вот та единственная и драгоценная услуга, которой ждет от нас теперь почивший собрат наш, и которую только в состоянии мы оказать ему, – это наши усердные и теплые молитвы о душе его. Сам Господь повелевает нам молиться друг за друга по взаимной братской любви, и конечно не без надежды быть услышанными в своих молитвах. Молитесь друг за друга, – заповедует он устами св. апостола Иакова (5:16), и конечно не за живых только, а и за умерших; ибо пред Господом все живы, и он не есть Бог мертвых, но живых (Мф. 22:32). Сольем же наши родственные и дружественные воздыхания и молитвы об усопшем с молитвами святой церкви Христовой, общей матери нашей по всыновлению и облагодатствованию во Христе Иисусе, – да не осужден будет по грехам своим новопреставленный раб Божий на место мучения, но да вчинит его Господь, идеже свет животный. Аминь.