Слово в день рождества Христова. (25 декабря 1879 г.)

Велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти! (1Тим. 3:16).

Об этой-то великой тайне и хотим мы предложить вам, православные христиане, наше посильное слово. Нельзя, разумеется, постичь этой необъятной тайны, повергающей в священный трепет всякое верующее христианское сердце. Но всем ли из нас достаточно известна по крайней мере догматическая сторона этой тайны? Все ли из христиан православных могут восстановить в своем сознании высочайшее христианское учение о воплощении Бога-Слова с тою отчетливостью, с какою оно изложено в определениях святых вселенских соборов? Можно ли ручаться, что по крайней мере избранная часть нынешних образованных христиан, столь высоко мнящих о широте и глубине своей образованности, в состоянии дать основательный ответ, если бы спросили их, что они знают, и как мыслят о воплощении Бога-Слова и как учит сему христианская догматика? Желалось бы вообще избегнуть всяких обличений, а тем более неприятно огорчать каким бы то ни было словом в нынешний светлый христианский праздник; но высокий догматический смысл самого этого праздника, кажется бы одинаково драгоценный для всех веков и племен христианского мира, невольно как то располагает к горькому противоположению нынешних времен иным лучшим временам, иным вкусам, и иному когда-то бывшему направлению мыслящего христианского мира. Так и просятся на воспоминание те века христианской истории, когда простые женщины и продавцы съестных припасов на торговых площадях в состоянии были любомудрствовать о христианских догматах, и прежде всяких житейских и будничных вопросов любили встречать друг друга вопросами о божестве Сына Божия и об отношении двух природ в Его лице. То были времена выспреннего полета христианского одушевления. Ныне все это, как известно, заменилось низменным и вещественным направлением. Самыми величайшими вопросами, от которых якобы зависит вся судьба и благоденствие человечества, нынче считаются вопросы о материальном довольстве человека и о средствах подчинить ему как можно больше физическую природу, чтобы заставить ее служить преимущественно телесным его потребностям. Людей, не пренебрегающих высшими интересами человеческой души, насмешливо называют идеалистами, в смысле отсталых и праздно говорящих людей. Христианскую же догматику большинство нынешних практических людей наклонно считать старинным и сухим материалом лишь одной духовной школы, весьма мало обязательным для лиц не духовных, как бы для лиц высшего некоторого порядка, поистине научных и назначенных для иных более жизненных и практических задач. Поставленные в необходимость следить за современными вкусами людей и их направлением, и мы пастыри церкви, для целей жизненного и действенного назидания, не уклоняемся в своих поучениях, а иной раз даже обязуемся не уклоняться от современных практических задач людских, по слову апостола: «всем бых вся, да всяко некия спасу» (1Кор. 9:22). Но это не значит, что мы обязаны раболепствовать пред современными вкусами, и к ним всякий раз прилаживать свое слово на церковной кафедре. Не хотим мы сказать и того, чтобы умозрительные истины веры Христовой мы считали настолько удаленными от вкусов и направления всех вообще нынешних образованных христиан, чтобы в среде их совсем не надеялись мы найти для христианской догматики внимательных и интересующихся слушателей. Итак, отстраняя всякие опасения насчет того, будет ли интересно и по-вашему ли вкусу наше сегодняшнее слово, мы предметом его избираем раскрытие догмата о воплощении Бога-Слова, и об отношении естеств божеского и человеческого в лице Христа Спасителя. В этом догмате вся сущность христианства; на нем основана вся надежда нашего спасения; из него открывается все величие нашей природы, которую усвоил себе Сын Божий; и поэтому ничего не может быть выше, драгоценнее и отраднее для нас, как это христианское учение. Если бы удалось нам несколько приблизить к вашему сознанию эту велию благочестия тайну, то мы в этом имели бы великую для себя награду. Постараемся быть ясными, точными и краткими, чтобы не утомить вашего внимания.

Бог стал человеком, – это значит во-первых то, что все, что есть в Боге, все его безграничные и непостижимые свойства, а равно и все ограниченные и конечные свойства человеческие соединились в одном лице Христа Спасителя. В Боге есть ум всеведущий и всеобъемлющий, в человеке напротив ум не все знающий и постепенно развивающийся, – оба эти ума совмещал в себе Христос Спаситель. В Боге есть воля всемогущая и незнающая ни в чем и никогда никаких препятствий, и в человеке есть свободная воля, но ограниченная и постоянно задерживаемая разными трудностями, с которыми ей нужно бороться, так что хотеть и мочь для человека совершенно две вещи разные. Обе эти воли и всемогущая и только нечто могущая, и божеская и человеческая совместились во Христе Спасителе. В Боге есть чувство неисчерпаемого блаженства и непоколебимого вседовольства и радости; и в человеке есть сердце, способное радостно волноваться и блаженствовать при созерцании красоты и изящества в великом мире Божием, но ему же доступны чувства страха, скорби, негодования и тому подобные тяжелые ощущении. Оба эти чувства – и безгранично блаженное божеское чувство, и не довлеющее само в себе и волнуемое разнообразными состояниями чувство человеческое, – тоже совместились в одном лице Христа Спасителя. Таким образом в нем было два ума, – один божеский, другой человеческий; две воли, – одна божеская, другая человеческая; два чувства, – одно божеское, другое человеческое. И если бы мы захотели продолжить это перечисление способностей души человеческой, и – на том основании, что человек сотворен по образу и подобию Божию – стали бы аналогически предполагать эти способности и в Боге; то следовало бы говорить например, что во Христе Спасителе две памяти, – одна божеская, другая человеческая, два воображения, – одно божеское, другое человеческое, и т. д. Но при этой двойственности природ своих Христос Спаситель говорил об себе «я», а не «мы». Это значит, что: в нем было одно лице, одна ипостась, или – как говорят – одно я.

Если бы теперь предложили вам вопрос: которым же умом мыслил Христос Спаситель, которой волей хотел и действовал, которым сердцем чувствовал, – одним ли божеским, или одним человеческим, или попеременно – то божеским, то человеческим? Отвечать надо: обоими вместе, и притом всегда и во всякое время; так что ни одной мысли не было во Христе Спасителе, которая не была бы в одно и тоже время и божеская и человеческая; ни одного слова, ни одного деяния в нем не было такого, которое не было бы божеское и человеческое в одно и тоже время. Проливал, например Спаситель слезы о грехах и злодеяниях человеческих, – но это были слезы не просто человеческие, а и божественные вместе. Скорбел и тужил, мучился и страдал на кресте Спаситель, – но это была скорбь, это были страдания не просто человеческие, но и божеские; от того то они имели такую безграничную и удовлетворяющую силу пред правосудием Отца небесного, раздраженного беззакониями людей. Бесстрастное божество каким-то непостижимым образом усвоило себе человеческие страдания Спасителя. Но и наоборот, когда Спаситель творил чудеса, что свойственно по-видимому одной божественной силе, – когда он воскрешал мертвых, ходил по водам, проникал в отдаленное будущее и обличал помыслы человеческие, – и здесь он действовал не только как Бог, но и как человек – в одно и тоже время. Немощность и ограниченность естества человеческого каким-то непостижимым образом возвышалась до могущества божеского в лице Христа Спасителя. Все это значит – одним словом, – что две природы во Христе Спасителе, человеческая и божеская, соединились нераздельно.

Но как могла устоять рядом и уцелеть ограниченная природа человеческая в такой неизглаголанной близости к божеству в лице Христа Спасителя? Непостижимо это, но так открыто нам свыше. Были ученые богословы, которые хотели понимать и представлять отношение естеств божеского и человеческого в лице Иисуса Христа таким образом, что человечество растаяло от близости божества, как воск от огня, и исчезло в божестве, как капля в океане; так что остался будто бы только вид человечества во Христе, а природа у него была одна божеская. Но это учение, известное в истории христианской догматики под именем евтихианства или монофизитства, вселенская церковь провозгласила лжеучением, и анафематствовала, как нечестивейшую ересь, на четвертом вселенском соборе. В самом деле, если бы человечество исчезло в божеской природе нашего Спасителя; то какая нам от сего была бы отрада и польза? И нужно ли было бы самое воплощение Сына Божия? Но в том и состоит теперешнее наше величие, что та самая природа, которую мы в себе сознаем, осталась целой и неприкосновенной во Христе Спасителе нашем, что Отец Небесный постоянно созерцает нашу человеческую природу одесную себе в возлюбленном Сыне своем; что единородный Сын Божий – тоже и что мы – по человеческой природе; что он плоть от плоти нашей, и кость от костей наших.

На основании столь близкого и кровного родства с нами Сына Божия, – чего теперь не можем ожидать от Отца Небесного? Всего! На какую любовь и всепрощение не можем рассчитывать? На безграничную и безпредельную! Некоторым лжеучителям казалось все-таки более естественным представлять, что при целости природы человеческой в лице Христа Спасителя пропала в нем воля человеческая так что хотя он был Бог и человек вместе, но хотел и определял себя к деятельности он будто бы одной волей божественной: Эту ересь, под именем монофелитства, церковь отвергла на шестом вселеноком соборе. Нет, все до последних, так сказать, мелочей и подробностей человеческого существа, осталось цело и неповрежденно в лице Иисуса Хряста. Не только, не слилась в нем природа человеческая с божескою, не только не исчезла она и не прошла, но и нисколько не изменилась. Например, ум человеческий не только не перешел в божеский, но не возвысился и до ангельского, а так и остался человеческим. Точно так же и воля, и все способности человеческие не получили во Христе никаких новых и высших изменений, а так и остались чисто человеческими, конечно в наивозможном для человеческой природы совершенстве. Это учение святая церковь выразила в следующем вероопределении: две природы во Христе Спасителе человеческая и божеская соединились – хотя и не раздельно, но в тоже время и неслитно.

Дальнейший вопрос: когда, в какой момент так непостижимо соединились две природы во Христе Спасителе? Надобно отвечай: в момент зачатия Его в пренепорочной утробе приснодевы Марии, в день благовещения. Был ученый архиепископ, по имени Несторий, а за ним и многие последователи его, которым представлялось это несообразным с божественным достоинством Сына Божия. Хоть и они допускали величайшую любовь Бога к человеку; но чтобы Бог чревоносим был дщерию человеческою, – это было, по их понятию, уже слишком так сказать. Поэтому они говорили, что Иисус Христос родился простым человеком от девы Марии, затем уже сошло на него божество. Лжеучение этих еретиков отвергнуто на третьем вселенском соборе. Безумные! Как будто можно положить границы любви Божией к человеку! Как будто не все равно уничижение для Бога – сделаться человеком, когда бы это ни случилось! Нет, по учению православной церкви Сын Божий, в дивном соединении с человеческою природою, прошел все периоды обыкновенного человеческого возрастания, по законам естества нашего. Он, превечный Бог, был девять месяцев чревоносим пресвятою девою Мариею; родился от нее, как отроча младо, – беспомощным и слабым младенцем, питался ее грудью, возрастал и укреплялся духом, как и все люди; так что будучи предвечным Сыном Божиим, он в тоже время в самом буквальном и подлинном смысле был и сыном девы Марии, а она его материю, Богородицею. От ее пречистой души воспламенилась и зажглась его человеческая душа, и от ее чистейшей плоти он заимствовал и свою плоть, – совершенно так же, как это бывает при рождении человека от человека же. Только относительно зачатия Христа Спасителя нужно сказать, что оно совершилось не по законам естества человеческого, т. е. не от мужа и жены, а сверхъестественным и чудесным образом, от Духа Святого. Это не значит, впрочем, чтобы у Христа Спасителя была другая какая-то человеческая природа, а не та, какая у нас. Нет, она была совершенно такая же, как наша, только в чистом, непорочном и безгрешном виде; но грех и не составляет собственно существа нашей природы, – это уже порча, это болезнь нашей природы. А так как эта порча и болезнь, или первородный грех передается теперь путем естественного рождения человека от мужчины и женщины; то и нужно было Господу Иисусу Христу бессменно родиться от безмужной и неискусобрачной девы Марии, по сверхъестественному и чудодейственному наитию Духа Святого. Дух Святый найдет на тя, – благовествовал Архангел Гавриил приснодеве Богоматери, – и сала вышняго осенит тя, – темже и рождаемое свято, наречется Сын Божий (Лк. 1:35). А так как зачатие Иисуса Христа совершилось непорочно; то и чревоношение его, а также и рождение от Матери Божией совершилось безболезненно, – так же, как и мы бы все рождались, если бы грех прародительский не повредил нашей природы во Едеме. Таким образом Господь наш Иисус Христос был совершенно такой же человек, как и мы, только – кроме греха.

Еще вопрос: не отделялось ли когда-нибудь во Христе Иисусе его божество от человечества? Ответ: никогда, и ни на одну минуту. От самого момента его зачатия в приснодевственной утробе его пречистой Матери, и от рождения его в Вифлеемском вертепе – до преславного вознесения на небо, он ежеминутно и ежечасно был и Бог и человек вместе и потому все его состояния, по-видимому наиболее человеческие, напр. голод, жажда, утомление, страх и т. п., – принадлежали и его божеству; и наоборот – все его деяния и состояния, так сказать, но преимуществу божеские, напр. все его чудотворения, преславное преображение на Фаворе и тому подобные, – все это , и усвоилось таинственным некоторым образом и человеческой его природе. Но что такое была его смерть на кресте? это было не отделение божества от человечества, а только временное отделение человеческой души Спасителя от тела его, как бывает и при нашей смерти, между тем божество Господа Спасителя неотделимо пребывало и с его человеческой душой, которою он сходил во ад, и с телом его, которым он лежал во гробе; так что висело на кресте изъязвленное и прободенное, и лежало во гробе, хотя и мертвенное и бездыханное, не все же не простое человеческое, а божественное тело Сына Божия; а при воскресении Господнем соединилась опять только душа человеческая с телом его, – как это будет и со всеми людьми при общем воскресении из мертвых; но не было при сем никакого нового соединения божества с человечеством, ибо они и не были разъединены смертию Иисуса Христа.

Еще один и последний вопрос. Может быть, не наступит ли когда-нибудь впоследствии такого времени, когда предвечный Сын Божий снимет с себя человечество, восприятое им для совершения дела спасения рода человеческого? Чтобы пожить с людьми, носящими плоть и кровь, и войти с ними в ближайшие и деятельные отношения, чтобы научить их небесной истине живым словом, и показать в себе наглядный пример добродетели, чтобы наконец принести себя в жертву на кресте за людей, необходимо было Сыну Божию явиться в образе человеческом. Но может быть, по окончательном совершении всего домостроительства нашего спасения, после всеобщего воскресения мертвых, и страшного судам и с открытием царства славы, когда Сын Божий приведет к Отцу своему спасенную половину рода человеческого, и скажет ему: се аз и дети мои (Евр. 2:13); дело соверших, еже дал ми вси, да сотворю (Ин. 17:4), мажет быть, тогда уже истлится и изчезнет человечество Сына Божия, как уже более ненужное, и он по-прежнему останется одним только божественным и всесовершенным духом? Нет, этого никогда не будет, да и быть не может, ибо решения и определения Божии бесповоротны и вечны. И потому на веки вечные Сын Божий стал сыном человеческим. Душу, и тело человеческое Он усвоил себе до такой степени близко, и так решительно что уже никогда с ними не разлучится. Для выражения этой-то мысли и составилось на соборах вселенских такое вероопределение: божество соединилось с человечеством во Христе Спасителе – непреложно и неизменно. Так что неисчислимые тьмы ангелов и необозримый сонм спасенных и святых членов человеческого рада целую вечность будут уже созерцать второе лице Пресвятой Троицы в светоносном и прославленном образе человеческом. Боже премилосердый и правый, до какой степени возлюбил ты нашу слабую и немощную природу, пред лицем всех сотворенных тобою существ! До какой неизреченной близости с собою и родства привлек ты нас и возвысил! Легкомысленно коснулись некогда наши праотцы древа познания добра и зла, возомнивши быть богами – по научению диавольскому, и едва не сгубили тем себя со всем своим потомством. Но вот ты нашу тогдашнюю преступную и дерзновенную мечту о богоравенстве обратил в действительность – к посрамлению злобы и зависти диавольской; ты возвысил нас до богоравенства своим неизглаголанным истощанием на земли, в вертепе родившись от жены и во яслех возлегий, зрак раба приим и во образе человечестем быв!! Слава твоему неизглаголанному совету о нашем спасении, и бесконечная наша благодарность твоей необъятной любви к нам грешным!

Благочестивые слушатели дозвольте предложить вам несколько заключительных слов по поводу только что изъясненного вам догмата о лице нашего Спасителя и Искупителя. Не чувствуете ли вы сами, какая существует противоположность между величием нашего назначения, уготованного нам Господом Иисусом Христом, и между ничтожностию и материальностью наших обычных стремлений на земле? Подумайте, на что у нас тратится все наше время, и куда уходит все силы вашего духа? Не следует ли нам сознаться, что целая бездна отделяет наш бессмертный дух от того, к чему бы следовало ему стремиться прежде всего и больше сего. Посмотришь на нашу ежедневную жизнь и проверишь то, о чем постоянно говорим мы и спорим, чем волнуемся, о чем хлопочем и к чему стремимся, – то право можно подумать, что мы все не знаем и знать не хотим о небе, своем истинном отечестве, а собираемся навсегда устроится и жить только на земле, и что представления и заботы о том, что последует с нами по разрушении нашего телесного состава, когда нас силою повлекут с излюбленного нами земного нашего обиталища, – как будто, говорю, подобные заботы и размышления никогда и не входят в нашу голову. Приходил на землю Сын Божий, жил с нами страдал за нас нам все, что мы можем, ради его, получить теперь от отца небесного; а людям как будто бы до всего этого и дела нет, – они все ладят только о своем, о земном, житейском и грешном, и сами силятся устроить свое благоденствие на некоторых других началах, с тупою холодностию и преступным пренебрежением обходя те живоносные и духовные начала, которые принес с собою с неба Богочеловек Иисус Христос! Не следует в особенности быть сему в христианском обществе, хвалящемся своей высокой цивилизацией, ученостию и широким развитием гуманности. И что, в самом деле, выходит из этой кичливости, и чем кончаются все усилия нынешних мудрецов, мечтающих создать благоденствие человечества без евангелия и без приноровления к божественному учению, принесенному с неба для людей воплотившимся Сыном Божиим? Ангели давно уже воспели при его рождении о мире, долженствующем воцариться на земле; но вместо этого мира везде видится бушевание страстей, и вследствие этого повсюдная вражда, войны, разорение и бедность, неисчерпаемое горе и неисчислимые бедствия во всех странах мира, среди всех званий и состояний людских. Это именно от того, что люди слишком равнодушны к своим лучшим и высшим интересам духовным, которые раскрыл и возвысил для нас Господь Спаситель, сшедши на землю. Просвещение и гуманность! А подумали ли самозванные мудрецы и ученые нынешнего века, мнящие быть светочами и вождями человечества, что все, что только есть лучшего в человечестве, излилось и изливается доселе от Отца светов и его божественного Сына, ставшего человеком для людей, и что без того всемирного нравственного переворота, который произвел Бог воплотившийся, никогда и никому не удалось бы поднять человечество на ту степень людскости и живого сознания человеческих прав, какими отличаются христианские страны и народы сравнительно со всеми другими странами и народами и нынешних и всех прежних времен? И давно бы, давно бы люди стали в тысячу раз счастливее во всех отношениях если бы менее увлекались стихийною мудростию лжеученых сластолюбцев и близоруких жрецов материалистической философии, а больше слушались бы учения Христова, которое зовет нас на небо, но и на земле дает нам самые прочные основания для счастия.

Христе Боже, нас ради человек и нашего ради спасения сшедый с небесе! Вразуми и просвети нас, и привлеки к себе! Аминь.

***